Пир, как было заведено у норманнов, растянулся до поздней ночи. И заканчиваться, похоже, не собирался. «Что же на самой свадьбе будет? – едва ли не с ужасом думала Нэрис. – Северяне ведь неделю без перерыва гулять могут. Это если без особого повода, а дай им повод… Господи, ну опять я объелась. Коли так и дальше пойдет, ведь за зиму круглей бочонка стану!» Леди Мак-Лайон исподтишка покосилась на дородную супругу ярла Гуннара: невысокая, пухленькая, с мягкими ямочками на щеках, она напоминала Нэрис маменькину кухарку. И пусть впечатление женщина производила самое приятное, но раздаться вот так же в талии лет эдак через пять леди Мак-Лайон совершенно не улыбалось.

Северянки, накормив мужей, сыновей и братьев до треска поясных ремней, теперь весело пировали вместе с остальными. За главным столом женщин прибавилось тоже: жена и дочь ярла Гуннара, Астрид – супруга одного из сыновей конунга, жены кого-то из хёвдингов… Сам Длиннобородый был вдов, но против дамского общества совершенно ничего не имел – наоборот, подвыпив, ухитрялся строить куры каждой второй. Впрочем, ни они сами, ни их мужья всерьез эти заигрывания не воспринимали. Ну, в настроении конунг, да и на здоровье. «Хоть кому-то весело», – подумала Нэрис. Ее саму шумный праздник уже начинал утомлять. Кроме того, любопытной леди не давал покоя вопрос: что же это за девушка, ради которой Эйнар едва с собственным отцом насмерть не расплевался? И которую чуть было тайком не увез? «Хоть одним бы глазком взглянуть, да уж, верно, не получится… И чем ее родня так Олафу не угодила? Враги кровные, что ли?» Нэрис бросила быстрый взгляд на младшего сына конунга и только жалостливо вздохнула: сидит мрачный как туча, не ест ничего и не пьет даже. Переживает. Мужчины хоть и потешаются над женщинами – мол, у них только одна любовь на уме, но ведь тоже не истуканы каменные. И сам Длиннобородый – разве не любил никогда?

Печальные размышления Нэрис о несправедливости жизни прервал голос уже порядком захмелевшего Гуннара:

– Так что, Олаф, свадьба-то скоро ли? Гостей твоих мы доставили, подарков полны чуланы… Иль до весны парня томить собрался? Вишь, снулый какой сидит, небось невтерпеж!

Старшие сыновья конунга, переглянувшись, крякнули. Хмурый Бьорн отвел глаза в сторону. Эйнар, ни на кого не глядя, потянулся к кувшину с брагой.

– И протрезветь не успеешь, – пообещал конунг, стукнувшись с другом полными кубками. – Уже с Рыжим условились, вас ждали только.

– Так когда ж? – не унимался ярл. – Меня ждал – дак вот он я! И гости тебе, и жених, чего тянуть-то?

– Утихни, – зашептала его супруга, оглянувшись на Эйнара. – Тебе что за печаль? Затуркали беднягу совсем!..

– И правда, батюшка, – поддакнула сидящая тут же дочь. – Оставьте вы сэконунга в покое…

– Цыц, женщины, – отмахнулся Гуннар. И хохотнул: – Чего его жалеть? Чай, не на смерть провожаем! Иль завидки берут, Дагмар, что эдакая добыча – да мимо твоей кормы?

– Батюшка! – возмущенно пискнула та. Жена ярла всплеснула руками:

– И чего несешь-то? Хоть будущего зятя постыдился бы! Залил за воротник и давай языком мести… Шел бы уж на боковую, ведь с лавки валишься!

Она, словно извиняясь, улыбнулась Бьорну, и Нэрис поняла, что «стыдиться» Гуннару следовало именно его. Однако дружинник в ответ лишь снисходительно качнул головой. К невоздержанности командира на язык жених Дагмар, похоже, давно успел привыкнуть. Ярл опрокинул в себя еще одну чашу и утер губы:

– От свалюсь – пойду. Отстань, Тира… Ну так когда, Олаф? Неделя, две? А то, мож, давай завтра?! А чего, дело хорошее!

Эйнар, не донеся кувшина до своей чаши, с грохотом поставил его на стол. Тира, сконфузившись, от души пихнула болтливого супруга локтем в бок:

– Отвяжись от конунга!.. Сам разберется, когда кого женить. На вот, поешь лучше, мучение ты мое! – Она сунула мужу в руки кусок пирога.

Длиннобородый усмехнулся. И, вновь наполнив кубки, сказал:

– Охолонись, Тира. Совсем заела мужика. Давай, Гуннар!.. А насчет пира свадебного не беспокойся – давно уж готово все, завтра Фолькунга известим, чтоб выезжал, да к концу недели и сладим дело.

– Добро! – воодушевился товарищ. Его жена неодобрительно поджала губы. А Эйнар, напрягшись, быстро повернулся к отцу:

– Ты же говорил, не раньше января?

– Гуннар прав, нечего тянуть, – равнодушно отозвался Олаф. – Декабрь, январь – какая разница? Сговорились – так и быть по сему!

