«ДАТСКИЙ АВТОМОБИЛЬ — СМЕРТЕЛЬНАЯ ЛОВУШКА!» — ЗАЯВЛЯЕТ ЧЛЕН ГАНОВСКОГО КАБИНЕТА МИНИСТЮВ
«Воскресный ЖАБ», 16 июля 1988 г.

Роберт Эдсель, [53] министр безопасности дорожного движения, вчера обрушился с обвинениями на датский автомобильный концерн «Вольво», заявив, что их угловатые и неказистые повозки, прежде считавшиеся самыми безопасными, на деле вовсе таковыми не являются. Они — смертельная ловушка для любого, у кого достанет глупости купить такую машину. «„Вольво“ очень плохо показали себя во время испытаний с реактивными гранатами, — заявил вчера в своем пресс-релизе мистер Эдсель. — К тому же и владельцы, и их дети рискуют получить необратимые повреждения позвоночника при падении в автомобиле данной марки с высоты в каких-то жалких шестьдесят футов». Главный дорожник страны продолжил поносить гордость датского автомобилестроения, сообщив в числе прочего, что воздушные фильтры «Вольво» предоставляют «ограниченную защиту» от лавовых потоков, ядовитых газов и других форм обычных вулканических выбросов. «Я настоятельно рекомендую тем, кто решил приобрести эту жалкую датскую поделку, еще раз крепко подумать», — сказал министр. Когда датский министр иностранных дел заметил, что «Вольво» на самом деле шведская фирма, мистер Эдсель обвинил датчан в попытке переложить на соседей вину за собственные производственные просчеты.

Остров Мэн являлся независимым корпоративным государством в составе Англии с момента его приобретения в собственность ради увеличения налогового пространства в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году. Окружающее его Ирландское море плотно заминировали для защиты от незваных гостей со стороны воды, а небеса охранялись новейшими системами противовоздушной обороны. На острове имелись больницы и школы, университет, собственный ядерный реактор, а также единственная в мире частная линия гравиметро, идущая от Дугласа до гравипорта Кеннеди в Нью-Йорке. Население Мэна составляло почти двести тысяч человек, занятых исключительно обслуживанием работников единственного на маленьком острове предприятия или самого этого предприятия — корпорации «Голиаф».

Старинный мэнский город Лакеи переименовали в Голиафополис и сделали из него Гонконг Британского архипелага, представлявший собой лес стеклянных башен, карабкающихся вверх, к Снэфеллу. Самый высокий из этих небоскребов даже обогнал горный пик, и его блеск при хорошей погоде был виден от Блэкпула. В этом здании помещалось святилище транснациональной корпорации, ее изобретательские сливки. Работник мог всю жизнь прожить на острове и ни разу не побывать по ту сторону проходной. На первом этаже этого здания, прямо в сердце корпорации, располагался Покаянариум.

Я пристроилась в небольшую очередь к новомодному стеклянному столику, за которым сидели два улыбчивых голиафовских клерка и раздавали анкеты и талончики с номерами.

— Привет! — обратилась ко мне одна из них, совсем еще девчонка с кривой улыбочкой. — Добро пожаловать в Покаянариум корпорации «Голиаф». Извините, что вам пришлось ждать. Чем мы можем вам помочь?

— Корпорация «Голиаф» убила моего мужа.

— Какой ужас! — посочувствовала она фальшиво. — Мне так жаль! В ходе кампании по переходу на вероподдержваемую систему управления «Голиаф» жаждет исправить все дурные дела, в которых мог быть прежде замешан. Вам нужно заполнить эту форму и еще вот эту — только раздел «Д», а потом присаживайтесь. Мы сразу же направим к вам нашего самого опытного покаянца, как только он освободится.

Она протянула мне несколько длинных бланков и талончик и указала на боковую дверь. Я открыла ее и вошла в Покаянариум, длинный зал с окнами во всю стену, выходящими на спокойное Ирландское море. С одной стороны тянулся ряд примерно из двадцати кабинок, в которых сидели покаянцы в одинаковых костюмах, с дежурно печальными и сокрушенными лицами внимательно слушавшие то, что им говорили посетители. С другой стороны амфитеатром располагались деревянные сиденья, на которых терпеливо ожидали своей очереди некогда обиженные граждане, с возбуждением и тревогой сжимавшие в руках талончики. На моем стоял номер 6174. Я посмотрела на табло и выяснила, что сейчас каются перед номером 836.

