1

Низенький старец, похожий на барсука, и широколицый мужчина лет тридцати, который был на голову выше старичка, стояли прямо посреди улицы квартала Бакуро и ожесточенно спорили.

В барсуке трудно было не узнать Китидзо Сагамию, посредника по поиску работы. Второго мужчину, по виду, весьма разгневанного, Матахатиро не знал. Воздев обе руки к небу, Китидзо пытался утихомирить своего собеседника, который, казалось, готов был наброситься на него с кулаками.

«Сейчас поколотит беднягу», — подумал Матахатиро Аоэ, но вмешиваться не спешил. Напротив, заметив спорщиков, он спрятался за угол постоялого двора, чтобы понаблюдать за ними.

По правде говоря, он был рассержен на Китидзо. Около месяца назад тот устроил его грузчиком на причал канала Онагигава со скудной поденной оплатой. А, заметив, с каким разочарованием Матахатиро встретил его предложение, безжалостно заявил, что кроме этого он может предложить ему стать на время помощником золотаря — таскать тележку с нечистотами. Другой работы нет. Пришлось пойти грузчиком.

Причал находился у моста Такабаси. Матахатиро пришел в обычной для грузчиков одежде — головном платке, закрывавшем пол-лица, и старых истертых сандалиях-дзори.

Однако на причале его ожидал неприятный сюрприз. Пока он гадал, кому вдруг понадобилось столько грузчиков — а народу собралось действительно очень много — откуда ни возьмись, появились надзиратели со свирепыми лицами и бамбуковыми палками в руках. Они силой загнали в лодку несколько десятков человек и, не дав им сообразить, что происходит, перевезли на берег реки Накагава.

С этого дня Матахатиро в течение полумесяца добывал гравий с отлогого берега реки. Когда эта работа была закончена, их снова привезли на причал и заставили таскать на себе мешки с тем же самым гравием, который свозили к причалу на больших лодках. Новая работа оказалась еще тяжелее прежней — некоторые грузчики сбегали, не дожидаясь расчета.

К счастью, Матахатиро уже не раз приходилось заниматься физическим трудом, поэтому он до конца отработал положенное время и получил обещанную плату, но два дня после этого валялся в своей комнате, не в силах пошевелиться из-за боли ногах и пояснице. Стоит ли говорить, какими словами он поминал Китидзо, который даже не обмолвился ему об этом треклятом гравии!

Поэтому сейчас, когда Китидзо сам попал в переделку, у Матахатиро не было ни малейшего желания бросаться ему на помощь, хоть он и видел, что второй мужчина вот-вот отвесит барсуку хорошую оплеуху. Осознавая постыдность своего поведения, Матахатиро, тем не менее, не без злорадства продолжал наблюдать за спорщиками, пока не дождался — Китидзо получил-таки затрещину, а потом и еще одну. Тогда Матахатиро вышел, наконец, из своего укрытия, делая вид, что просто проходил мимо.

— Ба, Сагамия! Что здесь происходит? — крикнул он.

Вокруг уже собралось около десятка вездесущих зевак, без которых не обходится ни одно уличное происшествие. Затаив дыхание, они смотрели на происходящее.

Матахатиро протиснулся сквозь плотную толпу зевак и оттащил мужчину, который крепко держал Китидзо за грудки. Чувство вины за то, что он не сразу поспешил на помощь старику, придало его действиям решительность, граничащую с грубостью.

— Эй, ты чего… — в гневе обернулся мужчина, но, то ли увидев самурая, он не захотел испытывать судьбу, то ли пары удачных оплеух уже хватило, чтобы сорвать злость, но он лишь бросил на прощанье: «Смотри у меня!» — расправил плечи и зашагал прочь.

— Не знаю, как и благодарить вас, господин Аоэ, — поправляя воротник, сказал Китидзо, когда они вместе пошли дальше по улице. — Встречаются на свете люди не в меру буйные, но чтобы меня среди бела дня стали избивать прямо на улице, такого, поверьте, и в страшном сне привидеться не могло. А вот ведь как получилось… — Китидзо оглянулся и равнодушно посмотрел на зевак, которые продолжали глазеть в его сторону. — Подумать только, сколь бессердечными стали люди. Стоят, наблюдают, и хоть бы кто пришел на помощь. Если бы не вы, господин Аоэ, мне бы несдобровать.

Матахатиро с трудом сдерживал смех.

— Кстати, кто это был? — спросил он с невинным видом. — Какой-нибудь уличный хулиган?

— Не совсем так, — с досадой ответил Китидзо, поглаживая пунцовую щеку. — Я нашел для него работу. Сторожем в дом к одному отставному самураю в Мукодзима. Заказ был на полмесяца. Жалование — хорошее, работа — не бей лежачего. В общем, такой синекуры я давненько не припомню.

— И что же?

— На деле вышло, что сторожем ему удалось побыть только один день, а на другой день заявился бравый старик, тот самый отставной самурай, и началось: воду принеси, в саду подмети, перед сном поясницу разомни, — ни минуты покоя ему не давал. Эдакий оказался Сютэндодзи с горы Оэяма. Ну а этот горе-сторож решил, что я его обманул. А я и не знал ничего про того старика.

Китидзо говорил так жалостливо, что Матахатиро не выдержал и рассмеялся. Он очень хорошо понимал того, кто надавал Китидзо оплеух. Китидзо с недоумением посмотрел на него и продолжил:

— Лентяй он, форменный лентяй. Да и кто еще в его возрасте так радовался бы работе, на которой и делать-то ничего не надо — знай себе, приглядывай за домом, пока хозяев нет. Его зовут Минодзо, он живет в Ситая. Но теперь-то я его из всех своих книг повычеркиваю. Вот то ли дело вы, господин Аоэ. Такой почтенный самурай, но если нужно, то и грязной работой не побрезгуете, — льстиво рассыпался в любезностях Китидзо и вдруг остановился, будто вспомнил что-то очень важное. — А вы, сударь, куда направляетесь?

— Ну, конечно, к тебе в контору. Иначе зачем я уже столько времени иду с тобой рядом.

— Ваша правда. Я как раз подумывал, что пора бы уже пожаловать господину Аоэ. И скажу вам, сударь, вы выбрали весьма удачное время.

— Никак опять работа появилась? Только имей в виду, грузчиком не пойду ни за какие деньги.

— Понимаю, понимаю. Но тогда мне в самом деле было нечего вам предложить. Зато сейчас у меня есть одна работа, которая идеально вам подходит. Помощник мастера школы фехтования в Хондзё. Платят не то чтобы очень много, но ведь и рук марать не надо.

— Ну, спасибо, услужил. Я уже давно хотел хоть разок поработать в додзё.

— Да, я помню, вы говорили об этом. Много людей ко мне заходило, но я решил, что эту работу отдам только господину Аоэ, — сказал Китидзо.

Глядя в его барсучье лицо, Матахатиро подумал, что Китидзо, в сущности, очень неплохой человек, и ему снова стало стыдно за то, что он не вступился за старика сразу.

 

2

«Этот стал ронином совсем недавно», — с первого взгляда определил Матахатиро, встретившись с мастером школы фехтования Тёдзаэмоном Нагаэ.

На вид Нагаэ было около тридцати пяти лет. Твердая выправка, прямая осанка, руки неподвижно лежат на коленях. Все это говорило о том, что до последнего времени этот человек служил в замке.

Не меняя позы, Нагаэ пристально смотрел на Матахатиро. Тот, не смущаясь, отвечал ему таким же прямым взглядом. Им еще только предстояло заключить договор, поэтому с Нагаэ пока можно было не особенно церемониться.

Мастер Нагаэ был высок и широк в кости. У него был высокий лоб, широкий рот с тонкими губами, массивный подбородок. В узких глазах затаились пронзительные искры. Сейчас эти глаза оценивающе рассматривали Матахатиро. Наконец Нагаэ обернулся назад и громко крикнул:

— Бабуся, ну где чай!

— Иду, иду! — послышалось в ответ. Вскоре в комнату вошла седая сухонькая старушка. Даже не взглянув на гостя, она пробурчала себе под нос: «Добро пожаловать», — поставила перед мужчинами чай и тут же ушла.

— Работница из нее еще хоть куда, но одна беда — ничего не слышит, — подавая Матахатиро чашку, сказал Нагаэ тоном ниже, словно оправдываясь за свой слишком громкий голос. — И глаза, конечно, уже не те, — добавил он.