Сын не ответил. Но взгляд, которым он наградил любезного родителя, был куда красноречивее слов. Все, кто сидел за столом, поспешно уткнулись в свои миски. Только один Гуннар, лихо тяпнув очередную чарку, недоуменно пожал плечами:

– И чего брыкаешься, Эйнар? Отец тебе добра желает. Ярл Ингольф – человек знатный, богатый. И дочка его самый сок! Косы как огонь, шейка, слышь, лебединая, да и лицом, ежели по мне, очень даже…

– Умолкнешь ты или нет, кобель седой?! – возмутилась измученная Тира. – Чего пристал, говорят тебе? Коли так она хороша, сам иди да женись! Что мычишь, бессовестный? Думаешь, трудно мне от порога до кровати дойти будет?! Распустил слюни, поглядите на него!

– Ну-ну, – забормотал, стушевавшись, тот, – завелась. А чего я-то? Я ж как лучше…

Эйнар скрипнул зубами, резко поднялся из-за стола и направился к выходу. Длиннобородый, не удостоив сына даже взглядом, снова взял в руки кувшин.

– Дурит, – буркнул он. – Ну да ничего. Гуннар!

– Давай, – отозвался ярл, стараясь не глядеть на разгневанную жену. И поднял вверх свою чашу.

Лорд Мак-Лайон, молча наблюдавший за семейной сценой, поколебался с минуту и встал:

– Я вас покину ненадолго…

– Увещевать собрался, что ли? – догадался Олаф, кивнув на громко хлопнувшую дверь. – Этого барана упертого? Брось!

– Если позволите, я все же попробую. Поговорю с ним по-дружески, глядишь, одумается. Вы не серчайте на сына, конунг, отойдет. Время многое меняет.

– Угу, – буркнул Длиннобородый. – Меняет. Если у человека ум есть. Говорю тебе – без толку. Не нарывайся лучше, с Эйнара станется.

Старшие братья безутешного жениха кивнули. Рагнар поднял руку с головы сидящего рядом белого пса и, коснувшись пальцами скулы, скорчил гримасу:

– Да бесполезно уговаривать. Ему под горячую руку что свой, что чужой… Я уже пытался, только по морде же и огреб ни за что. Небось Асгейрова наука. Слова ему не скажи – сразу в торец!..

– Точно, – обронил молчаливый Харальд. – И мне синяков третьего дня насажал, шельма.

Ивар беспечно пожал плечами:

– В меня еще попасть надо. Так что я, пожалуй, рискну.

– Ну, гляди, – сдался конунг. – Тебя предупредили. Иди, коли уверен. Чего в жизни не бывает, может, ты его и проймешь?

– Только, слышишь, держись правее, – добродушно напутствовал Рагнар. – У него с левой удар как будто чуток послабже… Мало ли чего. Таких, как ты, на Эйнара двоих мало!

– Я учту, – краем губ улыбнулся королевский советник и, отвесив хозяину дома легкий поклон, быстро зашагал к выходу.

Творимир, мигнув Ульфу, чтобы сменил, тенью скользнул за командиром. Нэрис проводила обоих тоскливым взглядом – господь свидетель, как же ей хотелось броситься следом! И даже уже не из любопытства – черт с ним!.. Ей было противно сидеть здесь и слушать пьяные разглагольствования близких Эйнару людей, которые его мнение и в грош не ставили. Он не девица, не юнец безусый, он – сэконунг! И пускай он младший, пускай до славы Асгейра ему пока далеко, но неужели он не заслужил права решать сам за себя? «Как Эйнар вообще все это терпит? И зачем? У него есть люди, есть корабль, есть золото, наконец! Знаю, на дворе декабрь, и мы сами чудом доплыли, но… Будь я сэконунгом и главой дружины – да пусть бы только попробовал кто мне такое ярмо на шею надеть!» Нэрис, свирепо сопя, ткнула ложкой простывшую кашу и придвинулась поближе к Ульфу – ей претило даже сидеть рядом с конунгом. А сидеть придется, пока не вернется Ивар. Да будь они не здесь, а в Стерлинге…

Леди Мак-Лайон опустила плечи. Если по совести, на родине все обстояло примерно так же. Только там она была супругой первого советника короля Шотландии и наследницей целой торговой империи, и ей по определению позволялось больше, чем другим женщинам. Легко возмущаться да фыркать из-за спины снисходительного мужа, перед которым дрожит весь двор. А здесь?.. Она всего лишь дочь старого друга. До которой, в сущности, конунгу нет никакого дела. Ему и на собственных детей по большей части плевать. Нэрис, протяжно вздохнув, оперлась локтями о стол.

Ей хотелось домой.

К ночи похолодало сильнее. Радовало одно – проклятый ветер таки улегся, разогнав напоследок плотную завесу облаков. Ивар поднял голову к небу и улыбнулся: оно было густо-синее, усыпанное крупными звездами. Совсем не такое, как над Шотландией… Завтра будет ясно. И холодно. Ну да это уже не страшно: главное, что не придется снова с утра до вечера сидеть скукожившись в продуваемом всеми ветрами шатре! Лорд Мак-Лайон весело подмигнул ущербной луне и обернулся:

– На Руси, интересно, зимой такой же колотун?

– Эх, – неопределенно отозвался Творимир. Что, вероятно, значило: «Всякое случается».

Ивар покрутил головой по сторонам. Эйнара видно не было. Вот, вроде, всего на пару минут замешкались, а разобиженного сэконунга как корова языком слизнула. Где его теперь искать? Ночь-полно́чь, горожане спят или на пиру у конунга гуляют, не будешь же от дома к дому шастать, в окна заглядывать?

