Сидней сошел на берег вместе с другими пассажирами, успешно проскользнул сквозь испанскую иммиграционную службу с такой же легкостью, с какой избежал паспортного контроля в Плимуте, и ждал хрипло пыхтевшую «глорию» у портовых ворот.

— Не верю в прикол насчет забытого паспорта, — объявил Ленни, когда старик влез в кабину. — По-моему, он у вас есть, а вы разыгрываете представление с плащом и кинжалом, чтобы произвести на нас впечатление.

— Зачем мне производить на вас впечатление, мистер Ноулс, скажите на милость? — спросил Сидней.

Ленни закурил, ища подобающего ответа, и нечаянно встретился взглядом с парой полицейских на мотоциклах, проезжавших мимо фургона с другой стороны.

— Кого они ищут? — пробурчал он.

Ник подался вперед, наблюдая за мотоциклистами в боковое зеркало.

— Никого, — доложил он. — Проехали.

— С испанской полицией лучше не ссориться, джентльмены, — предупредил Сидней.

— Вся английская наполовину со мной не сравняется, — заявил Ленни. — Что тут едят на завтрак?

— Хлеб, оливковое масло, помидоры, — перечислил Сидней, — пожалуй, немного сыра и колбасы.

Ленни качнул головой.

— Чертовски убого живут люди в странах третьего мира. У нас теперь глобальная экономика — можно было б подумать, жаркое уже готовится во всех четырех концах света. Тогда пойдем в «Макдоналдс».

— Я не ем в «Маконалдсах», — объявил Ник.

— Нечего теперь привередничать, Никель, — указал Ленни. — За границей надо есть то, что есть, если нету кафешек с фастфудом.

— Остановите, — велел Сидней, указывая на придорожное заведение под названием «Каса Пепе».

— Да оно ж иностранное, — возмутился Ленни.

— Разумеется, мистер Ноулс. За границей все иностранное.

— Иностранной бурды есть не стану.

— Очень хорошо, — кивнул Сидней. — Вы со мной, мистер Крик?

Ленни смотрел, как старик с Ником входят в кафе, чувствуя приближение головной боли, от которой ничто не помогало. Измена Ника хуже боли — она грозит смертью. Он тихо-мирно беседовал с парнем в Норфолке, в дороге, на пароме, доходчиво объясняя, чего от него ожидает, а маленький говнюк по-прежнему в ус не дует. Место Ника, закадычного друга, рядом с Ленни, а не со старым немощным сукиным сыном, который просто из чувства противоречия требует есть никуда не годное заграничное дерьмо. Иностранная еда Нику не нравится — дома он никогда не ходит в заведения, где готовят кебаб, — поэтому его готовность съесть какой-то бредовый континентальный завтрак не что иное, как предательство. Наверно, лопают сейчас оливки, анчоусы, прочую пакость, сговариваясь удрать от Ленни, когда он в очередной раз зайдет в туалет. Ленни бессознательно постучал себя по носу. Нечего миндальничать с двумя этими типами. Двое — компания, трое — толпа, значит, кому-то — трусливому и ненадежному — придется отвалить. Он поддернул штаны, запер дверцу фургона и ввалился в кафе, сморщив нос в жаркой волне черного табачного дыма, чеснока и громкой болтовни, поразившей его на пороге.

Сидевшие за общим столом водители грузовиков прервали дискуссию, разглядывая проходившего Ленни, и Сидней мгновенно почуял, что вновь прибывший невольно привлекает внимание. Он окинул взглядом Ника, отметив с неудовольствием, до чего довели себя оба его компаньона в дороге за очень короткое время. Если сам он умылся, побрился, переоделся в свежую рубашку, то ни один из его помощников не сделал к тому ни малейшей попытки. Оба остались в том, в чем уезжали из Норфолка два дня назад. Оба лохматые, измученные, несчастные, и, даже если это не имеет значения, они фактически производят подозрительное впечатление.

Ленни вытащил стул, уселся, скрестив руки и вытянув ноги, которые глубоко проникли в личное пространство Ника. В ответ Ник сдвинул свой стул вправо, беззаботно отправив в рот кусок хлеба с помидором.

— Зашли закусить, мистер Ноулс? — поинтересовался Сидней.

— Только не этим дерьмом, мистер С. В любом случае я пустой.

— Не понял?

— На мели. Без гроша. — Жестокая измена утренней удачи с игральными автоматами на пароме лишила его средств.

— А вы, мистер Крик? Чем будете расплачиваться за завтрак?

Ник изумленно взглянул на него.

— Я думал, вы заплатите, — промямлил он, набив рот хлебом.

Сидней вздохнул:

— Ну, даже подданные милостивого диктатора не должны рассчитывать, что я буду оплачивать повседневные нужды. Какова ваша стандартная ставка per diem?

Не имея понятия, Ник оглянулся на Ленни, который, судя по выражению его лица, не имел понятия, что такое per diem.

— Суточные, — объяснил Ник. — Per diem значит «в день».

Ленни испепелил его взглядом.

— Не ты один понимаешь французский, приятель! — Он почесал подбородок. — Я обычно беру где-то от трех и выше, в зависимости от обстоятельств.

— От трех чего? — уточнил Сидней.

— Сотен.

Сидней улыбнулся:

— И что вы предлагаете за триста фунтов в день, мистер Ноулс?

Ленни открыл спичечный коробок и принялся ногтем большого пальца расщеплять в длину палочки.

— Общие строительные и земляные работы, штукатурка, ремонт, вывоз мусора… э-э-э… кровля, водосточные трубы, чистка каминов…

— Борьба с вредителями, — вставил Ник. — Он отлично справляется с осами.

Ленни кивнул:

— Угу, с осами, крысами, мышами, тараканами, муравьями, кроликами, голубями, бродячими собаками, ослами, с чем угодно.

