Операция прошла успешно. Горло мне расширили до двенадцати миллиметров, но это все равно примерно вполовину меньше нормы. Эксетерский специалист отчасти был прав: мышцы были повреждены, и прошел целый месяц, прежде чем я смогла что-то проглотить, не подавившись. Несколько месяцев ушло на реабилитацию. Я питалась жидкой больничной пищей, и даже это давалось мне с огромным трудом.

Слизистая пищевода никогда не восстановится. Мне по-прежнему больно глотать и говорить и приходится разводить пищу жидкостью. Но состояние моего горла теперь намного лучше, чем до операции. Остается надеяться на то, что так и будет, хотя врачи говорят, что состояние может ухудшиться, и снова придется делать операцию. Не знаю, что я буду делать, если это случится – вряд ли я это выдержу.

Своей медсестре Аннетт я сказала:

– Зная то, что я знаю сейчас, не уверена, что смогу пройти через это снова. Даже ради Теда.

– Будем надеяться, что в ближайшем будущем этого не понадобится, – ответила она.

Но операция изменила меня. Я стала гораздо более уверенной. Смешно, но это действительно так. Я преодолела самый большой свой страх. Мне говорили, что я могу не выжить, но я выжила – вы не представляете себе, что это за ощущение. Когда я вышла на улицу, все было для меня новым – каждая птица, каждый цветок, каждое дерево. Все вокруг стало драгоценным.

Сейчас я неплохо себя чувствую и живу обычной жизнью.

***

Мне трудно представить, какой была бы моя жизнь без этой болезни. Лишь иногда я позволяю себе подумать о том, как жила бы с нормальной кожей. И тогда я размышляю: «Ты могла бы делать все, что угодно. Могла бы кататься на лыжах. Плавать. Нырять. Играть в хоккей и крокет. Делать все что угодно». Не могу представить себе такой свободы. В некотором отношении жить с ДБЭ с рождения проще, потому что я не знаю, каково это жить без болезни. И все же это не мешает мне мечтать.

Говорят, что с возрастом становится лучше. Нет, состояние не улучшается – тело остается тем же. В организме есть генетический дефект, и он никуда деться не может. Но мы учимся себя контролировать, мы лучше понимаем, что нам по силам, а что нет, и можем в какой-то степени защитить себя. Я больше не могу ездить верхом, потому что знаю, что это для меня вредно. Если бы была возможность, я бы скакала на лошади, не сходя с нее, даже чтобы поесть. Я жила бы в конюшне с Питером, Тедом и моей лошадью. Но болезнь научила меня быть прагматиком.

Я не сдалась: я все еще иногда делаю то, что мне хочется. Но цель должна быть высокой. Если я хочу выйти в сад и заняться рассадой, то понимаю, что руки у меня будут болеть. Обязательно появятся язвы.

Когда становишься старше, то начинаешь лучше все понимать. Учишься балансировать боль и наслаждение. Оглядываясь назад, я понимаю, что ДБЭ не помешал мне сделать многое из того, что, как мне говорили, я не смогу никогда.

***

Переезд во Францию все еще откладывается, но мы с Питером ищем новый дом и надеемся поселиться возле пляжа в Девоне. Тедди любит пляж и море. А мне нравится смотреть, как он бегает вдоль воды, катается и закапывается в песок. Мне кажется, он смеется над нами. У него столько друзей! Столько людей и собак любит его!

В следующем году Тедди будет десять. Вы ни за что не дадите ему его возраста! Он по-прежнему весел и жизнерадостен. На его девятый день рождения я отвела его в магазин, чтобы купить игрушку. Сняв с полки две, показала ему:

– Что ты хочешь на день рождения, Тедди? Эту или эту?

– Вот эту!

Тедди подпрыгнул и схватил резиновую гусеницу, которую я держала в правой руке.

– Хорошо, – сказала я, но не успела положить вторую игрушку на полку, как он подпрыгнул и схватил вторую.

– И эту тоже, Мам!

Нам пришлось купить обе, потому что они побывали в его пасти. Умница Тедди! Он всегда знает, что делать.

Мне трудно об этом думать, но я знаю, что возраст Тедди приближается к пенсионному. Многие собаки-партнеры в этом возрасте перестают работать, а в двенадцать ему придется уйти на пенсию, как бы бодр он ни был.

Я не могу потерять Тедди, но не думаю, что смогу жить без собаки-партнера. Когда Тедди болел, я поняла, как много он делал для меня. Не знаю, что делать дальше. Если в следующем году я начну дрессировать нового щенка, переход пройдет безболезненно, но я не хочу исключать Теда из нашей жизни. Мне кажется, что он более чувствителен, чем Монти. Монти не всегда жил со мной – его можно было оставлять с другими людьми. Но с Тедди мы не расставались с того времени, когда ему было всего девять месяцев. А с новым щенком столько работы!

Честно говоря, не знаю, смогу ли я пережить уход Теда – особенно, зная, что слезы смертельны для моего горла. Питер говорит, что не хочет жить на этой планете, когда я потеряю Тедди.

– Я тоже, – отвечаю я.

Я смогла пережить смерть Монти, потому что у меня был Тедди. Кто знает, что сулит нам будущее. Тедди может и понравиться обучать нового щенка, передавать ему все свои знания. Но, надеюсь, пока что мне не придется принимать решение. Пока что я люблю и забочусь о Тедди, а он любит меня и заботится обо мне.

Тед – моя жизнь и опора. Ради него я встаю по утрам, как бы плохо себя ни чувствовала. Он показывает мне – несмотря ни на что, жизнь продолжается.

С ним я летаю. Мне неважно, что думают обо мне люди. Если я ему нравлюсь, значит, я нравлюсь и себе – а все остальное неважно. Каждый день я думаю, как же мне повезло. У меня есть преданный, верный, любящий, веселый друг, которому с уверенностью можно сказать: «Моя жизнь в твоих лапах». Я держу его поводок, а он держит мое сердце.