Этих двоих он убил сразу, не раздумывая. Уж виноваты вы том, что нужен мне ваш стартовый пакет. Мелкие, смуглые, раскосые азиаты, не задумываясь, подпустили его к себе, не понимая, что в условиях Беспределья самым опасным и безжалостным хищником является никто иной, как человек. Первый день пребывания в новом мире был для него самым удачным. Растерянные, напуганные, доверчивые люди умножались на нуль с нескольких ударов — молотком, ножом, потом снова молотком, и ещё раз, и ещё.

В общей сложности за этот день, не считая Амаяка и Бармалиона, он убил пятерых, среди которых была одна старуха и 13-летний пацан, который с выпученными от ужаса глазами смотрел на него и молил «дядя, не убивай, дядя, пожалуйста..».

Ощущение собственной власти и могущества буквально распирало Клыденя изнутри. Мог ли он мечтать, вот так вот, абсолютно безнаказанно, мочить всех подряд в напичканном видеокамерами мегаполисе, где попавшая на гоп-стоп жертва тут же отсылает сигнал в общую сеть и к месту происшествия сбегаются все подряд — от зевак и блогеров до легавых и квартальных «групп поддержания порядка». Да не в жисть!

Добыча особым богатством и разнообразием не отличалась — одежда, обувь, сумки, рюкзак, торба, ранец, фляги с бутылками, немного галет, сухарей, сухофрутов и шоколада, которые жертвы не успели съесть. Плюс всякая мелочевка — карандаши, скотч, фольга, консервный нож, тюбик с вазелином, блокнот и собачья миска. Но по меркам Беспределья этого было достаточно для того чтобы считать себя уважаемым человеком — купцом.

Наверное, именно так и воспринял Клыденя лысый и бородатый мужик, который встретился ему на второй день.

— Эй, привет! — помахал рукой мужик. — Я вижу у тебя с собой много вещей. Ты случаем не торговец? Купи-продай. Уважаемый бизнес. Я мог бы с тобой чем-нибудь обменяться. Не скажу, что чем-то особенно богат, всё что есть — это содержимое этого чертого стартового пакета. Но возможно что-то из этого тебе может пригодиться, а ты отдашь мне то, что не особо нужно тебе. Честная сделка, все довольны.

— Тебе это зачем? — удивился Клыдень. — Жратвы и воды не дам, самому нужно. А что касается остального, то нахер это тебе нужно? Вот есть у меня консервный нож, но он тебе и в хуй не впился, если у тебя, конечно, нет консервов. Если есть, то можем побазарить. А так какая маза мне с тобой меняться?

— Эх, нет у тебя торговой жилки. — притворно растроился мужик и блеснул глазами. — Ну да ладно, проведу тебе бесплатный бизнес-тренинг. Смотри, я, например, отдам тебе одну вещь, которая тебе может пригодиться, а ты мне две или даже три ненужных тебе, тем более у тебя их куча, а тащить всё это дело не очень удобно, бодрость только тратишь. Потом я встречу ещё кого-нибудь и отдам ему одну из тех вещей, что получил от тебя в обмен на две других вещи. Как я это сделаю — моя забота. Таким образом у меня будет маржа в 100 %. Дальше я повторю подобную операцию несколько раз и получу приличный товарный ассортимент плюс кучу нужных в хозяйстве вещей. Которые у меня будут с руками отрывать.

Да ты, блядь, спекулянт хуев. — Клыдень чуть не поперхнулся от простодушной философии мужика. — Барыга ёбанный. А ну-ка иди сюда, покажу тебе кое-что интересное, как раз для тебя штука.

Не ожидавший подвоха и подлости мужик тем не менее осторожно приблизился к своему случайному знакомому, под личиной которого пророс откровенный маньяк.

— Держи. — Резким движением Клыдень выкинул правую руку, с зажатым в ней ножом, в направлении печени незадачливого мужика. Тот успел только ойкнуть, а Клыдень уже наносил следующий удар. И ещё один. И ещё. Пока, не лишившийся всех своих скромных единиц жизни, мужик не рухнул оземь и не рассыпался на байты.

