Знакомство с судьбой Кабары с воздуха лишний раз подчеркнуло важность исследований в Карисоке. Но даже перспектива знакомства с новыми гориллами и наблюдения за ними не могла заставить меня забыть о судьбе кабарских популяций.

В Кабаре я изучала три группы общей численностью пятьдесят особей. В первый год моего пребывания в Карисоке я сосредоточила свои наблюдения за четырьмя основными группами, куда входила всего 51 особь. Группы занимали территорию площадью около 25 квадратных километров вокруг лагеря. Я их обозначила номерами в порядке установления контакта — 4, 5, 8 и 9. Другие группы были окраинными, и их территории либо примыкали к территориям основных групп, либо перекрывали их. Были также группы, обитающие на других горах, с которыми я встречалась лишь при подсчете численности горилл и не стремилась приучить их к себе.

Поскольку я пыталась равномерно распределить время, выделенное на изучение четырех основных групп, могли возникать интервалы в несколько дней между последовательными контактами с каждой из них. Я постоянно совершенствовала свои способности следопыта, поскольку за несколько суток гориллы проделывали больший путь, чем в случае ежедневного контакта. Моим руандийцам предстояло немало потрудиться, чтобы приобрести навыки хорошего следопыта.

Прошло полгода, пока мои люди не почувствовали себя достаточно уверенными, чтобы самим выйти в лес для выслеживания горилл. Но они предпочитали не отходить от лагеря дальше чем на час пути и избегали следов двух- или трехдневной давности из-за больших расстояний. Если след был старый, на поиски горилл выходил не один, а два следопыта. Они еще не ознакомились как следует с местностью и не могли избавиться от страха предстоящей встречи с дикими животными или браконьерами.

Научить руандийцев искусству выслеживания животных все же гораздо легче, чем студентов, приезжающих в Карисоке на стажировку. У местных жителей обострены органы чувств, особенно зрения. Процесс обучения сводился к тому, что я выводила своих сотрудников в лес на пару дней и, двигаясь впереди, давала нужные разъяснения. Бывало, я намеренно теряла след горилл (честно говоря, иногда это происходило ненамеренно) и засекала, сколько потребуется времени, чтобы следующие за мной парни поняли, что мы потеряли след. Еще один полезный прием при обучении заключался в том, что я незаметно оставляла отпечатки согнутых пальцев на сырой земле в направлении, противоположном пути следования горилл, обозначенного лунками от их пальцев. Санвекве оценил бы эту хитрость по достоинству! Обнаружив мои отпечатки, ученики радостно бросались в ошибочном направлении и уверенно шли вперед, пока след не обрывался. Этот прием оказался лучшим способом научить избегать ошибок при работе со сложными следами на траве и особенно на каменистых склонах, где один отпечаток сапога может нарушить общую картину.

Выслеживать горилл в густых зарослях проще пареной репы. Ветки, как правило, оказываются согнутыми в направлении их движения, на попадающихся по пути обнаженных участках земли или тропах четко видны отпечатки согнутых пальцев, и весь путь следования обозначен кучками помета. Если горилл ничто не беспокоит, они никогда не идут гуськом. Поэтому следов может быть столько, сколько животных в группе. В таких случаях я стараюсь идти по среднему следу. Всякий раз, когда отдельные особи отлучаются в сторону, чтобы поесть в одиночку, появляются многочисленные обрывающиеся следы. Со временем я научилась различать эти ответвления маршрута по двум уровням растительности. На верхнем уровне она отогнута в направлении движения всей группы, а на нижнем — в противоположном направлении, когда отдельное животное вначале покидает группу, а затем возвращается и следует за всеми.

Когда группа горилл пересекает местность, поросшую густой высокой растительностью, рекомендуется, чтобы зря не вилять и экономить время, заглянуть вперед по ходу их движения и высмотреть, где примяты кусты или сломаны ветки деревьев, куда животные залезали поесть. Это особенно полезно на равнинных участках седловины, где следы горилл бывают полностью затоптаны проходившими слонами или стадами буйволов. Единственное, что уцелевает на земле между мини-кратерами от слонов, — это характерные для горилл строенные кучки помета или остатки их пищи, например разодранные стебли чертополоха и дикого сельдерея, которые нельзя ни с чем спутать. Иногда следы горилл на короткое время сливались или переплетались со следами буйволов. В тех случаях, когда сами следы из-за травы не видны, я прощупывала их пальцами и глубокие отпечатки раздвоенных копыт подсказывали, что я сбилась с пути. Учитывая, что гориллы всегда выбирают для своих трапез незатоптанные участки растительного покрова, они редко следуют по буйволиным тропам на сколько-нибудь значительное расстояние.

