К тому времени, когда Мод, одетая по уличному, спустилась в холл, миссис Дин уже вытянула из Джозефа отчет об убийстве Натаниеля и выглядела довольно встревоженной. Очевидно, из телефонного разговора с взволнованной Валерией она не поняла, до какой степени Стивен мог быть замешан в преступлении. Она выслушала Джозефа с должным выражением ужаса и сочувствия на лице, но под маской традиционной условности слов и поведения быстро работал ее деятельный ум.

— Готов пойти на костер, Стивен к этому непричастен! — сказал ей Джозеф.

— Конечно, нет, — машинально откликнулась она. — Что за мысль! И все же, как ужасно! Правда, я никого не подозреваю! Мы должны просто ждать, не так ли?

В этот момент появилась Мод. Как всегда неторопливо она спускалась по лестнице. Нельзя представить себе большую противоположность несколько кричащей разряженности миссис Дин, чем полная, скромная фигура Мод. Может быть, во времена юности она и украшала второй ряд хора, но в своих степенных средних летах она являла собой образ викторианской леди строгого воспитания. Ни в стиле ее одежды, ни в том, как она носила шляпу с высокой тульей, не было ничего игривого. В одной руке она держала молитвенник, в другой — зонтик; на ногах у нее были черные удобные ботинки со шнурками. Окинув ее опытным взглядом, миссис Дин справедливо заключила, что старомодная шуба, которая делала ее короче и полнее, чем она была в действительности, сделана из кролика, высветленного таким образом, чтобы он напоминал ондатру.

— Наконец-то! — вскакивая, воскликнул Джозеф. — Это моя жена! Мод, это — мать нашей дорогой маленькой Валерии!

Мод сунула зонтик под мышку и протянула вялую руку.

— Как вы поживаете? — сказала она с безразличной вежливостью. — Я как раз собираюсь в церковь, но Джозеф проследит за всем.

Джозеф, Матильда и Паула предполагали, что из-за приезда миссис Дин Мод отложит свое посещение церкви, но Мод, хотя и выслушала их соображения на этот счет, совершенно не собиралась им следовать. Джозеф умолял ее вспомнить обязанности хозяйки дома, но она ответила, что хозяйкой себя не считает.

— Но, дорогая моя! — увещевал ее Джозеф. — В твоем положении… ты здесь единственная замужняя дама, кроме того, это твой дом…

— Я никогда не рассматривала Лексхэм в качестве своего дома, Джозеф, — сухо сказала Мод.

Джозеф сдался. Матильда решила подойти к делу с другой стороны, предположив, что Мод, как дуайен, не может оставить остальных самих разбираться с миссис Дин. Мод ответила, что не знает, кто такая дуайен, но что она взяла за правило не вмешиваться в дела Лексхэма.

— Мод, дорогая, речь идет не о вмешательстве! Кто будет заботиться об этой женщине? Покажет ей комнату и все такое прочее?

— Думаю, Джозеф очень хорошо со всем справится, — спокойно сказала Мод. — Вчера вечером я подумала, может быть, я забыла книгу в кабинете, но сегодня я посмотрела, там ее нет. Так неприятно!

Матильда тоже сдалась, и поскольку так же, как и Мод, она не считала себя здесь хозяйкой, то не выразила желания заменить ее.

И вот Мод, одетая для поездки в церковь, была в холле. Она позволила миссис Дин пожать ее безучастную руку и сказала:

— Понимаете, в Рождество я всегда хожу в церковь.

— И не думайте менять свои планы из-за меня! Я этого просто не вынесу!

— О нет! — ответила Мод так, будто это само собой разумелось.

— Мне нужно извиниться перед вами за то, что я навязалась вам в такое время, — продолжала миссис Дин. — Но знаю, вы поймете чувства матери, дорогая миссис Хериард.

— У меня нет детей, — сказала Мод. — Уверена, никто не будет возражать против вашего присутствия здесь. Дом большой, комната всегда найдется.

— А! — сказала миссис Дин, сражаясь против превосходящих сил противника. — Как приятно всегда иметь комнату для друзей! Как я завидую вам, вы живете в таком прекрасном доме!

— Этот дом у всех вызывает большое восхищение, — сказала Мод. — Сама я не люблю старых домов.

На это трудно было что-нибудь ответить, поэтому миссис Дин испробовала новый план нападения. Понизив голос, она сказала:

— Разрешите сказать вам, как глубоко, очень глубоко я сочувствую вашей ужасной потере.

— Это было большое потрясение, — невозмутимо сказала Мод, — но я никогда не любила своего зятя, поэтому я не ощущаю большой потери.

Джозеф беспокойно заерзал и взглядом призвал на помощь Матильду, которая к этому времени присоединилась к Мод. Его спас Старри, вошедший в холл из глубины дома.

