Когда Уотсон и приглашенные им на ленч бизнесмены вошли в ресторан, все столики уже были заняты.

Он заранее заказал столик на час пятнадцать, и быстрый взгляд на часы показал, что им придется ждать не менее тридцати минут.

— Может быть, выпьем перед ленчем? — спросил он, стараясь не обращать внимания на красные молотки в висках.

— Я с удовольствием, — откликнулся Эдвард Каннинг, первый из его перспективных покупателей.

Сильный американский акцент повис в воздухе, смешиваясь с запахом сигарет, напитков и приятным ароматом свежеприготовленной пищи. Каннингу было далеко за тридцать. Крепкий, невысокий и без единого грамма лишнего веса в тренированном теле. Он закурил свою любимую сигару и прошел вместе с Уотсоном и другим покупателем, Кеннетом Риггсом, в один из трех баров «Сити-отеля». Риггс был моложе его, но седые волосы делали его на вид вдвое старше. На лице масса морщин, а щеки отвисают как у собаки породы блодхоун. Когда он смеялся, а смеялся он постоянно, образовывалось несколько подбородков, которые свободно падали на его тугой воротник.

Каннинг сначала развязал галстук из-за невыносимой жары, а когда они нашли столик у окна, закатал рукава рубашки. Риггс последовал его примеру, пока Уотсон у стойки заказывал выпивку, держа перед собой пятифунтовую банкноту. Народу было очень много, и Уотсон с раздражением посмотрел на толкнувшего его мужчину, и тот, увидя выражение лица Уотсона, стал сразу извиняться. Нервы Уотсона были не просто напряжены, от них остались ошметки. Он встретился со своими клиентами в девять часов утра, показал им фабрику, компьютеры в работе. К его удивлению, они не задавали много вопросов, только те, которые касались надежности, мощности, объема информации и, конечно, стоимости. Уотсон был им благодарен, потому что ему было непросто извлекать информацию из памяти — от этого боль сразу усиливалась. И он видел, что ему удалось установить хорошие отношения со своими клиентами, особенно с Каннингом. Похоже, оба были удовлетворены его ответами.

Уотсон чувствовал, что контракт почти наверняка будет подписан. Но он будет совсем счастлив только тогда, когда увидит их имена на положенном месте в контракте.

Глубоко вздохнув, он на секунду прикрыл веки. Шум в баре наплывал со всех сторон, и в то же время казалось, что это все происходит вдали, как будто он был один в закрытом купе вагона, а все галдели снаружи.

Открыв глаза, он увидел, что бармен, маленький человек в красном пиджаке, обслуживает нескольких посетителей в дальнем конце стойки. Сколько же еще придется стоять, держа в руке свои пять фунтов, пока он обратит свое внимание в эту сторону? Уотсон провел рукой по лбу. Пройдет ли когда-нибудь эта головная боль? Две таблетки он принял за завтраком, и они не помогли, как не помогли еще четыре, которые он принял в течение дня. Он только надеялся, что удастся быстро подписать этот контракт, и он сможет вернуться домой и лечь в кровать.

Наконец подошел бармен, и Уотсон сделал заказ. Облокотившись о прилавок, он ждал, когда будет выполнен его заказ. Забрав стаканы и сдачу, Уотсон, осторожно ступая, направился к своим гостям и почти упал на стул.

— За ваше здоровье, — сказал он, протягивая свой стакан с водкой и наклеивая на лицо фальшивую улыбку.

Двое мужчин повторили его слова, и на мгновение наступила тишина, пока они пили.

— Вам нравится этот бар? — спросил Уотсон.

Каннинг огляделся вокруг. Бар как бар. Стены цвета ржавчины, и на них старинное оружие. Рядом — бар побольше, с камином, доверху наполненным поленьями, и над камином — старинный капкан, в который мог бы попасться взрослый мужчина, этакая здоровенная мышеловка.

— Что, здесь водятся мыши? — спросил американец, улыбаясь.

Риггс громко рассмеялся, расплескав свою водку.

— Их использовали, чтобы ловить браконьеров, — объяснил Уотсон.

Эта мышеловка была единственным подлинным предметом старины во всем отеле. Все остальное можно было назвать пластиковыми предметами старины. Деревянные брусья под потолком тоже были имитацией. Как и массивные поленья в камине. А огонь под поленьями питался от газовой горелки. Оружие и картины были взяты в магазине по продаже антиквариата, чтобы придать интерьеру соответствующий стиль. Обеденный зал окаймляли знамена графов и лордов, возможно, никогда и не существовавших. Голова оленя с ветвистыми рогами украшала центральную стену.

— Я как раз думал, — сказал американец с кривой улыбкой, — этот чертов олень, должно быть, бежал со скоростью девяносто миль в час, если он смог добежать до противоположной стены.

Уотсон вежливо улыбнулся, а Риггс захихикал, еще раз разбрызгав свою водку.