Королевский советник окинул кислым взглядом стены норманнских жилищ: угу, «заглядывать», как же. Вот что за фантазия, скажите на милость, дома без окон строить? Хотя… С их-то погодными условиями даже дверь – непозволительная роскошь!

Но как бы оно там ни было, а Эйнара все равно найти надо.

– Куда его черти унесли, спрашивается? – буркнул лорд, поплотнее запахивая плащ. – Экие мы нежные…

– Эх. – Русич, пожав плечами, ткнул пальцем в землю. На снегу явственно отпечатывалась глубокая цепочка следов. Пяткой к крыльцу, уходят влево… А если вспомнить, что снегопад прекратился совсем недавно и за это время никто, кроме Эйнара, из дому не выходил, – значит, наследить здесь мог только он. «Уже проще», – подумал Ивар, набрасывая капюшон.

– Пойдем, друже. Надеюсь, наш страдалец далеко не ушагал. Не знаю, как там насчет «в торец», но на пристань он вполне себе мог сбежать. Если вообще не в море… И, честно признаюсь, туда я за ним точно не полезу! Накатался, знаешь ли. Мужская солидарность тоже не безгранична.

– Эх.

– А что? В таких-то растрепанных чувствах.

Творимир недоверчиво ухнул. Эйнара он знал пускай и поверхностно, но давно. Чай, не мальчишка сопливый! Чувства? Да воля отцовская претит – и вся недолга. Сейчас на холодке голову остудит, вернется. Небось не впервой. Русич задумчиво скосил глаза на командира. «Солидарность» у него, держи карман шире! Уж другу-то мог бы не брехать.

Лорд Мак-Лайон, целеустремленно шагающий вперед, отвлекся на скептический хмык за спиной и повернул голову:

– Что?

– Эх.

– Ну вообще-то Эйнар нам как бы не мальчик с улицы… – завел было Ивар, но понял, что товарища на мякине не проведешь. – Ладно. Хватит рожи корчить. Но одно ведь другому не мешает, правильно?.. Я ничего плохого о твоих соотечественниках сказать не хочу, только сам посуди – что им тут-то делать? Пусть один! Но целый десяток? Норманны на Русь служить ходят – так оно и понятно. А чтобы русы к норманнам…

Бывший воевода нахмурился. Ивар, правильно истолковав его тяжелый взгляд, остановился и примирительно выставил вперед ладони:

– Тихо! Ты – отдельная статья. А что до остальных – ну я ведь тоже могу ошибаться?

Творимир не ответил. Он понимал, что обидеть его не хотели. Но, к сожалению, ему, как никому другому, было известно: ошибается королевская гончая крайне редко. Русич хмуро обернулся на двери дома конунга. И почувствовал, как его локтя коснулась рука в перчатке:

– Брось. Что ты, привычек моих не знаешь?

– Эх…

– Выспаться надо, – вздохнув, признался лорд Мак-Лайон. – Умотался как собака, не поел толком. А тут, помимо Союза Четырех, еще и твои – как по заказу! Такими темпами я скоро на тень собственную с подозрением оглядываться начну. Прости, если перегнул. Служба такая, чтоб ей.

Воевода добродушно махнул рукой. И кивнул на неровную полосу следов – пойдем, мол, не зря же мерзли?.. Ивар, благодарно улыбнувшись, снова зашагал вперед. Насчет усталости он не соврал – спать хотелось зверски. Причем даже уже не важно где, хоть в общей комнате под пьяные песни норманнов. Но вот что касалось «перегиба» и «привычек»… Королевский советник, уткнувшись отсутствующим взглядом в снег, ускорил шаг. Успокоить товарища было просто, а вот убедить самого себя, что десяток русов оказался здесь по чистой случайности и безо всякой задней мысли, – нет. Кому там Творимир служил во время оно? Киевскому князю? Стало быть, и Вячко этот должен быть из киевской дружины. Причем не просто «из»! Вряд ли воевода, пускай и бывший, с обычным бойцом эдак-то брататься будет. Значит, Вячко рангом повыше. Так что же он тогда у младшего сына конунга в дружине забыл, спрашивается?

Да, конечно, сейчас на политической арене первую скрипку играет не Киев, а Новгород… Но тем не менее?

Ивар качнул головой. Ладно. Творимира на этот счет трясти – дохлый номер, а вот Эйнар-то явно побольше знает! Остались мелочи: найти его да разговорить. «Уж с этим я как-нибудь справлюсь, – подумал королевский советник, подавив судорожный зевок. – Не сегодня, так завтра… Да куда подевалась эта жертва родительского гнета? До утра мы тут бродить будем, что ли?..»

Потерянный жених обнаружился добрый час спустя на южной окраине Бергена. Издали заметив темнеющую над зубцами частокола широкоплечую фигуру, бывший воевода втянул носом воздух, остановился и уверенно сказал:

– Эх!

– Точно он? – переспросил Ивар. – Может, кто из дозорных?

– Эх.

– Хорошо… Ты тогда, наверное, внизу подожди, Эйнар и так не в духе. Или в тепло вернешься? Я здесь могу надолго зависнуть.