— Машина у дверей, мадам, — объявил он.

— О! — воскликнула миссис Дин. — Интересно, а что случилось с моей машиной? В ней мой чемодан, шляпная коробка и саквояж. Не мог бы кто-нибудь внести это в дом, как вы думаете?

— Шофер, мадам, — ответил Старри, полный презрения к разряженным женщинам, которые думают, что их багаж будут нести по парадной лестнице, — отвел машину к черному входу. Уолтер перенес багаж в голубую комнату, сэр, — добавил он, обращаясь к Джозефу.

Важные манеры Старри, которые наложились на обескураживающее спокойствие Мод, совсем напугали миссис Дин. Робким голосом она сказала: "Спасибо".

Старри размеренной походкой направился к двери и открыл ее для Мод и Матильды. Джозеф необдуманно спросил, не видел ли он где-нибудь мистера Стивена.

— Мистер Стивен, сэр, — ответил Старри голосом, лишенным всякого выражения, — гоняет шары в бильярдной.

— Ах, ты! — непроизвольно сказал Джозеф, бросая извиняющийся взгляд на миссис Дин. — Эти молодые люди такие… такие легкомысленные! Он не желает никому вреда. Он просто не всегда думает!

— О, я не обращаю внимания на небольшие нарушения условностей! — объявила миссис Дин с широкой улыбкой. — Я же знаю, какой Стивен странный и своевольный. Пойдемте вытащим его оттуда?

Джозеф засомневался, но предположил, что Стивен, должно быть, привык к стремительной тактике своей будущей тещи, поэтому он ничего не возразил и повел ее в бильярдную.

Рождественская елка, все еще украшенная мишурой, сразу же бросилась в глаза миссис Дин. Она восхищенно вскрикнула, прежде чем шагнуть вперед и поздороваться со Стивеном.

— Дорогой мой мальчик! — воскликнула она. — Я приехала сразу же, как только у меня появилась возможность!

Перед тем как ответить, Стивен, который в нарукавниках отрабатывал школу, внимательно изучил расположение шаров. Убедившись, что они лежат правильно, он выпрямился и сказал:

— Да, вижу. Как вы поживаете?

— Я-то хорошо! — сказала она. — Но ты, бедный мой мальчик! Через что ты прошел! Не думай, что я не понимаю!

— Да, это было такое потрясение для Стивена, возможно, он этого еще не осознает, — согласился Джозеф. — Но бильярд в такой день, старина? Стоит ли? Не то чтобы я возражал, но ты же не хочешь, чтобы тебя неправильно поняли?

Стивен только бросил раздраженный взгляд в сторону Джозефа, никак не отреагировав на его слова, и спросил миссис Дин, видела ли она Валерию.

— Моя бедная девочка! Да, когда я приехала, она бросилась прямо в мои объятья. Такое ужасное потрясение для нее! Ты же знаешь, Стив, какой она чувствительный котенок! Мы должны сделать все, что в наших силах, и избавить ее от дальнейших неприятностей!

— Это будет нетрудно, — ответил он. — Не похоже, чтобы полиция подозревала ее в убийстве моего дяди.

Миссис Дин передернулась.

— Не надо! Одна мысль об этом!.. Должна сказать, Стивен, если бы я хоть немного знала, что случится, я никогда не позволила бы ей приехать сюда!

— Если, — ответил Стивен с раздражением в голосе, — этим упреком вы хотите сказать, будто мне следовало предупредить вас, должен заметить, что убийство моего дяди не входило в число запланированных развлечений!

— Скверный мальчишка! — отчитала его миссис Дин и игриво хлопнула по руке. — Если бы я не знала, какой у тебя злой язык, я бы очень обиделась на тебя! Но я понимаю. Всегда говорила, что ты из тех робких людей, которые прячут свои настоящие чувства под бравадой. Разве я не права, мистер Хериард?

— Совершенно правы! — сказал Джозеф, безуспешно пытаясь просунуть дружескую ладонь в руку Стивена. — Стивен обожает шокировать всех, только его старый дядюшка на это не поддается!

— Да, сейчас это принято у молодых людей, — качая головой, сказала миссис Дин.

— Позвольте заметить, в этой комнате нет камина, вы оба можете обсуждать меня с большим удобством для себя в другом месте! — рявкнул Стивен.

Глаза миссис Дин умели приобретать металлический блеск, но улыбка осталась. Она сказала:

— Тщеславный мальчишка, неужели ты думаешь, что я буду тратить время на то, чтобы обсуждать тебя! У меня много других, более важных занятий! В самом деле, я должна распаковать несколько вещей, которые я привезла с собой, и привести себя в порядок после поездки.

