Какой бы радостной ни была жизнь в лагере, ей все же не сравниться с тем удовольствием, которое приносил лес, особенно после завоевания доверия горилл. Я полагала, что работе в Карисоке положено доброе начало, поскольку в первый же день возникновения Исследовательского центра два браконьера-батва вывели меня на группу горилл, встреченную ими на склонах горы Високе во время охоты на дукеров на лугах западнее лагеря. Так состоялось знакомство с группой 4.

Почти час группа 4 не догадывалась о моем присутствии на противоположной стороне ущелья, где я пряталась метрах в тридцати от нее. С помощью бинокля я успела разглядеть трех выдающихся особей. Первым меня обнаружил пожилой серебристоспинный самец, выглядывавший из-за дерева. Издав сигнал тревоги, он бросился к своей группе, порой даже катясь кубарем по склону, чтобы побыстрее добраться до нее. Я нарекла старого вожака Уинни («ржущий»), поскольку он издавал звуки, напоминающие ржание лошади. До этого мне никогда не приходилось слышать, чтобы гориллам были присущи подобные звуки, хотя Джордж Шаллер утверждал, что однажды слышал их. Позднее я выяснила, что такие звуки не характерны для горилл, а в случае Уинни их причиной было хроническое заболевание легких.

За Уинни буквально катился эдакий пушистый комок с блестящими пытливыми глазами, которого я окрестила Диджит («палец») за его неестественно изогнутый средний палец, очевидно неправильно сросшийся после перелома. Необыкновенное внешнее сходство с Уинни и сильная зависимость от вожака группы 4 позволили мне предположить, что Диджит был сыном вожака группы. Диджит держался в стороне от четырех взрослых самок группы, и, возможно, его мать умерла до того, как я впервые встретилась с группой в сентябре 1967 года.

Во время нашей первой встречи Диджиту, которому было около пяти лет, похоже, хотелось поближе исследовать причину тревожного сигнала Уинни, но он послушно последовал за ним вниз к группе, стараясь не отставать. Затем все животные побежали прочь, за исключением оставшейся в арьергарде взрослой самки. Она смотрела на меня с таким выражением лица, будто наглоталась уксуса, и, сжав губы, стояла в угрожающей позе, присущей исключительно взрослым самцам. Самка в этот момент так походила на старую задиристую козу, что я ее так и окрестила.

Кроме Уинни, в группе 4 было еще два других серебристоспинных самца. Самца помоложе я назвала Дядюшкой Бертом за поразительное сходство с одним из моих родственников (я сделала это из самых добрых побуждений к моему дяде, но он мне этого не простил). Третий серебристоспинный самец получил кличку Амок за взрывной темперамент, частые непонятные крики и метание по кругу. Я относила столь необычное поведение за счет хронического заболевания. Следы Амока, как правило, отстояли от следов остальных членов группы 4 и всегда были помечены жидкими экскрементами со слизью и кровавыми пятнами.

Амок, предположительно в возрасте двадцати пяти лет, был слишком стар, чтобы быть сыном Уинни, и я сделала вывод, что этот сварливый самец был его единокровным братом и в прошлом у них был общий родитель. Дядюшка Берт, которому, по моим предположениям, было пятнадцать лет, сильно походил на Уинни, и вожак относился к нему довольно терпимо, из чего можно было заключить, что Уинни приходился ему отцом.

В течение первых нескольких месяцев наблюдений за группой 4 состояние здоровья Уинни постоянно ухудшалось. Старая Коза, у которой в тот период не было грудных детенышей, взяла на себя основные функции предводителя группы. Ее мужской облик и поведение казались мне довольно необычными. Когда Уинни беспомощно плелся за группой, именно она, а не молодой серебристоспинный самец Дядюшка Берт следила за безопасностью семейства.

Из-за ее необычного поведения я часто старалась скрыть свое присутствие от группы 4, чтобы не беспокоить остальных семерых самок. Четыре из них прежде никогда не рожали, две более старшего возраста рожали не раз и имели потомство, последняя самочка была еще детенышем. Со временем самки помоложе (в возрасте от шести до восьми лет) получили имена Бравадо, Мэйзи, Петьюла и Мачо, две пожилые самки были названы Флосси и Миссис Икс, а девочку нарекли Папуз («ребенок» — у североамериканских индейцев). Имена этих самок полностью соответствовали своеобразию их личности. Папуз была прелестной крохой, которую так и хотелось потискать; ее мать исчезла вскоре после того, как группа стала объектом наблюдений. Миссис Икс всегда было трудно опознать в первые месяцы из-за ее крайней застенчивости. У одной из молодых самок были необыкновенно большие, завлекающие глаза — отсюда и ее имя Мачо, что на суахили означает «глаза».