Похоже, кроме них, в доме никого не было — вокруг стояла тишина. Матахатиро сидел в примыкающей к залу комнатке, размером около шести татами.

— Итак, — Нагаэ снова обратил взгляд на Матахатиро, — к какой же школе вы принадлежите?

— Итторю, сударь. У нас в клане был додзё, где мы осваивали приемы Итторю под началом мастера Футигами. Уже тогда я помогал мастеру во время занятий, — как бы невзначай набивая себе цену, ответил Матахатиро.

— У нас больше в ходу школа Хориноути, ну да ничего. Большинство учеников простые горожане, так что до мелких различий дело не дойдет, — откровенно признался Нагаэ. Вдруг неожиданно резким, как удар меча, тоном он спросил: — Как назывался ваш клан?

— Видите ли… — Матахатиро отвел глаза. — Это один из северных кланов, но по определенным причинам я не могу открыть его название… Теперь вы не дадите мне работу?

Какое-то время Нагаэ молчал, а потом произнес, почти не размыкая губ:

— Нет, просто я больше не буду спрашивать вас об этом. Сагамия в общих чертах поведал мне вашу историю, и у меня нет оснований вам не доверять.

Сказав это, Нагаэ поднялся и предложил Матахатиро провести с ним учебный бой. Вслед за мастером Матахатиро вышел из комнаты.

Повернув налево по коридору, они сразу попали в зал. Он был невелик и в свое время, видимо, был перестроен из старого склада. Последние лучи дневного солнца, проникая через узкие окна, отражались от гладких стенных панелей, роняя слабые блики на пыльный пол и открытую мансарду.

«Не заметно, чтобы дела у них шли в гору», — про себя оценил Матахатиро. Нагаэ бодрой походкой подошел к освещенной осенним солнцем дощатой стене, снял с нее два бамбуковых меча и бросил один из них Матахатиро:

— Вам лучше подойдет этот.

Взяв себе более длинный меч, Нагаэ вышел в центр зала. Матахатиро направился к нему с другой стороны. Не доходя друг до друга несколько шагов, мужчины остановились.

— Силен! — громко воскликнул Нагаэ, после того как они, не сговариваясь, подняли мечи в позицию сэйган. Но уже в следующее мгновение он согнал с лица улыбку, немного отошел назад и принял прежнюю изготовку.

«Да он не так прост», — подумал Матахатиро, на всякий случай перепроверив устойчивость своей позиции. Мускулистое, высокое тело его соперника искусно пряталось за тонкими очертаниями бамбукового меча. Он определенно был незаурядным фехтовальщиком.

Раздался короткий боевой клич, и Нагаэ с мечом наперевес бросился вперед. Матахатиро хотел встретить его атаку резким выпадом, разом вложив в него всю до последнего момента накопленную силу. Он уже мысленно рассчитал тот крохотный — размером с игольное ушко — промежуток, который оставлял ему возможность парировать удар. Но за мгновение до этого момента Нагаэ резко затормозил, подался в сторону и проскользнул сбоку от своего партнера. Матахатиро тоже отскочил вбок, описав бамбуковым мечом ровную дугу.

По инерции Нагаэ добежал до самой стены и остановился, только упершись руками о гладкие доски. Обернувшись к Матахатиро, он весело крикнул:

— Убит?

— Трудно сказать, — ответил Матахатиро. — Вы пронеслись так быстро.

— Да чего уж там. Вы победили… — сказал Нагаэ. — На первый раз достаточно, — добавил он, повесил меч на стену и, кивнув Матахатиро, направился к выходу из зала.

— Бабуся, чаю! — крикнул он в глубину дома, перед тем как вернуться в комнату. — Если не возражаете, попрошу вас приступить к работе с завтрашнего дня. Хотя должен признаться, что заполучить такого мастера, как вы, для нашего додзё слишком большая честь, — сказал Нагаэ, обращаясь к Матахатиро.

Нагаэ взял полотенце и сильными взмахами вытер крупные капли пота, начиная со лба и до груди под распахнутым воротом кимоно. Затем отпил чай, который, неуверенно покачиваясь, принесла бабка-служанка, и только после этого выпрямился, снова приняв строгую позу.

— Но прежде у меня к вам есть одна просьба, — сказал он.

— Извольте.

— Эта просьба касается жалования. — Нагаэ скрестил руки высоко на груди. — Сколько вам обещал Сагамия?

— Один бу за два дня. При условии, что работа продлится не меньше месяца.

— М-м, понятно… — Нагаэ почесал беспорядочно отросшую челку. — Не согласились бы вы работать три дня за один бу?

— Но этого слишком мало, — невольно вырвалось у Матахатиро. Из расчета один бу за два дня, в месяц выходило около четырех рё. Это были не очень большие деньги, но, с другой стороны, за них не надо было рисковать своей шеей, защищая чужие жизни. Поэтому Матахатиро и рассудил, что для такой работы предложенное жалование вполне сносно, хотя на самом деле он предпочел бы, чтобы плата за его умение обращаться с мечом не зависела от степени опасности работы. Ну, а один бу за три дня — это уж вообще ни в какие ворота не лезет.

Так он за целый месяц получит всего два рё и два бу. Настроение Матахатиро, до этого момента приподнятое, стало портиться.

— Последнее время все так подорожало… — пожаловался он.

— Вы совершенно правы, — ответил Нагаэ. — И знали бы вы, как мне неловко обращаться к вам с такой просьбой, но вы сами видите, наш додзё отнюдь не процветает. И, к сожалению, один бу за три дня — это самое большое, что я могу вам предложить.

— Но Сагамия…

— Я нарочно назвал Сагамии такую цену — боялся, что иначе он вообще не станет никого присылать. Ну так что же… По рукам? — Нагаэ придвинулся поближе. — Столоваться вы можете здесь же. Завтрак не обещаю, а обед и ужин — милости прошу. Бабка наша, хоть и дряхлая, но готовит отменно… К тому же Сагамия рассказывал, что вы при всех своих умениях порой вынуждены довольствоваться работой носильщика. Уверяю вас, что по сравнению с этим, вы найдете работу у нас куда более интересной, пусть даже и при скромном жаловании. Соглашайтесь, прошу вас. Чрезмерного усердия никто не потребует. Тренировки можете вести так, как считаете нужным.

Нагаэ говорил с видом умудренного опытом человека, серьезно взирая на своего собеседника. В результате Матахатиро согласился стать помощником мастера по фехтованию за небольшое жалование и двухразовое питание.

— Вы желаете, чтобы я проводил здесь все время? — спросил он.

— Да. Если не возражаете, я попросил бы вас приходить сюда каждый день. Я со спокойным сердцем доверю вам своих учеников, — ответил Нагаэ, всем видом показывая, что он полностью полагается на Матахатиро.

Если он собирается полностью поручить мне додзё, чем же будет заниматься он сам, думал Матахатиро, выходя из фехтовального зала Тёдзаэмона Нагаэ и направляясь в сторону Рёгоку.

 

3

Несмотря на все сомнения, работа в додзё не обманула ожиданий Матахатиро. Словно рыба, выпущенная в открытый водоем, он без устали курсировал между своим домом за храмом Дзюсё-ин и пятым околотком квартала Хаяси, где располагалась школа фехтования Нагаэ.

Каждый день, выходя из дома, он с радостью сознавал, что его ждет не жалкий промысел носильщика или другая грубая работа, которой он втайне стыдился, а дело, достойное настоящего самурая. О размерах жалования он при этом не вспоминал. К тому же, когда он работал грузчиком, гордость не позволяла ему появляться с повязкой на лице и в стоптанных варадзи перед соседями, которые по-прежнему почтительно называли его «сударь».

Как и предупреждал Нагаэ, половину учеников школы составляли обычные горожане. Другая половина — отпрыски гокэнинов и провинциальные самураи, присланные на службу в эдоские усадьбы своих кланов. Лишь немногие из них проявляли рвение, достаточное для достижения успехов в обучении, но, невзирая на это, Матахатиро относился к тренировкам со всей серьезностью.