Джозеф сразу же вызвался показать ей ее комнату и увел ее прежде, чем Стивен смог сказать что-нибудь еще более вызывающее. В холле Валерия, одетая в синий морской костюм, который ее мать считала более подходящим к случаю, чем ее бледно-желтый, непринужденно кокетничала с Ройдоном. Ройдон был озабочен возможными последствиями убийства Натаниеля, и ее кокетство было напрасным, но вид дочери наедине с молодым человеком несолидной наружности заставил миссис Дин немедленно вмешаться. Она сказала, что хочет, чтобы ее девочка поднялась вместе с ней и помогла ей распаковать чемоданы.

— Но, мама, зачем? — раздраженно сказала Валерия. — Все это может сделать горничная.

— Нет, моя крошка, ты же знаешь, мама не любит, чтобы слуги копались в ее вещах, — ответила миссис Дин. — Пойдем!

— Ну хорошо! — надулась Валерия. — Увидимся позже, Виллогби!

Уединившись в голубой комнате, просторном, но несколько мрачном помещении над библиотекой, миссис Дин не стала терять времени на намеки, а сразу же резко спросила:

— Кто этот молодой человек, Вал?

— Виллогби? Драматург. Он написал просто прекрасную пьесу под названием "Горечь полыни". Вчера он нам читал ее.

— Я о нем не слышала, — сказала миссис Дин.

— Ну, его пьесы еще не ставили по-настоящему, но он ужасно умный; я думаю, "Горечь полыни" продержится, наверное, годы!

— Надеюсь, что так, — ответила миссис Дин. — Но ты же знаешь, что не можешь позволить себе тратить время на нищих молодых писателей, крошка. Мне не нравится, что ты с ним в таких дружеских отношениях.

— Мама, это сущая ерунда! Как будто я не могу дружить с другими мужчинами только потому, что я обручена!

— Твоя мама знает лучше, крошка. Ты же не хочешь заставить Стивена ревновать, правда?

— Мне все равно, — упрямо сказала Валерия. — И потом, не думаю, что он будет ревновать. Он просто не обращает на меня никакого внимания. Единственный человек, с которым он ведет себя более или менее прилично, это зануда Клар. Ее даже средненькой не назовешь!

— Это та, которая уехала в церковь вместе с миссис Хериард? Такие манеры! Интересно, кем была миссис Хериард до замужества? Уверена, моей девочке нечего опасаться таких дурнушек, как мисс Клар. Не глупи, детка. Вижу, мама приехала вовремя, она за тобой присмотрит! Не сомневаюсь, что ты неправильно держалась со Стивеном. Он не тот человек, с которым можно играть.

— Если бы он не был так ужасно богат, я бы не вышла за него замуж, — сказала Валерия в приливе откровенности.

— Тише, дорогая! Стивен — наследник всего этого?

— Не знаю, но дядя Джо почти открыто сказал мне, что да. Но я просто не смогу жить здесь весь год, мама, я сойду с ума!

— Будет время подумать и об этом. — Миссис Дин оглядела комнату. — У его дяди, должно быть, целое состояние. Для того чтобы содержать такой дом, мелочами не обойдешься. Но мне не нравится это убийство, Вал. Конечно, мы ничего не знаем, и все может кончиться благополучно, но я не хочу, чтобы моя девочка выходила замуж за убийцу.

— Я была бы не в состоянии это сделать, правда? — спросила Валерия, широко раскрывая свои прелестные глазки.

— Конечно нет, крошка, я думаю о помолвке. Но не стоит спешить. Ты же понимаешь, маме еще нужно подумать о Мейвис.

— Не понимаю, какое отношение Мейвис имеет к моему браку со Стивеном?

— Прекрати говорить глупости, детка! — сказала миссис Дин немного резко. — Бог знает, как трудно найти подходящего мужа для одной дочери, не говоря уже о двух! Твоя встреча со Стивеном у Круисов — просто удача; хотя я, естественно, не хочу, чтобы мои птенчики выходили замуж без любви, но молодые богатые наследники не валяются на дороге. Нам просто придется подождать.

— Стивен не сделал бы мне предложение, если бы ты его, скажем так, не заставила, — недовольно сказала Валерия. — На самом деле, лучше бы он его не делал.

— Ты же знаешь, мама не любит, когда ее девочки говорят в такой вульгарной манере. И ей не нравится этот надутый вид. Ты просто должна поверить, что мама знает лучше, и быть веселой, крошка.

— Не понимаю, как можно быть веселой в таком доме? Ужасное место! Паула говорит, здесь витает зло.

— Глупости! — сказала миссис Дин. — А сейчас беги, не заставляй маму слушать подобный вздор!

Валерия довольно поспешно удалилась, но через минуту появилась снова, с побледневшими щеками и учащенным дыханием.

— Мама! — выдохнула она. — Произошло самое ужасное! Они приехали! Двое! Я видела их с лестницы!

