Пробуждение было не из приятных. Нэрис с трудом приподнялась на овчине и протерла рукавом слезящиеся глаза. Стало только хуже: кажется, шкуру не вытряхивали с тех самых пор, как однажды сюда положили. Чихнув, леди Мак-Лайон кое-как села и прислушалась к собственным ощущениям. Голова уже не болит, зато тяжелая, как свинцовый шар. В горле сушь, в глазах резь, в ушах шум, с желудком и вовсе неприлично сказать, что творится, но в целом… «Жить можно», – вынесла вердикт пленница, обведя взглядом стены своей тюрьмы. Занавесь, что скрывала лежанку, леди в прошлый раз задернула только до половины, так что сейчас обзору ничего не мешало. Правда, и смотреть было особо не на что – тот же очаг, та же невысокая поленница, те же ведро и кувшин, тот же серый войлочный полог на входе. За которым вчера… Нэрис поежилась.

А потом, мысленно прикрикнув на себя, поднялась. Что толку сидеть тут в углу и трястись от страха? Может, сейчас уже утро и снаружи давно рассвело? Может, тьма ушла? Может, ее и вовсе не было – в конце концов, после удара по голове еще и не такое примерещится!.. Настроив себя таким образом, леди глубоко вдохнула, выдохнула и сделала шаг вперед. Ноги не дрожат, уже хорошо. Значит, новый шаг. Еще один… А что, если с той стороны все-таки кто-то есть? Нэрис с сомнением покосилась на пустую кадушку. Не бог весть какая защита, но на голову ее надеть кому-нибудь вполне можно, ведь так же? Она настороженно прислушалась – тихо, как и вчера. Но подстраховка, как говорил Ивар, еще никому не мешала! Подняв с пола рассохшееся ведерко, леди Мак-Лайон на цыпочках подкралась к войлочному пологу. Навострила уши – ни звука.

– Ну, с Богом! – тихо шепнула она самой себе. И, правой рукой выставив вперед кадушку на манер щита, левой отдернула занавесь. В лицо знакомо дохнуло холодом. Тусклый свет очага прочертил широкую размытую полосу на заиндевевших камнях. Коридор. Каменный, узкий, уходящий куда-то влево и вниз… Но уже не настолько темный! Приободрившись, Нэрис занесла было ногу, чтобы снова шагнуть вперед, но вовремя остановилась. Проход может оказаться длинным, а она в одном платье. Сквозняк здесь ледяной. К тому же в полумраке по камням лучше не шастать – ноги переломаешь. Даже если чем-нибудь перехватить полог, чтоб не падал, света от костра хватит ровно до первого поворота коридора, не говоря уже о том, что сама пещера выстудится в два счета. «Нет уж, – решительно подумала Нэрис, – дров и так не в избытке, а вчерашние уже почти прогорели. Вернусь, подкину в огонь пару-тройку полешков, отколю лучину хоть какую… И поищу плащ!»

Однако теплого мехового плаща в пещере не обнаружилось. Леди Мак-Лайон обшарила все углы, перетряхнула лежанку едва ли не до самого основания, не раз и не два помянула своих похитителей не одобряемым Церковью словом и поняла, что попусту тратит время. Попыталась оборвать внутреннюю занавесь, крепившуюся вверху ниши на железном штыре, но не хватило сил. Пришлось смириться с тем, что остается только овчина. Она, конечно, жесткая, толстая и плохо гнется, но все же лучше, чем ничего.

– Хорошо хоть сапоги не сняли, – пробормотала Нэрис, с горем пополам заворачиваясь в шкуру. Шедший от нее кислый запах наводил дурноту. – Еще бы варежки… и шапку… ну да ладно, не до жиру!

Леди напоследок придирчиво оглядела пещеру (других выходов нет, огонь весело пляшет в очаге, стратегическая кадушка у порога) и взяла в руки лучину. «Что ж, дорогая, – сказала она себе, решительно отдергивая полог, – посмотрим, куда тебя занесло на этот раз. Надеюсь, там не лабиринт окажется. Ко всем моим злоключениям еще только заблудиться не хватало!»