— Еще что? — спросил Сидней.

— Услуги консультанта, знаете, маркетинг, имидж фирмы, размещение продукции, связи с общественностью и все такое прочее. — Он разжег сигарету расщепленной спичкой, глубоко затянулся, прикрыл рукой рот, ожидая момента, когда Сидней проглотит наживку. Старик устремил на него ответный взгляд с прохладным любопытством на лице бумажного цвета. Ленни вновь затянулся. — Информационные технологии, — продолжал он. — Я настоящий спец по компьютерам, факсам, теликам, микроволновкам, стиральным машинам, по любой технике. — Он обождал реплики, которой не последовало, и продолжил: — Личные и служебные автомобили, техосмотр, покраска, порой покупка и продажа. У меня чуткий нюх на выгодные сделки. Ленни Нос.

— Как я понимаю, «глория» — исключение из правила? — ехидно заметил Сидней.

— «Глория» — особый случай, — заявил Ленни. — Вы любите хорошие вещи, мистер С. Как насчет произведений искусства и древностей? Знаете Лавджоя из телика? Симпатичный мошенник-антиквар из Восточной Англии? Это шоу на мне основано. Я продал камин телевизионщикам, хозяевам перестроенного амбара в Суффолке, после чего пошел сериал. Это не совпадение. Когда речь идет об искусстве и старине, обращайтесь ко мне.

Сидней задумчиво смотрел на него, потом перевел взгляд на Ника:

— А вы, мистер Крик?

— М-м-м… страховка… Я был помощником заместителя регионального менеджера по управлению рисками.

— У него был свой конторский стол, — добавил Ленни.

— Неплохо звучит, — кивнул Сидней. — Ваша ставка?

— Согласен на все, — пожал Ник плечами. — У меня больше нет своего конторского стола.

— Вот что я вам скажу, — объявил Сидней. — Поскольку я практически полностью оплачиваю ваше проживание в гостинице и питание, не видя особенной необходимости в ваших многочисленных профессиональных талантах, готов выдавать на побочные расходы по тридцать евро в день.

Ник был доволен предложенными условиями, Ленни пришел в бешенство, но прикусил язык, предпочитая остаться наедине с Сиднеем и тогда уже повысить ставку. За Ника тридцать евро в день слишком много, а Ленни опытный профессионал. Оплачивать его наравне с Ником — оскорбление. Причем есть подозрение, что намеренное. Он сделал глубокий вдох, мочась в треснувший унитаз. Ему в лицо брошены камни, но вокруг и над ними бурлит могучая река, которая в конечном счете затянет их илом.

Болтовня в заведении стихла, когда он вернулся из мужской кабинки, и поэтому Ленни почти ожидал, что Ник с Сиднеем исчезли, в зале остались только ухмыляющиеся заграничные морды. Но никто не улыбался, вольные беседы сменились скрипом стульев по кафельному полу — испанские дальнобойщики вставали и уходили. Привалившись спиной к стойке бара, стояли двое полицейских, оглядывая зал. Ленни узнал затянутую в кожу пару, проехавшую на мотоциклах мимо фургона у портовых ворот. Из всех баров в Сантандере им надо было зайти именно в этот. Человек, склонный к паранойе, вполне мог испугаться, но Ленни давно привык к неожиданным совпадениям, связанным с появлением полицейских. Он поднял брови, привлекая внимание компаньонов, и указал глазами на дверь. Сидней кивнул, бросил деньги на стол и поднялся. Ник последовал за ним. Полицейские смотрели им вслед.

— Возникла некоторая напряженность, — сказал Ник, когда они вышли под бледное утреннее солнце.

— Гражданская гвардия, — объяснил Сидней. — Профессиональные мерзавцы, призванные Второй республикой ставить людей на место. Видели, как опустел зал, когда они вошли?

— Невинных дальнобойщиков не бывает, — заявил Ленни, возясь с ключами от фургона.

— Мистер Ноулс, пустите за руль мистера Крика, — спокойно распорядился Сидней.

— Все в порядке, мистер С., — заверил Ленни. — Я в отличной форме.

— Вы пьяны, от вас несет, как с винокуренного завода. Если жандармы увидят вас за рулем, нас всех заберут. Пусть машину ведет мистер Крик, и не оспаривайте мои решения.

Ленни с глубоким тяжким вздохом бросил Нику ключи.

— Еще пожалеешь, — предупредил он.

«Глория» завелась с первого раза, но отказалась трогаться с места. Пока Ник старался включить первую передачу, кабина наполнялась едким дымом горевшего сцепления.

— Ничего не выходит, — пожаловался он.

— Попробуй сначала дать задний ход, — посоветовал Ленни. — Она иногда любит подать назад, прежде чем пойти вперед.

Ник дернул рычаг и кивнул:

— Есть.

Он отпустил педаль сцепления, и «глория» медленно покатилась назад, слегка задев ржавой задней подножкой переднее колесо одного мотоцикла гражданской гвардии. Не ведая об этом, Ник нажал на акселератор, и «глория» рывком попятилась еще на четыре фута, сбив оба мотоцикла с подпорок и протащив по стоянке.

— Стой, Никель! — крикнул Ленни. — Ты на что-то наткнулся. — Он открыл пассажирскую дверцу и вылез как раз в ту минуту, когда двое объятых ужасом полицейских выскочили из бара.

— Повредил что-нибудь? — задохнулся Ник.

Ленни быстро оценил ситуацию. Его незарегистрированный, незастрахованный фургон, с которого не платятся налоги, только что смял в лепешку два полицейских мотоцикла, причем за рулем сидит условно освобожденный, обязавшийся не выезжать из собственной страны. На него самого наложено точно такое же ограничение, а третий член компании предположительно разъезжает без паспорта. Не похоже, чтобы у обоих быстро приближавшихся полицейских было чувство юмора. Наконец Нику удалось врубить первую. Ленни мигом прыгнул на сиденье.