— Бог мой, Валерия, почему бы им не приехать? Кто они?

— Это инспектор из Скотланд-Ярда! Я слышала, как он представлялся Старри! Мама, неужели нам нельзя уехать домой? Неужели ты не можешь избавить меня от этого?

— Войди и закрой за собой дверь! — приказала миссис Дин. — А теперь выпей этот стакан воды и прекрати говорить глупости! Не удивляюсь, что вызвали Скотланд-Ярд. Тебе нечего беспокоиться. Никто не думает, что ты имеешь отношение к убийству.

— Нет, думают, из-за этого противного портсигара!

— Какого портсигара?

— Стивена. Он бросил его мне в гостиной, а потом его нашли в комнате мистера Хериарда. Но я не приносила его туда!

— Конечно, нет, и полиция поймет это. Ты просто должна рассказать им все, что ты знаешь, и перестань беспокоиться. Помни, мама здесь, она о тебе позаботится!

— Я умру, если мне придется отвечать еще на какие-нибудь вопросы! Вчерашний полицейский был ужасно груб, а этот будет еще хуже! — обреченно сказала Валерия.

В этот момент предмет ее опасений изучал Джозефа со Стивеном, которые вышли из бильярдной, чтобы встретить его. У Джозефа в руках был обрывок мишуры. Он объяснил, что разбирает елку.

— У нас сейчас не то настроение! — сказал он.

— Вам надо было послать ее в местную больницу, — подсказал Хемингей. — Они бы обрадовались.

— Правильно! — закричал Джозеф. — Почему я не догадался об этом? Это как раз то, чего захотел бы мой брат! Это нужно сделать! А что скажешь ты, Стивен?

— Делайте с этой проклятой штукой все, что хотите! — отрезал Стивен.

Инспектор посмотрел на него с интересом.

— Мистер Стивен Хериард? — спросил он.

Стивен кивнул.

— Да. Что вы хотите делать? Посетить место преступления или допросить всех снова?

— Если вам все равно, сэр, я хотел бы сначала побывать на месте преступления. Может быть, вы покажете мне? Это вы нашли тело мистера Хериарда?

— Идите с моим дядей, — сказал Стивен. — Он нашел его вместе со мной и может рассказать вам столько же, сколько и я.

— Стивен! — умоляюще одернул его Джозеф.

— Не беспокойтесь обо мне, сэр! — весело сказал Хемингей. — Вполне понятно, что человек не хочет снова входить в эту комнату.

Джозеф вздохнул.

— Хорошо, инспектор, я покажу вам.

Хемингей последовал за ним на лестницу. Он окинул это благородное сооружение взглядом знатока и заметил, что нигде не видел лучше.

— Считается безупречным экземпляром эпохи Кромвеля, — с усилием сказал Джозеф. — Боюсь, я ничего не понимаю в этом. Мой брат очень гордился домом.

— Увлекался стариной?

— Да, это было почти хобби. — Джозеф посмотрел на инспектора через плечо, изобразив на лице храбрую улыбку. — Я любил подразнить его этим! И вот что случилось!

— Наверное, вы воспринимаете все гораздо острее, чем остальные, — посочувствовал инспектор.

— Возможно. Не хочу показаться эгоистичным, но у молодежи вся жизнь впереди. А я чувствую теперь себя таким одиноким.

Между тем они уже поднялись по лестнице, и пока полицейский, все это время дежуривший в доме, срывал бумагу, которой была запечатана дверь в комнату Натаниеля, инспектор изучал окружающую его обстановку. Он хотел знать, кто занимал комнаты, выходящие в главный холл, и попросил показать ему боковую лестницу и бельевую. К тому времени, когда он все осмотрел, полицейский уже открыл дверь и стоял на пороге, ожидая его прихода.

С тех пор, как унесли тело Натаниеля, комнату не трогали. Джозеф болезненно вздрогнул при виде одежды брата, все еще лежащей на стуле. Он отвернулся и стоял, прикрывая глаза рукой, пока опытный взгляд инспектора подмечал каждую деталь в комнате.

Инспектор уже видел фотографии трупа, но, когда Джозеф немного оправился от нахлынувших на него чувств, попросил его описать положение, в котором лежал его брат. Он задавал много вопросов, и Джозеф скоро разговорился. Недоброжелатель мог бы подумать, что он почти упивался рассказом. Его собственное потрясение и потрясение Стивена не потеряли красок при пересказе. У Джозефа была хорошая память, и с небольшими подсказками он смог воссоздать для Хемингея сцену преступления. Он даже наградил его двумя различными теориями, объясняющими положение, в котором был найден портсигар Стивена, что, как впоследствии заметил Хемингей сержанту, было уже слишком.

— Приятный старикан, — сказал сержант.