Коридор, на счастье леди Мак-Лайон, оказался всего один и ответвлений не имел. Впрочем, этим его достоинства исчерпывались: дно было густо усеяно камнями, потолок в некоторых местах так опускался, что приходилось сгибаться в три погибели, а ведущие себя здесь по-хозяйски сквозняки так и норовили загасить лучину. К тому же ход был действительно весьма и весьма длинный. Прошло, должно быть, около часа, прежде чем отбившей себе все ноги Нэрис почудилось, что вокруг стало светлее. Одолев еще два поворота, она поняла, что глаза ее не обманывают, стены каменного коридора из почти черных стали темно-серыми, потом приобрели едва заметный лиловый оттенок и, наконец, окрасились ярким победным багрянцем. Воздух стал чище и холоднее. Оскальзываясь на острых камнях, Нэрис припустила вперед. Непослушная овчина сползла с головы, руки заледенели, но какое это имеет значение? Еще пара десятков локтей – и да здравствует свобода!

Коридор, очередной раз вильнув в сторону, кончился.

– Ох-х… – сипло сказала леди Мак-Лайон. Глаза ее широко раскрылись.

Вокруг был снег. Много снега. Очень много – целая равнина, окрашенная заходящим солнцем во все оттенки розовато-алого. Встающая далеко впереди скалистая стена словно отрезала это снежное царство от всего остального мира. Нэрис медленно повернула голову вправо – та же стена, только еще дальше. Повернула влево – снежное полотно без конца и края, только неподалеку смутно угадывается россыпь огромных камней. «Наверное, снесло лавиной, – невпопад подумала Нэрис, щурясь. – Надо бы тут осторожнее». Она задрала голову, но, кроме нависающей над выходом скалы и края неба, не увидела ничего. Ущелье. Безмолвное, безжизненное и бесприютное, как ледяная пустыня.

Леди опустила вниз потухший взгляд. Ни тропинки, ни следочка. Одна сплошная толща снега, играющая разноцветными холодными искрами в лучах заходящего солнца.

– Ну, – обреченно констатировала Нэрис, – по крайней мере, смерть от жажды мне не грозит.

Она натянула на голову вонючую овчину, сгорбилась и поплелась назад не оборачиваясь.

Подворье конунга, еще пару часов назад такое шумное и многолюдное, опустело. Только у плетня лениво переругивалась тройка караульных, да возились в снегу возле псарни собаки.

Лорд Мак-Лайон, стоя на крыльце большого дома, задумчиво окинул взглядом лежащий внизу город. Скованный холодом, накрытый густыми фиолетово-багровыми сумерками и словно застывший Берген являл собой мрачное зрелище. Под стать всеобщему настроению, подумал Ивар. И прищурился: последние закатные всполохи медленно угасали, стирая зыбкую границу между небом и морем. Где-то там колышется на волнах одинокий драккар, унося тело своего хозяина все дальше и дальше, к самому горизонту. Гривастый огненный змей, последнее пристанище великого конунга.

Лорд философски качнул головой: смерть уравнивает всех. Еще вчера при звуках твоего имени трепетали соседи, сегодня ты лежишь обугленной колодой с мечом в руках, и скальды поют о тебе, а завтра… Завтра, быть может, тебя уже никто не вспомнит. Будущее принадлежит живым.

– Согласен, – отозвались сзади. Ивар вздохнул – кажется, последнюю фразу он произнес вслух? – и обернулся. На крыльцо, распаренный и красный, вышел Рагнар. – Внутри дышать нечем. Хоть свежего воздуху глотнуть, пока еще не все собрались. Ты, я смотрю, тоже не торопишься?

– Мне мягко намекнули, что тризна – для родственников, – улыбнулся советник.

Рагнар издал понимающий смешок:

– Харальд?

– Представь себе, нет. Твоя дражайшая половина. Однако, на мое счастье, рядом в этот момент проходила госпожа Тира – бедная женщина так сконфузилась, что твоей жене пришлось в срочном порядке обратить все в шутку.

