Темная лошадка

Хоуг Тэми

Елена Эстес часто рисковала жизнью, когда служила в полиции, и однажды заплатила за это слишком высокую цену. Уйдя из полиции, надломленная и не верящая в себя, она с трудом возвращается к жизни. Однажды Эстес берется помочь девочке, которая просит найти ее пропавшую старшую сестру. Следы ведут Эстес в мир скачек и грязных игр. Эстес понимает, что в конце пути может лишиться всего. В этих скачках, где ставкой является жизнь, Эстес – темная лошадка, на которую никто не ставит, но, возможно, именно это позволит ей выиграть…

 

Акт первый

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Затемнение.

Воскресный вечер. Центр конного спорта в Палм-Бич, закат.

К западу тянется ровная, поросшая низким кустарником равнина. Грунтовая дорога уходит на север, в угодья Центра конного спорта, и на юг, к маячащим в отдалении постройкам небольшого конезавода. Вокруг никого. В полях пусто. Ни людей, ни лошадей.

Эрин стоит у задней калитки. Она кого-то ждет. Нервничает. Она пришла сюда с тайной целью. Думает, что ее жизнь в этот вечер изменится.

Так оно и будет.

Она смотрит на часы. Смотрит нетерпеливо. Боится, что тот, кого она ждет, не появится вовсе. Не подозревает о направленной на нее видеокамере.

Она размышляет: может, он не придет, может, она в нем ошиблась. На дороге показывается обшарпанный белый фургон. Эрин смотрит, как он приближается. Она раздосадована. По этой дороге в такое время никто не ездит. Ворота ипподрома уже заперты на ночь.

Фургон останавливается. Оттуда выскакивает мужчина в маске.

Эрин: НЕТ!

Она бежит к калитке. Он сзади хватает ее за локоть и разворачивает лицом к себе. Эрин брыкается. Он свободной рукой наотмашь бьет ее по лицу, сбивает с ног. Падая, она вырывается из его рук, но не может подняться на ноги. Мужчина бросается на нее сзади, валит наземь, упирается коленом в спину. Достает из кармана куртки шприц и вонзает иглу ей в плечо. Эрин вскрикивает от боли, по щекам ее текут слезы.

Он рывком поднимает ее на ноги, вталкивает в фургон. Захлопывает дверцу, садится за руль, фургон разворачивается и уезжает.

Жизнь меняется в мгновение ока.

Затемнение.

 

1

Жизнь может измениться в мгновение ока.

Я всегда это знала. Сколько себя помню, всегда была уверена в истинности этого утверждения. Порой я чувствую приближение таких моментов, ощущаю некую ауру, словно бы предшествующую их приходу. Вот и сейчас что-то такое случится, я вижу. От адреналина кровь кипит в жилах, словно ракетное топливо. Сердце частит, как разогретый до предела мотор. Я готова к взлету.

Мне приказано терпеть, ждать, но я знаю: это решение неверное. Если я ворвусь туда первой, сразу, сейчас, то братья Голем у нас в кармане. Они думают, что все обо мне знают, и потеряли бдительность. А я три месяца продумывала, как и что. Я знаю, что делаю. Знаю, что права. Знаю, что братья Голем нервничают. Знаю, что имею право на этот штурм. Знаю, что лейтенант Сайкс здесь для показухи, чтобы покрасоваться перед репортерами, когда примчатся фургоны службы новостей. И чтобы убедить зевак голосовать за него на следующих выборах шерифа.

Он поставил меня сбоку от вагончика и велел ждать. Ни черта не соображает! Отмахнулся, когда я сказала, что боковой дверью братья пользуются чаще всего. Покуда Сайкс с Рамиресом следят за главным входом, братцы складывают денежки в мешок и готовятся улизнуть через боковой выход. Заляпанный для маскировки грязью джип Билли Голема стоит в сторонке. Для побега они наверняка возьмут внедорожник, а не легковой «Корвет», что поставлен на виду, у главного входа. Внедорожник где угодно пройдет.

Сайкс теряет драгоценное время. В вагончике с братьями Голем еще две девчонки. Запросто могут стать заложницами. Но если я ворвусь туда сейчас, пока они не следят за входом…

К черту Сайкса! Иду, пока эти уроды не натворили дел. В конце концов, расследование веду я. И ясно понимаю, что к чему.

Включаю переговорник.

– Ждать глупо. Они вот-вот рванут к джипу. Я иду туда.

– Проклятье, Эстес… – Это Сайкс.

Выключаю передатчик и швыряю его в заросли сорняков за вагончиком. Расследование мое. И штурм тоже. Я знаю, что делаю.

Иду к боковой двери и стучу так, как стучат все клиенты братьев Голем: два раза – один – еще два.

– Эй, Билли, это Элль. Мне надо.

Билли Голем распахивает дверь. Под кайфом, взгляд остекленевший: покушал собственной стряпни – метадона высшей очистки. В руке пистолет.

И тут громко хлопает передняя дверь.

Одна из девушек кричит. Проклятье!

– Легавые! – орет Бадди Голем.

Билли Голем целит прямо мне в лицо. Я делаю последний судорожный вдох…

А потом открываю глаза, и мне делается тошно при мысли, что я до сих пор жива.

Вот так начинается каждый мой день последние два года. Я снова и снова прокручиваю в памяти эту сцену, будто без конца смотрю одно и то же кино. Ничего в нем не меняется: ни единое слово, ни один кадр.

Я лежу в кровати и думаю, не вскрыть ли себе вены. Не вообще, когда-нибудь, а именно сейчас. Разглядываю свои запястья в мягком свете ночника – узкие, с хрупкими, как у птички, косточками, с тонкой, точно лепесток, кожей, под которой бьются голубые жилки, – и думаю, как сделаю это. Смотрю на тоненькие голубые линии, и они видятся мне демаркационными линиями. Пунктирами. Разрезать здесь.

Представляю себе острый кончик разделочного ножа. Свет от лампы заиграет на лезвии. Оно скользнет вдоль вены, и следом за ним хлынет на волю кровь. Красная. Мой любимый цвет.

Совсем не страшно. То, что уже случилось, куда страшнее.

Я гляжу на часы: 4.38 утра. Проспала четыре с половиной часа, ни минутой больше. Как обычно. Больше не выходит, и пробовать без толку.

Дрожа всем телом, спускаю ноги с кровати, встаю, накидываю на плечи синий бархатный халат. Мягкий, теплый, уютный. Все ощущения обостряются. Когда смерть близко, каждую секунду проживаешь, как целую жизнь.

Интересно, понял ли это Гектор Рамирес в последний миг перед тем, как умереть.

Каждый день об этом думаю.

Я скинула халат, вошла в ванную и сказала своему отражению в зеркале:

– Доброе утро, Елена. Выглядишь паршиво.

Слишком худая. Черные волосы cпутаны. Глаза слишком большие, слишком черные, без блеска, будто внутри нечему светить. Вот самая большая моя беда: отсутствие внутреннего содержания. Легкая асимметрия в моем лице была всегда – словно у разбитой в мелкие дребезги, а потом старательно склеенной фарфоровой вазы. Сейчас это то самое лицо, с которым я родилась, и все же немного не то. Чуть искаженное и до странности лишенное выражения.

Когда-то я была красивой.

Потянувшись к полочке за расческой, я нечаянно столкнула ее на пол и вместо нее схватила щетку. Так, начать с кончиков, постепенно поднимаясь выше, к корням. Будто лошади гриву расчесываешь – прядь за прядью, аккуратно распутывая узелки. Но смотреть на себя было уже выше сил. Кипя от злобы и негодования, я от души запустила щетку в волосы, не церемонясь, повела вниз, и щетка застряла в густой шевелюре.

Секунд сорок пять я пыталась ее вытащить, дергала во все стороны, не заботясь, что с корнями выдираю волосы. Потом громко чертыхнулась, в гневе смахнула с полки стакан и мыльницу, рванула на себя ящик и вытащила ножницы.

Обозленная, дрожащая, тяжело дыша, я остригла космы и высвободила щетку. Она упала на пол вместе с комом намотанных на нее черных волос. Напряжение в груди слегка отпустило. Тело обмякло, будто под прохладным дождиком. Я постепенно успокаивалась.

За десять минут я бесстрастно обкорнала остатки своей гривы – коротко, под мальчишку. То немногое, что осталось, небрежно взъерошила пятерней. Сойдет, в «Вог» я и похуже видала! Потом замела с пола клочья волос вперемешку с осколками стакана, высыпала все это с совка в мусорное ведро и вышла из ванной.

У меня всю жизнь были длинные волосы.

Утро выдалось зябкое, укутанное густым, стелющимся по земле туманом. Остро и сильно пахло влажной зеленью, землей и конским навозом. От канала, что протекал за полями, несло затхлой сыростью. Я вышла во дворик маленького дома для гостей, где жила, и глубоко вздохнула.

Три месяца назад я пришла сюда, как беженка. Безработная, бездомная, никому не нужная, нелюбимая, брошенная. И все это поделом. Два года я не работала по специальности, причем почти все это время скиталась по больницам, где доктора в меру сил старались поправить ущерб, нанесенный моему телу в тот день, у вагончика братьев Голем. Собрали по осколочкам кости, залатали разодранную кожу; словно трехмерную головоломку, заново вылепили левую сторону моего лица. А вот с психикой вышло не столь успешно.

Надо было что-нибудь с собой делать, покуда я не добралась до того самого ножа. И потому я ответила на объявление «Требуется конюх» в «Сайдлайнз», журнале по коневодству, который выходил два раза в месяц.

Странная штука жизнь! В предопределение верить не хочется. Если верить, надо признавать существование изощренно-жестокой высшей силы, иначе как объяснить насилие над детьми, извращенцев, СПИД, гибель хороших людей на боевом посту? Однако случайным поворотам судьбы я не устаю дивиться.

Оказалось, что телефонный номер из того объявления принадлежал Шону Авадону. Шона я знавала сто лет тому назад, во времена моего увлечения верховой ездой, когда я была балованной, взбалмошной девчонкой из Палм-Бич, а он – неуправляемым двадцатилетним шалопаем, который тратил семейный капитал на лошадей и безумные загулы с такими же смазливыми юнцами из Швеции и Германии. Мы дружили, и Шон часто повторял, что дружба с ним восполняет мне отсутствующие чувства юмора и стиля.

Семьи наши жили по соседству, на обращенном к озеру Уорт берегу узкого острова. Отец Шона был магнатом в области недвижимости, а мой – адвокатом всех самых влиятельных мошенников Южной Флориды. Землевладелец и крючкотвор, и у каждого по неблагодарному отпрыску. Мы с Шоном сблизились на почве родительского неодобрения и любви к лошадям. Друзья по несчастью, вдвоем против всего мира.

Все это казалось далеким, как полузабытый сон. Столько всего произошло с тех пор. Я уехала из Палм-Бич, исчезла из той жизни. Потом, выражаясь метафорически, прожила другую жизнь и умерла. А потом ответила на объявление «Требуется конюх».

Ту работу я не получила, но мне досталось другое. Как бы ни были заторможены мои реакции, я все же заметила жалость в глазах Шона, когда мы встретились в баре. Я была бледной тенью той девушки, которую он знал двадцать лет назад, – тенью столь жалкой, что даже из гордости не могла притвориться психически нормальной. Наверное, откажи он мне, это могло стать последней каплей. Если бы я вернулась домой, в съемную квартиру, то постаралась бы добраться до разделочного ножа.

Но Шон взял меня за шкирку, как бродячую кошку (очень часто повторяющееся в моей жизни сравнение), поселил у себя в домике для гостей и попросил подготовить к зимнему сезону пару коней. Утверждал, что моя помощь ему необходима. Его бывшая партнерша (по совместительству любовница) сбежала в Голландию с конюхом, а без помощника он как без рук. Послушать его, так выходило, будто он предлагает мне работу. А на самом деле это была просто отсрочка моего смертного приговора.

Прошло три месяца. Я все еще размышляла о самоубийстве, каждый вечер доставала из ящика прикроватного столика пузырек викодина и высыпала таблетки на ладонь. Я смотрела на них, пересчитывала и думала о том, что одной таблетки достаточно, чтобы утолить физическую боль, не оставлявшую меня ни на день после «инцидента», как называл это мой адвокат. (Инцидент – какое стерильное, опрятное слово! Маленькая неувязка, которую легко выделить из полотна жизни и удалить. Насколько не похоже на то, как воспринимала случившееся я.) Итак, одна таблетка утолит боль. Тридцать положат ей конец навсегда. А у меня набралось уже триста шестьдесят таблеток.

Каждый вечер я смотрела на них, затем ссыпала обратно во флакон, а флакон убирала на место. Так ни одной и не приняв. Мой ежевечерний ритуал.

А в качестве ежедневного ритуала я три месяца подряд приходила в конюшню Шона и занималась его лошадьми. Оба ритуала успокаивали меня, но совершенно по-разному. Таблетки были связаны со смертью, и каждый вечер, не приняв ни одной, я одерживала победу. А лошади ассоциировались с жизнью, и каждый проведенный с ними час был отсрочкой казни.

Довольно рано, еще в детстве, я пришла к выводу, что есть в моей душе лишь мне одной принадлежащее место, маленький островок покоя в самой глубине моего существа. Некоторые находят в себе этот «дом души» путем медитации, молитвы или занятий йогой. А мне он открывается, когда я верхом на лошади. Моя религия – искусство конной выездки.

Выездка – дисциплина, рожденная на поле боя в древние времена. Боевых лошадей учили точности движений, чтобы помочь седоку не только уйти от врага, но и атаковать. Спустя много веков поле брани сменилось ареной для показательных выступлений, а сама выездка превратилась в нечто вроде конного балета.

Неискушенному зрителю кажется, будто это очень легко и не требует никаких усилий. Опытный наездник сидит на лошади абсолютно неподвижно и не обращает на себя ни малейшего внимания зрителей, буквально сливаясь с фоном. На деле же и от коня, и от седока выездка требует больших усилий – и физических, и душевных. Разнообразных и сложных. Наездник должен приноравливаться к каждому шагу коня, к равновесию каждой клеточки его тела. Малейшее смещение веса всадника, еле заметное движение руки либо напряжение икроножных мышц влияет на качество выступления. Сосредоточенность должна быть абсолютной. Все остальное становится совершенно неважным.

Верховая езда была моей отдушиной в отрочестве, когда я чувствовала себя не властной над всем остальным в своей жизни. Когда я пошла работать, она помогала мне снимать стресс. А когда у меня вообще ничего не осталось, стала просто спасением. Верхом на лошади я чувствовала себя полноценным человеком, ощущала связь с тем самым жизненным центром внутри себя, который в остальное время был недоступен, и обретала душевное равновесие.

Мы с Д’Артаньяном скакали по песчаному кругу, разгоняя стелющиеся над землей последние клочья утреннего тумана. Мышцы коня напрягались и перекатывались под блестящей шкурой, копыта размеренно, как метроном, отбивали ритм. Я натянула левый повод, опустилась в седле и плотнее сжала икрами конские бока. Волна напряжения прокатилась от крупа по спине коня; он выгнул шею и медленно загарцевал. Казалось, он плывет подо мною, пружиня, словно огромный мягкий мяч; я чувствовала, что он мог бы взлететь, знай я, какое секретное слово шепнуть ему на ухо.

Мы остановились в центре круга, в так называемой точке Х. И мне стало радостно и покойно. Я бросила поводья на шею коню, ласково потрепала его по холке. Он наклонил голову и двинулся вперед, но вдруг стал как вкопанный.

На белом дощатом заборе, что шел вдоль дороги, сидела девочка. Она смотрела на меня с какой-то отчаянной надеждой. Даже если б я не заметила ее сразу, все равно почувствовала бы, что она там и ждет меня. Лет ей было около двенадцати. Волосы длинные, каштановые, совершенно прямые, аккуратно подобранные двумя заколками у висков. Маленькие круглые очки в черной оправе придавали ей крайне серьезный вид.

Я подъехала к ней, испытывая смутное, ничем не объяснимое чувство опасности.

– Чем могу служить? – спросила я у девочки.

Д’Арт раздул ноздри, фыркнул, готовый пуститься вскачь и спасти нас обоих от незваной гостьи. Наверное, надо было ему это позволить.

– Я ищу мисс Эстес, – решительно заявила девочка.

– Елену Эстес?

– Да.

– А ты?..

– Молли Сибрайт.

– Увы, Молли Сибрайт, мисс Эстес сейчас здесь нет.

– Мисс Эстес – это вы, – отчеканила девочка. – Я узнала вашего коня. Его зовут Д’Артаньян, как в «Трех мушкетерах». – Она осуждающе прищурилась. – Вы остригли волосы.

– Разве мы с тобой знакомы?

– Нет.

– Тогда откуда ты меня знаешь? – спросила я, чувствуя, как страх, словно горькая желчь, поднимается из груди вверх и подступает к горлу. Может, она приходится кем-нибудь Гектору Рамиресу и пришла сказать, что ненавидит меня? А может, ее выслали вперед для затравки, и вот-вот откуда ни возьмись выскочит кто-нибудь из старших родственников, чтобы застрелить меня или плеснуть кислотой в лицо?

– Я видела вас в «Сайдлайнз», – пояснила девочка.

Чувство было такое, будто я оказалась в центре действия незнакомой пьесы. Молли Сибрайт, видимо, пожалела меня, осторожно слезла с забора, подошла к Д’Артаньяну и протянула мне открытый на середине журнал. А сама встала рядом с конем – хрупкая, ладненькая, в аккуратных черных брючках и синей маечке с вышитыми вокруг выреза маргаритками.

Фотография была большая, цветная. Я верхом на Д’Артаньяне, за кисейной завесой утреннего тумана. Бока и круп коня ярко блестят на солнце. Волосы мои забраны в хвост.

Я не могла припомнить, чтобы меня фотографировали. Интервью я точно никому не давала, хотя, похоже, тот, кто писал, знал обо мне такое, чего я и сама не знала. Под снимком я прочла: «Частный детектив Елена Эстес на утренней прогулке верхом на своем Д’Артаньяне, в поместье Шона Авадона «Авадонис-Фарм» в Палм-Бич-Пойнт».

– Я пришла предложить вам работу, – сказала Молли Сибрайт.

Я обернулась к конюшне и позвала Ирину, удивительную русскую девушку, занявшую то самое место конюха, на которое претендовала я. Она вышла, как всегда, надутая и недовольная. Спешившись, я вежливо попросила ее отвести коня в денник. Ирина подхватила поводья, тяжко вздохнула, насупилась и томной походкой от бедра удалилась в конюшню.

Затянутой в перчатку рукой я взъерошила волосы, испуганно вздрогнув от того, какие они короткие. Под ложечкой ныло от напряжения.

– У меня пропала сестра, – продолжала Молли Сибрайт. – Я решила обратиться к вам, чтобы вы нашли ее.

– Извини, я не занимаюсь частными расследованиями. Это какое-то недоразумение.

– Почему тогда в журнале написано, что занимаетесь? – строго-укоризненно спросила девочка. Она мне не верила: я ведь уже один раз солгала ей.

– Не знаю.

– У меня есть деньги, – запальчиво сказала она. – Если мне двенадцать, это не значит, что я не могу нанять вас на работу.

– Ты не можешь нанять меня на работу, потому что я не частный детектив.

– А кто же вы тогда? – возмутилась Молли.

Сломленный, измотанный, жалкий бывший следователь. На ту жизнь, которую мне готовили родители, я наплевала, а из той, что выбрала сама, меня выбросили. Так кто же я теперь такая?

– Никто, – сказала я вслух, отдавая девочке журнал.

Но она его не взяла, а вместо этого отошла к кованой чугунной скамейке у края арены, отпила большой глоток воды из бутылки, что оставила там, и мрачно посмотрела на меня.

– У меня с собой сто долларов. Как задаток. Ваш рабочий день, наверно, имеет свою цену, и вам нужны будут деньги на текущие расходы. Я уверена, мы сможем как-нибудь договориться.

Из конюшни вышел Шон, прищурившись, взглянул вдаль, отставил обутую в сапог ногу и вытащил из-за пояса пару перчаток оленьей замши. Красавец мужчина! Хоть сейчас на рекламный плакат Ральфа Лорена.

Я неторопливо пошла через арену к нему. Теперь внутри уже не сжимался нервный ком, но закипала ярость. Ярость, а за нею – нарастающая паника.

– Что это такое, черт возьми?! – заорала я, с размаху ткнув его журналом в грудь.

Он отступил с оскорбленным видом.

– Кажется, «Сайдлайнз», но грудью я читать не умею, так что наверняка сказать не могу. Боже правый, Эл! Что ты сделала со своими волосами?

Я огрела его второй раз, посильнее, чтобы сделать больно. Шон выхватил у меня журнал и взглянул на обложку.

– Хиллтоп Джотто, жеребец Бетси Стейнер. Ты его видела? С ума сойти, какой красавец!

– Это ты сказал журналисту, что я частный детектив?

Шон пожал плечами.

– Они спрашивали, кто ты. Надо же было что-нибудь сказать.

– Нет, не надо! Ты ничего не должен был говорить!

– Эл, ради бога, это же всего-навсего «Сайдлайнз». Не бушуй.

– Мое имя в этом долбаном журнале прочли уже тысячи людей. Теперь тысячам людей известно, где меня искать. Тогда уж сразу бы намалевал мне на груди мишень позаметнее!

Шон помрачнел.

– Материалы о выездке читают только специалисты. Да и те лишь ищут свои имена в отчетах о соревнованиях.

– Теперь тысячи людей думают, что я частный детектив!

– А что я должен был им сказать? Правду?

Произнесено это было таким тоном, будто хуже и придумать нельзя. И я поняла, что, пожалуй, так оно и есть.

– А если, например, «без комментариев»?

– Не очень интересно.

Я кивнула на Молли Сибрайт.

– Эта девчушка приехала сюда нанимать меня на работу. Думает, что я смогу помочь ей найти сестру.

– А вдруг да сможешь?

Не хотелось говорить вслух очевидные вещи: я и себе-то самой помочь не могу.

Шон лениво, равнодушно повел плечом и отдал мне журнал.

– Времени у тебя вагон, чем тебе еще заниматься?

Из конюшни показалась Ирина, ведя под уздцы Оливера – высокого, изящного, красивого, ни дать ни взять Шон в конском обличье. Шон вскочил в седло, а я покосилась на Молли Сибрайт. Она сидела на скамье, сложив руки на коленках. Я развернулась и пошла в конюшню, надеясь, что девчушка оставит меня в покое и уйдет.

На четырехглавом крюке рядом со старинным шкафчиком красного дерева, где хранились средства по уходу за кожаными изделиями, висела сбруя Д’Артаньяна. Я взяла с рабочего столика маленькую влажную губку, намылила ее глицериновым мылом и принялась протирать ремни, стараясь сосредоточиться только на необходимых для этого простых движениях.

– Вы очень грубы!

Краем глаза я видела ее: она стояла на пороге, плотно сжав губы и вытянувшись в струнку, насколько позволяли полтора метра роста.

– Да, очень. Одно из удовольствий, которые я себе позволяю, – плевать на все.

– Вы не хотите мне помочь?

– Не могу, если б и хотела. Тебе нужна не я. Если у тебя пропала сестра, твоим родителям надо обратиться в полицию.

– Я уже была у шерифа. Там мне тоже не помогут.

– Ты сама? А что же родители? Им все равно, что твоя сестра пропала?

Молли Сибрайт впервые за время разговора замялась.

– Это сложно…

– Что ж тут сложного? Или она пропала, или нет.

– Эрин с нами не живет.

– А сколько ей лет?

– Восемнадцать. Она с родителями на ножах.

– Вот новость!

– С ней все в порядке. – Молли тут же встала на защиту сестры. – Она ничего плохого не делает, наркотиков не принимает. Просто имеет обо всем собственное мнение. И оно не совпадает с мнением Брюса…

– Брюс? Это кто?

– Отчим наш. Мама вечно на его стороне, какую бы чушь он ни порол. Эрин это бесило, вот она и съехала.

– Значит, по закону Эрин взрослый человек, живет одна и имеет право делать что захочет, – подытожила я. – Парень у нее есть?

Молли покачала головой, но глаза спрятала. Не была уверена в своей правоте или сочла, что соврать будет полезнее для дела.

– Почему ты решила, что она пропала?

– Утром в понедельник она должна была забрать меня к себе. Понедельник у нее выходной. Она работает конюхом на ипподроме у Дона Джейда. Он тренирует скакунов. У меня не было уроков. Мы собирались на пляж, но она так и не приехала за мной и не позвонила. Я сама позвонила ей на мобильный, оставила сообщение в голосовой почте, а она не перезвонила.

– Может, она занята, – возразила я, водя губкой вдоль сбруи. – У конюхов работы по горло.

Говоря это, я смотрела на Ирину, которая сидела на скамеечке, подставив лицо солнышку и лениво пуская в небо облака сигаретного дыма. У большинства конюхов работы по горло.

– Она бы в любом случае позвонила, – настаивала Молли. – На следующий день я сама поехала на ипподром. Это было вчера. А в конюшне Дона Джейда мне сказали, что Эрин там больше не работает.

Что ж, иногда конюхи увольняются. Или их увольняют. В один прекрасный день конюху может прийти в голову сделаться флористом, а еще через день – податься в нейрохирурги. С другой стороны, есть тренеры с замашками рабовладельцев, взбалмошные, как примадонны, меняющие конюхов как перчатки. Я знавала тренеров, которые дорожили конем больше, чем человеком, и требовали, чтобы конюх ночевал в конюшне подле нервного жеребца. И таких, которые увольняли по пять конюхов за неделю, тоже знавала.

Эрин Сибрайт, судя по всему, упрямица и спорщица, да и с мальчиками, как видно, любит погулять. Ей восемнадцать, наслаждается своей новообретенной самостоятельностью… Вот только почему я обо всем этом думаю, непонятно. Привычка, должно быть. Сыщик всегда сыщик. Правда, я-то уже два года как в полиции не работаю и впредь работать не буду.

– Похоже, у твоей Эрин собственная жизнь. Может, у нее просто нет сейчас времени на младшую сестру?

Лицо Молли Сибрайт помрачнело.

– Я же вам говорю, Эрин не такая. Не могла она просто взять и уехать.

– Из семьи ведь уехала.

– Меня она не бросила бы. Никогда.

Наконец-то Молли заговорила не как сорокадевятилетняя стерва-начальница, а как обычный ребенок. Растерянная, испуганная девчушка. Пришедшая ко мне за помощью.

– Люди меняются, – отрезала я, снимая сбрую с крюка. – Взрослеют. Наверно, пришла твоя очередь.

Эти слова попали точно в цель. За круглыми, как у Гарри Поттера, очками вскипели слезы. Я не позволила себе ни жалости, ни чувства вины. Не нужно мне ни работы, ни клиентов. Ни людей, которые вторгаются в мою жизнь с какими-то надеждами.

– Я думала, вы другая, – сказала Молли.

– Почему?

Она взглянула на журнал, который лежал на полке рядом с моющими средствами. На странице, будто на картинке из сна, парили в ленточках тумана мы с Д’Артаньяном. Взглянула – и ничего не сказала. Если и было у нее объяснение, то делиться им со мною Молли явно не желала.

– Молли, я не героиня. Мне жаль. Если тебе так показалось, очень жаль. Уверена, если твои родители не беспокоятся за сестру и полицейские не беспокоятся, то и беспокоиться тут не о чем. Я тебе не нужна, и слава богу, что это так.

Она не смотрела на меня. Постояла минуту, собираясь с силами, потом достала из маленького красного кошелька на поясе десятидолларовую бумажку, положила ее на журнал, вежливо произнесла:

– Спасибо, что уделили мне время.

После чего развернулась и вышла.

Я не бросилась следом. И не сделала попытки вернуть ей десять долларов. Просто проводила взглядом и подумала, что девочка эта будет повзрослее меня самой.

Краем глаза я увидела Ирину, изящно прислонившуюся к дверному косяку, будто стоять без опоры у нее не было сил.

– Вы хотите, я оседлать Фелики? – Она так и не научилась говорить по-английски правильно.

С работы Эрин Сибрайт, скорее всего, уволилась. Небось радуется сейчас жизни в компании какого-нибудь никчемного красавчика. Молли в такое верить не хочет, ведь это коренным образом изменило бы ее отношения с обожаемой старшей сестрой. В жизни полно разочарований. Молли еще предстоит понять, что так бывает со всеми: те, кого любишь, кому веришь, предают и бросают.

Ирина театрально вздохнула.

– Да, – кивнула я. – Седлай Фелики.

Ирина побрела к деннику, и тут я задала вопрос, ответа на который предпочла бы не получать.

– Ирина, ты что-нибудь знаешь о тренере скаковых лошадей по имени Дон Джейд?

– Знаю, – на ходу ответила она, даже не повернув головы. – Он убийца.

 

2

Среди лошадников встречаются люди двух типов: те, кто любит лошадей, и те, кто эксплуатирует и лошадей, и любящих их людей. На все хорошее и доброе в мире должен быть свой противовес. Лично мне всегда казалось, что зло с лихвой перевешивает, а добра ровно столько, чтобы утешить нас и не дать с головой погрузиться в пучину отчаяния. Но это всего лишь мое мнение.

Лошадьми занимаются лучшие из знакомых мне людей. Неравнодушные, самоотверженные, не жалеющие себя ради доверившихся им животных. Люди, которые умеют держать слово. Цельные, глубокие. Но лошадьми занимаются и гадкие, омерзительные моральные уроды. Способные солгать, обмануть, украсть, за грош продать родную мать, если это покажется им выгодным. Те, кто будет улыбаться в лицо и одной рукой хлопать по плечу, а другой – воткнет нож в спину.

Судя по Ирининым словам, Дон Джейд относился ко второму типу.

Утром в воскресенье – как раз перед тем, как Эрин Сибрайт не заехала за младшей сестрой, чтобы вместе отправиться на пляж, – скакового жеребца, которого тренировал Дон Джейд, нашли в деннике мертвым. По официальной версии, смерть произошла от удара током. По слухам же, не было такого несчастного случая, где обошлось бы без Дона Джейда.

Я залезла в Интернет и просмотрела сайты по коневодству, чтобы выяснить о Доне Джейде все возможное. Однако целостной картины не выстраивалось. Нужны были подробности, конкретные детали, и я знала, к кому за этим обратиться.

Если Дон Джейд относится ко второй категории лошадников, то доктор Дин Сорен безоговорочно попадает в первую. С доктором Дином я знакома всю жизнь. Все, что связано с лошадьми, известно ему до мелочей, в этом мире для него секретов нет. Свою ветеринарную карьеру он начал в незапамятные времена, лечил рысаков, а потом постепенно перешел на элитных выставочных лошадей. В нашем деле доктора Дина знают и уважают все. Правда, ветеринарную практику он оставил несколько лет назад, но я знала, где его найти. Теперь доктор дни напролет просиживал в кафе, которое было центром общественной жизни большой конюшни, купленной им у Пирсона.

Трубку сняла хозяйка кафе. Я назвала себя, попросила к телефону доктора Дина и услышала, как она через комнату кричит ему, а он кричит в ответ: «Какого черта ей надо?»

– Скажите, что мне надо спросить его кое о чем.

Женщина и это прокричала.

– Так какого черта она не приедет сюда и не спросит меня живьем? – загремело в трубке. – Или стала такой важной птицей, что уж и навестить старика некогда?

Таков доктор Дин. Назвать его очаровательным или любезным язык не поворачивался, но он – один из лучших людей, которых я знаю. Нехватку мягкости у него с лихвой восполняют душевная целостность и благородство.

Ехать к нему мне не хотелось. Собственно, Дон Джейд заинтересовал меня лишь из-за отзыва Ирины. Простое любопытство. Недостаточно сильное, чтобы подвигнуть меня на общение с людьми. У меня не было ни малейшего желания покидать мое убежище, особенно в свете опубликованной в «Сайдлайнз» фотографии.

Грызя уже объеденные до мяса ногти, я отправилась домой.

Дин Сорен видел меня всякой, ибо знал почти с рождения. Когда мне было двенадцать, в зимний сезон он раз в неделю брал меня с собой на вызовы в качестве ассистента. Мы с мамой на тот сезон поселились в «Поло-клубе», чтобы я могла каждый день заниматься верховой ездой с личным тренером. У меня был репетитор, так что расписание уроков в школе не нарушало моего графика подготовки к выступлениям на соревнованиях. И вот каждый понедельник – выходной для наездников день – я подкупала репетитора и удирала на обход с доктором Дином, чтобы держать ему лоток с инструментами и стирать грязные бинты. Родной отец никогда не проводил со мною столько времени. Я в жизни не чувствовала себя такой нужной.

Теперь воспоминания о той зиме особенно задели меня за живое. Я не могла припомнить, когда в последний раз ощущала себя нужной кому-то. Да и когда в последний раз хотела этого. Но зато я прекрасно помнила, как катила рядом с доктором Дином в его огромном «Линкольне», переоборудованном в передвижную ветлечебницу.

Вероятно, именно это воспоминание подвигло меня взять ключи от машины и тронуться в путь.

В одном из амбаров на принадлежащей доктору Дину земле обитали охотники и скаковые наездники, а в другом – мастера по выездке. Контора, личная конюшня доктора Дина и кафе располагались в большом здании между ними.

Кафе было без всяких затей – столики под навесом да барная стойка. За центральным столиком в резном деревянном кресле, как старый король на троне, восседал доктор Дин и потягивал что-то из украшенного бумажным зонтиком бокала.

Подходя к кафе, я чувствовала легкое головокружение. Отчасти от страха увидеть его – или, вернее, что он меня увидит, – а отчасти боясь, что сейчас меня окружат люди, начнут глазеть и спрашивать, в самом ли деле я занимаюсь частным сыском. Однако в кафе никого, кроме Дина Сорена да женщины за стойкой, не оказалось. Из амбаров тоже никто не высовывался.

