Ковалевскому снилось, будто звонит телефон. Два раза он перевернулся с боку на бок, чтобы избавиться от надоедливых звонков, потом разлепил веки. Это и в самом деле был телефон. Часы показывали половину восьмого. Еще не очнувшись от сна, он встал, чтобы снять трубку. Голос был незнакомый.

— Это квартира Ковалевского?

— Да.

Ковалевский ощутил смутное беспокойство. Он никакие мог удобно устроиться в кресле.

— Владимир Дмитриевич?

— Именно.

Он продолжал ощущать растущее беспокойство.

— С вами говорит старший следователь по особо важным делам Дадацкий Игорь Михайлович.

— Я слушаю, Игорь Михайлович.

— Не могли бы вы приехать?.. Запишите адрес.

Механически записав адрес, посредством своего шестого чувства он вдруг понял, что случилось нечто ужасное.

— А в чем дело?

— Случилось несчастье.

— Несчастье?

— Да… Самолет, в котором летели ваша жена и сын, потерпел катастрофу. Все, кто был на борту, погибли…

— Нет! Да вы что!

Он выронил трубку, сердце сжалось от горя.

Образы смерти наполнили мысли. Во всю силу заработало воображение. Словно наяву, Ковалевский видел, как плотные клубы дыма заволокли весь салон авиалайнера. В черном тумане зазмеились язычки пламени. Ковалевский различил Ольгу, прижимающую к себе Павлика, и услышал, как она кричит ему на ухо: «Не бойся, мой мальчик, я с тобой, я люблю тебя!»

Воображение продолжало разворачивать картину катастрофы. Он сжался в комок, его глаза были закрыты. Из маленькой и счастливой семьи Владимир Дмитриевич был единственным, кто остался в живых.

Внезапно воображение прекратило свою работу, словно споткнулось обо что-то. Ковалевский вздрогнул и, открыв глаза, слабо удивился, что он все еще не умер. Но и живым назвать его тоже было нельзя. Он застрял где-то посередине, на половине пути из одного мира в другой. Чувство вины за то, что он не погиб вместе с ними, охватило его, хотя Ковалевский прекрасно сознавал, что не виноват в их гибели.

Неистовые волны отчаяния нахлынули, захлестнули сознание, унося в черную бездну последние обрывки мыслей.

* * *

Кладбище Новообнинска располагалось на возвышенном месте в березовой роще. Это был своего рода Новообнинск мертвых, разделенный на кварталы прихотливо изгибающимися дорожками. Здесь покоились бок о бок известные ученые и простые рабочие, крупные чиновники и уборщицы, которых смерть уравняла в правах.

Когда, после расследования обстоятельств катастрофы и тщательной переписи всех органических и неорганических фрагментов, найденных на месте крушения, Ковалевский наконец получил останки Ольги и Павлика, он был немало удивлен тем, что запаянные цинковые гробы оказались очень небольшими. Фактически оба гробика казались детскими, во всяком случае по размерам, но он принял их так, словно это были раки с мощами святых.

Многие предпочитают хоронить своих родственников в нишах колумбария, другие, решив предать земле самое дорогое, ограничиваются установкой мраморных надгробий или православных крестов.

Ковалевский похоронил Ольгу и Павлика на склоне небольшого холма, поросшего молодыми березками. Установил надгробия из белого мрамора. Он был уверен, что его любимые предпочли бы именно такое окружение, где были слышны песни ветра и шепот листьев над головой.

* * *

Прошло три месяца. Ковалевский припарковал свой БМВ на специальной площадке, заглушил двигатель, выбрался наружу. Некоторое время постоял, собираясь с силами, потом не спеша двинулся по тропинке. Несмотря на то, что со дня гибели Ольги и Павлика прошло довольно много времени, боль не притупилась, и каждый визит на кладбище давался ему огромным усилием, как будто он ехал взглянуть не на ухоженные могилы, а на обгоревшие останки, разложенные в морге на холодных стальных столах.

