Гонора прикрыла рукой глаза, чтобы яркое солнце, Прогнавшее к полудню холод, не слепило ее. Каван ушел из конюшни в припадке раздражения, а Смельчак после вкусного угощения уснул вместе с остальными щенками. Предоставленная самой себе, Гонора решила, что прогулка по вересковым пустошам поможет прояснить мысли.

Но она резко остановилась, едва завернув за угол конюшни. Муж ссорился с Лахланом, и выглядело это так, словно они вот-вот подерутся. Гонора осторожно приблизилась и ничуть не удивилась, услышав, что скандал начался из-за пропавшего брата.

Вокруг уже собралась толпа, зеваки шептались, покачивали головами, и Гонора не сомневалась, что почти все – на стороне Лахлана. Его любили и уважали, а Каван после возвращения так и не сумел вернуть себе расположение членов клана. Он слишком много размышлял, сторонился остальных и только недавно начал проводить какое-то время с Гонорой, и то лишь потому, что решил научить ее защищаться, иначе вряд ли бы она часто его видела. Он по-прежнему спал на полу перед очагом и держался в стороне от других, не проявляя никакого интереса к делам клана, и люди уже задумывались, достоин ли он в будущем стать лэрдом.

И все-таки Каван – ее муж, и долг жены быть рядом, несмотря ни на что. А после их разговора она стала лучше понимать, что его мучает. Он взвалил на себя вину за то, что не сумел уберечь брата, и ничто не могло заставить его передумать. Он готов на все, лишь бы найти Ронана, даже если ради этого придется ссориться с братьями.

Между тем обвинения и угрозы между двумя братьями летали, как стрелы, попадали в цель, и им все труднее было сдерживать ярость. Очень скоро она наверняка вырвется из-под контроля. Гоноре срочно требовалось сделать что-нибудь, иначе они подерутся, и тогда пересуды будет уже не удержать.

Как же отвлечь Кавана?

Если она его окликнет, он скорее всего просто не обратит внимания или прикажет ей уйти, и Гонора будет вынуждена повиноваться. Так что же делать? И тут ее озарило. Как только Каван увидел, что Калум ее ударил, он тут же кинулся за ним. А если он подумает, что Гоноре плохо? Поспешит ли муж к ней на помощь?

«Не проявляй нерешительности!»

Его предупреждение отчетливо прозвучало у нее в голове. Если потратить на решение слишком много времени, оно станет неэффективным. И Гонора не колебалась. Она пронзительно вскрикнула и схватилась за живот.

– Каван!

Он обернулся с искаженным яростью лицом.

– Помоги! – выкрикнула Гонора, обмякла и опустилась на землю, словно лишилась чувств.

Глаза она закрыла, но ощутила, как дрожит земля под ногами бегущего мужа.

– Она что, больна?

Голос Лахлана, а не мужа, но следом тревожно заговорил Каван:

– Не думаю.

– Может, она беременна? – предположил Лахлан.

– Может быть, – ответил Каван.

Его ответ не удивил Гонору. Не будет же муж рассказывать брату, что она не может быть беременна. Когда пальцы Кавана мягко отвели с ее лица прядки волос, она едва не отреагировала на его ласковое прикосновение.

– Гонора, – позвал он, и Гонора почувствовала, что муж осторожно ощупывает ее живот.

Вокруг раздавались взволнованные шепотки, как жужжание пчел. Гонора представляла, какая толпа успела уже собраться. Во всяком случае, она добилась того, чего хотела, потому что Каван с Лахланом больше не ссорились. Ресницы Гоноры затрепетали, и она негромко застонала.

Каван «приводил ее в чувство», то и дело повторяя ее имя, и сердце Гоноры пропустило удар. В голосе мужа слышалась искренняя тревога. Он действительно беспокоился о ней – как будто ему не все равно, по-настоящему не все равно.

Она открыла глаза и посмотрела на мужа, но увиденное только подтвердило ее предположения. Вокруг его глаз залегли морщинки; наморщенный лоб и плотно сжатые губы выдавали его искреннее беспокойство. Он тревожился по-настоящему, действительно тревожился.