Доктор Дин встал, буравя меня пронзительным, как лазерный луч, взглядом. Он был рослый, стройный, совсем уже седой, с длинным, испещренным морщинами лицом. Лет ему было под восемьдесят, но силы и энергии по-прежнему не занимать.

– Что это с тобой такое? – воскликнул он вместо приветствия. – Химиотерапия, что ли? От таблеток волосы повылезли?

– Я тоже очень рада вас видеть, доктор Дин, – пожимая ему руку, ответила я.

Док взглянул на женщину за стойкой.

– Марион! Приготовь для девочки чизбургер. Вид у нее – краше в гроб кладут.

Нимало не смутившись, Марион взялась за дело.

– У кого работаешь? – спросил меня доктор Дин.

Я села на дешевенький складной стул, такой низкий, что я сразу почувствовала себя маленькой. Или, может, так действовал на меня доктор Дин.

– У Шона выездкой занимаюсь.

– Сил у тебя, по-моему, и на пони не хватит.

– Я в порядке.

– Черта с два! – отрезал он. – Кто сейчас у Шона ветеринар?

– Пол Геллер.

– Он идиот.

– Конечно, он – не вы, доктор Дин, – дипломатично сказала я.

– Представляешь, Пол сказал Марго Уайтэкер, что ее кобыле нужна «звукотерапия». Теперь она по два часа в день держит бедную животину в наушниках, проигрывает ей «звуки природы».

– Вот Марго и занятие.

– Лошади нужно, чтобы Марго к ней не совалась. Вот что ей на самом деле нужно, – буркнул доктор, отхлебнул из бокала с зонтиком и вперил взгляд в меня. – Давненько не видел тебя, Елена. Хорошо, что ты вернулась. Тебе необходимо быть с лошадьми, они тебя приводят в порядок. С лошадьми всегда точно знаешь, что к чему и где твое место. Жизнь обретает смысл.

– Да, – кивнула я, нервничая под его пристальным взглядом. Вдруг он захочет поговорить о моей прежней работе, о том, что случилось два года назад? Но он не стал. Расспрашивал о нынешних лошадях Шона, потом мы стали вспоминать тех, на которых мы с Шоном ездили когда-то. Марион принесла мне чизбургер, и я послушно принялась за еду.

– По телефону ты говорила, что хочешь о чем-то спросить, – сказал док, когда я доела.

– Вам что-нибудь известно о Доне Джейде? – брякнула я.

Дин прищурился.

– Зачем он тебе?

– С ним связалась одна знакомая моих друзей, и мне это показалось странновато.

Густые седые брови Дина поползли вверх. Он смотрел мимо меня, за скаковую конюшню, где на кругу два наездника гоняли своих лошадей через ярко раскрашенные барьеры. Издалека кони казались изящными и легкими, как резвящиеся на лужайке олени. Красота животного проста и чиста. А вот в осложненном человеческими дрязгами, корыстью и алчностью спорте, куда мы втягиваем коней, чистоты и простоты очень мало.

– Ладно, скажу, если тебе интересно. Дон вечно пытается сделать из дерьма конфетку.

– Что это значит?

– Давай пройдемся, – предложил доктор. Видимо, лишние слушатели были ему не нужны.

Я вышла следом за ним через служебный вход к ряду маленьких паддоков. Три из них были заняты лошадьми.

– Мои подопечные, – пояснил доктор Дин. – Двое непонятно почему захромали, а у третьей – тяжелый случай язвы желудка.

Облокотясь на забор, он посмотрел на лошадей, вероятно спасенных им из-под ножа коновала. Я подумала, что в других загонах, наверное, найдется еще с полдюжины таких же бедолаг.

– Они отдают нам все, что могут, – продолжал доктор. – Изо всех сил стараются с толком выполнять то, о чем мы их просим – вернее, требуем. А взамен хотят только одного: чтобы о них заботились как следует, с душой. Представь, если б люди были такими.

– Представила, – эхом откликнулась я, хотя представить такого не могла. Больше десяти лет я проработала в полиции. Характер этой работы, люди и события, с которыми я имела дело, напрочь выжгли во мне идеализм. И то, что Дин Сорен рассказал о Доне Джейде, лишь утвердило меня в моем низком мнении о роде человеческом.

Оказалось, что за последние двадцать лет имя Джейда дважды упоминалось в связи со случаями обмана страховых компаний. Идея заключалась в том, чтобы убить бесценную элитную лошадь, у которой обнаружились какие-то изъяны, затем убедить хозяина подмахнуть заявление, что животное умерло своей смертью, и получить шестизначную страховку.

Я смутно помнила, что большой скандал разгорелся в восьмидесятых годах, когда некоторые из влиятельных в скаковом бизнесе персонажей были замечены в этом неблаговидном деле. В прессе поднялась шумиха. Несколько человек надолго сели, в их числе известный во всем мире тренер и один коневладелец, наследник богатейшей компании сотовой связи. Богатство никогда и никого не избавляло от жадности.

Дин рассказал, что Джейд тогда ухитрился остаться в тени, хотя был помощником тренера в конюшне, где таинственным образом погибли лошади. Ему так и не предъявили никаких обвинений и прямо его имя с этими смертями не связывали. Когда разразился скандал, Джейд уволился с прежнего места и несколько лет провел во Франции, тренируя лошадей для чемпионата Европы.

Постепенно страсти вокруг убийства лошадей улеглись. Дон Джейд вернулся в Штаты и нашел пару богатых клиентов, чтобы с их помощью начать свое дело.

Казалось бы, непостижимо, как мог субъект с репутацией Дона Джейда остаться в профессии, но всегда есть новые владельцы, не знающие биографии тренера, да и людей, которые не верят тому, чему не хотят верить, тоже немало. Кроме того, есть много таких, кому просто-напросто все равно. И таких, кто ищет обходные пути, если считает, что это принесет деньги или славу.

В результате клиенты у Дона Джейда не переводились, особенно щедро платили ему за подготовку лошадей к Зимнему конному фестивалю. В конце девяностых среди этих лошадей появился скакун по кличке Титан. Он был талантлив, но, к несчастью, отличался дурным, неуправляемым нравом. У него была репутация буяна и задиры. Титан стоил своему хозяину уйму денег, но всякий раз, будто нарочно, саботировал попытки оправдать затраченные на него средства. Несмотря на способности, его рыночная стоимость падала. Хозяин Титана, коммерсант с Уолл-стрит Уоррен Келвин, в то время потерял целое состояние на акциях. И вдруг в один прекрасный день Титан умер, и страховая компания выплатила Келвину круглую сумму в 250 000 долларов.

По состряпанной Джейдом и его главным конюхом официальной версии, той ночью Титан чего-то напугался, ударился в панику, стал рваться из денника, сломал себе переднюю ногу и умер от болевого шока и потери крови. Но с этой версией не стал мириться один из бывших работодателей Джейда. Он утверждал, что смерть Титана – не случайность, что коня задушили по приказу Джейда, а ногу он сломал в панике, когда его душили.

Некрасивая вышла история. Страховая компания немедленно потребовала эксгумации, и Келвин сделался объектом пристального внимания прокурора штата Нью-Йорк. Тогда он отозвал свой иск к страховой компании, и расследование закрыли. Нет иска – нет и дела. До эксгумации тоже так и не дошло. А Уоррен Келвин перестал заниматься лошадьми.

Дону Джейду снова удалось развеять слухи и подозрения. На ночь убийства у него было надежное алиби: девушка по имени Алисон, которая у него работала, подтвердила, что в то время, когда погиб Титан, была с ним в постели. Джейд признался в супружеской неверности, потерял семью, но продолжал тренировать лошадей. Старые клиенты либо поверили в его непричастность, либо ушли, но завелись новые, ничего не подозревающие.

Отдельные куски этой истории я сама уже нашла в Интернете и восстановила по Ирининым россказням. Однако мнение о Джейде основывалось на услышанном от других конюхов, а эти сведения, похоже, были сильно приукрашены и густо приправлены неприязнью. Лошади – кровосмесительный бизнес. В рамках отдельно взятой дисциплины (скачек, выездки) все знают всех, и половина народу трахалась с другой половиной, в прямом или в переносном смысле. Для ревности и обид лучшей почвы не придумаешь. А сплетни могут быть злонамеренны.

Но я знала: если информация исходит от Дина Сорена, верно каждое слово.

– Печально, что такой тип до сих пор при деле, – заметила я.

Доктор Дин пожал плечами.

– Люди верят, во что хотят. Дон обаятелен, да и на треке его лошади выделывают черт знает что. А победителей, Елена, как известно, не судят. Особенно в нашем деле.

– Конюх Шона сказал мне, что в прошлые выходные у Джейда снова погибла лошадь.

Доктор Дин кивнул.

– Да, я знаю. Звездный. Говорят, перекусил провод висевшего в деннике вентилятора и сгорел заживо.

Пациентка с язвой желудка подошла к нашему углу паддока и потянулась головой к своему спасителю, желая, чтобы ей почесали шею. Я рассеянно почесала ей под подбородком, не сводя глаз с Дина Сорена.

– А вы что думаете?

Он заскорузлой старческой рукой погладил кобылу по голове – бережно, будто ребенка.

– Я полагаю, что у бедняги Звездного было души больше, чем таланта.

– Думаете, Джейд убил его?

– Неважно, что думаю я, – ответил доктор. – Важно лишь то, что можно доказать. – Он поглядел на меня теми самыми глазами, которые так много видели (или могли увидеть) во мне. – А что говорит твоя знакомая? Ну, та, что работает у него.

– Ничего, – сказала я, и у меня противно заныло в животе. – Кажется, она пропала.

Итак, утром в понедельник Эрин Сибрайт, работавшая конюхом у Дона Джейда, должна была заехать за своей младшей сестрой, чтобы вместе с нею отправиться на пляж. Она так и не появилась, и с тех пор у семьи не было от нее никаких вестей.

Я кружила по комнатам домика для гостей и грызла съеденный до мяса ноготь на большом пальце. В полиции округа никого не обеспокоили тревоги двенадцатилетней девочки. Сомнительно, чтобы там интересовались личностью Дона Джейда. Родители Эрин Сибрайт, скорее всего, тоже ничего о Джейде не знали, иначе из всех Сибрайтов Молли не оказалась бы единственной, кто бросился за помощью.

Десятидолларовая бумажка Молли валялась теперь на моем маленьком письменном столике, рядом с портативным компьютером. Внутри аккуратно сложенной банкноты я обнаружила самодельную визитную карточку: имя Молли и адрес на голубом прямоугольничке нарисованного конверта, полосатая кошка на почтовой марке. Внизу карточки был аккуратно выведен номер телефона.

Пять лет назад, в ту ночь, когда погиб Титан, Дон Джейд спал с одной из своих подчиненных. Интересная у него привычка – трахать конюхов. Впрочем, среди тренеров такое хобби не у него одного. Я вспомнила, как Молли прятала глаза, когда говорила, что у сестры не было парня…

Я отошла от письменного стола расстроенная и неспокойная. Хоть бы мне не ездить к доктору Дину, хоть бы никогда не знать того, что я узнала про Дона Джейда! Мне хватает своих неприятностей и без Молли Сибрайт с ее семейными проблемами. Мне бы собственную жизнь распутать и привести в порядок, ответить на свои вопросы, найти себя – или честно признать, что искать-то нечего.

Если я не смогу найти себя, как искать кого-то еще? Снова проваливаться в кроличью нору, словно Алиса в Стране чудес, не хотелось совсем. Я стала заниматься лошадьми, потому что видела в этом спасение. Но при чем тут Дон Джейд и иже с ним? При чем тут люди, которые способны подставить лошадь под удар током или засунуть в ноздри животному мячики для пинг-понга, чтобы оно задохнулось, как жеребец Уоррена Келвина, Титан?!

Так вот как это делается: мячики для пинг-понга в ноздри… У меня защемило в груди от жуткой картины: конь в панике бьется в деннике, бросается на стены, отчаянно пытаясь уйти от судьбы. Я видела выпученные от ужаса глаза, слышала грохот, когда Титан прянул назад и ударился о стену, затем страшный сухой треск ломающейся кости… Кошмар казался абсолютно реальным, звуки буравили мозг изнутри. Меня затошнило, горло сжалось, и я испугалась, что сейчас сама задохнусь.

Дрожа и обливаясь потом, я вышла во дворик. Интересно, как меня характеризует тот факт, что за все время работы следователем мне ни разу не стало дурно от того, что€ одно человеческое существо сделало с другим, а мысль о жестоком обращении с животным вывела из равновесия сразу?

Свежий прохладный вечерний воздух постепенно прогонял из моей головы жуткие картины. У Шона были гости – я видела, как они сидят в гостиной, разговаривают, смеются. Свет свечей лился сквозь высокие окна, отражался в темной воде пруда. Шон и меня приглашал на ужин, но я послала его куда подальше: все еще злилась за то, что он так подставил меня в «Сайдлайнз». И вот я сейчас стою во дворике, а он небось рассказывает приятелям о живущем у него на задворках частном детективе! Дилетант хренов, развлекает мною своих дружков из Палм-Бич. И даже в голову ему не приходит, что играет с моей жизнью.

И что с того, если он же ее и спас?..

Вспоминать об этом я не хотела. Думать о Молли Сибрайт и ее сестре – тоже. Владения Шона до сих пор были моим убежищем, но теперь мне казалось, будто полдюжины невидимых рук хватают меня, дергают за одежду, щиплют… Чтобы скрыться от них, я направилась по мокрой от росы лужайке к конюшне.

Конюшню Шону строил тот же архитектор, который проектировал большой дом и флигель для гостей. Мавританские арки по бокам создавали крытые галереи; крыша была зеленая, черепичная, потолки – из тика. Светильники вдоль центрального прохода были выполнены в стиле арт-деко. Конюшня обошлась Шону в такую сумму, какую мало кто тратит на жилой дом.

Это было чудесное место, и по ночам я часто приходила сюда, чтобы успокоиться. Ничто не умиротворяет меня так, как вид лошадей, хрупающих вечером сено. У них простая жизнь. Они знают, что им ничто не грозит. День кончается, и они верят, что наутро снова встанет солнце.

Владельцам своим они верят безгранично. И потому совершенно беззащитны.

Оливер отвернулся от яслей, высунул голову из денника и ткнулся носом мне в щеку. Потом прихватил зубами воротник моей старой джинсовой рубахи и как будто улыбнулся, довольный своим озорством. Я обняла его большую голову, втянула в себя запах… А когда сделала шаг назад, высвободив воротник, конь посмотрел на меня безмятежно и ласково, как малый ребенок.

Наверно, я бы заплакала, если б была способна на это физически. Но нет, не могу.

Возвращаясь к домику для гостей, я по пути заглянула в окно гостиной. Там, похоже, не скучали – улыбались, смеялись, блаженно щурились на огоньки свечей. Интересно, что я увидела бы, случись мне заглянуть в окно дома Молли Сибрайт? Мать и отчим, вероятно, спокойно обсуждают будничные дела; Молли им чужая из-за своего острого, недетского ума и тревоги за сестру. А она, наверное, сейчас думает, кого теперь просить о помощи.

Когда я вошла в дом, огонек автоответчика мигал. Я нажала клавишу, приготовившись услышать голос Молли Сибрайт, но испытала легкое разочарование, узнав, что мой адвокат просит меня перезвонить как-нибудь, когда будет свободная минута. Кретин! С тех пор, как я уволилась из полиции, мы вели бесконечную тяжбу за мою пенсию по инвалидности. (Которая мне была совершенно не нужна, но полагалась, потому как я получила увечье на работе. И неважно, что я сама была виновата, да и травмы мои по сравнению с тем, что случилось с Гектором Рамиресом, сущий пустяк.) Какого черта он за столько времени сам не разобрался в ситуации? Зачем ему я?!

И остальным тоже – зачем им я?..

Войдя в спальню, я села на кровать, достала коричневую пластмассовую бутылочку с викодином и высыпала на столик таблетки. Как всегда, пересчитала их и каждую потрогала пальцем. До чего я докатилась, если подобный ритуал мне необходим, если мысль о том, чтобы наглотаться таблеток, – или о том, что сегодня ночью я их не приму, – может успокаивать?

Боже правый, кому в здравом уме и твердой памяти я могу быть нужна?

Разозлясь на себя, я ссыпала таблетки в бутылочку и убрала в ящик. Я ненавидела себя за то, что оказалась такой слабой. Но, с другой стороны, сколько времени я ошибочно принимала собственную избалованность за силу, скрытность за независимость, безрассудство за смелость…

Жизнь – скверная штука, когда в тридцать лет понимаешь: все, что тебе казалось в себе самой правильным и заслуживающим восхищения, на деле всего лишь ложь для самоуспокоения.

Я загнала себя в угол, а как выбраться – не знала. Не знала, смогу ли придумать себя заново. Вряд ли на это хватит силы воли. А на то, чтобы прятаться в своем маленьком, тесном чистилище, сил не нужно.

Я вполне понимала, как я жалка. И много ночей за последние два года провела в раздумьях, не лучше ли умереть, чем быть жалкой. Но до сих пор всякий раз решала, что нет, не лучше. Пока ты жива, по крайней мере есть шанс исправиться.

Интересно, думает ли сейчас о том же самом Эрин Сибрайт? Или уже слишком поздно? Или она нашла для себя единственный вариант, когда смерть предпочтительна и выбора нет?

Я долго работала в полиции. Сначала в Уэст-Палм-Бич патрулировала кварталы, где правонарушение считается такой же работой, как любая другая, а наркотики можно купить на улице, среди дня. Потом в Уайсе узнала все до мелочей о проституции и порнографии. И, наконец, несколько лет занималась наркотиками в полиции округа. Я очень хорошо представляла себе, что бывает с молодыми женщинами, которым случилось оказаться не в том месте и не в то время. В Южной Флориде широкий выбор мест, где можно избавиться от трупа или скрыть любые грязные тайны. Уэллингтон – оазис цивилизации, но за его границей начинается территория, где время остановилось. Болота и леса. Поросшие колючим кустарником пустоши и поля сахарного тростника. Грунтовые дороги, неотесанные коренные жители, подпольные лаборатории по производству наркоты в фургонах, которым уже двадцать лет как место на свалке. Черная зловонная вода в каналах – и аллигаторы, готовые закусить любым мясом.

Может, именно там Эрин Сибрайт ждет того, кто ее спасет? Может быть, она ждет меня? Да поможет ей бог. Я туда не хочу.

Я пошла в ванную, вымыла руки и плеснула водой в лицо. Чтобы остудить вдруг вспыхнувшее чувство долга. Прохладу воды ощутила только правая сторона лица. В левой нервы повреждены, чувствительность кожи и подвижность мускулов нарушены. Пластические хирурги придали моему лицу универсально-нейтральное выражение, настолько естественное, что никто при взгляде на меня не подозревал ничего, кроме отсутствия эмоций.

Спокойное, бесстрастное лицо смотрело из зеркала – еще одно напоминание о том, как далеко мне до нормы во всех отношениях. И я должна спасать Эрин Сибрайт?

Внезапно, неожиданно для самой себя, я наотмашь ударила по зеркалу обеими ладонями – два, три раза, – чтобы это мое лицо разбилось у меня на глазах столь же наверняка, как два года назад раскололось все у меня в душе. Мне казалось, что резкая, режущая боль и пролитая кровь знаменовали бы очищение. Я хотела истечь кровью, дабы убедиться, что существую. И в то же время – исчезнуть, чтобы спастись от боли. Противоречивые силы боролись внутри меня, распирали мне грудь, грозили расколоть пополам голову.

Потом я пошла в кухню и бессмысленно уставилась на подставку с ножами на рабочем столе и на ключи от машины рядом с нею.

Жизнь может измениться в мгновение ока. Без нашего согласия. Я уже давно знаю, что это так. В самой глубине души, наверное, я и в тот миг, в ту ночь тоже знала это. Предпочитаю верить, что взяла со стола ключи и вышла из дому, спасаясь от мук совести: иначе я заела бы себя. Эта мысль позволяет мне по-прежнему верить в собственный эгоизм.

На самом же деле сделанный той ночью выбор трудно назвать эгоистичным – он не сулил безопасности. Так или иначе, я фактически выбрала движение вперед. Обманом убедила себя предпочесть жизнь спокойному существованию в убежище. Я побоялась, что всю жизнь буду жалеть, если не рискну.

 

3

Центр конного спорта Палм-Бич подобен маленькому суверенному государству со своим королевским двором и стражами у ворот. У передних ворот. Задние весь день открыты настежь, и от фермы Шона до них на машине пять минут. Все, кто жил по соседству, в дни соревнований регулярно сдавали своих лошадей напрокат, экономя на стоимости постоя – девяносто долларов за выходные в походном парусиновом стойле с девяноста девятью другими лошадьми. Охранник, делавший обходы по ночам, поздно вечером запирал ворота. Но сегодня ночью обхода еще не было.

Я проехала в ворота с украденным из Шонова «Мерседеса» желтым пропуском на стоянку на заднем стекле – так, на всякий случай. Встала в ряд машин вдоль забора, против последней из сорока парусиновых конюшен.

У меня был «БМВ-318» цвета морской волны, с откидным верхом, купленный на аукционе в полиции округа. В сильный дождь крыша иногда протекала, зато в салоне была одна интересная деталь, явно не предусмотренная автомобильным заводом в Баварии. Маленький ящичек с мягкой подстилкой, скрытый в панели передней левой двери, – размером как раз для пистолета либо для хорошей порции кокаина. Вылезая из автомобиля, я достала из тайника свой девятимиллиметровый «глок» и сунула за пояс джинсов под рубашку.

В дни соревнований на ипподроме людно и суматошно, как на улицах Калькутты. Тележки для гольфа и мини-скутеры снуют туда-сюда между конюшнями и беговым кругом, стремглав носятся чьи-то псы, теснятся фургоны и фуры с тяжелым оборудованием. Взрослые на лошадях и дети на пони, конюхи, прогуливающие своих подопечных с заплетенными в безупречные косы гривами, в двухсотдолларовых попонах разных цветов в зависимости от конезавода. Палатки, точно в лагерях беженцев, с переносными туалетами у входа; народ с ведрами у водоразборных колонок вдоль грунтовой дороги. На каждом мало-мальски пригодном клочке земли владельцы школят лошадей, тренеры орут на учеников, осыпают их наставлениями, поощрениями, оскорблениями… Над этой толпой каждые пять минут разносятся объявления по радио.

Ночью же все совсем иначе, как в другом мире. Тихо. Почти безлюдно. Дороги пусты, лишь изредка какой-нибудь конюх или тренер наведается в конюшню, проверить, как там, или оказать питомцу медицинскую помощь. Под покровом темноты может случиться всякое. Соперники становятся врагами, ревность оборачивается местью. Была у меня знакомая, которая для охраны своих коней нанимала полицейского – после того, как одному из ее лучших жокеев в ночь перед соревнованиями подбросили ЛСД и предлагали пятьдесят тысяч долларов из призового фонда за сотрудничество.

Когда я занималась наркотиками, то именно на этом ипподроме провела два-три удачных рейда. Здесь можно было найти любые снадобья для людей и животных – стимуляторы, транквилизаторы, – если только знать, кого и как спросить. Поскольку я была некогда частью этого мира, то вписалась легко. Я достаточно долго не появлялась здесь, чтобы никто меня не узнавал, но при этом знала, как себя вести и разговаривать. Вот только шуточка Шона в профессиональном журнале, скорее всего, напрочь разрушила мое инкогнито.

Я медленно шла от задворок к центру угодий. В палатках теплились огоньки, в ночном воздухе плыл мелодичный женский смех, ему вторил басовитый мужской хохоток. В конце прохода у палатки номер девятнадцать стояла какая-то пара. Тщательно подстриженные кусты возле угла палатки обрамляли освещенную табличку с единственным словом золотыми буквами на темно-зеленом фоне: ДЖЕЙД.

Я прошла мимо. Теперь, найдя стойла Джейда, я просто не знала, что делать дальше. Так далеко я не задумывала. Обогнула дальний угол палатки номер восемнадцать и вдоль задней стенки вернулась обратно, к проходу между восемнадцатой и девятнадцатой, где шел разговор.

– Ну, как она? – спросил мужской голос. С акцентом, то ли голландским, то ли фламандским.

Я затаила дыхание.

– Вроде в порядке, но все равно покажем ветеринару, – ответила женщина. – Пусть посмотрит как следует. После Звездного беспечность позволять себе нельзя.

Мужчина невесело усмехнулся:

– Люди уже все для себя решили. Чему хотят, тому и верят.

– И, как правило, самому плохому, – вздохнула женщина. – Сегодня звонила Джейн Леннокс. Подумывает, не взять ли для Парк-Лейн другого тренера. Еле ее отговорила.

– Я даже не сомневался. У тебя, Пэрис, дар убеждения.

– Это же Америка! Пока твоя вина не доказана, ты невиновен.

– Ты всегда невиновен, если богат, красив или обаятелен.

– Дон красив и обаятелен, а все уверены, что он виновен.

– И все равно у Джейда лошадей полна конюшня. Американцы… – презрительно процедил мужчина.

– Я тоже американка, – запальчиво отозвалась женщина. – Хочешь сказать, что я дура?

– Пэрис… – с притворным раскаянием вздохнул ее собеседник.

– «Глупые американцы» покупают у тебя лошадей и набивают тебе карманы! Мог бы нас побольше уважать. Или это только доказывает, насколько мы глупы?

– Пэрис… – еще умильнее повторил мужчина. – Не сердись на меня. Я не хочу, чтобы ты сердилась.

Из-за угла палатки выбежал крохотный терьер, принюхался, посмотрел на меня и задрал лапку, явно раздумывая, возвещать миру о моем присутствии или нет. Лапа опустилась, и песик завыл, точно автомобильная сигнализация. Я застыла как вкопанная.

– Майло! – позвала женщина. – Майло, ко мне!

Однако Майло не сдавал позиций, прыгал вверх-вниз, как заводная игрушка, и лаял при каждом прыжке.

Женщина обошла угол и в удивлении остановилась, увидев меня. Блондинка в темных бриджах и зеленой рубашке поло, с двумя золотыми цепочками на шее, очень хорошенькая. В следующее мгновение блеснула тысячеваттная рекламная улыбка, не значащая ничего, кроме сокращения лицевых мышц.

– Простите. Он думает, будто он ротвейлер, – сказала она, беря собачку на руки. – Вы кого-то ищете?

– Не знаю… Да, ищу одну девушку. Мне сказали, она работает у Дона Джейда. Эрин Сибрайт.

– Эрин? А зачем она вам?

– Мне, право, неловко, – замялась я. – Я слышала, что она хочет сменить работу, а мой друг как раз ищет конюха. Сами понимаете, каково это в разгар сезона.

– Еще бы! – театрально вздохнула блондинка, драматически закатив большие карие глаза. – Мы тоже ищем. Как ни печально, Эрин от нас уволилась.

– Да что вы? Когда?

– В воскресенье. Оставила нас у разбитого корыта. Видно, нашла что-то более интересное в Окале. Дон пытался ее отговорить, но, по его словам, она для себя уже все решила. Мне было очень жаль. Эрин мне нравилась, но вы ведь знаете, какие эти девочки вертушки.

– Угу. Странно вообще-то. Насколько я поняла, она не хотела уезжать из Уэллингтона. А адрес она оставила, чтобы ей выслали деньги?

– Дон рассчитался с нею перед отъездом. Кстати, я у него работаю помощником тренера. Пэрис Монтгомери. – По-прежнему прижимая к себе собачку, она протянула мне руку. Пожатие у нее оказалось крепкое. – А вы?..

– Элль Стивенс, – машинально назвала я свое кодовое имя из прошлой жизни. – Значит, в воскресенье уехала? Это до или после того, как Звездный погиб?

Улыбка на лице Пэрис погасла.

– Почему вы спрашиваете?

– Ну… увольняется недовольный работник, и в тот же день вы теряете лошадь…

– Звездный перекусил электропровод. Это был несчастный случай.

Я пожала плечами.

– Да я-то что? Люди болтают…

– Люди ни черта не знают!

Из темноты выступил мужчина. Лет пятидесяти с небольшим, высокий, элегантный, с серебряными висками, красиво оттеняющими густую черную шевелюру. Суровое лицо аристократа, розовая рубашка «Лакост», тщательно отглаженные бежевые брюки и черный шелковый жокейский галстук.

– У вас здесь все в порядке, леди?

– Абсолютно, – сказала я. – Просто ищу одного человека.

– Эрин, – пояснила Пэрис Монтгомери. – Мою помощницу. Ту, что уволилась.

Мужчина кисло поморщился.

– Ту девочку? Она же ни на что не годна. Зачем она вам?

– Неважно. – Я пожала плечами. – Все равно ее нет.

– Как зовут вашего друга? – спросила меня Пэрис. – Вдруг у меня для него кто-нибудь появится.

– Шон Авадон. «Авадонис-фарм».

Холодные голубые глаза мужчины вспыхнули.

– У него есть отличные лошади.

– Вы правы.

– Вы у него работаете? – поинтересовался он.

Наверно, с моей самопальной стрижкой, старыми джинсами и грубыми сапогами я не была похожа на человека, который служит в преуспевающей компании.

– Он мой старый друг. Я у него взяла коня напрокат. Хочу купить хорошую лошадь, но пока не нашла ничего подходящего.

Мой собеседник ухмыльнулся, как кот, поймавший мышь. Зубы у него были ослепительно белые.

– Могу помочь.

Торговец лошадьми. Третья древнейшая профессия. Предшественник всех торговцев автомобилями.

К палатке подъехал грузовик, и Пэрис Монтгомери заторопилась.

– Это доктор Риттер. Мне пора. – Она снова сверкнула широкой улыбкой и второй раз пожала мне руку, будто и не было того момента неловкости при упоминании о смерти Звездного. – Приятно было познакомиться, Элль. Удачи в ваших поисках.

– Спасибо.

Она спустила терьерчика на землю и под его звонкий лай скрылась за углом палатки.

Мужчина протянул мне руку:

– Томас Ван Зандт.

– Элль Стивенс.

– Очень приятно.

Руку мою он задержал чуть дольше, чем надо бы.

– Пойду-ка я, пожалуй, – сказала я, делая шаг назад. – Поздновато уже.

– Я довезу вас до машины, – предложил он. – Не годится красивой женщине ходить по ночам без провожатого. Никогда не знаешь, кто может попасться по дороге.

– Я-то как раз знаю, и очень хорошо, но все равно спасибо за заботу. Вот только садиться в машину к незнакомому мужчине женщине тоже не стоит.

Он рассмеялся и приложил руку к сердцу.

– Я джентльмен, Элль. У меня никаких дурных мыслей, и от вас мне ничего не нужно, кроме улыбки.

– Ну, почему же? Вы могли бы продать мне лошадь. И это влетело бы мне в копеечку.

– Но только самую лучшую, – заверил он. – Я найду вам именно то, что вам нужно, и за хорошую цену. Ваш друг Авадон любит хороших лошадей. Может, вы бы нас познакомили?

Ох, эти лошадники! Я кокетливо повела глазами и улыбнулась.

– А может, я просто хочу, чтобы вы довезли меня до моего автомобиля.

Он с довольным видом подвел меня к стоявшему за палаткой черному «Мерседесу» и галантно распахнул дверцу.

– Вас, наверно, любят клиенты, если на сезон вы арендуете такую машину, – заметила я.

Ван Зандт улыбнулся, как кот, добравшийся до сметаны и до канарейки сразу.

– Среди них попадаются весьма состоятельные. Один, например, одолжил мне на зиму эту машину.

– Боже, боже! Если б мой «бывший» сделал меня такой счастливой, возможно, я до сих пор говорила бы о нем в настоящем времени.

Ван Зандт рассмеялся.

– Вы где встали, мисс Элль?

– У задних ворот. Вы знаете ту девушку, Эрин? – спросила я по дороге. – Она правда плохо работала?

Он поджал губы.

– Халтурщица. К тому же постоянно флиртовала с клиентами. Из американок хороших конюхов не получается. Все они балованные и ленивые.

– Я американка!

Он пропустил это мимо ушей.

– Найдите хорошую полячку. Они выносливые, сильные и к тому же дешевые.

– А на ярмарке вакансий я такую найду? У меня сейчас русская. Считает себя царевной.

– Все русские высокомерны.

– А голландцы каковы?

Он подвел «Мерседес» туда, куда я показала, и поставил рядом с моим «бимером».

– Я из Бельгии. Бельгийцы очень обаятельны и умеют обращаться с дамами.

– То есть подлые обольстители, – уточнила я. – По-моему, дамам следует быть настороже.

– А вы крепкий орешек, Элль Стивенс, – усмехнулся Ван Зандт.

– Чтобы меня обаять, одной улыбки и акцента недостаточно. Вам придется побегать.

– Это вызов! – с нескрываемым восторгом воскликнул он.

Я выбралась из машины, не дожидаясь, пока он подойдет, чтобы открыть мне дверцу, и вытащила из кармана джинсов ключи.

– Спасибо, что подбросили.

– Вам спасибо, Элль Стивенс. Вы оживили мой вечер, который иначе был бы скучен.

– Только не говорите такого в присутствии мисс Монтгомери.

– Она в тоске, все горюет о погибшем мерине.

– Я тоже вряд ли прыгала бы от радости, потеряв лошадь, которая стоит таких денег.

– Это были не ее деньги.

– Может, она любила этого коня?

Ван Зандт пожал плечами:

– Всегда есть другие.

– Которыми, я уверена, вы с радостью снабдите скорбящего владельца за определенную цену.

– Разумеется. Почему нет? Это бизнес – и для меня, и для него.

– В излишней сентиментальности вас не обвинишь, – усмехнулась я.

В резком свете сторожевого прожектора было хорошо заметно, как на скулах Ван Зандта заходили желваки.

– Элль Стивенс, я тридцать лет в этом бизнесе, – раздраженно сказал он. – Сердце и у меня есть, но для профессионалов одни лошади всегда сменяются другими. Надо продолжать жить. Всем – и владельцам коней тоже. Страховая компания заплатит за погибшего коня, и владелец купит нового.

– Которого вы с радостью ему предложите?