Умом Владимир Дмитриевич понимал, что тот, кто умер, — умер навсегда и поправить здесь ничего нельзя, однако подсознательно он продолжал верить, что рано или поздно снова встретится с женой и сыном. Иногда ему казалось, что его жена и сын вот-вот войдут в спальню или их голоса зазвучат в трубке неожиданно зазвонившего телефона. Сидя за рулем машины, Владимир Дмитриевич вдруг начинал чувствовать присутствие Ольги и Павлика на заднем сиденье, но, когда он оборачивался назад и видел там только пустоту, разочарование оказывалось вдвое горше. Порой он замечал их на оживленной улице. На детской площадке. На аллее парка. И всегда они были далеко и уходили еще дальше.

Двигаясь по тропинке, Ковалевский избегал смотреть на могилы. Он знал, что стоит ему увидеть знакомые надгробия издалека, и подойти к ним будет намного труднее. Может быть, ему просто не хватит мужества, и он повернет назад.

Именно поэтому он увидел стоящего у могил мужчину только тогда, когда до него оставалось не более трех или четырех метров. Удивленный, Владимир Дмитриевич остановился. Мужчина стоял в тени березы, вполоборота к нему. В руках он держал роскошный букет белых роз. Наклонившись, незнакомец положил розы на мраморное надгробие и выпрямился.

— Кто вы такой? — хрипло спросил Ковалевский.

Незнакомец не ответил, быть может потому, что Владимир Дмитриевич говорил слишком тихо, а может потому, что был слишком поглощен процессом возложения цветов.

— Что вы здесь делаете? — спросил Ковалевский чуть громче и сделал шаг вперед. Мужчина медленно повернулся к нему, и Владимира Дмитриевича охватил страх. Незнакомец был под два метра ростом, гармонически и пропорционально сложенным, однако впечатление, которое он производил, усиливалось янтарно-желтым блеском его глаз.

Сперва Ковалевскому показалось, будта этот мужчина одет не в голубые джинсы и серую спортивную куртку, а в какое-то магнитное поле, которое заставляет весь мир тянуться к нему.

— Что вам здесь нужно? — снова спросил Владимир Дмитриевич, повышая голос.

— Вам не нравятся эти цветы? — проговорил незнакомец негромко, голос его звучал приятно, почти артистически.

— Цветы прекрасные, но это не ваши могилы. Зачем вы возлагаете цветы на чужие могилы?

Незнакомец посмотрел на него с выражением жалости и сочувствия.

— Эти могилы мне не чужие. Я посещаю могилы всех, кто летел 20 июля рейсом 632 из Душанбе. В страшной катастрофе, унесшей жизни пассажиров этого рейса есть доля моей вины.

В словах незнакомца было что-то мистическое, что-то ирреальное, как будто мужчина состоял не из плоти и крови, а был духом или привидением.

Ковалевский уставился на него, нервно облизывая губы, потом судорожно вздохнул и снова спросил:

— Кто вы?

— Можете называть меня так: Шарф Николай Иванович, командир внеземного космического корабля, того, что вы называете неопознанным летающим объектом.

Ковалевский, потеряв дар речи, с изумлением воззрился на гуманоида, потом сказал:

— Я знал одного такого «представителя внеземной цивилизации». Позже выяснилось, что он недавно сбежал из психиатрической больницы.

Шарф возмутился.

— Напрасно, Владимир Дмитриевич, сомневаетесь.

«Откуда он знает, как меня зовут?» — подумал Ковалевский.

— Взгляните-ка сюда, — продолжал Шарф, — и все ваши сомнения отпадут.

Ковалевский посмотрел в направлении, указанном Шарфом, и обомлел. Он увидел блестящий серебристый НЛО, зависший над кладбищем.

Сверкающий диск медленно перемещался с одной высоты на другую, испуская прекрасное многоцветное сияние — в основном зеленое и красное, иногда с примесью белого, голубого, желтого. Временами он испускал оранжевые блики.

— Убедили, Николай Иванович. Полностью убедили, — поспешил заверить гуманоида Ковалевский, леденея от ужаса.

Очевидно, он побледнел, потому что Шарф сказал:

— Успокойтесь, Владимир Дмитриевич, вы видите самый обыкновенный космический корабль.

Ковалевский немного успокоился, скорее всего, потому, что гуманоид убеждал его сделать это.