— Твой хозяин ждет, что мы сегодня подпишем контракт? — спросил Каннинг, отпивая из стакана.

— Это был бы для него неплохой сюрприз, — ответил Уотсон.

— И неплохой кусок для тебя, — засмеялся американец.

Уотсон улыбнулся и кивнул, вызвав этим новый приступ боли. Сжав зубы, опустошил до дна свой стакан.

— Если мы подпишем контракт, вы гарантируете нам бесплатные эксплуатационные расходы в течение пяти лет, не так ли? — сказал Риггс, изучая выражение лица Уотсона.

— Да, — ответил тот.

— Единственное, что мы еще не обговорили, — это цена.

— О цене мы договорились заранее, мистер Риггс. Нет компьютера, равного «Марку-1». За эту цену вы не найдете ничего лучшего, мистер Риггс.

Он замолчал, чувствуя, как оба внимательно его рассматривают.

— Это будет настоящее вложение капитала, — продолжал Уотсон. — Вы можете купить где-то и дешевле, но нигде вы не найдете более надежного компьютера с такими неограниченными возможностями.

— Сколько лет вы на этой работе? — внезапно спросил Каннинг.

— Семь лет.

Оба его собеседника обменялись загадочными улыбками.

— Вы очень неплохо работаете, — сказал Риггс.

Уотсон поблагодарил их, желая только одного, чтобы они поставили наконец свои имена на этом чертовом контракте вместо того, чтобы источать комплименты. Риггс задал еще несколько вопросов о компьютерах, на которые Уотсон ответил с присущей ему точностью. Седой согласно кивнул головой, но ничего не сказал. Наступило неловкое молчание, которое наконец нарушил голос из маленького громкоговорителя:

— Мистер Уотсон, ваш столик на троих готов.

Все трое поднялись и двинулись в обеденный зал. При этом Уотсон еле удержался на ногах от страшной боли. Ему пришлось опереться о стену. Голова была готова расколоться на две части, и ему внезапно представилась картина: его мозги, вываливающиеся из черепа. Несколько мгновений он стоял не двигаясь, с приклеенной улыбкой на искаженном болью лице.

Каннинг увидел, как он пошатнулся, и поддержал его под локоть.

— С вами все в порядке? — спросил американец.

— Ужасная головная боль, — собрав силы, ответил Уотсон и нашел еще немного сил, чтобы улыбнуться. — Идите к столу, я пройду в туалет и сейчас вернусь.

Каннинг секунду колебался, но Уотсон поднял руку, дав понять, что с ним все в порядке. Убедившись, что они вошли в зал, он направился в туалет.

Холодный искусственный свет флюоресцентных ламп заставил его вздрогнуть, его шаги глухо звучали в пустом помещении.

Он был здесь один и сразу направился к ближайшему умывальнику, чтобы принять таблетку парацетамола. Открутив кран, он набрал в пригоршню воды и проглотил таблетку. Горький вкус лекарства был отвратителен, и его чуть не вырвало, но он заставил себя запить горечь водой из крана. Боль не исчезла, а только переменилась. Горячие красные молотки закончили свою работу, и их теперь сменили сотни маленьких стамесок, и кто-то с большой точностью направлял их в его измученные мозги. Наклонившись над умывальником, он поплескал в лицо холодной водой. Потом медленно выпрямился и посмотрел в зеркало на свое измученное болью лицо.

Внезапно из левой ноздри потекла капля крови. Она медленно двигалась к его верхней губе, потом упала в белую раковину, напоминая маленький красный взрыв на белом фарфоре. Уотсон смыл ее струей из крана. Потом тщательно вымыл руки, вытер их бумажным полотенцем и повернулся к зеркалу.

Больше кровь не текла. Он промокнул ноздрю платком и убедился, что белое полотно осталось чистым. Глубоко вздохнув, он еще раз внимательно посмотрел на себя в зеркало и вышел.

Каннинг и Риггс сидели за столиком в центре зала и о чем-то оживленно разговаривали. При его появлении они замолчали. Он улыбнулся и сел, бросив на колени салфетку.

— Чувствуете себя лучше? — спросил американец.

— Да, спасибо, — соврал Уотсон, беря в руки меню.

Официантка уже стояла возле них, и у него было всего несколько секунд, чтобы просмотреть меню. Уотсон и Каннинг заказали стейк, а Риггс — спагетти по-болонски. К этому они добавили бутылку «бужоле».

Кивнув головой, официантка исчезла.

— Итак, мистер Уотсон, пока вы отсутствовали, мы с партнером приняли решение, — начал Каннинг, потирая подбородок.

Уотсон проглотил стоявший в горле комок, стараясь забыть о сверлящей боли.

— Мы принимаем ваши условия. — С этими словами американец протянул Уотсону через стол руку и улыбнулся своей белозубой улыбкой. Тот же жест повторил и Риггс.