– Конечно. У меня уже есть на примете один, в Бельгии: прекрасных кровей, и в остальном вдвое лучше того, прежнего.

– И за какой-нибудь миллион восемьсот он перейдет в руки везучего американца, а объезжать его будет Дон Джейд?

– Хорошие кони всегда стоят денег. Но им грош цена, если они не побеждают.

– А тем, кто не побеждает, остается поздно ночью случайно перекусить электропровода и поджариться заживо? – спросила я. – Будьте осторожны, Ван Зандт, не говорите такого кому попало. Вас может услышать какой-нибудь следователь от страховой компании и подумать что-нибудь не то.

Я почувствовала, как Ван Зандт напрягся. Таким, как я, мозгов не полагается. Я ведь всего лишь американка с кучей денег; жду, чтобы он обаял меня, уболтал и повез в Европу, покупать то, что он собирается мне продать.

– Никто не говорит, что этого коня убили, – тихим, сдавленным голосом возразил он.

– Но у Джейда репутация именно такая, верно ведь?

Ван Зандт шагнул ко мне. Я невольно отступила и прижалась спиной к дверце автомобиля. Вокруг не было ни души. За воротами ипподрома – ничего, кроме пустого, ровного поля. Я незаметно завела руку за спину и нащупала за поясом рукоятку пистолета.

– Вы – тот самый человек из страховой компании, Элль Стивенс?

– Я? Упаси боже. Я вообще не работаю, – рассмеялась я, произнеся слово «работаю» с таким пренебрежением, на какое способна была бы только моя мама. – История интересная, вот и все. Дон Джейд, Таинственный и Опасный! Вы же знаете нас, местных жителей. Хлебом не корми – дай скандал посмаковать. На данный момент самая большая в моей жизни забота – подыскать себе хорошую лошадь. А уж что там происходит в этой толпе на скачках – для меня сплетни, не более.

Он успокоился, решив, что я достаточно поглощена собою; вручил мне визитку и снова пустил в ход обаяние. Хочешь вертеть мужчиной – дави на жадность.

– Позвоните мне, Элль Стивенс. Я найду вам вашу лошадь.

Я попыталась улыбнуться, зная, что приподняться способен лишь один уголок губ.

– Смотрите, мистер Ван Зандт, я поймаю вас на слове!

– Буду очень рад. Ведь теперь мы друзья.

Ван Зандт нагнулся ко мне, поцеловал в правую щеку, затем в левую и снова в правую. Губы у него были холодные и сухие.

– Три раза, – пояснил он, снова само очарование. – По-голландски.

– Я запомню. Еще раз спасибо, что подвезли.

Я села за руль и выехала со стоянки. Задние ворота были уже заперты, пришлось развернуться, проехать в обратную сторону, мимо палатки номер девятнадцать. Ван Зандт ехал за мной. В будочке перед главными воротами сидел охранник. На столе у него стоял приемник, откуда грохотала музыка регги. Я помахала. Он махнул в ответ, ничего не спрашивая, поскольку в ворота въезжала огромная восемнадцатиколесная фура с лошадьми. А у меня, может, полная машина краденых седел! Или труп в багажнике. Да и сама я могу быть кем угодно и натворить что угодно. Интересно, кто тут заведует охраной?

У Пирсона я повернула направо. Ван Зандт тоже повернул направо. Я следила за ним в зеркало, гадая, поверил он, что я не следователь от страховой компании, или не поверил. К счастью, он, вероятно, не видел мою фотографию в «Сайдлайнз», иначе тут же сложил бы два и один. Впрочем, в этом отношении люди – странные создания; их намного легче одурачить, чем может показаться на первый взгляд. На женщину с фотографии я не похожа. У меня короткие волосы. Я назвалась не тем именем. Единственная реальная привязка – Шон. И все же слова «частный детектив» в любом случае возбудят подозрения. Остается лишь надеяться, что Шон прав и раздел о выездке интересен только специалистам.

Я снова повернула направо, к Южному берегу. Ван Зандт повернул налево. Я выключила фары, развернулась и поехала за ним мимо стадиона для игры в поло. Ван Зандт повернул к клубу «Игроки». Ужин с вином – часть работы торговца лошадьми, а карманы у моего нового лучшего друга, судя по всему, бездонные.

Ван Зандт продаст хозяйке Звездного бельгийского скакуна, рассчитывая на солидные барыши; хозяйка Звездного рассчитывает на солидную страховку за коня, у которого не было реального будущего. А Дон Джейд, который тренировал и выставлял Звездного и будет тренировать и выставлять следующую лошадь, стоит посередке, получая денежки от обеих сторон. Может, сейчас они все втроем сидят в «Игроках» и пьют за своевременную кончину Звездного.

А об Эрин Сибрайт не было известий с той самой ночи, когда его не стало…

В клуб я решила не заходить. Просто была пока не готова. Включила мотор, развернулась и отправилась домой.

Пожалуй, я все-таки становлюсь частным детективом.

 

4

Странно, почему я до сих пор жива.

Билли Голем направлял свою пушку прямо мне в лицо. В бесчисленных кошмарных снах я смотрела в дуло его пистолета и судорожно делала последний, надо думать, вдох. Но Голем повернулся и выстрелил в другую сторону.

Что для меня теперь жизнь? Наказание? Искупление грехов? Или мне следовало по собственному желанию прекратить ее, чтобы заплатить за свою беспечность? А может, мне просто чертовски повезло, но я не согласна в это верить?

Четыре тридцать утра.

Я лежу в постели, уставившись на вращающиеся лопасти потолочного вентилятора. Домик для гостей обставлял местный дизайнер по интерьерам, свихнувшийся на колониальном стиле. По-моему, вышло так себе, но мне-то никто никогда не платил за художественно облупившуюся краску на стенах и декоративные наволочки.

В четыре я вышла покормить лошадей. К пяти приняла душ. Мне так давно уже не приходилось представляться кому-либо и заботиться, что обо мне подумают, что я не могла вспомнить, как полагается себя вести. Не могла отделаться от мысли, что буду отвергнута с первого взгляда – если не из-за внешнего вида, то из-за репутации.

Какая странная причуда – верить, будто весь мир в курсе, кто я такая, чем занималась и чем закончилась моя профессиональная деятельность. Да, пару дней мое имя звучало в вечерних выпусках новостей. По минуте, не более. Чтобы заполнить эфирное время перед прогнозом погоды. На самом-то деле, вероятно, никого, кроме непосредственных участников, эта история особо не впечатлила. Люди редко думают о катастрофах в чужой жизни. Единственная мысль, которая их в таких случаях посещает: «Лучше пусть у нее, чем у меня».

Некоторое время я стояла в одном белье, пялясь на себя в зеркало. Потом втерла в волосы немного геля и попыталась сотворить нечто похожее на прическу. Подумала даже, не накраситься ли. Я не делала этого с тех пор, как мое лицо собрали по кусочкам. Пластический хирург дал мне визитную карточку специалиста по постоперационной косметике. Карточку я выбросила.

Перебрав десятка два нарядов, я остановилась наконец на шелковой блузке цвета сырого бетона и коричневых брюках, таких свободных в талии, что пришлось заколоть их булавкой, чтобы не потерять на ходу.

Когда-то я следила за модой…

Я просидела сколько-то времени в Интернете, погрызла ногти и сделала кое-какие заметки.

Про Томаса Ван Зандта ничего интересного не нашла. Его имя не появлялось даже на узкопрофессиональном сайте о продаже лошадей. При запросе по имени сайт выдал фотографии лошадей, проданных при участии Ван Зандта, и список телефонов: рабочий в Брюсселе, европейского аукциона и двух субагентов в Америке, одним из которых оказался Дон Джейд.

Зато я откопала несколько статей о Пэрис Монтгомери в «Хронике коневодства» и в ежедневной конно-спортивной газете: недавние победы в соревнованиях, долгий путь от конюха к штатному ученику и, наконец, к помощнику тренера. Судя по всему, успеха она добилась тяжелым трудом и несомненным талантом. И еще обаянием. С такой внешностью Пэрис и моделью могла бы стать запросто.

В интервью газете Пэрис сообщала, что проработала у Джейда помощником тренера три года, была невыразимо благодарна ему за такую возможность и тому подобное. Увы, мало кто понимает, какой он на самом деле классный. К несчастью, ему приходилось вести дела с субъектами сомнительной репутации, но ассоциация не должна винить его и так далее, и так далее. Потом цитировались слова Джейда о том, что у Пэрис большое будущее, сила воли и талант добиваться любой поставленной цели.

Прилагаемые фотографии запечатлели Монтгомери верхом на кобыле по кличке Парк-Лейн в прыжке над барьером, а также на сайте были выложены сверкающие улыбкой крупные планы.

Эта улыбка меня раздражала. Слишком яркая, и появляется слишком легко. Обаяние какое-то неискреннее. Хотя, конечно, я видела Пэрис Монтгомери не более десяти минут. Может, она не нравится мне оттого, что сама я не умею улыбаться и обаянием не отличаюсь?..

Я закрыла портативный компьютер и вышла во двор. Небо на востоке уже понемногу светлело, когда я проникла в дом Шона через стеклянную дверь гостиной и без церемоний направилась в спальню. Он был в постели один, сладко похрапывал. Я села рядом и похлопала его по щеке. Веки медленно поползли вверх, открывая глаза в густой сетке красных прожилок. Шон потер лицо ладонями.

– Я-то ждал Тома Круза, – просипел он.

– Извини, что разочаровала. Если к тебе зайдет барышник по имени Ван Зандт, имей в виду, меня зовут Элль Стивенс, а тебе нужен конюх.

– Что?! – Шон рывком сел в кровати и тряхнул головой, чтобы прийти в себя. – Ван Зандт? Томас Ван Зандт?

– Ты его знаешь?

– Слышал. Второй по значимости мошенник в Европе. А зачем ему сюда приходить?

– Потому что он думает, вдруг ты купишь у него коней?

– А с чего он так думает?

– Потому что я ему на это прозрачно намекнула.

– Что-о-о?!

– Не делай оскорбленное лицо, – сказала я. – У тебя морщины вокруг рта глубже становятся.

– Стерва!

Секунды две он дулся, затем спохватился и энергично потер лицо ладонями, уделив особое внимание области вокруг рта. Десять секунд – и как новенький.

– Ты же знаешь, у меня уже есть свой человек в Европе. Я работаю только с Туаном.

– Знаю. Это последний из честных барышников.

– Единственный за всю мировую историю, насколько мне известно.

– Вот и позволь Ван Зандту думать, будто он уводит тебя от Туана. У него будет оргазм. Если он все же зайдет, притворись заинтересованным. За тобой должок, не забывай об этом.

– Но не такой же огромный!

– Вот как? – хмыкнула я. – Благодаря тебе у меня появился клиент, о котором я совершенно не мечтала.

– Потом спасибо скажешь.

– Потом я уточню, как именно тебе отомстить. – Я наклонилась и снова потрепала его по колючей щеке. – Удачных сделок!

Шон застонал.

– Да, кстати, – уже в дверях добавила я, – он думает, что я дилетантка из Палм-Бич, а Д’Артаньяна взяла у тебя напрокат.

– И вот это все я должен держать в памяти?

Я пожала плечами.

– Времени у тебя уйма, чем тебе еще заниматься?

Дверь уже почти закрылась за мною, когда Шон опять заговорил:

– Эл…

Я оглянулась, держась за косяк. Шон смотрел на меня необычно серьезно, даже как-то ласково. Наверное, хотел сказать что-то доброе. А я хотела, чтобы он сделал вид, будто сегодня такой же день, как всегда. Каждый из нас, кажется, отлично знал, что думает второй. Я затаила дыхание. Шон милостиво улыбнулся одним уголком рта и сказал:

– Красивый костюм.

Я помахала ему и вышла из дома.

Молли Сибрайт жила в двухэтажном, украшенном лепниной особняке на краю жилого массива Бинкс-Форест. Престижно, дорого. На дорожке у крыльца белый «Лексус». В доме горел свет – трудолюбивый средний класс готовился к новому рабочему дню. Я затормозила у обочины чуть поодаль и стала ждать.

В семь тридцать на улице начали появляться ребятишки. Они сонно брели мимо меня к остановке школьного автобуса на углу квартала. Из дома Сибрайтов показалась Молли, таща за собой внушительный портфель на колесиках – прямо деловая женщина на пути к самолетному трапу, только маленькая.

Я вышла из машины и прислонилась к ней спиной, скрестив руки на груди. Молли заметила меня шагов за двадцать.

– Я передумала, – сказала я, когда она остановилась передо мной. – Помогу тебе искать сестру.

Молли не улыбнулась. Не запрыгала от радости. Только внимательно посмотрела на меня и спросила:

– Почему?

– Потому что мне не нравятся люди, с которыми связалась твоя сестра.

– Вы думаете, с ней случилось что-нибудь плохое?

– Мы обе знаем, что что-то с ней случилось, – ответила я. – Она была здесь, а теперь ее нет. Плохо это или не плохо, еще предстоит выяснить.

Молли кивнула, явно довольная тем, что я не стала фальшиво утешать ее. Взрослые часто говорят с детьми так, будто они глупы уже потому, что мало живут на свете. Молли Сибрайт отнюдь не была дурочкой. Она была смелой и умной, и смотреть на нее свысока я не собиралась. Даже заранее решила, что не буду лгать ей – если получится.

– Но если вы не частный детектив, что вы можете? – спросила она.

Я пожала плечами.

– А что сложного? Задать пару вопросов, сделать пару звонков. Не нейрохирургия как-никак.

Молли задумалась над моим ответом. А может, взвешивала, надо ли говорить то, что все-таки сказала через минуту:

– Вы когда-то работали следователем в полиции.

Наверное, если б она размахнулась и огрела меня по темени молотком, я испытала бы примерно такое же потрясение. Это я-то, которая решила не смотреть на ребенка сверху вниз! Мне и в голову прийти не могло, что Молли Сибрайт после первого разговора побежит домой, залезет в Интернет и предпримет независимое расследование. Я вдруг почувствовала себя раздетой, открытой до такой степени, которая вообще вряд ли возможна. Двенадцатилетняя девочка безошибочно нашла у меня слабое место.

Я отвела взгляд, и тут как раз к тротуару причалил школьный автобус. Дети уже толпились у открытой двери.

– Твой автобус?

– Я хожу пешком, – отрезала она. – Я нашла о вас статью в компьютерной подшивке «Пост».

– Всего одну? Я оскорблена.

– Мне хватило одной.

– Ладно, значит, мои грязные секреты раскрыты. Да, я была следователем в округе Палм-Бич. А теперь нет.

Молли сочла за благо ни о чем больше не спрашивать. Такая мудрость даже у людей втрое старше ее встречается редко.

– Давайте поговорим о вашем гонораре, – деловито предложила она.

– Пока я, пожалуй, соглашусь на твою сотню, а дальше поглядим.

– Ценю, что вы не пытаетесь жалеть меня.

– Я только сказала, что возьму у ребенка сто долларов. Хотя, конечно, это довольно гадко.

– Нет, – возразила Молли, слишком серьезно глядя на меня сквозь выпуклые стекла круглых, как у Гарри Поттера, очков. – Я так не думаю. – Она протянула мне руку. – Спасибо, что не отказали.

– Боже! У меня такое ощущение, будто теперь осталось только подписать контракт.

– Вообще-то надо бы. Но я вам доверяю.

– А почему?

Кажется, ответ у Молли был, но она, судя по всему, сочла его слишком сложным для моего понимания и потому решила оставить при себе. Интересно, с этой ли она планеты?

– Мне нужны кое-какие сведения. Фотография Эрин, ее адрес, марка и модель автомобиля и тому подобное.

Пока я говорила, Молли нагнулась, расстегнула «молнию» на кармане портфеля, достала большой коричневый конверт и протянула мне.

– Здесь вы найдете все необходимое.

– Прекрасно. – Наверное, мне следовало удивиться. – А в полиции ты с кем разговаривала?

– Со следователем Лэндри. Знаете его?

– Знаю, кто он такой.

– Он вел себя очень грубо и пренебрежительно.

– Я тоже.

– Вы пренебрежительны не были.

Из гаража Сибрайтов выехал черный трехдверный «Ягуар», развернулся и поехал в противоположную от нас сторону. Должно быть, Брюс Сибрайт.

– Твоя мама дома? – спросила я. – Мне надо с ней поговорить.

Эта перспектива не особенно порадовала Молли. Она досадливо поморщилась.

– Мама уходит на работу в девять. Она агент по недвижимости.

– Молли, мне придется с ней побеседовать. И с твоим отчимом тоже. Тебя это не коснется. Скажу им, что я следователь из страховой компании.

Она с мрачным видом кивнула.

– А теперь иди в школу, тебе пора. Не хочу, чтобы меня арестовали за подстрекательство малолетней к правонарушению.

– Нет, – отрезала Молли и с гордо поднятой головой пошла обратно к дому. Чемоданчик с книгами тарахтел за ней по тротуару. Всем бы нам такую силу характера!

Когда мы с Молли вошли в дом, Кристал Сибрайт разговаривала по радиотелефону. Она стояла, облокотившись на консоль, пристально разглядывала себя в зеркало с резной рамой в стиле рококо и щебетала в трубку о каком-то совершенно неописуемом особняке на Сэг-Харбор-корт. Ни за что не признала бы в ней маму Молли. Мне почему-то казалось, что она должна быть застегнутым на все пуговицы адвокатом или ядерным физиком. Впрочем, мне ли не знать, что дети не всегда похожи на родителей?

Кристал оказалась смазливой блондинкой тридцати с небольшим, которая слишком часто позволяла себе роскошь алкогольных возлияний. Волосы у нее были почти белые, тонкие, как сахарная вата. С макияжем легкий перебор. Розовый костюм чуточку тесноват и чуточку ярковат, босоножки на шпильках – тоже немного выше, чем надо.

– Да, Джоан, я могу вам все отправить по факсу, как только доеду до работы. – Она покосилась в нашу сторону. – Но чтобы оценить эту красоту, вы должны увидеть ее своими глазами. Сейчас, в сезон, таких мест вообще не найти. Вам просто повезло.

Отвернувшись от зеркала, Кристал вопросительно посмотрела на меня, затем на Молли и продолжила беседу с невидимой Джоан. Назначила встречу на одиннадцать, вписала ее в растрепанный ежедневник и только тогда отложила трубку.

– Молли? В чем дело? – спросила она, глядя не на дочь, а на меня.

– Это мисс Эстес, – пояснила Молли. – Она следователь.

Кристал смотрела на меня так, будто я свалилась с Марса.

– Кто-кто?

– Она хочет поговорить с тобой об Эрин.

От бешенства Кристал багрово покраснела до корней волос.

– Молли, бога ради! Что ты такое напридумывала? Что с тобой?

В глазах Молли отразилась такая обида, что мне стало не по себе.

– Я ведь тебе говорила, случилось что-то плохое.

– Поверить не могу, что ты на такое решилась! – бушевала Кристал. На свою младшую дочь она злилась явно не впервые. – Слава богу, Брюса дома нет!

– Миссис Сибрайт, – вмешалась я, – я занимаюсь одним делом в конно-спортивном центре, к которому ваша дочь Эрин может иметь отношение. Если можно, я хотела бы поговорить с вами наедине.

Она уставилась на меня белыми от ярости глазами.

– Не о чем тут говорить! Мы понятия не имеем, что там творится!

– Но, мама… – заикнулась Молли, взывая к ее материнским чувствам.

Мать бросила на нее уничтожающий, злобный взгляд.

– Если ты наплела этой даме каких-нибудь глупостей, юная леди, тебе не поздоровится. Ни минуты покоя с тобой! Ни о ком, кроме себя, не думаешь!

На бледных как мел щеках Молли проступили два красных пятна. Я испугалась, что она сейчас расплачется.

– Я волнуюсь за Эрин, – еле слышно прошептала девочка.

– Вот уж о ком, о ком, а об Эрин беспокоиться нечего, – отрезала Кристал. – Иди в школу. Ступай. Я очень сержусь на тебя. Опоздаешь на первый урок, можешь хоть до вечера потом сидеть в классе. И не звони мне.

Ох, как мне хотелось схватить Кристал Сибрайт за пережженные перекисью патлы и оттаскать хорошенько, чтоб они так и остались у меня в кулаке!

Молли повернулась и вышла, оставив входную дверь открытой настежь. При виде ее, идущей к автобусу со своим черным портфельчиком, у меня защемило сердце.

– Вы тоже можете не задерживаться, – заявила мне Кристал Сибрайт. – Или я позвоню в полицию.

Я резко обернулась к ней и пару секунд ничего не говорила, стараясь справиться с душившим меня бешенством. Наверное, в свое время я была жутким патрульным инспектором, потому что в бытовых ситуациях мне не хватало элементарных дипломатических навыков. Я тогда придерживалась того мнения, что некоторым людям мордобой жизненно необходим. Мать Молли была как раз из таких. Но с тех пор прошло много времени, и я кое-чему научилась.

Кристал тряслась, как левретка, тоже явно пытаясь совладать с собой.

– Миссис Сибрайт, как бы то ни было, Молли не имеет к этому никакого отношения, – солгала я.

– Вот как? Разве она не плела вам, что ее сестра исчезла и что нам надо звонить в полицию, в ФБР, в передачу «Их разыскивает вся Америка»?

– Мне известно лишь, что Эрин никто не видел с воскресенья. Вас это не тревожит?

– Намекаете, что я не забочусь о своих детях?

Опять глаза навыкате и заученное возмущение – верные признаки низкой самооценки.

– Ни на что я не намекаю.

– Эрин взрослая. По крайней мере так она сама считает. Она пожелала жить отдельно и самостоятельно заботиться о себе.

– Значит, вы не в курсе, что она работала у человека, который замешан в мошенничестве и обмане страховых компаний?

Кристал смутилась.

– Она работает у тренера скаковых лошадей. Так сказала Молли.

– А с Эрин вы не говорили?

– Когда она уезжала, то ясно дала понять, что не хочет иметь со мною ничего общего. Жить нормальной жизнью в уютном доме казалось ей слишком скучно. После всего, что я сделала для нее и ее сестры…

Кристал подошла к журнальному столику, бросила взгляд в зеркало и запустила руку в большую оранжевую с розовым сумку от Кейт Спейд. Достав сигарету и тоненькую зажигалку, она шагнула к открытой входной двери и закурила.

– Я столько работала, стольким жертвовала… – бормотала Кристал, обращаясь скорее к себе самой: очевидно, ей нравилось представляться героиней романа. – С самой ночи своего зачатия она не принесла мне ничего, кроме горя!

– А отец Эрин живет далеко? Могла она отправиться к нему?

Кристал расхохоталась, не глядя на меня. Веселья в ее смехе не было совсем.

– Нет. Этого она не сделала бы.

– Где ее отец?

– Откуда мне знать? Пятнадцать лет ничего о нем не слыхала.

– А кого-нибудь из друзей Эрин вы знаете?

– Послушайте, зачем она вам? Что она еще натворила?

– Ничего, насколько мне известно. Я просто хотела задать ей несколько вопросов о человеке, у которого она работает. А раньше у Эрин бывали проблемы с полицией?

Кристал высунулась за дверь, глубоко затянулась сигаретой и выдохнула облако дыма на куст мальвы.

– По-моему, жизнь моей семьи вас никак не касается.

– А с наркотиками она никогда дела не имела?

Кристал вскинула на меня глаза.

– Так вот оно что! Она связалась с наркотой? Боже, этого только не хватало!

– Я только задала вопрос. Меня беспокоит, куда она делась. Видите ли, исчезновение Эрин случайно совпало с гибелью очень дорогостоящей лошади.

– Вы думаете, она убила лошадь?

Мне показалось, что сейчас моя голова расколется пополам. Кристал беспокоилась о чем угодно, кроме собственной дочери.

– Нет, я всего лишь хотела задать ей пару вопросов насчет ее шефа. Вы совсем не представляете, куда она могла поехать?

Кристал шагнула на крыльцо, стряхнула пепел в цветочный горшок и вернулась в комнату.

– Ответственность и Эрин – понятия несовместимые. По ее мнению, быть взрослой – значит делать все, что взбредет в голову. Небось сбежала с каким-нибудь мальчишкой на Южное побережье.

– А у нее есть друг?

Миссис Сибрайт насупилась и уставилась на плитки пола. Взгляд вниз и чуть вправо – признак вранья.

– Откуда мне-то знать? Она со мной не делилась.

– Молли сказала, что не дозвонилась до Эрин по мобильному телефону.

– Молли! – раздраженно выдохнула Кристал, разгоняя рукой дым. – Молли двенадцать лет. Молли думает, Эрин крутая девчонка. Молли читает слишком много приключенческих книжек, смотрит слишком много полицейских сериалов. Разве нормальные дети смотрят такие фильмы? «Закон и порядок», «Материалы следствия»… Когда мне было двенадцать, я раз по сто смотрела «Домик в прериях».

– Миссис Сибрайт, по-моему, у Молли есть основания для беспокойства. Вероятно, вам следовало бы зайти к шерифу, побеседовать и оставить заявление об исчезновении члена семьи.

Кристал Сибрайт страшно испугалась. Не того, что ее дочь, возможно, стала жертвой чьих-то махинаций, но одной мысли о том, что жительнице Бинкс-Форест придется писать заявление в полицию. Помилуй бог, что скажут соседи?

– Эрин не пропала, – твердо повторила она. – Просто… уехала куда-то, и все.

Из комнаты на втором этаже вышел парень лет семнадцати-восемнадцати и громко затопал вниз по лестнице. Вид у него был точно с похмелья. Лицо серое, унылое, темные с белыми концами грязные волосы стоят торчком. Жеваная, несвежая майка – наверно, так в ней и спал. Ни на Кристал, ни на ее дочерей парень похож не был, и я подумала, что это, вероятно, сын Брюса Сибрайта. Интересно, почему Молли ни словом о нем не обмолвилась?

Кристал сдавленно чертыхнулась и воровато выбросила сигарету за дверь. Глаза парня проследили за полетом окурка и остановились на мачехе. Засек.

– Чед, что ты делаешь дома? – спросила она совершенно другим голосом: нервным, умоляющим. – Тебе нездоровится, милый? Я думала, ты в школе.

– Меня мутит, – пожаловался юноша.

– Да?.. Хочешь, я поджарю тебе тосты? – радостно предложила Кристал. – Мне надо на работу, но тосты я сделать успела бы.

– Нет, спасибо.

– Ты так поздно вернулся вчера, – нежно прощебетала Кристал. – Может, просто нужно выспаться как следует?

– Наверное, – проронил Чед, покосился в мою сторону и побрел на кухню.

Бросив на меня тревожный взгляд, Кристал тихо произнесла:

– Послушайте, вам нечего здесь делать. Уходите. Эрин объявится, когда ей что-нибудь понадобится.

– А что с Эрин? – спросил Чед. Он уже вернулся в прихожую с двухлитровой бутылкой кока-колы в руке. Завтрак чемпионов.

Миссис Сибрайт нахмурилась:

– Ничего. Так… ничего. Иди спать, солнышко.

– Мне надо задать ей пару вопросов о том человеке, у которого она работает, – объяснила я пареньку. – Ты случайно не знаешь, где ее искать?

Он пожал плечами и почесал грудь.

– Извините, я ее давно не видел.

Не успел он договорить, как к дому подъехал все тот же черный «Ягуар». На Кристал жалко было смотреть. Чед ретировался. Тот, кого я определила как Брюса Сибрайта, вылез из машины и деловитой походкой пошел к дому. Плотный, угрюмый, с зализанными назад редеющими волосами.

– Что-нибудь забыл, дорогой? – спросила его Кристал тем же тоном, что и Чеда. Тоном преданной служанки.

– Папку Фэйрфилдс. У меня сегодня утром крупная сделка по нескольким участкам, а папки нет. Я помню, что оставил ее на столе в гостиной. Наверно, ты убрала.

– Кажется, нет. Я…

– Сколько раз тебе повторять, Кристал? Не трогай мои деловые бумаги.

Его интонацию нельзя было назвать открыто оскорбительной, но почему-то очень хотелось.

– Я… прости, дорогой, – запинаясь, вымолвила миссис Сибрайт. – Позволь, я сама поищу.

Брюс Сибрайт посмотрел на меня слегка настороженно, как будто заподозрив, что я пришла просить денег на благотворительность.

– Извините, если помешал, – вежливо сказал он. – Я опаздываю на крайне важную встречу.

– Я так и поняла. Елена Эстес, – ответила я, протягивая ему руку.

– Елена хочет купить дом в Сэг-Харбор, – поспешно объяснила Кристал и с отчаянием, как тайной сообщнице, заглянула мне в глаза.

– Дорогая, стоит ли показывать ей тамошние халупы? – поморщился муж. – В тех местах недвижимость будет только падать в цене. Покажи ей лучше что-нибудь в Палм-Гровз. Пришли ее в контору, и пусть Кэти покажет ей планы.

– Да, разумеется, – пролепетала Кристал, проглотив упрек и грубость и без борьбы отдавая ему клиентку. – Так я пойду поищу ту папку…

– Не беспокойся, я сам. Не хочу, чтобы что-нибудь оттуда выпало.

Внезапно его внимание привлекло что-то на пороге. Он нагнулся и поднял окурок, выброшенный Кристал. Брезгливо взял его двумя пальцами и поднял глаза на меня.

– Прошу прощения, но в моем доме не курят.

– Извините, – сказала я, забирая у него окурок. – Гадкая привычка.

– Да уж.

Он пошел в дом искать пропавшую папку. Кристал потерла рукой лоб, посмотрела вниз, на свои чересчур блескучие босоножки, часто моргая, будто старалась не заплакать, и прошептала:

– Уходите, прошу вас.

Я ткнула окурок в цветочный горшок и вышла. О чем еще говорить с женщиной, которая настолько под каблуком у своего деспота-мужа, что скорее бросит родную дочь, чем прогневит его?

Уже не первый раз в жизни люди удивили меня, и нельзя сказать, чтобы удивили приятно.

 

5

Мы никогда не знаем всех обстоятельств чужой жизни, хотя редко отказываем себе в удовольствии иметь суждения и выносить приговоры. Долю Кристал Сибрайт любая женщина сочла бы завидной, если посмотреть сквозь призму расстояния. Большой дом, шикарный автомобиль, доходная работа с недвижимостью, богатый муж. В этой истории было даже нечто от «Золушки»: мать-одиночка с двумя детьми спасена от нищеты и так далее, и так далее.

Правда всегда пестрее и блестит не так заманчиво. В историях из жизни полно мелких неприятных закавык: неуверенности, уязвимости, измен. Люди, например, приезжают на сезон во Флориду с пустыми карманами и чемоданом иллюзий, весь год откладывают гроши, чтобы снять простенький домик на паях еще с двумя наездниками, взять несколько драгоценных уроков у тренера с именем и затем на любительской арене показывать своего скакуна-полукровку просто из любви к спорту. Есть и заядлые профессионалы, бездомные, с заложенным и перезаложенным жильем у черта на куличках, которые околачиваются у больших конюшен в надежде подцепить богатых клиентов. А есть дельцы вроде Ван Зандта: гиены, которые рыщут у водопоя в поисках легкой добычи. Роскошная жизнь под внешней позолотой таит много оттенков серого цвета. И моя теперешняя задача – докопаться до этих темных пятен.

Я решила как можно дольше околачиваться у конюшни Джейда в надежде, что никто из его знакомых случайно не прочтет в сортире тот самый номер «Сайдлайнз». Много времени проработав тайным агентом среди наркоманов, я понимала, что у меня достаточно шансов остаться неузнанной. Люди видят то, на что запрограммированы, и редко обращают внимание на что-либо еще. Тем не менее любой тайный агент всегда хоть немного, да боится разоблачения. Это может случиться в любой момент, и чем глубже внедряешься в среду, тем меньше у тебя времени.

При подпольной работе моя стратегия всегда была одинаковой: добыть как можно больше информации за короткое время, напустить туману, запудрить мозги, подойти как можно ближе, потом поставить в тупик – и делать ноги. Мое начальство недовольно хмурилось, ворча, что такими методами работают наперсточники, а не полицейские, но результат их разочаровывал редко.

С болтающимся на зеркале заднего вида пропуском на стоянку на имя Шона я проехала в ворота мимо охранника и влилась в дневной водоворот Уэллингтонского ипподрома. Повсюду были лошади, люди, машины, тележки для гольфа. Соревнования в разгаре и продлятся до воскресенья. Суматоха мне на руку, как в карточной игре «в три листика» на углу Таймс-сквер. Трудно уследить, куда переложили королеву, когда вокруг такой хаос.

Машину я поставила на второй стоянке, протолкалась мимо конюшен и оказалась на своего рода Пятой авеню этого ипподрома: аллее передвижных лавок и дорогих бутиков в открытых фурах. Ювелиры, портные, торговцы антиквариатом и упряжью, граверные мастерские, кофейные прилавки. Я заглянула в пару бутиков, чтобы прибарахлиться для своей роли богатой дилетантки. Образ – это все!

В первую очередь я приобрела и сразу же надела широкополую соломенную шляпку с черной репсовой лентой. Женщину в шляпке мужчины никогда не принимают всерьез. Потом выбрала пару шелковых блузок и две длинные, сшитые из настоящих старинных сари юбки с запа€ хом. Сразу переоделась, подобрала ко всему этому очень непрактичные босоножки и, решив наконец, что выгляжу достаточно легкомысленно, отправилась искать Дона Джейда.

Ни его, ни Пэрис Монтгомери в конюшне не было и следа. Тщедушный гватемалец, не подымая головы, чистил денник – он явно не желал привлекать к своей персоне внимание незнакомых людей, каждый из которых может оказаться сотрудником иммиграционной службы. Загородка соседнего денника была отставлена, чтобы дать конюху побольше места для работы. Там брезгливо чистила скребницей серого в яблоках коня упитанная деваха в слишком открытой майке на бретелях. Физиономия у девахи была кислая, глазки узенькие, прищуренные – обычно так выглядят люди, которые в своих неудачах винят всех, кроме себя самого.

