Маленький и довольно бледный человечек занял место на кафедре. Он был в белой рубашке с коротким рукавом, которую оттягивал набок набитый ручками нагрудный карман. Все мы снова уселись и с интересом уставились на него. СуперСлово™ уже много сотен лет служило в Кладезе излюбленной темой для пересудов, и всем очень хотелось узнать, верны ли слухи о его технической виртуозности.

— Всем доброго утра, — нервно начал Либрис. — В течение следующих тридцати минут я постараюсь рассказать вам о нашей новейшей операционной системе КНИГА, версия 9, которой мы присвоили кодовое имя СуперСлово™.

Повисла тишина. Агенты переваривали услышанное. Я кожей почувствовала, что это не просто важно, а очень важно. Как подписание мирного договора или что-то в этом роде. Даже Брэдшоу, отнюдь не фанат высоких технологий, подался вперед и с интересом слушал, нахмурив лоб.

Либрис вытащил из папки первый лист с изображением старой книги.

— Итак, — начал он, — когда мы впервые столкнулись с концепцией страницы при разработке КНИГИ 1, то подумали, что достигли потолка вместительности повествования — создали компактную, легкую для чтения модель и при помощи встроенных программ Нумератор и Заголовок получили систему индексирования, намного превосходящую все, что мог предложить СВИТОК. Много лет, — он перевернул лист, показав нам различные варианты книг, появлявшиеся в течение столетий, — мы совершенствовали систему КНИГА. Первым нововведением в версии 1.1 были иллюстрации, в 3.1 — стандартизация правописания, в 4.2 — стабилизация употребления гласных и неправильных глаголов. Сегодня мы используем систему КНИГА 8.3, одну из наиболее стабильных и сложных в истории технологий вымыслопередачи — никогда прежде написанное слово не передавалось в воображение читателя столь быстро и равномерно.

Он на мгновение остановился. Мы все знали, что КНИГА 8.3 превосходна. Если не считать попадающихся иногда опечаток и неровного качества повествования (что не относилось к системным ошибкам), система была действительно хороша.

— Сборка книг в подвальных этажах, хотя и требует времени, идет хорошо, пусть и несколько хаотично.

Агенты одобрительно зашептались: внизу, понятное дело, никому особенно не нравилось.

— Но, — говорил Либрис, — бесконечная переработка старых идей больше не может удерживать внимание читателя. Маркетинговые исследования Совета жанров показывают, что читателям надоедает схожесть сюжетных линий.

— По-моему, такое и прежде бывало, — вклинился Глашатай, но быстренько спохватился, извинился за то, что перебил выступающего, и позволил Либрису продолжать.

— Для того чтобы понять проблему, — развивал свою мысль словомагистр, — нам нужно обратиться к истории. Когда восемнадцать столетий назад мы впервые ввели систему КНИГА, то разработали ее прежде всего для записи реальных событий. Мы никогда и не думали, что появится такой спрос на беллетристику. В десятом веке выдуманные истории встречались так редко, что нам хватило сюжетов на целую тысячу лет. В семнадцатом столетии количество сюжетов снизилось до шестисот, но по-прежнему не подавало поводов для беспокойства. Затем произошло событие, которое исчерпало возможности операционной системы.

— Появилась массовая грамотность, — вставила мисс Хэвишем.

— Именно, — подхватил Либрис — Спрос на литературу в восемнадцатом и девятнадцатом столетиях вырос экспоненциально. За десять лет до публикации «Памелы» в тысяча семьсот сороковом у нас хватало новых идей, чтобы продержаться еще несколько сотен лет. Но ко времени Диккенса почти все идеи оказались использованы не по разу. Начиная с тринадцатого столетия мы время от времени прибегали к подобной практике, стремясь отсрочить неизбежное. Однако к тысяча восемьсот восемьдесят четвертому году, несмотря на все наши старания, запас оригинальных историй полностью истощился.

Агенты беллетриции зашептались.

— «Плоский мир», — выдал Брэдшоу после короткого размышления. — Это была последняя оригинальная идея, да?