— Жми, — велел он.

Выражение мрачного любопытства на жандармских физиономиях переросло в потрясенное изумление. Они разинули рты, глядя, как ржавый «транзит» выскочил на автостраду в низко стлавшейся туче зловонного синего дыма.

— Что вы делаете, господи помилуй? — крикнул Сидней. — Обратно к порту едете!

— Не оспаривайте моих решений, — отрезал Ленни. — Ник, притормози, пусти меня за руль.

В трехстах метрах позади разъяренные полицейские пытались поднять мотоциклы. Ленни скользнул на водительское сиденье.

— Не могу поверить, — пропыхтел он. — Мы тут всего-навсего пять минут, черт возьми.

— Абсолютно согласен, — кивнул Сидней. — Все равно что путешествовать с Лаурелом и Харди.

— Сохраняйте спокойствие, — посоветовал Ник.

— Никель!

— Что?

— Заткнись на хрен. Ленни знает.

Глядя одним глазом на дорогу, а другим в боковое зеркало, он идеально точно выбрал момент для правого поворота на замусоренную боковую дорогу к верфи. Прибавив скорости, свернул в первый слева каньон между заброшенными товарными складами, перевалил через бровку и пулей загнал «глорию» в дыру в ржавой проволочной ограде.

Сидней поднял бровь, протирая очки.

— Это жизненно необходимо, мистер Ноулс, или вы просто стараетесь произвести на меня впечатление?

— Жизненно необходимо, будь я проклят, мистер С., — кивнул Ленни, въехав задом на давно опустевшую погрузочную площадку и заглушив мотор. — Наш долбаный Михаэль Шумахер только что раздавил пару полицейских мотоциклов, а «глория» не может себе позволить оплату ущерба. — В осыпавшейся кирпичной утробе эхом разлетался треск мотоциклетных моторов и треск полицейского радио. — Как я уже говорил, — продолжал Ленни, — Никель только вперед ездить умеет. В будущем, мистер С., от всей души советую предоставить тонкие задачи мне.

Сидней закусил губу, стараясь припомнить прежние примеры решавшихся мистером Ноулсом тонких задач. Казалось, приключение обречено завершиться в испанской тюрьме, практически не начавшись, однако с этой парочкой неудача всегда перспективна.

— Фургон краденый, мистер Ноулс? — спросил он. — Я имею право знать.

Ленни поморщился:

— Нет, не краденый. Реквизированный в счет оплаты услуг.

— Что это значит?

— Если вас это касается, мошенники, у которых он был реквизирован, его свистнули.

— У других мошенников, которые его свистнули у бетонщиков, которые его свистнули у строительной фирмы в Диссе, — добавил Ник. — «Глория» переходила из рук в руки в подпольном мире, как сексуальные рабыни из Восточной Европы, о которых сейчас часто слышишь.

— И никогда не видишь, — горестно посетовал Ленни.

— Теперь к ее печальной истории приобщилась испанская жандармерия, — заключил Сидней.

Ленни выпустил сигаретный дым в ветровое окно. Старик начинает дергать его за сиськи своими вопросами и явно ничего не знает про полицию. Ленни с одиннадцати лет удирает от копов.

— По-моему, им больше хочется пнуть Ника в задницу за сбитые мотоциклы. Трагическое прошлое «глории» — второстепенный вопрос.

— Думаешь, они запрашивают подкрепление? — спросил Ник.

Ленни кивнул:

— Может быть, вертолет вызовут, приведут собак, перекроют дороги…

Ник прикусил губу.

— Зачем ты мне велел удирать? Можно было бы договориться. Мистер Стармен говорит по-испански, они наверняка поняли бы…

Ленни испустил долгий выдох, затуманивший ветровое стекло.

— Знаешь, кто ты такой, Ник?

— Не заводись.

— Дерьмовая обуза, вот кто. Лучшее, что можешь сделать, — сесть на следующий пароход, который идет домой, оставив поиски сокровищ профессионалам.

— Значит, теперь ты профессиональный искатель сокровищ?

— Речь не обо мне, Никель. Речь идет о тебе, и, если бы ты принимал решения, мы бы все уже сидели в испанской кутузке. Я сделал то, что надо было сделать в сложившейся ситуации, и чертовски хорошо справился.

— Слушайте, слушайте, — довольно легкомысленно вставил Сидней на манер парламентского спикера. — Хотите хлебнуть арманьяка?

Давно забытое ощущение мурашками пробежало по телу, под кожей, вздыбив волоски на руках. Колени ослабли, желудок сжался, горло пересохло точно так же, как в прошлый раз, когда он нелегально проник в Испанию. Тогда их было тринадцать, шести разных национальностей, в той или иной степени красных. Они ехали из Парижа в кузове мебельного фургона, вскоре после полуночи вылезли с затекшими ногами и болевшими ягодицами в молчаливой, затянутой тучами деревушке на дождливой каменной высоте Пиренеев. Одни несли чемоданы, другие матерчатые мешки, набитые вещами, которые впоследствии проклинали, волоча через горы в Испанию. В сарае на краю деревушки коротко стриженная молоденькая француженка накормила их затхлым хлебом и затвердевшим сыром, налила в крошечные стопки водку из расписной бутылки, а потом они топали в облачной тьме вверх и вниз в подбитых гвоздями ботинках, обернутых мешковиной, скользя кожаными подметками на мокрых каменных осыпях. Внешне мужчины хранили бесстрастный вид, порожденный усталостью и давней скукой, но, несомненно, каждый в душе ухмылялся с таким же восторгом, как Сидней. От Кале до границы никто не потратил ни фартинга на еду и питье, их везде встречали как героев, пусть даже тайно. У них справедливая цель, благородные устремления, победа обеспечена. Несмотря на откровенный атеизм, мужчины из Интернациональных бригад были современными крестоносцами, шли в бой за новую религию, и Сидней был абсолютно уверен, что в один прекрасный день английские джентльмены сочтут себя проклятыми за то, что не присоединились.