Однажды в середине ноября 1967 года я нашла группу 4 в составе четырнадцати горилл на противоположной стороне широкой ложбины. Спрятавшись в густых зарослях, я увидела, как Старая Коза и вторая взрослая самка, Флосси, медленно шли вдвоем метрах в тридцати ниже основной группы. Флосси, закусывая подмаренником, неуклюже переваливалась вниз по склону и прижимала к себе левой рукой вертлявого новорожденного младенца с блестящей черной головкой. Он припадал мордочкой к соску Флосси, которая даже не пыталась помочь малышу. В глаза бросался резкий контраст между розовой кожицей на ладошках и пятках малютки и сверкающей, как черная вакса, шерстью на голове.

Старая Коза медленно поползла вверх, а Флосси, обогнав ее, передвигалась на четвереньках с присосавшимся к груди детенышем. Добравшись до места, где Флосси присела отдохнуть, Старая Коза прилегла на спину рядом с ней, так что ее живот оказался повернут ко мне. Когда она отвела левую руку в сторону, моему взору предстал новорожденный детеныш со свисающей пуповиной длиной десять сантиметров. Ручонки малютки были согнуты вовнутрь, а ножки свисали вниз. Старая Коза внимательно и даже несколько удивленно посмотрела на детеныша, потом обнюхала его и прижала к себе.

Пока Старая Коза отдыхала, головка малыша свисала набок, словно прикрепленная к тельцу резинкой. Когда она встала, чтобы присоединиться к остальным членам группы 4, детеныш судорожно выпрямился, поднял голову и автоматически вцепился в шерсть на брюхе матери своими паукообразными пальчиками. Старая Коза двинулась вверх, и я обратила внимание, что она намеренно шла жеманной походкой, виляя бедрами, чтобы детеныш в случае необходимости опирался на ее ноги, как это обычно делают опытные матери. Значит, Старая Коза и раньше рожала детей, но, судя по тому, что она почти не общалась с двумя молодыми гориллами группы 4, а именно с Диджитом и Папуз, вряд ли приходилась им матерью, впрочем, как и матерью молодых самок, учитывая сравнительно небольшую разницу в возрасте. Наблюдая за ее приближением к отдыхающим животным группы 4, я назвала детеныша Тигром, считая, что любой отпрыск Старой Козы заслуживает такого имени. А новорожденного детеныша Флосси я нарекла Симбом, что на суахили означает «лев».

Тигр и Симба были первыми из 42 детенышей, родившихся у 96 членов пяти групп горилл, которые изучались в районе Карисоке в течение последующих лет. Детеныши Флосси и Старой Козы отличались характерными внешними чертами и поведением.

У новорожденных горилл кожа на теле обычно розовато-серая с розовыми островками на ушах, ладошках и пятках. Шерсть на теле может быть любого оттенка — от бурого до черного и растет клочками, кроме спины. Шерсть на голове чаще всего черная как смоль, короткая и гладкая, а лицо сморщенное, с выдающимся выростом на месте носа, похожим на поросячий пятачок. Уши оттопырены, а глаза в первый день жизни, как правило, косят или совсем закрыты. Конечности тонкие, как у паука, и пальцы на них, когда детеныши не цепляются за шерсть на брюхе матери, обычно сомкнуты в плотный комок. Для детенышей характерны судорожные непроизвольные движения в поисках соска. Большую часть времени они проводят во сне.

На протяжении первого месяца жизни детеныши сосут грудь короткими сеансами, не дольше пятидесяти секунд, сопровождая этот процесс ищущими движениями головы. В течение первого года не отдается особого предпочтения той или иной груди, однако с возрастом левую грудь детеныши сосут почти в два раза чаше, чем правую. Когда мать передвигается, новорожденный детеныш обычно висит на ней, вцепившись в шерсть на брюхе. На отдыхе мать берет детеныша на руки или сажает на колени. По моим подсчетам, новорожденные весят около полутора килограммов, что составляет незначительную долю веса взрослых животных.