— Не умеешь ты дела вести, мужик. — произнес Клыдень, собирая вещи несостоявшегося бизнесмена в походный рюкзак. — Нахера нужно торговать, когда можно и так отобрать. Бизнесу он меня, блядь, учить собирался. Сука.

Скарб незадачливого бизнесмена наводил на мысль, что тот, мягко говоря, собирался кинуть Клыденя как лоха. Видимо парадигма «не обманешь — не продашь» была настолько глубоко «прошита» в существо барыги, что даже перенос с полной амнезией не повлиял на его поведенческие реакции. Главное — впарить несмотря ни на что.

Перебирая доставшееся ему в качестве трафея барахло Клыдень только диву дивился:

— порядком испачканные в грязи деревянные банные тапочки

— красный галстук — непременный атрибут менеджеров и политиков, стремившихся казаться значительными

— когда-то белая, а ныне грязная и рваная сорочка

— белые в красную горошкинку семейные трусы

— кожаный портфель

— литровая пластиковая бутылка в которой плескалось немного воды

— бейсбольная перчатка

— упаковка, содержащая зеленые таблетки, с надписью «Баффаут» и неясными свойствами:

+60 ОЖ, +3 ВНС, +2 СЛ СД — 3СЧ ВЫЗ.ЗАВ

Внимательно изучив все эти предметы ещё раз, Клыдень пришел к выводу, что барыга намеревался впарить ему зеленые «колеса», сблефовав что это некая крутая местная наркота, под которой очень сильно прёт. Теоретически, как Клыдень сам себе на духу признался, он на это фуфло мог даже купиться, поскольку некую тягу к «оттягу» в себе уже заметил. Но сейчас, глядя на странную упакову, желания глотать «колеса» у него не было. Испробую на каком-нибудь терпиле и если не скукожится, то значит самому закидываться можно, решил он и убрал упаковку в рюкзак.

Решая куда ему двигаться дальше, он взобрался на небольшой холмик, похожий на курган. Задачу на ближайшее будущее он себе сформулировал ещё вчера, завалив своих первых двух «терпил» — найти укромное и хорошо защищенное логово, обеспечить себе запас жратвы и начать «шерстить» окрестности, сбив, по ходу дела, себе кодлу из таких же подонков и негодяев, но не на настолько отмороженных, чтобы иметь наглость посягнуть на его старшинство.

Для такого логова хорошо подходила какая-нибудь не сильно дремучая лесная чаща или же небольшие горы. Грешным делом, Клыдень даже задумывался, а не вернуться ли ему обратно к горам, но всякий раз мысль эту отбрасывал как трусливую и фуфловую — то место он для себя уже отмел как бесперспективное, а пересматривать свои решения Клыдень не любил. Хотя иногда и хотелось.

Убивать, грабить и всячески насильничать Клыдень стремился не по причине какой-то своей гнилой антисоциальной природы или врожденных преступных наклонностей, а сугубо в силу авторитарного синдрома. Подавляемые и репрессируемые в нездоровой социально-культурной среде естественные инстинкты и желания Клыденя искали выход, но натыкались на сплошные внутренние запреты и ограничения, гласящие, что «настоящий потсан» не должен делать то-то, то-то и то-то, и ещё «стопятьсот» вещей. В результате изначально здоровые и естественные желания в процессе сверхкомпенсации извратились и превратились в агрессию как бессознательное стремление отомстить миру за все беды, горе и страдания, которые, на самом деле, создали все эти подсаженные на уровень подкорки запреты.

В мире без границ и правил, где Клыдень спокойной и свободно мог бы попытаться стать наконец самим собой и делать то, что ему вздумается, он продолжал отрабатывать рабскую программу «настоящего потсана», крутость которого заключалась исключительно в физической силе и готовности применить насилие для решения любых проблем. Собственно, этим Клыдень с самого начала и занялся.

Стоя на вершине холмика, он внимательно оглядывал окрестности. Солнца уже потихоньку клонились к закату, но ещё давали достаточно света, чтобы смотреть вдаль, не напрягая глаза. Местность вокруг была холмистая, даже овражистая, открытые, покрытые травой и редким кустарником, участки местности перемежались с густыми дубовыми рощами и широкими участками лесных полос. Клыденю даже показалось, что он заметил человека. И даже не одного. Но нет, кажись, показалось.