– Да, Астрид не любит чужих. Не обращай внимания, ты знал отца и имеешь полное право проводить его, как положено. В конце концов, лэрд Вильям…

Он, не договорив, умолк. Ивар махнул рукой:

– Брось. Я пока еще не вдовец.

– Новостей никаких? – сочувственно спросил Рагнар.

– Увы. – Лорд подышал на руки и кинул косой взгляд на дверь. – Недовольных угомонили? А то я и входить опасаюсь, до того у вас жрецы суровые.

– Священники от них недалеко ушли, – поморщился средний сын конунга. – Как налетели на меня всей толпой – еле вырвался. Нашли, что делить!..

Ивар кивнул. Олаф Длиннобородый был норманн, погиб, как норманн, и уйти в последний путь тоже должен был соответственно. Одна неприятность – раньше среди северных конунгов христиан не встречалось. Перед семьей встала задача: как хоронить? С одной стороны голосили жрецы, требующие ритуального сожжения, с другой – священники, сулящие душе покойного адские муки… Ответственным и те и другие по собственному разумению назначили Рагнара как единственного крещеного из всех сыновей Олафа, – и не вмешайся старший брат, бедняге пришлось бы туго. Харальд, на которого и без обрядов свалилось в последние дни слишком многое, молча выслушал обе стороны и постановил: заупокойную мессу по христианскому обряду отслужить, после погребения за душу усопшего помолиться, а хоронить – как заведено, в ладье горящей, с мечом в руках. По мнению Ивара, компромисс был весьма достойный, однако жрецов и их противников все равно не устроил. Они насели на братьев пуще прежнего, а когда старший просто послал их всех скопом по матери, сцепились друг с другом. Жрецы Одина оказались покрепче своих конкурентов, так что исход драки был предрешен: и похоронили бы крещеного конунга по языческому обряду, но помощь пришла, откуда не ждали. Пока дружинники разнимали боевитых храмовников, Рагнар углядел в стороне одинокую фигуру с четками в руках. Отец Теодор, тот самый, за чье доброе имя вступился когда-то в таверне рисковый бард, в Бергене был хорошо известен. И прежде всего своей кротостью. В сан он был посвящен, традиции да ритуалы знал… Рагнар шепнул брату пару слов, Харальд кивнул, тишайшего отца Теодора призвали в большой дом – и все устроилось.

– Жрецы из Харальда душу вынут, – почесав в затылке, сказал Рагнар. – Не сейчас, понятно, случая удобного подождут. А по мне, так все правильно. Ничьих богов не обидели.

– Считаешь, в богах дело? – скептически отозвался Ивар.

Сын конунга натянуто рассмеялся.

– Понятно, что влияние делят, – сказал он. – Ну, бог им судья. Каждому свой. Отец верил в Царствие Небесное, но смерть встретил, как истинный норманн. А уж что его душе дальше делать – в Вальгалле брагу хлестать или райскими кущами любоваться, – так о том пускай теперь Один с Христом спорят! Пойдем, что ли? Вон уж скальды музыку завели.

Ивар кивнул. И придержал шагнувшего к двери Рагнара за локоть:

– Погоди. Просьба есть. Я понимаю, что мне за высоким столом не место, но… Можешь меня между собой и братом усадить? Только на этот вечер, обещаю.

– Зачем? – удивился норманн. И весело хмыкнул в усы: – Стеречь будешь, что ли?

– Вроде того, – без улыбки согласился лорд. – Ну так как? Сделаешь?

Рагнар почесал в затылке. Лицо у советника было серьезное, взгляд – напряженно-сосредоточенный. Не шутка, значит, хоть и звучит похоже.

– Попробую, – честно ответил он. – Но не обещаю. Харальд и так на взводе: утром торбу со своей сонной дурью обронил где-то… Ну да рискнем, раз надо! Пошли.

