Спустя сорок восемь часов меня выписывают из больницы. Калеб стоит рядом со мной, пока я оформляю бумаги на выписку. Он держит на руках Эстеллу, и я бы, наверное, жуткое его ревновала, если бы он постоянно не прикасался ко мне — моя рука в его руке, большим пальцем он выводит круги на тыльной стороне моей ладони, его губы периодически касаются моего виска. Мать Калеба и его отчим заезжали чуть раньше. Они пробыли тут в течение часа, попеременно держа ребенка на руках, после чего уехали, чтобы пообедать с друзьями. Я испытала облегчение, когда они уехали. Мне некомфортно, когда надо мной нависают в то время, как я кормлю ребенка грудью. Они принесли бутылку виски «Брукладди» для Калеба, копилку от «Тиффани» для ребенка и великолепный комплект белья от «Гуччи» для меня. Несмотря на нахальство матери Калеба, стоит признать, что у этой женщины потрясающий вкус. Я ношу похожее белье. Я потираю материл между пальцами, ожидая момента, когда смогу примерить его.

— Не могу поверить, что мы сделали это, — в миллионный раз повторяет Калеб, глядя на ребенка. — Мы сделали это.

С технической точки зрения, это сделала я. Мужчины очень удобно устроились, приписывая себе участие в создании этих маленьких существ, хотя на самом деле все их заслуги ограничиваются тем, что они затаскивают нас в кровать и испытывают оргазм. Он протягивает руку и игриво дергает меня за волосы. Я слабо улыбаюсь. Я просто не могу долго сердиться на него. Он превосходен.

— У нее рыжие волосы, — говорит он, словно только сейчас понимает, что она от меня. Она рыжик, все верно. Бедному ребенку придется очень несладко. Трудно быть рыжей.

— Что? Этот пушок? Это не волосы, — дразню я.

Он принес с собой плюшевое одеяльце лавандового цвета. Я понятия не имею, где он взял его, потому что для ребенка мы подбирали вещи зеленого или белого цвета. Я наблюдаю за тем, как он пеленает её, руководствуясь советами медсестры.

— Ты позвонил в агентство, чтобы нанять няню? — робко спрашиваю я. Это очень больной вопрос для нас, наряду с кормлением грудью, за которое Калеб активно выступает, в то время как я против этого. Мы заключили компромисс, что я буду кормить ее грудью пару месяцев, а затем сделаю пластическую операцию по увеличению груди.

Он хмурится, а я не понимаю почему. То ли из-за того, что я только что спросила, то ли из-за проблем, возникших при пеленании.

— Мы не будем нанимать няню, Лия.

Ненавижу, когда он так делает. У Калеба свое представление о том, какой должна быть семья. Могу поклясться, что его воспитывала сама Бетти Крокер. (Примеч. Бетти Крокер — одна из самых знаменитых женщин Америки. Идеальный образец жены и матери. Рекламный персонаж, которого на самом деле не существует)

— Ты же сама сказала, что не собираешься возвращаться на работу.

— Мои друзья… — начинаю я, но он перебивает меня.

— Меня не волнует, как эти испорченные пустышки поступают со своими детьми. Ты ее мать, поэтому именно ты будешь воспитывать ее, а не какая-то там незнакомка.

Я прикусываю губу, пытаясь сдержать истерику. Глядя на его лицо, понимаю, что мне ни за что не выиграть эту битву. Мне следовало понять, что человек, вроде Калеба Дрэйка, оскалив зубы, до последнего будет сражаться за то, что принадлежит ему и никогда не позволит никому постороннему прикоснуться к дочери.

— Я же ничего не знаю о детях. Поэтому подумала, что мне понадобится рядом кто-нибудь, кто сможет мне помочь… — я цепляюсь за последнюю соломинку… слегка надувая губки. Как правило, это срабатывает в мою пользу.

— Мы что-нибудь придумаем, — хладнокровно отвечает он. — Большинство родителей в мире не могут позволить себе нанять няню и справляются сами. Вот и мы справимся.

Он заканчивает пеленать Эстеллу, после чего протягивает ее мне. В этот самый момент заходит медсестра, чтобы отвезти меня на кресле до машины. Пока она везет меня, я сижу с закрытыми глазами, боясь даже взглянуть на ребенка.

