Настоящее…

Я раскачиваюсь из стороны в сторону после разговора с Калебом по телефону. Что со мной не так? Как я могла поклоняться земле, по которой ходил мой отец после всех этих лет пренебрежения? Я кажусь себе жалкой. Ненавижу себя за это, но знаю, что сделала бы так снова. И этот ребенок — она мой единственный кровный родственник, а я делаю все, чтобы держаться от нее подальше. Она не сделала ничего плохого. Что я за человек, если отдаляюсь от собственного ребенка?

Как изюм в шоколаде смог внести такую ясность в мои мысли? Конечно же, это не изюм в шоколаде. Я прекрасно понимаю это. Об этом мне говорил Сэм, что-то о том, что я дарю преданность не тем людям. Единственный человек, на самом деле заслуживающий моей преданности — маленькая девочка, которая росла у меня в животе. Но все равно, я не могу собрать воедино правильные чувства к ней. Я открываю ноутбук и ищу в интернете информацию по постродовой депрессии. Читаю о симптомах, кивая сама себе. Да, наверняка, у меня депрессия. Не может быть, чтобы я была настолько плохим человеком. Мне нужно начать принимать лекарства. Со мной определенно что-то не так.

Утром Калеб привез мне мою девочку. Я прижимаю ее к груди и, уткнувшись носом в ее головку, делаю глубокий вдох. Он стянул копну ее рыжих волос розовой лентой. Посмотрев на ее клетчатое платье, я бросаю на него неодобрительный взгляд.

— Зачем ты одеваешь ее как Мэри Поппинс? — спрашиваю я кисло. Он ставит сумку с ее памперсами и детское кресло у двери, и собирается уходить.

— Калеб! — кричу я ему. — Останься. Пообедай с нами.

— У меня есть дела, Лия, — он замечает разочарование на моем лице и продолжает уже более мягко. — Может быть в другой раз, да?

Я чувствую себя так, будто кто-то протянул руку и залепил мне пощечину. Не из-за его реакции на предложение пообедать, а из-за этого простого «да?» в конце его предложения. Это «да» — неприятное воспоминание, засевшее в недрах моей памяти. Я вспоминаю Кортни и то лето, которое она провела в Европе. Она вернулась и стала разговаривать так, словно она урождённая англичанка.

Пойдем завтра в торговый центр, да?

Та блузка, которую ты одолжила у меня, все еще у тебя, да?

Ты худшая сестра в мире, да?

Я и, правда, худшая сестра в мире. Кортни, которая всегда защищала меня, всегда напоминала родителям, что я живой человек… где моя преданность Кортни? Я не навещала ее с…

Я захлопываю дверь ногой и несу Эстеллу в детскую. Снимаю с нее платье Мэри Поппинс. Она пускает пузыри и дергает ножками, будто рада освободится от него.

— Ага, — воркую я. — Если позволишь папе одевать тебя так в средней школе, то вряд ли у тебя получится завести друзей..

Она улыбается.

Я зову Сэма. Слышу его тяжелые шаги, пока он быстро взлетает по лестнице.

— Чт…? — с трудом говорит он, задыхаясь. — Она дышит?

— Она улыбается! — я хлопаю в ладоши.

Он заглядывает мне через плечо.

— Она уже давно умеет улыбаться.

— Но раньше она улыбалась не мне, — возражаю я.

Он смотрит на меня так, будто у меня выросла вторая голова.

— Вау, — говорит он. — Вау. У тебя появилось сердце, и для этого понадобилось всего семь коробок изюма в шоколаде.

Я краснею.

— Как ты узнал?

— Ну, начнем с того, что я вынес утром мусор. И они все валялись на полу.

Я молчу и одеваю Эстеллу в более модный наряд. Похоже, что я одеваю осьминога — все ее конечности двигаются одновременно. Раздумываю, не рассказать ли Сэму, что именно его слова немного привели меня в чувство, но решаю не делать этого. Вместо этого рассказываю ему про Кортни.

— Сэм, у меня есть сестра.

Он приподнимает бровь.

— Отлично. У меня тоже…

— Я серьезно, Сэм! — взмахом руки он предлагает мне продолжать.

Я расчесываю волосы Эстелле.

— Я очень давно ее не видела. Она даже ни разу не видела Эстеллу. Как думаешь, может это быть связано с моим… послеродовым периодом? — я осторожно произнесла последнее слово, наблюдая за ним краем глаза, чтобы увидеть его реакцию.

— Я не врач.

— Пока что, — уточняю я.

— Пока что, — улыбается он. — Но все возможно. Ты довольно неприятное человеческое существо.

Я игнорирую его и продолжаю расчесывать Эстелле волосы.

— Так возьми Эстеллу и поезжай с ней повидаться, — предлагает он, наконец.

— Да, — соглашаюсь я. — Поедешь со мной?

— Не понимаю, зачем…

— Хорошо, отлично. Собирай вещи. Кроме того я хочу, чтобы ты назначил мне встречу с гинекологом. Мне нужны лекарства.

— Я не твой секретарь. Мы это уже обсуждали.

— Постарайся договориться на вторник.

Я выхожу из комнаты.

— Лия, — зовет он меня. — Твой ребенок…

— О, да, — я возвращаюсь за Эстеллой и беру ее на руки.

Она выглядит такой милой.

— Мы поедем в гости к твоей тетушке, — сообщаю ей я.

Мы не едем к Кортни, так как звонит Кэш. Обычно я не отвечаю на ее звонки. Или ее письма… или сообщения на Фэйсбуке. Но так как я решила изменить свою жизнь, я отвечаю на звонок, когда вижу на экране телефона ее имя.

— Чего ты хочешь, Кэш?

— О, ты ответила!

— Ты бы предпочла, чтобы я не отвечала?

Пауза. Полагаю, она пытается подобрать слова. Одному только Богу известно, как она копила их в течение двух лет.

— Лия, мне так жаль, — произносит она. Я слышу, как она всхлипывает и задаюсь вопросом, плачет ли она.

— Кто бы сомневался, — рявкаю я. — Ты обманщица.

— Я лишь делала то, что он просил, — говорит она.

— Кортни — моя сестра, — отвечаю я твердо. — И я сделаю все, чтобы защитить ее.

— Об этом я и хотела с тобой поговорить.

Свободной рукой обхватываю себя за талию. Неожиданно чувствую себя беззащитной. Почему эта женщина считает, что имеет право разговаривать со мной о моей сестре?

— Я пыталась увидеться с ней. Они не…

— Держись подальше от Кортни, — отвечаю я. — Она не желает видеть тебя.

Я слышу рыдание Кэш и ощущаю острый укол жалости. Может быть, я разговаривала с ней слишком резко. Интересно, что бы сказала ей Кортни.

— Я должна сказать ей, что сожалею. Я должна…

Я прервала ее.

— Мне пора идти. Больше никогда не звони мне, Кэш. Я серьезно.

Сбросив звонок, я сразу же иду к гардеробной и вытаскиваю фотографию зонтика Кортни. Прижав ее к груди, я жую нижнюю губу. Как я могла так долго быть вдали от нее? Что со мной не так? Мы были так близки.

Я начинаю смеяться, сначала прикрывая рот ладонью, стараюсь приглушить звуки, напоминающие о гиенах. Но у меня не получается контролировать себя. Смех вырывается из меня и становится все громче. Самое простое, что я делала за весь день. Когда в проеме моей гардеробной появляется Сэм, я резко прекращаю смеяться.

— Ничего.

Я расправляю плечи и прячу картину, пока он ее не увидел.