Творимир покачал головой. Потом окинул взглядом безлюдную улочку и кивнул командиру – ступай, мол. Тот пожал плечами:

– Ну, смотри сам. Отойди к стене куда-нибудь, не светись. Еще нам не хватало перед часовыми отчитываться за ночные шатания.

Бывший воевода согласно ухнул. Лорд Мак-Лайон снова взглянул на Эйнара. Стоит, как к доскам примерз. На звезды загляделся?

– Вот сейчас и выясним, – пробормотал он себе под нос, высматривая, где бы подняться.

Лестница нашлась локтях в двадцати левее – шаткая и скользкая до невозможности, к тому же изрядно припорошенная снегом. Вероятно, дозорные не сменялись уже давно… С грехом пополам вскарабкавшись наверх, королевский советник обернулся – Творимир успешно растворился в тени спящих домов. Ну что ж! Пропажу отыскали, тыл прикрыли, маскировку соблюли, осталось только по шее не схлопотать за неуместное любопытство. Он решительно выдохнул, сделал пару шагов в сторону застывшего скалой норманна и услышал:

– Как всегда на месте не сидится, а, лорд?..

В голосе Эйнара сквозил неприкрытый сарказм. Ивар, поперхнувшись заранее приготовленной фразой, улыбнулся:

– Глаза у тебя на затылке, что ли?

– Глаза не глаза, а на слух пока не жалуюсь. Непривычный ты к снегу нашему: такой хруст поднял, будто стадо козлов капусту жрет. Где Творимира-то потерял?

– Внизу оставил. – Ивар подошел к сэконунгу и, не глядя на него, пожал плечами. – На всякий случай. С чужаками нигде особо не церемонятся.

– Есть такое дело.

Помолчали.

– Отец прислал, да? – хмуро спросил Эйнар.

– Нет.

– Сам, значит. Ясно. Уму-разуму учить будешь или так, посочувствовать пришел?

– Не мне тебя учить. А что до сочувствия… Не знаю. В чужую шкуру не залезешь.

– Ты-то? – хохотнул сэконунг, глядя на гостя сверху вниз. – Людей не смеши. Я, может, только месяц у тебя и прослужил, но гончих – даже тех, что с хвостами, – до сих пор сторонкой обхожу!

Ивар улыбнулся. Эйнар, обхватив правой рукой острый зубец частокола, посмотрел на белеющие вдалеке горные вершины:

– Как в прошлой жизни было… Вот что я тогда в Шотландии не остался?

Лорд Мак-Лайон пожал плечами. И тихо спросил:

– А оно тебе надо?

Норманн ответил не сразу. Обвел долгим взглядом спящий город, подумал, взъерошил пятерней волосы на затылке и, вздохнув, подытожил:

– Да Хель его знает…

«Содержательно», – подумал Ивар. Но сказать ничего не успел – Эйнар вдруг тихо, яростно выругался и саданул по задубевшему дереву кулаком:

– Дали ж боги папашу! То я ему и за горсть снега не сдался, то все бросай и назад поворачивай!.. Зачем ты меня отпустил, лорд? Ну ладно я был дурак, а ты-то?

– Кого просил, тому и предъявляй, – ровно ответил королевский советник. – А я никого и никогда насильно не держал. Ты хотел к Асгейру? Хотел стать сэконунгом? Ну так ты получил, что хотел. И если у Длиннобородого на твою жизнь свои планы, то моей вины в этом нет.

– А моей сколько?! – придушенно взвыл норманн. – То, что родной отец меня, как раба последнего, тогда жене твоей подарил – да и хрен бы с ним, что старое ворошить?! Кем я тогда был? Никем! Но сейчас… У меня дружина в сотню мечей, лорд! Я океан вдоль и поперек исходил! Меня новгородский князь к себе на службу звал, в охрану личную, на все готовое! Я в Византии такой куш взял – корабли бортами воду черпали!.. Еще б год-другой, и в командиры варангов вышел бы, клянусь Одином! А вместо этого я должен теперь, как щенок, на спину падать? И перед кем?!

– Он твой отец. И он – конунг, – напомнил лорд, при фразе о новгородском князе навостривший уши.

– Конунг! – словно какое-нибудь ругательство, выплюнул Эйнар. Лицо его ожесточилось. – И что ж, на нем свет клином сошелся, что ли? Были б живы братья старшие – так только бы меня здесь и видели! Но ведь знает, старый сыч, знает, что деваться мне некуда… Отец, говоришь? Да я врагу такого отца не пожелаю. У сироты житье слаще!..

– Лучше такой отец, чем никакого, – сухо обронил Ивар. – Поверь моему опыту.

– Прости, запамятовал…

– Ничего.

Опять помолчали.

– И все-таки, – нарушил тишину королевский советник, – зачем ты вернулся? Раз уж так все у тебя было чудесно и прянично?.. Ты ведь своего отца лучше меня знаешь.

– Знаю, – как-то сразу потухнув, ответил Эйнар. – А что вернулся – говорю же, деваться некуда, пришлось. Был шестым, остался третьим. А земля одна. И она – наша. Пока что наша. Отец, хоть и в летах, но помирать пока не собирается, и Харальд с Рагнаром бойцы достойные, но разве ж втроем такой-то шмат удержишь?.. На фронтирах Хель знает что творится, соседи поджимают – да что я тебе говорю! Сам же видал небось?

– Даны?