— Милые, дорогие люди! — произнес голос по трансляции. — «Голиаф» приносит вам глубочайшие извинения за все горести, невольно причиненные корпорацией в прошлом. Здесь, в нашем Покаянариуме, мы счастливы помочь вам разрешить любые, даже самые ничтожные проблемы…

— Скажите, — остановила я мужчину, ковылявшего мимо меня к выходу, — «Голиаф» удовлетворил ваши требования?

— Ну, этого и не понадобилось, — мягко ответил он. — Вина была целиком моя, и именно я извинялся, что даром потратил их драгоценное время.

— А что они вам сделали?

— Они заразили нашу местность радиацией, а затем семнадцать лет отказывались это признавать, хотя у людей выпали все зубы, а я отрастил третью ногу.

— И вы их простили?!

— Конечно. Теперь-то я понимаю, что имел место несчастный случай и населению следует смириться с неизбежным риском, если мы хотим в изобилии получать чистую энергию, неограниченное количество еды и домашние электродефрагментаторы.

В руках он держал кипу бумаг: не бланки запроса, которые мне еще предстояло заполнить, а листовки с рекламой, как присоединиться к «Новому Голиафу». Не в качестве потребителя, но в роли верующего. Я никогда не доверяла «Голиафу», но эта затея с «покаянием» пахла хуже всего, с чем я сталкивалась прежде. Я отвернулась, разорвала талончик с номером и тоже направилась к выходу.

— Мисс Нонетот! — окликнул меня знакомый голос. — Остановитесь же, мисс Нонетот!

Передо мной стоял коротышка в темном костюме, с толстенной золотой цепью на шее. Остренькое личико, круглая голова, покрытая жесткой щетиной армейского «ежика». Едва ли не самый ненавистный для меня человек на свете — Джек Дэррмо, некогда шеф голиафовского отдела по разработке современных вооружений и бывший заключенный «Ворона». Именно он старался продлить Крымскую войну с целью нажиться на продаже новейшего голиафовского супероружия — плазменной винтовки.

Гнев закипел мгновенно. Я развернула коляску с Пятницей в другую сторону, дабы не смущать юную психику ошибочными представлениями о пользе насилия, и сгребла Дэррмо за грудки. Он попятился, споткнулся и с криком рухнул на пол под моим весом. Ощутив в сложившейся ситуации нечто знакомое, я отпустила негодяя и положила руку на рукоять пистолета, ожидая, что сейчас на меня набросится целая шайка Дэррмовых прихвостней. Но нападения не последовало. Только грустные граждане печально смотрели на меня.

— Здесь мне никто не поможет, — сказал Джек Дэррмо, медленно поднимаясь на ноги. — На меня сегодня уже восемь раз нападали. А вчера целых двадцать три.

Только теперь я заметила разбитую губу и фингал под глазом.

— Никто? — удивилась я. — С каких это пор?

— Таково мое искупление: встречаться с теми, кого я обидел или оболгал в прошлом, мисс Нонетот. На момент нашей с вами последней встречи я являлся главой отдела по разработке новейшего оружия и стоял на ступеньке под номером триста двадцать девять по корпоративной лестнице. — Он вздохнул. — Ныне из-за вашего публичного заявления о недостатках плазменной винтовки корпорация решила меня понизить. Я сотрудник Отдела покаяний второго класса, под номером двенадцать миллионов триста девяносто восемь тысяч двести девятнадцать. Чем выше взлетел, тем ниже падать, мисс Нонетот.

— Отнюдь, — возразила я. — Вас просто перевели на уровень, более соответствующий вашей компетентности. Жаль. Вы заслуживали худшего наказания.

Он заморгал, наливаясь злостью. На миг в нем снова воскрес старина Джек, убийца по призванию. Но эмоции эти тут же угасли: стоило ему вспомнить, что без голиафовских охранников он ничего мне сделать не может, и плечи его тут же поникли.

— Может, вы и правы, — просто сказал он. — Своей очереди можете не ждать, мисс Нонетот, с вашим делом я разберусь лично. Это ваш сын? — Он наклонился ближе. — Славный, а?

— Eiusmod tempor incididunt adipisicing elit, — произнес Пятница, с подозрением глядя на Джека.

— Что он сказал?

— Он сказал: «Только тронь меня — мама тебе нос сломает».

