Игорь Лавров проснулся среди ночи от ощущения безотчетной тревоги. Какое-то время он лежал с закрытыми глазами, пытаясь понять, что его разбудило. Словно что-то невидимое бесшумно витало в воздухе, мешая заснуть, настораживая, беспокоя.

Он натянул почти невесомое одеяло до подбородка и попытался заснуть. Однако сон совершенно прошел. Лавров понял, что больше не заснет, потому что тревожное нечто, ворвавшееся в его сон, по-прежнему витало в темноте, словно предупреждая о неведомой опасности.

— Чушь какая-то, — пробормотал он. — Тоже космонавт называется, — и вдруг понял, что его разбудила тишина.

Игорь хорошо помнил гнетущее ощущение давящего безмолвия, которое испытал в сурдокамере, готовясь к полету на Ио. Сейчас вокруг царила такая же тишина, оглушающая до звона в ушах, лихорадящая, тревожно кричащая прямо внутрь черепной коробки: «Опасность! Опасность!».

Он открыл глаза и сразу увидел неяркие красноватые вспышки.

Комната, которую он занимал, была не очень велика — примерно десять квадратных метров. Откидная койка, два легких кресла, письменный стол с книжной полкой да стенной шкаф — вот и все, что находилось в ней, если не считать овального экрана видеофона да большого циферблата часов над ним. Только они да еще несколько контрольных приборов под экраном позволяли догадаться, что это не скромный номер гостиницы, а одно из помещений исследовательской станции на Ио — первой луне Юпитера. Сейчас один из этих приборов ритмично мигал, и на его стекле вспыхивала надпись, от которой у Лаврова пробежал мороз по коже: «Разгерметизация станции».

Он невольно посмотрел на дверь. Он знал, что все двери станции герметичны, однако мысль о том, что сейчас за нею Царит космическая пустота, а товарищи, возможно, уже мертвы, показалась ему дикой.

О причинах катастрофы он в этот момент не подумал. Бывают в космосе непредвиденные случайности, возможность которых начисто отвергается вероятностными оценками опасности. Тем не менее они все же иногда происходят, и вот тогда-то сразу становится ясно, на что способен каждый.

В ближайшие несколько часов смерть ему не грозила. Лавров сообразил это мгновенно. Правда, перспектива гибели от медленного удушья вместо удушья мгновенного не показалась ему особенно привлекательной. Тем не менее судьба подарила ему несколько лишних часов, а это было уже немало.

Он натянул на плечи мохнатый цветастый халат и подошел к пульту. Он не знал, живы ли товарищи, и подумал, что, возможно, они спят в своих комнатах, еще не зная о беде, и что на подобный случай наверняка предусмотрены какие-то меры, но какие именно, представить не мог. Не знал он также, что следует делать лично ему, потому что в инструкции, которую он вызубрил перед отлетом, об этом не говорилось ни слова, но первое, что он сделал, было, безусловно, самым простым и самым правильным. Однако он напрасно нажимал на кнопки. Экран оставался по-прежнему темным, все приборы внутренней связи безмолвствовали.

Он подумал, что надо предпринять что-нибудь еще, лишь бы не оставаться в губительной бездеятельности, хотя и понимал всю нелепость каких-либо действий, потому что скафандра у него не было, а за дверью царила пустота межпланетного пространства.

И вдруг ему в голову пришла простая и ясная мысль. Он запахнул плотнее халат, подошел к двери, взялся за ручку и, помедлив немного, повернул ее…

— Проснулся, — сказал Вербицкий. Все сидевшие рядом тотчас повернулись к экрану.

Несмотря на темноту в комнате Лаврова, на экране можно было различить, что Игорь неподвижно сидит на краю кровати, а к его ногам медленно опускается одеяло, напоминающее гигантского ската.

— Жаль, парень сегодня не выспится… И все же проверка нужна. Надеюсь, вы не забыли Меркулова? — напомнил Вербицкий.