— Именно так. Остатки поглотило движение научной фантастики в пятидесятых годах двадцатого века, но последние чистые идеи закончились в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом. Мы ожидали худшего — полного растворения Книгомирья и массового оттока читателей. И все же этого не произошло. Вопреки всем ожиданиям, повторяемые истории работали!

— А разве не так происходит при их изложении? — спросила Хэвишем своим непререкаемым тоном. — Пермутации рассказа беспредельны!

— Пределы эти огромны, но не бесконечны, мисс Хэвишем. Я пытаюсь донести до вас, что, когда все пермутации окажутся исчерпаны, нам окажется некуда двигаться. В двадцатом столетии книги писались и печатались в огромном объеме. Даже появление потусторонних вирусов Тормоз 1.3 и Стоп-писатель 2.4 не смогли остановить авторов. По Ту Сторону появились законы об авторском праве: авторы начали писать одинаковые книги! По моим прикидкам, нам остается год — в лучшем случае восемнадцать месяцев — до того, как литература иссякнет.

Либрис умолк, чтобы дошло до всех.

— Вот потому нам пришлось снова сесть за чертежную доску и пересмотреть всю ситуацию.

Он достал новый лист, и раздались ахи и охи. На чертеже была представлена тридцатидвухсюжетная система.

— Как вы знаете, — продолжал словомагистр, — любая Книжная операционная система построена на восьмисюжетной основе, унаследованной еще от системы ТрадУст. Мы обычно говорим: «Никому не понадобится более восьми сюжетов».

— Девяти, если учесть «взросление», — пискнула Беатриче.

— Разве это не «путешествие и приключение»? — возразил Твид.

— А что тогда «Макбет»? — спросил Бенедикт.

— Это сюжет «жестокое соперничество/месть», дорогуша, — просветила его Хэвишем.

— Мне казалось, что это скорее «соблазн», — задумчиво проговорила Беатриче, которая по возможности всегда и все делала в пику Бенедикту.

— Прошу вас! — воскликнул Глашатай. — Мы весь день можем об этом спорить! Дайте Либрису закончить, а потом, пожалуйста, ругайтесь на здоровье!

Агенты замолчали. Я поняла, что этот спор у них вечен.

— Итак, единственным путем для поступательного развития, — продолжил словомагистр, — является полная перестройка операционной системы. В результате перехода на тридцатидвухсюжетную базу появится куда больше идей, чем мы в силах применить. Книгомирье не знало такого прорыва со дня изобретения наборного шрифта!

— Я всегда была сторонницей новых технологий, мистер Либрис, — искренне сказала леди Кэвендиш, — но разве популярность книг не является объективным показателем работы системы?

— Это зависит от того смысла, который вы вкладываете в понятие «популярность». Только тридцать процентов потусторонников читают книги регулярно, а при помощи СуперСлова™ мы намерены радикально изменить эту ситуацию. Но я забежал вперед. Обилие новых идей лишь половина дела. Позвольте мне рассказать, какие еще преимущества дает новая система.

Он достал следующий лист. На сей раз заголовок гласил: «Улучшенные характеристики».

— Во-первых, СуперСлово™ полностью совместима со всей существующей прозой, драматургией и поэзией. Более того, книги, написанные при помощи этой системы, будут снабжены всевозможными бонусами.

— Интересно, — медленно произнес Брэдшоу, — как вы намерены улучшить книгу?

— Позвольте привести пример, — с энтузиазмом сказал Либрис. — В книгах, которые известны сейчас, диалог надо приписывать конкретным персонажам, поскольку иначе читатель не поймет, кто что сказал. При описании разговора многих людей задача многократно усложняется: очень легко увязнуть в «сказал Джордж», «ответил Майкл», «добавил Пол» и так далее. С помощью Улучшенных Речевых Характеристик™ СуперСлова™ читатель без труда поймет, кто говорит, будучи при этом избавлен от утомительных речевых указателей. К тому же к СуперСлову™ будет прилагаться СиноПлюс™, который предоставит читателю сжатый конспект на случай, если тот запутается или оставит книгу на несколько месяцев, не дочитав. Есть и другие опции — БыстроЧит™, СветоТекст™ и три музыкальные дорожки.