— Вполне, но он, похоже, сведет меня с ума еще до того, как я разберусь во всем этом, — ответил Хемингей. — Если я буду подозревать одного из его благословенных родственников, он не будет спать всю ночь, но придумает множество в высшей степени неубедительных причин, которые якобы объясняют их действия. Что ты думаешь об этом деле?

Сержант потер подбородок.

— Ну, я бы сказал, дело довольно дохлое! — отважился он.

— Дохлое! — воскликнул Хемингей. — Этого просто не могло произойти!

— Но это произошло, — заметил сержант.

— Да, и поэтому как бы я хотел никогда не приходить в полицию, — сказал Хемингей. Он прошел в ванную и посмотрел на вентилятор. — Если это единственное, что было открыто, а все утверждают именно так, он играет важную роль в этом деле. Дай мне, пожалуйста, стул.

Сержант принес стул с дубовой спинкой, и инспектор взобрался на него, чтобы повнимательнее осмотреть вентилятор.

— В него мог пролезть только человек небольшого роста, — сказал Вер. — У того парня, которого мы видели, это бы не получилось.

— Никто бы не смог, не поцарапав краски ботинками.

— Каучуковые подошвы, — предположил сержант.

— Может быть, ты прав. Предположим, кто-то проник этим путем. Как?

— Думаю, наверх он мог взобраться по лестнице. У садовника в сарае должна быть лестница для подрезки деревьев.

— Меня не это интересует. Я хочу знать, как он смог просочиться через это в высшей степени неудобное отверстие после того, как взобрался по лестнице?

Сержант посмотрел на вентилятор и вздохнул.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, сэр.

— И то хорошо. Он должен был пролезть головой вперед, но внутри не за что уцепиться. Значит, он ввинтился вовнутрь, упал головой на пол, поднялся как ни в чем не бывало и пошел убивать старика, который ничего не услышал.

— Дверь могла быть закрыта. Старик мог быть глуховат.

— Он должен был быть глухим как пень. Не говори глупостей!

— Я не понимаю, как кто-нибудь мог проникнуть внутрь через этот вентилятор, сэр, — подумав, сказал сержант. — Похоже, он все-таки вошел через дверь.

Хемингей спустился со стула и вернулся в спальню.

— Хорошо. Предположим, он так и сделал. Тело лежало спиной к двери, что бы это ни значило.

Сержант нахмурился.

— А что это значит, сэр?

— Ничего, — ответил Хемингей. — Можно подумать, что Натаниель стоял спиной к двери, кто-то прокрался в комнату и убил его ударом в спину. Но может оказаться, что его убили, когда он стоял лицом к двери, и повернулся только перед тем, как упасть. Может быть, он пытался достать до звонка у камина. Я беседовал с полицейским врачом, тот сказал, что удар в правую часть спины, в область поясницы, не вызывает мгновенной смерти. Так что положение тела не очень важно.

— Дверь закрыли еще до убийства, сэр?

— Неизвестно, потому что никто не знает, когда его убили. Если бы я положился на воображение, а этого я не сделаю, я бы сказал, что Натаниель сам закрыл дверь.

— Почему, сэр?

— Есть свидетельские показания. Их всегда надо учитывать. Наполовину ложь, но кто знает. На этот раз все свидетели соглашаются, что Натаниель был в плохом настроении. Братец Джозеф говорит, что он пытался успокоить Ната, но тот его за это еще и обругал. До половины лестницы он шел за ним. А теперь, если бы ты был Натаниелем и не в духе, а за тобой шел бы Джозеф, что бы ты сделал?

— Не знаю, — вытаращил глаза сержант.

— На это я могу только ответить, что Джозеф тебе нравится больше, чем мне. Если бы такой зануда шел по пятам за мной, я бы запер дверь и еще бы привалил к ней что-нибудь тяжелое.

Сержант улыбнулся, но осмелился сказать:

— Это только предположение, сэр.

— Да, именно поэтому я рассматриваю его не более как возможность, — ответил Хемингей, направляясь к двери. — Если я прав и Натаниель сам запер дверь, нам не надо гадать, использовал ли убийца карандаш и кусок веревки, чтобы закрыть ее за собой, потому что открыть ее он так бы и не смог. Более того, не хватило ведь ума исследовать следы на двери.

— На таких дубовых дверях следов, наверное, не остается? — предположил сержант. — Не то что на крашеном картоне, в него веревка врезается.

— Да, но под лупой они все равно будут видны. Если бы их нашли, то, значит, убийца обнаружил, что дверь закрыта, и повернул ключ снаружи.

— С помощью отмычки, — кивнул сержант. — Так я и думал. Только на ключе нет царапин. Если бы не это, я бы решил, что использовали отмычку.

