Холмс оставался в своей комнате некоторое время после ухода Лестрейда и вышел, когда солнце уже закатилось.

— Не желаете ли нанести визит, который гарантирует более приятное общение, чем в предыдущий раз?

— Я к вашим услугам, Холмс.

— Тогда помогите мне надеть пальто, и мы разрешим проблему, которая не дает мне покоя.

— Конечно. Куда мы идем?

— Проконсультироваться со специалистом.

— Зачем он нужен? — удивился я. — Вы сами — лучший эксперт в области криминалистики.

— Не стану с вами спорить, — спокойно ответил он. — Но нам предстоит консультация специалиста совсем иного профиля.

— Достаточно ли вы окрепли для сегодняшней поездки?

Холмс с плутовской улыбкой засунул под мышку одну из тетрадей, куда записывал цитаты и афоризмы.

— Я высоко ценю вашу заботу, доктор. Но в данном случае она неуместна.

Мы вышли из дома на бодрящий холод и двинулись по Бейкер-стрит. Миновав два дома, детектив резко остановился.

— Позвоните в колокольчик, Уотсон, если это вас не затруднит. Думаю, вы знакомы с этим человеком ближе, чем я.

Сдержав улыбку, я последовал его совету. Нам не пришлось долго ждать. Дверь распахнулась. На пороге стоял мистер Мур Эгер. На кончике его носа угнездились очки, которые отнюдь не портили его внешность.

— Ну надо же! — радостно воскликнул он. — Я думал, клиент, а тут такая приятная неожиданность…

Он провел нас в светлую, хорошо обставленную комнату с полосатым венецианским ковром на полу, камином, в котором едва горел огонь, и таким количеством книжных полок, что стен почти не было видно. Доктор Эгер усадил Холмса на канапе, мне любезно предложил кресло, а сам остался стоять у камина, всем своим видом демонстрируя неподдельное удовольствие от встречи с нами.

— Дядюшка, устроивший вам эту практику, — чрезвычайно заботливый джентльмен, — заметил сыщик.

— Еще бы! — рассмеялся хозяин дома, одобрительно похлопав в ладоши. — Не думал, что вы о нем вспомните. Проклятая забывчивость! Я ведь упоминал имя дяди Августа во время своего субботнего визита. Вечером, кажется? Или в воскресенье утром?.. Впрочем, неважно. Надеюсь, вы поделитесь своими умозаключениями с преданным поклонником?

Холмс печально улыбнулся:

— Вы, наверное, удивитесь, но я не припоминаю ни одной подробности вашего визита.

— Мои извинения, мистер Холмс. Доктор Мур Эгер, к вашим услугам. — Он протянул левую руку, чтобы пожать неповрежденную конечность моего друга. — А как вы пришли к выводу, что дядя Август финансировал это предприятие?

— Заметил явные признаки экономии, которой вы следуете в своей практике. При этом у вас богатая библиотека, включающая даже некоторые раритеты, в комнатах хорошая мебель. Имеется благодетель, но вы не получаете от него постоянную материальную помощь. Следовательно, речь идет об однократном пожертвовании человека, чье состояние не позволяет оказывать вам более регулярную поддержку. Я знаю по опыту, что лишь близкие родственники способны дарить большие суммы денег, не имея крупных вкладов в банке. На камине стоит фотография в рамке, на которой, по всей видимости, ваши родители. Одеты они весьма скромно, значит, едва ли могли финансово обеспечить практику начинающего врача. Тем не менее над вашим письменным столом висит документ, свидетельствующий, что некий доктор Август Эгер имеет патент на медицинскую практику. Ваш дядя, уйдя на покой, даровал вам деньги и, по-видимому, значительную часть своей библиотеки. А его лицензию вы оставили себе на память.

— Удивительно точно! А как вы узнали, что Август Эгер — мой дядя, а не дедушка?

— Дата на документе, не говоря уже о гарнитуре шрифта и цвете бумаги, исключает такую возможность.

Доктор Эгер посмотрел на меня с явным одобрением.

— Я полагал, вы несколько приукрасили достоинства своего друга. Не был готов к мысли, что мистер Холмс — гений. Вы же, доктор, — человек безукоризненной честности.

— Это всего лишь умение делать выводы, исходя из видимых фактов, — возразил сыщик в своей обычной спокойной манере, но я почувствовал, что ему приятно восхищение молодого врача.