После прибавления семейства группа 4 передвигалась медленнее и проводила больше времени в дневном отдыхе. А я меньше беспокоилась по поводу Уинни, потому что ему становилось все труднее поспевать за группой, несмотря на замедленный ритм движения исключительно ради него. Ко времени, когда Тигру и Симбе исполнилось по два месяца, тело старого Уинни часто сотрясали длительные приступы кашля, перемежающиеся сиплой одышкой. После таких приступов старик подолгу сидел и, закрыв глаза, дрожал всем телом. Его рот кривился от боли. Старая Коза обычно садилась рядом и бросала на него частые беспокойные взгляды, но Уинни, казалось, ничего не замечал.

Однажды я обнаружила Уинни, спящего в одиночку и совсем не реагирующего на шум, производимый мной и следопытом по пути к группе 4. Я присела примерно в пяти метрах и наблюдала за ним целых два часа, пока он дремал. Уинни лежал в необычной позе на животе со свисающей вниз головой, чтобы было легче дышать. Проснувшись, он вялым движением сорвал несколько листочков чертополоха и с трудом заковылял вслед за группой, которая в это время расположилась в альпийской зоне на высоте, вскоре ставшей для него недоступной из-за плохого состояния здоровья.

К марту 1968 года Уинни даже не пытался следовать за группой на крутые склоны, где она кормилась. Старый самец оставался один в сравнительно ровной седловине рядом с горой Високе, куда группа 4 обычно не заходила. Он бродил по ней все уменьшающимися кругами, мало ел и большую часть времени отдыхал. В последний месяц своей жизни Уинни редко проделывал более 20 метров за день, едва передвигаясь от дерева к дереву и оставляя за собой лужи жидких экскрементов. Мы со следопытом учредили ежедневное дежурство незаметно от старого самца, чтобы уберечь его на закате жизни от браконьеров, которые могли оказаться рядом. Он никогда не подавал вида, что догадывается о нашем присутствии или что до него доходили звуки частых ссор в группе.

3 мая 1968 года истощенное тело Уинни было обнаружено в ночном гнезде из аккуратно сложенных четырнадцати веток. Это была вторая смерть гориллы из изучаемых в Карисоке групп. Мы с помощниками привязали тело к носилкам из молодых деревцев и отнесли его в Рухенгери на вскрытие. Оно показало, что Уинни страдал от запущенного перитонита, плеврита и пневмонии. Более подробное исследование скелета, проведенное позже, выявило в правой части черепа сильно изъязвление, свидетельствующее о распространении инфекции, скорее всего менингита.

После смерти Уинни функции предводителя группы 4 взяла на себя Старая Коза — она задавала направление и темп передвижения, улаживала ссоры, возникающие в группе, и даже била себя в грудь или бросалась в ложные атаки всякий раз, когда я пыталась в открытую войти в контакт с группой. Сначала Старая Коза иногда получала поддержку от Дядюшки Берта, который был на пять лет моложе ее и нечетко представлял себе ответственность, свалившуюся на его плечи со смертью Уинни. Приветливого молодого самца больше интересовали игры с подростками группы, испытывавшими к нему сильную тягу.

Однажды я наблюдала, как Диджит, которому было около пяти с половиной лет, плюхнулся на колени Дядюшки Берта, как щенок в поисках ласки. Дядюшка Берт следил за приближением Диджита, лениво разлегшись на солнце, и, как только шалун очутился у него на коленях, быстро сорвал пригоршню белых цветков бессмертника (Helichrysum) и стал водить лепестками по лицу Диджита, как бы пытаясь пощекотать его. Этот жест вызвал восторженное хихиканье Диджита. Его рот растянулся в улыбке, и, обнажив зубы, он стал кататься по Дядюшке Берту, в исступлении хватаясь за бока, и только потом направился к своим сверстникам. Мне было приятно видеть, что Диджит так быстро вышел из подавленного состояния, вызванного отсутствием Уинни, и вскоре наладил хорошие отношения с другими членами группы, особенно четырьмя молодыми самками, бывшими, по всей вероятности, его единокровными сестрами.

