© Феоктистова А., 2018

© Издательство «Аквилегия-М», 2018

* * *

 

 

Uno/Уно

Леша лежал, укрывшись простыней по подбородок, и разглядывал тени на потолке. Одна была похожа на дракона, другая – на бабушкины очки, третья – на зайца. По Якиманке пролетел автомобиль, в окне блеснул свет фар, и тени ожили и задвигались. Дракон распахнул пасть, проглотив зайца, а бабушкины очки превратились в непонятный угол – то ли наконечник стрелы, то ли верхушку елки.

Леша слушал, как тикают часы-ходики – единственная старая вещь в доме – и как за окном потихоньку замирает ночная Москва. Еще один автомобиль на секунду осветил портрет футболиста Уэйна Руни с автографом – трофей из поездки в Лондон, заныла полицейская сирена.

Сегодня весь класс сдавал донорскую кровь. Все, кроме Леши. Леше было настрого запрещено сдавать кровь, делать манту и прививки в поликлинике. Когда он неудачно упал во время турнира по футболу, отец сбежал с трибуны и вытирал ему коленку платком прямо во время игры. В тринадцать лет. Позор.

А сегодня из-за этой донорской крови отец просто орал до хрипоты.

Если бы не результаты анализов и слова семейного врача, Леша был бы уверен, что болен чем-нибудь страшным. Но нет – он был абсолютно, до неприличия здоров. Страдал только от аллергии на пыль, вареную рыбу и березу. Странное отношение к сдаче крови Леша приписывал к очередной отцовской причуде. Но причуды причудами, а комок обиды то и дело подступал Леше к горлу, и от этого комка сон не шел совершенно.

Леша потер глаза, встал, прошлепал босыми ногами к двери и, прислонившись, прислушался.

Даже не видя отца, мальчик знал, что тот делает. Три шага – идет к шкафу, тук-тук – стучит ногтями по стеклу, открывает дверь, берет книжку в черной обложке – маленькую, как карманный словарь – и стоит. Сейчас постоит минуту, выключит свет хлопком и наконец ляжет. Вот бы добраться до книжки, но шкаф-то на сигнализации!..

Минута прошла, а свет не гас. Леша снова посмотрел на потолок, и тут в нос ударил запах паленого.

Он подбежал к открытому окну – может, с улицы? Вроде нет. Запах не исчезал. Хуже пахло только когда Леша спалил свою первую и последнюю яичницу.

«Отец увидит, что не сплю, – убьет», – подумал Леша. Он осторожно приоткрыл дверь и сунул нос в щелку.

Гарь тут же пробралась в ноздри, а глаза залепил черный дым. Огонь был повсюду – он облизывал книжный шкаф, уничтожал бумаги на столе и разъедал коричневую кожу дивана.

Леша закашлялся.

– Папа! – крикнул он.

Никто не отозвался. Тогда Леша закрыл лицо рукавом пижамы и пополз вдоль стены.

– Папа!

Почему начался пожар? Как он раньше не почувствовал запах?

Пижама загорелась, Леша попытался смахнуть пламя, но обжегся, с перепугу проглотив горячий воздух.

– Папа, – прохрипел Леша. – Папа, где ты?

Никто не ответил.

* * *

Солнце слепило глаза и жгло левую щеку. Угораздило же сесть у окна. Леша сощурился и в двадцатый раз прочитал написанное на доске: «Вступительный экзамен в 9-й класс Лицея-интерната Гуманитарных Наук № 13. Сочинение. Тема денег в романах Ф.М. Достоевского». Круглые часы над входной дверью показывали половину третьего, значит до конца экзамена двадцать минут.

Шпаргалки Леша закачал в айфон. Пару раз он попытался незаметно его вытащить, но тут же заработал строгий взгляд учительницы в красном пиджаке с плечиками. Этот пиджак делал ее похожей на тумбочку с ножками, совсем безобидную и даже трогательную. Но внешность, как говорится, обманчива. Двоих уже выгнали за списывание. Достанешь мобильник, и Красный Пиджак выставит за дверь без церемоний. В туалет тоже не отпросишься: дежурные учителя туда чуть ли не за руку провожают. Не школа, а концлагерь.

Другие поступающие в лицей были осведомлены о деньгах в романах Достоевского куда лучше, чем Леша. Во всяком случае, усиленно строчили, зачеркивали и перечитывали. «Вот же сборище ботанов!» – подумал он. Нормальной выглядела только девчонка на первой парте в среднем ряду. В отличие от серьезных школьников в рубашках, на ней был короткий черный топ, открывающий худой живот, а также лосины и кроссовки. Густой рыжей челке не давали упасть на лицо блестящие очки-авиаторы. Девчонка баловалась, передвигая их то выше, то ниже, и пуская солнечных зайчиков прямо в лицо Красному Пиджаку. Про себя Леша окрестил незнакомку Гаечкой – за сходство с персонажем мультфильма про Чипа и Дейла.

Когда Красный Пиджак, не выдержав, полезла опускать жалюзи, Гаечка обернулась и посмотрела на Лешу. Глаза у нее были светло-карие, огромные, в пол-лица, и впрямь как у героини мультика.

– Чего? – спросила она одними губами.

Видимо, заметила, что он на нее пялится. Леша скосил глаза на полупустой листок: «Ничего».

Гаечка фыркнула: вот дурак, мол. Хитро подмигнув, она оторвала полстранички черновика и принялась писать. Стоило Красному Пиджаку на секунду отвернуться, девчонка скомкала листок и точным щелчком послала его на Лешину парту. Ветерок из открытого окна заставил бумажный комочек слегка покачаться на краю стола и упасть в открытый рюкзак.

«Черт, черт, черт!» – Леша закусил губу от отчаяния и кинул беспомощный взгляд на часы. Десять минут. Отец его прикончит, если не поступит. А он не поступит, никаких сомнений! В шпаргалках есть целая статья о романах Достоевского, но разве тут достанешь…

Раздался стук, и, не дожидаясь «войдите», в кабинет просунулась лысая голова, блестящая, как елочный шар.

– Ирина Михайловна, – пробасил мужской голос. – Можно вас на секунду?

– Дмитрий Сергеич, – Красный Пиджак поджала тонкие губы, – у меня экзамен идет.

– На секу-у-у-ндочку – взмолился Дмитрий Сергеич и протер голову клетчатым платком. – Там этот ваш из одиннадцатого «Б»… как его… Святослав… в столовой!

Лицо Ирины Михайловны стало пиджачного оттенка.

– Опять?! – просипела она, раздувая ноздри, и вылетела из кабинета. – Ну я его! Ну он у меня!

Дверь хлопнула, дети продолжали корпеть над сочинениями, словно за ними всё еще наблюдали. Не веря своему счастью, Леша выудил айфон, нашел статью и принялся списывать.

Когда экзамен закончился, Леша поискал глазами рыжую девчонку. Гаечка сидела на подоконнике в коридоре и ела чизбургер. Леша осторожно присел рядом.

– Привет, Га… – сказал он и тут же осекся. – Тебя как зовут?

– Ларс, – ответила она с набитым ртом.

– Как Ларс Миккельсен, – брякнул Леша.

– Неа. Как Лариса. Лариса Бойко. А кто такой этот Миккельсен?

– Да так, актер, – Леша отчего-то засмущался. Вряд ли Гаечка, то есть Лариса, оценит его страсть к детективным сериалам.

Девчонка вытерла ладонь о лосины и протянула Леше. Тот заметил, что ее ногти выкрашены черным лаком, а по всей руке – едва заметные коричневатые веснушки.

– Леша Мышкин, – он нехотя ответил на рукопожатие. Леша ненавидел здороваться за руку – тогда все обращали внимание на белое пятно ожога до локтя. После кипрского солнца оно ярко контрастировало с загорелой кожей. Как будто ты в белой перчатке. В уродливой белой перчатке. Лариса энергично потрясла его руку, даже не взглянув на ожог, и сказала:

– У тебя ресницы выгорели. Забавно. На море отдыхал?

– Ну… жил, – протянул Леша.

– Долго?

– Год.

Леша тут же пожалел, что ответил. После этого сразу начинались дурацкие расспросы: а где ты учился, а почему без родителей, ты что, богатый…

Лариса смотрела мультяшными глазами и молчала.

– Спасибо, – сказал Леша, чтобы заполнить паузу. – Что пыталась помочь. Этот мужик зашел, повезло.

– Отпад, – она кивнула. – Подстройка! Ты пробовал раньше?

– Что пробовал? – не понял Леша.

– Подстраиваться?

– Э-э-э. Нет, – покачал головой Леша. Может, она имеет в виду, пробовал ли он раньше списывать на экзамене?

– Вот и я нет, – Лариса положила в рот последний кусочек чизбургера и спрыгнула. – Завидую.

– Чего? – не понял Леша. – Чему завидуешь?

– Что на море жил! – рассмеялась Лариса и, помахав на прощание, затерялась в толпе школьников.

«Вот ненормальная!» – подумал Леша с восхищением. Он еще посидел на подоконнике, дожидаясь звонка от дяди Миши, отцовского водителя. Когда машина подъехала, вышел на школьный двор и, стараясь избегать любопытных взглядов, пролез на заднее сиденье черного «Инфинити».

– Скучал по папке-то, Лешка? – пробасил дядя Миша.

– Скучал, как же.

– Слыхал новость-то? – водитель доверительно подмигнул Леше в зеркало заднего вида. – Папка этого своего уволил! Помощничка!

– Да и черт бы с ним, – буркнул Леша.

Они не виделись с отцом год, целый год после того жуткого пожара. За это время – только короткие поздравления с днем рождения и зимними праздниками. Отец ежемесячно оплачивал Лешину русскую школу, няню-гречанку и перечислял значительную сумму на карточку. Да после такого общения ему дела нет до отцовских новостей. Кого он там уволил, кого нанял – без разницы.

Вскоре «Инфинити» остановился на набережной, перед башнями Москва-Сити.

Попрощавшись с дядей Мишей, Леша поднялся по ступенькам в одну из башен. Удушающая московская жара сменилась ледяным воздухом кондиционера. Жуткое лето. Как он раньше жил в городе, где нет моря?

Охранник лениво выдал пропуск, на турникете моргнула зеленая стрелочка, и секретарша, покачивая бедрами, провела Лешу в сверкающий лифт. Ее малиновые губы то и дело растягивались в улыбке. «Добро-пожаловать-на-родину-Алексей-соскучились-по-Москве-Алексей». Леша чихнул от аромата приторных духов. Пока лифт мягко поднимался на двадцатый этаж, Леша думал: спросить – не спросить, всё-таки то, что отец уволил главного помощника, было странно. Еще более странным было то, что ни один из сотрудников отцовской компании этого помощника не видел. Говорили, на каждой сделке босс выходил в коридор со словами «мне надо посоветоваться с помощником» и не принимал ни одного важного решения сразу. Все так и называли таинственного сотрудника – Помощник. В ответ на попытки Леши разузнать побольше, отец однажды гаркнул:

– Это бизнес, идиот! Растрепешь всем – и его переманят в другую компанию!

Этого было недостаточно, но звучало логично.

Двадцатый этаж. Приехали. Секретарша повела Лешу по длинному белому коридору.

– Извините, Даша, – Леша кашлянул. Ко всем сотрудникам компании отца разрешено было обращаться только на «вы». – А правда Помощника уволили?

– Правда, – глаза секретарши Даши загорелись счастливым блеском. Она замедлила шаг. – Как только вы, Алексей, на Кипр уехали.

– А как вы поняли, что его нет?

– А Петр Алексеевич больше ни с кем не советуется! И по вечерам никого не принимает! Мы пытались узнать в бухгалтерии – интересно же! Но и там молчат! Так я и знала! – Даша закатила глаза, обрамленные черными ресницами-иголочками. – Переманили конкуренты! Можно было бы и денег прибавить, если так нужен был! – девушка осеклась, чтобы не сболтнуть сыну босса чего лишнего.

Наконец коридор закончился, и они оказались у дубовой двери с золотой табличкой «Мышкин П.А. Генеральный директор».

– Петр Алексеевич сейчас немного занят, – сказала Даша. – Может кофе? Чаю? Минеральной воды?

Но Леша ее не дослушал и решительно толкнул дверь. Если уж папаша притащил его обратно в душную Москву, подальше от морской прохлады и вечеринок, ждать в коридоре он не намерен.

Мышкин-старший сидел за пустым столом и жег бумагу. Увидев сына, он вздрогнул, отвлекся и потушил начинающийся пожар из бутылки минералки. От вида огня Лешу передернуло.

Он бросил взгляд на стены, обитые дорогими дубовыми панелями, узор восточного ковра на полу, хмурую фотографию президента над столом, стройку за окном и наконец – на отца.

Казалось, за год сходство двух Мышкиных – сына и отца – только усилилось. Оба светловолосые, коренастые, с широкими бровями вразлет. Только у старшего в углах губ и на лбу уже давно залегли морщины. Седину почти незаметно. Подтянутый – ходит в спортзал семь раз в неделю. Как же, биг босс не может быть толстым и седым. Отец пах мятным освежителем для рта и грубоватым мускусным парфюмом.

– Алексей, – отец сжал огромный кулак, доставшийся ему от пра-пра-рязанских крестьян Мышкиных. – Как долетел? Как экзамен?

Водянисто-голубые отцовские глаза впились в Лешины, карие.

– Нормально, – шепнул Леша. Вся его решимость сразу растворилась, как в детстве.

– Поступил? – нахмурился Мышкин-старший.

– Наверное, – пожал плечами Леша. – Пап, а зачем мне вообще новая школа? Может, в старую вернуться?

– Не поступил – пеняй на себя, – оборвал его отец. – Езжай домой, я пока живу в Алабине, так что справишься как-нибудь сам.

В подмосковном Алабине находилась летняя резиденция Мышкиных – трехэтажный особняк за высоченным забором. Леша любил лежать по ночам на газоне и разглядывать самолеты, садящиеся во Внукове.

Отец отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Леша попятился к выходу, наступив на шнурок. Всегда перед громадой личности Мышкина-старшего он казался себе маленьким дохляком.

Он неловко помахал рукой, надеясь, что отец обнимет или хотя бы подаст руку на прощание. Но Мышкин-старший только вытер пот со лба и сказал:

– И вот еще. Ты ничего не видел.

– Чего не видел? – решился уточнить Леша.

То, что отец чуть не спалил собственный кабинет? Ну, может нервы разыгрались, отчет пришел из налоговой или что-нибудь еще в этом духе…

– Ничего! – гаркнул отец.

Леша почувствовал, что в глазах защипало. Он задрал подбородок повыше и хлопнул дверью – громче, чем нужно, чтобы не выдать обиду.

В родной квартире на Якиманке Лешу встретили белые стены, новая мебель и запах только что сделанного ремонта. Младший Мышкин ходил по комнатам, пытаясь найти следы от пожара. Их не было, как не было и намека на их прежнюю жизнь – словно чужие люди купили твой дом, всё переставили и поменяли, а ты напросился в гости. Ходишь и никак не возьмешь в толк: как же так случилось, что твою жизнь стерли, закрасили плотной белой краской? Леша забежал в свою комнату, потрогал пустое место на стене, где раньше висел автограф Уэйна Руни. Задрал голову и увидел себя в зеркальном потолке. «Теперь никаких теней», – грустно подумал Леша. В углу сиротливо стоял чемодан с вещами, доставленный утром из аэропорта.

Леша привык к жизни на Кипре, в городе Лимассол, в доме с террасой и видом на море. Кипр понял и принял Мышкина-младшего: обласкал загаром, закружил в водовороте пенных вечеринок, накормил до отвала и сделал форменным эпикурейцем – вечным туристом, не ждущим от жизни ничего, кроме радости и удовольствий.

Мышкин забрался с ногами на новехонький диван и еще раз огляделся. Всё сверкает, как в салоне красоты. Наверное, этот «версаль» – дело рук крутого дизайнера. Люстры в три яруса, велюр, ручки со стразами… Ужас. Внезапно внимание Леши привлек корешок книги, торчавший в щелке между стеной и шкафом. Леша перегнулся через спинку дивана, потянулся, и маленькая книжка оказалась у него в руках.

«Папина! Та самая!».

– Алтасар и таинственный город Альто – Фуэ-го, – прочитал он на первой странице. – Автор П. Князь.

Вдруг Леша заметил, что из его рюкзака идет тонкая струйка дыма, как от сигареты. Он схватил его и, добежав до кухни, сунул под воду.

Когда дым исчез, Леша выудил паспорт, тетрадки и карандаши. Хорошо хоть телефон в кармане был. На стол выкатился мокрый комочек бумаги. Судя по обугленным краям, горел именно он. «Вот уроды, окурки свои горящие куда ни попадя бросают», – Леша почесал подбородок и попробовал развернуть находку.

Да это же Ларс ему на парту кинула! Написанное превратилось в синие разводы.

«Шел экз… – прошептал Леша, пытаясь на свет рассмотреть неровные буквы. – Стук… Все…».

Так и не разобравшись, Мышкин выкинул бумажку в мусорное ведро. Больше шпаргалки ему не понадобятся.

 

Dos/Дос

В Зале Гиацинтов было не продохнуть. Лестер расстегнул ворот рубашки и потёр взмокшую шею.

– Пожалуйста, тише! – прохрипел он, но советники продолжали галдеть.

Лестер кинул умоляющий взгляд на открытое окно: хоть бы ветерок, хоть бы глоточек свежего воздуха.

– …Мы искали Люка в Западной долине! – надрывался Эстебан, первый советник. – Его там нет!

– Конечно нет, – фыркнул второй советник, Хайме. – Портал же открыли, идиот! Люка уже давно нет в Альто-Фуэго!

– Целый год?! Он не мог уйти, покинуть нас так надолго! – закричал первый советник.

«До чего же визгливый у него голос», – подумал Лестер. Он глотнул воды прямо из хрустального графина. Стало легче.

– Команданте, – обратился к нему Хайме, огладив колючую черную бороду. – Есть новости с севера?

Команданте молчал. Он не мог сосредоточиться: спина чесалась, а чертова треуголка сидела так плотно, что не снять и клещами.

– Сад камней исчез, – сказал Лестер как можно тверже. – Черная вдова движется западнее, то есть у нас еще есть время. Мы предпринимаем меры.

– Какие меры? Какие меры? – Хайме хлопнул кулаком по столу, и тот чуть не треснул. – Каждый день ты уверяешь нас, что сегодня, именно сегодня появится надежда, но ее нет!

Лестер вздохнул: да, ситуация скверная. Хуже всего, что Алтасар до сих пор разгуливает в Эль-Реале, а Люка, самого опытного охотника на мальпиров, никто не видел уже целый год.

– Нужно создать портал, – подал голос Мигель, третий советник, худой и носатый. Парламентскую треуголку он сместил на затылок, как обычную шапку. – Возможно, через ключевую зону он затянет Люка обратно из Эль-Реаля!

– Будем реалистами, – зло бросил Хайме. – Это не так просто! Из всех нас силы на создание портала есть только у команданте! И мы сможем создать только один! А если не получится?

– Тогда, – прошептал Лестер, – мы погибли.

Он подошел к окну и взглянул вниз, на городскую площадь. Несмотря на невыносимую жару, жизнь в Альто-Фуэго шла своим чередом. Торговцы раскладывали товар на прилавках, по рынку сновали покупатели, журчал фонтан, и две подруги, в одной из которых Лестер узнал невесту второго советника, присели отдохнуть у воды. Неужели скоро вместо этого останется черное пепелище? Неужели? Неужели…

* * *

Леша приподнялся на цыпочки, чтобы поближе рассмотреть список поступивших. Школьники толпились, и за головами увидеть свою фамилию было невозможно. Сначала Леша прочитал «Бойко, Лариса Олеговна» и прищелкнул языком. Ну вот как так – весь экзамен выносить мозг учительнице и в итоге поступить! Высшее мастерство!

Наконец здоровенный детина в красной бейсболке с эмблемой «Спартака» отошел подальше, и Леша протиснулся между школьниками.

– Мокшин, Мыльников… Мышкин! – он обрадовался и ткнул в список пальцем. – Мышкин Алексей Петрович! Поступил! Поступил!

От радости Леша готов был дать «пять» любому, но стоящие рядом девчонки прыснули и отпрыгнули в сторонку. Ну и пожалуйста – не очень-то и хотелось!

В приподнятом настроении Леша вышел во двор и сощурился на московское солнце – вроде и не юг, а жарит, как на Кипре – и огляделся в поисках Ларисы. При виде очередной рыжей копны Лешино сердце радостно замирало, но всякий раз это оказывалась не она.

Тут внимание Мышкина привлек парень в бейсболке, мешавший разглядеть списки. Он схватил за грудки маленького и тощего пацана, и тряс, как куклу. Из карманов тощего сыпалась мелочь и со звоном падала на асфальт.

– Сами разберутся, – буркнул Леша и отвернулся.

Звяк-звяк. Очередная россыпь монеток на асфальте. Леша посмотрел еще раз, в глубине души надеясь, что детина поставит тощего на землю и уйдет. Не тут-то было. Несчастный всё еще болтался в воздухе, только теперь его держали не один, а трое.

– Черт, – Леша сжал кулаки. – Первый день, а уже нарываешься на проблемы, Мышкин… Эй вы, – крикнул он. – Поставьте его.

– Чё? – тот, что в бейсболке, повернулся, но тощего не отпустил. Леша заметил, что хулиган напоминает мопса, и его глуповатое лицо совсем не вяжется с исполинским ростом.

– Не стыдно, джентльмены, трое на одного?

Двое других «джентльменов» были примерно Лешиной комплекции и возраста. Один светлый, щербатый, другой – краснощекий, коротко стриженный. Помедлив секунду, они оба разжали ладони. Мальчишка сделал два шага назад и прижался к школьному забору. Леша успел его рассмотреть – черноволосый, бледный, в дурацком черном костюме на два размера больше. Вороненок. Или вампиреныш.

Хулиганская троица пялилась на Лешу. Главарь сощурил круглые собачьи глаза. «Драться или бежать? Драться или бежать?» – лихорадочно думал Леша.

Но никто не нападал.

– «Финик» твой? – наконец прогудел Мопс, переворачивая козырек спартаковской бейсболки набок.

– Финик? – растерялся Леша. – Какой еще финик?

– «Инфинити», – пискнул щербатый, – который тебя в день экзамена забирал.

Леша тут же успокоился. Он знал таких ребят. Строят из себя крутых хулиганов или футбольных фанатов, а сами публикуют в соцсетях картинки с тачками, которые не могут себе купить. Завистливые, гады.

– А что если мой? – хохотнул он. – Прокатить?

– Слыхал, твой папаша стадионы строит, – фыркнул Мопс. – Я Рома Быков, это Глеб и Дима, – он указал на товарищей. – Знаешь, сколько стоит сюда поступить? Хотя ты-то точно знаешь, мажорчик.

– Ничего я не знаю! – огрызнулся Леша. – И вообще, вам-то какое дело!

«Я, конечно, скатал, но отец к этому отношения не имеет», – подумал он.

– Еще увидимся, – Рома Быков смачно плюнул под ноги и исчез за школьными воротами. Следом ушли и его приятели.

Худенький мальчишка всё еще стоял, прижавшись к забору.

– Не сильно они тебя? – спросил Леша. При близком рассмотрении оказалось, что они ровесники – ну или почти. Вороненок огладил черный пиджак, ослабил галстук, повел носом, словно почувствовал что-то неприятное, и неожиданно прошипел:

– Иди, куда шел, и не лезь.

– Эй, друг, ты башкой ударился? – Лешины кулаки снова зачесались. «Вот и спасай таких придурков!»

– Вы, инсептеры, нам не друзья, – скривился новый знакомый.

– Кто? – гаркнул Леша и схватил Вороненка за грудки.

«Вот, год не был в Москве, и уже каких-то инсептеров придумали, – пронеслось в голове у Леши. – Этот город совсем с ума сошел. То хипстеры, то инсептеры». Он понятия не имел, что означает новое слово, но не сомневался, что оно обидное.

– Молодые люди, у вас всё в порядке? – раздался над ухом голос.

Леша поднял глаза: Ирина Михайловна. В этот раз на ней было малиновое платье – вот ведь любительница ярких цветов. Нехотя отпустив противника, Леша пробормотал извинения. И пока Ирина Михайловна читала лекцию о дисциплине, то и дело неодобрительно цокая языком и поправляя взбитые кудри, Вороненок воспользовался случаем и слинял.

«Доберусь еще до тебя!», – мстительно подумал Леша, услышав скрип школьной калитки.

Леша прогулялся по Остоженке, дошел до Арбата и вернулся домой на метро. Он оставил отцу сообщение на автоответчике и каждую секунду проверял телефон: не звонит? Они не общались целую неделю, со дня Лешиного приезда, и сегодня-то он точно позвонит! Вспомнив списки поступивших, Леша хмыкнул. Мышкин – ученик лучшего в городе гуманитарного лицея. Ха, даже самому не верится.

Дома, схватив на кухне яблоко и зачерпнув горсть хлопьев – еду каждый день привозил дядя Миша – Леша уютно устроился на диване. На глаза снова попалась отцовская книжка – за эту неделю Леша к ней не притронулся. Встречался со старыми друзьями, покупал учебники и одежду к школе, шатался по «Музеону», выбрался за город на шашлыки. Не до книжек тут. Леша пролистал выцветшие страницы. Фэнтези, что ли? Зевнув, он открыл книжку с конца и прочел: «На Альто-Фуэго надвигалась тьма, и не было этой тьмы страшнее».

 

Tres/Трес

На Альто-Фуэго надвигалась тьма, и не было этой тьмы страшнее. Сначала она поглотила Сад Камней, потом халупы бедняков на западе и подобралась к воротам в Старый город. Все окна погасли, и черная шаль накрыла здание парламента, фигуры горгулий на ратуше и главный фонтан. Линия горизонта пропала, и куда ни кинешь взгляд, была лишь непроглядная, плотная тьма.

Люк Ратон стоял на городской площади. Он знал: Алтасар пугает его, испытывает на прочность.

Люк прислушался: вот хрустнула ветка, хлопнули оконные ставни, наконец, послышались шаги. Они были твердыми и четкими, как у военного. По скрипу Люк определил, что незнакомец – в тяжелых ботинках.

Шаги затихли, и хрипловатый бас раздался прямо у него над ухом.

– Как дела, охотник?

Люк обернулся, но никого не увидел.

– Покажись, Алтасар! – крикнул он, и собственный голос показался ему неестественно громким. – Покажись!

– Ты действительно хочешь видеть мое лицо? – смех незнакомца был похож на тявканье лисицы.

– Хочу, Алтасар! Хочу!

Темнота немножко рассеялась, и из густого серого тумана выступил человек в дорожном плаще с капюшоном. Люк заметил, что он невысок, но крепок, и судя по пряди волос, упавшей на плечо, светловолос. Человек подманил Люка узловатым пальцем и откинул капюшон.

– Вот он я. Смотри, охотник, – хрипнул он. – Ну же, как я выгляжу?

Половина его лица была обезображена. Белое ожоговое пятно тянулось от подбородка к правому уху, острому, как у летучей мыши.

– Как человек, – ответил Люк спокойно. – Алтасар, ты выглядишь, как человек. Я убил сорок пять мальпиров, я знаю, как они выглядят. Ты же выглядишь, как человек.

– Лжец! – рявкнул тот, кого Люк называл Алтасаром. – Мальчишка!

Из-за широкого черного пояса Люк вытащил магический аркан и приготовился к прыжку. Он делал это уже сорок пять раз – накинуть аркан на мальпира, связать его, бросить в мешок и сжечь на перекрестке, не оборачиваясь и ни с кем не заговаривая. Но Алтасар оказался проворнее. Он подпрыгнул и вмиг оказался на ратуше. Люк бросился следом. Хороший охотник на мальпиров с гравитацией не церемонится.

Приземление вышло слишком резким. Люк заскользил по покатой крыше и едва не упал, уцепившись за один из длинных зубцов. Алтасар стоял на балконе ратушной башни и посмеивался, глядя на неумелые попытки Люка удержаться.

«Не уйдешь!» – пробормотал охотник. Прыжок, и вот он рядом с Алтасаром. Набросить аркан, и всё будет кончено.

Люк раскрутил веревку над головой и рванул вперед. Ну, получай!

– Он убьет тебя! – закричала женщина, и ее голос заставил Люка остановиться.

– Елена, – прошептал он. Сердце ухнуло вниз.

Она у него. Он забрал ее. Но как?..

В крепких руках мальпира извивалась молодая женщина. Растрепанные рыжие волосы, тонкие запястья и голубое платье. Люк помнил, как подарил его. Кажется, месяц назад. Они опять поссорились, и он не придумал ничего лучше, чем купить самую лучшую ткань и отдать портному, чтобы он сшил платье – легкое и воздушное, как сама Елена.

– Отпусти ее, – прорычал Люк.

Алтасар наслаждался эффектом. Он то отпускал Елену от себя, заставляя Люка дергаться, то толкал ее почти к самому краю каменного балкона.

– Ты глуп, охотник, – произнес Алтасар, когда Люк снова схватился за аркан. – Знал ведь: нельзя таким, как ты, иметь семью, друзей. Такие, как ты, обречены гнить в одиночестве.

– Отпусти, – в этот раз Люк просил жалобно, чуть не плача, когда туфелька Елены соскользнула вниз. Раздался негромкий удар пряжки о брусчатку.

– Предлагаю сделку, охотник, – улыбнулся Алтасар. – Дашь мне уйти – получишь назад свою невесту.

В воздухе появилась красная точка. Она росла и росла, пока не превратилась в светящийся круг. Он висел у башни и поблескивал дрожащим перламутром.

– Ты создал портал, – заскрежетал зубами Люк. – Мальпирам нельзя в Эль-Реаль!

– Если я уйду, она останется жить, – ответил Алтасар.

Люк колебался. Если мальпир пересечет границу между мирами, случится страшное. На то и созданы охотники, чтобы ни один мальпир не мог навредить людям. Но стоило посмотреть на Елену, как сердце сжалось. Алтасар намотал ее чудесные волосы на локоть, а она даже не вскрикнула от боли.

– Спаси меня, – прошептала она. – Спаси!..

– Верни мне невесту, – вздохнул Люк.

– Охотно, – Алтасар отпустил девушку, и охотник наконец-то сжал ее в объятиях.

– Всё в порядке, в порядке, – он погладил рыжие волосы, такие любимые, и покрыл поцелуями бледные щеки Елены. – Я с тобой, я никогда тебя не оставлю.

Усмехнувшись, Алтасар накинул капюшон и шагнул в светящийся круг. Как только мальпир исчез, Елена отстранилась.

– Я должна идти, – сказала она ровно, не глядя Люку в глаза.

– Куда?

– За ним, – она указала пальцем на круг. – Я люблю его. Прости.

– Кого? – Люк отказывался верить услышанному. – Мальпира?!

– Да.

– Ты заболела, – он легонько похлопал ее по щекам и снова покрыл их поцелуями. – У тебя жар. Идем домой, я позову доктора.

– Ты не понимаешь, – она убрала его руку. – Он тот самый. Я знаю.

В этот момент Елена показалась Люку такой чужой, что он разозлился.

– Он, – выкрикнул Люк в пустоту, – зло! Мальпиры не могут любить!

– Ошибаешься, – Елена откинула рыжие волосы и, не оборачиваясь, подошла к светящемуся кругу и шагнула в него. Охотник остался один.

– Ты пожалеешь! – крикнул он. – Предательница!

Круг-портал еще висел в небе. «Мальпир! – с ужасом подумал Люк. – В Эль-Реале! Только не это!». Он разбежался и прыгнул.

Портал схлопнулся, и город вновь окутала тьма.

* * *

Проглотив последнюю главу, Леша вернулся в начало. Он прочитал про Люка Ратона, победившего сорок пять мальпиров (кто это, Леша так до конца и не понял), и про его возлюбленную, и про их родной городок Альто-Фуэго. Книжонка была тоненькая, и вскоре Леша опять наткнулся на сцену с бегством Алтасара и Елены.

– Глупости, – пробормотал Леша и отбросил книгу на другой конец дивана. – Не может же всё так закончиться! Сто страниц гоняться за этим Алтасаром и дальше что? Где нормальный конец?

Не меньше его удивила и привязанность отца к фэнтези. Леша не помнил, чтобы родитель читал что-то кроме сайта РБК. Книги в огромном шкафу годами стояли нетронутыми. Кстати, а где все они сейчас? Леша подошел к узкому стеллажу, выполнявшему скорее декоративную функцию, и обнаружил всего один томик – «Мертвые души» Гоголя в красивом белом переплете с золотым тиснением. Леша взял Гоголя, завалился на диван, полистал, не скрывая зевоту, и сам не заметил, как заснул.

Разбудил его настойчивый стук.

«А соседи как были придурками, так и остались, – недовольно подумал он сквозь сон и приоткрыл глаза. – Опять ночной ремонт устроили. То же мне, блин, элитное жилье!» Но чем яснее становилось его сознание, тем быстрее он понимал: стучат не у соседей сверху, а в закрытую дверь гостиной.

Сердце ушло в пятки. Он резко сел на кровати и огляделся в поисках чего-нибудь тяжелого. «Воры, – крутилось в голове. – В окно кухни влезли! В полицию надо звонить!» Разряженный телефон издал прощальный писк и выключился. Стук раздался снова, на этот раз громче.

«А чего они стучат? – вдруг подумал Леша. – Что же это за преступники? Грохнули бы меня спящего и всё».

Он выдернул из розетки стоявший на тумбочке светильник и, вооружившись им, как дубинкой, подошел к двери.

Тук-тук-тук.

– Кто там? – тихо спросил Леша.

Никто не ответил. Ладони у Леши вспотели, и он сжал их в кулаки.

– Кто там, спрашиваю?

Тук-тук-тук.

Леша отступил назад и почесал голову. «Совсем уже с катушек съехал. Звуки по ночам мерещатся». Он крепче схватился за светильник, выдохнул и толкнул дверь. Коридор был темным и на первый взгляд пустым. «Ну нет никого, – успокоил себя Леша. – А ты боишься, дурак».

Он нащупал выключатель и сощурился от резкого желтого света. А когда открыл глаза, чуть не закричал во весь голос.

Перед ним стоял человек.

– Простите, идальго, не могли бы вы выключить свет? – вежливо попросил он. – Видите ли, я прячусь. И не нужно на меня замахиваться, прошу вас.

– Тут? – только и смог выдавить Леша, но оружие-светильник не опустил.

– Увы, обстоятельства заставляют меня искать убежище. Эти идиоты мечтают вернуть меня обратно в Эскритьерру! Ну не бойтесь же, прошу! Я не причиню вам неприятностей. Даже наоборот!

Леша присмотрелся к новому знакомому. Вроде бы не маньяк и не вор. Лицо приятное, глаза добрые, со смешливыми морщинками. Ростом – повыше него. Волосы длинные, забранные в хвост, одет в темно-синий костюм и рубашку. О возрасте ночного гостя Леша вывода сделать не смог – ну, может, в районе тридцати. Или чуть за двадцать. Незнакомец оглядел хозяина и, сверкнув легкой улыбкой, представился:

– Очень приятно, мое имя Сид. А как зовут столь юного и, безусловно, одаренного молодого человека?

Лесть была грубой, но Леша почему-то испытал к ночному гостю симпатию и аккуратно поставил светильник на пол. «Вот сволочь, – подумал он. – Взялся не пойми откуда, а уже в доверие втирается».

– Алексей, – буркнул он и незаметно подтянул домашние треники. – Вы в окно влезли? По соседскому балкону?

– Конечно нет, – Сид подмигнул ему. – Я, знаете ли, хоть и давно живу в Эль-Реале, всё еще не потерял способность перемещаться в пространстве, как мне вздумается.

Леша хмыкнул. Какой странный разговор. Черт побрал соседа сделать этот огромный балкон прямо над козырьком «Сбербанка». Того и гляди начнешь просыпаться в квартире с чужими котами и непонятными ребятами.

– Алексей, – ночной гость сложил руки в просящем жесте. – Я понимаю, что не имел права вторгаться в ваш дом без разрешения и пойму, если вы выгоните меня на улицу. Но умоляю, не делайте этого! Ведь я, согласно традиции, должен отдать вам стило!

– Чего отдать? – фыркнул Леша.

– Стило, конечно же! – улыбнулся ночной гость. – Неужели вы решили, что я буду прятаться в вашей квартире просто так? Вы не рады?

Леша еще раз присмотрелся к Сиду Изъяснялся он немножко высокопарно, что не вязалось с деловым костюмом и дорогими кожаными ботинками. Такие костюмы носят бизнесмены, уж Леше ли не знать.

– Чего, еще раз, вы мне должны отдать?

– Стило, необходимый инструмент каждого инсептера, – с охотой пояснил Сид. – Именно оно поможет вам, Алексей, стать творцом Эскритьерры и создавать эскритов!

Инсептер. Леша уже слышал это словечко от черноволосого мальчишки в школьном дворе. «Так, – подумал Леша, – пусть остается, а я у него всё про инсептеров узнаю. Иначе совсем с ума сойду».

– Можете остаться, если расскажете, кто такие инсептеры, – поколебавшись, кивнул Леша.

– Ох, идальго, – Сид вскинул широкие брови, – неужели вам ничего не известно? Могу я узнать, когда вам исполнится пятнадцать лет?

– Получается, завтра уже, – ответил Леша. – Первого сентября.

Он ненавидел свой день рождения. Лето закончилось, впереди целый год зубрежки, а вместо радостного ленивого утра – линейка перед школой.

– Очень, очень странно, – пробормотал Сид. – Видите ли, обычно у инсептеров не бывает вопросов. Накануне пятнадцатилетия эскрит, которому выпал жребий, должен передать юному инсептеру стило – такова древняя традиция.

Леша ничего не понял, но кивнул. «Заснуть сегодня всё равно не удастся», – решил он и пошел на кухню ставить чайник и опустошать запасы в холодильнике.

Уже через пять минут они с ночным гостем расположились за обеденным столом с чашками мятного чая. Время давно перевалило за полночь, и Мышкин отсчитывал первые минуты пятнадцатилетия. «Странный, странный день рождения, – думал он, поглядывая на Сида. – Очень странный».

Страха Сид не вызывал – совсем. Внутренний голос тихонько нашептывал, что опасно пускать в квартиру кого попало, но Леша его игнорировал. А мысль о том, что отец бы его за это убил, вызывала в груди приятное щекотание.

– Ну, – сказал Леша. – Так кто такой этот инсептер?

– Это особенный человек, – вздохнул Сид. – Человек, имеющий власть над нами, эскритами. Создатель нашего мира. И для этого ему нужно стило! Ох, дьос мио, совсем забыл!

Сид пошарил в карманах пиджака, вытащил перьевую ручку и с благоговением протянул Леше.

– Это ручка! – Леша не удержался от смешка.

– Не ручка, а стило, – поправил Сид. – Годы идут, технологии совершенствуются. Инсептерское стило создается специально для каждого инсептера в Импренте. Чтобы призвать эскрита, нужно писать своей кровью! А потом… сжечь конец написанного!

– Как занимательно! – подыграл ему Леша, а сам нащупал в кармане телефон. Нет, тут не в полицию, тут в дурдом звонить надо.

– Важно, чтобы история осталась незаконченной, – продолжил Сид.

– Почему? – Леша как можно более равнодушно хрустнул печеньем. В голове крутилось: «Вот больной! Что делать-то? И как сигнализация на него не сработала? Точно, сигнализация! Рвануть к двери и врубить ее!»

– Потому что из законченной истории никто не захочет уходить. Когда история закончена, эскриты начинают жить своей жизнью и освобождаются от влияния инсептера, – пояснил Сид.

– И значит вы один из этих эскритов? Пришли в наш бренный мир? И как вам у нас? Учитесь? Работаете? – Леша расхохотался. Новый знакомый точно был психом.

– Болтаюсь по миру, – с готовностью поддержал разговор Сид. – Эль-Реаль безумно красив. А эти новые технологии! Вот только не всем нравится, что я здесь, а не в Эскритьерре.

– Кому не нравится?

– Акабадорам, кому же еще, – Сид презрительно сморщился. – О, вы о них еще узнаете! Акабадоры отправляют нас обратно наш мир. Но куда мне идти, если… Нет, не просите, идальго, я ничего вам не расскажу о себе!

– Ну всё, с меня хватит, – Леша потер лоб.

«Сумасшедший. Трёт про каких-то эскритов. Ручку принес. На моей кухне. Ест творожный сырок. Допрыгался, Мышкин. С ума сошел. В дом пускаешь всяких. Так-то книжки перед сном читать».

– Вы извините, – сказал Леша. – Я в туалет отойду, – и он попятился к двери.

«Телефон на зарядку, и ноль-два звонить, – на ходу сочинял план Леша. – Скажу, у меня тут сумасшедший в квартире. Пока мы чай допьем, они и приедут. И всё – финита ля комедия. Всё-таки как он в квартиру влез? Окно закрыто ведь!»

Но не успел Леша выйти, как ночной гость подскочил и повел носом, как собака-ищейка.

– Они рядом! – прошептал он. – Это… о Боже! Уходи! – взмолился он. – Уходи!

– Никуда я не пойду, – Леша упер руки в бока. – Я тут живу, вообще-то, да и время – час ночи.

– Как знаешь. Прощай, Алексей! – Сид взмахнул рукой, и, к великому изумлению Леши, растворился в воздухе.

Мышкин помотал головой, пытаясь отогнать наваждение, оглядел пустую кухню и не нашел лучшего решения, чем вернуться в постель и проспать остаток ночи без снов и происшествий.

Таинственная ручка-стило так и осталась лежать на кухонном столе, поблескивая серебристым боком.

 

Cuatro/Кватро

Утром Леша чувствовал себя замечательно. «Ну и привидится же такое, – думал он, потягиваясь. – Мужик какой-то! На кухне! И опять это странное слово приснилось – инсептер». Он легко объяснил себе, что ночные события – всего лишь плод воображения, а инсептеры – новая субкультура, вроде хипстеров. Он ведь год не жил в России, выпал из обоймы. Зная, как быстро в Москве всё меняется, Леша не нашел в новом слове ничего удивительного.

Черная книжка про Алтасара всё еще валялась на диване и, повинуясь странному порыву, Леша сунул ее в рюкзак.

Мышкин решил прокатиться до школы. На страничке «Вконтакте» Лариса Бойко написала, что собирается приехать днем, и Леша не придумал ничего лучше, чем подкараулить ее во дворе или возле кабинета. Добавлять в друзья будущую одноклассницу он постеснялся, и сам удивился этому.

Есть не хотелось, и Леша вышел без завтрака, не заглянув на кухню. Наступил последний день лета, погода стояла отличная, и даже толпы людей в центре Лешу не бесили.

Школьный двор был пуст. Леша устроился на лавочке в тени каштана и, чтобы убить время, достал черную книжку. Он еще раз внимательно прочитал последнюю страницу – никаких упоминаний о второй части. Всемогущий «Гугл» тоже понятия не имел об истории про Алтасара. Ну как так можно – не написать, что случилось дальше! Выходных данных тоже никаких не было – ни названия типографии, ни года выпуска. Пустой была и титульная страница, не считая маленькой закорючки в углу, похожей на английскую букву I.

Леша так увлекся, что не заметил, как Лариса присела рядом на лавку. На девочке были джинсы с дырками, футболка на два размера больше и тряпочные кеды. Медные волосы она забрала на макушке, закрепив простым карандашом. Даже в этом странном наряде Лариса казалась очень симпатичной, и он попытался придать лицу серьезное выражение и побыстрее убрал книгу в рюкзак. Кажется, не заметила.

– Не ожидал тебя здесь увидеть, – сказал Леша, отводя глаза. – Мы ведь учиться только завтра начинаем.

– Я в общежитие устраивалась. У нас же лицей-интернат, – она указала на здание школы. – А ты что тут делаешь? Будешь тоже в школе жить?

Леша хотел сказать, что у него есть, где жить, но осекся. Отец всё равно с ним не живет, а с новым ремонтом стало жуть как неуютно. Почему бы не пожить в школе?

– И как там это общежитие? – осторожно спросил он. – Как туда попасть?

– Ну, оно для иногородних.

– А я как раз в Воронеже родился, – Леша подмигнул.

– Здорово, – Лариса улыбнулась. – Значит, часто видеться будем.

– Слушай, – Мышкин сунул книгу обратно в рюкзак. – Что ты мне на той бумажке написала?

– Что-что, – Лариса старательно изучала грязные носки своих кроссовок. – Шпору. Про деньги у Достоевского.

Тут Ларису окликнули.

У школьной калитки стояла крупная женщина в строгом синем костюме и махала рукой, призывая поторопиться. «Может, мама? – подумал Леша. – Только непохожи чего-то!».

– Прости, мне идти надо. Увидимся!

Леша посмотрел, как Лариса и вероятная мама вышли из калитки и перешли дорогу. Женщина, кажется, ругалась, а Лариса не слушала и щурилась на солнце. Когда они скрылись за поворотом, Леша надел рюкзак и зашагал в сторону школы.

Чтобы попасть в жилое крыло, он поднялся по боковой лестнице и нырнул в коридор. С соседних этажей доносился гул: школьники вернулись с каникул и заселялись в комнаты. Леша отыскал кабинет с табличкой «комендант Вовк Т.М.» и постучал.

– Войдите! – скрипнул голос с той стороны, Леша приоткрыл дверь и сунул нос в пыльный, заваленный бумагами кабинет.

– Вам чего? – не слишком вежливо спросила старушка в черном платье с воротником-стойкой.

– В общежитие устраиваться! – бодро ответил Леша.

– Направление где? – гаркнула старушка, и он удивился силе ее голоса.

– Потерял, – ляпнул он первое, что пришло в голову.

– Фамилия!

– Мышкин.

Она полезла в допотопный компьютер, занимавший половину стола. Компьютер кряхтел и медленно грузился, узловатые пальцы комендантши еле ползли по клавиатуре. «Специально издевается», – подумал Леша. Наконец нужная информация была найдена, и Вовк окинула Лешу холодным взглядом.

– Что вы тут меня отрываете, молодой человек, – проскрипела она. – у вас прописка московская. Вам не положено общежитие.

– Так вы посмотрите еще, – предложил Леша. – Ошибка, наверное.

Надежда жить в школе и часто видеться с Ларисой таяла на глазах.

Недовольно покачав головой, комендантша снова уткнулась в монитор. Вдруг ее лицо просветлело.

– Леша Мышкин, – она посмотрела с сочувствием. – Так ты же сирота.

«Ну вот, началось, – Леша заскрежетал зубами. – Ну и база у них там, вообще, что ли, всё написано».

Он терпеть не мог, когда о нем говорили как о сироте. Ну, нет у него мамы и дальше что? Он ее и не помнит совсем. Зато папа есть. Сироты на «Инфинити» не ездят и не проводят год на семейной вилле на Кипре. Но вместо того, чтобы возражать, он опустил голову и промычал что-то нечленораздельное.

– Бедный мой мальчик, – Вовк протерла глаза под толстыми стеклами очков. – Конечно, ты проходишь по льготной категории. Вот ключи, только успей, пожалуйста, сегодня до девяти вечера. Твоя комната на третьем этаже. Бумаги на неделе оформим.

– Отлично! – Леша схватил ключи со стола.

Помахав на прощание, он вылетел в коридор. Не слишком ли он радостно выглядит для несчастного сироты? Хотя какая разница!

Леша поспешил домой собирать вещи – благо, большая часть всё еще лежала в чемодане. Пока ехал в метро, воображение рисовало радостные картины: удобная кровать, компьютер, большое окно и вечеринки каждый день. Во всяком случае, так описывал общежитие его друг Костас, который уехал учиться в США.

– Куртка в чемодане, джинсы в шкафу и одни, и другие, – бормотал Леша, орудуя ключом от входной двери. – Зубная щетка – учебники – шампунь! Ничего не забыть!

Он залетел в коридор и резко остановился. По всей квартире валялись вещи. Из чемодана вытащили всё, даже белье. На полу, погребенный под ворохом Лешиных футболок, лежал новенький айпад.

В панике Леша открыл тумбочку, куда сунул пластиковые карточки. На месте.

Не украли и заначку – привезенные с Кипра сто евро. Дорогая техника тоже грабителей не интересовала.

– Странно, – пробормотал Леша.

Он обошел все пять комнат и пошел на кухню.

– Микроволновка, телевизор, чайник, миксер, ложки серебряные, – считал Леша предметы, которые могли, по его мнению, быть украдены. – Так, а ложки-то где?

Две чашки с остатками заварки, в каждой по ложке, стояли на столе. Пачка печенья была наполовину съедена, в мусорном ведре сжалась в комок упаковка от творожного сырка.

Леша тут же вспомнил события прошлой ночи. «Так Сид был? И что это я сразу про чашки не подумал? – потер Леша подбородок. – Жулик он. Воров натравил».

«Так ничего не украли», – возразил внутренний голос.

Леша совсем запутался. Он присел на краешек табуретки и засунул в рот два печенья сразу. На столе, рядом с пустыми чашками, лежала ручка. Стило, как назвал ее Сид. Леша взял ее, повертел в руках. В пальцах появилось приятное тепло. Ручка как ручка, синяя, только дорогая. Похожа на «Паркер». Бизнесменская такая ручка для подписи документов. Леша сунул ее в карман – в школе пригодится.

– Если в полицию, – размышлял он вслух, – надо сказать, что украли, а всё на месте… Даже ручка. Новая. Нельзя им про Сида говорить, подумают еще, что я больной. Нет, надо всё же отцу звонить.

Но отец его опередил – впервые за неделю на экране Лешиного телефона замаячила фотка родителя.

– Привет, – осторожно сказал Леша. – Тут такое дело – к нам в квартиру влезли. – С сообщением плохих новостей он решил не тянуть. – Но всё на месте.

Леша сжал зубы и приготовился слушать отцовскую тираду. Так уж повезло – если у них что-то случалось, виноват всегда был он. Вот и сейчас начнется, думал Леша. Дверь плохо закрыл, дом на сигнализацию не поставил, в гости зовешь кого попало, не дом, а проходной двор… С последним, кстати, трудно не согласиться.

– Я знаю, – спокойно ответил отец. – Забудь об этом.

Леша шумно выдохнул. Что значит «забудь»?!

– И кто же это был?

– Я встречался с одной женщиной, – уклончиво ответил отец. – Она мне мстит после расставания.

Леша знал нескольких подружек отца. Все они исчезали, когда им переставали дарить дорогие подарки. Если эта девушка не взяла ни Лешину заначку, ни золотые карточки, что тогда она искала?

– Так что мне делать? – спросил Леша тихо.

– Просто вызови уборщицу. Кстати, – отец кашлянул, – ты не находил книгу?

Леша напрягся.

– Какую? – спросил он, хотя прекрасно знал ответ.

– Черную в кожаной обложке, – голос отца был ровным и спокойным. – Я хотел бы ее подарить.

– Нет, не видел, – скороговоркой прошептал Леша, а сам покосился на рюкзак.

Отцовский голос показался ему странным. Если бы не фирменное покашливание, Леша уже давно заподозрил бы подвох. Сначала ночные гости, потом этот погром, потом отец спрашивает про книгу… Нечисто это всё.

– Если найдешь, позвони мне, – сказал отец.

– Папа, – крикнул Леша, надеясь, что тот еще не повесил трубку.

– Да?

– У меня вечеринка была, – на ходу придумал Леша. – Мы ноутбук случайно разбили. Дядя Миша привезет мне новый?

– Конечно.

Короткие гудки. Отец повесил трубку. Леша задумчиво почесал подбородок. Несмотря на финансовое благополучие, старший Мышкин был строг. Вечеринки и ночевки с друзьями – под запретом. Один раз Леша позвал приятелей и поплатился. Отец был в командировке, но обо всём узнал. «Если твои дебилы прожгут ковер, – написал он короткое сообщение, – платить будешь ты». Веселиться сразу расхотелось.

А за разбитый ноутбук можно было отхватить такого!.. Отец бережно относился к вещам и не простил бы подобного разгильдяйства. Чтобы прояснить ситуацию, Леша набрал дядю Мишу.

– Так я в отпуске, Лех, – голос на том конце провода был веселым и пьяным, – в Турции! Петр Алексеич сказал, мне отдохнуть нужно. Пять лет без отпусков – ну кто же откажется!

«Ну, может, просто решил не упоминать, что отправил водителя в отпуск, – успокоил себя Леша. – Подумаешь, событие».

Но внутри шевелился червячок сомнений. Дядя Миша, бессменный и незаменимый, не бывал в отпуске уже много лет. «За те деньги, которые я ему плачу, – обычно говорил отец, – можно и задницу на британский флаг порвать».

Чем больше Леша размышлял, тем яснее ему казалось: с ним говорил не отец, а чужак. «Бред, – Леша помотал головой. – Уж папин голос я всегда узнаю». Он еще раз посмотрел на телефон и набрал отцовский номер. Вместо гудков послышалось мелодичное пиликанье, и трубку подняли.

– Что ты хотел?

Всё то же знакомое покашливание и хрипотца – ни с кем не спутаешь. Леше казалось, он знал все оттенки отцовского голоса.

– Папа, – сказал он. – Я забыл спросить, как поживает твой армейский друг Святослав Вяземский. Я по нему соскучился!

– У него всё в порядке, – ответил отец.

– Передай ему привет.

– Обязательно. Это всё, что ты хотел узнать? – спросил отец.

– Да.

– Леша?

На секунду показалось, что голос отца стал прежним, что вернулась теплота.

– Пап?

– Уходи, – отец говорил торопливо, слово боясь не успеть. – Уходи! Иди в школу! Там безопасно! Не ищи меня! Не смей меня искать!

– Папа!!

– Пообещай, что не будешь искать меня!

– Папа!!

Короткие гудки. Дрожащими пальцами Леша нажал «отбой». Последние слова отца – «Не ищи меня» – всё еще звучали в голове. Еще этот Святослав Вяземский… Он не знал отцовских друзей, даже не слышал их имен, кроме одного – некоего Святослава Вяземского, с которым отец вместе служил. Леша легко запомнил это имя – оно было необычным, книжным каким-то. Не у каждого есть знакомый по имени Святослав и по фамилии Вяземский. Леша не знал об этом человеке ничего, кроме имени, но одно он помнил точно – сослуживец отца погиб в начале девяностых в Чечне.

Значит, с ним точно говорил не отец. Леша не знал, что делать дальше. Он схватил чемодан, сунул туда какие попало вещи, запихал в карман два паспорта, карточки и оставшиеся сто евро, вырубил свет, подхватил рюкзак и вышел на улицу

 

Cinco/Синко

– Ну вот, просила же, не позже девяти, – недовольно пробормотала комендантша, но всё же выдала Леше жесткое шерстяное одеяло и постельное белье, накрахмаленное до твердости. – Там застелено, это на потом. Туалет и душ в конце коридора.

Расхлябанная дверь нового жилища открылась с протяжным скрипом. Внутри пахло сырым деревом и пылью. Леша нащупал на стене выключатель, и комнату наполнил рассеянный желтый свет.

Тут было всего по два – две кровати, два письменных стола, два одинаковых стула с деревянной спинкой и жесткой сидушкой и облупленный шкаф. Кровати были заправлены по-армейски идеально – покрывалами с печальными синими колокольчиками. Леша присел на ту, что слева, дернул тугую щеколду на окне, впуская свежий воздух.

Он посидел, глядя в стену, потом забрался с головой под колючее одеяло.

«Завтра подумаю», – твердил Леша, пытаясь заснуть, но сон не приходил. Может, виной был противный комар, может, непонятный шум из коридора или премерзкое одеяло, из которого торчали колючие нитки. Поворочавшись с бока на бок, он встал, натянул штаны, влез в шлепки и вышел в коридор.

Третий этаж лицея спал или делал вид, что спал. Леша прошел мимо дюжины закрытых дверей, миновал главную лестницу и добрался до туалета.

Он включил воду, хорошенько умылся розовым обмылком и, пройдя туалет насквозь, оказался в душевой для мальчиков.

«Ну и как тут жить, – подумал Леша, разглядывая уродливую серую плитку на стенах, – тоска одна».

Он тут же пожалел о решении остаться в школе. На Кипре у них дома был хаммам – ходи, когда вздумается. Особенно круто было ночью – сначала баня, потом босиком на пляж и упасть в прохладное море. Берега пологие, и плавать совсем не страшно. Плывешь на спине, смотришь на небо, а там – звезды. Много звезд.

Леша замер, с отвращением разглядывая старый душ. Он уже собирался вернуться в кровать, но вдруг на ровном месте споткнулся о бортик керамического поддона и упал, долбанувшись носом о кран. Чуть не взвыл – адски больно. Во рту стало солоно, и в душевом поддоне появились две алые капли.

«Как в дешевом ужастике», – промелькнуло в голове. Мышкин хотел подняться, но не смог. Невидимая сила пригвоздила его к полу.

«Что за!..» – Леша вцепился в душевую перегородку, попробовал встать, потом еще раз, еще раз. Бесполезно.

Вдруг он увидел, что слив душа превратился в черную воронку. Пальцы ослабли, Леша разжал их и позволил воронке проглотить себя. Последнее, что он видел, – мелькнувшее в дверном проеме лицо.

Тишина. Потом появились звуки улицы: шум деревьев и шорохи. Пахнуло летней южной ночью, совсем такой, как на Кипре.

Леша приоткрыл глаза и увидел звездное небо.

Он лежал на спине, в центре площади, мощенной круглым булыжником. Слева нависала готическая ратуша, справа – здание с большими окнами, похожее на итальянское палаццо. Пошатываясь, Леша поднялся и удивленно осмотрелся. Если бы не боль в носу и жуткая ломота по всему телу, он бы решил, что умер.

Но боль напоминала – жив, еще как жив.

Вдруг послышались голоса.

«Где его выбросило?»

«Надо доложить команданте, что он у нас».

«Смотри-ка, молоденький!»

«Так я и знал, что в портал попадет кто угодно, только не Люк Ратон!»

К Леше бежали трое. Один круглый, с потным лицом, двое других – довольно поджарые, крепкие. Все – в коротких белых штанах, зеленых камзолах и шапках-треуголках.

– Сеньор акабадор, вы должны следовать за нами, – сказал толстяк лающим хрипловатым баском. – Любое сопротивление армии правительства бесполезно.

– Хех, – Леша осторожно потрогал ранку под носом. – Это я уже понял. Смотрите, звезда падает!

Толстый, как по команде, запрокинул голову, и Леша припустил во весь дух по площади. Никуда он с ними не пойдет! И так уже отделали хуже, чем ребята из гаражной мастерской три года назад.

Но силы Леша не рассчитал, и двое помощников толстого в два счета догнали его и повалили на землю.

– Хотите меня без зубов оставить, – прохрипел Леша, ударившись подбородком.

– Извините, сеньор акабадор, – сказал один, с носом-крючком и острыми маленькими глазками, – у нас тут армия, а не курорт.

Леше завязали руки за спиной и повели, подталкивая в спину. Сделав десяток шагов, похитители завернули на маленькую кривую улочку и зашли в дом-палаццо с бокового входа.

Внутри Леша смог разглядеть лишь неясные очертания. То здесь, то там мелькали огни факелов. Они шли то по коридорам, то по скользким лестницам.

– Смотрите под ноги, смотрите под ноги, сеньор акабадор, – повторял толстый, толкая Лешу, и тот старался не упасть.

– Я не сеньор помидор, – сплюнул Леша.

Под ногами был ковер – красный, кажется, насколько позволяла разглядеть полутьма, и длинный. Они всё шли и шли, петляли по пустым коридорам, пока не остановились перед закрытой комнатой. Толстый вцепился Леше в плечо, два помощника открыли тяжелые деревянные двери и втолкнули пленника внутрь, в темноту.

– Сеньор Лестер… команданте, – голос толстого дрогнул. – У нас молодой акабадор. Затянуло в портал. Сопротивляется. Пытался бежать. Наглый.

– Ты идиот, Эстебан, – послышалось из дальнего угла. – Вы все идиоты – и ты, Хайме, и ты, Фелипе. Я просил – не надо никого бить, не надо никого тащить силой. Мы не враги ни акабадорам, ни инсептерам.

– Так ведь иначе он не хочет идти! – произнес толстый уже чуть менее уверенно.

– Оставьте нас наедине.

– Но, команданте, он может быть опасен!

– Наедине, я сказал!

Толстый выдохнул, но всё же повернулся на каблуках, приложил руку к треуголке и вышел. За ним выскочили Хайме и Фелипе. Дверь скрипнула, закрываясь.

– Мои глаза болят, – сказал всё тот же голос, вкрадчивый и сухой, – поэтому тут темно. Не переживай, сейчас мы это исправим.

Леше в глаза ударил яркий свет, и он с непривычки зажмурился. Над головой вспыхнула многоярусная свечная люстра.

Еще одна такая же висела над овальным столом с пятью стульями по периметру. Стены были каменными, стрельчатые окна украшали цветные витражи. В углу, опираясь на трость, стоял человек в треуголке и задумчиво смотрел на улицу.

– Где я? – спросил Леша.

– В Зале Гиацинтов, – ответил человек, не отводя взгляда от окна. – В резиденции командира и единоличного правителя Альто-Фуэго.

– Кого?

– Меня.

Человек наконец обернулся, и Леша увидел его лицо – квадратное, будто вырезанное из бруска дерева, с тонкой, обгоревшей кожей и короткой рыжей бородой. И это лицо показалось Леше знакомым, словно они с команданте уже встречались.

– Кто вы такой? – прошептал Леша, разглядывая человека в треуголке. – И где я, черт возьми?

Команданте подошел ближе, и Леша почувствовал, как веревка, накрепко держащая руки, ослабла.

– Пройдемся, – он по-дружески потрепал Лешу по плечу. – Думаю, у тебя множество вопросов.

Они вышли из Зала Гиацинтов и вернулись в полутемный коридор. Команданте шел чуть впереди, Леша семенил следом. Они спустились по винтовой лестнице и вышли через маленькую овальную дверь, снова оказавшись на площади.

– Мы в центре Альто-Фуэго, города, где у людей сердца горячи, как огонь, – произнес команданте. – Меня зовут Лестер Рохо, и благодаря мне мы смогли выжить после переворота.

Они свернули на кривую улочку и шли мимо двухэтажных домиков с покатыми крышами. «Европа, точно Европа, – думал Леша, осматриваясь. – Испания. Названия какие-то испанские. Или Италия. Почему тогда все на русском шпарят, как на родном?»

К тому же… Альто-Фуэго – так назывался город в книге, которую он недавно читал. Папиной книге. Но не могло же его затащить в книгу? Или могло?.. Леша решил не задавать вопросов, а послушать, что скажет команданте. Тот молчал. Они еще раз повернули и теперь шли вдоль глухой кладбищенской стены.

– Как вы знаете, – команданте нарушил тишину, – эскритов, чья история не дописана, ждет переворот или восстание. Далеко не у всех получается сохранить власть над придуманным миром после его забвения. Эскриты нынче не те. Мне – удалось. Моя история была дописана, я свободен от инсептеров. Именно поэтому, когда Люк Ратон исчез, я смог взять город под свой контроль.

– Поздравляю, – ляпнул Леша.

– Не стоит, сеньор акабадор, я ведь всего лишь был так задуман. Хотя, признаюсь, часто я начинаю сомневаться, что всего лишь плод чьей-то фантазии, – команданте разразился густым мужским смехом. – И тем обиднее, что мое время давно прошло. Я знаю это наверняка, хотя многие даже не в курсе, что они плод фантазии инсептера.

Они остановились на хлипком деревянном мосту. Где-то внизу шумела река, но ее не было видно. Леша поежился от колючего ветерка.

– Мы, жители Альто-Фуэго, мирный народ. Никогда не нападали первыми. Жили спокойно, пока в наших землях не появился мальпир. Смотрите, он вышел из этой реки.

– Кто такой мальпир?

– Злой дух! – команданте оскалился.

Леша отступил назад, и под ногой скрипнула деревянная доска.

– Мы называем его Алтасар Льороно. Он забирал жителей одного за другим, не щадя ни богатых, ни бедных, ни женщин, ни детей. Только один человек мог спасти город.

– И как же его звали? – осторожно спросил Леша.

– Лукас Ратон, но он обычно называл себя Люком. Он почти победил мальпира, но в самый последний момент сбежал. Чертов трус! Если бы вы знали, каких усилий стоило подавить начинающийся мятеж. Люди, которые думали, что их судьба уже давно решена, просто не знали, как жить дальше.

– И что вы хотите от меня? – произнес Леша задумчиво.

– Ратон пропал, а наш город скоро исчезнет. Его история не закончена, и наш город поглощает тьма. Мы пережили переворот, но Черную Вдову пережить не сможем. Скоро нам конец. Скоро Альто-Фуэго сотрет с карты Эскритьерры. Мы попытались создать портал, чтобы вернуть Ратона обратно, но вместо него туда попали вы, сеньор акабадор. Вероятно, по чистой случайности. Понимаете?

– Нет, не понимаю, – Леша покачал головой.

– Найдите Люка Ратона! – голос команданте стал почти просящим. – Верните его домой! Ведь именно этим вы занимаетесь! Вы, акабадоры, нужны нам!

– Да, бьете так, как будто я тут самый нужный человек на свете!

Команданте сделал вид, что не уловил Лешиного сарказма. Он внимательно посмотрел ему в глаза и сказал:

– Вы напоминаете мне мою мать. Когда у вас появился дар, сеньор акабадор? Когда был ваш поворотный момент? Это? – команданте указал Лешину руку.

– Ну, – Леша замялся. – Я, честно говоря, не думаю, что у меня есть какой-то дар. Может, вам нужен не я?

– А кто же тогда? – команданте сощурился. – Вы акабадор. Вы должны возвращать эскритов домой.

– Не знаю. Может, вам стоит самим найти Люка Ратона? Ведь где-то же он оказался, когда исчез с крыши.

Команданте буравил Лешу взглядом. Внизу шумела река, и казалось, тяжелое молчание будет длиться вечно.

– Откуда вы знаете, – наконец сказал Лестер, – что Ратон исчез с крыши? Даже я не знаю этого наверняка!

Леша понял, что сболтнул лишнего и прикусил язык.

– Ну… так это… почему бы и нет?

– Кто вы такой? – взревел команданте. – С кем вы связаны? Ведь Князь никому, никому не показывал то, что написал!

– Просто Ле…ша.

От мощного удара в переносицу перед глазами замаячили цветные пятна, и Леша рухнул на колени. Сознание снова окутала тьма.

* * *

Кап.

Холодная капля шлепнулась на нос, и Леша очнулся. Узкое окошко под потолком едва пропускало лунный свет.

«Нет, не сон, – подумал Леша, ощупывая нос. – Избили второй раз за сутки».

– Что, живой? – раздался знакомый голос. – Охранники говорили, сам Лестер приказал запереть тебя.

– Сид? – спросил Леша, сощурившись. – Это ты?

– Это я.

Сид сидел на деревянном ящике и с интересом разглядывал Лешу.

– Где я? – Леша потер шишку на голове и шмыгнул распухшим носом.

– Всё еще в Альто-Фуэго, – ответил Сид. – Незавидное у тебя положение. Тебя подозревают в связи с Алтасаром Лльороно, ты знаешь, кто это? Говорят, тебя повесят на рассвете.

– Мальпир. Злой дух. Вроде бы.

– Мальпиры, – небрежно бросил Сид. – Мальпиры нужны Эскритьерре. Они делают эскритов сильнее. Только выживает не каждый. Кстати, ты в курсе, что ты не обычный инсептер? Инсептер не может попасть в Эскритьерру! Не может пройти портал! Это могут только акабадоры! А ты… Удивительно!

– Отстань, – простонал Леша. – Я просто прочитал книжку! Дурацкую недописанную книжку! Из-за которой, кажется, перерыли мой дом и что-то сделали с отцом! Надо выбираться отсюда.

– Бесполезно, – Сид покачал головой. – Из этого подвала нельзя создать портал в Эль-Реаль. Даже если допрыгнешь до окна и создашь портал, снова окажешься на площади, и тебя схватят.

– И что же делать? Ждать, пока меня повесят? – Леша взлохматил волосы.

– Конечно, нет. Услуга за услугу. Ты не выгнал меня, теперь я помогу тебе.

Издалека послышались тяжелые шаги.

– Это охранники, – сказал Сид. – Давай его сюда!

– Что? – Леша занервничал.

– Стило, конечно!

Леша пошарил по карманам влажными пальцами и нашел ручку. Как хорошо, что он не оставил ее дома!

Шаги охранника стали громче.

«Как он там, Хайме? – послышался голос толстяка, Эстебана. – Говорят, вырубился от одного удара команданте. Слабак!».

– Ну-ка, попробуем, – пробормотал Сид. – Возьми меня за руку. И пусть твое стило начертит линию.

Леша вцепился в холодные пальцы Сида и вывел по воздуху черту. Она тут же заискрилась красным.

– Удивительно! – Сид хлопнул себя по лбу. – Ты точно инсептер, на все тысячу процентов! Записи о тебе есть в Импренте, где хранится великая книга Эскритьерры! Но ты используешь стило, как акабадор! Еще раз!

Скрещенные линии искрились и шипели, как бенгальские огни.

– А теперь прыгаем! На счет три! Три!

Сид дернул Лешину руку. Перед глазами у Мышкина всё закружилось, и к горлу подступил комок тошноты.

Леша открыл глаза. Холодный ветерок взлохматил мокрую челку. Они стояли на проселочной дороге. Леша удивленно посмотрел на грязь под ногами, красно-желтые кроны деревьев и зябко поежился. Слева виднелся каменный дом с черепичной крышей, почти наполовину вросший в землю. С забора слетела ворона и, сев прямо на дорогу, уставилась на Лешу круглыми глазами.

– Кыш-кыш, пошла, – Сид замахал руками.

– Мы же не в Москве? – осторожно спросил Леша.

– Нет, – Сид с наслаждением вздохнул и улыбнулся. – Они закрыли тебе путь в Эль-Реаль, но о других городах Эскритьерры не подумали. Глупцы! Считают, что если они не могут путешествовать из города в город, то и никто не сможет.