— Не только это, и других причин хватает, — насмешливо перебил его инспектор. — Ты имеешь дело не с профессиональным взломщиком, парень. Здесь работал любитель. А кто когда-нибудь слышал о любителе, который использует орудие профессионала?

— Я об этом думал, но, может быть, оно случайно попало ему в руки, — заспорил сержант.

— Может быть, но, скорее всего, нет, — ответил Хемингей. — Из тысячи непосвященных едва ли один имеет представление о существовании инструмента, с помощью которого можно повернуть ключ с другой стороны, не говоря уже о том, чтобы знать, как он называется.

— Почти все знают, что он существует, — настаивал сержант. — Про название не скажу, но…

— Нет, они скорее пойдут в ближайшую слесарную мастерскую и попросят сделать щипцы для выщипывания бровей, такие, чтобы можно было открывать ими закрытые двери, — насмешливо сказал Хемингей.

Сержант покраснел и сказал:

— Ну, во всяком случае, это тоже мысль. Предположим, у кого-нибудь в доме есть щипцы для выщипывания бровей?

— Не собираюсь предполагать ничего в таком роде, — ответил Хемингей. — Во-первых, они не выдержат, потом, они недостаточно гибкие; наконец, у них горизонтальная нарезка, а нужна вертикальная, они ключа не удержат. Попробуй еще!

— Ну хорошо, сэр, если не использовали отмычку, тогда что? Убийца должен был как-то попасть в комнату. Это мы знаем. Или, если до убийства дверь была открыта, то нужно было ее закрыть, а нет никаких следов трюка с карандашом и веревкой.

— От тебя помощи не дождешься, — сказал Хемингей. — Ты задавал себе вопрос, зачем убийца был так озабочен тем, чтобы закрыть дверь?

Сержант подумал.

— Мне это как-то не приходило в голову, — согласился он. — Сейчас, когда вы спросили, сэр, мне это кажется странным. По-моему, в этом не было особого смысла, разве что запутать нас.

— Может, и так, — сказал Хемингей. — Должен сказать, пока это ему удалось.

— Он рисковал, так ведь? Возиться с замком, когда любой мог увидеть его?

— Тот, кто совершил это убийство, пошел на чертовский риск, я так считаю. Если я правильно запомнил, мисс Хериард видели возле двери в пеньюаре.

— Вы же не думаете, что это была женщина, сэр? — не поверил сержант.

— Могла быть. Перестань питать дурацкие иллюзии по поводу женщин! Я знал таких, перед которыми спасуют и несколько тигров. Одно кажется совершенно ясным — Натаниель не ожидал, что его убьют. Следов борьбы нет, ни один стул не сдвинут с места. Он был не готов, не знал, что убийца хочет с ним сделать.

— Это совсем не значит, что преступление совершила мисс Хериард, — возразил сержант. — Убитый вряд ли мог заподозрить любого из своих гостей.

— Он бы сразу насторожился, если бы его дверь попытались вскрыть, — сказал Хемингей. — Нет, похоже, убийца вошел обычным путем, открыто, убил старика, потом вышел и закрыл дверь способом, который нам пока неясен. Как-то мне не верится во все это.

Сержант увидел, что инспектор нахмурился, и спросил:

— Почему, сэр?

— У меня такое чувство, что все произошло по-другому. Зачем преступнику понадобилось запирать дверь? Нечего говорить: "Чтобы запутать полицию", здесь нет особого смысла. Если труп находят в закрытой комнате, что из этого следует?

— Самоубийство, — с готовностью ответил сержант.

— Правильно. Но если хотят, чтобы убийство выглядело как самоубийство, то не убивают жертву ударом в спину, а потом не вытаскивают нож. В данном случае не пытались создать иллюзию самоубийства, поэтому закрытая дверь отпадает. — Он внимательно посмотрел на выломанную панель в косяке. — Мне пришло в голову, а была ли она вообще закрыта?

Сержант как следует подумал над этим предположением.

— Трое говорят, что была.

— Четверо, если считать мисс Хериард, — согласился Хемингей.

— Четверо — слишком много для сговора, — уверенно сказал сержант.

— Лакей говорит, на его стук не ответили. Не помню, чтобы он говорил, что пробовал открыть дверь.

— Вы хотите сказать, — медленно проговорил сержант, — он мог только постучаться, а замок вышиб Стивен Хериард. Ключ он повернул потом, когда никто не смотрел на него?

— Ничего похожего я не думаю, — сказал Хемингей. — Я еще ничего не решил.

— Что вы думаете о портсигаре, сэр?

— С первого взгляда дело складывается не очень хорошо для мистера Стивена.

— Нет, но все очень запутано, так ведь, сэр? Я хочу сказать, масса свидетельств, что последней держала портсигар мисс Дин.