Гонору охватило чувство вины. Какая жалость, что ей пришлось заставить его без нужды страдать. Она поморщилась, представив себе, какую боль причинила мужу.

– Что случилось? У тебя что-то болит?

– Мне нехорошо.

Каван взял ее на руки и встал, крепко прижимая Гонору к себе. Она спрятала лицо у него на груди, глубоко дыша, впитывая его запах, его силу и его заботу о себе.

– Уложи ее в постель. Я позову маму, – сказал Лахлан и убежал.

Каван легко нес Гонору, словно она весила не больше маленького мешка с зерном. Безумие какое-то! Гоноре казалось, что муж словно окутал ее своим телом, и теперь она буквально купалась во всеобъемлющем чувстве безопасности.

Гонора обняла его за шею, когда они входили в замок.

Каван остановился и тревожно спросил:

– Ты себя хорошо чувствуешь?

«Нет, – захотелось закричать Гоноре. – Ничего хорошего! Проклятие, ты все перевернул в моей душе!»

Но она только кивнула, не желая усложнять положение.

Каван торопливо поднялся вверх по лестнице, и хотя Гонора хотела побыстрее оказаться в спальне, ей было жаль покидать его объятия. Она чувствовала себя так уютно – и готова была оставаться в его объятиях сколько угодно. Эта мысль ее напугала.

Когда они вошли в спальню, Гонора вздохнула, понимая, что все закончилось. Теперь ей очень хотелось остаться одной, чтобы разобраться в своих желаниях.

Но к ее удивлению – и облегчению – Каван не выпустил ее из объятий, а сел в кресло у очага, усадив Гонору к себе на колени.

– Что с тобой? – спросил он.

Гонора покачала головой, не доверяя себе. Она боялась, что выпалит вслух то, что чувствует.

– У тебя что-то болит?

Она не могла посмотреть на мужа, потому что боялась, что он увидит правду и поймет, что она томится по нему. Гонора уткнулась лицом ему в рубашку и уже хотела снова помотать головой, как вдруг сообразила, что должна убедить Кавана в своей болезни. И пусть она не хотела ему лгать, но правда сильно ранит их обоих. Кроме того, ей требовалось время, чтобы разобраться в своих чувствах, прежде чем кто-нибудь заподозрит, что она полюбила мужа.

Гонора прижала руку к животу.

Каван отодвинул ее руку и ласково погладил ее живот там, где предположительно находился источник боли.

– Я бы забрал твою боль себе, если бы мог.

Это поразило Гонору. Человек, заявивший, что готов ради отмщения на все, что угодно, гневно споривший из-за этого с братом, сейчас готов пострадать сам, лишь бы не мучилась она? Ей только что показалось, что она начинает понимать мужа, и тут он снова ставит ее в тупик.

– Я бы этого не позволила, – мягко произнесла Гонора.

Каван поцеловал ее в лоб.

– Тебя бы никто и не спрашивал.

– Это моя боль, – заспорила Гонора и поморщилась, чувствуя свою вину.

– Отдыхай, – велел Каван, скользнул рукой ей пониже талии и начал поглаживать живот Гоноры.

Очень скоро все внутри у нее затрепетало, сердце забилось быстрее, а кожа запылала. Гонора шевельнулась под его рукой и застонала.

– Тебе хуже! – встревожился Каван.

Гонора закусила нижнюю губу, опасаясь, что все-таки выпалит правду. Она не знала, что делать, и не хотела покидать его объятия. Когда в комнату ворвалась Адди, Гонора едва не застонала от облегчения.

– Что случилось? – спросила Адди, торопливо подходя к ним.

– Живот болит, – сообщил Каван.

– Положи ее на кровать, – велела Адди.

Гонора заметила в его лице нежелание слушаться, словно он не хотел выпускать ее из рук. Она чувствовала то же самое – ей хотелось остаться в его объятиях.

Адди ласково прикоснулась к плечу сына.

– Я хорошо о ней позабочусь.

Каван словно очнулся. Он замотал головой, тут же сделал вид, что кивает, встал, подошел к кровати и медленно положил на нее жену. Она держалась за его шею до тех пор, пока не сообразила, что нужно отпустить мужа. И он должен ее отпустить, но они продолжали держаться за руки, и ни один не хотел нарушить волшебство этого момента.