Игры, включая половые, относятся к тем действиям горилл, которые в присутствии наблюдателя подавляются в первую очередь, пока обезьяны не привыкнут к людям. Это особенно верно по отношению к играм самых маленьких, чьи родители неуемно опекают своих отпрысков в первые два года жизни. Однако Диджит и его сестры были уже подростками, когда я впервые встретилась с группой 4, и во время игр находились почти без присмотра. Насколько свободно они чувствовали себя во время игр, зависело от формы моего контакта с группой. Когда я сидела в укрытии и гориллы не знали, что находятся под моим наблюдением, Диджит с младшими сестрами подолгу боролись и гонялись друг за другом метрах в двадцати от взрослых, возлежащих в дневных гнездах. Не вызывало сомнений, что они намеренно повторяют одни и те же движения по многу раз, с тем чтобы вызвать у партнеров определенную реакцию. Затем подростки постепенно выдыхались и присоединялись к отдыхающим взрослым. Во время открытых контактов, когда группа знала о моем присутствии, большая часть игр подростков сводилась к таким ответным реакциям, как удары в грудь, похлопывание по траве и листьям или снование взад-вперед важной походкой. Казалось, что каждый подросток пытается превзойти других, лишь бы привлечь к себе внимание. Их возбуждение было заразительным, и мне неоднократно хотелось присоединиться к проказам горилл, а это удавалось только тогда, когда они чувствовали себя в моем присутствии вполне свободно.

Однажды группа 4 шла по склону, поросшему высокой травой и пересеченному несколькими рядами крестовника — одноногими стражами альпийской зоны. Пять подростков под предводительством Дядюшки Берта устроили кадриль, используя отдельные деревья крестовника в качестве партнеров. Перебегая скачками от одного дерева к другому, каждое животное протягивало к нему руки, хваталось за ствол, быстро вращалось вокруг него и повторяло те же движения с каждым последующим деревом в ряду. Гориллы скатывались вниз с холма, как черные мохнатые клубки перекати-поля, с радостным гиканьем, образуя внизу кучу малу и ломая ветки. Несколько раз Дядюшка Берт увлекал за собой остальных горилл обратно на холм, чтобы еще раз скатиться к уже потрепанным деревьям.

Первое указание на то, что молодой серебристоспинный самец сведущ в более серьезных сторонах жизни, я получила сразу же после смерти Уинни, когда Амок решил воссоединиться с группой 4 после нескольких месяцев блужданий в одиночку. Со стороны расположившейся высоко на склонах Високе группы 4 донеслись дикие крики и рев. Направившись в сторону шума, я увидела Дядюшку Берта, быстро бежавшего вверх к сбившейся в кучу группе. Почти тут же все гориллы исчезли из виду.

Они оставили позади большую поляну с примятой и забрызганной кровью травой, посреди которой под деревом неподвижно сидел сгорбившийся Амок со склоненной на грудь головой. Прошло несколько минут, и Амок протянул руку к растущему неподалеку подмареннику с искаженным от боли лицом. Он стал медленно лизать указательный палец правой руки, передвигая его взад-вперед от ключицы ко рту. Когда он опустил руку, я заметила, что вся его грудь залита кровью, сочащейся из глубокой раны длиной в десять сантиметров на нижней части шеи. Остаток дня Амок отдыхал лежа и с трудом вылизывал рану. Перед заходом солнца он с трудом стал строить себе гнездо. С тех пор на протяжении последующих шести лет я ни разу не видела, чтобы этот немолодой и не совсем здоровый самец пытался общаться с членами группы 4.

Через две недели после происшествия группа 4 впервые столкнулась с группой 8 под предводительством Рафики. Дядюшка Берт во всем уступал сильным членам этой холостяцкой группы и отсутствие опыта компенсировал тем, что возбужденно бегал среди своих сородичей и неумело нападал на самцов группы 8. Новоявленному вожаку еще предстояло научиться тонкому маневру, позволяющему избегать прямого столкновения, прохаживаться взад и вперед важной походкой или бить себя в грудь. И ему повезло, что в стычке он заработал всего пару пустяковых ран. Группа 4 с ее неопытным вожаком и четырьмя молодыми самками на пороге половой зрелости стала мишенью частых нападений со стороны других групп, и прежде всего группы 8, состоявшей из одних самцов.

Третья взрослая самка в группе 4, Миссис Икс, родила от Уинни в месяц смерти последнего. А Флосси в то же время потеряла своего семимесячного детеныша, причины смерти которого так и остались неизвестными. Для того чтобы сохранить имя Симба, я присвоила его дочери Миссис Икс. Десять месяцев спустя у Флосси родился первый ребенок от Дядюшки Берта.

Как и у людей, матери-гориллы сильно отличаются друг от друга в обращении с детьми. Эти различия были наиболее заметны между Старой Козой и Флосси. Флосси очень небрежно относилась к своим обязанностям, тогда как Старая Коза была образцовой матерью.