Перехватив косой взгляд девицы, я задрала голову и посмотрела на нее из-под широких полей моей идиотской шляпы.

– Я ищу Пэрис. Она здесь?

– На учебном круге, школит Парк-Лейн.

– А Дон с нею?

– Ага.

Так, и какие выводы я хотела из этого сделать?

– А вы?..

Девица была явно удивлена, что я удосужилась задать такой вопрос, затем насторожилась и наконец решила воспользоваться обстоятельствами.

– Джилл Морон. Главный конюх Дона Джейда.

«И единственный, как видно, – решила я. – А судя по тому, как вяло она водит скребницей, работу свою не особо ценит».

– Вот как? Тогда вы, должно быть, знаете Эрин Сибрайт.

Среагировала девушка так не скоро, будто ее мозг пребывал в другом часовом поясе. Я буквально видела, как мысль с трудом пробивает себе дорогу в ее голове, как мучительно дается ей ответ. Наконец она так резко провела скребницей по плечу коня, что тот настрожил уши.

– Эрин больше здесь не работает.

– Знаю. Пэрис мне сказала. Вы не знаете, куда она уехала? Один мой друг хотел взять ее на работу.

Джилл пожала плечами, глядя в сторону:

– Не знаю. Пэрис говорила, она в Окалу подалась.

– Вы, наверно, не очень дружили? В смысле, знаете о ней мало.

– Я знаю, что конюхом она была неважным.

«Чья бы корова мычала…»

– А вы, полагаю, стараетесь? – спросила я. – Работу сменить не хотите?

Джилл самодовольно расплылась, точно был у нее некий приятный секретик.

– Нет-нет. Мистер Джейд со мной очень хорошо обращается.

На самом деле мистер Джейд вряд ли знал ее по имени – если только не она обеспечивала ему его последнее алиби, в чем лично я сомневалась. Такие, как Дон Джейд, предпочитают барышень смазливых и умненьких. О Джилл Морон ни того, ни другого не скажешь.

– Рада за вас, – кивнула я. – Надеюсь, после того дела со Звездным у вас все еще есть работа? Такая странная смерть. При подозрительных обстоятельствах. Владельцы нервничают, начинают звонить другим тренерам… Этак и прогореть недолго.

– Я ни в чем не виновата! Это был несчастный случай.

Я пожала плечами.

– Вы видели, как это произошло?

– Нет. Но я его нашла, – заявила девица, гордо блеснув маленькими бесцветными глазками. Счастья-то сколько: целую неделю, а то и полторы, фигурировать в сводке криминальных новостей! – Он лежал там, вытянув ноги. С открытыми глазами. Я думала, он просто ленится, шлепнула по крупу, чтобы поднять. А оказалось, он мертвый.

– Господи, ужас какой! – Я окинула взглядом ряд денников, над каждым из которых по-прежнему висел вентилятор. – Удивляюсь, как вы до сих пор не сняли эти ящики.

Деваха снова повела плечом и еще два раза вытянула серого жесткой щеткой по боку.

– Жарко ведь. Как без них?

Конь подождал, пока она отойдет на шаг, а потом от души хлестнул ее хвостом. В ответ Джилл ткнула его щеткой в ребра.

– Не хотела бы я быть на месте того, кто по безалаберности не убрал из денника Звездного провод под током, – заметила я. – Такому конюху больше по специальности не работать.

Маленькие глазки на пухлой физиономии опять превратились в еле заметные щелки.

– За ним не я ухаживала. Это Эрин. Видите, какой из нее конюх? На месте мистера Джейда я б ее просто убила!

«Может, так он и поступил», – подумала я, выходя из конюшни.

Пэрис Монтгомери скакала по учебному кругу. Собранные в хвост золотые волосы развевались и подпрыгивали, глаза скрывали солнечные очки. Поэзия движения! Дон Джейд стоял за кругом, снимал ее на видеокамеру, а рядом с ним стоял высокий тощий рыжий тип с багровым лицом, похожий на гигантское разгневанное пугало, сердито говорил что-то, яростно жестикулируя. Я подошла к кругу и встала на некотором расстоянии от спорящих, сделав вид, будто ничего, кроме лошадей на ринге, не замечаю.

– Если в результатах проверки окажется хоть намек на что-то не то, Джейд, вы ответите по всей строгости! – громко заявил краснолицый, то ли не обращая внимания на окружающих, то ли, наоборот, желая привлечь их внимание. – И речь пойдет даже не о том, выплатят ли им страховку. Слишком долго подобные штуки сходили вам с рук. Пришло время положить этому конец!

Джейд не сказал ни слова – ни сгоряча, ни себе в оправдание. И снимать не перестал ни на секунду. Он оказался плотно сбитым малым с жилистыми, мускулистыми руками профессионального наездника. Его чеканный профиль так и просился на римскую монету. Лет ему было около тридцати пяти, но такие лица обычно не стареют. Скорее всего, Джейду будут давать столько же, когда ему стукнет семьдесят.

Он молча следил, как его помощница берет на Парк-Лейн барьер за барьером; когда кобыла взбрыкнула и сбила загородку передними копытами, он четко объяснил Пэрис, как добиться правильной постановки задних копыт перед прыжком.

Собеседник не мог поверить, что его угрозы не вызвали никакой реакции.

– Ну вы и фрукт, Дон! Неужели вы даже не потрудитесь отрицать это?

Джейд так и не повернул головы в его сторону.

– А зачем, Майкл? Не хватало еще, чтобы потом меня обвиняли в вашем сердечном приступе.

– Уверенности в себе вам не занимать. Все думаете, будто можете кого угодно заставить целовать вам задницу и убедить, что пахнет от нее розами?

– Может, и розами, – хладнокровно проронил Джейд, все так же следя за Парк-Лейн. – Правды вам все равно не узнать, потому что вы этого не хотите. Не желаете, чтобы я оказался невиновен. Вам слишком приятно меня ненавидеть.

– Вряд ли мне одному.

– Знаю. Кажется, я опять становлюсь национальным развлечением. Но это не отменяет моей невиновности.

Он почесал загорелую шею, взглянул на часы, вздохнул и выключил видеокамеру.

– Хватит с нее, Пэрис.

– Сегодня я буду звонить доктору Эймису, – сказал рыжий. – И если окажется, что вы имеете хоть какое-нибудь отношение к тем анализам…

– Если Эймис скажет вам хоть слово о Звездном, я лишу его лицензии, – хладнокровно возразил Джейд. – Хотя рассказать ему особо нечего.

– Есть, и много, я уверен! У вас всегда так. Кто был с вами в постели на сей раз?

– Если на это надо отвечать, Майкл, то я отвечу: не ваше дело.

– Я сделаю это моим делом.

– Да вы просто озабоченный, – хмыкнул Джейд, направляясь к конюшне следом за Пэрис. – Если в свою работу вы вкладываете столько же сил, сколько в ненависть ко мне, возможно, из вас что-нибудь да получится. А теперь, Майкл, прошу меня извинить, мне пора заняться делом.

Веснушчатое лицо Майкла исказилось от злобы.

– Постараюсь, чтобы вам недолго осталось им заниматься!

Джейд спокойно направился в конюшню, словно эта перебранка совершенно его не задела. Его оппонент, явно разочарованный, с минуту стоял не двигаясь, тяжело сопя, а затем развернулся кругом и пошел восвояси.

Не более чем в десяти шагах от меня наблюдал за перепалкой между Джейдом и рыжим типом Томас Ван Зандт. Так же, как и я, он делал вид, будто следит за лошадьми на арене. Потом рассеянно глянул на меня и пошагал прочь.

– А я думала, все бельгийцы – сама вежливость…

Он остановился как вкопанный и посмотрел на меня еще раз. Дошло до него не сразу.

– Элль! Неужели вы?! – воскликнул он, окидывая взглядом шляпу и весь мой наряд.

– Я умею содержать себя в чистоте, как говорят на стоянке для грузовиков, – усмехнулась я и кивнула вслед человеку, который ругался с Джейдом. – Это кто?

– Майкл Берн. Тот еще плакса.

– Владелец?

– Конкурент.

– Вот оно что… – протянула я. – Какие страсти у этих профессионалов! В нашей богом забытой глубинке ничего столь захватывающего не происходит.

– Тогда, пожалуй, надо вам купить у меня скакуна, – предложил Ван Зандт, бросив оценивающий взгляд на мои пакеты и прикидывая в уме лимит моей кредитной карты.

– Не знаю, готова ли я… Все это так непросто. И потом, я никого из тренеров не знаю.

Он взял меня за руку. Истинный джентльмен!

– Идемте. Я представлю вас Джейду.

– Прекрасно! – Я искоса взглянула на него. – Куплю лошадь, получу страховку. Все удовольствия в одном флаконе!

Лицо Ван Зандта мгновенно из учтивого превратилось в яростное, будто внутри нажали какую-то кнопку. Серые глаза стали ледяными, как Северное море, взгляд – пугающе жестким.

– Не болтайте глупостей! – отрезал он.

– Я просто пошутила…

– Ваши шутки неуместны.

– А если вы, Ван Зандт, не понимаете шуток, то идите к черту!

И снова на моих глазах благовоспитанный мистер Джекил взял верх над звероподобным мистером Хайдом. Перемена произошла столь стремительно, что я даже не поняла, в какой момент.

– Да вы тигрица, Элль! Люблю таких. У вас есть характер. – Он кивнул собственным словам, ужасно чем-то довольный. – Это хорошо.

– Рада, что вы меня одобряете.

Хохотнув, он снова взял меня за локоть.

– Идемте же. Представлю вас Джейду. Вы ему понравитесь.

– А он мне?

Ван Зандт не ответил. Ему было плевать, что мне нравится, что нет. Просто его ошеломило то, что я осмелилась ему перечить. Такое, уверена, с ним случалось нечасто. Почти все его американские клиентки – богатые дамы, мужьям или друзьям которых до лошадей нет никакого дела. Дамы, безгранично и незаслуженно доверяющие ему только потому, что он европеец и уделяет им внимание. Неуверенные в себе женщины, которыми легко манипулировать, оперируя минимумом знаний, минимумом европейской элегантности, чудовищным эгоизмом и бельгийским выговором.

Я много раз лично была тому свидетелем. За толику внимания и одобрения женщины готовы делать любые глупости, в том числе расставаться с большими суммами денег. Подобная клиентура приносит нечистоплотным дельцам баснословные барыши. И она же позволяет таким, как Ван Зандт, глумиться и насмехаться над «тупыми америкашками» за спиной клиента.

Не успели мы ступить в проход меж денников, как навстречу нам из конюшни вышла Джилл с Парк-Лейн в поводу.

– Смотри, куда идешь! – прикрикнул на девушку Ван Зандт и, чуть понизив голос, когда лошадь потащила ее дальше, бросил вслед: – Корова непонятливая!

Дон Джейд стоял у открытой двери в каморку с упряжью, украшенной зеленой тканью с пришпиленными к ней наградными лентами за победы в последних соревнованиях, и попивал диет-коку.

– И почему ты, Д. Д., до сих пор не нашел ни одной девчонки с мозгами? – громко спросил у него Ван Зандт.

– Это загадка? – спокойно осведомился Джейд.

Ван Зандт призадумался, не сразу поняв смысл, а потом рассмеялся:

– Да. Вопрос на засыпку.

Джейду явно не хотелось продолжать эту словесную дуэль. Он смотрел на меня. Я не отвела взгляда и протянула ему руку.

– Элль Стивенс.

– Дон Джейд. Вы дружите с этим типом? – спросил он, кивнув на Ван Зандта.

– Не ставьте этого мне в вину. Наша встреча была чисто случайной.

Джейд скупо улыбнулся уголком рта.

– Да, если представляется случай, уж наш Томас тут как тут.

Ван Зандт надулся:

– Я не жду, пока удача придет и постучит в дверь. Иду сам и вежливо ее приглашаю. А эта дама пришла увести у вас конюха, – показывая на меня, добавил он.

Джейд недоуменно поднял брови.

– Ту, хорошенькую. Блондиночку, – пояснил Ван Зандт. – Которая уволилась.

– Эрин, – уточнила Пэрис, выйдя из упряжной.

– Да, – подтвердила я, – но, кажется, кто-то меня опередил.

И опять никакой реакции. Глаз не отвел, не вздохнул, не посетовал, что девушка уехала. Ни-че-го.

– Мы тут с Элль решили организовать группу поддержки для людей без конюхов, – сострила Пэрис.

– А вам-то зачем понадобилась Эрин? – спросил Джейд. – Работник она не особенно опытный.

– Она работала хорошо, Джейд, – встала Пэрис на защиту. – Я бы взяла ее обратно, не думая ни минуты.

– Просто один мой знакомый прослышал, что ваша барышня собирается сменить место, – сказала я. – Теперь, после начала сезона, слишком привередничать не приходится, не так ли?

– Верно, верно. А у вас, Элль, есть здесь лошади?

– Нет, хотя вот Ван Зандт пытается этому помочь.

– Просто В., – поправил Ван Зандт. – Меня все так называют.

– А мне больше нравится З., – сказала я. – Буду звать вас З.

– Осторожнее с ней, Джейд, – расхохотался Ван Зандт. – Такая тигрица!

Джейд не сводил с меня глаз. Он смотрел под дурацкую шляпу, под модные шмотки, и я поняла, что его так просто не провести. Однако и мне не хотелось опускать глаза. От него исходил некий магнетизм, мощное поле, гудящее, будто электрический ток. Казалось, я чувствую это поле кожей. Интересно, умеет ли он им управлять – включать и выключать, ослаблять и усиливать? Наверное, умеет. В такой игре без сноровки не выжить.

Любопытно, не собралась ли я тягаться с ним?..

Не успела я ответить себе на этот вопрос, как забрезжила опасность куда более явная.

– Боже милостивый! Какой садист поставил мне урок на такое несусветное время дня?!

Владелец Звездного, Монти Хьюз III, для друзей и прихлебателей – просто Трей. Повеса из Палм-Бич. Беспутный, развратный пьяница. Моя первая несчастная любовь в пору мятежной юности, когда беспутные, развратные, пьяные повесы казались мне волнующе-романтичными.

За солнечными очками, несомненно, скрываются налитые кровью глаза. Шикарная седая стрижка а-ля Дон Джонсон небрежно растрепана ветром.

– И вообще, который теперь час? – с кривой усмешкой спросил он. – А день какой?

Он был под градусом или под кайфом. А может, и то и другое сразу. Как всегда. Уровень алкоголя в крови после стольких лет возлияний должен быть стабильно высоким. Трей Хьюз, весельчак и выпивоха, душа любой вечеринки!

Пока он шел к нам, я затихла и сжалась. Хотя узнает он меня вряд ли: последний раз мы виделись лет двадцать назад, я тогда была совсем девчонка, а термин «проспиртованные мозги» не означает хорошей памяти. Даже не могу сказать, знал ли он меня по имени, хотя, случалось, флиртовал со мною. Помню, тогда это страшно поднимало меня в собственных глазах, несмотря на то что Трей Хьюз не пропускал на своем боевом пути ни одной смазливой молодой мордашки.

– Пэрис, счастье мое, зачем они со мной так? – капризно спросил он, наклоняясь к ней и целуя в щеку.

– Ради конспирации, Трей.

Хьюз рассмеялся. Голос у него был низкий и хриплый от виски и непрерывного курения.

– Да уж… Когда-то я подозревал у себя манию преследования, а потом оказалось, я действительно всем нужен.

Он был одет для верховой езды – галифе, сорочка, галстук. Сумка через плечо. Точно такой, каким я запомнила его: красивый, пятидесятилетний, изнемогающий от скуки. Только, разумеется, тогда ему было тридцать. Теперь на его лице резче выделились складки, он рано поседел (фамильная черта). Когда-то, в незапамятные времена, он казался мне искушенным и смелым, теперь же – всего лишь жалким.

Наклонившись, Трей заглянул мне под шляпку.

– Я знал, что там кто-то должен прятаться. Меня зовут Трей Хьюз.

– Элль Стивенс.

– Мы знакомы?

– Нет, по-моему.

– Слава богу. Всегда говорил, что не забываю красивые лица. А из-за вас испугался, не начинаю ли стареть.

– Трей, твой мозг слишком пропитан спиртом, чтобы о чем-то забывать, – сухо проронил Джейд.

Хьюз и головы не повернул.

– Сколько лет всем объясняю: я пью из медицинских соображений. Вероятно, это наконец начало давать результаты. – Он еще раз посмотрел на меня и озадаченно нахмурился.

– А вы уверены?..

– Абсолютно. Я – лицо новое, – ответила я, чуть не рассмеявшись собственной шутке. – Слышала, вы потеряли лошадь? Как жаль Звездного…

– М-да, в общем… – промямлил он, неопределенно махнув рукой. – В жизни всякое случается. Верно, Донни?

Вопрос был с явным намеком, хотя на Джейда Хьюз так и не взглянул.

Тот пожал плечами.

– Неудачно вышло. Но таков наш бизнес.

C’est la vie. C’est la mort.

Такова жизнь. Такова смерть.

Во всяком случае, свое горе Джейд успешно скрывал.

– Да благословит господь страховую компанию! – воскликнул Хьюз, поднимая воображаемый бокал. – При условии, что им икнется.

И опять я услышала некий намек, к которому Джейд остался безучастен.

– Покупайте бельгийского коня, – вмешался Ван Зандт. – Потом будете говорить: Звездный? А кто это?

Хьюз рассмеялся:

– Как будто мало вам моего «Мерседеса»! Начинаете тратить мои деньги, не успели они попасть к вам в карман, В.?

– Зная вас, друг мой, это кажется мне разумнее всего.

– Все, что имел, вбухал в новую конюшню, – пояснил Хьюз. – Не конюшня, а дворец какой-то.

– Что хорошего в шикарной конюшне, где нет ни одной стоящей лошади? – хмыкнул Ван Зандт.

– Трей, в седло! – скомандовал Джейд. – Пока ты относительно трезв, я хочу успеть закончить урок.

– Черт побери, Д. Д., спиртное – единственное, что вливает в меня жизненные силы. Не могу я заниматься этим на трезвую голову. – Он оглянулся вокруг. – Эрин, персик мой! Будь хорошей девочкой, приведи моего благородного скакуна.

– Трей, Эрин здесь больше не работает, ты забыл? – заметила Пэрис, принимая у него сумку и вручая шляпу.

– Ах да, верно. Вы от нее избавились.

– Она ушла сама.

– Хм… – Трей рассеянно посмотрел вдаль и улыбнулся каким-то собственным мыслям. – Надо же, а ведь как будто только что видел ее. Солнце мое, неужто вы не могли уволить вместо нее ту засранку?

Пэрис округлила глаза:

– Садитесь на коня, Трей.

Она по-испански крикнула гватемальцу, чтобы привел серого, и все двинулись на выход. Только Джейд не тронулся с места, по-прежнему глядя на меня.

– Рад знакомству с вами, Элль. Надеюсь, мы еще здесь встретимся независимо от того, продаст вам В. лошадь или нет.

– Я в этом просто уверена. Вы меня заинтриговали.

– Летите, как бабочка на огонь?

– Вроде того.

Он пожал мне руку, и опять меня пронизал ток.

Компания неспешно брела к тренировочному кругу. Ван Зандт шел рядом с серым, нашептывая что-то на ухо Хьюзу, тот слушал его, накренясь в седле. Пэрис оглядывалась на отставшего Джейда.

Я направилась обратно к машине, страшно жалея, что некогда зайти домой принять душ – смыть с себя все это. Было в окружении Джейда что-то грязное, скользкое, гадкое, и пахнуть от них должно бы дурно; мне всегда казалось, что от змей должно дурно пахнуть. Я не хотела иметь с ними ничего общего, но поздно: махина уже пришла в движение, колеса завертелись. В голове знакомо гудело от нервного возбуждения. Знакомо, но не радостно.

Я слишком долго была не у дел. Жила одним днем, не зная, в какой из них решу, что прожила на день больше, чем следовало. Справится ли теперь моя голова с тем, что предстоит? А если не справится, жизнь Эрин Сибрайт повиснет на волоске…

Если у Эрин Сибрайт есть еще жизнь.

«Вы от нее избавились», – сказал Трей Хьюз. На первый взгляд вполне безобидное заявление. Словесный оборот. Притом в устах человека, не знающего твердо, какой нынче день. И все же как-то не по себе…

Я не была уверена, могу ли доверять своему чутью, если столько времени им не пользовалась. А вспомнить, к чему привело это доверие в последний раз… Последствия были хуже некуда.

Но на сей раз зло не в моих действиях. Зло – в бездействии. Бездействии матери Эрин Сибрайт и шерифа.

Кто-то должен что-то предпринять. Те, кого знала и с кем работала Эрин Сибрайт, проявили полное равнодушие, когда речь зашла о ней, и редкую беспечность, когда речь зашла о смерти.

 

6

По адресу Эрин, данному мне Молли, оказался гараж на три машины, который чей-то хозяйственный ум превратил в наемное жилье. Географически он находился в нескольких километрах от дома Сибрайтов в Бинкс-Форест, а во всех остальных отношениях – в абсолютно ином мире.

Бедный пригород, где утопаешь в грязи, стоит свернуть с главной дороги, а сточные канавы никогда не чистят. Странное соседство развалюх с новыми ухоженными домиками среднего достатка и мелкими конными фермами. Здесь к стволам деревьев прибивают любые объявления, от «Делайте деньги в собственном городе» до «Продаются щенята» и «Кузнечные работы, дешево».

Участок, где жила Эрин, весь зарос высокими соснами и щетинистыми чахлыми пальмами. Главный дом был выстроен в псевдоиспанском колониальном стиле середины семидесятых. Белая штукатурка от плесени стала серой. Двор был посыпан грязным песком и порос жухлой анемичной травой. На дорожке у дома притулилась, накренясь вбок, старая каштанового цвета «Хонда», вся в грязи и в каплях затвердевшей сосновой смолы. Похоже, на ней давно никуда не ездили.

Я подошла к двери и позвонила, надеясь, что среди дня никого дома нет. На сегодня я уже выполнила свою норму по общению с людьми и предпочла бы самостоятельно, без чьей-либо помощи, проникнуть в жилой гараж.

– Я у выхода в сад! – крикнул из-за угла скрипучий, словно проржавевший, голос.

Я обошла гараж. С тропинки в заросли нестриженой травы брызнули из-под ног маленькие коричневые ящерки-гекконы. За домом оказался непременный бассейн. В сетке от насекомых, натянутой над внутренним двориком, зияло несколько прорех, точно после удара гигантской когтистой лапы. Распахнутая настежь дверь покачивалась на сломанных петлях.

Возраст и фигура женщины, стоявшей на пороге, вряд ли внушила бы кому-либо желание увидеть ее в купальнике-бикини. Но именно такой купальник на ней и был. Складки дряблой кожи висели на согбенном теле, как наполовину сдутые кожаные мячи.

– Чем могу служить, детка? – спросила она.

Нью-йоркский выговор, широкополая шляпа и огромные солнечные очки а-ля Жаклин Кеннеди. Лет ей было под семьдесят, и шестьдесят восемь из них она определенно провела под солнцем. Кожа у нее была коричневой и пятнистой, как у ящериц, снующих по двору. Она курила сигарету и держала на поводках двух чудовищно жирных рыжих котов. При виде ее я ненадолго утратила дар речи.

– Ищу свою племянницу, – выговорила я наконец. – Эрин Сибрайт. Она ведь здесь живет?

Дама кивнула, бросила на землю окурок и затоптала его обутой в прозрачный шлепанец ногой.

– Эрин. Такая миленькая. Солнце мое, я ее уже дня два не видела.

– Да? И ее родные тоже. Мы уже начинаем волноваться.

Дама беспечно махнула рукой.

– Не стоит. Она, должно быть, у своего парня.

– У парня? Мы и не знали, что у нее есть парень.

– Вот новость! – язвительно откликнулась старуха. – Девочка, которая ничего не рассказывает родным. Впрочем, мне кажется, они скоро разбегутся. Я слышала, как они ругались во дворе как-то ночью.

– Когда именно?

– На прошлой неделе. Не помню. В четверг, а может, в пятницу. – Она пожала плечами. – Я ведь на пенсии. Что мне считать дни? Они все одинаковые. Помню только, что наутро вывела моих деток погулять, а кто-то расцарапал ключом весь бок автомобиля Эрин. Вообще-то у меня есть калитка, чтобы во двор не лазил кто попало, вот только мой лентяй сын все не соберется зайти починить ее. Мог бы побеспокоиться, вдруг меня изнасилуют и убьют. Думает, все ему достанется.

Хихикнув, она любовно взглянула на своих рыжих котов, которые весили, наверное, килограммов по двенадцать.

– А вы бы не позволили мне заглянуть к ней в комнату? – вкрадчиво спросила я. – Может, я хоть пойму, куда она уехала. Ее мать места себе не находит.

– Разумеется, – пожала плечами хозяйка. – Почему ж нет? Вы ей не чужая.

Всем бы нам таких квартирных хозяек! Неприкосновенность жилища? Какая еще такая неприкосновенность?

Она привязала котов к ручке разбитой сетчатой двери и направилась к фасаду гаража. Передняя стенка с заложенными старыми воротами была обшита вагонкой, и здесь теперь были две двери и два окна.

– Когда строили домик для гостей, я попросила сделать здесь две квартирки с отдельными входами, – пояснила женщина. – Ванная одна. Если сдавать, так получается выгоднее. Почти отдельное жилье. Семьсот пятьдесят в месяц.

Семьсот пятьдесят долларов в месяц за то, чтобы жить в гараже и пользоваться одной ванной неизвестно с кем…

– Кстати, меня зовут Ева, – прибавила она, поднимая темные очки на лоб. – Ева Розен.

– Эллен Стюарт.

– По фамилии и не скажешь, что вы с Эрин родня, – подмигнув, заметила Ева, открывая мне дверь в комнату.

– Это фамилия мужа.

Квартирка состояла из одной комнаты с тусклым линолеумом на полу. В один угол втиснулась малогабаритная кухонька: маленькая раковина, полная грязной посуды, по которой ползали полчища муравьев, двухконфорочная плитка, микроволновая печь, мини-холодильник. В глубине комнаты пряталась неубранная кровать. Других признаков того, что здесь кто-то живет, не было. Ни одежды, ни обуви, никаких личных мелочей.

– Похоже, она выехала, – сказала я. – Вы не видели, она не укладывала вещи в машину?

Ева вдруг резко обернулась ко мне, открыв рот. Сигарета прилипла к нижней губе и раскачивалась, грозя упасть.

– Нет! Про выезд мне никто ни слова не говорил. Да еще посуду грязную оставила! Селишь людей в приличные условия, а они с тобой вот как!

– А за последние несколько дней никто еще сюда не наведывался?

– Нет. Только та, другая. Толстушка.

– Джилл Морон? – догадалась я.

– Ну да. Противная она какая-то. Глазки эти маленькие… Я бы на такую моих деток ни за что не оставила.

– Она живет во второй комнате?

– Кто-то должен будет мне за это ответить, – пробормотала Ева. – Договаривались на сезон. Пусть деньги платят.

– А кто платит за квартиру?

– Чеки всегда привозит Пэрис. Очень хорошая девочка. Поверить не могу, чтобы она такое допустила.

Сердито пыхнув сигаретой, Ева шагнула к раковине и включила воду. В кране зашипело. Потом наконец потекла рыжая от ржавчины струйка.

– Не могут же люди выехать вот так, среди ночи, и думать, что платить не надо! Мой никчемный сынок одним хорош: он судебный исполнитель. Он всех знает.

Ева открыла дверь, и я следом за нею прошла через общую ванную на вторую половину гаража, которую занимала Джилл Морон. На полу кучей валялись мокрые полотенца, стенки душевой кабины пестрели рыжими пятнами ржавчины и черными – плесени.

– Эта еще здесь, – буркнула Ева. – Свинюшка. Поглядите, что она тут развела.

Впечатление было такое, будто в комнате только что закончился обыск, но, скорее всего, у девушки просто такая манера вести хозяйство. Повсюду глянцевые журналы и разбросанная одежда. На кофейном столике – пепельница с горой окурков. Я заметила на полу номер «Сайдлайнз», открытый на моей фотографии, и поспешно задвинула его ногой под диван.

– А в воскресенье вы дома были, миссис Розен?

– Мисс. Да, весь день.

– А вечером?

– По вечерам в воскресенье я хожу в тайский ресторанчик с моим другом Сидом. Я взяла карри из курицы. Такое острое! Потом несколько дней изжогой мучилась.

– А во сколько вернулись?

– А вот это не ваше дело!

– Мисс Розен, прошу вас, это может быть очень важно. Эрин пропала.

Она еще немного поломалась, затем склонила голову набок и повела плечиком.

– Сид – особенный друг, если вы меня понимаете. Домой я вернулась только в понедельник. Около полудня.

Значит, у Эрин было полно времени, чтобы собрать вещи – или чтобы кто-нибудь сделал это за нее.

– Она сбежала с парнем, вот что, – резюмировала Ева, докурив сигарету и сунув окурок в переполненную пепельницу. – Не в обиду вам будь сказано, племянница ваша из тех, кто носит майки в обтяжку и серьгу в пупке.

И это говорит семидесятилетняя дама в бикини!

– А про парня ее что можете сказать? – спросила я. – Какая у него машина?

– Я шестьдесят семь лет прожила в Куинсе. Что я понимаю в машинах?

Я задержала дыхание, чтобы успокоиться. Когда же я все-таки научусь дипломатии в разговорах с людьми?

– Меня интересует цвет, размер, особые приметы, которые я могла бы сообщить полиции.

– Кажется, черный. Или темно-синий. Я только один раз видела, и то ночью.

– А сам парень? Какой он из себя?

– Это что, допрос с пристрастием? – с притворным возмущением воскликнула Ева. – Или меня снимают в «Законе и порядке», а вы – окружной следователь, мисс?

– Мисс Розен, я просто волнуюсь из-за племянницы. Боюсь, вдруг с ней что-нибудь случилось. Она никому не говорила, что переезжает. Об этом ее парне тоже никто из родных не слыхал. Откуда нам знать, что она отправилась с ним по доброй воле?

Ева задумалась, на секунду в ее глазах блеснуло любопытство, но затем она с деланым равнодушием отмахнулась.

– Не разглядела я его. Услышала, что ругаются, выглянула в щелку жалюзи, но он стоял спиной ко мне.

– Как вам показалось, он высокий или не очень? Молодой или постарше?

Она пожала плечами.

– Роста среднего. Говорю же, спиной ко мне стоял.

– А человека, у которого работала Эрин, вы знаете? – спросила я.

– Какого еще человека? Я думала, она у Пэрис работает.

– Его зовут Дон Джейд. Средних лет, худощавый, очень симпатичный.

– Нет, не знаю. Знаю только Пэрис. Она такая милая, всегда находит минутку расспросить меня о моих детках. Наверно, и не знает, что Эрин сбежала, иначе сказала бы мне.

– Уверена, так оно и есть, – кивнула я. – А что-нибудь еще об этом парне можете сказать? Что угодно, мисс Розен.

Ева Розен покачала головой:

– Извините, милая. Я помогла бы, если б хоть что-нибудь знала. Понимаете, я ведь тоже мать. А у вас дети есть? – поинтересовалась она, с подозрением глядя на мою стрижку.

– Нет.

– С ними с ума сойдешь. А потом одни разочарования. Таков наш крест!

– Вы не слышали, Эрин называла своего друга по имени? – спросила я.

Ева задумалась.

– Может быть. Кажется, в ту ночь я слышала какое-то имя… Да. Что-то вроде как из мыльной оперы. Брэд? Тед?

– Может быть, Чед?

– Точно!

Господи, неужели Чед Сибрайт?..

Итак, запретная любовь. Интересно, повлиял ли этот шекспировский сюжет на изгнание Эрин из родительского дома. Вряд ли Брюс Сибрайт был в восторге от того, что его сын встречается с его же падчерицей, независимо от отсутствия между ними кровного родства. А если Брюс проявил неудовольствие, то и Кристал тоже…

Еще интересно, почему Молли не рассказала мне про Эрин с Чедом и вообще ни словом о существовании Чеда не обмолвилась. Может, подумала, что и я не пойму? Если так, она явно меня переоценивает. Мне слишком мало дела до ее сестры. Личная жизнь Эрин занимает меня исключительно в связи с ее исчезновением.

Я вернулась к особняку Сибрайтов. На дорожке перед домом Чед Трудолюбивый мыл свою черную «Тойоту». Такой стопроцентно американский мальчик в штанах хаки и белой футболке. Он мельком взглянул на меня и продолжал шлангом смывать с колесных колпаков мыльную пену.

– Хорошая машина, – заметила я, подходя к нему. – Ева Розен мне о ней рассказывала.

– Ева Розен? Это кто?

– Квартирная хозяйка Эрин. Очень, надо сказать, наблюдательная старушка.

Чед выпрямился, сразу забыв и о шланге, и о колесах.

– Прошу прощения, – вежливо сказал он, – не помню, как вас зовут…

– Елена Эстес. Я ищу твою сводную сестру.

– Как я уже говорил вам сегодня утром, мисс Эстес, я ее давно не видел.

– Странно, а Ева сказала, ты был у нее во дворе позапрошлой ночью. Кажется, она знает о тебе много интересного, Чед. О вас с Эрин.

Он пожал плечами, тряхнул головой и для полного сходства с Мэттом Дэймоном добавил обаятельную мальчишескую усмешку.

– Извините. Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Брось, Чед, – не отступала я. – Я же не вчера на свет родилась. Мне-то все равно, что у тебя там с Эрин. Если парень трахает сводную сестру, меня это ничуть не шокирует.

Он насупился, но промолчал.

– Поэтому Эрин ушла из дома, верно? – нажимала я. – Твой отец не желал мириться с тем, что вы делаете это у него под носом?

– Между нами ничего нет, – упрямо повторил он.

