На завтраке они были среди последних. Лине испытывала странную, но становившуюся все более привычной смесь раскаяния и удовлетворения. Раскаяния – потому, что каждый час и каждая ночь, которую она проводила с Томми, усложняли для нее возвращение к обычной жизни. Удовлетворения – потому, что это была именно та близость, по которой она скучала, в которой так нуждалась.

Томми отодвинул стул и направился к шведскому столу во второй раз. Лине взяла газету «Верденс Ганг». Главный заголовок был о новой низкоуглеводной диете, но в самом верху первой полосы был заголовок статьи о деле Сесилии: «Свидетель, которого так и не выслушали».

Она не была уверена, что хотела это читать, и начала листать газету. Ее статья была именно такой, как она ее себе представляла. Снова, в качестве напоминания, была использована фотография собаки. Потом шло фото дома Юнаса Равнеберга; белый штакетник обвила полицейская лента. Фотографии хорошо сочетались с заголовком о загадочном взломе, когда, судя по всему, ничего не пропало. Статья оказалась короче, чем она рассчитывала, но это было не страшно. Самое важное было в начале.

Томми вернулся за стол. Лине снова перевернула страницу; теперь на нее смотрела фотография отца. Она была уже не такой большой, но газета, очевидно, не собиралась оставлять его в покое.

На другой фотографии была реконструкция случившегося на перекрестке усадьбы Гюмсеред. В центре кадра был белый автомобиль. На его багажник опирался мужчина; что-то обсуждала группа следователей. Лине узнала поджарого криминалиста и некоторых других полицейских, ныне пенсионеров.

Главной была фотография свидетеля, которого так и не выслушали. Его звали Аксель Престхюс; высокий мужчина чуть старше пятидесяти. На нем была вязаная кофта, вокруг шеи обмотан толстый черный хлопковый шарф. Темно-коричневые кудряшки торчали во все стороны.

Томми молчал, не мешая ей читать.

Как и Рудольф Хаглунн, Аксель Престхюс любил рыбалку. Каждые выходные он ездил смотреть новые рыболовные места. Улов описывал в дневнике. Этот дневник был при нем: Престхюс показывал фотографу «Верденс Ганг» отчет о рыбалке семнадцатилетней давности. В субботу, 15 июля, он записал: «Дамтьенн. 20.45: Форель, 132 грамма. 21.15: Форель, 94 грамма. 21.35: Форель, 168 грамм».

Дамтьенн – это лесное озеро, где, по словам Рудольфа Хаглунна, он был на тех выходных, когда похитили Сесилию Линде. Свидетель помнил, что на другой стороне озера были какие-то люди, но опознать их он бы не сумел.

Престхюс приехал на озеро довольно поздно и поймал первую рыбу примерно через час после приезда. Он припарковался за старым белым «Опелем Рекорд», но на следующий день, когда он уезжал, этой машины там уже не было.

Аксель Престхюс следил за делом Сесилии по газетам, и, прочтя, на каком алиби настаивал Рудольф Хаглунн, решил, что должен поговорить с полицией. Он позвонил в приемную и спросил ответственного за дело Сесилии. Его с ним соединили, и он рассказал о том, что видел. Ответственный поблагодарил его за сведения и пообещал, что с ним свяжутся, если будет решено, что наблюдения Престхюса представляют для следствия интерес. Ему так и не перезвонили.

Адвокат Хаглунна сказал, что ознакомился со всеми материалами по делу и не нашел в них имени Акселя Престхюса. То есть полиция избирательно пустила в ход материалы и сомнительным способом добилась осуждения Рудольфа Хаглунна за убийство.

Инспектор полиции Вильям Вистинг недоступен для комментариев. И. о. начальника полицейского управления Аудун Ветти сообщил, что дело передано в специальный отдел внутренних расследований и что руководитель расследования отстранен от должности.

Лине отложила газету.

– Какие у тебя планы? – спросил Томми.

– Я должна проверить кое-какие сведения по делу об убийстве, – ответила она.

– Какие сведения?

– О Юнасе Равнеберге. Он жил в Ларвике до того, как переехал во Фредрикстад.

Томми наколол последний ломтик бекона на вилку.

– Ты поедешь домой?

Лине покосилась на фотографию отца в газете.

– Поеду, – кивнула она.