Меркулов первым подвергся тому самому испытанию, которое теперь проходил Лавров. Тогда монтаж оборудования станции только заканчивался. Монтажники включили приборы, когда Меркулов уже лег спать, и никто не заметил, что один из них подключен неверно. Лишь в середине следующего дня кто-то спохватился, что Меркулова нигде не видно. Когда к нему вошли, он лежал на полу без чувств. Четырнадцать часов провел он в ожидании неминуемого конца. Нагрузка оказалась чрезмерной для его нервов. Первым же рейсом он был отправлен на Землю.

Отыскивать дефект было некогда, и начальник станции просто распорядился пока не занимать эту комнату, благо помещений хватало. Потом кто-то предложил вселить туда новичка. И испытание стало традицией.

Кроме начальника станции профессора Ильина, все ее нынешние обитатели по очереди прошли через это испытание. Проверка была нелегкой, но необходимой. Исследователям опасности грозили непрерывно, и только мужество и огромная выдержка, поддержанные абсолютной уверенностью в товарищах, могли помочь им в труднейших испытаниях.

— Сейчас он бросится к приборам, — сказал Ковальчук.

— Как бы экран не разбил, — с преувеличенной серьезностью сказал Вербицкий.

В свое время Вербицкий, увидев страшный сигнал, забыл про ослабленное тяготение. Он устремился к пульту с такой силой, что его кинуло через всю комнату и он чуть не врезался в экран.

— А Лавров не очень торопится, — удовлетворенно сказал Ким.

В овале экрана темная фигура, озаряемая неторопливыми красными вспышками, приблизилась к пульту. Лавров безуспешно пытался включить связь. Все испытуемые действовали одинаково. Разница начиналась лишь после этой попытки. Ким, например, начал выстукивать стены, пытаясь услышать ответный стук. Шутов стал кружить по комнате, заложив руки за спину, словно на прогулке, и ходил так больше двух часов. Вербицкий оделся в свой праздничный костюм и снова лег на кровать, зачем-то накрывшись одеялом. А Ковальчук — тот стал писать завещание, о чем сейчас вспоминал со стыдом.

Дверь кают-компании открылась, и вошел начальник станции.

— Что нового? — спросил он, бросив взгляд на экран.

— Молодец Лавров, — сказал Ким. — С удовольствием возьму его завтра в разведку.

— Для этого вы и устроили ему бессонную ночь! — вполне серьезно спросил профессор. — Разведка отменяется. На Солнце началась вспышка.

— Лаврова не будить до обеда! — грозно сдвинув брови, сказал Вербицкий. — Пусть отоспится. Все равно делать ему нечего.

— Лавров без дела не останется, — возразил профессор. — Кстати, куда он делся? Все повернулись к экрану.

— Действительно, где же он? — озадаченно протянул Ковальчук.

— Я здесь, — раздался голос за их спинами. Все разом обернулись.

Стоявший в дверях Лавров посмотрел на космонавтов, которые пытались придать своим лицам нейтральное выражение, потом взглянул на профессора. Он все сразу понял, но не подал и виду.

— Анатолий Петрович, в моей комнате не в порядке приборы. — Он кивнул на экран, который Ким тщетно пытался закрыть спиной. — Впрочем, вы это, кажется, уже заметили, — с невинным видом добавил он. — Так что я пойду спать. — И он шагнул в коридор.

— Подождите, Игорь Андреевич! — торопливо воскликнул Ковальчук. Он снова вспомнил, как писал завещание, и втайне позавидовал выдержке Лаврова. — Скажите, как вы… — Он немного смешался под насмешливым взглядом Лаврова и спросил не совсем то, что хотел: — Как вы… открыли дверь?

В его вопросе прозвучал неподдельный интерес, и Лавров понял, что все ждут от него серьезного ответа.

— Я вспомнил, что дверь открывается внутрь, — сказал он после паузы. — Давление воздуха на нее что-то около пятнадцати тонн. Даже при несработавшей блокировке я не смог бы ее открыть в случае аварии.