Он потянул на себя ручку двери и шагнул через порог. Ивар двинулся следом. Это была уже вторая тризна, на которой ему «посчастливилось» присутствовать в большом доме, и от прошлой она отличалась разве что бо́льшим количеством людей. Проститься с конунгом пришла вся его дружина и даже те, кто по возрасту или увечьям давно в ней не состоял. Были знатные горожане, кто-то из солидных купцов, ну и, разумеется, семья. Ивар поймал себя на мысли, что поминки здорово напоминают ему давешнюю свадьбу – только что без плясок и цветистых тостов. Веселья, конечно, никто не выказывал, но и напоказ не скорбели. Разве что сыновья да ближние соратники покойного сидели хмурые, прочие же угощались, поднимали чаши за Олафа, травили о нем байки… Что ж, у всякого народа свои традиции.

К удивлению лорда Мак-Лайона, за высокий стол его допустили без возражений: Харальду, похоже, было глубоко наплевать, где будет сидеть шотландский гость, а супруга Рагнара спорить с мужем не стала. «Только ему же в угоду, – подумал Ивар. – Так-то летел бы я отсюда вверх тормашками!» Он бросил взгляд на прошедшую мимо с каменным лицом Астрид, отметил сидящего в уголке отца Теодора – на коленях священника лежал раскрытый молитвенник – и плеснул себе в кубок воды. Есть не хотелось. Да и духота стояла страшная, хоть по примеру Рагнара каждые полчаса на крыльцо бегай. Советник внутренне вздохнул с сожалением – увы, такой роскоши он сегодня позволить себе не мог.

Негромкая музыка, которую почти заглушали голоса присутствующих, на мгновение стихла. Какой-то скальд взял несколько одиноких аккордов, настраиваясь на другой лад, и вновь заиграл. Мелодия стала иной – четче, торжественней. Под стать ей была и песня, при первых словах которой гости почтительно притихли, отставив в стороны свои чаши.

Быль пропою я о конунге храбром, О муже битвы, к богам ушедшем – Туда, где бьются, взметаясь, чаши, Где мед рекою и пир веселый. Удел героев – чертог Вальгаллы, И с ними Олаф! К дружине добрый, Врага разил он, прилично мужу, И сгинул в сече средь волн соленых. Отважно бился наш славный конунг – Но пал, пронзенный железным жалом. Ушел могучий, народ оставив, И стихли песни под гордым сводом. Кто будет пиво пускать по кругу? Кто будет щедро дарить дружину? Ушел наш Олаф! Забрал всю славу, А с нею силу, что нас хранила. Что ждет нас завтра? Достойный конунг, Отцу преемник и нам защита, Иль там, где прежде мы пировали, Вороны каркать зловеще будут? Лишь Один знает… А ныне вместе Почтим же память вождя, что мудро Страною правил, врагам на зависть, Друзьям на радость, семье во благо, И славы желал, что всего превыше! [36]

Призыв скальда был встречен одобрительным гулом и звоном кубков. Ивар, по примеру прочих пригубив из своей чаши, потянулся к миске с мочеными грибами. Плюхнул себе в тарелку изрядную порцию, взялся за ложку… И медленно положил ее обратно. Из-под деревянного обода торчал неровный бумажный краешек.

Лорд Мак-Лайон быстро скользнул глазами по ближайшим соседям – Харальд доливал себе из кувшина, Рагнар обсасывал куриную кость – и одним движением стянул со стола записку. Положил на колени, развернул, прочел. А потом, сунув смятую бумажку в карман, поднялся.

– Ты на воздух? – вскинул глаза Рагнар. – Погоди, вместе выйдем. Угорю я тут скоро к черту.

– Не торопись, – остановил его советник, поднимая свой кубок. – Мысль хорошая, но я не за тем вставал… Выпьем за конунга Олафа! Великий был воин и достойный правитель.

Сын покойного, благодарно кивнув, взял в руки чашу и тоже встал. Однако выпить не успел.

– Усы в вино окуни для виду, а сам не пей, – с изумлением услышал он тихое, едва слышное. – Ничего больше не ешь и не пей, пока я не вернусь. За мной не ходи. Понял?