Мастер Нагаэ появился лишь в первый день ко времени сбора учеников, представил им нового учителя, после чего доверил Матахатиро вести всю тренировку от начала до конца. Сам же, укрывшись зонтом, время от времени выходил на улицу, или сидел без дела в задней комнате. «Наверное, ему все опротивело», — думал Матахатиро. Вероятно, Нагаэ стал ронином год или два назад. За это время, открыв школу фехтования, он вполне мог заработать себе на относительно безбедную жизнь и постепенно обленился. Матахатиро прекрасно это понимал.

Поначалу, впервые очутившись в Эдо, он был ошеломлен суетой этого города, в котором было слишком много домов и людей. Поражало то, что, добывая пропитание, эдосцы не гнушались идти по головам себе подобных. Но когда Матахатиро стал одним из них, перед ним возник тот же вечный вопрос: что делать, чтобы не умереть с голоду? Платье еще не прохудилось, но плату за жилье следовало вносить каждый месяц, а, кроме того, — три раза в день нужно было что-то есть.

Поэтому он успел послужить и сторожем при собачке, и охранником купеческой дочки, которую он сопровождал на уроки музыки. Не раз за это время он был на волосок от смерти, но выбирать не приходилось.

Однако, как оказалось, даже к такой жизни можно привыкнуть всего за год. В какой-то момент Матахатиро осознал, что голодная смерть ему уже не грозит, поэтому после хороших заработков он позволял себе иногда отдохнуть, сидя без дела в своей комнатенке. Так, по мере привыкания к жизни в Эдо, им все больше овладевала апатия.

По мнению Матахатиро, именно такой период наступил сейчас и у Нагаэ.

Одно лишь было непонятно: дней через десять после того, как Матахатиро начал работать в додзё, в дом к мастеру все чаще стали заявляться разные гости. Иногда это был один человек, иногда сразу несколько. Большинство из них приходили к вечеру, когда Матахатиро уже собирался возвращаться домой, но иногда и днем, во время обеда, он видел, как в дом спокойно заходят люди и, не докладывая никому о своем приходе, скрываются в покоях хозяина школы.

Весьма странным казалось и то, что публика была самая разношерстная. Если ронинов или находящихся на службе благородных самураев еще можно было причислить к старым знакомым Нагаэ, то что делали в его комнате лавочники или, того хуже, уличные лоточники с какими-то свертками на спине — оставалось совершенно непонятным.

Как-то раз за ужином, когда Нагаэ не было дома, Матахатиро спросил бабку-служанку по имени О-Сава о том, что это за люди.

— Общество взаимопомощи хотят учредить, — как ни в чем не бывало, ответила та.

Матахатиро не первый раз слышал о таких обществах — одно из них устроили даже его соседи по дому. Поэтому объяснение служанки частично удовлетворило его любопытство. Смущало лишь то, что даже в его трущобах «собрания общества взаимопомощи» всегда сопровождались закупкой большого количества сакэ, а посему проходили шумно, весело и заканчивались, как правило, очень поздно. А гости Нагаэ, напротив, все как один вели себя тихо. Из комнаты, в которую они заходили, не доносилось ни шороха, не говоря уж о смехе или веселье.

Впрочем, Матахатиро и не хотелось доискиваться правды. Его наняли помощником мастера додзё, да к тому же всего на месяц. Даже если предположить, что Нагаэ замыслил какое-то злодеяние и теперь тайно встречается с сообщниками, Матахатиро нет до этого никакого дела. Не принуждают участвовать в их темных делишках — и на том спасибо.

Тем временем в додзё зашел Гэндаю Хосоя.

— Подожди минутку. Я скоро, — попросил его Матахатиро, заканчивая занятие с несколькими оставшимися учениками.

День клонился к вечеру. Когда последний ученик ушел из зала, Хосоя поднялся с места.

— Ты не слишком выкладываешься? — спросил он у Матахатиро, который, стоя в углу, утирал пот.

— Не знаю, насколько я выкладываюсь, но эта работа явно по мне. Тебе Китидзо сказал, где меня искать?

— Да.

— То есть, ты сейчас прямо от него?

— Ага, — с хмурым видом кивнул Хосоя.

— Ничего хорошего не предложил? — спросил Матахатиро.

— М-м, — не открывая рта, промычал Хосоя. — С завтрашнего дня иду грузчиком на причал.

— На причал? На какой?

— Здесь неподалеку. На Онагигаве, возле моста Такабаси.

— Этот болван опять не проверил, что за работа, — вырвалось у Матахатиро. Он снова вспомнил, как его обманом заставили добывать гравий. Но тогда хотя бы лето было в самом разгаре, и каким бы изнуряющим не был труд, речная прохлада спасала от жары. А сейчас приближается конец повторной восьмой луны, и по вечерам у реки становилось уже прохладно.

— Чего он не проверил? — недоуменно взглянул на него Хосоя. Матахатиро пригласил его в свою комнату. «Вы закончили?» — осведомилась бабка О-Сава, входя к нему с чаем, но тут же застыла на пороге, удивленно выпучив глаза на незнакомого ей великана.

— Кстати, может, ты поешь со мной? — спохватился Матахатиро и, обращаясь к О-Саве, попросил приготовить еду и для гостя тоже.

— Для этого господина? — замялась служанка. Смерив недоверчивым взглядом огромную фигуру Хосои, она весьма неохотно согласилась принести ему ужин.

Бабка ушла хлопотать на кухню, а Матахатиро вернулся к разговору о работе.

— На этот причал, бывает, приходят мордовороты с бамбуковыми дубинками. Как завидишь их, уноси ноги, пока не поздно.

— С какими еще дубинками?

Матахатиро рассказал, как ему пришлось добывать гравий.

— Потом ты будешь разгружать этот гравий с лодок. То есть, грузчиком тоже поработать придется, но сначала его нужно накопать. Я не так давно через все это прошел.

— Сагамия об этом не рассказывал.

— Ну, может быть, на этот раз все будет по-другому. Сам посмотришь. Только имей в виду, что и такое бывает.

— Все одно, другой работы нет, — невесело пробурчал Хосоя. — Скажут гравий добывать, буду добывать. Не голодом же морить семью.

 

4

После ужина они вышли на улицу. Вечерело. В наступающих сумерках прохожие казались тенями.

— Тут поблизости есть один кабачок. Зайдем? Я угощаю, — предложил Матахатиро. Хосоя только что умял пять чашек риса, за что удостоился осуждающего взгляда бабки О-Савы, но Матахатиро жалел своего друга. И от мыслей о том, что с завтрашнего дня Хосоя будет ворочать гравий на причале, эта жалость вспыхивала с новой силой.

Чтобы поднять настроение бородатому ронину, Матахатиро пригласил его выпить, однако Хосоя ничего не ответил. Замерев на месте, он смотрел на мужчину, который только что прошел мимо них. Со спины этот худощавый человек выглядел, как обычный лавочник.

— Эй, Кандзаки, это ты? — неожиданно окликнул его Хосоя, но прохожий даже не обернулся. Не поднимая головы, он быстро подошел к дому Нагаэ и исчез за дверью.

— Смотри-ка, куда он пошел, — удивленно сказал Хосоя.

— Ты его знаешь?

Склонив голову, Хосоя ненадолго задумался.

— Нет, — ответил он, наконец, глядя на Матахатиро. — Я, должно быть, обознался. Просто похож…

Корчма была уставлена длинными столами, возле которых, вместо сидений, громоздились бочонки из-под сакэ. Само заведение было узким и длинным, как лежбище угря. В глубине немолодой корчмарь с проседью в волосах подогревал сакэ и готовил нисимэ.

— Ас кем ты перепутал того человека? — спросил Матахатиро, опрокинув первую чарку сакэ. Как выяснилось, Хосоя прекрасно слышал, что Матахатиро вызвался его угостить, поэтому наливал себе одну чарку за другой.

— Да я подумал, что это Ёгоро Кандзаки, — сказал он, осушив очередную порцию. — Его отец, Ханъэмон, служил со мной вместе в клане Мори. Когда клан развалился, он тоже стал ронином, а сын его, Ёгоро, отправился в Ако и поступил на службу к князю Асано.

— Асано?

— Ага. И не только он. Кто же с ним был еще… Ах да — Васукэ Каяно. Но только сейчас я, похоже, обознался. Я не знаю, что с ним стало после того, как клан Асано расформировали, но вряд ли он подался в торговцы.

— Чего только не бывает, — сказал Матахатиро, продолжая подливать Хосое. — Нам с тобой тоже порой приходится превращаться в носильщиков.

