— Кажется, вечер удался, — сказал Маканна, направляясь от особняка. — Вам не кажется?

— Пожалуй что, — усталым голосом поддакнула Фриско. Со сдержанным вздохом она села в автомобиль и откинулась назад, уперевшись головой в подголовник. Только прикрыв глаза, она почувствовала, до какой же степени устала.

— В самом деле? — чуть более оживленно переспросил он. — Вы и вправду так считаете?

Фриско вновь вздохнула, на сей раз более, явственно, и, раскрыв глаза, бросила на него недовольный взгляд.

— Я ведь, кажется, уже сказала «да». Неужели этого недостаточно?

— Ну ладно, ладно, успокойтесь, — он миролюбиво улыбнулся. — Я лишь хотел выяснить, считаете ли вы, что ваша мать поверила, будто вы и вправду неровно ко мне дышите.

— Вполне поверила, — и Фриско вновь прикрыла глаза. — Она решительно ничего не заподозрила.

— Вот и отлично, — его голос был наполнен радостными нотками.

Для кого именно отлично? Фриско сжала зубы, чтобы не сказать сейчас какую-нибудь грубость. Слава Богу, Маканна разговора не продолжил.

Однако радость Фриско оказалась преждевременной. Освобожденная от необходимости отвечать на его вопросы, она оказалась один на один с собственными непростыми размышлениями, от которых некуда было деться.

Под монотонный шум работающего двигателя она невольно вспомнила сцены прошедших нескольких часов; Фриско многое бы отдала, чтобы позабыть о них. Но память работала в автономном режиме и раз за разом повторяла свежие эпизоды, подобно тому как подчас повторяют классический фильм по телеканалу.

И вновь перед мысленным взором Фриско предстала мать. Лицо Гертруды сияло от предощущения важных перемен в жизни дочери, руки матери были протянуты в приветственном жесте, а голос обрадованно переливался.

Отец великолепно отыграл роль очаровательного, гостеприимного, радушного хозяина; он по поводу и без оного переглядывался с женой и возвращался к одной и той же теме — о том, как Маканна и Фриско почувствовали неодолимое влечение друг к другу, едва только впервые встретились в его офисе утром в пятницу.

Едва ли не лучше других вел свою роль Маканна, который бросал на Фриско взгляды, исполненные любви, смотрел на нее и, казалось, не мог оторваться, подсаживался нарочито близко к ней и использовал всякую возможность, чтобы прикоснуться к ее руке.

Впрочем, и сама Фриско не уступала отцу и Маканне, всячески им подыгрывая. Она не забывала постоянно улыбаться Лукасу, несмотря на то, что при этом всякая последующая улыбка требовала все большего напряжения лицевых мускулов. Не уставала она также постреливать в него глазами и делала все возможное, чтобы голос ее звучал соответственным образом каждый раз, когда Маканна пытался вовлечь ее в разговор.

От всего этого Фриско чувствовала себя такой униженной и забитой.

Впрочем, тут она едва ли справедлива… Фриско поудобнее устроилась на сиденье.

Едва ли правомерно было ей обвинять себя в том, что она участвовала в обмане.

Ведь если быть совсем уж откровенной, то с самого первого мгновения, едва только увидев Лукаса Маканну, она почувствовала к нему сильнейшее влечение. Естественное и чрезвычайно сильное, без малейшей деланности. Его улыбки и взгляды отражали подлинные чувства, ну а когда он якобы случайно касался ее руки или просто обращал на Фриско свой взгляд — в груди у нее что-то замирало.

И все это пугало Фриско.

Она не хотела, чтобы вот так легко и в мгновение ока Маканна подмял ее под себя. И уж менее всего Фриско желала быть связанной узами брака с мужчиной, для которого супружество было лишь составной частью делового проекта.

Ничего себе деловой проект, черт бы его побрал!

Есть связи — и связи. Например, связь путем договорного замужества — вариант возможный, но не для Фриско. А секс ради секса — это деперсонифицированный акт. Слишком, с ее точки зрения, рациональное действие, более того, слишком животное.

Вот она и пытала себя, стараясь выяснить, отчего же так происходит, что всякий взгляд Маканны, случайное его прикосновение настолько возбуждали ее, что она напрочь забывала о том, как он ей отвратителен и до какой степени ее нервирует одно только его присутствие?

Пытаясь что-то противопоставить мыслям и чувствам, которые одолевали ее, Фриско старалась не думать о Лукасе Маканне. И лучшим союзником в этом отношении оказывался ночной сон.