Сбитый с толку норманн кивнул. И, сделав так, как велел лорд, опустился обратно на лавку. Королевский советник опрокинул в себя свой кубок, утер губы и выбрался из-за стола. Рагнар проводил шотландца растерянным взглядом: Ивар торопливо протолкался за спинами поминающих, приостановился у двери, перекинулся парой слов с Хердом, коротко мотнул головой и исчез. «Какая муха его укусила?» – подумал сын конунга. Взял с блюда баранье ребрышко, поколебался, но все-таки бросил обратно.

– Не лезет уже? – по-своему истолковал кислую мину на лице брата повернувшийся Харальд.

Рагнар, помедлив, кивнул. О странном поведении лорда Мак-Лайона он решил пока помолчать. В конце концов, не зря же советника шотландского короля гончей прозвали? Значит, знает, что делает.

– Объяснял бы еще!.. – в сердцах буркнул он.

Харальд с недоумением покосился в его сторону, но ничего не сказал.

Подворье было безлюдным. Лорд Мак-Лайон постоял с минуту на крыльце, чтоб глаза привыкли к темноте, и спустился вниз. Повертел головой, прислушался. Сунул руку под плащ, пальцами коснувшись кармана: записка была на месте. «Хочешь вернуть жену – приходи сей же час в амбар для сушки парусов. Один».

Коротко и предсказуемо. Нэрис конечно же в том амбаре нет. Так что вариантов два – или переговоры, или… Ивар усмехнулся. Второе «или» было куда вероятнее. И послушно идти, как овца на заклание, гончая не собиралась. Лучше бы, конечно, взять пару-тройку бойцов да окружить амбар, но Тихоня с Жилой и Ормом прочесывают порт, Болтун сидит у Эйнара, а Херд нужен в доме…

Однако у похитителей был свой козырь, а у советника – свой.

Насвистывая под нос задорную мелодию, лорд завернул за угол дома и, поравнявшись с темной поленницей, вынул из-за пояса перчатки.

– Ну и холодина, – пробормотал он, натягивая правую. Левую же невзначай упустил в сугроб, нагнулся, чтобы поднять, и шепнул: – Амбар для сушки парусов.

– Эх, – тихо отозвалась поленница.

Ивар выпрямился, натянул вторую перчатку и прогулочным шагом двинулся дальше не оглядываясь. Идти, даже так, нога за ногу, было минут пять, но воевода должен успеть. Где амбар, он знает – еще когда наутро после свадьбы всем подворьем искали пропавшего скальда, каждый угол облазили, хоть карту по памяти рисуй.

Советник миновал кузню, прошел мимо конюшни, намеренно пару раз громко скрипнув подошвами по снегу. Ничего – караул, как водится, грелся внутри и даже лишний раз двор обойти не чесался. «Кнут по ним плачет, – подосадовал Ивар. – Ладно бы колотун стоял, как днем, так потеплело же… Лодыри». Он задрал голову к небу. Звезд было не видно. Тяжелые снежные облака, нависнув над городом, вот-вот готовились прорваться белым пухом. «Хорошо бы нам раньше управиться, – с беспокойством подумал лорд, переводя взгляд на встающие впереди очертания длинного громоздкого сооружения. Амбар для сушки парусов размерами был немногим меньше дома конунга. – Умно. Самый большой сарай выбрали. Сколько же их там? Пятеро? Четверо? Один?»

Ивар замедлил шаг. Дверь амбара была чуть приоткрыта, по притоптанному снегу тянулась длинная бледно-оранжевая полоса света. А вот это уже глупость… Он качнул головой и остановился, словно раздумывая, идти ли дальше. Бросил взгляд на угол амбара – из сугроба возле стены торчал разломанный пополам сухой прут. Ивар нахмурился. Двое? Странно. Хотя если подумать, уже хорошо, что не пятеро!

Он быстро, стараясь не шуметь, скользнул вдоль длинной стены. Потом за угол. И, остановившись, с сомнением прищурился – задняя дверь в амбаре имелась, но была закрыта на засов снаружи. Не слишком ли они рискуют? Или есть еще третий выход?

