Глава пятая
ГАЛЛИЯ
В стародавние времена в горах Центральной Европы жили люди, называвшие себя кельтами. Они говорили на языке, близком к греческому, латыни, санскриту, но вели своеобразную жизнь. У кельтов не было ни государства, ни городов, ни монументальных храмов, ни книг. Зато кельты были искусными бесстрашными воинами и славились превосходным оружием. Примерно в середине первого тысячелетия до нашей эры, когда Афины вели Персидские войны, а Рим избавлялся от владычества этрусских царей, кельты, оставив Альпы, устремились в иные европейские земли и даже в Азию. Одно из кельтских племен добралось до Испании, где смешалось с коренным населением, в результате чего произошли кельтиберы. Другие кельтские племена двинулись в Галлию, Британию и Ирландию, а иные — в Северную Италию, Богемию, Трансильванию и на север Балкан. Эти кельты-кочевники в 279 году разрушили святилище Аполлона в греческих Дельфах, и приблизительно в то же время еще тысяча кельтов перебрались в Малую Азию, где и осели и на протяжении столетий были известны как «несмысленные Галаты», по Новому Завету. Галатов и других наемников-кельтов часто заманивали на службу в армии Сирии и Египта.
Во времена Цезаря кельты, населявшие Испанию и Италию, находились под полным контролем Рима, а кельты, населявшие Галлию севернее Провинции и Британские острова, сохраняли самостоятельность. По словам Цезаря, Галлия состояла из трех частей, но фактически — из пяти. Первую часть составляла Цизальпинская Галлия, располагавшаяся в плодородной долине По. Населяли ее, главным образом, кельты. Эти галлы (так римляне звали кельтов) говорили на том же языке и поклонялись тем же богам, что и их родичи, жившие на берегах Луары и Сены. Итальянские галлы попали в подчинение Риму за столетие до времен Юлия Цезаря, и, хотя они приобщились к римской цивилизации, в душе оставались кельтами. Второй частью Галлии являлась Провинция. Она начиналась у Пиренеев и через Массалию, Альпы и Рону доходила до Женевского озера. Провинцию населяли тектосаги, воконтии и аллоброги, постепенно привыкавшие к зависимости от Рима и перенимавшие нравы и обычаи римлян.
Оставшиеся три части Галлии — где воины сражались, как было заведено исстари, и где друиды приносили человеческие жертвы богам — лежали за средиземноморским водоразделом, к северу и западу от него. Аквитания, местность к северу от Пиренеев и вдоль реки Гаронна до современного Бордо, представляла собой сравнительно небольшую, но весьма богатую область, населенную элусатами и тарусатами. Севернее Гаронны и Центрального массива (одного из горных массивов нынешней Франции) находилась четвертая и самая большая часть Галлии, занимавшая обширную территорию, доходившую на севере до Сены, на востоке до Рейна, а на западе до Атлантики. Ее населяли наиболее организованные галльские племена. Арверны, эдуи, секваны, гельветы жили на востоке и юге, карнуты — в районе Шартра, венеты — в Бретани, парисии — вокруг Лутеции (нынешнего Парижа).
В сотнях милях к северу от Провинции находилась легендарная земля бельгов — пятая и последняя часть Галлии, населенная наиболее неуступчивыми и суровыми племенами. Нервии, ремы и треверы жили в лесах и долинах Северной Франции, Рейнской земли, Люксембурга, Нидерландов и Бельгии. С севера на юг и с востока на запад непокоренные земли Галлии простирались более чем на пятьсот миль, вмещая в себя быстрые реки, непроходимые болота, густые леса и студеные горы.
В Риме издавна ходили рассказы о галлах, передававшиеся купцами, успешно торговавшими с ними. Центром этой торговли была Массалия. Кельтские товары — янтарь, олово, золото и рабы — поступали не только в Рим, но и в Германию, Францию, Британию и Ирландию. За несколько десятилетий до времен Цезаря римские купцы даже начали создавать постоянные торговые пункты на землях кельтских племен. Эти торговые пункты обычно размещались в укрепленных поселениях кельтов, известных как оппидумы. Из этих оппидумов, таких как Алесия у эдуев и Герговия у авернов, галльские вожди управляли своими народами.
Большинство галлов были обычными земледельцами, а вот верхи, элита галльских племен, представляли собою бесстрашных воинов, бившихся со своими врагами, пожалуй, в манере греческих героев под Троей. Для галльских воинов честь и бесстрашие были первостепенными. Они сражались с противником с напускной храбростью нередко обнаженными, чтобы устрашить неприятеля, и видели в войне притягательную возможность покрыть себя неувядаемой славой и украсить свои жилища головами врагов.
Большинство галлов жили в небольших деревнях, занимаясь скотоводством и земледелием. Их дома, построенные из дерева, были прямоугольными или круглыми. Для обогрева и приготовления пищи предназначался один и тот же очаг, дымоходом которому служило проделанное в крыше отверстие. Женщины, главным образом, занимались домашним хозяйством и воспитывали детей, но все же пользовались большей свободой, чем гречанки и римлянки. Галлы славились своим превосходным оружием, и римляне даже переняли их меч gladius, от которого произошло слово «гладиатор».
Галлы придерживались многобожия и поклонялись большому числу богов, как греки и римляне. Из богов они больше всего почитали Луга («Сияющего»), которого Цезарь в своем сочинении отождествляет с Меркурием. Лугу поклонялись не только в Галлии, но и в других населенных кельтами странах. В Ирландии Лугу был посвящен ежегодный праздник Лугназад. Галлы также поклонялись Беленосу (богу врачевания), Матроне (богине-матери), Цернунну («Рогатому») и Эпоне, богине, изображавшейся стоящей у лошади или сидящей на ней.
Галлы приносили жертвы богам, в храмах по всей Галии и в малых святилищах в деревнях и лесах. Жертвоприношениями занимались друиды, каста кельтских жрецов, известных также в Британии и Ирландии. Античные авторы, недружелюбно относившиеся к друидам, обвиняли их в приношении в жертву богам людей. Однако на самом деле археологические данные доказывают, что человеческие жертвоприношения случались на самом деле, но были, как и у римлян, крайне редки и вызывались чрезвычайными обстоятельствами. Друиды, по словам Цезаря, учились своему ремеслу до двадцати лет и истово верили в реинкарнацию (переселение души) и почитались во всем галльском мире. Бывало, на поле боя они вставали между противниками и одним словом могли отвратить намечавшееся сражение. Как и кельтские певцы и слагатели песен bardoi (барды), друиды служили делу объединения вечно враждовавших племен.