– Ева мне рассказала, что у вас вышла ссора той ночью, у нее во дворе. Что случилось, Чед? Эрин тебя бросила? Дай угадаю: как только ее мамочка и отчим перестали наблюдать за вами, ты стал ей неинтересен.

Чед смотрел в сторону, очевидно, решая, как вести игру дальше. Сказать правду, возмутиться, продолжать все отрицать, сохранять спокойствие? Сначала он явно выбрал последнюю из тактик, но мое тупое упорство уже начинало его доставать.

– Не знаю, кто вы такая, мэм, – сказал он, все еще сохраняя показное благодушие, – но вы не в своем уме.

Я прислонилась к капоту пикапа, скрестив руки на груди. Все-таки у меня был кое-какой опыт раскалывания таких вот мальчишек.

– На кого она тебя променяла, Чед? На папика постарше? Может, на шефа своего?

Чед молча выплеснул мыльную воду прямо на дорожку и понес ведро в гараж. Я пошла следом.

– Ладно, пусть у меня сдвиг по фазе. Может, ссора у вас вышла совсем по другому поводу. Судя по твоему утреннему похмелью, тусовки ты любишь. Эрин, насколько я слышала, тоже не прочь оторваться. И вот перед нею конно-спортивный центр, целый новый мир торговцев дурью и тех, кто уже подсел. Может, именно из-за этого вы и ссорились во дворе Евы Розен – из-за наркотиков?

Чед с грохотом поставил ведро на полку, где, как на витрине, были аккуратно рядом выстроены средства по уходу за автомобилем.

– Леди, у вас действительно сдвиг по фазе.

– Она хотела выбросить тебя из доли, сынок? Поэтому ты потом вернулся и попортил ей машину?

– Да что с вами? – вскипел Чед. – Почему вы вообще еще здесь? У вас что, ордер на арест есть?

– Не нужен мне ордер, Чед, – проникновенно сказала я, не спуская с него глаз. – Я не из тех полицейских.

Что я имела в виду, он не очень понял, но занервничал. Подбоченился, переступил с ноги на ногу и с опаской выглянул на улицу.

– Где Эрин? – спросила я.

– Говорю вам, не знаю. Я ее не видел.

– Как давно? С пятницы? С той ночи, когда вы поссорились? С той ночи, когда ты поцарапал ей машину ключом?

– Об этом я вообще понятия не имею. Расспросите ту толстую корову, с которой она работает, – буркнул Тед. – Джилл Морон. Она чокнутая. Вот ее и спросите, где Эрин. Может, она ее убила и съела.

– А откуда ты знаешь Джилл Морон? – поинтересовалась я. – Откуда знаешь вообще что-нибудь о людях, с которыми Эрин работает, если давно с ней не общаешься?

Парень промолчал и снова выглянул за дверь.

Попался! Приятно сознавать, что навыков не утратила.

– Из-за чего вы ссорились ночью в ту пятницу, Чед? – снова спросила я и стала терпеливо ждать, покуда он вымучит какой-нибудь ответ.

– Я ее бросил! – наконец выпалил он и отвернулся к полкам. – Мне неприятности ни к чему!

– Угу. Брехня это. Кто так делает – бросить девушку, потом вернуться и расцарапать ей машину? Смысла никакого, если только тебя самого не бросили.

– Я ей машину не царапал!

– Не верю.

– Ну, это уж ваша проблема.

– Не вижу, Чед, зачем бы тебе ее бросать. Эрин сорвалась с крючка у Брюса и Кристал, поскольку ушла из дома. Но ты-то по-прежнему мог доставать своего старика, продолжая с ней встречаться.

– О моей семье вы ничего не знаете!

– Ничего? – Я обвела взглядом гараж, где каждая вещь лежала на своем месте и было место для каждой вещи. – Папаша у тебя помешался на дисциплине. Правильно только то, что делает он. Его мнение – единственно верное. Все остальные в доме годны только для того, чтобы обслуживать его и соглашаться с его превосходством. Продолжать или хватит?

Чед метнулся обратно к машине и начал яростно тереть полотенцем засохшие на полировке капли воды.

– Он тебя сожрет, если ты не ототрешь эти пятнышки, верно, Чед? – спросила я, обходя следом за ним вокруг автомобиля. – Пятен на машине быть не должно. Что подумают соседи?! А представляешь, если они узнают про вас с Эрин? Позор какой – спутаться со сводной сестрой! Практически кровосмешение. Нашел ты у папочки любимую мозоль, а?

– Леди, вы меня злите!

Я не стала объяснять ему, что того и добиваюсь.

– Скажи мне то, что я хочу знать, и я уйду.

– Нечего тут говорить. Где Эрин, я не знаю, и мне наплевать!

– Не сомневаюсь; но посмотрим, что ты запоешь, когда тебе прижмут хвост. Потому что исчезновение Эрин может быть связано с наркотиками, и тогда твоего папочку вызовут на допрос. Тебе, наверно, понравится, если…

Чед развернулся ко мне, вскинув руки, будто я держала его на прицеле.

– Ладно! Ладно. Господи, ну вы и штучка, – выдохнул, тряхнув головой.

Я ждала.

– Ладно, – снова повторил он. – Да, Эрин и я раньше были вместе. Я думал, это что-то значит, но для нее это не значило ровно ничего. Она меня бросила. Вот и все. Вся история. Наркотики, темные дела и прочее здесь ни при чем. Понимаете? Она меня бросила!

Он передернул плечами и вяло, безвольно уронил руки, как будто признание вытянуло из него все силы. Мужское самолюбие – штука хрупкая, что в семнадцать лет, что в семьдесят.

– А она объяснила, почему? – негромко спросила я, отчего Чед напрягся еще больше. – Я не задала бы этого вопроса, но там, где работала Эрин, что-то произошло. И теперь неизвестно, куда она подевалась.

– У нее неприятности?

– Не знаю.

Чед подумал с минуту.

– Она сказала, у нее есть другой человек. Мужчина, как она выразилась. А я кто тогда, пацан двенадцатилетний? – Он негодующе тряхнул головой.

– А кто, сказала?

– Я не стал спрашивать. Мне-то какое дело? Я знаю, она на шефа своего запала, но ему ведь лет пятьдесят!

– Она не говорила, что куда-то собирается? Переезжать, менять работу?

Он покачал головой.

– А про то, чтобы поехать в Окалу, никогда не говорила?

– В Окалу? А зачем ей туда?

– Ее шеф говорит, что она уволилась и уехала в Окалу.

– Для меня это новость. Да нет, не может быть. Зачем ей это? Смысла никакого.

– Спасибо за информацию. – Я достала из кармана визитку со своим телефоном. – Если что-нибудь от нее будет, позвони, будь добр, по этому номеру и оставь сообщение.

Чед карточку взял и принялся вдумчиво читать.

Я вернулась в машину и с минуту посидела, оглядывая окрестности. Спокойно, уютно, дорого; позади дома – поля для гольфа. Американская мечта.

Я задумалась о Сибрайтах. Благополучные, успешные, но при этом нервные, беспокойные, раздираемые тайными обидами. Американская мечта в кривом зеркале…

Я поставила машину на улице перед школой и подумала, что даже в церковном хоре не чувствовала бы себя настолько не в своей тарелке, как здесь, среди мамашек. Из дверей посыпались детки, побежали кто к автобусам, кто к автостоянке.

Кристал Сибрайт видно не было, да я и не ожидала ее увидеть. Мне уже стало предельно ясно, что Молли – просто маленькая девочка, которая случайно живет в одном доме с Кристал. Молли сделала себя отрезанным ломтем – из чувства самосохранения, или из любви к детективным сериалам, или просто так вышло. Вероятно, она из своего угла наблюдала драмы и мятежи Эрин, ее конфликты с родителями и сознательно повернула в другую сторону, чтобы заслужить одобрение. Только у нее ничего не получилось.

«Странно, – подумала я, – моя младшая сестра была бы один в один Молли Сибрайт. Будь у меня младшая сестра». Мои родители меня удочерили и на том решили остановиться. Им и со мной одной забот хватало. Что ж, жалко. Еще одна девочка, учась на моих ошибках, могла бы стать в точности той дочкой, которую они с самого начала хотели.

Я вышла из машины и сразу увидела Молли. Она не заметила меня – шла, понурив голову, тащила за собой свой черный портфельчик на колесиках. Хотя ее окружали другие дети, она казалась совсем одинокой, погруженной в себя. Вышла из ворот, повернула к автобусу… Тут я окликнула ее. Она меня увидела, и ее личико озарилось тщательно сдерживаемой надеждой.

– Вы ее нашли?

– Нет, еще не нашла. Весь день задавала людям разные вопросы. Может быть, она в Окале.

Молли покачала головой.

– Она не уехала бы, не сказав мне ни слова. Хотя бы по телефону позвонила.

Я открыла перед ней дверцу автомобиля, предварительно оглядевшись: не запишет ли меня кто-нибудь в маньяки-педофилы. Нет, хоть бы кто обратил внимание, что ребенок садится в машину к незнакомой тетке!

– Эрин все тебе рассказывает?

– Да.

Я села за руль, завела мотор.

– А она тебе говорила, что у нее с Чедом?

Молли мгновенно отвела взгляд и даже как будто съежилась в кресле. Ей явно не хотелось отвечать на этот вопрос.

– Почему ты не рассказала мне про Чеда?

– Не знаю, – пробормотала она. – Я бы с удовольствием вообще не знала об его существовании.

«Или о том, что Эрин вдруг превратилась во взрослую женщину, – подумала я по пути к дому Молли. – Эрин – ее кумир, защита и опора. Если Эрин ее бросит, Молли останется совсем одна cреди неуравновешенных Сибрайтов».

– Чед был в пятницу ночью у Эрин, – сказала я вслух. – И они ссорились. Ты не знаешь, из-за чего бы?

Молли пожала плечами.

– Наверное, расстались.

– Почему ты так думаешь? Эрин нравился кто-то другой?

– Она влюблена в своего шефа, но он для нее слишком старый.

Ну, это как посмотреть… Судя по тому, что я уже узнала об Эрин, она вполне могла положить глаз на человека, годящегося ей в отцы. И если я правильно оцениваю факты, Джейд от нее тоже не отказался бы.

– А еще?

– Не знаю, – раздраженно ответила Молли. – Эрин любила кокетничать с парнями. Я на это внимания не обращала. И слушать не хотела.

– Молли, это очень важно, – сказала я, приближаясь к повороту в конце ее улицы. – Когда я задаю тебе вопросы об Эрин или о ком-нибудь еще, пожалуйста, отвечай только правду, всю как есть. Не проскакивай мимо того, что тебе не нравится. Понимаешь?

Молли нахмурилась, но кивнула.

– Ты должна мне верить, – добавила я и вдруг почувствовала, как ледяной страх пробрал меня до костей.

Молли подняла на меня спокойный, слишком мудрый для ребенка взгляд.

– Я ведь уже сказала, что верю.

И на сей раз я не спросила, почему.

 

7

Я стою сбоку от вагончика братьев Голем. Мне приказано терпеть, ждать, но я знаю: это решение неверное. Если я ворвусь туда первой, сразу, сейчас, то братья Голем у нас в кармане. Они думают, что все обо мне знают, и потеряли бдительность. А я три месяца продумывала, как и что. Я знаю, что делаю. Знаю, что права. Знаю, что братья Голем нервничают. Знаю, что имею право на этот штурм. Знаю, что лейтенант Сайкс здесь для показухи, чтобы покрасоваться перед репортерами, когда примчатся фургоны службы новостей. И чтобы убедить зевак голосовать за него на следующих выборах шерифа.

Он поставил меня сбоку от вагончика и велел ждать. Ни черта не соображает! Отмахнулся, когда я сказала, что боковой дверью братья пользуются чаще всего. Покуда Сайкс с Рамиресом следят за главным входом, братцы складывают денежки в мешок и готовятся улизнуть через боковой выход. Заляпанный для маскировки грязью джип Билли Голема стоит в сторонке. Для побега они наверняка возьмут внедорожник, а не легковой «Корвет», что поставлен на виду, у главного входа. Внедорожник где угодно пройдет.

Сайкс теряет драгоценное время. В фуре с братьями Голем еще две девчонки. Запросто могут стать заложницами. Но если я ворвусь туда сейчас, пока они не следят за входом…

К черту Сайкса! Иду, пока эти уроды не натворили дел. В конце концов, расследование веду я. И ясно понимаю, что к чему.

Включаю переговорник.

– Ждать глупо. Они вот-вот рванут к джипу. Я иду туда.

– Проклятье, Эстес… – Это Сайкс.

Выключаю передатчик и швыряю его в заросли сорняков за вагончиком. Расследование мое. И штурм тоже. Я знаю, что делаю.

Иду к боковой двери и стучу так, как стучат все клиенты братьев Голем: два раза – один – еще два.

– Эй, Билли, это Элль. Мне надо.

Билли Голем распахивает дверь. Под кайфом, взгляд остекленевший, покушал собственной стряпни – метадона высшей очистки. В руке пистолет.

И тут громко хлопает передняя дверь.

Одна из девушек кричит. Проклятье!

– Легавые! – орет Бадди Голем.

Билли Голем целит прямо мне в лицо. Я делаю последний судорожный вдох…

Внезапно он резко поворачивается и стреляет. Грохот оглушительный. Пуля попадает Гектору Рамиресу в лицо и выходит из затылка, забрызгав стоящего сзади Сайкса кровью и ошметками мозга.

Картинка медленно померкла перед глазами, и вместо нее постепенно возникли очертания здания, где я когда-то работала.

Управление по борьбе с преступностью округа Палм-Бич ютилось на пятачке земли возле Лейк-Лайтал-парка. В комплекс входила приемная шерифа, отдел судмедэкспертизы, морг, окружной суд и тюрьма. Все для нарушителей закона и их жертв – в одном флаконе.

Я сидела в машине на автостоянке и смотрела на домик, где помещалась приемная шерифа. В животе противно ныло. Я очень давно не входила в эти двери. В глубине души я была уверена, что здесь все узнают меня с первого же взгляда и что все без исключения питают ко мне лютую ненависть. Хотя разум подсказывал мне, что это неверно. Вероятно, помнит и ненавидит меня только половина.

Минутная стрелка мерно двигалась к концу смены. Если не поймать Джеймса Лэндри сейчас, придется ждать до завтра. А я хотела освежить в его памяти имя Эрин Сибрайт, чтобы ночью ему было о чем подумать вместо сна.

На ватных ногах я подошла к дверям. Заключенные в темно-серых робах убирали территорию под надзором чернокожего охранника в камуфляжных штанах, черной майке и сдвинутой на темя армейской шляпе хаки. Он трепался с двумя полицейскими, курившими на тротуаре. Никто из них не повернул головы в мою сторону.

Я прошла внутрь, к вахте. Никто не назвал меня по имени, не набросился с кулаками. Наверное, дело в стрижке.

За пуленепробиваемым стеклом сидела дежурная – круглолицая барышня с семисантиметровыми багровыми ногтями и огромной, как у Медузы Горгоны, копной черных косичек.

– Мне нужно поговорить с детективом Лэндри, – сказала я.

– По какому вопросу, мэм?

– Заявить об исчезновении.

– Ваше имя?

– Елена Эстес.

Реакции никакой. Ни улыбки, ни яростного вопля. Я ее не знаю, она меня тоже. Дежурная вызвала по телефону Лэндри, а меня попросила присесть и подождать. Но я осталась стоять, скрестив руки на груди, еле дыша, не спуская глаз с выхода на лестницу. Прошел, наверно, целый час, прежде чем тяжелая серая дверь открылась.

– Мисс Эстес?

В качестве приглашения Лэндри придержал передо мной дверь.

Он был крепко сбитый, атлетически сложенный, лет сорока с небольшим, весь какой-то страшно аккуратный. В четыре часа дня рубашка его еще топорщилась от крахмала. Черные с сильной проседью волосы острижены по-военному коротко. Взгляд как у орла: пристальный и чуть презрительный. Хотя, возможно, последнее – лишь мой параноидальный домысел.

Из семнадцати следователей отдела краж и убийств я знала нескольких, самых загруженных, но с Лэндри знакома не была. Спецы по наркотикам обычно держатся – или их держат – обособленно, и с остальными следователями они пересекаются только при выезде на трупы.

Не разговаривая, мы поднялись по лестнице на второй этаж. За стеклом в общей приемной отдела краж и убийств не было ни души. Лэндри сам открыл дверь магнитной карточкой.

В просторном, пустоватом кабинете стояло несколько стальных столов; из присутствующих – ни одного знакомого лица. Обращенные на меня глаза были безразличными, цепкими и холодными. Глаза полицейских. У всех у них взгляд одинаковый – независимо от места работы и служебного положения. Взгляд человека, который никому не доверяет и всех подозревает. Что они подумали, я не знала. Отметила лишь, что некоторые взгляды задержались на мне слишком долго.

Лэндри указал мне на стул рядом со своим столом, и я села. Он тоже сел, разгладил ладонью галстук, включил компьютер и водрузил на нос очки.

– Я – следователь Лэндри, – быстро стуча по клавишам, сказал он. – Как я понимаю, вы пришли заявить об исчезновении человека?

– Об ее исчезновении уже заявлено. Эрин Сибрайт. Два дня назад с вами беседовала сестра пропавшей, Молли Сибрайт. Она сказала мне, что вы были с ней грубы, высокомерны и ничем не помогли.

Еще одна глава из книги Елены Эстес «Как заводить дружбу и оказывать влияние на людей».

Лэндри снял очки и снова окинул меня профессионально-цепким взглядом.

– Та девочка? Но ей всего двенадцать лет.

– Это как-то влияет на тот факт, что ее сестра пропала?

– Мы не принимаем заявлений от детей. Я говорил по телефону с ее матерью. Она ни о чем заявлять не хотела. И сказала, что ее дочь не пропала.

– А может, она ее убила, – предположила я. – И вы не будете искать ее, потому что убийца не хочет писать заявление?

Лэндри сдвинул брови.

– У вас есть основания думать, что ее убила мать?

– Нет. Я вообще так не думаю. Но ведь вы же не были в этом уверены, а девочку прогнали.

– И вы пришли выяснять со мной отношения? Вы что, не в себе? Вам-то какое дело до этих людей? Они ваши родственники?

– Нет. Просто Молли – мой друг.

– Ей двенадцать лет!

– Она попросила меня о помощи. Я, к вашему сведению, верю, что у нее есть основания считать, будто ее сестра пропала.

– А это почему?

– Потому что ее сестра пропала. С воскресенья она не дает о себе знать.

Я поведала Лэндри сагу о Доне Джейде и смерти Звездного. Лэндри явно на меня злился. Воздух вокруг него прямо-таки гудел от раздражения. Ему не нравилось, что я делала за него его работу, пусть даже, по его мнению, никакой работы ему делать было не надо. Полицейские свято блюдут свою территорию.

– Вы полагаете, что девушку убили из-за дохлой лошади? – произнес он таким тоном, будто большей нелепицы в жизни не слыхивал.

– Людей убивают из-за пары ботинок, – возразила я. – Из-за того, что повернули не на ту улицу. Кстати, этот дохлый конь стоит четверть миллиона страховых. Лично мне нетрудно поверить, чтобы кто-то ради такой суммы решился прибегнуть к насилию, а вам?

Лэндри нахмурился.

– Тренер говорит, что девушка уволилась и переехала в Окалу.

– Тренер, который, вероятно, и распорядился убить коня, а с покупки следующего получит хороший барыш.

– А вы знаете, что она не уезжала в Окалу? – спросил Лэндри.

– Нет. Но мы этого так и не узнаем, если не искать. Вы могли бы связаться с Окалой, позвонить дежурному по городу, или комиссару полиции, или кто там у них есть.

– И что я им скажу? Что эта девушка, возможно, переехала туда и устроилась на работу? Ей восемнадцать лет. Она имеет право делать все, что ей приспичит.

– Вышлите им номера ее автомобиля.

– Зачем? Он в угоне?

Я встала. Злоба во мне клокотала посильнее, чем в нем, и я была рада, что по моему лицу он этого не поймет.

– Ладно, Лэндри. Я вижу, вам плевать, что девушка пропала, да и умри она, вы не почесались бы. И махинации с сотнями тысяч долларов вас тоже не колышут. Непонятно только, чего ради тогда я плачу налоги.

– Обман страховой компании не считается обманом, покуда сама страховая компания этого не признает. А девушка не считается пропавшей, если ей восемнадцать лет, она по своей воле поменяла место жительства, и ее родные не заявляют об ее исчезновении.

– Родные об ее исчезновении заявили. Это сделала ее сестра Молли. Иначе, по вашим словам, выходит – если Эрин ушла из родительского дома и живет одна, то заявлять об ее исчезновении некому, кроме нее же самой. Получается нелепо. Вы готовы допустить, чтобы с этой девушкой случилась любая беда, потому что ее мать – безмозглая эгоистка, которая будет только рада отделаться от дочери… Впрочем, кажется, я понимаю, – саркастически прибавила я. – Это отняло бы у вас час-два бесценного рабочего времени, посвященного расследованию карманных краж. Надо ведь пару раз поднять трубку и позвонить, задать несколько вопросов, выверить и сопоставить факты…

Лэндри тоже встал, медленно багровея. Теперь все в комнате смотрели на нас. Краем глаза я заметила даже, что из соседнего кабинета вышел один из сержантов. В дальнем углу отчаянно звонил телефон.

– Вы что, хотите рассказать мне, как делать мою работу, Эстес?

– Лэндри, я вашу работу делала. Это не так уж трудно.

– Да? Что-то не замечал, чтобы вы и сейчас здесь работали. Почему бы?

Телефон перестал звонить. Тишина в комнате стояла мертвая – как в открытом космосе. В голове у меня теснилось с полдюжины верных ответов, но ни одного из них я не произнесла вслух. Для присутствующих, да и для меня самой, в расчет принимался лишь один ответ: я больше не работаю здесь, потому что по моей вине один из наших – один из них – был убит. Этого ничем не перешибешь.

В конце концов я кивнула и спокойно сказала:

– Ладно. Ваша взяла. Призовой выстрел в тире достается Лэндри. Я подозревала, что на вас надеяться нечего, и не ошиблась. Но Эрин Сибрайт пропала, и кто-то должен этим заняться. Если не вы, значит, я. Только если в результате девушка погибнет, потому что я не смогу найти ее так быстро, как нашли бы вы, это будет на вашей совести, Лэндри.

– У вас здесь все в порядке? – подходя к нам, поинтересовался сержант. – Ах, вот оно что! – сказал он, останавливаясь передо мною. – То-то я смотрю… Эстес, и хватило же вам наглости прийти сюда!

– Извините. Не знала, что теперь с преступностью борются только по приглашениям. Вероятно, мое затерялось на почте.

Обратный путь до двери показался мне гораздо длиннее. Ноги были как будто свинцом налиты, руки тряслись. Я вышла из кабинета, по коридору доплелась до туалета, нависла над унитазом, и меня стошнило.

Прошло еще несколько минут. Я привалилась к стене кабинки, закрыла глаза и спрятала горящее лицо в ладонях. Вся в поту, еле дыша. Измученная. Но все-таки я была жива – и в прямом, и в переносном смысле слова. Я раздразнила львов в их логове – и уцелела. Наверное, можно гордиться собой.

Я вышла из кабинки, умылась и постаралась сосредоточиться на своей маленькой победе. Сегодня ночью Джеймсу Лэндри непросто будет выкинуть из головы Эрин Сибрайт – хотя бы потому, что я прилюдно задела его самолюбие. Если в результате сегодняшней перепалки он сделает хотя бы один телефонный звонок, который сдвинет дело с мертвой точки, значит, я мучилась и ломала себя не зря.

Выйдя на улицу, я вяло задумалась, не честолюбие ли мною движет. Но, поскольку очень давно уже его у себя не наблюдала, точно определить не смогла.

 

8

В отличие от меня, Шону по-прежнему нравилось шокировать свою добропорядочную семью, появляясь на благотворительных балах, где зимой сосредоточена вся светская жизнь Палм-Бич. Эти балы потрясают неумеренной роскошью и стоят примерно столько же, сколько собирают на разные благие цели, но зато всем весело. Можно продемонстрировать платья и украшения от лучших домов моды, последние достижения косметической хирургии, общественное положение, повадки и уловки баснословно богатых людей. На что у меня, хоть я сама и выросла в этом мире, никогда не хватало терпения.

Шона я нашла в гардеробной (размером побольше спальни в обычном доме). Он был в смокинге от Армани и завязывал галстук-бабочку.

– Какая у нас нынче болезнь? – спросила я.

– Начинается на «п».

– Паралич?

– Паркинсон. Последний писк моды среди известных людей. Публика валом повалит, вот увидишь.

Шон застегнул пиджак и залюбовался собою в трюмо. Облокотившись на мраморный подоконник, я наблюдала, как он прихорашивается.

– Когда-нибудь список приличных болезней подойдет к концу.

– Я уже пригрозил маме, что в следующий раз устрою бал в пользу больных генитальным герпесом, – кивнул Шон.

– Господь свидетель, половина Палм-Бич внесла бы свою лепту.

– А другая половина приобщилась бы на ночных тусовках после бала. Хочешь быть моей дамой?

– В смысле герпеса?

– В смысле бала, Золушка. Твои родители точно там будут. Двойной скандал – двойное удовольствие.

Идея увидеться с матерью и отцом привлекала меня еще меньше, чем поход в полицию: из встречи с Лэндри, по крайней мере в перспективе, может выйти что-нибудь полезное.

Мать пару раз навещала меня, когда я лежала в больнице, исполняя материнский долг при полном отсутствии материнского инстинкта. В свое время она решилась на удочерение по причинам, бесконечно далеким от любви к детям. В ее жизни я была мелкой деталью, как сумочка или комнатная собачонка. И, как собачонку на поводке, меня всякий раз одергивали, стоило мне переступить границу дозволенного: отец тут же грозился лишить меня наследства. Мое вторжение в их жизнь его совсем не радовало. Я была ударом по его самолюбию, постоянным напоминанием о неспособности зачать собственных детей. И это лишь раздувало огонь моего неповиновения.

С отцом я не общалась уже более десяти лет. Наследства он меня лишил-таки, когда я бросила колледж и пошла работать в полицию. Какое оскорбление для него! Просто плевок в лицо. И еще – прекрасный повод разорвать отношения, которым вообще-то положено быть нерушимыми. Мы оба дружно за него ухватились.

– Ой, извини, – я широко развела руками. – Для такого случая я не одета.

Шон смерил критическим взглядом мои старые джинсы и черную водолазку.

– А куда подевалась та красавица, которую я видел нынче утром?

– Целый день доводила разных людей до бешенства.

– По-твоему, это правильно?

– Увидим. Если долго давить прыщи, какой-нибудь точно вылезет.

– Как прозаично!

– Ван Зандт заходил?

Шон закатил глаза.

– Солнце мое, из-за таких, как Томас Ван Зандт, я и живу за закрытыми воротами. Если и заходил, я ничего об этом не знаю.

– По-моему, он слишком занят попытками развести Трея Хьюза на несколько миллионов.

– Хочет продать ему лошадей? Не думаю, что у него что-нибудь получится. Хьюзу деньги нужны. Ты видела, какую он строит конюшню? Просто Тадж Махал местного значения.

– Что-то слыхала.

– Пятьдесят стойл с лепными сводами, с ума сойти! Четыре квартиры для конюхов на втором этаже. Крытая арена. И большая площадка для скачек.

– А где?

– Десять акров элитной земли в том новом районе рядом с Гран-При-Виллидж. Фэйрфилдс.

– Фэйрфилдс? – изумленно переспросила я.

– Да, – кивнул он, поправляя крахмальные манжеты и снова оглядывая себя в зеркале. – Роскошно до неприличия. Его тренеру будут черной завистью завидовать все жокеи Западного побережья. Дорогая, мне пора.

– Погоди. Но такое место должно стоить немыслимых денег! Трей действительно может безболезненно потратить такую часть своего капитала?

– Абсолютно. Мать отписала ему практически все имущество Хьюзов.

– Салли Хьюз умерла?

– В прошлом году. Свалилась с лестницы у себя дома и расколола череп. Во всяком случае, так говорят. Надо чаще встречаться со старыми соседями, Эл, – ворчливо заметил он, чмокнул меня в щеку и отбыл.

Фэйрфилдс. Только сегодня утром Брюс Сибрайт собирался заключать сделку в Фэйрфилдс.

Совпадений я не люблю и не верю в них. Точнее, не верю в их случайность. В колледже я как-то забрела на лекцию некоего современного светила, который утверждал, что жизнь на самом первичном, молекулярном уровне есть энергия. Все наши поступки, мысли, эмоции можно свести к чистой энергии, которая управляет нами, ищет новых путей, сталкивается с энергиями других людей в наших крохотных мирках. Энергия притягивает энергию, намерение становится силой природы, и никаких совпадений не может быть по определению.

Мне очень хотелось уверовать в эту теорию, но потом я поняла: тогда придется принять, что в жизни не бывает ничего случайного или нечаянного. И я решила лучше ни во что не верить.

Учитывая, с какими людьми была по жизни связана Эрин Сибрайт, ничего хорошего с нею сейчас происходить не могло. Мать, похоже, вообще не знала, у кого работала Эрин, и в это мне верилось легко. Пусть бы даже у самого дьявола – Кристал было все равно, лишь бы только из-за этого не покачнулся ее собственный мирок. Возможно, она вообще предпочла бы не помнить о том, что Эрин ее дочь. А Брюс Сибрайт? Знаком ли он с Треем Хьюзом? Если да, то знает ли он Джейда? А если знаком с обоими или хоть с одним, как вписывается в эту картину Эрин?

Скажем, Брюс хотел выставить Эрин из дому за шашни с Чедом. Если он знает Хьюза – а через Хьюза связан с Доном Джейдом, – возможно, он сам устроил ее к Джейду, чтобы таким образом убрать с глаз долой. Другой, куда более важный вопрос – было ли Брюсу дело, что€ станется с Эрин после того, как она перестанет жить в его доме? И если было, то в каком смысле – в хорошем или плохом? Что, если он хотел избавиться от нее на всю жизнь?

Такими-то мыслями и вопросами я заняла свой вечер. Мерила шагами домик для гостей, грызла ногти – вернее, то, что от них осталось. Из колонок лился негромкий, спокойный джаз – неподходящий музыкальный фон для тех сценариев, что я проигрывала в уме.

Тратить день на поездку в Окалу не хотелось: я нутром чуяла, что толку от этого не будет. В конце концов я решила, что утром позвоню в тамошнее сыскное агентство и дам всю необходимую информацию, вкупе с инструкциями. Если Эрин работает на ипподроме Окалы, через день, самое большее через два мне об этом сообщат.

Идиот. Надеюсь, он сейчас мается без сна.

Было за полночь, а у меня тоже сна ни в одном глазу. Вот уже сколько лет я не спала ночами – отчасти из-за склада характера, отчасти из-за не прекращающейся после травмы глухой боли. Впрочем, меня ничуть не заботило, как влияет недосып на мое физическое и психическое здоровье. Наплевать. Я привыкла. По крайней мере сегодня меня не мучили мысли о допущенных ошибках и о том, чем за них придется платить.

Я схватила куртку и вышла из дома. Ночь была прохладная, к Уэллингтону через Эверглейдс гнало грозу. Вдали, на востоке, среди туч посверкивали молнии.

Я проехала мимо роскошных конюшен Гран-При-Виллидж, развернулась и нашла каменные парадные ворота Фэйрфилдс. На табличке значился общий план владения, разделенный на восемь участков площадью от пяти до десяти акров. Три из них с пометкой «Продано». Гарантировалась утонченная красота ландшафта для эксклюзивных конно-спортивных сооружений, а по всем вопросам предлагалось обращаться в компанию «Грифон».

Каменные столбы уже были возведены и сторожка построена, однако железные ворота еще предстояло установить. Я медленно ехала по извилистой дорожке. Фары выхватывали из темноты заросли сорняков и кустарника. На двух стройках ярко горели прожектора. Даже глубокой ночью я без труда определила, какой из двух участков принадлежит Трею Хьюзу.

Конюшню уже поставили. Ее силуэт напоминал портфель для документов – огромный двухэтажный прямоугольный параллелепипед вытянулся вдоль дороги, щеголяя своей величиной. Он ярдов на тридцать отстоял от проволочной изгороди. Ворота были заперты на цепь.

Я подъехала вплотную к воротам и остановилась, стараясь разглядеть как можно больше. В свет фар попал кусок бульдозера, комья глины, кучи выкопанной земли. Рекламный щит перед конюшней гордо гласил, что строительная компания возводит имение «Везучий паршивец». Потрясающее остроумие!

Стоимость участка я могла определить только приблизительно. Десять акров земли вплотную к ипподрому – удовольствие недешевое, а то, что строит на этой земле Трей Хьюз, выльется в два, возможно, три миллиона за одни стены. Как и в Гран-При-Виллидж, в Фэйрфилдс жилых домов не планировалось: у владельцев конюшен шикарные коттеджи в Поло-клубе или на острове. Семейство Хьюз владело участком с видом на море на Блоссом-Вей, рядом с пафосными купальнями Палм-Бич и теннисным клубом. У самого Трея в то время, когда я с ним еще общалась, был особняк в Поло-клубе. Теперь ему принадлежало все, благодаря тому, что Салли Хьюз неудачно оступилась на лестнице.

Действительно, везучий паршивец! Отделаться от женщины, которую он называл не иначе, как Мать-Правительница, получить неограниченный доступ к баснословному состоянию ценой одного простого падения. Эта мысль извивалась у меня в мозгу, как змея.

После разговора с Шоном я вышла в Интернет, чтобы найти любые упоминания о гибели Салли Хьюз, и не нашла ничего, кроме некролога. Ни слова о расследовании.

Впрочем, откуда бы ему взяться?

«Как неосмотрительно пропустить такое в газету!» – сказала бы моя мать. В наших краях в газетах печатают светскую хронику и объявления. А таким грязным вещам, как смерть и полицейские расследования, там не место. Газету, которую читает моя мать, печатают на глянцевой бумаге, типографской краской такого качества, чтобы не запачкала невзначай руки читателей. Чистота – залог успеха. В том числе и чистота содержания.