– Они. В последние годы совсем оборзели. И пускай один норманн трем данам сразу кишки на кулак намотать может – так их ведь, ежели по-честному, тоже не десяток! Стянут силы, время подгадают – и всем нам тогда мало не покажется. Добро бы мы оседло жили, а так, считай, ежегодно в походах по нескольку сотен гибнет. Это если еще о том не вспоминать, что с весны до самой осени лучших воинов дома нету. Иди да бери нас голыми руками!

В голосе сына конунга слышалась откровенная горечь. И советник короля Шотландии своего шанса не упустил:

– Так, может, пора задуматься – стоит ли овчинка выделки?

– Может, и пора. Того не ведаю… Но одно знаю точно – мое место здесь. Потому все и бросил, назад повернул. С нами Один, рубежи мы удержим! Отцовские ярлы врага зубами рвать будут, коли придется, а я что же? Это ведь и мой дом.

Лорд Мак-Лайон задумчиво глядел в посуровевшее лицо норманна. М-да. Олаф, что ни говори, далеко не идеал, но смену себе воспитал достойную. «Только вот я бы на его месте ежовые рукавицы хоть изредка снимал, – подумал советник. – Как аукнется, так и откликнется, и молодой волк старого рано или поздно придавит».

Невдалеке послышались голоса. Дозорные. Ивар бросил тревожный взгляд вниз и поднял воротник плаща:

– Вернемся, Эйнар. Холод собачий.

– Иди, коль замерз, – бросил тот. – Мне эти рожи уже остохренели. Расползутся по койкам – тогда приду. Иначе ведь, клянусь всеми богами, не стерплю да и дам кой-кому в рыло!

– Гуннару, что ли?

– При чем здесь он?.. Папашу мордой в котел сунуть хочется.

– Из-за женитьбы? – без обиняков спросил Ивар.

Лоб норманна прорезала глубокая морщина.

– Да. Припало дурню старому с Ингольфом породниться. Земли, золото… Будто у самих того добра мало? Да Рыжий и так наш с потрохами!

– Насколько я могу судить, – тонко улыбнулся лорд Мак-Лайон, – дело не только в выгоде.

– Уже растрепали? – с досадой поморщился Эйнар.

Ивар кивнул. И, поколебавшись, все-таки спросил:

– Враждебный клан?

– Да тут не вражда, скорей соперничество. Арундейлы, с острова Мэн. Глава их рода, Атли Черный, до последнего дня с отцом силой мерился. Он погиб в прошлом году. А сейчас в конунги метит его старший сын.

– И у него есть шансы?

– Есть, – нехотя отозвался Эйнар. – За Сигурдом весь Мэн и Оркнеи стоят. Но союзники Арундейлов против наших ярлов все одно в открытую не пойдут, а без них брату Сольвейг трон не светит.

Ивар скользнул взглядом по хмурому лицу норманна. Сольвейг? Имя женское. Стало быть, эта девушка и есть камень преткновения.

– Дело швах, – подумав, высказался он. – Сестра прямого конкурента? Конунг никогда не даст согласия на подобный брак.

– Да, – глухо ответил норманн. – Но от этого дочка Рыжего мне милее не станет. И резону никакого в той женитьбе нет. Говорю же – ярл наш давний союзник. А все эти выкрутасы – только чтоб меня носом ткнуть: на, мол, знай свое место! У, взять бы дубину, да и…

– А смысл?

– По мне, так уж хуже не будет!

Младший сын конунга зло сплюнул себе под ноги и, навалившись грудью на частокол, невидящим взглядом уставился в темное небо. Лорд Мак-Лайон, чуть помедлив, кашлянул:

– Ну, в самом крайнем случае, дочь ярла может с тобой развестись. У вас это проще, чем в той же Шотландии или Англии. Лет ей сколько?

– Пятнадцать.

– Тем более…

– Вряд ли. Хейдрун не станет со мной разводиться, хоть я ее смертным боем бей и в черном теле держи. Дура-девчонка втрескалась по самую маковку и ждет не дождется свадьбы этой клятой. Нет, ты, лорд, как знаешь, а уж лучше бы я был сиротой!

– Э-э… – глубокомысленно выдавил из себя Ивар. Такого поворота событий он не предусмотрел. – Ну, что я могу сказать? Тогда взгляни на это с другой стороны: дочь ярла, собой хороша – если Гуннар не врет, конечно, – и ты ей по сердцу пришелся. Чем не жизнь? Раз уж нет других вариантов, попробуй выжать все из того, что есть.

– Ты еще, как сваха, песню заведи про «стерпится-слюбится»!

– А почему бы и нет? Если уж на то пошло, весьма удобно получается…

– Удобно? – медленно обернулся Эйнар. Взгляд его холодных глаз уперся в лицо королевского советника. – Ты всех-то под свою копну не греби!

– Не понял.

– А чего тут понимать? Ты-то как раз неплохо устроился! Только вот интересно мне: не будь Нэрис такой невестой завидной да встреть ты ее пораньше, чем короля прижало, – женился бы ты на ней, а, лорд?

На лице гончей не дрогнул ни один мускул.

– Нет. И она, я уверен, поняла бы меня. Любовь – это, конечно, хорошо, но на одних только чувствах далеко не уедешь. Иногда о них стоит забыть ради чего-то более важного.