Ленни потребовал выждать час, прежде чем выезжать из укрытия, и убивал время, распекая Ника, потягивая водку, покуривая сигареты. Наконец посмотрел на свои воображаемые часы и кивнул.

— Хватит. Надо перекусить. — Закрутил колпачок на водочной бутылке, потянулся к ключам, поймав недовольный взгляд Сиднея. — Еще что?

— Вы пьяны, — объявил старик. — Не можете вести машину.

Ленни тряхнул головой:

— Не волнуйтесь, мистер С. Лучше…

— Вы пьяны, — оборвал его Сидней, — и не поведете фургон. Мистер Крик, займите его место.

— После того, что уже натворил? — вскричал Ленни. — Теперь вообще разнесет машину в клочья к чертовой матери!

Сидней заткнул ему рот грозно поднятым пальцем, пока Ник запускал мотор.

— Давай пошевеливайся, — поторопил его Ленни.

— Никак не заводится, — выдавил Ник сквозь зубы.

— Особенно не налегай, — предупредил Ленни, — доконаешь сцепление.

Ник поставил обе ноги на педаль сцепления, схватился обеими руками за рычаг переключения передач, прилагая максимальные усилия. Наконец из коробки передач донесся мягкий щелчок.

— Есть, — усмехнулся он, нажимая на акселератор.

Мотор взревел, после чего раздался тошнотворный дымный хлопок, возвестивший, что сцеплению пришел конец.

— Ух ты, — сказал Ник, оглянувшись на Ленни.

Реакция на катастрофическую ситуацию была неадекватной. Ленни почесал спину, взглянул в боковое зеркало, потом на Сиднея.

— Просто взял и угробил «глорию», — вздохнул он. — Ленни знает.

Они сгрудились вокруг трупа «глории», бросая беглые взгляды на фатальную рану, как будто никогда раньше не видели смерти. Одного вида почерневшего от дыма капота оказалось достаточно для констатации гибели — заклинившее искореженное сцепление пробило дыру в картере, откуда в сорняки натекла лужица черного масла, словно кровь из разорванной артерии.

— Что теперь? — спросил Ник.

— Полагаю, пешком пойдем, — пожал плечами Сидней.

— Пешком? — вскричал Ленни. Пешком он никогда не ходит. Пешком ходят дети и женщины. Настоящие мужчины ездят. — Почему напрокат не взять тачку?

— Где? — спросил Сидней, оглядываясь. — Все равно придется идти до пункта проката.

Ленни тряхнул головой:

— Никель сходит. А мы с вещами тут обождем.

— У меня нет кредитки, — сказал Ник.

— Эль Сид одолжит.

— Эль Сид? — переспросил Сидней. — Пожалуй, мне нравится.

— Права-то на мое имя, — напомнил Ник.

Ленни покрутил головой и посмотрел на Сиднея.

— Вечно осложняет дело. Вечно других заставляет расхлебывать кашу, которую сам заварил.

— Мне придется пойти вместе с ним, — решил Сидней. — А вы, если хотите, тут ждите до нашего возвращения.

Ленни улыбнулся. Он не раз работал с любителями, поэтому им так легко от него не отделаться.

— Вот что я вам скажу, — изрек он. — Лучше будем держаться все вместе.

Они находились на мертвых обочинах когда-то оживленного порта, на участке с битым стеклом, сгоревшими автомобилями и граффити. Заржавевшие таблички на сломанных оградах напрасно пугали немецкими овчарками с волчьей кровью и приговорами угрюмых судей. Единственным признаком жизни вокруг оставались железнодорожные рельсы с длинными шеренгами вагонов, ожидающих разгрузки в доках.

— Может быть, безопаснее идти вдоль линии, — предложил Сидней, когда они подошли к неохраняемому переезду со шлагбаумом. — Наибольшая вероятность не напороться на полицию. — Его вещи лежали в старом матерчатом рюкзаке, свободно свисавшем с худых плеч.

Ник следовал за ним с небольшим чемоданчиком, последним шел Ленни, таща непомерную спортивную сумку «Найк». Железнодорожная колея изящно извивалась между заброшенными складами, украшенными старыми выцветшими рекламными плакатами, потом вышла на людный товарный двор.

— Может быть, в поезд сесть? — предложил Ник, заглядывая в пустой товарный вагон.

Сидней остановился, оглянулся на него, кивнул:

— Может быть.

Ленни рванулся вперед, тряся головой.

— Будь я проклят, не сядем мы ни в какой поезд. Возьмем напрокат «корсу». И кончено.

Ник пожал плечами, побрел вдоль железнодорожного полотна. Сидней остался стоять у открытых дверей товарного вагона.

— Знаете, мысль не такая плохая, — сказал он. — Судя по табличке, этот вагон идет на юг до Паленсии. Сэкономим кучу денег, получим немалое удовольствие.

Ленни шел дальше.

— Не думаю, мистер Ноулс, будто жизнь доставляла вам чертовски много радостей и развлечений! — крикнул вслед ему Сидней. — Когда я был в вашем возрасте… — Он не закончил фразу.