— А как читатель сумеет задействовать эти функции? — поинтересовалась леди Кэвендиш.

— Сразу же за фронтисписом будут находиться три страницы для выбора опций.

— Срабатывающие от прикосновения? — уточнила я.

— Нет, — восторженно отозвался Либрис, — от прочтения! Слова знают, когда их читают. На этих страницах также можно будет выбрать СловоВерт™, который приспосабливает словарь к читателю: никаких заумных слов или, если вы как раз любите заумные слова, повышение словарной заковыристости.

Воцарилось молчание. Все переваривали сказанное.

— Но, возвращаясь к вашему замечанию, леди Кэвендиш, могу сказать следующее: многие не читают именно потому, что чтение им кажется скучным и медленным. На сегодняшний день максимальная скорость вымыслопередачи составляет около шести слов в секунду. При помощи СуперСлова™ мы сможем увеличить скорость ввода в четыре раза, и это очень понравится современному читателю.

— А теперь карты на стол, Либрис, — громко сказал Брэдшоу. — Технология — это прекрасно, но если она не является абсолютно правильной, то может обернуться величайшим провалом.

— Вам и прежняя навигационная система не нравилась, командор, — ответил Либрис, — но никогда книжная навигация не была проще!

Они уставились друг на друга, пока тишину не разорвало громкое рыганье. Это был Фальстаф.

— В свое время, — произнес он, с большим усилием вставая на ноги, — я повидал немало и хорошего, и дурного. Я был свидетелем Великого чередования гласных и с теплотой в душе вспоминаю славные деньки, когда каламбуры, толстяки и чужестранцы были смешнее всего. Я видел возвышение романа и падение эпической поэмы, я помню те времена, когда на шесть пенсов можно было упиться до белой горячки, обожраться до смерти, и при этом в кармане оставалась еще мелочь на шлюх. Я помню времена, когда можно было отдать концы от воды и ожить от хмельного, я помню…

— Вы к чему это ведете? — с опаской спросил Либрис.

— А! — ответил Фальстаф, пытаясь припомнить, что он хотел сказать. — О да. Я видел это хваленое усовершенствование — четвертую версию в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году. «Навеки изменит наше чтение» — так говорил Совет жанров. И что получили? Великий Абзац. Почти все произведения Еврипида, Эсхила и Софокла исчезли с концами, и мы создали граммазитов.

— Не доказано, что именно четвертая версия привела к появлению граммазитов, сэр Джон…

— Да ладно, Либрис, у вас что, мозги усохли? Я же был там. Я видел. Я — знаю.

Либрис воздел руки.

— Я пришел сюда не спорить, сэр Джон. Я просто излагаю факты. В любом случае граммазиты несовместимы с СуперСловом™. Текст будет запечатан — им просто нечего станет есть.

— Ну, надейтесь-надейтесь, сэр.

— Мы это знаем, — твердо ответил Либрис и добавил уже медленнее: — Послушайте, КНИГА 4 действительно была большой ошибкой, и мы откровенно в этом признаемся, именно потому мы так долго разрабатывали и жестко тестировали СуперСлово™. Она не ради рекламы называется высшечитабельной. — Он на мгновение умолк. — Она неизбежна, леди и джентльмены, — так что привыкайте.

Он ожидал очередных нападок со стороны Фальстафа, но старый приятель короля Хэла сел и печально покачал головой. Больше никто ничего не сказал.

Либрис отступил на шаг и посмотрел на Глашатая, который позвонил в колокольчик.

— Ну-с, спасибо, что выслушали словомагистра Либриса, и я, со своей стороны, хотел бы поблагодарить его за то, что он пришел к нам и обо всем рассказал.

Он начал аплодировать, и мы присоединились — за заметным исключением Фальстафа и Брэдшоу.

— Презентационные буклеты вскоре доставят, — сказал Глашатай. — Через десять минут получите личные задания. И помните: осторожность и еще раз осторожность. Все. Заседание закрыто.

И он снова позвонил в колокольчик.

