Глава Девятая
История Хапилены
Эта глава об одной очень симпатичной женщине, которая от всей души любила жизнь и кукол и тридцать первого декабря отправилась в Волшебный лес просить Королеву Желаний исполнить ее самую заветную мечту
Однажды в одном доме появилась красивая подарочная коробка, украшенная ярким атласным бантом. Коробку положили на круглый стол с кружевной скатертью необыкновенной ручной работы и оставили дожидаться вечера и прихода хозяйки этой квартиры, у которой сегодня был день рождения. На зло ли, на счастье ли, но день рождения совпадал с 31 декабря, праздником всех праздников, волшебным Новым годом.
Обычно в этот суматошный, но радостный день дарят новогодние подарки, однако еще с давних времен детства хозяйке этой квартиры доставался лишь один-единственный подарок. Так уж повелось. Никому и в голову не приходило дарить два разных, но у женщины не возникало обид. Также у нее не было сожалений по поводу отсутствия семьи и детей, хотя Новый год и считается семейным праздником. Точнее, не так… Они когда-то были, эти сожаления и слезы, но прошло так много времени, что всё уже давно перегорело и мхом поросло, как говорят мудрые люди.
И поэтому хозяйку квартиры можно было назвать удивительнейшим человеком, редким видом человека разумного, как сказали бы антропологи, который не имел бессмысленных сожалений и обид. Да, такой вот редкий случай патологии, сказали бы психологи; вымирающий вид, сказали бы ученые-археологи.
Она никогда-никогда не жаловалась на жизнь, наоборот, ее глаза всегда светились каким-то необыкновенным светом. Наверное, это был свет неугасающей надежды. Именно за это качество любили ее все многочисленные друзья и знакомые, коллеги и ученики. Именно поэтому на каждый день рождения ей дарили такое несметное количество подарков, что не приходило в голову уже разделять их «на день рождения» и «на Новый год». Именно за то, что она светилась сама и не давала угаснуть другим в трудный час, ее прозвали Хапиленой. Может, это прозвище кому-то покажется смешным и даже язвительным, но лишь одно знакомство с этой удивительной женщиной вызвало бы у вас улыбку на лице, и вы, поддавшись ее внутреннему обаянию, женственности и спокойствию, поверили бы, что это прозвище дано ей совершенно не зря, а даже по праву.
Коробка торжественно красовалась на столе и хотя немного контрастировала с обстановкой скромной квартирки на четырнадцатом этаже, но всё равно радовала глаз и создавала предвкушение грядущего праздника.
Говоря «скромная квартирка», мы имеем в виду не эти убогие жилища людей, которые, не имея средств к существованию, обставляют их по мере сил и возможностей. Хозяева таких жилищ — обычно бедные несчастные люди. Убогими как раз являются дома, похожие на свалку хлама, или квартиры, где никто не следит за порядком и чистотой. Их хозяева зачастую — чрезвычайно рассеянные люди или словно командированные у себя дома, приезжают лишь на побывки и ночевки. Жизнь их похожа на беспорядочный бег или движение по течению, где скорее события управляют человеком, нежели он жизнью.
Убогими в некотором смысле можно назвать жилища, оформленные в дурном вкусе, аляповато и нелепо, будто специально для чужого взгляда. Жить там, как вы понимаете, тоже неудобно, словно все эти вещи созданы не для тебя, а живут сами по себе, зачастую плохо сочетаясь друг с другом, будто находясь в ссоре. Дом обычно плохо пахнет, в нем темно или сыро. Хозяева таких домов чрезвычайно важно и гордо ступают, громко разговаривают, но зачастую просто плохо воспитаны; это всё от путаницы, что богатство можно принять за благородство или большими деньгами купить хорошие манеры.
Но самые убогие жилища — это те, где холодно и одиноко, несмотря на богатую обстановку с хорошим вкусом. Металлические или стеклянные и пластиковые предметы, так модные в этом веке, делают холодными, стеклянными и пластиковыми своих хозяев. Воздух в таких квартирах застывает, новомодные кондиционеры замораживают пластиковых людей, делая их равнодушными к человеческим ценностям, заменяя обычное желание ласки и нежности жаждой обладания предметами. Глаза их горят холодно и бесстрастно, и понимаешь, что вовсе не кондиционеры стали причиной негостеприимности дома. Кроме дорогих вещей, дорогих машин, дорогих домов у этих людей нет ничего. Их чувства искусственны, язык скуден, любовь и хорошее отношение измеряются престижем и модой. Поэтому веселый и здоровый человек, попав в такую богатую гробницу, старается побыстрее выйти на свежий воздух, ибо хладнодушие заразно. Вещи пленяют своим глянцем, лоском, великолепием, а на проверку оказываются обычной мишурой и пластмассой.
В конце концов, такие люди не просто хотят богатства: часто они настолько богаты, что вряд ли смогут истратить все свои накопления за одну жизнь. Они хотят, чтобы каждое их слово или каждое прикосновение превращало воздух и предметы в золото, на которое можно было бы купить даже то, что не продается.
* * *
Дорогая коробка с ярким атласным бантом, украшенная декоративными сухими цветами и пряностями, немного соперничала своими яркими красками с предметами вокруг.
Возможно, лишь новогодняя елка могла бы поспорить по яркости с коробкой, да и то, приглядевшись, знаток заметил бы на ней ватные игрушки минувших дней, что в моде принято называть винтажными. Да и сама елка, честно говоря, представляла собой антиквариат, несмотря на переливчатые огни гирлянды.
Несмотря на старину и блеклость предметов в квартире, всё вокруг говорило о прекрасном вкусе хозяйки. В каждой мелочи, в каждом цветочке, в каждой вязаной салфетке и чистоте, что царила на небольшой площади, чувствовалась рука истинной женщины. По убранству и некоторым деталям жилища можно было понять, что это была талантливая домохозяйка. Ведь существует в мире талант содержать свой дом в красоте? Большинство предметов, будь то салфетки и коврики на полу или бутылочки на полках, были связаны, вышиты, украшены самой хозяйкой.