Леша прислушался. Где-то там вдалеке дорога заканчивалась обрывом и слышалось, как о скалы яростно бьются волны.

– Слушай, мой мальчик, – Сид взял его ладони в свои. – Какое-то время люди из Альто-Фуэго тебя не тронут. На создание портала эскритам требуется много времени и сил и, похоже, у них нет ни того, ни другого.

– Что мне делать?

– Ты не похож на обычного инсептера, – задумчиво сказал Сид. – Ты не такой, как они. Затаись, спрячься. А потом поговори с акабадорами. Они помогут. Только не говори, что видел меня! И не говори, что ты инсептер.

– И как мне их найти?

– Судя по тому, что с тобой происходит, они сами скоро тебя найдут. Только не говори обо мне! Не говори обо мне, слышишь?

– Хорошо, – Леша кивнул.

– Мы оба не можем здесь оставаться, – Сид огляделся. – Меня ждут дела в Эль-Реале! Прощай, Алексей.

– Ну, прощай, – Леша кивнул.

Подул сильный ветер, и Леша почувствовал, как его снова тошнит. Голова закружилась, исчезли деревья, ворона и дорога.

Открыв глаза, Леша увидел серую плитку. Он сидел в поддоне душевой кабины. Мутная зелень оконного стекла едва пропускала солнце, а значит, начинался новый день.

 

Seis/Сейс

– Сто пятьдесят лучших учеников со всей России. Блестящие перспективы. Уверенность в будущем, – говорил с трибуны мужчина с пшеничными усами, и хрипящий динамик разносил голос на весь актовый зал.

Леша сидел в первом ряду вместе с другими новенькими. День рождения начинался еще хуже, чем обычно. Заснуть Мышкин так и не смог. Очнувшись в школьном душе, он еле дополз до своей комнаты, залил царапины туалетной водой и так и просидел на кровати, пока не пришло время идти на линейку. Происходило что-то очень странное, это Мышкин понял точно. Странное – и страшное. И это странное уже нельзя было перепутать со сном, потому что синяки на Лешином лице были настоящими.

«Ужасное, ужасное утро», – подумал Мышкин. Он скосил глаза в телефон и читал поздравления с днем рождения с «Фейсбуке». Писали бывшие московские одноклассники, спрашивая, куда он пропал и почему не звонит. Поздравляли приятели с Кипра. Друг Костас, не спящий в своем Нью-Йорке, прислал смешное видео про енота, и Леша еле сдержался, чтобы не заржать.

Только отец не писал и не звонил.

Выступление директора лицея, Виктора Богушевского, тянулось, как пережеванный «Орбит». Уже двадцать минут он повторял одни и те же слова: будущее, уверенность, лучшие, элита, перспективы. Лариса сидела через четыре человека от Леши, и он даже не мог сказать ей «привет».

– Мы принимаем в лицей с девятого класса, чтобы заранее начать подготовку в ведущие мировые вузы, – сказал директор, оглядев битком набитый зал. – В каждой параллели – по три класса. Вас можно поздравить – вы действительно лучшие из лучших.

Зал разразился аплодисментами, и Леше тоже пришлось похлопать. Двигать правой рукой было больно – кажется, во время ночных приключений он повредил запястье. Нос распух, а под обоими глазами красовались сочные синяки. На Лешу то и дело косились обеспокоенные родители: мол, неужели этот бандит будет учиться с нашими супергениальными детьми? Леша фыркнул: не такие уж тут и гении, если ему удалось поступить с полностью списанным сочинением.

– А самых лучших учеников, – директор победно вскинул подбородок. – Мы премируем поездкой в Санкт-Петербург на каникулах! И на зимних, и на летних!

По залу прокатился восхищенный шепот. Леша зевнул: «Подумаешь, Питер. Хоть бы в Хельсинки отвезли, что ли. Хотя там тоже тоска. Лучше в Австрию. На лыжах кататься. Да, в Австрию сойдет». Отвлекшись от речи директора и чтения соцсетей, Леша стал осматривать зал. Он был большим, похожим на концертный – не то что в его старой школе. Кресла кожаные и никаких дурацких плакатов про день знаний. Вдруг на два ряда впереди, с краю, Леша заметил черную макушку. Парнишка, спасенный Мышкиным от хулиганов, тоже скучал, то вытягивая ноги, то нарочито зевая.

«А ведь он знал это слово – инсептер, – вспомнил Леша. – Интересно, кто он такой».

Наконец речь директора закончилась, и всех пригласили в столовую на праздничный обед. Леша шел медленно, стараясь не упустить из вида Ларису.

Из-за коричневой двери в конце коридора пахло хлоркой и горелой кашей. Школьников построили парами, провели внутрь и рассадили за столы, накрытые красной клеёнчатой скатертью. Леша оказался за столом вместе с полным мальчиком и девчонкой с двумя куцыми белыми хвостиками, а Лариса села за соседний.

– Давайте знакомиться, – полный мальчик протянул Леше мокрую ладонь. – Я Cеня. Из Пензы. Победитель областной олимпиады по русскому, литературе и истории.

У него было простое круглое лицо и брови домиком. На белую рубашку Сеня надел жилет в клетку-шотландку.

Леша пожал Сенину ладошку и тут же вытер руку о штаны.

– Лера, Рязань, – подхватила блондинка с хвостиками. – Городская олимпиада по русскому. Второе место, – сказала она так трагично, словно второе место приравнивалось к концу света или эпидемии Эболы как минимум.

– Леша.

– Откуда? – поинтересовался Сеня.

– Из Москвы, – процедил Леша сквозь зубы. – Но я… жил за границей.

– Ух ты! – воскликнула Лера. – А я только один раз была за границей, у тетки в Белоруссии.

– А я два раза, – Сеня растопырил толстые пальцы. – В Турции. А ты где был? В Америке был? В Лондоне был?

– Ну был, – выдохнул Леша.

– А в Индии? – подхватила Лера.

Леша что-то промычал в ответ. Ну почему он совсем не умеет врать? Сказал бы сейчас, что из Воронежа и дальше белорусской тетки никуда не ездил. Лера и Сеня наперебой сыпали вопросами: а он был на экскурсии в Стэнфордском университете? Ходил на спектакль с Камбербэтчем в Лондоне? А на Кипре учился на греческом языке? Узнав, что на русском, странная парочка даже не скрыла разочарования.

Леша отвечал односложно, пытаясь разглядеть Ларису за могучим Сениным профилем. Она проигнорировала вечную классику первого сентября «белый верх-черный низ» и пришла в джинсах и сиреневой футболке. Длинные волосы были заплетены в растрепанную косу.

– Так что у тебя? – Сеня развернулся с Леше вполоборота, тем самым совсем закрыв Ларису. – Олимпиады?

– Сочи, отец олимпийские объекты строил, – Леша пожал плечами. – В Афинах еще был, в две тысячи четвертом, но я мало что помню. Мелкий был.

Лера захихикала в кулак.

– Нет, – Сеня кашлянул, – в смысле олимпиады школьников. Городские, областные, всероссийские. Был где-нибудь?

– Да там же одни лохи, – Леша презрительно сморщился.

Лера и Сеня одновременно запыхтели. От неловких оправданий спасла девочка в белоснежном фартучке, поставившая перед Лешей тарелку с салатом.

– Для вас на кухне дежурит одиннадцатый «В», – улыбнулась она. – Сегодня на праздничном обеде оливье, мясо по-французски и песочный пирог. Добро пожаловать в Тринадцатый лицей!

– А знаешь почему их класс дежурит? – шепотом сказал Сеня Лере. – У них в прошлом году худшие показатели в параллели. Надеюсь, с нами такого не произойдет.

Оба снова посмотрели на Лешу: мол, не дай бог окажется, что ты в нашем классе.

Леша поковырял вилкой оливье в тарелке, выудив горошек.

Лера и Сеня уплетали за обе щеки.

– Бесплатная еда по праздникам, – Сеня погладил живот. – Это и правда лучшая школа России. А ты почему не ешь?

– Не хочется, – Леша помотал головой.

От вида оливье, залитого майонезом, его чуть не стошнило. Мясо по-французски выглядело ничуть не лучше – зажаренный кусок под толстым слоем майонеза с помидорами и луком.

– Мясо тоже не ешь? – Лера причмокнула. – Ты вегетарианец, что ли?

– Я не вегетарианец, – Леша еле сдерживался, чтобы не вспылить. – Я просто не ем майонез. Это вредно.

Сеня и Лера переглянулись и хмыкнули.

– А что ешь? – Сеня вытер губы, испачканные в майонезе, мясистой пятерней.

– Да всё ем. Овощи. Пасту. Мидии и другие морепродукты. Стейки.

Теперь эти двое гоготали, словно Леша рассказал уморительную шутку.

– Мидии! – ржал Сеня, стуча ложкой по тарелке с салатом. – Ты бы еще лобстеры сказал!

Леша хотел заметить, что лобстеры тоже ничего, но промолчал. Он смотрел, как под дурацким жилетом трясется большой Сенин живот, и раздражался всё сильнее. И когда Сеня в очередной раз повторил шутку про лобстеры, Леша схватил ложку, черпнул салата и, размахнувшись, метнул оливье в Сеню.

Он увернулся. С мягким шлепком салат приземлился на штаны мужчины, выбирающего булочку у прилавка.

– Упс, – пропищала Лера. – Кому-то попадет!

Леша стек под стол и украдкой стал рассматривать свою случайную цель. Высокий, нескладный, с длинными руками, похожими на мельничные лопасти. Интересно, злится? Вроде нет. В очках, лоб большой, волосы седые до плеч. Одет в мятую оранжевую рубашку, фиолетовые брюки и белые кроссовки. «Вот чокнутый профессор», – подумал Леша. Словно услышав его мысли, Лера сказала шепотом:

– Это Николай Витсель. Он ведет факультативные занятия по литературе. Говорят, у него стеклянный глаз!

Витсель взял салфетку и неловко вытер штаны, размазав пятно еще сильнее. Леше тут же стало стыдно: паршиво, наверное, оттирать майонез от задницы перед ржущими школьниками.

Выбросив салфетку, Витсель оглядел притихшую столовую. Внимательные глаза за стеклами квадратных очков задержались на Леше. «Какой стеклянный, правый или левый?» – подумал Леша. Левый глаз, мертвый, пустой, смотрел в одну точку.

– Меткий удар, – сказал Витсель, подмигнув правым, настоящим глазом. – Эти салаты не очень, да? А теперь возвращайтесь к еде, пока не пришел директор.

Взяв булочку, Витсель покинул столовую, словно ничего не произошло. Леша выполз из своего укрытия.

– Повезло тебе, – сказал Сеня. – Он не понял, что это ты.

«Нет, он понял, – подумал Леша. – Но ничего не сказал. Почему?».

Тем временем принесли пирог, который Мышкин всё-таки попробовал.

После обеда часть учеников ушли со своими классными руководителями, а Лешин класс отправили готовиться к завтрашним занятиям, объяснив, что их классрук еще не вернулся из командировки. Мышкин прочитал свое расписание – ему предстояло учиться в девятом «А» по профилю «русский язык и литература». В «Б» собрали будущих историков, а в «В» – географов. Каждый день – по шесть уроков, потом обед и вечерние факультативы по желанию. Вместе с расписанием дали бумажку. «Дорогой ученик! – прочитал Мышкин. – В лицее действует рейтинговая система. Баллы начисляются классам за успеваемость, участие в школьных мероприятиях и спортивных соревнованиях. В конце каждого полугодия лучший класс награждается поездкой в Санкт-Петербург. Участие в конкурсе поэтов – десять баллов. Участие в зимнем забеге – десять баллов…».

Последнее Леше понравилось. Бегать он любил, правда не зимой. А вот всякие конкурсы поэтов, фестиваль юных вокалистов «Золотая капель» и прочая самодеятельность нагоняла жуткую тоску.

«Просто так не отстанут, – злился Мышкин про себя. – Как же, светлое будущее! Перспективы! Ведущие мировые вузы!»

Он прошел в жилое левое крыло и поднялся на третий этаж. Ничего, как-нибудь справится, главное узнать, что случилось с отцом.

– Привет!

Леше отвлекся от невеселых мыслей и поднял глаза. Навстречу шла Лариса. Он потерял ее из виду, выходя из столовой, и теперь был ужасно рад встрече.

– Я видела, как ты кинул салатом в Витселя, – Лариса хитро улыбнулась. – Зачем?

– Акела промахнулся, – ответил Леша. – Ты ведь в «А»?

– Да. Не повезло нам с тобой.

– Почему?

– Классрук у нас – Чубыкин. Ходят слухи, что он троечников заставляет туалеты мыть. И вообще он строгий очень.

– Туалеты мыть? – присвистнул Леша. – А что родители не пожалуются?

– Да кому жаловаться. У нас же со всей России ученики. Родители все кто где. Тем более – ведущие мировые вузы, сам знаешь.

– Ты в какой живешь? – Леша решил сменить тему.

– В двадцать второй.

Лариса неловко спрятала руки, и Леша заметил, что она держит пакет-майку.

– Что это? – он попробовал заглянуть ей за спину.

– Ничего, – Лариса отступила назад, но Леша оказался проворнее.

– У тебя там учебники, что ли? – спросил он, увидев, что потрепанный уголок «Алгебра 9 класс» порвал пакет и теперь выглядывает наружу.

– Ну да, – Лариса смутилась. – Рюкзак тетя забрала… С дачи яблоки возить. Но она мне новый купит. Наверное… Ну, увидимся?

Проводив ее взглядом, Леша вытащил из заднего кармана прихваченные из дома сто евро. Надо же, после всех ночных приключений деньги всё еще с ним. Не долго думая, он направился к выходу. Леша доехал до Киевской и, обменяв деньги, зашел в «Европейский». Он долго стоял у блестящей витрины, выбирая из двух рюкзаков – девчачьего красного и черного, с шипами. В итоге выбрал черный. «Рок-девчонкам, – улыбнулся Леша, разглядывая покупку, – рокерские рюкзаки». Вернувшись в школу, он оставил подарок у двадцать второй комнаты.

Тут в животе заурчало. Он ведь так ничего и не съел, кроме кусочка пирога! Леша решил снять наличные в школьном банкомате и заказать что-нибудь, хотя бы пиццу. Только без майонеза и колбасы.

«Ваша карта заблокирована», – высветилось на экране. Леша метнулся к соседнему. То же самое. Он бегал то к одному банкомату, то к другому, вставляя по очереди все три карточки разных банков. Бесполезно.

Выдохнув, Леша набрал отцовский номер. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». По рабочему номеру секретарша бесцветным голосом сообщила, что Петр Алексеевич уехал в командировку.

– Где он? Он передавал мне что-нибудь? – выкрикнул Леша в трубку. – Может, он в Алабине?

– Алексей, – голос на том конце стал печальным. – Петр Алексеевич просил передать, что ваш загородный дом продан. Простите. Больше никаких сообщений.

– Что значит, продан? – крикнул Леша. – Как это – продан?

– На прошлой неделе. Сожалею.

Леша ударил ногой по банкомату. Отец пропал, денег – ни копейки, а жрать хочется – хоть плачь. Ну, с Днем рождения, Мышкин. Не болей, так сказать.

Минут десять Леша болтался по школьным коридорам, пытаясь решить, что ему делать дальше. Даже позвонил знакомому в полиции, майору Степанову, которому отец велел звонить только в самом крайнем случае. Похоже, крайний случай наступил.

– Вадим Палыч, – выдохнул Леша в трубку. – Это Леша, Леша Мышкин. Вы знаете моего отца, так ведь? Он пропал.

Голос у майора был сиплый, твердый. И совсем не удивленный.

– А, Мышкин Леша. Петр сказал, что ты будешь звонить. Не пропал он никуда, а уехал. Бизнес.

– Никакой это не бизнес! – заорал Леша. – Его похитили! За него говорил другой человек! Дело надо завести!

– Как же, похитили! – рявкнул майор. – Дело ему надо завести!

– Я без денег остался, – почти зашептал Леша. – Жрать нечего. Дадите взаймы?

– А вот это правильно, что без денег. У меня трое по лавкам, а тебя папка одного то по Швейцариям, то по Америкам таскает. Пороху-то небось не нюхал, а?

Леша не дослушал наставления и ткнул «отбой». Да пошел этот майор к черту! Трое у него! Нечего было столько заводить!

В кармане у Леши завалялись пять рублей – не хватит даже на булочку. Бесплатные обеды были в лицее только по праздникам, а жрать хотелось сейчас. «Так я же сирота! – вспомнил Леша. – Наверняка мне полагается еда бесплатно!» И он помчался в учительскую.

Завуч, тучная женщина с цыплячьи-желтыми волосами, выслушав Лешину тираду, уставилась в старенький компьютер «Ай-Би-Эм».

– Мы уже подали ведомость на бесплатное питание, – отрезала она. – Вписать вас сможем только в следующую.

– Так вписывайте!

– Через неделю.

– Неделю?! – воскликнул Леша. – Неделю?! И что же мне есть?

– Попросите немного денег у вашего отца, – завуч кашлянула. – Завтрак стоит пятьдесят рублей, обед – двести. Уверена, он не откажет.

Расстроенный, Леша побрел обратно в комнату. Он налил в пустую бутылку воду из-под крана, выпил, чтобы забить пустой желудок, сбросил кроссовки и лег, укрывшись колючим одеялом. За окном только начало темнеть. Шумели деревья, и пахло совсем по-летнему. Из-за прямоугольных силуэтов жилых домов блестел купол Христа Спасителя. «И зачем я вернулся? – тоскливо думал Леша. – Кому тут теперь я нужен».

Он не хотел в Москву. Первые полгода он болезненно привыкал к Кипру, простужаясь от каждого кондиционера. Пришлось учиться в русской школе, куда богатые родители отправляли детей, чтобы не мешались под ногами. Воспоминания снова перенесли его в ту ночь, когда пожарные вынесли его, полуживого, из квартиры. Старший Мышкин стоял во дворе рядом с каретой скорой помощи, невредимый. Наутро в больнице Леша хотел о многом спросить, но отец сказал одно-единственное:

– Поправишься – уедешь. Будешь жить в Лимассоле.

И Леша ничего не возразил, только уткнулся в подушку, глотая слезы. Только бы отец не увидел, что он ревет. «Он бросил меня, бросил там, в квартире, – думал Леша. – И сейчас бросает».

Сначала Леша считал Кипр ссылкой, а потом неожиданно привык. Привык и к морю, и к кондиционерам, и к молчаливой гувернантке, и к шумным друзьям-киприотам. Но стоило только полюбить новое место жительства, как один звонок отца, билеты, и вот он уже сидит на вступительном экзамене в этот дурацкий лицей.

Стук в дверь прервал Лешины размышления. Полежав еще полминуты, он пошел открывать.

Это была Лариса.

– Привет, – Леша постарался улыбнуться. – Зайдешь?

Но вместо ответного приветствия Лариса сунула ему в руку несколько смятых купюр.

– Я знаю, это ты, – сказала она скороговоркой. – Я посмотрела в интернете, сколько такой стоит, так вот тут шесть тысяч только, я тебе отдам, я обещаю.

Леша посмотрел на смятые тысячи, потом на Ларису. Она одернула застиранную домашнюю футболку и накрутила на палец медную прядь.

– Как узнала? – спросил он.

– Я только тебе сказала про рюкзак, – сказала Лариса. – Я знаю, я должна его вернуть, но он такой красивый, если честно. Но я отдам всю сумму, обещаю!

– Не надо ничего отдавать, – Леша сунул деньги обратно. – Это подарок.

– Подарок? За что? – Лариса смутилась еще больше. – В смысле ты же едва меня знаешь, ни к чему такие дорогие подарки… Он красивый, конечно, очень, очень красивый.

Леша довольно улыбнулся. Значит, угадал. Он скосил глаза на деньги в руках Ларисы. «Возьми у нее хоть сотню, – зашептал внутренний голос. – Купи два больших сникерса, протянешь».

– Леш, – Лариса шмыгнула носом. – Я понимаю, для тебя это не деньги…

– Почему не деньги?

– Ну, мне тут рассказали про тебя, – произнесла она тихо. – Ты за границей жил и всё такое.

– Что «всё такое»? – повторил Леша.

– Ну, ты из богатой семьи. Твой папа…

– Папа, значит, – хрипнул Леша.

Ему показалось, что внутри него лопнул воздушный шарик, заполненный гневом, и теперь горячий яд разливается по всему организму.

– Значит, всё, что ты обо мне знаешь, это то, что у меня папа богатый? – повторил Леша вкрадчиво. – Что я папенькин сынок с карманами, из которых торчат евро и доллары?

– Я не это имела в виду, – обиделась Лариса.

– Так оно и есть! – крикнул Леша, захлопывая дверь.

Он слышал удаляющиеся шаги Ларисы в пустом коридоре и жалел о сказанном.

Выдохнув, он присел на кровать, вытащил из рюкзака папину книгу и еще раз пролистал страницы.

«Должна же быть зацепка! Хоть одна!»

Вдруг Леша заметил, что в книге должны быть еще страницы, но они аккуратно вырваны. «История должна оставаться незаконченной», – говорил Сид.

Но не может же быть, что отец был тем, кто сжег финал истории про Альто-Фуэго! И прошлогодний пожар никак не связан с недавними событиями? Или связан? Леша не знал ответ.

 

Siete/Сьете

Леша проспал. Когда он подскочил на кровати, на часах было уже восемь-сорок пять. Он откинул крышку не разобранного чемодана в поисках чистой одежды, натянул первое попавшееся и пригладил пальцами волосы. Соседняя кровать была также аккуратно заправлена, но Леша заметил под ней дорожную сумку. «Хм, у меня сосед? – подумал он. – Но ночью никто не приходил!».

Голод был просто зверским. Пока Леша бежал по коридорам, перед глазами витали образы яичницы с беконом, ароматного стейка и наваристого рыбного супа. Хотя черт подери – он бы согласился и на салат с майонезом! Где достать еды, Леша не знал. Он привык, что еда, как и деньги, величина неизменная и постоянная, берущаяся ну… практически из воздуха. Леша просыпался на Кипре, и домработница Нина ставила перед ним тарелку с омлетом или поджаренными тостами. Вечером, когда он не сидел в кафе с друзьями, Лешу ждал горячий ужин. Дома в Москве всегда был полный холодильник вкусностей, а продукты каждую неделю привозил дядя Миша. Год назад, еще до пожара, у них каждый день появлялась Лидия Семеновна, которая могла состряпать и борщ, и котлеты на пару, и десять видов итальянской пасты. А когда еды не было, Леша всегда мог ее купить. В любых количествах.

В класс Леша влетел со звонком. Почти все парты в конце кабинета остались пустыми, но Леша выбрал последнюю. Он посчитал по головам – шестнадцать человек. Лариса сидела у окна рядом с незнакомой девочкой. Вместо рюкзака на ее стуле висела холщовая сумка с логотипом продуктового магазина, и когда Леша появился в классе, Лариса даже не повернулась.

– Встать.

От властного голоса Леша вздрогнул и не сразу понял, что все повскакивали со своих мест, как по команде. В кабинет зашел невысокий мужчина в льняном пиджаке. Да и сам он был весь таким же неярким, под цвет костюма. Волосы не темные и не светлые, а так – не поймешь. Глаза бледно-голубые, чуть выпуклые. И пухлые, детские губы, делавшие его похожим на обиженного мальчишку. «И как этот пупсик может так командовать, – подумал Леша, исподлобья разглядывая нового учителя. – Нашелся полковник».

Учитель окинул взглядом класс, задержавшись на бюсте Пушкина в углу кабинета, словно и тот был его учеником. Великий поэт остался бесстрастным.

– Вас шестнадцать, – сказал учитель недовольно. – Много. Должно было быть пятнадцать. Садитесь.

Класс сел почти бесшумно. Леша не выдержал и фыркнул. «Много! Даже в его кипрской школе было двадцать человек в классе, а в прошлой московской – все тридцать два».

– Меня зовут Игорь Владимирович Чубыкин. Я ваш классный руководитель и учитель русского и литературы, – он написал свое имя на доске мелким неразборчивым почерком. – Вы должны постараться, девятый «А», чтобы заслужить мое расположение.

Леша фыркнул еще раз. Вот еще, нужно ему уважение толстогубого мужика!

– Я вижу, – произнес Чубыкин всё тем же командирским тоном. – Вы не рады такому приему. Думали, будут тут с вас, гениев-отличников, пылинки сдувать? Запомните, есть минимум сто человек, мечтающих занять ваше теплое место.

«Теплое! Я бы сказал, адски горячее», – подумал Леша.

– В конце года класс с худшими показателями успеваемости в параллели соскребает остатки еды на кухне первого сентября. А лучшие ученики ездят в Питер на каникулах. Это закон жизни: одни зарабатывают на жизнь умом, те, кто не может – руками. Хотя, – он еще раз пристально оглядел класс, стараясь встретиться глазами с каждым, – я вижу, кому-то здесь не привыкать к простому пролетарскому труду. Встаньте. Да, вы, – он указал на вторую парту у окна.

Лариса нехотя поднялась.

– Ваше имя.

– Лариса Бойко.

– И откуда вы приехали, Лариса?

– Из Донецка.

– Как вы думаете, вы заслужили место в этой школе? – Чубыкин облизнул пухлые губы. – Как думаете, не зря приехали?

– Думаю, не зря, – ответила она тихо, но уверенно.

– Сядьте. Кто-то в этом классе получил привилегии при поступлении. Кто-то, – Чубыкин сделал паузу и посмотрел на Ларису, – кто приехал издалека.

– Какая разница кто откуда приехал, – вырвалось у Леши. Он даже не сразу понял, что сказал это вслух. Рыбьи глаза Чубыкина повернулись в его сторону.

– Молодой человек с последней парты, – сказал он, растягивая слова. – Встаньте.

Леша поднялся.

– Ваше имя и фамилия.

– Алексей. Алексей Мышкин.

– И вы хотите сказать, Алексей, что одни люди имеют право получать привилегии при поступлении, даже если они приехали издалека?

– Я этого не говорил, – ответил Леша. – Я хотел сказать… нет никакой разницы сколько человек в классе. Подумаешь, на одного больше. И кто откуда приехал. На что это влияет?

– О, понимаю вас, – Чубыкин скользко улыбнулся. – Вы-то, с вашей княжеской фамилией, честно сдали экзамен. Просто не верю, что человек по фамилии Мышкин может оказаться лгуном и обманщиком.

– Я тоже не верю, – простодушно заметил Леша, и класс засмеялся.

– Тогда расскажите, Леша, о вашем знаменитом однофамильце, а мы с удовольствием послушаем, – Чубыкин сложил руки на груди. – Ну же, вперед.

В классе стало так тихо, что Леша слышал шумное дыхание впереди сидящего мальчика. «Однофамилец, однофамилец… Нет у меня никакого однофамильца! – подумал Леша. – Ну не баскетбольного тренера же он имеет в виду! И не хоккеиста! Так, надо выпутываться. Как он сказал? Княжеская фамилия? Значит, тот Мышкин был князь. Князь Мышкин – знакомое ведь что-то!».

– Ну, он был князем, – уверенно заявил Леша.

– Так-так. Каким князем? – усмехнулся Чубыкин.

– Ну, русским князем, – ляпнул Леша. – Он правил… правил…

– Так-так, может, вы поведаете нам, когда? – охотно спросил Чубыкин.

«Да поди пойми, когда там эти князья правили, – Леша засопел. – Может, после Ярослава Мудрого? Там после Ярослава какая-то фигня началась! Хоть бы кто подсказал!».

Он посмотрел на одноклассников в поисках подсказки и тут увидел того, кого раньше не замечал. В среднем ряду за четвертой партой вполоборота сидел черноволосый парнишка, тот самый Вороненок. Обветренные губы нового одноклассника растянулись в снисходительной усмешке. «Что-то ты не улыбался, когда из тебя на площадке дурь вышибали», – подумал Леша недовольно.

Но тут черноволосый поднес к лицу ладони с растопыренными пальцами и, сжав их в кулаки, выбросил три пальца правой руки.

«Десять. Три. Тринадцатый век!» – Леша послал незнакомцу еле заметный кивок.

– В тринадцатом веке, – заявил он уверенно. – Князь Мышкин правил в тринадцатом веке.

«Ха, думал, завалил меня!»

– И каким же он был князем – киевским или черниговским? – живо поинтересовался Чубыкин.

«Про киевских я что-то читал, там Мышкина точно не было, – рассуждал Леша про себя. – Значит, черниговским».

– Черни…

Черноволосый кивнул: мол, всё верно.

– Мышкин был черниговским князем, – уверенно заявил Леша, нагло поглядывая на Чубыкина.

– Садитесь, два, – раздраженно бросил учитель. – Поступить в лучший гуманитарный лицей в стране и, нося фамилию Мышкин, не знать, кто такой князь Лев Николаевич Мышкин, главный герой романа Достоевского «Идиот»! Позор!

– Эй, князь Чмышкин, тяжело быть тупицей, да? – хохотнул черноволосый, и его смех тут же подхватил толстый Сеня.

– Тишина в классе, – Чубыкин постучал ручкой по столу. – Достали учебники по русскому языку и открыли на странице пять.

«Твари, – думал Леша, весь урок пытаясь выполнять однотипные упражнения. – Оба. И этот препод мерзкий, и прихвостень его. Развели меня со своими князьями».

Он писал с таким нажимом, что чуть не порвал тетрадь.

* * *

На перемене все понеслись в столовую, а Леша побрел в туалет, налил себе очередную бутылку водопроводной воды и остался в коридоре ждать урок английского.

Молоденькая «англичанка» Виктория Валерьевна попросила каждого выйти к доске и рассказать о себе. С этим Леша справился неплохо – год на Кипре, где все говорили по-английски, давал о себе знать. Не хочешь, а заговоришь, куда денешься. Жить-то надо как-то.

Поэтому Леша легко рассказал про старую московскую школу, любимый футбольный клуб «Манчестер Юнайтед» и детективный сериал, который недавно посмотрел.

– Говорят, вы жили за границей, – допытывалась «англичанка», худая и востроносая. – Расскажете?

– Это неинтересно, – ответил Леша, ловя взгляды одноклассников.

– О, князь Чмышкин, вы объехали весь мир, чтобы приземлиться в нашей скромной школе, – сказал кто-то с задней парты громким шепотом. – Как вам тут, не слишком ли простовато?

Черноволосый. Как же. Леша повернулся, чтобы ответить ему пару ласковых, но не успел: того вызвали к доске следующим. «Ну давай, послушаем тебя, – Леша усмехнулся. – Наверняка с твоим произношением только русских в голливудском кино озвучивать».

Черноволосый вышел, огладил пиджак и произнес с небольшим придыханием:

– My name is Nikita Anokhin and I’m from Noyabrsk, Siberia.

И от этого придыхания у Леши запершило в горле. Ну как, как простой сибирский Никита может говорить, как диктор «Би-би-си»?! Невозможно!

Никита Анохин сел на место с довольным видом, и Леша фыркнул. Новый одноклассник стал ему противен до чертей. В Никите Леше не нравилось решительно всё – и зачесанные набок черные волосы, и «похоронный» пиджак, и бледное лицо без единой кровинки, но больше всего – манера разговаривать.

Новые одноклассники, напротив, Никиту приняли и радостно смеялись над каждой новой шуткой про князя Чмышкина. Леша скрежетал зубами. Он уже представлял, как поймает Никиту на перемене и выбьет из него всю дурь.

После еще одного английского и нудного урока химии девятый «А» вывели на улицу и, погрузив в школьный автобус, повезли на физкультуру в «Лужники». Леша вздохнул с облегчением: с зубрежкой на сегодня покончено.

Стоял по-летнему теплый вечер, и по Лужнецкой набережной прогуливались люди. Раньше, еще до отъезда на Кипр, Леша часто бывал в Лужниках: ходил на футбол, катался с приятелями на великах.

Усатый физрук Владимир Васильевич, которого все в школе называли Бумер за длинный рост и синий спортивный костюм, построил класс и дунул в свисток. От резкого звука у Леши заложило уши. Он оказался четвертым в шеренге и снисходительно разглядывал одноклассников в спортивной форме. Толстый Сеня обеспокоенно заправлял футболку в штаны. Худенький мальчик в очках, замыкающий мужскую половину строя, теребил замок спортивной куртки. Леша заметил, что несколько девчонок смотрят на него с интересом, и усмехнулся. Да уж, похоже, его гениальные одноклассники со спортом не очень дружат. Один Сеня чего стоит. Словно услышав его мысли, физрук Бумер еще раз дунул в свисток и гаркнул:

– Ну что, группа лечебной физкультуры! Р-р-равняйсь! Смирно! Напра-во!

Все повернулись направо, а Сеня налево, наступив на ногу сзади стоявшему.

– Н-да, намучаюсь я с вами, – пробормотал физрук в усы. – Чувствую, зимний забег точно не для вас. Так, сейчас разминаемся и бежим. Девочки – два километра. Мальчики – три.

Сеня тихонько заскулил. Леша хмыкнул. Три километра – ну разве это расстояние? Беги себе спокойно и беги, музыку в плеере слушай. «Только жрать хочется, – подумал он. – Ладно, даже если побегу в спокойном темпе, кто меня из них обгонит? Группа лечебной физкультуры!»

После легкой разминки физрук подвел их к ближайшей разметочной линии.

– Бежим до вон до той отметки и поворачиваем. Людей не сшибаем, друг другу не мешаем. На старт! Внимание! Марш!

Довольно быстро Леша оторвался от остальных, но почти сразу понял, что силы он переоценил. Хотелось есть, с каждым метром – всё сильнее. Не выдержав, Мышкин выдохнул и перешел на шаг. Пошло оно всё – физкультура, этот лицей.

– Что, устал, князь Чмышкин?

Лешу нагнал Никита Анохин. В белой футболке и тренировочных штанах он был похож на спортсмена с советских плакатов. Анохин двигался легко и непринужденно, словно бег доставлял ему огромное удовольствие.

– Ты, – выдохнул Леша. – Чего тебе?

– Обидно, наверное. Даже на физкультуре не быть тебе лучшим. Какой же ты скучный, Чмышкин! – Анохин притворно зевнул.

– Слушай, – Леша покосился на Никиту. – Откуда тебе известно об инсептерах?

– Догонишь – расскажу! – крикнул Никита и припустил во весь опор.

Чертыхнувшись, Леша побежал за ним, но как он ни старался, белая футболка всё равно маячила чуть впереди. У Леши стучало в висках, дыхание уже давно сбилось, он жадно глотал воздух и буравил взглядом футболку. Сейчас он его, надо только поднажать!

– Анохин – первый! Мышкин – второй! – Бумер махнул рукой на финишной черте. Эх, вас бы на зимний забег! Жалко, остальные подкачали!

Леша опустился прямо на асфальт, обхватил живот руками и часто задышал.

– Мышкин, как самочувствие? – спросил физрук обеспокоенно. – Ты в порядке?

– В порядке, – просипел Леша. – Просто устал.

– Значит, быть тебе в неведении, – бросил Анохин, когда физрук наконец отошел. – Скажи, тяжело это – бегать с голодухи? Говорят, ты в нашей столовке не жрешь ничего, а судя по твоему виду, устриц нашему князю сегодня еще не доставляли.

Леша сжал зубы. Вот она – точка кипения. Рывком встать, уложить этого придурка на лопатки и бить его, бить, пока он не зарыдает и не будет молить о пощаде.

Он встал. Голова кружилась, руки словно налились свинцом, и поднять их не было никаких сил. Никита Анохин подмигнул ему и тут же отвернулся. Леша устало побрел к школьному автобусу. Если он ничего не придумает, то сдохнет в этой школе. «Сын топ-менеджера умер от голода» – шикарный заголовок для завтрашних газет», – грустно хмыкнул Леша.

* * *

– Леш? Леш, ты спишь?

Мышкин приоткрыл глаза. Автобус стоял в пробке на Остоженке. Он заснул, свернувшись калачиком на сиденье. Есть спросонья хотелось еще сильнее.

– Уже нет, – он ощупал гудящую голову.

Рядом сидела Лариса.

– Спасибо, что заступился за меня перед Чубыкиным, – сказала она негромко. – Он прав, в общем-то. Я из не самой обеспеченной семьи, у меня были привилегии при поступлении, но видишь, нас же шестнадцать! Я не занимала ничьего места!

– Да неважно это, – Леша улыбнулся.

– Для них, – Лариса кивнула на одноклассников, – мы тут все конкуренты. После лицея в МГУ и МГИМО берут вне конкурса… Да и в Европу есть хорошие шансы уехать.

– Да уж, я заметил, тут все очень дружелюбные, – заметил Леша с иронией. – Особенно Никита Анохин душка.

– Я как раз про него, – Лариса зашептала Леше прямо в ухо. – Он болтает, ты не ешь ничего, это правда?

– Правда. Только не задавай вопросов, пожалуйста.

– Ты ведь последние деньги мне на рюкзак отдал, – Лариса хлопнула себя по лбу. – Серьезно? Отдал ведь?

– Сказал же, не задавай вопросов, – буркнул Леша. – Ну, отдал.

– Есть план, – Лариса заговорщицки улыбнулась. – Меня сегодня вечером Чубыкин оставил в столовой дежурить.

– За что?!

– Вот за это, – Лариса показала запястье, на котором красовалась пара черных звездочек.

– Это что, настоящая татуировка?

– Неа, – она хохотнула. – Но Чубыкину разве объяснишь! Так вот, дверь столовки захлопывается, а не на ключ запирается. Я оставлю ее открытой. Когда все лягут, ты просто зайдешь и поешь на кухне. После десяти. Идет?

– Идет, – Леша кивнул. – Спасибо. Спасибо.

– Главное, не бери слишком много, – Лариса улыбнулась. – Чуть-чуть того, чуть-чуть сего. Никто и не заметит. И дверь за собой закрой. Ладно, я пошла!

Леша выдохнул. Господи, он поест. Впервые за сутки.

 

Ocho/Очо

Вернувшись в комнату, Леша завалился на кровать, не раздеваясь. Хотел заняться уроками, но вместо учебников вытащил из рюкзака черную книжку.

– Автор – П. Князь, – прошептал Леша.

Сегодня Чубыкин сказал, что у него, Мышкина, княжеская фамилия. Мог ли отец взять псевдоним Князь? Петр Князь. Наверное, почему нет. Леша запихнул «Альто-Фуэго» под подушку и снова лег. Всё, о чем он мог думать, – это еда. Флорентийский стейк средней прожарки. Закуска тзатзики. Сувла – шашлыки из баранины. Три вида пасты. Перед глазами плыли наполненные тарелки, а Леша брал и одно, и другое, и третье. Сначала по чуть-чуть, а потом всё сразу. «Тьфу, что я всё о жрачке да о жрачке», – Леша потряс головой. Время от времени он посматривал на циферблат своих «Тиссо»: стрелки ползли слишком медленно. Уставший и голодный, Леша пролежал без движения весь вечер.

Когда часы показали ровно десять, дверь комнаты скрипнула и открылась. На пороге стоял Никита Анохин. Физкультурную форму он успел сменить на скучную серую рубашку и брюки. Леша привстал и удивленно уставился на незваного гостя.

– А коменда сказала, у меня хороший сосед, – Никита пожал плечами и, вытащив из-под кровати чемодан, принялся разбирать вещи. – Си-ро-та. Ты, что ли, сирота, Чмышкин? Ты же у нас вроде богатый чувак, чего тогда с плебеями живешь?

Леша буравил взглядом Никитины шмотки: стопку одинаковых рубашек, черные брюки, галстуки и пиджаки. Всё аккуратное, ровно сложенное и пахнет наверняка «Ленором» или еще какой-нибудь свежестью альпийских лугов.

– Ты че ко мне примотался, я спрашиваю?! – Леша вскочил с кровати и, схватив Никиту за плечи, повалил на пол. Тот упал, но тут же поднялся. – Че примотался ко мне, тварь?

– Надо – и примотался, – Никита смахнул Лешину руку. – Отвали, Чмыш, не до тебя сейчас.

– Еще раз про Чмыша пошутишь, урою! – выкрикнул Леша и стукнул Анохина по лицу. – Нищеброд чертов!

Никита вытер ладонью струйку крови над губой, сжал кулак и дал сдачи. От точного удара в челюсть у Леши заныла кариозная «семерка». Они с Анохиным сцепились и покатились по полу, то и дело ударяясь о ножки стола и кроватей.

Никита пыхтел, пытаясь лягнуть Лешу в живот, Мышкин целился врагу в нос. Бледную Анохинскую физию хотелось раскрасить до неузнаваемости. Но в очередной раз замахнувшись, Леша промазал. Анохин ловко увернулся, отпустил хватку и запрыгнул на подоконник.

– Иди-ка сюда, – Леша поднялся.

Не отвечая, Анохин открыл окно пошире.

– Ты чего делаешь! Третий этаж!

Леша бросился к окну, но поздно. Никита Анохин шагнул в пустоту и исчез.

Секунда. Еще одна. Леша стоял, не шевелясь и разглядывая трепещущие занавески. В голове не к месту запел Макаревич: «Он любил ее, она любила летать по ночам».

Мышкин подошел к окну и осторожно выглянул. Кишки Никиты Анохина не текли по асфальту, никто не кричал «караул» и «помогите». Только фонарь, как одинокий сторож, освещал пустой школьный двор.

– Анохин! – крикнул Леша. – Анохин, ты где? Ты… в порядке?

Снизу послышался смех, заразительный и громкий. Под окнами стоял Никита Анохин. Леша выдохнул от облегчения. Живой, гадина. Стоит, лыбится… Лешины кулаки машинально сжались.

– Адьос, инсептер! – Анохин отсалютовал на прощанье.

Скрипнула школьная калитка, и Никита исчез. Леша было занес ногу над подоконником, но тут же остановился. Третий этаж.

Чертыхнувшись, Мышкин закрыл окно и упал на кровать. На часах было десять-тридцать. В животе печально булькнуло.

* * *

В учебном крыле лицея было темно. Миновав лестницу и коридор, соединяющий два крыла, без происшествий, Леша прокрался мимо запертых кабинетов. Фонарик айфона освещал скрипучие паркетные доски, стенгазеты и бюст Лермонтова в углу. Издалека в темноте он выглядел довольно устрашающе, и Леша ускорил шаг.

Столовая находилась за углом. Даже ночью здесь пахло едой. Пусть подгорелой и невкусной, но едой! Леша схватился за ручку и, крадучись, как вор, проник внутрь. Мобильник осветил столы и перевернутые стулья на них.

Зайдя за прилавок и открыв дверь в кухню, Мышкин пошарил в поисках выключателя. На маленьком пятачке теснились плита с вытяжкой, духовой шкаф, стол, раковина и пара холодильников.

В первом стояли салаты в пластиковых банках, накрытых пленкой. Леша разодрал ее ногтем и запустил пальцы в мягкую массу оливье. Мышкин облизывал майонез с ладони, хрустел горошком и был совершенно, бесконечно счастлив. После он закусил холодным мясным рагу, помидорами и ромовой бабой. Подумав, Леша засунул за пояс палку сервелата. «Если съем половину в четверг и половину в пятницу, продержусь до конца недели», – оптимистично подумал он.

Аккуратно прикрыв дверь кухни, Леша вернулся в столовую. Хотел взять что-нибудь еще, но постеснялся. Всё-таки воровство, хоть и вынужденное. Ничего, до выходных хватит, а там появятся его сиротские талоны на питание.

Осторожно, стараясь не уронить сервелат, Леша пошел к выходу. Но тут свет в столовой неожиданно зажегся. Мышкин так и остановился, боясь шевельнутся.

– Да повернись ты, чего замер.

Леша повиновался. «Как же дебильно я, наверное, выгляжу».

На крайнем столе, где не было перевернутых стульев, сидел парень. Первым делом Леша заметил каштановые волосы до плеч и красную футболку.

Оглядев Мышкина, незнакомец сощурился, шмыгнул вздернутым носом и сказал:

– Колбасу, значит, прешь.

– Нет, блин, спасаю командира Колбасье из вражеского плена, – выпалил Леша, а сам подумал: «Тоже мне, капитан очевидность».

Длинноволосый выдавил смешок.

– Не боись, не сдам, – кивнул он. – Спасай дальше своего командира Колбасье. Я Святослав, кстати.

– Не тот ли, из-за которого химик к нам на экзамен прибежал? – полюбопытствовал Леша.

– Может, и тот, – Святослав откинул со лба отросшую челку. – Сижу вот, тебя жду. Ты же Мышкин?

Леша удивленно кивнул.

– Есть сообщение, – сказал Святослав с важным видом. – Тебя ждут в гранд-кафе «Доктор Живаго». Сейчас.

– Кто?

– А я откуда знаю. Меня просто попросили передать. Рома Быков, знаешь такого? Думаю, там можно будет поесть.

«Поесть! – в животе у Леши булькнуло. – Собственно, а что я теряю?» Быков, Быков… Тот самый Быков, что хотел выбить всю дурь из Анохина до дворе? «Враг моего врага – мой друг», – усмехнулся Леша про себя. К тому же, стало ужасно интересно, зачем это Быкову звать Мышкина ночью в «Живаго».

– Там охранник у дверей. Как выйти?

– Мы же на первом этаже, – Святослав дернул худыми плечами. – Окно открывай и иди куда хочешь.

«Он любил ее, она любила летать по ночам», – снова зазвучало в мозгу.

Леша помотал головой, пытаясь изгнать навязчивую мелодию, решительно подошел к окну и, держась за раму, выпрыгнул навстречу московской ночной прохладе.

– Дверь закрой в столовку, когда уходить будешь! – крикнул Леша Святославу вместо прощания.

* * *

Он никогда не был в кафе «Доктор Живаго», но кое-что о нем слышал. Бывшие одноклассники ходили туда с родителями. Пока он торчал в опустевшем курортном городе, где выучил все улицы, повороты и тупики за первые два дня, жизнь в его любимой Москве била ключом.

…Сначала Леша шел пешком, потом побежал – он и сам не знал, зачем. Палка сырокопченой всё еще торчала из-за пояса, как опасное оружие. Мышкин пересек пустую Знаменку и, оказавшись на Моховой, ускорился. Ночная Москва! Как же он скучал по родному городу, по запаху его улиц, по сигналящим машинам, грязным переходам и кремлевским звездам!

Когда впереди показалась гостиница «Националь», Леша поправил колбасу за поясом, спрятав ее под футболку. Может, сегодня он и поел, а вот о завтра надо позаботиться.

Окна «Доктора Живаго» были закрыты тяжелыми бархатными шторами. Увидев свет внутри, Леша собрался с духом и толкнул дверь.

Голоса. Как же много голосов. Люди толпились у барной стойки, сидели в красных креслах, переговаривались и курили прямо в помещении. Красногубые официантки в белых передниках сновали туда-сюда, таская подносы с едой и выпивку. Играла бойкая, дерзкая скрипка, воздух наполнялся ароматами духов и угощений. По стенам неслись красные лошади, сверкали бокалы, и Леша стоял, очарованный этой неожиданной красотой. Только поймать общее веселье почему-то не получалось: в нос бил то и дело запах паленого, и Леша против воли вспоминал прошлогодний пожар.

Из оцепенения Лешу вырвал мягкий женский голос.

– Я могу вам помочь?

Перед ним стояла девушка в черном платье. Губы у нее были красные, как у официанток, а волосы забраны в аккуратную прическу. Выбившиеся прядки касались тонкой белой шеи и щек, едва тронутых румянцем.

– Я… это, – промямлил Леша и уставился на глубокий вырез ее платья.

Увидев его замешательство, незнакомка только рассмеялась.

– Я вас провожу, – она взяла Лешу под руку и повела в глубь кафе, в самую толпу.

Леша перебирал ногами и крутил головой. Как же много тут людей! И какие все… странные.

Казалось, что все гости «Живаго» собрались на костюмированную вечеринку. Тут был и рыцарь с мечом, и хмурый спецназовец в бронежилете, и усатый капитан в кителе. Были и девушки – столько прекрасных девушек Леша не видел никогда в жизни. Они танцевали, покачивая бедрами в такт неслышной музыки и запрокидывая голову.

Они курили тонкие сигареты – прямо за барной стойкой, расстреливая цепкими взглядами мужчин в ресторане. Темноволосая красотка в пышном платье цедила вино из красного бокала. Блондинка в блестящем платье с вырезом до пупка скучала, поигрывая блестящими наручниками. Но самой красивой была Лешина спутница.

Она провела его к столику у окна, накрытому белой скатертью и, мягко надавив на плечи, усадила на свободный стул.

Напротив сидел мужчина средних лет, худой, с усталыми глазами. Седеющие волосы незнакомец зачесал набок. Мужчина крутил в руках трубку, набитую табаком, и молчал, разглядывая Лешу.

– Нравится моя девушка? – наконец сказал он. Голос у него был красивый, бархатный, как у ведущего новостей.

– Нравится, – вежливо ответил Леша, хотя на языке вертелась грубая фраза. – Здесь что-то горит? – он снова шмыгнул носом. Запах горелого вроде бы рассеялся, но всё еще продолжал преследовать Мышкина, как навязчивое воспоминание из прошлого.

Девушка в черном платье облизнула красные губы и, слегка кивнув, скрылась в толпе. Мужчина даже не посмотрел ей вслед. «Откуда у этого хмыря, – Леша бегло оглядел старый пиджак с катышками и кольцо-печатку на указательном пальце, – такая девчонка. Бомба!»

– Что, считаешь, недостоин? – незнакомец вытащил из кармана коробок спичек, поджег одну и стал раскуривать трубку. – Ну, не молчи.

Про запах незнакомец не сказал ни слова. Комнату заполнял дым от трубки, Леша покашливал и смотрел исподлобья: что тут происходит? Глаза у мужчины были круглые, собачьи. Как у… мопса. Он курил, пуская Мышкину в лицо вишневый дым.

– Нельзя курить в помещении, – Леша отвернулся.

Мужчина сделал еще одну затяжку и, показав желтоватые зубы, улыбнулся.

– Я инсептер, – ответил он, глядя Леше прямо в глаза. – Мне всё можно. Как и тебе.

Лешино сердце забилось часто-часто. Инсептер! Неужели он всё узнает?

– И вы умеете переносить людей из этой страны, Эскритьерры? – выпалил Леша. Про навязчивый запах пожара он тут же забыл.

– Умею, – незнакомец закончил курить и, вытащив из кармана пиджака металлический штырь, стал протыкать им табак в трубке. – Ты тоже умеешь.

– Откуда вы знаете?

– Я всё о тебе знаю, – мужчина высыпал табак на салфетку и забил трубку по-новой. – Мы, инсептеры, бережем друг друга. Бережем свой дар. Ты один из нас.

Леша хотел съязвить что-то из серии «ты волшебник, Гарри», но промолчал.

– И зачем? – спросил он. – Зачем вытаскивать людей из Эскритьерры? Зачем они нам?

Мужчина в очередной раз выпустил дым в лицо Леши.

– Когда ты только родился, – начал он. – Твой отец предупредил, что ты будешь спрашивать. И я пообещал: когда тебе, Леша, будет пятнадцать, и ты поймешь свою сущность, я всё расскажу.

«Отец! Он знает отца!».

– Для начала запомни первое правило инсептеров, – мужчина поманил Лешу пальцем.

– Никому не говорить об инсептерах? – вырвалось у Леши, и собеседник нахмурился.

– Нет, – он покачал головой. – Эскритьерра – это мир, который придумал ты сам. Для этого напиши историю, поставь точку своей кровью и сожги конец.

«Это я уже слышал от Сида».

– Значит они, то есть мы – писатели?

Мужчина рассмеялся:

– Вроде того. Безусловно, все мы обладаем… некими способностями к литературному труду. Но мало кто из нас пишет настоящие книги. Хотя кое-кто из великих был инсептером.

– Кто, например?

– Гоголь. Говорят, его эскрита так и не поймали… Впрочем, не об этом. Всё дело в нашей крови, Леша. Она особенная.

– Да, у меня четвертая отрицательная. Очень редкая, – съехидничал Мышкин.

– Группа крови тут не при чем, – терпеливо пояснил собеседник. – Много веков назад первый инсептер, его звали Алонсо, получил этот дар, смешав свою кровь с кровью старого колдуна. Колдун умер, а дар остался с Алонсо. Он нашел себе сторонников… Раньше существовал древний ритуал посвящения в инсептеры. Нужно было порезать запястье и смешать свою кровь с кровью действующего инсептера.

– И ведь заразы не боялись, – поморщился Леша. Вся эта кровавая история казалась ему бредовой, но он тут же вспомнил главный запрет своего детства: не сдавать кровь. Особенно донорскую.

– Да, хорошо, что это уже в прошлом, – согласился его визави. – В девятнадцатом веке на всеобщем совете инсептеров было принято решение больше не принимать в общество новых членов. Дар передается по наследству, и количество инсептерских семей строго ограничено. В Москве их сто двадцать.

– Многовато для тайного общества.

– Мы не то чтобы тайное общество, – сказал мужчина, обведя взглядом битком набитое кафе, – мы просто не любим посторонних. Попасть к нам можно только по праву рождения. У тебя кровь инсептера, так что добро пожаловать, Леша. Добро пожаловать в мир властителей Эскритьерры.

– И зачем мне там властвовать? – фыркнул Мышкин.

– А ты еще не понял? – мужчина искривил губы в полуулыбке. – Эскриты служат нам, и с помощью них мы можем всё. Хочешь денег, но не знаешь, как заработать? Придумай талантливого бизнесмена, и он отдаст тебе заработанное. Мечтаешь летать? Придумай летающего единорога, и он отвезет тебя, куда скажешь.

– Мечтаешь о красивой девушке – придумай ее, – вырвалось у Леши.

– Схватываешь на лету, – мужчина подмигнул. – Наши способности – врожденные, их нельзя заслужить или получить. Они либо есть, либо нет. Ты вступаешь в клуб самых великих людей, Леша. И это надо отпраздновать.

Мужчина хлопнул в ладоши, услужливый официант поставил перед Лешей черную икру в хрустальной вазочке. Тут же на столе появились ароматные котлеты и рыбная нарезка.

Забыв про правила приличия, Леша набросился на еду. Он ел. Ел икру ложками, потом котлеты и камчатского краба, жевал нежные лососевые ломтики и заливал всё это грибным крем-супом. «Да остановись ты, хватит жрать», – шептал внутренний голос, но Леша его не слушал. Жрать он продолжал, и чем больше ел, тем сильнее ему нравился мужчина с трубкой. «А ведь я даже не знаю, как его зовут», – подумал Леша.

– А как… ваш жавут? – он проглотил последний кусок котлеты.

– Я Вениамин Быков, – наконец представился незнакомец.

Быков. Посмотрев на Вениамина еще раз, Леша тут же вспомнил. Морда мопса. Точно.

– Ваш сын… – начал Леша и про себя продолжил: «мерзкий».

– Учится с тобой в параллельном классе, – Вениамин придвинул Леше тарелку. – Я как раз и посоветовал этот лицей твоему отцу. Мы, элита, должны держаться вместе.

– Мой отец тоже инсептер? – спросил Леша. Он понял это уже давно, вопрос вертелся на языке, просто слова «отец» и инсептер» в голове никак не хотели складываться.

– Величайший, – кивнул Быков. – Мы называли его Князь. Даже я, главный инсептер Москвы, признаю: твой отец лучший из нас.

«Сказать или нет, что с отцом что-то случилось? – судорожно размышлял Леша. – И что я был в Альто-Фуэго?».

– А сами инсептеры могут попасть в Эскритьерру? – полюбопытствовал он.

– Нет, – после недолгой паузы ответил Быков. – Путь в Эскритьерру нам недоступен. Дорога в Эскритьерру откроется перехитрившим смерть, – пробормотал он. – Только акабадоры… Черт бы их побрал!

«Команданте Лестер считал меня акабадором, – вспомнил Леша. – Потому что я провалился в портал».

Он решил пока молчать, чтобы ничем не выдать своего замешательства. А с набитым ртом молчать было проще. Поэтому Леша вернулся к еде, слопав подряд два десерта. Тем временем музыка затихла, толпа расступилась, и Быков, кивнув Леше, вышел в центр.

Он говорил и говорил. Говорил, как повезло всем, кто собрался здесь. Леша смотрел на людей и пытался угадать, кто «настоящий», а кто нет. Девушка в форме майоре полиции – точно придуманная. Ну где вы видели таких шикарных майоров? Да и блондинка с наручниками тоже, наверное, не из этого мира.

А вот женщина в нелепом вязаном свитере, уплетающая краба, точно та, кто придумывает. Хотя кто знает… Леша почесал подбородок. Быков, тем временем, заканчивал свою речь.

– Мы начало всего сущего, – сказал он. – Мы даем рождение новой жизни. Мы – альфа.

– Мы – альфа! – повторил нестройный хор голосов.

Леша улыбнулся. Несмотря на всю странность обстановки, альфой себя чувствовать было приятно. Так он чего угодно себе напридумывает! Во-первых, человека, который будет зарабатывать за него деньги. Где-нибудь на Уолл-Стрит И девушку. А лучше – парочку.

– Леша, подойди!

Леша не сразу понял, что Быков зовет его. Он поднялся и, стараясь ни с кем не встречаться глазами, подошел. Его тут же пропустили в центр круга.

– Первого сентября Алексею исполнилось пятнадцать, и мы рады приветствовать его в наших рядах. Виват новому инсептеру! – торжественно произнес Быков, и толпа выдохнула:

– Виват!

– Леша, скажешь нам что-нибудь? – попросил Быков.

Послышались аплодисменты, но Леша молчал. Он смотрел за спину главного инсептера, туда, где стояла гипсовая фигура пионерки с барабаном.

К постаменту пионерки был привязан Никита Анохин.

 

Nueve/Нуэве

Глаза школьного врага были закрыты, руки скручены за спиной, а под носом запеклась кровь. «Хорошенько я его, – подумал Мышкин, глядя на распухшую губу Никиты. – Ну полежи теперь, крутой ты наш».

Анохин не шевелился, и Вениамин Быков выжидающе смотрел на Лешу: мол, давай, скажи уже что-нибудь.

– А что это он тут… лежит? – полюбопытствовал Леша. – За что вы его связали?

Гости «Доктора Живаго» зароптали, но Быков коротким жестом приказал молчать.

– Это акабадорская шавка, – бросил он, легонько пнув Анохина носком черной туфли. – Ходил тут, выискивал. Вот и получил!

– Что выискивал? – Леша поднял глаза. – Какая шавка?

Быков подошел ближе, и, положив Леше руки на плечи, зашептал:

– Ты, наверное, уже слышал об акабадорах, мой мальчик. Мы выпускаем эскритов в наш мир. Они затаскивают их обратно. Мешают нам жить нормально. Путаются под ногами. Вот еще и прихвостней своих посылают.

– Почему затаскивают обратно?

– Обидно им, – Быков фыркнул. – Завидуют. Мы – особенные. У нас дар. А у них нет ничего. Леша, – его голос потеплел. – Мой сын, Рома, сказал, что этот гаденыш, – он кивнул на Анохина, – что-то смел про тебя в школе вякнуть!

– Князь Чмышкин. Вот кто я теперь, – вырвалось у Леши. – Или просто Чмыш.

– Да как эта гадость, – Быков пнул недвижимого Анохина еще, на этот раз сильнее, – смеет открывать свой гнилой рот! Катя! Катя, подойди сюда.

В центр круга вышла девушка Быкова и взяла Лешу за руку. Пальцы у нее были нежные, прохладные.

– Катя, ты знаешь, что делать, – главный инсептер Москвы возвел глаза к потолку.

Всё еще держа Лешу за руку, Катя присела у связанного Анохина и коснулась его лба указательным пальцем.

В голове у Леши щелкнуло. «Доктор Живаго», Быков, Анохин и все люди потонули в белом свете.

Вокруг был снег, километры снега. Снег падал с неба мокрыми хлопьями, оседая на сторожке станционного смотрителя и красном шлагбауме. Леша одернул футболку: странно, что не холодно. Послышался шум поезда, он становился всё громче, и уже через пару секунд длинный товарняк пронесся мимо, стуча колесами.

Мышкин подошел ближе к шлагбауму и чуть не закричал от ужаса. Там, на путях, сжавшись в комок между рельсами, лежал мальчишка. «Анохин, – прошептал Леша. – Никита!» И он бросился к путям, но тут перед глазами заплясали белые точки, картинка исчезла. Леша по-прежнему стоял в «Докторе Живаго» и держал за руку прекрасную Катю.

Анохин – настоящий, связанный – дергался, словно от ночного кошмара. Тонкий Катин палец гладил Никиту по лбу.

– Видел? – Быков вернул Лешу из оцепенения. – Моя Катерина управляет воспоминаниями – самыми страшными, самыми тяжелыми. Воспоминания – лучший способ отомстить кому угодно. Хочешь еще посмотреть?

– Прекратите, – Леша отдернул руку. – Оставьте его в покое!

В зале повисла неловкая тишина.

– То есть он, – Быков сделал длинную, почти театральную паузу, – имел право издеваться над тобой? А ты даже не хочешь отомстить?

Леша еще раз посмотрел на школьного недруга. Мерзкий тип этот Никита Анохин «фром Ноябрьск, Сайбирия». В его прошлой школе таких макали головой в унитаз – и правильно делали. А он его от сынка Быкова спасал. Дрянь неблагодарная!

Леша еще раз поглядел на разбитую Анохинскую губу и, махнув рукой, выдохнул.

– Мы всё решили уже. Я его ударил, он меня. А вы же… взрослый. Что вы его… обувью тыкаете?

Быков нахмурился. Теперь его лицо больше не напоминало морду добродушного мопса.

– Слушай, парень, – он схватил Лешу за грудки и хорошенько потряс. – Нет никакой жалости к акабадорам! Никакой! Жалости! Или ты с ними, или ты с нами! Третьего не дано!

Анохин глухо застонал.

– Не, нельзя так, – Леша вырвался и, отступив назад, расправил футболку. – Инсептеры– неинсептеры. Дар-не дар…

– Мы – элита! – выкрикнул Быков. – Мы – особенные! Что, готов лишиться всего этого, – он оглядел ресторан, – ради акабадорской шавки?

Леша еще раз бросил взгляд на столы, забитые едой. На прекрасных, невозможно прекрасных девушек. На барную стойку. И почему-то сейчас всё это не показалось ему таким желанным. Он живо представил, как все эти люди едят, пьют и веселятся, пока к постаменту гипсовой пионерки привязан Никита Анохин – избитый и еле живой.

– Да пошли вы нафиг, – Леша усмехнулся. – Элита, блин!

Глаза Быкова налились кровью. Пару секунд они с Лешей смотрели друг на друга не мигая. Но тут глава инсептеров Москвы выбросил вперед правую руку и выкрикнул:

– Взять!

Леша отступил к стене и едва не упал, наступив на скатерть. Круг смыкался.

* * *

Самым быстрым оказался качок в кожаной куртке, ухвативший Лешу за ногу. Мышкин упал, долбанувшись затылком о пол, но тут же отполз и повалил на качка стол.

Началась суматоха. Леша принялся метать в толпу всё, что было под рукой: вилки, столовые ножи, винные бокалы и еду.

– Взять, взять! – кричал Быков, брызгая слюной.

Но Леша был проворнее. Он быстро подметил: инсептеры слишком пьяны, а эскриты – глупые. Исполняют приказы «начальства», кидаются куда-то толпой, а толку от них – ноль. К тому же, никто не стрелял. Пока.

Спасаясь, Леша запрыгнул на стол. За ним полез тот же качок в кожанке. Мышкин наступил ему на ладонь, и тот, разозлившись, выхватил пистолет.

– Слезай! – пробасил он. – Слезай сейчас же!

Увидев дуло, Леша сглотнул и поднял руки. «Сына топ-менеджера пристрелили в ресторане» – это еще круче, чем «умер от голода». «Схватить нож со стола и метнуть в него», – лихорадочно придумывал план Леша. Он нагнулся, но качок только потряс пистолетом.

– Без фокусов тут!

Ловя на себе напряженные взгляды Быкова и его компании, Леша сошел со стола.

– Быстрее! – командовал парень в кожанке. – Я взял его, мастер!

Быков довольно улыбнулся и подошел к Леше.

– Ну, допрыгался? – спросил он с улыбкой.

Качок всё еще держал пистолет в руках. Леша покосился надуло.

Быков брезгливо сморщился и оглядел зал. Свита главного инсептера притихла.

– Ты не один из нас, – сказал Быков. Круглые собачьи глаза смотрели на Лешу в упор. – Ты – не инсептер, ты генетическая ошибка. И сейчас я покажу, что бывает с такими, как ты!

– Сам ты генетическая ошибка! – выкрикнул Леша и, выхватив из-за пояса палку сервелата, долбанул ею по пистолету. Качок ойкнул, и оружие упало.

Леша тут же ткнул сервелатом Быкова в живот и снова вскарабкался на стол.

Раздался выстрел, статуя гипсовой пионерки опасно накренилась и упала в толпу. Кто-то взвизгнул, ножка Лешиного стола подломилась, и Мышкин свалился на пол.

– Маленький ублюдок! – раздалось над ухом шипение Быкова, и из общей свалки выплыло лицо главного инсептера.

Цепкие пальцы схватили Лешу за горло. Тот хрипнул, дернулся, но вырваться не смог. Перед глазами запрыгали пятна и звездочки.

Но вдруг хватка ослабла, и Быков отступил назад.

– Если ты не готов, чтобы в тебя стреляли, не давай своей фантазии в руки пистолет, – услышал Леша.

Никита Анохин приставил дуло к виску Быкова. Он был так холоден и спокоен, будто сотни раз держал людей на мушке, что Леша испугался. А вдруг выстрелит? Но Анохин не стрелял. Он посмотрел на Лешу и скосил глаза в сторону двери: уходи. Леша дернулся. Этот парень – а так ли можно ему верить?

– Уходи! – крикнул Анохин. – Хватит тупить!

И Леша побежал. Он перепрыгнул через поваленные стулья и столы, оттолкнул кого-то и наконец оказался на свободе.

Со стороны Манежной слышались голоса припозднившихся гуляк.

– По-помогите! – завопил Леша. – По-мо-ги-те! По…полиция!

– Чего орешь?! Какая полиция?

Вслед за ним выскочил Никита Анохин и, не дав Леше опомниться, потащил его к Тверской.

– Мы куда? – спросил Леша на бегу.

– Давай-давай, пока они ничего не поняли, – не отвечая, подгонял Никита. – Идиот! Стило надо было доставать, а не колбасу!

Они повернули и оказались у отеля «Ритц Карлтон». Анохин обогнул припаркованный у входа «Бентли» и нырнул в крутящуюся дверь. Леша ринулся за ним.

Пробежав блестящий холл, они оказались в лифте, и Никита забарабанил по кнопке двенадцать.

– Там бар, – сказал Леша, отдышавшись. – Наверху. Вроде.

– Без тебя знаю, – не слишком вежливо буркнул Никита. – Пошли.

И, не обращая внимания на милую девушку-хостес, они выскочили из лифта и пронеслись прямо на открытую террасу.

Никита встал на кадку с зеленью, вытащил из внутреннего кармана пиджака стило и начертил им в воздухе две линии крест-накрест. Линии загорелись красным, словно были нарисованы не на воздухе, а на металле, и расползлись в светящийся круг.

– Вперед, – Анохин кивнул на круг.

Леша перегнулся через стеклянное ограждение, посмотрел на пустую Красную площадь и стены Кремля, убрал со лба взмокшую челку.

– Ты чего? – спросил он, покрутив пальцем у виска.

– Прыгай в портал, Мышкин, если жить хочешь, – фыркнул Анохин.

– Нет уж! – Леша отступил на два шага. – С двенадцатого этажа меня скинуть задумал?!

– Надо мне больно!

– Не верю я тебе, Анохин, – Леша покачал головой.

– Вот они! Держи! – раздалось за спиной.

Леша увидел Быкова.

– Лезь давай! Я разберусь! – крикнул Анохин, подтолкнув Лешу к кадке с зеленью.

«Что я делаю, что я делаю, что я делаю», – шептал Леша, наступая обеими ногами на кадку и подтягиваясь на стеклянном ограждении. Круг был прямо перед глазами – горящий красным, как кремлевские звезды.

Оттолкнувшись правой ногой, Леша перегнулся и нырнул в круг рыбкой. Огни ночного города превратились в одно цветное месиво, в ушах засвистел ветер, где-то справа мелькнул шпиль Никольской башни, и в голове стукнуло одно слово – асфальт.

Леша упал навзничь. Всё закончилось быстро и резко.

 

Diez/Дьес

Леше показалось: дождь начался в одну секунду. Вода намочила лицо, шею и затекла в рот. «Упал, – подумал Леша. – Упал. Всё сломал. И никто даже скорую не вызвал. Гады».

– А-а-а-а! Извращенец!

Леша распахнул глаза и увидел Сеню. Он стоял, намыленный, и прикрывал причинные места большой желтой мочалкой.

Леша выплюнул горькую пену.

– Уйди! Уйди! Гомик! – Сеня замахал мочалкой и направил на Лешу струю горячего душа.

Заорав, Мышкин выскочил из душевой. Он шел по коридору, не поднимая головы и оставляя за собой мокрый след. Часы показывали два ночи. «Как так, – думал Мышкин, – прыгнул с крыши «Ритца» и вот! Сеня! Голый! Ф-ф-фу!». Что скажут утром в классе, он даже боялся представить, радовался только, что на самом деле ничего не сломал и на асфальт не падал.

В комнате Леша закрыл окно, повесил мокрую одежду на шкаф и сел на кровать, ждать. Но Никита ночевать не пришел. Под утро, когда полоска неба над куполом Христа Спасителя стала бледно-розовой, Мышкина сморил беспокойный сон.

…Когда Леша, проспав, залетел в класс, повисла неприятная тишина. Шепотки стихли, и несколько пар удивленных глаз уставились прямо на него.

Леша прошел к последней парте и, избегая смотреть на одноклассников, вытащил из рюкзака учебник физики и тетрадь.

– А это правда, – заверещала Лера, – что ты ночью за Сенькой в душе следил?