К сожалению, нельзя сказать обратного. Как и все крупные рогатые животные, буйволы предпочитают двигаться по проторенным тропам, особенно в густой растительности. Наткнувшись на следы горилл, они часто выстраивались гуськом и топали по ним, словно коровы, возвращающиеся с пастбища домой. И я не раз оказывалась в хвосте стада буйволов, следующего за гориллами. Два раза гориллы, то ли раздраженные, то ли из озорства, разворачивались и бросались на буйволов, которые тут же пускались наутек и наталкивались на меня. Дальнейшие события развивались, как в немых кинокомедиях с Лорелом и Харди. У меня был выбор: либо вскарабкаться на ближайшее дерево, либо нырнуть в заросли, обычно крапивы, обрамляющие тропу, по которой сломя голову неслось стадо буйволов. И я всегда охотно уступала им дорогу. Между прочим, это одно из главных правил, которое должен усвоить любой, кто работает среди диких животных, иначе последствия испытаешь на собственной шкуре.

Выслеживание горилл — довольно увлекательное занятие, хотя временами, когда след становился едва заметным, мои следопыты считали, что у четвероногих преследуемых вдруг вырастали крылья. Такое чувство чаше всего возникало при попытке выследить одинокую серебристоспинную гориллу, а не целое стадо, когда следы имели недельную давность и оставались на более или менее обнаженной местности, как, например, поляны или лавовые поля, или когда следы горилл смешивались со следами копытных животных.

Однажды утром, идя по следам серебристоспинного самца-одиночки, я вынуждена была ползти по-пластунски по длинному сырому туннелю, образованному свалившимися хагениями и густо сплетенными лианами. Я почувствовала облегчение, когда метрах в пяти передо мной забрезжил свет, и заспешила, волоча за собой рюкзак. Проползая по освещенному месту, я, как мне показалось, ухватилась за нижнюю часть ствола молодого деревца, чтобы подтянуться и выбраться из мрачного туннеля. Ствол не только помог мне выбраться из туннеля, но и протащил несколько метров сквозь заросли крапивы, пока я не догадалась разжать пальцы и увидела, что держалась за левую ногу изумленного буйвола. Несколько дней я отмывала волосы и одежду от «благоуханных» буйволиных излияний, вызванных вполне объяснимым испугом.

Однажды я совершенно случайно убедилась, что двигаться по следу горилл ползком, а не пешком гораздо более эффективно. Резкий запах серебристоспинного самца, напоминающий запах пота немытого человека, впитался в растительность, которую он задел сутки назад. Если бы в тот день я шла за одиноким самцом на своих двоих, а не ползла, я бы не догадалась о важной роли запахов на уровне земли. На теле горилл различаются два основных типа потовых желез. Под мышками у взрослых самцов расположены четыре — семь слоев крупных апокринных желез, источающих тот резкий запах страха, который присущ серебристоспинным самцам и который у самок выражен очень слабо. Ладони и подошвы самцов и самок тоже содержат апокринные железы и множество желез с наружной секрецией, выполняющих важную функцию смазки. Оба типа желез представляют собой эволюционное приспособление к миграциям по земле и общению посредством запахов, особенно у взрослых самцов.

Наиболее резкий запах на свежей тропе горилл исходит от кучек помета. Здоровые гориллы оставляют за собой цепочки яблок, напоминающих конские по виду и запаху. Когда гориллы не спешат, строенные кучки располагаются цепочкой и каждое яблоко в кучке скреплено с другими растительными волокнами. Если животные до этого потребляли в пищу дикую ежевику (Rubus runssorensis) или напоминающие сливы плоды пигеума (Pygeum africanum), в помете встречались семена или даже целые плоды, что помогает определить место кормежки горилл. О свежести помета можно судить по количеству мух, летающих вокруг него, или по числу яиц, которые они успели отложить на его поверхности. Сотни белых яичек откладываются уже через несколько минут после дефекации, а через восемь — двенадцать часов в зависимости от погодных условий из них начинают вылупляться личинки. При определении свежести следа следует всегда учитывать погодные факторы. Если стоит теплая солнечная погода, свежие следы, такие, как помет или оторванные листья, быстро, буквально за несколько часов, сохнут и выглядят «старее», чем на самом деле, а в дождливую погоду или при густом тумане все наоборот.

В первые дни работы в Карисоке я возвращалась в лагерь с пробами свежего помета и растительных остатков, чтобы проследить процесс их старения в разных погодных условиях. Неоднократно повторяя эти эксперименты, я быстро научилась точно определять возраст следов. Для развития глазомера я вбила в землю у палатки колышки на расстоянии от 15 до 75 метров и ежедневно тренировалась.

Помет кормящих самок часто покрыт белесым налетом, скорее всего, потому, что матери обычно поедают кал своих детенышей в первые четыре — шесть месяцев их жизни.