Норманн понимающе усмехнулся. И лорд Мак-Лайон вдруг почувствовал себя очень неуютно.

– Знаешь, – помолчав, сказал сэконунг, – папаша мой, конечно, тот еще упырь, но ты, пожалуй, прав! Лучше такой, чем никакого. А то, глядишь, был бы я, как ты, – с рудой каменной в жилах заместо крови. Разум сплошной, огня ни капли – и по первому щелчку хозяйскому на государственный алтарь тащил бы все, что имею…

– Эйнар, даже у моего терпения есть предел, – сквозь зубы процедил лорд Мак-Лайон. – Ты не в себе. И я жалею, что вообще сюда пришел. Хочешь торчать здесь до рассвета – дело твое. Удачи!

Он коротко кивнул и зашагал к лестнице, спиной чувствуя колючий взгляд норманна. «Дернул же меня черт лезть с утешениями, – с внезапной злостью подумал Ивар. – Стоило бы догадаться, что ему сейчас соображения здравого смысла – пустой звук».

– Лорд! – возглас Эйнара догнал его уже почти у самой лестницы. Ивар остановился. Обернулся – сын конунга стоял на том же месте, облокотившись о частокол, и смотрел на него.

– Что?

– Ты жену-то свою вообще любишь? Или так, – норманн насмешливо шевельнул бровью, – удобно получилось, а?..

Ответом ему был громкий хруст снега: Ивар, скатившись с лестницы и на ходу махнув рукой приросшему к стене воеводе, исчез в темноте.

Леди Мак-Лайон украдкой зевнула и окинула равнодушным взглядом стол. Он все еще ломился от яств. И не важно, что есть уже никто из присутствующих не мог, – стол конунга пустовать не должен! Большие деревянные миски были полны остывшей каши, которую норманны, кажется, весьма уважали; тут же на потемневших подносах лежала запеченная целиком форель, жирная жареная сельдь и внушительная гора мелкой, неизвестной Нэрис рыбы. Дичь, вареное мясо, каленые яйца, хлеб из гречишной муки, пресный желтоватый сыр, моченые грибы, орехи, мед… Пища была простая, но ее количество поражало воображение. «Этого же в неделю не съесть, – подумала леди, стянув с блюда подсохший ломоть хлеба и поливая его медом. – А еще говорят, что северяне отличаются умеренностью». Она скользнула взглядом по бесконечной веренице кувшинов с брагой, вином и хмельным медом. Да уж, умеренность – понятие весьма относительное!

Нэрис откусила большой кусок своего немудрящего десерта и закашлялась: хлеб пошел не в то горло. Нет, с обжорством и правда пора заканчивать… Смаргивая выступившие слезы, она потянулась за платком и почувствовала деликатное похлопывание по спине. Исходя из того, что нежданная помощь не вышибла из нее дух, рука принадлежала не Тихоне.

– Уже полегче? – с участием поинтересовалась супруга Гуннара, заглядывая гостье в лицо. Нэрис вымученно улыбнулась.

– Спасибо, – прохрипела она. – Вы так любезны… кхе! Простите… Кхе!..

– Водички? – сочувственно спросила женщина. И, не дожидаясь ответа, протянула страдалице чашу.

Нэрис, с горем пополам откашлявшись, жадно приникла к ней губами. И тут же, скривившись, поперхнулась снова: в кубке оказалась не вода, а крепчайшая брага. И пусть несчастная леди успела сделать всего-то полглоточка, но ядреный самогон едва не вывернул ее наизнанку.

– Что такое?! – всполошилась Тира, буквально в последний момент успев перехватить падающий кубок. И, глядя на плюющуюся в разные стороны Нэрис, повела носом. – Охти ж мне! Вот ротозейка, не ту чашу схватила. Сейчас, сейчас, уж потерпи, душенька! Отвару травяного запить дам… Да что ж такое, понаставили кувшинов – помирать будешь, нужного не найдешь!

– Спасибо, я уже… сама. – Леди Мак-Лайон, углядев рядом мужнин кубок с молоком, схватила его обеими руками и запрокинула голову. – Уф-ф! Думала, смерть моя пришла. Крепкие же у вас мужчины, госпожа, коли такое пьют, не морщась.

– Как по мне, уж лучше б не пили, – со вздохом отозвалась супруга ярла, бросив сердитый взгляд на свою вторую половину.

Гуннар уже с трудом держался на лавке, но тем не менее упрямо тыкал в конунга опустевшей чашей. Длиннобородый, мало чем отличаясь от товарища, громыхал пустыми кувшинами, что-то недовольно бурча себе под нос. Вероятно, сетовал на преступно малое количество веселящих напитков.

Нэрис, утершись платком, обвела глазами пирующих:

– Их небось теперь не остановишь!

– Точно, – сказала Тира, присев рядом на лавку. – Если уж разгулялись, так покуда под столы все до одного не сползут, нипочем не успокоятся. Ты как, милая? Отошла маленько?