Внезапная остановка автомобиля нарушила ход мыслей Фриско.

— Ваши родители, похоже, чрезвычайно преданы друг другу? — Голос Маканны прорвал скорлупу ее робкого забытья.

— Именно так. — Вынырнув из полудремы, Фриско не потрудилась повернуть в его сторону, голову или хотя бы открыть глаза. — Они знакомы с раннего детства и практически все это время любят друг друга.

— Стало быть, они вместе росли? — тон Маканны был заинтересованным и вовсе не нахальным.

— Ага… — Фриско сумела подавить зевок, затем открыла глаза и лишь тогда обнаружила, что Маканна затормозил напротив ее дома, а вовсе не на красный свет светофора, как она полагала. Маканна повернулся и пристально посмотрел на нее. — Их семьи жили по соседству. Родители отца и родители моей матери хорошо знали друг друга.

— Ваш отец из состоятельной семьи?

— В то время считалось, что да, — ответила она и торопливо прикрыла ладонью зевок, который не удалось сдержать.

— Но сейчас ведь их состоятельными не назовешь?

Внезапно весь сон слетел с нее, Фриско повернула голову и внимательно посмотрела на Маканну.

— Тогда у них были семьи, теперь же они сами по себе. У отца не осталось ни единого родственника. Он последний в роду.

— Очень интересно, — протянул Лукас. — Но вы ушли от ответа.

— А мне казалось, что я ответила на ваш вопрос. — Фриско попыталась придать своему лицу самое что ни на есть искреннее выражение. — Вы ведь спросили меня о том, была ли семья отца…

— Я прекрасно помню свой вопрос, — в тоне Маканны послышалось раздражение. — И вы отлично поняли, что именно я имею в виду. — Он криво усмехнулся. — Только не пытайтесь меня уверить в том, что в семье вашего отца был еще один бездарный бизнесмен или еще один крупный растратчик.

— Нет, но был один игрок, — призналась она, сочтя за лучшее сказать правду, потому как Маканна вполне мог и сам окольным путем навести справки. — Мой дед проводил больше времени на ипподроме, нежели у себя в офисе. — Она возвратила Лукасу кривую усмешку. — И для меня вполне очевидно, что деду столь же не везло с лошадьми, как отцу не везло с казино.

— Он что же, прокутил весь семейный капитал?

— А заодно и фамильный бизнес.

— Да, что ни говорите, а история подчас повторяется, — сказал он; улыбка мерцала на лице Лукаса. — Пусть не в точности, но — повторяется. Прошу вас, только не говорите мне, будто и вы исподволь тяготеете к игре.

— Чего нет, того нет, — заверила она его. — Я ни во что не играю.

— Как, и даже в бинго?! — поинтересовался он, мягко подкалывая.

— Да, даже в бинго. — Несмотря на серьезность темы, Фриско ощущала присутствие в разговоре флюидов смеха и не могла противиться появлению улыбки на своем лице. — В эту игру я как-то пыталась играть, но всякий раз она казалась мне слишком занудной и скучной. — Она пожала плечами. — Наверное, я вся в маму пошла. По материнской линии там все такие.

— Что, тоже занудные и скучные? — он улыбнулся.

— Нет. — Фриско заставила себя убрать улыбку. — Осторожные и бережливые.

— Стало быть, среди них нет игроков?

— Ни единого.

— Прекрасно, — ответил он, сделав особенное ударение на это слово.

— Ну это еще как сказать, — рассуждала Фриско вслух. — Ведь чтобы успешно заниматься бизнесом, чтобы удачно строить личную жизнь, нужно хоть отчасти быть игроком, ибо то и другое, жизнь и бизнес, сродни игре, я бы даже уточнила — сродни азартной игре.

Маканна рассмеялся.

Фриско почувствовала, как мурашки пробежали у нее по спине, и объяснила это холодным ночным воздухом.

— Полагаю, что до некоторой степени вы правы, — признался он. — Ну а раз уж вы заговорили о занятии бизнесом, — продолжал он, делаясь вновь серьезным, — скажите мне, сообщили вы на своей службе о предстоящем уходе или нет?

— Нет, — прямо ответила она. — Весь день на работе у нас творится настоящий дурдом, у меня не было времени даже дух перевести. — Впрочем, тут Фриско несколько уклонялась от истины, хотя… Чуть пожав плечами, она тем самым как бы простила себе нынешнюю ложь. — Когда подходит срок платить налоги, у нас на службе всегда бывает черт знает что. Все работники оказываются загружены выше крыши. — И в данном случае она говорила истинную правду.