– Глаза открываю, – кивнул Сеня, – а он там. В одежде. И пялится. Гомосек!

– Ничего я не следил, – огрызнулся Леша. – Я его… не видел! И вообще, в людях другой ориентации нет ничего…

– Я говорю, он из этих! Только гомики сиреневые кроссовки носят! – загоготал Сеня, и следом за ним засмеялись остальные.

Леша вгляделся в лица новых одноклассников. Имена многих он даже не успел запомнить. Вот дурак Сеня – даже злиться на него как-то не по-мужски. Сложил руки на круглом животе, смеется. Как же, весело ему. Вот его подружка Лера – вечно с двумя хвостиками, будто ей не пятнадцать, а семь. Вот рыжий мальчик, на физкультуре стоял за Лешей – Данила Пименов, кажется. Вот высокая и печальная Наташа, соседка Ларисы по парте. Вот Лариса… И она тоже ржет со всеми. Леша смотрел, как Лариса смешно морщит нос, как поднимает брови и закидывает волосы, и в его глазах предательски щипало.

– Ларис, – позвал он.

Нет, не так это должно было быть. Голос-то у него нормальный, кто-то говорил, даже красивый. «Блеешь, как горный козел, Мышкин», – подумал Леша с ненавистью.

– Чего тебе? – она наконец перестала смеяться.

– Ты с ними заодно, да? Мы же… друзья!

«Так-так, Мышкин, ты еще расплачься тут. Вообще будет зашибись».

– Какой ты мне друг, – Лариса скривилась. – Я тебе помогла, – добавила она негромко, – а ты всё испортил, Чмышкин!

– Что я испортил?!

– Дверь в столовой не закрыл, – добавила она едва слышно, и большие мультяшные глаза стали грустными. – А Чубыкин меня обвинил. Теперь мне еще месяц в сортирах грязь оттирать. И колбасу, сказал, что я сперла!

– Ну прости, Лар! Я… хочешь, я всё ототру?

«Вот сволочь этот Святослав! – подумал Леша. – Идиот совсем! Как можно было дверь за собой не закрыть?!»

– Не хочу! – Лариса отвернулась и сделала вид, что разговаривает с Наташей.

– Да и пожалуйста!

Леша плюхнулся на стул и уткнулся в учебник. Со звонком в класс вплыла учительница, круглая, в необъятном сером платье. Половина ее волос была покрашена в желтый, а половина – в коричневый. Когда-то Леше нравилась физика, но в этот раз он не слушал. Разлегся на парте и со скучающим видом уставился в окно. Он ненавидел эту школу и одноклассников, и даже алоэ на подоконнике, ну а больше всего – Никиту Анохина.

Сосед по комнате словно услышал Лешины мысли. Дверь со скрипом открылась, и в класс вошел Никита. Учительница прервалась и сердито вытерла меловые руки о платье.

– Виноват, опоздал, Лидия Петровна! – произнес Анохин, слегка улыбнувшись.

Не дожидаясь разрешения, он прошествовал между партами и сел рядом с Лешей.

– Вали отсюда, – шепнул Леша.

– Ладно тебе, Чмыш, – Анохин усиленно делал вид, что увлечен новой темой. – Чего злой такой?

– Это ты, – Леша с удовольствием наступил ему на ногу под партой, – всё подстроил. Отправил меня в душ к Сене, прозвище это дебильное придумал!

– Прозвище придумал, каюсь, ну уж больно оно смешное, – фыркнул Анохин, – и поэтому сорри. А вот портал… Кто ж виноват, что в нашей школе четыре ключевые зоны? Одна у физкультурного зала, а вторая в душ ведет! Ну и две во дворе… Но там куча народа вечно.

Леша хотел продолжить разговор, но Лидия Петровна сделала им замечание. Пришлось погрузиться в законы взаимодействия и движения тел. Леша корпел над задачами, поглядывая на невозмутимого Анохина. Что же всё-таки он за перец?

Когда раздался звонок, Никита сложил вещи в сумку-дипломат.

– Слушай, – сказал он. – Я, кажется, знаю, что происходит с твоим отцом.

– Тебе-то что, – Леша напрягся.

– Приходи сегодня к физкультурному залу. В двенадцать. Я смогу помочь. Мы сможем помочь.

«Не отвечай ему! Не отвечай! Или скажи что-нибудь меткое… что-то вроде… А, поздно!».

– И вот еще, – Никита бросил на колени Леше несколько маленьких бумажных квадратиков. – Я твой должник.

Леша взял один и внимательно рассмотрел. «Талон на питание. 300 рублей», – гласила надпись, наполовину скрытая за круглой школьной печатью.

Никита вышел из класса, следом за ним повалили все остальные.

* * *

Когда закончились основные уроки, Леша счастливо выдохнул. Весь день одноклассники отпускали шуточки по поводу Сени и душа. Леша растерялся. Слишком общительным он никогда не был, но проблем с ребятами раньше не возникало. И в Москве, и в Лимассоле он быстро находил себе тусовку. А тут… Леша смотрел на пятнадцать одноклассников и не знал, с кем хочет подружиться. Этот Данила Пименов вроде ничего, но он всё время грызет ручку и заикается. Еще один мальчишка, Витя, постоянно бубнит себе под нос и жует козюльки. Девчонки кучкуются, как обычно. На Кипре всё было по-другому, всё. Они с Костасом без конца торчали на пляже, а в школе ржали над очкастым Димой, чьи родители были консульскими работниками или вроде того. Один раз они спрятали его очки, и Дима врезался в стену. Ржача было! Костас, наполовину грек, наполовину русский, был самым лучшим другом! Где найти такого в этом дурацком лицее?

– Я говорю, прямо в душе! – услышал Леша в очередной раз. – Голый. Прямо… весь! Ну я как его огрел и в морду р-р-раз!

Сеня рассказывал Даниле новую версию ночных событий. «Странно, сначала я был одетый», – равнодушно пожал плечами Леша. Кулаки чесались набить Сене рожу, но как драться с ботаном? С толстым гиком? Как так?! Не дай бог у него еще и с сердцем что-нибудь – долбанешь, он и откинется.

– Эй, Сень, а тебе понравилось, что ли? – мимо прошел Никита Анохин. – Ты так всем рассказываешь, будто это лучшая ночь в твоей жизни.

Сеня захлопал круглыми глазами и замолчал. Наташа прыснула, и следом за ней над Сеней заржали все остальные.

– Физкультурный зал, Мышкин, – бросил Никита напоследок.

Леша почесал макушку. Что задумал этот странный тип?

«Вляпаешься ты, Мышкин, ох, вляпаешься», – подумал он.

* * *

Стрелки наручных часов показали двенадцать. Леша стоял у запертого физкультурного зала, переминаясь с ноги на ногу. Темный коридор слабо освещался экраном телефона. За ночные хождения по школьному крылу можно было схлопотать серьезное наказание, поэтому Леша все время оборачивался: не идет ли кто? Наконец послышались тихие шаги, и голубоватый свет попал на бледное лицо Никиты Анохина.

Молча пожали руки.

– Думал, не придешь, – Анохин кивнул.

– И что дальше? – Леша покосился на запертую дверь физкультурного зала. – Нам куда?

– В портал, как всегда.

Анохин достал из кармана пиджака то же стило, что Леша видел на крыше, и прочертил на двери зала две скрещенные линии. Они тут же зажглись красным и превратились в светящийся круг.

– Ссышь, что ли? – Анохин усмехнулся.

– Прям!

Леша сжал кулаки и решительно сунул голову в круг. В этот раз ощущения падения не было. Леше показалось, что его накрыло волной, но уже через мгновение он упал на мягкий земляной пол. Анохин приземлился рядом.

Горели факелы. Когда глаза привыкли к полутьме, Леша увидел, что он в странном помещении, вроде подземной библиотеки. Повсюду – книги в высоких деревянных шкафах, посередине – длинный стол, под потолком – черное полотнище с белой буквой «омега». Он удивленно огляделся и поднялся.

– Добро пожаловать в штаб акабадоров, – Анохин тоже встал.

Вдруг подземный зал наполнился голосами. За столом разом возникло несколько человек – Леша успел посчитать: шестеро, три парня и три девушки. Все выглядели взрослыми и жутко важными.

– Опять промахнулся, что ли? – один из них, темноволосый, в черной футболке, обратился к Анохину. – Садитесь, чего вы.

Голос у него был при этом добрым, и Леша понял: не издевается, а так, по-дружески подшучивает.

Никита и Леша подошли, отодвинули стулья с высокими спинками и сели с краю. Никто не разговаривал. Леша поочередно рассматривал каждого из шестерки. У парня в черной футболке на предплечье виднелась татуировка с буквой «омега». Он был крепким, спортивным – наверняка качается. Рядом сидела симпатичная блондинка – волосы у нее вились мелким бесом, выбиваясь из хвоста на макушке. Ее соседка, брюнетка в больших круглых очках, ковырялась в телефоне и едва кивнула Леше и Никите. Два парня, один с растрепанными зелеными волосами, а второй – бритый, с бровями домиком, шепотом обсуждали «Звездные войны». Дальше всего от Леши сидела девочка – худенькая, подстриженная под мальчишку, в толстовке с эмблемой американского университета MIT. Леша заметил, что на подбородке у нее кривой, совсем не симпатичный шрам, будто кто-то чиркнул по лицу острым лезвием. Перегнувшись через стол, девушка со шрамом посмотрела на Лешу с любопытством, шмыгнула носом и вдруг присвистнула – совсем по-пацански.

– Чего тупим-то, товарищи? – произнесла незнакомка. – Никитушка наш напарника себе нашел!

– О, а у него был поворотный момент? – пробасил зеленоволосый.

– Ну, портал же прошел, – отвлеклась от телефона девушка в очках. – Значит, был.

«Противная какая», – подумал Леша.

Начался гвалт.

По очереди поглядывая то на зеленоволосого, то на блондинку, Леша заметил еще одного человека за столом. Он появился бесшумно, незаметно и теперь сидел, закинув ногу на ногу и подперев рукой подбородок. Сидел – и внимательно слушал. Седой, в очках и ярко-зеленом свитере. Одноглазый.

– Это же Николай Витсель! – Леша толкнул Анохина локтем. – Он у нас в школе факультативы ведет!

– Он наш наставник, – пояснил Никита. – Мы – одна из московских когорт акабадоров. Ладно, молчу, сейчас сам всё узнаешь.

Шум, тем временем, продолжался. Наконец Витсель кашлянул, поправил квадратные очки и постучал по столу золотистой перьевой ручкой. Стилом, то есть.

– Извините, Николай Николаич, – пробасил парень с татуировкой. – Тут Никитка наш напарника нашел!

Витсель положил очки на стол и посмотрел на Лешу в упор.

– Я вас помню, – кивнул он, будто обращаясь к самому себе. Левый глаз уставился в стену. – Столовая и ваш неудачный бросок. Или – наоборот – удачный? Алексей, кажется?

Как и в первый день в новой школе, Леше стало страшно неудобно.

– Извините, – прохрипел он, удивившись, что Витсель знает его имя. – Я в Сеню целился.

– Плохо целились, Алексей. Это мне простительно, – он усмехнулся. – А у вас вроде оба глаза целы. Впрочем, чтобы попасть – надо четко видеть цель. Никита, – он обратился к Анохину, – значит, выбрали себе напарника?

Леше понравилось, что Витсель ко всем обращался на «вы» и по имени. Приятно, но сразу чувствуешь дистанцию. По-взрослому так.

– Да, – Анохин искоса посмотрел на Лешу. – Если он согласен, конечно.

Мышкин не сразу понял, что говорят о нем.

– Никитушка, а про поворотный момент ты спросил? Может, у него его и не было вовсе? – подала голос девушка со шрамом.

Леша скривился. Вот эта девчонка совсем ему не понравилась: ни ее покровительственное «Никитушка», ни то, что она говорила о нем, Леше, будто он не сидел за тем же самым столом.

– Он мне жизнь спас, – внезапно заявил Анохин. – Мне другой напарник не нужен.

Снова начался гвалт. Нить разговора Леша потерял сразу же.

Николай Витсель снова постучал золотым стилом, и все нехотя замолчали.

Очки сползли на кончик его длинного носа, но он даже внимания не обратил.

– Алексей, не хотите пройтись? – спросил он.

Анохин пихнул Мышкина локтем в живот: давай, иди. Леша кивнул и поднялся из-за стола. Витсель встал следом.

Он поманил Лешу за собой, и они покинули подземный зал, свернув в узкий коридор. Шестеро ребят проводили их удивленными взглядами.

Витсель шел впереди, Леша чуть сзади. Все стены коридора заполняли книжные шкафы, подсвеченные желтоватыми лампочками. Книги, книги, книги. Проведя по корешку одной, Леша испачкал палец в пыли и паутине. Книги в шкафах были старыми, потрепанными, и казалось, каждая из них может рассказать удивительные истории.

Наконец Витсель заговорил.

– Вы ведь никогда не слышали об акабадорах раньше, Алексей? – спросил он, обернувшись.

Леша покачал головой, решив не упоминать ни о Сиде, ни об Альто-Фуэго, ни об инсептерах.

Они остановились у круглой арки, и Витсель сделал приглашающий жест. Леша оказался в очередном подземном зале. Книги – от пола до потолка – заполняли пространство. Вверху, на круглом купольном потолке, выкрашенным в серебристый, виднелась красная буква «омега».

– Ты в хранилище акабадоров, – сказал Витсель. – Присядь.

Леша опустился на маленькую лавочку около стены и задрал голову вверх, разглядывая «омегу». Ему показалось, что он в странном храме или музее. Вспомнил первую поездку в Рим, когда сидел также, задрав голову, рассматривая Сикстинскую капеллу. Шея тогда затекла страшно, но отец все время повторял: смотри, смотри. Леша и смотрел, пока не стало совсем больно.

Николай Витсель присел рядом и тоже задрал голову вверх.

– Я расскажу тебе с самого начала, – произнес он. – С появления Эскритьерры.

– А что это?

– Страна. Смотришь?

– Смотрю, смотрю, – нетерпеливо произнес Леша.

Вдруг омегу на потолке словно затянуло тучами. Когда, через пару мгновений, дымка рассеялась, Леша увидел географическую карту неизвестной страны.

Очертаниями она немного напоминала Россию – растянутая в ширину, большая, с неровными краями, вокруг которых тянулось синее водное пространство. С севера на юг змеились реки. На северо-западе Леша увидел коричневое пятнышко гор. Страна была поделена на пять территорий, и все они имели выход к воде. То тут, то там вспыхивали маленькие искорки и тут же гасли. «Города», – догадался Леша.

– Это Эскритьерра, – сказал Витсель, и в его голосе чувствовалась гордость. – Она удивительная, правда?

Леша неуверенно кивнул.

– И где она находится? Она… настоящая?

– Конечно, настоящая, – Витсель кашлянул. – Мы считаем, что Эскритьерра – один из параллельных миров. Туда могут попасть люди, пережившие некий опыт, мы называем это поворотным моментом. Моментом между жизнью и смертью, когда границы разрушаются, и человек может увидеть многое, невидимое обычному глазу. Я уверен, что есть много других параллельных миров, о которых мы не знаем, но куда можем попасть. А про Эскритьерру мы говорим, что дорога туда откроется только перехитрившим смерть.

– А что это? – Леша показал на серебристую дымку, словно окутывающую Экритьерру с северной и южной границы.

– Эскритьерра не лежит в одной плоскости. У этого мира есть верхний и нижний, так сказать, слой. Верхний называется Стиллария. Там создаются стила для инсептеров и акабадоров. Нижний – Импрента – там хранятся все истории, созданные инсептерами.

– Откуда вы знаете об Эскритьерре? – пожал плечами Леша. – В смысле, страну ведь должен кто-то открыть, так ведь?

– Знание об Эскритьерре пришло к нам из Испании. Хочешь послушать?

– Конечно, – Леша кивнул.

И Витсель рассказал.

* * *

Когда-то давно, в эпоху темного Средневековья, в семье де Лара, самой могущественной в Кастильском королевстве, появились на свет мальчики-близнецы. Того, что появился на минуту раньше, назвали Алонсо, младшего – Николасом. При родах младший едва не умер, и только чудо, как говорили родственники, спасло ему жизнь. Родился он будто мертвым, не реагируя ни на крики несчастной матери, ни на шлепки, но вдруг спустя минуту открыл глаза, задышал и закричал. Николаса так и прозвали – Энганьямуэрте, то есть обманувший смерть.

Хоть внешностью братья почти не различались – оба были кудрявые, черноволосые и высокие – время они проводили по-разному. Алонсо всё чаще закрывался у себя, сочиняя что-то, а Николас мечтал стать смелым воином, упражняясь в битве на копьях и верховой езде. Смелости было ему не занимать – и вскоре, выжив в кровавых бойнях и принеся победу родному королевству, Николас снова подтвердил свое прозвище – Энганьямуэрте, обманувший смерть.

Но однажды судьба всё же подвела Николаса. В бою противник тяжело ранил его и сбил с лошади. Но Николас не упал. Когда до земли оставались считанные сантиметры, он… пропал, растворился в воздухе, будто его и не было. Люди зароптали, и если бы не могущество семьи де Лара, нести бы им всем смерть за колдовство.

Николаса не было три дня, и его брат Алонсо, не поверив ни единому слову про исчезновение, стал было считать брата погибшим. Но вдруг Энганьямуэрте объявился в родовом замке де Лара: он сидел, прислонившись к стене, без сознания. Алонсо тут же распорядился приготовить теплую постель. Еще три дня Николас лежал в бреду, а когда сознание вернулось к нему, рассказал брату удивительные вещи.

Он рассказал, как оказался в незнакомом городе, и, хотя все говорили на родном языке, это было точно не в Кастилии. Таких замков и дорог нигде он прежде не видел. Ему перевязали раны и оставили выздоравливать во дворце короля.

А когда Николас выздоровел, ему поведали, где он оказался. Место это называлось Эскритьерра, и существовало оно параллельно королевству Кастилия, и вообще всему нашему миру. «Люди там обычные, как мы, – говорил Николас, – и ничего диковинного я не заметил, разве что я об этой местности ничего не слышал».

Но король Эскритьерры настаивал. Он говорил, что Эскритьерра находится под властью черного колдуна, который создал этот мир на клочке бумаги и управляет им как хочет. Стоит написать колдуну что-нибудь, как написанное – будь то человек или дом, или улица – появляются в Эскритьерре, будто всегда тут и были. Если колдун пишет долго и въедливо, новые люди обрастают друзьями, историями и семьями, а если нет – пару строк, то человек так и бродит неприкаянный по городу, и никто не знает, кто он и чем он занят. Когда колдуну вздумается, он вызывает в свой мир жителей Эскритьерры и заставляет себе служить.

Войти в эту страну может только перехитривший смерть, и им нужна помощь Энганьямуэрте.

Николас решил помочь и убить черного колдуна. Но его брат Алонсо захотел тоже попасть в Эскритьерру.

И когда Николас смертельно ранил колдуна, Алонсо схватил нож и поранил свою руку, смешал кровь свою с колдовской кровью, надеясь, что это поможет ему научиться создавать эскритов и получить талант колдуна оживлять вещи.

– Идиоты, – разозлился умирающий колдун. – Теперь дар этот будет в тебе и детях твоих, и их детях, и детях их детей. И не будет конца этому. И если эскриты не вернутся домой, наступит тьма, и Эскритьерра исчезнет.

Он завещал Николасу искать таких же по свету – Энганьямуэрте – перехитривших смерть, отважных воинов, которые смогут возвращать эскритов домой.

* * *

– Мы, – закончил Николай Витсель, – акабадоры. Мы перехитрившие смерть. У каждого из нас был момент, когда смерть прошла слишком близко, едва опалив. После этого нам открылась дверь в другой мир. В Эскритьерру. Бывают в жизни события, которые меняют всё.

– А эскриты, – Леша запнулся. – Кто они? Живые люди или фантазия инсептеров?

– А мы, люди, кто такие? – ответил Витсель вопросом на вопрос. – То ли мы играем по правилам госпожи Судьбы, то ли обладаем полной свободой? То ли всё можно поменять, то ли все ходим под Богом. Я не знаю, Леша. Правда. Но акабадоры верят, что они заслуживают свободы. Это наше правило, если хочешь. Свобода – главная ценность акабадора.

– Инсептеры и акабадоры – враги?

– Не совсем. Инсептерский дар, в отличие от акабадорского, передается по наследству. На самом деле инсептеры и акабадоры не должны быть врагами. Каждому инсептерскому роду принадлежит один город Эскритьерры. Хотя мы и называем Эскритьерру страной, каждый город существует автономно. Если эскрита вовремя не вернуть домой, в городе наступит дисбаланс, и он схлопнется, превратится в черную дыру. Исчезнет. Мы нужны инсептерам, чтобы этого не допустить.

– Тьма. В городе наступит тьма, – отозвался Леша, вспоминая Альто-Фуэго.

– О да. Тьма. Города не будет. Целый мир… умирает. Эскриты могут в среднем год находится в нашем мире, в Эль-Реале. Потом – всё. Но не все инсептеры с этим согласны.

– Почему?

– Они относятся к эскритам как к своей собственности, рабам. Многим всё равно, что прекрасные города, созданные их предками, умрут.

– Почему? Зачем вы это делаете?

– После поворотного момента назад дороги нет. Ты начинаешь чувствовать инсептеров, их особенный запах. А потом однажды ты попадаешь в Эскритьерру и… И всё! Ты пропал. Но дело даже не в этом…

– А в чем тогда? – затаил дыхание Леша.

– Эскритьерра – один из параллельных миров, существующих в нашей Вселенной. Когда кто-то из Эскритьерры оказывается здесь, это нарушает порядок вещей. Наш мир может разрушиться. Войны… Природные катастрофы – они случаются из-за нарушения баланса. Ты знаешь, что было катализатором извержения Везувия, Второй мировой войны? Нарушен баланс, наш мир страдает. Эскриты не должны быть здесь, они приведут нас с катастрофе. Не возражаешь, я дам тебе несколько книг об истории Эскритьерры? Ты ведь с нами?

– С вами, – шепнул Мышкин.

«Если это поможет спасти отца, то я, конечно, с вами», – добавил он про себя.

 

Once/Онсе

– Таким образом, к концу первого года обучения каждый юный акабадор должен уметь обращаться со стилом, быстро бегать на длинные расстояния и определять инсептеров по особому запаху, – прошептал Леша.

– Мышкин! Мышкин, а ну живо убери, что у тебя там под партой. Экзамен за тебя Пушкин будет сдавать? – раскричалась математичка, и Леша сунул книгу под названием «Акабадоры. Школа выживания» в рюкзак.

– Ну почему сразу Пушкин? – прошептал он. – Он, что, геометрию знал? Слушай, Анохин, а чем пахнут инсептеры?

Никита отложил циркуль и недовольно покосился на Лешу: мол, решал бы ты лучше задачу.

– Об этом нельзя говорить, – сказал он. – Каждый акабадор должен сам почувствовать запах инсептера и понять, кто перед ним.

– Ну скажи, тебе жалко, что ли!

– Ладно, – вздохнул Никита. – Знаешь чувство, когда зимним утром в деревне высовываешь нос на улицу, и пахнет холодом? Трескучим таким морозцем, свежим? Вот для меня это немножко похоже. Ты решать будешь или как?

– А я тоже чем-то пахну? – Леша оттянул футболку и осторожно ее понюхал. Воняло дезодорантом «Олд Спайс».

– Нет, – фыркнул Анохин. – Ничем. Ты теперь с нами, Мышкин, так что ничем не пахнешь. Расслабься.

После уроков они сходили в столовку и набили карманы всем, что можно было незаметно унести, не пролив и не просыпав.

– Кого ты все время высматриваешь? – спросил Никита, когда они лавировали в потоке школьников.

– Парня одного. Из одиннадцатого. Он мне передал сообщение от Быкова, а потом дверь столовой не закрыл. Ларисе влетело из-за меня.

– На четвертом этаже был?

– Был. Увижу – убью. Стой! – Леша потянул Анохина за рукав пиджака и спрятался за поворотом.

– Ты чего?

– Там Быков. Он всё папаше доложит!

– И правда, – Никита выглянул из укрытия. – Только не доложит, не ссы. Его Быков-старший не слишком любит – сплавил вон в интернат и знать не желает. Он не инсептер. Бездарный. Да а если и сдаст – что он нам сделает! Пока мы не на их территории, ничего.

– Он же из тебя тогда, в школьном дворе, чуть всю душу не вытряс! – удивился Леша.

– Потому что я сказал, что он тупица, – Анохин широко ухмыльнулся, и Леша, не удержавшись, толкнул его в плечо.

Когда сын Быкова ушел, болтая с приятелями, Леша и Никита перебежали в жилое крыло и закрылись в комнате. Никита засел за эссе по литературе, а Леша развалился на кровати и, пожевывая булочку с сосиской, стал изучать школьное расписание:

– Русская литература, зарубежная литература, русский, опять русский. И физика всего раз в неделю.

– Знал же, куда поступал, – бросил Никита. – Эссе будешь писать? Чубыкин строго спрашивает.

– Потом наваяю что-нибудь, – беспечно ответил Леша и снова вытащил из сумки «Школу выживания». Автором пособия был некий Джеффри Фуллер – как гласила надпись на задней обложке, глава общества акабадоров Торонто. – В каждой молодежной когорте шесть акабадоров разных возрастов, – прочитал Леша вслух. – Самым младшим должно быть минимум пятнадцать. Младший акабадор, принятый в когорту, обязуется выбрать себе напарника из числа ребят, которые уже находятся в поле зрения акабадорского сообщества. Напарником акабадора может стать любой, переживший поворотный момент.

– Ладно, – пропыхтел Никита. Он отложил тетрадь и оглянулся, словно их мог кто-то подслушивать. – Не всё так просто с твоим отцом.

Леша напрягся.

– Ты понял, что это за мир, Эскритьерра? – прошептал Анохин. – Понял всё, что говорил Витсель?

– Ну, это вроде такого параллельного пространства, – Леша сморщил лоб, пытаясь сформулировать, – где живут все придуманные инсептерами люди. И они с одной стороны – твоя выдумка, но при этом у них есть своя воля, и мысли, и желания…

– Инсептеры – вроде как боги Эскритьерры, – кивнул Никита. – Только когда они не возвращают туда эскритов, в Эскритьерре начинается бардак. Восстания, войны, голод, убийства, перевороты. А потом… целые города накрывает тьма, и все гибнут. Эскриты называют это явление Черной Вдовой. Поэтому так важны акабадоры.

– Понял, понял, – кивнул Леша. – Вам нужно вернуть эскритов назад.

– Но не все из них хотят возвращаться, – голос Анохина стал еще тише. – Умелый инсептер может создать очень сильного эскрита. Такого, который может выйти из-под его контроля и действовать полностью самостоятельно и даже овладеть сознанием своего создателя. Я думаю, это произошло с твоим отцом. В нем сидит тот, кого он создал и призвал в Эль-Реаль.

– Алтасар Льороно, мальпир?

– Мальпир. Мальпир – это от испанского mal espiritu – злой дух. Создавать мальпиров инсептеру строго запрещено. Но иногда они это делают, чтобы добавить силы своему главному эскриту Эскрит становится сильным в борьбе с мальпиром, чем большее мальпиров он победит, тем сильнее станет, тем больше власти он может подарить инсептеру Только мальпир может и победить! И тогда он заберет самого инсептера. Его душу. Его жизнь!

– Слушай, у меня есть книга, подожди, я тебе покажу, – Леша вскочил и стал рыться в рюкзаке.

– Ну ты даешь! – изумился Никита, когда в его руках оказалась книжка в тонкой черной обложке. – Инсептеры всегда делают единственный экземпляр и хранят его в одном месте – в Импренте. Ладно, потом расскажу как-нибудь. Никто, никто не должен знать, что она у тебя! Кто-нибудь в курсе, кроме меня?

– Да нет вроде, – испугался Леша. – А что?

– А то! – Никита открыл шкаф и сунул книгу под стопку своих рубашек. – Представляешь, она попадает к кому-то из инсептеров, и он решит от нее избавиться? А твой отец? Точнее, тот, кто в нем сидит?! Если он сожжет ее полностью, продолжения уже не напишешь, и твой отец обречен!

– Никит, – кашлянул Леша. – А как ты догадался, что случилось с моим отцом?

– Жители Эскитьерры, – пояснил Анохин. – Они об этом говорят. И кое-кто, похоже, согласен с тем, что сделал Алтасар. Ты видел наших инсептеров? Видел, во что они превращают Эскритьерру? Это же ужас. Ты думаешь, зачем я поперся прямо к Быкову? Разведать. Витсель, кстати, не знает, поэтому молчи.

– Так, – сказал Леша. – Алтасара может победить Люк Ратон, и он прячется где-то здесь, в Эль-Реале. Нам нужно найти его. Может, к Витселю пойти? – засомневался Леша. – Рассказать.

– О том, что твой отец инсептер? – рассмеялся Никита. – Лучше не надо! Витсель, конечно, мужик хороший, но вообще акабадоры и инсептеры друг друга недолюбливают. Нет никакой гарантии, что Витсель будет на нашей стороне.

– А что делать тогда?

– Ловить на живца, – Анохин улыбнулся.

Никита вернулся к урокам, а Леша не находил себе места. Эссе о месте «Слова о полку Игореве» в древнерусской литературе было скатано из интернета и тут же забыто. Мышкин ждал ночи. Ждал, когда Никита наконец закончит уроки и они займутся настоящими делами. В десять за окном окончательно стемнело и в коридоре выключили свет, Анохин убрал тетради и учебники в стол, задернул шторы и кивнул Леше: пора.

– Если Люк Ратон в Эль-Реале, об этом должны знать другие эскриты, – сказал он.

– Но другие эскриты подчиняются инсептерам, – пожал плечами Леша. – Как мы на них выйдем?

– Вот именно, – подтвердил Анохин. – Подчиняются инсептерам.

– К чему ты клонишь? – Леша испугался, – Хочешь, чтобы я создал кого-нибудь?

Никита согласно кивнул:

– Он не вызовет подозрения у других и сможет выяснить, куда исчез Ратон.

– А, может, и нет у меня никакого дара! – заупрямился Леша. – Вот ты откуда знаешь, что он у меня есть?

– А как ты думаешь, почему Быков тебя захотел видеть? Записи о тебе появились в Книге Эскритьерры, и к тебе пришел эскрит, чтобы вручить стило. Было такое?

– Ну, было.

– Садись, пиши, – Анохин взял Лешу за плечи и, усадив за стол, сунул ему ручку и листок А4.

– Чего писать? – не понял Мышкин.

– Так, – Анохин кашлянул. – Каждый инсептер создает отдельную точку на карте, чтобы поселить туда своих эскритов. Точнее, использует ту, что создали его предки. Поэтому точка у нас есть – это городок Альто-Фуэго, придуманный твоими предками. Ты ведь читал книгу, знаешь, какой он?

– Я был там, – неожиданно признался Леша. – Жители Альто-Фуэго говорят, тьма накрывает город.

Никита покачал головой и прошептал:

– Значит, времени еще меньше, чем я думал. В Альто-Фуэго уже пришла Черная Вдова. Давай же, пиши.

– Так что писать?! Я так и не понял – я должен что-то придумать или то, что я напишу, уже где-то существует?! – воскликнул Леша.

– Никто не знает, – вздохнул Никита. – Ни один инсептер не скажет тебе, как этот дар работает. То ли инсептер придумывает эскритов, то ли просто где-то берет знания о них. Одно мы знаем точно – если ты сделаешь всё правильно, перед нами появится человек из Эскритьерры, и он будет органичной частью того мира.

– Ладно, умник, – Леша потер переносицу, – достал уже. Иди погуляй куда-нибудь.

– В смысле, погуляй?

– В смысле, вали отсюда, Анохин. Я творец, мне нужно уединение. Как закончу – позову.

Никита вскипел, но молча направился к двери, схватив со стола два последних крекера.

– Не все сразу, – Леша легонько шлепнул его по руке. – Нам, великим, нужна энергия.

Никита засопел, бросил один крекер на стол и гордо удалился. Леша остался один перед пустым листком. Сначала он просто на него смотрел, отмечая, как падает свет лампы, как при ближайшем рассмотрении на идеально белой поверхности видны неровности и шероховатости.

Леша взял стило и облизнул губы. Ну кого он обманывает – это у него-то дар? «Дар должен быть у человека с хорошим почерком, а это точно не я», – подумал Леша.

Он подумал еще раз и написал число. Потом время – 22:31. «По Москве», – вывел Леша в скобках. Стило писало как обычная шариковая ручка.

«Ладно, – подумал он. – Попробую. Что там было в фильме с Мартином Фримэном… была нора, в норе жил хоббит».

* * *

– Американский полицейский Джон Гуттенберг был высоким брюнетом с зелеными глазами, у него были шикарные «банки» и добрая улыбка. Этим утром Гуттенберг проснулся после веселой ночи с ребятами в баре. Они пили всю ночь виски, обезвредив банду наркодилеров…

Анохин отбросил листок и молча сел на кровать.

– Гуттенберг? Ты серьезно? – простонал он. – Шикарные банки?

– Ты дебил, Анохин, – отмахнулся Леша. – Как фамилия актера, сыгравшего главную роль в «Полицейской академии»?

– Я не смотрел «Полицейскую академию», но попробую угадать – Гуттенберг? А я-то на первого книгопечатника подумал. Он, правда, с одной «т»…

– Серьезно? Ни одну не смотрел?

Ничего не ответив, Никита еще раз взглянул на Лешину писанину.

– У тебя всё сводится к описанию, как Джон Гуттенберг бухал в баре. И что? И всё?

– По-моему, круто. А ты скучный, Никитка. Скучный и несмешной.

– Иди сюда, – Никита схватил Лешу и снова усадил его за стол. – Стило давай.

Леша протянул Никите стило. Тот щелкнул два раза, будто это и правда простая ручка, и вдруг стержень спрятался, и на его месте появился острый золотой наконечник.

– Руку давай! – скомандовал Никита.

– Ни за что! – Леша вырвал руку, догадываясь, что тот хочет сделать. – Мне кровь даже сдавать нельзя.

– Нужна капля твоей крови, чтобы поставить точку в тексте, – упрямо возразил Никита. – Поэтому и сдавать ее тебе нельзя. Перельют кому-нибудь – появится новый инсептер.

– А что, в другом месте кровь нельзя взять? Она у меня везде одинаковая!

– Чего?

– Вон прыщ на щеке вскочил, если выдавлю, кровь точно будет! – Леша подбежал к шкафу и стал разглядывать себя в зеркало.

– Нет, сейчас вот точно вырвет! – Анохин сморщился.

– Давай сюда стило! – смазав кровь с щеки пальцем, Леша аккуратно вытер его о золотой наконечник. Леша поставил кровавую точку рядом со своей писаниной. Точка вышла коричневой, еле заметной.

– Дальше что? – спросил он.

– Жги! – Никита протянул ему зажигалку «Зиппо», и Леша поджег. Огонь быстро съел листок наполовину, и Леша кинул его на подоконник.

– Так всю школу спалим! – крикнул он.

Никита кивнул и накрыл пламя пустым цветочным горшком.

– И что теперь? – спросил Леша, разглядывая половинку листка с писаниной и черное пятно на подоконнике.

– А я откуда знаю? Где твой Джон Гуттенберг?!

– Не знаю! – огрызнулся Мышкин.

Несколько минут они сидели тихо, прислушиваясь к каждому звуку и шороху. Прошло полчаса, затем час, но никто так и не появился.

– Может, точки недостаточно? – бормотал Анохин, нарезая круги по квартире. – Странно, но в «Истории акабадоров и инсептеров» написано, что достаточно… Может, не получилось, потому что твои способности только проявились? Или потому, что у тебя был поворотный момент?

В конце концов Никита сдался и, переодевшись в полосатую пижаму, заснул. Леша так расстроился, что даже не стал злорадствовать над Анохинской пижамой. Он лег лицом к стенке и, разглядывая кое-где потрескавшуюся зеленую краску, кусал губу. В первый раз за долгое время он подумал, что особенный, талантливый, крутой, и ничего не вышло. Абсолютно ничего.

…Леша проснулся среди ночи от странного чувства – что-то произошло. Анохин мирно сопел в своей кровати, закинув руки за голову. Часы показывали два часа ночи. Леша принюхался – пахло табаком.

– Никит? – позвал он шепотом. – Никит, проснись.

Анохин резко сел на кровати, моргнул и повел носом:

– Кто курит?

Леша медленно повернул голову. На фоне трепещущих белых занавесок вырисовывался силуэт. Черная рука выкинула сигарету в окно и щелкнула выключателем настольной лампы. Силуэт тут же превратился в живого человека: высокого, темноволосого, с редкими усами и твердым мужественным подбородком.

– Полиция Альто-Фуэго, – человек вытащил блестящий значок. – Офицер Джон Гуттенберг к вашим услугам, господин инсептер.

 

Doce/Досе

– О-фи-геть, – сказал Леша, оглядывая Джона. – Никитос, глянь, а «банки» у него и правда шикарные.

– Ты в десятый раз это повторяешь! – буркнул Никита, натянув рукава пижамы. – И вообще, от него такой похмельный духан, жуть!

Они шли по ночной Остоженке за Джоном Гуттенбергом, озираясь и то и дело переходя на бег. Леша хмыкнул, представив, как странно их троица выглядят со стороны: мужик в форме, больше напоминающий стриптизера, чем копа, и двое подростков – один в домашней футболке и трениках, второй вообще в пижаме. Дурдом, одним словом.

Ночь выдалась холодной. Осенний ветер забрался Леше под футболку, и он в очередной раз пожалел, что забыл куртку.

– Долго еще? – шепотом спросил он у Анохина.

– Почти пришли.

Они обогнули Храм Христа Спасителя («Слава Богу, ни одного человека!», – подумал Леша), прошлепали по мосту и, спустившись к реке, оказались около «Красного Октября».

У бара «Стрелка» толпился народ, и пришлось спрятаться за припаркованным автомобилем.

– Так, – сказал Анохин. – Здесь сейчас эскрит из города Пигафетта. Он страшный сплетник. В городе два инсептера – историк Олег Суровцев и его дочь Маша. Маша каждый месяц вытаскивает из Пигафетты себе новых кавалеров.

– Что, реальные парни ей не нравятся? – усмехнулся Леша.

– Видимо, нет. Последнего ее эскрита поймали здесь, поэтому велика вероятность, что она всё еще тусуется в этом баре. А вместе с ней – и тот, кто нам нужен.

– Джон, – сказал Леша как можно тверже. – Тебе нужно проникнуть в этот бар и найти человека из Пигафетты. Выясни, что известно о Люке Ратоне.

– Понял, господин инсептер, – Джон подмигнул и, расстегнув ворот рубашки, направился к входу в бар.

К удивлению Леши, охранник сразу же его пропустил.

Ждать было невыносимо скучно. За багажником «Мини Купера» Леше и Никите едва хватало места, и они начали толкаться.

– И что, тут сидеть? – разозлился Мышкин. – Вот так просто ждать и всё?

– Ждать и всё! Мы несовершеннолетние, нас никто не пустит в бар! – ответил Никита.

– Тебя никто не пустит в бар, потому что ты в пижаме! – хохотнул Леша. – Ну серьезно, Никитос, нельзя, как нормальные мужики, в трусах спать?

Леша тут же получил затрещину.

– Полегче, – он потер затылок. – Пошли, узнаем, что там.

– Как?

– Со стороны набережной есть окна, – Леша вылез из убежища и помахал Никите: не отставай.

Анохин кивнул и последовал за ним. Они выскочили на дорогу и прильнули к стеклу.

Сначала ничего не было видно. Внутри гремела музыка и мелькал свет.

– А ты откуда знаешь про окна? – шепотом спросил Анохин. – Ты что, тут раньше тусовался?

– Обедал иногда, – нехотя признался Леша. – Смотри, – он подергал Никиту за штанину. – Вот Джон.

Джон Гуттенберг сидел за столом и, потягивая вино, разговаривал с молодым человеком. Леша не мог видеть лицо его собеседника: только то, что он был в темных очках. Из этого Мышкин сделал вывод, что незнакомец – либо полный придурок, либо наркоман.

– Слышно что-нибудь? – спросил Анохин.

– Конечно, нет! Окно пластиковое! Эх, как бы внутрь попасть!

– Подожди! – Никита вытащил из кармана свое стило, щелкнул им три раза. Показался острый металлический наконечник. – Так, теперь это опасное оружие. Боевое перо, так сказать.

Он черканул стилом по окну. Пластик зашипел, и в окне появилась маленькая дырка, которая становилась всё больше и больше. Никита чиркнул стилом еще раз.

– Нифига себе! – присвистнул Леша. – Раз так, давай за мной!

– Ты что, лезешь внутрь? – опешил Никита. – Я просто хотел, чтобы было слышно!

– Да, я лезу внутрь! – Леша подтянулся на локтях и, протиснувшись в дыру, сразу нырнул под стол.

– Никогда не думал, что надену пижаму для своего первого похода в бар, – заметил Никита, оказавшись рядом. – Видишь их?

– Ага! – Леша кивнул.

Джон и его собеседник сидели за соседним столом. Мышкин с Анохиным подползли ближе и напрягли слух. Музыка долбила, но обрывки разговора уловить получилось.

– Так, значит, ты из Альто-Фуэго? И что там у вас?

– Черная Вдова накрыла Сад Камней, – ответил Джон, потягивая вино. – Люк Ратон пропал. Только он может победить Алтасара.

– Да, слышал кое-что об этом, – ответил молодой человек, почесав козлиную бородку.

– Говорят, он до сих пор в Эль-Реале, – заметил Джон.

– Всякое говорят, – пожал плечами его собеседник. – И еще говорят, что никто давно не видел Петра Князя, инсептера Альто-Фуэго. Странное дело – Князя нет, а ты здесь.

– Я не могу сказать, где он, – Джон сделал большой глоток, и Леша выдохнул с облегчением: врать он умеет. – Это тайна. Так ты ничего не слышал о Люке Ратоне?

– Был тут месяц назад один человек из Нуэва-Барселоны. Так вот, он, кажется, упоминал Ратона.

– И где же он? – вскользь спросил Джон.

– Да я не успел узнать, они в Питер уехали. Так, Джон, да? Слушай, не обижайся, конечно, но у всех в Альто-Фуэго испанские имена, в семье Князя чтут историю Эскритьерры, мне рассказывали. Так почему ты – Джон?

«Ну же, соври что-нибудь, – тихо взмолился Леша. – Ну что-нибудь!»

– Ну, не знаю, – признался Джон.

– И ты полицейский? Странно, ведь в Альто-Фуэго есть армия команданте…

Анохин вопросительно посмотрел на Лешу: какого черта? Мышкин хмыкнул: мол, придумал что получилось.

– А ты знаешь, Джон, – молодой человек спустил темные очки на переносицу, – я слышал, у Князя есть сын, который отказался примкнуть кинсептерам. И знаешь, инсептеры обрадуются, если я от него избавлюсь. Он ведь где-то здесь?

– Надо что-то делать! – Леша потряс Никиту за рукав. – Верни Джона обратно в Альто-Фуэго!

– Не могу создать портал, заметят. Хотя… отвлеки людей!

– Как?!

– Да как-нибудь! – выкрикнул Никита.

Собеседник Джона встал и заглянул под соседний стол. Еще секунда и их найдут. Леша выбрался из укрытия и, растолкав пьяную толпу, пробрался к барной стойке.

«Мышкин, что ты делаешь, идиот, чертов придурок», – шептал он.

Случайно смахнув бокал с коктейлем, Леша забрался на барную стойку с ногами.

– А ну слезай, парень, сейчас охрану позову! – гаркнул бармен, но Леша только отмахнулся.

Злющий эскрит вытащил из-под стола Анохина. Как раз в этот момент заиграл бодрый микс, и сонная толпа начала танцевать энергичнее. Леша стянул футболку и, размахивая ею, как флагом, принялся притоптывать в такт музыке. Пара девчонок обернулась. Полутьма, череда незнакомых лиц, шум и громкие биты – и вот уже Леша потерял из вида Никиту. Он тут же представил, как тот, в очках, тянет его к выходу и…

«Черт бы тебя побрал, Анохин!» – выругался Леша и, когда начался припев, стащил штаны и, оставшись в одних боксерах, принялся танцевать греческий танец «Хасапико».

Послышались смешки, замелькали вспышки камер. Все в баре смотрели на Лешу, а он, раскидывал руки, выбрасывал коленца и двигал бедрами, мешая «Хасапико» то ли с русскими народными танцами, то ли со стриптизом.

Вдруг что-то грохнуло, и во всём баре вырубился свет. Началась суматоха и давка, и в темноте Леша увидел, как мелькнули где-то слева две перекрещенные линии.

Леша слез со стойки и пополз в сторону портала.

– Анохин! – крикнул он. – Никита!

– Леха! – послышался истошный вопль Анохина – Леха, уходи!

Леша не успел ответить: чья-то тяжелая рука схватила его и рывком, как мешок картошки, выбросила на улицу через окно. Мышкин приземлился на пустую дорогу, ободрав колени и ладони. По голой спине сразу забегали мурашки. Холодно. Жутко холодно.

– А чего он голый? – послышалось откуда-то сверху.

Леша поднял глаза. Над ним стояла худенькая девушка в черной футболке, блондинка, и тот же парень в темных очках.

– И что с ним делать теперь? – спросил парень.

– Да то же, что со всеми акабадорами. Избавься, – она накрутила на палец блондинистый локон.

Парень кивнул и потащил Лешу к воде. Темная гладь Москва-реки мелькнула почти перед носом. Мышкин собрал последние силы и лягнул противника пяткой в живот. Тот только усмехнулся. Но вдруг молодой человек закачался и, отпустив Лешу, полетел вниз. Вода не успела поглотить его: мелькнули две скрещенные линии, и парень исчез в портале. Блондинка завизжала и бросилась наутек.

Никита вытер мокрый лоб тыльной стороной ладони.

– Ты как? – спросил он.

– С-спасибо, – просипел Леша. Зуб не попадал на зуб – то ли от холода, то ли от пережитого страха.

Леша услышал гул приближающегося автомобиля. На дороге возник белый «Мини Купер», кажется, тот самый, за которым Леша и Никита прятались.

– В машину, быстро! – дверь открылась.

– У нас проблемы, – прошептал Анохин.

– Ох, Никитушка, ты даже не представляешь, какие, – послышалось с переднего сиденья.

* * *

В машине пахло сладким освежителем воздуха. Леша пролез на заднее сиденье, следом залез Никита.

– Ну что вы творите, чуваки, – сказал водитель. – Сорвали нам операцию.

Леша узнал его: это был парень с татуировкой в виде буквы «омега», присутствующий на акабадорском собрании. Сегодня на нем была серая кожаная куртка.

– Не просто сорвали, а вообще всё испортили, – едко заметила девушка, сидящая рядом с ним, и Никита недовольно засопел.

Леша узнал и ее: коротко стриженная девчонка со шрамом на подбородке, причем в той же самой толстовке MIT.

Ворсинки сиденья неприятно впивались в голые ляжки, и Леша заерзал. Ехали молча, даже радио никто не включил. Наконец Анохин нарушил молчание и шепнул Леше в ухо:

– Я знаю, куда нас везут. На Трибунал Акабадоров.

– Это плохо? – также шепотом спросил Леша.

Никита кивнул. Кажется, и без того бледный Анохин стал еще белее.

Когда доехали до Тверской, парень с татуировкой заглушил двигатель, остановившись посередине дороги. Девчонка посмотрела в навигатор. Леша заметил, что на нем, помимо маршрута, показаны ближайшие автомобили, как в приложении для заказа такси.

– Чисто, – сказала она. – На Тверской пока никого.

Парень снова завел двигатель, разгоняя автомобиль всё сильнее. Когда скорость подошла к сотне, впереди замаячили две перекрещенные линии, и «Мини Купер» помчался прямо на них. Леша невольно закрыл глаза, а когда открыл, ночные огни Тверской исчезли. Они оказались в подземном зале со множеством зажженных факелов по периметру.

– Дальше пешком, – бросила девчонка, и, оставив машину, они пошли по длинному коридору.

– Леша, да? – парень с татуировкой оказался рядом. – Возьми куртку, замерзнешь. Кстати, я Денис.

Он снял кожанку и накинул Леше на плечи. Тот хотел оказался, но руки сами потянулись к мягкой коже. И сразу стало теплее.

– Зачем вы на «Стрелку» поперлись? Мы за Эдуардо и Машей Суровцевой который день гоняемся. И как вы поняли, что они там?

– Я подслушивал, – тихо признался Анохин, – когда вы говорили, что поедете туда.

– Эх ты, – Денис почти по-отечески потрепал Никиту по черным волосам. – Это не я вас сдал под Трибунал. Это Лея, – он кивнул на шедшую впереди девчонку. – Знал же, как она относится к дисциплине, зачем полез…

Наконец пришли. Пригнув голову, Лея исчезла за неприметной дверцей, и Леше с Никитой пришлось следовать за ней.

Они оказались в большом зале без окон. Деревянные сиденья уходили вверх амфитеатром, стены были выложены белыми мраморными плитами. Под потолком повисли черные квадратные флаги с изображением омеги. Леше показалось, что больше всего зал напоминал университетскую аудиторию.

Вокруг были люди. Сначала Леша не заметил их из-за полутьмы, но гул голосов нарастал, и вот уже ему показалось, что он в центре огромного пчелиного улья, и на него направлены сотни, тысячи любопытных глаз.

– Удачи, чуваки, – Денис пожал Леше и Никите руки и сел в первом ряду.

Где-то за Лешиной спиной раздался стук молотка, и Леша испуганно вздрогнул. Он увидел строгую женщину, восседающую на самом высоком стуле. У незнакомки были седые короткие волосы, но Леша всё равно не смог определить, сколько ей лет. Пятьдесят? Шестьдесят? Мышкин не мог отделаться от ощущения, что где-то эту женщину уже видел, что однажды они встречались, может, мельком. Почему-то ее твердый подбородок, и волосы, и жилистые руки, и пиджак темно-синего цвета – всё это казалось страшно знакомым, но ускользающим из памяти, как выскальзывает живая рыба из рук.

Женщина огладила строгий синий пиджак и еще раз постучала по ручке кресла маленьким деревянным молоточком.

– Нам конец, – пропищал Анохин. – Это Октябрина Кирова, глава акабадоров Москвы и Подмосковья.

– А она точно не из Эскритьерры? – фыркнул Леша. – А то ее имя похоже на чью-то больную фантазию.

– Нет, молодой человек, я не из Эскритьерры, – гаркнула Октябрина, и Леша, испугавшись, замолчал. «Или у нее слух, как у коршуна, или я слишком громко разговаривал», – подумал он.

Гул в зале быстро затих. Изумленные глаза и полутемные лица мелькали в свете факелов.

– Алексей Петрович Мышкин и Никита Александрович Анохин, – Октябрина перевела взгляд с одного на другого. – Сегодня вы сорвали важную акабадорскую операцию по поимке эскрита Эдуардо из Пигафетты.

– Мы не сорвали! – горячо возразил Анохин. – Я создал портал и отправил его обратно! У меня получилось!

– Никита Александрович, – Октябрина поправила на носу квадратные очки. – Вы помешали вашим товарищам. Вас чуть не заметили. Вы нарушили все мыслимые и немыслимые правила поведения акабадора и поэтому заслуживаете немедленного исключения из нашего сообщества.

Никита закусил губу.

– Стойте! – крикнул Леша. – Это из-за меня.

– А вам, Алексей Петрович, – Октябрина поджала губы, – следовало лучше изучить правила поведения акабадоров, прежде чем соглашаться быть напарником Никиты. Откуда такая уверенность, что вы годитесь для акабадорской работы?

Послышался одобрительный гул. Леша сморщился. Как же он устал в последнее время слушать, что он для чего-то не годится! Для учебы в школе для умных – не годится. Для того, чтобы стать акабадором, – тоже.

– Знаете что! – воскликнул он. – Никита ни в чем не виноват! Мы всего лишь хотели найти Люка Ратона.

Октябрина посмотрела на Лешу удивленно, и он, ощутив неслышную поддержку собравшихся, продолжил:

– Один инсептер, Князь, создал мальпира по имени Алтасар Льороно и вытащил его из Эскритьерры. И вместе с ним пропал его главный противник, Люк Ратон. Альто-Фуэго грозит опасность! Город поглощает Черная Вдова. Мы всего лишь хотели узнать, где найти Люка.

– Кто вам сказал об этом? – рявкнула Кирова.

– Эскрит, принесший мне стило! – соврал Леша и тут же прикусил язык.

А что, если акабадорам стило приносят не эскриты? Вот тут-то все и узнают, что он на самом деле инсептер! Но Кирова не нашла в ответе ничего странного.

– И вы посчитали, что сможете справиться с этим самостоятельно? – Октябрина улыбнулась кончиком тонких губ.

– А откуда было ждать помощи?

– Алексей Петрович, – Октябрина выдохнула. – То, что эскрит Люк Ратон в Эль-Реале – не более чем фантазия. Нелепый слух, который идет из Эскритьерры. Его никто не видел. У нас есть карты. Мы видим всех, кто сейчас находится в Эль-Реале. Но никто его не засек. Люка здесь нет.

– Это не фантазия, – прошептал Леша. – Не фантазия.

– Пообещайте мне, – Кирова перевела взгляд с Никиты на Лешу, – что выкинете историю о Люке Ратоне из головы и займетесь учебой – как акабадорской, так и школьной.

Мышкин и Анохин неуверенно кивнули.

– Заседание закрыто, – Октябрина стукнула молотком по ручке. – Идите спать.

– Но Октябрина Геннадьевна! – закричала со своего места девчонка в толстовке MIT, Лея. – Они нарушили дисциплину! Неужели для них не будет никакого наказания?

– Пусть глава их когорты придумает им наказание, – ответила Октябрина. Она встала и, не оглядываясь, вышла через маленькую дверь.

– Пронесло, – вздохнул Никита. – Спасибо, Лех.

– Никита, Алексей, как вы могли так меня подставить?! Да что на вас нашло?

Леша поднял глаза и увидел Николая Витселя. Он был в длинном плаще, джинсах и вытянутой домашней майке. Длинные седые волосы торчали в разные стороны.

– Николай Николаевич, – Леша обернулся, убеждаясь, что их никто не подслушивает. – Люк Ратон и правда в Эль-Реале. В Питере есть человек, который его видел.

– Вы слышали, что сказала Октябрина. Хотите остаться в организации – не влезайте. Еще одна такая выходка – вас выгонят, а меня уволят. А теперь идите к машине. Денис отвезет вас в школу.

– Кирова – ужас, – вздохнул Леша.

– Не вините ее за жесткость, – ответил Витсель. – У нее сын погиб на войне недавно.

– На какой войне?

– На востоке Украины, в Дебальцево.

После этого обвинять Кирову в жесткости Мышкину сразу расхотелось. Стало жутко неудобно, и к горлу подкатил комок.

– Николай Николаевич, вы знаете что-нибудь про город Нуэва Барселона? – прошептал Леша.

– Алексей, – Витсель мягко улыбнулся. – Городов слишком много. По идее, инсептеры должны действовать в рамках своего фамильного города, но на деле это не так. Когда город поглощает Черная Вдова, если акабадоры не вмешались вовремя, инсептеры создают следующий… Тут, в Москве, сто двадцать инсептерских семей. Сто двадцать семей. Сто двадцать городов. В одной Москве. Мы просто не можем знать о каждом городе Эскритьерры. Но зато можем отследить эскритов. Так вот, никого по имени Люк Ратон мы не видели.

– Но вы… должны! – Леша почти плакал.

– Алексей.

– Ладно, – Леша махнул рукой. – Пошли, Никитос.

– А я говорил, что он нам не поможет, – закатив глаза, прошептал Анохин. – Хоть спасибо скажи, что тебя не раскрыли.

– Алексей! – окликнул его Витсель. – Питер – это ведь недалеко, правда?

– Ну да, – Леша пожал плечами.

– Пойдемте, везунчики, – их нагнал Денис. – Доставлю в лучшем виде.

* * *

Леша и Никита тихо открыли дверь и, минуя пустой коридор, пробрались на третий этаж жилого крыла.

– Он намекал нам, – Леша достал из кармана ключ от комнаты. – Питер – недалеко! Это был намек! Самый настоящий!

– Наверное, – пожал плечами Никита. – Давай спать. Завтра поговорим.

Никита щелкнул выключателем, и они с Лешей оба остановились, испуганные. Учебники, тетради, одеяла и одежда – всё это валялось на полу в ужасном беспорядке.

«Книга! – пронеслось в голове у Леши. – Они забрали книгу!».

 

Trece/Тресе

Он бросился к шкафу, стал вытаскивать майки с трусами и перетряхивать зимнюю одежду, висящую на вешалках. Книги не было.

– Какого лешего ты засунул книгу в шкаф? – набросился он на Анохина. – Они забрали ее! Это сынок Быкова, так и знал!

– Думаешь, Рома? – Никита почесал подбородок. – Ну да, больше некому.

– Откуда он узнал, что книга у нас?! И почему ты такой спокойный? Ну, конечно, тебе же плевать, не твоя же проблема! – Леша распалялся еще сильнее.

Никита фыркнул и, запустив руку в карман пижамных штанов, вытащил книгу и бросил ее Леше.

– Так ты ее забрал? – Мышкин сконфуженно улыбнулся. Сердце подпрыгнуло и замедлило темп. – Серьезно?

– Перестраховывайся – первое правило акабадора. Но перепрятать не помешает.

– Больше ни одной шутки про пижаму, – кивнул Леша и сунул «Альто-Фуэго» под подушку. – Ее уже пытались украсть. Это был мой отец. Точнее… тот, кто им управляет. Я в этом уверен.

– Слушай, – сказал Никита. – Если Быков-младший пытается стащить нашу книгу, скорее всего, он с ним связан. С тем, кто забрал твоего отца.

Леша хотел обсудить с Никитой всё, что произошло, но так устал, что уснул, не успев пожелать напарнику спокойной ночи.

* * *

Леша Мышкин стоял, обтирая спиной мел на доске и смотрел в пол, боясь встречаться глазами с одноклассниками и особенно – с Ларисой. Чубыкин, держа перед глазами сдвоенный листочек, с чувством зачитывал:

– «Самостоятельно отправившись в поход против кочевников, князь Игорь был прав. Нафига было советоваться, если и сам знаешь, как лучше?» Прекрасный вывод, Мышкин. И главное – какой точный. Действительно, нафига?

Класс засмеялся. Леша угрюмо молчал.

– Всё остальное вы списали из интернета, а вот вывод – это ваше творчество, чувствуется, – заметил Чубыкин. – Как вы можете охарактеризовать главного героя, князя Игоря? Вы вообще читали «Слово»?

– Читал, – буркнул Леша и зачем-то добавил, – вчера на химии.

– И как же? – допытывался Чубыкин.

– Он… ну… смелый.

– А как насчет самонадеянности и эгоизма? Того самого эгоизма, что привел его к поражению? Того самого, что разобщил русские земли? Вы написали, что считаете выбор князя Игоря правильным, интересно, почему?

– Не знаю, – огрызнулся Леша. – Привязались со своими князьями.

– Садитесь, три. Списали бы всё до последней строчки – было бы два.

Леша поплелся к своей парте.

– У тебя пять, небось, – он хмуро посмотрел на Анохина. – Тебя-то Чубыкин любит, как же.

– Не надо было списывать.

– Я и вступительный экзамен списал – и дальше что? – ответил Леша.

Чубыкин прошелся по классу, то и дело останавливаясь и приглядываясь к ученикам.

– Ваше эссе меня, мягко скажем, не порадовали. Ни у кого из вас не получилось проникнуть в суть «Слова о полку Игореве». Были относительно неплохие тексты, – он взглянул на Анохина. – Но большинство – полный бред. Вы не готовы к серьезной работе. Очень жаль, ведь наша школа считается самой сильной в стране по гуманитарным предметам. Вот вы, – он постучал ручкой по парте Ларисы. – Ваше эссе меня совсем не поразило: всё как-то вторично, как-то вяло. К тому же, ваш стиль совсем не блестящий. Хотя чему я удивляюсь?

Лариса покраснела и опустила глаза. Леша увидел, как дрогнули ее худенькие плечи.

– Почему вы это говорите? – спросил Мышкин тихо. – Неужели в наших эссе не было ничего хорошего? Прям совсем ничего?

– Потому что это правда, Алексей, – отрезал Чубыкин. – А правду говорить легко и приятно. Зимой лучший класс параллели ждет подарок – поездка в Санкт-Петербург, вы наверняка об этом слышали от директора. Но, кажется, это будете не вы. Открывайте учебники на двадцатой странице.

Когда урок закончился, Леша выдохнул и вытер пот со лба.

– Ну что, – Никита сложил ручки в папку. – Займемся тем же, что и вчера?

Леша кивнул. С эпической ночи в баре «Стрелка» прошло два дня, и Мышкин с Анохиным в перерывах между учебой следили за Ромой Быковым и его приятелями. Рома тоже жил в школьном общежитии, на четвертом этаже. После уроков он шел к себе в комнату и целыми вечерами резался в «ФИФА» или смотрел футбол на ноутбуке. Теперь Леша все время носил книгу с собой, не выпуская ее из вида ни на секунду. Николай Витсель обещал связаться с ними в конце недели, а пока приветствовал Лешу и Никиту в школьных коридорах коротким кивком. Мышкин умирал от нетерпения начать тренировки с акабадорами. Никита обещал, что это случится уже очень скоро.

– Слушай, – сказал Никита, когда они уселись на подоконник на четвертом этаже после уроков. – Я только сейчас понял, что это наш шанс!

– Что – наш шанс? – отозвался Леша, не сводя глаз с комнаты Ромы.

– Поездка в Санкт-Петербург! Ты Чубыкина слушал вообще? На зимних каникулах лучший класс едет в Питер. А нам нужно в Питер, Леха! Ведь те, кто знает про Люка Ратона, как раз в Питере!

– Ты мое эссе видел? – фыркнул Леша. – Даже если я сейчас целыми днями буду учиться, у меня не получится вытянуть на четыре. А если в классе троечники – это сразу портит рейтинг. Можно даже не мечтать ни о каком Питере. Это во-первых. А во-вторых, есть же порталы! Что, через портал нельзя попасть в Питер?

– Нет, – покачал головой Никита. – Порталы действуют только внутри одного города. Московские до Химок добивают.

Но вместо ответа Никита приложил палец к губам и выглянул в соседний коридор. Рома Быков вышел из комнаты, болтая по телефону. Леша с Никитой спрятались за углом.

– …Да я тебе говорю, это будет вечеринка года, – младший Быков прошелся по коридору, теребя связку ключей. – Пати просто класс.

Мышкин с Анохиным переглянулись: какая вечеринка?

– Бухла притащим, – продолжил Рома. – Смотри, если это Хэллоуин, нам костюмы нужны, что ли? У тебя маман в театре работает – пусть нам намутит чего-нибудь. Ну всё, давай, братан.

Когда Рома прошел мимо, Леша с Никитой перестали дышать.

– Понял, о чем он? – спросил Мышкин, когда дверь за Быковым захлопнулась.

– Кажется, да, – кивнул Никита. – Они говорят о вечеринке на Хэллоуин у Тани Бондаренко. У нее родители уезжают, там все одиннадцатые соберутся. Ну и младших, видишь, зовут. Я в сортире подслушал.

– Анохин, мы должны туда попасть! – Леша потер руки. – Быков напьется, мы его и разговорим. И – если повезет – узнаем, где мой отец! И кто пытается стащить книжку!

– И как мы туда попадем? – засомневался Никита. – Таня Бондаренко – она… ну, скажем так, она кого попало к себе не зовет. У нее только крутые ребята тусуются.

– Я крутой! – обиделся Леша. – Я на Кипре был круче всех! Крейзи рашн!

– Ты не на Кипре, а в Москве, – пробурчал Анохин. – И тут ты лох и троечник, живущий в общаге.

Леша не удержался и пихнул Анохина кулаком в живот. Хорош друг, нечего сказать.

– А ну пошли найдем эту Таню! Покажу, как надо общаться с девчонками! – и он потащил упирающегося Анохина по коридору.

Таню нашли в столовой. Она сидела одна за самым дальним столиком, уткнувшись в книгу.

– Смотри и учись, Сибирь, – Леша пригладил волосы и, виляя плечами, направился к девочке.

Но, чем ближе он подходил, тем быстрее исчезал его боевой задор. Таня оказалась симпатичной, даже очень. Леше понравились ее каштановые волосы, спадавшие красивыми локонами, и темные глаза, быстро бегающие по строчкам. Пахло от Тани тоже чем-то приятным, мятным.

И когда до стола оставалась каких-то пара шагов, Леша остановился и уставился в стену.

– Привет, – Таня подняла глаза. – Ты чего?

– Что читаешь? – Леша мгновенно обрел голос. – О, Достоевский.

– На филфак готовлюсь поступать, – она улыбнулась.

– Ненавижу Достоевского, – вырвалось у Леши.

– Ты ведь Мышкин?

Леша кивнул.

– Слышала про тебя, – Таня откинула каштановую прядь от лица. – Говорят, тебя Чубыкин мурыжит каждый урок. И еще говорят, тебе папа поступление в эту школу оплатил, а сам ты вообще не сечешь. Так ты чего хотел?

– Хотел, чтобы… чтобы… – Леша осекся.

«Как быстро распространяются слухи, – подумал он с досадой. – Ничего мне никто не оплачивал!».

– Да ты не старайся, – она равнодушно пожала плечами. – Можешь даже не подкатывать. Думаешь, я не вижу, что ты с Ларисы Бойко глаз не сводишь?

Земля уплыла у Леши из-под ног, и краска брызнула в лицо. То, что он так отчаянно пытается скрыть, похоже, знает уже половина школы.

– А что, все знают? – прохрипел он.

– Да нет, ты просто в столовой сидишь напротив меня, – Таня примирительно улыбнулась. – И всегда смотришь на нее. Мы с Лариской вместе в секцию танцев ходим. Да не бойся, никому не скажу.

– Не боюсь, – соврал Леша.

– А ты ничего такой, – Таня неожиданно расхохоталась. – Хотя мне вообще брюнеты нравятся.

– У меня друг есть, – неожиданно заявил Леша. – Он брюнет. Если он тебе понравится, пригласишь нас на вечеринку?

– Понравится – может, и приглашу! – Таня подмигнула и игриво спрятала лицо за книгой.

На ватных ногах Леша вернулся к Анохину.

– И как? – съязвил тот. – Полный успех?

– Планы меняются, Сибирь, – выдохнул Леша. – Герой-любовник у нас теперь ты. Понравишься девушке – пойдем на вечеринку.

– Как я?!

* * *

– Лех, ну я никак не могу быть героем-любовником! – Анохин почти бежал за Лешей по школьному коридору.

– Отстань, – Леша отмахнулся. – Ты забыл, мы должны узнать, где мой отец! Значит, я должен взяться за учебу, а ты у нас ничего не должен делать?

– Но я не могу! – Анохин остановился.

Леша обернулся. Никита крутил пуговицу на рукаве пиджака. Широкие, неподходящие по размеру штаны делали худого Никиту еще меньше, и казалось, он сейчас испариться, как в мультфильме, а вместо него останется вся эта куча несуразной одежды.

– Да, выглядишь ты неважно, – съязвил Мышкин.

– Пошел ты, – кончики ушей Анохина покраснели. – Я не могу… потому что я уже влюблен.

– И в кого? – рассмеялся Мышкин. – Она из акабадоров?

Никита молчал, по-прежнему теребя пуговицу.

– Иди ты! – вдруг догадался Леша. – Неужели эта Лея?! Да она нас под трибунал сдала! И прическа у нее отстой! И шрам – фу!

– Это Лея Фишер, – вздохнул Никита обреченно. – И она считает, что всё должно быть по правилам. А шрам у нее от стила, зря ты так.

Вдруг телефон в кармане Никиты пискнул.

– Витсель ждет нас сегодня ночью на первое акабадорское занятие, – сказал он. – Ровно в полночь.

 

Catorce/Каторсе

– Нет, Анохин, я всё-таки не могу поверить! – бормотал Леша, пока они ночью бежали по темному коридору. – Она же… ужас!

– И чем Лея тебе так не нравится?

– Хотя бы тем, что сдала нас этой тетке, Октябрине! Всё должно быть по правилам, как же.

– А ну заткнись и лезь в портал! – Анохин начертил две скрещенные линии около физкультурного зала.

Мышкин повиновался, и через секунду сидел на земляном полу.

– Опять промахнулся, – виновато выдохнул Анохин. – Надо точно за стол попадать.

Леша поднялся, потирая ушибленный копчик. В этот раз за столом сидел один Денис.

– О, здорово, чуваки! – он энергично потряс руку каждого. – Пошли, провожу вас.

Отблески факелов замелькали перед глазами. Никита и Леша шли за Денисом по коридору. Леша разглядывал пыльные книги на деревянных полках. Когда он впервые попал в акабадорское подземелье, то даже не задумался, где они. Наверняка еще в Москве.

Наконец Денис остановился перед полукруглой аркой, откуда доносились голоса, и Леша с Никитой шагнули внутрь.

Это была комната, большая, тоже полукруглая, с тяжелым низким потолком, почти цепляющим макушку. Посередине стояла кафедра, вроде тех, за которыми преподаватели обычно читают лекции. Вокруг, плотно друг к другу, выстроились неровные ряды стульев. Леша заметил, что сидящие – подростки, мальчишки и девчонки, едва ли намного старше его самого. Анохин протащил его на последний ряд. Отсюда было видно только головы впереди сидящих, и Леша привстал.

Впереди почувствовалось шевеление. Голоса стихли, и, приподнявшись, Леша увидел Николая Витселя, вышагивающего к кафедре.

– Добро пожаловать, юные акабадоры! – сказал он, и все захлопали. Анохин тоже. – Вас ожидает трудный, но веселый год.

Леше это понравилось. В конце концов, он сто лет нормально не веселился.