Тигр, которому исполнилось семь месяцев, когда Симба, первый ребенок Флосси, исчез, был довольно живым и сообразительным сорванцом, отличительной чертой которого была длинная волнистая рыжевато-бурая прядь на голове, ниспадающая непокорными локонами ниже шеи и обрамляющая лицо. Его необычная пламенная грива была видна издали, чего не скажешь о черной как смоль шерсти Старой Козы. Как и подобает детенышу его возраста, у Тигра намечался кусок белой шерсти на заду, глаза постепенно превращались в наиболее примечательную часть лица, а вес его достиг около пяти килограммов. Он обычно находился в пределах досягаемости Старой Козы, и она теперь таскала его на спине, а не на руках. Когда Тигр пытался ходить без чьей-либо помощи, движения его были неловкими — ему явно не хватало координации. Как и большинство детенышей в возрасте около семи месяцев, он питался в основном грудным молоком. Уже научился срывать растения, но не приобрел навыков обрывать листья или сворачивать их в комок. Быстрое овладение этими приемами зависит от того, насколько внимательно он следил за тем, как питаются другие гориллы. Как все детеныши, Тигр никогда не пытался отнимать пищу у других животных, хотя его мать часто отбирала у него комки помета и прочие несъедобные предметы, например яркие цветы. У детенышей, живущих на воле, первая добытая ими пища состоит из остатков растений или коры, свалившихся на колени матери.

В октябре 1969 года, когда второй детеныш Флосси приближался к семимесячному возрасту, молодая самка Мэйзи девяти с половиной лет начала проявлять к нему повышенный интерес. Мэйзи тратила много времени на ухаживания за Флосси в надежде, что ей будет проще завладеть малышом, чтобы ласкать его. Флосси, очень похожая на Мэйзи, относилась к ней в высшей степени терпимо, из чего я сделала вывод, что их объединяют тесные семейные связи. Флосси никогда не возражала, если Мэйзи забирала малыша на весь период дневного отдыха и давала волю своим материнским инстинктам. Это называется «тетиным поведением» и предполагает исключительно родственные взаимоотношения. Они позволяют детенышам ближе познакомиться со взрослыми животными, не являющимися их родителями, а иногда еще не рожавшие самки получают возможность накопить определенный материнский опыт.

Дядюшка Берт проявлял себя чрезмерным собственником по отношению к своему первому чаду и нередко пытался оттеснить Мэйзи от Флосси, вставая между ними и отгоняя Мэйзи оплеухами. Я еще не знала, что Мэйзи уже забеременела от Дядюшки Берта, и тем не менее вставала на защиту Мэйзи и хрюкала или клацала зубами на молодого вожака, которому еще предстояло научиться, как поддерживать мир в своем гареме.

Прошел еще месяц, во время которого интерес Мэйзи ко второму детенышу Флосси не ослабевал, и она сама стала матерью. Роды, очевидно, были трудными, поскольку Мэйзи построила себе четыре ночных гнезда на расстоянии нескольких метров друг от друга. В каждом гнезде было очень много крови, и ею были залиты тропинки между гнездами. Детеныш оказался мертворожденным. Его тело было найдено в последнем гнезде. На следующий день Мэйзи чувствовала себя вполне нормально, но до очередных родов предстояло ждать еще три года.

Как и в большинстве случаев, Мэйзи рожала ночью. По ночам гориллы обычно не двигаются с места, и ни одно животное не вмешивается в процесс родов. Опытные матери, как правило, рожают в одном гнезде, в котором потом можно обнаружить пропитанную кровью растительность, а иногда и куски плаценты. Самки, рожающие в первый раз или разрешающиеся от бремени мертвыми детенышами, как это произошло с Мэйзи, могут сооружать до пяти ночных гнезд подряд неподалеку от основного гнездилища группы.

При удачных родах живущие на воле самки обычно поедают большую часть, а иногда и всю плаценту, но, если родился мертвый детеныш, они ее не трогают. Очевидно, матери и новорожденные извлекают какие-то выгоды для здоровья с точки зрения питания и санитарии, когда мать поедает плаценту, а затем и экскременты детеныша. Гориллы, живущие в неволе или искусственно созданной среде, обычно облизывают плаценту и съедают ее лишь в редких случаях, но, насколько мне известно, никто не наблюдал, чтобы они в этих условиях поедали экскременты детеныша.