Галлы-гельветы долгое время жили в благодатной долине, окаймленной Женевским озером на западе, горами Юра — на севере, Рейном — на востоке и Альпами с Монбланом — на юге. Гельветы постоянно воевали с германскими племенами, вторгавшимися на их территорию, но, благодаря превосходству в численности и своему воинскому искусству, давали противнику полновесный отпор. Однако в шестидесятых годах терпение гельветов иссякло — беспрерывные стычки с германцами допекли даже самых бесстрашных воинов. Появились и трудности с продовольствием, численность населения постоянно росла, а долина не могла всех прокормить.
В 61 году Оргеториг, один из вождей гельветов, предложил своим соплеменникам переселиться на запад, к Атлантике. Правда, в тех краях жило другое галльское племя, сантоны, но Оргеториг уверил своих людей, что им, имеющим опыт борьбы с германскими варварами, не составит труда заставить сантонов уступить им часть своей территории. Гельветы дружно одобрили предложение Оргеторига, но переселение решили отложить на два года, чтобы за это время запастись продовольствием, необходимым для долгого путешествия. Они также решили пригласить отправиться вместе с ними к Атлантике соседние кельтские племена, включая бойев, вытесненных из Восточной Европы даками и германцами. Гельветы также намеревались за время подготовки к походу уладить отношения с жившими на западе эдуями и секванами, чтобы те беспрепятственно пропустили их через свою территорию.
Однако у Оргеторига были и личные планы, которые от соплеменников он утаил. Оргеториг пользовался у гельветов авторитетом, но мечтал о гораздо большем — о царском величии. Он надеялся заключить союз с эдуями и секванами и с их помощью подчинить себе все кельтские племена. Под предлогом переговоров о предоставлении гельветам беспрепятственного прохода на запад, Оргеториг встретился с вождями эдуев и секванов и сговорился с ними захватить всю Галлию.
Одним из вождей эдуев в те времена был Думнориг, брат друида Дивитиака, сторонника дружеских связей с Римом и посла своего народа в Вечном городе. Но, в отличие от своего брата, Думнориг презирал Рим, и когда Оргеториг предложил ему заключить союз, он не долго думая согласился, посчитал, что теперь он сумеет остановить римское проникновение в Галлию да еще подняться во власти. Эдуи вместе с гельветами и секванами смогут занять всю Галлию и образовать единое государство, простирающееся от Альп до Атлантики. Подобно Цезарю, Помпею и Крассу, Думнориг и Оргеториг заключили тайный союз, а чтобы его упрочить, Думнориг отдал в жены Оргеторигу свою дочь.
Однако все тайное становится явным. Другие вожди гельветов узнали о намерениях Оргеторига и заключили его в кандалы. Оргеториг предстал перед судом, но его сторонники устроили в суде беспорядки и освободили своего предводителя. Старейшины гельветов возмутились нарушением давней традиции и стали собирать воинов, чтобы захватить Оргеторига, но он внезапно ушел из жизни. Одни говорили, что он покончил с собой, но большинство посчитало, что Оргеториг стал жертвой коварного умысла.
Несмотря на смерть Оргеторига и тайные переговоры, которые он вел с вождем эдуев Думноригом, гельветы не изменили решения переселиться к Атлантике. Они запаслись продуктами и повозками, необходимыми для долгого путешествия, и положили перед походом сжечь все свои деревни и укрепленные пункты, чтобы ни у кого не возникло желания вернуться назад, если переход окажется трудным. Гельветы решили отправиться в путь 28 марта 58 года — к тому времени в долине должен был сойти снег.
К месту переселения вело два пути. Первый вел на северо-запад, пролегал по ущелью Юры, а затем — по земле секванов. Однако ущелье было предельно узким и позволяло повозкам двигаться по нему лишь цепочкой; кроме того, его могли перекрыть враги, сочетая эту угрозу с нападением сверху. Другой путь простирался на юго-запад и вел к земле аллоброгов, живших у Женевского озера. Старейшины посчитали этот путь предпочтительным, хотя, двигаясь по нему, предстояло переправиться через Рону и — что наиболее неприятно — ступить на римскую территорию, ведь аллоброги жили теперь в Провинции, земле, попавшей под владычество Рима. Гельветы надеялись, что они смогут уговорить аллоброгов разрешить им пройти к Атлантике по северному краю Провинции. Если аллоброги не согласятся, то — гельветы были уверены — они добьются желаемого силой оружия.
Во времена Цезаря война сводилась к кровавым поединкам, в которых мужчины рубили, кололи и в конце концов убивали своих противников. Также она была обычной, естественной частью жизни. Если какой-то город располагал прибыльными угодьями или иными материальными ценностями, всегда находился враг, желавший присвоить эти богатства. Если какой-то правитель ощущал слабость соседа, он стремился захватить его земли или заставить служить себе, сделав подначальным союзником. Если какой-то народ хотел сохранить независимость, ему следовало иметь сильную армию. В этом смысле римляне походили на греков, германцев, кельтов да и на другие народы древности, но, в отличие от них, они создали армию, способную покорить целый мир.
Истоки легендарных побед римской армии лежали в ее прекрасной организации и восприимчивости к прогрессивным нововведениям. Римляне соблюдали верность даже таким традициям и обычаям, истоки которых были давно забыты, но они быстро учились новым методам ведения боя и легко отказывались от устаревших правил и норм. Стоило парфянам в сражении с римлянами успешно использовать новый вид копья, и все римские кузницы получили заказ на изготовление такого оружия. Но то, что в итоге обеспечило римлянам непобедимость, было не оружие и не опытные полководцы (римские полководцы, как и политики, были, в сущности, любителями), а римскоий дух и умение биться единым целым. Гомер воспевал героев-индивидуалистов, бросавших друг другу вызов под стенами Трои, а римская армия представляла собой военную машину.
Во времена Республики римское войско было нерегулярным и набиралось из граждан, стремившихся защитить свои земли от неприятеля и воспользоваться военной добычей. Основой римского войска являлась пехота. Ее составляли люди, способные обеспечить себя оружием и доспехами. Каждый пехотинец поверх туники надевал металлический панцирь. Его особыми видами были кольчуга и чешуйчатый панцирь, но они стоили дорого и по карману были не всем. Голову воина покрывал подбитый мягкой подкладкой шлем с шеломником или без него, иногда украшенный плюмажем. Ноги от лодыжки до колен защищали поножи.