Когда Сидней был в возрасте Ленни, путешествие не обеспечивалось простой покупкой путевки в туристическом агентстве. Нынче искусство запрыгивать в поезд забылось, а в 1937 году Сиднея учили люди, которые обучались у тех, кто объездил по рельсам весь мир от Берлина до Билокси, от Кавказа до района пыльных бурь на западе США. Они сами давно превратились в пыль, но и через семьдесят лет испанский подвижной состав, похоже, ничуточки не изменился. Он провел пальцами по ржавым перекладинам лестницы на крышу, ностальгия оживила постаревшие органы чувств. Железо, дерево, смазка пахли и чувствовались на ощупь точно так же, тяжелые двери точно так же могли отрубить пальцы, а вместо прежнего совета не грузить в вагон больше ста человек или двадцати лошадей ныне красуется предупреждение, запрещающее перевозить опасные вещества. И за этим грязным двором Испания наверняка осталась прежней, кроме новых указателей на старых дорогах и современных зданий в древних городах. Люди будут выглядеть как прежде, хлеб будет иметь прежний вкус, разве что в стране стало безопаснее, чем на протяжении многих столетий. Сидней коснулся холодных полозьев вагонных дверей и повернул голову в тот момент, когда Ленни двинул Ника по спине, после чего пререкавшаяся пара исчезла за изгибавшимися дугой вагонами. Он подумал, не дать ли им уйти, дальше действуя в одиночку, потом взглянул налево, откуда за ним наблюдали трое юнцов в надвинутых на глаза капюшонах. Давно следят?

— Твоя проблема в том, — объявил Ник, — что ты параноик. Постоянно думаешь, будто каждый старается тебя надуть.

— Кто тебе сказал, будто я параноик? — потребовал Ленни ответа, хрустя кроссовками по гравию в пятнах смазки. — Нехорошо расхаживать, отпуская вольные замечания насчет психического здоровья людей, Никель. Это грубо.

— А по спине меня бить хорошо?

— Ты этого заслуживаешь, потому что кидала.

— Теперь я уже кидала?

— Ты всегда был кидалой, Ник. Никакой верности. Через две минуты после приезда сюда меня предал.

— Предал? Согласие на континентальный завтрак вместо гамбургеров вряд ли можно назвать предательством.

— Не важно, что ты сделал, но сплотился с Эль Сидом, значит, я уже не могу на тебя положиться.

— В чем?

Ленни помолчал. Пухлое лицо покраснело под утренним солнцем.

— Видишь, Никель? Сам факт, что ты спрашиваешь, говорит обо всем. — Он с высокомерным презрением зашагал дальше. — Ленни знает и очень, очень разочарован.

— Меньше, чем Сидней, — тряхнул головой Ник. — Старик наверняка решил, что связался с парой истинных идиотов. — Он оглянулся назад. — Кстати, где он?

— Видишь, что я имею в виду? — усмехнулся Ленни. — Не можешь даже уследить за чертовым пенсионером. Пойди поищи.

Ник бросил чемоданчик и пошел обратно вдоль рельсов. Ленни Ноулс никогда не признает обязательств, никогда не несет ответственности и никогда — никогда — не извиняется. Твердо придерживается неписаного закона, предписывающего рабочему классу тупое упрямство, и Ник пришел к выводу, что легче подчиняться, чем спорить. В его обществе вообще не было бы ничего приятного, если бы Ленни все время не протыкал выдуваемые им самим пузыри. Держит яйца в одной корзинке и чем быстрее и выше жонглирует, тем скорей вынужден утираться. Только поэтому стоит держаться с ним рядом. По крайней мере, так говорил себе Ник.

Он заулыбался на повороте, а потом только охнул. Сидней распластался на откосе, лежа на гравии охапкой поношенной фланели и габардина. Трое юнцов в серых, низко опущенных капюшонах стояли над стариком, широко расставив ноги, низко нагнувшись, обшаривая карманы. Один крысиным инстинктом почуял ошеломленный взгляд Ника и злобно оглянулся. Глаза над длинным носом и изящной бородкой сверкнули в темноте кинжалом. Подобно гиене с окровавленной мордой, глядящей на возмущенную лань, грабитель как бы приглашал Ника сделать шаг, но тот ног под собой не чуял. Ужас застыл в желудке и венах холодной ртутью, приковывая к земле своей тяжестью.

Он наблюдал, как заметивший его парень извещает об этом сообщников, замотал головой в немом ужасе, когда вся троица, оставив старика в грязи, медленно и осторожно направилась к нему, произнося тихие слова на отрывистом языке. Сочувственная нервная система Ника внезапно очнулась и предложила на выбор бежать или драться. На его взгляд, выбора вообще не было, и он побежал со всей скоростью, на какую были способны свинцовые ноги. Грабители погнались за ним, хрустя по гравию подошвами и рассыпаясь веером.

— Помогите! — завопил Ник.

Находившийся в двухстах ярдах Ленни увидел его и устало тряхнул головой, затянулся сигаретой, оторвался от вагона, к которому прислонялся. Обождал, пока Ник окажется в двадцати ярдах, лишь тогда загасил сигарету, а когда показались преследователи, предстал перед ними. Схватил за руку пробегавшего Ника и прошипел:

— От кого бежишь, Никель?

— Угадай, — пропыхтел тот.

— От тех кретинов? — Он оттолкнул Ника в сторону, шагнул вперед. — Где Эль Сид?

— По-моему, они на него напали…

Грабители по-прежнему приближались, но медленнее, выкрикивая на незнакомом языке угрозы.

— Ты его видел?

Ник на секунду задумался. Видел, что старика грабят, бьют, и ничего не сделал для его спасения.

— Нет, — соврал он. — Я был уже почти на месте, а они шли навстречу. Мне их вид не понравился, я повернул, а они погнались.