– Кажется, да, – кивнула леди. И улыбнулась. Кругленькая, сдобная как булочка жена Гуннара все больше напоминала ей мамину кухарку Флоренс – те же румяные щеки, выбивающиеся из-под чепца волосы, смешливые голубые глаза, мягкий, чуть ворчливый говорок… От нее веяло таким спокойствием и уютом, что Нэрис с трудом подавила желание уткнуться, как в детстве, лицом в длинный черный передник и шепотом поверить его хрустящим складкам все свои обиды и горести. Госпожа Максвелл была хорошей матерью, но за утешением маленькая Несс обычно бегала на кухню, к Флоренс. У той, помимо Бесси, было еще семеро ребят, но она всегда выкраивала для маленькой хозяйки лишнюю минутку. А в карманах того самого черного передника каждый раз находился или медовый коржик, или яблоко, или горсть орехов… Леди Мак-Лайон, поймав себя на пристальном разглядывании подола платья Тиры, поспешно опустила глаза. Не хватало еще жене королевского советника, впавши в детство, за чужие юбки цепляться!.. «Совсем нас с Иваром дорога вымотала, – титаническим усилием подавив зевок, подумала она. – Когда же он вернется? Я тут долго не высижу».

– Да ведь ты спишь совсем, – заглянув в лицо гостье, всплеснула руками супруга ярла. – Что ж это я, гляжу и не вижу! Совсем пьянчуга мой голову мне заморочил… Ты кушать еще хочешь?

– Нет, – вяло сказала Нэрис, на которую и правда вдруг навалилась усталость. – Вы не подумайте, все очень вкусно, просто… мы так долго плыли, Флоренс…

Тира переглянулась с Ульфом и решительно поднялась на ноги:

– Пойдем-ка, душенька! Не то ведь и правда ты прямо тут засопишь. Давай-ка, вставай. Тетушка Тира тебя баиньки отведет… У мужиков одни гулянки в голове, а жена хоть ложись да помирай! Ничего, лорд небось не маленький, без присмотру обойдется. Пойдем, пойдем, милая.

– Я иду, – послушно закивала Нэрис. – А куда?

– Дак не здесь же гостей укладывать? – повела округлыми плечами женщина. – Уж дом приготовили, все честь по чести. Тихоня, а ты чего вскочил?

– С вами, – пробасил Ульф, споро подхватывая зевающую госпожу под вторую руку. – Служба…

– Так ты в охранниках? Хорошее место. Моего бы пропойцу эдак-то пристроить! Глядишь, брагу хлестать перестал бы. А то что ж это за жизнь – то он в походе, то колодой валяется, слюни пускает… Только и чести, что ярл. У, глаза б не глядели!

– Вы не сердитесь на Гуннара, – сонно улыбнулась леди Мак-Лайон, – если бы не он, мы бы нипочем не доплыли. Такие волны… И холодно… Очень холодно…

– Э, милая, – добродушно прищурилась Тира, – да ты уж и на ногах не стоишь. Тихоня, подсоби-ка, дверь отворю… Давай за мной, тут рукой подать – конунг, вишь, другу дом поближе к своему освободил, да не случилось.

– Захворал лэрд, – кивнул Ульф, бережно поддерживая за плечи шагающую сомнамбулой леди. – Совсем слег. Куда ж ему ехать? Вот, зятя попросил, стало быть, оказать уважение!

– Тоже правильно… Обожди, засов сниму. И натопить бы надо, небось стены насквозь промерзли! Сейчас я, мигом, – пообещала она, ободряюще улыбнувшись гостье. – Уж потерпи чуток, душенька, огонь разведу да уложим тебя в постельку, под полог медвежий… Охти ж мне, спит! Стоя спит! Заводи скорей, Тихоня. И дверь прикрой – так по ногам и тянет.

Ульф повиновался. Нэрис, повиснув у него на руке, снова зевнула. Она уже не думала ни об Эйнаре, ни о конунге, ни даже о муже. Ей до смерти хотелось только одного – спать! Накопившаяся усталость, до отказа набитый желудок и волнения прошедшего дня давали о себе знать с пугающей быстротой. Леди слипающимися глазами отыскала в углу комнатки дощатую перегородку, за которой скрывалась широкая низкая кровать, выдавила из себя «Спасибо, дальше я сама» и, сделав три шага, плюхнулась лицом в шкуры. По ее лицу разлилось выражение самого настоящего блаженства. Норманн весело хмыкнул.

– И готово дело! – в тон ему хихикнула Тира. – Умоталась совсем бедняжка. И чего муж ее в такую-то даль поволок? Делать ему, что ли, нечего?

Добродушное кудахтанье супруги ярла становилось все тише и тише. Плечи Нэрис мягко окутал толстый медвежий полог, перед глазами закачались темные волны Северного моря…

– Спит, – склонившись над гостьей, умиленно констатировала жена Гуннара. – Как сурок.

– Так чего ж?.. – отозвался Тихоня. – Дело понятное. Ты иди, Тира. Лорду только дом укажи, чтоб не заплутал ненароком. Только, гляди, не забудь! А то вернется, супруги не найдет – и весь Берген на уши поставит. У него это запросто…

Женщина снова хихикнула, кивнула и исчезла. Ульф, зевнув во весь рот, кинул сомневающийся взгляд на вязанку дров: хватит ли? А то, может, еще принесть? Господа к таким холодам не привыкши. Да и домишко не бог весть какой – это после замков-то каменных, с каминами в полстены!.. Тихоня обвел глазами увешанные шкурами стены, поднял голову к низкому закопченному потолку и вынужден был признать, что сам уже успел отвыкнуть от всего этого. Их с Бесси дом в Файфе теперь казался норманну чем-то невероятно роскошным. А ведь когда-то он и мысли не мог допустить, что где-то может быть лучше, чем на родных берегах! Ульф философски пожал плечами – все меняется. Времена, люди… Неизменны и вечны только горы да море. В общем-то уже и это хорошо, ведь так?