Каждый пехотинец был вооружен несколькими пилумами — копьями более шести футов длиной с зазубренным наконечником. Пилумы могли использоваться как метательное оружие, но чаще их применяли для нанесения удара по подвернувшемуся противнику. Если при ударе пилум не пробивал щит, то обычно ломался и в щите застревал, затрудняя свободу маневра, что позволяло нанести новый удар резервным пилумом. Пехотинцы также использовали в качестве наступательного оружия прямой или кривой обоюдоострый меч. Воины также применяли в бою надевавшийся на левую руку щит, весивший около двадцати фунтов. Он служил не только для обороны — им можно было нанести удар по противнику и свалить его наземь.
Основным подразделением римской армии был легион, насчитывавший от четырех до шести тысяч пехотинцев. Легион состоял из тридцати манипул, располагавшихся на поле боя в шахматном порядке. Просветы между манипулами давали римскому войску прекрасные возможности для маневра. Манипулы состояли из двух центурий (по сто человек в каждой) и являлись низшими тактическими единицами в легионе. Командовал манипулой центурион.
Боевой порядок легиона состоял из трех линий, по десять манипул в каждой. Первую линию составляли гастаты (копьеносцы), молодые солдаты, первыми вступавшие в бой. Вторую линию образовывали принципы (первоначально составлявшие первый боевой строй), люди зрелого возраста. Третью линию составляли триарии, наиболее опытные солдаты, зачастую решавшие исход боя. В состав легиона также входили конница и вспомогательные войска. Такая структура армии сохранялась до последних дней Римской республики.
В середине марта перед самым отъездом в Галлию Цезарь получил сведения о приближении гельветов к границам Провинции. В то время Клодий, погрузившись в политические интриги, занимался изгнанием Цицерона, но Цезарю было не до политики. Получив тревожные сведения, он двинулся скорым маршем в Провинцию. Проезжая через Трансальпийскую Галлию, он произвел усиленный набор в армию, ибо в Провинции стоял лишь один легион. Прибыв в Женеву, город на севере области аллоброгов, Цезарь повелел разрушить мост через Рону.
Цезарь жаждал побед на полях сражений, чтобы прославиться и упрочить свое влияние в политической жизни Рима. И вот возможность показать себя в деле представилась, да еще вполне правомерная. Двигаясь по Провинции, гельветы несомненно вызовут беспорядки и вряд ли удержатся от грабежа и насилия, а оказавшись в юго-западной Галлии, представят нескончаемую опасность для пограничных центров Провинции, таких как Толоса (нынешняя Тулуза). Кроме того, земли, с которых ушли гельветы, очевидно займут германские племена, а они гораздо опаснее. Кроме того, Цезарь помнил, что пятьдесят лет назад гельветы разбили римскую армию и провели ее под ярмо. Гельветы заслужили возмездия.
Как только гельветы узнали о прибытии Цезаря, они отправили к нему для переговоров двух высокородных людей. Послы заявили, что гельветы не собираются воевать с римлянами, а только просят соизволения пройти маршем через Провинцию. Цезарь ответил, что ему необходимо время, чтобы подумать, и предложил послам явиться за ответом 13 апреля. Разумеется, Цезарь уже принял решение, о котором он умолчал, но он хотел выиграть время, чтобы дождаться подхода к Женеве римского войска и возвести задуманный им оборонительный вал, который и был вскоре построен. Он простирался от Юры до Женевского озера, имея протяженность около девятнадцати миль и высоту около шестнадцати футов. Перед валом был вырыт ров, а сам вал снабжен опорными пунктами. В будущем римляне возведут подобный вал на рубежах Англии и Шотландии, который получит название Адрианова.
Когда в назначенный день гельветы явились на встречу с Цезарем, то замерли в изумлении при виде грозной стены высотой в три человеческих роста, протянувшейся через всю равнину. Лишь месяц назад путь казался простым и безопасным, а теперь этот римский выскочка посмел преградить дорогу десяткам тысяч галльских воинов. Цезарь сообщил то, что уже было ясно само собой — он отклоняет их просьбу, а если они все-таки попытаются проникнуть на римскую территорию, то остановит их силой. Но гельветы не собирались отказаться от своего замысла и стали искать в возведенной римлянами стене слабые пункты, однако таковых не нашлось. Римляне также пресекли все попытки гельветов переправиться через Рону на лодках.
Тогда гельветы решили идти к Атлантике через земли секванов. Но секваны могли преградить им путь — в ущелье Юры сделать это было нетрудно, — и потому гельветы посчитали необходимым сначала с ними договориться. Но и секваны отказали гельветам, опасаясь беспорядков и нежелательных столкновений. Тогда гельветы обратились к вождю эдуев Думноригу с просьбой посодействовать им и взять на себя переговоры с секванами. Думнориг, находившийся в дружеских отношениях с обоими племенами, с готовностью согласился, посчитав, что если выступит посредником между враждебными племенами, то этим укрепит свой престиж и влияние на народы Восточной Галлии. Думнориг добился у секванов разрешения для гельветов на проход через их страну, оговорив, что обе стороны предварительно, во избежание взаимных враждебных действий, обменяются несколькими заложниками, жизнь которых будет зависеть от соблюдения соглашения: гельветы обязуются мирно пройти по земле секванов, а секваны — не чинить им препятствий.
Цезарь вскоре узнал о новых планах гельветов и понял, что перед ним встала проблема, гораздо более сложная, чем отражение попыток противника преодолеть защитную стену. Если гельветы проникнут в Центральную Галлию, они могут устроить там крупные беспорядки, которые представят угрозу Провинции и дестабилизируют положение во всей Галлии, чем могут воспользоваться германские племена. Но для отражения возникшей угрозы у Цезаря недоставало войск, и он, оставив за себя руководить обороной легата Лабиена, своего старого товарища по оружию, отправился в Северную Италию. Там он вывел из зимнего лагеря три легиона и набрал еще два из местного населения. У Цезаря не было времени идти маршем вдоль средиземноморского побережья, а потом вверх по Роне до земли аллоброгов, поэтому он повел свои войска через Альпы, что не пришло бы в голову ни одному другому полководцу. В Альпах путь Цезарю попытались преградить дикие горские племена, но были разбиты наголову. Перевалив через Альпы, армия Цезаря спустилась в долину Роны. Трудный поход пошел солдатам на пользу, особенно молодым. Они поверили не только в своего командира, но и в свои силы.
Когда Цезарь вел свою армию из Италии в Галлию, гельветы, успевшие пройти через землю секванов, уже пребывали на территории, принадлежавшей эдуям. Как и предполагалось, гельветы не удержались от грабежей и насилия, что побудило вождей эдуев направить посольство к Цезарю с просьбой о помощи. Эдуи давно находились с Римом в дружеских отношениях и помогали римлянам в свое время в войне с аллоброгами и арвернами (племенем в Южной Галлии) и потому не без основания рассчитывали на помощь. Гельветы, как утверждали эдуи, опустошали их земли, уводили в рабство детей и чинили беспорядки на границе с Провинцией.