Сервизы и тарелки, ложечки и чашечки, гостевые тапочки и запасные зонтики — всё говорило о доброжелательности Хапилены и большом таланте принимать и угощать гостей, даже не имея миллиона в кармане. Видимо, поэтому всё в этой комнате сосуществовало в гармонии между собой. Однако зачем мы уделяем столько внимания вещам, спросите вы? Зачем столько подробностей о квартире? Кто здесь главный герой?
Друзья, перед вами — небольшая двухкомнатная квартира.
В центре салона, если так можно назвать совмещенный с кухней зал, стоял круглый стол с необыкновенной скатертью, украшенной роскошным рисунком ручной работы. На столе были красиво расставлены чашки с зимним рисунком в виде снегирей и чудесных снежинок. Места на столе было немного, поэтому было видно, что вся эта красота использовалась постоянно для приема многочисленных гостей. Все эти мелкие детали, потертые носики чайников, полотенчики и тапочки придавали дому особую задушевность.
Шторы и тюль, судя по редкостному рисунку и красиво ниспадавшим полам, тоже были ручной работы, хлебница представляла собой расписанную коробку в тон салфеткам, а герань, забыв, что на дворе декабрь, распустилась поистине со средиземноморским настроением в тон репродукции старой Италии на стене. Стулья и подушки, подлокотники и рюшки цвели лавандой, а сушеные цветы, многие из которых были целебными, заготовлены были на зиму еще с лета, пропитав комнату цветочными благоуханиями.
Это всё?
А вот теперь самое главное. Вся комната, насколько могли позволить квадратные метры этой обычной московской квартиры на последнем этаже, была увешана, уставлена подвешенными и расставленными куклами всех времен и народов. И не было местечка или полочки, на которой не присела или не прилегла бы кукла. К слову сказать — а это очень важно в нашей истории, — куклы были расставлены таким образом, что даже среди них таились порядок и гармония. Как будто кто-то заранее, словно на банкете по случаю юбилея, рассадил их согласно чинам и рангам.
Был еще один момент: несмотря на огромное количество жителей квартиры, пространства хватало и для жизни людей, и для телевизора и елки, и для ваз с цветами, и для новой коробки с большим алым атласным бантом, который чуть выбивался из розово-бежевой гаммы обычной московской квартиры в канун Нового года. Как это всё умещалось? — спросите вы. Наверное, уметь жить — это тоже своего рода талант, а может быть, в этой квартире действовали другие законы физики, отличные от классических.
Эта коробка не только приковывала внимание своим огромным, на французский манер повязанным бантом и всякими пряностями, но вскоре просто разбила тишину и мироустройство всей квартиры. Из нее сначала тихо, а потом всё громче стал доноситься детский плач.
Когда стало уже совсем невыносимо терпеть такое безобразие (а детский плач — это всегда безобразие и несправедливость), одна большая кукла в роскошном бордовом платье с бантиками и рюшками, гремя фарфоровыми ножками и пухлыми ручками, придерживая зонтик и желающую свалиться шляпку с перьями, вышла из кукольного строя, спустилась со своего пьедестала и направилась к столу. Так же неуклюже и долго, гремя всеми своими фарфоровыми телесами и морща недовольный носик и алые, в цвет платья, губки бантиком, взобралась на стул, а потом и на стол и зонтиком постучала по коробке.
Плач тут же прекратился. Что-то юркнуло в глубь коробки и замерло. Кукла Бордо подождала минутку, а потом неожиданно скрипучим детским голоском произнесла:
— Малыш, я знаю, ты боишься. Тебе страшно и хочется плакать, но смею тебя уверить: это всё абсолютно напрасно. Пройдет какое-то время — ты привыкнешь, сделаешь соответствующие выводы и поймешь, что попала в самое благожелательное на свете место для куклы.
Кукла Бордо умолкла. Потом философски закатила глаза и задумчиво, уже более тихо произнесла:
— Ну, может быть, не самое-самое благожелательное… Говорят, в Киото у господина Симоноко общество более изысканное. Уж конечно, популярность места тоже дает о себе знать. Посещения авторитетных ценителей и вспышки фотоаппаратов разнообразят кукольную жизнь, но важно учитывать и другие обстоятельства, — кукла Бордо сложила пальчики домиком и со значением стала ими постукивать. — Всё-таки Хапилена нас так любит, а это подороже любого престижного…
Тут она умолкла, бровки ее резко вскинулись вверх, она качнулась и от неожиданности выронила зонтик. Дело в том, что кто-то опять неожиданно заплакал внутри коробки с алым атласным бантом, и в этот раз сильнее прежнего.
Кукла вскочила, заметалась, от быстрых движений опять зазвенел фарфор. Хотя кукла Бордо и представляла собой образ маленькой девочки, ее движения выдавали возраст и старческие повадки, поэтому выглядела она немного неуклюже.
Она вновь приблизилась к коробке, положила свои великолепные фарфоровые ручки на крышку и благожелательно стала постукивать и успокаивать, обещая, что скоро придет хозяйка квартиры и неизвестная гостья сразу же осознает глубину своего счастья и того, в какие хорошие руки она попала.
Плач прекратился. Этот успех кукла Бордо решила развить, немного рассказав о предстоящей жизни. Рассказала о том, что здесь живет одинокая женщина, которая всем своим большим сердцем любит кукол во всех проявлениях кукольной жизни, за что кукольные подруги отвечают ей большой взаимностью. И о том, что у хозяйки совсем нет детей, но зато очень много друзей и гостей, потому что сердце у их дорогой хозяйки — золотое, любящее. И что она одаривает своим вниманием любого человека, куклу, любой предмет, и поэтому ее кто-то очень давно прозвал Хапиленой.
Кукла Бордо увлеклась своим рассказом, и видно было, как он красиво плетется в косички и складывается на полочки, — не раз, похоже, ей приходилось рассказывать эту историю.
И фарфоровые пальчики во время повествования стучали друг о друга, словно подтверждая и придавая значимость и важность каждой подробности.
— Совсем-совсем нет детей? — вдруг спросил девчачий голос из коробки.
Нарисованные брови Бордо поползли вверх, а линия губ — в стороны, в улыбку.
— Совсем.