Он подбросил в огонь пару полешков потолще и отправился в сени. Хозяйка устроена, спит, можно теперь и самому прилечь. Тюфяков вон ажно дюжина целая в углу свалена – конунг ведь лэрда ждал, а тот никогда без отряда не ездит. Тихоня взялся за край верхнего тюфяка, потянул на себя – и обернулся на требовательный стук в дверь.

– Кто? – пробасил он больше для порядку.

– Открывай, – раздраженно донеслось с той стороны. – Позапирались, околеешь тут с вами!

Ульф, бросив тюфяк, шагнул к двери. Хозяин! И судя по тону, изрядно сердит. Лучше не нарываться – делать что велено да в воротник помалкивать. Целее будешь…

Открыв дверь, он посторонился, пропуская закутанных в теплые плащи Ивара с Творимиром. Лицо первого, несмотря на мороз, было бледным, глаза же, напротив, знакомо сверкали сталью. Тихоне хватило одного взгляда, чтобы понять – в своих подозрениях он не ошибся. Больше того: королевский советник был не просто сердит, он был взбешен. Ульфа он едва заметил: дождавшись, пока норманн опустит засов, лорд сбросил плащ на руки Творимиру и скрылся за перегородкой. Пару мгновений спустя оттуда вылетел сапог, затем второй, потом скрипнула кровать – и все стихло.

– Чего это с ним?.. – одними губами шепнул Ульф русичу. Творимир только рукой махнул. И, выпутавшись из своего плаща, повернулся к тюфякам.

…Уютно потрескивали сухие дрова в очаге, теплый полог медленно согревал заледеневшие на морозе руки, а рядом, по привычке свернувшись калачиком, тихо посапывала во сне Нэрис. Если закрыть глаза, можно представить, что они снова дома. Во Фрейхе. А долгое плавание, бесконечный снег, Гуннар, конунг и его сыновья – просто длинный, утомительный сон. Из тех, что выматывают хуже ночной засады… Ивар перевернулся на бок, потерся щекой о гладкий мех и поморщился – представить не получалось. Заснуть тоже, несмотря на долгожданное тепло и тишину.

Мешала злость.

Злость на Эйнара, который говорит то, что думает, и думает о том, что его вовсе не касается. Злость на конунга, который не в состоянии разобраться с собственным сыном. Злость на тестя, который не умеет выбирать себе друзей. Злость на короля, которому не дает жить спокойно этот чертов север. Злость на проклятую службу, которая… которая…

«По первому щелчку хозяйскому…»

«На государственный алтарь…»

«Все, что имею…»

Тьфу ты! Лорд Мак-Лайон, тихо чертыхнувшись, перевернулся на спину и уставился в потолок. «Надо было все-таки Эйнару в морду дать, – подумал он, чувствуя, как где-то внутри дрожат, натянувшись до предела, невидимые струны. – Надо было! Что он знает обо мне и кто он такой, чтобы рот открывать?»

– Ивар, – мягкая ладошка жены легла ему на грудь, – вернулся? Я хотела дождаться…

– Спи, спи, – шепнул он. Она улыбнулась и затихла, уткнувшись носом в его плечо. Струны внутри заныли еще пуще. А может, дело не в службе? Сколько раз его ею попрекали, и кто только не попрекал! Еще и похлеще, чем Эйнар сегодня, прикладывали – ведь жил же он как-то с этим?

«…или так, удобно получилось?»

– С-скотина, – прошипел королевский советник, сжав челюсти до зубовного скрежета. – Дьявол бы побрал эти благие намерения и душеспасительные разговоры!

Нэрис вновь потревоженно зашевелилась. Он прикусил язык: не хватало еще жену разбудить. Что сам как на горячей сковородке вертится – пускай, не привыкать, а она-то в чем виновата? В том, что с мужем ей не сильно повезло?

Глупые, брошенные сгоряча слова Эйнара снова всплыли у него в мозгу. И ведь цена им была грош ломаный, Ивар это прекрасно понимал. Даже жалея о том, что не дал-таки зарвавшемуся норманну по физиономии, сердясь на него за оскорбительный тон, понимал – брякнул человек первое, что на ум пришло, и даже не со зла, от бессилия собственного. Плюнуть и забыть! Только вот знать бы – может, со стороны виднее? Может, ему действительно просто так удобнее? В конце концов, ведь их с Нэрис брак был союзом друзей-единомышленников, каких-то страстей там сроду не полыхало и… «Чтоб тебя черти взяли, страдалец несчастный! – внутренне взвыл измученный лорд Мак-Лайон, помянув несдержанного сына конунга самым крепким словцом из всех, что знал. – Да, я женился по расчету! И да, мне повезло больше, чем тебе! Ну так что ж мне теперь, удавиться, чтоб всем легче стало? Я люблю свою жену – как уж умею. И службу свою сам выбирал. А те, кто с этим не согласен, могут идти куда подальше!»

Королевский советник ткнулся взмокшим затылком в подушки и, закрыв глаза, понял, что уже сам себе не верит.

Спал он плохо.