Такая информация, как и сама просьба эдуев, была Цезарю на руку. Появился прекрасный повод для вторжения в Галлию: официальная просьба о помощи союзнику Римского государства. И в самом деле, даже политические противники Цезаря не стали ему мешать. Более того, если бы он не начал наступательных действий, его бы обвинили в невыполнении обязанностей наместника римских провинций в Галлии. Даже эдуй Думнориг оказался доволен сложившейся обстановкой: римское вторжение в Галлию породит в стране хаос, из которого он постарается извлечь наибольшую выгоду для расширения своей власти.
Оставив долину Роны, войска Цезаря дошли до земли эдуев, а когда приблизились к Соне, Цезарь узнал от разведчиков, что воины гельветов вместе с семьями переправляются через эту реку по сооруженному ими мосту из связанных между собой плотов. Галлы отнюдь не славились своими инженерными навыками, а потому им понадобилось на сооружение этого моста двадцать дней упорных трудов. Цезарь наблюдал издалека, дожидаясь, пока три четверти сил противника переправятся через Сону, после чего римляне атаковали. Мост перекрыли, чтобы не допустить подмоги с берега, а затем легионы обрушились на галлов на восточном берегу и принялись убивать беспощадно. Многие гельветы были убиты на месте, некоторым, израненным и изможденным, удалось укрыться в лесах. Галлы, наблюдавшие за разгоревшимся боем с западного берега Соны, посчитали нападение трусливым и бесчестным, но Цезаря не интересовали взгляды противника на соблюдение кодекса чести на поле боя. Главным для него являлась победа любыми средствами. Он неизменно проявлял к своим противникам милосердие, но только к тем, кого одолел.
Убив и рассеяв около четверти гельветов, Цезарь устремился в погоню за остальными, которые уже ушли на северо-запад, в самое сердце владения эдуев. Гельветы, чтобы переправиться через Сону, построили мост за двадцать дней. Римляне же обошлись свего одним днем. Обескураженные такой изобретательностью противника, а также потерей части своего войска и опасаясь преследовавших их римлян, гельветы направили к Цезарю для мирных переговоров старейшину Дивикона, который пятьдесят лет назад участвовал в битве, закончившейся разгромом римского войска.
Встретившись с Цезарем, Дивикон сообщил ему, что если римляне прекратят военные действия и согласятся на мир, то гельветы готовы осесть в любой части Галлии, которую им предложат для проживания. Далее Дивикон сказал Цезарю, что если римляне продолжат войну, то Цезарь должен прежде всего понять, что он одолел часть войска гельветов лишь потому, что переправившиеся через реку гельветы не могли прийти на помощь своим. Дивикон кичливо добавил, что гельветы научились у своих предков тому, чтобы в сражениях полагаться только на храбрость и не прибегать к хитростям и уловкам. Они сокрушили римское войско пятьдесят лет назад, и им по силам повторить свой успех.
Внимательно выслушав Дивикона, Цезарь ответил ему, что знает о давнишней победе гельветов над римским войском, но с тех пор положение изменилось, и римляне способны поквитаться с гельветами. Далее Цезарь сказал, что не может удовлетворить просьбу гельветов, ибо соседству с ними не обрадуется ни одно галльское племя: своими грабежами в земле эдуев гельветы дискредитировали себя. Цезарь затем добавил, что он великодушный, незлопамятный человек и разрешит гельветам возвратиться на их исконные земли, если они оставят ему заложников, удостоверив тем самым свою готовность вести в дальнейшем мирную жизнь, а также возместят эдуям убытки, им нанесенные. Как и ожидал Цезарь, Дивикон пришел в ярость. Он процедил, что гельветы приучены брать заложников, а не жертвовать ими. С этими словами он покинул римский лагерь.
Получив отказ Цезаря, гельветы не утратили присутствия духа: хотя они и потеряли часть войска, они все еще значительно превосходили противника в численности. Принимая во внимание это важное обстоятельство, Цезарь не вступил с противником в бой, а лишь шел за гельветами по пятам, углубляясь следом за ними в земли эдуев. Римляне, ведя боевые действия, бывало, прибегали к помощи конницы, набиравшейся у союзников, и Цезарь, воспользовавшись этой полезной практикой, набрал в Провинции и в землях эдуев четыре тысячи конников. Командиром конницы Цезарь назначил Думнорига, ничего не зная о том, что тот некоторое время назад вел тайные переговоры с гельветами. Конница пошла впереди римского войска, и Думнориг, вопреки указаниям Цезаря, напал на арьергард неприятеля, да еще в невыгодной для себя диспозиции. В результате гельветы нанесли Думноригу поражение, располагая меньшими силами. Это сражение подняло боевой дух гельветов и вселило надежды на успех в будущем.
Тем временем у Цезаря возникли трудности с продовольствием. Он ежедневно требовал у эдуев поставок хлеба, ими обещанных. Однако дело не двигалось. Эдуи сначала ссылались на то, что из-за холодной погоды хлеб еще не созрел на полях, а затем стали изо дня в день обещать, что хлеб вот-вот подвезут. Наконец Цезарь понял, что его водят за нос, и созвал совещание, пригласив эдуйских вождей, включая своего друга Дивитиака и его брата Думнорига. Среди приглашенных был также Лиск, в то время избранный на год верховный правитель племени. Он сообщил Цезарю, что делает все возможное для того, чтобы поставить римлянам хлеб, но среди эдуев имеются люди, которые этому энергично препятствуют, утверждая, что если эдуи помогут Цезарю осилить гельветов, то римляне после этого завоюют всю Галлию.
Цезарь заподозрил в срыве поставок хлеба Думнорига. Закрыв совещание, Цезарь отпустил всех, кроме Дивитиака, и стал расспрашивать его о Думнориге. Дивитиак мялся — он не хотел предавать своего брата, — но из его слов все же можно было понять, что Думнориг враждебно настроен к римлянам и хочет стать единоличным властелином эдуев. Дивитиак добавил, что Думнориг весьма популярен в народе, который видит в нем своего защитника от произвола верхов. Цезарь вызвал к себе Думнорига и огорошил его, сказав, что знает все о его тайных намерениях. Любой другой полководец предал бы смерти Думнорига, но Цезарь из уважения к его брату ограничился тем, что приставил к заговорщику стражу, чтобы знать, что он делает и с кем разговаривает.