— Ну-ну, какое там «всего лишь»! Вы первопроходец в своей профессии и заслуживаете всяческого восхищения. Тема моего исследования тоже совершенно уникальна, и она, как вы правильно подметили, еще не принесла мне богатства.

— Вы занимаетесь какой-то необычной областью медицины? — спросил я.

— И, боюсь, не очень популярной, — улыбнулся Мур. — Мы с моими коллегами охватываем широкий диапазон наук: от патологической анатомии до месмеризма, включая френологию, краниометрию и неврологию. Я психолог.

— Неужели? — воскликнул я.

— Целый год я учился у Шарко в парижской больнице Сальпетриер. Обладай дядя Август достаточными средствами, он, несомненно, устроил бы мне практику на Кавендиш-сквер, тогда мои специальные знания были бы оправданы и географически. Боюсь, Бейкер-стрит — скорее место для криминальных расследований, чем для лечения душевных болезней. Я живу за счет пациентов, страдающих ипохондрией, нервными и обычными заболеваниями. Естественно, порой приходят и люди с ножевыми ранениями.

— Что ж, — сказал Холмс, прокашлявшись, — именно в этой области мне и требуется ваша помощь.

— Замечательная новость! — улыбнулся доктор Эгер. — Джентльмен обязан быть сдержанным, но я сгораю от любопытства: чем могу быть вам полезен?

— Я узнал из медицинского справочника, что вы специалист по нервным расстройствам. Беглого взгляда на ваши книжные полки оказалось достаточно, чтобы понять: именно ваше экспертное мнение мне необходимо. «Руководство по душевным расстройствам», «Умственная патология», «Сексуальная психопатия» — вот названия книг вашей библиотеки, которые позволили мне сделать подобный вывод.

Детектив вкратце изложил печальные обстоятельства, ставшие поводом для его визита к доктору Эгеру. Когда мой друг замолчал, Мур, всем своим видом выражая заинтересованность:

— Я, конечно, внимательно следил за преступлениями Потрошителя. Из сообщений прессы узнал, что именно он нанес вам раны, которые я зашивал той памятной ночью. Но я вас правильно понял — вам требуется, скорее, помощь психолога?

— Именно так, — подтвердил Холмс. — Я детектив-консультант, доктор Эгер. Занимаюсь исследованиями в различных отраслях знания. Мне нередко приходится собирать и истолковывать более или менее веские доказательства. Но они, я полагаю, малоприменимы к Потрошителю. Это особый тип преступника, с каким мне не доводилось иметь дело раньше. Моя практика основана на том факте, что, сколь уникальным ни казалось бы конкретное правонарушение, знаток истории криминалистики без труда впишет его в давно известную схему. Шаблон в расследуемом нами деле применим настолько редко, что мне потребовалось немало времени, чтобы классифицировать преступника. Однако после событий тридцатого числа я стал лучше понимать этого субъекта. Двойное убийство сорвало с него маску. Теперь понятно: главное удовольствие он получает не когда убивает, а когда разрезает свои жертвы на части.

Разговор начинал вызывать у меня отвращение, но доктора Эгера он сильно заинтересовал.

— Убийца ищет тех, кто причинил ему зло, и совершает эти чудовищные преступления из чистой мести? — спросил я.

Сыщик покачал головой:

— Не думаю, что он знаком с ними. Моя рабочая гипотеза состоит в том, что он убивает случайно встреченных женщин. Похоже, мы идем по следу законченного безумца, хотя внешне он выглядит, как заурядный человек.

Объятый страхом, я уставился на Шерлока:

— Вполне допускаю, что этот изверг — сумасшедший, но то, что предполагаете вы, совершенно исключено. За этими смертями, несомненно, скрыт еще какой-то мотив. Безумцу не удастся жить незамеченным среди нормальных людей.

— Вы так думаете? — спросил мой друг, при этом одна бровь взлетела вверх.

— Дело даже не в этом, — упорствовал я, ощущая раздражение. — Просто эксцентричные люди здоровы, подобно вам и мне, но как вы назовете человека, который режет на куски бедных женщин без всякой причины и не думает о последствиях? Можно ли всерьез вообразить, что такая жестокость не вызывает ни у кого тревоги?

— Не спрашивайте меня. Именно это я и собираюсь выяснить у доктора Эгера, — сказал Холмс, переводя взгляд на психолога, стоящего у камина. — Считаете ли вы, как профессионал, возможным, чтобы сумасшедший безупречно играл роль нормального человека?