— И она их никогда не хотела? — продолжал расспрашивать тонкий голосок.
— Когда-то Хапилена хотела всё. Но так уж получилось, что не вышло. Почему? То нам неведомо. Это надо спросить Хранителя Волшебного Леса или Королеву Желаний. Но Хапилена никогда не теряла надежды. Некоторых годы одиночества делают печальными и мрачными, многие и вовсе засыхают и превращаются в сухарей: сверху — человек, внутри — картонка. Но это не про нашу Хапилену. Конечно, было нелегко, но она никогда не отчаивалась. Это ее талант: она сама никогда не сдается и другим не позволяет. Поэтому все мы здесь, — и Бордо обвела белой фарфоровой ручкой стены и серванты, полные кукол.
Разноцветные пары глаз одновременно заморгали, фарфоровые и текстильные головки, соглашаясь с последним утверждением, закивали так, что от кудрей поднялся ветерок в комнате; елочные игрушки качнулись, а некоторые даже стукнулись друг о друга, словно бокалы с шампанским. Дети прыснули от смеха, в комнате раздалось хихиканье.
Так как тот, кто сидел в коробке, всё это необычное зрелище не видел, а малышковое хихиканье сотни кукол больше походило на карликовые смешки и злое улюлюканье, снова раздался жалкий плач.
— Тихо, тихо, тихо. Спокойно, — миролюбиво развела руками Бордо, призывая к порядку кукол. Те дружно кивали и успокаивались.
— Слушай, малыш, тебя ведь, верно, подарили ей на Новый год и ты, скорее всего, совсем не знаешь, что сегодня — самый сказочный и волшебный день в году, когда исполняются все желания? — Бордо слегка наклонила голову к коробке, прислушиваясь. «Ага, зацепило, — рассмеялась она про себя. — Малыши все обожают сказочки».
Плач прекратился. Внутри коробки явно ждали продолжения.
— Ну, разве ты не знаешь, дорогуша, про Волшебный лес и Волшебный город желаний? Про Хранителя и про Королеву? Про удивительные приключения куклы, которая стала человеком?
В коробке что-то шелохнулось, бант качнулся, и нежные тонкие фарфоровые пальчики с подвижными суставами высунулись в прорезь.
«Это необычная кукла, — подумала Бордо. — Наверное, авторская. Новый фарфор. Сейчас мода на уникальность и новые материалы. Интересно было бы на нее посмотреть».
По комнате разнеслось тихое перешептывание.
— А разве есть куклы, которые хотят стать человеком? — спросили тонкие детские фарфоровые пальчики, нервно повисшие в воздухе в ожидании ответа.
Бордо задумалась. Как-то она никогда не задавалась таким вопросом. Стареет, видимо.
— Ну, не то чтобы стать… Просто есть такая возможность. Точнее… Ну как бы… Не все это могут, и, собственно, не все этого хотят, но есть такая вероятность… Собственно, и вероятность-то одна на миллион, да и перепроверить надо бы эту информацию… А еще в Лес надо идти и разговаривать с Королевой… А вдруг она разгневается, как это часто бывает… — залепетала невнятно Бордо.
— Жизнь людей такая грустная и сложная. И такая непонятная. Я думала, люди хотят стать куклами…
Выражение лица Бордо стало растерянным, она неуклюже склонила голову набок в задумчивости. Некоторые куклы тоже закатили глаза, отчего у многих повылазили старые механизмы и резинки.
— Я бы не хотела быть человеком. Я — кукла, и людям нравлюсь такой, какая есть. Они любят и восхищаются мной просто так. А вот самим людям надо постоянно что-то доказывать и делать друг для друга, чтобы понравиться. Это слишком сложно.
Бордо посмотрела на коробку внимательно; правда, пришлось при этом помочь одному глазу вернуться из положения вверх. К сожалению, быть антиквариатом — это тоже работка.
— В любом случае, такой шанс выпадает один на миллион. Из известных мне — это история Долли, других и не припомню. Да и сколько страданий надо пройти, чтобы понять, кто ты. Однако же наша Хапилена уже какой десяток лет подряд старается, не теряя надежды, и вот со всех концов света ей всё дарят и дарят кукол. И пока безрезультатно. Говорят, — вдруг понизила свой скрипучий малышковый голосок Бордо, — надо попасть в Волшебный лес и обратиться к Королеве Желаний. Если твое желание чистое и верное, она исполнит его и одарит тебя всеми благами, какие пожелаешь. Ну а если нет, останется от тебя один хлястик, как говорят у нас. Это всё так индивидуально… — старчески проныла Бордо в конце.
— Королева Желаний?
— Да, совсем недавно Королева вернулась. Сейчас весь кукольный свет только о том и болтает, — радостно покачала головой Бордо.
Белые тонкие пальчики постукивали по краю коробки в нерешительности: продолжать расспросы или нет. Если бы только было удобно и возможно, обладательница этих тонких пальчиков выпрыгнула бы из коробки, уселась бы к старой фарфоровой кукле на колени и задала свои миллионы вопросов.
— Да я смотрю, ты совсем новенькая. Ты с какой фабрики?
— Меня сделали на заказ. Я не с фабрики, — важно сказала кукла.
— А вот была б с фабрики, знала бы всю эту кухню с желаниями вдоль и поперек. Такое знает каждая уважающая себя кукла, — фыркнула обидевшаяся Бордо.
— Бабушка, не обижайтесь, продолжайте про желания, — жалобно попросила кукла из коробки.
— Бабушка? Где бабушка? — стала оборачиваться Бордо по сторонам. — Я бабушка?
— Ты бабушка, — послышался смех-писк по сторонам.
— Боже, первый раз в жизни назвали бабушкой!
Бордо слезла со стула и направилась к зеркалу. Бабушка?! В отражении она увидела розовые фарфоровые пухлые щечки, покрытые вот уже двухсотлетним румянцем, удивительно живые стеклянные глаза, смотревшие ясно и выразительно. Быть может, ресницы чуть помялись, и облупилась кое-где краска, ну так проживи двести лет… Покрутилась-покружилась перед зеркалом и под всеобщий карликовый смех тоже рассмеялась:
— Ну, молодежь! Ну, сорванцы! Бабушка! Вот придумали!