В связи с нехваткой продуктов питания положение римской армии с каждым днем ухудшалось, и потому Цезарь решил как можно скорее дать гельветам сражение, в котором он смог бы одолеть неприятеля не числом, а умением. И такая возможность вскоре представилась. Цезарю доложили, что гельветы остановились у подножия горы в восьми милях от его лагеря. Если бы часть армии Цезаря смогла бы занять эту гору, а остальная часть его армии — зайти в тыл противнику, то можно было бы разбить неприятеля в одном крупном сражении. План был хорош, но он требовал быстроты и секретности. Придерживаясь этого плана, Цезарь ночью передал Лабиену два легиона и приказал занять гору, подойдя к этой возвышенности с противоположной от лагеря противника стороны. Соблюдая полную тишину, восемь тысяч солдат поднялись на гору и увидали внизу костры неприятеля.
Тем временем к Лабиену, по распоряжению Цезаря, отправился ветеран Публий Консидий, чтобы узнать, готовы ли к бою занявшие гору римляне. Вскоре Консидий вернулся и, к великой досаде Цезаря, доложил, что на горе не римляне, а гельветы. Тогда Цезарь отвел свои главные силы на небольшую возвышенность, ожидая нападения неприятеля. Неожиданно от Лабиена прискакал нарочный, чтобы узнать, почему Цезарь не атакует противника, ибо Лабиен, согласно полученному приказу, ничего не предпринимал до наступления главных сил. Оказалось, что Консидий ошибся: принял римские легионы за войско противника. Однако время было потеряно — гельветы свернули лагерь и ушли далеко на север. К чести Цезаря, в «Галльской войне» он не умалчивает о допущенных им ошибках. Впрочем, промахи допускают даже лучшие полководцы.
Цезарь оказался в чрезвычайно тяжелой ситуации: припасов в войсках оставалось лишь на двое суток, вдобавок воины увидели, что их командир упустил прекрасную возможность одержать победу. Гордостью можно было пренебречь, однако провиант следовало отыскать как можно скорее. Единственно возможным выглядел набег на расположенный в двадцати милях севернее город Бибракте, столицу эдуев. Это огромная крепость господствовала над окрестными землями, а зерна в ней было запасено достаточно, чтобы прокормить римлян в течение многих недель. И потому Цезарь прекратил преследование гельветов и повел своих людей к Бибракте. Гельветы узнали об изменении плана Цезаря почти незамедлительно, от галльских дезертиров, которые решили, что дело римлян проиграно. Гельветам уже было известно о поражении Цезаря в предыдущую ночь, и потому они вообразили, что противник их устрашился и его можно разбить. Придя к этой мысли, гельветы повернули назад и начали нападать на арьергард римского войска, направлявшегося к Бибракте. Тогда Цезарь направил конницу, чтобы сдержать нападение неприятеля, а сам в это время занял ближайший холм, разместив четыре легиона на его склонах, а два вместе со вспомогательными отрядами и обозом — на вершине возвышенности. Гельветы, рассеяв римскую конницу, перешли в наступление. Они знали, что римляне измучены длительным переходом, страдают от голода, а также и то, что в их войске немало молодых, неопытных солдат, бывших земледельцев из Северной Италии и Провинции. Сами же гельветы, одержавшие ряд побед над германцами, считали себя грозной, могучей силой. Они презирали римлян и жаждали им отомстить за недавнее поражение.
Цезаря ожидало первое значительное сражение в его жизни. Большого боевого опыта в то время он еще не имел. В Дальней Испании он, правда, воевал с лузитанцами, а совсем недавно у Соны разбил часть войска гельветов. Но то были незначительные сражения, не требовавшие особого полководческого искусства. Теперь же ему предстояло сразиться с огромной неприятельской армией и на него давил груз ответственности за жизни тысяч своих солдат. Перед боем Цезарь, прежде всего, приказал увести своего коня, дав понять, что он разделит участь солдат вне зависимости от исхода сражения. У Цезаря была редкая лошадь — с копытами, расчлененными, как пальцы. Когда она родилась, гадатели предсказали ее хозяину власть над всем миром. Цезарь ее бережно выходил и объездил — других седоков лошадь не подпускала. Впоследствии Цезарь поставил ей статую перед храмом Венеры. Отослав своего коня, Цезарь произнес перед солдатами речь, воодушевив их на бой.
Гельветам не слишком хотелось сражаться с противником, обосновавшимся на холме, но они настолько превосходили римлян числом, что не сомневались в своей победе. Однако, к их удивлению, они увидали, что римляне движутся им навстречу, спускаясь с возвышенности. Когда до гельветов оставалось несколько ярдов, римляне с высоты метнули в них копья. Несколько гельветов упали, но большинство копий застряло в деревянных щитах. Римляне повторили удар. Копья застревали в щитах, а когда острие загибалось, то их нельзя было вытянуть, и многие гельветы, лишившись свободы маневра, побросали свои щиты, оставив тело незащищенным, что в ближайшем бою дало римлянам весомое преимущество.
Под натиском римлян гельветы начали отходить, отступая к находившемуся позади них другому холму. Римляне выиграли первую часть сражения, а затем их наступление замедлилось, ибо теперь им приходилось двигаться в гору. Затем положение римлян осложнилось еще больше: по их правому флангу внезапно ударили бойи и другие находившиеся в резерве союзники отступавших гельветов. Однако римляне не дрогнули и успешно повели бой на два фронта. В конце концов после долгого боя римляне прорвали оборону гельветов и овладели их лагерем. Римляне взяли в плен сына и нескольких дочерей Оргеторига, но половина армии гельветов сумела уйти, направившись на север к лингонам, надеясь найти пристанище у этого племени. Цезарь не стал их преследовать: римлянам предстояло похоронить погибших в бою и оказать помощь раненым, и потому он временно ограничился тем, что послал к лингонам гонцов с письменным повелением не оказывать гельветам никакой помощи, пригрозив, что тех, кто окажет им помощь, он будет рассматривать как врагов наравне с гельветами. Через три дня римляне возобновили преследование противника.
Гельветы наконец поняли, что им римлян не одолеть, и отправили к Цезарю делегацию просить мира. Встретившись с ним, гельветы упали к его ногам, взывая о милосердии и рассказывая о том, что у них кончилось продовольствие. Цезарь пошел им навстречу, сказав, что прекратит боевые действия и наделит гельветов продовольствием и зерном, если они вернутся на свои исконные земли и станут защищать Галлию от вторжения германских племен. Цезарь также потребовал у гельветов немедля сложить оружие и оставить ему заложников, удостоверив тем самым свою готовность вести в дальнейшем мирную жизнь. Гельветы приняли ультиматум и вернулись в свой лагерь. Однако ночью около шести тысяч гельветов тайно ушли из лагеря и направились к Рейну искать прибежище у германцев, опасаясь, что если они сложат оружие, римляне их немедленно перебьют. Однако римлянам удалось перехватить беглецов. К одним и тем же повинным людям Цезарь не проявлял милосердия дважды и приказал с пленными беглецами поступать как с врагами.