Жидкие экскременты со слизистым налетом или без него, а также с кровяными вкраплениями, оставленные отдельной особью в группе, часто свидетельствуют о заболевании животного. Если же большинство животных в стаде оставляют жидкие экскременты вдоль тропы, то, по-видимому, они напуганы другой группой горилл или, что вероятнее, браконьерами. Так, как правило, помечен путь бегства горилл, когда они цепочкой спешат прочь от возможной опасности. Каждый раз, когда я шла по таким следам, время, казалось, растягивается от беспокойных мыслей о том, что я увижу в конце пути.

Иногда группы горилл оказываются зараженными ленточным червем (Anoplocephala gorillae), причем установить какую-либо корреляцию между инфекцией и временем года или ареалом не удалось. Крупные (длиной около 25 миллиметров) сегменты этих ленточных глистов чаше всего попадались в экскрементах, оставленных в ночных гнездах. Когда я натыкалась на них рано утром, то паразиты еще шевелились.

Замечено, что все гориллы независимо от возраста и пола поедают собственные, а иногда и чужие экскременты. Копрофагия чаще всего наблюдается после длительных периодов дневного отдыха в сезон дождей, когда на кормежку и переходы отводится минимум времени. Животные просто приподнимают зад во время дефекации и подхватывают рукой яблоко до того, как оно упадет на землю. Затем откусывают от него и жуют, причмокивая губами от удовольствия. Поедание экскрементов свойственно почти всем позвоночным, в том числе и человеку, если он страдает некоторыми видами пищевой недостаточности. Копрофагия среди горилл, вероятно, вызвана нехваткой питательных веществ, особенно если учесть, что витамины, в частности витамин В12, вырабатывающийся в заднем отделе кишечника, усваивается в переднем отделе пищеварительного тракта. Поскольку чаще всего копрофагия проявляется в холодную сырую погоду, мне кажется, что для горилл это то же самое, что для нас расфасованные в фольге обеды, которые перед употреблением разогреваются в духовке.

Размеры яблок в помете сильно различаются в зависимости от возраста и пола и колеблются от 75 миллиметров в поперечнике у серебристоспинных самцов до 10–25 миллиметров у детенышей. Анализ кала из ночных гнезд позволяет определить состав главных или окраинных групп, а также дает точное указание на рождение детеныша в группе или переход животных из одной группы в другую (роды чаше всего происходят ночью, а ночные гнезда содержат около половины всех экскрементов, выделенных за сутки каждой особью).

Гориллы ведут дневной образ жизни и каждый вечер строят себе гнезда на ночь в самых разных местах. В основном 98 % ночных гнезд состоят из растений, которые не идут в корм гориллам, а поедаемые ими чертополох, крапива и дикий сельдерей не пригодны для строительства гнезд. Ночные гнезда взрослых животных представляют собой прочные компактные сооружения, похожие на вытянутые ванны, и создаются из мясистых листьев таких растений, как лобелия (Lobelia giberroa) и крестовник (Senecio ericirosenii). Наиболее тщательно отделывается край гнезда, где используется множество стеблей, согнутых таким образом, чтобы листья на их концах выстилали ложе животного, делая его мягче. Гнезда могут располагаться как на деревьях, так и на земле, но тяжелые взрослые гориллы, как правило, устраиваются на земле. В сезон дождей излюбленными местами для гнездования являются дупла в стволах деревьев и в таких случаях можно обойтись только подстилкой из мха или рыхлой земли. Гнезда такого рода не только обеспечивают защиту от дождя, но и позволяют гориллам позавтракать сгнившей древесной корой и корнями.

Гнезда, сооружаемые малолетками, чаще всего представляют собой хлипкие конструкции из листьев, но со временем они начинают делать их более прочными и надежными. Самое молодое по возрасту животное, которое, по моим наблюдениям, само строило гнездо и пользовалось им для ночлега, имело от роду тридцать четыре месяца. Детеныши обычно ночуют в материнском гнезде до рождения нового отпрыска.

Когда гориллы устраиваются на ночлег рядом с границей парка или с местами, облюбованными браконьерами, в их выборе подходящего места проявляется некая закономерность. В этих случаях они выбирают возвышения или открытые склоны, с которых хорошо просматривается окружающая местность. То же поведение наблюдается и при близком расположении других групп горилл. При выборе места для дневных гнезд гориллы не столь привередливы, хотя предпочтение отдается хорошо прогреваемым солнцем полянкам, а не тенистым уголкам или густым лесным чащам.

На протяжении многих лет горные склоны непосредственно за лагерем составляли часть территории групп 4 и 5. Десятки раз мне доводилось видеть, как самки и более молодые гориллы строили себе ночные гнезда повыше, метрах в тридцати над лагерем, а серебристоспинные самцы устраивались на ночь у подножия холма. Такая диспозиция почти полностью исключает возможность незаметно приблизиться к гориллам. Когда группа 4 или 5 гнездилась за лагерем, я неоднократно пыталась незаметно подкрасться к ним утром в надежде, что удастся понаблюдать за еще непроснувшимися обезьянами. И каждый раз чуть не наступала на спящего серебристоспинного стража, укрывшегося в высокой траве у подножия холма. Трудно сказать, кто бывал больше испуган, когда внезапно разбуженное животное молниеносно вскакивало на ноги и с леденящими душу криками неслось на «защиту» своего пробудившегося семейства.