В зеркале отражалось веселое фарфоровое девичье лицо, и действительно зоркий наблюдатель нашел бы его скорее взрослым, чем детским.
— Ну, бабушка так бабушка, — деловито поправила белокурые локоны Бордо и направилась к столу с коробкой.
Куклы — поразительные существа. У них долгая, но бесхитростная и незамысловатая память. Видят во всём скорее хорошее, чем плохое. Поэтому даже из коробки под общий хохот доносилось тихое хихиканье. Вот и малыш с тонкими фарфоровыми пальчиками смеялся.
— Бабушка — это хорошо! — заметила Бордо.
— Бабушка, расскажи еще, — просили дети.
— Да ну, это всё сказки, — махнула старушка рукой. — Я живу двести лет. С тех пор как пропала Королева и Хранитель Волшебного Леса перестал заботиться о нем и его жителях, начались мрачные и грустные времена. Люди и куклы изменились, с тех пор как потерялись Долли и Молли. Всё перемешалось. Черное стало белым, белое стало серым. Э-э-эх, — по-старушечьи поохала Бабушка. — Черные и светлые желания перемешались, и никто уже не знал, верно ли его желание и достойно ли оно исполнения. Хранитель тоже мог исполнять желания, и кто его встречал — просил о чем-то, но желания всё больше становились корыстными, и от потери Королевы он ушел в туман, и с тех пор его никто не видел.
— А почему Королева пропала?
— Она сама ушла из леса, разделившись на две равные половинки. Вообще тут такая длинная история… Отношения между супругами — это такие дебри, дети. Кто кого обидел, за что и почему — сам черт ногу сломит!.. — начала было Бордо, но тут часы с кукушкой пробили девять вечера. Скоро должна была прийти с работы Хапилена. Даже 31 декабря она работала.
— Ну расскажи еще, Бабушка, — упрашивали малыши.
— Теряюсь, какую сказку рассказать, дети. Вот придет Хапилена и уж точно расскажет новую, которую никто не знает. Хапилена знает все сказки на свете. Скажу только, что Королева вернулась, и это чудо! Черная часть ее души, запрятанная в старой кукле, нашла свою вторую, светлую половинку, запрятанную в человеке. Молли и Долли отныне снова вместе. Это первый Новый год, когда любая кукла может вновь попросить о чуде. И как я говорила, если это желание настоящее, Королева исполнит его.
Дверь щелкнула, забренчали ключи, и в квартиру вошла женщина, укутанная в коричневое пальто, с огромным количеством подарочных пакетов и кульков и с целым снеговиком на голове. Она усердно стряхнула с себя снег, отчего комната наполнилась холодом, снежинками и каким-то морозным праздничным настроением. Раздевшись, первым делом хозяйка включила огни новогодней елки, свет и лампы, отчего и вовсе наступил настоящий праздник в этой обычной московской квартире.
Кукла Бордо так и осталась сидеть на стуле у закрытой коробки, смешно по-детски расставив ноги и широко и удивленно открыв глаза. Хозяйка погладила Бабулю по голове, вовсе не удивившись перемещению старушки. В отсутствие Хапилены куклы часто без причины падали и менялись местами. К этим перемещениям хозяйка привыкла, но вот сильно удивилась большой красивой коробке с атласным бантом.
В нерешительности и задумчивости она некоторое время гадала, кто же мог принести коробку? Но друзей и знакомых было так много, что мысли разбегались. А внести коробку могла и консьержка. Ладно, узнать, кто даритель, можно и потом, а вот узнать, что подарено, уж очень и очень хотелось, ведь до нового года оставалось три часа. Жалко было развязывать такой красивый бант, умело завязанный специальным узлом по-французски, поэтому Елена принесла ножницы и аккуратно отрезала красоту, пообещав себе обязательно где-нибудь ее применить.
И вот в большом предвкушении чуда, почти не дыша, она открыла коробку. В шелке, нежном и прозрачном, в россыпи какого-то необыкновенного бисера лежало создание неземной красоты с почти прозрачными ручками и ножками, изящными, как веточки дерева. Непропорционально большая голова и широко расставленные глаза делали ее образ еще более эфирным, но в то же время наполненным детской непосредственностью и нежностью, которой могут обладать лишь настоящие принцессы.
Елена долго не могла произнести ни слова, так поразила ее кукла. Ей даже показалось, что кукла тоже ее разглядывает.
— Тебе, наверное, очень страшно? — спросила женщина. — В темной коробке целый день… И не знаешь, куда ты попала.
Елена взяла куклу на руки, развернула лицом к полкам и сервантам, полным других кукол, и показала обстановку и будущую большую семью. По полкам пробежал шепоток. Были и воодушевленные возгласы, были и слова о безобразности новой моды, о слишком больших головах и рыбьих глазах. Собственно, куклы мало чем отличаются от людей в этом смысле. Куклы были в прошлом людьми, поэтому некоторым из них, безусловно, не мешало бы поучиться хорошим манерам.
Новая жительница московской квартиры тоже была поражена и приятно удивлена: Бабуля не соврала, в этой квартире ей будет хорошо. Куклы, как и дети, сразу чувствуют обстановку. Девочке понравилось здесь.
— Как тебя зовут? — спросила Елена.
Девочка округлила глаза, отчего выражение растерянности и вовсе переросло в беспомощность. Правда, от этого личико стало еще милее.
— Я назову тебя Сашей.
Са-а-аша, Са-а-аша, Са-а-аша, Са-а-аша… — повторилось эхом со всех шкафов и полок.
«Хорошее имя, — одобрила про себя Бабуля Бордо. — Очень подходит девчушке».
Часы с кукушкой прокукукали 22:00. До нового года осталось два часа. Елена усадила куклу на коробку, продолжая ее разглядывать. В комнате началось какое-то движение. Елена обернулась и улыбнулась всем этим дрожащим глазкам с трепетными ресницами, которые внимательно следили за хозяйкой.
— Скоро Новый год, дети, — сказала Хапилена. — Вы, верно, ждете от меня подарков?
О да, — со вздохом отозвались куклы.