Среди трофеев, захваченных во вражеском лагере, оказались таблички, написанные греческими буквами. Друидам запрещалось записывать свои жреческие секреты, но простые галлы, употребляя этрусский, римский или греческий алфавит, широко использовали письмо для самых различных целей: от бытовых записей, заклинаний и любовных посланий до эпитафий. Особое внимание Цезаря привлекли таблички с переписью гельветов и их союзников, снявшихся со своих мест и отправившихся в поход. Таких оказалось более трехсот тысяч, включая детей, стариков и женщин. Цезарь приказал произвести новую перепись — домой, к Женевскому озеру, возвращалась лишь треть.
Цезарь одержал первую большую победу над неприятелем и мог сообщить сенату, что Северной Италии и Провинции гельветы больше не угрожают. По традиции, пленные, захваченные в бою, доставались одержавшему победу военачальнику, и Цезарь мог выручить немалые деньги, продав их работорговцам, сопровождавшим в походе армию. Но не одни римляне были довольны разгромом гельветов. Цезарь пишет, что после того как гельветы признали свое поражение, у него в лагере собрались представители большинства галльских племен, которые выразили ему свою благодарность за победу над безжалостными гельветами, жившими на своих землях в полном благополучии и покинувшими их со злодейской целью подчинить всю Галлию своей власти, а затем из множества доставшихся им земель выбрать себе для жительства самую плодородную, а все остальные галльские племена сделать своими данниками. В то же время вожди галльских племен считали, что Рим не заинтересован в захвате земель севернее Провинции, а римские войска вошли в Галлию лишь для того, чтобы покарать алчных гельветов, после чего они вернутся в свои лагеря.
Придя к убеждению, что римляне не стремятся к завоеванию их земель, собравшиеся в лагере Цезаря вожди галльских племен попросили у него дозволения поговорить об общем положении в Галлии. Поклявшись кельтским богам, что не разгласят содержание разговора, они поручили говорить от их имени эдую Дивитиаку. Он рассказал Цезарю, что два галльских племени, секваны и арверны, договорились с германцами установить власть над всей Галлией и попросили Ариовиста, вождя германцев, вторгнуться в земли эдуев и их союзников. Воспользовавшись этим потворством, примерно пятнадцать тысяч германцев перешли Рейн, но когда этим грубым варварам полюбились галльские земли, их число значительно увеличилось и теперь превышает сто тысяч. Ариовист принудил многие галльские племена предоставить ему заложников, которых он обещал предать лютой смерти в случае возмущения галлов. Теперь ежегодно в галльские земли переселяются все новые и новые варвары, и вскоре германцы могут занять всю Галлию. Многие галльские племена уже подумывают о том, чтобы последовать примеру гельветов и попытаться переселиться в Западную Европу, но это приведет к нестабильности в регионе, ведь поток беженцев может хлынуть и в римские земли. Сложившимся положением недовольны даже секваны, инициировавшие вторжение варваров. Единственная надежда на римлян, которым по силам изгнать германцев.
Выслушав Дивитиака, Цезарь задумался и решил, что ситуация крайне благоприятна. К нему, как к представителю Рима, обратились за помощью вожди не одного галльского племени, что случалось и раньше, а целого ряда галльских племен, что открывает перед ним превосходную перспективу. Теперь он сможет осуществить мечту своей жизни.
После беседы с вождями галльских племен Цезарь отправил в Рим донесение, в котором обосновал насущную надобность борьбы с германцами в Галлии, подчеркнув, что при рассмотрении вопроса об интервенции не стоит принимать во внимание то обстоятельство, что галльские земли, занятые германцами, находятся вдалеке от римских границ. Далее Цезарь назвал три причины, понуждающие начать военные действия против германских варваров. Во-первых, римлян о помощи попросили галльские племена, включая эдуев, давних союзников Римского государства. Во-вторых, германцы заполучили силой заложников из дружественных Риму галльских племен, жизни которых угрожает нешуточная опасность, что при величии Рима является позором для государства. Наконец, в-третьих — и что самое главное, — на галльские земли переселились около ста тысяч германцев, и недалек час, когда эти варвары — по примеру тевтонов и кимбров — начнут угрожать Провинции и даже Италии. Если германцам не помешать, они в скором времени могут оказаться у ворот Рима.
В своем донесении Цезарь благоразумно не коснулся того, что в его консульство вождь германцев Ариовист получил титул царя и друга Римского государства. Конечно, в этом послании Цезарь преследовал личные интересы, но в то же время он был абсолютно прав, говоря о германской угрозе Риму. Германские племена не раз вторгались в сопредельные земли, устремляясь на юг. Превосходя противника в численности и в военном искусстве, они изгнали кельтов из Южной Германии и теперь угрожали Галлии. Если бы они вознамерились вторгнуться в Северную Италию, им бы даже Альпы не стали помехой. Но если бы Цезарь сумел остановить их у Рейна, то Рим смог бы долгие годы чувствовать себя в безопасности.
Германские племена, населявшие Северную Европу, представляли для римлян загадку. Если не считать краткие сведения, которые время от времени предоставляли купцы и путешественники, первое описание германских племен дал Цезарь. Как и галлы, германцы не считали себя единым народом и жили отдельными племенами, нередко враждовавшими между собой. Германцы мало уделяли внимания земледелию, а больше промышляли охотой. Они были храбрыми свирепыми воинами, не употреблявшими вина, которое делает человека неспособным выносить трудности и лишения. Германцы с детства закаляли себя, купаясь в холодных реках. Они были замечательными наездниками, и, по их понятиям, не было ничего позорнее и трусливее, чем пользоваться седлом. Тех, кто предавал свой народ или выказывал трусость на поле боя, казнили по решению племенного совета — вешали на дереве или топили в болоте.
Германские племена возглавляли вожди, но реальная власть принадлежала военачальникам, таким как Ариовист, которые делились добычей с воинами. Германцы поклонялись многим богам и веровали в гадания, прерогативу жриц. Жрица брала ветку, срубленную с плодового дерева, очищала ее от коры, нарезала на плашки, наносила на них особые знаки и кидала затем на белоснежную ткань. После этого жрица трижды вынимала по одной плашке и толковала грядущее в соответствии с нанесенными на них знаками. Если гадание сулило удачу, германцы занимались намеченным предприятием, а если предсказание оказывалось плохим, то предприятие — и даже сражение — непременно откладывали.
