Настоящее…

— Мы вместе уже довольно долго, Калеб.

— Да, — не глядя на меня, отвечает он.

Если бы все было как обычно, он бы ответил «Да, Рыжая» или «Да, любимая», но в этот раз его ответ просто «да».

Это его «да» звучит так одиноко.

— Помнишь, когда мы были в Лос-Анджелесе, мы ужинали в каждом пользующимся популярностью ресторанчике, в который удавалось попасть?

Он бросает на меня взгляд и продолжает просматривать почту. Калеб любит поностальгировать. Он любит поговорить о событиях прошлого.

— Мы ничего не бронировали, — продолжаю говорить я, — но тебе удавалось договориться о столике в любом ресторане, в который мы хотели попасть.

Он молча слушает меня.

— Нам не встретилась ни одна знаменитость, но я чувствовала себя так, словно сама была знаменитостью всю неделю… просто потому, что я была с тобой.

Я забираю из его рук конверты и, положив их на стойку, переплетаю наши пальцы.

— Калеб, знаю, со мной одни неприятности. И ты это знаешь. Но ты делаешь меня лучше. У нас так много общего прошлого… так много любви. Пожалуйста, не игнорируй меня.

Его губы начинают двигаться.

— Мне вовсе не хотелось ходить в те вычурные рестораны, Лия.

— Что? — я качаю головой. Мне казалось, что это сработает. У меня даже нет запасного плана.

— Я ходил туда ради тебя. Я хорошо проводил время благодаря тебе, но я не такой.

— Я не понимаю, — говорю я. Он пытается разъединить наши руки.

— С тобой я был кем-то другим. Кем-то, кого я не понимал.

— Ну, тогда стань кем-то другим еще раз. Мне плевать. Мы изменимся вместе.

Калеб вздыхает.

— Не думаю, что тебе понравится тот, кто я есть.

— Испытай меня, Калеб. Я буду очень стараться, чтобы узнать нового тебя. Пожалуйста. Мы можем все исправить.

— Я не уверен, что мы можем сделать это, но мы можем попытаться.

Я вымученно улыбаюсь и обнимаю его. Я ощущаю секундное колебание с его стороны, а затем он тоже обнимает меня. Я делаю вдох, наслаждаясь его запахом. «Мы можем попытаться», повторяю я про себя. Слова, которые мне так хотелось услышать…они не вечны. Мы можем попытаться… до тех пор, пока мы больше уже не сможем пытаться. Мы можем попытаться… но это уже заранее обречено на провал.

Мне придется придумать, как сделать это «попытаться» более постоянным.

Следующие несколько недель прошли очень мирно. Я вытащила все кулинарные книги, которые мне подарили в качестве свадебных подарков, и занялась готовкой, стараясь больше не заказывать еду на вынос. Если мой муж хочет сидящую дома маму и жену, он ее получит. Я умею быть обычной.

Мы стали обедать в столовой, которой никогда раньше не пользовались. Я даже привожу передвижную кроватку ребенка туда, чтобы она была рядом с нами. Ему нравится моя стряпня или он говорит, что нравится. Он съедает все, что я готовлю, и, кажется, искренне счастлив, что я пытаюсь что-то сделать.

Я съездила за девчачьей одеждой для ребенка и выбрала все желтое и зеленое. Я с гордостью раскладываю наряды на кровати, чтобы показать Калебу. Он рассматривает каждую вещь и одобрительно кивает.

— Она не будет носить это, — заявляет он, держа в руках маленькую футболочку с надписью «Назначь мне свидание».

— Она забавная, — спорю я, потянувшись к футболке. Он хватает ее быстрее меня и поднимает высоко над головой, так что я не могла дотянуться до нее.

Следующие несколько минут мы гоняемся друг за другом по спальне и пытаемся завладеть футболкой. Мы не дурачились так уже очень давно. Ощущения очень приятные, такие же, как в самом начале наших отношений.

Сэм с удивлением наблюдает за изменениями в наших супружеских отношениях.

Однажды за завтраком, я спрашиваю Калеба, куда мы планируем поехать в отпуск в этом году.

— Наш отпуск должен быть ориентирован на ребенка, — отвечает он, потягивая чай. — Думаю Диснейленд и какие-нибудь пляжные курорты.