Фриско понимала, что ее непреходящая усталость проистекает главным образом из стрессовых ситуаций. Именно поэтому в последние несколько дней состояние ее так заметно ухудшилось.

Ей бы сейчас побольше покоя, поменьше нервов. А тут этот Маканна.

— А как и когда вы намерены сообщить на работе?

— Пятнадцатого апреля.

— То есть в конце этой недели?

— Да.

— А в субботу вы намереваетесь уехать на две недели на Гавайи. — Голос его звучал сухо.

— Ну я же не совсем еще дура, — ответила она, стараясь подделаться ему в тон.

— Нисколько в этом не сомневался, Фриско Бэй. — В его темных глазах отражались огни, освещавшие вестибюль подъезда. — Если бы я хоть на секунду усомнился в вашем интеллекте, то даже не подумал бы серьезно рассматривать ваше предложение жениться на вас.

— Правильнее было бы сказать — мое контрпредложение, — тотчас подкорректировала она его.

— Все едино. — Он пожал плечами. — Называйте как угодно, главное, что мы понимаем друг друга.

— Все едино, — передразнила его Фриско, чувствуя себя слишком усталой, чтобы объяснять ему сейчас разницу между тем и другим понятиями. — Сейчас уже очень поздно.

Он внимательно оглядел ее лицо.

— Вы, должно быть, очень устали, так ведь?

— Да, я действительно чертовски устала.

— Ладно. — Он открыл дверцу машины.

— Вам незачем вылезать из кабины, — произнесла она, когда Маканна выставил было ногу на асфальт. — Мне ведь только перейти тротуар. А наш охранник на своем посту, возле входной двери.

— Из ваших слов я должен сделать вывод, что вы вовсе не намерены пригласить меня к себе? — и он приподнял вопросительно одну бровь.

— Совершенно верно, — и Фриско чуть подалась корпусом вперед, чтобы удобнее было вылезти.

— Может, поужинаем завтра где-нибудь?

Она взялась пальцами за дверную ручку.

— Видите ли, я… — она поколебалась.

Он же не испытывал колебаний.

— Может, тогда в кино сходим?

Она облизнула губы.

— Я не уверена…

— В таком случае объясните, — раздраженно начал он, — каким же образом вы намереваетесь убедить вашу мать в том, что мы с вами неравнодушны друг к другу, если вы даже отказываетесь бывать со мной где бы то ни было?!

— А как она узнает? — поинтересовалась Фриско, полагая, что если будет придерживаться такой тактики, то Маканна вынужден будет сменить атаку на позиционную защиту.

Он укоризненно взглянул на нее.

— Очень даже просто, потому как я постараюсь сделать так, чтобы ваш отец оказался в курсе. А уж если будет знать он, то едва ли это долго будет оставаться тайной для вашей матери.

Нравилось ей это или нет, Фриско была вынуждена пойти ему навстречу.

— Хорошо, пусть это будет ужин. — И она снова дернулась к выходу.

— А как насчет того, чтобы вечером в среду сходить в кино?

Он явно не желал униматься. Впрочем, напомнила она себе, на руках у него все козырные карты. Она вздохнула, постаравшись сделать это таким образом, чтобы вздох не остался для Лукаса незамеченным.

— Ну что ж, сходим и в кино. Скорее всего сходим, я полагаю.

— Вы полагаете? Значит, полной уверенности у вас самой еще нет?!

Она терпеть не могла, когда на нее начинали наседать.

— Послушайте, Маканна, нельзя же так давить! — сказала она. — Я от усталости буквально с ног валюсь и уже хотя бы поэтому решительно ни в чем сейчас не уверена. — Она вышла из машины, повернулась к Маканне и едко добавила: — Буду уверена только лишь завтра, если, конечно же, сегодня мне будет суждено добраться до постели.

— Понимаю, — ответил он и поднял правую руку ладонью наружу — в знак миролюбивого отношения. — В какое время завтра вам будет удобнее?

— Право, даже и не знаю, — сказала она, чувствуя огромное желание наконец-то отправиться к себе… Ох, если бы только не эта его улыбка, от которой так сладко ныло в животе. — Впрочем, когда хотите, мне все равно.

— Может, в семь часов?

— Хорошо, договорились, — и она приготовилась захлопнуть за собой дверцу.

— Доброй ночи, Фриско Бэй, — голос его был низким и звучал весьма сексуально, хотя и был изрядно приправлен насмешкой. — И хорошего вам сна.

Она захлопнула дверцу и двинулась к дому.