— Ох, не напоминай. И так тошно, — проворчал Хосоя.

— Ладно, тебе ли жаловаться. А кто по весне полных две луны пробездельничал на всем готовом в квартале Сусаки? Любое везение тащит за собой неудачи. Таков закон бытия.

— Бывает же такое. Ведь вылитый Кандзаки… — снова пробурчал Хосоя. Видно, даже под хмельком он не мог забыть этот эпизод. — Слушай, а ведь он же вошел к вам в додзё. Может, товар какой поставляет? Ты его раньше не видел?

— Не знаю. Я кроме учеников редко с кем вижусь. Только я не думаю, что он поставщик. Последнее время в этот дом приходит много разных… — Матахатиро неожиданно замолк и повернул голову. По соседству с ними сидела женщина. Она явно не принадлежала к мещанскому сословию, но при этом не была похожа и на тех ветреных барышень, которых хозяева питейных заведений подсаживают к гостям для бесед и развлечений. В ней странным образом сочетались изысканность и простота. И еще она была очень красива. На вид ей было не более двадцати лет.

С женщиной был спутник. Молодой человек лет двадцати пяти с проницательным взглядом. Поставленный между ними кувшинчик с сакэ говорил о том, что эти двое пришли вместе.

Матахатиро замолчал неспроста. В какой-то момент ему показалось, что эта женщина слишком внимательно прислушивается к их разговору. В ответ красавица приветливо улыбнулась и посмотрела на Матахатиро.

— Вы так интересно рассказываете. Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

Покуда Матахатиро и Хосоя переглядывались, женщина подхватила кувшинчик и непринужденно наполнила чарку Матахатиро.

— Так кому и в кого приходится превращаться, сударь?

— Нам. В носильщиков, — ответил Хосоя, выглядывая из-за плеча Матахатиро.

— Вы шутите.

— Какие там шутки! Приходите завтра с утра на причал у моста Такабаси, сами все увидите, — брызгая слюной, ни с того ни с сего начал доказывать свою правоту Хосоя. Тут спутник женщины поднялся с места:

— Мне пора. Надо еще кое-куда зайти, поэтому позвольте откланяться.

— Прощайте, сударь, — сказала женщина. Она проводила мужчину до двери и напоследок, наклонившись к нему, прошептала что-то на ухо. Не ответив ей даже кивком, мужчина вышел из корчмы.

Женщина вернулась к своему столику, взяла кувшинчик с сакэ и протиснулась между Матахатиро и Хосоей. Волей-неволей Матахатиро пришлось встать и пересесть на соседний бочонок, но, усаживаясь на его место, женщина вдруг пошатнулась и схватила Матахатиро за руку. Ее ладонь была маленькой и мягкой.

— Ой, да я, кажется, совсем пьяна, — рассмеялась она. Поглядывая то на одного, то на другого ронина, женщина застенчиво поправила подол кимоно и опустилась на сиденье.

 

5

На следующее утро Матахатиро проснулся поздно. Увидев, что сквозь закопченные сёдзи уже вовсю просвечивали лучи утреннего солнца, он в испуге вскочил с постели и тут же почувствовал головную боль и тошноту. Второпях он прошел на кухню, зачерпнул воды из котелка и жадно выпил.

Вернувшись в комнату, Матахатиро уселся прямо на постель, скрестив ноги, и постарался восстановить в памяти события вчерашнего вечера. Сначала они много пили в этой длинной и узкой корчме в компании женщины, которая назвалась учительницей пения О-Рин. Затем эта женщина зазвала их в какую-то закусочную, расположенную с восточной стороны от моста Рёгоку. Там они снова пили. Он еще помнил, что О-Рин очень красивым голосом исполняла баллады.

После этого Хосоя отправился провожать учительницу в квартал Янагава, где она жила, а Матахатиро, почти ползком преодолев мост Рёгоку, вернулся домой. Было это, по всей вероятности, уже ближе к часу Кабана.

«Непростительная беспечность!»

Оглядывая свою одежду, которую он даже не удосужился снять перед тем, как завалился спать, Матахатиро окончательно упал духом. Его меч валялся, брошенный в углу комнаты…

Случайно узнав о том, что заговорщики намереваются отравить главу клана, Матахатиро убил человека и бежал из родных мест. Но, даже поселившись в Эдо, он должен был опасаться тайных убийц, которых засылал старший самурай Танго Отоми. Из-за этого он с самого начала запретил себе пить сакэ по вечерам.

Но по прошествии почти двух лет ронинской жизни он заметил, что то ли из-за перемен в клане, то ли еще почему-то, но убийцы больше не появлялись. И незаметно для себя ослабил бдительность. А ведь попадись он вчера такому убийце, зарезали бы, не моргнув глазом. По большому счету, нет ведь никаких доказательств того, что Отоми отказался от мысли его уничтожить.

Матахатиро встал, свернул тюфяк и, отбросив его к стене, вышел из комнаты. Осеннее солнце слепило так сильно, что голова шла кругом. Подойдя к уличному колодцу, которым уже почти никто не пользовался, Матахатиро умыл лицо.

«Нельзя было позволять ей нас угощать».

Мало того, что двое крепких, здоровых мужчин позволили женщине затащить себя в какое-то странное место, так они еще и веселились за ее счет. Это было верхом безумства. Хотя, похоже, что и в корчме за всех платила тоже она. «Что Хосоя, что я — как низко мы пали за последнее время», — думал Матахатиро, глядя в безоблачное синее небо. Ясное до самых глубин, без единого облачка это небо будто нарочно стыдило его за все пороки.

Исполненный покаянных мыслей, с низко опущенной головой он вернулся к порогу своего дома.

— Ой, сударь! — окликнула его жена соседа Токудзо.

Намереваясь устроить большую стирку, она прижимала к груди огромный ворох белья. Соседи привыкли, что Матахатиро всегда выходил из дому ранним утром, поэтому, увидев его слоняющимся по улице в предполуденный час, жена Токудзо удивилась и спросила:

— У вас сегодня выходной?

— Нет, не выходной. Просто я вчера принял лишнего и проспал, — ответил Матахатиро, кулаком постукивая себя по затылку. Голова по-прежнему нестерпимо болела.

— Да ну! На вас это так непохоже…

Жена Токудзо была толста, как бочка, и к тому же мала ростом, поэтому ее лицо почти полностью скрывалось за охапкой грязного белья — торчали только глаза и нос. Глядя в эти круглые глаза, Матахатиро спросил:

— Послушайте, хозяйка, у вас не осталось немного вареного риса?

— Есть чуть-чуть, правда, он уже остыл.

— Вы не угостили бы меня? Я потом верну.

— Да что вы, сударь, не стоит так беспокоиться. Вот только к рису-то у меня ничего и нет, кроме маринованных овощей да супа из мисо.

— Ничего, и на том спасибо, — ответил Матахатиро.

Наскоро перекусив, он почувствовал, как к нему снова вернулось обычное расположение духа. А подогретый суп из мисо с редькой и вовсе показался ему верхом совершенства. Поблагодарив жену Токудзо, которая, раскорячив ноги, стирала белье возле колодца, Матахатиро отправился на службу.

Шагая по тракту Сэндзюкайдо, он миновал ворота Асакуса и перешел через мост Рёгоку. По сверкающей на солнце ряби реки Сумидагава неугомонно сновали лодки. Смешавшись с людской толпой, Матахатиро шел, ощущая, как солнце припекает спину и плечи. Но, несмотря на яркое сияние, осенние лучи не обжигали. Голубое небо сливалось с голубыми водами реки. Легкий ветерок, время от времени прилетающий из-под моста, уже дышал зябкой прохладой.

Свернув с моста направо, он вышел на берег канала Татэкава. По пути прошел мимо закусочной, в которой вчера вечером пьянствовал с Хосоей и женщиной по имени О-Рин.

«Успел ли он сегодня на причал?» — с раскаянием подумал Матахатиро, представляя себе лицо Хосои. Он вспомнил, как, услышав пение О-Рин, Хосоя, не желая ей ни в чем уступать, сиплым голосом и, похоже, на собственный мотив затянул какую-то деревенскую песню из родных мест. «Не иначе, спит сейчас у себя дома с похмелья. Уши заткнул и спит», — подумал Матахатиро.