Мэйзи оказалась одной из первых самок, доказавших, что интервал между родами у горилл, рожающих в первый раз, гораздо дольше, чем у зрелых самок. Это связано с тем, что молодые самки имеют обыкновение метаться от одного серебристоспинного самца к другому перед тем, как сделать окончательный выбор и связать свою судьбу с одним партнером на всю жизнь. При частых переходах от одного самца к другому детеныши молодых самок имеют в три раза, больше шансов стать жертвами детоубийства, чем у матерей, проводящих все годы в одной и той же группе. Кроме того, «бродячим» самкам требуется некоторое время для установления прочных связей с новым партнером — эдакий период ухаживания, — особенно если у самца есть уже сложившийся гарем или он занимается поисками новых самок.

Когда у Мэйзи родился мертвый детеныш, Тигру исполнилось два года и ему были присущи черты яркой индивидуальности. В отличие от большинства детенышей его возраста, проводящих 60 % времени вдали от своих матерей, Тигру нравилось составлять компанию любящей Старой Козе. Его ближайшими сверстниками в группе 4 были восемнадцатимесячная Симба, дочь Миссис Икс, Папуз в возрасте четырех с половиной лет и Диджит, которому к 1969 году было, очевидно, около семи лет. Иногда, когда Тигр затевал игры с любым из этих трех детенышей, а Старая Коза отправлялась на кормежку, Тигр тут же прекращал игру. С огорченным выражением лица по следу, который выискивал среди лабиринта других следов, он выходил на мать и бросался к ней в объятия, хотя с момента расставания не прошло и получаса.

В середине 1970 года, когда Тигру исполнилось два с половиной года, он позже других детенышей начал практиковаться в сооружении дневных гнезд. В возрасте восемнадцати месяцев детеныши уже обычно пытаются неумелыми движениями притаптывать траву или сгребать вокруг себя листья на время дневного отдыха. На протяжении первых трех лет на сооружение гнезд детеныши затрачивают около шести минут, потому что эта работа часто прерывается игрой с растениями. (Самому маленькому детенышу, который без посторонней помощи построил себе ночное гнездо и спал в нем, было тридцать четыре месяца, а его мать должна была вот-вот родить.) Обычно детеныши продолжают строить небольшие ночные гнезда, примыкающие к гнездам матерей, в течение года после рождения младшего брата или сестренки. К тому времени, независимо от возраста, в котором они начали строить гнезда, детеныши уже основательно набивают себе руку и могут сооружать отдельные гнезда рядом с материнскими.

Первая попытка Тигра построить себе гнездо оставляла желать лучшего. Однажды вечером, когда взрослые гориллы группы 4 удобно устроились в своих пышных и выложенных листьями гнездах, малыш начал уверенно пригибать длинные стебли травы по одному себе на колени. Затем, привстав на четвереньки, он подмял под себя пружинящие стебли и поспешно улегся на них. Непослушные стебли крестовника так и норовили вновь выпрямиться, а его маленькое тело не могло придавить все пригнутые стебли. Тигр несколько раз повторил эту операцию, и постепенно на смену уверенности пришло отчаяние. Он начал хлопать по окружающим его стеблям, прыгать по ним и кататься на спине, расставив руки в попытке укротить их. Через несколько мгновений его рот растянулся в идиотской улыбке, он захлопал по животу и по окружающим листьям и стал перебирать ногами в воздухе, как при езде на велосипеде. Потом вскочил и внимательно огляделся. После этого несколько раз оттянул и отпустил нижнюю губу, как натянутую резиновую ленту, и наконец бегом устремился к тщательно построенному гнезду Старой Козы и улегся в него рядом с матерью.

В августе 1970 года, когда Тигру было почти три года, группа 4 вступила в новый, длившийся около года период прибавлений и потерь — родились три детеныша, умерли три гориллы и три гориллы ушли из группы. Флосси потеряла первого ребенка от Дядюшки Берта, когда тому исполнялось семнадцать месяцев, и его так и не нашли. Учитывая возраст детеныша и то, что Флосси была бездарной матерью, я была уверена, что с ним произошел несчастный случай. За двадцать семь месяцев до этого Флосси лишилась еще одного детеныша в семимесячном возрасте. Первое исчезновение совпало по времени, когда Дядюшка Берт взял в свои руки бразды правления группой 4 после естественной смерти отца малыша, Уинни. Если учесть, что потеря ребенка может быть связана с установлением тесных связей в новой паре половозрелых самца и самки, не исключено, что первый детеныш Флосси мог стать жертвой детоубийства.

В августе у Петьюлы родился первый ребенок — девочка Августа, названная в честь месяца появления на свет. Это был в общей сложности третий ребенок от Дядюшки Берта, но единственный, кому удалось выжить.