— Слушай! — сказал Хемингей. — Я могу допустить, что Стивен пришел в эту комнату поговорить с дядей и выкурить сигарету, хотя, заметь, это маловероятно, но я не могу поверить, что это сделала мисс Дин. Приведи лакея.

Форд, наконец появившийся вслед за сержантом, несколько неохотно вошел в комнату и заметно нервничал. В своей жизни он не встречался со следователями из Скотланд-Ярда. Хотя он и смог посмотреть в глаза инспектору, но был не в состоянии удержаться от дрожи в голосе.

Когда Хемингей спросил его, пытался ли он открыть дверь в комнату хозяина, он на минуту задумался, прежде чем ответить, что он просто повернул ручку.

— Что вы понимаете под "повернул ручку"? — спросил Хемингей.

— Я старался не шуметь, инспектор, я подумал, а вдруг мистер Хериард не хочет, чтобы его беспокоили. Дверь не открывалась.

— И что вы тогда сделали?

— Ничего. Я хочу сказать, я просто стал ждать у боковой лестницы, я уже говорил другому инспектору.

— Вот как? Интересно получается: лакей, который должен был помочь одеться своему хозяину, после того как на его стук не ответили, и убедившись, что дверь заперта, ушел и даже не подумал о том, что все это несколько странно.

Форд запнулся от волнения.

— Я подумал… это необычно. Не то чтобы необычно, но именно так никогда раньше не случалось. Правда, мистер Хериард не всегда хотел, чтобы я ему помогал. Только когда его мучило люмбаго.

— Мне сказали, что так и было, — быстро сказал Хемингей.

Форд глотнул.

— Да, сэр, но…

— Поэтому вы могли с уверенностью сказать, что вы нужны, правда? Человек, которого мучает люмбаго, не может, например, наклониться, чтобы завязать шнурки на ботинках.

— Да, — угрюмо согласился Форд, — но я считаю, мистер Хериард это придумал.

— У него вообще не было люмбаго?

— Ну, этого я не скажу. Иногда он очень страдал, но не всегда так сильно, как он любил представлять. Если его выводили из себя, он держался так, будто он калека.

— Вы помогали ему одеваться вчера утром?

— Да, но…

— Но что?

— Ничего, сэр, только я не думаю, что ему было плохо. Просто у него было такое настроение.

— У него был плохой характер, да?

— Да, инспектор. Чистый татарин, когда кто-то выводил его из себя. Было непонятно, как себя с ним вести, — с готовностью объяснил Форд. — Я понимаю: звучит странно, что я не хотел входить в его комнату вчера вечером до тех пор, пока он не позвонит, но даю честное слово, это очень странный дом, с мистером Хериардом нужно было держать ухо востро. Если он был в хорошем настроении, можно было свободно входить и выходить, как делают все лакеи, но в черные дни ему ничем нельзя было угодить, это точно.

Хемингей с сочувствием сказал:

— Я понял. Горячий мужчина?

— Не говорите!

Вызвав такое признание, инспектор, который читал предыдущие показания Форда и имел даже удручающе хорошую память, ухватился за него.

— О! Но вы же сказали инспектору Колволлу, что он не был суровым хозяином, что вы хорошо с ним ладили и вам нравится ваше место.

Форд изменился в лице, но твердо сказал:

— Ну, я сказал правду. Он же не всегда был таким. Все шло хорошо, пока никто его не расстраивал. Я здесь уже девять месяцев и уходить не собирался. Это, во всяком случае, больше, чем смогли выдержать все его предыдущие лакеи. Видите ли, я ему нравился. У меня с ним никогда не было неприятностей. Я имею в виду настоящие неприятности.

— Он никогда не бросал в вас ботинком?

— Я не возражал, — сказал Форд. — То есть это было нечасто. Простая вспыльчивость. Обычно я мог с ним справиться.

— Обычно вы могли с ним справиться, но боялись войти, пока он не позовет вас?

— Ну, ему бы это не понравилось. Разумеется, мне не хотелось злить его. Я знал, что он не в духе. Он был недоволен тем, что мисс Паула привезла сюда мистера Ройдона.

— Его рассердило только это?

— Это и мистер Мотисфонт. Мистер Хериард жаловался на что-то в этом роде вчера утром, пока я помогал ему одеваться.

— Жаловался вам?

— Не столько мне, сколько самому себе, если вы меня понимаете, сэр. У него это вошло в привычку — выплескивать на меня свой гнев, когда кто-нибудь в семье досаждал ему.

— На этот раз, кажется, досадили все.

Лакей заколебался.

— Конечно, мистер Джозеф застрял у него в печенках: он собрал всю эту компанию на Рождество, мистер Натаниель не любил мисс Дин и был зол на мисс Паулу за то, что она потеряла голову из-за этого длинноволосого драматурга, это он так выразился, но было бы нечестно говорить, что он был сердит на мистера Стивена. Они обычно хорошо ладили.