Обогнув строение с другой стороны, Ивар вернулся к приоткрытой двери несолоно хлебавши. Третьей он не нашел. И такая самоуверенность похитителей очень его беспокоила. На что они надеются?

– Очевидно, придется узнать это лично, – вполголоса обронил Ивар, сбрасывая плащ. Потом перекинул его через руку и осторожно вошел. Нападения с порога лорд не опасался – поджидай там убийца или кто-нибудь из его подручных, Творимир бы дал знать. «Почему двое? – снова подумал советник. – Должен был быть один или уже тогда с полной охраной. Неужели все-таки Нэрис?..» Он коротко мотнул головой. Нет, это был бы ненужный риск. И Творимир бы ее почуял.

«А света они не зажигали, рано радовался», – понял он, оглядевшись с порога. По всему амбару были расставлены крытые жаровни. Резонно – в такой холод без огня ничего не высушишь… Только ведь за всем этим кто-то приглядывать должен? Парусов прорва целая, уголек отскочит – все к черту сгорит. Лорд Мак-Лайон нахмурился: отсутствие охраны в амбаре ему не понравилось. Убрали по-тихому или сторож в доле?.. Впрочем, об этом можно подумать и позже. Ивар без удовольствия огляделся: паруса кругом, идти придется на слух, от пола до потолка все в деревянных растяжках. Какое, черт бы его побрал, удобное место!

Где-то далеко впереди раздался протяжный скрип. Лорд застыл, как гончая в стойке. Намеренно внимание отвлекают или все-таки?.. Скрип повторился. Пальцы советника сошлись на рукояти кинжала. Ну что же, отступать все равно некуда. «Если со спины зайдут, Творимир прикроет», – решил он. И, бросив плащ, устремился вперед.

Плотно висящие паруса сбивали с толку не хуже лабиринта. Они расходились и вновь смыкались, то и дело подрагивая от холодного сквозняка, покачиваясь на распорках, сухо шурша под рукой… Ивар шел почти вслепую, ориентируясь на путеводный скрип. Он становился все ближе и ближе. «Голос бы подали, что ли! – раздраженно подумал советник, придержав рукой край очередного паруса. – Кто их тут услышит, кроме меня?» Он приостановился, выжидая. Снова скрипнуло, уже совсем рядом. А вслед за этим – не успел Ивар сделать и двух шагов – к потолку рванулся пронзительный вскрик. Короткий, резкий, почти мгновенно перешедший в хриплое бульканье. Лорд похолодел. И не разбирая дороги, ломанулся вперед, пуская на лоскуты паруса. Сзади грохнула крышка жаровни, послышался знакомый топот. Творимир. Главное, чтобы там, впереди, оказалась не Нэрис!

Чудом не запутавшись в ошметках вощеной ткани, гончая кубарем выкатилась на маленький свободный пятачок. Распорки с парусами здесь были подвешены реже, образуя короткий, но широкий проход. Наискосок перегораживая его, валялась перевернутая лавка. А из-за вставшего на ребро сиденья торчала чья-то нога, обтянутая замызганной кожаной штаниной. Лорд Мак-Лайон, со свистом втянув в себя воздух, шагнул вперед.

Это была не Нэрис. За лавкой обнаружился лежащий навзничь пожилой сухощавый мужчина. Увы, покойный – горло его было перерезано от уха до уха. Ивар присел на корточки, вглядываясь в заросшее седой щетиной неподвижное лицо.

– Эх?! – раздалось за спиной советника.

Он качнул головой:

– Скальд. Тот самый, пропавший. Зарезали, как куренка, – похоже, что сзади и неожиданно. Взгляни.

Воевода, все еще тяжело дыша, махнул рукой. Мертвец его не интересовал. А вот то, зачем его вообще сюда притащили… Творимир вытянул шею и принюхался. Потом прислушался – и его лицо исказила гримаса ярости. Ивар, вздрогнув от раскатистого рыка, едва успел отшатнуться в сторону – одним прыжком перемахнув через лавку, русич тараном врубился в стену парусов.