– В этом году у нас десять новичков, – продолжил Витсель. – Лекции проходят по субботам. Также вас ждут практические задания по поимке эскритов. В полевых, так сказать, условиях. Тех, кто не будет с ними справляться, будем вынуждены исключить. Из десятки новичков, как правило, остаются не больше четырех. Всем успехов.

«Кратко», – заметил про себя Леша.

Витсель кивнул, мотнув растрепанной седой головой, и под оглушительные аплодисменты покинул кафедру.

Потихоньку толпа начала расходиться. Никита тоже потянул Лешу к выходу. В коридоре они попали в небольшую пробку.

– В Москве двадцать молодежных когорт акабадоров, – на ходу рассказывал Анохин, расчищая дорогу локтями. – Каждый год когорта выбирает себе несколько новичков. Если они пройдут экзамен в конце мая – остаются в когорте. Витсель – глава всего молодежного подразделения и руководитель нашей когорты.

– Повезло нам, – хмыкнул Леша.

– Да, но экзамен всё равно принимает не он.

Людской поток вынес их на крутую лестницу, по которой пришлось долго подниматься, едва переставляя ноги. Когда поднялись, Анохин пропихнул Лешу в широкие деревянные двери с табличкой «Аудитория № 2». Горел электрический свет плоских ламп, вверх уходили деревянные сиденья. За окном помаргивал фонарь. Леша оказался третьим в очереди.

Старичок в круглых очках выдал Никите и Леше по листку с расписанием.

– Надеюсь, вы не пропустите мою лекцию по порталам в эту субботу! – подмигнул он.

Анохин хмуро кивнул.

– Так, лекции каждую субботу в полночь в аудитории № 2, – прочитал Леша листок с расписанием. – В следующую субботу у нас Порталы и Ключевые зоны, а потом испанский. Иди ты, мы учим испанский!

– Да, – сказал Анохин. – Первые акабадоры и инсептеры были из Испании, в Эскритьерре до сих пор приняты испанские названия и имена. Поэтому учим испанский.

– А на каком языке говорят в Эскритьерре?

– В каждом городе – на своем, то есть на языке своего инсептера.

– Вот они почему в Альто-Фуэго так хорошо по-русски шпарили! – хмыкнул Леша.

Обогнув радостно гудящих школьников, Никита с Лешей прошмыгнули в тяжелую крутящуюся дверь и оказались на мраморных ступеньках. Сталинская высотка горела тепло-желтой подсветкой.

– Ничего себе! – Леша удивленно задрал голову. – Это же МГУ!

– Ну да, – кивнул Никита. – В каждом городе акабадоры используют университетские подвалы. Скоро разберешься. Пошли, спустимся обратно и создадим портал.

Субботы Леша дожидался с особым напряжением. Он то и дело крутил стилом, пытаясь начертить в воздухе две скрещенные красные линии, но ничего не получалось.

– Да прекрати ты, – отмахнулся Анохин, когда Леша, вместо того, чтобы делать задание по алгебре, стал прыгать по комнате с пером, – нельзя создать портал из любого места. Можно только из ключевой зоны.

– Что ж ты такой умный, а, Сибирь? – присвистнул Леша с издевкой. – Ты ведь тоже новенький.

– Я акабадором в мае стал, – ответил Никита. – Научился уже кое-чему. И тебе не помешает.

– А к тебе тоже пришел эскрит и принес тебе стило?

– Да. В день рождения.

– А кто это был?

– Об этом не принято говорить. – Анохин отложил алгебру и внимательно посмотрел на Лешу. – Запомни, акабадоры не распространяются, почему стали такими. Мы не говорим, кто принес нам стило. И главное – не говорим о поворотном моменте. Спрашивать об этом – не слишком прилично.

Леша хотел сначала возразить, но потом подумал: черт с ним. В конце концов, он ненавидел расспросы о пожаре, терпеть не мог, когда люди рассматривали его ожоги. Провалявшись месяц в московской больнице, Леша оказался на Кипре, под палящим солнцем. Смешно вспоминать: в сентябре новые одноклассники после школы сидели на пляже, а Леша стеснялся снять футболку с длинным рукавом. Кожа на пальцах, по всей руке и на правом плече стала белая, тонкая, и от здоровой ее теперь отделяли резкие линии, напоминающие южную границу России. Странные, уродливые линии. Когда врач разрешил загорать, Леша часами лежал на солнце, надеясь, что белые пятна станут поменьше, сравняются с кожей, но бесполезно. Белая перчатка ожога по-прежнему напоминала о дне, когда Лешина жизнь перевернулась. Так что не говорить о поворотном моменте – это правильно, решил Мышкин.

– А акабадорские и инсептерские стила чем-то отличаются? – спросил он, снова отвлекая Анохина от домашнего задания.

– Нет. Правда, инсептеры используют стила, только чтобы точку кровью ставить и писать. Они не могут создавать порталы, как мы. И попадать в них не могут.

– А я почему могу?

– А ты вообще уникум у нас, Мышкин, – Анохин поморщился. – Ты можешь, потому что у тебя был поворотный момент. Момент, когда ты думал, что расстался с жизнью.

– А ты откуда знаешь, что он был? – не отставал Леша.

– У тебя ожог такой во всю руку, – хмыкнул Никита. – Нетрудно догадаться. Только что сказал тебе – мы не говорим о поворотном моменте. Я знаю, что он был у тебя. Ты знаешь, что он был у меня. Никто друг у друга ничего не спрашивает. Закрыли тему.

– Еще и на спине ожог, – тихо прошептал Леша. – Только его под одеждой не видно.

«Я знаю, что он был у тебя», – подумал Леша, вспоминая страшную картину: маленький Анохин лежит на рельсах, снег, и на него мчится поезд, и кажется, что это конец.

* * *

В ночь с субботы на воскресенье Леша и Никита стояли перед дверью в физкультурный зал.

Леша занес руку, чтобы начертить две линии, но Никита остановил:

– Ты даже не знаешь, как это делается! – прикрикнул он, и Леша обиженно запыхтел.

Пройдя портал, они оказались в уже знакомом зале. Попасть за стол не вышло и в этот раз, и, падая, Леша больно стукнулся локтем.

Они прошли зал по диагонали и свернули в один из коридоров справа. Он оказался таким узким, что идти пришлось друг за другом. Наконец впереди показалась каменная лестница. Постепенно ступеньки стали шире, и вскоре Леша с Никитой выбрались в мраморный холл университета. Первое занятие должно начаться в уже знакомой аудитории номер два. Когда они вошли, внутри, накинув куртки и шарфы, сидели восемь ребят. За преподавательским столом находился круглолицый старичок в очках, выдававший перья.

– Мышкин и Анохин, вторая когорта, – сказал Никита, и старичок жестом пригласил их сесть за первый ряд.

– Вот и отлично, все в сборе, – сказал он хрипловатым, чуть треснувшим голосом. – Пожалуй, можем начинать. Тема нашего первого занятия – «Порталы и ключевые зоны».

Первое время Леша пытался старательно записывать, но вскоре понял, что это бесполезно. Учитель, назвавшийся Антоном Михайловичем, говорил долго, то и дело пускаясь в отвлеченные рассуждения. К концу первого часа лекции на Лешином листке было записано лишь несколько пунктов:

1. Порталы бывают двух видов – порталы внутри города и порталы напрямую в Эскритьерру и из нее. Порталы не работают на слишком длинные расстояния. Попасть с помощью портала в отдаленный город или страну нельзя.

2. Порталы могут создавать акабадоры и сильные эскриты, обладающие большой волей. Инсептеры тоже создают порталы – из Эскритьерры в Эль-Реаль, сжигая конец написанного и ставя точку своей кровью. Но вернуть эскритов обратно они не могут – для этого нужны акабадоры.

Инсептеры не могут войти в портал. Ни один инсептер никогда не был в Эскритьерре.

3. Если вся история про эскрита будет сожжена целиком, он не сможет вернуться в Эскритьерру никогда. Правда, инсептеры этого не хотят. Им не нужны эскриты в пожизненное пользование.

4. Акабадоры-новички не имеют права путешествовать в Эскритьерру под страхом исключения.

5. Портал можно создать из ключевой зоны. Создать ключевую зону в том или ином месте могут только опытные акабадоры. Ключевые зоны Москвы отмечены на особой Карте Ключевых Зон. («Есть приложение в айтюнс и Гугле, можно купить, – пояснил Анохин). Всего в Москве почти миллион ключевых зон. Часто там, где была создана одна, самопроизвольно возникают еще несколько со временем. («У нас такая в школьном дворе. Помнишь, как я из окна сиганул? В одну заскочил, у земли выскочил», – Никита опять отвлек Лешу от лекции) Также для создания порталов подходят большинство станций метро и тоннели.

6. Ключевые зоны обычно небольшие по размеру, площадью не больше ста сантиметров в квадрате. Часто они расположены не у земли, а в воздухе. Акабадорам приходится преодолевать страх высоты, прыгая в порталы.

– Именно так и погибли многие акабадоры, – предостерег Антон Михайлович. – Прыгнули с высоты, надеясь, что создадут портал. А ключевой зоны и нет!

Леша зевнул, прикрывая рот рукой. От монотонного, усталого голоса учителя немного клонило в сон, хотя всё, что он рассказывал, было очень интересно.

Мышкин заметил, что все восемь новичков – из них было пять мальчиков и три девочки – смотрят на него настороженно, но беззлобно.

– А теперь начнем практиковаться! – когда Лешины глаза уже почти слиплись, сказал Антон Михайлович. – Дашенька, иди сюда.

К доске вышла маленькая круглолицая девчонка с толстой русой косой. «Сколько ей? Неужели пятнадцать?» – подумал Леша.

– Сейчас мы потренируемся в создании самых простых коротких порталов, – сказал Антон Михайлович. – Дашенька, видишь задний ряд? Вот там, в проходе, между рядами, есть ключевая зона. И здесь, у доски.

Дашенька сосредоточенно кивнула.

– Нужно представить мысленный коридор между местом, где ты находишься, и местом, куда хочешь отправиться. Сосредоточься.

Дашенька кивнула еще раз и нахмурила густые широкие брови.

– Давай, – скомандовал Антон Михайлович, и пухлая ручка Даши неуверенно начертила две скрещенные красные линии. Линии заискрились, и, зажмурившись, Даша подпрыгнула и тут же исчезла.

– Ух ты! – присвистнул Леша.

Со стороны прыжок в портал выглядел настоящим чудом. Был человек – и нет.

Вдруг кто-то из сидящих сзади захлопал. Леша и Никита обернулись и увидели красную, но счастливую Дашу. Она стояла наверху, в проходе между деревянными партами последнего ряда.

– Ой, меня тошнит, кажется, – пискнула она.

– Ничего, бывает первое время! – ободрил Антон Михайлович. – Ну что, кто следующий? Никита, может быть, вы?

Анохин лениво поднялся и прошел к доске. Чирк-чирк, прыжок, и вот он уже стоит рядом с Дашей, делая вид, что ничего особенного не произошло.

– Браво! – Антон Михайлович хлопнул в ладоши. – Очень быстро и точно! Руслан, вы?

Из-за парты поднялся высокий темноволосый мальчик и, начертив две линии, быстро исчез в портале. Появившись у последнего ряда, он не удержался на ногах и ударился лбом в стену, чем изрядно всех насмешил.

– Неплохо для начала! – похвалил Антон Михайлович. – Кто дальше?

Подняла руку девочка с голубыми дредами. Портал получился и у нее. Леша занервничал.

– Алексей, вы не хотите попробовать? – спросил учитель, когда последний новичок, кудрявый мальчик в еврейской кипе, успешно создал портал.

Леша подошел к доске на ватных ногах. Рука, в которой он держал стило, тут же вспотела. Неуверенно он вывел одну линию.

– Ну же, ну же, увереннее, – подсказал Антон Михайлович.

Леша остановился. Перед глазами возник образ Чубыкина и его вечно недовольное лицо. И потом – отца. «Алексей, ты не оправдал моих ожиданий». «Алексей, твое будущее вызывает у меня опасения» – Леша так мечтал, чтобы папа его похвалил. Хоть разок, хоть однажды… «Кого я обманываю, – подумал Мышкин грустно. – Я так не смогу. Я не акабадор. Я вообще не пойми кто».

Линия пшикнула и погасла. Юные акабадоры не проронили ни звука. Никто даже не рассмеялся.

– Попробуйте еще раз, – сказал Антон Михайлович. Побыстрее. И помните про мысленный коридор.

«Папа, папа, где ты теперь?» Леша зажмурился. Чирк – вышла первая красная линия. Чирк – вторая. Отойдя на пару шагов, он неуверенно подпрыгнул. Всё завертелось.

«Вот и славно», – подумал Леша. Но заслуженных аплодисментов почему-то не услышал.

Леша открыл глаза. Вокруг было темно.

– Никита? – позвал он. – Антон Михайлович?

Вдруг чьи-то цепкие пальцы схватили Лешу за горло.

– Где книга, маленький ублюдок? – прошипел кто-то прямо в ухо. – Где книга?

Книга лежала в рюкзаке, который остался в аудитории. Лешу прошиб пот.

– Я не знаю, о чем вы! – сипнул он, напрягая горло. – Не знаю.

– Достану тебя, достану! – на этот раз шипение послышалось будто бы издалека, и невидимые руки ослабили хватку. Безвольным мешком Леша рухнул на пол. Постепенно глаза привыкли к темноте, и в нос ударил запах лекарств.

Леша приподнялся, пошарил в карманах в поисках мобильника и тут же включил фонарик. Он осветил длинный коридор и одинаковые кровати на железных ножках.

«Похоже, это больница, – решил Леша. – Надо выбираться». Он покрепче сжал стило в руке.

– Мысленный коридор, мысленный коридор, – зашептал Леша.

Вдруг с дальней кровати послышался едва слышный хрип. Тот, кто там лежал, дышал так, словно каждый вдох-выдох давался ему с огромным трудом.

Леша снова посветил фонариком, но увидел только груду одеял и подушек.

– Мысленный коридор, мысленный… – Леша перестал шептать. Кто там, на кровати? Жгучее любопытство, смешанное со страхом, овладело Мышкиным целиком и, как он ни старался представить аудиторию, больше не отпускало.

Он опустил стило и медленно, шаг за шагом стал приближаться к кровати. Тяжелое дыхание становилось громче. Дрожащей рукой Леша откинул колючее одеяло…

Дыхание остановилось.

– Н-н-нет, – вырвалось у Леши.

Не помня себя, он нарисовал две линии крест-накрест.

Прочь отсюда. Прочь. Прочь.

– …Браво!

В глаза ударил электрический свет. Послышались хлопки. Леша открыл глаза и увидел, что стоит, пошатываясь, у последнего ряда. Антон Михайлович показал большой палец.

– Сколько меня не было? – спросил Леша у Никиты шепотом.

– Секунды две, – пожал плечами тот.

– Мне надо выйти! – пробормотал Леша. – Извините, тошнит!

И он помчался вниз, к выходу.

– Ничего страшного, потом тошнота пройдет! – крикнул вслед Антон Михайлович. – Выпейте воды!

Леша пробежал пустой коридор, выскочил на ступеньки и прислонился мокрой спиной к мраморной колонне. Небо над Москвой было чернильным, совсем еще летним, но деревья шумели тревожно, по-осеннему.

– Эй, брат, ты чего? – послышался рядом голос Анохина. – Лекция закончилась. Вот твой рюкзак и куртка.

Леша схватил рюкзак. Книга была на месте.

– Что случилось? – осторожно спросил Никита. – Где ты оказался?

– Я не знаю, – Леша сжал губы. – Но там была моя мама.

 

Quince/Кинсе

Никита поставил перед Лешей кружку чая.

– Спасибо, – Мышкин отхлебнул, и губы тут же обожгло.

Они сидели в своей комнате. После лекции Никита затащил упирающегося Лешу обратно в подземный зал и создал портал в школу.

– Ты знаешь, что это было за место? – спросил Леша.

– Я не уверен, – Никита залез с ногами в незаправленную кровать. – Я только читал об этом, но не думал, что оно существует.

– Существует – что?

– Лимбо. Слышал, что у католиков есть понятие лимба, места, где находятся души, не попавшие на небеса?

– Конечно, нет, – раздраженно ответил Леша.

– Первые акабадоры так назвали место между Эскритьеррой и Эль-Реалем. Лимб, лимбо. Но из современников никто ни разу там не оказывался. Во всяком случае, записей об этом нет. Лимбо – это место, где хранятся все самые тяжелые воспоминания инсептера, все идеи, так и не попавшие на бумагу. Так о чем ты думал, когда создавал портал?

– Сначала о Чубыкине. Потом – об отце.

– Невероятно, – Анохин почесал лоб колпачком шариковой ручки, – но, похоже, твои мысли привели тебя к отцу. Ты создал портал в Лимбо!

– Я не видел отца, – покачал головой Леша. – Только слышал шепот. И видел маму.

– Алтасар утащил твоего отца в Лимбо. Ему нужна книга, чтобы сжечь ее полностью и освободиться от влияния инсептера. Но достать ее оттуда сам он не может, поэтому действует чужими руками.

– И что будет тогда? – тихо спросил Леша. – Когда достанет?

– Тогда твой отец останется в Лимбо навсегда, а Алтасар займет его место.

Леша сделал последний глоток чая и не раздеваясь забрался под одеяло. Никита щелкнул выключателем, и в комнате вмиг стало темно. Несколько секунд лежали тихо, не разговаривая.

– Лех, – Никита кашлянул. – А ты маму вообще ни разу не видел?

– Я ее не помню, – после недолгой паузы ответил Леша. – Совсем. Она умерла сразу после моего рождения, и отец забрал меня из Воронежа в Москву. Он мало об этом рассказывал.

– И как ее звали?

– Елена. Елена Бердникова. Так в свидетельстве о рождении написано. Я одно время хотел узнать, есть ли у меня родственники с маминой стороны. Бабушка, дедушка. Но отец… В общем, забил я на это дело. Только вот, смотри, – Леша приподнялся на локтях и протянул Никите телефон. – Я нашел у отца фото и щелкнул себе на память. Прямо с печатной карточки.

– Красивая, – Никита задумчиво посмотрел на экран айфона. – Рыжая. Как наша Лариса Бойко.

– Иди к черту, – пробурчал Леша, но всё же улыбнулся.

– Если Алтасар в Лимбо, – прошептал Никита, – он точно использует кого-то в Эль-Реале, чтобы достать нашу книгу. И кажется мне, Рома Быков в его игре не главный.

– Попадем на вечеринку – разговорим нашего поклонника красно-белых, – ответил Леша.

* * *

Никита придирчиво осмотрел себя в зеркало, повел носом, прищурился.

– Не, Лех, фигня какая-то, – сказал он. – И вообще, у меня сегодня школьный этап Всероса, как я туда заявлюсь таким красивым?

– Анохин, ты не красивый, ты загадочный! – объявил Леша. – А ну давай, сфоткаю!

Никита одернул Лешину футболку с пошловатой надписью на английском языке, сложил руки на груди и нахмурился, стараясь выглядеть серьезнее.

– План такой, – Леша сделал несколько кадров на свой айфон. – Нам нужно, чтобы Таня Бондаренко прониклась к тебе интересом. Жутким интересом, Анохин! И позвала нас на вечеринку. Давай, вспоминай, что в тебе есть крутого.

– Я стихи пишу, – Никита почесал острый кончик носа. – Может, ей стихи почитать?

– Если они хуже, чем стихи Бродского, – не надо, не позорься.

– Что ты знаешь про Бродского, умник? – сморщился Анохин.

– Ровным счетом ничего, кроме того, что Бродский нравится девчонкам. А, вспомнил, ты же у нас бегун. Легкоатлет, КМС по ПМС. Спорт – это хорошо. Короче, сейчас мы выложим это в интернет с левого аккаунта, только чтобы лица не видно было. И подпись сделаем: «Пробежал московский марафон. Думал о тебе». И Таню в подписи отметим.

– Но я не бежал марафон!

– Ну, если надо – пробежал бы? – подмигнул Леша.

– Если надо, то пробежал бы, наверное, – вздохнул Никита. – Ненавижу врать. Я и не списываю никогда.

– Зря, – заключил Леша и сделал еще пару кадров. – Всё, вали на свою Олимпиаду.

– У нас сегодня ночью первое практическое задание, – напомнил Никита. – Нужно постараться… ты обещаешь? Если завалим, велик шанс, что до майского экзамена мы не дотянем.

– Да постараюсь, постараюсь, – пообещал Леша. – Подумаешь, создать портал и вернуть эскрита обратно… Хех!

– Вот и славно, – за Никитой захлопнулась дверь.

Леша выдохнул. Легко сказать – трудно сделать. Он каждый день читал акабадорские учебники и практиковался в создании порталов. Получалось через раз, и ни разу не вышло попасть в нужную точку. То Леша плюхался на стол сверху, распугивая старших товарищей по акабадорской когорте, то врезался носом в стену, то едва не слетал с балкона. Как можно одновременно кого-то ловить, создавать портал, удерживая мысленный коридор, и отчаянно сопротивляться? Ужас.

Поэтому когда они с Никитой прокрались ночью к физкультурному залу, Леша едва мог унять волнение.

– И куда мы? – спросил он тихо.

– Не знаю, – пожал плечами Никита. – Витсель сказал, что портал будет нас ждать.

Действительно, только они подошли, в темноте зажглись две скрещенные линии.

– Ну, пошли, – сказал Леша и, разбежавшись, исчез первым.

* * *

Леша потер ушибленный лоб. Он лежал на животе прямо на полу.

– А-а-а!

Сверху безвольной кучей упал Анохин, и Лешин позвоночник опасно хрустнул. Стряхнув напарника, Леша приподнялся и вытащил стило. Огляделся. Принюхался.

Перед носом мелькнул бронзовый собачий нос.

– Мы на станции Площадь Революции, – удивился Леша. – Здесь тоже ключевая зона?

– Под землей везде ключевая зона. Не слышал, что на лекции говорили?

Леша прошелся туда-сюда по пустой, но освещенной платформе. Со стороны выхода в город послышался шум и скрежетание: рабочий в оранжевой спецовке проверял эскалатор.

– Всегда было интересно, что происходит в метро после его закрытия, – прокряхтел Анохин. – И где он, этот эскрит? Витсель ведь даже не сказал, кого надо ловить и зачем.

– Тихо! – Леша приложил палец к губам. – Слышишь?

– Это поезд, – Никита удивленно посмотрел на часы. – Но сейчас три часа ночи!

– Вот именно!

Приближающийся поезд издал противный гудок и с шумом остановился. Двери открылись.

– Пошли! – Леша потянул Никиту за собой. – Давай в первый вагон.

Они заскочили внутрь за секунду до закрытия дверей и поезд, без объявления следующей станции, въехал в тоннель.

– Вот черт, – прошептал Анохин.

Весь вагон заполняло голубоватое свечение.

– Хоть триллер снимай, – согласился Леша и вытер мигом взмокший лоб.

– Спокойно, я читал, это для дезинфекции. Вон, смотри, и лампы висят.

И правда, Леша заметил, что на поручнях в специальных решетках висели длинные ультрафиолетовые лампы.

– Тебе не кажется, что уже давно должна быть Арбатская? – спросил Леша.

– Возможно, – промычал Никита в ответ.

Но поезд по-прежнему стучал колесами в темном тоннеле. Одну минуту, другую, еще одну. Тоннель всё не заканчивался.

– Куда мы едем?! – одними губами спросил Анохин.

– Если поезд куда-то едет, значит, кто-то его ведет, – сказал Леша и решительно нажал на ручку двери, ведущей в кабину машиниста.

На удивление, она сразу поддалась, и Леша увидел человека в красном кителе. Он сидел, сосредоточенно вглядываясь в темноту тоннеля. Услышав шорох, машинист обернулся, и Леша испуганно отступил назад. Всклокоченные волосы, кривые зубы и огромные руки, словно медвежьи лапы.

– Ты что тут забыл, мальчик? – рявкнул он. – Нельзя оставаться в метро после закрытия! Состав направляется на дезинфекцию. Полицию сейчас вызову!

– Извините, – смущенно пробормотал Леша. – Не надо полицию!

Вдруг машинист упал, едва не задев спиной свои приборы.

– Мышкин, ты что?! – закричал толкнувший его Анохин.

– Так он же вроде… просто машинист!

– В красном кителе?

Леша бросил взгляд на машиниста: и правда, китель у него красный, а ведь обычно машинисты в голубых рубашках…

– Леха, берегись!

Машинист резво поднялся и, схватив Мышкина за грудки, долбанул его лбом о стекло. «Теперь ясно – ненастоящий», – мелькнуло у Леши в голове.

Никита схватил машиниста за штанину и попробовал оттащить, но не тут-то было.

– Создай портал! – успел крикнуть Леша, прежде чем машинист выкинул его обратно в вагон, ударив спиной о дверь.

– Не могу сосредоточиться! Не… могу…

Анохин полетел следом.

– И как теперь? – Никита вытер ладонью расквашенную губу. – У нас не хватит сил толкнуть его в портал.

– Слушай, – прошептал Леша, через полуприкрытую дверь глядя, как машинист занимает свое рабочее место. – Помнишь, как Денис и Лея загнали в портал «Мини-Купер»?

Анохин кивнул.

– Если мы не можем засунуть машиниста в портал, давай засунем в портал целый поезд!

– Ты больной, Мышкин? – Никита только покрутил пальцем у виска. – Хотя…

– Вы еще здесь?! – послышался крик машиниста.

«А как, интересно, мы выйдем?» – подумал Леша. Перед ним мелькнуло что-то красное: озверевший машинист метнул в них огнетушитель.

– Стекло! Используй стило! – крикнул Анохин. – Эй, чучело, я здесь!

Машинист обернулся, и Леша бросился обратно в кабину. Зажав в кулаке стило и щелкнув два раза, он вызвал острый наконечник и прочертил на окне линию. Стекло треснуло. Леша повторил попытку и, долбанув кулаком по стеклу, пробил его. В нос ударил свежий запах тоннеля. Высунув руку по локоть и тут же порезавшись, Леша черканул две линии в воздухе. «Эскритьерра, Эскритьерра», – повторял он. – Давай же!». Доля секунды, и кабина наполнилась красным светом. Поезд резко затормозил, Леша грохнулся на пол и поехал обратно в вагон. Пол накренился и показалось, что состав взмыл вверх, словно самолет.

– Что за черт? – Анохин вцепился в поручень.

– Не знаю! – Леша в ужасе схватился за сиденье и зажмурил глаза. – Держись!

* * *

– Поезд Нуэва Барселона – Нуэво Жирона прибывает на станцию. Поезд Нуэва Барселона…

Леша открыл глаза. Он лежал, уткнувшись щекой в бархатное сиденье.

– Никит?

– Я тут, – Анохин поднялся с пола и ощупал голову. – Ух ты!

Леша тоже огляделся и восхищенно присвистнул. Мягкие сиденья, изящные столики, дерево…

– Это… словно Восточный экспресс! – воскликнул Анохин.

Двери с шумом открылись. Леша с Никитой, крадучись, выбрались наружу и оказались на маленькой станции. Мимо проплыли две девушки в пышных платьях и пробежал джентльмен в котелке. Машинист в красном кителе как ни в чем не бывало сидел в своей кабине. Поезд напряженно гудел и изрыгал серые клубы пара.

– Тут всё такое… старинное, – сказал Леша.

– Каждый город Эскритьерры – это фантазия инсептера, поэтому тут всё может быть любым, – пояснил Никита. – Многие стараются сохранить испанский дух, как у тебя в Альто-Фуэго. «Nueva Girona», – прочитал он деревянную вывеску. – Новая Жирона? Никогда не слышал!

– Я тоже, – кивнул Леша.

Он с наслаждением вдохнул летний южный воздух и снял куртку. Небо было голубым, безоблачным. Лето! В Новой Жироне царило лето!

– Так, – Никита сощурился. – Сейчас уедет поезд, и я создам портал обратно. Эскрита мы вернули – кем бы он ни был. Хорошо бы и нам вернуться домой до рассвета.

– Погоди, – возразил Леша. – Поезд Нуэва Барселона! Ты слышал? Помнишь, что питерский эскрит, тот, что видел Люка Ратона, как раз из Нуэва Барселоны? Давай подождем, когда поезд поедет обратно! Или найдем еще один!

– План плохой, – сказал Анохин. – Смотри. Каждый город Эскритьерры – это фантазия инсептера и его предков.

– Да знаю, – фыркнул Леша.

– Эти города, – продолжил Никита, – существуют автономно! Наша карта Эскритьерры – примерная, основанная на том, что говорят эскриты. То есть мы примерно знаем, где находится тот или иной город, но мы не знаем, что между ними. Где граница между миром одного инсептера и другого? Если сядем на этот поезд, попадем в Лимбо!

Никита убеждал так горячо, что Леша сдался. Обратно в Лимбо не хотелось.

– Ладно, возвращаемся! А то на нас уже пальцами показывают.

И правда: редкие пассажиры без стеснения таращились на Лешу и Никиту.

– Создаю портал! – Никита вытащил перо. – Попадем прямо в школу!

Никита начертил две линии и, не обращая внимания на зевак, Леша разбежался и прыгнул. Приземление вышло мягким, не в пример предыдущему.

– Мы уже в школе? – шепнул Мышкин, не открывая глаз. – И на чем я сижу?

– Нет, не в школе, – послышался обреченный голос Анохина.

Открыв глаза, Леша увидел подземный зал акабадоров. Они упали на то же самое место, что и обычно – мимо стола, только теперь кто-то заботливо кинул на пол подушки.

Товарищи по когорте сидели за столом и молча взирали на Лешу с Никитой. Леша заметил Лею, хмурую как обычно, добродушного Дениса и Николая Витселя, сидящего во главе стола.

– Признаться, такого поворота событий я не ожидал, – кашлянул он в кулак. – Алексей, Никита, объяснения будут?

– Ну вот, нас исключат за то, что проникли в Эскритьерру, – зашептал Никита. – Исключат, исключат, исклю…

– Заткнись, – шикнул Леша. – Какого поворота? – спросил он у Витселя, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

– Денис и Лея были очень удивлены, не обнаружив вас на станции. И не меньше, когда оказалось, что ваш эскрит по-прежнему в Эль-Реале.

– Что значит по-прежнему в Эль-Реале? – выкрикнул Леша. – Да мы чуть не сдохли в этом поезде!

– В поезде? – Витсель поправил очки. – Ваше задание заключалось в том, чтобы отправить в Эскритьерру мужчину, чинившего эскалатор. Его инсептер – один старый брюзга, который боится, что вокруг всё неисправное, особенно эскалаторы в метро.

– Простейшее задание! – ехидно заметила Лея. – Один поднимается на две ступеньки вверх и создает портал, второй толкает эскрита. Он же стоял спиной! Да и к тому же, он жутко неповоротливый!

– Я не знаю, в чем заключалось ваше дурацкое задание, – обиделся Леша, – но мы отправили в Эскритьерру машиниста из Новой Жироны!

За столом повисла давящая тишина.

– Не слышала ни о какой Новой Жироне, – подала голос миловидная блондинка. – Где это?

– В Сибири, наверное, – передразнил ее Никита.

– А я знаю, что это за город, – процедила Лея. – Инсептер Новой Жироны – Вениамин Быков! Глава московских инсептеров! Мы за его эскритами годами гоняемся и ничего! Никитушка и его дружок заливают немножко, да, ребятки?

– Ничего мы не заливаем, – пробурчал Никита и потер красный кончик носа. – Проверьте карты.

– А ведь чуваки правду говорят! – воскликнул Денис. – Смотрите!

Он вытащил из внутреннего кармана смартфон.

– В приложении отмечено, кто из эскритов находится в Эль-Реале, – шепотом пояснил Никита. – Старшие акабадоры создали – крутая штука.

– Вон, Новая Жирона тут есть! Отмечена зеленым, значит, все эскриты там, – продолжил Денис. – Ребят, а как вы вообще поняли, что перед вами эскрит? Ну, то есть, конечно, акабадоры должны это чувствовать, просто интересно, как вам удалось!

Никита и Леша переглянулись: ни слова про поезд.

– Так он сам нам сказал! – не моргнув глазом, соврал Мышкин. – Не вернусь, кричит, в Новую Жирону! В гробу я ее видал!

– Да-да, – Анохин энергично закивал. – Орал прямо!

– А как вы его вернули в Эскритьерру? – продолжила свой допрос Лея.

– Да мы как-то, – начал Леша. – Он спиной стоял, Никита создал портал, а я его туда затолкнул. Случайно вышло.

– И он в это время орал? – уточнила Лея.

– Еще как, – подтвердил Леша.

– Зря вы это, – холодно заметила Лея, – Вы не знаете всего. Думаете, инсептеры – наши главные враги. На самом деле мы друг без друга никак. Ну вернули вы экрита Быкова назад, думаете, нам от этого хорошо будет?

Тут же начался галдеж. Леша с Никитой быстро переглянулись: во что они там опять влезли?

– Спокойно, – произнес Витсель, и все тут же замолчали. – Леша и Никита выполняли свою работу. Акабадоры возвращают эскритов назад. Точка.

– Они должны были вернуть другого эскрита! – запротестовала Лея. Ей тут же поддакнула светленькая Дина.

– Я разберусь, – ответил Витсель непривычно жестко. А вы, Леша, Никита, – он попеременно посмотрел то на одного, то на другого. – В связи с… гхм… обстоятельствами от следующего практического задания я вас отстраняю.

– Ну Николай Николаич… – простонал Никита.

– А еще, – Витсель улыбнулся. – Я, кажется, должен придумать наказание за вашу выходку в баре. На следующей неделе будете разбирать наши архивы. Там уже давно пора навести порядок.

Лея подавила победный смешок, и у Леши разом упало настроение. Копаться с бумажках, когда другие столкнуться с настоящей опасностью? Ну уж нет, спасибо!

– Подожди тосковать, Мышкин, – прошептал Никита. – Если есть поезд Нуэва Барселона – Нуэва Жирона, значит эти города всё-таки связаны, а значит…

– Связаны и их инсептеры, – закончил за него Леша.

 

Dieciseis/ Дьесисейс

Леша чихнул, склонившись над тяжеленным фолиантом, и протер слезящиеся глаза. Дурацкая аллергия.

– Ничего про Нуэва Барселону, – Никита грохнул ящиком с карточками. – Ни-че-го!

– Погоди, кое-что нашел, – Леша снял с полки тяжелую папку и начал перелистывать. Папка пахла сыростью, кажется, ее давно уже никто не брал в руки. Половина напечатанных букв выцвела.

– Что там? – Анохин нетерпеливо заглянул Леше через плечо.

– Вот, – прочитал Леша. – Нуэва (Новая) Жирона. Предположительно, маленькое поселение на севере Эскритьерры. Инсептер – Вениамин Быков. Вот, смотри, смотри дальше! Нуэва (Новая) Барселона. Инсептер – Иван Сидоренко. Вне з.д. м.ак. Обращаться – Спб. Никит, что это значит?

– Вне зоны доступа московских акабадоров. Обращаться – Санкт-Петербург.

– Серьезно? Санкт-Петербург? – присвистнул Леша. – Опять Санкт-Петербург?

– Мы ходим по кругу, – вздохнул Никита, – нам еще в баре «Стрелка» сказали, что тот, кто нам нужен, в Питере. И что мы выясняем сейчас? Он по-прежнему в Питере! А мы здесь!

– Теперь мы хотя бы знаем имя. Может ли быть в питерских архивах что-нибудь о Нуэва Барселоне?

– Возможно, – ответил Никита. – Эх, жаль, их никто не собирается оцифровывать.

Мышкин чихнул в знак согласия. Они торчали в архивах третью неделю. Каждый день после учебы разгребали в университетских подвалах тонны книг, папок, карт Эскритьерры. Привести в порядок завалы оказалось непросто. Витсель за исполнением наказания следил строго, и времени на другие дела просто не оставалось. Учеба – архив – акабадорские лекции – короткий сон. Леша приходил в общежитие и падал без сил. Зато об Эскритьерре на акабадорских лекциях он узнал много нового и интересного. Например, что по соглашению инсептеров нельзя создавать города, где будет эпоха позже XIX века, но почти все эскриты это правило нарушают. Именно поэтому в «Докторе Живаго» Леша видел полицейских и других странных личностей.

– Слушай, – вспомнив про полицейских, Леша перевел разговор на другую тему, – а что будет, если нас ночью кто-то увидит? Полиция там? Как объяснить, что ты ночью в метро забыл? Нами вообще какие-нибудь органы интересовались?

– А то, – хмыкнул Анохин. – Об этом никто не говорит вслух, но акабадоры под защитой спецслужб. В России по крайней мере. Мы поддерживаем мировой баланс. А если полиция ночью поймает, это просто – спрашивай капитана Коломийца.

– А кто это?

– Капитан полиции, акабадор. В каком бы отделении ты ни оказался, там есть наши.

– Ага, – рассеянно кивнул Леша.

Внимание Мышкина кое-то привлекло. Он схватил с полки одну из папок, потрогал распухший корешок.

– Поставь обратно, – буркнул Анохин. – Я час их по алфавиту расставлял. Все сто двадцать.

– Тут же, – Леша вопросительно посмотрел на напарника, – сведения обо всех московских династиях инсептеров?

– Да, умник, – отозвался Анохин.

– Значит, – Леша кинулся перебирать папки, – тут есть и что-то про меня!

– Ох, не хотел я этого, не хотел, – Анохин устало вздохнул. – Ладно…

– К – Князь.

Леша взял папку – черную, обычную офисную папку. С белой липучкой на корешке и фломастером выведенной фамилией. С потрепанными бумагами в файлах.

У него всегда был только отец, а ведь Леше так хотелось нормальную семью! Чтобы с дедушками, бабушками, тетями, надоедливыми двоюродными братьями и сестрами, с поездками к родственникам по выходным. Чтобы вздыхать: «Ну мы же семья!» Чтобы как у всех. И вот – от семьи его отделяет только черная папка.

– А вдруг кто-то жив? – Леша в надежде посмотрел на Никиту. – Отец говорил, что все наши родственники умерли, но ведь он так часто лгал!

– Открой.

Лешины пальцы скользнули по прозрачному файлу. Обычные листки, где напечатаны имена. Никакой тайны. Никакой магии.

«Инсептеры Князь (Мышкины). Скорее всего, получили укол эскритских чернил в 1722 году, когда в Москве появились первые испанские посольства. До XX века сведений нет.

Первый известный инсептер – Мышкин (Князь) Василий Дмитриевич, 1891–1969, участник Революции 1917 года…»

Леша читал и другие имена – Степанова Алевтина Васильевна, Рогожина Нина Васильевна… Мышкин (Князь) Петр Алексеевич.

– Они, – Леша сглотнул комок в горле, – все умерли. Все.

– Мне жаль, – Никита похлопал друга по плечу. – Прости, я видел. Не хотел тебя расстраивать. Ты плачешь, что ли?

Леша отбросил папку. Несколько белых листочков выпали из файлов и теперь валялись на пыльном земляном полу.

– Аллергия, – он потер зудящие красные глаза.

Дурацкая, дурацкая аллергия. Не хватало еще, чтобы Анохин подумал, что он ревет. Просто… Вот так, в одну секунду надеешься обрести семью, и черная папка в пыльном холодном архиве сообщает, что все твои родственники мертвы. Что никто не дожил до твоего рождения. Что семьи у тебя как не было, так и нет.

– Пошли, – вздохнул Никита. – Подумаем, почему все дороги ведут в Питер.

Они покинули подземелья и, поплутав по коридорам, выползли наверх, в главное здание МГУ. В субботу днем студентов было немного. Рискуя быть придавленными тяжелой крутящейся дверью, Леша с Никитой вылезли на улицу.

– Прогуляемся? – предложил Анохин.

Но Леша не ответил. Он смотрел вперед, на дорогу. Рыжие волосы, стянутые в хвост на затылке. Мороженое «Макфлурри» в руках, узкие плечи, острые ключицы, драные джинсы-клёш и дурацкая цветастая куртка. Лариса.

– Ларс, – выдохнул он. – Привет.

Никита закатил глаза: «Вот ее еще тут не хватало».

Лариса отвлеклась от созерцания высотки и, удивленно улыбнувшись, помахала рукой.

– А что вы тут делаете?

Мороженое на кончике носа. Смешная.

– Бегали, – Леша развел руками. – Спортом занимались. А ты?

Она придирчиво посмотрела на Анохина в классическом костюме.

– Да тут тетка живет недалеко, на Ломоносовском. Навещала. Ну, увидимся в школе?

Анохин кивнул: вали, мол.

– Лар, – неожиданно сказал Леша, когда она уже собралась уходить. – Может, вместе в школу поедем?

Она пожала плечами и кивнула.

– А ты – в портал, – прошипел Мышкин Анохину. – И карточку гони на метро.

Никита вслед только фыркнул.

* * *

Шли молча. Иногда Леша прерывал тягучее молчание, спрашивая что-нибудь об учебе.

– А Чубыкин, наш классрук, урод, да?

– Ну, урод, – соглашалась Лариса.

И молчали дальше. Молчать рядом с Ларисой было удивительно приятно, но Леша всё равно дергался. Обычно в подобных ситуациях он был «мистер красноречие» – не заткнешь. А тут стушевался, испугался. Почему-то казалось, что все истории, имевшие бы с другой девчонкой бешеный успех, Ларисе были не интересны.

– Ты прости, что я дверь столовой не закрыл, – пробормотал Леша.

– Забыли, – Лариса выбросила стаканчик от мороженого в мусорку. – А ты прости, что я тебя Чмышом называла. Вы с Анохиным друзья теперь, что ли?

– Выходит, друзья. Напарники. Как Харли Дэвидсон и ковбой Мальборо.

– И кто из вас кто?

– Я – Харли Дэвидсон. Только без мотоцикла.

Лариса надолго замолчала, а в метро и вовсе достала рабочую тетрадь по английскому и стала делать домашнее задание. Леша сердито уткнулся в телефон. От Ларисы пахло тягучей макдачной карамелью – Леша ненавидел запахи «Макдональдса», но тут принюхался.

Они молча вышли на Кропоткинской и попали под дождь на Остоженке.

– Пришли, – сказал Леша, приоткрывая перед Ларисой школьную калитку.

Постояли немного на крыльце. «Глупо как-то». Вроде так это легко – разговаривать, шутить, он же это запросто, он же не зануда какой-нибудь и не застенчивый ни разу. Всё что угодно – но не тихоня, который прежде чем поцеловать девушку, мнется у ее подъезда, а целуя, неловко обнимает за талию, а не засовывает ладони в задние карманы джинсов.

– Леш, – Лариса задрала голову, рассматривая тяжелые облака. – А на Кипре какое небо?

– В звездах, – сказал Леша.

– Вернуться хочешь?

– Не знаю. Уже не знаю.

«Тупой разговор». Внезапно рыжие Ларисины волосы оказались так близко, что Леша уловил их запах – ментолового шампуня. Карамелью больше не пахло. И он подумал, что если сейчас возьмет холодную ладошку Ларисы и согреет в своих, то ничего страшного не случится. И если потянется к ее лицу и легонько прикоснется к губам – тоже.

– Ты что делаешь? – Лариса испуганно отстранилась.

– А на что это похоже? – пожал плечами Леша, подмигнув.

– И что это значит?

– Ничего, – опешил Леша. – Мы просто… целуемся.

– Знаю я таких, как ты, мажоров-красавчиков. Ты, наверное, так каждый день кого-нибудь целуешь.

– Да никого я!.. – бросил Леша. И тут же подумал: и зачем он оправдывается? Весь романтический флер прошел, и стоять под дождем оказалось противно. Ощущение чего-то гадкого, скользкого и холодного появилось в груди и не хотело уходить. Леша всё еще чувствовал на губах легкое касание губ Ларисы, но повторить поцелуй не хотел. Магия момента была сломана, упущена, и они оба это поняли.

– Прости, – на щеках Ларисы выступил румянец. – Я пойду.

Она юркнула в школу. Леша еще пару минут стоял, вдыхая запахи ночной Москвы – дождя, бензина, горелых макарон из школьной столовой. «Да что ты вообще обо мне знаешь, – подумал он. – Когда я и сам о себе ничего не знаю».

В комнате он лег под одеяло, скинув только ботинки и не включая света. Опоздал на час, и теперь охранник обещал сказать об этом Чубыкину «Пускай, – подумал Леша. – Эта сволочь и так меня терпеть не может, куда уж больше».

Тикали Никитины электронные часы, булькала вода в старых трубах. Леша высунул голову из-под оделяла, поморгал, привыкая к темноте.

– Анохин, дрыхнешь? Как добрался-то?

Никто не отозвался.

– Анохин! Хватит придуриваться!

Снова тихо. Леша поднялся и включил настольную лампу. Кровать Никиты была пустой и аккуратно заправленной.

Лешино сердце заколотилось часто-часто. «Не нужно было отпускать его одного. Ладно, может, он в туалете или в душе?» – успокоил себя Леша.

Чертыхнувшись, он пошарил под кроватью в поисках шлёпок и вышел в темный прохладный коридор. Через плотно закрытую дверь душевой просачивалась желтая полоска света.

– Никит? – Леша заглянул в первую кабинку. Пусто. – Ты тут?

Вдруг в самой дальней кабинке что-то грохнуло. «Там же ключевая зона!» – испугался Леша, вспомнив как его самого утянули в Альто-Фуэго через портал.

– Анохин, держись, я иду! – выкрикнул Леша и, зажав стило в кулаке, рванул.

И тут же остановился как вкопанный.

– Никит? – прошептал он. – Что… всё это значит?

 

Diecisiete/Дьесисьете

Анохин выпрямился.

– Чего вылупился? – спросил он. – Помог бы лучше.

– Ты что, шампунь воруешь?! – воскликнул Леша.

– Не ворую, а заимствую. Смотри, какая у Сени громадная бутылка. Перельем немного в свою, никто и не заметит!

– Зачем? – удивился Леша.

– Затем, что наш шампунь закончился, а денег на новый у нас нет. Ты вообще банкрот, мне родители присылают тысячу рублей в месяц. Мы оплатили проездной метро, я кинул на телефон остатки и всё.

– Тысячу в месяц?! – присвистнул Леша. – Как ты живешь вообще?

– Ну, точно не как ты – на халяву, – парировал Анохин. – Моешься моим шампунем, зубную пасту берешь!

– Но моя кончилась, – развел руками Леша.

– Скоро у нас вообще всё кончится, будем, значит, по ночам у Сени тырить, – Анохин поплотнее закрутил крышку бутылки. – Всё, спать пошли. Шампунь «Репейная свежесть» делает волосы Сени сильными и блестящими. Надеюсь, и нам поможет.

– Нет, так нельзя, – прошептал Леша, когда они с Никитой улеглись по своим кроватям. – Нужно найти деньги.

– Ну, ты у нас сынок бизнесмена, вот и придумай, – ответил Анохин. – Тебе предпринимательская жилка должна по наследству передаваться, как инсептерский дар.

* * *

И Леша думал весь следующий день. Как бы заработать? Вариант со сдачей московской квартиры отпал сразу: подросток без родителей сдает элитное жилье – подозрительно, даже слишком. Пойти кассиром в «Макдональдс» или «Бургер Кинг»? А когда же тогда учиться, искать отца, становиться акабадором? Да и кто туда возьмет, в пятнадцать?

– Что, не придумал? – уже в пятый раз за день спрашивал Анохин, и Леша молча злился.

Октябрь подползал к концу, и по некоторым предметам уже прошли четвертные контрольные. До Хэллоуин-вечеринки оставалось всего-ничего, а их так никто и не пригласил.

– Да я тебе говорю, нас не позовут, – шептал Никита на уроке английского. – Что, решил, фотки мои в сеть выложишь с тупыми подписями, и Танечка Бондаренко меня сразу полюбит?

– Может, и думал, – пыхтел Леша.

– Леша, Никита, – оборвала из англичанка. – Хватит болтать. Хотя, признаюсь, финальный тест вы оба написали хорошо. Никита, блестяще, – она положила на стол Анохину его листок с контрольной. – Леша, вы правильно использовали все времена, даже самые сложные, но нигде не смогли объяснить свой выбор, всё равно я поставила пять.

Леша поддел листочек двумя пальцами и удивленно на него воззрился. Ни одной ошибки?! У него?! Она это серьезно?!

– Ладно, признаю, – сказал Никита после уроков. – У тебя неплохой английский. На Кипре выучил?

– Угу, – Леша кивнул. – А ты как? Неужели тебе в Ноябрьске идеальное британское произношение поставили?

– Школа там была неплохая, – ответил Анохин важно. – Но у меня была еще своя методика. Сериалы в оригинале смотреть. Смотришь без субтитров и каждый раз на паузу ставишь, чтобы въехать. И повторяешь, повторяешь, пока не стошнит. «Аббатство Даунтон» вообще отлично шло.

– И не лень ведь было! – присвистнул Леша и тут же подпрыгнул. – Анохин! Я придумал! А ну пошли!

И он потащил упирающегося Никиту по коридору.

Когда оказались в комнате, Леша тут же открыл ноутбук и начал печатать.

– Так, создать объявление… «Молодые талантливые преподаватели помогут с разговорным английским по Skype, сделают вашу домашнюю работу и подтянут грамматику». Последнее – тебе. Я эти времена так, по наитию ставлю, – Леша снова уткнулся в ноутбук. – Обучение языку по системе академика Анохина.

– Академик Анохин был физиологом, – вздохнул Никита.

– Да пофигу мне на твоих физиков! Может, вы вообще родственники! – Леша даже губу закусил от усердия. – Как думаешь, пятьсот рублей нормально за «скайп»? А домашку – в зависимости от сложности?

– И когда мы будем этим заниматься? – буркнул Анохин.

– Ну, например, по утрам и сразу после уроков!

– И кто к нам запишется на занятия? Кто захочет брать уроки у школьников?

– А ты побольше трепи, что мы школьники!

Весь день Леша кликал по сайту, надеясь, что придет хоть один заказ. Но дурацкое объявление потерялось в огромном сетевом пространстве.

– Да глупости всё это, – нудил Анохин. – Скажи спасибо, хоть вай-фай в школе есть, а то вообще бы сдохли.

Вечером Леша тоже поддался трагическому настроению напарника и совсем пал духом. Но вдруг, когда Леша и Никита уже бегали по комнате, собирая по карманам мелочь, телефон тренькнул. На сайт пришло первое уведомление.

– «А презент континус сделаете 7 класс», – торжественно изрек Леша. – Ну что, Анохин, сделаем континус?

– Пусть задание пришлют, – нехотя отозвался Никита.

Пять минут, что неизвестный проситель сканировал задание из учебника, показались Леше настоящим адом. Он ерзал на кровати, комкал колючее одеяло и то и дело заглядывал в экран.

– Пришло! – вздохнул Леша. – От некой Кати Авериной.

– Ну фигня, а не задание, – Никита вырвал у Леши из рук телефон. – Тут работы на пятнадцать минут.

– «Очень сложно не понимаю вообще когда его ставить а училка зверь», пишет Катя. Давай косарь возьмем! – Леша потер руки.

– С ума сошел! Девчонка в седьмом классе! – укоризненно воскликнул Никита. – Спроси, сколько у нее есть!

– Нет, Никит, ты не понял, это бизнес, тут цены устанавливаем мы. Ты же когда в магазин приходишь, тебя не спрашивают: сколько у вас есть?

Но Никита недобро сощурился, и Леше пришлось подчиниться.

– Есть у нее двести, – пробурчал он.

– Пусть на карту переведет. Ты пока расставь эти глаголы дурацкие. А я с ней по «скайпу» поговорю, объясню тему. Бесплатно.

Спустя два часа Катя Аверина, субтильная девица, торчащая в окошке «скайпа», неуверенно кивнула на двадцатое анохинское «Поняла?».

– Ну и ужас, – Никита вырубил комп и вытер пот со лба. – Ну что там непонятного?! Ну что?!

– Даже я врубился, – Леша пожал плечами. – Ой, смотри, у тебя телефон моргает. Деньги пришли.

Леша и Никита одновременно схватили мобильник. «Баланс карты – двести рублей». Леша подпрыгнул. Он! Заработал! Деньги! Не папа дал! Асам!

– Ну что, шампунь купим? – улыбнулся Анохин.

* * *

Маленький подпольный бизнес процветал. После уроков Леша с Никитой неслись в комнату, где их ждал ноутбук.

– Что у тебя? – спрашивал Никита, отвлекаясь от работы.

– Скайп! – кричал Леша, напяливая наушники. – Прикинь, америкос в Челябинск на работу приехал и ни черта не понимает! И объяснить некому! Сейчас будем переводить, что ему там нужно!

За три дня удалось заработать тысячу двести. Леша потирал руки: если так и дальше пойдет, о поездке в Питер можно не беспокоиться. Они заработают на билеты! Тем более с остальными предметами у него не очень складывалось. Тридцать первого октября Чубыкин не без злорадного удовольствия огласил четвертные оценки. По русскому языку и литературе у Леши вышли трояки.

– Ты не стараешься, – увещевал Анохин, который, конечно же, оказался круглым отличником.

– Нечего тут стараться, – отмахнулся Леша. – Я честно писал все эти гребаные эссе! Высказывал свое мнение! И вот, смотри, комментарий к последнему: «Скучно». Скучно?! Что значит скучно?! И русский! Никит, я что, такой безграмотный?

– Да вроде нет, – неуверенно начал Анохин. – Согласен, немного придирается…

– Скажешь тоже, немного!.. И на вечеринку нас не позвали, – прошептал Леша.

В комнате он лениво уткнулся в ноутбук. Предстоящие каникулы не радовали. Большинство ребят разъезжалось по родителям. Анохин оставался – билет до Ноябрьска был слишком дорогим.

Вдруг загудел скайп.

– Ответь, – буркнул Леша. – Не хочется что-то никого учить.

Никита демонстративно отвернулся, и Леша нехотя включил камеру.

– Так и знала, что это ты, Леша Мышкин! – раздался веселый голос. – Прямо чувствовала!

– Таня Бондаренко? – Леша часто заморгал и постарался сесть так, чтобы заслонить трусы, висящие на спинке стула. – И как ты догадалась?

– Да помощника я ищу с английским. А тут такие отзывы: «Алексей Мышкин и Никита Анохин берутся за домашнюю работу любой сложности, даже для спецшкол. Делают в срок, без ошибок». Или это другие Алексей Мышкин и Никита Анохин?

Анохин беззвучно выругался. Леша понял: указав на сайте реальные имена, он, пожалуй, погорячился.

– Ну, это мы, – признался Леша.

– А этот Анохин твой и правда марафон бежал и думал обо мне? – Таня кокетливо подмигнула.

– Правда, – закивал Леша. – Бежал и думал. Думал и бежал.

– Хорошо, – она улыбнулась. – Приходите сегодня в восемь, хочу познакомиться с твоим Анохиным. Адрес сейчас скину. А ты будешь делать мне домашние работы по английскому до конца года.

– Академического? – сердце Леши упало.

– Календарного, живи. И да, сегодня Хэллоуин, поэтому в костюмах. Гудбай, дорогой.

Таня послала воздушный поцелуй и отключилась.

– И что всё это значило? – тихо спросил Анохин. – Что значит, она хочет со мной познакомиться?

– То и значит, Сибирь! – Леша радостно подпрыгнул на кровати. Хандра тут же улетучилась. – Мы идем на пати! Мы идем на пати!

* * *

Никита грустно уставился в недра шкафа и покатал в пальцах мелок от тараканов.

– А вот о костюмах мы и не подумали, – сказал он. – Вот какие у нас могут быть костюмы?

– Крутые, – авторитетно заявил Леша. – Особенно твой. Ты должен войти, она должна сказать «вау». Усек?

– Ну и зачем? Мы же всё равно из-за Ромки туда идем, – заныл Анохин. – А на всех – пофиг.

– Ну, Никит, да я как в этой школе оказался, так вообще никуда не выбирался! Поэтому костюм должен быть крутым! Никакого Гарри Поттера, Человека-паука и прочего!

– Но мне нравится Гарри Поттер, – обиженно промычал Никита.

– Но Гарри Поттер не нравится девчонкам. Девчонкам нравится профессор Снейп. И еще вампиры. О, вампиры!

– Да ты издеваешься!

Но Лешу было уже не остановить. Он подлетел к шкафу и стал выкидывать оттуда содержимое.

– Во, отлично! – он выхватил черный пиджак и белую рубашку.

– Но это парадное, на новый год отложено, – вяло запротестовал Никита. – На свадьбу брата последний раз надевал.

– А твоя первая крутая пати, что, не заслуживает парада? Давай, надевай! – и Леша бросил одежду Никите.

* * *

– Тебе не кажется, что на нас все пялятся? – спросил Анохин, оглядев вагон метро и потрогав зализанные волосы. – Особенно на тебя. Что это за костюм вообще?

– Древний грек, – торжественно изрек Леша.

– Ты в простыне и в кроссовках.

– Хорошо быть древним греком: утром встал, попил вина и свободным человеком показался из окна… – начал декламировать Леша, но Никита грубо его оборвал.

Они направлялись на «Юго-Западную». Люди, и правда, смотрели. К тому же, в простыне Леше было жутко холодно, и он то и дело тер друг о дружку голые ноги.

– Почему нельзя было одеться как нормальный человек и в подъезде напялить свою простыню? – всю дорогу бурчал Анохин.

– Потому что Хэллоуин, вот почему! – обижался Леша. – Люди должны ходить в костюмах по улице, в этом суть! Я как-то был в Америке на Хэллоуин, так вот там дома украшают и везде хэллоуинская символика!

«Юго-Западная» встретила ледяным ветром, огнями суши-баров и полупустых кофеен и рядами темных многоэтажек. Они шли грязными дворами, ориентируясь по навигатору в телефоне.

– Здесь, – наконец сказал Никита, остановившись перед глухой металлической дверью подъезда. – Подожди, код вспомню…

Танин дом был одним из десятков таких же – хмурых «панелек» со скрипучими старыми лифтами, зелеными подъездами и решетками на окнах первого этажа. Леша с Никитой поднялись на пятый и осторожно позвонили.

Замок щелкнул, и в двери показалась растрепанная девчачья голова в блестящем колпаке.

– Привет! – сказала голова и нырнула обратно, туда, где гремела музыка и моргала гирлянда.

– Мы к Тане на вечеринку, – важно сказал Анохин и протянул девчонке купленный по дороге торт.

Леша закрыл рукой лицо. «Ну на какой ферме тебя растили, Анохин?! На такие пати приносят алкоголь. Или ничего!»

– О, Танюх, закусон принесли! – незнакомка, виляя бедрами в узких джинсах, прошла на кухню, и мальчишки за ней. – А вы кто? Дракула и древний грек?

Леша небрежно кивнул.

– Круто! – резюмировала знакомая. – А ты так по улице, что ли, шел? Обалдеть!

В Никитиных глазах читалось неподдельное удивление: гулять по Москве в простыне – круто?!

На обеденном столе стояла пара бутылок виски, красное вино и газировка.

– Ну, пойдем, – девчонка потянула Лешу и Никиту в комнату. – Поздоровайтесь со всеми, потом нальете. Я Рита, кстати.

Они прошли широкий коридор, увешанный фотографиями маленькой Тани Бондаренко. Пухлощекая девочка держала на коленях испуганного кролика, стучала по барабанам, изображая божественную игру, прыгала с подружками на батуте. Потом та же девочка, но уже подросшая и не по-детски накрашенная, позировала в балетной пачке, тащила с папой из речки огромного карпа, плескалась в бассейне. Леша с грустью подумал, что у него дома редкие семейные фотографии не вешали на стену, а запирали в огромном отцовском шкафу.

В небольшой гостиной было не протолкнуться. Несколько парней в резиновых карнавальных масках потягивали коктейли, развалившись на кожаном угловом диване. Девчонки – а их тут было явно больше – выбирали музыку на Танином ноутбуке. Все были в ведьминских костюмах – никакого креатива. Балконная дверь постоянно хлопала, и снаружи раздавался смех и горели огоньки зажженных сигарет. Леша прислушался и пригляделся: Ромы Быкова среди компании пока не было.

– О, привет, Мышкин! – Таня отвлеклась от ноутбука и помахала. – Сразу дорогу нашел? Чего не пьешь?

– Просто не пью, – сдержанно ответил Леша.

«Не хватало еще нажраться и провалить всё дело», – подумал Леша.

– Я говорила, он странный! – она рассмеялась. – Ну, а друг твой где? Анохин?

– Да вот же он! – Леша обернулся и никого не увидел. – Извините, я сейчас.

«И куда он мог деться?» – Леша обошел две оставшиеся комнаты – спальню родителей и комнату Тани с большой кроватью под балдахином.

– Никита! Эй! – позвал Мышкин.

Никита оказался на кухне. Он сидел за столом, вцепившись в бутылку виски.

– Ты что творишь? – выкрикнул Леша, пытаясь вырвать бутылку у него из рук. – Ты тут нажраться вздумал? Вообще без мозгов?

– Я туда не пойду, – икнул Никита и вытер мокрый подбородок. – Там Лея.

– Чего?

– Она на балконе, я слышал ее голос, – повторил Анохин. – Не пойду.

– Так, постой!

Леша бросился обратно в комнату. И правда, за стеклом маячил упрямый подбородок Леи Фишер.

– Тань, – Леша тихонько подсел к хозяйке квартиры. – А там что – Лея Фишер?

– А, Лейка, да, – кивнула Таня. – Мы вместе на подготовительные курсы в универ ходим. А ты откуда ее знаешь?

– Да мы в одной секции…

– Ух ты, в какой?

– Ну, типа квестов, только в городе, – промямлил Леша и тут же, чтобы избежать расспросов, перевел разговор на другую тему: – Слушай, а Рома Быков придет?

– Да, сейчас будет. Сказал, папанин вискарь принесет.

Леша подмигнул Тане и вернулся на кухню.

– Так, Рома сейчас будет здесь, поэтому боевая готовность! – он схватил Анохина. – Пьяный? А ну посмотрел на меня!

– С ума сошел, – Никита хлопнул масляными глазами. – Что, есть план?

– Да, – зашептал Леша ему на ухо, – он напивается, все напиваются, мы зажимаем его где-нибудь в углу и выпытываем всю правду.

Раздался звонок в дверь.

– О, Ромка пришел! – крикнула Таня и побежала открывать.

– Пойдем, так и будешь тут сидеть, что ли? – Леша подтолкнул Никиту в направлении гостиной.

Рома Быков вошел, дыша слабым перегаром и терпкими мужскими духами, явно позаимствованными у Быкова-старшего. На Роме был белый фартук, заляпанный бутафорской кровью, и поварской колпак.

– Я – кровавый мясник, – объяснил он и расхохотался собственной шутке. – Ну, не поняли, что ли? Я болею за «Спартак», то есть я «мясной»! То есть кровавый мясник!

– Как оригинально, Ромочка, – проворковала Таня. – Выпивку принес?

– Ну, а как же, – он позвякал бутылками в пластиковом пакете. – О, солнышко!

С балкона выплыла Лея Фишер. На ней был черный балахон – Леша так и не понял, то ли Лея считала его костюмом, то ли вечерним платьем. Губы она тоже выкрасила в черный. И, как в замедленной съемке, с характерным чавкающим звуком эти чернющие губы прикоснулись к губам Ромы Быкова.

Что было силы Леша вцепился в локоть Анохина, но было поздно. Никита отбросил Лешину руку и с ревом кинулся на Рому.

От неожиданности тот не удержался на ногах и, бросив пакет с бутылками, огромной неуклюжей горой рухнул на пол.

«О нет», – вспыхнуло в голове у Леши.

Издав воинственный клич, Никита вонзил зубы в Ромино плечо. Дракула нашел свою жертву.

Леша прорвался к другу и потащил его на себя, но Никитины зубы плотно держали Ромину рубашку.

Кто-то тут же схватил Лешу за руки. Рома поднялся, стряхнув с себя Анохина, как крошки от попкорна.

– Ну нет! – завизжала Таня. – Никаких драк в моей квартире!

У Леи Фишер, похоже, кончился запас злорадства. Она стояла, кусала черные губы и смотрела попеременно то на Лешу, то на Никиту.

Кряхтя, Анохин поднялся на четвереньки.

– Ты что задумал, дрищ? – рявкнул Быков.

Никита смотрел в пол. Мышкин понял: нужно действовать, и быстро. Иначе их Быков к себе на пушечный выстрел не подпустит.

– Никит, – шикнул Леша и клацнул зубами. – Ну же!

Клац-клац. Секунду Никита тупо глядел на Лешу, но вдруг его лицо озарилось.

– Извини, пожалуйста, – пробормотал он и вдруг цапнул Рому за ногу.

Быков зарычал, как раненый лев, и дернул ногой.

В этот момент Леша налетел на Быкова, вытащил его в коридор и запер дверь в гостиную.

– Парни, вы чего? – прошептал Быков, на этот раз испуганно.

Не сговариваясь, Леша и Никита поволокли врага в туалет.

– Смывай, – скомандовал Леша, когда им удалось сунуть голову Ромы в унитаз и прихлопнуть сверху крышкой.

– Парни, вы что, тут освежитель! – пропищал Быков совсем уж жалко. – Тут…

– Что у тебя с Леей Фишер? – грозно спросил Никита.

– Ты чего несешь, пьяный идиот! – выругался Леша. – Кому нужна наша книга?

– Какая книга?!

Смыв.

– Повторяю для особо одаренных! Кому нужна наша книга? Это мой отец заставил тебя принести ее?!

– Никто не заставлял! – заорал Быков. – Не знаю я ничего про твоего отца! Да что ты делаешь, чертов ублюдок?

– Врешь! Анохин, смывай!

– Не вру! – заплакал Быков. – Не вру!

– Леш, отпускай, он ничего не скажет! – прошептал Никита.

Обессиленный, Мышкин отпустил хватку. Быков закашлялся.

– Провал, – резюмировал Анохин.

Леша кивнул. Он смотрел на мокрого Быкова и ему было жгуче стыдно за свою ярость и чудовищную выходку. Раньше Леше было бы наплевать, но когда весь класс называет тебя Чмышом, учишься жалеть других.

Он хотел извиниться, но не смог произнести ни слова.

Рука Анохина неловко скользнула по плитке, он закричал. Леша схватился за унитаз, уперся ногами в стену, но тоже не удержался. Появившийся из ниоткуда портал с чудовищной силой всосал их в себя.

 

Dieciocho/ Дьесиочо

Полет был коротким. Сверху что-то треснуло, лицо царапнула ветка дерева, горло перехватило от ужаса.

История повторялась. Леша падал. Только сейчас он не очнулся в душе с орущим Сеней, а беспомощно болтал ногами в районе четвертого этажа. Хрустнув, простыня зацепилась за балконный выступ, и Леша обвил ее руками и ногами, как обезьяна.

– Анохин! – заорал Леша.

– Жив, – прокряхтели снизу. Анохин висел, едва цепляясь пальцами за железный подоконник.

– Сейчас, – Леша подтянулся. – Сейчас…

Стараясь не обращать внимания на треск простыни, он стал забираться по ней, как по канату.

– Руки отваливаются, – простонал Анохин.

Леше повезло: в отличие от многих московских квартир, у Тани балкон не был застеклен. Нащупав ногой безопасный выступ и подтянувшись, Леша перевалился через балконные перила и тут же бросил спасительную простыню Анохину.

– Давай, давай, подтягивайся, – тараторил Леша, затаскивая испуганного друга на балкон.

– Я даже не мог создать портал, руки, я даже не мог отпустить руки, я бы умер, если бы отпустил руки, – повторял Анохин, дуя на красные мозоли на ладонях.

– Что это было? – тихо спросил Леша.

– Кажется, нас пытались убить, – Анохин вытащил телефон с картой ключевых зон. – Смотри, вот Танин дом, тут показано две. Значит, одна в туалете, а другая где-то в воздухе в районе балкона. То есть, кто-то создал два портала и перекинул нас из одного в другой. Порталы отложенные, то есть их создали раньше, чем мы пришли. Это кто-то опытный.

– Эскрит? Акабадор?

– Не знаю, – Никита взлохматил волосы. – Не знаю. Но он явно бывал у Тани раньше. Ведь он знал точное расположение зон.

– Рома?

– Вряд ли, – Никита покачал головой. – Он же бездарный, забыл? Бездарные не могут создавать порталы, тем более такие сложные!

Их прервали.

– Ну и что это такое? – балконная дверь отворилась, и в проеме показалась Лея Фишер. Ее черные губы были сжаты в ниточку.

– Опять нас под трибунал сдаст, – прошептал Никита, и Леша фыркнул: ну как можно кого-то любить и при этом бояться?

– И как вы тут оказались, Никитушка? Напились и порталами балуетесь? А знаешь, что за это бывает? Не хотите объяснить свое поведение?

Никита нервно грыз заусенец на большом пальце.

– Повторяй за мной, – как можно тише сказал Леша. – Лея, объяснять свое поведение нам должна ты. Ну же.

– Лея, – немного неуверенно начал Никита. – Объяснять нам… свое поведение должна ты.

– Что? – Лея сморщила нос.

– Мне противно, что ты связалась с кем-то вроде Ромы Быкова.

– Мне противно, что ты связалась с кем-то вроде Ромы Быкова, – эхом повторил Анохин.

– Я думал, ты сильная личность и умный человек. Я разочарован в тебе.

– …Я разочарован в тебе.

Лея хлопнула глазами и по-рыбьи открыла рот, силясь вставить хоть слово.

– Да это не твое дело, Никитушка, – наконец проговорила она. – Рома – не инсептер, это все знают.

– Дело не в том, инсептер он и или нет. Дело в том, что он трус, – с удовольствием закончил Леша.

– Дело в том, что он трус, – громко повторил Анохин и неожиданно выкрикнул: – Знаешь что? Мы макнули его башкой в унитаз и смыли! Раза два! Или три! И вообще, хватит называть меня Никитушкой! Бесит!

– А ну пойдем, – Леша потащил брызгающего слюной Анохина в комнату. – Вот кто тебя за язык тянул! Ну будет Рома теперь «парень-башка-в-унитазе»!