— А что бы вы хотели, дети?
Сказку, — беззвучно пропели хором куклы.
Мы хотим сказку, мама, — сказала детским серьезным голоском Саша.
— Наверное, новую сказку, вы ж мои хорошие, — обняла Хапилена куклу Бордо, и лицо ее стало мечтательным и еще более красивым, особенно в свете новогодних огней елки и торшеров с вышитыми бабочками и лавандой. — Все вы знаете, что Королева Желаний вернулась. А это значит, что закончилась грустная эпоха, черная кукла нашла белую, белая спасла черную, и разбитое Зеркало восстановилось и теперь вновь может отражать всех, кто пожелает. И если желание настоящее и верное, оно обязательно сбудется.
Хапилена улыбнулась самой своей светлой улыбкой, и куклы, поверив, тоже заулыбались своими девчачьими и мальчишечьими алыми ротиками в форме бабочек и бантиков.
Даже кукла может стать человеком? — спросила Саша.
— Кукла может стать человеком, — Хапилена внимательно посмотрела на свою новую обитательницу. — Многие припасли свои сокровенные желания, и сегодня — самый лучший день для того, чтобы они сбылись. Даже артаи могут сегодня просить о пробуждении.
А кто такие артаи, мама? — спросила Саша.
— Пожалуй, сегодня я расскажу вам одну историю про артаи.
Да, да, — зашептали куклы и даже мысленно захлопали в ладоши.
— Закройте глаза, дети, я отведу вас в Волшебный город. Этот город находится в самом центре наших снов, в этом городе сбываются все наши мечты — самые лучшие и самые плохие. Поэтому город так похож на наш мир. Люди часто бывают в этом городе, когда засыпают. Куклы же порой остаются в нем навсегда.
В этом городе всегда играет музыка, и для каждого вошедшего она разная. Для того, кто ждет чего-то волшебного, играют чудесные флейты; тот, кто пришел за исполнением конкретных желаний, услышит звонкие трубы; ну а если кто-то пришел в Волшебный город за богатствами и сокровищами, ему будут бить и играть восточные барабаны, а также сотни и тысячи монет на поясах артаи.
За долгие годы отсутствия Королевы Желаний, которая проверяла черные и светлые мысли на правду, отражая их в Лунном Зеркале, множество негодяев и проходимцев захаживало в Волшебный город, желая обогатиться и получить легкую добычу. Богатство, роскошь, престиж, достаток стали главной целью поиска и наживы, стали эталоном счастья. Славиться стал не тот, кто добр и смел, а тот, кто богат и расточителен. Человек мог быть последним негодяем и мерзавцем, мог быть страшным горбуном и злоязычным насмешником, но если он был несметно богат, ему прощали глупость, жадность и пороки.
Стали известны секреты волшебства, приносящего богатство и славу, — волшебные музыкальные куклы, артаи. Став хозяином такой куклы, человек приобретал несметные сокровища. Самые корыстные сердца устремились в Волшебный город. На подступах к городу стоял Волшебный лес, полный мифических чудовищ, охранников волшебства. Но жадное сердце не боится всяких лесных жителей, жадное сердце боится лишь потерять безмятежную жизнь праздного негодяя. По звону монет и по музыке они находили замок волшебных кукол, которые своим танцем привлекали все монеты и золото, которое только хотел хозяин.
Кто они, эти куклы?
Когда-то давно в лес пришли женщины, и мысли их были черны, как оперенье воронов, а желания, полные зависти и ревности, источали вязкие и сладкие яды змеиных тварей. Они желали заполучить то, чем никогда не владели: чужую красоту, чужие вещи, чужих мужей, чужую жизнь и много-много денег. Они желали превращать в золото всё, чего коснутся.
Глупое женское сердце жаждало того, что видело вокруг, не понимая: дружба, любовь, красота, благородство, искренность, честь — это труд человеческих отношений, каждодневный и кропотливый. Однако Королева Желаний, заложница чужих страстей, исполнила их черные желания. Королева открыла им Лунное Зеркало, в котором отражались их истинные мотивы, и отражения эти были безобразны: отвратительные желания украсть, присвоить давно сделали их чудовищами. Девушки в ужасе и злобе разбили свои отражения на мелкие осколки.
Королева очень разозлилась на гостий, ибо не иметь отражения — значит не знать, кто ты есть и что ты значишь в этом мире, где каждый является для другого зеркалом. В наказание Королева Желаний превратила тех женщин в красивых кукол, которые должны были отныне исполнять чужие желания, превращать всё, и даже воздух, в золото и деньги.
Днем они могли жить человеческой жизнью, обладать фантастической красотой и привлекательностью, иметь любых мужчин, иметь любую жизнь, кроме той, где можно любить и быть любимой без всяких условий. Таких, неотраженных, стали называть артаи. Они и не люди, и не куклы. Их отражением стали алчные и корыстные люди, которые уже не видели женскую красоту. Однажды поняв, чего стоят куклы, их использовали только для еще большего обогащения.
И в реальности очень легко отличить артаи от живой женщины: глаза артаи всегда пусты, ибо зеркальный блеск разбит и осколки его уже не собрать никогда. Итак, отныне, в век алчности и культа денег, артаи должны танцевать, набивая сундуки золотом для своих расчетливых ненасытных хозяев, взамен получая человеческий облик и роскошь содержания. Иначе их ждет жизнь простой музыкальной копилки.
Хапилена встала и с загадочным видом подошла к двери, приложила палец ко рту, призывая вести себя тихо:
— Мы отправимся в замок к артаи.
Дверь открылась, но за ней не оказалось обычного жилого подъезда обычной московской многоэтажки. Бил яркий свет и играла незнакомая музыка. Хапилена сняла с вешалки черный плащ, накинула его и вошла первой. Саша проворно спрыгнула с коробки на стол, потом на стул, на пол и бесстрашно побежала за хозяйкой в струящийся свет.
Постукивая пухлыми фарфоровыми ножками и ручками, кукла Бордо тоже поспешила за ними. Громко и дружно звеня, куклы стали спускаться с полок, открывали дверцы сервантов и, помогая друг другу, сходили и спрыгивали, выстраиваясь в очередь к двери.