– Творимир?

– Э-эх! – глухо донеслось до командира уже откуда-то справа, вперемешку с треском ткани. Следом раздался глухой удар. Потом еще один. Эти звуки не были похожи на потасовку.

«Кулаком он в стену дубасит, что ли? – подумал лорд, поднимаясь на ноги. – А толку? Пока мы на скальда глазели, убийцы и след простыл». Он уже открыл рот, чтобы сообщить об этом в полный голос, но осекся. Показалось? Или откуда-то действительно потянуло гарью?..

– Творимир! – рявкнул Ивар. – На выход! Скорее!

Далеко впереди, словно в насмешку, гулко хлопнула закрывшаяся дверь. «Идиоты! – мысленно застонал лорд. – Детскую ловушку проморгали!» Он сунул кинжал за пояс и, плюнув на мертвого скальда, сорвался с места. Растянутые паруса колыхались перед глазами, медленно, но верно расцвечиваясь бледно-желтыми пятнами. Темное нутро амбара посветлело, запах гари стал сильнее.

– Творимир! – крикнул советник. – Ты где?

Воевода не отозвался. Ивар, вертя головой, услышал новый глухой удар и нарастающий треск. Желтые пятна на полотнах впереди становились крупнее, воздух мутнел с каждым шагом. «Вощеная ткань, много ткани… Сухой… Не сгорим, так задохнемся. Дьявол! – Он закашлялся, смаргивая выступившие от едкого дыма слезы. – Да где этот проклятый медведь?!»

Тоскливый рык прямо по курсу был ему ответом. Задыхающийся лорд, воспрянув духом, ринулся на звук – туда, где в густом дыму плясали яркие оранжево-красные сполохи. Огонь, перекидываясь с паруса на парус, захватил уже треть амбара.

– Творимир!

Наперерез советнику метнулась темная тень. Проморгавшись, Ивар разглядел воеводу. В руках его трепетал распахнутый плащ.

– Брось! – прохрипел лорд. – Уже не потушишь! Творимир!

Тот, даже не обернувшись, исчез в дыму. Ивар выругался, прикрыл лицо рукавом и бегом бросился к главной двери. Плевать, что ее наверняка заперли, но тут же конюшня не так далеко… Позади с треском рухнули на пол обугленные распорки. Горящий парус, сыпля искрами, едва не накрыл гончую с головой – лорд чудом успел вывернуться из-под него в последний момент. Задел ногой упавшую жаровню, едва не растянулся рядом и, зажмурившись, нырнул в дрожащую оранжевую завесу. Запахло паленым. Кожу обожгло горячее дыхание огня, в горло словно вбили раскаленный прут… Дверь, где эта проклятая дверь?!

Вытянутая вперед рука с размаху наткнулась на что-то твердое. Нашел!.. Давясь дымом, Ивар что есть силы замолотил по дереву кулаками:

– Эй! Кто-нибудь! Откройте! Пожар!

Ничего. Стены слишком толстые, и голос почти сел. Кричать бесполезно. Советник сделал шаг назад и с размаху ударил в дверь плечом. Та даже не дрогнула. Попробовал ногой – с тем же успехом. «Слишком тяжелая, – понял Ивар, – даже вдвоем не высадим». Он обернулся назад. Там, меж огненных столбов, бестолково метался русич.

– Творимир! – крикнул лорд. – Кончай плясать! Заживо сгорим!

Тот, казалось, его даже не услышал. Сжав зубы, советник оттолкнулся от стены, разбежался и прыгнул вперед. Врезался лбом в спину телохранителя, схватил за плечо, рывком развернул к себе и гаркнул:

– Да что с тобой? Кончай, говорю, не поможет! Ты слышишь меня или нет?!

Лицо воеводы, все в красных отблесках пламени, судорожно подергивалось. Взгляд налитых кровью, полубезумных глаз слепо шарил вокруг, с губ срывалось несвязные обрывки слов, все до одного на знакомом уже рычаще-шипящем наречии. «Балкой его, что ли, приложило?» – мысленно чертыхнулся лорд.