– Нашелся защитник!

Лея так и осталась стоять с приоткрытым ртом.

– А теперь, – Леша подтолкнул Никиту к выходу, – ты идешь ровно и ни на кого не смотришь! Мимо! Пошел!

И они пошли. Десятки глаз проводили их с любопытством, а хозяйка квартиры Таня Бондаренко молча открыла входную дверь.

– Ну, вы не злились бы так, ребят, – сказала она почти примирительно. – Ромка, он, конечно, тот еще чудак, но даже не знаю, что вы не поделили. Леша, тебе дать футболку или куртку?

Но Мышкин гордо перекинул драную простыню через плечо.

– Никита, ты ушибся? – мягко спросила Таня.

Неожиданно Анохин, вместо того, чтобы отвечать, прижал Таню к стене и впился ей в губы. Леша видел серые Танины глаза, круглые от удивления, и малиновый румянец на ее щеках. В коридоре мелькнула фигура Леи Фишер, и Леша не смог отказать себе в удовольствии посмотреть прямо на нее и весело подмигнуть.

– Всё, всё, пошли, Дракула, – он потянул Анохина к лифту. Теперь, когда рот напарника был перепачкан в красной Таниной помаде, выглядел он и правда как вампир.

– Она видела? Видела? – спрашивал Никита. – Лех, это и правда пати года! Правда!

– Вообще никогда не пил? – хмуро спросил Леша.

Никита отрицательно покачал головой.

– Сейчас, – он порылся в кармане, – найдем еще ключевые зоны поблизости… Их же в Москве… и-и-к!

– Нет уж, – буркнул Леша. – Хватит на меня сегодня порталов. Деньги остались? Такси заказывай! Как-то часто я по Москве стал в одних трусах ходить.

* * *

Маленький чайник с шумом выпустил пар, и Леша вылил кипяток в стакан с пакетиком «Липтона». За окном уже светало.

Прихватив кружку с чаем и зевнув, Леша вышел из комнаты и направился к туалету.

– Ты тут? – постучал он в одну из кабинок. – На вот, чай тебе принес.

Он сунул кружку в щель, и с той стороны раздалось благодарное хлюпанье.

– Лучше, – из кабинки высунулся Анохин, взмокший и бледнее обычного, с синими кругами под глазами. Настоящий вампир.

– Ну вот, будешь знать теперь, – хмыкнул Леша. – Пошли, всю ночь из-за тебя не сплю.

Вдруг завибрировал телефон. Леша и Никита переглянулись: «у тебя или у меня?» Оказалось, у обоих.

– «СРОЧНО. Быть сейчас же в Аудитории № 2, Главное здание МГУ. Н. Витсель», – прочитал Никита. – Только не это!

– Пошли через душевые, – только вздохнул Леша. – Там сейчас никого, это точно.

Предчувствие у него было нехорошее.

Первое, что они увидели, когда миновали портал и прошли уже знакомыми подземными коридорами в Главное здание университета, – люди. Словно на часах было не пять утра, а все девять, и МГУ наполнился студентами, спешащими на пары, и преподавателями.

– Акабадоры Мышкин и Анохин, вторая когорта, – отрапортовал Никита, и хмурый незнакомец с затянутыми в хвост светлыми волосами жестом пригласил их в аудиторию.

Миновав галдящих подростков, Леша и Никита устроились на последнем ряду.

Наконец все расселись. Казалось, немаленькая аудитория треснет по швам. Люди были везде. Люди забрались на подоконники, теснились в проходе, сидели на длинных деревянных партах.

– Тихо! Я прошу тишины! – раздался голос с кафедры, и Леша узнал Октябрину Кирову. На этот раз глава московских акабадоров выглядела уставшей и злой: седые волосы в хвосте, бабушкина вязаная жилетка без рукавов, пачка сигарет в нагрудном кармашке. «Еще бы, вытащили с утра пораньше на работу, – подумал Леша. – Любой бы бесился».

Постепенно гвалт затих.

– У меня срочное сообщение от Рената Вага-зова, нашего друга, коллеги и соратника, – сказала Кирова.

– А это еще кто? – прошептал Леша.

– Глава акабадоров Питера, – пояснил Анохин.

– Этой ночью произошло ужасное событие, – продолжила Кирова. – В Петербурге пропал инсептер. Прошу тишины, коллеги, прошу тишины!

Леша фыркнул: вон, его отец тоже инсептер и тоже пропал, и никто панику не наводит.

– Его имя – Иван Сидоренко. Дело в том, что Иван давно не вызывал эскритов из своего города, Нуэва-Барселоны… Питерские акабадоры подозревают, что может быть замешан кто-то из наших.

Лешино сердце забилось часто-часто. Человек, знающий где Люк Ратон, нашелся! И тут же пропал!

Кирова едва не уронила седую голову на кафедру. Леша сидел, боясь пошевелиться.

– Сейчас попрошу каждого из вас спуститься в подземелья и ответить на несколько вопросов Рената Вагазова. У меня всё, – отрывисто бросила Кирова напоследок.

Леше даже жалко ее стало: наверняка снимут с должности, если кто-то из московских акабадоров будет виновен. Мышкин шел в подземный зал на ватных ногах. Нитка, связывающая их с Люком Ратоном, порвалась.

«Связано ли исчезновение Ивана Сидоренко с исчезновением отца?» – в сотый раз спрашивал себя Леша, ожидая своей очереди в душном, узком коридоре среди других акабадоров. Как он ни старался гнать эти мысли прочь, интуиция упрямо шептала: да, связано. А значит, кто-то идет за ними по пятам и делает всё, чтобы Люк Ратон не был найден. «Алтасар, – шептал Леша. – Алтасар, укравший тело отца, знает о наших планах. И делает всё, чтобы мы не нашли Люка! Только с чьей помощью?»

Наконец подошла его очередь, и Леша открыл полукруглую деревянную дверь. За письменным столом сидел всё тот же мужчина с длинными волосами, которого Леша и Никита встретили при входе в аудиторию, – Ренат Вагазов. Свет в комнатушке обеспечивала настольная лампа, желтая, слишком яркая, отбрасывающая налицо незнакомца резкие серые тени.

– Садитесь, – Вагазов кивнул на пыльное кресло.

Леша сел, чувствуя себя ужасно неуютно. Будто он – преступник, а напротив – хитрый полицейский. Во всяком случае, в любимых Лешиных детективных сериалах показывали именно так.

– Алексей Мышкин, вторая когорта, – представился он.

– Знаю, – ответил «полицейский», но в ответ назвать свое имя не захотел. – Итак, Алексей Мышкин, что скажете?

«Не хочет представляться, не надо, – подумал Леша. – И так помню. Ренат Вагазов».

– В смысле?

– В прямом, – Вагазов накрутил стянутые в хвост волосы на палец.

Какой-то не мужской жест, подумал Леша. Хвостатый ему не нравился: ни воспаленные белки его глаз, ни тонкий, чересчур правильный нос, ни этот хвост, напоминающий то ли о викингах, то ли о металлистах.

– Спать хочу, – сказал Леша. – У нас каникулы начались, и я очень хотел выспаться. Можно, пойду?

– Почему вы здесь, среди нас? – Хвостатый задал вопрос, но Леша не сразу понял, что отвечать на него не нужно и что-то промычал. – Почему вас выбрали в напарники? Вы никогда не думали об этом – почему именно вы?

Леша разозлился. Вопрос показался ему глупым. «Потому», – вот что хотелось ответить.

– Вы никогда не хотели, – Вагазов потер нос указательным пальцем, – продолжить семейную традицию? Стать тем, кем были ваши родители?

Мышкин напрягся: к чему он клонит? Уж не знает ли Ренат, что в Леше – кровь инсептеров?

– Мать Гордона Рамзи была медсестрой, и что? Наверное, его никто не спрашивал: хей, шеф Рамзи, почему вы решили стать всемирно известным поваром, а не ставить уколы? – ответил Мышкин.

– Не знаю о ком вы, – парировал Вагазов, – но полагаю, вы клоните к тому, что стать акабадором – хороший шанс в жизни?

Леша насупился и замолчал.

– Наверняка вам тут промыли мозги, что акабадором может стать любой, кто умеет быстро бегать и махать острой палкой, – продолжил Ренат, – что никакого особого происхождения для этого не нужно. Главное – поворотный момент. Хотите узнать о нем правду?

– Ну, положим, хочу, – ответил Леша. «Главное, звучать развязно, будто я класть на него хотел, на Рената на этого».

– У каждого из нас, акабадоров, был он. Момент между жизнью и смертью. Смерть прошла мимо, едва задев тебя, а ты встал и ты снова здесь, только всё по-другому. Мир стал другим. Интуиция обострилась. Ты стал чувствовать по-другому, видеть по-другому. И благодаря этому ты сможешь отличать своих от чужих, эскритов от людей, акабадоров от инсептеров. Это вроде…

– Запаха, – закончил Леша за него.

– Вы его чувствуете?

– Нет, – признался Леша. – Анохин чувствует, я – нет.

– Но тем не менее поворотный момент у вас был, – Хвостатый указал на Лешину руку. – Что это за ожог?

– Я не говорю об этом, извините, – сдержанно ответил Леша, спрятав руку под стол. Остро хотелось залепить этому красноглазому пощечину. Ну, или хотя бы схватить лампу со стола и направить ему прямо в лицо.

– Следуете акабадорскому правилу – не говорить о поворотном моменте? – Вагазов улыбнулся, показав маленькие зубы. – Зря. Потому что каждый акабадор должен помнить об этом моменте, ежечасно, ежесекундно, чтобы понимать, где правда, а где – ее подмена. Этот ожог связан с вашим отцом?

– Я сказал, я не говорю об этом, – просипел Леша сквозь зубы.

– А вот люди вокруг говорят, – пожал плечами Хвостатый, – что исчезновение Ивана может быть связано с инсептером по имени Петр Князь. Знаете такого?

– Нет. «Пусть это прекратится, пожалуйста. Пусть это прекратится».

– Говорят, Князя уже два месяца не видели ни инсептеры, ни акабадоры. Никто. Может, он тоже пропал? Слышали что-нибудь об этом?

– Ничего, – зашипел Леша.

– Почему же вы тогда спрашивали про Люка Ратона в баре «Стрелка»? – Вагазов поднял бровь. Леша вскочил. Рука машинально потянулась к карману, где лежало стило.

– Тут-тук, – в комнату просунулась растрепанная голова Анохина.

– Кирова просит поторопиться, – сказал он. – Можно?

– Можно, – кивнул Вагазов.

Леша выдохнул и, стараясь не смотреть на него, покинул комнату.

* * *

Первое ноябрьское утро выдалось солнечным, но холодным. Леша и Никита сидели на лавке около МГУ, щурились на осеннее солнце, ели на двоих длинный сэндвич-багет На вкус он был как резина, но после голодной ночи пошел на ура.

– Этот Ренат, – сказал Леша, пытаясь отодрать прилипшую к зубам кляклую булку. – Мерзкий тип.

– Его очень уважают, – ответил Анохин с набитым ртом. – Глава акабадоров Питера всё-таки.

– Он знает, что я инсептер. Он знает, кого мы искали в баре «Стрелка».

– Дерьмо, – Анохин вытащил из сэндвича мокрый помидор и выкинул в мусорку. Леша посмотрел неодобрительно: не в их положении едой разбрасываться.

– Он нам нужен, этот Вагазов, – заключил Мышкин. – Он знает что-то о том, что происходит. Всё упирается в Питер. Там все ответы.

Леша хмыкнул. Там все ответы. И еще больше вопросов.

 

Diecinueve/ Дьесинуэве

– Двести, триста, триста пятьдесят, четыреста, четыреста двадцать рублей сорок копеек! – Никита бросил на стол мятые бумажки. – Лех, ну скажи, как мы умудрились за неделю столько потратить?

Леша насупился, отвернулся с стене и стал разглядывать неизвестное пятно на обоях.

Всю неделю каникул они с Никитой валяли дурака. Анохин, конечно, пытался экономить, но Леша так устал жить без денег, что тянул напарника то в новую бургерную, то в кино или пиццерию. Никита сдался. Даже мокрым, темным ноябрем Москва оставалась прекрасной, и было бы глупо этого не замечать.

А в остальном… Из-за Лешиных троек девятый «А» стал худшим в параллели. Лариса уехала на каникулы в Донецк. Лея Фишер укатила в Тель-Авив. Рома Быков, по слухам, мучился в лагере для одаренных детей под Тверью, куда его запихнул отец. Деньги на Питер растаяли.

В общем, всё было плохо. Нет, просто ужасно.

В ту ночь, последнюю ночь каникул, Леша и Никита поссорились. Анохин в очередной раз напомнил, что нужно в Питер, а Леша взорвался. Он знает! Только денег нет на поездку и с учебой не клеится!

Никита включил фонарик под одеялом и читал. Или делал вид, что читал. Леша пялился в потолок, разглядывал тени, как в детстве.

Где сейчас отец? Может, Алтасар полностью завладел его сознанием, и все усилия напрасны? Может, Люк Ратон никогда не найдется и не сможет дать отпор мальпиру?

Вдруг в дверь тихонько постучали. Никита откинул одеяло и приложил палец к губам.

Стараясь не скрипеть кроватью, Леша поднялся и на цыпочках подошел к двери.

– Мужики, это я, откройте! – послышался знакомый голос.

«Рома?» – шепотом спросил Анохин, и Леша неуверенно кивнул. «Надо же – то гонялись за Быковым, то вот он сам, под дверью стоит».

– Он книгу хочет спереть! Я сейчас открою, а он мне по голове – хрясь – и всё! – возразил Леша.

– Да ладно, мужики! – забубнили с той стороны. – Что было, то прошло. Дело есть.

Рома Быков, запыхавшийся и красный – ну точно бык! – залетел в комнату. Леша включил настольную лампу. Книга была надежно спрятана на самое дно чемодана, но Рома даже не посмотрел в его сторону. Он с размаху бухнулся на кровать Анохина, продавив ее почти до пола.

– Можно в джинсах на постели не сидеть? – процедил Никита, но Рома не извинился.

– Вот что, мужики, – сказал он, – понял я, что у вас тут за книга.

– Какая сообразительность, – буркнул Никита.

– Только она мне не нужна, – Рома стянул спартаковскую кепку и помотал лохматой головой.

– А кому нужна? – осторожно спросил Леша.

– Не знаю, – Рома вздохнул. – Но я слышал, как батя говорил: если инсептерскую книгу ищут, только чтобы сжечь ее полностью. Не дать эскриту вернуться назад. Батя меня поэтому в лагерь и сбагрил, чтобы под ногами не болтался и не подслушивал чего не надо.

– И с чего нам тебе верить? – Анохин поднял брови.

Рома молчал. Сопел. Шмыгал забитым носом.

– Знаете, как это, – начал он издалека. – Всю жизнь – в этом. Ждешь дара. Что в пятнадцать лет станешь всемогущим. И потом случайно встречаешь девушку-акабадора, думаешь, что она почувствует запах, сморщится, поймет. А она – ничего. Болтает об уроках. А потом на день рождения отец несет собственное стило, потому что никто не пришел, ни один эксрит, ты придумываешь кого-то, кровью ставят точку и ничего. И потом еще раз – и тоже ничего. И батя вроде и не батя тебе больше.

– И? – не слишком вежливо перебил Леша.

– И я знаю, что ты – инсептер. И что Петр Князь – твой отец. И что он в беде, – закончил Рома. – Я хочу помочь. Никто из инсептеров ему не поможет, а я всё знаю, я ведь почти инсептер… Дай мне книгу, я прочитаю, я смогу понять, что к чему.

– И откуда? – хмыкнул Анохин. – Чего такой догадливый-то?

– Поживешь с инсептерами, станешь догадливым, – вздохнул Ромка. – От бати услышал, что Леха инсептер. А об остальном было уже нетрудно догадаться. Дайте книгу, я помогу!

Анохин выпучил глаза: не смей! Но Леша засомневался. Рома всё также сидел, вжав могучую голову в плечи. Врет или нет? Да вроде нет. А если да?

Леша неуверенно подошел к чемодану и, порывшись, нашел на дне «Альто-Фуэго» и протянул его Роме.

– Мне нужно время прочитать, – сказал тот.

– Здесь читай! – выкрикнул Анохин, подскакивая с кровати и закрывая собой дверь.

– Ну, как скажете, – Рома пожал плечами и открыл первую страницу.

Читал Рома медленно и вдумчиво. Водил пальцем по страницам, кашлял, кряхтел и снова погружался в чтение. Леша заваривал уже третий пакетик чая, Анохин клевал носом, сидя на полу перед дверью, а Рома всё читал.

– Всё, мужики, я закончил, – сказал он наконец.

– И что скажешь? – оживился Леша.

– Скажу вот что, – важно произнес Рома. – Всё не так просто. Слушайте.

Леша и Никита подались вперед.

– Инсептерам строго-настрого запрещено создавать эскритов, несущих зло, – начал Быков. – Убийц, воров, любых эскритов с плохими намерениями. Поэтому Эскритьерра – это такой добренький мирок. Все делают, что хочет инсептер, а потом живут тихонько скучной жизнью. Никого не трогают. Но некоторые этот запрет нарушают.

– Зачем? – полюбопытствовал Леша.

– Понимаешь, – пояснил Рома. – Инсептеры создают эскритов, чтобы те были их помощниками, но как ты заметил, большинство из них глупые, безвольные. Толку от них мало. Такие эскриты быстро надоедают, и инсептеры разрешают акабадорам их забрать, – он посмотрел на Никиту. – Поэтому акабадоры нужны инсептерам. Но есть один способ создать по-настоящему сильного эскрита.

– Придумать мальпира, – сказал Никита.

– Да. На самом деле это не совсем злой дух, а этот… антагонист. Он заставляет эскрита бороться. Тогда он становится самостоятельным. У него будет воля. Он сможет сделать своего инсептера богатым и известным – он добьется всего, чего пожелаешь.

– Так отец придумал Алтасара для Люка Ратона, – подытожил Леша.

– И это опасно, – кивнул Рома. – Когда в Эскритьерре появляется мальпир, эскриты теряют связь с инсептером… Кто-то может даже захотеть жить в его теле, быть им, решать всё самому.

– Как Алтасар! – воскликнул Леша.

– Полезная информация, – буркнул Никита. – Но как это поможет нам найти Люка Ратона?

– Для начала перепрячьте книгу, – посоветовал Рома. – Не дело это все время ее с собой таскать.

– И куда же ты предлагаешь ее спрятать? – спросил Леша.

– В Импренту – шепотом сказал Рома. – Там они точно не будут искать.

– Это почему? – удивился Никита.

– Потому что Импрента находится в Эскритьерре, – улыбнулся Рома. – А туда Алтасар ни за что не вернется.

* * *

Леша развернул сложенный пополам клетчатый листок. «Если всё в силе, встречаемся в час ночи у портала (физкультурный зал)», – было выведено круглым Роминым почерком.

Остаток ночи, когда Быков ушел, Леша так и не смог заснуть. Всё лежал, думал. Смотрел, как тянутся на потолке утренние тени.

Поэтому первый урок второй четверти – как назло это была литература – прошел еще хуже, чем мог бы.

Одноклассники встретили Лешу холодным молчанием.

– Из-за него в Питер не поедем, – забубнил Сеня, нарушив тишину. – А я вот всегда мечтал побывать в Питере, разводные мосты посмотреть, ночи белые!

– Какие тебе зимой ночи белые! – огрызнулся Анохин.

– А ты бы его не защищал! – пропела Лера, намотав на палец один из своих куцых хвостиков. – Блатного этого! Что он тебе, платит, что ли, чтоб ты с ним дружил? Судя по костюмчику, не очень много!

Анохинские уши порозовели. Леша сцепил зубы. Вот так – дружба с ним сделала из Никиты, в начале года почти лидера, изгоя. Он еле успел крикнуть что-то обидное, когда вошел Чубыкин.

– Так-так, эксплицитная лексика! – пробормотал он. – И кто у нас? Конечно, Мышкин. Знаете, Мышкин, давно я так не краснел за свой класс на педсовете. У меня никогда не было троечников.

– Так вы же мне эти тройки и поставили, – заметил Леша. – Не ставили бы – не краснели.

– Отставить! – рявкнул Чубыкин. – Мышкин, к доске! Поэты-символисты Серебряного века! Быстро!

– Ну, этот… Блок.

– Еще! Не знаешь? Два!

Леша поплелся к своей парте.

Лариса сидела, уткнувшись носом в учебник, и он мог видеть только ее худые плечи и медные пряди, спадающие на лицо. Всю неделю он мысленно прокручивал в голове встречу с Ларисой и думал, что готов к ней. Но он не был готов. Совсем не готов. И поэтому, когда он зашел в класс перед уроком, сердитый, полусонный, выдавил из себя только короткий кивок. Даже без «привет».

– Вот как так, – шептал Леша Никите, – я ее поцеловал, а она даже «здрасьте» не сказала. Сложно, что ли, блин? Эй, Сибирь, слушаешь вообще?

Никита вздыхал и шикал: «Достал».

После уроков они вернулись в жилое крыло, чтобы помочь с английским двум девчонкам из Перми и заработать триста рублей.

– Всё равно не хватает на Питер, – сдался Леша.

Он с тоской посмотрел на свою кожаную куртку. Ходить в ней по улице становилось всё холоднее, а теплого пуховика не было. Зачем он, когда живешь на Кипре? «Куплю в Москве», – думал Леша, выбрасывая старый. А теперь… Если работать месяц не переставая, может, и хватит на подержанный, немодный. Какой уж тут Питер.

– А я говорил, что не хватит, – кивнул Анохин. – Может, возьмешься за учебу?

– Не выйдет, – вздохнул Леша. – Я троечник. Дебил.

– Хм, – Никита включил Лешин ноутбук и залез на школьный сайт. – Тут написано, что два года назад десятый класс выиграл соревнования по бегу, и это дало им дополнительные баллы. Физрук говорил об этих соревнованиях, помнишь?

– Соревнования по бегу? – расхохотался Леша. – Ты наш класс видел вообще? Да старперы быстрее бегают, чем они. Группа лечебной физкультуры, блин. Сеня вообще сто метров бежит и помирает.

– А ты бы их научил, – пожал плечами Никита. – Если дотянешь по литературе и русскому до четверки, может, получится.

– Я подумаю, – свернул разговор Леша.

Весь вечер он не проронил ни звука. А вдруг Анохин прав, и эта поездка – единственный шанс попасть в Питер? В Питер, где есть человек, знающий о Люке Ратоне. От том, как найти нужного человека в пятимиллионном городе, Мышкин не думал. Он верил – главное попасть в Питер, а там всё сложится. Как-нибудь само.

Ночью Леша с Никитой, как обычно, прокрались к физкультурному залу. Рома уже ждал, переминаясь с ноги на ногу.

– Нужно создать сложный портал, – объявил он. – Леша, ты должен представить Эскритьерру Ощутить желание попасть туда. Пиши.

– Что писать? – не понял Леша.

– Импрента. Латиницей.

– Этому только третий год начнут учить, – восхищенно цокнул языком Анохин. – Сложные порталы!

Леша зажал перо в руке и аккуратно вывел первую I, а затем и все остальные буквы. Получилось «Imprenta».

– Ныряем! – сказал Никита, и они с Лешей, одновременно подпрыгнув, позволили красным шипящим буквам себя поглотить.

Снова затошнило. Леша проглотил комок в горле, сплюнул. Воды бы сейчас.

Вокруг было темно – так темно, что не разглядеть и собственной руки.

– Никит, – позвал Леша негромко, и рядом что-то зашевелилось.

– Здесь, – отрапортовал Никита и щелкнул зажигалкой.

– Книгу не потерял?

Никита пошлепал по карману пижамы.

Маленький огонек зажигалки осветил высокие шкафы, где плотными рядами стояли брошюры и аккуратные подшивки с листками. По сравнению с подземельями акабадоров, в Импренте – чем бы это место ни было – царил идеальный порядок.

– И где мы? – спросил Леша, следуя за Анохиным вдоль шкафов. – Что это за Импрента?

– Это нижний уровень Эскритьерры. Войти и выйти – начал рассказывать Никита, – отсюда можно только через портал, поэтому никто не знает, где точно она находится. Это место, где должны храниться все истории про Эскритьерру. Инсептеры печатают их и велят эскритам отнести сюда. А если инсептер решит закончить историю, то всегда может получить свою книгу назад. Здесь же находится Великая книга Эскритьерры – по легенде, там хранятся знания обо всех инсептерах и акабадорах мира. Но где точно, никто не знает. Когда инсептеру или акабадору исполняется пятнадцать, в книге появляется запись о том, кто из эскритов должен отнести стило.

– А стила где создаются?

– На верхнем уровне Эскритьерры, в Стиларии. Туда могут попасть только очень опытные акабадоры. Ладно, пойдем.

Анохин чихал всю дорогу, на чем свет проклиная пыль вокруг. Поэтому благоговейная тишина каждую секунду нарушалась громким «апчхи», ругательствами и щелчками зажигалки.

Леша пытался хоть что-нибудь рассмотреть, но видел только тени, углы шкафов и кирпичную кладку на стенах.

– Здесь, – Анохин остановился. – Дальше пойдешь один. Возьми книгу.

– Куда это ты меня отправляешь? – сразу завопил Леша, но осекся.

Он увидел кое-что впереди. Шкаф – деревянный, застекленный, на полукруглых ножках, похожих на лапы. Такой же, как в доме его отца. Такой же, только большой. Леша не видел ничего вокруг, но видел шкаф: так же явно, как если бы в помещении горел свет. Мышкин приблизился, погладил пальцем витую ручку.

Шкаф довольно скрипнул, словно приветствуя нового владельца, и Леша открыл дверцу пошире.

Внутри были аккуратно расставлены папки, книги и просто листы бумаги, сшитые вместе. Самая нижняя полка была пустой, и Леша придержал двумя пальцами тоненькую книжечку.

«Команданте Лестер, – было написано на обложке. – Нина Мышкина».

Леша бережно пролистал страницы и прочел последнюю строчку «Команданте вернулся в Эскритьерру Всё было хорошо». Леша увидел кровавое пятно рядом с последней строчкой.

«Вот почему, – горло перехватило, и дышать стало трудно, – команданте смог удержать город от мятежа. Он был эскритом, которого вернули в родной город… И его создала… моя бабушка? Так вот как заканчиваются истории. Кровь, но ничего не сжигать! Как просто! Конец должен быть!»

– Леша! – позвали издалека. – Давай быстрее!

Леша торопливо отложил историю про команданте, поставил рядом «Альто-Фуэго» и закрыл шкаф.

Шаги Никиты звучали совсем близко, но Леша всё никак не мог понять, куда нужно идти.

– Никита!

Тишина и темень. Только очертания шкафов-гигантов со всех сторон.

Вдруг послышался голос.

– Ты должен остаться… Возвращаться назад – опасно.

Леша замер. Он узнал говорившего. Это был Ренат Вагазов, глава питерских акабадоров.

 

Veinte/Бейнте

Леша сощурился, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть. Не получилось. Только обрывки фраз, неясные тени и настороженный шепот.

– Я говорил, ты не должен возвращаться в Эль-Реаль. Тебя не оставят в покое.

– Господин Вагазов, я ценю дружеское участие, но хожу где хочу.

«Какой же знакомый голос!»

– Это приказ. Вернись в Нуэва Барселону!

– Господин Вагазов, напомню: вы всё-таки немного акабадор и поэтому не можете мне приказывать.

Леша стоял, не шевелясь. Даже дышать перестал, но случайно скрипнул половицей под кроссовкой. Ренат Вагазов знает эскрита из Нуэва Барселоны! Знает и скрывает это.

Голоса прекратились.

– Нас подслушивают, – наконец сказал Вага-зов. – Здесь кто-то есть!

Леша побежал. Побежал так быстро, как только мог. Надеясь, что темнота спрячет его, он летел, натыкаясь на шкафы и петляя.

– Леха! Ты чего летишь? Книжку спрятал?

Анохин. Леша остановился, вдохнул пыльный воздух. Шкаф маячил неподалеку. Леша понял, что бегал кругами.

– Уходим, – шепнул он, надеясь, что Вагазов их не слышит, и написал стилом заветные буквы. Портал заискрился.

Их выбросило слишком резко и почему-то не у физкультурного зала, а в школьном дворе. Леша ударился подбородком об асфальт, Анохин разбил губу, они оба – колени.

Пришлось идти через главный вход и долго объяснять охраннику, что они делают на улице в два часа ночи (задержались в гостях, что же еще).

По пути в комнату Леша шепотом рассказывал Анохину о произошедшем.

– Там был Вагазов! Я узнал его голос!

* * *

Мышкин помялся, не решаясь войти.

– Чего жмешься, заходи! – гаркнул физрук, и Леша приоткрыл дверь.

– Здрасьте, Владимир Семеныч, – Мышкин протянул ладонь, и Бумер энергично ее потряс.

– О, Леха. Спортсмен. Чё хотел-то?

Леша решил не тянуть и выпалил:

– А что это за соревнования по бегу зимой?

Физрук усмехнулся в колючие усы.

– А тебе зачем?

– Слышал, победа дает преимущество в нашем школьном зачете по успеваемости.

– В Питер хочешь? – просек физрук. – Ну слушай тогда. Это в конце декабря перед Новым годом. Участвуют три школы – наша, пятьдесят седьмая и лицей пятнадцать-тридцать пять. Это вроде такого междусобойчика для своих. Три километра, Битцевский лесопарк, снег. Только я ваш класс туда не отправлю. Историки из десятого побегут.

– А почему сразу десятый? – возразил Леша. – Мы что, хуже, что ли?

– Ты это, Лех, не обижайся. Но в других школах отличные спортивные секции, а у нас Богушевский физкультуру предметом не считает. А ваш класс… Там только ты да друг твой, Анохин. Другие если после стометровки выживут – и то хорошо, – и физрук рассмеялся.

– А если я их… потренирую?

– Ну ты спроси их сначала, – миролюбиво подытожил физрук. – Они-то вообще хотят зимой по снегу бегать, твои одноклассники?

– Захотят! – заявил Леша. – Еще как захотят!

Он ушел с твердым намерением пробежать проклятые три километра. «Да кто согласится? Они же меня терпеть не могут», – думал Мышкин весь день.

Когда прозвенел последний звонок, Леша встал со своего места и понуро побрел к доске.

– Ребята, – начал он неуверенно. – Я хотел бы поговорить.

Шумный сбор рюкзаков резко прекратился.

«Что за обращение такое дурацкое – ребята, – думал Леша. – Ребята. А как их еще – леди и джентльмены? Чуваки? Народ?».

– Чего надо, Чмыш? – пропела Наташа, соседка Ларисы по парте.

– Да, чего надо? – буркнул Сеня. – Сам не хочешь учиться, так хоть другим не мешай!

– Вы слышали про соревнования по бегу? – спросил Леша. – Я думаю, это наш шанс поехать в Питер!

– Наш шанс поехать в Питер – если ты вдруг резко поумнеешь! – заметил Сережа Долгов, мальчик с первой парты в ряду у окна. – То есть шансов никаких.

– Я обещаю взяться за учебу, – сказал Леша. – И если я получу четверки, и мы выиграем забег, то вырвемся вперед!

– Пошли отсюда, – махнул рукой Сеня. – Ну нафиг этого петуха.

– Кто хочет – встретимся в субботу в двенадцать! Метро «Воробьевы горы»! – прокричал Леша вслед.

Но одноклассники уже болтали между собой. Только Лариса посмотрела на Лешу с сочувствием и снова повернулась к Наташе.

Щеки Леши горели. Он даже не обиделся на «петуха» – как-то это было по-детски глупо. Петух. Ну разве на это можно обидеться. Но почему тогда так паршиво?

– Ну, не расстраивайся, – попытался подбодрить Анохин, но стало только хуже.

Почему, если говорят не переживай – начинаешь переживать еще сильнее?

– Зачем ты меня на это подбил? – покачал головой Леша. – Я Чмыш, ты что, забыл?

– Странно, а в начале года ты считал, что ты крутой чувак, живший целый год на море, – фыркнул Анохин. – Легко тебя переубедить.

«Никуда я не пойду. Ни в какую субботу. Ни на какие «Воробьевы горы» не поеду. Ночью еще к акабадорам. Буду спать. К черту этот бег», – думал Леша всю неделю.

Но в субботу подскочил рано утром и, натянув треники и толстовку, выбежал под дождь. Сонный Анохин поплелся следом.

Полупустой вагон довез их до станции «Воробьевы горы».

– Лех, – начал Анохин, оглядывая редких пассажиров, – ты прав, зря мы это. Никто не придет.

– А может, придет, – твердил Леша, оглядывая пустынную станцию.

Но прошло пять минут, потом еще пять, пассажиры спешили по своим делам, и никто из класса не показался.

Леша смотрел на капли, струящиеся по стеклу, на мокрый асфальт набережной и серую реку.

– Пойдем, Лех, – Никита потрепал друга по плечу. – Вернемся, подрыхнем немного.

– Не пойду, – прошептал Леша. – Они не хотят бегать – я сам побегу.

– Ну так дождь же, – вяло запротестовал Анохин.

– Да ну и что! – крикнул Леша и потрусил к выходу.

Бегать значит бегать. Когда они вышли на улицу, чертов дождь зарядил еще сильнее.

– Да хватит тебе! – попросил Никита, но Леша накинул капюшон толстовки и побежал по набережной. Выругавшись, Никита рванул следом.

– Леша! Леша, подожди!

Мышкин резко остановился и повернул голову. Под козырьком станции жались девчонки. Он сразу узнал Таню Бондаренко. На Тане были леопардовые лосины, и у Леши промелькнуло в голове, что это очень странный для бега прикид. Рядом с Таней стояла, облокотившись о стену, их с Анохиным одноклассница Наташа и – тут Лешино сердце сделало сальто мортале – Лариса.

Медные волосы были забраны в неаккуратный пучок на затылке. Белая футболка на два размера больше спадала с плеча. Лариса то и дело шмыгала носом и старалась не смотреть на Лешу. Но Мышкину было всё равно. Она пришла! Она здесь!

– Сказал на «Воробьевых», а где точно – не сказал! – голос Тани вернул его к реальности. – Звоню тебе, звоню, а ты трубку не берешь! О, привет, Никит, – она подмигнула Анохину.

– Привет, – буркнул тот в ответ. Кажется, магическая смелость, охватившая напарника на вечеринке, уже давно растворилась.

– Девочки сказали, ты бегаешь, – бодро продолжила Таня. – А мне ГТО нужно сдавать. В вуз дополнительные баллы за это дают. Ничего, я с вами? Леш?

– А, ничего, – наконец пришел в себя Леша. – Здорово. Ну что, это, побежали?

– Побежали и всё? – разочарованно протянула Таня. – И вы ничего не скажете? Никаких мотивирующих слов там? Джаст ду ит? О спорт, ты – мир?

Никита толкнул Лешу в плечо. Леша отмахнулся: ладно, попробую. Отряхнув капли с толстовки, он зашел под козырек.

– И зачем мы вообще приперлись, – заныла Наташа, поковыряв асфальт красными кедами, – тоска.

– А мне кажется, бег – это очень полезно, – ободряюще улыбнулась Лариса. – И весело. Ты давно занимаешься, Леш?

– Да не особенно, – Леша пожал плечами. – Пару лет назад я увлекся фитнесом, ну, тренировки по программам Лес-Миллс, знаете?

Лариса, Наташа и Таня помотали головами, а Анохин закатил глаза.

– Ну, не важно, – замялся Леша. – Потом на Кипре у меня был личный тренер, и я как-то стал бегать больше.

– Личный тренер – очуметь, – прошептала Таня восхищенно. – Крутяк.

– А я вообще-то кандидат в мастера спорта, – пробормотал Анохин обиженно, – по легкой атлетике. Программы Лес-Миллс, программы лес-шмиллс…

Леша подумал, что хорошо бы отвесить напарнику легкую затрещину, но воздержался. Вместо этого он спросил:

– Девчонки, бегали когда-нибудь?

Все трое снова отрицательно помотали головами.

– Тогда э-э-э начнем с легкой разминки?

Таня кивнула. Наташа картинно захныкала.

Несколько минут приседали, энергично махали руками и ногами. Никита то и дело отвешивал едкие комментарии, мол, «что ж тебя на твоем хваленом Кипре даже приседать нормально не научили». Леша не упускал случая со всей дури наступить Никите на ногу или, пока никто не видит, пнуть его под зад.

– Ну, побежали? – наконец спросил Леша.

И они побежали. По правде сказать, Леша думал, что бегать компанией будет весело. А оказалось – так себе. Они просто трусили по набережной и всё. Сосредоточенно пыхтела Таня. Буравила взглядом дорогу Наташа. И самой последней бежала Лариса. Волосы у нее рассыпались, а лицо стало малиновым.

– Ты как? – Леша замедлил бег.

– Долго еще? Бок болит!

– Ну, мы еще километра не пробежали, – выдохнул Леша. – Не дыши ртом! Дыши носом! Вдох! Выдох! Давай помедленнее.

Лариса засопела.

– Так легче?

– Побежали дальше, – махнула рукой она.

Леша кивнул. Дождь шел всё сильнее и сильнее, и дышать становилось трудно. Холодные капли сползали с носа, залетали в легкие. Анохин бежал первым, сцепив зубы. Убедившись, что у девчонок всё в порядке, Леша ускорил шаг.

– Эй, Сибирь, ты что, обиделся, что ли?

– Отвали! – процедил напарник. – Хватит болтать! Кислород береги!

– Да ладно тебе!

– Когда я был на Кипре, у меня был личный тренер! – передразнил Анохин. – О, это же я, Леша Мышкин, я же крутой! А вот у меня, представляешь, не было личного тренера! Мы по снегу зимой в Ноябрьске бегали! И знаешь что, я уж получше тебя! Безо всяких там «лесшмилзов».

– Да уж конечно!

– А ты догони!

И Никита припустил во весь опор. Проклиная напарника, Леша полетел следом. Один раз тот его уже сделал на физкультуре, больше такому не бывать.

Перед глазами пронеслась серая дождевая пелена. Ноги Никиты мелькали где-то впереди, а потом исчезли. Кроссовки намокли, и подошва заскользила по асфальту.

«Догнать его, догнать, догнать, – повторял Леша, набирая скорость. – Где же он?» Но на пустой набережной так никто и не появился.

– Эй, Сибирь! – выкрикнул Леша, смахивая дождевую пелену. – Хватит выпендриваться!

Никто не ответил.

Прячется, наверное.

– Ну ладно! – Леша остановился. – Всё ясно. Ты круче. Я сдаюсь. Давай обратно.

Вокруг будто бы потемнело.

– Анохин? – Леша сделал неуверенный шаг. Тут же затошнило. «От нагрузок», – подумал Леша и на секунду прикрыл глаза.

А когда открыл, дождь прекратился. Он стоял один на пустынной набережной. Ни Анохина, ни девчонок – никого. Вдруг раздался пронзительный крик.

– Никита!!! – Леша обернулся, пытаясь понять, откуда идет звук.

Он увидел Анохина, зависшего над дорогой, как привидение. Глаза закатились, раскинутые руки, ноги в порванных кроссовках. Живой? Мертвый?

У Леши засосало под ложечкой.

– Никита!

– Это твой друг? – послышался вкрадчивый шепот. – Как жаль, что он умрет.

– Кто ты такой! – закричал Леша. – Покажись! Что ты сделал с Никитой?

– Всех, кто тебе дорог, ждет смерть, – повторил голос. – Если ты не принесешь мне книгу. Все они – отец, Никита – погибнут из-за тебя!

– Никита!

Леша бросился к другу, но невидимая волна отбросила его назад. Асфальт оцарапал локти и правую щеку, и колючие капли вновь зарядившего дождя попали в нос.

– Никита!!!

– Ты стащил книгу. Ты заплатишь.

– Никита!!!

– Это ты во всём виноват. Папаша не говорил тебе, что твоя мать умерла из-за тебя?

Леша не выдержал и заплакал. Хлюпал носом, размазывал слезы и сопли по щекам, скулил. Проклятый комок в горле не давал нормально дыхнуть. Мама… что с ней стало? Он в этом виноват! Он… Он…

– Лех, ты чего валяешься?

Смех.

– Что, поскользнулся? Хых. Говорил же, не догонишь.

Снова смех.

– Вот идиот. Руку давай, ага. Фу, прямо мордой в лужу.

Леша поднял голову и увидел Анохина. Напарник стоял, склонив голову набок, и посмеивался.

– Ты где был? – прошептал Леша.

– За деревом спрятался, – кивнул Анохин. – Выглянул, а ты лежишь. Чего разлегся?

Леша вцепился в мокрую ладонь Никиты и поднялся. «Не говорить, что попал в портал, – промелькнуло в сознании. – Ничего не говорить».

– Ну ты и придурок, Мышкин, – Никита по-дружески хлопнул Лешу по плечу. – Обиделся, что ли? Ну ты так смешно в этой луже лежал!

– Нет, – Леша нашел в себе силы улыбнуться. – Нет, конечно.

– О, а вот и Леша с Никитой! – издали показалась фигура Тани Бондаренко. – С ума сошли? Вы куда так быстро улетели? Лар, Наташ, я их нашла! Ой, Леш, у тебя кровь.

– Ерунда.

Вскоре показались и Лариса с Наташей. Лариса выдохнула, приложила ладони к красным щекам и заново заплела волосы в косу.

– Девчонки, – Леша нашел в себе силы улыбнуться, – пойдем мороженое есть!

– Ну, мороженое – это слишком. А вот горячий кофе сгодится. Да? – Таня бросила взгляд на подружек.

Лариса согласно кивнула. Наташа безразлично пожала плечами.

– Значит, решено! – Леша хлопнул в ладоши.

Всю дорогу, что они возвращались, а потом ехали на метро до Фрунзенской, у них с Анохиным происходил молчаливый диалог.

«Кофе пить? С ума сошел? У нас бабла еле на себя хватает!»

«Отвали, Анохин, какой же ты жмот всё-таки»

«Я не жмот! Ты что, их в «Старбакс» ведешь? Там стаканчик кофе знаешь сколько стоит? Знаешь? Пошли в «Макдачную».

«Нет, Никит, в «Макдачную» – не комильфо».

В кофейне Леша купил каждой по кофе и по пирожному. Таня и Наташа охотно выбирали, а вот Лариса покраснела до кончиков ушей.

– Да ладно тебе, – Леша улыбнулся. – Бери что хочешь.

– Я возьму, – она оглянулась на подруг, – потому что мы в компании. Но вообще ты не обязан… Я не твоя девушка. Латте, пожалуйста.

У Леши засосало под ложечкой. Простая фраза «я не твоя девушка» ударила хлестко, как мокрая тряпка.

Они расположились за дальним столиком и несколько часов непринужденно болтали о книгах и фильмах. Точнее, болтал Анохин, а Леша отмалчивался, поглядывая на друга исподлобья.

Прощаться не хотелось. Поэтому все сначала проводили Таню до «Юго-Западной», а потом поехали в школу. Когда бойкая Таня Бондаренко покинула компанию, Лариса и Наташа как-то стушевались и притихли. Анохин тоже насупился, мигом растеряв былое красноречие. Так и ехали в тишине.

– Ну что, – сказала Наташа на прощание. – В следующую субботу на том же месте?

– Наверное, – удивился Леша.

– А что, неплохо время провели. Ларс, идешь?

– Сейчас.

Никита деликатно удалился вслед за Наташей, и Леша с Ларисой остались одни в пустом школьном коридоре.

– Ты выронил во время бега, – Лариса протянула Леше стило.

– Блин, – Леша торопливо засунул его в карман. – Спасибо. Спасибо. Даже не знаю, что бы я делал без него.

– Тебе так дорога перьевая ручка? – Лариса усмехнулась.

– Лар, – Леша решил сменить тему. – Ты сказала, что ты не моя девушка и я ничем тебе не обязан.

– Ну да, – она прочесала пальцами мокрые волосы. – Я сама. Понимаешь, сама?

– А я, может, хочу, чтобы ты была моей девушкой! – громко прошептал Леша. – Может, ты… мне нравишься. Может, я даже влюблен!

– Леш, прекрати.

Но Мышкин распалялся еще больше:

– Что, не нравлюсь? – спросил он. – Странно, а всем нравился! Что, тупой мажор? Считаешь, как все наши однокласснички, да? Им веришь?

– Да не считаю я так, – огрызнулась Лариса.

– А я думал, ты другая, – Леша покачал головой. – Когда мы познакомились, я думал, тебе на всех плевать! А тебе – нет!

– Леш, не в этом дело.

– А в чем?

– Леш, ты очень классный, – голос Ларисы задрожал. – Очень. Правда. Но я влюблена в другого. Это серьезно. Я ни о ком не могу думать, кроме него.

– В кого? – угрюмо спросил Леша.

– Его зовут Святослав. Он из одиннадцатого. Я поэтому не смогла тебя поцеловать. Прости.

В голове сразу же всплыл образ ночного знакомого из столовой. «Вот урод», – подумал Мышкин.

– Может, мы просто будем дружить? – проговорила Лариса. – Ну, знаешь, тусоваться вместе? Бегать, в кафе ходить?

– Бегать можем, – повторил Леша как в тумане. – Тусоваться. В кафе ходить. В компании. А дружить не будем. Как можно дружить, когда ты знаешь, что я в тебя влюблен? Разве это дружба?

И он повернулся и, стараясь не смотреть на Ларису, быстрым шагом пошел по коридору. Не оборачиваться. Не оборачиваться. Любит другого – ну и пожалуйста. Ну и не больно-то и хотелось.

Зашел в комнату, упал на кровать, лицом на колючее одеяло. Никита тактично вернулся к урокам. Вдруг Лешин телефон завибрировал:

– Кого еще нелегкая принесла, – вздохнул Леша и нажал «ответить».

– Леш, слышишь? Это Рома Быков! – забубнили в трубку.

– Чего тебе?

– Ты знаешь, кто такой Ренат Вагазов? – спросил Рома. – Он вроде из акабадоров, не?

Леша резко сел на кровати.

– Отец собирается сейчас встретиться с ним на «Новокузнецкой». Я подслушал.

– Вагазов еще в Москве? Хм… Спасибо, – Леша отключился. – Бросай английский, Анохин, – сказал он другу. – Мы едем на «Новокузнецкую».

 

Veintiuno/ Бейнтиуно

– Мы когда-нибудь отдохнем? – бурчал Анохин, пока они, прыгая между лужами, шли за Ренатом Вагазовым по Пятницкой. Они поймали его у выхода из метро – благодаря высокому росту и длинным волосам Рената найти было несложно.

– Никогда, – Леша сжал зубы.

Вскоре Вагазов скрылся в темноте ближайшего паба, и Леша с Никитой юркнули следом. Они ждали, что хостес в коротком топе, открывающем плоский живот, их не пустит. Но девушка только улыбнулась:

– Столик на двоих?

Из-за своего места в углу Леша и Никита едва видели Рената и Быкова-старшего. Зато отлично – экран, где показывали матч «бундеслиги».

– Они так орут, – Никита покосился на пьяных болельщиков по соседству, – что я ничего не слышу. Подберемся ближе?

Леша с сожалением оторвался от блестящей атаки немцев и, лавируя между девушек, предлагающих текилу, пробрался к бару.

– Слышно?

– Да ни черта не слышно! Ближе давай! – шикнул Мышкин.

Никита сполз со стула и сделал пару шагов вперед.

– А теперь слышно? – засопел он.

– Если бы!

Стараясь не обращать внимание на шум от телевизора, Леша весь обратился в слух. Ренат Вагазов сидел к нему спиной, и Мышкин мог видеть только его длинные волосы, собранные в хвост, и воротник белой рубашки.

– Дядь Вень, не нравится мне всё это, – сказал Вагазов, потерев подбородок. – Зачем подняли такую бучу из-за пропажи Сидоренко?

– Уже говорил, что не знаю, – глава инсептеров Москвы хлюпнул пивом. – Кировой кто-то ляпнул. Если узнают, что это ты… Будь осторожнее.

Леша и Никита не удержались и прыснули: дядя Веня. Тот факт, что лидер инсептеров Вениамин Быков – для кого-то просто «дядь Вень» немножко не укладывался в голове. И что значит – «если узнают, что это ты»? В этот момент у Вагазова зазвонил телефон, он обернулся в поисках сумки… Леша быстро присел и дернул за собой Анохина.

– Нас видели? – спросил Никита.

– Не знаю. Давай подползем.

Лавируя между футбольными фанатами, Леша с Никитой подползли ближе и спрятались за высоким парнем, который не отрывал взгляд от экрана. Тут слышно было гораздо лучше.

– Я осторожен, – заметил Ренат, сбросив звонок. – Столько лет никто меня не разоблачил. И сейчас не разоблачат.

– А что думаешь про мальчишку? – задумчиво спросил Быков, и Леша сразу понял, что говорят о нем.

– Глупый и неосмотрительный. Не понимает, кто он. К тому же, – Ренат понизил голос, – пока ничего не умеет.

– Зато бегает как сайгак!

Оба – и инсептер, и акабадор, – рассмеялись. Тут «Шальке» наконец забил гол «Боруссии», и здоровяк, закрывавший столик Вагазова и Быкова, подскочил на своем месте, скомкал салфетку и шлепнулся обратно на стул.

– Не люблю «бундеслигу», – заметил Вага-зов. – Деревянные они какие-то, эти немцы.

– А я вообще футбол не люблю, – подхватил Быков. – Бегают, носятся за мячом, как стадо баранов. Им еще и деньги за это платят.

Леше внезапно стало грустно за Ромку: его страсть к «Спартаку» отец явно не одобряет.

Тут Никита дернул Лешу за рукав, мол, уходим, но Вагазов и Быков всё-таки повернулись к экрану. И цепкий взгляд питерского акабадора, кажется, что-то приметил.

– Он тебя видел? Видел? – спрашивал Анохин, когда они пробирались к выходу.

– Шут его знает. Вряд ли. Там людей столько было! Как будто у нас весь город переживает, кто же станет чемпионом Германии.

– Да просто команды неплохие. Я тебе вот что скажу, – проговорил Анохин. – Это всё очень и очень странно. Инсептеры не дружат с акабадорами. А эти, глянь, чуть ли не лучшие друзья!

– Что значит этот «дядя Веня»?

– Понятия не имею, – ответил Анохин. – А как тебе: «если узнают, что это ты»? Значит, за пропажей Сидоренко стоит Ренат Вагазов?!

– Скорее всего, – сказал Леша.

– Пошли. У нас на этой неделе тяжелое занятие в подземельях.

* * *

Анохин не соврал. На следующий день Леше пришло сообщение от Николая Витселя: в эту субботу юных акабадоров ожидает важный урок, влияющий на ход выпускных испытаний. Когда Леша с Никитой прошли в портал и оказались в уже знакомом зале, все флаги с омегой были сняты, а на стенах были прикреплены бумажки со стрелочками.

– Не к добру всё это, – пробормотал Леша.

Они долго шли по стрелкам, петляя по узким и темным коридорам. Наконец впереди забрезжил тусклый свет.

Леша с Никитой оказались в подземном зале, огороженном земляными стенами. Леша решил, что здесь могла бы уместиться главная площадь итальянской Вероны, города, где они с отцом отдыхали пять лет назад.

Весь зал был заполнен людьми. Постепенно глаза привыкли к неяркому свету факелов, а уши – к гомону.

Никита предложил найти своих, но свои нашли их быстрее. Из толпы высунулась крепкая рука Дениса и схватила Лешу за шиворот.

– А вот и наши бойцы! – сказал он, отвешивая обоим по дружескому подзатыльнику. – Здорово, чуваки. Ну что, готовы?

Леша не понял, к чему именно он должен быть готов, но на всякий случай ответил, что да. Вскоре к ним присоединились и другие члены когорты. Была среди них и Лея, облаченная в военные штаны с широкими карманами, футболку и дутую жилетку. И когда все остальные – блондинка Маша, ее черненькая напарница Дина, бритый Олег и зеленоволосый Митя по прозвищу Грин – поздоровались с Лешей и Никитой, Лея сунула ладони в карманы и отвернулась. Витсель был здесь же – бегал туда-обратно, пожимал руки, кричал приветствия.

– Смотри, – сказал Денис, – вон третья когорта. У них тоже два новичка будут сегодня биться.

Леша повернул голову и увидел мальчишку в еврейской кипе и круглолицую девчонку – Ефима и Дашу. Они вместе ходили на лекции к Антону Михайловичу. Кажется, с порталами у них неплохо получалось… Постойте, Денис сказал «биться»?

Леша хотел спросить, что это значит, но не успел. Голоса резко стихли, будто выключили звук. В середине зала мелькнула напряженная фигура Октябрины Кировой.

– Добро пожаловать домой, акабадоры! – сказала она, и эти слова были встречены бурными овациями. Не хлопал только Леша. Ему слова Кировой показались весьма странными: они что, куда-то уезжали?

– Акабадоры считают, дом там, где твои близкие, – видя его замешательство, пояснил Денис. – А мы и есть друг другу самые близкие.

«У нее же сын умер, – вспомнил Леша, поглядывая на Кирову. – Понятно, почему для нее акабадоры самые близкие».

– Сегодня у вас важное задание – Кирова огладила ярко-синий пиджак. – Как вы уже поняли, ваше стило служит не только для создания порталов, но и для вашей защиты. Инсептеры не хотят возвращения эскритов, и мы будем за них сражаться. Все знают правила боя?

По напряженному молчанию было понятно, что правила боя не знал никто.

– Стил-файт – древнее искусство, – Кирова прошлась мимо испуганных акабадоров. – Главное, о чем вы должны помнить: стилом гораздо проще убить, чем вам кажется. Один укол в сонную артерию – и перед вами труп. Неосторожный укол в лицо – и у человека нет глаза.

«Вот как Витсель потерял глаз!» – дошло до Леши. Кирова продолжила:

– Во время учебных драк вы будете целится только в руки. Вот так, – она ловко выудила свое стило из нагрудного кармана рубашки и сделала легкий шаг вперед, как фехтовальщик. – Так вы уколете противника, но не покалечите его. Никаких режущих движений! Повторяйте!

Подростки смущенно достали стила и несмело стали повторять за Кировой – шаг, еще один, еще один. Когда глава московских акабадоров прошла мимо Леши, он увидел, что кисти ее рук все в мелких шрамах.

– Еще раз! – скомандовала Кирова! – Шаг! Давайте, новички!

– А если это так опасно, – вырвалось у Леши, – то почему нет никакой защиты? Ну, маски хотя бы?

Кирова услышала. Она остановилась перед Лешей и сделала знак рукой, останавливая тренировку.

– Алексей Мышкин, вторая когорта, – сказала она. Водянисто-серые глаза Кировой блуждали по Лешиному лицу, словно глава акабадоров не знала, куда смотреть. – Алексей, защита есть.

– Так почему бы ее не использовать? – спросил Леша в звенящей тишине.

– Потому что мы учимся. Никто вас не покалечит, – Кирова слегка улыбнулась. – А до настоящего стил-файта у вас в жизни, я надеюсь, не дойдет никогда.

– Так зачем учиться тогда? – буркнул Леша, чувствуя себя полным дураком. – С эскритами вроде и так можно… Они не сопротивляются особо. Ну, а если сопротивляются – то и на кулаках.

– Стил-файт – не против эскритов, – вкрадчиво ответила Кирова. – Он против инсептеров. Против тех, кто встанет у нас на пути.

– Так зачем убивать инсептеров, – Леша почувствовал, как краснеет. Позор. – С ними же тоже можно… Ну, в морду дать. Просто.

Колючий взгляд Кировой наконец зацепился за Лешину растрепанную светлую макушку. Она смотрела сверху вниз и в этот момент не казалась строгой и справедливой, как о ней говорили. Кирова была рассержена, но Леша не понимал, чем ее рассердил. Ну, вопросы, подумаешь. А как тут не задавать вопросы, когда тебе предлагают проткнуть чью-то сонную артерию ради великой, но неизвестной цели.

– Акабадор Мышкин, – Кирова выдохнула, – вы знаете, почему эскриты должны находиться в Эскритьерре, а не здесь?

– Ну, чтобы Эскритьерра жила? – ответил Леша, не поднимая глаз. – Когда эскриты не возвращаются, приходит Черная Вдова. Города исчезают, всё такое.

Чувствовал он себя ужасно, как на уроке у Чубыкина.

– Да, и не только, – сказала Кирова. – Оба мира должны быть в балансе. Когда в нашем мире слишком много чужеродных элементов, эскритов, ему грозит катастрофа. Стихийные бедствия, войны, гибель сотни людей. Вторая мировая. Как ты думаешь, откуда у Гитлера было столько союзников?

– Ну, люди… – промычал Леша.

– Не все из них были людьми, – отрезала Кирова. – Мы защитим нашу страну и Эль-Реаль, если ему будет угрожать опасность. Похлопайте себе, акабадоры, вы хорошо потрудились!

Овации, овации. Леша поймал взгляд Анохина. Он знал, о чем тот вспоминает: о той ночи в метро, когда на них напал машинист. Леша тогда разрезал стилом стекло. Интересно, что будет сегодня?

– Сейчас мы продемонстрируем вам принципы стил-файта. К концу обучения вы должны владеть этой техникой боя в совершенстве. Кто, кто? – взгляд Кировой скользнул по толпе. – Может быть, Кольцов из второй когорты.

Денис кивнул и шагнул вперед. Кирова выбрала ему противника из четвертой – высокого рыжего парня.

Оба вышли в середину зала, и толпа тут же сомкнулась, образовав круг.

– Стила! – крикнула Кирова и взмахнула рукой.

Денис зажал стило в правой руке. Острый кончик блеснул в свете факелов. Противник сначала переминался с ноги на ногу, как в боксе, но стоило Денису приблизиться, выбросил руку со стилом.

«Он ему так глаз выколет», – шепотом заметил Анохин.

Но Денис увернулся, а потом еще и еще раз. А потом, нырнув у рыжего под рукой, черканул ему по спине, порвав футболку.

– Стоп! – крикнула Кирова.

Бой закончился, и соперники, спрятав стила, пожали друг другу руки.

– А если бы он черканул чуть глубже! – вздохнул Анохин. – Это прямо скальпель, а не ручка!

Леша толкнул напарника, мол, заткнись. Но ему и самому стало нехорошо. Представил, как острый кончик стила входит между ребер. Бр-р-р! По залу прокатились шепотки, новенькие с восхищением и испугом смотрели на Дениса и вертели в ладонях собственные стила.

– Тихо, тихо, у каждого будет шанс! – успокоила всех Кирова. – Сейчас мы разобьемся по парам и начнем практиковаться.

– Выколю тебе глаз! – рассмеялся Леша.

От сердца отлегло. Драться с Анохиным – это ведь совсем не страшно.

– Новички дерутся со своими ровесниками из других когорт! – выкрикнула Кирова. – Тот, кого я называю, делает шаг вперед. Давайте по алфавиту: Никита Анохин, вторая когорта.

Никита несмело вышагнул вперед. Леша чертыхнулся: значит, соперников им назначат. Жалко.

– И… Константин Яночкин, десятая когорта. Из толпы высунулась худая рука, и Яночкина вытолкнули вперед. Леша помнил этого парнишку: на лекциях он обычно сидел на самом последнем ряду, втягивая голову в плечи. Никита его в два счета сделает, это точно.

– Займите левый угол зала. Продолжим. Дарья Бердникова, третья когорта…

Список сжимался. Новички выходили вперед и вставали друг напротив друга.

Лукашин, Мешков и, наконец, Мышкин!

Леша поспешно шагнул вперед и тут же оказался под прицелом десятков изумленных глаз.

– Так это же напарник Анохина! – послышался удивленный шепоток. – Из второй когорты!

– Симпатичный вроде! – это девчачий голос.

– Смотри, плечи какие! – это сломанный, мужской. – Откуда он взялся вообще?

Леша стоял, оглядывался, как дурак, и лицо заливала малиновая краска. Обсуждают, будто он музейный экспонат. Еще бы пальцем потрогали, дебилы.

Леша уже привык, что на лекциях на него не особенно обращают внимание и не ожидал такого бестактного внимания. Но на лекциях с ним сидели новички, почти не знавшие ничего о новом мире. А тут – опытные акабадоры. И вот им до него, Леши, почему-то есть дело.

– Он ведь ничего не знал об Эскритьерре! Попал к нам на правах напарника!

– Да, но ведь он получил стило! Он бы так и так к нам попал!

– Интересно, как он дерется, – снова шепот.

Кончики Лешиных ушей зачесались.

– Что, проверить хочешь, Лукашин? – крикнул он.

Снова хохот.

– Прекратить! – рявкнула Кирова. – Проявите уважение к товарищу.

Леша благодарно кивнул. Страх перед Кировой улетучился. Она хотя бы на его стороне.

– Итак, соперником Алексея будет… – Кирова снова заглянула в список.

– Он будет драться со мной.

Лешино сердце забилось где-то на уровне горла. Ренат Вагазов поигрывал стилом и ухмылялся.

– О, – удивилась Кирова. – Что ж, Алексею повезло. Будет учиться у лучших. Ну же, Леша, выходи вперед.

Но Леша не считал, что ему повезло. Он мялся с ноги на ногу, сопел и не решался сделать шаг.

Анохин закусил губу. «Не ходи, – прочел Леша в глазах друга. – Стой на месте!».

– Что, испугался? – поддразнил его Вагазов. – Папка-то небось в морду бить не учил?

– Еще чего! – Леша вскинул подбородок и тут же выступил вперед.

Крепкая ладонь Рената схватила его повыше локтя, и перед глазами мелькнули мушки и красные линии. Не успел Леша опомниться, как его засосало в портал и выбросило в неизвестном месте.

* * *

– Вставай! – Вагазов рывком поставил Лешу на ноги. – Вставай и дерись как мужик!

Мушки и разноцветные пятна всё еще плясали в воздухе. Леша пошатнулся, выдохнул и постарался понять, где они. Кажется, в пещере. Вдалеке брезжил неяркий свет.

– Так и будешь стоять как девочка или всё-таки ударишь меня?

Леша выхватил стило и попятился, пытаясь разглядеть в полутьме Вагазова. Вдруг щеку обожгла вспышка боли, а горло сдавило.

– От…пус…ти… – прохрипел Леша.

– Ты лох, Мышкин! – Вагазов смеялся. – Ты не акабадор, ты посмешище.

Разозлившись, Леша пырнул стилом воздух.

Бесполезно. Голос Вагазова послышался из другого угла.

– Что это за ожог, Лех? – издевался он. – Может расскажешь, что ты у нас весь такой красивый, а рука, как у контуженного?

– Пошел ты! – шикнул Леша.

– Это связано с твоим папашей?

– Что ты знаешь о моем отце?

Удар сзади. Пыль на зубах, укол в бок. Жжет. Леша приложил к больному месту подушечку пальца, и она тут же стала мокрой от крови.

– Чем пахнет инсептер, Мышкин? Ты знаешь, чем от тебя несет?

«Он знает! Он знает, черт!»

Наконец Леша смог разглядеть противника, вернее, его силуэт. Вагазов сидел на каменном выступе – на корточках, расставив длинные ноги, как лягушачьи лапы.

– Утренней прохладой, – повторил Леша слова Анохина. – Холодом.

Вагазов рассмеялся.

– Идиот! – рявкнул он. – Ничего ты не знаешь! Быть акабадором – значит быть бесстрашным. А ты трус.

– Пошел ты! – Лешин голос сорвался на крик.

– Испугался того пожара, – заметил Вагазов. – Боялся, что сдохнешь, плакал, звал папочку, ревел, как девочка. Фу.

Это был предел. Ярость, клокочущая внутри, вырвалась на свободу. Превозмогая боль в боку, Леша сплюнул пыль и рванул на Вагазова. Тот спрыгнул с выступа.

«Уколоть его, уколоть», – думал Леша, замахиваясь стилом и чувствуя себя фехтовальщиком с очень маленькой шпагой.

Но уколоть не получалось.

Со всей дури Леша молотил руками и ногами и наконец попал Вагазову в челюсть, налетел на него и выволок на свет. Снаружи было ветрено и пахло прибоем, но Мышкин даже не заметил.

– Заткни свою вонючую пасть! – заорал он, схватив противника за горло. – И никогда не говори об отце! Никогда!

Вагазов хрипел. Его руки беспомощно болтались в воздухе. В какой-то момент Леше показалось, что неровен час, и он его задушит, и тут же ослабил хватку.

Ренат улыбался. Мерзкая, изогнутая улыбочка.

– Если бы ты только знал, с кем связался, Мышкин, – протянул он. – Если бы знал… Лучше бы тебе умереть в том пожаре, мой друг.

Леша хотел ударить, но остановился. В горле запершило, а в нос ударил запах паленого – как тогда, год назад, когда их квартира была объята огнем, а он пробирался по стенке в гостиную. Как в ту ночь, когда он с палкой сервелата за пазухой оказался в кафе «Доктор Живаго».

Вагазов ударил его по лицу кулаком, потом еще и еще, схватил за шиворот и потащил, как котенка.

– Смотри вниз, Мышкин.

Тут Леша увидел обрыв. Еще секунда – и ноги потеряли сцепление с землей. Он повис над морской бездной, из последних сил хватаясь за Вагазова.

– Вот и всё, Мышкин, – Ренат улыбнулся. – Смерть в Эскритьерре – смерть наяву. Будем прощаться?

Леша еще сильнее вцепился в руку Рената, впился ногтями в его мягкую ладонь, постарался подтянуться…

– Фиговый из тебя получился акабадор.

И Вагазов тряхнул рукой. Крича, Леша полетел вниз. Пару секунд он падал, пока наконец не ударился о прибрежные скалы и не исчез в набежавшей волне.

 

Veintidos/ Бейнтидос

Бок жгло. Кряхтя, Леша перевернулся на спину и зажал рану ладонью. Запах прибоя исчез. Вода – тоже. Он лежал, весь в пыли, на твердой поверхности и дрожал от резких порывов ветра. В кармане завибрировал телефон. С третьей попытки Леша вытащил его и прижал к уху.

– Ты живой? – затараторил Анохин. – Я звоню двадцатый раз. Где ты? Почему не вернулся в подземелье?

– Я ранен, кажется, – ответил Леша. – И я в Москве. Наверное.

– Осмотрись! Что вокруг?

Леша приподнялся на локтях и увидел горящие башни Москва-сити. Он лежал на крыше жилого дома, грязной и испачканной голубиным пометом.

– Мы с Денисом приедем, – пообещал Никита, выслушав сбивчивые объяснения. – Жди.

Леша отключил телефон и лег, прижав колени к подбородку. Грязно – черт с ним. И холодно. Там, справа, пылали огнями вечно бессонные, ненавистные башни Сити. Место, где работает отец. Нет, работал отец. Москва-сити, элитный фитнес-клуб в «Городе столиц», квартира на Якиманке, Кипр – Лешин мир остался далеко-далеко, и теперь можно только смотреть на него издали, извозившись в голубином помете и пылище.

Никита с Денисом приехали быстро. Леша запомнил обрывками: как они залезли на крышу, как тащили его по узкой лестнице, как пахло в подъезде едкой краской вперемешку с мочой. Как везли по ночной Москве, и Никита всё тер Лешин бок антисептиком для рук, а Денис повторял: «Сейчас, сейчас». Как спорили, надо в портал или своим ходом. Как Никита волок его до комнаты. Как позвонили в скорую и как она приехала, и как его перебинтовал усатый фельдшер и сказал, что всё в порядке, что в больницу не нужно. Как, наконец, Леша заснул, укрывшись до подбородка колючим одеялом. Как всё закончилось.

* * *

– Выглядишь до сих пор не очень, – сказал Никита, когда они спешили на урок к Чубыкину – Бок не болит?

– Нет, – соврал Леша. – Нормально всё.

– Ты можешь еще раз повторить, как всё было?

– Сколько можно! – заорал Леша. – Я двадцать раз сказал: он меня чуть не убил! Я чуть не сдох!

– А ты точно не… – Никита осекся.

– Преувеличиваю? Это ты хотел сказать?

– Ну, Лех. Просто он же не мог тебя убить при всех!

– Вот уж не знаю! Почему никто не испугался, когда я не вернулся в подземелья?

– А ведь там никого и не было… Мы все тренировались в Эскритьерре… В безлюдных местах. Все создавали порталы. Может, если ты так уверен, стоит сказать Кировой?

– И кому она поверит? Своему коллеге или мне? Скажет – испугался слишком да и всё, – заупрямился Леша. – Тем более я и сам уже ни в чем не уверен.

– Ну как знаешь. Готов? – сменил тему Анохин.

– А ты как думаешь? – Леша потряс перед лицом друга учебником русского языка.

Всё воскресенье Леша провел в кровати. На щеке – царапина, подбородок – один сплошной синяк, наполовину заплывший левый глаз – из драки с Вагазовым он вышел проигравшим. Еще и бок. Бегать или идти гулять сил не было. Поэтому, последовав примеру Анохина, Леша взял учебник по русскому, сцепил зубы и стал учить правила. Русский шел туго, но Леша не сдавался – отчасти из-за проснувшегося азарта, отчасти из-за невозможности как-то развлечься. «Ну, этот тупой диктант на четыре я точно должен написать», – подумал он после пяти часов усердной зубрежки.

Чубыкин был не в духе. Он рассадил всех по одному, а Лешу и вовсе заставил сесть на первую парту в среднем ряду.

– Достали двойные листочки, – процедил учитель. – Сейчас посмотрим, кто из вас чего стоит. Мышкин, тебе по лицу танком прошлись, что ли? Наберут драчунов не пойми откуда, а потом жалуются, что дисциплины нет.

Леша проигнорировал выпад. Он молча выдрал из тетрадки листок и приготовил ручку.

– Всё в доме переменилось, всё стало под стать новым обитателям, – прочитал Чубыкин быстро и без выражения.

Он морщился, словно глупый, специально напичканный лишними словами текст вызывал в великом ценителе Достоевского естественный протест. Леша водил ручкой по бумаге, стараясь успеть за чтением. Краем глаза он заметил, как Сеня торопливо списывает с мокрой ладошки. «Хорош отличник!» – фыркнул Леша. В конце урока Чубыкин с силой вырвал у Леши листок, едва дав ему поставить финальную точку.