Остатки гнезд могут висеть на деревьях до четырех лет — гораздо дольше, чем гнезда, устраиваемые в траве, которые сохраняются не более пяти месяцев в зависимости от погоды или места их расположения. Гроздья ночных гнезд, свитых из длинных стеблей лобелии, часто несут интереснейшую информацию о периодичности и длительности пребывания горилл в той или иной местности. Лобелии продолжают расти вверх даже после того, как их пышные верхушки обрываются для строительства гнезд. По моим подсчетам, скорость их роста составляет 50–75 миллиметров в год. Местность, где побеги растущей кругами лобелии достигли в высоту трех метров, свидетельствует о том, что гориллы строили здесь гнезда около тридцати лет назад.

Существует мнение, что ночные гнезда строятся либо для защиты от непогоды, либо являются инстинктивным действием, напоминающим о временах, когда предки горилл жили на деревьях. Обе точки зрения имеют равные права на существование. Я не раз наблюдала, как родившиеся в неволе и содержащиеся в зоопарках гориллы скорее инстинктивно, нежели в порядке имитации, находили предметы, отдаленно напоминающие растительные материалы, и укладывали их вокруг или под себя на манер животных, строящих гнезда на воле. Однажды ветер сдул соломенную шляпу с широкими полями с головы одной дамы и унес ее в загон для горилл. Самка немедленно схватила шляпу, старательно разорвала ее на куски и начала возводить жалкое подобие гнезда, ревностно защищая материал от притязаний соседей по загону.

Гориллы обычно тратят около 40 % своего времени на отдых, 30 % — на кормежку и 30 % — на переходы или питание на ходу. Вокруг Исследовательского центра Карисоке на площади 25 квадратных километров можно выделить несколько главных зон растительности, где велись наблюдения, причем каждая зона привлекала горилл в разное время года.

Седловина между тремя западными вулканами Високе, Карисимби и Микено представляла собой относительно ровную местность с холмами и гребнями высотой не более 30 метров. Она отличалась особым разнообразием вьющихся растений и трав, а также рощами хагений и гиперикумов.

Вернония встречалась на отдельных участках седловины, а также на нижних склонах горы Високе. Цветки, кора и древесина этого дерева были излюбленной едой горилл. Вернонии так часто выбирались гориллами для гнездований и игр, что они стали встречаться все реже и реже там, где некогда произрастали в изобилии.

Небольшие участки в седловине и на нижних склонах Високе занимает зона крапивы, но в основном это растение сосредоточено в западной части подножия горы Високе, где оно образует густые заросли в поясе шириной полтора-два километра.

Зона бамбука ограничена в основном восточной окраиной парка. На ней расположена территория группы 5. Несколько изолированных островков бамбука встречается на территории группы 4, но, когда бамбук вступает в фазу стеблевания, группа покидает склоны горы и движется прямиком к этим островкам, прекрасно зная, когда и где созревает их пища.

Зона кустарников приурочена в основном к гребням на склонах горы Високе и в меньшей степени — к холмам в седловине. Я выделяю кустарники в отдельную зону, потому что они представлены густыми зарослями таких излюбленных гориллами видов, как дикая ежевика и пигеум, а также более редкими деревьями и кустами, кора которых жадно поедается гориллами.

Зона гигантских лобелий расположена на склонах горы Високе на высоте от 3500 до 3800 метров. Она часто посещается гориллами в засушливое время года, когда на листве высокогорной растительности конденсируется влага ночных туманов и кустарника, деревья и прочие растения становятся сочными.

На афроальпийскую зону приходятся самые высокие пояса гор, и она включает в себя в основном просторные луга или покрытые лишайником пустоши. Эта зона отличается скудной растительностью, и гориллам там делать нечего.

Гориллы перемещаются гораздо быстрее в местах, где пищевые ресурсы ограничены, и когда «отправляются ка разведку» неизведанных территорий. В результате такой рекогносцировки одинокие серебристоспинные самцы или целые группы увеличивают свои территории в области седловины. Расширение границ за счет седловины помогает избежать чрезмерного перекрытия территорий разных групп, как это случилось на склонах Високе в конце 60-х годов. Часто, когда приходилось выслеживать горилл в длительных походах, мне живо представлялось, как серебристоспинный вожак уговаривает свое семейство: «Ну ладно, ребята, потерпите, давайте посмотрим, что там за соседним холмом?» Животные зачастую оказывались в совершенно непригодных для них местах, и им приходилось рыскать в поисках небольших оазисов съедобной растительности, а затем вновь пускаться на поиски подходящей территории. Иногда, их маршруты были столь запутанными, что в туманные дни, когда вершины гор исчезали из виду, возникало ощущение, что животные заблудились…