Уже собравшись двинуть к ближайшей рощи, чтобы устроиться на ночлег и провести ревизию своего имущества, он заметил примерно в километре от себя едва видимый и слабый дымок. Явно кто-то запалил костер. Смекнув, что жечь костер в такое время имеет смысл только для приготовления пищи, Клыдень, не мешкая ни секунды, уверенно двинулся по направлению к источнику дыма. Кто бы там ни был, но обходить стороной он их не собирался. С такими же, как он сам, Клыдень мог попробовать договориться и даже примкнуть, если банда будет выглядеть стоящей. «Терпил» же можно будет попробовать попотрошить, если они, конечно, те не вооружены и не успели научиться давать отпор посягательствам.

Добавшись до места и осторожно подобравшись поближе к полянке, где бесновалось пламя и трещали, пожираемые им, сухие ветки, он даже немного удивился. Возле костра, с ветками, на которых были нанизаны гроздья грибов, сидели двое. Женщина под 40 и мальчишка лет 10–11. Пацанёнок доверчиво прижимался тельцем к бабе, по-детски непосредственно положив голову ей на плечо, а та свободной рукой обнимала его и что-то ласково нашептывала на ушко. Словно мать с ребенком, всплыло почему-то в голову у Клыденя.

Внезапно всплывшие откуда-то из глубины дыши добрые и светлые чувства, ассоциировавшиеся с чем-то родным, близким, мягким и теплым, тут же окрасились самой чёрной и лютой злобой, переплавившись в желание мучить, терзать, унижать, растоптать эту беззащитную парочку. Нежные чувства, которые он видел между женщиной и ребенком, были для него как плевок в лицо, как яркий свет лампы в лицо, как безбожно отдавленная мозоль, короче это было откровенное и наглое издевательство над ним самим. А такие вещи, как робкий лучик света в пучину тёмной души не прощаются. В голове Клыденя яркими кроваво-красными цветками расцвел план дальнейших действий.

Тратить время на разговоры и представление он не стал. Чёрным демоном нарисовавшись перед костром, чем сразу напугал своих будущих жертв, он, ни слова не говоря, сразу же схватил женщину за волосы и потащил к себе. Ничего не понимающий ребенок вцепился в неё и ни за что не хотел отпускать, поэтому Клыденю пришлось хорошенько ему врезать ему ногой в живот, после чего тот упал на землю и затих.

Издеваться и терзать своих жертв Клыдень решил основательно. Сначала на глазах привязанного к дереву рыдающего пацана он пытал и насиловал несчастную бабу, периодически давая ей отлежаться и немного восстановиться. Чтобы ни одна из жертв своими криками не привлеклала случайных и нежелательных свидетелей, которые могли проявить желание вмешаться, он отрезал обоим языки. Это отняло у них очки жизни, но не критически.

Потом, устав мучить женщину, немного поев и отдохнув, он на её глазах стал мерзко издеваться над ребенком. А чтобы несчастная и медленно сходящая с ума женщина не пыталась избегать смотреть на это отвратительное зрелище, отрезал ей веки и крепко зафиксировал голову.

Мальчишка, толи лишившись всех очков бодрости, толи просто, не в силах пережить творящийся ужас, психологически замкнувшись в глубине своего оцифрованного сознания, висел безвольным мешком и не дергался. Клыденю это быстро надоело, и он было начал пытать мальчонку, прижигая его тело огнем и полосуя ножом, но внезапно испугался. Происходящее начало ему приносить какое-то сильно нездоровое удовольствие, настолько сильное, что он стал чувствовать, что теряет контроль над собой. А это могло быть чревато тем, что цифровые мозги могли «съехать» куда-нибудь не туда. Именного этого Клыдень и боялся больше всего.

От греха подальше, схватив мальчишку за волосы, он задрал ему голову и на глазах обезумевшей от горя и ужаса женщины перерезал ему горло. Короткое мгновение и маленькое тельце, окутавшись легкой дымкой, рассыпалось и исчезло.

— Ну вот. — удовлетворенно цыкнул Клыдень. — Повеселились и хватит. Тебя, пожалуй, тоже кончу. — прищурившись уставился он на женщину, от пережитых страданий вдруг поседевшую и даже как-то постаревшую. — Перезагрузишься, забудешь всё, начнешь жизнь с чистого листа, без груза, хе-хе, боли и обиды.