По берегу канала Татэкава он пошел через квартал Аиои, как вдруг, не доходя до Второго моста, невольно замедлил шаг. На улице он увидел человека, которого вчера в сумерках, обознавшись, окликнул Хосоя. Того самого, похожего на Ёгоро Кандзаки.

Человек стоял возле лавки, на которой красовалась вывеска «Подержанное хлопчатобумажное платье — Рис». Лавка была разделена на две части: в одной велась торговля одеждой, а другая была заставлена мешками с соевыми бобами и красной фасолью, рядом с которыми громоздились горы хурмы, груш и других осенних даров природы. Стоя перед входом, мужчина беседовал со своим соседом по лавке, который, по виду, был его ровесником.

Вчера вечером Матахатиро не обратил на него особенного внимания, но сейчас, рассмотрев при дневном свете, вспомнил, что действительно раз или два уже видел его в доме у Нагаэ. Он запомнил тонкое лицо с выступающими скулами, худощавую фигуру и изящные манеры. Однако что бы там ни говорил Хосоя, мужчина этот выглядел, как обычный мелкий лавочник.

А вот в его собеседнике определенно было что-то необычное.

«Этот точно не из простых», — подумал Матахатиро, медленно проходя мимо беседующих мужчин. У второго торговца было широкое вытянутое лицо. Его коренастая фигура выдавала энергичный характер. Раскосые глаза излучали проницательность. Портрет дополняла рельефная переносица и тонкие губы, плотно смыкающиеся после каждой произнесенной реплики. Несмотря на надетый передник и пучок волос на голове, завязанный так же, как у всех торговцев, Матахатиро не сомневался, что перед ним самурай. Чувствуя, как в душу тихо закрадываются смутные подозрения, Матахатиро невольно оглянулся назад.

В этот момент второго мужчину позвал покупатель, и он, прервав разговор, поспешил в лавку. Человек, похожий на Кандзаки, тоже ушел к себе.

«А что если Хосоя не ошибся, и этот мужчина, которого он окликнул, и в самом деле бывший вассал князя Асано? Тогда второй запросто может оказаться его товарищем по службе», — думал Матахатиро. Если это так, то и Тёдзаэмон Нагаэ, его работодатель, тоже должен быть как-то с ними связан. Матахатиро почувствовал, как эта догадка внезапно перевернула с ног на голову всю картину мира, в котором он жил последнее время.

Разумеется, как твердила молва, не все бывшие вассалы князя Асано принялись, не жалея сил, гоняться за Кирой. Хосоя рассказывал, что отомстить за покойного господина пожелала лишь часть ронинов, которые и подписали клятву, составленную бывшим комендантом замка Кураноскэ Оиси. А значит, и эти торговцы, и Нагаэ вполне могут быть ронинами из клана Асано, не примкнувшими к общей клятве. Просто они обосновались в Эдо, кто-то из них занялся торговлей, а кто-то, как Нагаэ, открыл школу фехтования.

Размышляя об этом, Матахатиро вдруг обнаружил, что упустил из виду одну весьма существенную деталь.

Дойдя до поворота на Второй мост, он еще раз оглянулся. Напротив ровного ряда низеньких домиков квартала Аиои высилась длинная ограда, которая уходила в северном направлении. За этой оградой находилась усадьба хатамото Итигаку Макино, а за ней, через проулок, начиналась усадьба Кодзукэноскэ Киры. То есть рисовая лавка была открыта в таком месте, откуда наискосок были отлично видны главные ворота усадьбы Киры, расположенные прямо напротив усадьбы Макино.

«Вряд ли это простое совпадение».

Итак, думал Матахатиро, если предположить, что эти двое действительно ронины клана Асано, и не просто ронины, а одни из тех, что, по слухам, охотятся за Кодзукэноскэ Кирой, это означает, что сегодня ему впервые средь бела дня удалось увидеть легендарных вассалов князя Асано Такуминоками, с которыми он уже столько раз встречался и расходился под покровом темноты.

У Матахатиро перехватило дыхание. Неторопливым шагом он направился в сторону додзё, где его ждал самурай по имени Нагаэ, который, как он догадывался, тоже был одним из ронинов Асано.

 

6

По прошествии нескольких дней Матахатиро нарочно закончил тренировку позже обычного и, наскоро проглотив свой ужин, прокрался из комнаты в кухню.

В доме Нагаэ был только один вход, который вел и в зал, и в жилые комнаты. Во время урока Матахатиро заметил, что уже до наступления темноты к Нагаэ успело прийти около десятка мужчин.

На кухне была только бабка О-Сава. Бодро напевая какую-то старинную песню, она была целиком поглощена мытьем посуды, и Матахатиро не составило труда незамеченным проскользнуть за ее спиной.

Кухня делила дом Нагаэ на две части: внутренние покои и зал для тренировок. К залу примыкала комната шириной в шесть татами. Именно эту комнату Матахатиро было велено использовать для приема пищи и отдыха между уроками, поэтому он не имел ни малейшего представления о том, как устроена жилая часть дома.

По ту сторону кухни он оказался впервые. Отсюда начинался узкий коридор. Сразу у выхода с кухни была оборудована кладовка, налево коридор заканчивался черным ходом, а направо уводил к двум комнатам — большой и маленькой, — которые располагались напротив друг друга. Сёдзи в обеих комнатах были плотно задвинуты. Похоже, что все посетители собрались в комнате, находившейся в глубине с левой стороны коридора: оттуда пробивался свет фонарика, и доносились еле слышные голоса.

Опустившись на колени в темноте коридора, Матахатиро пытался прислушаться, но не смог разобрать ни единого слова. Тогда он, не долго думая, отодвинул сёдзи смежной комнаты, граничащей с кладовой. Тайком проникнув внутрь, он задвинул сёдзи обратно.

Теперь он отчетливо слышал, о чем говорили сидевшие за перегородкой-фусуми.

— С началом следующей луны должны прибыть Масэ и Фува, а за ними и ваш Саваэмон, господин Ёсида.

— Да, я знаю. Сын писал мне об этом в письме.

Матахатиро сразу узнал этот голос. Он принадлежал человеку, с которым встречалась жена лавочника Бидзэнъи из квартала Хибия, у которого Матахатиро служил телохранителем. Дело было в храме Дайё-дзи, в Канде. Матахатиро даже запомнил имя — Тюдзаэмон Ёсида.

— Значит, сейчас прибыли вы, Такэбаяси и Мори, а затем подоспеют Фува и прочие… Кто решает, кому за кем прибывать? Командор?

— Разумеется, сударь.

— Хорошо, но сам-то он когда намерен пожаловать? — резким, испытующим тоном спросил человек, в котором Матахатиро узнал владельца додзё Тёдзаэмона Нагаэ. — Окано, ты говорил, что встречался с ним перед отъездом. И что же сказал наш предводитель? Долго ли еще ждать?

— Командор сказал, что приедет вскоре.

— Вскоре… Вот и попробуй пойми, что это значит, — наряду с разочарованием в голосе Нагаэ послышалась насмешка. — Меня такое поведение просто удивляет. Ведь и я, и все, кто живут здесь, в Эдо, и следят за стариком — мы же только об одном беспокоимся: как бы обстоятельства не обернулись против нас. Наш враг пребывает в таких летах, что никто не возьмется предсказать, сколько ему осталось. К тому же нельзя забывать про Уэсуги из клана Ёнэдзава. Если ему вздумается забрать старика к себе в клан, это разом сведет на нет все наши планы… Мы с самого начала твердим об этом, а командор, похоже, и в ус не дует. Как затаился в глуши, так и сидит там.

— Послушай, Хорибэ, он прекрасно все понимает, — снова послышался голос Ёсиды.

«Хорибэ? — про себя удивился Матахатиро. — Значит, Тёдзаэмон Нагаэ — это не настоящее имя…»

— Ты пойми — он мыслит шире, — продолжал Ёсида. — Наша главная цель — восстановить поруганную честь клана Асано. А для этого есть разные пути. Расквитаться за покойного господина, отрубив голову старику, — это один путь. Но нужно же было попытаться восстановить клан. Объединиться вокруг его светлости князя Дайгаку, подать прошение верховным властям…

— По нашему мнению, это окольный путь, — резко заявил Тёдзаэмон Нагаэ, которого только что назвали Хорибэ. — Хотя, ладно, как бы то ни было, теперь-то что об этом говорить. Его светлость Дайгаку уже месяц назад был отправлен на попечение к родичам в Хиросиму. А командор по-прежнему не думает приезжать в Эдо. Почему? Вот я о чем хочу спросить.