Либрис спустился с кафедры и затерялся в толпе прежде, чем Брэдшоу успел его еще о чем-нибудь спросить. Мисс Хэвишем положила руку командору на плечо. Брэдшоу был единственным мужчиной, к которому мисс Хэвишем питала хоть какие-то дружеские чувства. Наверное, это было следствием долгого сотрудничества по работе.

— Я уже слишком стар для таких игр, малышка, — прошептал он.

— Я тоже, Траффорд. Но кто будет учить молодежь?

Она кивнула в мою сторону. Меня уже десять лет как не относили к категории молодежи.

— Устал я, Эстелла, — грустно сказал Брэдшоу. — Хватит с меня новых технологий. Я возвращаюсь в свою книгу. По крайней мере, не придется терпеть всю эту чушь в «Брэдшоу из Конго». Прощай, старушка.

— До свидания, командор. Кланяйтесь от меня миссис Брэдшоу.

— Спасибо. А вам, мисс… простите, напомните мне ваше имя?

— Четверг Нонетот.

— Да, конечно. Ну что же, удачи вам.

Он улыбнулся, приподнял шлем и удалился.

— Старый добрый Брэдшоу, — усмехнулась мисс Хэвишем. — Начиная с тридцать восьмого года он уходил на покой раз десять. Думаю, мы его увидим на следующей неделе.

— А! — воскликнул, подходя к нам Глашатай. — Хэвишем и Нонетот! — Он сверился со своими заметками. — Вы ведь не пытались поставить рекорд скорости По Ту Сторону или в ином мире?

— Я?! — возмутилась Хэвишем. — Конечно нет!

— Ладно, — пробормотал Глашатай, ни на йоту ей не поверив. — Совет жанров извещает, что любой агент беллетриции, злоупотребляющий своими привилегиями, будет подвергнут суровому наказанию.

— Насколько суровому?

— Очень суровому.

— Не посмеют, — отмахнулась Хэвишем. — Так что вы там для нас припасли?

— Вы председательствуете на разбирательстве по поводу напряженности в «Грозовом перевале».

— Я уже отсидела свои шесть разбирательств. Теперь очередь Фальстафа, — возразила Хэвишем.

— А вот это неправда, — ответил Глашатай. — У вас только третье разбирательство. Менять адвокатов каждую неделю не лучший способ уладить дело. Все должны отработать свое, мисс Хэвишем. Даже вы.

— Ладно, — вздохнула она.

— Вот и хорошо. И лучше не затягивайте!

И Глашатай быстренько ретировался, прежде чем мисс Хэвишем успела ответить. Она несколько мгновений стояла молча, словно вулкан, который думает, взорваться ему или нет. Потом сверкнула глазами на меня.

— Ухмыляемся? — рявкнула она.

— Никак нет, мисс Хэвишем, — ответила я, старательно пряча веселье по поводу того, что персонаж вроде нее станет консультировать кого бы то ни было по какому-либо вопросу — особенно по части ярости.

— Пожалуйста, объясни, что тебе показалось таким забавным, — наступала на меня она. — Мне очень интересно!

— Я улыбнулась от удивления, — сказала я.

— Да? — не поверила она. — Что ж, прежде чем ты придешь к ошибочному выводу, будто меня хоть в малейшей степени волнуют чувства кучки напыщенных идиотов, заруби себе на носу: мне просто приказали сделать эту работу, все равно как если бы меня призвали на службу в Защиту Хитклифа. По мне, лучше б он сдох, но приказ есть приказ. Принеси мне чаю, и встретимся у меня за столом.

Споры по поводу усовершенствования СуперСлова™ не утихали долго. Я улавливала обрывки разговоров, в которых оценка варьировалась по всей шкале от полного неприятия до горячего одобрения. Это не играло роли: беллетриция — единственное полицейское агентство, которое не имеет никакого веса в политике. Все решали высшие силы в Совете жанров. Прямо как в ТИПА. У стола с закусками я наткнулась на Вернхэма Дина.

— Ну, — спросил Дин, накладывая себе пирожных, — что думаете?

— Брэдшоу и Фальстаф немного выбиты из колеи.