Саша не сразу поняла, что случилось, но стоило ей переступить порог, как свет и всё вокруг стало другим. Она даже потерла ручками глазки и вдруг обратила внимание, что ее фарфоровых пальчиков больше нет, а вместо них — настоящие пальчики с розовыми ноготками живой девочки. От неожиданности и радости она подпрыгнула на месте. Прыгать на живых ножках было так здорово!
Саша оглянулась, желая рассказать всё это Бабуле, как вдруг увидела позади себя весьма пожилую, но хорошо одетую даму. Не сразу девочка признала в лучистом морщинистом лице улыбку милой Бабули, которая встретила ее первой в доме Хапилены. Бордовое платье со множеством складок и рюшек, широкополая шляпа с вуалью, зонтик в руках… Да, это Бабуля. Увидев Сашу, пожилая изысканно одетая дама еще больше заулыбалась, умилившись человеческому облику девочки, отчего появился еще один добрый десяток морщин, лучиками и ниточками разбежавшихся по лицу. Бабуля прижала палец к губам, как это делала раньше Хапилена, а за ее спиной появлялись всё новые и новые незнакомые лица мальчиков и девочек, юношей и красивых молодых дам.
Всё это было так чудесно и необычно, что очень захотелось посмотреть, как это куклы превращаются в людей и кто на кого похож. Но кто-то дернул Сашу за рукав и потянул вперед.
* * *
Замок артаи был каменной крепостью, стены и своды которой уходили под самое небо — ни изнутри ни снаружи не было понятно, где он заканчивается. Темные облака закрывали многочисленные башенки, отчего казалось, что это жилище огромного мрачного дракона, а вовсе не дворец музыкальных кукол. Внутри же крепость больше походила на дворец. Стены были расписаны какими-то неизвестными сюжетами: женские красивые тела, поющие и танцующие, темный лес, черные птицы — то ли вороны, то ли огромные цапли, клюющие вместо зерен золотые монеты. Золото было везде. Оно красовалось со стен, глядело с полов, и даже воздух, казалось, был наполнен золотой пылью, которая струилась вверх, к невидимому пределу замка. Саша хотела получше разглядеть эти необычные картины, но ее уже тащили вперед.
По внутреннему устройству замок напоминал большой улей. В центре был огромный сводчатый овальный зал с колоннами, а уж он разбивался на мелкие залы со своим собственным мироустройством. Повсюду виднелись роскошь и особая вычурность, необычная роспись стен руки неизвестного гениального художника, необыкновенные живые портреты неизвестных героев в великолепных нарядах, словно то были короли и королевы неизвестной страны, в массивных рамах, роскошные диваны с огромными бивнями кабанов вместо ножек и подлокотников. Черный бархат хорошо смотрелся с костью и золотом. Свет падал из золотых светильников и лампад, в которых дымились свечи с благовониями, отчего казалось, что картины живые, а их персонажи перемещаются со стены на стену.
Зал заполнялся посетителями, тихий гул разговоров замешивался крепким дымом, создавая предчувствие чего-то мистического. Большинство гостей носило черные плащи, как и Хапилена, не было видно ни лиц, ни очертаний фигур. Черные силуэты гостей походили на сказочных воронов с расписных стен замка.
Однако с каждой минутой гостей становилось всё больше и больше, в основном мужчин, которые не прятали своих лиц и достаточно вызывающе вели себя, громко смеялись и самочинно рассаживались по бархатным и парчовым диванам.
Это было невероятно, что зал вмещал такое количество посетителей. Из-за своей странной пчелиной конструкции со множеством салонов и холлов он, казалось, мог вместить всех, кто только пожелал войти сюда в этот вечер.
Неожиданно в зале стали появляться другие, странные существа, судя по всему, не посетители. То были мужчины, разряженные в золоченые парчовые камзолы и премудрые шаровары. Однако лица их были скрыты под кабаньими масками-головами.
«Наверное, здесь будет целое театральное представление», — в предвкушении чего-то сказочного подумала Саша.
Необычные существа расставляли огромные канделябры, утыканные дымящими свечами, рассаживали гостей, разносили напитки и блюда.
Саша глянула на Хапилену и увидела, что та уже давно смотрит на нее как-то особенно тепло, будто любуется ею. Девочка посильнее прижалась к своей хозяйке и впервые в жизни ощутила тепло человеческих объятий. В этот момент она, конечно же, не заметила скатившихся с лица Хапилены слезинок, этих слез радости, смешанной с грустью.
Кабаньи маски, наконец, расставили свечи, рассадили гостей и закрыли огромные врата замка. Больше посетителей не ожидалось.
Внесли огромные барабаны, тамтамы и звучные царги, и заиграла музыка. Точнее, запели и загудели эти глубинные инструменты, которые заставили сердца всех присутствующих охнуть от первых ударов. Свет в зале, словно заколдованный, поддался движению и тоже стал танцевать и струиться в такт музыке. Да, волшебство здесь было повсюду. Звуки барабанов сначала тихо, потом всё громче привлекали к себе внимание. И даже шумные компании умолкали, вспомнив, зачем они пришли сюда.
Внезапно, словно ниоткуда, разноцветными юлами выпорхнули они. Кружась радужными факелами, переливаясь разноцветными огнями в этом тяжелом дымящемся золотом свете, девушки стали кружиться ансамблями, одновременно в тон друг другу и музыке, но следуя при этом своим ритмам и движениям. Действительно, их юбки походили на юлы, которые развевались и разгонялись, прежде чем уйти в одиночные пляски. Лишь длинные белые шеи, длинные стройные ноги и длинные красивые руки, не останавливаясь ни на секунду, извивались в витиеватых арабесках танца, мелькали среди ярких кружев, шелка, парчи и золотых монет.
Хапилена и малыши, укрытые неправдоподобно огромным подолом черного плаща, жадно следили за танцами красавиц. Женщина наклонилась совсем близко к ушку Саши и тихо произнесла:
— Теперь смотри: они выбирают себе хозяев, хотя в реальном мире, может быть, наоборот, кто-то сейчас выбирает себе дорогую куклу. Каждая артаи приносит деньги, а вместе с ними — славу и роскошь. Можно просить сколько захочешь, но взамен она заберет энергию до следующего танца, чтобы оставаться женщиной.