— Ну ладно. — Ленни знает, когда ему врут. Пауза была слишком длинной, ответ слишком подробным. Раньше Ник никогда не ввязывался в драки, даже в тюрьме. Когда они вместе сидели, обязанность драться лежала на Ленни. Ник ему рассказывал, что в последний раз вступал в кулачный бой в одиннадцатилетнем возрасте, потом стал перспективным мобильным молодым специалистом, с удовольствием компенсируя неспособность себя защитить игрой в футбол по субботам раз в две недели с другими молодыми людьми, придерживавшимися аналогичных взглядов. Подобно многим представителям своего поколения, вел словесные битвы в толпах налившихся по уши пивом однокашников, но абсолютно не мог ввязаться в настоящую потасовку, чересчур безобразную, тривиальную, скучную, в отличие от тех, что видишь в кино или по телевизору. С другой стороны, Ленни рос в атмосфере насилия. Терпя побои от матери, разнообразных дядей, двоюродных братьев, соседей, он давно понял, что оно не так больно, как думаешь. Ленни не из тех, кто сдается, получив тошнотворный удар кулаком в зубы, хорошо рассчитанный ослепительный пинок по голове, толчок коленом в мошонку, выворачивающий кишки, и стремление остаться последним, кто держится на ногах, принесло ему дома не слишком завидную репутацию. Сельские полисмены использовали его для тренировки, любой деревенский придурок для забавы набрасывался перед закрытием пивных заведений. Короче говоря, Ленни Ноулс был полезным партнером по драке.

— Слушай, — взмолился Ник, — не надо, чтобы еще кто-нибудь пострадал. Давай просто что-нибудь им отдадим, и они нас оставят.

— Хрен тебе, — презрительно фыркнул Ленни, шагая к самому длинному из троицы и повышая голос до рева. — Я им черепушки сейчас напрочь поотрываю!

Избранный целью парень держал позицию, подняв ладони, как бы спрашивая, что такого плохого он сделал красномордому здоровяку.

Ленни сошелся с ним грудью, заглядывая под капюшон.

— А ну отдай что взял, — велел он.

— Ленни, не надо! — крикнул Ник.

Грабитель сморщил нос, как бы оскорбленный дыханием Ленни, и ухмыльнулся своим компаньонам. Ход был не особенно умный. Ленни запрокинул голову и бросился вперед, врезавшись лбом в нос хулигана. Что-то хрустнуло, хлюпнуло, словно кочан капусты свалился с большой высоты, после чего грабитель рухнул.

— Видно, искры из глаз полетели, — прокомментировал Ленни, ущипнул себя за переносицу и чихнул, оглядывая оставшуюся пару. Один из головорезов поигрывал коротким ножом. — Хочешь, чтоб тебя тоже уважили? — прорычал он, перешагивая через упавшего парня и ринувшись к негодяю с ножом. Бешеный хук угодил юнцу в висок, лезвие дешевого китайского складного ножа звякнуло по гравию. Он пошатнулся, выставив для защиты руки, крутнулся на месте, последовал за упавшим товарищем. — Не то что в кино, правда, Никель? — пропыхтел Ленни, наклоняясь за ножом. — Такова реальная жизнь, сынок. Пара добрых ударов, и все.

Хулиган с разбитой головой свернулся в позе зародыша, закрыв руками окровавленное лицо и подтянув колени к груди. Ленни оторвал от лица смуглые костлявые пальцы, сбросил с выбритой головы капюшон.

— В первый раз я добром просил, — напомнил он. — Теперь снова прошу: отдай краденое.

Парень попытался ответить, Ленни пресек попытку четырьмя коварно рассчитанными ударами в череп, лицо, горло, ребра, после чего сорвал с него серую куртку и начал проверять карманы.

— Чего ждешь, Никель?

— Тебя.

— Иди сюда, дай ему в морду.

Ник затряс головой:

— Не могу.

Ленни вздохнул:

— Кидала. — Результатом обыска стала связка ключей, упаковка презервативов, крошечный пузырек с освежителем дыхания, полпачки легких сигарет «Кэмел». — Никакого бумажника, — объявил Ленни. — Видно, он у других стервецов. Пошли спасать Эль Сида.

Пыхтя и отдуваясь, как паровоз, он зашагал по рельсам, Ник тащился за ним, как собака, нуждающаяся в транквилизаторах. Они нашли Сиднея, который привалился к ржавому колесу товарного вагона, промокая бежевым носовым платком разбитую губу.

— Бумажник забрали, — прохрипел он. — Трое. Не испанцы… возможно, с Балкан.

— Мы их встретили, — сообщил Ник. — Ленни начисто одного уложил.

— Очень хорошо, мистер Ноулс. Только двух остальных упустили. Они промчались мимо пару минут назад. Думаю…

— Думайте что хотите, мистер С., бумажника раздумьями не вернуть. Я занялся наиболее вероятным держателем, а он его уже перебросил. Там были все наши наличные?

— К сожалению, мистер Ноулс.

— Теперь они уж совсем далеко, — пробормотал Ленни.

— Ну и ладно, — жалобно молвил Ник. — Как-нибудь справимся.

Ленни взглянул на него:

— Как?

— Да, и как же мы справимся, мистер Крик?

— Не слушайте его, мистер С., — посоветовал Ленни. — Все равно что разговаривать с человеком дождя. Могу поспорить, даже на обратную дорогу домой не хватит.

Сидней пошарил в брючных карманах и объявил:

— Шесть евро.

— Замечательно, черт побери, — язвительно усмехнулся Ленни. — А все ты виноват, Никель.

— Я? Откуда подобное заключение?

— Если бы ты не сбил полицейские мотоциклы…

— Угу, а кто мне не сказал, что они стоят позади «глории»?

— А какой хрен не смотрит, куда едет?

— А кто мне велел удирать, когда, может быть, было вполне достаточно извинений?

— А какая ослиная задница не присматривала за мистером С. в опасном месте, кишащем преступниками?