— Не торопись, Хорибэ, — сказал Ёсида. — Командор уже принял решение и от него не отступится. Сказал, что вскоре приедет, значит, так оно и будет.

— Хотелось бы верить.

— Не сомневайся. Приедет командор — начнем действовать быстрее. А пока нам надо позаботиться, чтобы все было подготовлено в лучшем виде.

Матахатиро тихо поднялся, открыл сёдзи и выскользнул в коридор. Уходя, он успел услышать, как человек, которого другие называли Окано, спросил разрешения остаться в доме на ночь.

«Значит, это и есть тайное гнездо ронинов Асано», — подумал Матахатиро. Хоть он уже с некоторых пор и догадывался об этом, по его спине пробежал холодок.

Когда он вернулся в свою комнату, бабка О-Сава убирала посуду, оставшуюся от ужина. С удивлением глядя на Матахатиро, она спросила:

— Ой, вы разве еще не ушли?

— Нет, я в зале был. Надо было подумать кое над чем… А рыбка, бабуля, сегодня была отменная, — ответил Матахатиро.

Обрадованная служанка принесла ему горячего чаю. Посидев еще немного, Матахатиро вышел из додзё.

Очутившись на улице, Матахатиро лицом к лицу столкнулся с проходящим мимо мужчиной. В другое время он, может быть, и не обратил бы внимания на этого человека, но сейчас, после того как ему удалось стать свидетелем тайного совещания ронинов Асано, все его чувства были обострены до предела, поэтому он мгновенно узнал в прохожем спутника О-Рин, с которым она пришла в ту злосчастную корчму.

Небо было затянуто тонким слоем облаков, через которые смутно просвечивали очертания луны. Но даже в этом слабом свете луны можно было различить фигуры людей. Не замечая Матахатиро, мужчина быстрым шагом прошел мимо.

Подумав, что этот человек, должно быть, живет здесь поблизости, поэтому им так и везет на встречи, Матахатиро без всякой задней мысли оглянулся ему вослед и увидел нечто, озадачившее его еще больше.

Мужчина неожиданно приблизился к дому Нагаэ, остановился, огляделся вокруг и вдруг проворно нырнул в проход между додзё и соседней лавкой оклейщика ширм. Узкая дорожка между этими домами, по которой мог пройти только один человек, вела к двери черного хода дома Нагаэ.

«И он тоже один из них?» — подумал Матахатиро. Ему вдруг стало казаться, что ронины клана Асано окружают его со всех сторон. Он даже помотал головой, чтобы стряхнуть наваждение.

Пройдя было мимо корчмы, в которой они пили тогда с Хосоей, Матахатиро решил все же зайти туда и опрокинуть чарочку. Нервное напряжение по-прежнему не покидало его.

Теперь ему стало окончательно ясно, что Нагаэ и его товарищи по клану твердо вознамерились напасть на Кодзукэноскэ Киру и теперь ждут, когда в Эдо приедет Оиси, которого они называют командором. Первые разговоры о возможности такого поворота событий Матахатиро услышал сразу же после инцидента в замке сёгуна. Он хорошо помнил, как некоторые из его соседей по дому утверждали, что лишенные всех привилегий вассалы рода Асано чуть ли не на следующий день собирались штурмом брать усадьбу Киры.

Однако, облетев все закоулки Эдо, эти диковинные слухи вскоре угасли. Еще тогда Матахатиро был уверен, что это и в самом деле только домыслы, порожденные с одной стороны масштабами случившегося события, а с другой — искренним сочувствием, которое вызывала судьба несчастного князя Асано и его верных вассалов. Начать охоту за головой Кодзукэноскэ Киры означало не подчиниться решению правительства, принятому по этому делу. А подобное неподчинение всегда рассматривается ни больше, ни меньше как бунт против бакуфу. Даже представить себе было трудно, что такое может произойти в условиях жесткой системы военного правления, да еще и под самым носом у сёгуна.

Однако затем, когда Матахатиро служил телохранителем, неуловимые тени ронинов Асано не раз возникали на его пути. Он также обнаружил, что существует целая группа людей, которые не спускают с этих ронинов глаз. И это лишний раз доказывало, что бывшие вассалы дома Асано и в самом деле вынашивают какие-то планы и тайком готовятся к их осуществлению. В конце концов, Матахатиро уже и сам не понимал, во что верить, а в чем сомневаться. Но сегодня вечером последние сомнения рассеялись. В течение полутора лет ронины Асано с завидным упорством готовились отомстить за своего господина, и сейчас им оставался всего один шаг до заветной цели.

«Какие молодцы!» — думал Матахатиро. Наверное, окажись он на их месте, тоже бы подписал общую клятву. Вот только самое трудное начнется потом. Не всякий сумеет затаиться на такое долгое время, не упуская при этом из виду свою главную цель, думал Матахатиро, вспоминая, сколько раз за свою жизнь ронина он был близок к тому, чтобы опустить руки и пойти на поводу у судьбы.

«Выпью за то, чтобы все их намерения осуществились», — решил Матахатиро и, мысленно пересчитав монеты, спрятанные за пазухой, раздвинул грязный норэн.

В корчме было не больше семи-восьми посетителей. Внезапно Матахатиро увидел, что на него с радостной улыбкой глядит его недавняя знакомая, учительница пения О-Рин. На этот раз она была одна.

— Сударь, вы еще только с работы? Поздновато вы сегодня, — сказала О-Рин, жестом приглашая Матахатиро сесть рядом с ней. Ее лицо, слегка порозовевшее от выпитого, выглядело обворожительно.

— Боюсь, сударыня, что в прошлый раз мы по неосторожности ввели вас в непомерные расходы, — сказал Матахатиро, присаживаясь. Он тут же решил, что сегодня его очередь угощать эту женщину, и перепроверил в уме, сколько у него денег. — Вы часто бываете здесь?

— Да, я даю уроки в одном доме неподалеку отсюда.

— Похоже, что вы очень любите сакэ.

— Это вы из-за прошлого раза так подумали? — улыбнулась О-Рин. Живое сияние черных, будто закрашенных тушью глаз и белоснежные зубы придавали ее улыбке еще больше очарования. — Право же, сударь, вы так говорите, словно я пьяница какая-то. Мне даже неловко…

— Вовсе тут нечего стыдится. Вот моя бабка, например, всегда повторяет, что сакэ — всем лекарствам лекарство, и пьет его при каждом удобном случае.

Матахатиро взял кувшинчик, принесенный хозяином кабака, наполнил чарку О-Рин, после чего налил себе. Вдруг, внезапно насторожившись, он спросил:

— А откуда вы узнали, что я иду с работы?

— Помилуйте, вы же сами прошлый раз об этом говорили, — ответила О-Рин. — Вы сказали, что служите помощником мастера в городском додзё. Работать приходится много, а платят за это мало…

— Я и это говорил?

Матахатиро совершенно ничего не помнил. Им начало овладевать смутное беспокойство.

— Сударь, простите меня за неожиданный вопрос, — прошептала О-Рин, наклонившись так близко, что Матахатиро на мгновение задохнулся от аромата ее кожи, — но вы не могли бы рассказать мне, что за люди приходят на собрания общества взаимопомощи, которое учредил мастер вашего додзё господин Нагаэ?… И принимают ли они в это общество женщин?

— Зачем это вам?

— Мне нужно раздобыть немного денег. Вот я и подумала, может быть, меня тоже пустили бы в это общество.

— Но… я не знаю. Я только веду занятия в зале.

— Но вы же видите людей, которые заходят в дом. Кто они? Самураи? Торговцы?

«Да она же настоящая шпионка, — внезапно осенило Матахатиро. — Ей просто хочется выведать у меня все, что я знаю о школе Нагаэ». Вслед за этой догадкой в памяти отчетливо всплыло лицо мужчины, которого он встретил, выходя из додзё. Пожалуй, Матахатиро поспешил причислить его к ронинам Асано. Скорее всего, это тоже шпион, работающий вместе с О-Рин. И если все эти предположения верны, дом Нагаэ уже находится под пристальным наблюдением множества глаз.