Когда Калеб подгоняет к выходу мой новый автомобиль «для мамочек», мы сразу же понимаем, что не получится усадить в детское кресло ребенка, закутанного в пеленку. Я сразу же расстраиваюсь. Когда все идет не так, как мне хочется, я сразу же теряюсь. Калеб же, громко смеясь, признается ребенку, какой он глупый, попутно разворачивая пеленку. Она крепко спит, но он продолжает с ней разговаривать. Как же глупо выглядит взрослый мужчина, который ведет себя подобным образом. Когда мы надежно зафиксировали ее в креслице, он помогает мне забраться в машину. Прежде чем закрыть дверцу, он нежно целует меня в губы. Я закрываю глаза и наслаждаюсь поцелуем, смакую на вкус его внимание. Так мало поцелуев, которые способны позволить мне почувствовать, что мы с ним связаны. Он всегда где-то не там, где я… с кем-то еще. Если ребенок сможет связать нас вместе, то возможно я была права, когда решилась сделать то, что в итоге и сделала.

Я впервые сижу в своей новой машине, которую Калеб забрал сегодня утром из автосалона. У всех моих друзей внедорожники подешевле. Я же заполучила лучшее. Хотя изначально я была очень взволнована покупкой этой машины, сейчас она напоминает мне тюремную камеру за девяносто тысяч долларов. Пока мы едем, он что-то рассказывает. Я внимательно вслушиваюсь в звук его голоса, совершенно не обращая внимание на то, что он говорит. Я продолжаю размышлять о той, что находится в автомобильном креслице.

По прибытии домой, Калеб достает Эстеллу из кресла и нежно укладывает ее в новую кроватку. Он уже называет ее Стеллой. Я же бездельничаю на своем любимом диванчике в гостиной, и щелкаю пультом телевизора. Он приносит мне молокоотсос, и я вздрагиваю.

— Она хочет есть, а раз ты не хочешь кормить ее традиционным способом…

Я хватаю прибор и приступаю к «делу».

Машинка жужжит и мурлычет, а я чувствую себя дойной коровой. Почему все так? Женщина вынашивает ребенка в течение долгих сорока двух недель, а потом пользуется молокоотсосом, чтобы выкормить его. Кажется, Калеб наслаждается моим дискомфортом. У него вообще странное чувство юмора. Он всегда дразнится, вставляя свои тонкие остроумные замечания, на которые я частенько не отвечаю, но сейчас видя, как он наблюдает за мной с этой милой скромной улыбкой на губах, я начинаю смеяться.

— Лия Смит… — говорит он, — … мама.

Я закатываю глаза. Ему нравится, как это звучит, но мое сердце сбивается с ритма от этих слов. Когда я заканчиваю, в обеих бутылочках довольно много очень жидкого молока. Я ожидала, что все остальное он сделает сам, но вместо этого он возвращается с плачущей Эстеллой на руках и протягивает ее мне. Я беру ее на руки всего лишь в третий раз, но стараюсь держаться естественно, чтобы произвести на него впечатление, и, кажется, это срабатывает, потому что, когда Калеб протягивает мне бутылочку, он улыбается, касаясь моего лица.

Может, это и есть ключ, и мне нужно просто делать вид, что я в восторге от материнства. Может, он видит меня именно в роли матери. Я опускаю взгляд на неё, пока она сосет из бутылочки. Её глаза закрыты и она издает ужасные чавкающие звуки, как будто уже проголодалась. Выглядит не так уж и страшно. Я немного расслабляюсь и изучаю ее лицо, пытаясь найти общие черты. Калеб был прав, скорее всего она будет рыженькой. В остальном же она похожа на него — полные, красиво очерченные губы под курносым носом. Конечно, она будет невероятно красивой.

— Ты помнишь, что в понедельник я уезжаю в командировку? — спрашивает он, стоя передо мной.

Я вскидываю голову и ничего не могу поделать с паникой, отражающейся на моем лице. Калеб часто уезжает в командировки, но я думала, он пробудет несколько недель рядом со мной, пока я не освоюсь в новой роли и не восстановлюсь.

— Ты не можешь оставить нас одних.

Он медленно моргает и делает глоток жидкости из своего стакана.