— Джентльмены! — рявкнул Сидней. — Я неплохо себя чувствую, спасибо за внимание. Бок немного болит, губа разбита, а в остальном все в полном порядке. Предлагаю вознести благодарность за наше физическое благополучие и броситься к ногам фортуны, тем паче что у нас нет денег на репатриацию.

Пока Ленни старался понять смысл речей старика, вагоны содрогнулись в ответ на далекий толчок.

— Фортуна улыбнулась! — вскричал Сидней. — Все на борт! — Он поднялся на ноги, морщась от усилий, стряхнул с себя пыль. — Вот этот нисколько не хуже любого другого, — объявил он, оглядывая открытый товарный вагон. — Мило, чистенько, без дыр в стенках.

— Вы это раньше делали, мистер Стармен? — спросил Ник.

— Я много чего раньше делал, — улыбнулся Сидней.

В трехстах ярдах впереди светофор вспыхнул зеленым, машинист отпустил тормоза. Поезд снова дрогнул, подался назад с гидравлическим вздохом и скрежетом стали, потом вагоны с грохотом состыковались.

— Поехали! — крикнул Сидней, чувствуя, как воскресает давно умершее юношеское волнение. — Подсадите меня.

Он сложил ладони чашечкой, показывая Нику, что имеет в виду. Тот отшатнулся от перспективы соприкосновения с другим человеком, испуганным взглядом переложив ответственность на Ленни. Ленни, вздохнув, загрузил в вагон Сиднея и багаж.

— Наберите камней с насыпи для костра, мистер Крик, — велел Сидней.

Ник схватил пригоршню гравия, ухватился за вагонную ступеньку, старик его столкнул.

— Надо больше, чтоб огонь развести, если замерзнем. Поскорее, и поищите сучьев на растопку.

— Черт побери! — простонал Ник, швыряя горстями в дверь вагона камни величиной с яйцо.

Ленни влез внутрь, вытащил из сумки бутылку водки, закурил «Кэмел».

— Есть рыцари, — изрек он и кивнул на Ника, — и есть крепостные.

— Я скорей представляю вас йоменом, мистер Ноулс, хотя ваш намек понял.

— Кто такой йомен?

— Что-то вроде рыцаря, — соврал Сидней.

— В сверкающих доспехах, мистер С. — Ленни подмигнул и со знанием дела постучал себя по носу. — Поторопим Никеля.

Машинист отпустил рукоятку экстренного торможения. Состав сдвинулся с места. Ленни потерял равновесие, а Ник, наклонившийся за дощечкой на откосе, плашмя упал на землю. Сидней видел, как он встал на колени, со страдальческим выражением на лице потирая затылок, пока его вновь не сбил фонарный кронштейн следующего вагона. Он покатился кубарем и умудрился подняться, только когда мимо проехал последний вагон, оставив его в тусклом свете солнечного луча.

Ленни в куртке, залитой водкой и засыпанной табачным пеплом, подскочил к стоявшему в дверях Сиднею, глядя на исчезавшего за поворотом Ника. Поезд только набирал скорость, хорошим спринтерским рывком его еще можно было догнать, но Ник уже безнадежно отчаялся.

— Беги, дурак чертов! — крикнул Ленни.

— Он и не собирается нас сейчас догонять, — сказал Сидней.

— А куда мы едем?

— Бог знает. Крикните, чтобы ждал нас в Паленсии.

Ленни почти всем телом высунулся в дверь, а Ник уже скрылся за поворотом.

— В Валенсии, Никель! — заорал Ленни. — Будем тебя ждать в Валенсии!.. — Можно было крикнуть и громче, но, как отметил минуту назад Сидней, фортуна улыбнулась. — Исчез, — сообщил он, качая головой.

Старик ногой задвинул свой рюкзак в угол и сел на него, скрестив руки.

— Без него обойдемся? — спросил он.

Сидней Стармен вырос во времена внезапных потерь и смертей и поэтому не особенно переживал. Его заботили чисто практические вопросы, а поскольку Ник продемонстрировал свою полную практическую несостоятельность, его исчезновение не сильно огорчало. Молодой человек был приятным спутником, внимательно слушал, но его присутствие было лишним для дела.

Ленни дал несколько более эмоциональный ответ.

— Думаю, обойдемся, мистер С., — кивнул он. — Ник славный малый, только совсем не соображает. Будь у него хоть сколько-нибудь ума, вернулся бы в порт, наскреб бы на дорогу домой. — Он покосился на Сиднея, проверяя, попали ли его слова в цель. — Хоть я буду по нему скучать.

— Верю, — вздохнул Сидней. — Задвиньте двери, я огонь разведу.

Ленни смотрел в темноту, пока Сидней укладывал камни в кружок размерами с чайный поднос. Фортуна, рассуждал он, забавная старая птичка. Два часа назад казалось, будто это его бросят по ту сторону рельсов, поскольку он не любит заграничной еды, не умеет трепаться о чепуховых войнах, про которые никто сроду не слышал. А теперь, в результате цепочки событий, которые трудно было предвидеть, он остается единственным наследником имущества Стармена, по крайней мере пока они оба не сгинули в адском железнодорожном огне.

— Мне как-то не особенно нравится, что у нас тут костер, — сказал он, пока поезд двигался к югу на постоянной скорости шестьдесят миль в час.

— Абсолютно безопасно, — ответил Сидней, срезая стружку с деревянного пола старым карманным ножом. — Меня научил один человек, сам научившийся у безработных бродяг с «Юнион пасифик» в 1890-х годах.

— Потрясающе, — пробормотал Ленни. Роскошное европейское турне с полностью оплаченными расходами явственно приобретало грушевидную форму. Он наблюдал, как старик укладывает растопку хрупким шалашиком, набивает в центр стружку. — Долго будем ждать Ника в Валенсии?