Новые территории в основном осваивались в районе седловины, а не на склонах, потому что там чаще встречалась более обильная и разнообразная растительность. Гориллы употребляют в пищу около пятидесяти восьми видов растений, распределенных по семи зонам района исследований. Листья, побеги и стебли составляют около 86 % их рациона, а на плоды приходится всего лишь 2 %. Поедаются также экскременты, грязь, кора, корни, личинки насекомых и улитки, но в гораздо меньшем количестве, чем зелень. К наиболее распространенным травянистым растениям, поедаемым гориллами, относятся чертополох, крапива и дикий сельдерей, которые достигают в высоту более двух метров. Чахлое вьющееся растение подмаренник (Galium) составляет основу диеты горилл, вероятно, потому, что, в отличие от прочих растений, встречается почти во всех высотных поясах лесной зоны и тянется от земли до верхушек веток деревьев, где до них легче добраться проворной молоди, нежели взрослым животным.

Вполне возможно, что гориллы улучшают среду своего обитания как в высокой траве седловины, так и на горных склонах. Если скот и буйволы вытаптывают растения своими крепкими острыми копытами, то гориллы вдавливают их в землю мягкими руками и ногами, тем самым ускоряя возобновление растительного покрова, поскольку из междоузлий полупогребенных стеблей появляется множество ростков. Помечая небольшие участки, посещаемые только гориллами, только скотом и буйволами, а также вовсе не посещаемые, я убедилась, что за шесть недель наблюдений на делянках горилл растительный покров был гораздо гуще. Это прежде всего относится к крапиве и чертополоху.

Гориллы редко вступают в борьбу за пищевые ресурсы, если только источники излюбленной пищи не ограничены коротким вегетационным периодом или не сосредоточены на ограниченных участках. В качестве примера можно привести пигеум, похожее на дуб плодовое дерево, достигающее в высоту около 18 метров и растущее только на некоторых гребнях. Из-за сравнительно малой численности этих деревьев и довольно короткого периода их плодоношения, всего два-три месяца в году, гребни, на которых они произрастают, привлекают к себе массы горилл в одно и то же время. Серебристоспинные вожаки, забиравшиеся на самые верхние ветви в поисках лакомых плодов, всегда являли собой захватывающее зрелище. Благодаря главенствующему положению вожака они пользуются правом первыми снимать пробу, а животные рангом ниже ждут своей очереди внизу и не лезут на дерево, пока не спустится патриарх. Набив щеки плодами и набрав их полные горсти, гориллы ловко перемещаются на ближайшую ветвь покрепче, усаживаются на ней поудобнее и принимаются лакомиться скудной добычей.

Другое редкое и излюбленное гориллами растение родственно омеле белой (Viscum album). Оно растет на тощих высокогорных деревьях, например гиперикуме. Подростки намного ловчее собирают мясистые цветущие стебли лорантуса (Loranthus), чем тяжеловесные взрослые, которым нередко приходится ожидать внизу, пока не свалится лакомый кусочек. Если подростки допускают ошибку и спускаются на землю, наивно полагая, что смогут полакомиться собранными ими растениями, взрослые тут же грубо отбирают у них добычу.

Еще одно лакомство горилл — гриб плоский трутовик (Ganoderma applanatum), паразитирующий на деревьях и похожий на большую тарелку. Поскольку такое блюдо трудно отделить от дерева, животные помоложе неуклюже обнимают ствол руками и ногами и отщипывают лакомство по кусочку. Взрослые гориллы, которым удается отломать гриб, удаляются на сотню метров от дерева, бережно охраняя ношу от доминантов, пытающихся отнять ее. Гриб встречается довольно редко, гориллы его обожают, а потому внутри группы часто из-за него возникают ссоры. Как правило, они разрешаются серебристоспинным вожаком, который забирает «яблоко раздора» себе.

Ссоры в группе возникают также в тех случаях, когда на ограниченном участке произрастания ценной пищи животным становится тесно. Это чаще всего происходит при выходе группы горилл на крошечные островки бамбука в седловине. То же наблюдается в сухие месяцы, когда гориллы отправляются на гребни горы Високе подкормиться землей. В этот период она особенно богата кальцием и калием. Группа 5 издавна облюбовала себе одно местечко, и густо поросший деревьями гребень был так изрыт гориллами, что в нем образовались огромные пещеры, обрамленные искривленными корнями.

Однажды, подойдя к этому месту, вожак группы 5, как всегда, первым залез в облюбованную им пещеру, оставив остальных животных терпеливо ждать снаружи. Мне было как-то не по себе, когда серебристоспинная громада раздвинула паутину корней и исчезла в кромешной тьме. Выйдя из пещеры, усыпанный землей вожак отошел в сторонку, и внутрь ринулись его сородичи. Судя по раздраженным вскрикиваниям и урчанию, гориллам было очень тесно в пещере.