– Уходи, – велела Адди, подтолкнув сына в спину. – Я сама о ней позабочусь.

Гонора нахмурилась, когда муж отпустил ее пальцы, но он тотчас же вернулся обратно и снова взял ее за руку:

– Я нужен ей и поэтому останусь.

Как ни хотелось Гоноре, чтобы Каван остался, она понимала, что это неумно.

– Чепуха, – сказала она и с трудом сглотнула, готовясь еще раз соврать. – Мне нужна твоя мать, а не ты.

– Слушайся жену. – Адди опять подтолкнула сына, на этот раз настойчивее.

– Я буду ждать за дверью. – Каван поднял руку, пресекая любые возражения. – И не спорьте со мной!

– Да как хочешь, – пожала плечами его мать. – Только уходи скорее, чтобы я могла заняться твоей женой.

– Я буду прямо за дверью, – повторил Каван, глядя на жену и показывая пальцем на дверь.

Гонора улыбнулась. Значит, ему не все равно, раз он собирается остаться неподалеку.

– Спасибо.

– Чушь, – резко бросил Каван. – Я муж тебе. – И быстро вышел за дверь.

– Муж, неожиданно влюбившийся в свою жену, – произнесла Адди, когда Каван вышел.

– Что вы сказали? – встрепенулась Гонора. Она услышала, но не поверила своим ушам.

– Дай-ка я помогу тебе раздеться и надеть ночную рубашку, – засуетилась Адди. – Я уже велела приготовить отвар, чтобы уменьшить боли в животе. – Она помолчала немного и добавила: – Твой муж начинает тебя любить.

Гонора покачала головой.

– Конечно, он этого пока не понимает, но я уверена – как только он узнает тебя получше, он просто не сможет не полюбить тебя.

Гонора снова покачала головой. Или даже не прекращал а этого делать?

– Отрицай, если тебе так хочется, но ты и сама скоро это поймешь. Да и свои собственные чувства к нему тоже.

Гонора перестала качать головой. Адди рассмеялась:

– Я уже давно это знаю. Все понятно, стоит лишь увидеть, как ты смотришь на моего сына. Конечно, ты пока не уверена, потому что для тебя это так ново, но со временем ты все поймешь сама.

Гонора застонала и упала на подушки, но уже без блузки – Адди успела ловко ее стянуть.

– Пойду-ка я гляну, что там с отваром, – сказала Адди и направилась к двери.

Как хорошо, что свекровь решила, что Гонора стонет из-за больного живота, и не поняла, что причиной были ее слова. Они только подтвердили чувства Гоноры, но мысль о том, что муж может чувствовать то же самое, взволновала Гонору.

– Помоги жене надеть ночную рубашку, пока я займусь отваром. Боль усилилась, – услышала Гонора слова Адди и едва не выскочила из кровати. Что ей теперь делать? Она лежит наполовину обнаженная! Щеки ее запылали, и она торопливо обхватила себя руками.

– Мне не нужна помощь! – выкрикнула Гонора, едва муж вошел в комнату и подошел к кровати.

На его лице медленно расплывалась усмешка.

– Пытаясь прикрыться, ты выглядишь на редкость соблазнительно.

Гонора глянула вниз и едва не застонала, но вовремя удержалась. Она не хотела, чтобы Каван решил, будто живот у нее болит еще сильнее, но, с другой стороны, он смотрит только на ее груди, а они казались более пышными, чем на самом деле, потому что Гонора прижала их руками.

Каван присел на корточки рядом с кроватью и положил ладонь на ее руку.

– Какой же я буду муж, если изнасилую больную жену?

– Я понимаю, просто…

– Ты никогда не была обнаженной перед мужчиной?

Ее глаза сильно округлились.

– Никогда.

– Рад это слышать.

Гонора улыбнулась. Как хорошо, что он понял!

– А теперь позволь, я помогу тебе надеть ночную рубашку.

Гонора попыталась что-то ответить, но у нее вырвалось только бессвязное бормотание. Каван негромко рассмеялся:

– Нужно ли напоминать, что я твой муж?