— Осторожность — преимущество, которое порой недооценивают, — взвешенно заметил он. — А какого мнения Хэвишем?

— Точно не знаю.

— Верн! — окликнула Беатриче, подходя к нам вместе с леди Кэвендиш. — Итак, какой сюжет в «Винни Пухе»?

— «Триумф неудачника»? — предположил мой собеседник.

— Я же тебе говорила! — повернулась Беатриче к Кэвендиш. — Медвежонок с опилками в голове побеждает превратности судьбы! Ну, убедилась?

— Нет, — ответила та. — Это исключительно «путешествие и приключение».

— Да у тебя все «путешествие и приключение»!

— Именно.

Они продолжали пикироваться, а я взяла чашку и блюдце.

— Вы еще не знакомы с миссис Брэдшоу? — спросил Дин.

Я сказала, что нет.

— Когда познакомитесь, не смейтесь и не хихикайте.

— Почему?

— Увидите.

Я налила чаю для мисс Хэвишем, не забыв добавить молока. Дин съел канапе и спросил:

— Как вы поживали эти дни? На момент нашей последней встречи у вас дома были неприятности.

— Я сейчас живу в Кладезе, — сообщила я, — благодаря Программе по обмену персонажами.

— Правда? — удивился он. — Забавно. Как идет последний роман Фаркитт?

— Думаю, неплохо, — ответила я, помня об испытываемой Верном неловкости по поводу его роли картонного злодея. — Рабочее название — «Бесстыдная любовь».

— Вполне в духе Фаркитт, — вздохнул Дин. — И там наверняка будет кто-нибудь вроде меня — как обычно. И деревенская служанка, которую изнасиловал кто-то вроде меня, а потом жестоко вышвырнул, чтобы она родила в лачуге и отомстила десять глав спустя.

— Ну, я не знаю…

— Это несправедливо, — продолжал он, мрачнея. — Почему я при каждом прочтении должен всегда спиваться и скатываться до ничтожества и умирать в одиночестве за одиннадцать страниц до конца?

— Потому что вы — отрицательный персонаж, а они в романах Фаркитт всегда должны получать заслуженное возмездие.

— Все равно нечестно. — Он нахмурился. — Я тысячи раз обращался в отдел внутренней регулировки сюжета, но они мне все время отказывают. Вы не замолвите словечко мисс Хэвишем? Говорят, она входит в подкомитет регулировки сюжета при Совете жанров.

— А это будет корректно? — усомнилась я. — В смысле, обращаться к ней через меня? Может, лучше по обычным каналам?

— Ход конечно сомнительный, — ответил он, — но я хочу испробовать все. Поговорите с ней, ладно?

Я обещала попытаться, но про себя решила, что вряд ли стану это делать. В беллетриции Дин был весьма приятным человеком, но в «Сквайре из Хай-Поттерньюс» представал сущим чудовищем, и одинокая смерть в нищете и пьянстве являлась для него самым правильным концом — в рамках повествования, конечно же.

Я передала чай мисс Хэвишем, которая резко прервала беседу с Перкинсом, как только я подошла. Наставница скорчила мне рожицу и исчезла. Я отправилась за ней на второй этаж Великой библиотеки, где и обнаружила ее в секторе Бронте, уже с экземпляром «Грозового перевала» в руках. Мне подумалось, что, возможно, она и правда неравнодушна к Хитклифу: скорее всего, страстно жаждет узреть его в трясине под Пенистон-Крейг.

— А ты, кстати, не встречала трех ведьм? — спросила она.

— Да, — ответила я. — Они мне сказали…

— Пропускай мимо ушей все, что они тебе скажут. Вспомни о неприятностях, в которые они вовлекли Макбета.

— Но они сказали…

— Слушать не хочу. Чепуха и шарлатанство. Они просто смутьянки и ничего больше. Понятно?

— Конечно.

— Никогда не говори «конечно»! Это слишком по-плебейски! Чем тебя не устраивает: «Да, мисс Хэвишем»?

— Да, мисс Хэвишем.

— Ну вот, уже лучше. Идем, нам надо в Бронте!

И мы вчитались в «Грозовой перевал».