Группа 4 предпочитала брать землю с обнаженных склонов. Эти откосы стали излюбленным местом и для ласточек, купающихся в рыхлой земле и сооружавших в ней гнезда. Так же как и группа 5, группа 4 направлялась в земляные угодья в засушливое время года и, загребая землю пригоршнями, отправляла ее в рот. Наблюдая за гориллами по нескольку часов, я никогда не замечала, чтобы они пытались ловить взрослых ласточек и птенцов или собирать яйца.

Поскольку гориллы питаются в основном растениями, подготовка пиши требует большой ловкости рук и челюстей. Может быть, именно поэтому никто никогда не видел, чтобы гориллы изготавливали орудия из подручного материала. В отличие от них, живущие на воле шимпанзе известны своим умением сооружать хитроумные приспособления из веток и листьев, чтобы доставать пишу и воду.

Гориллы, очевидно, не нуждаются в орудиях для добывания еды, поскольку она легко доступна в среде их обитания. Однажды в 1969 году после четырехмесячной засухи в районе наблюдений появились полчища термитов. Я ожидала, что гориллы примутся на манер шимпанзе готовить заостренные палочки для извлечения насекомых из трухлявых пней. Однако они не обращали внимания на термитов и обходили зараженные ими места, направляясь к источникам растительной пищи.

В теплые солнечные дни, когда гориллы испытывают глубокое удовлетворение жизнью, их кормежка и отдых часто сопровождаются звуками, напоминающими урчание в животе. Животное обычно выражает свое довольство серией двусложных сигналов: «науум, науум, науум». Звук вызывает цепную реакцию у находящихся поблизости животных, что позволяет определить местонахождение каждой особи, участвующей в перекличке, и установить ее личность. Имитация этого звука людьми, пытающимися установить контакт с группами горилл, частично или полностью скрытых в зарослях, — довольно эффективное средство коммуникации. Прибегая к нему, я как бы оповещаю животных о своем присутствии и не вызываю их беспокойства, с шумом продираясь сквозь заросли. Вы не представляете себе, какое удивительное ощущение испытываешь, сидя среди отдыхающих горилл и участвуя в хоре довольно урчащих животных.

Урчание является самой распространенной формой общения внутри группы. Если оно долго не прекращается, значит, гориллы довольны жизнью, а несколько укороченный вариант может означать попытку призвать молодежь к порядку. Более серьезные дисциплинарные меры выражаются «хрюканьем» — эдаким стаккато звуков, которые можно услышать в свинарнике во время кормежки. Их часто издают серебристоспинные самцы в адрес других взрослых горилл при возникновении споров во время кормежки или выяснения, кто кому должен уступить дорогу при передвижении группы, а также в адрес детенышей, особенно на последних стадиях процесса отнятия от груди. Молодые особи таким способом выражают свое недовольство, если с ними неучтиво обошлись во время игры собратья или взрослые.

В популярной литературе часто описываются зычные крики «вроаа» как наиболее частые в словаре горилл. И действительно, на ранней стадии моих исследований то были, пожалуй, самые обычные звуки, издаваемые еще не привыкшими ко мне животными, когда им казалось, что мое присутствие таит угрозу. Издаваемые гориллами звуки всегда представляли для меня большой интерес, и в течение нескольких месяцев я записывала их на магнитофон, чтобы провести последующий спектрографический анализ в лаборатории Кембриджского университета. Эта работа дала положительные результаты, ибо теперь при общении учащенные тревожные крики довольно быстро сменялись более спокойными звуками, свидетельствующими о расположении горилл ко мне. В конце 1972 года, когда в Карисоке начался наплыв студентов для прохождения стажировки, одним из моих первых уроков было обучение искусству подражания урчанию горилл. Некоторым новичкам так и не удалось как следует имитировать эти звуки. У одного из них урчание скорее напоминало блеяние козы, но через несколько недель гориллы все-таки привыкли и к его характерным приветствиям.

Иногда я и мои студенты внезапно сталкивались с гориллами с глазу на глаз, поскольку не подозревали об их близости. В таких случаях можно было подвергнуться нападению, особенно если группы передвигались по соседству с другими или пересекали опасную местность (например, часто посещаемую браконьерами) либо в группе недавно родился детеныш.

При таких обстоятельствах у серебристоспинного вожака обострялось чувство ответственности за группу и он постоянно был настороже. Однажды, карабкаясь по крутому склону сквозь густые заросли на встречу с группой 8, до которой, по моим расчетам, было еще несколько часов ходу, я стала объектом нападения. Тишину внезапно разорвали крики пяти самцов из этой группы, бульдозерами ринувшихся на меня сквозь кустарник. Как всегда, их крики были столь оглушительными, что я не могла определить, откуда они исходят. Мелькнула мысль, что на меня идут сверху. Вдруг высокая завеса растительности расступилась, и мне показалось, что с горы несется потерявший управление трактор.