Прежде чем начать военные действия против германских племен, Цезарь решил поговорить с Ариовистом и письменно предложил ему встретиться в каком-либо месте, одинаково удаленном от них обоих. Однако Ариовист ответил в послании, что если Цезарь хочет с ним встретиться, то он должен приехать в лагерь германцев. Ариовист также надменно добавил, что Цезарю не должно быть дела до той части галльских земель, которую германцы завоевали. Возмущенный ответом Ариовиста, Цезарь потребовал от него прекратить переселение германцев за Рейн, вернуть галлам заложников и впредь не воевать с галльскими племенами. Цезарь добавил, что в случае невыполнения этого ультиматума римляне будут вынуждены защитить интересы галлов силой оружия. Ариовист выполнить требования Цезаря категорически отказался. В своем очередном послании он заметил, что римляне, завоевав какую-либо новую землю, распоряжаются ею не по чужому наказу, а по своему усмотрению, и потому не имеют права вмешиваться в чужие дела. Дело Цезаря — управлять римской Провинцией, а если же он выступит в защиту покоренных германцами галльских племен, то он тогда убедится, что значит храбрость непобедимых германцев, и получит жестокий урок.
Когда Цезарь получил этот ответ, ему сообщили, что германское племя гарудов опустошает земли эдуев и треверов (еще одного галльского племени), а, кроме того, большое число германцев подошло к восточному берегу Рейна с намерением переправиться через реку. Второе сообщение особенно встревожило Цезаря: если новый поток германцев пополнит ряды противника, то справиться с войсками Ариовиста станет нелегким делом. Придя к этой мысли, Цезарь со всей поспешностью обеспечил свою армию продовольствием и двинулся к галльскому городу-крепости Весонтиону (современному Безонсону), лежавшему на половине пути до ставки Ариовиста. Весонтион считали богатым городом, а при сложившихся обстоятельствах он имел важное стратегическое значение, и Цезарь не без основания опасался, что Ариовист захватит город раньше его. Поэтому Цезарь двинулся к Весонтиону ускоренным маршем и, заняв город, поставил в нем гарнизон.
Из Весонтиона Цезарь двинулся дальше к Рейну, навстречу Ариовисту. Дорога пролегала через густые леса, куда солнце почти что не проникало. У походных костров разговоры вертелись вокруг германцев. Те немногие, которым случалось их видеть, с ужасом рассказывали о том, что германцы — высоченные люди, закаленные в боях варвары изумительной храбрости, да еще и настолько свирепые, что их взгляд невозможно выдержать. Наслушавшись этих рассказов, молодые люди из знатных римских семей, которых Цезарь взял с собой, стали просить у него дозволения уехать домой по неотложным делам. Вскоре и простые солдаты поддались страху, а за ними — даже центурионы и начальники конницы. Те, которые не хотели казаться трусливыми, говорили, что они опасаются не германцев, а труднопроходимых лесов, отделяющих римлян от неприятеля, а также сбоев в поступлении провианта. Среди солдат пошел даже ропот: не двигаться дальше, несмотря на приказ.
Цезарь оценил обстановку в армии как взрывоопасную. Если он потеряет контроль над войском, его карьера как полководца закончится, и оптиматы не упустят возможности поднять его на смех. Поразмышляв, Цезарь созвал военный совет, вызвав к себе только центурионов, составлявших костяк римской армии. Центурионы определяли порядок в лагере и на марше, а в бою — что самое главное — неизменно находились в первых рядах. Цезарь знал, что если он сумеет укрепить боевой дух командиров центурий, то и все войско воспрянет духом.
Открыв военный совет, Цезарь прежде всего сказал, что не дело солдат спрашивать и раздумывать, с какой целью и куда их ведут, а их дело — повиноваться и выполнять приказы своего полководца. Он напомнил центурионам, что они римские воины, солдаты величайшей армии в мире. Далее он сказал, что Ариовист, ранее усердно домогавшийся дружбы с Римом, как только удостоверится в справедливости предъявляемых ему требований, скорее всего, обуздает свои амбиции и пойдет на существенные уступки. Но даже если он начнет военные действия, с какой стати его бояться? Римлянам уже приходилось сражаться с германцами, и Марий в свое время разбил даже большую германскую армию. Далее Цезарь напомнил, что они и сами недавно наголову разбили гельветов, а гельветы не раз брали верх над германцами. Согласившись с тем, что германцы в конце концов одолели галлов, Цезарь растолковал, что они одержали победу над утомленным долгой войной противником, да и победили не столько храбростью, сколько хитрым расчетом. С римлянами германцам не справиться. В заключение Цезарь сказал, что он принял решение сняться с лагеря в ближайшую ночь и отправиться дальше навстречу Ариовисту. Те, в ком трусость сильнее чувства чести и долга, могут за ним не следовать. Цезарь добавил, что в крайнем случае он выступит с одним Десятым легионом, в храбрости которого нисколько не сомневается, и даже такими малыми силами одолеет германцев. Десятому легиону Цезарь особенно доверял.
Центурионы довели слова Цезаря до солдат, и настроение в войске коренным образом изменилось. Все, как один, принялись уверять, что их колебания были неправильно истолкованы и что сами они в действительности безраздельно доверяют своему полководцу. Приняв это нехитрое оправдание, Цезарь посчитал инцидент исчерпанным. В ту же ночь римляне снялись с лагеря и всем войском двинулись дальше. Все же Цезарь, чтобы избежать повторения неуместного волнения в войске, теперь повел армию не по лесу, а по открытой, не вызывающей страха местности, хотя этим и удлинил путь на пятьдесят миль.
На седьмой день пути римляне оказались невдалеке от расположения войск германцев. На этот раз Ариовист сам предложил Цезарю встретиться, но через своих посланцев оговорил обязательное условие: оба должны явиться на встречу только в сопровождении конницы, а если Цезарь возьмет с собой пехотинцев, то переговоры не состоятся. Требование Ариовиста было понятно, он знал, что в римской коннице служат галлы, а они не станут ложиться костьми за римского полководца. Цезарь не хотел сорвать встречу и вместе с тем не решался доверить свою жизнь галльской коннице, поэтому он посадил на лошадей галлов солдат Десятого легиона, чтобы иметь при себе самую преданную охрану.