«Пост» – городская газетка Уэст-Палм-Бич, где живут люди попроще, – сообщала, что Салли Хьюз умерла у себя дома, в возрасте восьмидесяти двух лет.

Как бы то ни было, в результате Трей Хьюз стал настоящим золотым гусем. И, разумеется, всегда находились люди, готовые сделать ему маленькое одолжение – например, помочь избавиться от скакуна с чудесным характером, но без особых талантов. Неважно, сколько у Трея денег сейчас. Четверть миллиона долларов лишними не бывают.

Возглавлять список таких благодетелей, несомненно, должен Дон Джейд. Какая завидная участь для него – да и для любого другого тренера – войти в такую конюшню, сразу же вернуть себе вес и всеобщее уважение, приманить еще больше клиентов с бездонными карманами.

Интересно, почему нынче утром я почувствовала между ними такое напряжение? Ведь Трей Хьюз может теперь позволить себе нанять любого, самого успешного известного тренера. Почему он якшается с Доном Джейдом, чья репутация основана скорее на скандале, чем на успехе? Впрочем, еще – на способности выходить сухим из воды после любых грязных дел…

Так или иначе, положение у Дона Джейда отличное. Следовательно, многие должны завидовать ему черной, лютой завистью.

Я тут же подумала про Майкла Берна. Мне удалось выяснить, что он выступал на Звездном до Джейда, но на соревнованиях показывал весьма скромные результаты. Затем скакуном занялся Джейд. Прибрал к рукам и коня, и хозяина, и конюшню типа Тадж-Махал. Неудивительно, что Берн озлился. Он не просто потерял какие-то деньги, когда Звездного вывели из его конюшни. Потерял он пропуск в знатную кормушку.

Он не просто, как выразился Ван Зандт, конкурент Джейда – он враг.

А враг может стать ценным источником информации.

Я вернулась к конно-спортивному центру. Ночью можно спокойно облазить все, не беспокоясь, что меня увидит кто-нибудь из присных Джейда. Я хотела найти конюшню Берна. Если удастся раздобыть ее телефон, можно будет назначить встречу там, где никто из компании Джейда нас не застукает.

Из будки на проходной вышел несчастный заспанный вахтер.

– Очень поздно, – с сильным акцентом произнес он.

Я горестно вздохнула:

– Ага, расскажите мне об этом. У нас там лошадь заболела, а мне выпало дежурить ночью, как и вам.

– А, вот что, – кивнул он. – Понял. Сочувствую. Удачи, мисс.

– Спасибо.

Он не удосужился спросить, как меня зовут или из какой конюшни эта несуществующая лошадь. У меня был пропуск на стоянку и правдоподобная история. Вполне достаточно.

Я опять поставила машину у задних ворот, не желая привлекать к себе лишнего внимания. С фонарем в руке и пистолетом за поясом джинсов я пошла по проходу между конюшнями-палатками, ища табличку с именем Майкла Берна и надеясь не наткнуться на чьего-нибудь конюха или охранника, совершающего обход. Если повезет, найду коней Берна неподалеку от Джейдовых. Если же удача не на моей стороне, мне придется обойти сорок конюшен.

Надвигалась гроза. Ветер крепчал, крыши палаток надувались пузырем и хлопали, беспокоя животных. Прикрывая фонарь ладонью, я осторожно читала таблички с именами владельцев и телефонами экстренной помощи и все же напугала нескольких коней. Они заметались в тесных денниках, закатив глаза от ужаса. Остальные тихонько ржали, выпрашивая лакомство.

С запада налетел порыв ветра, зашумел в кронах деревьев. Над головой пророкотал гром. Проходя мимо палатки номер двадцать два, я вдруг услышала, как скрипнули дверные петли, а потом раздался какой-то резкий, отчетливый звук, который я не могла объяснить, покуда не случилось вот что.

Подобно духу из потустороннего мира, прямо на меня по проходу между палатками понесся огромный призрачно-серый конь. Не успела я среагировать, как он наскочил на меня и отбросил назад. Теперь только бы успеть откатиться прочь с его дороги, только бы ноги не подвели… Правая щиколотка зацепилась за колышек палатки, и я с грохотом повалилась наземь. Попыталась прикрыть голову, свернуться в клубочек, каждой клеточкой тела готовясь к страшному удару подкованных сталью копыт, к тому, что сейчас полтонны живого веса обрушится на мою хилую плоть и хрупкие косточки. Но серый перескочил через меня и ускакал в темноту.

Поднявшись на ноги, я шагнула обратно к палатке, но тут выбежала еще одна лошадь – черная, с белой звездочкой на лбу – и с громким ржанием помчалась следом за серым. Я едва успела уклониться от копыт.

Шлепок по крупу, вот что я тогда услышала! Звонкий шлепок ладонью по конскому крупу.

Я побежала в палатку. Там творился страшный переполох, лошади бились и метались в стойлах. Хлипкие перегородки из трубок и холстины ходили ходуном и жалобно скрипели. Стены палатки сотрясали порывы ветра. Я закричала, надеясь, что преступник испугается разоблачения и обратится в бегство.

Еще одна лошадь выскочила из открытого денника, увидела меня, всхрапнула и промчалась мимо, отбросив меня к двери соседнего стойла. Потом распахнулась и эта дверь, толкнув меня в спину, и я упала на колени. Из стойла за моей спиной, брыкаясь, как необъезженный мустанг на родео, выскочил конь, с низким храпом шарахнулся в мою сторону, и я только услышала, как копыто со свистом рассекло воздух в миллиметре от моего виска.

Не успела я шевельнуться, как душная вонючая темнота окутала голову и верхнюю часть тела и меня бросило вперед, в денник. Я попыталась стянуть с себя попону, но не могла поднять рук. Нахлынула дурнота, голова кружилась, я зашаталась, оступилась и упала на одно колено. И тут что-то сзади коротко и сильно ударило меня по спине – настолько сильно, что из глаз посыпались искры.

От третьего удара я повалилась ничком и затихла. Воздух врывался в гортань жгучими, резкими толчками, не наполняя легких. В голове гудело, ничего больше я не слышала и только думала – успею ли узнать, что происходит, до того, как погибну под копытами следующей лошади. Я попыталась подняться, но не смогла – сигнал терялся где-то на полпути от мозга к нервным окончаниям. Зато спину пронзила такая боль, что я задохнулась, закашлялась. Мне не хватало воздуха, но вздохнуть полной грудью я тоже не могла.

Прошла минута. Ни одна больше лошадь не пробежала мимо. И вилами в спину больше не били. Видимо, тот, кто напал на меня, сбежал, а я осталась одна совершенно не в том месте и абсолютно не в нужное время. Лошади бегают на свободе. Если сейчас кто-нибудь вломится в конюшню и найдет меня…

Собрав остатки сил, я все-таки стащила с головы попону и, хватая ртом воздух, кое-как поднялась на ноги. Казалось, земля ходит подо мною ходуном, но мне тем не менее удалось добрести до выхода из палатки.

Фонарь валялся на земле – там, куда упал, когда меня сшибла первая лошадь, – и его свет желтым лучом разрезал темноту. Лошади скакали по расчищенному участку под склоном, некоторые метались между палатками. Ветер дул все сильнее, и уже падали первые тяжелые капли дождя. Я услышала вдали чей-то крик. Пора сваливать.

Я схватила фонарь, и его луч высветил надпись:

«В случае необходимости звонить Майклу Берну…»

– Не двигайтесь! Бросьте фонарь!

Голос раздался у меня за спиной, и одновременно мощный луч света ударил мне в плечо.

– Я услышала шум, – полуобернувшись, сказала я. – Кто-то открывал двери денников.

– Правильно, – язвительно заметил человек. – И я даже знаю кто. Бросайте фонарь, ну!

– Это не я, – возразила я, поворачиваясь лицом к нему. – Я пыталась его задержать. Вот, у меня синяки.

– Леди, я еще раз повторять не стану. Бросайте фонарь!

– Я хочу видеть, кто вы. Откуда мне знать, что вы не тот, кто это сделал?

– Я охранник.

Это меня ничуть не успокоило. Договор об охране ипподром заключал с частными фирмами, которые работникам платили мало, а потому нанимали кого попало. Я пыталась его рассмотреть, но свет фонаря слепил мне глаза. Впрочем, пистолет в его руке я увидела сразу.

– Это что, по форме положено? – спросила я.

– Мне – положено. – Он повел дулом в мою сторону. – Хватит вопросов. Выключите свет и отдайте фонарь. Пошли.

Я повиновалась, искренне желая поскорее выбраться на открытое место, где вокруг точно есть другие люди. Даже подумала, не рвануть ли туда сию минуту, но решила этого не делать. Не надо, чтобы потом мой портрет и приметы поместили на первых страницах газет. И выстрел в спину схлопотать тоже неохота.

За стенами палатки перекрикивались люди, ржали кони. Я слышала перестук копыт по утоптанной грунтовой дороге. Охранник препроводил меня к тележке для гольфа, стоявшей у палатки номер 19 – конюшни Джейда.

Интересно, сколько времени он здесь стоит? И трудно ли подкупить такого парня, как этот, чтобы отпер несколько денников? Ночная грошовая работа по охране лошадей, которые стоят больше, чем средний человек заработает за всю жизнь, вполне может изменить представления о добре и зле.

Я скользнула на пассажирскую половину передней скамейки, мокрую и скользкую от усиливающегося дождя. Переложив пистолет в левую руку, охранник включил мотор и развернулся кругом. Я села вполоборота к нему, незаметно завела руку за спину и проверила, на месте ли мое оружие. Порядок, по-прежнему там – за поясом джинсов, под курткой и водолазкой.

– Куда мы едем?

Он не ответил. На поясе у него потрескивал радиопереговорник: другие охранники сообщали о вырвавшихся на волю лошадях. Мой не торопился в эфир, чтобы сообщить кому-нибудь о задержанной. Мы ехали к центральной части комплекса, призрачного и нереального в два часа утра, как город привидений.

– Я хочу поговорить с вашим начальством, – веско заявила я. – И пусть кто-нибудь свяжется с детективом Лэндри из конторы шерифа.

Тут он повернул голову.

– Зачем?

Теперь не отвечала я. Пусть подумает.

Мы ехали мимо других охранников; еще какие-то люди бежали под дождем, спеша принять участие в аттракционе поимки пьяных от свободы горячих коней. Позади остались ряды палаток, пустые мелочные лавки. Дождь лил стеной.

Наконец тележка остановилась рядом с одним из больших фургонов, где помещались конторы дирекции ипподрома, и он выключил мотор. Мы вместе поднялись по железной лесенке, и охранник подтолкнул меня вперед. За металлическим столом стоял толстяк с внушительным, размером с кирпич, радиопереговорником в руках и прислушивался к шуму из динамика. Зоб у него был как у жабы: огромная, шире головы, кожная складка вываливалась из воротника рубахи. На нем тоже была синяя форма охранника, с двумя-тремя дополнительными нашивками на груди. Экипировка для доблестного отсиживания задницы и осуществления неограниченного руководства.

– Это она, – сказал тот, кто меня привел. – Я поймал ее, когда она открывала двери денников.

Я посмотрела ему в лицо и спросила тоном, не оставляющим сомнений в моих намерениях:

– Сюрпризы помимо того, что у вас в кармане, еще будут?

Я точно знаю, что пистолет у него был заряжен. Пусть, пусть только попробует сказать, что грозил мне, чтобы попугать! По должности ему оружия не полагается. Да и разрешения на ношение огнестрельного оружия у него наверняка нет. Если все это так и я заявлю на него в полицию, очень вероятно, что по меньшей мере работу он потеряет. И по его лицу я видела, что именно обо всем этом он сейчас и думает.

Впрочем, будь он поумнее, не вкалывал бы здесь наемным полканом в чужом мундире.

– Вы застали меня в конюшне с фонарем, – выждав паузу, заявила я. – Я хотела помочь. Так же, как и вы.

– Вы имеете что-то против Майкла Берна? – спросил толстяк. Выговор у него был тягучий, флоридский.

– Я никогда не была знакома с Майклом Берном. Однако сегодня утром я наблюдала его шумный, с угрозами, спор с Доном Джейдом. Вероятно, вы пожелаете выяснить, где находится в данный момент мистер Джейд.

Старший уставился на меня.

– Берн уже едет, – сказал он. – И с ним двое полицейских. Присядьте, мисс …?

Я не ответила и садиться не стала, хотя от полученных ударов спина у меня болела как сволочь.

– Вам надо будет попросить представителей власти расценивать территорию вокруг той палатки как место преступления, – сказала я. – Кроме того, что ваш подозреваемый выпустил лошадей, он еще напал на меня, когда я пыталась обратить его в бегство. Они найдут там вилы или метлу – что-то с длинным черенком, на котором могли остаться отпечатки его пальцев. Я хочу, чтобы ему было предъявлено обвинение. А мне срочно нужно пройти медицинский осмотр, и пусть сфотографируют мои синяки. Возможно, я подам в суд. Что здесь за начальство, если оно не может обеспечить людям и животным элементарную безопасность?

Толстяк воззрился на меня так, будто в жизни ничего подобного не видел и не слыхивал.

– Вы кто?

– Я не собираюсь сообщать вам свое имя.

– Мисс, ваше имя мне необходимо. Это для протокола.

– Значит, у вас возникла проблема, потому что имени я вам не скажу. – Я пожала плечами. – Я не обязана что-либо вам говорить. Вы не представитель государственной службы правопорядка, а следовательно, не имеете права требовать от меня сведений.

– Полицейские уже едут, – угрожающе заметил он.

– Вот и славно. С радостью отправлюсь с ними, хоть у них и нет никаких оснований для моего ареста. Стоять в проходе конюшни, насколько мне известно, – не преступление.

– Бад говорит, вы выпустили лошадей.

– По-моему, логично еще раз спросить Бада, что именно он видел.

Он посмотрел на Бада.

– Так выпускала она их или нет?

Бад тупо молчал. Очевидно, он был не способен выдать даже ту ложь, при помощи которой хотел то ли спасти собственную задницу, то ли заслужить похвалу шефа.

– Она просто была там, – пробормотал он наконец.

– И вы тоже, – заметила я. – Откуда нам знать, не вы ли открывали те двери?

– Это же нелепо! – фыркнул толстяк-жаба. – Зачем бы ему это делать?

– Могу лишь строить догадки. Деньги. Злой умысел. Психическое расстройство.

– Вероятно, те же мотивы применимы к вам.

– Не в данный конкретный момент.

– У вас есть лошади на этом ипподроме, мисс …?

– Я уже все вам сказала, – заявила я. – Могу я позвонить своему адвокату с вашего телефона?

Он прищурился.

– Нет!

Я пожала плечами и села на стул у стола. У толстяка затрещал радиопередатчик – привратник сообщил о прибытии наряда полиции. Вот она, удача! В данных обстоятельствах появление Майкла Берна обрадовало бы меня намного меньше.

Толстяк велел привратнику отправить патрульный автомобиль к конторе.

– Выпустить лошадей – серьезное правонарушение, – обратился он ко мне. – За это вы и сесть можете.

– Нет, не могу, потому что не я их выпускала. А преступнику могут вменить в вину злостное хулиганство, что является мелким правонарушением. Его оштрафуют, возможно, направят на общественные работы. Сущие пустяки по сравнению, например, с незаконным ношением оружия, – поглядывая на помрачневшего Бада, возразила я.

– Кажется, вы говорили, что больше ни слова не произнесете, – пробормотал он.

За стенкой фургона хлопнула автомобильная дверца. Я встала и пригладила пятерней мокрые волосы. Вошел полицейский с таким видом, будто его разбудили звонком посреди сладкого сна.

– Что там, Марш? Кто-то выпустил кляч? Она?

– Она была рядом, – буркнул толстяк. – Возможно, знает что-нибудь о преступлении.

Полицейский равнодушно взглянул на меня.

– Это так, мэм?

– Я буду говорить только с детективом Лэндри. Лично, – ответила я.

– Как ваше имя, мэм?

Я прошла мимо него к двери, по дороге бросив взгляд на именной жетон на куртке.

– Поговорим в машине, помощник шерифа Сондерс. Поехали.

Сондерс удивленно посмотрел на толстяка, но тот лишь покачал головой:

– Удачи, сынок. Она та еще штучка.

 

9

– И ради этого вы подняли меня с постели?

Лэндри переводил взгляд с Сондерса на меня. С таким лицом он, очевидно, смотрит на несвежую еду.

– Она ни с кем больше говорить не желает, – пояснил Сондерс.

По дороге к кабинету Лэндри злобно бормотал:

– И везет же мне! Вообще не понимаю, что мы все здесь делаем. Могли бы на месте за полчаса разобраться. О господи!

– На меня было совершено нападение, – сказала я. – По-моему, это компетенция следователя.

– Вот и берите, кого дают. Порядок вам известен.

– Но я уже установила контакт с вами относительно этого дела.

– Ничего подобного, потому что никакого дела нет. То, о чем вы говорили со мной вчера, делом не является.

На вахте перед входом в отдел Лэндри сдал сидящему за пуленепробиваемым стеклом дежурному свой именной жетон и пистолет. Сондерс сделал то же самое. Я вытащила из-за пояса свое оружие и положила в лоток вместе с ключами от машины. Лэндри уставился на меня.

– У меня есть разрешение, – пожала плечами я.

– Ты, кретин! – напустился он на Сондерса. – Она могла еще в машине снести тебе твою пустую башку!

– Что вы, детектив, – проворковала я, проскальзывая мимо него в отпертую дежурным дверь, – я не такая девушка.

– Убирайся, Сондерс! – окрысился Лэндри. – Толку от тебя как от козла молока!

Итак, мы бросили несчастного Сондерса у вахты. Лэндри протиснулся мимо меня, играя желваками на скулах, и мы прошли через общую комнату в кабинет для допросов. Лэндри распахнул дверь:

– Сюда.

Я вошла и сразу села, не дожидаясь приглашения. Боль в спине мешала глубоко вздохнуть. Я начала думать, не сходить ли в самом деле к врачу.

Лэндри захлопнул дверь.

– Какого черта вы себе думали?!

– Это вопрос довольно обширный, поэтому я остановлюсь только на главном. Я отправилась в конно-спортивный комплекс в поисках хоть каких-нибудь намеков на то, что могло случиться с Эрин Сибрайт.

– Но вы ведь не зашли в ту конюшню, где она работала? Она была конюхом у некоего Джейда. Как получилось, что вы оказались совсем в другой конюшне?

– Майкл Берн – враг Дона Джейда. Сегодня утром на моих глазах он угрожал Джейду.

– Как угрожал?

– Что-то вроде: «Если я докопаюсь, что коня загубил ты, я тебя уничтожу».

– И в отместку Джейд пробирается в конюшню к этому Берну и выпускает лошадей? Велика важность!

– Велика – для тренера, которому придется объяснять владельцу, каким образом лошадь в четверть миллиона ценой сломала ногу, бегая ночью без присмотра.

Тяжко вздохнув, Лэндри наклонил голову под каким-то странным углом, будто хотел вправить себе шейный позвонок.

– И вы подняли меня с постели из-за этого?

– Нет. Исключительно ради смеха.

– Вы, Эстес, просто шило в заднице. Хотя, вероятно, не я первый вам об этом говорю.

– Говорили и похуже. Но мне до лампочки. Я и сама о себе не особо высокого мнения, – ответила я. – Вы, наверное, считаете меня взбалмошной идиоткой? И на здоровье. Мне все равно, что вы обо мне подумаете. Хочу только, чтоб вы знали: там творится что-то недоброе, и все ниточки сходятся к Дону Джейду. А Дон Джейд – тот, у кого работала Эрин Сибрайт. А Эрин Сибрайт пропала. Вы не замечаете здесь никакой связи?

Он покачал головой.

– Как мне доложили, вас застали именно там, в конюшне, в тот самый момент. Откуда мне знать, что не вы выпустили этих коней, просто чтобы привлечь к себе внимание? Хотите, чтобы все посмотрели на Джейда, и устраиваете этот маленький спектакль…

– Красиво сказано! А вилами я тоже сама себя избила? Уверяю вас, я не настолько ловка.

– По-моему, вы неплохо держитесь на ногах, расхаживаете повсюду. На мой взгляд, ничего страшного с вами не случилось.

Я скинула куртку и встала.

– Ну ладно. Обычно на первом допросе я так себя не веду, но если вы обещаете не называть меня шлюхой…

Повернувшись к нему спиной, я до самой шеи задрала свитер.

– Если эти отметины выглядят хотя бы примерно так же, как болят…

– Господи.

Он произнес это негромко, без злости, без нажима, как будто из него вдруг выпустили весь пар. Вряд ли дело было в свежих рубцах, которыми наградил меня нападавший, – скорее в пестрой сетке шрамов, украшающих мою спину последние два года.

Не того я сейчас хотела. Совсем не того. Со шрамами я живу уже очень давно. Они – часть меня. Я никому их не показываю, потому что и себя тоже не особо демонстрирую. Я о них не думаю. И не смотрю на них. Ущерб, нанесенный моему телу, странным образом мне безразличен, потому что я сама стала безразлична себе.

И вдруг этот ущерб сделался очень важен. Я почувствовала себя эмоционально раздетой. Беззащитной.

По-прежнему стоя спиной к Лэндри, я одернула свитер, взяла куртку. Мне было стыдно, и я злилась на себя.

– Забудьте, – буркнула я. – Поеду домой.

– Будете предъявлять иск?

– Кому? – поворачиваясь к нему лицом, фыркнула я. – Подонку, которого вы не удосужитесь ни найти, ни тем более допросить? Ведь все происходящее вокруг ипподрома не представляет для вас ни малейшего интереса? Если только, разумеется, кого-нибудь все-таки не убьют.

Он не нашелся что ответить.

Уголок моего рта приподнялся в подобии злой улыбки. Я шагнула мимо него к двери.

– Всего доброго, Лэндри. Найду труп – позвоню.

– Эстес, погодите.

Когда я снова обернулась и посмотрела на него, он отвел глаза.

– Вам надо к врачу. Я вас отвезу. Может быть, у вас сломано ребро.

– Бывало и похуже.

– Господи боже, ну вы и упертая!

– Не нужно мне вашей жалости, – отрезала я. – И сочувствия вашего не нужно. Не надо меня любить или переживать за меня. От вас мне ничего не нужно, кроме того, чтобы вы делали свою работу. Но, очевидно, я хочу слишком многого. Не надо меня провожать. Я дорогу помню.

Лэндри все-таки довел меня до вахты. В полном молчании мы получили обратно оружие. Пока шли по коридору и спускались по лестнице, я делала вид, будто он перестал существовать.

– Я свое дело делаю хорошо, – сказал он, когда впереди показался выход.

– Неужели? Это какое? Или вы по второй специальности профессиональный придурок?

– Ну, вы и фрукт!

– Я такая, какой приходится быть.

– Нет, – возразил он. – Вы грубы, вы стерва, и почему-то из-за этого думаете, будто выше всех остальных.

Дождь лил по-прежнему. В лучах прожекторов на стоянке водяные струи казались белыми. Машины Сондерса не было.

– Отлично, – сказала я. – Видимо, придется вам все-таки везти меня домой.

Лэндри злобно покосился на меня и поднял воротник куртки.

– К черту! Вызовите такси!

Пока он садился в машину, разворачивался и выезжал со стоянки, я стояла, не спуская с него глаз. Потом вернулась к вахте, где был телефон.

Ничего не поделаешь – сама нарвалась.

Когда наконец приехало такси, водитель попался любопытный; ему хотелось поболтать, выяснить, что я делала в полиции в 3.45 утра. Я пояснила, что моего парня разыскивают за убийство, и больше он вопросов не задавал.

Я кое-как устроилась на заднем сиденье и по дороге домой гадала, как проводит эту ночь Эрин Сибрайт.

 

Акт второй

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Затемнение

Место действия: старый фургон.

Ночь. Под потолком лампочка без абажура. Замызганное окно без занавесок. Старая, насквозь ржавая железная кровать с панцирной сеткой. Грязный, весь в пятнах матрас без простыни.

Эрин сидит скорчившись у изголовья, испуганная, раздетая. Одно запястье приковано к решетке кровати. Волосы всклокочены. Под глазами круги от туши. Нижняя губа рассечена и кровоточит.

Она очень хорошо понимает, что ее снимают на видео, и знает, кто режиссер. Старается по возможности прикрыть наготу. Тихо плачет, пытаясь спрятать лицо.

Режиссер: Гляди в объектив, сука. Говори текст!

Она мотает головой, отворачивается.

Режиссер: Говори! Или хочешь, чтобы я заставил?

Она снова мотает головой, смотрит в камеру.

Эрин: Помогите!

Затемнение.

 

10

Ни хрена ему не удалось поспать, и все из-за этой Эстес! Во-первых, среди ночи вытащили из постели. А вернулся домой – и опять из-за нее не уснуть. Стоило закрыть глаза, как он видел ее спину, исполосованную рубцами. Проступающие поверх после нападения в конюшне кровоподтеки – ерунда, бледные тени по сравнению с прежними увечьями.

Увечьями… В сущности, что он знает об Эстес? Пока она работала, их пути не пересекались. У следователей по наркотикам свои прибабахи. Они слишком много времени проводят в подполье и оттого делаются обидчивыми и непредсказуемыми. Это мнение возникло после трагедии, положившей конец карьере Эстес – и жизни Гектора Рамиреса. О том случае Лэндри было известно то же, что и всем: Эстес выхватила «пушку», нарушила инструкцию, пошла на штурм одна, и вся операция полетела к чертям.

Об Эстес он никогда и ничего не думал – кроме того разве, что, вылетев со службы, она получила по заслугам. Знал, что была ранена, лежала в больнице, судилась с полицейским управлением из-за пенсии по инвалидности (развлечение то еще, если задуматься). Но к нему все это не имело ни малейшего касательства, и на Эстес ему плевать. Она только создает проблемы. О чем он раньше догадывался, а теперь знает по опыту.

Вот стерва! Поучить решила, как ему работать!

Интересно все-таки, что там с ней стряслось в конном центре и действительно ли это как-нибудь связано с девчонкой, которая, по ее словам, пропала…

Черт возьми, если девчонка пропала, неужели некому было заявить об этом, кроме двенадцатилетней сестры? А родители как же? А работодатель?

Родителям, возможно, только и надо, что от нее отделаться. А у начальника, возможно, аферы посолиднее. Может, это он и отходил Эстес по спине черенком метлы. Он ведь видел ее спину, пеструю от рубцов и шрамов, кожа да кости…

В пять тридцать Лэндри вылез из постели, натянул шорты, потянулся, сделал сотню приседаний и сотню отжиманий и начал новый день. Еще раз.

Билли Голем целит прямо мне в лицо. Я делаю последний судорожный вдох.

Он резко поворачивается и стреляет. Грохот оглушительный. Пуля попадает Гектору Рамиресу в лицо и выходит из затылка, забрызгав стоящего позади Сайкса кровью и ошметками мозгового вещества.

Я лезу за своим пистолетом, но Билли сталкивает меня с порога и пускается бежать к джипу, пока я тщетно силюсь подняться на ноги.

Ревет мотор.

– Билли! – ору я и бегу за ним.

Черт! Черт! Черт!

От крика у него набухают жилы на шее. Он дает задний ход и бьет по газам.

Я бросаюсь на переднюю дверь, цепляюсь за боковое зеркало и рамку окна, запрыгиваю на подножку. Я не думаю, что делаю. Просто действую.

Я ору. Он тоже орет.

Он выхватывает пистолет и направляет мне в лицо.

Я бью по дулу, бью по морде Билли.

Он выкручивает руль на триста шестьдесят градусов, джип шарахается назад. Моя нога срывается с подножки. Билли бросает машину вперед, из-под колес дробью выстреливает гравий.

Я пытаюсь удержаться и не упасть. Еще бы уцепиться за руль!

Джип выезжает на асфальт. Голем резко выворачивает баранку влево. Его лицо исказилось и застыло, как маска: рот разинут, глаза выпучены. Я пытаюсь схватиться за него, но он распахивает дверцу, и джип входит в штопор.

Я зависаю в воздухе.

Падаю.

Твердый асфальт под спиной.

Левая скула разбивается, как яичная скорлупа.

Потом на меня надвигается черная тень джипа Билли Голема, и я умираю.

И просыпаюсь.

Пять тридцать утра. После двух часов обрывочной дремы, так и не дождавшись, пока обломок ребра проткнет одно или оба моих легких, я кое-как спустила ноги с кровати и силком заставила себя подняться. Добрела до ванной, встала голая перед зеркалом и посмотрела на себя. Тощая. Прямоугольные отметины на бедрах – там, откуда брали лоскуты кожи для пересадки. Полукруглые вмятины на левой ляжке.

Повернувшись спиной к зеркалу, я попыталась заглянуть назад через плечо. Увидела то, что продемонстрировала вчера Лэндри, и обругала себя дурой.

Единственное, чему отцу удалось научить меня: никогда не показывай слабости, никогда не обнаруживай беззащитности.

Синяки от побоев – темно-лиловые полосы. Болят, когда вздыхаю. Нет, надо все-таки показаться врачу.

В шесть пятнадцать, задав корму лошадям, я поехала в больницу. Рентген показал, что переломов нет. Дежурный терапевт с красными от недосыпа глазами (должно быть, спал еще меньше, чем я) расспросил меня, явно не поверив ни единому моему слову о случайном падении с лестницы. Медсестра смотрела подозрительно. Меня дважды спросили, не хочу ли я пообщаться с полицией. Я поблагодарила и отказалась. Никто особо не настаивал, что навело меня на мысль, скольких избитых женщин благосклонно отпустили отсюда просто так, обратно в их личный ад.

Терапевт изрыгнул длинный перечень медицинских терминов, желая устрашить меня своим дорогостоящим образованием. Я равнодушно посмотрела на него и сказала:

– У меня все бока в синяках.

Он пожал плечами.

– Я пропишу болеутоляющее. Поезжайте домой, отдохните. Никаких серьезных физических нагрузок в ближайшие двое суток.

– Да, хорошо.

Он дал мне рецепт на викодин. Я расхохоталась, когда увидела, и по пути к выходу сунула листок в карман ветровки. Руки-ноги у меня работают, обломки костей не торчат, кровь не течет. Я не лежачая больная, все в порядке. Насколько мне известно, от такого не умирают, а мне надо побывать в куче мест и увидеться с массой людей.

Первый звонок – Майклу Берну или, точнее, секретарю Майкла Берна. Майкл – человек занятой.

– Спросите его, найдется ли у него минута побеседовать с потенциальным клиентом, – сказала я. – Если нет, я всегда могу обратиться по тому же делу к Дону Джейду.

Время у Майкла сразу же чудесным образом нашлось, и секретарь дал ему трубку.

– Майкл Берн. Чем могу быть полезен?

– Мне нужно, чтобы вы облили грязью вашего приятеля, мистера Джейда, – негромко ответила я. – Я частный детектив.

 

11

Одевшись с головы до ног во все черное, я при помощи геля гладко зализала волосы назад, нацепила узкие черные очки и позаимствовала у Шона черный «Мерседес-SL». Вид у меня был как у персонажа фильма «Матрица». Серьезный, таинственный, колкий. Не наряд, а униформа. Имидж – все!

С Берном мы назначили встречу на автостоянке Дэнни в Ройял-Палм-Бич, в пятнадцати минутах езды от ипподрома. Он что-то бурчал насчет долгой дороги, но я не могла рисковать: не хватало, чтобы меня увидели с ним возле центра верховой езды.

Берн приехал на знававшей лучшие дни «Хонде-Сивик» и вылез из машины, нервно озираясь. Частный детектив, тайная встреча… Голову сломаешь! Был он в затрапезных серых бриджах и красной рубашке поло, почти того же цвета, что и шевелюра.

Я опустила боковое стекло «Мерседеса».

– Мистер Берн, вы приехали увидеться со мной.

Он поморщился. Бедняга! Умирает от страха и неуверенности, никак не может меня раскусить, понять, что я за птица.

– Поговорим здесь, – сказала я. – Прошу вас, сядьте ко мне в машину.

Он замялся, как ребенок, которому незнакомый взрослый предлагает покататься. Еще раз окинул взглядом стоянку, будто боясь, что сейчас из кустов выскочат оперативники в масках и арестуют его.

– Если вам есть что сказать мне, садитесь в машину, – нетерпеливо повторила я.

Росту он был такого, что ему пришлось буквально сложиться пополам, чтобы поместиться в «Мерседес». Какой контраст с красивым, элегантным Доном Джейдом! Рыжий клоун, которого накормили гормоном роста. Конопатый, рыжеволосый, тощий как глиста. О Майкле Берне я прочла достаточно и знала, что в начале девяностых он был заметной фигурой в профессиональном скаковом спорте и выступал на жеребце по кличке Ирокез. Потом владельцы Ирокеза продали кому-то жеребца, и с тех пор крупных побед у Берна не случалось.

Когда случай свел его с Треем Хьюзом, хозяином Звездного, Берн в каком-то интервью заявил, что на Звездном вернется в большой спорт. Однако Звездный вскоре оказался у Дона Джейда, и звезда Майкла Берна опять померкла.

– Еще раз – на кого вы работаете, Эстес? – спросил он, оглядывая дорогую машину. – Вы из страховой компании? Или из полиции?

– Много ли полицейских разъезжают на «Мерседесах», мистер Берн? – спросила я, позволив себе легкий намек на насмешку. Потом закурила французскую сигарету Шона и выпустила дым в лобовое стекло. – Я частный детектив; ведущее слово частный. Вам, мистер Берн, беспокоиться не о чем. Если, конечно, вы ничего противозаконного не совершили.

– Я ничего плохого не делал, – ощетинился он. – У меня честный бизнес. Обо мне не ходят истории, будто я убиваю лошадей ради страховки. Это – к Дону Джейду.

– Вы думаете, Звездного убили по его распоряжению?

