«Да, уж он не размазня», – думала Элетея.

Даже в детские годы его нельзя было так назвать. Скорее, он был в ущерб себе груб, дерзок и вызывающе упрям. Эти неистребимые недостатки она не могла отрицать, да и он сам не стал бы. Насколько она могла судить, он не был бессовестным распутником. Сохраняя самообладание, она села на своего мерина и проехала мимо разрушенной ограды пастбища.

Гейбриел стоял, прислонившись к двери конюшни, его мятый черный плащ висел у него на плече. На лице его было выражение вежливого удовольствия, когда он смотрел на нее. Миссис Брайант уехала наносить свои ежедневные визиты и молиться за прихожан.

– Изгородь нужно починить! – крикнула ему, не удержавшись, Элетея.

Он кивнул:

– Вижу. Но на вид она еще крепка.

Она пренебрежительно покачала головой. Он вовсе не смотрел на изгородь. Он смотрел прямо на… Она выпрямилась. Она никогда не считала себя красивой. Нос у нее с шишечкой. Ростом она почти со своего брата. Но она гордилась своей осанкой, результатом ношения в школьные годы корсета из китового уса – корсет должен был приучить ее держать спину прямо.

Она нахмурилась:

– Надеюсь, вам понравится фиалковое желе. Оно очень вкусное с поджаренным хлебом.

Он улыбнулся:

– И молитвенник тоже.

Единственное, о чем могла бы помолиться в данный момент Элетея, – это о том, чтобы благополучно уехать и не ступить на неверный путь. Или, что еще хуже, не сделать круг и не вернуться к этому высокому страстному человеку с худощавым насмешливым лицом. Она никак не могла поверить в то, что его нежданный поцелуй смог так приятно вывести ее из равновесия после того, что сделал Джереми. Она думала, что будет чувствовать себя замаранной и оскорбленной. А вместо этого что-то трепетало у нее внутри, и ощущения эти были вовсе не неприятны.

Когда он целовал ее, она не пыталась сопротивляться. Все то время, когда он прижимался губами к ее губам, она мысленно смеялась и плакала; ей хотелось сказать ему, что она такая же скверная, как и он, но она ни за что не расскажет ему об этом.

Она поедет прямо домой и выпьет полпинты настойки одуванчика и лопуха. И тут она выпрямилась в седле. Дерзкий человек. Положил руки ей на ягодицы, словно проверял их мягкость.

Разумеется, сам он не отличался мягкостью. Короткое прикосновение к его мускулистому телу показало, насколько оно сильное и каменно твердое. Было бы куда хуже, если бы он не остановился в тот же миг, как только она дала понять, что он должен вести себя прилично. А ведь Джереми она умоляла прекратить, молила до тех пор, пока не охрипла, но это его не остановило, и он сделал ей больно. Она удивилась, что поцелуй Гейбриела оказался порочно сладким и не обидел ее, если не считать обидным то, что ей самой, как это ни странно, хотелось просить его о продолжении.

Она ехала медленно, размышляя всуе, брал ли он когда-нибудь женщину силой, и понимала, что этого не бывало. Скорее, он подставил бы себя под удар в каком-нибудь рискованном предприятии. Но все же он казался человеком грубым, который может стать и опасным, если его спровоцировать. Гувернантка Элетеи утверждала, что он и его братья унаследовали от матери и от ее предков Бурбонов склонность к заговорам и интригам. А от Боскаслов он унаследовал свою потрясающую внешность и привлекательность.

Она не знала, что ей о нем думать. Он не упомянул трех старших братьев, которые исчезли из этих мест прежде, чем исчез он сам. Однажды мать Элетеи призналась, что с облегчением узнала об их исчезновении. Графиня была уверена, что любые жизненные невзгоды, с какими могли бы столкнуться пропавшие братья, не идут ни в какое сравнение с тем злом, которое им пришлось бы вынести в четырех стенах их дома.

Но Гейбриел остался с матерью, чтобы защищать ее от отчима. Только в последние годы Элетея начала понимать, какую жалкую жизнь вел юноша, который потерял грубого, но любящего отца, а взамен получил враждебного чужака. Защищая себя, он, что вполне понятно, ожесточился сердцем.

А из этого следовало, что он и вправду способен принести благо Хелбурну, стать грозным, за всем надзирающим хозяином, но при этом он непременно нарушит душевное спокойствие Элетеи.

Слишком трудно совсем не обращать внимание на своего соседа. И вдвойне сложно, если ты питаешь необъяснимый и давнишний интерес к его судьбе. Они знали друг друга еще до того, как он потерял своего отца, до того, как она потеряла свое достоинство и все, что могло бы дать ей положение замужней женщины. Ей оставались только надеяться, что те два человека, которыми они были когда-то, вполне могут согласиться на вежливое общение. У нее нет оснований бояться его.

В некотором смысле это такое облегчение – быть падшей. Нет нужды притворяться, что тебе стыдно, что ты испытываешь нетерпение и что ты не можешь встретиться с человеком, подобным Гейбриелу, в его стихии.