Место встречи находилось на открытой равнине, почти на одинаковом расстоянии от лагерей германцев и римлян. Ариовист, прежде чем встретиться с Цезарем, через своих посланцев потребовал, чтобы они оба беседовали верхом и чтобы каждый взял с собой на переговоры не более десяти человек. Когда переговоры наконец начались, Цезарь повторил свои требования, ранее предъявленные Ариовисту в послании: прекратить переселение германцев за Рейн, вернуть галлам заложников и впредь не воевать с галльскими племенами. Ариовист высокомерно ответил, что он действует по законам войны и в той части Галлии, которую захватил, продолжит политику, сообразную его собственным планам и устремлениям, а если Цезарь станет ему препятствовать, то вопрос разрешится на поле боя. Ариовист с усмешкой добавил, что ему доподлинно известно о том, что римские оптиматы не станут расстраиваться, если армия Цезаря будет побеждена, а он сам погибнет в бою.
Если Ариовист своим неожиданным сообщением хотел смутить Цезаря, то ему это не удалось. Цезарь продолжал настаивать на выполнении своих требований, если германцы хотят остаться на галльской земле. В это время с края долины, где расположилась римская конница, сопровождавшая Цезаря, прискакал посыльный и доложил, что германцы то и дело бросают в римлян камни и копья. Цезарь отдал приказ не отвечать на провокацию неприятеля, после чего прервал переговоры с Ариовистом и вернулся в свой лагерь.
Два дня спустя Ариовист письменно предложил Цезарю встретиться еще раз или прислать в лагерь германцев для продолжения незавершенных переговоров своих доверенных лиц. Посчитав целесообразным продолжить переговоры, Цезарь направил к Ариовисту двух человек, поручив им отстаивать предъявленные противнику требования и узнать, что нового надумал Ариовист. Однако как только посланцы Цезаря прибыли во вражеский лагерь, Ариовист объявил их лазутчиками и приказал заковать.
Враждебные действия неприятеля приняли очевидный характер, и Цезарь удивлялся тому, что Ариовист, несмотря на то, что германцы значительно превосходят числом римскую армию, не отваживается на большое решительное сражение.
К тому времени германцы разбили свой лагерь в двух милях западнее расположения римлян и угрожали перерезать пути подвоза римлянам продовольствия, поставлявшегося галльскими племенами. Армия Цезаря оказалась между войском германцев и Рейном, занимая незавидное положение, которым бы Цезарь непременно воспользовался, будь он на месте Ариовиста. Однако Цезарь не боялся противника и ежедневно в течение пяти дней выводил из лагеря свою армию, чтобы дать Ариовисту сражение, но германцы завязывали только конные стычки. Нерешительность противника была непонятна.
На шестой день Цезарь решил обойти позиции неприятеля и разбить у него в тылу вспомогательный лагерь во избежание срыва поставок продуктов питания. Приняв такое решение, Цезарь двинулся к месту нового лагеря в боевом порядке тремя линиями. Как только римляне дошли до нужного места, их атаковала германская конница, но Цезарь не изменил своего намерения и приказал первой и второй линиям отражать атаки противника, а третьей — возводить лагерь. Построив вспомогательный лагерь, Цезарь оставил в нем два легиона, а остальные четыре отвел назад в главный лагерь. Операция, осуществленная Цезарем, принесла ему несомненную выгоду: германцы оказались между вражескими лагерями.
На следующий день германцы двинули часть своих сил на штурм нового лагеря, но все их атаки были отбиты, и после захода солнца Ариовист отвел свои войска назад в лагерь. Наконец Цезарь узнал, почему неприятель уклоняется от решительного сражения. По словам захваченных в бою пленных, по существующему у германцев обычаю, жрицы перед крупным сражением определяют гаданием, выгодно его дать или нет; и вот теперь жрицы определили, что германцам не суждено победить, если они дадут решительное сражение до новолуния. Выслушав это объяснение, Цезарь решил незамедлительно воспользоваться полученной информацией.
На следующий день он оставил достаточное прикрытие обоих своих лагерей, а все остальное войско построил в три линии и вплотную подошел к позициям неприятеля, намереваясь заставить германцев наконец принять бой, невзирая на плохое предвестие, распознанное их жрицами. Ариовист вывел свое войско из лагеря, но, вероятно, каждый германец испытывал немалое беспокойство, зная, что ему предстоит сражаться вопреки воле богов.
Трудно сказать, какие чувства обуревали германцев, но они бросились на противника так стремительно, что римляне не успели пустить в ход свои копья. И все-таки римляне их отбросили, обнажили мечи и повели рукопашный бой. Но вскоре германцы по своему обыкновению выстроились фалангой и, прикрываясь щитами, стали теснить противника. Однако среди римлян нашлись смельчаки, которые стали бросаться на германское построение, оттягивать руками щиты и наносить удары по противнику сверху. Бой шел с переменным успехом, но в это время молодой Публий Красс (сын товарища Цезаря по триумвирату) двинул в бой резервную линию и начал теснить германцев.
В конце концов германцы были разбиты и стали беспорядочно отступать к Рейну. Некоторым германцам, включая Ариовиста, удалось переправиться на другой берег реки, но большинство погибли под ударами римских конников или утонули, не в силах добраться до противоположного берега. Во время бегства погибли обе жены и одна из дочерей германского предводителя. Во главе конницы отступавших германцев преследовал Цезарь. На пути к Рейну он неожиданно увидал одного из своих посланцев (задержанного в лагере неприятеля), которого его сторожа тащили во время бегства на трех цепях. Эта встреча и освобождение пленника доставили Цезарю не меньшее удовольствие, чем одержанная победа. Освобожденный римлянин рассказал, что германцы собирались сжечь его на костре, но его от смерти спасло гадание, трижды повелевшее отложить казнь на более благоприятное время.
Когда известие о разгроме войска Ариовиста проникло за Рейн, германцы, жившие вдоль его восточного берега и давно питавшие ненависть к этому кичливому и самонадеянному вождю, стали добивать его воинов, уцелевших в сражении с римлянами.
Таким образом, Цезарь за одно лето одержал две блистательные победы, взяв верх над гельветами и германцами. Это было замечательным достижением, небывалым в римской истории, а для Цезаря — лишь началом свершения его грандиозных планов.
Галлы, союзники Цезаря, проникнувшись к нему благодарностью за спасение от нашествия чужеземцев, вознамерились проводить его армию до Провинции, оказывая ей всяческую поддержку, но Цезарь, к их удивлению, повел войско на зимние квартиры к секванам. Наконец галлы осознали невероятное: римский лагерь в глубине их территории мог служить лишь одному назначению — дальнейшему продвижению римлян в глубь Галлии.