— Ну что вы так нахмурились, выпейте еще, — О-Рин подлила Матахатиро сакэ и придвинулась почти вплотную. — Давайте поговорим откровенно, — полушепотом сказала она. — Мне очень нужно узнать, что за люди приходят в этот дом. Сколько их, как они выглядят… Расскажите мне все, что вам известно, а уж я, поверьте, в долгу не останусь.

— Заманчивые вещи вы говорите, — сказал Матахатиро. Он перевернул свою чарку вверх дном, встал с места и позвал хозяина. — Но я помощник мастера, только и всего. К сожалению, я даже не понимаю, о чем вы меня спрашиваете.

— Сударь!

— Если у вас возникнет желание побеседовать на другие темы, я никогда не откажусь выпить в обществе очаровательной учительницы пения.

Не обращая внимания на растерянный вид женщины, Матахатиро отсыпал хозяину все имевшиеся деньги, излишек велел записать на счет О-Рин и вышел из корчмы.

 

7

Утренняя заря тихо освещала причал. Лодки еще не пришли, поэтому грузчики, собравшись вокруг костра, сидели без дела. Найти среди них Хосою не составило труда. В плотной накидке с укороченным подолом и грубых соломенных сандалиях, он сидел, с мрачным видом попыхивая трубкой. Завидев Матахатиро, он тут же встал и пошел ему навстречу.

— Ну что, как работа?

— Ой, не спрашивай, не спрашивай… — Хосоя, как заправский грузчик, ловко погасил трубку ладонью. — Гравий добывать не пришлось, но на разгрузке чуть не надорвался. В следующий раз возьму Сагамию за глотку, и пусть хоть из-под земли достает мне нормальную работу, а иначе какой с него толк.

— Много осталось?

— Еще дней десять. Супружница моя уже за меня боится. Каждый вечер мне ноги разминает, только так пока и держусь. А вообще на такой работе долго не протянешь, — пожаловался Хосоя, не забыв по обыкновению упомянуть о своей жене. Спохватившись, он взглянул на Матахатиро:

— У тебя, поди, дело ко мне?

— Да. Хотел кое-что спросить, — глядя в землю, Матахатиро кончиками пальцев почесывал подбородок. — Помнишь тот вечер, когда мы пили вместе с женщиной…

— С женщиной? — Хосоя удивленно поднял брови, но тут же заулыбался. — А! Ты про учительницу пения? Как же, разве забудешь такую красотку!

— Это как раз не самое важное. Лучше скажи, ты помнишь, о чем я с ней говорил?

— В каком смысле? — Хосоя недоуменно посмотрел на Матахатиро.

— Ну, например, про додзё в квартале Хаяси, где я сейчас работаю, рассказывал я ей или нет?

— Погоди, погоди, — Хосоя склонил голову набок и, немного подумав, снова взглянул на Матахатиро. — Помню, что она тебя настойчиво расспрашивала об этом додзё, но вот что ты ей ответил, хоть убей, не помню.

— Жаль.

— Вы какие-то скучные разговоры вели, поэтому я старался вас разъединить и требовал, чтобы она не болтала, а пела. А что, случилось что-то?

В этот момент из маленькой сторожки в углу причала вышел начальственного вида упитанный мужчина и надменно окликнул грузчиков.

— О, старшой пришел, — оглянувшись, сказал Хосоя и с досадой прищелкнул языком. — Он думает, раз эти люди готовы работать даже за такую ничтожную плату, можно их гонять до изнеможения. Жаловаться бесполезно, да и некому. Пока еще выступать рано, но я жду, когда деньги дадут. Вот тогда-то я на нем за все свои мучения отыграюсь.

Матахатиро усмехнулся. Сказав Хосое, что больше ему от него ничего не нужно, он отпустил его обратно на причал. Пройдя несколько шагов, Хосоя обернулся и крикнул:

— А зачем ты об этом спрашивал? У тебя с ней что-то было?

— Ну, вот еще, глупости какие! — ответил Матахатиро.

Увидев, что некоторые грузчики во главе со своим спесивым начальником с любопытством посматривают в его сторону, Матахатиро густо покраснел и быстро зашагал прочь.

Через несколько дней после встречи с Хосоей, вечером второго числа девятой луны Матахатиро вышел из додзё и отправился на восток. Пройдя через квартал Токуэмон, он дошел до берега реки возле Третьего моста, там тихо присел на корточки и приготовился ждать.

Ему давно стало ясно, что О-Рин и мужчина, с которым она в тот вечер пришла в корчму, действуют сообща. После нескольких дней пристального наблюдения он понял, что этот тип слоняется вокруг додзё каждый вечер.

С наступлением сумерек мужчина появлялся со стороны Второго моста и, смешавшись с толпой, долго наблюдал за входом в дом Нагаэ. Иногда он до позднего вечера прятался под карнизом крыши или возле черного хода, а затем через квартал Токуэмон шел к Третьему мосту, переходил на другой берег реки и исчезал в квартале Мидори. Поступь у него была мягкая и бесшумная.

Сидя в зарослях сухого мисканта на склоне, резко уходящем вниз к реке, Матахатиро почувствовал, как сначала в ноги, а потом и выше начинает закрадываться холод. Обхватив руками колени, он время от времени потирал замерзшие ладони. Тусклый свет редких фонарей, отраженный водами канала Татэкава, выхватывал из темноты зыбкие очертания Третьего моста.

Мужчина должен был уже вот-вот появиться, но сегодня он почему-то запаздывал. Матахатиро знал, что могло его задержать. Ближе к вечеру к Нагаэ пришли новые гости: три самурая в походной одежде. Это, видимо, и были Масэ, Фува и сын Тюдзаэмона Ёсиды по имени Саваэмон, о прибытии которых упоминалось в разговоре, подслушанном Матахатиро.

Шпион, надо полагать, тоже догадался, что эти трое только что прибыли из Камигаты, поэтому сейчас, скорее всего, стоял, прижавшись ухом к дощатой стене дома Нагаэ, в надежде подслушать, какие известия принесли новые гости.

Людей на мосту почти не осталось. Матахатиро твердо решил, что убьет шпиона, как только тот появится.

Разумеется, наняв Матахатиро в помощники, Нагаэ не возлагал на него обязанностей телохранителя, поэтому на убийство его толкал не долг, и даже не сочувствие благородным целям ронинов — в столь решительных действиях он никогда не руководствовался одними эмоциями.

Была другая причина. Этим шагом он надеялся исправить одну серьезную ошибку, которую, как ему казалось, он совершил за время работы у Нагаэ. Напившись, Матахатиро разболтал О-Рин все, что ему было известно о школе своего хозяина.

Матахатиро не знал, с каких пор додзё Нагаэ попал под подозрение О-Рин и ее спутника. Видимо, они начали наблюдать за домом еще до той встречи в корчме, а потом решили, что не лишним будет втереться в доверие к человеку, который работает в интересующем их месте. Не исключено, что к тому времени они и так уже знали большую часть из того, что впоследствии услышали от Матахатиро.

Но все могло быть и по-другому. Что если именно его болтовня возбудила подозрения шпионов и заставила их усилить наблюдение за додзё? Недаром они до сих пор стараются еще глубже завлечь его в свои сети.

Матахатиро не помнил, о чем он рассказывал О-Рин. Если эти разговоры касались додзё, он вполне мог поведать ей о Тёдзаэмоне Нагаэ, упомянуть о собраниях общества взаимопомощи, да еще, чего доброго, ляпнуть, что эти собрания выглядят весьма подозрительно.

Эту ошибку необходимо было исправить, причем, не дожидаясь окончания срока службы. Разумеется, в глубине души у Матахатиро оставались сомнения, правильно ли он поступит, если убьет человека, который не имеет к нему прямого отношения, пусть даже этот человек — шпион, но он не видел иного способа отвести угрозу от ронинов Асано, которым оставался один шаг до осуществления долгожданной мести — ведь угрозу эту породила его собственная неосторожность. Ни Нагаэ, ни его товарищи пока не замечали опасности.

Мысленно доказывая себе, что его решение — единственно правильный выход из положения, Матахатиро вдруг услышал тихие шаги. Спустя мгновение он увидел того самого мужчину. Он вышел со стороны набережной, прошел прямо над головой затаившегося Матахатиро и направился к мосту.

Только Матахатиро приготовился выскочить на дорогу, как тут же мимо него быстрее ветра промчались еще двое. Матахатиро торопливо заполз обратно в заросли мисканта и стал наблюдать.