После рождения Августы у Дядюшки Берта остались три взрослые самки (Старая Коза, Флосси и Миссис Икс) и три молодые, бездетные (Бравадо, Мэйзи и Мачо). Бравадо была первой из тех, кому пришлось эмигрировать. В январе 1971 года она перешла в группу 5 во время незамеченной нами встречи. Этот переход был для меня неожиданным, если учесть, что никогда не рожавшая самка стала членом группы с твердо устоявшейся иерархией самок. Став новым членом гарема Бетховена, состоявшего из четырех самок более старшего возраста, Бравадо не могла надеяться улучшить свое социальное положение и практически не имела никаких шансов зачать ребенка от Бетховена.

Четвертый детеныш от Дядюшки Берта родился у Старой Козы в апреле 1971 года, но ему не суждено было выжить, и я даже думала, что он родился мертвым. За несколько дней до родов Старая Коза и Тигр (ему был сорок один месяц) начали заходить в седловину к западу от горы Високе, опережая группу 4 приблизительно на километр. Дядюшка Берт терпеливо следовал за матерью с сыном во главе остальной группы в район, где группа 4 редко бывала из-за частого появления людей. Старая Коза родила вдали от склонов Високе. Роды длились три дня и три ночи, о чем свидетельствовали ночные гнезда и тропинки между ними, залитые кровью и содержащие куски плаценты. После родов мне удалось лишь на мгновение увидеть, как Старая Коза тащила тело детеныша. Буквально через несколько секунд раздались истошные крики, и вся группа ринулась обратно к склонам горы Високе, до которых было добрых полтора километра.

На протяжении недели мы с Бобом Кэмпбеллом и другими работниками лагеря разыскивали тело малютки, однако поиски так ни к чему и не привели. После потери детеныша отношения между Старой Козой и Тигром стали еще более тесными. Тигр снова стал вести себя как младенец. Старая Коза позволила ему сосать молоко, предназначенное для погибшего детеныша, и снова стала таскать его на спине, хотя он весил уже около двадцати килограммов, и подолгу ухаживала за ним. Ее возросшая потребность в общении с Тигром даже во время кормежки и переходов отдалила Старую Козу от прочих членов группы 4, в основном приспосабливавшихся к увеличивающемуся составу группы.

Через день после неудачных родов Старой Козы, когда группа 4 возвращалась на родные склоны горы Високе, ей встретился больной Амок, блуждавший в одиночку по западной части седловины с момента ссоры с Дядюшкой Бертом три года назад. Когда группа 4 вернулась на Високе, старая Миссис Икс, которой, очевидно, было трудно поспевать за всеми, составила компанию Амоку. Их совместная жизнь, продолжавшаяся всего два месяца, казалась не совсем обычной, но в этом была своя логика, если учесть, что оба животных были нездоровы, мало ели и перемещались медленно.

После ухода Миссис Икс из группы 4 ее тридцатисемимесячная дочь Симба превратилась из веселого общительного подростка в замкнутую болезненную личность. Она денно и нощно сидела, прижавшись к Дядюшке Берту, отказывалась принимать участие в играх и начала поедать собственные экскременты. Молодой серебристоспинный самец, вот уже четвертый год предводительствовавший группой 4, отнесся к беспомощной Симбе с большим участием. Он ухаживал за ней, как мать, делил с ней свое гнездо и тщательно оберегал от приставаний со стороны других подростков, желавших поиграть с ней.

В мае 1971 года старая Миссис Икс приплелась обратно в группу 4, оставив позади метрах в ста Амока, и почти целый день обменивалась с Дядюшкой Бертом ударами в грудь и рычанием. На протяжении последующих трех лет она все больше слабела и все время была одна. Когда старая самка исчезла окончательно, я решила, что она умерла, но тело так и не было найдено в огромной седловине, где прошли последние годы ее жизни.

Когда Миссис Икс вернулась в группу 4, Симба снова повеселела и исчезли психологические последствия двухмесячной разлуки с матерью. Ко времени ухода матери из группы Симба была почти полностью отлучена от груди, и ее депрессию можно было объяснить не столько тем, что она лишилась материнского молока, сколько ласки.

По возвращении Миссис Икс в группу 4 было видно, что она безнадежно больна. Она снова исчезла через двадцать три дня. Интенсивные поиски ее тела оказались тщетными. Учитывая ее продолжительную болезнь, было нетрудно предположить, что она скончалась.