– Я знаю, что он сделал это сам.

Пока он говорил, я наблюдала за ним краем глаза, а для ответа выбрала скучный, ровный деловой тон.

– Вам есть чем подкрепить свои слова? Может, какие-нибудь улики?

Его рот скривился в кислой гримасе.

– Джейд слишком хитер. Всегда заметает следы. Вот, к примеру, вчерашняя ночь. Никто не подумает, что Джейд имеет к этому отношение, но лошадей-то моих выпустил он!

– Зачем бы ему?

– Потому что я перешел ему дорогу. Я знаю, что он за птица. Такие, как Дон Джейд, позорят наше дело. Проворачивают сомнительные сделки, сманивают клиентов, убивают лошадей. А все смотрят сквозь пальцы, пока по ним самим не ударит. Кто-то должен что-то предпринять!

– Трей Хьюз когда-нибудь подъезжал к вам насчет того, чтобы сделать что-нибудь со Звездным?

– Нет. Пока Звездный был у меня, он делал большие успехи. По моему мнению, на Кубке мира у нас были все шансы. Да и в любом случае к подобным аферам я отношения никогда не имел и не имею.

– Почему Хьюз забрал у вас коня?

– Его Джейд уговорил. Он вечно переманивает клиентов.

– Это никак не было связано с тем фактом, что вы не побеждали?

Берн злобно посмотрел на меня.

– Мы шли к победе! Это был вопрос времени!

– Но Хьюз не желал ждать?

– Вероятно, Джейд напел ему, что сделает это быстрее.

– Ну, теперь-то Звездный уже нигде не победит… А никто не намекал, что у Джейда в конюшне творится что-нибудь не то?

– Про Джейда всегда ходят слухи. Он ведь и раньше такое делал.

– Биография мистера Джейда для меня не секрет. Но всякий раз это были всего лишь слухи?

– Да бросьте! – опять ощетинился Берн. – Что-то за ним есть. А иначе как ему удалось оттянуть себе ту конюшню, что строит Трей?

– Благодаря личным заслугам, добрым делам, дружбе, наконец…

Ни одно из моих предположений не сработало. Берн только фыркнул.

– Вы работали у Трея Хьюза, – решила я зайти с другой стороны. – О нем тоже ходили какие-нибудь слухи?

– Сколько угодно. Выбирайте: употребление наркотиков, шашни с чужой женой…

– Неожиданное получение наследства? – продолжила я.

Берн предпринял неудачную попытку откинуться на спинку кресла и пристально посмотреть на меня, но лицо у него сделалось примерно как у Джилл Морон, когда та пыталась решить, как себя со мною вести.

– Думаете, он сам убил мать?

– Ничего я не думаю. Просто спросила.

Он с минуту помолчал, потом рассмеялся:

– У Трея духу не хватило бы. Когда он говорил о Салли, то аж заикался. Боялся ее как огня.

Я не стала уточнять, что духу Трею нужно было ровно столько, чтобы нанять кого-нибудь вместо себя. Перепоручение важных дел абсолютно естественно для того, кто всю жизнь успешно уклонялся от любой ответственности.

– Значит, на эту тему никаких слухов до вас не доходило? – спросила я.

– Острят за его спиной, но никто по-настоящему не верит. Для Трея день прожить по-человечески – непосильный труд. Он в бумажнике своем порядка навести не может, не то что составить план убийства и успешно его выполнить. И потом, в ту ночь, когда ему сообщили о смерти матери, он был не один.

– Да? И с кем же?

Берн отвел взгляд.

– Какая разница?

– Разница есть, если этот человек – фактически соучастник убийства. Хотите, чтобы я начала расспрашивать каждого встречного на ипподроме, бередить старые раны, ворошить старые сплетни?

Берн напряженно смотрел в окно.

– Ну что ж, начинаю гадать, – сказала я. – Может, с ним были вы? Это придало бы старому сюжету новый поворот, не так ли?

– Я не «голубой»!

– Среди жокеев это вряд ли большой грех, – буднично заметила я. – По моим личным наблюдениям, только каждый третий парень предпочитает девушек. Подумайте, сколько новых друзей вы нашли бы, если бы перестали кочевряжиться! А может, уже и перестали? Я бы могла выйти на след одного старинного друга…

– С ним была моя жена.

Вот это да! Не думая ни минуты, выдал собственную жену, только бы совершенно чужой человек не усомнился в его ориентации!

– Ваша жена была с Треем Хьюзом в ночь, когда умерла его мать? Она была с ним в библейском смысле слова?

– Да.

– С вашего ведома или нет? – спросила я.

Берн побагровел.

– Что это за вопросы, черт побери?!

Я пожала плечами.

– Может быть, вы решили, что вот-вот лишитесь клиента, и вместе с женой состряпали план, как его удержать?

– Вы с ума сошли! Гадость какая!

– Мистер Берн, мир – место грязное. Не в обиду вам будь сказано, как человека я вас знаю очень мало. Не знаю, например, можно ли вам доверять. Мне нужно, чтобы мое имя и род занятий не стали достоянием гласности. Как мне кажется, людям легче держать рот на замке, если и у них есть секреты, которые лучше не разглашать. Вы понимаете, мистер Берн, к чему я клоню? Или надо выразиться прямее?

– Вы угрожаете мне? – недоверчиво протянул он.

– Предпочитаю думать, что сейчас мы с вами приходим к взаимопониманию в вопросах соблюдения конфиденциальности. Я сохраню ваш секрет, если вы сохраните мой.

Берн мрачно уставился на меня.

– Вы не из страховой компании, – пробормотал он. – Фил что-нибудь сказал бы.

– Фил?

– Фил Уилшир. Из отдела выплат. Я с ним знаком. Он бы сказал что-нибудь о вас.

– Вы говорили с ним об этом деле?

– Я хочу раз и навсегда разобраться с Джейдом! – заявил Берн с праведным гневом. – Ему не место в нашем бизнесе. И если я могу что-то для этого сделать, то сделаю все.

– Все? – с нажимом спросила я. – На вашем месте я бы выбирала выражения, мистер Берн. Не то легко напрашивается вывод: вы так ненавидели Дона Джейда, что убили Звездного, а теперь пытаетесь свалить это на Джейда, чтобы уничтожить его. Тогда его карьере конец и дружбе с Треем Хьюзом – тоже. А вы тем временем подъезжаете к Хьюзу по новой – глядишь, все и сладится.

– Вы просили меня прийти сюда, чтобы обвинять? Вы что, спятили?! – взорвался Берн.

– Боже, ну у вас и норов, мистер Берн, – хладнокровно заметила я. – Вам бы походить на психотренинг, поучиться справляться со своими эмоциями. Бешенство вредно для здоровья.

Ему хотелось заорать на меня. Я видела, как он давится слюной.

– Отвечаю на ваш первый вопрос: нет, я не спятила, – продолжала я. – Просто я упертая. Мне надо проверить все версии, а ходить вокруг да около некогда. Друзей я таким образом не приобрету, но нужные мне ответы получу. Вы, мистер Берн, возможно, ни в чем не виноваты. Как я уже говорила, я вас не знаю. Но, по моему опыту, почти все преступления имеют три мотива: деньги, секс и(или) ревность. Вы подходите по всем статьям. Поэтому давайте разберемся с вами прямо сейчас, и я вплотную займусь Джейдом. Где вы были, когда погиб Звездный?

– Дома. В постели. Со своей женой.

Я последний раз со вкусом затянулась сигаретой и, криво улыбаясь, выпустила дым.

– По-моему, ей пора сменить имя на Алиби.

Берн вскинул руки.

– Все! Хватит! Я приехал сюда по доброте душевной, хотел помочь…

– Перестаньте, Берн. Мы оба знаем, почему вы здесь. Хотите разорить Джейда. Ничего не имею против, но у меня свои планы.

– Какие?

– Интересы моего клиента. Вероятно, в результате мы оба добьемся, чего хотим. Скажите мне, скоро ли после смерти Салли Хьюз Трей поручил своих коней Джейду?

– Через две недели.

– А когда до вас дошло, что Хьюз купил участок земли в Фэйрфилдс?

– Еще через месяц.

Мою голову словно сдавило в тисках. К чему мне знать грязные подробности жизни Трея Хьюза, Майкла Берна, Дона Джейда? Я только хочу найти Эрин Сибрайт. На мое несчастье, она живет в ящике Пандоры, и стоит его открыть, как на свет божий вылезает все зло мира.

Я достала из внутреннего кармана куртки фотографию Эрин и показала Берну.

– Вы когда-нибудь видели эту девушку?

– Нет.

– До прошлого воскресенья она работала у Дона Джейда. Конюхом.

Берн скривился.

– Конюхи приходят и уходят. Все, что я могу, – не упускать из виду своих собственных.

– Эта девушка исчезла. Посмотрите, пожалуйста, еще раз. Вы никогда не видели ее у Джейда?

– Вокруг Джейда вечно вьются женщины. Хотя не понимаю, что они в нем находят.

– У Джейда в этом отношении тоже скверная репутация? Он спит с подчиненными?

– С подчиненными, с клиентками, с чужими клиентками… Ни одной не пропустит.

– Этого-то я и боюсь, мистер Берн, – сказала я, отдавая ему простую белую визитку с телефонным номером. – Если будет что сказать полезного, наберите, пожалуйста, этот номер и оставьте сообщение. С вами свяжутся. Спасибо, что уделили мне время.

Лэндри поставил машину среди мощных джипов, «БМВ» и «Ягуаров» и вылез, внимательно глядя под ноги, чтобы ни во что случайно не вляпаться. Он вырос в городе. И о лошадях знал только, что они огромные и воняют.

День выдался теплый и ясный. Даже в темных авиационных очках хотелось щуриться, когда он оглядывал местность. Она была похожа на лагерь беженцев – сплошные палатки, животные, народ на велосипедах и мотороллерах. Проезжали грузовики, вздымая клубы пыли.

Увидев вывеску с именем Дона Джейда, он зашел в палатку и спросил первого встречного, где мистер Джейд. Тщедушный латиноамериканец с вилами в руках кивнул на выход из палатки и сказал:

– Там.

Лэндри пошел в указанном направлении. В проходе между палаткой Джейда и следующей человек в костюме для верховой езды потягивал что-то из кружки с картинкой и равнодушно внимал красивой блондинке. Блондинка, видимо, была расстроена.

– Мистер Джейд?

Оба повернулись и посмотрели на Лэндри. Он подошел и предъявил служебный жетон.

– Детектив Лэндри, полиция округа. Хотел бы задать вам несколько вопросов.

– О, боже! – Блондинка ослепительно улыбнулась. – Я знала, что ты попадешься! Ни в коем случае нельзя было отрывать ценник с того матраса. – Она одарила второй улыбкой Лэндри. – Пэрис Монтгомери. Помощник тренера у мистера Джейда.

Лэндри в ответ не улыбнулся. Трехчасовой сон не оставляет сил и настроения на идиотские реверансы. Он вообще смотрел мимо этой дамочки.

– Вы мистер Джейд?

– А что такое? – спросил Джейд, проходя мимо Лэндри в палатку, чтобы увести его за собой от лишних глаз.

– Вам известно, что случилось здесь вчера ночью? – продолжал Лэндри. – Из какой-то палатки выпустили лошадей.

– Это у Майкла Берна, – подтвердила Пэрис Монтгомери. – Знаем, конечно. Просто ужас! Надо что-то делать с охраной. Вы хоть представляете себе, сколько эти кони стоят?

– На вес золота, очевидно, – ответил Лэндри. – Какая скука! Почему, черт возьми, лошадь должна стоить миллион долларов, если она не участвует в соревнованиях?

– Кажется, он сейчас будет тебя пытать, Дон, – обратилась Пэрис к своему шефу. – Ты же знаешь, Майкл теперь всем желающим разнесет, что это сделал ты – или сделали по твоему наущению.

– Почему вы так говорите, мисс Монтгомери? – вмешался Лэндри.

– Потому что Майкл – он такой: злобный и мстительный. Винит Дона во всех смертных грехах, забывая, что у самого таланта не хватает.

Джейд наблюдал за нею, полуприкрыв глаза.

– Хватит, Пэрис. Все знают, что Майкл завидует.

– Чему? – спросил Лэндри.

– Не «чему», а «кому». Дону, разумеется, – ответила женщина. – У Дона есть все, чего Майкл не добился в жизни, а когда клиенты Майкла это понимают и уходят, он винит Дона. Вполне мог сам выпустить тех лошадей, чтобы потом публично чернить Дона.

Лэндри задержал взгляд на Джейде.

– Должно быть, это не первый день тянется. Вы хоть раз хотели что-нибудь сделать, чтобы его заткнуть?

Джейд не изменился в лице. Он по-прежнему излучал спокойствие, хладнокровие и самообладание.

– Я давно уже научился не замечать таких, как Майкл.

– По-моему, стоит пригрозить ему судом за пасквиль, – заявила Пэрис. – Может, это его заткнет.

– За клевету, – поправил ее Джейд. – Клевета – устный жанр. Пасквиль – письменный.

– Не будь размазней, – огрызнулась Пэрис. – Он изо всех сил разрушает твою репутацию, а ты живешь себе спокойно, будто в аквариуме. Думаешь, ему до тебя не добраться? Думаешь, он не поет Трею в уши при малейшей возможности?

– Я не могу помешать Майклу брызгать ядом и людям помешать его слушать тоже не могу, – возразил Джейд. – Уверен, детектив Лэндри пришел сюда не для того, чтобы слушать наши жалобы.

– И не из-за тех лошадей, – кивнул Лэндри. – Дело в том, что прошлой ночью пострадала женщина. На нее было совершено нападение.

Карие глаза Пэрис Монтгомери изумленно расширились.

– Какая женщина? Стелла? Жена Майкла? Она ранена?

– Я так понимаю, между вами и Майклом Берном произошла вчера ссора, мистер Джейд, – сказал Лэндри. – Будьте добры, скажите, где вы были около двух часов ночи?

– Не буду, – отрезал Джейд, подходя к привязанной в открытом деннике кобыле. – А теперь, детектив, если позволите, мне пора.

– Вы предпочли бы беседовать на эту тему в полиции? – поинтересовался Лэндри. Ему не нравилось, когда с ним обращались как с мальчишкой.

Джейд бросил на него взгляд. Взгляд надменный – это даже сквозь темные очки было заметно.

– Возможно, вам лучше обсудить это с моим адвокатом.

– Поберегите свои деньги и мое время, мистер Джейд. Вам всего лишь надо сказать мне, где вы были. Вопрос формальный, если только вы были здесь.

– Я был с подругой. И не здесь.

– У подруги есть имя?

– Вам до этого дела нет.

Он подтянул подпругу. Кобыла прижала уши. Лэндри поискал взглядом, куда бы отпрыгнуть, если вдруг зверюге что-нибудь не то взбредет в голову. Вид у нее был какой-то недобрый – вот-вот укусит.

Джейд отвязал кобылу.

– Разговор окончен, – объявил он. – Пока не найдете, какое еще я имею отношение к происшедшему, кроме слухов о том, что мы с Майклом не ладим, я не намерен больше с вами общаться.

Он вывел кобылу из денника и повел по проходу. Лэндри вжался спиной в стенку и затаил дыхание. В таком месте это вообще нелишне: в воздухе висел ядреный запах навоза, конского пота и бог весть чего еще. Оказавшись вне зоны досягаемости лошадиных копыт, Лэндри повернулся к Пэрис.

– А вы что скажете, мисс Монтгомери?

Блондинка перехватила взгляд своего шефа и пожала плечами.

– Уже все сказано. Мне добавить нечего. Да, он был с подругой.

Оказавшись на открытом пространстве, Джейд сел на лошадь и поскакал по дороге.

– С ним были вы? – спросил Лэндри, возвращаясь в палатку следом за Пэрис.

– Нет, боже упаси! – ответила она. – Я и так весь день выполняю его приказы. Не хватало еще выполнять их всю ночь.

– У него такая репутация…

– Он ее заработал. Ему мало кто перечит.

– Может, просто игнорируют?

Пэрис зашла в задрапированный зеленым сукном чулан с восточным ковром на полу и офортами в рамках на стенах, открыла старинный шкаф, достала оливково-зеленую куртку и коричневый, крытый бархатом шлем.

– Вы его не знаете, – сказала она.

– А вы знаете? С кем, по-вашему, он провел вчерашнюю ночь?

Пэрис рассмеялась и качнула головой.

– Дон со мною не откровенничает, и свечек я не держу. Сегодня впервые услышала, что он с кем-то встречается.

«Тогда, похоже, он и не встречался», – подумал Лэндри. Насколько он успел понять, эти лошадники живут чуть ли не за пазухой друг у друга, и секретов у них никаких нет. Кроме того, все они богаты или притворяются богатыми; а больше, чем трахаться с кем попало, богатые любят лишь одно – сплетничать.

– Он очень осторожен, – продолжала Пэрис.

– Видимо, это-то и спасает его от тюрьмы – осторожность. Пару раз ваш шеф переходил границы дозволенного.

– Никаких обвинений ему никогда не предъявлялось. А теперь, прошу простить, мне пора на тренировочный круг, не то он меня убьет, – широко улыбнулась она. – И вам прибавится работы.

Лэндри проводил ее до выхода из палатки. Пэрис села за руль зеленой тележки для гольфа с эмблемой Джейда на капоте, аккуратно сложила куртку и положила рядом с собой. Шлем убрала в корзинку за сиденьем.

– А у вас как, мисс Монтгомери? Есть ли имя у вашего таинственного друга?

– Да, конечно. – Она лукаво захлопала глазами. – Но, детектив, я никому не рассказываю, с кем целуюсь. Девушке надо беречь свое доброе имя.

И укатила, то и дело звонко здороваясь по пути со знакомыми. Мисс Популярность!

Лэндри постоял, подбоченившись. Он знал, что из палатки за ним наблюдает какая-то девица, и даже видел ее краем глаза: низенькая, неухоженная, в тесной футболке, которая слишком откровенно обтягивает не слишком аппетитные выпуклости и складки.

Ему хотелось сесть в машину и уехать. Эстес права: ему наплевать, что€ эти люди творят друг с другом. Но приходится считаться с тем, что произошло ночью в его кабинете. Начальство не успокоишь тем, что Эстес не стала предъявлять иск. Придется разбираться по всей форме.

Он вздохнул, обернулся к девице и поймал ее взгляд.

– Вы здесь работаете?

Ее глазки расширились. Вид у нее был такой, будто она сама не понимала, то ли писаться от страха, то ли испытывать оргазм. В конце концов она молча кивнула.

Лэндри вошел в палатку и достал из заднего кармана блокнот.

– Имя?

– Джилл Морон. Я главный конюх мистера Джейда.

– Угу. А где вы были вчера ночью в районе двух?

– В постели, – самодовольно расплылась девица, распираемая желанием поделиться своим секретом. – С мистером Джейдом.

 

12

Дирекция «Грифон девелопмент» помещалась в роскошном, украшенном лепниной псевдоиспанском особняке на Гринвью-Шор, через улицу от западных ворот Поло-клуба. Я поставила машину на стоянке для посетителей рядом с «Ягуаром» Брюса Сибрайта.

Большое окно конторы полностью закрывала внушительная, плакатного формата реклама Фэйрфилдс с фотографией Брюса Сибрайта в правом нижнем углу. Его улыбка говорила: я продувной плут, давайте продам вам что-нибудь втридорога. Вероятно, на некоторых действует.

Приемная была оформлена профессионалом и впечатление производила солидное и располагающее. Кожаные диваны, столы красного дерева. На стене – фотографии четырех мужчин и трех женщин, все в дорогих бронзовых рамках. Кристал Сибрайт среди них не оказалось.

Зато секретарша была вылитая Кристал Сибрайт. Слишком много золотых украшений и лака для волос. Быть может, так Кристал и познакомилась с Брюсом? Секретарша и шеф. Довольно распространенный случай, хоть и весьма банальный.

– Елена Эстес, к мистеру Сибрайту, – сказала я. – У меня есть вопросы касательно Фэйрфилдс.

– Чудесное место, – заученно улыбнулась секретарша. – Там по соседству строятся несколько роскошных конюшен.

– Да, знаю. Видела по дороге.

Секретарша позвонила Сибрайту. Через секунду открылась дверь в дальнем конце приемной, и на пороге возник Брюс собственной персоной, в палевом льняном костюме со строгим полосатым галстуком. Весьма официальный вид для Южной Флориды, где ходят в ярких гавайских рубахах и мокасинах на босу ногу.

– Мисс Эстес?

– Да. Спасибо, что уделили мне время.

Я прошла мимо него в кабинет и остановилась в углу против входа, спиной к шкафу красного дерева.

– Присаживайтесь, – пригласил он, подходя к столу. – Что вам заказать? Кофе? Воду?

– Спасибо, ничего. Еще раз благодарю за согласие встретиться без предварительной договоренности. Уверена, вы очень занятой человек.

– К счастью, да. – Он улыбнулся той самой улыбкой с плаката в окне. – Дела идут в гору. Вот открыли для народа еще одну маленькую жемчужину – Уэллингтон. Здесь земля так же хороша, как и в любом другом районе Южной Флориды. А тот участок, о котором спрашиваете вы, вообще высший класс.

– Мистер Сибрайт, я вообще-то пришла не покупать.

Улыбка сменилась легким недоумением. Черты лица у Брюса были мелкие и резкие, как у хорька.

– Не понимаю… Вы ведь сказали, у вас есть вопросы по Фэйрфилдс?

– Верно. Мистер Сибрайт, я частный детектив. Расследую несчастный случай в конно-спортивном центре, в котором замешан ваш клиент, Трей Хьюз.

Сибрайт откинулся на спинку кресла, явно недовольный таким поворотом событий.

– Разумеется, с Треем Хьюзом я знаком. Ни для кого не секрет, что он приобрел участок в Фэйрфилдс. Но я никогда не распространяюсь о своих клиентах, мисс Эстес. Это вопрос профессиональной этики.

– Личная информация мне не нужна. Меня больше интересует само владение. Когда земля была выставлена на продажу и когда купил свой участок Трей Хьюз?

– Это в отдел статистики, – пожал плечами Сибрайт. – Все данные давно в архиве округа. Пожалуйста, обратитесь туда.

– А я хочу спросить у вас.

Подозрительность одолела недоумение.

– А что такое? И что за «несчастный случай» вы расследуете?

– Недавно мистер Хьюз потерял очень дорогостоящую лошадь. Как вы понимаете, нам нужно поставить все точки над «i».

– А какое отношение имеет к лошади земельный участок?

– Обычная формальность, сбор данных. Испытывал ли землевладелец финансовые затруднения и тому подобное. Участок у мистера Хьюза не из дешевых, да и его освоение…

– Трей Хьюз в деньгах не нуждается, – возмутившись таким предположением, отрезал Сибрайт. – Спросите кого хотите: в прошлом году он получил огромное наследство.

– До или после того, как купил землю в Фэйрфилдс?

– Какая разница? – раздраженно спросил Брюс. – К участку он приценивался давно. А купил прошлой весной.

– После смерти матери?

– Мисс Эстес, мне не нравятся ваши намеки. И разговор этот никакого удовольствия не доставляет.

Он встал со стула, еле удерживаясь от того, чтобы вышвырнуть меня за дверь.

– Известно ли вам, что ваша падчерица работала у тренера мистера Хьюза? – спросила я.

– Эрин? А Эрин тут при чем?

– Сама хотела бы понять. Но она, кажется, пропала.

Раздражение Сибрайта достигло критической отметки.

– Да кто вы такая? На кого вы работаете?

– Мистер Сибрайт, это информация конфиденциальная. И у меня тоже есть профессиональная этика. Вы как-то помогали Эрин устроиться на эту работу?

– Не ваше дело!

– Вам известно, что вот уже почти неделю никто не видел Эрин и не говорил с нею?

– У Эрин своя жизнь, с родственниками она не близка.

– Неужели? А мне сказали, она очень даже близка с вашим сыном.

Брюс Сибрайт побагровел и угрожающе ткнул в мою сторону пальцем.

– Ваше служебное удостоверение, пожалуйста!

Я подняла ту бровь, которая слушалась, скрестила руки на груди и оперлась спиной на шкаф.

– Почему вы на меня так рассердились, мистер Сибрайт? Я думала, отец проявит больше беспокойства о дочери, нежели о клиенте.

– Я не… – тут он спохватился и закрыл рот.

– Не ее отец? – подсказала я. – Вы не ее отец, следовательно, вам незачем о ней беспокоиться?

– Я не беспокоюсь об Эрин, потому что Эрин сама за себя отвечает. Она взрослая.

– Ей восемнадцать лет.

– Вот именно! И она больше не живет со мной под одной крышей. Она поступает, как ей угодно.

– А может, в этом все и дело? То, что угодно Эрин, неугодно вам? Девушки-подростки… – Я сочувственно покачала головой. – Без нее как-то проще, верно?

Его буквально трясло от сдерживаемой ярости. Он неотрывно смотрел на меня, словно каленым железом впечатывая мое лицо себе в мозг, чтобы, когда я уйду, вызывать его в памяти и ненавидеть.

– Убирайтесь из моего кабинета, – тихим, сдавленным голосом произнес он. – И если я еще раз увижу вас на своей земле, вызову полицию.

Я неторопливо отошла от шкафчика.

– И что вы им скажете, мистер Сибрайт? Что меня надо арестовать, потому что я забочусь о вашей падчерице больше, чем вы сами? Уверена, подобная причина покажется им весьма любопытной.

Сибрайт рывком распахнул дверь и рявкнул:

– Дорис, позвоните в полицию!

Секретарша изумленно выпучила глаза.

– Попросите к телефону детектива Лэндри из отдела грабежей и убийств, – добавила я. – Назовите ему мое имя. Он будет очень рад подъехать лично.

Сибрайт прищурился, пытаясь понять, блефую я или нет.

Из «Гриффон девелопмент» я вышла своими ногами, села в автомобиль Шона и укатила – пусть Брюс Сибрайт подумает.

 

13

– Бог мой, Эл, у тебя вид как будто из девичьей поп-группы восьмидесятых!

По дороге домой я опустила верх «Мерседеса», в надежде, что от свежего ветра у меня прояснится в голове. Вместо этого солнце высушило мне мозги, а ветер взбил волосы в прическу для фотосессии продвинутого модного журнала. Хотелось выпить, поваляться на солнышке у бассейна, но я знала, что не позволю себе ни того, ни другого.

Шон нагнулся ко мне и чмокнул в щеку.

– Машину мою сперла, негодяйка!

– Она подходила к моему наряду.

Я вылезла из «Мерседеса» и отдала ему ключи. Шон был в бриджах, сапогах и черной майке в обтяжку с закатанными по плечо рукавами, чтобы показать бицепсы размером с грейпфрут.

– Наверно, придет Роберт заниматься с тобой, – сказала я.

– Это почему? – раздраженно спросил он.

– Майка без рукавов. Дорогой, я тебя насквозь вижу!

Мы вместе прошли через двор конюшни к домику для гостей. Шон покосился на меня, сдвинул брови.

– Ты в порядке?

Мне вдруг захотелось обо всем ему рассказать, вместо того чтобы отделаться обычным ничего не значащим «да». «Странный момент для откровений», – подумала я, осадила себя, выдохнула и все-таки сказала вслух:

– Да.

Каким бы запутанным и сложным ни становилось дело, как бы неохотно я ни участвовала в нем, тряхнуть стариной оказалось приятно. Приятно чувствовать себя нужной.

– Хорошо, – вздохнул Шон. – Иди, Золушка, пудри нос и превращайся обратно в себя самое. К твоему второму «я» вот-вот пожалуют гости.

– Кто?

– Ван Зандт, – процедил Шон с такой гримасой, будто на язык ему попало что-то горькое и с косточкой. – Не говори, что ради тебя я не способен на жертвы.

– Родная мать не сделала бы для меня больше!

– Правильно, золотко мое, вот так и дальше думай. Твоя родная мать этого мошенника на порог не пустила бы. У тебя двадцать минут на чистку перышек.

Я приняла душ и надела один из купленных на ипподроме комплектов: рубиново-красную юбку с запа€хом, сшитую из индийского сари, и желтую льняную блузку. Десяток звенящих браслетов, босоножки на платформе, очки в черепаховой оправе – и вот я уже Элль Стивенс, дилетантка.

Ван Зандт только приехал, когда я через конюшни вышла к стоянке. Он был одет умопомрачительно, как полагается старожилу Палм-Бич: розовая рубашка, бежевые летние брюки, синий клубный пиджак, галстук с монограммой.

Заметив меня, он с раскрытыми объятиями шагнул навстречу. Старый друг, давно не виделись.

– Элль!

– Привет, З.

Я вытерпела положенный поцелуй в щеку, упершись ему в грудь ладонями, чтобы не обнимал.

– Три раза, – напомнил он, отступая. – По-голландски.

– По-моему, вы нашли хороший повод, – усмехнулась я. – Умно. Чьи еще национальные традиции вы задействуете, чтобы оправдать свои желания правилами хорошего тона?

Он ответил обворожительной улыбкой.

– Зависит от дамы.

– Я-то думал, вы моих коней приехали посмотреть, – вступил в разговор Шон. – Я что, тут вместо мебели?

Ван Зандт явно не понял.

– Какой мебели? На мебель вы не похожи.

– Это фигура речи, З., – пояснила я. – К Шону вам придется привыкать. В детстве мама как-то отправила его в театральный летний лагерь. И теперь он просто не может иначе.

– Вот как? Актер?

– Как мы все, наверное, – невинно заметил Шон. – Я уже попросил мою помощницу оседлать Тино, того мерина, о котором вам говорил. За него я хочу восемьдесят тысяч. Он с задатками, но у меня таких слишком много. Если у вас есть на него покупатель…

– Может появиться, – отвечал Ван Зандт. – Я захватил видеокамеру. Сниму вашего красавца на пленку и пошлю клиентке, которая должна вскоре приехать из Вирджинии. А когда вы будете готовы к новым приобретениям, с радостью покажу вам лучших лошадей Европы. Возьмете с собой Элль. Мы отлично проведем время. – Он перевел взгляд на меня, точнее на мою юбку. – Элль, вы сегодня не в седле?

– Слишком много веселилась вчера вечером, – сказала я. – Теперь прихожу в себя. Мы с Шоном были на Пинки-бале.

– Элль не могла пропустить такое событие, – пояснил Шон. – И отказаться от бокала шампанского.

– Зато какую потеху вы пропустили на ипподроме! – подхватил Ван Зандт, которому не терпелось поделиться сплетнями. – Там вырвались из конюшни лошади. И еще кто-то на кого-то напал. Уму непостижимо!

– А вы там были? – спросила я. – Среди ночи? Может, вас еще будет разыскивать полиция?

– Разумеется, меня там не было! – отрезал он, мгновенно разозлившись. – Как вы могли подумать, что я на такое способен?!

Я пожала плечами:

– Понятия не имею, на что вы способны, а на что – нет. Знаю только, что вы не понимаете шуток. Честное слово, эти ваши фокусы мне уже поднадоели, хотя я с вами знакома-то всего два дня, – заявила я, нарочно не скрывая раздражения. – Хотите, чтобы я каталась по Европе в одной машине с вами и вашими многочисленными настроениями? Да я лучше останусь дома и буду лупить себе по пальцам молотком!

Ван Зандт прижал руку к груди, будто я сделала ему больно.

– Я – человек чувствительный. И всем хочу только добра. Мне очень жаль, если…

– Не принимайте близко к сердцу, Томас, – посоветовал Шон. – Элль каждый вечер перед тем, как лечь спать, точит язычок на точильном камне.

– Это чтобы лучше жалить тебя, мой дорогой.

– Острым языком мужа не привлечешь, – надулся Ван Зандт.

– Мужа? Зачем он мне? – фыркнула я. – Был уже один. Я его выгнала. Бывшие мужья гораздо лучше – половина денег и никакой головной боли!

Ван Зандт погрозил мне пальцем, пытаясь воспринимать происходящее с юмором.

– Мисс тигрица, вас надо приручить. Тогда вы по-другому запоете.

Краем глаза я заметила идущую к нам Ирину. Длинные голые ноги, высокие сапоги. Она что-то несла в руке и казалась сердитой. «На Шона, – предположила я (как выяснилось, ошибочно). – За то, что опоздал, или нарушил ее собственные планы, или еще по какой-то из пятидесяти причин, регулярно превращавших Ирину в настоящую». Она остановилась в пяти шагах от нас и вдруг заорала что-то по-русски, швырнув в Ван Зандта то, что держала в руке.

Тот едва успел вскинуть руку и смазать траекторию полета стальной подковы, пока та не попала ему в лоб.

Шон в ужасе отскочил.

– Ирина!

Барышня, визжа, фурией набросилась на Ван Зандта.

– Свинья! Подлая свинья!

Я стояла оторопев и тупо смотрела, как Ирина молотит его кулаками. Она была тоненькая, как ивовый прутик, но сильная, и мускулы у нее были о-го-го. Ван Зандт шарахался из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть ее с себя, но она прилипла к нему, как пиявка.

– Дрянь полоумная! – орал Ван Зандт. – Уберите ее! Уберите!

Шон подскочил к нему, одной рукой схватил девицу за светлые, собранные в хвост волосы, а другой – поймал мелькающий в воздухе кулак.

– Ирина! Прекрати!

– Сукин сын! Вонючий сукин сын! – визжала она, пока Шон отдирал ее от Ван Зандта и оттаскивал назад, в глубь прохода между денниками.

– Она с ума сошла! – вопил Ван Зандт, вытирая кровь с губы. – Ее надо запереть!

– Кажется, вы нашли друг друга, – сухо резюмировала я.

– В жизни ее не видел! Полоумная русская сучка!

Ирина с искаженным лютой ненавистью лицом рвалась из рук Шона.

– Следующий раз порву тебе глотку, гад! За Сашу!

Потрясенный Ван Зандт отвернулся. От его безупречной прически не осталось и следа, волосы торчали во все стороны.