Узнав меня, серебристоспинный вожак группы резко затормозил в метре от моей особы, и следующие за ним четыре самца врезались в него, моментально образовав кучу малу. Я медленно опустилась на землю в смиренной позе. Шерсть на макушке каждого самца была вздыблена, клыки полностью обнажены, зрачки обычно карих глаз сверкали желтым блеском — как у кошек, а не горилл, — а воздух буквально загустел от всепоглощающего запаха страха. Полчаса пятеро самцов издавали пронзительные крики при моем малейшем движении, пока наконец не позволили мне притвориться, что я мирно жую траву. Затем они решили удалиться и как-то скованно пошли вверх по склону.

Теперь я смогла выпрямиться и выяснить причину человеческих криков, доносившихся снизу с расстояния около 120 метров. Там, у тропы для перегона скота (это случилось в начале моей работы), стояла группа скотоводов батутси. Крики горилл выгнали их из разных уголков леса, где они пасли скот. Позже выяснилось, они были уверены, что гориллы разорвали меня на куски. Когда же я предстала перед ними во весь свой рост, они сочли, что какое-то особое суму оберегает меня от гнева горилл, которых они страшно боялись.

Когда батутси разошлись, я вновь последовала за группой 8 — конечно, на почтительном расстоянии — и обнаружила, что они шли недалеко от группы 9. Судя по следам, гориллы из второй группы тоже было кинулись ко мне, но остановились на полпути. И только спускаясь со склона, я обнаружила одинокого серебристоспинного самца — вот почему на меня напали самцы из группы 8. Заслышав меня в густых зарослях, гориллы решили, что идет одинокий самец, а его присутствие было нежелательным для обеих групп.

Хотя известно, что нападение горилл чаще всего лишь их защитная реакция и они не собираются нанести физическое увечье, возникает инстинктивное желание бежать, а это может вызвать погоню. Я никогда не сомневалась во врожденном добродушии горилл и чувствовала, что их нападения — блеф, и потому без малейших колебаний застывала на месте. Однако, учитывая их ярость и скорость, я могла устоять на месте, только вцепившись мертвой хваткой в кусты. Иначе я бы не выдержала и пустилась наутек.

Как в любом случае нападения, виновата была я. Разве можно подкрадываться к гориллам по крутому склону, не дав предварительно знать о себе? Подвергшиеся нападению студенты-стажеры невольно повторяли ту же ошибку. Некоторые сотрудники, занимавшиеся учетом численности горилл, при встрече с новыми, ранее неизвестными группами за пределами района наблюдений, вынуждены были неоднократно возвращаться в лагерь и сменять одежду из-за рефлекторных реакций, вызванных нападениями. Людям, стоящим при нападении на месте, не грозит физическая расправа, если гориллы их знают, но иногда и они могут схлопотать легкую оплеуху от проходящего мимо животного. Тем же, кто пускается в бега, не позавидуешь.

Один довольно способный студент совершил ту же ошибку, что и я, приближаясь к группе 8 прямо снизу. Он пробирался сквозь густые заросли в местности, часто посещаемой браконьерами, шумно расчищая путь с помощью панги, и не подозревал, что находится рядом с группой горилл. Такое неграмотное приближение вызвало бурную реакцию у серебристоспинного вожака, не видевшего, кто идет. Когда молодой человек инстинктивно повернулся и побежал, самец ринулся за ним в погоню. Он сбил юношу с ног, разорвал рюкзак и уже собирался вонзить ему в руку клыки, как вдруг узнал наблюдателя. Вожак, как мне доложили, немедленно отступил с выражением «извините, я ошибся» на лице и побежал обратно к группе, даже не удосужившись оглянуться.

В одном случае человек, спасавшийся бегством при нападении на него горилл из неизвестной группы, всегда выражал сомнение по поводу эффективности подражания звукам, издаваемым животными. Его движения и действия в присутствии горилл часто бывали резкими, даже агрессивными. Но ему удалось проработать целый год с привыкшими к человеку гориллами, пока не случилось неизбежное. Во главе большой шумной толпы туристов он прямо снизу приближался к двум находящимся рядом группам животных. На него напал серебристоспинный самец, прокатился с ним кубарем метров десять, сломав неудачнику три ребра, а затем впился клыками в затылок. Укус был бы смертельным, если бы была задета яремная вена. Пострадавший остался в живых и потом всюду хвастал, что едва избежал смерти, но не говорил, что нарушил элементарные правила общения с гориллами.

В другом случае молодой турист попытался взять на руки детеныша из группы 5, несмотря на встревоженные крики членов семейства. Не успел он коснуться младенца, как мать и серебристоспинный папаша бросились на защиту детеныша. Парень дал деру, споткнулся, упал, и гориллы принялись кусать его и рвать на нем одежду. Много месяцев спустя я встретилась с этим незадачливым туристом в Рухенгери, на его ногах и руках еще виднелись глубокие шрамы — память о злополучной встрече.