Я недоумеваю. Он, наверное, шутит. Сэм замечает выражение моего лица и с трудом подавляет смешок.

Я испуганно смотрю на Калеба.

— Я сгораю на солнце, — заявляю я.

Он криво улыбается.

— Прости? Ты думала, что мы поедем в Париж или Тоскану с крошечным ребенком?

Я киваю.

— Детям тоже нужны впечатления, Лия. Будет здорово, если мы покажем ей мир, но малышам нужнее Диснейленд и замки из песка. Разве у тебя нет детских воспоминаний о подобном?

Нет у меня таких воспоминаний. Всем классом мы ездили в Дисней в старшей школе. Я здорово напилась в компании двух парней накануне и весь следующий день мучилась от страшного похмелья в парке. Но Калебу я этого не расскажу.

— Кажется, — отвечаю я уклончиво. Эта обыденность начинает становиться все дерьмовее.

— Что, если ей понравится Париж? — с надеждой спрашиваю я. — Тогда мы можем поехать?

Он встает и целует меня в макушку.

— Да. Сразу же после того, как обеспечим ей нормальное детство.

— Ну, а пока она все еще маленькая, можем мы поехать куда-нибудь в нормальное место? Не похоже, чтобы ей было дело до Минни-Маус сейчас.

— Скорее всего, мы не поедем в отпуск в этом году. Она слишком маленькая, чтобы оставить ее или взять с собой куда-нибудь. — я с недоверием наблюдаю, как он берет свой телефон. Он что, только что конфисковал мой отпуск?

— Это нелепо, — объявляю я, слизывая овсяные хлопья со своей ложки. — Много пар у которых есть дети ездят в отпуск.

— Есть вещи, от которых приходится отказаться, когда у тебя появляется семья, Рыжая. Ты только сейчас начинаешь это понимать?

— Давай откажемся от мяса… музыки… электричества! Но не от отпуска.

Сэм роняет охапку грязного белья, которое держит в руках. Я вижу, как его спина вздрагивает от смеха, когда он наклоняется, чтобы подобрать все.

Калеб игнорирует меня, просматривая что-то в телефоне.

Все мужчины в моей жизни обращаются со мной так, словно я посмешище.

— Я поеду в отпуск, — заявляю я им. Калеб смотрит на меня, выгнув бровь.

— Что ты сказала, Лия?

Он прикалывается надо мной. Не знаю, почему я проглотила наживку.

— Я говорю, что с тобой или без тебя, но я поеду в отпуск.

Я выхожу из комнаты, чтобы не видеть выражение его лица. Почему я чувствую себя как десятилетняя девочка? Нет, со мной все в порядке. Это все он. Он не хочет меня такую, какая я есть. Он хочет сделать из меня кого-то совершенно другого. Мы с Калебом играем в эту игру уже не первый год. Он задает стандарт, по которому я должна жить, а я не справляюсь с этой задачей.

Он следует за мной.

— Что ты делаешь? — он хватает меня за руку, когда я пытаюсь уйти.

— Ты пытаешься контролировать меня.

— Мысль о полностью подчиненной Лии мне не интересна, поверь мне. Тем не менее, быть частью семьи означает принимать совместные решения.

— О, пожалуйста, — шиплю я на него, — давай не будем притворяться, будто кто-то, кроме тебя, принимает решения.

Я выдергиваю руку из его руки.

— Я устала принимать участие в спектакле, который постоянно должна разыгрывать перед тобой.

Я уже возле лестницы, когда слышу, как он произносит:

— Что ж, вот и все.

Я не оглядываюсь.

Наверху я вытаскиваю рисунок, нарисованный уличным художником, который Кортни привезла мне из своей поездки по Европе. Я храню его, завернутым в вощеную бумагу, в коробке. Я прикасаюсь к красному зонтику кончиком пальца. Раньше Кортни говорила, что я ее красный зонтик. Когда у нее были неприятности, все, что ей было нужно, просто подойти и встать рядом со мной, и я отгоняла их от нее. Это не совсем правда. Я подвела Кортни, подвела своего отца, и занята тем, что подвожу Калеба.

Я засовываю рисунок обратно в коробку и вытираю слезы, стекающие по моим щекам. Услышав, что Эстелла проснулась и заплакала, я беру себя в руки, делаю глубокий вдох и отправляюсь к ней.