Несколько коротких тычков ножом и тело женщины также исчезло, а перед лицом Клыденя неожиданно всплыло странное сообщение:

Внимание! Вы получили достижение «Палач» I ранга.

Вы с особой жестокостью и цинизмом, без рациональных мотивов подвергли унижениям, мучениям и последующему убийству двух беззащитных людей.

Теперь ваша карма отмечена тяжкой и мрачной печатью злодейства.

Вы получаете:

+5 к силе

+5 к ловкости

+3 к выносливости

Активная способность «Шёпот палача» — теперь произнеся что-либо шёпотом вы полностью парализуете свою жертву на 10 секунд.

Неустранимое свойство «Тяжесть греха» — При встрече с человеком, обладающим осознанностью от 100 и выше ваша сопротивляемость физическому урону уменьшается по формуле Х-99=% сопротивляемости, где Х — уровень осознанности атакующего.

До следующего ранга достижения вам придётся замучить ещё 8 ни в чём ни повинных жертв. Текущий прогресс ранга 2/10

Внимание! За убийство ребенка вы получили титул «Детоубийца» . Теперь все встреченные персонажи с положительной репутацией будут испытывать необъяснимое желание немедленно уничтожить вас!

— Ложка дёгтя, блядь, в бочку с мёдом. — с усмешкой сплюнул Клыдень на землю. Несмотря на скептическое, вследствие неспособности понимать, отношение к Беспределью, выданные бонусы к параметрам ему понравились и неожиданная способность тоже. А вот встречи с положительными персонажами он не опасался. Во-первых, потому что толком не понимал кто это такие, а во-вторых, потому что со всеми, с кем ему удалось встретиться до этого, Клыдень сумел расправиться без особых проблем. На этом фундаменте и строилась его уверенность, что и с другими он также сможет «решить вопрос».

* * *

— Неплохой экземплярчик. — внимательно наблюдавший развертывавшуюся картину Демогоргон удовлетворенно потер ручки. — Сколько их сейчас тут таких бегает. И не сосчитать.

— Мелок. — изрек его спутник, похожий на клубящийся и переливающийся свинцовый туман в форме человеской фигуры высотой в 3 метра. — Он творит зло из зависти, в силу своей неспособности быть желанным и любимым. То, чего у него нету и что получить он не может, он ненавидит и стремится уничтожить. Вот и всё. Ты правильно разглядел, что для нашей Цели он годится только как инициатор подлинных и убежденных распространителей настоящего, рафинированного Зла. Поглядывай за ним, может и принесет нам кого.

— Слушаюсь, Князь! — Демогоргон склонил голову, демонстрируя покорность и готовность неукоснительно следовать приказу.

* * *

Собрав имущество замученных им людей, которое оказалось крайне скудным — сумки, жалкая одежка, грязная и кое-где рванная, немного воды и еды, прищепки, ложка, спички и прочая мелочевка — он решил приготовиться ко сну, благо на Беспределье уже вовсю спускались сумерки. Затушив костер, который мог привлечь к нему ненужное внимание, Клыдень выбрал место, как ему казалось, удобное и относительно безопасное, и завалился спать.

Проснулся он от чувствительного тычка в бок. Над ним нависали трое не слабых на вид мужиков.

— Ты кто такой? — спросил коренастый, с жестким, словно продубленным лицом, тип лет пятидесяти на вид. — Ты костер палил? На ночь чего не оставил, боялся кого?

— Здорово мужики! — Клыдень присел и огляделся. При взгляде на пришельцев в его гнусном нутре шевельнулись нехорошие ощущения, уж больно оценивающе и как-то не очень добро они на него смотрели. — Погоняло мое Клыдень, кто я, сам до конца не разобрал, но по жизни ставлю себя правильно. Что до костра, то я на него сам набрел, видимо тех, кто его запалил кто-то завалил, толи зверюга какая, толи человек. Я его и затушил поэтому от греха подальше, чтобы тоже беду не накликать.