Сидней поднял глаза:

— В Паленсии. Валенсия на другом конце страны. Думаю, надо дать мистеру Крику денек-другой. Или можно снова сесть в поезд, вернуться в Сантандер, если, по вашему мнению, он там будет нас ждать. Как думаете?

Ленни покачал головой:

— Ник отправится домой следующим паромом. Можете мне поверить.

— Дадим ему двадцать четыре часа. Зажигалка есть?

— Вот, попробуйте, — предложил Ленни, бросив спичечный коробок. Все спички в нем были расщеплены надвое, чтобы каждая за те же деньги зажигалась дважды, и они ломались в трясущихся руках Сиднея, прежде чем успевали разжечь огонь.

— Дайте сюда, — буркнул Ленни, и через секунду послушно вспыхнувшее желтое пламя отбрасывало на стены вагона безумные тени.

— Славно, — улыбнулся Сидней. — Эти полы чем-то пропитаны, из них получается прекрасная растопка. Видите? Камни впитывают тепло, когда костер потухнет, будут действовать как радиатор.

— Чудеса, мистер С., — рассеянно кивнул Ленни.

Он смотрел в огонь, видя только одно — аккуратный маленький коттедж в Норфолке с пластиковыми окнами, центральным отоплением, новой кухней и ванной, с красивой маленькой табличкой на подъездной дорожке: «Продается». Как только старый свихнувшийся сукин сын начнет прихварывать и откажется от дерьмовой затеи, они отправятся домой, в идеале за счет правительства ее величества.

— И дыма нет, — хвастался Сидней, придвигаясь к огню. — Потому что я правильно выбрал место, где его полностью вытягивает наружу. — Он указал на обугленный круг неправильной формы, поверх которого пылал костер. — Видите? Тут уже кто-то ездил.

— Только не я, мистер С., — проворчал Ленни, открутил крышку с бутылки, сделал долгий глоток.

Надо подать ложное заявление об ограблении, чтобы оправдать отсутствие у Сиднея паспорта, и, даже если власти сумеют проверить, был ли он у него вообще, все равно не оставят в чужой стране немощного придурка. Ленни задумчиво хлебнул водки и громко, раскатисто пукнул. Себя можно выдать за компаньона, ухаживающего за стариком, — эту роль он спокойно играл месяцами, пока в последнюю минуту не вломился Ник, сладкоречивый страховой агент, отхвативший пятьдесят процентов вознаграждения за нулевой процент трудов. Добиваясь наследства, Ленни потратил сотни часов, лазая вверх и вниз по приставным лестницам, прочищая водостоки и канализационные трубы, прививая плодовые деревья, бегая по «Теско» с составленным стариком списком покупок, а в результате увидел, как половина уходит какому-то извращенцу с университетским образованием, который кое-что смыслит в винах и в искусстве. Должно быть, хнычет сейчас на бровке тротуара в Сантандере и, ослепленный горем, не видит, что получил ценный урок. В этой жизни жена, семья, собака и бизнес — святая святых, и, если ты мешаешь добиться чего-то из этого, получаешь заслуженное наказание. В университете этому не учат, вот в чем проблема, рассуждал Ленни. Он разжег сигарету расщепленной спичкой, выпустил дым в огонь. Важно наладить со стариком такие же отношения, какие сложились у него с Ником. Пенсионеры любят болтать про добрые старые времена, надо только прикинуться, будто тебе интересно.

— Вы, наверно, в университете учились, правда, мистер С.?

Сидней вытащил из кармана фляжку, хлебнул.

— На университет у меня времени не было.

— У меня тоже, — признался Ленни. — У нас с вами много общего.

Сидней оторвал от огня взгляд широко открытых глаз:

— Вовсе нет.

— Да. — Ленни почесал под мышкой. — Оба специалисты в искусстве.

— Еще что?

— Э-э-э… оба живем в Норфолке. — Сидней все смотрел на него. Ленни взмахнул бутылкой. — Оба любим хлебнуть время от времени.

— Хватит, мистер Ноулс, — предупредил Сидней, подкладывая в костер растопку.

— Оба любим самое лучшее в жизни.

— Я сказал, хватит.

— Я мог бы быть вашим сыном, которого у вас никогда не было.

— Мистер Ноулс!

Ленни сделал еще попытку:

— Может, тогда об истории потолкуем?

Сидней обжег его взглядом:

— Об истории?

— Ну, знаете, про старые времена.

— Какой период имеется в виду?

— Какой-нибудь военный. Про ту войну, в которой вы участвовали.

Сидней вздохнул:

— Полагаю, хотите услышать о золоте?

— Как вам будет угодно, — кивнул Ленни, и Сидней рассказал ему точно то же, что утром рассказывал Нику, в том числе об исчезнувшей сотне ящиков. Товарный поезд оставил уже далеко позади окраины Сантандера, мчась сквозь дождь к югу, к Кантабрийским горам и Паленсии. Ленни трижды затянулся, прежде чем спросить: — Откуда вам столько об этом известно?

— Сам видел, — ответил Сидней. — Наверняка остался последним на свете, кто видел. Сотня ящиков, каждый размерами девятнадцать на двенадцать и на семь дюймов, каждый весом в полцентнера…

— Где вы их видели? — не унимался Ленни.

— Здесь, в Испании, в Маэстрасго, в Старом Арагоне.

— Когда?

— В начале лета тридцать седьмого.

— Думаете, что они еще там?

Сидней хлебнул из фляжки.

— Знаю.

Ленни наклонился, прикуривая от янтарных углей очередную сигарету.

— Что вы делали в тридцать седьмом в Испании?

Сидней склонил голову вызывающим жестом:

— Немцев хотел убивать.

Ленни смотрел на него, прижав к губам горлышко бутылки с водкой.

— Псих ненормальный, вот кто вы такой, — объявил он.

— Очень любезно с вашей стороны, — ответил Сидней со смертоносной улыбкой.