Она обхватила грудь еще крепче.

– Еще нет.

Каван наклонился к ней и прошептал прямо на ухо:

– Хочешь, чтобы я исправил это сегодня же ночью?

Гонора решила вернуться к прежним уловкам, только не стала хвататься за живот, а просто поморщилась.

– Пожалуйста, пусть твоя мама скорее принесет мне обещанный отвар. Она обещала, что он уменьшит боль.

Каван мгновенно выпрямился.

– Лежи и не шевелись, я сейчас же вернусь.

Стоило ему выйти из комнаты, как Гонора поспешно переоделась в ночную рубашку и, облегченно вздохнув, нырнула под одеяло. Теперь она в безопасности.

Каван вошел в комнату, по пятам за ним шла Адди. Муж посмотрел на Гонору и покачал головой.

– Нужно было подождать. Я бы тебе помог. – Он усадил Гонору и подложил ей под спину подушки.

– Я замерзла, – ответила она. К счастью, это не было ложью, она и в самом деле немного продрогла.

– Я разожгу огонь, – сказал Каван, подтыкая ей одеяло.

Адди протянула Гоноре кружку с дымящимся отваром, а Каван пошел к очагу.

– Это облегчит боль, – пообещала Адди.

Если отвар предназначен для успокоения боли, то он не сможет ей навредить, поэтому Гонора спокойно выпила все.

– Теперь она уснет, – шепнула Адди сыну, но недостаточно тихо, и Гонора ее услышала.

– Я останусь здесь, – заявил Каван.

– Это лишнее, – возразила его мать. – Иди и занимайся своими делами. Я посижу с Гонорой.

– У меня нет никаких срочных дел. Я останусь здесь.

Гонора смотрела на них, но ее уже окутывал туман, а голоса все отдалялись и отдалялись.

– Ты волнуешься за нее, – произнес женский голос.

– Она моя жена. – Мужчина говорил решительно, даже раздраженно.

Затуманенное сознание мешало Гоноре прислушиваться к разговору, но мужской и женский голоса продолжали звучать, и она понимала, что двое говорят о ней.

– Иногда мужчины начинают любить женщин, на которых были вынуждены жениться, – говорила женщина.

– Мы женаты, и этого не изменить. Разве не лучше, если я буду заботиться о жене, которую не выбирал? – возражал мужчина.

– Это благоразумно, – одобрительно произнесла женщина.

– Оставь, мама. Это касается только меня и Гоноры.

– Нет, сын мой, не только вас. Однажды тебе придется возглавить этот клан, и гораздо лучше, если рядом с тобой всегда будет любящая жена, на которую ты сможешь положиться даже в самые трудные минуты.

– Ты хочешь, чтобы у меня получилось так же, как когда-то у тебя с отцом, – произнес мужской голос.

– Да. Я хочу, чтобы вы с Гонорой любили друг друга.

Свое имя… она услышала свое имя и слово «любовь».

Кто-то любит ее, заботится о ней, присматривает за ней. Всплыли воспоминания о маме, и Гоноре вдруг стало очень больно, потому что мамы больше не было с ней. По щеке поползла одинокая слезинка.

– Она плачет, – обеспокоенно сказал мужчина. Гонора почувствовала ласковое прикосновение к щеке, по которой ползла слезинка, а потом чья-то теплая и сильная рука завладела ее ладонью.

– Я здесь, Гонора, и я не допущу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое.

Он стиснул ее ладонь и поцеловал в щеку, сцеловывая слезу, и Гонора затрепетала от его нежности. Она хотела что-нибудь сказать ему, сказать, что она чувствует, сказать, что тоже всегда будет здесь ради него. Она не допустит, чтобы с ним произошло что-нибудь плохое. Она будет беречь его, и не только потому, что это ее долг, а потому, что он хороший человек и хороший муж. Она будет делать это, потому что ей не все равно.

Она хотела сказать, что он ей небезразличен и что, возможно, однажды она поймет, что любит его. Но веки стали свинцовыми, глаза не открывались, и Гонора не могла произнести ни слова, она едва могла шевелить губами, а потом все вокруг потемнело и исчезло.