— Я и не хочу оставлять ее, Лия. Но, она родилась раньше назначенного срока. Никто другой не может поехать, я уже пытался найти себе замену, — он склоняется надо мной и целует мою ладонь. — С тобой все будет хорошо. В понедельник приедет твоя мама. Она поможет тебе. Я уеду всего лишь на три дня.

Мне хочется завыть от полученной информации. Моя мать до жути самовлюбленный человек, который любит все драматизировать. Один день с ней тянется как целая неделя. Калеб видит выражение моего лица и хмурится.

— Она старается, Лия. Она очень хотела приехать. Просто будь поласковее с ней.

Я закусываю губу, чтобы сдержаться и не сказать что-нибудь поистине омерзительное. У меня есть вторая, ужасно злая сторона натуры, которую Калеб находит отвратительной, поэтому я стараюсь не проявлять ее пока он рядом. А когда его нет рядом, я матерюсь, как сапожник и швыряю, что под руку попадет.

— И насколько она планирует остаться? — ворчу я.

— Ей нужно срыгнуть…

— Что? — я так сильно увлечена мыслью о визите своей матери, что не замечаю, как Эстелла начинает задыхаться и на ее розовых губах начинает пузыриться молоко.

— Я не знаю, что делать.

Он подходит, забирает ее у меня и прижимает к своей груди. Калеб похлопывает ее по спинке короткими движениями. Хлопки напоминают сердцебиение.

— Она собирается пробыть у нас неделю.

Я отворачиваюсь и прячу лицо в подушку, при этом выпячиваю задницу вверх. Он шлепает меня по ней и смеется.

— Все не так уж и плохо.

Я сжимаю зубы.

— Не-а.

Чувствую, как прогибается диван, когда он садится рядом со мной. Я бросаю на него взгляд сквозь свои рыжие волосы, которые обернуты вокруг моего лица, словно красная маска. Одной рукой он удерживает ребенка, используя вторую, чтобы убрать волосы с моего лица и аккуратно переложить их мне за плечи.

— Посмотри на меня, — говорит он. Я выполняю его просьбу, стараясь при этом не смотреть на маленький сверток, прижатый к его груди.

— Ты в порядке?

Я сглатываю.

— Да-а.

Он сжимает губы и кивает.

— «Не-а» и «да-а». Я никогда не говорил тебе, что ты используешь эти слова для ответа на вопросы только тогда, когда ты расстроена?

Я начинаю стонать.

— Не подвергай меня психоанализу, мужчина.

Он смеется и толкает меня так, что я переворачиваюсь на спину. Я люблю, когда он играет со мной. Раньше такое происходило довольно часто, но в последнее время…

— Все будет хорошо, Рыжик. Если я тебе понадоблюсь, я сразу же сяду на самолет и вернусь домой.

Я улыбаюсь и киваю.

Но он ошибается. Ничего хорошего не будет. Последний раз я видела свою маму еще на седьмом месяце беременности. Она прилетела, когда мы праздновали предстоящее появление ребенка и всю дорогу жаловалась на то, какое ужасное место выбрали мои подруги для празднования.

— Это кафе, мама, а не бар.

На вечеринке она отказалась с кем-либо разговаривать и села в углу, обидевшись, потому что никто не представил ее в качестве мамы будущей матери. Она чуть не подралась с владельцем кафе из-за того, что у них нет органического бразильского меда. С тех пор я не хочу ее видеть.

Всепрощающий, всепонимающий Калеб постоянно призывает меня не обращать внимание на ее недостатки и помочь ей понять, как стать для меня лучшей матерью. Мне нравится эта его черта, но я уже давно осознала, что мне никогда не стать такой как он. Я делаю вид, что понимаю, к чему он клонит, но в итоге поступаю по-своему, что приводит к пассивной агрессии. Поэтому, я искренне с ним соглашаюсь. Я обещаю приложить усилия в общении со своей матерью, после чего поднимаюсь наверх, чтобы сбежать от него и кричащего ребенка. Я ужасно сильно хочу курить, и это меня убивает. Я иду в ванную и беру сигарету, после чего долго и упорно разглядываю себя в зеркало. Мой живот, к счастью, немного уменьшился. Еще несколько фунтов, и вернется привычный для меня вес. Все, что мне сейчас нужно — вернуть свою жизнь в нормальное русло.