Мужчины, оба одетые, как горожане, настигли шпиона прямо перед подъемом на мост и подошли к нему вплотную. Шпион шарахнулся в сторону, пытаясь убежать, но в этот момент в воздухе сверкнуло острое лезвие кинжала. Один мужчина обхватил беглеца сзади, зажав ему рот рукой, а второй, навалившись спереди, вонзил ему в грудь кинжал и несколько раз повернул его.

Несколько мгновений все три фигуры, замерев, стояли у входа на мост. Тело шпиона дважды изогнулось в судорогах, но стоявший сзади мужчина не ослабил хватки.

Мужчины переглянулись, после чего быстро оттащили труп к каменной ограде на краю моста и осторожно опустили его в воду. Раздался тихий всплеск.

Не говоря ни слова, мужчины пошли назад той же дорогой, по которой явились сюда. Когда они проходили мимо, в отраженных водой отблесках света Матахатиро сумел разглядеть их лица. Первым был худой лавочник из квартала Аиои по фамилии Кандзаки, а вторым — юноша, который приехал из Камигаты и поселился в доме Нагаэ. Тогда на сходке все называли его Окано. Через мгновение фигуры мужчин растаяли в темноте.

Видимо, вышло так, что ронины Асано сами прознали об этом шпионе, который день за днем вынюхивал их тайны. Матахатиро не пришлось даже пальцем пошевелить. Убийство было быстрым и безжалостным.

Задумавшись, Матахатиро еще какое-то время сидел в своем убежище. Он думал о том, что ему опять посчастливилось прикоснуться к тайне ронинов клана Асано. Ронинов, которые не проиграли в невидимой миру схватке с силами, стоящими за Кирой, не отреклись от своей клятвы и не растеряли дух единства на пути к достижению общей цели.

 

8

Закончив последнюю тренировку и отпустив учеников, Матахатиро взял тряпку и начал по одному протирать деревянные мечи, висевшие на обитой досками стене. Эти мечи использовались для отработки приемов. После этого ему оставалось только получить расчет и навсегда покинуть додзё.

Закатные лучи, которые еще недавно стелились по полу, успели доползти до середины стены, окрасив доски в алый цвет.

«Какими удивительными путями сталкивает меня судьба с этими людьми, — думал Матахатиро, протирая очередной меч. — И вот опять пора прощаться». В этот момент у входа послышались чьи-то шаги. Подняв голову, Матахатиро увидел на земляном полу, перед ступенькой, ведущей в зал, старого самурая, худощавого и седого как лунь. Не говоря ни слова, он смотрел на Матахатиро.

— Вы что-то хотели? — повесив меч на стену, Матахатиро подошел к нему. Это был обычный старик в грязном кимоно и соломенных сандалиях-варадзи на босу ногу. Его загорелое лицо покрывала сетка мелких морщин.

— Вы здесь хозяин? — спросил старик.

— Нет, я помощник мастера.

— Сойдет и помощник, — весело сказал старик. — Не согласитесь ли вы дать мне урок?

— Вы хотите провести учебный бой, — догадался Матахатиро. Старый самурай выглядел точь-в-точь как бродячий мастер единоборств. Такие люди время от времени заходили в додзё, но, как правило, получали отказ. Матахатиро на мгновение задумался, но все же решил отказать и на этот раз:

— Видите ли, мы не проводим бои с мастерами других школ. Мне очень жаль, но вам придется уйти ни с чем.

— Ну вот, куда ни ткнись, везде одно и то же, — широко улыбнулся старик, открыв наполовину беззубый рот. — Никудышные нынче воины пошли. Ни мужества, ни самолюбия…

— Полностью с вами согласен, — улыбнулся в ответ Матахатиро. — Но у нас такие правила.

— Так, может быть, пока никого нет, а? Только вы и я. Чего вам стоит? Времени много не отниму. Давайте же, соглашайтесь! Ну что, можно войти? — продолжал настойчиво упрашивать старик. После недолгих пререканий Матахатиро, наконец, сдался.

— Ладно, входите, — сказал он, рассудив про себя, что легче сразиться, чем тратить время на споры. Кроме того, ему стало интересно, на что способен этот упрямый дед.

Сбросив варадзи, самурай поднялся в зал. У входа он опустился на колени, снял со спины котомку, отвязал меч и положил все это в сторону.

— Защитные доспехи вам нужны? — спросил Матахатиро, когда старик вышел в центр зала.

— Нет, — замотал головой тот, — не нужны.

— Хорошо, — сказал Матахатиро и потянулся к мечу из бамбука, но старик внезапно остановил его:

— Вы извините, но я бы предпочел деревянный меч.

Матахатиро оглянулся и пристально посмотрел на старика. В умелых руках деревянный меч мог стать не менее грозным оружием, чем настоящий.

— Я бамбуковыми мечами не пользуюсь, — с вызовом добавил старик. — Или, может быть, вы боитесь?

Он явно провоцировал Матахатиро, но отступать было поздно. Повернувшись к старику, Матахатиро без слов бросил ему деревянный меч, взял себе такой же и вышел на середину зала. Он почувствовал, как в нем растет напряжение.

Соперники встали друг против друга и взяли мечи на изготовку.

— Матахатиро Аоэ… — неожиданно произнес старик. — Ну что ж, для начала неплохо.

Матахатиро вмиг покрылся холодным потом. Перед ним стоял очередной убийца, подосланный Отоми, старшим самураем его прежнего клана. Только сейчас он понял, в какую западню его угораздило попасть.

— Ты пришел убить меня?

Старик еле заметно кивнул и отступил на несколько шагов. В его стойке не было ни единого слабого места. Матахатиро зафиксировал меч в позиции сэйган. Противники замерли. Тем временем лучи закатного солнца стали Медленно переползать со стены на потолок. Издав дикий клич, старик бросился в атаку. Его маленькое, тщедушное тело обрушилось на Матахатиро, как обломок скалы. В свой удар он вложил столько силы, что Матахатиро только со второго раза удалось отбить его выпад. Ударяясь друг об друга, мечи глухо стучали. Один раз меч старика со свистом пронесся возле уха Матахатиро, едва не задев висок. В ответ Матахатиро одним ударом переломил противнику несколько ребер. Он понял это по звуку.

Противники разошлись, и старик, не теряя времени, начал новую атаку. На этот раз он целился Матахатиро в бок. Он кое-как удерживал меч в нижней позиции, поскольку уже не мог поднять рук из-за сломанных ребер. Матахатиро что было сил подпрыгнул вверх и в прыжке обрушил свой меч на голову соперника, мгновенно раскроив тому череп. Отлетев назад, старик упал навзничь и, проехав спиной по полу, остался лежать без движения.

Приподняв локоть, Матахатиро вытер со лба пот и только в этот момент обнаружил, что в углу зала стоят Нагаэ, Окано и еще несколько человек.

— Кто этот старик? — спокойным голосом спросил Нагаэ. — На обычную схватку не похоже.

— Убийца. Из родных мест подослали…

— Вот оно что. Здорово вы с ним разделались.

— Я немного запачкал пол. Прошу меня простить.

— Ничего. Мы все уберем, — ответил Нагаэ и неожиданно веселым тоном добавил: — А стоимость уборки вычтем из вашего жалования.

Покуда они разговаривали, Окано с товарищами взялись за дело. Тело старика завернули в соломенную циновку и куда-то унесли. Несколько человек принялись оттирать с пола кровь. По всему было видно, что такую работу им приходится выполнять не в первый раз.

Как оказалось, говоря о плате за уборку, Нагаэ просто шутил. Он не только сполна заплатил Матахатиро, но еще и добавил к его жалованию два бу. Получив расчет, Матахатиро вышел из додзё.

По самому дну полутемного города, отсвечивая белесым светом, текли воды канала Татэкава. Поднявшись на Второй мост, Матахатиро невольно посмотрел вниз. После того, как он стал свидетелем убийства шпиона, он подумал, что, может быть, в этих волнах ему доведется увидеть и тело женщины по имени О-Рин.

Но исполненные холодного сияния воды текли и текли, и ничто не нарушало их спокойного течения. Матахатиро лишь сейчас осознал, что этот месяц, полный невероятных событий, наконец-то закончился. Ему захотелось поскорее вернуться домой и хорошенько выспаться.