– Ну как? – поинтересовался Анохин, когда они вышли в коридор.

– Вроде ничего, – пожал плечами Леша. – Сенька списывал, видел?

– Говорят, он этот текст в интернете нашел. Ну, везет.

Леша отмахнулся: черт с ним, с диктантом и с Сеней.

Гораздо важнее, что скрывает Ренат Вагазов.

– Слушай, – Леша вспомнил сцену в «Докторе Живаго»: Быков презрительно пинает лежащего Никиту, – всё-таки. Расскажи о поворотном моменте.

– Нет, – отрезал Никита.

– Это почему?

– Просто – нет.

– Зачем ты лег под поезд, Анохин? Умереть хотел?

Никита смотрел себе под ноги и ничего не отвечал.

– Не хотел я умереть, – наконец сказал он тихо. – Меня ребята в школе задирали. Они сказали – если лягу на рельсы, значит не слабак. И я лег. Я думал, этот поезд… он меня переедет. Я думал, всё. А потом я встал, надеялся, они смотрят, а они – нет.

– И что было потом?

– Сначала всё было нормально. Ну, насколько может быть нормальным. А потом, в мае, за пару недель до моего пятнадцатилетия, всё поменялось. Словно я стал другим. Я чувствовал запах того утра. Весной. Мне казалось, я постоянно мерзну. Иногда я видел каких-то людей, и сразу вспоминал о том дне. И запах. Я чувствовал его постоянно. Уже после того, как я получил стило, я был на поэтическом конкурсе в Тюмени и там увидел Витселя. И он сразу понял, что со мной.

– У каждого акабадора был поворотный момент, – задумчиво кивнул Леша. – Момент между жизнью и смертью.

– Да, и что?

– И ты чувствуешь инсептерский запах как запах мороза? – еще раз уточнил Мышкин.

– Да, я же говорил!

Леша остановился.

– Ты чувствуешь запах того утра, когда лег под поезд, Никит. А я чувствую запах пожара.

– Неудивительно.

– Но это еще не всё, – Леша потер подбородок. – Вагазов – такой же, как я. Он инсептер.

 

Veintitres/ Бейнтитрес

– То, что ты говоришь, – полный бред, – в двадцатый раз безапелляционно заявил Никита.

Они добрались до школы без происшествий и теперь сидели, уткнувшись в серию «Дживса и Вустера» и то и дело прерываясь на разговоры.

– Почему бред, Никит? – возразил Леша. – Сам подумай. Он общается с Быковым. Он, скорее всего, виновен в пропаже Ивана Сидоренко.

– Бред, – повторил Никита, – потому что ни один инсептер не будет общаться с акабадором. То, что мы видели, – это что-то странное. Ты разве не помнишь, как на тебя накинулись в «Докторе Живаго»?

– В «Живаго» я тоже чувствовал запах паленого, – сказал Леша. – Запах моего поворотного момента. Очень явно. И я почувствовал его снова, когда дрался с Вагазовым.

– Когда я вижу Вагазова, я его не чувствую, Леш. Никто его не чувствует.

– Ты сказал, что в акабадорских архивах есть все сведения об инсептерах.

– Так и есть, – подтвердил Анохин.

– Значит, если Вагазов – инсептер, сведения о нем хранятся в питерском архиве.

– В теории это так.

– Мы поедем в Питер, – Леша сжал кулаки. – Мы найдем записи о Вагазове в питерском архиве акабадоров. Мы докажем, что он инсептер и связан с пропажей Ивана Сидоренко. И с моим отцом. Только как, пока не знаю.

Мышкин снова запустил сериал. Никита замолчал, сделав вид, что увлечен новой серией. Но по глазам друга Леша видел: не так уж Анохин и верит, что они попадут в Питер. Леша зажмурился. Он сделает всё, чтобы спасти отца.

* * *

Наутро Леша с Никитой, стараясь избегать разговоров о Вагазове, отправились на урок. Первым стоял русский, и Леша нервничал, готовясь услышать результаты диктанта. Наверняка Чубыкин уже проверил. «Да это же тупой диктант, что о нем переживать», – одергивал себя Леша, но волноваться продолжал. Беспокоиться по поводу учебы было для него в новинку. «Вот как это бывает, когда готовишься», – подумал Леша.

Чубыкин вошел, и в классе сразу стало тихо. Он шлепнул на стол стопку двойных листочков и окинул взглядом класс.

– Вы не смогли написать простейший диктант, который пишут даже имбецилы в региональных школах.

Леша разозлился: слова классрука показались хамскими и оскорбительными.

– На шестнадцать человек всего две четверки. Анохин, – он бросил листок на парту Никите. – Когда вы научитесь нормально делать грамматическое задание? Штырова, – второй листок приземлился на парту Леры. – Еще одна помарка, и было бы три.

Лешино сердце колотилось быстро-быстро. Значит, всё-таки трояк. Или – того хуже – два. Потому что если Анохин не смог сделать пресловутое грамматическое задание, то он, Леша, и подавно.

– Но кое-кто из вас, – Чубыкин усмехнулся, – пошел еще дальше и решил меня обмануть. Мышкин, Пыхарев, встаньте.

Не понимая, что происходит, Леша поднялся со своего места. Следом за ним, испуганно хлопая круглыми глазами, поднялся Сеня.

– У обоих – без ошибок.

Чубыкин бросил на парты сдвоенные листочки. Леша схватил свой: ни одного исправления. Но внизу вместо пятерки стоял жирный красный прочерк.

– Кто будет признаваться первым? – Чубыкин постучал ногтями по столу.

– В чем признаваться? – осторожно спросил Леша.

– В том, что списывали, Мышкин! – рявкнул Чубыкин. – Думаете, я вам поверю?!

«Плохие оценки – мы имбецилы, хорошие – списывали. Не поймешь его», – подумал Леша раздраженно.

– Я жду, – повторил Чубыкин. – Кто первый?

Сенино лицо покраснело, он стоял, покачиваясь с ноги на ногу, и громко, напряженно сопел. Того и гляди – разревется. «Ну давай, – усмехнулся Леша. – Кто списывал, тот и признается!». Он вспоминал все дурацкие Сенины шутки, его нелепую одежду, то, как он гаденько издевался, когда Леша после первого выброса из портала оказался в душе. Вспоминал – и испытывал ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Кто списывал, будет сегодня после уроков оттирать мужской туалет! – произнес Чубыкин. – И конечно, я позвоню родителям и расскажу, сколько талантливых детей мечтают попасть на место их кровиночки. Хотя они и так увидят всё в электронном журнале, но я сообщу персонально!

Сеня начал тихо подскуливать. Леша фыркнул: родителям будет, значит, звонить. Да пусть звонит сколько хочет. У отца телефон всё равно который месяц не отвечает, а секретарша мямлит про длительную командировку. Сеня тихонько захныкал.

– Игорь Владимирович, – еле слышно зашептал он, прижав пальцы-сосиски к красному, мокрому от слез лицу. – Не надо родителей, не надо ро-ро-родителей.

Леша смотрел на Сеню, на его трясущийся круглый живот, на шмыгающий нос. И почему-то жалел. Если бы папа был с ним, Леша бы сам боялся. Тоже, наверное, умолял бы не звонить ему. Стоял бы, мазал слезы по лицу: «Не надо звонить папе, не надо». Он хорошо помнил отцовские наказания – колючие, как ледяной душ. Никакого ремня, никакого рукоприкладства. Только покашливание: «Я разочарован». И вот этого «я разочарован» Леша боялся страшно, до зубного скрежета. Именно это сочетание простых, в общем, слов вызывало в Леше злость, обиду, панику – всё вместе. Он ненавидел разочаровывать отца. И разочаровывал постоянно.

Но теперь ему было всё равно.

– Игорь Владимирович, – неожиданно выпалил Мышкин. – Сеня не списывал. Я списывал, Игорь Владимирович.

Бесцветные глаза Чубыкина без эмоций взглянули на Лешу.

– Кто бы сомневался, – наконец произнес учитель. – Мышкин – два. После уроков возьмете тряпки у уборщицы. У меня всё. Давайте к уроку.

Леша бухнулся на свое место рядом с Анохиным.

– Ты больной? – Никита покрутил пальцем у виска. – Я же видел, что ты не списывал.

– Расслабься, – отмахнулся Леша. – Он мне бы пять ни за что не поставил. Хоть списывай, хоть не списывай.

– Не понимаю, – выдохнул Анохин.

После уроков Леша покорно зашел в подсобку, налил ведро воды, взял грязную тряпку и швабру и пошел в туалет.

– Вот черт, – вздохнул он, открыв первую кабинку.

Рядом с размазанной по стенке коричневой массой кружили две ленивые мухи.

Он стянул джинсовую рубашку и, оставшись в одной футболке, завязал рубашку на лице. От запаха это не спасло.

Такое ощущение, что школьники специально разбросали повсюду грязь и туалетную бумагу и забыли про ершик.

Окунув тряпку в ведро, Леша принялся оттирать первую кабинку.

В глазах щипало. «Идиот ты, Мышкин! Защитник нашелся! – ругал себя Леша, возя мокрой тряпкой по старому кафелю. – Ну, три теперь чужое дерьмо, три, в полугодии у тебя будет три».

– Леш?

Мышкин обернулся. Анохин. Стоит, на лице медицинская маска, в руках ершик и тряпка.

– Держи, – Никита протянул такую же маску Леше. – В аптеке купил.

– Иди, Сибирь, не хватало еще тебе сортиры чистить. Как здесь вообще на это глаза закрывают? Почему никто не жалуется?

– Не знаю, – Анохин принялся за соседнюю кабинку. – У этой школы такой высокий рейтинг, что все молчат. А ты почему не жалуешься?

– А кому? – вздохнул Леша. – Отцу не пожалуешься, а директор разве поверит? Тьфу, после этого любая армия раем покажется!

Оба хмыкнули. Леша услышал, как дверь в туалет скрипнула. Ну вот, еще зрителей не хватало. Но неожиданно перед ними возник Сеня.

– Ну и вонь, – сказал он и чихнул. – Пацаны, а где тряпки брать?

Леша удивленно хлопнул глазами.

– В подсобке возьми, – сказал он, помедлив.

– А там пять тряпок будет?

– Зачем тебе пять? – спросил Анохин.

– Сейчас наши парни придут. Девчонки тоже хотели, но мы сказали, что сами справимся. Еще будут девчонки наш сортир чистить! Давай, – Сеня грузно опустился рядом и, выхватив у Леши тряпку, принялся тереть загаженную стену. – Спасибо, Лех, – сказал он очень тихо, чтобы Анохин не слышал. – Ничего, сейчас чисто будет!

Вскоре прибежал, размахивая шваброй, рыжий Данила Пименов, за ним – маленький и ушастый Сережа Долгов и серьезный и обычно молчаливый Витя Величко. Последним влетел сосед Вити по парте Стас Бессчастных.

– О, семеро несчастных и один Бессчастных! – закричал он с порога, и Леша рассмеялся в голос – неожиданно для самого себя.

Все дружно схватили тряпки и швабры и принялись тереть грязные стены и пол. А пока терли, болтали, и Леша узнавал одноклассников с новой стороны.

Вдруг они перестали быть кучкой неинтересных ботаников, а стали Данилой, у которого, как у Рона Уизли, в семье все рыжие. Сережей, который рубится в «Варкрафт». Витей, который бросил бальные танцы. Стасом, который пишет рассказы и публикует их в интернете. И Сеней, который до одури боится матери.

Через час работа была закончена, и, побросав тряпки и ведра, ребята разошлись по комнатам. Леша стоял под душем, натирая себя мочалкой до красноты, и посмеивался. Теперь плевать на Чубыкина.

С того самого дня всю неделю Мышкин был в приподнятом настроении. Чубыкин изощрялся в остроумии, несделанные уроки лежали мертвым грузом, новостей о Ренате Вагазове не было никаких, но Леша всё равно улыбался. Впервые после исчезновения отца дышалось ему легко и даже почти свободно.

Субботним утром Мышкина ждал еще один сюрприз. Когда они с Анохиным вышли на традиционную пробежку, у школьного крыльца столпился весь класс.

– Ну что, пойдем бегать? – спросил Стас. – Наташка сказала, это весело!

Наташа фыркнула, поежилась от холодного ветра, но не возразила.

– Весело! Очень весело! – обрадовался Леша. – Ну что, все себе музыки накачали?

Правда, радость от первой общей пробежки длилась недолго. Леша с ужасом думал, что к концу декабря такими темпами они едва пробегут километр. Сережа все время падал. Сеня задыхался после тридцати секунд разминки. И все, все бежали слишком медленно и ныли, ныли, ныли. «Куда так быстро! Пошли в Макдак! Мы устали!». Леша слушал и злился: ну как эти люди могут без движения сидеть по четыре часа кряду, зубря учебник по истории, и не могут потерпеть каких-то двадцать минут бега?

– Так… нечестно, – сказал Сеня, когда они наконец пошли к метро.

– Что? – спросил Леша.

– Мы ради того, чтобы поехать в Питер, должны бегать по холоду, а ты так и будешь лысого гонять?

– В смысле?

– В смысле садись за учебу, Лех, – кашлянул Сеня. – Ты на факультативы ходишь?

– Ну… типа.

Леша числился в группе Николая Витселя, но ни разу там не появился, считая, что из-за ночных вылазок в университетские подвалы ему можно пропускать факультативы.

– Иди. У Витселя интересно. Современная литература. Тебе полезно.

Леша совсем не считал современную литературу интересной и только горестно вздохнул, а когда все разошлись, пожаловался Анохину.

– Сеня прав, – пожал плечами напарник. – Хочешь в Питер – учись.

– Ты что, не слышал? Чубыкин мне в жизни хорошую оценку не поставит!

– Так ты даже не пробовал! Попробуй – может, получится. Что, неужели из-за какого-то Чубыкина провалишь всё дело?

– Мне некогда! Ренат Вагазов! Акабадоры!

– Давай так, – дипломатично предложил Никита, – возьмем паузу до конца четверти. Ты исправишь оценки, и мы обязательно попадем в Питер и всё выясним.

Леша дернул плечами: согласен, чего уж там.

В понедельник он первым делом записался на факультатив к Витселю еще раз. Когда Леша вошел в маленький кабинет, то сильно удивился: парт не было, а стулья стояли полукругом. Он заметил Анохина, Стаса Бессчастных и еще несколько ребят из исторического. Николай Витсель увлеченно рассказывал о чем-то, и все слушали. Леша сел на крайний стул, чувствуя себя ужасно глупо.

– О, Алексей! – Витсель явно обрадовался. – Мы говорим о современных писателях. Что думаете о Пелевине?

Пелевина Леша не читал, поэтому закусил губу и невнятно произнес:

– Ну, я не читал Пелевина.

Леша живо представил, что Чубыкин бы точно сморщился и спросил: «Да что вы вообще читали, Мышкин?». Но не Витсель. Он одобрительно улыбнулся:

– О, так у вас впереди столько интересного! Останьтесь, я дам вам пару книжек. Расскажете потом, что понравилось?

Леша неуверенно кивнул. Весь урок он рассеянно слушал, как Витсель рассказывает об удивительных людях с незнакомыми фамилиями – Эко, Баррико, Бабель… А в конце затеял спор с Анохиным о романе «Нулевой номер», причем Анохину роман не понравился, а Витселю – наоборот.

– То есть ты просто говоришь: мне не понравилось, – удивился Леша, когда прозвенел звонок. Рюкзак оттягивала стопка книг.

– Я не просто говорю, что мне не понравилось, а аргументирую, – пояснил Анохин. – Ты тоже научишься.

Леша поправил лямки рюкзака. Это будет тяжелый конец года, ох, тяжелый.

* * *

Дни превратились в одну серую ленту. На смену московским ливням пришел снег и хрусткая корка на лужах. Леша с Никитой затыкали щели в оконных рамах туалетной бумагой, чтобы не замерзнуть. Целыми днями они корпели над уроками, по вечерам преподавали английский по скайпу а каждую субботу выходили на пробежку. С каждым днем бегать становилось всё холоднее и холоднее, пальцы коченели, и все едва могли дышать.

Ночью с пятницы на субботу Анохин и Мышкин прыгали в портал и погружались в акабадорскую учебу. Когда оставались силы, Леша читал книги, которые дал ему Витсель. Некоторые оказались очень даже ничего.

Чубыкин пока в старательность Леши не особенно верил, и по русскому и литературе по-прежнему ставил трояки. Правда, теперь иногда Леша получал и четверки.

– А вот если, – мечтал Леша в редкие минуты отдыха, – создать эскрита, пусть и учится за тебя!

– Использовать эскритов в своих целях запрещено, – строго отвечал Никита. Леша тут же напоминал, как напарник заставил его создать первого эскрита Джона Гуттенберга и отправить его на важное дело. Интересно, как у него там дела, в Альто-Фуэго?

– Никит, а почему ты решил стать акабадором? Почему люди вообще становятся акабадорами? – как-то спросил Леша.

– Мы переживаем поворотный момент, – уклончиво ответил Никита.

– Многие в переделки попадают, в аварии, но далеко не все становятся акабадорами.

– Записи о нас появляются в книге Эскритьерры. К нам приходит эскрит и приносит стило.

– Получается, всё предопределено?

– Получается.

– Интересно, почему инсептеры связаны с самым страшным воспоминанием акабадора? Почему они провоцируют это воспоминание? – задумался Леша.

– Это память поколений, – ответил Никита. – Мы должны узнавать друг друга. Акабадорский дар не передается по наследству, но я часто думаю, что не просто так мы становимся акабадорами. Есть в нас что-то еще, кроме поворотного момента.

– Я тоже так думаю, – согласился Леша.

Ему казалось, что Николай Витсель рассказал далеко не всю правду об акабадорах и инсептерах. И стоит только найти недостающий кусочек огромного мозаичного панно, как всё сложится – отец вернется домой, Альто-Фуэго будет спасен. Стоит только найти!

 

Veinticuatro/ Бейнтикуатро

Леша заправил треники в носки, чтобы не задувало. Замотал половину лица шарфом, моргнул.

– Варежки натяни, – физрук Бумер поправил на Лешиных руках «варежки» – тонкие шерстяные перчатки.

Рядом мялся класс, неуверенно крутя руками и ногами в качестве разминки. Анохин выдохнул паровое облачко и сморщился, когда Бумер попытался натянуть ему шапку на лоб, почти до глаз.

– Пятьдесят седьмая прислала одиннадцатиклассников, – сказал физрук, оглядываясь на рослых высоких парней. Пятнадцать-тридцать пять – десятый. Леш, Никит, – он перешел на шепот. – Вы уверены, что можно… этих? Выпускать? Меня ведь если что… уволят в лучшем случае.

– Уверен, – твердо кивнул Мышкин, хотя ни в чем не был уверен.

Уговорить физрука послать на забег именно их класс оказалось непросто. Добродушный с виду Бумер уперся рогом: нет и всё. Когда в очередной раз Леша подкараулил его у зала, то и вовсе разорался:

– Ты видел их, Мышкин?! Мне тут проблемы не нужны с мамашами и папашами! Хотите бегать с Анохиным – бегайте Христа ради! Хочешь, я вас вдвоем на забег запишу? Сделаем вид, что вы из другого класса! Пожалуйста! Беги куда хочешь! Только не проси меня ваш класс на зимний забег выпустить!

– Нет, – упрямо повторил Леша. – Нам надо всем классом. Мы тренировались. Много тренировались.

И наконец, увидев однажды, как колючим декабрьским утром девятый «А» гурьбой идет на пробежку, Бумер махнул рукой и сдался.

Осталось только выиграть.

Леша поправил на спине бумажку с цифрой «тринадцать». Ужасный всё-таки номер у их школы – ничего не сделал, а уже неудачник. Шмыгнул носом. В горле защипало – то ли от холода, то ли от начинающейся простуды.

Их соперники держались в сторонке, весело переговариваясь. Высокие парни с низкими, сломанными голосами. Болтливые девчонки в одинаковых синих и желтых куртках. Пожалуй, слишком болтливые.

Из школы за Лешин класс пришло поболеть несколько человек, но большинство отказалось вылезать из теплой постели и спозаранку тащиться в Лужники.

Наконец толпа успокоилась, и участники соревнования выстроились у линии старта, пряча коченеющие ладони в карманы. Бумер, а вместе с ним и два других физрука – маленькая женщина в черном костюме «адидас» с тремя полосками по длине рукава и накачанный парень с лошадиной челюстью – встали перед учениками.

– Спортсмены! – изрек парень, выпустив облако молочного пара. – Бежим три километра. Время считаем по последнему из класса. Все себя хорошо чувствуют?

Послышалось нестройное «да». В школе им померили давление и пульс. Лешин частил от волнения.

– На старт, – сказала маленькая женщина в «адидасе».

– Так, все помнят стратегию? Сначала медленно, бережем дыхалку. После первого километра ускоряемся, – прошептал Мышкин, и все закивали.

– Внимание.

– Следим за временем. Двенадцать минут. Двенадцать минут – это наш максимум, если хотим их сделать, – продолжал беспокоиться Леша.

– Марш.

Свисток разрезал ледяной воздух, и толпа рванула. Рванул и Мышкин. Он знал: три километра – это мало, всё закончится очень быстро, и надо поднажать, очень поднажать. Соперники спешили, шумно дышали и задирали ноги, и спустя пять минут Лешин прогноз сбылся: на морозе они начали задыхаться и отставать.

Девятый «А» бежал ровно, растянувшись нестройной линией. Леша поглядывал на одноклассников: пыхтят, дышат носом. Он махнул рукой: ускоряемся – и, попав кроссовкой в лужу с тонкой корочкой льда, устремился вперед.

Вскоре к нему присоединился Анохин. Щеки Никиты, обычно бледные, на холоде стали похожи на два ярко-розовых пятна.

– Плохо дело, – сказал он, – там Сеня. В конце. Видел?

– Ну, он бежал вроде, – неуверенно сказал Леша.

Он обернулся, и худшие опасения подтвердились. На некотором расстоянии от бегущих шел, держась за левый бок, увалень Сеня. Его круглое лицо стало пунцовым, шапка съехала набекрень, он часто-часто дышал и даже, как показалось Леше, постанывал.

Снизив скорость, Мышкин заглянул в айфон: расстояние – один километр двести метров.

– Только километр прошли, – в подтверждение прошептал Анохин. – Он не добежит.

Леша еще раз обернулся: Сеня шел, едва волоча ноги.

– Давай за мной, – шепнул он Никите.

Убедившись, что никто не видит, Леша сошел с трассы и спрятался за деревом.

– Что такое? – воровато оглядываясь, рядом оказался Анохин.

– Бумага есть?

– Какая бумага?!

– Да любая!

– Мы на соревнованиях, Лех, ты думаешь, я ношу с собой бумагу? Зачем, мысли записывать? – разозлился Анохин, но всё же похлопал по карманам штанов. – На, – наконец сказал он, протягивая Леше кусочек туалетной бумаги. – Стило с собой?

– С собой.

– Огонь где возьмешь?

– Вон мужик курит, давай, беги уже.

Анохин покачал головой – мол, не знаю, что ты задумал – и вернулся на набережную. Леша щелкнул стилом.

* * *

Сеня шел, переваливаясь с одной ноги на другую, как мишка. Толстовка взмокла, и следы пота тянулись от подмышек до живота. «Заболеет еще», – подумал Леша.

– Как ты, Сень? – он нагнал одноклассника и потрусил рядом.

Бегущих не было видно – только вдалеке маячила синяя куртка ученика пятьдесят седьмой.

Сеня шмыгал, пытаясь загнать обратно повисшую соплю, и ничего не отвечал.

– Обидно, да? – продолжил Леша. – У соперников хоть куртки нормальные, а мы кто в чем.

– Замолчи… пожалуйста, – взмолился Сеня после недолгого молчания. – Мне дышать… нечем… ты тут…

– Так ты носом дыши. Вот так – вдох-выдох, вдох-выдох.

Сеня засопел, и постепенно его вдохи и выдохи стали длиннее и спокойнее.

– Прости, Лех, – сказал он, стерев толстыми пальцами капли пота со лба. – Я последний… Я всегда последний. Надо мной в прошлой школе… Короче, не мое это – спорт.

– Как последний? – притворно удивился Леша. – Сзади нас еще чувак из пятнадцать-тридцать пять.

Сеня недоверчиво обернулся. Парень в желтой куртке бежал, разглядывая подмерзший асфальт.

– Я его не видел, – протянул он и машинально ускорился. Парень тоже ускорился.

– Так ты вперед смотрел, – ответил Леша.

– Я не последний, – оторопело прошептал Сеня, еще раз оборачиваясь. Парень в желтом всё еще перебирал ногами, уставив взгляд в землю.

– Слушай, – Леша прибавил скорость, – если обгоним кого-нибудь из пятьдесят седьмой, выиграем. Дышать можешь?

Сеня кивнул. Парень в желтой куртке уже почти наступал им на пятки.

– Догоняет, – неуверенно сказал Сеня и прибавил темп.

Соперник тоже.

Сеня прибавил еще.

Соперник не сдавался.

Раздувая помидорные щеки и выпуская маленькие клубы пара, Сеня бодро затрусил по набережной.

– Жми! – орал Леша. – Жми, Сеня! Жми, родной! Догоняет, гад!

И Сеня «жал». Они пронеслись мимо двух девчонок в желтых куртках и, когда впереди мелькнула финишная черта, Леша припустил во весь дух.

Он гнал Сеню, как пастушья собака – овцу. Только бы дожать. Только бы дожать этот чертов зимний забег.

И Леша снова орал, как ненормальный:

– Только не останавливайся! Не останавливайся! Он сзади! Он сзади! Сейчас обгонит! Обгонит!

И Сеня, испуганно оборачиваясь, увеличивал скорость, семенил ногами и бежал, бежал, бежал.

Наконец под Лешиными «найками» мелькнула финишная линия. Свисток оглушил, но вдруг стало тихо. Леша затормозил, едва не упав на подмерзший асфальт. Сеня стоял рядом, растирал ладонью красные щеки, по которым текли крупные, прозрачные слезы.

– Ты орал… Так орал… – хныкал он. – Как же ты орал!

– Заткнись, – машинально ответил Леша и поднял глаза.

Мокрые, уставшие одноклассники стояли рядом и улыбались.

– Мы вторые, Леха! Мы вторые! – заорал Анохин, – Мы выбежали из двенадцати!

Леша ошалело заморгал, не понимая, что произошло. Значит, пятьдесят седьмую они всё-таки не обогнали. Последними финишировали девчонки из пятнадцать-тридцать пять. Свисток.

Вторые.

– Молодец, Леха, – на плечо Мышкину упала рука Бумера. – Не опозорил. За второе место пять баллов классу дают, ты не переживай.

– Мне первое нужно было, – протянул Леша. – Мне в Питер нужно, а у меня оценки так себе…

– Питер – красиво, понимаю. Сам бы съездил. Ну смотри, если без трояков закончишь, – физрук покопался в своем блокноте, – будете выше историков и географов.

Леша невесело улыбнулся.

– Ну ты даешь, – зашептал ему в ухо подскочивший Анохин. – Вытащить Джона Гуттенберга из Эскритьерры! Одеть его в желтую куртку и заставить бежать кросс!

– Вернул его назад?

– Само собой.

Сзади раздалось веселое гиканье. Обернувшись, Леша увидел, что Сеню подхватили (видимо, качать побоялись) и потащили по набережной. В этой гурьбе виднелась мелькающая то тут, то там медная коса Ларисы.

* * *

Приближался Новый год, и жизнь в лицее становилась все тоскливее и тоскливее. Каждый день Леша с Никитой прибегали к стенду, где вывешивали рейтинг классов. Они шли на втором месте после историков. Там не было троечников, и единственное, что могло их спасти – Лешины хорошие оценки по литературе и русскому.

– На дискач пойдем? – спросил Анохин, когда Леша ходил кругами по школьному коридору, пытаясь наизусть вызубрить доклад по литературе. – Там вроде круто будет.

– Разве это круто, – вздохнул Леша. – Вот на Кипре!

Он прикусил язык. Лучше не вспоминать Кипр и не говорить о нем при Анохине.

Как Никита может думать о дискотеке, когда они не нашли Люка Ратона! Не выяснили, что скрывает Ренат Вагазов! И Лешин отец остается в Лимбо, порабощенный Алтасаром!

Тренькнул звонок, и девятый «А» поспешил на литературу. Леша знал, что Чубыкин вызовет его к доске. Без этого не обходилось ни одного урока. Он пытался запомнить цитаты из доклада, грыз ручку и нервно поглядывал на дверь.

Сегодня Чубыкин был приветливее, чем обычно. Точнее, он был нейтральным. Сухо огладил льняные брюки, провел указательным пальцем по пшеничным усам и недовольно изрек:

– Сегодня у нас на уроке моя коллега из лицея «Воробьевы горы». Для обмена опытом, так сказать. Марина Сергеевна, вам удобно там?

– Удобно, не волнуйтесь, Игорь Владимирович, – пропищали с задней парты.

Обернувшись, Леша увидел худенькую молодую женщину в круглых очках. Русые волосы она забрала наверх в неаккуратный хвост. Марина Сергеевна строго оглядела класс и кивнула Чубыкину мол, можете продолжать. Несмотря на юный возраст, было в Марине Сергеевне что-то назидательное, учительское, и поэтому пугающее.

– Ладно, – сказал Чубыкин. – Я просил подготовить доклады о проблеме в литературе, которая волнует вас больше всего. Тема широкая, хочу узнать, как вы мыслите. В нашей школе это очень ценно, – он с вызовом глянул на хрупкую учительницу. – Так кто же начнет? Лера, давайте вы.

Лера бодро трещала про актуальность романа «Отцы и дети», а Леша недоумевал: как так? Чубыкин никогда не называл учеников по имени, только по фамилии. И он не вызвал его. Значит, не хочет, гад такой, унижать Лешу при чужом учителе. Боится, сволочь.

Лера закончила на вдохе, победно улыбаясь. Чубыкин сморщился и наконец выдавил:

– Очень познавательно. Ладно, так, кто следующий…

И Леша, не осознавая, что делает, вскинул руку. В этой школе он ни разу не вызывался самостоятельно, тем более на литературе. Чубыкин оглядел класс, задержавшись на Лешиной руке.

– Мышкин, – вздохнул он. – Леша. О чем у вас доклад?

– Об авторстве «Тихого Дона»! – бодро отозвался Леша.

– Автор «Тихого Дона» – Шолохов, – прикусил нижнюю губу Чубыкин. – На случай, если вы не знали, Мышкин. Леша.

– Да, но я прочитал исследование, – Леша прошелестел страницами, – литературоведа Андрея Чернова. О том, что «Тихий Дон» написал Федор Крюков, и у него украли рукопись.

– И где вы нашли эту ересь? – скривился Чубыкин.

– Николай Витсель дал почитать, – смутился Леша. – Я не утверждаю, что Андрей Чернов прав, просто я нашел тут некоторые цитаты…

– Лженаука! – отрезал Чубыкин.

– Вообще-то, – пропищала с задней парты Марина Сергеевна, – я тоже читала эту статью. Очень интересная тема. Расскажете нам? – она повернулась к Мышкину.

Чубыкин кивнул, мол, иди отвечай. Леша вышел к доске и, откашлявшись, начал:

– Федор Крюков – это донской писатель, о котором незаслуженно забыли потомки.

Когда Леша закончил, Чубыкин нахмурился.

– Сомнительно, – наконец сказал он. – И ваше мнение, и исследование этого Андрея Чернова.

– А по-моему, в этом есть зерно истины! – горячо возразила Марина Сергеевна. – Ведь неспроста споры об истинном авторе «Тихого Дона» ведутся до сих пор! Молодец, Леша.

Мышкин прищурился и хитро посмотрел на Чубыкина. Пару секунд учитель и ученик играли в гляделки, и наконец первый отвел взгляд.

– Садитесь, Мышкин. Леша, – пробормотал Чубыкин, уткнувшись в журнал. – Пять.

Леша не удержался и, сжав кулак, прошептал: «ЙЕЕЕС!». Класс зааплодировал.

 

Veinticinco/ Бейнтисинко

Вторая учебная четверть была на излете. Уходили на каникулы и акабадоры. Замерзая очередной субботней ночью в аудитории МГУ, Леша с Никитой слушали лекцию Антона Михайловича о географии Эскритьерры.

– Эскриты могут попасть только в город своего инсептера, – увлеченно рассказывал учитель. – И в Эль-Реаль соответственно. Они умеют создавать порталы, но для этого им нужно много энергии.

– А что будет, – Никита поднял руку, – если эскрит зайдет на чужую территорию?

– Он не сможет туда попасть, – пояснил Антон Михайлович.

– То есть?

– Никита, вы можете ходить на голове?

– Нет, – смутился Анохин.

– Вот также и эскриты – не могут путешествовать по Эскритьерре.

– Неужели, – присоединился Леша, – нет ни одного эскрита, который бы этого не умел? А если инсептер захочет, чтобы его эскрит мог перемещаться из города в город?

– Инсептеры оберегают города – свое главное богатство – и не лезут на территорию друг друга, – терпеливо пояснил учитель. В восемнадцатом веке инсептеры заключили соглашение – их власть может распространяться только на их собственный город. Инсептеры не имеют права влиять на своих, с позволения сказать, коллег. Итак, продолжим. Какие бывают эскриты? Хотя каждый инсептер создает эскритов, опираясь только на свою фантазию, некоторые архетипы повторяются чаще других. Записывайте. Воин, он же охранник, – обычно защищает инсептера. Красотка – как правило, прототип девушки, с которой инсептер хотел бы завести отношения в реальной жизни. Среди инсептеров принято еще одно соглашение – не менять мир Эскритьерры, оставить его таким, каким он был при братьях де Лара, это эпоха позднего Средневековья. Эпоху, атмосферу городов стараются сохранять, но вот с характерами не всё так просто. Многие инсептеры делают эскритов нашими современниками.

Леша попытался расписать ручку и вникнуть в лекцию. Упражняться со стилом ему нравилось больше, чем тухнуть над записями и слушать размеренный голос Антона Михайловича. Хотя акабадорский учитель был в тысячу раз лучше школьных. Он, во всяком случае, не кричал и домашку не задавал.

Домой Леша с Никитой вернулись уже под утро.

– Есть итоговые оценки? – Мышкин заглянул в электронный журнал, который Никита просматривал с ноутбука.

– Чубыкин еще не выставил, – вздохнул Никита. – Обещает в понедельник. А на дискотеке объявят, какой класс едет в Питер на новогодние.

– Тогда точно идем на дискотеку, – вздохнул Леша. Идти туда он не хотел. Леша любил тусовки. Только вот школа и акабадорские занятия изрядно поумерили его пыл. Все время хотелось спать, иногда есть и совсем не хотелось прыгать и танцевать. Даже любимая физкультура радости не приносила. А Новый год был всё ближе. За окном валил снег, на школьных окнах висели гирлянды, а в вестибюле общежития установили большую живую елку.

Леша всегда ненавидел новогоднюю суматоху. Его бесили и шары, и поздравления, и гости, в которые нужно было ходить и есть майонезные салаты. Самым лучшим был его последний Новый год – на Кипре. На пляже запускали салют.

– Как ты тут? – спросил друг Костас, увидев, что Леша сидит на в одиночестве. Костас обнимал очень симпатичную и очень нетрезвую девушку.

– Хорошо, – улыбнулся Леша. – Иди.

Парочка удалилась, а Мышкин остался на пляже. Пьяные соотечественники лезли в ледяную воду. Леша просто смотрел – на черную бездну моря, на густые чернила ночного неба, на огни вдалеке – и перебирал пальцами холодный мокрый песок. И всё это: чужая страна, незнакомые люди, мягкий плеск волн – символизировало начало нового года, точку отсчета. Леша никогда не мог поймать точку отсчета, просто загадывая желание под бой курантов.

* * *

В понедельник был последний день четверти и, отсидев физику, Леша с Никитой отказались праздновать окончание года с остальными и вернулись в общежитие.

– Почему ты не уезжаешь на праздники? Дорого? – спросил Мышкин.

– Дорого. И неохота, – признался Никита. – Знаешь, моя семья, она не то чтобы… благополучная.

Леша попытался расспросить Анохина о родственниках, но тот упрямо молчал. Тогда замолчал и Леша. Он обдумывал, что случится на дискотеке и пригласить ли ему Ларису. После того, как она сказала, что любит другого, Леша усилием воли приказал себе забыть о ней и даже достиг в этом некоторого совершенства. Он просто делал вид, что Лариса Бойко не сидела через две парты от него, что он не видит каждый день ее растрепанную медную косу, что они не бегают вместе по субботам и что он ничего, совсем ничего о ней не знает.

И всё же Лариса была везде. Он не хотел смотреть, но всё равно смотрел, как она старается на тренировках по бегу. Как неуверенно отвечает на литературе. Недавно Чубыкин влепил ей трояк за сочинение, и Леше ужасно хотелось поговорить, утешить как-то. Но он только отвернулся. К черту, к черту это всё. Что нужно сделать, чтобы Лариса Бойко перестала смотреть на него как на папенькиного сынка и пустое место?

За две четверти в лицее Леша выучил простую истину: если не знаешь, лучше молчать. Он хмурил лоб, когда Чубыкин поднимал его посередине урока и заставлял наизусть читать Северянина. Леша не знал, кто такой Северянин, и глубокомысленно молчал. А Лариса отвечала. Один раз она встала и громко, нараспев прочитала:

– Я ненавижу тишину.

Молчащий телефон на расстоянии чуть согнутой руки.

И танец снега за окном, холодный и немой.

И тихие шаги пугающей тоски.

И ощущение, что ты не мой.

– Это не Ахматова, – раздраженно заметил Чубыкин.

– Конечно, не Ахматова, – храбро ответила Лариса. – Это мое.

– Банально, – буркнул учитель, но от жесткой критики воздержался.

Так Леша узнал, что Лариса пишет стихи. Он не хотел запоминать стихотворение, но почему-то запомнил, хотя рифма была странной. Потом Леша записал его в телефон. Мышки – ну очень хотелось узнать, кто этот «ты не мой» из стихотворения Ларисы, и даже немного ревновал. Когда Анохин спал, Леша доставал мобильник и смотрел одновременно и на снег за окном, и на Ларисины слова.

* * *

Наступил вечер дискотеки. Никита надел праздничный пиджак, тот самый, что на Хеллоуин служил вампирским костюмом, и постоянно отряхивался, смахивая несуществующие соринки. В актовом зале убрали кресла, на сцене поставили аппаратуру, а окна украсили бумажными гирляндами. Никита куда-то испарился, а Леша прислонился спиной к квадратному столбу (и зачем эти столбы, из-за которых ничего не видно?) и стал смотреть, как прибывают люди. Дверь то и дело хлопала, в зал залетали девчонки, и спертый воздух наполнялся ароматной какофонией духов. Наконец за окном стемнело, замигали гирлянды, и из хриплых колонок зазвучали первые биты. Школьники топтались на месте, не решаясь выйти в центр. Леша наблюдал, как потихоньку самые смелые одиннадцатиклассницы образовали небольшой кружок и задвигались в такт мелодии.

– Чего киснешь? – сзади Леши материализовался Анохин. – Танцевать пошли.

– Ты с каких пор у нас танцором стал, а, Сибирь? – фыркнул Леша.

Он обернулся. Щеки Анохина были розовыми, кончики ушей покраснели, а от него самого исходил легкий кисловатый запах пива.

– Когда успел? – процедил Леша. – Тебе Хеллоуина мало было?

– Да я чуть-чуть, – начал оправдываться Никита. – Там Ромка притащил. На вот, – и он протянул Леше железную банку «Балтики».

– Дрянь, – сказал Леша, сунув банку в широкий карман толстовки.

– Дрянь, – согласился Анохин. – Но, может, оно лучше, чем стоять у столба весь вечер и ждать, когда появится Лариса Бойко?

– Отвали.

Музыка зазвучала громче.

– О, Леха, Никита, – раздался рядом веселый голос Тани Бондаренко. – Чего такие грустные? Танцевать идем?

Таня была в обтягивающем красном платье, и Леша отметил, что оно очень ей идет. Из открытых босоножек виднелись пальчики с ярким маникюром. «Холодно же», – подумал Леша, глянув в окно на заснеженные ветки и зябко поёжившись.

– Вы идите, – он подтолкнул Анохина. – Я потом присоединюсь.

– Потом так потом, – пожала плечами Таня, и они удалились.

Леша смотрел, как Анохин весело отплясывает с Таней под «One Direction», и ему становилось всё тоскливее и тоскливее. Лариса так и не появилась, а без нее вся эта дурацкая дискотека была бессмысленной.

Леша приметил одно из кресел в глубине зала и направился к нему. Главное, не заснуть. Но спокойно посидеть не удалось.

Спустя две песни на сцену вышел директор Богушевский, серьезный и усатый, как морж, и школьники притихли. Замолчала и музыка.

– Поздравляю вас с Новым годом, – объявил директор, постучав указательным пальцем по микрофону. – Вы – наше будущее, и я уверен, что новый год принесет вам много академических успехов!

Леша фыркнул: Богушевский, как всегда, только об успеваемости и говорит.

– Я рад сообщить, – школьный глава оглядел присутствующих и продолжил, – что в этом году мы снова награждаем лучшие классы поездкой в Санкт-Петербург!

Послышались бурные аплодисменты. Леша напрягся и подался вперед, боясь что-то упустить. Со своего места он мог видеть только спины и макушку директора.

– Я знаю, вы старались всё полугодие! – сказал директор. – Очень старались! Но все-таки в Санкт-Петербург поедут лучшие из лучших!

«Конечно, конечно», – подумал Леша.

– Классы с самыми высокими баллами в рейтинге!

«Да-да, самые талантливые, самые умные!».

– Они посетят Петропавловскую крепость, Эрмитаж, Русский музей, Исаакиевский собор! У нас очень плотная экскурсионная программа!

«Да говори уже!»

– Мы запланировали поездку на пятое января и надеемся, что все смогут присоединиться! Конечно, кто-то уехал к родителям. Мы все понимаем, семья – святое!

«А кто-то не уехал! Давай, не тяни!»

– Итак, в Санкт-Петербург поедут…

«Девятый «А», пожалуйста, девятый «А»!» – взмолился Леша про себя.

– Одиннадцатый «Б»! – торжественно изрек директор, и в зале послышались радостные визги.

«Девятый «А», пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», – повторял Леша про себя, сжимая кулаки.

– Десятый «А»!

Снова счастливые крики.

«Девятый «А», девятый «А», девятый «А»».

– И девятый «Б», – закончил директор. – Всем спасибо!

Богушевский спустился со сцены по маленькой лесенке. Снова заныли One Direction. Но для Леши Мышкина аплодисменты превратились в шум. Музыка – в бессмысленный набор звуков. Леша хотел заорать, пнуть ногой кресло, но просто сидел, оглушенный.

Всё зря. Литература. Факультативы. Чертов зимний забег. Зря. Негнущимися пальцами Леша включил телефон, зашел в интернет, открыл электронный журнал. По русскому и литературе напротив его фамилии стояли две тройки.

Леша кинул айфон под ноги. Экран мигнул, но не погас. «Чубыкин – тварь. Тварь. Тварь», – повторял Леша, царапая ногтями ладони.

– Лех, – из плотного кольца танцующих вынырнул Анохин. Он поднял телефон и сунул его обратно Леше в руки. – Лех, не надо.

За Анохиным столпился весь девятый «А».

– Да плевать на этот Питер, – подал голос Сеня. – Да ты там раз тысячу, наверное, был.

– И тройки исправишь! – подтвердил Данила. – Подумаешь, тройки!

– Да, не расстраивайся! – пропищала Лера. – Зато Сенька благодаря твоему бегу на два килограмма похудел!

Леша смотрел на одноклассников и пытался улыбаться. Они не понимают. Не понимают. Ему нужно в Питер, чтобы узнать тайну исчезновения Люка Ратона, чтобы спасти отца, чтобы все исправить! Нужно! И он туда, несмотря на всё усилия, не попадет из-за сволочи Чубыкина! Раньше, раньше он мог всё! Он мог купить билет в Питер, нет, десять билетов разом! Но теперь денег едва хватало на еду.

– А знаешь, – залихватски прокричал Стас Бессчастных, – я бы на твоем месте сейчас бы всё Чубыкину высказал! Всё бы! Он в учительской сидит!

– Заткнись, – рявкнул на Стаса Анохин, но было поздно.

Леша вскочил и уверенными шагами направился к выходу. Да, он скажет. Он скажет этому моральному уроду всё, что он о нем думает.

* * *

Через щелку закрытой двери учительской пробивался свет. Леша помялся с ноги на ногу в темном коридоре. Стоило ему выйти из актового зала, как вся уверенность тут же улетучилась. «Стучать или нет? Стучать или нет?» – лихорадочно думал Леша. Наконец он решил, что стучать не будет, и решительно толкнул дверь. В учительской горела люстра, и резкий холодный свет заполнял всю комнату целиком.

Чубыкин сидел за дальним столом, склонившись над стопкой тетрадей. На кончике его носа висели круглые очки. Учитель морщился, хлюпал кофе из чашки с отколотой ручкой и курил электронную сигарету, выпуская клубы белого, ничем не пахнущего пара. В этот момент классрук показался Леше не страшным, а каким-то старым и немного жалким.

– Игорь Владимирович, – начал Леша уверенно. – Надо поговорить.

Не отрываясь от тетрадей и не поднимая глаз, Чубыкин потеребил край красного галстука в убогий горошек и произнес:

– Чего хотел, Мышкин?

– Почему у меня снова три по вашим предметам? – почти выкрикнул Леша.

Чубыкин вздохнул, положил на стол очки и сигарету и поднял на Лешу водянистые голубые глаза.

– Потому что ты их заслужил, – ответил он. – Как учил, то и получил.

– Неправда! – возразил Леша. – Я всю четверть пахал! Я все задания делал! У меня по русскому половина троек, а половина четверок! И вы мне всё равно три ставите!

– Понимаешь, Мышкин, – Чубыкин дернул губами. – Другие всю жизнь пахали, а ты два месяца поработал и решил, что всё? Достаточно? Уже умный?

– Но… – Леша не нашелся, что возразить.

– Пока такие, как ты, папкины деньги тратили да по заграницам гоняли, другие дети учились. Так что ты уж не обессудь.

– Не тратил я ничьи деньги! – огрызнулся Леша.

Чубыкин медленно поднялся, скрипнув стулом, огладил мятый светлый пиджак и, облокотившись о стол, посмотрел прямо Леше в глаза. Мышкин тут же отвел взгляд и стал разглядывать герань на подоконнике. «Зеленая, в горшке».

– А ты думал, ты сам сюда поступил, а, Мышкин? – усмехнулся Чубыкин. – Папочка заплатил – вот ты здесь, место чье-то занимаешь, штаны просиживаешь.

– Ничье я место не занимаю! – заорал Леша. – Я сам! Сам! Сам поступил! А про вас я Богушевскому расскажу! Как вы нас заставляете сортиры мыть! Как оценки занижаете!

Чубыкин тонко улыбнулся и вытащил из кармана пиджака старенький смартфон «Сони».

– Пожалуешься? – насмешливо спросил он. – Жалуйся, жалуйся! Только посмотри сначала, – и он протянул смартфон Леше. Тот неуверенно взял. Экран зажегся, и Леша увидел буквы.

«Чувак жжот!!!!!! Бар Стрелка огонь!!» – прочитал он. Это было видео, и на картинке Леша разобрал барную стойку «Стрелки» и собственный голый торс. Он неуверенно нажал на «старт».

Видео зашумело. В полутьме Леша кривлялся на барной стойке, потом скинул футболку и джинсы…

– Это сиртаки, наверное. Да? – издевательски протянул Чубыкин.

– Это танец хасапико, – упавшим голосом объяснил Леша. – Кто вам это показал?

– Да тут и показывать не надо – вон он, в ютубе висит.

Леша шумно выдохнул. Черт. Черт. Да уж, как он мог решить, что танец в одних трусах в модном баре не попадет в интернет? Идиот. Полный идиот.

– А, вот еще, – Чубыкин забрал свой телефон у Леши и потыкал пальцем в экран. – Что на это скажешь? «Молодые талантливые преподаватели помогут с разговорным английским по Skype, сделают вашу домашнюю работу и подтянут грамматику».

– А что такого? – Леша сложил руки на груди. – Помогать другим с английским – это плохо, что ли?

– А ты налоги со своей деятельности платишь, бизнесмен? – рявкнул Чубыкин. – А то директор Богушевский может решить, что у нас тут в школе незаконный бизнес!

Леша молчал. Он смотрел на Чубыкина исподлобья – на его вялый скошенный подбородок, на выпученные голубые глаза, на пушистые, как у младенчика, волосы – и ненавидел, ненавидел его всё сильнее. Леша никому не желал смерти, но сейчас ему хотелось, чтобы Игорь Чубыкин сдох, как собака под забором. И никто, ни один человек не пришел на его похороны.

– Так вот, Мышкин, – почти миролюбиво закончил Чубыкин. – Никуда жаловаться ты не пойдешь. Или я пойду. У меня, как ты понимаешь, – он помахал телефоном, – аргументы весомее. Вылетишь из школы в тот же день. Чего стоишь? Иди, веселись! Дискотека! Новый год!

На Лешины щеки брызнул румянец. Он вышел на ватных ногах, не прощаясь, и даже не хлопнул дверью.

Хитрый Чубыкин размазал его, как паука по стенке.

– И знаете что, – всё-таки крикнул Леша, оказавшись в коридоре, – я сам поступил! Что бы вы там ни думали! Хоть и списал! Я сам списал!

Чубыкин не ответил. Леша долбанул кулаком в стену и, пройдя несколько шагов по коридору, сел на пол и уронил голову на колени. «Не плакать, не плакать, я сказал, Мышкин», – повторял он, словно это глупое самовнушение могло что-то изменить.

Он просидел так минут двадцать, может, больше. Нюхал лак паркета, испачкал ладони в пыли. Издалека доносились звуки музыки. Леша вытащил из кармана банку пива, но открывать не стал – приложил на пару секунд ко лбу – прохладно – и сунул обратно в карман. «Успокоюсь и пойду к ребятам», – сказал себе Леша. И правда, вскоре гнев потихоньку начал отступать. Сердце больше не выпрыгивало из груди. Глаза не щипало. Всё было нормально. Почти.

– …Что ты рисуешь?

– Это секрет.

Услышав обрывки диалога, Леша даже дышать перестал. Он встал, стараясь не шуметь, и пополз вдоль стены.

– Покажи.

– Не могу, прости.

Леша заглянул за угол и увидел спину Ларисы. Девушка стояла, облокотившись на подоконник и разглядывая пушистую елку за окном. А рядом, прислонив к стеклу листок бумаги и что-то на нем черкая карандашом, сидел Святослав. Длинные волосы падали ему на глаза, мешком висела красная футболка. Он щурился, стараясь держать бумагу так, чтобы она попала под свет уличного фонаря, отбрасывал со лба длинные пряди. Леша заметил, что пальцы у него узловатые, длинные, напоминающие паучьи лапы, и короткий карандаш кажется в них спичкой.

– Слава, – сказала Лариса. – Ты мне очень нравишься.

У Леши перехватило горло. Она сама говорит ему, что он ей нравится?! Вот так просто берет и говорит?!

Святослав молчал, разглядывая свой карандашный набросок.

Он что, так ей ничего и не ответит?

– Снег пошел, – заметил он небрежно, словно Лариса секунду назад не призналась ему в любви.

Леша увидел, как мигом ссутулились ее худые плечи, как она перебросила вперед свою толстую косу и неестественно махнула рукой: мол, я пойду, ладно.

– Вернусь на дискотеку, – прошептала она так тихо, что Леша еле услышал.

Святослав кивнул и снова уткнулся в свой дурацкий рисунок. Лариса повернулась – свет фонаря полоснул ее по лицу – и, глядя в пол, нырнула на пожарную лестницу. Леша хотел броситься за ней, утешить, обнять, но остался в своем укрытии. Святослав по-прежнему сидел на подоконнике, только теперь он держал листок на коленях и задумчиво грыз карандаш.

Леша смотрел на соперника, и огненная ярость вскипала в нем с новой силой. Он, Леша Мышкин, всё бы отдал, чтобы Лариса Бойко сказала ему эти слова. Он из кожи вон лез, а без толку. А этот сидит, картинки малюет. Хоть бы извинился перед ней! И дверь столовки он тогда не закрыл, гадина.

Урод. И челочка еще эта.

– Слышь ты, художник, – Мышкин решительно вышел из своего укрытия.

Ярость, нерастраченная на встрече с Чубыкиным, плескалась в нем и рвалась наружу.

– А, Леша Мышкин, – произнес Святослав нараспев. – Как дела? Больше не крадешь еду из столовой?

– Ты почему с ней так разговаривал, хмырь? – просипел Леша. – Тебя где учили так с девушками разговаривать?

Святослав поднял на Лешу глаза – голубые, честные – и спокойно произнес:

– Как хотел – так и разговаривал. Ясно, Чмыш?

Ярость заклокотала и брызнула через край.

В два шага Леша оказался у носа Святослава, стащил противника за ботинок с подоконника и саданул со всего размаху по лицу. Карандаш выпал из рук Святослава и покатился по полу.

Святослав спрятал лицо, но не закричал. Леша с силой вырвал рисунок и, схватив соперника за грудки, ударил еще раз, на этот раз целясь точно в нос. Соперник застонал, а Мышкин только ухмыльнулся.

– Трус, – выдохнул Леша. – Чертов трус.

Святослав не бил в ответ, только уворачивался. Леша принялся колотить его с новой силой – в живот, в лицо, в грудь, пока тот не сполз по стене и не сжался в углу.

– Хватит, – пискнул он. – Пожалуйста, хватит.

Леша остановился, вытер пот со лба. Отдышался.

Топот. Голос Анохина.

– Мышкин, ты что творишь?! – друг прыгнул на Лешу сзади, скрутил ему руки. – Ты убить его решил?

– Я… всё, – вяло запротестовал Леша, и Никита отпустил.

– Посмотри на меня, – сказал он. – Что ты творишь?

Весь ужас только-только стал доходить до Леши. Он избил человека, который ничем не мог ему ответить. Он, может, вообще никогда раньше не дрался.

– Где он? – Никита обернулся.

– Сбежал по пожарной лестнице, наверное.

– Ладно, уходим.

И Анохин потащил Мышкина по школьному коридору. Только когда они покинули место драки, Леша решился раскрыть ладони. В руке был еще зажат смятый рисунок Святослава. Мышкин встал, расправил его, поглядел на свет.

На рисунке был изображен женский профиль.

 

Veintiseis/ Бейнтисейс

– Так что ты, черт возьми, делаешь? – Анохин усадил Лешу на кровать и встал перед ним, уперев руки в бока.

– Мы не едем в Питер, – расстроенно прошептал Леша. – Не едем.

Он сидел, сминал край уродливой простынки в цветочек и думал: нет, так нельзя. Он так просто не сдастся. Чубыкин. Да кто вообще такой этот Чубыкин, что из-за него они упустят Люка Ратона?

Леша вскочил, вытащил из-под кровати чемодан, где они с Анохиным прятали деньги, вывалил на пол трусы и футболки и наконец добрался до конверта.

– Пятьсот рублей? – разочарованно протянул он, вытащив одну-единственную бумажку. – На карточке тоже пусто?

– Пусто, – кивнул Анохин. – А что ты хотел? Ты купил пуховик и зимние ботинки. Остальное отдали на школьный ремонт.

– Какой ремонт?

– Ну, обычно деньги собирают с родителей, но твой отец пропал. А мои просто отказываются платить, – заметил Анохин. – Больше пока не заработали.

Леша застонал: вот так – один несчастный пуховик и денег больше нет. Почему он раньше никогда не задумывался, как трудно они достаются?

– К черту, Никит! – сказал он. – Мы всё равно едем в Питер!

– Когда? – осторожно спросил Анохин.

– Сейчас! – ответил Леша. Он вытащил из кармана телефон и залез на сайт РЖД. – Поезд через сорок минут с Ленинградского.

– И что мы будем делать? – закричал Анохин. – Приедем в Питер и что? Без денег, без нормального плана!

– Мы доберемся до архивов питерских акабадоров и докажем, что Ренат Вагазов – инсептер и найдем пропавшего Ивана Сидоренко! А он выведет нас к Люку Ратону!

– Это всё слишком самонадеянно, – пробормотал Никита. – Мы не сможем сесть на поезд, мы не сможем никуда уехать.

Никита плюхнулся на кровать, взлохматил черные волосы, ослабил галстук. Он сидел так пару секунд, и Леша не решался спросить, о чем он думает.

– Ты больной на голову, Мышкин, – сказал наконец Никита. – Это всё не для меня. Поездки без копейки денег, ночные приключения. Не для меня!

Анохин встал, подошел к шкафу, вытащил оттуда рюкзак и сунул туда чистую футболку.

– Что делаешь? – весело поинтересовался Леша.

– Собираю вещи, не видишь, что ли, – пробурчал Анохин. – Или ты хочешь все каникулы в одних трусах проходить?

* * *

На вокзале пахло поездной копотью и пережаренными беляшами. Леша с Никитой протиснулись через рамки металлоискателей и направились прямо на платформу.

Поезд Москва – Санкт-Петербург стоял, выпуская пар, на третьем пути.

– Здесь есть ключевые зоны? – спросил Леша, когда Никита вытащил из кармана телефон и нашел карту. – Было бы идеально создать двойной портал. На платформе вышел – в вагоне зашел.

– Не получится, – покачал головой Никита. – Вот все ключевые зоны. Здесь, – он ткнул пальцем в карту. – Там, где поезд, – ни одной. Придется как-нибудь без них.

Они прошли по заснеженной платформе туда-сюда, разглядывая проводниц в форменных синих пальто. Женщины переминались с ноги на ногу, ожидая начала посадки, и грели руки в карманах. Все они казались суровыми и неприветливыми: к такой подойдешь – сразу в полицию сдаст.

Наконец около пятнадцатого вагона Леша приметил худенькую девушку. Она морщила курносый нос, порозовевший от холода, растирала щеки маленькими ладошками в перчатках и без конца теребила куцую серую шапку, из-под которого выбивались белокурые прядки. «Наверное, недавно работает», – решил Леша.

– Вот она, – прошептал он Анохину. – Она подойдет.

– Уверен? – засомневался Никита и тоже бросил взгляд на молоденькую проводницу. – Да, думаю, подойдет.

– Бумагу давай, – Леша протянул руку.

* * *

– Извините, извините.

Высокий мужчина случайно задел маму с двумя мальчиками в одинаковых серых шапках и, пробурчав извинения, пошел дальше по платформе. Снежинки оседали на его кожаной куртке, слишком легкой для московского «минуса».

– Мама, – протянул один из мальчиков, – а дядя из воздуха возник.

– Скажешь тоже, – хмыкнул его старший брат и влепил маленькому затрещину.

– А ну прекратите! – мать бросила чемодан и тут же наградила старшего звонким подзатыльником. – Из-за вас сейчас на поезд опоздаем!

Подхватив детей, сумки и едва не поскальзываясь на обледеневшей платформе, женщина поспешила вперед.

Высокий мужчина тем временем подошел к пятнадцатому вагону и, достав из-за уха сигарету, закурил. Он посматривал на хорошенькую проводницу. Та, выдохнув облачко пара, спросила:

– Вы из пятнадцатого вагона, мужчина?

– Конечно, – ответил он бархатным баритоном.

– Паспорт и билет давайте, – ответила хорошенькая проводница, даже не улыбнувшись.

– А у меня их нет, – заявил мужчина. Он выбросил сигарету и подошел ближе, так чтобы проводница чувствовала запах его одеколона и перегара.

– Молодой человек, – сказала она строго, – паспорт и билет.

Мужчина похлопал себя по карманам куртки и виновато развел руками: ни паспорта, ни билета.

– У вас электронный? – сжалилась проводница. – Фамилия ваша?

– Гуттенберг, красавица, – улыбнулся мужчина. – Джон Гуттенберг.

– Нету такого, – она проверила список. – Мужчина, у вас точно пятнадцатый? Отойдите, не задерживайте.

В этот момент Джон Гуттенберг совершил отчаянный рывок, пытаясь попасть в вагон, но проводница оказалась не так проста. Она оттолкнула его обеими руками и взвизгнула фальцетом:

– Я сейчас полицию вызову, мужчина! Нельзя в поезд без билета!

Около вагона собрались зеваки. Джон Гуттенберг щурил зеленые глаза, подмигивая проводнице.

Анохин кивнул: пора. Пока всё внимание девушки было приковано к Гуттенбергу они с Лешей запрыгнули в вагон, пробежали его насквозь и заперлись в туалете.

Вагон оказался плацкартным. Из своего убежища Леша слышал десятки голосов. Кто-то нетерпеливо дернул ручку.

– А ну пусти! – рыкнул мужской бас. – Мне отлить охота!

– Долго мы так не высидим, – сказал Леша, шлепнувшись на унитаз. Никита стоял у двери, прислушиваясь к звукам к той стороны.

– Гуттенберг остался на платформе, – вздохнул он. – Мы не можем уехать в Питер, оставив эскрита в Эль-Реале.

– И как его вернуть?

– Нужно выйти, – Никита посмотрел на Лешу, как на идиота. – Вроде всё чисто.

Он приоткрыл дверь и высунул нос наружу. К счастью, мужчина, желающий отлить, уже ушел.

– Вот он! – в окно Леша увидел Джона Гуттенберга на платформе. – Давай, разрежь окно стилом!

– С ума сошел? – Никита покрутил пальцем у виска. – А увидит кто? Давай-ка его лучше откроем.

Он привстал и дернул на себя тугую задвижку. С третьего раза она поддалась.

Никита высунул руку со стилом в окно и чиркнул им по воздуху.

Красная линия зажглась и сразу же погасла.

– Не получается, – сказал он. – Ключевая зона… дальше, – он закряхтел. – Подержи меня!

Леша схватил Анохина за ноги, так что подошвы Никитиных ботинок едва не уперлись Леше в щеки. Анохин наполовину вылез наружу, умудрившись просунуть даже голову.

– Сейчас, сейчас, – шептал он, пытаясь сотворить портал.

Наконец две линии зажглись в воздухе.

– Прыгай, Джон! – хотел крикнуть Леша, но Никита его остановил:

– Куда прыгай, люди смотрят!

– А когда?

– Сейчас!

– Прыгай, Джон!! – крикнули они хором, и эскрит Джон Гуттенберг исчез в портале.

– Кажется, пронесло, – прошептал Леша. – Мы в поезде.

– Кажется, да, – кивнул Анохин. – Так, давай обратно в сортир!

– Провожающие есть? Провожающие? – раздался голос проводницы. – пять минут до отправления.

– Быстрей в сортир! – скомандовал Леша. – Давай!

Но было поздно.

– А вы что тут делаете, молодые люди?

Проводница уперла руки в бока. Ее голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц смотрели грозно.

* * *

Их выволокли на платформу, как котят. Леша даже не сопротивлялся.

– Да что же это такое! – всплеснула руками девушка. – Одни безбилетники! Идите отсюда!

Анохин сморщился: пошли, не получилось. Леша смотрел на хмурое лицо девушки, на ее грозно сдвинутую набок шапку. Питер, Питер, ты был так близко!

– Идите ребят, четыре минуты до отправления, – сказала проводница уже дружелюбнее, заходя в вагон.

Ты что, так просто сдашься, Мышкин?

– Идите, пока я полицию не вызвала.

Раньше бы ты сдался.

И сам не понимая, что делает, Леша бухнулся на колени прямо на ледяную платформу. И, ничего не спрашивая, следом за ним рухнул Анохин.

– Девушка, – сказал Леша, стараясь вложить в слова все чувства, – нам очень нужно в Питер. Очень. Иначе мой отец умрет. И целый город поглотит тьма.

– Постыдились бы, – хмыкнула проводница.

– Он говорит правду! – хрипло выкрикнул Анохин.

Молоденькая проводница бросила на них быстрый смущенный взгляд. Было видно, что она не привыкла к мужчинам, стоящим перед ней на коленях, пусть даже мужчинам пятнадцатилетним.

– Тысяча рублей, и езжайте на багажных полках, – сказала она наконец.

– Нет тысячи, – расстроился Леша. – Есть пятьсот. И… пиво. Он расстегнул куртку и вытащил из толстовки банку «Балтики». Еще холодное, – зачем-то добавил он.

Проводница косилась то на пиво, то на Лешу. Было видно, что в ее душе происходит ожесточенная борьба между природной мягкостью и стремлением во всём подчиняться правилам.

– Новый год же скоро, – надавил на больное Леша.

– Так важно совершить перед Новым годом доброе дело! – поддакнул Анохин.

Проводница сняла шапку, нервно взбила белые кудри и обреченно махнула рукой.

– Ладно, – тихо сказала она. – Быстро в вагон.

Лешу с Никитой не нужно было просить дважды. Они запрыгнули внутрь как раз, когда поезд пыхнул и медленно покатился по платформе.

– Возьмите, – он протянул проводнице банку и пятьсот рублей.

– Только пиво, – сказала она, строго одернув пальто. – И если полиция – прячьтесь как хотите. Матрацами накрывайтесь.

* * *

Поезд мерно постукивал колесами. В коридоре помаргивала тусклая лампа, гуляли сквозняки и пахло копотью вперемешку с колбасой. Мышкин лежал на грязном матраце, вцепившись в край багажной полки. Потолок был почти под носом. Страшно, черт его дери. На соседней полке пытался заснуть Анохин. Его матрац опасно сполз, и Никита нервно поправлял его ногой.

– Никит, – шепнул Леша, – спишь?

Анохин приоткрыл один глаз:

– Да тут заснешь. Чего?

– Никит, как ты думаешь, кто это? – он протянул ему смятый рисунок Святослава.

Анохин включил телефон и долго вглядывался в карандашные штрихи.

– Бойко, – пожал плечами он. – Похожа. А что?

Леша помолчал, не зная, как сказать.

– Мне кажется, это не Лариса, – ответил он.

– А кто?

– Мне кажется, это моя мать.

 

Veintisiete/ Бейнтисьете

Поезд фыркнул, скрипнул и наконец остановился. Леша с Никитой подхватили рюкзаки и вышли из вагона одними из первых. Питер встретил их колючим, как маленькие льдинки, снегом и злым невским ветром. Леша затянул капюшон (шапки у него не было) и сунул руки в карманы.

– Красиво! – восторженно заявил Анохин, когда они, умывшись в привокзальном туалете, вышли на Невский проспект. – А ты был в Питере раньше?

– Ну был, – буркнул Леша, облизнув потрескавшиеся губы. – Пошли уже.

Восторгов друга по поводу Питера Мышкин не разделял. Он был здесь два раза – один раз в школьной поездке и один раз – вместе с отцом в командировке. В первый раз пришлось под дождем таскаться по всем экскурсиям, во второй – сидеть в отеле, пока отец решит проблемы с коллегами. Питер казался Леше страшно депрессивным – все эти сквозные дворы, подъезды (они же парадные), весь этот контраст туристического фасада и облупленной неприглядной изнанки города наводили на самые тоскливые мысли. Единственное, что нравилось Леше в Питере, – это дух рок-музыки, но в «Камчатку» и другие знаковые места он так ни разу и не попал – отцу было некогда, а бывшие одноклассники не особо интересовались.

– Надо бы пожевать, – сказал Анохин, заставив Лешу отвлечься от воспоминаний.

Немного погуляв по проспекту, они сели в круглосуточную кофейню и, стараясь не смотреть на цены, заказали два крепких кофе и булочки.

– Что будем делать? – весело поинтересовался Леша. – Где тут в Питере ваши? То есть наши. Акабадоры?

– Да понятия не имею, – ответил Анохин.

– В смысле? У нас разве нет справочника, где написано, где искать акабадоров в других городах?

– Акабадорские штабы держатся в секрете, – грустно вздохнул Никита. – Конечно, я знаю примерно, где они могут быть, но без понятия, как туда попасть.

– Давай создадим портал! – предложил Леша.

– Не сможем удержать мысленный коридор и промахнемся. К тому же я не знаю, где тут ключевые зоны. Карты-то у нас нет.

– Так скачай ее!

Анохин посмотрел на Мышкина, как на сумасшедшего.

– То есть? – спросил он.

– Ну, у нас же есть карта ключевых зон Москвы. Давай скачаем карту ключевых зон Питера.

– Ее нельзя скачать, – объяснил Анохин немного раздраженно. – Мы из Москвы, у нас доступа нет. Странно, что ты этого не знал.

– Тогда плохо дело, – Леша взлохматил грязную челку. Казалось, от его одежды и тела до сих пор несло поездом.

– Говорил я тебе, – укоризненно покачал головой Анохин, – нельзя так просто срываться в Питер. Ладно, – он помолчал. – Говорят, один из входов в местные подземелья есть в Эрмитаже. Пойдем, посмотрим, что там.

– Хорошо, пойдем, – вздохнул Леша. – Эрмитаж, Эрмитаж… Там же этот, «Черный квадрат»?

– Идиот, – прошептал Анохин.

– Да расслабься ты, я шучу, – рассмеялся Леша и хлопнул друга по плечу. – На самом деле я не знаю, где «Черный квадрат». Пошли.

Мышкин надеялся, что шутки приведут его в боевое расположение духа. Они расплатились, сгребли всю до копейки сдачу, сделали по последнему глотку кофе и вышли обратно, на морозный Невский. Впереди был большой день.

* * *

Ходить по Питеру с Анохиным оказалось занятием мучительным. Язвительный Никита вдруг превратился в восторженного и веселого. Он подолгу зависал у каждого дома, фотографировал на телефон сонных людей и покрытую льдистой коркой Неву.

– Ты скоро? – вздохнул Леша, когда Никита перегнулся через перила моста через Мойку в попытках заснять пару голубей.

– Ты везде был, – ответил Анохин, – а я нигде. Кроме Москвы и Тюмени. Так что заткнись.