Джек поспешно выпрямился.

— Ясно. Мыс «Голиафом» приносим вам искренние, глубокие, безграничные извинения.

— И за что же?

— Не знаю. Просто так положено. Не соблаговолите ли пройти ко мне в кабинет?

Мы пересекли дворик с большим фонтаном посередине, миновали нескольких голиафовцев в одинаковых костюмах, болтающих в углу, затем свернули в широкий коридор, заполненный снующими туда-сюда клерками с папками под мышкой.

Джек открыл дверь, впустил меня, предложил мне стул, затем уселся сам. В жалком крошечном кабинетике не было никаких украшений, за исключением потрепанного календаря с Лолой Вавум и горшка с засохшим растением. Единственное окно выходило на стену. Дэррмо разложил на столе какие-то бумаги и нажал селектор внутренней связи.

— Мистер Хиггс, принесите, пожалуйста, дело Четверг Нонетот.

Он сделал серьезное лицо и чуть наклонил голову набок, явно пытаясь изобразить раскаяние.

— Никто из нас до конца не понимал, — начал он мягким голосом, каким в похоронном бюро вас уговаривают купить роскошный гроб, — как отвратительно мы себя вели, пока не поинтересовались у народа, не огорчает ли их чем-либо наше поведение.

— Может, без этого де… — я покосилась на Пятницу, внимательно глядящего на меня, — без этой детализации перейдем сразу к моменту искупления грехов?

Он вздохнул, несколько мгновений сверлил меня взглядом, затем произнес:

— Очень хорошо. Так что мы там натворили?

— А вы не помните?

— Я много чего наворотил, мисс Нонетот. Извините, если не припомню мелочей.

— Вы устранили моего мужа! — процедила я сквозь зубы.

— Да-да! А как звали устраненного?

— Лондэн, — холодно отрезала я. — Лондэн Парк-Лейн.

В этот момент вошел клерк с папкой с надписью «Совершенно секретно» и положил ее на стол. Джек открыл ее и пролистал.

— Согласно отчетам, в то время, когда, как вы говорите, ваш муж был устранен, ваше дело вел офицер Дэррмо-Какер. Здесь говорится, что он давил на вас, чтобы вы освободили офицера Дэррмо, то есть меня, из «Ворона». Давление осуществлялось с помощью неизвестного члена Хроностражи, который добровольно предложил свои услуги. Вас удалось склонить к сотрудничеству, но наше обещание было отменено из-за непредвиденного и коммерчески более необходимого продолжения шантажа.

— То есть из-за жадности корпорации, так?

— Не надо недооценивать жадность, мисс Нонетот, это самая мощная движущая сила коммерции. В данном контексте ситуация, вероятно, осложнялась нашими планами использовать Книгомирье в качестве полигона для хранения ядерных отходов и продажи наших чрезвычайно высококачественных товаров книжным персонажам. Затем вас заперли в нашем самом недоступном подземелье, откуда вы неустановленным способом бежали.

Он закрыл папку.

— Вышеперечисленное означает, мисс Нонетот, что мы похитили вас, пытались убить, а потом вы еще целый год числились в списке подлежащих расстрелу на месте. Пожалуйте в очередь за щедрым денежным возмещением.

— Мне не нужны деньги, Джек. Кто-то из ваших отправился в прошлое и убил Лондэна. Теперь пошлите этого не знаю кого в то же самое время, чтобы не убить его!

Джек Дэррмо забарабанил пальцами по столу.

— Так не делается, — брюзгливо произнес он. — Правила покаяния и возмещения предельно четкие: дабы раскаяться, мы должны признать совершенный проступок, но в голиафовских отчетах нет упоминаний о незаконных финтах с временем. Корпоративные документы на этот предмет регулярно проверяются. Значит, если какие-то времяхинации и имели место, то осуществляла их Хроностража. Хронологические записи «Голиафа» безупречны.

Я треснула кулаком по столу, и Джек подпрыгнул. Без своих головорезов он стал обычным трусом, и каждый раз, как он вздрагивал, я становилась сильнее.

— Это полнейшее дерь… — я снова покосилась на Пятницу, — ересь, Джек. «Голиаф» с Хроностражей устранили моего мужа. Сумели убрать — сумеете и вернуть.

— Это невозможно.

— Отдайте мне мужа!!!