Мур подошел к книжной полке и извлек небольшой томик:

— Начинаю вас понимать, мистер Холмс. Вы говорите о Лондонском монстре.

Детектив быстро нашел нужную выписку в своей тетради:

— Я имею в виду не только Лондонского монстра, хотя он в свое время наделал шуму. Впервые появился в нашем городе сто лет назад, в апреле тысяча семьсот восемьдесят восьмого года. В течение двух последующих лет на улицах было зарезано около пятидесяти женщин. Убийцу так и не нашли — возьмите это на заметку, Уотсон. Перенесемся на континент. Инсбрук, тысяча восемьсот двадцать восьмой год: убийца подходил вплотную к женщинам и наносил им раны простым перочинным ножом. Дело до сих пор не закрыто. Бремен, тысяча восемьсот восьмидесятый год: некий парикмахер при свете дня ранил ножом в грудь не менее тридцати пяти женщин, пока его наконец не арестовали. Все это примеры того, что я бы назвал патологической эротоманией.

— Ваша цепочка рассуждений внушает ужас, — заметил доктор Эгер.

— О какой логической последовательности вы говорите, Холмс? — спросил я со страхом.

— Если мне удастся обнаружить звено, связующее жертв — вот вам прекрасный пример: общее знание некой тайны, — моя гипотеза благополучно развалится. Но я спрашиваю себя: «Cui bono?», пока эти слова не начинают жечь мозг. Единственный ответ: «Ни в чьих». Теперь уже совершенно ясно: человек, совершивший столько не имеющих никаких мотивов убийств, — сумасшедший. И чтобы продолжать беспрепятственно убивать…

— …преступник не должен выглядеть безумцем, — закончил фразу Мур.

— Итак, я задаю вам вопрос, доктор Эгер: возможно ли это?

— Весьма трудно ответить с абсолютной уверенностью. В конце концов, является ли умственное расстройство болезнью души, вырождением рода или дефектом мозга? Ваша версия предполагает радикально новую форму сумасшествия — мономанию, скрывающуюся под личиной рационального ума, который поддерживает и маскирует эту патологию. Такая идея больше подходит к классическому определению зла в чистом виде, чем к маньяку, наносящему внезапный удар ножом. Вы говорите о полном моральном вырождении, сопровождаемом приятной внешностью и трезвым умом.

— Именно так, — подтвердил сыщик.

— Боюсь, это вполне возможно, — ответил доктор.

— Что ж, ничего не поделаешь, — сказал мой друг. — Благодарю за помощь. Прошу меня извинить: у меня еще уйма работы. Плата за оказанные вами услуги — на столе.

Мур попытался вернуть банкноты:

— Мистер Холмс, будучи вашим соседом, я не вправе требовать от вас оплату экстренной помощи.

— Тогда считайте это гонораром за консультацию, — улыбнулся детектив. — Пойдемте, Уотсон. Не будем больше отнимать время у доктора Эгера.

— И вам спасибо, Холмс, — стоя в дверях, сказал учтивый молодой человек. — Если вновь возникнет необходимость во мне, ни минуты не сомневайтесь. Сегодня меня посетили три пациента: двое с бессонницей и один с плохо скрытым пристрастием к наркотикам. Ваш визит скрасил мне день.

Помахав на прощание Эгеру, мы быстро одолели короткий путь до нашего дома.

— Выглядите обеспокоенным, доктор Уотсон, — заметил Холмс.

— Трудно поверить, что такие создания существуют вне беллетристики, призванной напугать читателя, — сознался я, нашаривая ключ в кармане.

— Да, все это плохо укладывается в голове. Мне потребовалось несколько недель, чтобы только допустить возможность подобного кошмара.

— А вы уверены, что наш подопечный принадлежит к этому типу злодеев? — не отставал я, пока мы поднимались по лестнице.

— У меня нет в этом ни малейших сомнений.

— Не представляю, каковы будут ваши следующие шаги. Вы описали настоящего монстра.

— Он не чудовище, не дикий зверь, а нечто несравненно более опасное. Боюсь, когда в человеке извращенность соединена с ощущением собственной правоты, результат получается просто убийственный. У меня возникли опасения, что разыскать такого злодея почти невозможно. Но я сделаю это, Уотсон. Клянусь вам, я его поймаю.

Холмс кивнул мне, пожелал спокойной ночи и, не тратя лишних слов, скрылся за дверьми своей комнаты.