Леша промолчал. Неужели всё это и правда прекрасно, а он разучился удивляться? В этот момент ему ужасно захотелось разделить чувства Анохина, но не получалось.

Дворцовая площадь была залита светом – холодная, пустая, с конусообразной елкой в середине. Леша с Никитой нашли вход в Эрмитаж, но оказалось, что до открытия музея остался час, поэтому они вернулись на площадь и остановились, не зная, что делать дальше.

– Ты, наверное, хочешь погулять, – обреченно сказал Леша. – Ладно, пошли.

Но Анохин только отмахнулся. Он уставился в одну точку. Отследив его взгляд, Леша понял: друг смотрит на неприметного парнишку, стоящего рядом с елкой. Куртка зеленая, почти сливающаяся по цвету с елкой, черная шапочка с помпоном. Курносый, лицо круглое. Ничего особенного.

– И что? – спросил Леша.

– Он акабадор.

– Как понял?

– На руку посмотри.

На кисти парнишки, красной от мороза, виднелась буква омега – акабадорский знак.

– Он сейчас нас заметит! – Когда незнакомец повернулся, Леша тут же сделал вид, что фотографирует Зимний дворец.

Померзнув еще недолго, вероятный акабадор сунул руки в карманы и зашагал по направлению к набережной.

Леша с Никитой переглянулись: за ним.

Незнакомец шел быстро, иногда переходя на бег. «Только не упустить его», – стучало в голове у Леши. Перед глазами маячило зеленое пятно куртки, и Мышкин все время ускорял шаг.

Сначала улицы, по которым они шли, казались более-менее знакомыми. Но потом парень в зеленой куртке свернул во двор, потом в еще один, и вот уже перед Лешиными глазами мелькала вереница незнакомых переулков, грязно-желтых домов и витрин продуктовых магазинов. Где-то слева была вода. Или справа.

Наконец незнакомец сбавил шаг и нырнул в очередной двор, и Леша с Никитой устремились за ним. Парень поправил шапку и зашел в подъезд.

– И что будем делать? – спросил Леша.

– Дверь без кодового замка. Пошли.

Боясь упустить незнакомца, Леша и Никита проскользнули вслед за ним.

Подъездная дверь скрипнула. Пахнуло кошками.

Вверх уходила узкая лестница с отваливающимися ступеньками. Не было слышно ни единого звука – ни шагов, ни поворота ключа в замочной скважине.

Анохин поднялся на несколько ступеней, прислушался и поманил Лешу.

– Смотри, – сказал он, указывая пальцем вперед.

Леша подошел, чтобы увидеть. В воздухе искрились две скрещенные линии портала.

– Где мы окажемся, если… пойдем?

Анохин пожал плечами – кто его знает. Не сговариваясь, Леша с Никитой оттолкнулись и друг за другом нырнули в портал. Питерский подъезд исчез, впереди была только темнота.

* * *

Ветер, колющий лицо, как тысяча мелких иголок. Леша открыл глаза и едва удержался на ногах. Он стоял на обледеневшей металлической крыше, куртка зацепилась за телевизионную антенну. Было невысоко – может, этаж четвертый. Вдаль уходили такие же крыши, слева протыкал низкие облака шпиль Адмиралтейства.

– Никит? – позвал Леша.

– В порядке, – раздалось сзади.

– Где этот?

Рискуя упасть, Леша отцепил куртку.

И сразу же попал под прицел. Острие чьего-то стила неприятно царапнуло шею сзади.

– Повернись медленно, – раздался над ухом вкрадчивый голос. – Медленно! Руки подними!

– А быстро и не получится, – некстати съязвил Леша. – Скользко, блин.

За это сразу же получил легкий укол.

Он повернулся и сразу же уперся взглядом в черную, как вороново крыло, макушку. Перед ним стояла девчонка – худенькая, зеленоглазая, в легком бежевом плаще (и не холодно ведь!). Ее стило теперь было у самого Лешиного носа. Краем глаза Леша увидел, что парень в зеленой куртке, за которым они гнались, держал на мушке Анохина.

– Ты был прав, – сказала девчонка, обращаясь к парню. – Они пошли за тобой.

«Напарники», – сразу же понял Леша.

– Обманул, значит, – процедил он.

– Что вам нужно? – девчонка повернулась к Мышкину Зеленые глаза недобро сверкнули. – Какого черта ты ошивался около главного штаба акабадоров?

– Мы акабадоры, – хрипнул Мышкин. – Из Москвы. Мы же портал прошли.

– Ну прошли, – девчонка легонько царапнула пером Лешину щеку. Сразу защипало. – А дальше? Докажи, что ты акабадор!

– Я не дерусь с девушками, – Мышкин поморщился. – Убери стило, поговорим нормально.

– Я сказала, докажи! – девчонка царапнула Лешину щеку с новой силой. Леша почувствовал, как на лице выступила капелька крови.

Он выхватил стило из кармана. Направил на противницу. Два острия, соприкоснувшись, издали противный металлический скрежет. Леша попробовал атаковать первым – не тут-то было. Незнакомка отпрыгнула и, балансируя на краю крыши, поддразнивала Лешу, строя забавные рожицы.

Казалось, что ее ноги будто приклеены к скользкой крыше, в то время как Лешины разъезжались в разные стороны, будто он стоял на катке без коньков.

– А в Москве все акабадоры такие? – нараспев произнесла она. – Чему вас там учат?

Леша засопел. Питерская стерва заманила на крышу и еще издевается? Ее напарник больше не держал стило у горла Анохина.

– Ках, да плюнь! – сказал он. – А то ты не знаешь, что это те самые, из второй когорты.

– Какие «те самые»?! – хором закричали Анохин и Мышкин. «И что такое Ках», – добавил про себя Леша.

– Знаю, – задиристо ответила девчонка. – Поэтому и хочу узнать, чего он, – она указала стилом на Лешу, – стоит.

Она шла по краю крыши, едва не сваливаясь вниз, так легко, будто по бордюру. Правая нога в грубом черном ботинке соскользнула, на секунду зависнув над пропастью.

– Руку давай, – Леша несмело протянул ладонь. – Упадешь!

– Оу, а ты джентльмен, – она рассмеялась и нарочно зависла на секунду на одной ноге.

Собрав волю в кулак, Леша подошел поближе к краю. Наверняка там внизу ключевая зона. Чиркнешь в воздухе и провалишься куда нужно.

– Слезай оттуда, красавица, – усмехнулся Леша. Не то чтобы незнакомка была прямо красавицей, но Мышкин решил включить обаяние.

– Красавица? А ты мне как-то не очень! – расхохоталась девчонка и вдруг замахнулась. Стило чудом не вылетело у Леши из рук.

Схватка закипела с новой силой. Леша случайно царапнул стилом по подбородку девчонки и, кажется, не рассчитал силу. Из ранки тут же полилась алая струйка крови.

– Извини, – пробормотал он смущенно и поднял руки в знак примирения. – Всё, хватит!

– Да уж, ты акабадор, – недовольно бросила девчонка, вытирая кровь ладонью и пробираясь к центру крыши. – Тот еще акабадор.

– Мы вас знаем, – подал голос парень в зеленой куртке. – Слышали, что в Москве во второй когорте одного парня выбрали в напарники. Акабадоры ничего о нем не знали. Такое редко бывает. Это же вы?

– Мы, – кивнул Анохин.

– Тогда вам, – девчонка бросила взгляд на Анохина, – придется многое рассказать.

Леша с Никитой переглянулись. Терять было нечего.

* * *

– Ках, ну что ты к нему полезла, – с почти отеческой заботой сказал парень в зеленой куртке, протягивая напарнице замызганный носовой платок. – Пойдемте, – он указал Леше с Никитой на выход в подъезд.

Спотыкаясь, сначала спустился Анохин, Мышкин – за ним.

– Я здесь живу, – спрыгнув с лестницы, парень позвенел ключами.

Они спустились на третий этаж и подошли к двери, обитой мягкой бордовой кожей.

Хозяин галантно пропустил гостей вперед. Леша оказался в узком коридоре, где едва могли разойтись двое. Кое-где отваливались обои, на стене висел сиротливый пейзажик с тремя березками. Здесь, как и в подъезде, тоже пахло кошкой.

– Я Максим, – наконец представился незнакомец. – А это моя напарница Марина. А вы, кажется, Никита и Леша, да, Марина?

Черноволосая Марина сухо кивнула. Она всё еще зажимала пальцем ранку на подбородке.

Максим снял пуховик и шапку (волосы у него оказались пепельные, ежиком), сунул ноги в облезлые тапочки и поманил ребят за собой. Пройдя коридор, они оказались в маленькой кухне.

Голубая плитка, квадратный, накрытой клеёнкой стол, гудящий холодильник с магнитиком из Сочи – Леша не мог отделаться от стойкого ощущения, что попал в прошлое. На подоконнике, среди горшков с геранью и алоэ, лежал пушистый рыжий кот и, полузакрыв глаза, разглядывал нежданных гостей.

– А почему Ках? – полюбопытствовал Леша, бросив осторожный взгляд на Марину.

Она молчала, крутя кожаный браслет на запястье.

– Потому что Кахиани, – пришел на помощь Максим.

– Ты что, нерусская? – вырвалось у Леши, и он тут же прикусил язык: «Нашел, блин, что сказать».

Анохин заржал, неуклюже маскируя смех под кашель.

– Дед – грузин, – Марина закатила глаза. – Достаточно объяснений?

– Давайте чай пить! – Максим налил воды из-под крана в жестяной чайник и поставил его на газовую горелку. – Садитесь, садитесь, – он пододвинул табуретки.

Первые минуты все молчали. Леша запихивал в рот один бутерброд с колбасой за другим, всё никак не решаясь заговорить. Зачем они здесь? Почему приехали?

– Вы извините, что я вас на крышу заманил. Интересно стало – акабадоры или нет.

– Да ничего, – Леша потер царапину на щеке.

– О вас тут говорили, да, говорили, – сказал новый знакомый с набитым ртом. – Вроде ты, – он показал на Лешу, – ничего не знал об акабадорах до того, как тебя взяли в напарники.

– Всё так, – кивнул Леша.

– И что твои родители на это сказали? – спросил Максим заинтересованно. – Ну, это же неожиданно как-то. Ты же теперь по ночам пропадаешь черт знает где.

– Вот поэтому мы и здесь, – мягко начал Анохин. – Лешин отец в опасности.

– Может, не надо рассказывать? – прошептал Леша.

– А что делать? – Анохин сделал круглые глаза.

Леша вздохнул. Стоит ли доверять этим питерцам? Может, и не стоит. Сейчас скажет, что он инсептер, а эти двое сразу побегут к Ренату Вагазову С другой – а кто еще может им помочь в поиске информации?

– Так, – выдохнул Леша. – Есть новости. Спокойно. Я инсептер.

– Черт, – прошептала Марина Кахиани.

Через полчаса спутанного рассказа Максим замахал руками, а Марина так и сидела с непроницаемым лицом, словно ей было совсем неинтересно.

– Странно, – наконец сказала она. – Ты сын инсептера, но при этом от тебя нет инсептерского запаха. Ты ничем себя не выдаешь. Так не бывает!

– Ну, значит, бывает, – Леша пожал плечами. – У меня есть город в Эскритьерре, Альто-Фуэго. И если я не найду эскрита, который прячется в нашем мире, этот город накроет Черная Вдова.

– Но это какая-то чушь!

– Не чушь! Иван Сидоренко, тот, кто пропал, знает эскрита, которого мы ищем, – затараторил Леша. – Люка Ратона!

– Сидоренко. У нас весь город из-за этого на ушах, – кивнула Марина.

– И никто не знает, где он, – согласился Максим. – Полиция ищет. Акабадоры ищут. Ничего.

– Мне кажется, я знаю, кто виновен в его исчезновении, – Леша понизил голос, словно их могли подслушивать. – Это Ренат Вагазов!

Марина с Максимом молчали, но потом дружно хмыкнули.

– Скажешь тоже, – Максим покрутил пальцем у виска.

– Я думаю, Вагазов – инсептер! – выпалил Леша.

Тут Марина с Максимом не выдержали и дружно расхохотались.

– Вагазов – инсептер! – брызнул слюной Максим, и Анохин незаметно скривился и вытер щеку. – Он глава питерских акабадоров! Он лучший! Что за бред вы несете?

– Не бред, – упрямо повторил Леша. – Он говорил о пропавшем с Быковым! Он… я чувствовал его инсептерский запах!

– Чего ты чувствовал? – переспросил Максим. Он уже не улыбался.

– Инсептерский запах, – повторил Леша. – Запах поворотного момента. Я…

– Акабадоры не говорят о поворотном моменте, – резко оборвала его Марина. – Это неприлично.

Анохин кивнул и опустил глаза, изучая драную клеёнку в цветочек на столе.

– Нет, я всё-таки расскажу, – упрямо возразил Леша. – Я попал в пожар. – Он закатал рукав толстовки. Максим воззрился на ожог, как на редчайшую диковину. «Ожогов, что ли, не видел, – разозлился Леша. – Еще бы потрогал, блин».

Марина специально отвернулась.

– И когда мы дрались с Вагазовым, я почувствовал запах этого пожара. Как будто я снова был там, – закончил Леша. – Он пах моим поворотным моментом.

– Ты дрался с Вагазовым? – протянул Максим восхищенно. – И кто победил?

– По-моему, это очевидно, – процедила Марина, отхлебнув чай из зеленой пиалы.

Лешу ее замечание страшно задело. Что, неужели у него не было ни одного шанса победить Рената Вагазова?

– Не я, – произнес он сдержанно, хотя внутри всё клокотало.

– Мы, – вставил Анохин, – ищем Вагазова. Ищем доказательства того, что он инсептер. Доказательство, что он связан с пропажей Ивана Сидоренко. И нам нужна помощь.

Марина с Максимом молчали, и Леша видел их молчаливый диалог. «Надо бы помочь», – говорили круглые, как плошки, глаза Максима. «Не смей», – щурились Маринины. «Да вроде у ребят и правда проблема, видишь, даже в Питер приехали». «Если будем их слушать, это у нас будут проблемы».

– Ну, это, – наконец сказал Максим, почесав стриженый затылок.

– Я понял, – оборвал его Леша. – Помогать вы не будете, потому что мы несем бред. Ладно, пойдем, Никит.

Никита, поймав Лешин взгляд, отставил чашку, отвесил короткий кивок благодарности и чеканным шагом пошел в коридор. Леша гордо последовал за ним. Под взглядом Марины Кахиани горел затылок.

– Блефуем? – прошептал Анохин, когда они почти добрались до входной двери.

Леша кивнул. Он не собирался уходить. Куда им идти без денег в незнакомом городе? Где искать Вагазова без акабадоров? Мышкин ужасно надеялся, что в питерской парочке победит любопытство.

Когда Анохин был уже одной ногой в подъезде, с кухни послышалось шевеление.

– Стойте, ребят, – по коридору раздались тяжелые шаги Максима.

Выдохнув победное «йесс», Леша с невозмутимым видом обернулся.

– Чего хотел? – спросил он.

Следом за Максимом появилась Марина.

– Я должна убедиться, что вы говорите правду, – сказала она. – Я должна сама почувствовать инсептерский запах Вагазова. Хотя я считаю, что это невозможно… Потому что только у инсептеров есть запах. Если бы он был инсептером, об этом узнали бы сразу…

– Но я тоже инсептер! И я тоже ничем не пахну! – фыркнул Леша.

– Вагазов уже здесь, в Питере? – спросил Анохин. – Знаешь, как его найти?

– Положим, да, – Марина смерила Лешу с Никитой подозрительным взглядом.

 

Veintiocho/ Бейнтиочо

– Без проблем, можете спать здесь, – Максим шлепал тапочками по скрипучему полу. Леша с Никитой шли следом, рассматривая пыльный рисунок линолеума под ногами.

Комнате, в которой они оказались, не хватало только ковра. Прямоугольник желтоватых обоев над кроватью был заметно ярче, значит, ковер здесь еще недавно висел. На советском трюмо выстроилась батарея помад и духов. Весь угол занимал телевизор – большой, японский, пожалуй, самая дорогая вещь в квартире Максима. Рядом с ним в вазочке стояли еловые ветки, прикрытые дождиком – вот и всё новогоднее украшение.

– Родаки на дачу поехали отмечать, – пояснил хозяин. – Так, располагайтесь, – он откинул с кровати леопардовое покрывало. Ничего, что белье не новое?

Чистюля Анохин наверняка сказал бы, что очень даже «чего». Но Леше было всё равно. Он завалился на кровать родителей Максима, завернулся в одеяло и щелкнул пультом от телека. Никита осторожно присел на противоположный край кровати, и рыжий кот тут же устроился с ним рядом.

– Царь не помешает? – Максим почесал коту лоб. – Он у родителей всегда спит. Так, значит, вы тут, а мы с Маринкой в моей комнате.

– А вы?.. – вырвалось у Леши.

– Да нет же, – кончики ушей Максима порозовели. – Просто напарники. У меня же брат старший. Он к своим друзьям свалил. Там двухэтажная кровать, да.

– Понятно, – протянул Леша и почему-то обрадовался.

Максим аккуратно прикрыл дверь, и Мышкин с Анохиным тут же заснули под бормотание «Модного приговора». Царь мурлыкал, вытянувшись поперек кровати. За окном, сгибая ветки, валил пушистый снег. В Питер заступала метель.

* * *

Леша проснулся под вечер: разлепил глаза, толкнул пяткой Анохина. Никита спал в позе мыслителя – закинув руки за голову.

Почувствовав шевеление, Царь недовольно мяукнул и сполз с кровати.

– Сколько времени? – простонал Анохин.

– Четыре.

На улице темнело: за полупрозрачным кружевным тюлем вырисовывались черные силуэты деревьев. Тянуло сквозняком. Леша поднялся и, потирая разбитую голову, пошел на кухню, Плеснул в кружку с Карлсоном воды из-под крана.

Он не сразу заметил, что Марина Кахиани сидела на табурете в углу и от нечего делать вертела в руках стило.

Ногти у нее были обкусаны, а волосы убраны в небрежный пучок. Увидев Лешин взгляд, Марина положила стило на стол, спрятала ладони в растянутые рукава зеленого вязаного свитера и спросила:

– Чего хотел?

– Просто интересно, что мы будем делать, – Леша пододвинул табурет и сел рядом. – Надо бы попасть в акабадорские архивы.

– Мы – ничего.

Леша хмыкнул. «И ничего в ней нет, в этой акабадорше. Акабадорке? Как сказать-то?» Он замотал головой, пытаясь изгнать из сознания навязчивый образ Чубыкина, ругающего Лешу за неправильное употребление слов. Марина улыбалась кончиком обветренных губ.

– Хорошо, – Леша сложил руки на груди. – И что ты будешь делать?

– Ночью Вагазов пойдет в «Хроники».

– Куда?

– В бар «Хроники». Это наше, акабадорское местечко. Будет один. Моя задача – войти незаметно и почувствовать его инсептерский запах. Если, конечно, он существует, – добавила она насмешливо.

– Существует! – засопел Леша.

– Тогда почему его никто не чувствовал? Никто из акабадоров?

– Я не знаю. Но я его почувствовал, когда вспомнил об отце, о том пожаре, обо всём. Так и ты. Сосредоточься. Вспомни о поворотном моменте.

Марина молчала, вытаскивая нитки из рукава – одну за другой, одну за другой.

– Это не так легко, – сказала она наконец.

Леша хотел о многом ее расспросить, но тут вошел Максим, и пришлось замолчать.

– Так, – сказал хозяин квартиры, присев на краешек стола. – Сегодня в «Хрониках» собирается вся наша верхушка. Новогодний корпоратив у них. Часам к двум ночи только разойдутся.

– Вагазов останется последним, – подхватила Марина. – Он всегда остается. Один.

– А бармены? Официанты? Кто-нибудь? – спросил Леша.

– Бармен, Кирилл, он наш, акабадорский, – ответил Максим. – Но он Вагазову всегда ключи оставляет на ночь. И уходит.

– А что делать до двух ночи? – буркнул Леша.

– Ну не знаю. Погуляйте, – ехидно отозвалась Марина. – Или тебе наш город не нравится?

– Ну почему же, прекрасный город, – ответил Леша, вложив в голос столько яда, сколько было возможно.

Пришлось тащиться с Анохиным на вечерний променад. Никита фотографировал каждого льва, Леша плелся следом, проклиная ветер с Невы и то, что он забыл перчатки.

– Потрясающе, – кричал Анохин, глядя на Храм Спаса-на-Крови. – Потрясающе!

– Давай уже сфоткаю тебя для «Контакта», – Леша протягивал окоченевшие пальцы и кое-как нажимал на кнопку телефона.

– Для какого «Контакта»! Я вообще в интернет не захожу! Да если кто из наших узнает, что мы в Питер поперлись, представляешь, что начнется! Давай так, для личной коллекции фоткай.

На всех фотографиях Анохин был краснощеким, встрепанным и страшно довольным.

– А теперь вдвоем! – радостно кричал он, и сморщенный Леша делал селфи.

Когда наконец они вернулись в квартиру Максима перед ночной вылазкой, Анохин так умотал его со своими питерскими прогулками и фотографиями, что Мышкин мечтал только о горячем душе и теплом одеяле.

Но Максим с Мариной не дали отдохнуть, сделав знак: пора выходить. Леша протер глаза, спустился в подъезд («Нет, в парадную», – сказал он про себя насмешливо) и, подождав Анохина, вышел в пустынный двор.

Мусорку и кривые лавочки покрывала жесткая снежная корка. В бледно-фиолетовом небе зависла головка луны. Под ногами хрустнул лед.

Сыпать прекратило, теперь с неба падали редкие капли.

– Все в сборе? – спросил Максим.

Леша фыркнул. Тупой вопрос – ну конечно же все, их же четверо.

– Я вызову такси, – Марина покрепче завязала клетчатый шарф.

Ехали недолго. Правда, Максим попросил остановить за квартал до нужного места, и пришлось идти пешком.

– Так я и не понял, что будем делать, – прошептал Леша Никите. – Мутят что-то эти питерские, нам не говорят.

Никита пожал плечами: посмотрим. Наконец пришли. Окна бара «Хроники» были темными, а дверь оказалось плотно закрытой.

– Вы уверены, что он там? – Леша приподнялся на цыпочки, чтобы получше оценить обстановку.

– Должен быть, – сказала Марина, на этот раз не так уверенно. – Наши сказали, он не выходил.

– И какой у тебя план? – полюбопытствовал Леша.

– Очень простой, – Марина посмотрела на него, как на идиота. – Если ты говоришь правду, я легко почувствую инсептерский запах Рената, оставшись с ним один на один.

– И как ты объяснишь свое появление? – хмыкнул Анохин.

– Может, в любви ему признаешься? – поддакнул Леша напарнику.

– А что, хорошая идея, – рассмеялась Марина. – Ну что, я пошла!

Она вытащила из маленького кожаного рюкзачка стило и легко провела кончиком по щели между дверью и стеной дома. Линия заискрилась красным.

– Она что, вскрывает дверь? – шепотом спросил Леша у Максима.

– Так нет же, там акабадорский замок, – ответил тот, глядя только на Марину.

Наконец дверь скрипнула и приоткрылась.

– Если меня не будет дольше двадцати минут, – Марина обернулась и кивнула Максиму, – ты знаешь, что делать.

Тот промолчал. Она исчезла в темноте. Леша в очередной раз разозлился. «Ты знаешь, что делать». Их тут трое, вообще-то, и они с Анохиным, может, гораздо лучше знают, что делать.

Дверь захлопнулась. Мальчишки остались одни на темной улице. Снова пошел снег. Он падал пушистыми хлопьями на носы и волосы, и тут же таял. Леша поглядывал на часы на телефоне. Прошло пять минут. В баре было тихо.

– Долго еще? – он покосился на Максима.

– Всё в порядке, – отозвался он. – Не нервничай.

Но Леша нервничал. Он переглядывался с Анохиным, отсчитывал минуты на часах и не сводил взгляда с запертой двери.

– Всё, я пошел! – не выдержал он.

– Слушай, ее десять минут нет! – Максим схватил Лешу за грудки. – Ты можешь спокойно постоять?

– А что они там делают? – язвительно заметил Анохин. – Тишина – как в морге!

– Разговаривают! – осадил его Максим. – Вы оба, – он переводил взгляд с Никиты на Лешу, – может, у вас там так можно, но не у нас. Успокойтесь и ждите. Поняли?

– Поняли, – кивнул Леша, а сам бросил на Анохина красноречивый взгляд: мол, может, ушатать этого Максима и прорваться внутрь? Напарник отрицательно покачал головой: не лезь на рожон.

– Пятнадцать минут, – пробормотал Леша недовольно. – Пятнадцать!

– Да что же это такое! – Максим отвернулся и задрал глаза к ночному небу. – Если через пять минут Ках не выйдет, зайдем! Пять! Дурацких! Минут!

…Послышался глухой стук. Посмотрев вверх, на темное окно бара «Хроники», Леша увидел распластанную по стеклу фигурку Марины. Спина, обтянутая тканью бежевого плаща, из-под которого торчит зеленый свитер, разметанные черные волосы, левая рука с зажатым в ней стилом. Появилась – и исчезла. И тишина.

– Пошли! – закричал Мышкин. – Быстро пошли!

Он первым нырнул внутрь, на ходу вытаскивая стило из кармана.

Дверь хлопнула, и Леша остался в полной темноте.

– Никит? – позвал он.

– Не открывается, – отозвался Анохин, с ожесточением дергая дверную ручку.

– Максим?

– Здесь я, – раздалось у Леши над левым ухом.

Мышкин вытащил телефон. Беспокойный фонарик осветил длинную барную стойку, ряды бутылок, пустые стулья и столы.

– Где Марина? – спросил Анохин. – Никого не вижу!

– Пошли, – скомандовал Леша, и они стали медленно продвигаться вперед. Под ногой тонко хрустнуло разбитое стекло.

Телефонный фонарик бесцельно блуждал по пустому бару.

Столы, стулья. Стены. Тихо. Темно.

– Ках! Ках, ты здесь? – позвал Максим.

Тишина.

Леша сделал еще один шаг, едва не споткнувшись о стул.

«Да что так темно! – разозлился Леша. – Окна же есть!». Он направил свет на одно из окон – то, в котором показалась Марина – и невольно сглотнул. Окно не пропускало свет, словно было заклеено черной пленкой. Словно вместо него – просто непроницаемый прямоугольник.

– Странно, – протянул Анохин, уловив Лешину мысль.

– Наве… – начал говорить Леша и не успел.

Свет фонарика выхватил белую руку Марины Кахиани на полу. Леша подбежал, приподнял ее голову. Коснулся спутанных волос на затылке, и пальцы тут же стали теплыми и влажными. Посветил в лицо.

Легонько похлопал по щекам.

– Марина, – позвал шепотом, – Марина!

Ресницы задрожали – Кахиани приоткрыла глаза.

– Инсептер! – выдохнула она. – Он инсептер, Леша…

– Держись, – Леша стащил шарф и аккуратно уложил на него Марину. – Сейчас!

Он поднялся. Фонарик бегал по стенам, барной стойке, столам и задвинутым стульям.

– Никита! Максим! – позвал Леша неуверенно.

Никто не ответил – секунду, две, и вдруг…

– Леха, берегись! – завопил Анохин.

Поздно. Тычок в спину, и Леша упал на живот. Губу обожгла вспышка боли – короткая, острая, во рту стало солоно.

Мобильник отлетел в сторону, и еще включенный фонарик осветил квадратный подбородок, волосы, стянутые в хвост и мощную руку со стилом.

– Ну, добро пожаловать! – Ренат Вагазов рассмеялся грудным, глубоким баском.

Леша лежал, не шевелясь. Всё, что он мог чувствовать, – едкую гарь в носу. Гарь, которая ощущалась так явно, что перебивала даже боль пораненной губы.

Еще удар – на этот раз в бок. Леша приподнялся на локтях и, собрав силы, пополз в угол, где валялся телефон.

– Далеко не убежишь! – гаркнул Вагазов и прыгнул на Лешу, как хищник.

Мощная рука схватила Лешу за загривок и несколько раз ударила головой об пол. Мышкин отчаянно заморгал – то ли вокруг темно, то ли это в глазах потемнело.

Звон и хруст битого стекла. Хватка ослабла. Воздух наполнился запахом вина.

– Леха! Леха, вставай!! – заорал Анохин.

Леша кое-как поднялся, схватил телефон, направил свет. Никита стоял, держа за горлышко бутылку – вернее, то, что от нее осталось. Ренат Вагазов метнулся в его сторону, но тут его по голове хрястнула вторая бутылка. Виски, судя по запаху.

– Прыгай! – скомандовал Анохин, и все трое накинулись на Вагазова и повалили его на пол.

Леша бил наотмашь, пока хватало сил – по груди, по животу, по подбородку. Вагазов рычал, пытался скинуть их, как могучий зверь – мелкую мошкару, но силы оставляли его. Он дернулся в последний раз и наконец затих.

Леша отпустил.

– Он что, умер? – испуганно прошептал Максим.

– Дурак, что ли? – процедил Анохин. – Просто вырубился. Фонарь включи.

Максим шлепнул по карманам в поисках телефона, и наконец свет полоснул Вагазова по лицу.

– Дышит, – Анохин потрогал его шею.

– И что делать будем? Куда его теперь? – голос Максима дрожал.

– Куда-куда, – Анохин вытер пот со лба. – Понесли.

* * *

– Надо скорую, – сказал Леша.

Они с Никитой едва не сгибались под весом Рената Вагазова, Максим держал на руках Марину.

– Ках в порядке, – ответил он, – царапина просто глубокая.

– А Вагазов? – рявкнул Леша. – У нас тут человек без сознания, эй! Кто бы он ни был!

– Положи его, – сухо ответил Анохин.

Леша отпустил ноги Рената, и Вагазов безвольным мешком рухнул на землю – голова в грязи и снегу, глаза закрыты. И пахнет, как ликеро-водочный завод.

– Отойдем, – сказал Никита, покосившись на Максима.

Они сделали два шага по пустой улице.

– Ты с ума сошел? – Анохин вцепился в Лешину куртку. – Какая скорая? Вообще нельзя, чтобы нас видели!

– К черту, – упрямо повторил Леша. – Ему помощь нужна. А если он у нас на руках откинется?

– Не откинется, – фыркнул Анохин, – глянь, какой он боров. Лех, – он заглянул Мышкину в глаза, – Лех, посмотри на меня.

Нехотя Леша взглянул на напарника. Анохин выглядел встревоженно. Покусывал губу, лохматил волосы, торчащие из-под кепки-таблетки.

– Лех, – сказал Анохин, – мы не можем его сейчас потерять. Он опасен. Он ударил Марину. Он виноват в пропаже инсептера.

– Да, но…

Леша обернулся. Недвижимый Вагазов всё еще лежал на асфальте, словно труп. Труп. Леша тут же попытался отогнать эту мысль, но не вышло.

– Лех, всё будет нормально, – Никита уверенно кивнул. – Обещаю.

Мышкин еще раз посмотрел на Анохина. Ладно, если напарник верит, то и он тоже.

– Пошли, – сказал он. – Нельзя тут оставаться.

* * *

– Так, парни, ключевая зона через квартал, – сказал Максим.

И, вздохнув, на «раз-два-взяли» Анохин с Мышкиным подняли недвижимого Вагазова.

– Сколько еще его переть? – кряхтел Леша, когда они кое-как поползли по улице.

Странное, должно быть, зрелище со стороны: два подростка тащат огромного мужика, еще у одного на руках – девушка. Хорошо, что прохожие не попадались.

– Заткнись, я вообще спиной иду, – заскрежетал Анохин, пятясь по ледяной корке.

– Еще чуть-чуть, парни, еще чуть-чуть, – сказал Максим, выдохнув облачко пара.

Наконец пришли, и Максим, вытащив из кармана стило, одной рукой начертил портал.

– Вы первые, – кивнул он.

– И как прикажешь его в портал запихнуть?! – ответил Анохин.

– Ну, – Максим задумался, – давай его на спину, а Леша подтолкнет.

Никите перспектива не понравилась. Бросив на Максима уничижительный взгляд, он покрепче схватил Вагазова на локти и попытался водрузить его на спину. Леша бросился помогать. С третьего раза получилось. Анохин пошатывался, из последних сил удерживая Вагазова на спине. Теперь глава питерских акабадоров и правда напоминал мешок с картошкой – слишком тяжелый мешок.

– Толкай, – процедил Анохин, раздувая покрасневшие щеки, и Леша повиновался.

Пирамида из Анохина и Вагазова зашаталась, и наконец оба исчезли в портале. Леша прыгнул следом.

…Приземление вышло не очень удачным. Мышкин упал на Вагазова, который, в свою очередь, своим весом придавил Анохина.

– Рука, – простонал Никита снизу.

Леша поспешно вскочил и увидел, что они снова в подъезде Максима. Анохин наконец выбрался и, отдуваясь, сел на ступеньку. Куртка у него была вся в грязи, а на подбородке красовался свежий кровоподтек – разбил, значит, когда выбросило из портала. Вагазов лежал на ступеньках лицом вниз, руки по швам, избитый, вонючий.

– Он не умер? – засомневался Леша. – Что-то долго он в себя не приходит.

– Да он живее всех живых, – Никита сморщился. – Пошли, еще до квартиры его переть. По лестнице, черт бы ее.

Наконец появился Максим. Он держал Марину на руках, убаюкивая, как ребенка. Леша невольно засмотрелся. Какая она худенькая, маленькая. Зачем она туда поперлась, в бар этот? Как они вообще допустили, чтобы она туда пошла?

Лестница была преодолена с огромным трудом. Вагазова тащили почти волоком. Когда Максим зазвенел ключами, у Леши отлегло от сердца.

Царь встретил гостей жалобным мяуканьем. Он удивленно обнюхал недвижимого Рената и, кажется, не проявил к нему должного интереса.

– В спальню его, – прокричал Максим. – К родителям!

Леша с Никитой затащили Рената и, кое-как приподняв его, бросили на кровать.

– Я умираю, – простонал Анохин, бухнувшись рядом. Леша последовал его примеру.

– Вы чего разлеглись? – громко зашептал Максим. – Привязывайте его! На вот простыню!

Руки Рената примотали к металлической спинке кровати.

– И ноги, ноги, – покачал головой Максим. – Ноги-то у него что надо, да.

Чтобы примотать ноги Рената к кровати, пришлось взять все простыни, что нашлись у Максима в доме, и вскоре Вагазов стал напоминать замотанную наполовину мумию.

– Ну и Тутанхамон, – хихикнул Леша.

Но на самом деле смотреть на Рената было совсем не весело. Смысл произошедшего пока не укладывался в голове. Они избили человека, притащили его в чужую квартиру… «Он напал на Марину, – напомнил себе Леша. – Очень опасен. Он работает на инсептеров. И, скорее всего, он знает, где Люк Ратон».

Но под ложечкой всё равно неприятно сосало.

– Вы идите, помойтесь, поспите, – словно услышав его мысли, сказал Максим. – Там на верхней кровати Маринка, вы уместитесь внизу, если боком ляжете. Завтра. Завтра всё.

– Завтра, – повторил Леша эхом.

«Завтра», – твердил он себе, съежившись на краю кровати Максима. Рядом, уткнувшись носом в стену, сопел Анохин. Дыхание ровное – спит, значит.

В темноте едва виднелись очертания письменного стола и стеллажа.

Леша поднялся, едва не свалившись на пол, сделал два шага по маленькой деревянной лестнице, соединяющей два яруса кровати. Заглянул на верхний «этаж». Марина спала, раскинув руки.

Белая футболка, джинсы. Черт, неудобно же спать в джинсах. Лешины щеки вспыхнули. Он подтянулся на руках и присел у Марины в ногах. Укутал их одеялом. Поправил мокрое полотенце на ее лбу. «Завтра, – повторил он для успокоения. – Завтра».

 

Veintinueve/ Бейнтинуэве

– Лех, проснись, – Мышкина сильно потрясли за плечо. – Лех.

Башка раскалывалась. Леша потрогал ноющую губу – болит, распухла, наверное, зараза. Он приоткрыл глаза и увидел черную макушку Анохина.

Марины рядом не было.

– Уже утро? – Леша свесился, чтобы посмотреть на друга. На Анохинском подбородке запеклась кровь, но в целом выглядел он бодро.

Сквозь плотно закрытые коричневые шторы пробивались солнечные лучи. Зябко, одеяло лысое, почти не греет.

– Пойдем, – тихо сказал Анохин.

Лешино сердце заколотилось быстрее, и он с опаской посмотрел на облупленную дверь. В квартире было тихо. Никаких криков, никаких звуков борьбы. Ничего.

– Он проснулся? – спросил Леша одними губами.

Никита кивнул: да. Мышкин слез, дрожащими руками натянул джинсы и футболку.

Они с Никитой вышли в коридор – как же холодно, черт.

Дверь родительской спальни была плотно закрыта. Леша подошел, прислушался. Постоял пару секунд и наконец приоткрыл.

Вагазов лежал, всё так же привязанный, и тяжело дышал. Лицо его опухло и заплыло, глаза налились красным, и когда Леша зашел, он окинул его таким взглядом, что Мышкину захотелось упасть на колени и взмолиться о пощаде. Максим с Мариной стояли у окна, рассматривая узор ковра на полу.

Леша беспомощно огляделся. Он совсем не знал, о чем говорить, как говорить. Что делать вообще.

Но Вагазов сам пришел ему на помощь.

– Так и будешь молчать? – прохрипел он. – Ну, давай, Мышкин, говори.

Леша нащупал стило в кармане джинсов, вытащил и дрожащей рукой направил на Рената.

– Мы знаем, что вы инсептер, – произнес он тихо, но уверенно. – Вы лжете акабадорам.

Вагазов расхохотался – глухо, будто залаял старый цепной пес.

– И что? – рявкнул он.

Леша ждал, что Вагазов начнет злиться и отпираться, но он только поднял глаза к потолку и односложно произнес:

– Лгу. Дальше?

– В Питере пропал инсептер! – заорал Леша. – Это вы виноваты! Где он? Где Иван Сидоренко?

Стило мелко дрожало в неуверенной Леши-ной руке.

– Если бы не эти тупицы, – произнес Вагазов, – я бы увел его по-тихому никто бы не заметил.

– Какие тупицы? – осторожно поинтересовался Леша.

– Акабадоры! Инсептеры! Все! – крикнул Ренат, брызнув слюной в потолок. – Все!

Леша с Никитой машинально отпрянули. Мышкин бросил короткий взгляд на Марину с Максимом. Те опустили головы еще ниже.

– Мне нужно было его спрятать, вывести из игры, – продолжил Ренат. – Чтобы никто не догадался, чтобы никто не видел его. Потому что на него начали охотиться. Если бы его нашли… если бы узнали, что он такой… Если бы… Мой секрет бы раскрыли!

– Кто начал охотиться? – хором спросили Леша и Никита.

– Я не знаю! – огрызнулся Вагазов и потом чуть тише добавил. – Принесите воды.

Леша с Никитой переглянулись: кто пойдет? Максим кивнул из дальнего угла комнаты: схожу. Косо посматривая на Рената, он обогнул кровать и почти бегом бросился на кухню.

– То есть, – продолжил Леша, – кто-то начал на него охотиться, и вы решили его спрятать?

– Быстро соображаешь, – прохрипел Вагазов.

Тут Максим вернулся с кухни. Он сунул Леше граненый стакан, до верху наполненный водой, и Мышкин замешкался: подойдешь к Вагазову с этим стаканом, он тебя и пришибет. Хотя как, он же связанный.

– Дай мне попить, идиот! – рявкнул Ренат, и Мышкин повиновался. Подойдя ближе, он осторожно поднес стакан к сухим губам Вагазова, и тот стал жадно пить. В другой руке Леша всё еще держал стило.

– Зачем кому-то охотиться на инсептера? – спросил Анохин.

Ренат сделал последний глоток, вздохнул.

– Потому что он никакой не инсептер, – сказал он, глядя Леше в глаза. – Он мой эскрит

* * *

Леша поставил пустой стакан на тумбочку, отошел. Переглянулся с Анохиным. Тот покачал головой. Марина всё также изучала ковер, казалось, слова Рената ее ничуть не удивили. Максим непонимающе хлопал глазами.

– Что значит эскрит, – Мышкин первым подал голос. – Все говорили, что он инсептер! Что он пропал!

– То и значит, – ответил Вагазов, – Я создал этого эскрита. И многих других. Нуэва-Барселона – это мой город.

– Как вы сделали так, чтобы эскрита все стали считать инсептером? – засомневался Леша.

– О, это было сложно, – издевательски протянул Ренат. – Я написал его историю, Мышкин. Написал целиком – от и до. Написал так хорошо, что жители Нуэва-Барселоны стали считать его, а не меня своим хозяином.

– Зачем? – крикнул Леша. – Зачем вы это сделали?

– Развяжешь, – Вагазов бросил на Мышкина короткий взгляд, – расскажу.

– Теоретически то, что он говорит, возможно, – пробормотал Анохин. – Инсептер в Экритьерре пользуется неограниченной властью… Он может создать кого угодно. Значит, еще одного инсептера он тоже может создать. Или псевдоинсептера?

Максим вцепился клешнями в Лешину руку.

– Не развязывай, – прошептал он умоляюще. – Он на Маринку напал.

– Это я напала, – вдруг послышалось из другого угла комнаты, – первая. – Почувствовала инсептерский запах, ну и…

– А я как будто видел, кому сдачи давал, – фыркнул Ренат. Это был не вопрос, а утверждение. – Я вас, дерьмоедов, узнал, когда вы мне уже по башке долбили. Акабадоры, воины, чтоб вас.

– Может, развязать? – одними губами шепнул Леша.

– Подожди, – Анохин сощурился. – Можем развязать, – сказал он громко. – Только вы пообещаете, что никому не расскажете о том, что произошло ночью. Не отдадите нас под трибунал.

– Вас, молокососов, не под трибунал, а в колонию надо, – оскалился Вагазов. – Обещаю.

– Слово, – твердо кивнул Анохин.

– Слово акабадора, – поморщившись, сказал Вагазов.

– Развязывай, – сказал Никита Леше, и тот, подойдя ближе, ослабил путы.

Вагазов высвободил руки и, рыкнув, схватил Мышкина за грудки.

* * *

Схватил – и тут же отпустил.

– Идиот, – бросил он зло.

Леша едва дышал. Вагазов сел на кровати, потрогал корочку запекшейся крови на лбу, кое-как вытащил длинные ноги из простыни.

– Выйдите все, – сказал он. – Кроме Мышкина. Да, Анохин, ты тоже.

Никто не сдвинулся с места.

– Вон! – заорал Вагазов. – Вон, я сказал!

Марина с Максимом засеменили к двери. Никита, кивнув Лёше, вышел за ними.

Мышкин с Вагазовым остались один на один. Глава акабадоров Питера сидел, тер шею. Длинные волосы свалялись и теперь висели грязными сосульками. Крепкие мышцы прорисовывались под рубашкой. От былого снобизма Рената ничего не осталось. Он казался уставшим и злым.

Вдруг раздалось пиликанье мобильника. Ренат похлопал по карманам джинсов, вытащил старенькую «Нокию» и прохрипел «алло».

– Да, я, – сказал он после паузы. – Прости, Кирилл, напился, разбил бутылки. Больше ничего? Конечно, оплачу.

Он бросил взгляд на Лешу, и тот понял: платить придется им. Ренат нажал «отбой».

– И как дотащили-то, – произнес он, обращаясь не к Леше, а куда-то в пустоту. – Без куртки. Ночью «минус» на улице.

– Да вы не очень сопротивлялись, – заметил Леша.

– Такое ощущение, что это не мне, а тебе по башке ударили, Мышкин, – нахмурился Вагазов. – Я несколько часов без сознания был. А умер бы я у тебя на руках?

– Ну, вы же дышали, – неуверенно прошептал Леша.

К горлу Мышкина подкатил комок, губы предательски дрогнули. Послушал он Анохина! А если… Нет, даже подумать страшно!

– Ну что, догадался, – Вагазов посмотрел исподлобья, – что я инсептер. Молодец. Хвалю.

– Дальше вы скажете мне, где Люк Ратон, – ответил Леша.

– Кто такой Люк Ратон? – хохотнул Вагазов. – Ты думаешь, я знаю?

– Ваш этот, из Нуэва-Барселоны! – закричал Леша. – Эскрит, инсептер – без разницы! Он знает, где Люк Ратон! А нам нужен Люк! Срочно!

– Слушай, Мышкин, – Вагазов поманил Лешу пальцем. – А я не простой инсептер. Зря ты сделал из меня врага.

– Зря? – опешил Леша. – Да вы не помните, как вы ко мне докапывались? А дуэль! Чуть не сдох!

– Я делал всё, чтобы ты догадался! – простонал Вагазов и схватился за голову. – Специально выводил из себя, напоминал о поворотном моменте! Чтобы ты понял, что мы – я и ты – одинаковые.

– Зачем?

– Подойди ближе, – сказал Вагазов.

И Леша подошел и осторожно присел на кровать рядом с Ренатом.

– Ты, конечно, помнишь, – начал Вагазов, сцепив руки в замок и рассматривая пол, – историю про братьев де Лара. Один стал инсептером, второй – акабадором.

– Конечно, – ответил Леша. – Витсель этой историей весь мозг проел.

– Напомни, – Ренат оскалился.

– Алонсо помешал брату уничтожить колдовской дар и сам стал властителем Эскритьерры. Николасу по всему миру пришлось искать таких же, как он, – перехитривших смерть, чтобы защитить эскритов.

– То есть это история про предательство? – уточнил Ренат.

– Нуда.

– Так говорят акабадоры. Святой Николас Энганьямуэрте и его ушлый брат, мечтающий получить целую армию личных рабов. У инсептеров есть версия получше. Хочешь послушать?

Леша кивнул.

– Эскриты не просили Николаса избавить их от чужого влияния. Они вообще не понимали, что ими кто-то управляет. Николас сам пошел к колдуну и, приставив ему нож к горлу, велел передать свой дар.

– А тот?

– А тот уже передал его Алонсо – как более способному к писательскому ремеслу. Николас был воином, создавать миры было ему недоступно.

– Почему я этого не знал? – глухо спросил Леша.

– Потому что ты никогда не спрашивал. Ты же не знаешь, кто такие инсептеры. Акабадоры внушили тебе, что все они эгоисты и уроды. Такие есть. Но не все. А дальше, Мышкин, начинается самое интересное.

– Что?

– Дар создавать эскритов стал распространяться. Николас искал себе приспешников среди перехитривших смерть, Алонсо – среди тех, кто умел фантазировать. Смешение крови передавало дар колдуна от одного человека к другому. Хватало пары капель. Этих людей стали называть инсептерами – и они появились по всему миру. Вскоре их стало слишком много, и в девятнадцатом веке было принято решение не передавать больше дар другим – только внутри своей семьи.

– Тайное общество, – пренебрежительно заметил Леша.

– Не такое уж и тайное. В мире пять тысяч инсептерских родов. Пять тысяч тридцать, если быть точнее.

– Много, – согласился Леша. – Значит, они не уникальны, как о себе говорят.

– Забавно, что ты называешь инсептеров «они». Много, ты прав. И среди этих «много» были…

– Перехитрившие смерть, – закончил Леша.

Он сказал это спонтанно, не задумываясь. Просто вылетело, сорвалось с языка – раз и всё.

– Да, – кивнул Вагазов, потрогав пальцами свалявшиеся волосы. – Инсептеры, которые могли войти в Эскритьерру. Инсептеры, которые могли быть акабадорами. Инсептеры, кого стило слушалось в обоих случаях – и когда они писали на бумаге, и когда создавали порталы. Их стали называть морочо.

– Ни те, ни другие, – вздохнул Леша. – Как вы? Как… я?

– Инсептерский запах у них почти отсутствовал, его можно было почувствовать очень редко, только когда акабадор был страшно испуган. Именно поэтому ты впервые почувствовал мой запах во время дуэли – ты испугался. Именно поэтому Марина почувствовала его в баре «Хроники». Я напал неожиданно, она испугалась. За морочо сразу начали охотиться.

– Кто?

– Некоторые акабадоры. Если есть инсептеры, которые могут вернуть эскрита назад, то зачем нужны акабадоры?

– Логично, – согласился Леша.

– Я делал всё, чтобы ты догадался, кто я такой. Кто ты такой, – Вагазов бросил на Мышки – на осторожный взгляд. – Эта дуэль. Я хотел, чтобы ты испугался. Чтобы ты почувствовал запах. Чтобы ты всё понял.

– Я понял. Вроде как.

– Слушай, Мышкин, – хрипнул Вагазов. – Ты не знаешь, какая сила таится в таких, как мы. Мы, как акабадоры, можем пользоваться порталами. Наши эскриты могут путешествовать по всей Эскритьерре. Из города в город, для них не существует никаких границ.

– Но как? – выдохнул Леша. – Сколько раз я слушал на лекциях, что этого не может быть!

– А ты всегда веришь в то, что тебе говорят, Мышкин? Нельзя. Только если ты не морочо. И главное – такие, как мы – могут менять реальность под себя. Мы можем не только создать эскрита и заставлять плясать под нашу дудку, мы можем поворачивать мир так, как захотим.

– В смысле?

– Если хотя бы двое таких, как мы, объединятся, мы сможем… С помощью одних только слов поменять всё! – горячо зашептал Вагазов. – Никому не говори, что у тебя был поворотный момент! Никому не говори, кто ты есть на самом деле! Не открывай, что ты и инсептер, и акабадор – тебя убьют, сразу же убьют!

– Да кому надо меня убивать, – вяло запротестовал Леша, но сердце легонько екнуло. – А вы сами? Почему вы среди акабадоров? Ведь если вы родились инсептером, то у вас должна быть семья, корни, род. Мы хотели искать информацию про вас в акабадорских архивах.

– Вы бы ничего не нашли. У меня нет семьи, – ответил Вагазов. Он сидел на кровати, подтянув колени, и его длинные руки почти доставали до пола, как у демона на картине Врубеля. – И поэтому мне нельзя к инсептерам. Я не из тех, кому инсептерский дар достался по рождению. Я стал акабадором прежде, чем инсептером. А инсептерский дар получил за одну услугу. Это была плата.

– То есть кто-то смешал свою кровь с вашей? – уточнил Леша, и Вагазов кивнул. – Кто?

– Это неважно, – отрезал Вагазов. – Главное, что мы в опасности. Я. Ты. За нами ведется охота. Я заметил, что кто-то идет по следам моего эскрита, кто-то ищет его. Я уговаривал его спрятаться и наконец у меня получилось. Только я был неосторожен. Питерские инсептеры начали подозревать неладное. Пришлось инсценировать пропажу. Скажи, что с тобой происходило эти месяцы?

Леша промолчал, прикидывая, можно ли доверять Ренату Вагазову.

– Ну, – начал он неуверенно, – два раза меня выбрасывало в Лимбо. Кто-то пытался своровать нашу книгу. Один раз мы с Анохиным чуть не погибли, попав в портал. Я знаю, кто может нам мешать. Это Алтасар, мальпир, завладевший разумом отца! Он знает, что мы ищем Люка Ратона, и пытается нам помешать! Потому что только Люк Ратон может одержать над ним победу!

– Мальпир – это такой же эскрит, это тоже порождение Эскритьерры, – прошептал Вагазов, как заклинание. – У него должны быть союзники в Эль-Реале. Скажи, кто-нибудь, кроме меня, знает, кто ты такой на самом деле? Что ты морочо?

– Конечно, нет, – ответил Леша зло. – Я и сам об этом только что узнал.

– Хорошо, – кивнул Вагазов. – Потому что тот, кто знает, возможно, хочет тебя убить.

– В смысле?

– Есть еще одна вещь, Мышкин, – Вагазов нахмурился. – Когда инсептерский город накрывает Черная Вдова, эскриты погибают. Но инсептер может создать следующий город. Морочо нет. Если твой город погибнет, ты тоже умрешь.

Леше показалось, что его мутит. Мир вдруг стал размытым, текучим. Голос Вагазова звучал фоном. «Ты умрешь, умрешь, умрешь», – звучало в голове.

– И? – спросил Леша еле слышно.

– Я бы не доверял Никите Анохину, – бросил Ренат. – Не понимаю, почему он ошивается рядом с тобой.

* * *

Тикали круглые часы, показывая восемь-тридцать утра. В комнату потихоньку проглядывало робкое зимнее солнце. Леша сидел на кровати рядом с Ренатом Вагазовым, пытаясь осмыслить. Он – кто? Морочо? Конечно, никто об этом не подозревает. Даже Ромка Быков, зная о том, кто Лешин отец, считал, что Мышкин просто отказался примыкать к инсептерам… Да и разве посвятил его отец во все тонкости! Никто не знает, нет.

Кроме Анохина.

Эта мысль показалась Леше абсурдной, даже смешной, и он отогнал ее, словно назойливую муху.

* * *

– Возьми, – Ренат протянул Леше конверт. – Там билеты домой. Полетите самолетом. И деньги на такси.

Они стояли на улице около дома Максима. Вагазова пришлось отпустить. Он вернулся к вечеру – осунувшийся, с перемотанной головой.

Леше было ужасно неудобно брать конверт. И вообще рядом с Ренатом он чувствовал себя жутко некомфортно. Избили человека до полусмерти, а он еще и билеты им купил.

– И еще, – он протянул Леше еще один конверт. – Здесь написано, как тебе связаться с Иваном Сидоренко. Сделай то, что там написано. Если мой эскрит действительно знает, где Люк Ратон, он расскажет тебе.

Леша кивнул. Подать руку Вагазову на прощание было как-то стыдно, и Мышкин спрятал глаза и просто сухо кивнул. Он знал, что Никита, Марина и Максим с ума сходят от любопытства, сидя в квартире, но так и не придумал, что им сказать. Вагазов ушел, и Леша еще долго стоял во дворе, разглядывая следы на снегу, оставленные Ренатом, и сжимая в руках оба конверта.

Когда снова поднялся ветер, он вернулся в подъезд, но в квартиру не зашел, а поднялся на крышу. Скользя по обледенелому железу, лег, раскинув ноги и руки и выдыхая облачка пара. Питерское небо было на расстоянии вытянутой руки – казалось, стоит черпнуть ладонью, и поймаешь его за фиолетовый хвост, украшенный редкими звездами.

Лежать было холодно, но Леша лежал. Лежать и смотреть наверх – это было его любимое занятие, и он так от него отвык, что несчастные минуты на морозе воспринимал как настоящее счастье. Счастье просто побыть одному.

– Леша?

Мышкин вздрогнул. Марина Кахиани, балансируя, прошла по скользкой крыше и села рядом.

– Что Вагазов? – спросила она.

– Я не могу сказать. Но всё в порядке. Правда.

– Максим вызвал вам такси в Пулково, – сказала она.

– Спасибо.

– Слушай, – она замялась, – когда ты просил меня вспомнить о поворотном моменте. Так вот, для меня запах инсептера – это запах моря.

– Не так плохо.

– Мой брат утонул, – произнесла она, глядя на салют вдалеке. Звуки почти не слышались.

Леша хотел сказать, что он любит море, что год жил на Кипре, что за это время море ему стало почти другом, и что он валялся на пляже и считал звезды, и что на Кипре звезд больше, чем зимой в Питере. И что Питер ему не нравится совсем, но вот сейчас, в эту конкретную минуту, он готов с ним помириться и даже как-то его принять. В голове было много мыслей, но Леша молчал, искоса поглядывая на темный профиль Марины.

– Тебя ведь кто-то ждет в Москве? – спросила она.

– Нет, – ответил Леша после недолгой паузы, – никто.

Воспоминания о Ларисе, о той глупой драке со Святославом, о том, что она его совсем-совсем не любит, отдались в сердце слабым звонком. Почему-то сейчас это не казалось таким уж важным.

– Значит, ты кого-то ждешь, – улыбнулась Марина. – Максим звонит. Такси приехало. Пойдем.

* * *

В такси, битом серебристом «Солярисе», витал запах ядреного цветочного ароматизатора, бензина и табака. Леша ехал на переднем сиденье, вглядываясь в пустую, припорошенную снегом дорогу. Питерская ночь казалась гулкой и одинокой.

– На Новый год в Москву? – спросил таксист. – К друзьям? К родителям?

– Ага, – протянул Анохин сзади.

Леша не мог разговаривать. Хотелось только смотреть вперед, щуриться на фонари, глубоко дышать, чтобы не тошнило от ужасной вони.

В «Пулкове» Мышкина накрыла обычная аэропортовая суета, к которой он был так привычен в прошлой жизни и от которой успел отвыкнуть. Очередь на регистрацию – досмотр. «Ремень снимите, мелочь выньте из карманов».

Леша молча снимал, вынимал, ставил, шел, куда нужно и делал, что скажут. Анохин следовал за ним молчаливой, покладистой тенью. Мышкин считал каждую минуту. Всё, чего он хотел, – сесть в чертов самолет, прилететь в Москву и забыть эту поездку как страшный сон. Квартиру Максима, драку, то, как они тащили недвижимого Вагазова по ночной улице, как Леша всю ночь боялся, что тот умрет. И разговор о морочо тоже.

Когда самолет набрал высоту и Анохин сонно закрыл глаза, Леша достал телефон. Фотографии из Питера получились дурацкие. То они с Никитой глаза сощурили, то рожи красные, то просто глупые. Конверт Рената Вагазова лежал в рюкзаке.

* * *

Такси из «Внуково» довезло их до школы от силы за полчаса. В этот раз водитель попался неразговорчивый, и Леша наконец-то был предоставлен своим мыслям и разглядыванию фур на МКАДе. Москва помаргивала новогодними гирляндами. Леша смотрел сначала на вереницы одинаковых блочных домов, потом на пылающий центр и всё никак не мог понять, любит ли он свой город или нет. Еще пару часов назад в Питере он мечтал вернуться, а сейчас ехал по ночной столице и не знал, почему все его ужасы никуда не делись, и от перемены мест ничего не изменилось.

Школьный охранник пьяно посапывал на рабочем посту, и Леша с Никитой добрались до комнаты без выговоров и происшествий.

– Я морочо, – сонно пробормотал Леша, заворачиваясь в одеяло.

Никита ничего не ответил. Он лежал, отвернувшись к стене.

– Никит?

– Чего?

– Я, – Леша замялся, – я просто хотел поговорить. Я наконец узнал, кто я такой, почему я ни инсептер, ни акабадор. Мне, знаешь, стало спокойнее. Хотя Вагазов сказал, что я могу умереть, если мы не спасем Альто-Фуэго. Никит?

– Я сплю, – прохрипел Анохин, не поворачиваясь. – Давай завтра об этом.

Леша глядел в потолок, задумчиво водил пальцем по дырке на простыне и думал: хорошо, ему нужно найти Люка Ратона, чтобы спасти отца. Но зачем это всё Никите Анохину?

 

Treinta/Трейнта

Утро тридцать первого декабря было тихим. Снег падал и тут же таял. На школьных окнах помаргивала унылая гирлянда. Леша с Никитой были единственными, кто остался в школе из учеников. Все, даже те, кто жил очень далеко от Москвы, уехали, и буфетчица тетя Варя, сжалившись над «бедными касатиками», принесла Леше с Никитой в комнату кусок пирога.

– Ну прям как в твоей прошлой жизни, Мышкин, – буркнул Анохин, отламывая пирог. – Рум сёрвис.

Леша сидел на подоконнике, подставив спину сквозняку. Конверт, который передал Вагазов, был спрятан под подушкой. Никита ждал, когда наконец его откроют, но Леша, сам не зная почему, всё откладывал. Едва он думал о том, что внутри, под ложечкой неприятно посасывало, и ощущение опасности, неотвратимой, ужасной, тревожно покалывало пальцы.

– И? – Анохин поднял глаза к потолку и стал изучать трещины на штукатурке.

– Что «и»? – переспросил Леша.

– Когда откроем письмо?

– А почему тебя это парит, Сибирь?

– Ты идиот, Мышкин? – бросил Никита. – Мы четыре месяца гоняемся за Люком Ратоном. В конверте – все ответы. Мы должны были открыть его еще в самолете!

– Я морочо, – ответил Леша невпопад. – И инсептер, и акабадор. Странно, черт.

– Почему странно?

– Я не такой, как все. Не такой, как ты, как…

– Конечно, не такой, как я! – неожиданно огрызнулся Никита. – Как ты замучил меня своим «я морочо, я морочо»!

– В смысле – замучил? – опешил Леша. – Я же не знал этого раньше! Я узнал, почему мой инсептерский запах трудно почувствовать, что мои эскриты могут передвигаться по всей Эскритьерре! Что я умру, если Альто-Фуэго погибнет!

– Ну, смотри не раздуйся от гордости, особенный ты наш, – процедил Анохин. – Задолбал.

– Сибирь, – Леша поднял бровь. – Да ты никак завидуешь!

– Я просто устал, – шепнул Анохин. – От тебя. Тебе всё достается легко. В эту школу конкурс пятьдесят человек на место, а ты со списанным сочинением поступаешь. Ты у нас и инсептер, и акабадор. Альфа и омега, черт тебя дери. Спорт – смен, красавчик, даже мисс Холодное сердце Марина Кахиани пустила скупую слезу, когда наш избранный садился в такси! Ненавижу таких, как ты!

– Заткнись, Анохин, – ответил Леша миролюбиво. – Зависть – плохое чувство.

– Твой отец во власти мальпира. Чему тут завидовать?

– Да, мой отец. Так зачем это всё тебе! – неожиданно выпалил Леша, и внутри у него отчего-то всё сжалось.

Анохин молчал. Хмурился. Хотя в комнате гуляли сквозняки, на Никитином лбу выступили заметные капли пота.

– Никит, – Леша встал и подошел к напарнику ближе, так, чтобы видеть, как бьется на шее Анохина беспокойная жилка. – Ты единственный из акабадоров, кто знает, что я инсептер. Помнишь, когда мы бежали из «Доктора Живаго», ты заставил меня прыгнуть в портал?

– А что, хотел попасть в руки Быкову?

– Ты знал, что инсептер не может пройти портал. И ты всё равно заставил меня прыгнуть. Почему? Ты думал, я умру?

– Конечно, нет, – раздраженно ответил Анохин. – Ты не примкнул к инсептерам. Значит, ты не инсептер. Всё просто.

– Но обычный человек тоже не может пройти портал. Иначе Таню Бондаренко выбросило бы из собственного туалета на улицу, как это произошло с нами. Почему ты заставил меня прыгнуть? Почему, Никит?

– Потому что у тебя на руке огромный ожог, – огрызнулся Никита, – ежу понятно, что это поворотный момент! Что ты был между жизнью и смертью!

– А если нет? – крикнул Леша. – Ты сделал вывод по одному ожогу? Если ты знал, что я могу быть акабадором, почему ты сомневался в моих догадках насчет Вагазова? Ты знал, что я морочо! Знал с самого начала!

– Хорошо! – заорал Анохин. – Ладно! Я видел, как тебя в первый раз затянуло в портал! В душе! Видел!!! Ты не мог попасть в портал! Но ты попал! Поэтому я и пошел в чертов «Живаго»! Узнать, кто ты такой, Мышкин!

– И как, узнал? – процедил Леша и схватил напарника за ворот рубашки. – Ты мог сказать! Ты мог сказать мне о морочо!

– Да не знал я ничего о морочо! Даже слова этого не знал! Я только знал, что эти люди есть и что их мало! Отпусти меня!

– Черта с два! – Леша вцепился Никите в плечи. – Зачем тебе моя книга? Зачем тебе Люк Ратон?

– Отвали, Мышкин!

– Ты знаешь, что я умру, если Альто-Фуэго погибнет? Если Люк Ратон не вернется в город?

– Тогда открой уже чертов конверт! – выкрикнул Анохин.

Он наконец высвободился от Лешиной хватки, сердито поправил рубашку и уставился в окно.

– В чем ты меня подозреваешь? – вкрадчиво проговорил Анохин, не глядя на Лешу. – В чем?

Леша молчал. Всё казалось слишком странным, слишком запутанным. Почему нужно верить не Никите, другу и напарнику, а Ренату Вагазову? Хотя… разве настоящий друг может сказать то, что сказал Никита?

– Я боюсь, – начал Леша неуверенно.

– Ну, – рявкнул Анохин. – Чего?

– Я боюсь, что ты можешь быть одним из тех акабадоров, которые мечтают избавиться от морочо, – еле слышно проговорил Леша. – И тебе нужно знать, где Люк Ратон, чтобы он никогда не вернулся в Эскритьерру.

– Продолжай, – губы Анохина искривились в усмешке.

Но Леша больше не мог произнести ни слова. Гадкие слова выпорхнули, и казалось, вместе с ними исчезла и их с Никитой Анохиным хрупкая дружба.

– Тогда я продолжу за тебя, – прохрипел Анохин. – Ты, наверное, думаешь, что я связан со всей этой чертовщиной, что происходит с тобой. С твоим попаданием в Лимбо. С порталом в Таниной квартире. Я же всегда был рядом. Я же мог всё это подстроить! А что? Я запросто!

– Никит.

– И, наверное, я подружился с тобой, чтобы найти Люка Ратона.

– Но ведь сначала ты терпеть меня не мог! – крикнул Леша.

– Я и сейчас тебя терпеть не могу! Иди к черту, морочо.

Никита схватил лежащую на кровати куртку и молча вышел в коридор. Закрывающаяся дверь издала жалобный скрип.

Мышкин остался один.

* * *

Никита не вернулся ни к обеду, ни к ужину. Стемнело, и от первых предновогодних салютов то и дело дрожало хлипкое оконное стекло.

Леша ходил из угла в угол, постоянно нажимая «перезвонить», но абонент был недоступен. Он даже думал пойти в полицию, но каждый раз его останавливала обида. Анохин наговорил кучу гадостей, и если ему хочется болтаться по городу в одиночестве – пусть катится ко всем чертям.

О сказанном Леша успел уже пожалеть. Ну и пусть Анохин соврал, что ничего не знал о морочо, разве мог он быть связан с Алтасаром? Бред, бред, бред.

Сначала Леша думал, что Никита вернется как только стемнеет.

Потом, когда часы показали девять, набрал Таню Бондаренко. Она отдыхала с родителями в санатории, и с ней Никита не связывался.

Когда до Нового года оставалось два часа, Леша позвонил Роме, а затем и всем остальным школьным приятелям.

Они тоже не знали, где может быть Никита.

«Новый год отмечает, – злился про себя Леша. – По Красной площади шляется!»

К одиннадцати стало понятно, что сегодня Анохин не вернется.

– Да пошел он! – Леша пнул ногой тумбочку. – Не хочет возвращаться – да и пожалуйста!

Он вытащил конверт из-под подушки, надорвал его и нашел листок в клетку, сложенный вдвое.

«То, какой именно эскрит принесет стило инсептеру или акабадору не случайно. Имя этого эскрита появляется в Великой книге Эскритьерры, и всегда тот, кто принес стило и тот, кто его получил, неразрывно связаны.

Возьми свое стило и прочерти вертикальную линию прямо перед собой. Что бы ни случилось, иди до конца. Р. В.». – Леша еле разобрал мелкий, неровный почерк Рената.

«Так просто? – засомневался Мышкин. – Начертить линию, а дальше что?»

Как же не хватало сейчас Анохина! Идиотская ссора. Зачем вообще Леша начал говорить о морочо!

Никита Анохин не был предателем.

Он просто не мог быть предателем.

Кто угодно, только не Анохин. Никита Анохин – сноб, зануда, ботаник, мерзкий аккуратист. Но не предатель.

Вздохнув, Леша вынул стило из кармана, щелкнул им, чтобы вызвать острый наконечник.

Сердце ускорило темп.

Примерившись по рисунку выцветших обоев, Леша прочертил вертикальную линию по воздуху.

Линия тут же зажглась красными искрами, и не зная, что делать дальше, Леша просто на нее уставился.

Правильно ли он поступил, что открыл конверт без Никиты? Они вместе копались в архивах, вместе поехали в Питер, вместе гонялись за Люком Ратоном. И вот теперь Леша стоял на пороге разгадки без лучшего друга и напарника, и от этого по спине пробегал холодок, а сердце саднило.

Это неправильно. Так не должно было быть.

За окном надрывались салюты, взрывались петарды, кто-то голосил «С новым годом».

Красные искры созданной линии шипели, словно бенгальские огни, она висела в воздухе, разделяя комнату на две половины – Лешину и Никитину. «Символично», – фыркнул Мышкин.

Наручные часы показали двенадцать – Новый год, который Леша упорно игнорировал, всё-таки наступил.

За окном грохнул очередной салют, и комната внезапно потонула в темноте. Только всполохи света снаружи – красные, желтые, синие – освещали скоромную обстановку. Искрящаяся линия тут же зашипела и погасла.

– Да что за! – Леша закусил губу. – Опять пробки выбило!

Анохин точно бы знал, что делать. Этот хитрюга вечно знает, что делать.

Вдруг скрипнула дверь.

– Анохин! – счастливо выдохнул Мышкин, услышав шаги. – Слушай, ты жуть как меня испугал, я…

– Добрый вечер, идальго! Я, к сожалению, не твой напарник, но, возможно, я тоже смогу тебе помочь! – услышал Леша.

Очередная вспышка полоснула гостя по лицу.

Он сидел на кровати Анохина, положив ногу на ногу.

Леша знал его.

Четыре месяца назад он принес ему стило и освободил из плена в Альто-Фуэго. Его звали Сид.

* * *

Влажной ладонью Леша нащупал выключатель настольной лампы и щелкнул. Электрический свет, холодный, неестественный, резанул глаза.

Сид стоял напротив и улыбался – такой же, как четыре месяца назад, в Лешиной квартире на Якиманке. Идеально сидящий костюм, ботинки. Длинные волосы.

«Черт, он же, как и Вагазов, длинноволосый».

Сейчас, когда Леша знал создателя Сида, сходства эскрита и инсептера стали ему понятны. Вагазов и Сид не напоминали братьев, но были словно дальними родственниками, и черты одного причудливо проглядывали в другом. Вроде и нос, и разрез глаз, и манера говорить были у них разные, но что-то общее, что так трудно было схватить и описать, их связывало.