— Вы хотите сказать, что он не ссорился с мистером Стивеном?

— Нет, конечно. Он был такой человек, что и с родной матерью бы поссорился. Но они с мистером Стивеном хорошо понимали друг друга и между ними не было неприязни.

— О! — сказал Хемингей, пристально глядя на него. — Значит, у вас нет никаких оснований предполагать, что они порвали отношения из-за мисс Дин?

— Это прошло бы, — сказал Форд, отвечая взглядом на взгляд.

— Хорошо, это все, — коротко сказал Хемингей.

Как только Форд вышел, сержант, молча слушавший весь этот разговор, сказал:

— По-моему, вы слишком взяли его в оборот, шеф.

— Если бы не законы нашей страны, ему пришлось бы еще хуже, — ответил Хемингей. — Мне не нравится его история.

— Странный дом, — задумался сержант. — Мне пришло в голову, если вспомнить его показания инспектору Колволлу, то он чуть ли не единственный в доме, исключая мистера Джозефа Хериарда, кто хочет, чтобы о Стивене Хериарде хорошо думали.

— Рад, что в твою голову пришло хоть что-то, — язвительно сказал Хемингей. — А в мою с самого начала пришло, что на окнах и ключе от ванной нашли отпечатки пальцев только Форда.

— Вполне понятно, что их должны были найти, так ведь, сэр?

— Когда мне попадается странное дело, я не люблю вполне понятных вещей, — сказал Хемингей.

— Если он здесь всего девять месяцев, не понимаю, какая ему выгода убивать своего хозяина.

— Кто сказал, что он убил его? Может быть, он рассчитывал многое выиграть, помогая Стивену, — сказал Хемингей. — Что я хочу знать, так это то, кто наследует деньги старика. Пойдем вниз.

Джозеф встретил их в холле и был в состоянии объяснить, что поверенный Ната уже находится на пути в Лексхэм. Он также сообщил, что кабинет Ната опечатала местная полиция, на что Хемингей сразу же ответил, что откроет его только в присутствии поверенного.

Ему не пришлось долго ждать. Около половины первого, машина, которая отвозила Мод и Матильду в церковь, подъехала к дому. Из нее вышли обе дамы и коротенький полный человек, который выглядел замерзшим и недовольным. Когда его представили Хемингею, он кивнул и поздоровался, но его первой мыслью было подойти поближе к огню и согреть замерзшие руки.

На шум почти все гости вышли в холл, так что, пока мистер Блис отогревался, Хемингей мог понаблюдать за Ройдоном, Паулой, Валерией и миссис Дин. Ни Стивен, ни Эдгар Мотисфонт не показывались из бильярдной, откуда слабо доносился стук костяных шаров. Мод отправилась наверх снять пальто и шляпу.

Джозеф вручил Блису бокал с шерри и тихим голосом заговорил с ним. Паула, которая внезапно обнаружила присутствие Хемингея, с минуту пристально смотрела на него, потом подошла и резко спросила:

— Вы тот инспектор из Скотланд-Ярда?

— Да, мисс.

— Я так и думала. Я — Паула Хериард. Желаю вам удачи! — сказала она с коротким смешком.

— Очень любезно с вашей стороны, мисс. Должен сказать, мне она понадобится, — спокойно ответил Хемингей.

— Понадобится! Что вы о нас думаете?

— У меня еще не было времени сформулировать.

— Могу предупредить вас, что вы разговариваете с одной из главных подозреваемых.

— Подумать только! — сказал он.

— Да! — продолжала она, стряхивая сигарету ногтем большого пальца. — Мой дядя обвинил меня в том, что я готова убить его за две тысячи фунтов. Разве вам этого не сказали?

— А вы были готовы? — с интересом спросил Хемингей.

— Конечно нет! И потом, как я могла это сделать?

— Именно это меня и интересует.

Неосторожные слова племянницы привлекли внимание Джозефа, он озабоченно подошел к ней и сказал с наигранной легкостью:

— Что я слышу, какие глупости говорит наша скверная Паула? Не воспринимайте эту молодую женщину слишком серьезно, инспектор. Она хочет шокировать вас.

— Все в порядке, сэр, у меня очень широкие взгляды.

— Ну и замечательно, — сказала Паула, освобождаясь от дядиной руки на своей талии, и отошла.

— Моя племянница очень расстроена этим ужасным делом, — признался Джозеф. — Она очень любила моего брата. А теперь, инспектор, поскольку мистер Блис здесь, вы, должно быть, хотели бы как можно скорее просмотреть бумаги. Мистер Блис готов. Вы не возражаете, если будет присутствовать мой племянник? Я считаю, он имеет право там быть.

— Никаких возражений, — сказал Хемингей. — Я даже хочу, чтобы он присутствовал.