— Шеф, — один из мужиков, судя по физиономии самый молодой, не старше 30-ти, радостно потрясал найденным походным рюкзаков в котором Клыдень хранил трофеи. — А хорошо он приподнялся, гляньте сколько хабара.

— Небось то, что после мертвых оставалось, собирал? — хитро прищурившись поинтересовался главный, которого молодой назвал шефом.

— Было дело. — не стал отпираться Клыдень.

— А мертвыми их ты сам и делал, сто рогатых мне в зад, если ошибаюсь. — удовлетворенно заключил «шеф».

— Ну предположим, — ещё не раскусив куда клонит коренастый, согласился Клыдень. — Пришлось пободаться кое с кем, чай не в рай попали, люди всякие встречаются, дерзят, быкуют, буровят, норовят руками в лицо залезть, приходится «ответку» давать.

— А ну руки покажи. — приказал «шеф».

Ничего не подозревающий Клыдень протянул открытые ладони вперед.

— Тыльной стороной переверни. Тааак. Понятно. Значит они самые и есть. В общем я и не сомневался. — мужик обратился к своим товарищам. — Рубан, Миха, ясно всё с ним. Урка это. Портаки характерные на пальцах. Перстни называются. Ни наши, ни вояки таких не делают, только бандюки всякие типа этого. За значение их я не в курсе, но ясно что перед нами душегубец и душегубец конкретный.

Клыдень вздрогнул. Судя по поведению и настрою коренастого «шефа» события начали приобретать нехороший оборот. Того и гляди, прямо тут его и замочат. И неясно, сможет он отмахаться или нет. Мужики-то явно не «терпилы», жесткие и тертые, все с самодельными дубинками. Чуть что, тут же и замесят. Надо включать дипломата, отбазариться, откупиться частью хабара, да даже если всё отдать придется — невелика потеря, ещё отберет.

— Слышь, мужик, — обратился он к коренастому. — Не знаю, как тебя звать, но ты, это, лошадей не гони. Мы тут все в одинаковом положении, все в непонятках конкретных что за мир и как мы тут оказались. Так что каждый выживает как может. По своему закону. Дружбу я вам свою не предлагаю, чувствую не нужна она вам. Поэтому давайте разбежимся, каждый при своем остается. Если в чём нужда есть, я поделюсь.

— Звать меня Морячок. — ухмыльнулся коренастый. — Это ты верно подметил, что каждый тут выживает как может. Не бровь, так сказать, а в глаз. Только вот что я тебе скажу, урка, не получится у нас с тобой миром разойтись. И знаешь почему?

— Почему? — Клыдень сжался и весь внутренне собрался.

— А потому что негоже душегубцам разгуливать свободно по этим местам и беззащитных людей грабить, да убивать. Правильно я говорю?

— Верно шеф! Всё так. Мародеров на рее вешать надо. — радостным хором поддакнули подельники Морячка.

— Слышал, что парни говорят? На рее повесить предлагают. Я вот как услышал это, так сразу в голове вещь такая всплыла, «суд линча» называется — это когда на Земле честные граждане всяких подонков и мерзавцев вешали на подходящей ветке. Я вот думаю, хорошая практика в условиях, когда закона нет или он не работает. Так что хватайте его парни, вяжите, да вздернем вон на том дереве. — махнул Морячок рукой, давая подельникам команду.

— Не, мужики, да это же не по понятиям! Взять и человека не за хуй собачий и повесить. Это же беспредел натуральный! — попробовал на всякий случай возмутиться Клыдень.

— Ну так, а мы где? — не в силах сдержаться, заржал Морячок. — Мы же в Беспределье! Короче, парни, не тормозите, вон уже ветка по душегубцу плачет. — и указал на истекающую соком березу неподалеку.

Подняв самодельные дубинки две фигуры решительно шагнули в сторону сидевшего на корточках Клыденя. Тот, лихорадочно мотая головой, ощерился, но понял, что поздняк метаться, отступать было некуда. За спиной непроходимой стеной высился лесной кустарник. Рвани он в самом начале, может и был бы шанс уйти, оторваться, пусть и ценой потери награбленного барахла. Теперь нет. Теперь он ещё и жизнь потеряет. Но продать её он решил дорого. Он приподнялся, рука сама собой скользнула в карман балахона и кое-что нащупала.