— Они такие красивые… — только и смогла произнести изумленная девочка.
Хапилена грустно заметила:
— Теперь вся их жизнь — это и есть служение красоте.
Вдруг разноцветные ансамбли стали распадаться на группы — на пятерки и тройки, а кружки из трех-пяти девушек — расходиться в стороны и распадаться по столам, в зависимости от скопления гостей.
— Они сделали выбор, — продолжала тихо Хапилена.
— Как?
— Черные мысли порождают такие же черные взгляды. Смотри внимательно, и ты увидишь, как каждая мысль, словно невидимая рыболовная леска, обхватила артаи.
И действительно, в зале был вовсе не дым, как могло показаться сначала. Клубы серого, порой черного, чада шли от людей, теперь его было видно отчетливее, ибо люди накапливали свои желания.
Артаи было всё равно, какие желания исполнять, на что пойдут сокровища — на постройку нового дома или создание смертоносного оружия, на яхты, самолеты, купюры всех существующих земных держав, горы денег или алмазов, туши убитых тигров, китов, на острова и материки во владение — на всё что угодно, на любую существующую вещь, хоть кровь, если она приносит богатство…
Пока разогревались барабаны и женские тела прекрасных танцовщиц, принесли вино и жаркое, огромные свиные головы в яблоках и зелени. Кто-то с удовольствием совмещал зрелище и чревоугодие. К аромату чадящих благовоний прибавился запах жареного мяса.
Однако скоро невозможно стало отвлекаться на еду или что-то другое. Завораживающие томные взгляды, манящие движения тонких женских рук, увешанных монетами и золотыми нитями, с которых ниспадали грозди самоцветов — зеленых, красных, голубых, фиолетовых, прозрачных, как детские слезы, в белых и золотых оправах, — пленяли и приковывали к себе взгляды.
Руки звали, манили, а люди безотрывно смотрели, жадно ловя каждое движение артаи, и от их взглядов и тел исходили темные нити, которые крутились и крутились, наматываясь на грациозные женские движения пальчиков, локтей, плеч, бедер, голых ног. Звон монет на бедрах, кистях рук, на шеях и головах только усиливал желание публики смотреть, а ритм музыки становился всё настойчивее, звуки барабанов глубже, словно биение пульса.
Последняя тройка осталась в центре зала, и девушки посмеялись между собой, подмигивая друг другу, отчего их танцы были похожи на соревнования или какие-то игры. Руки крутили и мотали темные нити, словно катушки с нитками на ткацкой фабрике.
Девушки были не просто красивы — они были дьявольски прекрасны! Стройные молодые женские тела были сильными и выносливыми, послушными и гибкими, способными выдержать такой сложный танец. Каждый невероятной красоты костюм, расшитый золотыми украшениями, с несметным количеством золотых монет, должен был весить целую тонну. Но казалось, он не весил ничего. Завязанные в пояса и платки монетки были послушны каждому мускулу, каждому движению хозяйки.
Непонятно, сколько прошло времени, но вскоре шелка стали утопать под темными нитями, монет на кистях уже не было видно, лишь черные катушки окутывали тела девушек.
Вновь сменились ритм и музыка. Глухие барабаны отбивали быстрые и отчаянные такты, отчего закружилась голова. Девушки несколько раз сменили круг — то одна подходила, то вторая, из-за клубов черно-серого дыма в глазах немного рябило и жгло, танцовщицы то пропадали, то вновь появлялись ниоткуда, всё больше облаченные в катушки. Звона монет почти не было слышно, его поглотили черные мысли.
Хапилена вновь наклонилась к Саше:
— Смотри только на одну.
Вступили в игру волшебные тамтамы, теперь музыка содрогалась от их неясных утробных звуков. Девушки больше не ходили по кругу. Каждая остановилась там, где нити окручивали ее плотно и густо, словно кокон. Запрокинув голову, охваченные томлением и тяжестью катушек, девушки закрыли глаза в гипнотическом экстазе, однако их тела по-прежнему виртуозно продолжали свои манящие танцы. Сейчас была видна каждая деталь: как напрягаются мышцы на руках и ногах, как жилы надуваются от неимоверного напряжения и веса, но жесты и движения всё еще были плавными и скользящими.
Теперь черные шелка овивали их до самой шеи, черные нити соединяли их с черными глазами вожделеющих хозяев. Покрытые мелким потом, бледные, жаждущие кладов и сокровищ, хозяева, словно животные, ждали какой-нибудь подачки.
Наконец одна танцовщица, что стояла ближе всех к Саше, изящным движением вытащила конец своего золотого пояса, увешанного монетами, тонкими и звонкими, как лезвие ножа, и бросила сидящему мужчине прямо в руки. Его глаза, и без того больше похожие на два черных омута, загорелись пламенем. Он жадно схватил пояс и стал накручивать себе на кулаки.
Игра поменялась. Теперь нужно было раскрутить артаи.
Девушки сами стали похожи на прыгающие катушки из золота. Они усердно подпрыгивали и раскручивались в такт барабанам, трясли руками и головами, волосы их создавали удивительные вихри; покрытые золотом, они словно хотели стряхнуть его с себя. С бедер и женских прелестей летели монеты и золотая пыль, порой падали и самоцветы. Словно взбешенные, артаи вращались перед хозяевами, которые хотели еще и еще. И девушки крутились и извивались, словно не могли избавиться от нескончаемых монет, которых не становилось меньше на их телах.
Было видно, что одна артаи выбивается из сил — хозяин с такой силой и быстротой накручивал пояс на себя, что девушка не успевала раскручиваться. Пояс стал резать ей бедра, маленькие монетки сбивались горстью и наносили порезы и ссадины. Девушка пыталась танцевать быстрее, но видно было, что она просто выбилась из сил. Бледное вспотевшее лицо и красные ссадины уже не делали ее полной наслаждения, наоборот, черты лица обострились, синие жилы стали вздуваться на белой фарфоровой коже, рот приоткрылся в беззвучном крике о помощи. Но никто, казалось, не видел ее страданий. Наоборот, мужчина так завелся падающими к своим ногам монетами, что схватил ее за волосы и, не давая крутиться, сам стал срывать золотые одежды.