— После ленча мы подпишем контракт, — сказал Риггс.

— Спасибо, — ответил Уотсон, трогая пальцем ноздрю. Потом он посмотрел на палец и вздохнул облегченно, не увидев на ней красной капли. Голова пылала, и его подташнивало. Поддерживало Уотсона только сознание того, что он добился подписания контракта.

Вернулась официантка, она открыла бутылку «бужоле» и налила немного в бокал Уотсона. Он отпил и кивнул. После этого она наполнила бокалы гостей. Бокалы поднялись, подтверждая, что с контрактом все в порядке.

— Надо было заказать шампанское в честь подписания, — сказал Уотсон.

— Какая разница, — улыбаясь, ответил Каннинг. — За наше соглашение!

Они выпили. Через несколько минут вернулась официантка и поставила перед ними заказанные блюда. Они начали есть. Каннинг начал рассказывать о своей семье. Его слова не отпечатывались в сознании Уотсона. Он положил вилку и нож на тарелку и сидел неподвижно, сжав так сильно кулаки, что костяшки пальцев стали белыми. Ему стало трудно дышать, и совершенно невозможно было проглотить хоть кусок пищи.

Каннинг поднял глаза от тарелки и поглядел на Уотсона.

— Эй, черт возьми, что случилось, Дэвид? — спросил он с нетерпением в голосе.

— Я же сказал. Проклятая головная боль, — ответил Уотсон, поднося бокал с вином к губам.

Ему удалось сделать несколько глотков. Потом он взял в руки вилку и нож и стал резать свой стейк. Боль все усиливалась.

Риггс увидел это первым: тоненькая водянистая струйка крови потекла из ноздри Уотсона и капнула на скатерть. Одна капля, другая… Но затем струйка стала гуще, темнее, и через секунду из ноздри стали падать сгустки крови. Они падали на тарелку Уотсона, и она наполнилась кровью. Уотсон закрыл лицо руками. Кровь уже лилась сквозь его пальцы потоком. Он все еще сидел в кресле прямо, сжимая ноздри, и все это напоминало поток воды в раковину, когда сорван кран.

— Боже мой! — пробормотал Каннинг, отталкиваясь от стола.

Теперь и другие люди, сидевшие за соседними столиками, увидели и услышали какое-то нарушение порядка, все взгляды повернулись сюда. И все люди увидели ужасную сцену.

Уотсон раскачивался взад-вперед на своем кресле, не отрывая рук от лица, боль стала непереносимой. Кровь текла потоком, но внезапно, к ужасу наблюдавших, между его пальцами появилось что-то белое. Что-то длинное вылезало между пальцами и казалось, что оно вылезает из ноздри.

— Боже мой, — воскликнул Риггс.

Извиваясь, из ноздри выползал белый червь, покрытый кровью. Когда он вывалился целиком, Уотсон дико закричал и упал лицом на стол, разбивая тарелки и стаканы. Потом он схватился за край скатерти, стянул ее со стола вместе со всей посудой и упал навзничь. Рядом с ним лежал на окровавленной скатерти соскользнувший со щеки червь.

Дико закричала стоявшая неподалеку официантка и уронила поднос, полный тарелок. Публика в ужасе разбегалась, сталкиваясь по дороге к выходу. Только Каннинг оставался на своем месте, буквально загипнотизированный увиденным. Тело Уотсона извивалось, мускулы сжимались спазматически, казалось, кто-то быстро дергает их за невидимые веревочки… Потом американец увидел, как глазное яблоко лопнуло, будто кто-то по нему ударил изнутри, и потекла жидкость, и потом из глаза появился второй белый червь, еще большего размера, чем первый. Глаз лопнул, и кровь полилась потоком из глазной впадины.

Червь скользнул по лицу, коснувшись слегка губ Уотсона, и на секунду Каннинг подумал с отвращением, что мерзкая тварь поползет в рот, но червь полежал недолго, потом скатался вместе с первым червем в комок, плавающий в крови.

Одна рука Уотсона поднялась, как будто он просил о помощи, его уцелевший глаз посмотрел на Каннинга, но тут же рука упала, и американец понял, что это уже конец.

Риггс потерял сознание. Около американца появился официант и уставился на тело, лежащее среди пищи и крови.

Американец отвернулся, борясь с подступившей тошнотой.

— Чертов ад! — простонал он. — Вызовите же кто-нибудь «скорую помощь»!

Каннинг опустился на колени перед лежащим без сознания Риггсом. Где-то стонала женщина, кто-то кричал, что это обыкновенный несчастный случай.

Официант по телефону вызвал «скорую». Потом, поразмыслив, позвонил в офис городского совета и попросил к телефону инспектора по здравоохранению.

Каннинг последний раз посмотрел на распростертое тело Уотсона, и его собственный желудок наконец не выдержал, сжался, и его вывернуло наизнанку, но не от вида тела, а от вида свернувшихся клубком червей.