– Творимир, – стараясь говорить как можно четче и спокойнее, сказал он. – Хватит, слышишь? Бегом к задней двери, она меньше, попробуй выломать, это наш последний шанс…

Его слова заглушил треск падающих распорок. Русич вздрогнул всем телом и часто заморгал, словно приходя в себя. Обернулся на новый вихрь огненных искр, взлетевших к потолку, бросил на Ивара затравленный взгляд… Рука воеводы метнулась к поясу.

– Эх!

В ладонь советника ткнулось что-то твердое и продолговатое. Ивар опустил глаза. Нож? На кой черт он ему?.. Лорд Мак-Лайон открыл было рот, но опоздал – Творимир круто развернулся, оттолкнул от себя командира и, пригнувшись, исчез в тумане пожара. Удаляющийся грохот падающих жаровен возвестил, что просьбу насчет «выломать» русич все-таки услышал. Ивар с облегчением перевел дух – и тут же, согнувшись в сильном приступе кашля, сполз на пол. Внизу было полегче, но надо вернуться к выходу. Найти хоть какую-то щель… Глоток воздуха… Продержаться, пока…

Мысли начали путаться. Лорд Мак-Лайон, машинально сунув нож Творимира за голенище, почти вслепую добрался до двери и снова ударил по ней кулаком. Ни ее саму, ни того, что творилось вокруг, он уже не видел. Еще минуту назад сбивающий с ног жар перестал ощущаться, тяжелую голову потянуло вниз. Ивар закрыл глаза.

И, боднув оцарапанным лбом распахнувшуюся дверь, упал лицом в снег.

– Лорд? Ты какого здесь…

– Потом спросишь! Хватай его за шкирдяй да в сторону! Амбар уже занялся!

– Тащите ведра! Торфин! Кличь всех, кто на ногах, пока огонь на конюшню не перекинулся!

Ивар не сразу понял, что происходит. Кто кричит, куда его волокут и почему пол такой шершавый и холодный. Восхитительно холодный… А воздух свежий, ледяной – блаженство! Лорд глубоко вдохнул и зашелся в мучительном приступе кашля.

– Ишь как крючит-то его, – посочувствовал сверху чей-то бас. – Щас кишки все наружу полезут.

– Сплюнь, – раздраженно отозвался второй. Уже слегка пришедший в себя Ивар по голосу узнал Харальда. – Продышится, отойдет. Лорд, ты давай понемногу, не части. Задохнешься.

– Сп… сибо… – прохрипел советник. Язык его пока не слушался.

Норманны в четыре руки подняли гостя со снега и усадили, прислонив спиной к стене какого-то сарая. Сын конунга опустился перед угоревшим на корточки.

– Ну как? – спросил он. – Живой? Аль еще в сугробе полежишь?

Лорд слабо улыбнулся. И взглянул поверх головы Харальда на полыхающий амбар. Из его распахнутой двери вырывались языки пламени. Такие же, чуть поменьше, уже подбирались к крыше. Вокруг носились полуодетые люди – бойцы, слуги, рабы, мужчины и женщины. Таскали ведра, заливали пожар, выкрикивали что-то неразборчивое…

– Ты чего в амбаре забыл? – помолчав, спросил норманн. – Другого места не нашлось для ночевки?

– Карман… – выдавил из себя Ивар, шевельнув непослушной рукой. – Левый… Там…

Харальд хлопнул советника по боку и, услышав тихий хруст, вынул смятый клочок бумаги. Расправил, пробежал глазами кривые руны.

– Понятно, – после паузы сказал он. – А паруса-то жечь зачем?

– Это… не… мы…

– А кто? Тебя одного оттуда достали, засов снаружи опущен был, – он осекся и добавил: – Погоди! Там еще кто-то остался?

Ивар шевельнул губами, но ответить не успел. Изнутри горящего амбара, колыхнув стоящие стеной в дверном проеме огонь и дым, донесся треск ломающихся балок.

А следом – утробный клокочущий рев, в котором не было ничего человеческого.