Она заплакала и в этот момент стала похожа не на красивое неземное создание, а на молодую женщину, которой очень больно. Каждая слезинка в воздухе превращалась в бриллиант и со звоном падала к ногам довольного таким ходом дела хозяина. Артаи бледнела на глазах, превращаясь в золотые пары, а хозяин, не удовлетворившись горами золота на своих коленях, через ноздри и открытый рот стал всасывать ее, словно золотой дым.
Саша быстро посмотрела на Хапилену и по лицу поняла, что она тоже видит это и тоже напряженно ждет.
Мужчина всё вдыхал и вдыхал, артаи же, застывшая от ужаса, более не двигалась. Неизвестно, чем бы это закончилось, как вдруг откуда-то выпрыгнула другая девушка-юла, оттолкнула в сторону свою подругу и встала на ее место. Слегка озадаченный, мужчина сначала хотел поднять шум, но потом, увидев пояса, браслеты и полные золота платки, успокоился. Схватил за край и продолжал стягивать и складывать сокровища на колени и у своих ног, уже утопавших в золоте.
Артаи не боялась опасного голода своего нового хозяина, наоборот, подалась вперед, почти приблизившись вплотную, так что ему не пришлось тянуть золотой пояс — монеты сами летели с такой быстротой и в таком количестве, что создавали горы золота вокруг, а вскоре стали падать ему на голову.
Танец этой девушки был необыкновенно пронзительным, словно на острие ножа.
Вдруг она и вовсе запрыгнула на бархатное кресло с кабаньими бивнями, будто оседлав мужчину. Продолжая извиваться и трястись, все еще звеня сотнями монет, она искусно достала тонкие кинжалы удивительной ювелирной работы. Словно это было частью танца, она облизала их острия, отчего капли алой крови скатились с ее полных губ, но, долетев до пола, ударились алыми гранатами и звонко раскатились по полу. Она расхохоталась. Не верилось, что весь этот танец забирает у нее силы, наоборот, она была игрива, движения ее были легки, точны и быстры. Монеты градом сыпались на довольное потное лицо ее хозяина.
Теперь он не боялся потерять контроль: плюхнувшись на подушки, разлегся на диване, словно боров. Действительно, что-то стало происходить с ним. Он был доволен, даже весел, но его лицо стало расплываться, отчего нос стал похожим на свиной пятак, а улыбка — на рыло огромного жирного вепря с желтыми засаленными клыками. Черные глаза его уменьшились и превратились в отвратительные свиные глазенки. Пуговицы на рубашке полопались, обнажив жирное волосатое пузо.
Девушка перестала улыбаться, отвращение и лютая ненависть появились на ее лице, словно она увидела врага всей своей жизни. Точными движениями она подбросила кинжалы вверх. Взлетев, они сделали в воздухе сложные пируэты и, стремглав вернувшись, впились в диван, пригвоздив к нему когда-то дорогой пиджак и рубашку, а вместе с ними и удивленное рыло черного вепря.
Огромные барабаны ахнули, и на этом танец прекратился.
Артаи покрепче, словно ошейник, затянула некогда элегантный галстук на черной волосатой шее кабана и передала его в руки подошедших служителей. Сняла с себя последние пояса золота и, уходя, с отвращением кинула их под ноги какому-то молодому мужчине, который в страхе и спешке собирал сокровища, желая побыстрее сбежать из этого страшного места.
Представление закончилось. Люди, обгоняя друг друга, тащили мешки и тяжелые сундуки к выходу.
За некоторыми столиками тоже слышались свиной визг и хрюканье: мощными вилами и длинными кинжалами служители загоняли огромных свиней, кабанов всех мастей в потаенную глубь замка.
Какие тайны хранила эта крепость? Какие подвалы и казематы были спрятаны в необъятных покоях этого улья?
Артаи удалились. На полу всё еще лежало бесчувственное тело бедной девушки. Спасшая ее подруга подала знак служителям с кабаньими головами, и те унесли ее во внутренние комнаты.
Саша, совершенно потрясенная увиденным, беззвучно плакала. Она так растерялась, что не знала, о чем спросить Хапилену прежде всего.
— С девушкой всё будет хорошо, не беспокойся. Ты еще слишком мала, чтобы понять это, девочка, но это не такая уж грустная история. Сколько слез и сколько боли причинили и причиняют сами артаи, сколько разбитых семей, разбитых сердец… — грустно вздохнув, произнесла Елена.
— А свинки? — прохлюпала носом Саша.
— Видишь ли, мир становится всё более алчным, люди желают получить больше, чем сами могут принять. От такой жадности они теряют человеческий вид, либо частично, либо полностью превращаясь в свиней. А потом они становятся пищей для таких же, как они сами. Ну, хоть такая от них польза… Но если кто-то становится хуже, то обязательно где-то рядом случается чудо. Не плачь, девочка, у каждой сказки обязательно будет добрый конец, — сказала Хапилена вслед уходящей артаи, спасшей подругу по проклятью.
— Пойдемте, дети, — нежно позвала своих друзей Хапилена. — Представление окончено.
* * *
Все открыли глаза и молчали, пребывая под сильным впечатлением от увиденного. У Саши в голове было столько вопросов, что она стала сомневаться, всё ли увидела и поняла верно. В этот момент Хапилена взяла ее на руки и прижала к груди. От ласки, тепла и аромата чего-то родного у Саши сначала вылетели из головы все вопросы, а потом — воспоминания и тревоги.
До нового года осталось несколько минут. Это был первый год по возвращении Королевы Желаний. Сегодня должны исполниться все самые заветные мечты.
Саша уже дремала на руках Хапилены.
Хозяйка обычной московской квартиры на последнем этаже расставила кукол по местам, поправила красивую вязаную скатерть и погасила свет, оставив гореть волшебными фонарями лишь елку. Положила Сашу на подушку и прилегла рядом.
Хапилена была уверена и полна надежд, как и все пятьдесят предыдущих новогодних ночей.