К Джеку вернулась злость. Он тоже вскочил и обвиняюще ткнул в меня пальцем.

— Да вы хотя бы отдаленно представляете, сколько стоит подкупить Хроностражу? Несопоставимо больше, чем мы готовы выплатить за несчастное вымученное прощение с вашей стороны! К тому же я… Извините.

Зазвенел телефон, он снял трубку и принялся слушать, поглядывая на меня.

— Да-да… Да, она… Да, мы… Да, сделаю. — Потом вдруг выкатил глаза и вытянулся во фрунт. — Это большая честь для меня, сэр… Нет, ни малейших осложнений, сэр… Да, я уверен, что сумею ее убедить… Нет, мы все только того и желаем… Всего вам наилучшего, сэр. Спасибо.

Он положил трубку и достал из шкафа пустую картонную коробку. В его движениях вновь появилась прыть.

— Хорошие новости! — воскликнул он, выгребая из стола какое-то барахло и складывая его в коробку. — Глава «Нового Голиафа» особо заинтересовался вашим делом и намерен лично гарантировать вам возвращение супруга.

— Но ведь вы говорили, что времяхинации не имеют к вам никакого отношения?

— Очевидно, меня дезинформировали. Мы с радостью восстановим Либнера.

— Лондэна.

— Да-да.

— И в чем подвох? — с подозрением спросила я.

— Никакого подвоха тут нет, — ответил Джек, забирая со стола табличку со своим именем и кладя ее в коробку вместе с календарем. — Мы всего лишь хотим, чтобы вы нас простили и полюбили.

— Полюбила?!

— Да. Или хотя бы сделали вид. Это ведь не так уж и сложно. Просто подпишите стандартный сертификат прощения вот тут, внизу, и мы восстановим вашего муженька.

Подозрения все же не оставляли меня.

— Я не верю, что вы намерены вернуть мне Лондэна.

— Ладно, — сказал Джек, вынимая какие-то бумаги из картотеки и тоже засовывая их в коробку, — не подписывайте, а там кто знает? Как вы сами сказали, мисс Нонетот, мы сумели его устранить — сумеем и вернуть.

— Вы один раз уже обдурили меня, Джек. Откуда мне знать, что вы не обманете меня снова?

Джек прекратил упаковываться и взглянул на меня с некоторым опасением.

— Так вы подпишете?

— Нет.

Дэррмо вздохнул и принялся вынимать вещи из картонки и рассовывать по местам.

— Ладно, — бормотал он, — конец моему продвижению. Запомните одно: подпишете вы или нет, но выйдете отсюда свободным человеком. Новому «Голиафу» с вами делить нечего.

— Я хочу только одного: вернуть своего мужа. Ничего я подписывать не буду.

Джек достал из коробки табличку со своим именем и снова поставил на стол. Опять зазвонил телефон.

— Да, сэр… Нет, она не… Я пытался, сэр… Хорошо, сэр.

Он повесил трубку, снова взял табличку. Рука его зависла над коробкой.

— Это был глава компании. Он готов лично извиниться перед вами. Пойдете?

Я помолчала. Человеку, не работающему в «Голиафе», увидеть главную тамошнюю шишку было практически невозможно. Если кто и в силах вернуть мне Лондэна, так это он.

— Ладно.

Джек улыбнулся, бросил табличку в коробку и торопливо побросал туда все остальное.

— Так, я должен торопиться. Меня только что повысили на три порядковых номера. Отправляйтесь в главную приемную, там вас встретят. Не забудьте ваш ССП, и если вы упомянете в нем меня, я буду просто счастлив.

Он подал мне неподписанную форму. Тут открылась дверь, и вошел другой сотрудник «Голиафа», тоже с коробкой пожитков.

— А если я не получу мужа обратно, мистер Дэррмо?

— Ну, — сказал он, глядя на часы, — если у вас возникнут жалобы на качество возмещения, следует обсудить их с уполномоченным на это нашим покаянцем. Я уже не работаю в этом отделе.

Он одарил меня высокомерной улыбкой, надел шляпу и исчез.

— Ну что ж! — сказал новый покаянец, обходя стол и начиная раскладывать свои вещи в новом кабинете. — По какому поводу вы хотите услышать наши извинения?

— По поводу вашей корпорации, — прорычала я.

— Мы с «Голиафом» приносим вам искренние, глубокие, безграничные извинения, — ответил покаянец самым искренним тоном.