— Теперь, раз уж вы поверили мне, я расскажу, почему посещаю могилы пассажиров рейса 632. В тот день 20 июля мы совершали запланированный полет. Около восьми вечера прямо по курсу нашего корабля появился гражданский самолет. Я попросил своего помощника, управлявшего кораблем, сойти с трассы и дать самолету дорогу. Он же решил немного попугать пилота самолета и не выполнил мой приказ. Возникла угроза столкновения. Первым не выдержал пилот рейса 632 и резко повернул влево. Но выполняя маневр, он зацепил крылом вершину горы, крыло отвалилось, самолет рухнул на землю и загорелся.

В следующее мгновение Владимир Дмитриевич почувствовал, что падает с огромной высоты, как будто его БМВ съехал с дороги и проваливается в какую-то бездонную пропасть. Ему никак не удавалось справиться с ощущением падения и убедить себя в том, что все по-прежнему в порядке. С ним снова случилось что-то вроде приступа временного помешательства. Приступ начался с того, что грудь стиснуло с такой силой, что он едва мог дышать, а пальцы рук начали трястись, точно у древнего старика.

Бросив взгляд на окружающие его деревья, гранитные и мраморные надгробия, Ковалевский увидел вместо них неистовое коптящее пламя и плотные облака дыма.

Закрыв лицо холодными как лед руками, Владимир Дмитриевич постарался справиться с собой, но катастрофа продолжала разворачиваться в его сознании по заданному сценарию. Удушливый запах дыма стал плотнее, а вопли воображаемых пассажиров — громче. Все вокруг вибрировало и ходило ходуном, со всех сторон доносились жуткое дребезжание, треск, стоны раздираемого металла, стук, звон и скрежет…

— Нет, нет, не надо, нет!.. — взмолился Ковалевский и потерял сознание.

Минут через пять Владимир Дмитриевич вздрогнул и, открыв глаза, с легким удивлением взглянул на склонившегося над ним Шарфа.

— С вами все в порядке? — спросил гуманоид, обращаясь к Ковалевскому.

— Пожалуй, да… — отозвался Владимир Дмитриевич неуверенно. — Если не считать кратковременного отключения.

— Я всем сердцем сочувствую вашему безмерному горю, — неожиданно сказал Шарф, — и предлагаю помощь.

— ???

— Да, да. Не удивляйтесь. В моих силах вернуть ваших дорогих близких живыми и здоровыми, если вы согласитесь на это.

Ковалевский с изумлением таращился на гуманоида. Шарф терпеливо ожидал ответа. Придя в себя, Владимир Дмитриевич сильно удивился. Вместе с тем он чувствовал, ощущал, что Шарф может осуществить свое ирреальное предложение.

Он посмотрел на собеседника долгим, изучающим взглядом. Затем произнес:

— Согласитесь, что для человека, потерявшего самых близких, ваше предложение звучит несколько фантастически, даже невероятно. Самолет падал с большой высоты и скорость его под действием земного тяготения постоянно росла. Ударившись со всей силой о землю и камни, самолет разбился вдребезги. После этого был еще взрыв, и огненная стихия сожгла, превратила в золу и пепел все, что могло уцелеть после столкновения самолета с землей.

Нахмурившись, Шарф ответил:

— Вот вы опять сомневаетесь, Владимир Дмитриевич, и опять напрасно. Для нашей внесолнечной, внегалактической цивилизации оживление умерших самое что ни на есть обычное дело.

— Это дает некоторую надежду, — неуверенно отозвался Ковалевский, усмехнувшись дрожащими губами. — Но вы ведь что-то наверняка потребуете взамен?

— Самую малость. Каких-нибудь полкилограмма «красной ртути» и два ядерных боезаряда на основе этого продукта.

— Я вам не верю, — сказал Ковалевский негромко. — У Новиковой вы сначала выкачали необходимую информацию, а потом умертвили ее.

— Это неправда, — возразил Шарф. — Новикова сама виновата. Она стала стрелять в нас, и в порядке самозащиты мы применили зелёный луч. Обычно мы стараемся избегать насилия.

Его слова не убедили Ковалевского. Можно было, подобно Лазарю, восстать из мертвых, пролежав в могиле четыре дня, но все эти чудеса казались детскими игрушками по сравнению с тем, что обещал Шарф. Сознание продолжало твердить Ковалевскому, что это совершенно невозможно, и в душе его продолжали ныть боль и отчаяние.