– Ты Иван Сидоренко? – спросил Леша. – Сид – это от Сидоренко?

– Сид – мое эскритское имя, идальго, – улыбнулся гость. – Когда я оказался в Эль-Реале, мне нужно было другое имя. Незаметное. Распространенное. То, что легко забыть.

– Ты все время был у меня под носом, – взвыл Леша, обхватив голову, – все время. Скажи, я ведь мог вызвать тебя в любое время с помощью стила?

– Да, – пожал плечами Сид, – но ты ведь не знал, как это сделать.

– Это было так просто, так просто, – Леша до крови прокусил губу. – Так просто. Просто раз по воздуху – даже без ключевой зоны. Даже так.

– Я вошел в портал в душе, так что ключевая зона нужна. Если тебе от этого будет легче. Всё приходит в правильное время, – философски заметил Сид. – Так зачем я тебе, идальго?

– Люк Ратон, – сказал тихо Леша. – Говорят, ты знаешь, где он. Только он может спасти Альто-Фуэго. Моего отца. И меня…

Сид присел на корточки перед Лешиной кроватью и поймал его взгляд. Глаза у эскрита были большие, зеленые, с коричневатыми прожилками.

– Я могу путешествовать по всей Эскритьерре и Эль-Реалю, – ответил Сид. – Именно поэтому я знаю то, чего не знают другие эскриты.

– И Люка Ратона?

– Я был в твоем городе, Альто-Фуэго, много раз после нашей последней встречи. Он умирает. Земля там выжжена, всё покрылось черным, и на днях его укроет Черная вдова. Всё будет кончено, идальго.

– Так где Люк Ратон?

– Это тот эскрит, который скрывается в Эль-Реале? Тот, кого все ищут?

– Да! – почти выкрикнул Леша.

– Я не знаю, где он, – сказал Сид. – И никогда не знал.

 

Treinta y uno/ Трейнта и уно

Рисунок на линолеуме расплылся, и Лешин лоб покрылся испариной.

Он не знает, где Люк Ратон. Всё кончено.

– Как не знаешь? – прошептал Леша. – Совсем?

– Я никогда с ним не общался, – пожал плечами Сид. – Никогда его не видел. Я много где был, но… идальго! Я не знаю, где Люк Ратон.

– Черт! – Леша подскочил на кровати и с размаху долбанул по столу. – Черт!

– Идальго, послушай.

– Что «идальго»? – заорал Мышкин. – Мы четыре месяца гонялись за тобой по всей Москве! И всё зря!

– Послушай, – вкрадчиво произнес Сид, – я не знаю, где Люк Ратон, но я знаю кое-что об эскритах, что, возможно, тебе поможет его найти.

– Валяй, – вздохнул Леша. – Хуже не будет.

– В Эль-Реале эскрит не может уйти далеко от своего инсептера, – прошептал Сид так, словно это было величайшей тайной.

– Мой отец в Лимбо, мне это не поможет, – отрезал Леша.

– Значит, Люк Ратон где-то рядом с тобой! Где-то поблизости! Он не может быть очень далеко! Только я и такие, как я, могут перемещаться как нам вздумается. Слушай дальше.

– Да, – Леша кивнул.

– Эскрит не может причинить физического вреда инсептеру из своего города. Не сможет его ударить, даже если сильно захочет. Этого нет в нашей природе.

– А дальше? – нетерпеливо перебил Леша.

– Мы все – кусочки жизни инсептера, части его воспоминаний. В нас всегда есть что-то от наших создателей. Многие в Эскритьерре не понимают этого. Многим тяжело осознать, что они лишь чья-то фантазия, но это так, и это самое важное, что я хотел сказать тебе, идальго.

– Это всё?

– Пожалуй, да, – вздохнул Сид. – Помогло?

– Я не знаю, – Леша запнулся, – я должен подумать. Подумать, понимаешь.

– Тогда я уйду, ты не заметишь.

Сид улыбнулся на прощание и, не успел Леша моргнуть глазом, как он растворился в воздухе, будто его здесь и не было. Легкий фиолетовый дымок покружил по комнате и пропал.

* * *

За окном продолжали греметь новогодние салюты. Леше казалось, что он единственный человек в Москве, равнодушный к праздникам.

«Люк Ратон где-то рядом, – процедил он, блуждая по комнате. – Рядом. Рядом – это где? В этой школе? Анохин, Анохин, ну где тебя носит, когда здесь такое?!»

«Так, второе, – Мышкин хрустнул крекером – так легче думалось. – Физический вред. И третье – эскрит похож на инсептера. Ну как похож. Сид не похож на Вагазова, но что-то общее у них есть. Итак, он где-то рядом. Он не может меня ударить. Он похож на моего отца».

Он не может меня ударить.

Внезапная догадка озарила Лешино сознание. Мышкин схватил со стола телефон и набрал номер, который уже успел выучить наизусть. На счастье, звонок прошел с первого раза. Сначала раздавались длинные гудки, и вот наконец трубку подняли.

– С Новым Годом! – раздался веселый голос Тани Бондаренко. – Ну как, вернулся Никита?

– Нет, – выдохнул Леша. – Речь не об этом. Пока не об этом. Тань, ты же у нас в одиннадцатом, так?

– Какой странный вопрос, – мурлыкнула Таня в трубку. – Пока еще не выгнали.

– И ты знаешь всех людей из своей параллели? Вообще всех?

– У меня самые крутые пати в этой школе, Лешечка, – рассмеялась Таня. – Конечно, я знаю всех. Что тут знать-то – три параллели по три класса.

– Ты знаешь парня по имени Святослав?

– Нет, – ответила Таня почти сразу. – У нас в классе есть Слава, но он Вячеслав. Есть Владислав в десятом историческом.

– Ты уверена?!

– Ну, конечно, я уверена, – рассмеялась Таня. – Никакого Святослава в нашей школе нет. А тебе зачем?

– Спасибо! Спасибо!

Леша нажал отбой и выскочил в темный коридор. Он пока не знал, что будет делать. Но вот что он знал точно: в новогоднюю ночь он в этой школе не один.

* * *

Ноги сами понесли Лешу к столовой.

Школьные коридоры встречали устрашающей пустотой. Окна едва пропускали тусклый свет фонарей, белели в темноте ватманы стенгазет, пахло чистыми, сырами полами. Леша бежал, ощущая, как ровно и уверенно отсчитывает удары сердце. Он не боялся. Нет, только не сейчас.

Лестница, скользкие перила и ступеньки.

Бюст Лермонтова, похожий в темноте на голову гигантского осьминога.

Поворот и наконец столовая. В этом коридоре окон не было, и Леша, подсветив себе телефоном, стал искать дверь.

Он уже готов был схватиться за ручку, как предплечье обожгла короткая вспышка боли.

Леша знал эту боль – успел узнать. Такая бывает только от острого наконечника стила – и тот, кто этот удар нанес, явно хотел оставить не просто царапину.

Мышкин выхватил стило из кармана и приготовился защищаться.

– Кто здесь? – громко крикнул он.

Никто не ответил, но беспокойный телефонный фонарик выцепил из темноты кусочек сиреневой футболки, густые медные волосы, рассыпавшиеся по плечам, и испуганные глаза.

Светло-карие, большие. Леша так и не перестал сравнивать Ларису Бойко с Гаечкой, и это сравнение, так некстати вонзившееся в память, заставило сердце на секунду забиться чаще и беспокойнее.

Гаечка стояла перед ним, так близко, что Леша слышал ее частое, неровное дыхание. И видел стило, зажатое в кулаке.

– Ты не зайдешь, – сказала она. – Отойди.

Леша сделал шаг назад, еще не успев толком испугаться и сообразить – почему у Ларисы в руках стило и почему она в новогоднюю ночь в школе.

– Ты чего? – он слизал кровь с ранки.

Коридор был узкий, они с Ларисой стояли, едва не касаясь друг друга. Леша случайно сделал неловкое движение рукой, и ее обожгла вторая вспышка боли.

– Я сказала: ты не зайдешь туда, – повторила Лариса уже увереннее, и это Лешу почему-то привело в бешенство.

– Не зайду, – вкрадчиво произнес он и провел стилом в опасной близости от Ларисиной шеи. – Пока ты не расскажешь, что происходит.

– Не могу, – Лариса всхлипнула. – Просто поверь. Тебе лучше не видеть того, кто за этой дверью.

– Святослава? – издевательски протянул Леша. – Или Люка Ратона? У тебя стило в руке, а значит, ты в курсе, кто он такой.

– В курсе, – прошептала Лариса. – И тебе не нужно его видеть! Леша, случится беда. Пожалуйста, поверь мне, пожалуйста.

– Тебе? – Мышкин сделал вид, что на секунду отвлекся, но потом резко выхватил стило из рук Ларисы. – Ты караулишь меня ночью со стилом в руке, и я должен тебе верить?

– Ты не понимаешь, – тихо произнесла Лариса, – ты не должен видеть Люка Ратона! Не должен!

– Отвечай, – Леша зажал оба стила в кулаках и игнорируя Ларисину мольбу, спросил: – Кто ты? Ты акабадор?

– Нет, – голос Ларисы стал еще тише, и Леше показалось, что он не слушает ее ответы, а угадывает их шестым чувством. – Я морочо. Я думала, ты догадываешься. Я думала, ты знал с самого начала.

– О чем ты?

Лариса молчала, но Леша вдруг понял, что она имела в виду. Всплыли в памяти слова Рената Вагазова: морочо могут менять реальность под себя.

– На экзамене, – сказал Мышкин. – У нас ведь нет никакого лысого химика. Святослав в столовой. Учительница в красном пиджаке, которую я видел только в тот день. Это называется…

– Подстройка, – закончила за него Лариса. – Когда несколько морочо меняют реальность так, как нужно им. Я хотела тебе помочь, ты хотел списать – наши желания совпали. Всё получилось.

– Откуда ты знала, что я морочо?

– Мне сказали!

– Кто? – крикнул Леша, и его голос растекся по пустым школьным коридорам гулким эхом.

– Я не скажу! Не скажу ничего! – разрыдалась Лариса. – Я не могу сказать! Только прошу, уходи отсюда! Сожги книгу! Сожги ее!

– Но ведь тогда мой отец останется в Лимбо навсегда, Альто-Фуэго исчезнет. И я… умру.

– Ты не умрешь! – горячо зашептала Лариса. – Не умрешь! Если сожжешь сам, не умрешь! Да, твой отец останется в Лимбо, но ему уже нельзя помочь! Только ты не умрешь! Умоляю, сожги книгу! Умоляю, верь мне!

Леша медленно опустил руки и щелкнул, спрятав острый наконечник каждого стила.

Нет, он больше не был влюблен в Ларису Бойко. Важные когда-то чувства сидели глубоко, словно замурованные в подвале, и их слабый голос был почти не слышен. Странные, такие неуместные чувства.

– Ты предпочла мне эскрита, – горько хмыкнул Леша.

– Это неважно. Сожги книгу, и ни в коем случае не соглашайся на его условия!

Леша не видел, но знал, что девушка покраснела.

– Сжечь книгу, – повторил Леша, – все эти четыре месяца я только и делал, что прятал ее, чтобы кто-нибудь не сжег… Кто-то, кто искал ее… Кто-то, кто обыскивал мою квартиру… И нашу комнату…

Щелчок.

Стила в боевой готовности.

– Это ты, – догадался Леша, – ты. Ты создала портал в Таниной квартире! Ты чуть нас не угробила!

– Я не думала, что вторая ключевая зона так высоко…

– Не приближайся! Как ты пролезла в мою квартиру?

– Леша… Это не я, это…

– Ты! Хотела! Сжечь! Книгу! – выкрикнул Леша каждое слово.

Руки у него дрожали.

– Чтобы уберечь тебя!

– Чтобы спасти своего любимого Люка, который позорно сбежал от мальпира! Вот зачем! – выпалил Леша. – А ну отойди!

Он оттолкнул Ларису и с размаху долбанул ногой по двери столовой.

Она открылась.

В другой раз Леша точно сделал так еще, изображая Брюса Ли или Давида Белля. Но не сегодня.

Люк Ратон сидел на столе по-турецки и смотрел на Лешу не мигая.

Они наконец-то встретились.

* * *

Кажется, только сейчас Леша мог его как следует рассмотреть – длинную челку-пони, спадающую на глаза, руки, длинные и угловатые, будто ветки голого дерева. Курносый нос. Чем он похож на отца? Мышкин не знал – ничего отцовского, знакомого, в этом пареньке не было.

– Святослав, – сказал Леша. – Или правильнее – Люк?

– Как тебе будет угодно.

Люк спрыгнул со стола и прошелся по столовой туда-сюда, поглядывая на Мышкина блестящими глазами из-под длинной челки.

Леша растерялся. Он много раз представлял себе встречу с Люком Ратоном. Думал о том, что случится, если он не захочет возвращаться в Эскритьерру и как его убедить. И нужно ли вообще его убеждать – может, чиркнуть стилом да и запихнуть его обратно в Альто-Фуэго? Только отца это не спасет – он как был под властью мальпира, так и останется.

– Ну, – издевательски протянул Люк. – Что ты от меня хочешь?

Мышкин разозлился: вот что у них с отцом общее! И Мышкин-старший, и его эскрит Люк Ратон заставляли Лешу чувствовать себя глупо, не на своем месте. Неудачником, в общем.

– Ты должен сразиться с мальпиром Алтасаром! – выпалил Леша. – Только ты знаешь, как его победить!

– Ничего я тебе не должен, инсептер, – фыркнул Люк.

– Почему ты сбежал из Альто-Фуэго? – не унимался Леша. – И что ты забыл здесь?

– Здесь мне пришлось находиться, – процедил Ратон. – Потому что ты здесь. Сынок Князя. Князь под властью Алтасара, значит, остался ты.

– Неужели ты не хочешь спасти моего отца? Эскриты обычно любят своих создателей.

– Эскриты обычно, – передразнил Люк Ратон. – Я не такой, как все эскриты.

– Ты был в Эль-Реале все это время? Как это возможно? Почему тебя нет на акабадорских картах?

– Возможно, – улыбнулся Ратон, обнажив мелкие крысиные зубы, – если знаешь правильных людей. Ну, чего ты вылупился? Хочешь, чтобы я прикончил мальпира и освободил твоего папашу?

– Именно, – сказал Леша. – И не папашу, а отца. Ты, похоже, забыл, что я могу выбить из тебя дурь, ты и не пикнешь. Так что заткнись и делай, что я сказал.

– Оу какие мы смелые, – Ратон раскинул руки, – можешь бить меня сколько угодно. Только какой от меня тогда толк в схватке с мальпиром? Хватит злиться, я сделаю как ты хочешь. Только это будет сделка, маленький Князь.

– Сделка? – повторил Леша, не понимая, что Ратон от него хочет.

– Да, – тонко улыбнулся Люк. – Я спасу твоего отца и убью Алтасара. А ты дашь мне свободу. Я буду жить в Эль-Реале. Я буду жить, где захочу.

– Но если ты не вернешься в Альто-Фуэго, город погибнет. Черная вдова.

– Если ты сам не отпустишь меня! – горячо зашептал Ратон. – Ты! Ты ведь знаешь, кто ты. Ты примешь власть надо мной, станешь моим инсептером. А потом отпустишь. И я буду свободен.

Леша колебался. Все эти месяцы он представлял Люка Ратона потерянным другом, смелым охотником, который обязательно поможет спасти отца. Не думал Леша ни о причинах бегства Ратона, ни о том, почему тот, прыгнув в портал вслед за Алтасаром, не стал его искать. Леша просто надеялся, что они найдут Люка, и всё как-то само собой разрешится, рассосется. Но этот Люк Ратон вызывал у него ярость и ничего больше. Этот Ратон увел у него девушку. Этот Ратон отказывался помогать без дурацкой сделки.

«Да пошел он!»

«Но отец, – зашептал внутренний голос. – Как ты можешь бросить отца? Твой отец в беде, а ты только и думаешь о себе, Мышкин!»

«Да. Пошел. К черту. Люк Ратон. Сожгу книгу. И всё».

И твой отец навсегда останется в этом странном Лимбо. В больничном коридоре, там, где было тебе так страшно. Как же было страшно, Мышкин!

«Я не могу»…

Не можешь. Ты уже забыл, как вам было хорошо до пожара. Ваши путешествия, походы на футбол, ваши ночные просмотры сериалов. Ты пожил один и вообще забыл, что у тебя был отец!

«Господи, Мышкин, или сейчас, или никогда».

Леша протянул влажную ладонь.

– Хорошо, – сказал он, – ты вытащишь отца и иди куда хочешь.

– Никаких рукопожатий, маленький Князь, – усмехнулся Ратон. – Мне нужна твоя кровь.

Резко и быстро он провел чем-то острым по Лешиному запястью. Мышкин вскрикнул, тронул пальцами. Теплая, липкая кровь испачкала предплечье и ладонь.

– Вот теперь протяни руку, маленький Князь.

Руку саднило, и Леша закусил губу. Когда его пальцы коснулись ладони Ратона, по телу разлилось странное тепло, будто Леша выпил бокал горячего пунша.

– Клянешься, маленький Князь, отпустить меня, когда Алтасар будет мертв?

– Клянусь.

* * *

Леша схватил со стола скатерть, порезал стилом и обмотал окровавленную руку.

– Что дальше? – хмуро спросил он у Ратона.

– Дальше – Альто-Фуэго.

– Алтасар не вернется в Альто-Фуэго. Он в Лимбо! – возразил Леша.

– Вернется, – процедил Ратон. – Если почувствует, что ты со мной. Пошли.

Они покинули столовую и, не разговаривая, пошли по школьному коридору. Леша баюкал раненую руку и слушал собственное дыхание. Лариса Бойко больше не появлялась, и Леша не знал, где она. О том, что будет дальше, он мог только догадываться.

 

Treinta y dos/ Трейнта и дос

Они прошли через портал в душе. Леша почти не чувствовал тошноты – мерзкий комок на секунду подкатил к горлу и тут же пропал. Глаза застлала непонятная серая морось.

Когда Леша создал портал, дрожащим голосом прошептав «Альто-Фуэго», Ратон пошел за ним.

Сейчас портал был позади, и Мышкин инстинктивно принюхался. Он надеялся почувствовать запах моря и свежей южной ночи – тот самый, что был в первый раз. Но запаха не было.

Леша открыл глаза и увидел пустую площадь, припорошенную черной золой. Окна палаццо не горели, в фиолетовом, тревожном небе повисла оранжевая луна.

Город умер. Дух смерти чувствовался повсюду, словно из Альто-Фуэго выкачали всё живое, что в нем было.

Вдруг послышался хрип и кашель.

Мышкин поднялся, отряхнул джинсы.

– Кто здесь? – спросил он, прислушиваясь.

Хрип послышался снова, откуда-то слева. Страшный, предсмертный.

Леша заморгал и, стараясь хоть что-то рассмотреть в темноте, двинулся вперед.

Наткнувшись на что-то мягкое, Леша вскрикнул. Он опустился на колени, пошарил руками. На земле лежал человек.

– Как… больно, – прохрипел он. – Как больно.

Леша узнал голос команданте.

– Команданте? Команданте Рохо? – Мышкин опустился рядом и стряхнул с лица команданте золу. – Что с вами?

Глаза команданте были закрыты, волосы перепачкались в грязи.

– Я занят, – сипнул он. – Я умираю.

– Что мне делать? – крикнул Леша. – Что мне делать?

Но Лестер не ответил. Он хрипнул еще раз.

Вдруг неожиданно стало тихо. И там, где лежал команданте, Лешины руки нащупали пустоту.

Вспыхнуло желтое пятно света. Мышкин увидел, как над ним кружат обугленные кусочки бумаги, и падают, падают, падают на запорошенную черной золой площадь.

– Лестер! – заорал Леша. – Лестер!!!!

Никто не ответил. Испугавшись, Леша стал метаться по площади. Хрипы, хрипы отовсюду. То там, то здесь вспыхивал свет, и маленькие кусочки бумаги начинали свой печальный танец.

– Джон! – крикнул Мышкин, пытаясь хоть что-то увидеть в полутьме. – Джон Гуттенберг!

– Хочешь найти своего эскрита? – послышался рядом издевательский голос Люка Ратона. – Как это мило. Не ищи. Он всё равно умрет. Это Черная Вдова. Она никого не щадит.

– Но ты же здесь! Ты же вернулся!

– Слишком поздно, – протянул Люк Ратон.

Он стоял рядом, осматриваясь. От Леши не ускользнуло, как испуганно Ратон косится на башню, ту самую, с которой Алтасар сбежал с Еленой.

– Кто такая Елена? – ответил Леша вопросом на вопрос. – Почему она ушла с Алтасаром, а не с тобой?

– Тебе нужно освободить папашу, – гаркнул Люк, – или ты будешь задавать вопросы?

Леша заткнулся. Он смотрел на силуэт башни, на сиреневое небо – такое, будто банку чернил разбавили водой. Что делать дальше? Ощущение тревоги висело в воздухе, тяжелое и гнетущее.

– И что? – спросил Леша. – Что будет?

– Смотри, – оскалился Ратон. – Просто стой и смотри.

Леша повиновался. Сощурившись, он вгляделся во тьму, туда, где еще недавно помаргивали уютными огоньками дома. Сначала тьма обволакивала и напирала, но потом внезапно перестала пугать. Леша различал незнакомые силуэты пустых домов и чувствовал странную связь с этим мертвым городом, будто он и вправду его часть.

И когда тьма окутала всё целиком, поглотив площадь, палаццо, одинокую башню и их с Люком Ратоном, послышались тихие шаги.

Они становились всё четче и четче. В какой-то момент Леше даже показалось, что по брусчатке шаркают старые армейские ботинки отца.

Взгляд Люка метался по площади, словно эскрит искал способ спастись. Но шаги были всё ближе, и наконец Леша смог разглядеть в темноте силуэт.

Человек был невысок. Серебристые волосы рассыпались по плечам. Глаза под кустами бровей смотрели напряженно и осуждающе.

Леша вскрикнул. Тот, кто вышел из тьмы, был так похож на отца. Но всё-таки это был не он. Чужак, незнакомец, завладевший отцовским телом.

– Здравствуй, Люк, – сказал незнакомец глухо, обращаясь к Ратону – Вот неожиданность.

– Алтасар, – прошипел Ратон. – Что ты сделал с Еленой?

– Лучше тебе не знать, охотник.

Эта фраза привела Ратона в бешенство. Он сжал кулаки, и Леше показалось, он слышит, как на зубах эскрита хрустит черная зола.

Алтасар ударил первым. Он дал Люку пощечину, словно зарвавшемуся мальчишке.

– Ты нарушил договор, охотник! Ты нарушил наш договор!

– Нет! – выкрикнул Люк, растирая больную щеку. – Мы договорились, что я не подойду к твоему сыну! Но о том, что он сам подойдет ко мне, договора не было!

Леша переводил взгляд с одного на другого.

О каком договоре речь? Что здесь вообще происходит?

– Отойди от него! – хрипнул Алтасар. – Не приближайся к Леше!

– С маленьким Князем мы тоже договорились, – усмехнулся Ратон. – Он пообещал мне свободу. Мне есть теперь за что бороться.

Леша смутился еще больше. Ему показалось, или Алтасар пытался его защитить? От кого – от Люка Ратона? Чушь. Он бросил быстрый взгляд на Алтасара. Всё это время Леша боялся смотреть на того, кто утащил отца в Лимбо. Боялся увидеть отцовские черты в том, кто отцом не был. Боялся наполовину обожженного лица Алтасара, его белых, как у старца, волос, и острых мышиных глаз. Но, несмотря на животный страх, Леша всё-таки поднял взгляд.

– Что происходит? – спросил он. – Что за договор?

– Я покажу, – прошептал Алтасар, склонив голову, и белые волосы упали ему на лицо. – Если ты согласишься!

– Да пожалуйста, – фыркнул Ратон. – Это ничего не изменит.

– Я общаюсь не к тебе, – с оттенком пренебрежения ответил Алтасар, – а к Леше. Хочешь узнать правду?

Алтасар вытащил из черного плаща узловатую руку и протянул ее Леше.

– Хочу.

Голос у Леши дрожал, сердце билось так, будто он пробежал марафон. Он схватил Алтасара за ладонь, похожую на птичью когтистую лапу, и пространство вокруг задвигалось. Леше показалось, его толкают вниз с высоты. Тошнота, вечный спутник прыжков через портал, подкатила снова. Когда Леша открыл глаза, площадь Альто-Фуэго исчезла. Вокруг было Лимбо.

* * *

Лимбо. Леша узнал его сразу, хотя едва ли запомнил, как оно выглядит.

Пустые больничные коридоры, въедливый запах лекарств, порывы ветра за окном, грозящие выбить и без того хлипкие ставни. Мышкин был здесь раньше, он помнил, как очутился в этом месте, когда случайно попал в Лимбо на лекции.

Алтасара нигде не было видно. Леша испуганно огляделся, вздрогнул от хлопка двери.

В глубине коридора показалось непонятное светлое пятно и подойдя ближе, Леша увидел кусок простынки. Потом он заметил железные ножки кровати и только потом – силуэт лежащего на кровати человека.

Всё внутри кричало «Не подходи», но Лешины ноги сами ползли по длинному коридору. Шаг за шагом. Всё ближе и ближе.

Ставни резко стукнули, окно открылось, и коридор заполнился гнилыми осенними листьями. Леша встал столбом, боясь пошевелиться от страха. Ледяная капля пота заползла под футболку и пощекотала между лопатками. Странно, но от этого Леша успокоился. Значит, живой. Значит, пока не умер.

– Это была осень, – вдруг раздался в ухе отцовский голос. – Я потерял всё первого сентября девяносто девятого.

– Папа, – прошептал Леша.

– Я не он, – ответил голос. – Или он. Я все его страхи, все его черные мысли, все его сомнения и злоба. Я мальпир, созданный им. Я тот, кто затащил его сюда. Я тот, кто должен остаться здесь навсегда. У меня – его воспоминания.

Леша хотел ответить, но губы отказывались шевелиться, будто после посещения стоматолога.

– Мы познакомились в Воронеже, – прохрипел голос. – Я вернулся из армии. Она хохотала громче всех. Я не знал, что она была беременна. И больна. Она умерла через три месяца после твоего рождения. Три месяца и четыре дня. Я не успел узнать ее, чтобы скорбеть как следует.

В углу, рядом с кроватью, Леша разглядел сгорбленную фигуру Алтасара. Сейчас, в темноте, в этой странной больнице, мальпир так напоминал отца, что Леша, забыв о страхе, двинулся к нему.

– Стой! – прохрипел Алтасар. – Не приближайся. Слушай дальше. Она умерла, мне отдали ребенка. Мне было двадцать три. У меня не было работы. Я едва сводил концы с концами. Я стал отцом и не знал, что с этим делать.

– Это неправда, – в глазах у Леши защипало. – У нас всегда были деньги. Мы ездили в Европу! Сколько я себя помню, ты занимался бизнесом!

– Хах, – кашлянул Алтасар. – Всю жизнь думал, что я крутой бизнесмен? Зря. Я ничего не стоил. Я не мог заработать ни копейки. Когда ты родился, я…

Алтасар прервал свой рассказ, бросил тяжелый взгляд на кровать, затем на окно. Он стоял, прямой, вытянутый, как струна, и совсем чужой. Сходство с отцом рассеялось в одно мгновение.

– Ты придумал Алтасара, чтобы он помог тебе? – спросил Леша тихо. – Он был твоим помощником в бизнесе?

– Нет. В ту ночь, когда ты родился, я придумал Люка Ратона. Я поклялся, что никогда не стану таким, как моя мать, не возьму ее проклятый дар, но я был один, без работы и с ребенком. И я решился.

– Люка Ратона? – прошептал Леша.

– О, этот парень был гением. Он мог, – Алтасар дернул губой, и обожженная часть лица исказилась вспышкой боли, – мог зайти в любую дверь. Он был изобретателен. Умен. Хитер. Он был лучшим. Он был моим верным слугой, но с каждым годом мне хотелось всё большего. И Люк Ратон был рядом. Ему нужны были мальпиры. Мальпиры, делающие его сильнее. И я создавал мальпиров, хотя знал, что это запрещено. И однажды я потерял контроль.

– Контроль?

– Люк Ратон хотел быть свободным. Хотел быть мной, а не служить мне. Сдерживать его было всё труднее. И тогда я сделал единственное, что мог. Я создал последнего мальпира и разрешил Алтасару завладеть моим телом и увести меня в Лимбо. Туда, где Люк Ратон никогда меня не найдет, потому что эти воспоминания закрыты от него навсегда. И туда, где он никогда не достанет твою мать. Я писал книгу про Люка Ратона четырнадцать лет. И тогда, когда случился пожар, я написал последнюю главу. Я не хотел, чтобы Ратон сбегал в Эль-Реаль, но всё-таки написал про это. Я ничего не мог поделать. Эта история писала меня, а не я.

– Елена, – прошептал Леша, – если она была в книге, если сбежала с Алтасаром, значит, она тоже… эскрит?

– Я не должен был этого делать, – глухо проговорил Алтасар. – Когда твоя мать умерла, я был в порядке. Но потом почему-то решил, что мы должны быть вместе, что я больше не встречу такую, как она. Елена из Альто-Фуэго была ее тенью. Как я ни старался, я не мог дать ей той живости, что была в твоей матери. Не мог восстановить ее тембр голоса, манеру смеяться, петь, носить странные платья. Я забыл, что я не бог, а всего лишь идиотский инсептер! Не творец, а ремесленник!

Алтасар закрыл лицо узловатыми руками и беззвучно заплакал.

– И что было дальше? – спросил Леша, не решаясь подойти ближе.

– Я не учел одного. Люк Ратон был частью меня. Я его придумал. И неудивительно, что мы с Люком хотели одну и ту же женщину. Только у него на пути стоял я. И ты.

– И ты создал мальпира.

– В последний раз. Я создал Алтасара, самого сильного и хитрого, и позволил ему занять мое тело. Тот пожар. Ты помнишь пожар? Конечно, помнишь. Это случилось тогда. Год назад.

– Почему ты отправил меня на Кипр? – выкрикнул Леша, захлебываясь в резком, внезапном потоке слез. – Почему не звонил? Я целый год был один! Ты был мне так нужен, ты…

Леша повторял эти слова, комкая край футболки.

– Потому что это уже был не я! – рявкнул Алтасар.

– Зачем тогда заставил вернуться?

– Я сразу понял, что произошло, – сказал Алтасар. – Сразу, когда увидел тебя в больнице. Ты принюхивался. Ты не помнишь, но пожар мерещился тебе. Я знал, что через год, когда тебе исполнится пятнадцать, всё уже не будет по-прежнему. Но на этот год я хотел оградить тебя от всего. Ты уехал к морю. Море помогает забыть об огне.

– Но я вернулся.

– Да. Больше всего я боялся, что мир Эскритьерры затянет тебя в чужой стране, где некому помочь, а я потеряю себя окончательно. И я отправил тебя в школу – единственную в Москве, где четыре ключевых зоны. Школу, в которой, я знал, всегда были акабадоры. Я верил, что они помогут.

– Что за договор ты заключил с Ратоном?

– Я смог спасти себя, – Алтасар кашлянул, – но не тебя. Разве мог я утащить тебя в Лимбо? И тогда я взял с Люка Ратона слово, что он не откроет тебе, кто он такой. Не скажет тебе сам.

– А что взамен? – прошептал Леша.

– Взамен я не буду искать его в Эль-Реале.

– Но тогда Альто-Фуэго погибнет! – выкрикнул Леша. – Все погибнут! Как команданте Лестер!

– Такова цена, – отрезал Алтасар.

– Мне не нужна такая цена! – Леша плакал. – Пусть этот город ничего для тебя не значит, но для меня он… словно связь с моей семьей! С семьей, которой у меня не было! Команданте Лестера создала моя бабушка, он не должен был умереть!

– Лестер – не человек, а эскрит.

– А я? – крикнул Леша. – Ты знал, что морочо умрет, если умрет его город?

– Нет, – глухо ответил Алтасар.

– Пусть! – сказал Леша, не выслушав его оправданий. – Пусть Люк Ратон забирает свою свободу! Пусть получает, что хочет! Ты не останешься в Лимбо!

– Я бы мог дать ему свободу, – рявкнул Алтасар, – но не стал. Если Ратон получит свободу, всё инсептерское сообщество будет под угрозой. Он одержим властью! Он захочет, чтобы инсептеры подчинялись эскритам, а не наоборот! Я знаю!

– Да и пусть! – расхохотался Леша. – Инсептеры и так используют эскритов, как рабов! Пойдем!

Леша подбежал к Алтасару.

– Не подходи! – мальпир выставил руку вперед, но Леша не послушался.

Он наконец посмотрел на того, кто лежал на кровати. Бескровные губы, распахнутые голубые глаза, спутанные медные локоны на примятой подушке.

– Мама, – прошептал Леша. – Мамочка!

Женщина захрипела и протянула тонкие, прозрачные руки.

Усилием воли Леша оторвал от нее взгляд.

«Нет, это не мама! Твоя мама умерла!».

Он выхватил стило и легким, уверенным росчерком создал портал.

И, пока Алтасар не успел опомниться, Леша прыгнул на него, увлекая в черноту перехода между мирами.

– Эль-Реаль! – крикнул Мышкин.

«Я верну тебя, папа, я тебя верну!»

 

Treinta y tres/ Трейнта и трес

Порыв зимнего ветра ударил по щекам хлестко, как армейский ремень. Леша открыл глаза. Небо было так близко, что казалось, его можно пощупать. Внизу плясали новогодние огни.

Мышкин не сразу понял, что на этой крыше, крыше «Ритц Карлтона», он уже раньше бывал. Именно откуда он прыгнул в портал после бегства из «Живаго». Только сегодня бар был пуст – ни гостей, ни девушки-хостес.

Удивительно, как распорядилась судьба, подумал Леша. Создав портал, он подумал просто – «Эль-Реаль». Ключевая зона могла сработать как угодно. Но сработала именно так.

Люк Ратон балансировал на стеклянном ограждении. Ветер трепал его волосы и капюшон толстовки. На улице был минус, но Ратон не мерз.

В руках он держал толстую веревку с петлей на конце, что-то наподобие лассо. Люк раскручивал его, словно ковбой, и на петле то там, то здесь мелькали странные зеленые искры. «Магический аркан, – вспомнил Леша строчки из книги. – Это аркан!»

Алтасар стоял сзади, и Леша чувствовал его пряное дыхание.

– Бежать некуда, – прошептал Мышкин. – Я вытащил тебя из Лимбо – кем бы ты ни был.

– Зачем? – прошептал Алтасар, но Леша не ответил.

– Ну же, Ратон! – выкрикнул он вместо этого. – Ты хотел свободы? Освободи моего отца и иди куда хочешь!

– Охотно! – засмеялся эскрит.

Он медленно шел по тонкому ограждению, раскручивая искрящийся аркан.

Алтасар отступил и вдруг, не дожидаясь нападения, прыгнул на Ратона, как гепард, и стащил вниз.

Мальпир и эскрит покатились по полу. То и дело мелькали зеленые искры, и Леша не мог понять, кто побеждает. Он остался в стороне от драки, и это страшно злило.

Вдруг Мышкин споткнулся. Предмет оказался знакомым. Не веря глазам, Мышкин поднял с грязного пола книгу об Альто-Фуэго. Черная кожаная обложка, тисненное золотом имя автора – да, это была именно она! Но как она здесь оказалась? Они ведь с Анохиным прятали ее в Импренте! Невероятно!

Леша быстро перелистнул страницы: последняя по-прежнему выдрана. Книга в Лешиных руках вызывала приятное тепло. Такое приятное, что у Мышкина мелькнула странная мысль. Теперь это не отцовская, а его книга. Его, потому что отец стал мальпиром, а он, Леша, всё еще инсептер, пусть и наполовину. Именно он спасал книгу, когда ее искали. Именно он сохранил ее в Импренте.

«Я должен дописать конец. Так, как нужно мне».

Это было таким логичным и простым! Он – инсептер и он может делать с эскритами Альто-Фуэго всё, что нужно!

Дрожащей рукой Леша достал стило, открыл последнюю страницу и написал: «Отец вернулся, Люк Ратон…» Он хотел написать слово «умер», но не смог. Руку словно сковали невидимые клешни. Стило дергалось, едва не выпрыгивая из ладони, но никак не хотело выводить последнее «умер».

«Умер», – написал Леша, едва не разорвав страницу.

Не получилось.

«Умер, умер, умер!». Стило зависло в миллиметре над бумагой, рисуя воздушные загогулины.

И тогда Леша понял. Люк Ратон не мог умереть просто так. История писала сама себя. Эскрит, ставший сильным, диктует инсептеру свою волю.

Перед глазами у Леши плясали черные мушки. Казалось, что написание одного простого слова выкачало из него все силы, и чем больше он пытался, тем сложнее было держать стило в руке.

Но, морщась от остервенения, Леша продолжал писать слово «умер». В глазах потемнело, в сердце резко кольнуло – в первый раз в жизни, и Леша упал на бок.

Он лежал, разглядывая мутный силуэт Кремля и то, как кипит схватка между Алтасаром и Ратоном.

Ратон побеждал. Уже два раза ему почти удалось накинуть аркан на Алтасара, но тот увернулся.

Леша должен был радоваться, но не мог. Казалось бы, Люк Ратон победит Алтасара, и отец будет свободен…

«А если он обманет? Он ведь уже нарушал договор!»

И чем больше Леша смотрел, как искрит чертов аркан, как выбиваясь из сил, ползет по крыше Алтасар, тем больше понимал: не стоило заключать договор с Люком Ратоном. Не стоило. Превозмогая жгучую боль и задыхаясь, Леша приподнялся и снова схватился за стило.

Ратон тем временем нанес последний удар. Тяжелая веревка хлестнула Алтасара по лицу.

Он упал и больше не поднимался.

– Папа! – просипел Леша. – Папа!

Он видел спину Алтасара – маленькую, сгорбленную, и сейчас казалось, что эта спина так сильно напоминает отцовскую, что Леше хотелось взвыть. Почему так? Почему так всё получилось? Леша не знал ответ. Он знал только одно – тот, кто лежит в метре на крыше, его отец, тот самый, который трепал его по макушке, тот самый, что привел на первую тренировку. Тот самый, кого он хотел вытащить из пожара. Всё остальное перестало иметь значение. Осталась только эта сгорбленная спина и Лешин беззвучный плач.

Ратон опустил аркан.

– Что тебе, маленький Князь? – фыркнул он. – Не этого ли ты хотел?

– Ты… не будешь… соблюдать договор…

– Знаешь, почему ты не можешь ничего написать, маленький Князь? Твой город почти мертв! И вместе с ним мертв и ты!

– Ты… знаешь о морочо… Откуда… Отец… Алтасар… не знал. Значит… и ты не должен.

Дышать Леше становилось всё труднее. Боже, как же ломит сердце!

– Не всё так просто.

Люк Ратон подошел ближе, Леша слышал его шаги, но видел лишь расплывшееся пятно красной толстовки.

– Я тебя не обманывал, маленький Князь, – улыбнулся Ратон. – Я освобожу отца, как ты и хотел. Только Альто-Фуэго осталось полчаса минимум, а вместе с ним – и тебе.

– Ты… не должен знать, – снова сипнул Леша.

– Ты умрешь, как и все эскриты твоего города. Кроме меня, потому что ты дал мне свободу, не так ли?

– Нет…

– Давай только без сантиментов!

Леша поднял глаза, сощурился, пытаясь сфокусировать взгляд. Самодовольное лицо Ратона стало чуть резче.

– Без сантиментов, – хрипнул Мышкин, собрав последние силы.

Леша привстал, показывая книгу, на которой он лежал.

«Отец освободился, Люк Ратон исчез навсегда».

– Это конец, – улыбнулся Леша. – Это мой конец.

Люк Ратон секунду смотрел на кровавое пятно на последней странице.

– Зря ты порезал мне руку, – шепнул Мышкин. – Зря, Люк.

Леша ждал, что Ратон скажет что-нибудь вроде «ты поплатишься», но тот просто замер. И вдруг ветер подхватил его, словно Люк Ратон был обычной снежинкой, и он растворился в блеске кремлевских огней. Исчез навсегда.

* * *

Сердце застучало ровно. Леша выдохнул и прижал к себе книгу. «Конец должен быть на месте», – рассмеялся он неслышно.

…Спина Алтасара задвигалась, он повернулся, и Леша увидел, что белые волосы и острый, мышиный взгляд мальпира исчезли. На крыше лежал отец и часто-часто дышал, словно пытаясь надышаться за все то время, что был в Лимбо.

Леша приподнялся на локтях и пополз. Всё, чего он хотел – это сжать отца в объятиях и сказать, что ничего не было, что теперь они заживут новой, счастливой жизнью… Что всё, как в конце книги про команданте Лестера, будет хорошо…

– Леша! Леша!!

От этого надсадного, испуганного крика у Леши внутри всё обледенело. Он поднял глаза. На стеклянном ограждении висел Никита Анохин. И над ним, с боевым стилом в руке, зависла Октябрина Кирова.

– Вы, – только и смог выдохнуть Леша. – Вы! Но как?..

И тут он понял: Ларс. Ларс, которая знала о том, кто такой Леша. Умела делать подстройку. Ларс – морочо. Ларс, у которой было стило и которую никогда не видели в штабе акабадоров. Ларс, которая знала Люка Ратона. Ларс, которую в первый день в школе забирала женщина в строгом синем пиджаке. Октябрина Кирова.

– Вы! – Леша вытащил стило. – Вы помогали Ратону! Сибирь, спокойно, я иду!

– Я, – Октябрина хмыкнула. Она всё еще стояла слишком близко к Анохину. Так близко, что могла одним движением руки столкнуть его вниз.

– Зачем? – Леша приближался медленно, вытягивая руку.

«Держись, Сибирь, только, пожалуйста, держись!».

– Как ты думаешь, как твоему отцу удалось задержать Ратона в Эль-Реале так долго? Почему его нет ни на одной карте акабадоров? Почему все данные об этом эскрите стерты из наших архивов? – Кирова покатала стило на ладони.

– Всё из-за бабок, да? Из-за бабок? – заорал Леша. – Он вам бабки платил?

– Нет.

Кирова повернулась – безучастная, квадратная, словно вырезанная из огромного бруска дерева. Черное пальто, короткие прямые волосы, глаза под тяжелыми валиками бровей, усталые глаза брошенного спаниеля.

– Хочешь знать, зачем? – Кирова сощурилась. – Помнишь, я говорила тебе, что войны и катастрофы происходят не просто так? Во время Второй мировой погибло слишком много людей! Погибло из-за тех, кто нарушил порядок! Все беды из-за инсептеров! Из-за того, что вы вытаскиваете в наш мир эскритов, нарушается баланс. Падают самолеты. Начинаются войны. Извергаются вулканы. Всё из-за вас!

– Но поэтому нужны акабадоры! Акабадоры восстанавливают баланс! Акабадоры не нужны никому без инсептеров! Без нас Эскритьерра погибнет!

– Да! – заорала Кирова. – Исчезнет вся, как твой никчемный город! И тогда больше не нужно будет восстанавливать никакой баланс!

– Простите… – Леша запнулся. – Вам кажется, что ваш сын погиб из-за инсептеров. Но это не так! Это просто… война.

– Без Эскритьерры не будет никаких войн! Без инсепетров не будет никаких войн! – взвизгнула Кирова. – Будет порядок! Порядок!

– Но какой тогда смысл в акабадорах! – выпалил Леша.

– Ты прав, – Кирова опустила стило. – Смысла никакого. Особенно в некоторых из нас.

Леша шагнул вперед, но всё произошло слишком быстро. Кирова повернулась и вонзила стило в руку Никиты, которой он держался за ограждение. Он вскрикнул и разжал пальцы. Леша увидел, как мелькнуло его перекошенное от ужаса лицо. Анохин соскользнул вниз, замахав руками, как мельница.

Леша вскрикнул, но тут же облегченно выдохнул.

– Тут ключевая зона, – сказал он. – Думаете, Анохин не успеет создать портал? Это же Анохин, он…

– Чтобы создать портал, нужно стило, – Кирова усмехнулась, – а оно у меня!

Она вытащила стило Никиты из кармана пальто и протянула его Леше – просто, как обычную ручку.

Мышкин стоял, боясь вздохнуть. В ушах стучало – и Леша не понимал, то ли это пульсирует кровь, то ли это глухой стук падения.

…Снизу послышался истошный вопль.

– До свидания, Мышкин, – Кирова чиркнула стилом и исчезла в портале. – Мы скоро встретимся еще раз.

* * *

Мелькнуло блестящее фойе «Ритца». Леша перемахнул через последнюю ступень лестницы.

Он смутно запомнил, как попал вниз, как пролетел двенадцать этажей, спотыкаясь.

Около Никиты собралась толпа.

«Довели парня до самоубийства!»

«Скорую вызовите, скорую!»

«Врача!»

«Надо же, прямо в центре Москвы!».

«Подполковник Ливанов, отойдите, отойдите!».

Подполковник Ливанов был последним, кого Леша грубо оттолкнул. Анохин лежал навзничь. Глаза были закрыты. Около головы расползалось бордовое пятно.

Леша схватил Никиту за ледяную руку, убрал, перемазавшись в крови, ему прядь со лба.

«Отойдите», – снова попросил подполковник Ливанов.

«Да не трогайте вы его, – послышались голоса. – Брат его наверное».

– Сибирь, – шепнул Леша, не замечая, как слезы жгут обветренные щеки. – Ну чего ты, Сибирь…

– Лешка!

Мышкин резко обернулся. Толпа расступилась. Покачиваясь, словно с похмелья, стоял отец. Синие круги под глазами, испачканное пальто. Борода – длинная, как у священника. Нестриженные волосы закрывают уши.

– Пап, – всхлипнул Леша. – Папа!

Отец бросился к нему, опустился рядом.

– Он умер, папа, – завыл Леша. – Умер!

Отец стиснул Лешу в объятиях, уткнулся ему в макушку.

«Маленький мой, маленький, – приговаривал он. – Всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо».

Леша сидел на мерзлом асфальте, сжимая холодную ладонь напарника. Новогодние огни танцевали безумную пляску.

 

Treinta y cuatro/ Трейнта и куатро

Три дня спустя

В коридоре пахло супом. Леша не знал, откуда пахнет, но этот запах – въедливый, советский – преследовал его третий день.

Мышкин выглянул в окно: на застывший снежный пласт на разлапистой елке и на протоптанную дорожку, по которой устало топала старушка с двумя гвоздиками. От ее спокойного, смиренного взгляда у Леши заныло сердце. Смертью пахло так остро, еще острее, чем поворотным моментом, и Леше казалось, что у смерти запах больничного супа.

Смерть в новогодние каникулы казалась издевательством, насмешкой тех, кто сверху. Так неправильно! Так не должно быть! Люди не должны умирать, когда вся страна отдыхает и веселится! Люди вообще не должны умирать.

– Леш? – отец остановился в конце коридора. – Ты как?

– Нормально, – отмахнулся Леша.

– Не волнуйся, шанс есть, ведь оперировал Соколов, поверь, он лучший, если кто и сможет вытащить Никиту, то это он.

– Спасибо, – Леша опустил голову, – что профессора притащил, что заплатил… за лечение.

Отец ничего не ответил, подошел и сел рядом на шаткий стул. Опустил поседевшую голову на колени.

– Пап? – Леша спросил глухо. – Почему… ты не говорил о маме? Ты… любил ее? Алтасар… Алтасар ее любил. Мне так казалось.

– Я не знаю, – прошептал старший Мышкин. – Не знаю… Может, я любил фантом, которого нет. Может, если бы мы были вместе, то ничего бы не было. Так, рутина. Знаешь.

– А может, – Леша почувствовал, как по щеке катится горячая слеза, – было бы всё хорошо. Может. Что теперь будет с Альто-Фуэго? Команданте Лестер – он умер, да? И все – Хайме, Фелипе, Эстебан? Они тоже умерли?

– Да, – кивнул отец, – глядя на Лешу исподлобья. – Но город еще жив. И теперь это твой город.

– А мама… То есть Елена?

– Она останется в Лимбо, сынок.

– Почему?

– Именно там должны быть самые горькие воспоминания.

Леша не выдержал и заревел. Он оплакивал Лестера, который был незримой нитью между ним и семьей, которой у Леши не было. Оплакивал Елену – почти-маму Маму, которая словно умерла у Леши во второй раз.

– Леш, – отец встал, сжал Лешину ладонь. – Мы всегда были друг у друга – мы вдвоем. Так и будет.

Не мигая Леша смотрел на улицу. Двое мужчин несли траурный венок. Черная ленточка и уродливые искусственные цветы трепыхались на ветру. Леша больше всего на свете хотел быть с отцом – но еще он хотел, чтобы Анохин был жив.

* * *

– Алексей? – дверь врачебного кабинета на секунду приоткрылась, и высунулась рука в белом халате. – Вы хотели зайти?

– Да… да. Профессор.

Леша кивнул отцу и зашел в кабинет. Тут запах смерти немножко отпустил. Пахло больницей.

«Это правильно. В больнице должно пахнуть больницей».

Профессор Соколов жестом пригласил Лешу сесть. Из кармана его медицинского халата торчала ручка и грязный носовой платок.

– Говорите как есть, – быстро сказал Леша. – Это потом, маме… Мне как есть.

– Алексей, – профессор сдвинул очки на нос. – Простите, готовьтесь к худшему.

Лешины руки затряслись. Он сжал кулаки.

– Он не умер сразу, – произнес он остервенением. – Не умер. Значит, шанс есть.

Профессор молчал, поглаживая редкую седую бороду. Леша хотел закричать. Неужели всё зря? Неужели зря, что Никита боролся за жизнь и не умирал? Что один из лучших российских хирургов согласился прервать отпуск и вернулся ради них?

Отец оплатил все расходы. Неужели это тоже зря?

«Да сделай же что-нибудь! – зло думал Леша, глядя в водянистые профессорские глаза. – Ты получишь свою годовую зарплату, если вытащишь Никиту! Черт, да ты получишь всё что угодно!» Словно услышав его мысли, Соколов сказал:

– Алексей, я понимаю… Ваш отец и вы… сделали всё. Но он не жилец.

– И что… что делать-то, а? Что делать? – Леша закрыл трясущимися руками лицо. Он боролся со слезами, но не выдержал и расплакался.

– Ему пятнадцать лет! Пятнадцать! Пятнадцать лет, – повторял он.

Соколов протянул грязный носовой платок.

– Нужно прощаться, – сказал он по-отечески. – Если вы хотите сделать что-то еще, когда всё… закончится, перевезите Никиту в Ноябрьск. Его семья будет вам благодарна.

– Он еще не умер, профессор, – шикнул Леша и покинул кабинет.

Размашистым шагом он пересек коридор и снова уставился в окно. Резные снежинки опускались на еловые ветки.

Этажом ниже, в реанимации, Никита Анохин доживал свои последние дни, а может, и часы.

Леша вытащил из кармана Никитино стило. Кирова выбросила его – больше не нужно. Леша не знал, что происходит со стилом после смерти акабадора и инсептера, но верил – если оно еще здесь, у него в руке, то его напарник жив.

* * *

Отца в коридоре не было. Зато вместо него Мышкин увидел Рената Вагазова.

– Ты зачем с ментами говорил? Тебя кто просил с ментами говорить? – накинулся тот на него вместо приветствий.

Леша поднял красные глаза.

– Менты – это у вас в Питере, – он хрустнул сухариком, единственной едой за сегодня. – А у нас доблестная полиция.

– Зря дерзишь, – Вагазов хмыкнул. – А если на тебя подумают?

В руках он держал дорожную сумку. Белый халат был надет поверх пуховика – дурацкое зрелище.

– Не подумают. У нас друг майор, – ответил Леша резко.

– Так, ладно, что ты им сказал?

– А как есть, – Леша пожал плечами. – Про Кирову Люка Ратона.

– И что?

– А ничего. Сначала думали, что больной, потом ржали. Привели к капитану Коломийцу Знаешь такого?

– Нет.

– А он тебя знает. Он акабадор. Они ищут. Только Кировой уже нет в Эль-Реале. А как искать в Эскритьерре, Коломиец не знает. Она может быть в любом городе.

– А что с девчонкой?

При упоминании Ларс Лешино сердце ёкнуло, но он постарался себя не выдать.

– А что? – спросил он как можно более равнодушно. – Она такая же, как я. Морочо.

– Значит, у Кировой есть родственники – инсептеры?

– Нет вроде, – хмыкнул Леша. – Ее удочерили. Неизвестно, чей ген. Видимо, она нужна была Кировой… зачем-то.

– Говоришь, умела делать подстройку? – Ренат почесал подбородок. – Плохо. Значит, научили. Нехорошее задумала Кирова. Говорит, всех инсептеров хочет уничтожить. В опасности твоя девчонка. И ты.

– Отстаньте, Ренат Русланович, – протянул Леша издевательски. – Не за меня надо бояться.

На удивление, Вагазов оставил выпад без внимания.

– Твоя правда, – кивнул он.

Ренат ушел, а Леша еще долго сидел в коридоре. Спустя полчаса пришел отец. Видеть его после всего случившегося было странно, и Леша всё никак не мог привыкнуть. Отец был жив, если бы не он, Никиту бы не положили в одно из лучших хирургических отделений. Можно было жить.

– Вот, печенье принес, – отец присел рядом. – Будешь? Крекеры, твои любимые.

– Пап, – Леша посмотрел на очертания ожога на руке. – Только честно. Ты ведь купил мне поступление в эту школу?

Отец замялся, оттянул ворот рубашки.

– Кому ты денег дал? Директору?

– Нет, – отец посмотрел в пол. – Чубыкину вашему. Пообещал. Но не дал. Потому что… Не успел. Уже был в Лимбо.

– Так вот чего он ко мне прицепился, – Леша усмехнулся, – бабла не получил. Спасибо.

– Я думал, ты кричать будешь.

– Спасибо, что сразу не сказал. Ты ведь как лучше хотел, да? Это ведь единственная школа в Москве, где четыре ключевые зоны. И где акабадоры. Если бы не они, я бы тоже, как Никита, – не жилец, да?

Комок подкатил к горлу. Слезы потекли по щекам – горькие, предательские.

– Я должен был, – Леша долбанулся затылком о холодную стену, потом еще и еще раз, – спасти его. Как он – меня.

И еще раз. И еще раз.

– Не всех можно спасти, Лех. Я ведь тоже твою маму не спас.

Леша уткнулся в отцовское плечо. На секунду больничный коридор, Никита в реанимации – всё это отодвинулось на второй план. Перестало быть таким страшным.

Он мог бы сидеть так вечно, но их отвлекли.

Лариса Бойко неуверенно переступала с ноги на ногу. Длинные медные волосы были не заплетены и рассыпались по плечам. Белый халат был велик ей на несколько размеров. Мышкин хотел потереть кулаком глаза, скрыть слезы, но отчего-то не стал. Он смотрел на нее резко и прямо. Стыдно плакать? Не стыдно. Когда друг умирает, не стыдно. Нет, не друг. Напарник. Брат. И как он мог только думать о нем, как о предателе!

– Оставлю вас, – отец дипломатично удалился.

Это был первый раз, когда Леша увидел Ларису после той страшной новогодней ночи.

– Садись, – он кивнул на кресло. – Раз пришла.

– У меня приемные родители, – начала Лариса издалека. – И тетка. Я всегда знала, что со мной что-то не так. Тебе это знакомо?

– Нет, – глухо ответил Леша, – я был нормальным. До поры до времени.

– Один раз. Мы спали. И… бомба попала в наш дом.

– Какая бомба?

– Я не знаю. В Донецке бомбили, ты слышал об этом, ты должен был слышать. Все выжили, просто…

– Поворотный момент? А кто, – Леша решился задать еще один вопрос, – тот сын Кировой, что погиб на войне? Твой приемный отец?

– Нет, дядя. Приемный тоже, – Лариса нервно хихикнула, – Брат приемного отца. Он погиб спустя неделю после бомбежки.

– Ты хорошо его знала?

– Нет, он в Киеве жил.

– И так что Кирова?

– Тетя забрала меня в Москву. Тут я узнала про всё. Про акабадоров. Инсептеров. Про таких, как я. И ты.

– Как ты поняла, что я – как ты? На экзамене?

– Со временем ты тоже научишься, – Лариса попыталась взять Лешу за руку, но он спрятал ладонь в карман. – Слушай…

– Дальше можешь не продолжать. Люк Ратон. Он же Святослав. Он же черт знает кто. Неужели тебе было так просто задурить голову? Ты делала всё, что скажет Кирова! И чуть нас не угробила!

Леше хотелось заорать: то, что Никита умирает – это ее вина. Ее чертова вина. Но он промолчал. Спрятал лицо в ладони, взлохматил челку.

– Я виновата, – произнесла Лариса тихо. – Но я знаю, как всё исправить. Он не умрет! Я обещаю, он не умрет! Только… нам нужен еще один морочо.

– Прекрати нести бред.

– Пожалуйста, – Лариса сжала губы. – Скажи, сколько ты лежал в больнице после пожара?

– Два месяца. Потом уехал.

– И что? Ты не думал, почему?

– В смысле почему? У меня ожог был по всему телу, я чудом не отравился угарным газом! У меня вся спина была как один огромный струп! Ты еще спрашиваешь, почему я в больнице лежал два месяца? Это что, мало по-твоему?

– Вот именно. Мало. Кровь морочо. Так ты не знаешь, где найти еще одного такого, как мы?

– Есть здесь один, – хмыкнул Леша.

Смысл ее слов дошел до Мышкина не сразу.

* * *

– Ренат! Ренат, подожди!

Вагазов остановился около больничных ворот.

– Чего хотел? У меня самолет через два часа, давай быстрее.

– Ренат, послушай!

Вагазов молча выслушал Лешин сбивчивый рассказ.

– Нет.

– Но почему? – взмолился Леша.

– Я сказал – нет. Это запрещено.

– Кем запрещено? Акабадорами? Инсептерами? Да пошли они к черту! Смотрите, что сделал один из нас!

– Хорошо, – усмехнулся Вагазов, – но ты же понимаешь, что придется заплатить?

– Что хочешь, – выдохнул Леша.

 

Treinta y cinco/ Трейнта и синко

Десять дней спустя

Холодное зимнее солнце билось в раму школьного окна. Леша окинул взглядом цветок герани, подбросил на ладони толстую пачку. С верхней купюры бесстрастно смотрел Бенджамин Франклин. Леша достал из кармана телефон, покрутил его на столе.

– Ваше решение, Игорь Владимирович.

Чубыкин косился на купюры снизу вверх, как маленькая собачка. Лоб его покрылся испариной, пухлая нижняя губа оттопырилась. Леша вытащил одного Франклина и свернул в трубочку. Чубыкин шумно выдохнул.

– И что вы предлагаете, Мы-мышкин?

– Ничего особенного, – Леша пожал плечами. – Хочу завершить сделку. Вы не получили денег за мое поступление – вы получите их сейчас.

– А вам что?

– Вы отвалите от меня и от Ларисы Бойко. И перестанете всех унижать. Станете лапочкой, – Леша фыркнул.

– И… и всё?

– Ну как всё. Никого не исключат. Нас же шестнадцать, а не пятнадцать. Так вот, никого не исключат. Ах да, я сказал об этом.

– Всё?

– Да, – Леша кивнул, – хотя если вы спрашиваете. Постарайтесь как-нибудь полюбить свой предмет.

– Мышкин…

– Понимаю, сложно. И вот еще. У нас в столовой такая дрянь. Жрать невозможно. Повлияйте как-нибудь на Богушевского, ладно?

– И вам, что же, теперь… – Чубыкин нервно покусал толстую губу, – и в четверти пять? И в полугодии?

– Да не надо, спасибо, – Мышкин фыркнул, – Но – если вы настаиваете! Договорились?

– Ну, Мышкин, если кто об этом узнает, вылетишь отсюда! – пальцы учителя потянулись к пачке денег, но Леша ловко убрал ее за спину.

– Это ты отсюда вылетишь, – сказал он грубо и резко. – Взяточник.

– Да как ты смеешь! – голос Чубыкина снова стал резким.

Леша схватил со стола телефон.

– Думаешь, я идиот? – он кисло улыбнулся. – Нет, Игоряша, это ты идиот. Неужели думал, я наш разговор не записал?

Чубыкин хватал воздух толстыми рыбьими губами. Леша скривился. Каким мелочным, каким мерзким может стать человек из-за денег. На что он только не готов пойти ради того, чтобы стать чуть-чуть богаче.

– Так, бабла ты не получишь, а условия мои выполнишь. Иначе – эта запись не только у Богушевского, но и во всех инстанциях окажется. Ой, что в газетах напишут, ой, что напишут! Понял меня, Игорь Владимирович?

Чубыкин молчал, только пучил глаза.

– А сейчас, – Леша широко улыбнулся, – персональное задание. У нас в туалете как-то слишком грязно. Как там надо? Кто не работает головой, работает руками. Ты, Игоряша, сегодня головой плохо работал.

– Ты это серьезно, Мышкин? – тихо спросил учитель.

– А то, – фыркнул Леша, – мы дерьмо оттирали, а Игорь Владимирович у нас что – белая кость, голубая кровь?

– Мышкин… Да как…

– Ох, не завидую, – притворно зевнул Леша, – там Сеню с кабачков полдня пучило.

Лицо Чубыкина позеленело, глаза налились кровью. Он встал, пошатываясь, и молча пошел к двери. Насладившись театральной паузой, Леша покрутил телефон в руках и сказал:

– Да ладно вам, Игорь Владимирович. Не заставлю я вас дерьмо чистить. Что же, я зверь, что ли. А кабачки в столовой и правда лучше не есть.

Чубыкин испуганно обернулся. Леша встал, поправил свитер и, отсалютовав учителю на прощание, покинул комнату.

В коридоре уже столпился весь класс.

– Записал? – спросил Стас Бессчастных.

– Даже не записывал, – хмыкнул Леша. – А он поверил. Идиот.

– А может надо было всё-таки его заставить туалет мыть? – почесал подбородок Сеня.

– Не надо было, – твердо ответил Леша.

Он несколько раз представлял себе, как лично подаст врагу тряпку. Но теперь он больше не чувствовал себя победителем.

Ему казалось, что он сейчас в дерьме похуже Чубыкина, и оно, мерзкое, липкое, гадкое, так и остается на руках.

– Простите, ребят, я пойду, – он потрепал Стаса по плечу.

– Ты совсем уходишь? – пропищала Лера. – А где учиться будешь?

– Далеко, я…

– На Кипре?

– На Кипре. Да, на Кипре.

– Везучий, – выдохнул Сеня. – Ну дай, обниму.

И он сжал Лешу в удушающих, тяжелых объятиях.

Леша хотел без прощаний, но без прощаний не получилось. Поэтому в какой-то момент он, отдав последний салют, быстро пробежал коридор, выскочил на улицу и бросил короткий взгляд на школу.

Во дворе лежали кучи снега. Злой ветер пробирался под шарф. Уходить отчего-то было совсем не жаль.

* * *

– Ну, привет.

Леша отвернулся к окну, не решаясь посмотреть на того, кто лежал на кровати. Он боялся, что если посмотрит сейчас, то расплачется. А Анохин не должен видеть, как он плачет.

– Привет, – прохрипел Никита. – У меня тут, как в «Докторе Хаусе». Круто, да?

Он лежал в одноместной палате. Спину поддерживал мудреный каркас. На маленьком экране пикал пульс – восемьдесят два удара в минуту.

– Ведь это ты притащил книгу на крышу, да? – тихо спросил Леша.

– Я не притащил, – тихонько рассмеялся Никита. – Я бросил ее в портал. Из Импренты.

– Ты пошел в Импренту когда мы поссорились?

– Нет. Я болтался по городу. Понял, что за мной следят. Вернулся в школу, но тебя уже не было. И я… отправился в Импренту Я был с тобой, когда мы прятали книгу, я надеялся ее найти.

– И там была Кирова?

– Да. Я сразу понял, что это кто-то из акабадоров, ведь инсептер не может попасть в Эскритьерру Я бросил книгу, надеясь, что всё сделал правильно, что она попадет тебе…

– Хватит, – сипнул Леша. – Тебе вредно много разговаривать.

Комок всё-таки подкатил к горлу.

– Слушай, это смешно, – Никита улыбнулся. – Я проснулся в реанимации. Голый. Совсем. Думал, умер. А потом смотрю – на руке такая царапина свежая. Болит, зараза. Значит, живой.

– Да, Сибирь, – Мышкин выдохнул. – Повезло тебе. Ты теперь дважды перехитривший смерть – Энганьямуэрте вдвойне.

– Лех, ты что, плачешь, что ли?

– Ты совсем? – Мышкин вытер красные глаза рукавом белого халата. – Ладно, Сибирь, мне пора.

– Придешь завтра?

Леша наконец-то поднял глаза. Мокрая челка Никиты прилипла ко лбу, сам он в этих каркасах и бинтах был похож на ожившую мумию.

– Мой отец позаботится о тебе. Прощай.

Последнее слово Леша почти выдавил из себя. Нет, он не смог соврать. Соврать, что придет завтра и послезавтра. Он не придет.

Он больше не вернется в Эль-Реаль.

Он пробежал пустой больничный коридор, выскочил, забыв снять бахилы и застегнуть куртку, на улицу.

Ренат Вагазов нервно посмотрел на часы.

– Опаздываешь, – заметил он. – Он догадался?

– Нет, – ответил Леша. – Удивился, что у него порезана рука. И всё.

Лариса стояла рядом с Ренатом, и Леша старался ее не замечать. Чуть поодаль – отец и Николай Витсель. «Редкий случай – инсептер и акабадор рядом», – хмыкнул Мышкин.

За спасение Никиты он заплатил большую цену. Он больше не вернется в Эль-Реаль. Несколько лет, а может, никогда. Расстанется с отцом снова. Бросит школу. Он отправится в Эскритьерру и будет учиться всему, что знает Ренат. Научится быть морочо. Они больше не встретятся с Никитой Анохиным – и тот никогда не узнает, что теперь в нем течет кровь морочо. Лешина кровь.

– Я смогу ему рассказать? – спросил Леша тихо. – Ну, это же несправедливо не знать… Он же тоже теперь морочо.

– И он не должен знать об этом! – рявкнул Ренат. – Никогда! Потому что Кировой зачем-то нужны морочо, но мы пока не знаем, зачем! Я предупреждал, что за подстройку придется заплатить!

Подстройка. Моделирование желанной ситуации, когда несколько морочо работают сообща. Один должен сформировать желание. Один или два других – написать идеальное событие на бумаге в прошедшем времени. Бумага должна сгореть в конце – если нет, значит желание недостаточно сильное.

Писать про других людей нельзя – только про себя и эскритов.

Химик и учительница в красном пиджаке на экзамене были эскритами Ларисы Бойко. Именно поэтому Лариса так вела себя и не переживала за результат.

«Врач впустил нас, и мы зашли в реанимацию к Никите».

Врач-эскрит Такой реальный, чтобы не вызвать подозрение.

Врач, который мог бы впустить в реанимацию.

И дальше – самое сложное. Кровь морочо. Кровь, избавляющая от болезней. Спасающая жизни.

– Так, – Вагазов перевел взгляд с Леши на Ларису. – Я хочу, чтобы вы поняли. Кирова будет искать нас. Я пока не знаю, зачем ей морочо. Времени мало. Я научу вас всему, что знаю. Мы отправимся в Эскритьерру в самые отдаленные ее уголки. Когда придет время… вы сможете защитить себя.

– Леш, – отец сжал Лешину руку – Я не оставлю твоего друга, обещаю.

Они обнялись. Леша держал отцовские ладони и не хотел их отпускать – они только встретились и вот снова надо было прощаться. Может, навсегда.

Это цена, Мышкин.

– Леша, – Николай Витсель протянул руку. – Буду ждать вашего возвращения. И… можно на пару слов?

– Да?

Они отошли.

– Послушайте, Леш, – Витсель приобнял Мышкина за плечи, – если вы когда-нибудь об этом переживали… Игорь Чубыкин не имел никакого отношения к вашему поступлению в школу. Ваше сочинение проверял я. Полагаю, мой коллега злился, что остался не у дел и не получит… вознаграждение

– Но ведь мое вступительное сочинение – бред. Я списал его целиком.

– Да, – Витсель хмыкнул. – И я поставил вам пять. Я знал, что списать на экзамене невозможно и хотел посмотреть на того, кому это удалось.

– Обещайте мне, – Леша вцепился Витселю в руку, – что Анохин не узнает цену своей жизни. Если Вагазов прав, и морочо грозит опасность… Анохин не должен узнать, кем стал.

– Леша, но это однажды вскроется.

– Я не спас его один раз, – сказал Леша. – И не могу рисковать его жизнью. И я обещал Ренату.

– Как у вас получилось?

– Это называется подстройка. Когда несколько морочо меняют реальность так, как нужно им.

– Хорошо, подстройка нужна, чтобы попасть в реанимацию, отвлечь врачей, но в чем причина того, что Никита выжил? – допытывался Витсель.

– Кровь, – коротко ответил Леша.

Он кивнул учителю на прощание, обнял отца. Вцепился в рукав его куртки.

– Ты вернешься, вернешься обязательно, – отец погладил взъерошенные Лешины волосы. – Я сделаю всё, чтобы ты вернулся.

– Ты инсептер, – еле слышно прошептал Леша. – Ты не можешь войти в Эскритьерру А я не могу вернуться. Я обещал.

– Не уходи!

– Папа! – заплакал Мышкин, не обращая внимания, что на него смотрят. – Папа! Я не хочу уходить! Как же я не хочу уходить!

– Готовы? – Вагазов вытащил стило и нарисовал две скрещенные линии. – Сначала Мышкин, потом Бойко. Пошли!

В последний раз Леша взглянул на отца и ряд больничных окон. Не оборачиваясь, он шагнул в портал.