Хотя прошло более десяти лет после исчезновения некоторых из вышеупомянутых горилл, их скелеты так и не были обнаружены, несмотря на частые и тщательные поиски во всем районе исследований. Это понятно, если учитывать огромную площадь лесистой местности, буйную растительность и отрезанность территории области Вирунга. Более того, умирающие гориллы часто прячутся в дуплах хагений, что еще более осложняет поиски.

С исчезновением матери Симба снова ушла в себя и реагировала только на Дядюшку Берта, который немедленно возобновил свою опеку над ней. Несмотря на тщательный уход со стороны серебристоспинного самца, по виду тридцати восьмимесячной сиротки можно было сказать, что она лишилась матери. Шерсть на ее голове сбилась в колтун, белый пушок на заду стал грязным, а глаза и нос были постоянно мокрыми. Но наиболее заметными признаками отсутствия матери были изъязвленные ноги Симбы. Без матери она лишилась возможности передвигаться на ее спине. Ни Дядюшка Берт, ни серебристоспинные самцы из других изучаемых групп, взявшие на себя заботу об осиротевших трех- и четырехлетних малышах, никогда не были замечены с детенышами на спине даже во время быстрых переходов. Когда Симба отставала от группы 4, только ее единокровный брат Диджит оставался позади и вместе с ней догонял группу.

Через год после смерти матери Симба стала сооружать себе гнезда и было жалко смотреть на нее, как она собирает листья в кучу, не заботясь об обрамлении. Даже в возрасте пятидесяти месяцев она строила гнезда, как двухмесячный детеныш, и гнездо не уберегало ее от холода и сырости горного климата. В особенно холодные ночи она перебиралась в гнездо к Дядюшке Берту. Более года молодой самец продолжал ухаживать за Симбой с прежним вниманием. Будучи объектом такой заботы, Симба обретала все большую уверенность в себе и даже в какой-то мере избаловалась. При малейшем приставании со стороны Августы, Тигра или Папуз, приглашавших ее поиграть с ними, ей достаточно было пискнуть, как Дядюшка Берт призывал непосед к порядку хрюканьем или клацаньем зубов.

Первые робкие попытки Симбы включиться в игру получили поддержку со стороны семилетней Папуз, которая была на три года старше Симбы. Однако сиротка никак не решалась играть с кем-либо. Она скрывала свой интерес к играм, приближаясь к играющим метра на четыре, и, присев на землю, делала вид, что выискивает у себя блох. Таким образом она могла наблюдать за игрой и не принимать в ней участия.

Дядюшка Берт пользовался тем же приемом по отношению к людям, когда Симба обрела достаточную уверенность в себе и не скрывала своего любопытства к наблюдателям. Готовый в любой момент защитить свою подопечную от людей, он начинал зевать (не от нервозности, а якобы от скуки), делая вид, что занят кормежкой, с непринужденным видом подходил к наблюдателям и рявкал на Симбу — та отскакивала подальше. Нам приходилось ретироваться, а сделавший свое дело Дядюшка Берт возвращался к группе.

Молодому серебристоспинному самцу пришлось проделать долгий путь, пока он освоил роль вожака группы 4, за сплоченность и безопасность которой отвечал. Он был вожаком-новичком в июне 1971 года (в тот месяц скончалась мать Симбы), когда две оставшиеся в группе молодые самки, Мэйзи и Мачо, перешли в группу 8, где властвовал Рафики. Тогда я решила, что Дядюшка Берт потерял двух потенциальных жен. И при этом не учитывала, что Рафики, Самсон, Гизер и Пинатс приобрели двух столь необходимых для них самок. Кроме того, с переходом в группу 8 престиж Мачо и Мэйзи заметно возрос, так как в группе 4 главенствующее положение в женской иерархии занимали Старая Коза и Флосси.

За четыре года наблюдений группа 4 пережила много трагических событий. Сначала она потеряла своего вожака Уинни, умершего естественной смертью. Кровная связь позволила старшему сыну Уинни, Дядюшке Берту, сохранить сплоченность группы с помощью властной Старой Козы. В том, что группа 4 смогла сохраниться как единое целое, не было ничего удивительного. Она является ярким примером, как в сообществе горилл с течением времени сохраняются родственные связи. Молодые, достигшие половой зрелости самки группы 4 разошлись по чужим серебристоспинным самцам. А Дядюшка Берт со временем превратился в опытного вожака. И наконец, что немаловажно, черноспинный Диджит стал вникать, как до него и Дядюшка Берт, в секреты предводителя группы. К июню 1971 года будущее группы 4 находилось в надежных руках.