И все-таки слова Шарфа породили надежду и жгучее любопытство. Ковалевский находился на грани безумия и готов был поверить в невероятное. Он дошел до того, что готов был поверить в чудо.

— Вы согласны на предлагаемую сделку? — голос Шарфа донесся до Владимира Дмитриевича как бы из-под земли. Ковалевский только утвердительно кивнул. Сил говорить у него уже не было.

— Тогда приходите в следующее воскресенье на это же место в шесть вечера.

Гуманоид медленно растворился в потоке фиолетовых лучей, исходящих из серебристой тарелки…

* * *

— Константин Александрович! — Савельев несколько раз тряхнул головой, чтобы собраться с мыслями и использовать их для принятия решения. — Ситуация поджимает. Что будем делать с НЛО?

— Я докладывал министру обороны о визите НЛО и угрозе некоего Шарфа уничтожить «Центр высоких технологий». Министр беседовал с президентом. Принято решение уничтожить НЛО. «Центр» обязательно надо сохранить, — отрезал Павлов.

Он некоторое время постоял на месте, покачиваясь с пяток на носки, хмуро посмотрел на Савельева и сел.

— Как планируется провести акцию? — спросил Савельев.

— Министр обороны предложил выслать навстречу НЛО эскадрилью самолетов — перехватчиков, снабженных ракетами с ядерными боеголовками. НЛО будет обстрелян и уничтожен.

Савельев надолго уставился в стену.

— Это безумие, — прошептал он. — О чем вы говорите? НЛО уничтожит ракеты задолго до того, как они достигнут цели. Кроме того, НЛО может двигаться с такой скоростью и выполнять такие маневры, которые не доступны ракетам.

— У тебя есть другие предложения? — Генерал отвечал неровным голосом, в котором слышался гнев.

— Есть! — выпалил Савельев.

— Выкладывай.

— Я предлагаю другой путь. На днях Шарф встречался с новым директором «Центра» Ковалевским.

— Это у него в авиакатастрофе погибли жена и сын? — перебил Павлов.

— Совершенно верно. Так вот, Шарф предложил Ковалевскому оживить его близких в обмен на «красную ртуть» и ядерные боезаряды на основе этой ртути.

— Фантастика! Откуда тебе известно об этой встрече?

— Ковалевский сам рассказал мне и спрашивал совета, как ему поступить.

— Что ты предлагаешь, Владимир Сергеевич?

— Я предлагаю согласиться с предложением Шарфа и дать ему то, что он просит.

— Что дальше?

— Ядерные боезаряды будут снабженырадиовзрывателями. Когда НЛО взлетит на достаточную высоту, надо послать радиокоманду и взорвать его.

— Хорошо придумал. Надо только точно исполнить замысел.

— Для этого нужно, чтобы Ковалевский не знал о нем. Тогда при передаче продукции «Центра» Шарфу он будет вести себя совершенно естественно и не возбудит подозрений у гуманоида.

— Согласен. Поручаю тебе, Владимир Сергеевич, исполнить свой план. Ты предложил — тебе и карты в руки. Считай, что это приказ.

— Слушаюсь, Константин Александрович.

— У тебя должен быть помощник. Пусть это будет майор Юрин, вы уже с ним сработались. Он должен проконтролировать изготовление ядерных боезарядов с радиовзрывателями. Заказчиком будет воинская часть 2579, которая относится к нашему ведомству. Я вызову Юрина, проинструктирую его, подпишу заказ на эти боезаряды.

— А что запишем в графе «назначение боезарядов»? — осторожно поинтересовался Савельев.

— Правду… Правду, которую вряд ли кто-нибудь сможет узнать. Мы запишем, что на значение боезарядов — борьба с террористическими формированиями.

Савельев облегченно вздохнул.

— Еще один вопрос, Константин Александрович. Что сказать Ковалевскому?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну как ему объяснить, что ФСБ разрешило передать гуманоидам «красную ртуть» и ядерные боезаряды?

— Ничего объяснять не надо. Посоветуй от себя передать Шарфу то, что он просит в обмен на обещание гуманоида не уничтожать «Центр».