Во всех россказнях о нападениях горилл животным обычно отводится неблаговидная роль. Если бы не вторжение человека на их территорию, они, несомненно, нападали бы только при защите своих семейных групп от других горилл. Я питаю большие сомнения относительно целесообразности приучать горилл к человеку. И поэтому не стараюсь приучить их к моим африканским сотрудникам. В прошлом гориллы знали африканцев только в качестве браконьеров. Та секунда, которая понадобится горилле, чтобы решить, друг или враг на ее пути, может стоить ей жизни: в нее успеют выпустить копье, стрелу или пулю.

Ну разве это дело, когда сотне людей, вооруженных луками и стрелами, копьями или ружьями, дозволено уничтожать диких животных в заповедных местах, в том числе и в последних убежищах горных горилл. И борьба с браконьерством в горах Вирунга должна стать одной из самых эффективных мер активной природоохранной деятельности.

Активные природоохранные мероприятия по своей сути довольно просты. Прежде всего необходимо проводить индивидуальную работу с каждым африканцем, для того чтобы у него не только проявилось личное чувство гордости за свой национальный парк, но и желание взять на себя часть ответственности за сохранность природного наследия. Для того чтобы поддержать это чувство и обеспечить эффективность мероприятия, следует позаботиться о таких элементарных вещах, как обувь, приличная одежда, в том числе дождевые плащи или накидки, хорошее питание и зарплата для служащих охраны. В Карисоке все это было обеспечено, и в области Вирунга за дело взялись сотни патрулей, уничтожая ловушки и капканы браконьеров, конфискуя оружие и выпуская попавшихся в ловушки животных на свободу. Такая работа на постоянно уменьшающейся территории заповедника, имеющего международный статус и тем не менее кишащего браконьерами, скотоводами, земледельцами и сборщиками меда, должна подкрепляться в законодательном порядке ужесточением законов по борьбе с браконьерами в Руанде и Заире, введением строгих штрафов за незаконную продажу мяса, шкур и бивней жертв браконьерства, а также за любую прибыль с подпольного промысла. Мероприятия такого рода не исключают долгосрочной природоохранной стратегии.

Теоретические основы охраны природы находятся в резком противоречии с реальными активными мероприятиями. Для столь экономически неразвитой страны, как Руанда, абстрактные положения куда привлекательней практических программ. В первом случае упор делается на поощрение роста туризма путем улучшения существующих дорог, окружающих горы Вулканического национального парка, обновления здания управления парка и туристских пансионатов, а также на приручение горилл, обитающих возле границы парка, с тем чтобы туристы могли подходить к ним и фотографировать. Теоретические основы получили высокую оценку со стороны правительства Руанды и управления парка, которые, естественно, хотят, чтобы Вулканический национальный парк приобрел всемирную известность и тем самым экономически оправдывал бы свое существование в стране с дефицитом земель, пригодных для сельского хозяйства. В результате проведения такой политики число туристов, посещающих Вулканический национальный парк, резко возросло. Только в 1980 году доходы парка от туризма удвоились по сравнению с предыдущим годом.

Но тут мы сталкиваемся с полным непониманием того, что более актуальные задачи выживания двух сотен горных горилл и других диких животных, оставшихся в Вирунге, не могут решаться в рамках долгосрочной программы теоретической охраны природы. У горилл и прочих животных нет времени ждать. Убить гориллу можно одной ловушкой или пулей. Поэтому очень важно, чтобы действенные охранные мероприятия касались непосредственных опасностей, возникающих в парке. Все, что выходит за рамки этих мероприятий, следует отнести к теоретическим выкладкам. Можно научить местное население уважать горилл и тем самым поощрить туризм, но это никоим образом не поможет выживанию двухсот сорока двух горилл, которых не увидят будущие поколения туристов. Нельзя недооценивать значение теоретических положений в отдаленной перспективе, но они не должны заслонять неотложные задачи.

Вдали от глаз общественности горстка преданных своему делу людей в Вулканическом национальном парке продолжает вести активную борьбу за сохранение парка и обитающих в нем животных. Среди выдающихся личностей, рисковавших своим положением ради идеи, следует отметить Паулина Нкубили. В качестве начальника патрульной службы Руанды он накладывал огромные штрафы на покупателей и продавцов-браконьеров в Вулканическом национальном парке. Своими действиями он фактически ликвидировал торговлю трофеями, в том числе головами и руками горилл, идущими на изготовление сувениров. В клане Рутшемы нашлись батутси, которые, порвав с многолетними традициями незаконного выпаса скота в парке, стали активными участниками патрулей против браконьеров в Национальном парке Вирунга. Паулин Нкубили, верные сотрудники Исследовательского центра Карисоке и члены патрулей выполняли свою скромную работу, движимые личными убеждениями. Единственной наградой для них было сознание правоты своего дела. Надежда на светлое будущее Вирунги находится в их честных руках.