– Ирина! – в ужасе прикрикнул Шон.

Я подошла к Ирине и взяла ее под локоть.

– Почему бы нам не отойти на минутку?

Ирина оскалилась и показала Ван Зандту неприличный жест, но послушно пошла со мной.

Мы вошли в отделанную красным деревом гостиную с барной стойкой и кожаными креслами. Ирина шагала впереди, бормоча по-русски какие-то ругательства. Я зашла за стойку, достала из холодильника бутылку «Столичной» и налила в тяжелый хрустальный стакан на три пальца водки.

– За тебя, подруга! – Я приветственно подняла стакан и передала ей. Она выпила. – Я поняла, ты что-то против него имеешь, но, может, посвятишь меня в детали?

Ирина выпила водку, как воду, вздохнула и немного успокоилась. Точнее, собралась. Овладела собой.

– Это нехороший человек.

– Тот парень, что привозит фураж, тоже не особо приятный, но на него ты никогда так не набрасываешься. Кто такая Саша?

Ирина взяла сигарету из портсигара на стойке, зажгла, глубоко затянулась. Потом медленно выдохнула дым, повернув ко мне лицо в исключительно элегантном ракурсе. Должно быть, в прошлой жизни была Гретой Гарбо.

– Саша Кулак. Моя подруга из России. Устроилась работать в Бельгии к этому гаду, потому что он наобещал с три короба. Дескать, платить будет хорошо и позволит ездить на хороших лошадях, и они будут как партнеры, и он сделает из нее звезду арены. Врун вонючий! Попользоваться ею хотел, и все тут. Привез ее в Бельгию и решил, что она его вещь. Думал, она должна ему давать и еще спасибо говорить. А она отказалась. Она была очень красивая. Зачем ей трахаться с таким стариком?

– А остальным зачем?

– Он обращался с нею чудовищно! Держал в цыганской кибитке без отопления. В туалет ей приходилось бегать на конюшню, да еще он подглядывал за нею сквозь дырку в стене.

– Почему она не уехала?

– Ей было восемнадцать, и она боялась. В чужой стране, знакомых никого, на их дурацком языке она не говорила. Просто не знала, что делать.

– А в полицию пойти?

Ирина посмотрела на меня как на дурочку.

– Ну и легла она с ним в постель, – продолжала она, пожав плечами так, как ни одному американцу не повторить. – Но он все равно обращался с ней ужасно. Заразил герпесом… И вот она стащила у него денег и сбежала, когда они вместе ездили в Польшу за лошадьми. А этот гад позвонил ее родным, настучал про деньги, угрожал. Наплел им про Сашу всяких гадостей. Когда она вернулась домой, родной отец выгнал ее на улицу.

– Поверил Ван Зандту больше, чем дочери?

Ирина сделала гримаску:

– Мужчины, они все одинаковые.

– И что стало с Сашей?

– Покончила с собой.

– О господи, Ирина, извини. Я не знала…

– Саша была хрупкая, как стеклянная статуэтка! – Ирина еще раз затянулась сигаретой, помолчала. – Если б мужчина поступил так со мною, я б себя не убивала. Я отрезала бы у него член и скормила свиньям.

– Очень действенно.

– А потом убила бы его.

– Жаль, что тебе не повезло с подковой, – заметила я. – В следующий раз с удовольствием подержу его, пока ты будешь его бить, – сказала я. – Но, Ирина, Шон наверняка ожидает, что ты извинишься.

– Пусть поцелует мою русскую задницу!

– Необязательно извиняться искренне.

Она задумалась. На ее месте я все-таки предложила бы Шону поцеловать меня в задницу. Но портить отношения с Ван Зандтом не стала бы даже я, особенно в свете того, что рассказала Ирина. Ее подруга Саша погибла. А Эрин Сибрайт, возможно, еще жива.

– Идем, – сказала я, пока она не успела воспротивиться. – Давай с этим покончим. А убивать его будешь в свой выходной. – И вышла на улицу.

Шон с Ван Зандтом стояли на лужайке у коновязи. Ван Зандт все еще не остыл, потирал ушибленное подковой плечо, и лицо у него было багровое.

Ирина вывела Тино из стойла во двор.

– Шон, я прошу прощения за свою выходку, – сказала она, протягивая ему поводья. – Мне очень жаль, что так опозорила вас. – Потом презрительно взглянула на Ван Зандта и добавила: – Простите и вы, что напала на вас на земле мистера Авадона.

Ван Зандт ничего не ответил, только свирепо нахмурился, а Ирина поднялась по лесенке на балкон и грациозно опустилась в кресло.

– Царевна, – заметила я.

Ван Зандт надулся.

– Надо бы позвонить в полицию.

– Мне кажется, вы не станете.

– Ее надо изолировать!

– Как вы изолировали ее подругу? – невинно спросила я, жалея, что не могу всадить нож ему под ребра.

У него затряслись губы, будто он вот-вот заплачет.

– Вы поверили ее россказням обо мне? Я ничего плохого не сделал! Дал той девице работу, жилье…

«И герпес в придачу», – подумала я.

– А она меня обворовала, – продолжал Ван Зандт. – Я относился к ней как к дочери, а она меня обокрала, унизила и обесчестила, распуская обо мне грязные сплетни!

Еще одна жертва. Все против него. А его помыслы чисты. Я не стала объяснять, что в Америке, если мужчина обращается со своей дочерью, как он с Сашей, то попадает в тюрьму, а потом всю жизнь живет с клеймом насильника.

– Какая неблагодарность! – сказала я вслух.

– Вы ей верите, – упрекнул он.

– Я верю, что должна заниматься своим делом, а ваша половая жизнь – дело не мое и моим делом никогда не будет.

Ван Зандт насупился, вперив взгляд в свои замечательные мокасины.

– Эти девки должны знать свое место, – мрачно пробурчал он, доставая из чехла на «молнии» видеокамеру. – Иначе приходится их на место ставить.

У меня по спине, будто чьи-то костлявые холодные пальцы, пробежали ледяные мурашки.

Мы стояли и смотрели, как Шон работает с конем, и я понимала, что Ван Зандт сейчас меньше всего думает о статях животного. У него окончательно испортилось настроение. Он, скорее всего, думал, какой урон нанесен его репутации, как Ирина (а может быть, и я) разболтает историю о Саше по всему Уэллингтону и он растеряет клиентов. А может, просто мечтал, как будет душить Ирину голыми руками и ее шейные позвонки будут трещать, подобно сухим прутикам. Ирина сидела на балконе, курила, перекинув длинную стройную ногу через подлокотник плетеного кресла, и ни на минуту не сводила злобного взгляда с Ван Зандта.

Мои же мысли текли в ином направлении. Интересно, не решил ли Томас Ван Зандт, что Эрин Сибрайт должна с радостью принять его ухаживания? И не захотел ли «поставить ее на место», когда она отказалась? Может быть, Эрин бросила Чеда, потому что какой-нибудь Ван Зандт или другой ему подобный наобещал ей с три короба, а потом подло нарушил свое слово? И если так, то какова во всем этом роль Брюса Сибрайта?

Под определение примерной дочери Эрин не подходила, и теперь она не мозолила отчиму глаза. Если окажется, что она погибла, будет ли его хоть минуту мучить совесть? А если она не появится вовсе, сочтет ли он хоть на минуту, что отвечает за нее? Или просто порадуется хорошо сделанному делу?

Еще я вспомнила о собственном отце. Интересно, испытал бы он облегчение, если б его неблагодарная дочь просто взяла да исчезла? Вероятно. Я постоянно перечила ему во всем, не соглашалась ни с единым его словом. Я плюнула ему в душу, избрав своей профессией борьбу с теми, кого он защищал в суде, с теми, кто обеспечивал ему ту жизнь, которой в детстве жила и я. А может, я и впрямь для него исчезла? Сколько уже лет мы не виделись и не общались… Насколько я знаю, для него я просто перестала существовать.

Но папа по крайней мере не бросил меня на произвол судьбы. Это было целиком и полностью мое решение, и осуществляла я его сама. А Эрин Сибрайт? Если Брюс свел ее с Треем Хьюзом, а Хьюз устроил ее к Джейду, а через Джейда к ней получил доступ Ван Зандт, девушка никак не могла повлиять на свою участь. По иронии судьбы, сама она, наоборот, полагала, что обрела независимость и управляет собственной жизнью… Как бы то ни было, чем дольше она не объявлялась, тем меньше оставалось шансов на то, что она выйдет из этой передряги живой.

К тому времени, как Шон закончил демонстрировать возможности Тино, пришел его тренер, и мне осталось лишь проводить Ван Зандта до машины.

– Как думаете, ваш покупатель из Вирджинии заинтересуется? – спросила я.

– Лоринда Карлтон? – он небрежно повел плечом. – Как я скажу, так она и поступит. Наездница она неважная, но у нее сто тысяч долларов на булавки. Мне остается лишь убедить ее, что этот конь – ее судьба и после все будут жить долго и счастливо.

Кроме женщины, купившей лошадь, с которой она не сможет управиться. Тогда Ван Зандт убедит ее продать эту и купить другую. На обеих сделках он прилично заработает, а дальше все пойдет по кругу.

– Вам бы не открывать мне секретов ремесла, – заметила я. – Этак вы меня окончательно разочаруете.

– Вы очень умная женщина, Элль. Вы знаете, что почем в нашем деле. Это тяжелый хлеб. Люди не всегда ведут себя порядочно. Однако о своих клиентах я забочусь. Я с ними честен и рассчитываю на ответную честность. Лоринда мне доверяет. Когда на сезон я приезжаю сюда, она пускает меня в свой городской дом. Видите, как благодарны мне мои друзья?

– Не то слово, – сухо произнесла я.

Ван Зандт не заметил моей иронии – или сделал вид, что не заметил.

– Вы еще увидите, Элль Стивенс, я все для вас сделаю, – заявил он, гордо выпрямившись. – Я сделаю вас чемпионкой. И вы поймете, что я за человек.

Последняя фраза совершенно неожиданно оказалась чистой правдой.

 

14

Джилл Морон стояла перед дешевым зеркалом в полный рост, в одних узеньких трусиках-стрингах, кружевном черном лифчике и макияже. Она поворачивалась то так, то этак, принимая разные позы: cтыдливую, игривую, обольстительную. Обольстительная понравилась ей больше всего – она очень шла к лифчику.

Лифчик был мал на пару размеров, врезался в бока, но зато делал чуть больше малозаметные груди, что, по мнению Джилл, было хорошо. Они выпирали из чашек лифчика, будто у моделей «Плейбоя». Джилл легко представляла себе, как Джейд зарывается лицом в ее бюст.

Трусики тоже были маловаты. Тоненькие тесемки впивались в жирные бедра. Пышная растительность на лобке торчала во все стороны из-под черного кружевного треугольничка. Джилл изогнулась и посмотрела на свой голый зад – белый, широкий, весь в ямочках. Ей не понравилось, как забивается между ягодиц узкая полоска трусов, но она решила, что к этому надо привыкать. Стринги – это сексуально. Мужики западают на стринги. Жаль только, что эта стерва Эрин такая костлявая. Будь трусы нормального человеческого размера, может, не было бы так неудобно.

А впрочем, ладно. Бесплатно же! Да и потом, Джилл почему-то заводило то, что белье чужое. Она заняла место Эрин – в конюшне, в жизни вообще. Эрин больше нет, и теперь Джилл Морон будет королевой! Но все же по-прежнему в тени Пэрис Монтгомери. Этой сучки.

Вспомнив о Пэрис, Джилл нахмурилась. Пэрис она ненавидела. Ненавидела ее улыбку, ее большие глаза, ее светлые волосы. Ненавидела даже сильней, чем Эрин. Вместе они были как две первые школьные красавицы: слишком крутые для дружбы с простушками вроде Джилл, со своими тайными шуточками и паскудными взглядами. Теперь по крайней мере одну терпеть уже не надо. Но остается Пэрис.

Мужики из-за Пэрис с ума сходят. Она вертит ими как хочет. И никто как будто не замечает, что она просто дура. Думают, она интересная, умная и милая! Никакая она не милая! Когда рядом нет какого-нибудь мужика, она властная, стервозная и подлая. Вечно со своими гадкими шуточками: дескать, Джилл слишком много ест, Джилл надо делать зарядку, Джилл не умеет одеваться со вкусом…

Она оглядела себя в зеркале с головы до пят – и вдруг увидела ровно то, что видела Пэрис Монтгомери. Не обольстительную женщину в сексуальном белье, а бесформенную толстуху с маленькими поросячьими глазками и кислым, унылым ртом. Заплывшие жиром плечи, толстые ноги; тело, которое она так ненавидела, что часто мечтала, как возьмет нож и отхватит лишние куски. Жалкое и уродливое, в краденом, тесном не по размеру белье…

Из глаз у Джилл потекли слезы, лицо пошло красными пятнами. Не виновата она, что толстая! Мать не следила за нею в детстве, так что ж теперь делать, если она уже привыкла питаться неправильно? И что спортом не занимается, тоже не виновата. К концу дня она ужасно устает, хоть эта стерва Пэрис вечно упрекает ее в недостаточном старании.

А какой смысл ради Пэрис стараться? Пэрис лишний раз не похвалит, да и не приплатит, так что, если Джилл делает меньше, чем ей нужно, это не ее вина, а Пэрис. И еще она не виновата, если нет у нее красивых тряпок. Она на них не зарабатывает. Чтобы добыть хорошую вещь, приходится воровать из магазина. А она достойна не меньшего, чем иные прочие – даже большего, учитывая, как злы к ней люди!

«Ну ничего, я еще покажу Пэрис Монтгомери, – думала Джилл, роясь в куче сваленных на незастеленную кровать тряпок. – Я еще займу место Пэрис Монтгомери, как заняла место Эрин!»

Джилл всегда считала, что наездницей она может быть не хуже Пэрис, вот только пусть ей дадут шанс. У нее никогда не было хорошей лошади, в этом все дело. Отец купил ей эту дешевую клячу Аппалузу. Чего на ней добьешься? Как-то Джилл написала брату матери – вдруг он купит ей настоящую скаковую лошадь? Отказать не должен, он богатый. Что ему какие-то семьдесят-восемьдесят тысяч долларов? Но ответа так и не дождалась. Скупердяй несчастный!

Она и ему тоже покажет. Она всем покажет. Разбогатеет, будет работать с самыми лучшими лошадьми, поедет на Олимпиаду. Все давно обдумано. Только нужна передышка, и она уже знает, как ее добиться.

Джилл вытащила из кучи брошенной Эрин одежды белую прозрачную блузку в обтяжку. Вещи Эрин она уже считала своими. Почему бы нет? Если кто-то их оставил за ненадобностью, это не воровство. Блузка тянулась, но все равно полочки разъезжались, и петли трещали. Джилл расстегнула верхние три, выставив напоказ свои прелести и черный лифчик. Помогло. Очень вышло сексуально. Бритни Спирс, например, только так и одевается: крохотные кофточки и штаны с поясом на бедрах. И вообще, мужики, в том числе Дон, с нее глаз не сводят.

Джилл зарылась во вторую кучу вещей – свою собственную – и выудила бордовую мини-юбочку, украденную из «Уол-Март». Все равно уцененная. Магазин не разорится. Извиваясь, втягивая изо всех сил живот, она с трудом натянула юбку. Под ней четко проглядывали впившиеся в бедра тесемки трусиков, но Джилл решила, что так даже лучше. Очень маняще.

Наряд довершили большие серьги кольцами из принадлежавшей Эрин горсти побрякушек и несколько украденных в «Блумингдейл» браслетов. Джил втиснулась в босоножки на высокой платформе, схватила сумку и вышла из квартиры. Она им всем покажет, и начнет сегодня же вечером!

Лэндри сидел за столом, чувствуя себя полным придурком, и тупо листал страницы на экране компьютера. Пятница, вечер, и вот чем он вынужден заниматься.

«Это все Эстес виновата!» – мрачно думал он. Весь день думал, твердил про себя как мантру. Впилась, как заноза под кожу, и бередит. Это из-за нее он торчит на службе и читает байки из старых газет.

Общая комната почти опустела – только двое-трое ребят из ночной смены перебирали бумажки. Смена Лэндри уже закончилась, и все четверо его напарников давно свалили домой к подружкам, или к женам с детьми, или сидели в излюбленном баре, выпивали и злословили, как и положено полицейским после работы. Лэндри же маялся перед монитором, пытаясь найти что-нибудь на этих лошадников.

Ни у Джейда, ни у его помощницы судимостей и приводов не оказалось. Девицу-конюха, которая якобы трахалась с Джейдом в ту ночь, пару раз забирали за магазинные кражи и один раз – за вождение в нетрезвом виде. Правильно он решил, что она та еще штучка! Ни на грош не поверил, что она была ночью в четверг с Джейдом, просто решила обеспечить шефу алиби. Интересно, почему? Может, она знала, что Джейд приложил руку к происшествию в конюшне Майкла Берна? А может, она сама по его приказу выпустила оттуда лошадей и, предоставляя Джейду алиби, заботилась и о себе тоже? Джейд слишком умен, чтобы самому так подставляться. Если б девчонку поймали, всегда мог бы отпереться: что затевает дурочка, знать не знал. И объяснил бы ее старания неуклюжей попыткой заслужить похвалу.

Разумеется, Майкл Берн уверен в причастности Джейда к этому делу. Сегодня вечером во время разговора чуть не разрыдался, прямо давился ненавистью, обвинял Джейда во всех своих неудачах. Как там говорила Пэрис Монтгомери? Что Берн винит Джейда во всем, кроме собственной бездарности. Видимо, этот Берн считает Джейда Антихристом, ответственным за все зло в лошадном бизнесе.

И, возможно, не так уж ошибается…

Эстес рассказывала Лэндри о прошлом Джейда в свой первый приход. О том, как он убивал лошадей ради выплат по страховке. И ни разу никто его за это не тронул. Джейд ускользал от любых наказаний, как угорь.

Обман страховых компаний, убийство лошадей – что может знать об этом Эрин Сибрайт? Где она, черт побери, и почему нельзя ее спросить?

Он уже позвонил сегодня днем в полицию Окалы, чтобы там тоже искали девушку, и оповестил все правоохранительные службы округа Палм-Бич, чтобы дороги патрулировали в усиленном режиме. Скорее всего, Эрин рванула из города за новой работой или новым парнем, но, если вдруг нет, проверить не вредно.

И если кто-нибудь спросит, какого черта ему все это нужно, он ответит, что во всем виновата Эстес!

Отхлебнув кофе, Лэндри нажал пару клавиш и снова открыл двухлетней давности газетный отчет о захвате братьев Голем. Сегодня он уже читал его, знал содержание и точно знал, на какой абзац упадет взгляд: тот, где рассказывалось, как следователь из отдела по борьбе с наркотиками Елена Эстес повисла на дверце джипа Билли Голема, а потом свалилась под колеса. Ее пятьдесят ярдов волоком протащило по бульвару Окичоби, а потом она была госпитализирована в критическом состоянии.

Интересно, что ее побудило запрыгнуть на подножку джипа и пытаться вырвать руль у Билли Голема?

Следаки по наркотикам! Ковбои чертовы, все как один!

Прошло два года. Любопытно, чем занималась она все это время, почему теперь вышла из тени? И чего ради их с Эстес пути пересеклись именно сейчас?

Ему на хрен не нужны неприятности и проблемы, которые всегда при ней! Но Лэндри знал, что они уже здесь. Он заглотнул наживку. И теперь занимается этим делом.

А все из-за Эстес!

Джилл выбежала за дверь клуба «Игроки», отдуваясь и всхлипывая, размазывая по щекам слезы, сопли и черные потеки туши. Вытерла рукой нос, отлепила от глаз намокшую прядь волос.

Охранники посторонились, молча поглядели на нее, но ничего не сказали. Не спросили, не подогнать ли ко входу ее машину. По лицу, гады, видят: нет у нее такой машины, какую можно было бы поставить сюда на стоянку. Здесь стоят машины красивых людей – богатых и стройных.

– Чего пялитесь?! – огрызнулась Джилл.

Они переглядывались, ухмыляясь.

– Пошли к черту! – выкрикнула она и, плача, побежала по тротуару к другой стоянке.

По дороге Джилл оступилась на неудобной высокой платформе и подвернула ногу. Падая, она выронила украденную у «Наймана и Маркуса» бисерную сумочку, и ее содержимое разлетелось по тротуару.

– Проклятье!

Ползая на четвереньках, она сломала ноготь, подгребая к себе патрончик с помадой и пачку презервативов. Это явилось последней каплей. Слюни, слезы, сопли текли по лицу ручьем. Джилл свернулась клубочком и надрывно скулила по-собачьи. Она уродина! Одежда у нее уродская! Даже плачет она по-уродски…

Боль набухала внутри, как нарыв, и снова прорывалась потоками слез. Почему?! Этот вопрос она задавала себе миллион раз за жизнь. Почему именно ей выпало быть жирной, некрасивой, никому не нравящейся и уж тем более никем не любимой? Это нечестно! Почему она должна столько трудиться, чтобы переделать себя, когда стервам вроде Эрин и Пэрис все достается задаром?

Она вытерла лицо белым кружевным рукавом, собрала барахлишко в сумку и поднялась на ноги. Элегантная пожилая чета, вышедшая из «Ягуара», смотрела на нее с ужасом. Джилл показала им средний палец. Дама ахнула, мужчина покровительственно обнял ее за плечи и повел к клубу.

Джилл отперла машину, швырнула на пассажирское сиденье сумочку и вещи. Плюхнулась за руль, хлопнула дверцей и снова разревелась.

Ее хитрый план! Ее неотразимая обольстительность! Идиотка, каким только местом она думала?!

Джилл пришла в «Игроки», зная, что Джейд будет там; он пригласит ее выпить, она с ним начнет флиртовать и даст понять, что отмазала его перед тем легавым. Он, конечно, будет благодарен ей за верность и поражен ее смекалкой. А потом они поедут к нему и будут трахаться до изнеможения (план устранения Пэрис, пункт первый).

Но все сразу пошло наперекосяк, потому что весь этот дурацкий мир против нее! Когда она пришла, Джейда еще не было, и метрдотель смерил ее таким взглядом, как будто принял за дешевую проститутку. А официантка и бармен шушукались и хихикали, пока она сидела за столиком и, как полная идиотка, пила кока-колу, потому что на спиртное ей денег не хватило. А потом приперся этот говнюк Ван Зандт, полупьяный, и пригласил ее к себе за столик.

Нахал! Она ведь слышала все гадости, которые он о ней говорит. А он думает, что можно вдруг притвориться милым и любезным – и беспрепятственно залезть ей под юбку. Первые пятнадцать минут глаз с бюста не сводил. А когда она сказала, что ждет другого, имел наглость оскорбиться. Она и вообще в жизни не легла бы с таким стариком! Ну и что же, что он ей купил два коктейля? Это еще не значит, что теперь она обязана ублажать его!

А потом наконец появился Джейд. И взглянул на нее с таким отвращением, что ей захотелось разбиться вдребезги, как стекляшка. Злые слова до сих пор звенели у нее в ушах, словно Джейд кричал, хотя на самом деле он просто ее попросил выйти с ним в коридор и там говорил почти шепотом.

– Ты о чем думала, когда пришла сюда в таком виде? – прошипел он. – Ты у меня работаешь и должна прилично вести себя на людях!

– Но я только…

– Я не хочу, чтобы в связи с моей конюшней звучало выражение уличная девка!

Джилл задохнулась, будто он дал ей пощечину. Тут-то в коридор вышел Майкл Берн. Краем глаза она видела, как он притворяется, что звонит по телефону, а на самом деле следит за ними.

– Я т-только хотела тебя увидеть, – пробормотала Джилл. Слова застревали у нее в горле, к глазам подступали слезы. – Я х-хотела сказать тебе о…

– Да что с тобой?! Думаешь, ты вправе приходить сюда и портить мне вечер?

– Н-но я д-должна сказать… Я знаю про Звездного…

– Если тебе надо о чем-то со мной поговорить, мы сделаем это в конюшне, в рабочее время.

– Н-но…

– У вас все в порядке? – встрял Майкл Берн, как будто его кто-то приглашал. Недоносок конопатый!

– Вас, Майкл, это не касается, – отрезал Джейд.

– Юная леди чем-то расстроена?

Но Джилл прекрасно знала, что плевать ему, расстроена она или нет. Он смотрел на нее так же, как все мужики сегодня вечером: как будто она торгует собой, и пора бы сбавить цену.

Она бросила на него злобный взгляд сквозь мутную пелену слез.

– Катись! Ты нам не нужен – ни здесь, ни в другом месте!

Берн пожал плечами.

– Вы бы, Джейд, решали свои личные вопросы без свидетелей, – жеманно произнес он. – Как-то это непрофессионально, знаете ли.

Джейд выждал, пока Берн свалит, и снова набросился на Джилл.

– Убирайся! Убирайся, пока не опозорила меня еще больше! Поговорим завтра, прямо с утра. Если только я смогу на тебя смотреть.

Лучше бы взял нож и зарезал! Боль от его слов терзала Джилл сильнее ножа.

А впрочем, ну его к черту! Дон Джейд ей не отец, чтобы указывать, как одеваться, куда ходить, куда не ходить. А ведь она могла бы быть ему партнером – в постели и вообще. Она была бы верной и преданной. Все бы для него делала. Но он недостоин ее верности и преданности! Пусть теперь его предают, пусть всадят нож в спину – поделом ему! Он заслуживает всего, что с ним случится!

Пока Джилл сидела в машине, в ее мозгу начала медленно оформляться мысль. Нечего ей мириться с тем, что с ней обращаются, как с грязью. Нечего терпеть оскорбления. Работу она себе найдет в любой конюшне, какую пожелает. А Джейда к черту!

Она вырулила со стоянки, свернула влево, к Южному берегу, и поехала к ипподрому, не обращая внимания на машину, которая следовала за ней.

 

15

Молли слышала, как ссорятся мама и Брюс. Слов она не разбирала, но тон был тот самый. Она лежала на полу, у трубы кондиционера. Комната ее находилась прямо над кабинетом Брюса, куда он частенько вызывал маму, Чеда или Эрин для очередного громкого распекания за последние преступления против него. Молли же давно научилась становиться незаметной и сама старалась Брюса не замечать. Пусть даже формально он теперь ее отец. Она его отцом не считала. Думала просто как о человеке, в чьем доме случайно живет.

Ссора была из-за Эрин. Имя сестры всплывало на каждом повороте разговора. Происходило явно что-то не то. Когда Молли вернулась домой из школы, мама уже была расстроена, нервничала, металась по комнате, то и дело высовывалась за дверь покурить. Привезли обед из «Домино», но Кристал ни к чему не притронулась. Зато Чед смел все подчистую и удрал восвояси до появления Брюса.

А едва Брюс переступил порог, Кристал тут же отозвала его в кабинет, поговорить.

От тревоги у Молли ныло в животе. Она расслышала имя Эрин и слово «полиция». Мамин голос из напряженного стал злым, потом истерическим, а затем в нем зазвучали слезы. Брюс только злился. К голосам примешивался какой-то странный механический звук, будто видеомагнитофон то включался, то выключался, то перематывал пленку. Что это значило, Молли понять не могла. Разве что Кристал нашла у Чеда в комнате какую-нибудь порнуху. Но почему тогда они склоняют не Чеда, а Эрин?

С бешено бьющимся сердцем Молли вышла из комнаты и прокралась по черной лестнице вниз. В доме было темно, только в кабинете горел свет. Молли на цыпочках, затаив дыхание, прошла по коридору. Супружеская спальня через стенку от кабинета. Вот если пробраться туда… К счастью, дверь в спальню была приоткрыта. Молли забилась в угол за кадку с фикусом и сжалась в комочек.

– Нет, Кристал, в полицию звонить не будем, – говорил Брюс. – Во-первых, я не верю, что это правда. Розыгрыш какой-то…

– А если нет?

– Они же сказали: в полицию не звонить.

– Господи, неужели это происходит с нами?.. – дрожащим голосом пробормотала Кристал.

– Почему бы и нет, – возразил Брюс. – Она же твоя дочь. Сама знаешь, с ней вечно одни неприятности.

– Как ты можешь так говорить?!

– Легко. Это ведь правда. А ты сейчас ведешь себя неадекватно. Надо владеть собой, Кристал. Подумай логически. На пленке ясно сказано: в полицию не звонить.

– Так что же нам делать?

– Сам разберусь.

– Но я думаю…

– Тебя кто-нибудь просил думать?

– Нет.

– Кто в доме принимает решения, Кристал?

Кристал судорожно вздохнула:

– Тот, кто лучше всего это умеет.

– А это кто?

– Ты.

– Спасибо. Так вот, действовать предоставь мне. Иди прими таблетку и ложись. Сегодня мы все равно ничего сделать не сможем.

– Хорошо, – тихо отозвалась Кристал. – Так я и поступлю.

Молли по опыту знала: мама примет не одну таблетку да еще запьет водкой. Затем погрузится в свой маленький мирок и притворится, будто все в ее жизни прекрасно и замечательно. А у Молли тем временем разболелся живот. То, что она услышала, ее напугало. Что натворила Эрин? Что-нибудь ужасное, если Кристал хотела звонить в полицию.

– Пойду прокачусь, чтобы развеяться, – сказал Брюс. – День был отвратительный. А теперь еще это.

Молли затаилась и не дышала, моля бога, чтобы только никто из родителей не зашел зачем-нибудь в спальню. Вот по плиточному полу коридора процокали мамины каблучки. Кристал всякий раз поднималась на второй этаж по главной лестнице, потому что лестница была красивая, а она всегда мечтала жить в красивом доме. Брюс протопал мимо спальни в кухню. Молли не шевелилась, пока не услышала, как хлопнула входная дверь. Брюс пошел в гараж. Вот заурчал мотор автомобиля, и закрылась дверь гаража. Убедившись, что отчим уехал, Молли выбралась из своего убежища и вошла в кабинет.

Когда Брюса не бывало дома, заходить к нему в кабинет было строжайше запрещено. Он требовал от всех уважения к своей территории, хотя сам регулярно вторгался на чужую. Дом был его, и забыть об этом он не давал никому ни на минуту.

Молли включила настольную лампу, обвела взглядом книжные полки, рамки на стенах – Брюс жмет руку разным важным людям, награды и дипломы Брюса за какие-то трудовые подвиги и служение обществу. Здесь все было расставлено в точности так, как решил Брюс, и он тотчас заметил бы, сдвинься любая мелочь хоть на сантиметр.

Оглянувшись на дверь, Молли взяла пульт управления видеомагнитофоном, нажала кнопку пуска и принялась ждать. От волнения ее била крупная дрожь.

Фильм начался вдруг, без всяких титров. Девушка у ворот на проселочной дороге. Эрин! Молли в ужасе смотрела, как подъехал фургон, оттуда выпрыгнул человек в маске, схватил Эрин и втолкнул в салон.

Из динамиков раздался странный механический голос:

– Ваша дочь у нас. Не звоните в полицию…

Ничего не видя от заливших очки слез, Молли нажала «стоп», затем забралась на стул, дотянулась до магнитофона и достала кассету. Ей хотелось зареветь в голос, но она сдержалась.

Прижимая к груди кассету, Молли выбежала в темный коридор, сдернула с крючка куртку, завернула в нее кассету, а курткой подпоясалась. Ее так трясло, что она не знала, удастся ли осуществить задуманное. Знала только, что надо постараться.

Открыв дверь гаража, она вывела велосипед и помчалась по ночной улице, изо всех сил нажимая на педали.

 

16

Хоть меня и ненавидели все без исключения агенты службы правопорядка Палм-Бич, профессиональные связи я пока не растеряла. Позвонила знакомому агенту ФБР из отделения Уэст-Палм. Когда-то мы с Армеджаном вместе проводили операцию по раскрытию сети торговцев героином в Уэст-Палм-Бич и во Франции. Я попросила его найти мне в Интерполе все, что есть по Томасу Ван Зандту и Всемирному конному аукциону. Последовала пауза, после чего Армеджан поинтересовался, не вернулась ли я на работу. Я объяснила, что помогаю другу, у которого с этим типом какие-то дела, а я слышала, что он мошенник. Ничего особенного не прошу, только выяснить, нет ли на него чего-нибудь. Это ведь нетрудно, правда?

Армеджан, как и положено, завел песню о риске разоблачения и строгой секретности. Федеральные агенты – чисто дети малые, которые искренне боятся сбегать в туалет без официального письменного разрешения на отлучку с урока. Но в конце концов он согласился мне помочь.

Со вчерашнего дня мое мнение о Томасе Ван Зандте изменилось. Логично предположить: если он терроризировал одну девушку, могли быть и другие. Может, хоть одна из них осмелилась обратиться за помощью к властям? Но, с другой стороны, отчасти его влияние на Сашу Кулак объясняется тем, что она была иностранка, в чужой стране, причем, cкорее всего, нелегально.

Я уже собиралась лечь, когда что-то громко стукнуло в дверь. Я нашарила пистолет, который положила на стол, чтобы вычистить. В голове в мгновение ока промелькнул десяток сценариев. Но вот снова застучали, и послышался тоненький голосок:

– Елена! Елена!

Молли?..

Я открыла дверь, и девочка ввалилась в прихожую, будто ее внесло в дом ураганом. Вся в поту, волосы мокрые, бледная как смерть.

– Молли, что с тобой? Что стряслось?

Я подвела ее к креслу, и она безвольно, словно тряпичная кукла, упала на него, судорожно хватая ртом воздух.

– Ты как сюда добралась?

– На велосипеде.

– Боже! Это ночью-то?.. Почему ты не позвонила, если надо было увидеться?

– Не могла.

– Что-нибудь от Эрин?

Молли стащила с себя завязанную на талии куртку, порылась в карманах и с трудом, поскольку руки у нее ходили ходуном, выудила видеокассету. Я молча вставила ее в магнитофон, перемотала, нажала «пуск». И посмотрела то, что, разумеется, уже смотрела Молли, только с поправкой на собственное чувство опасности, которого у нее быть не может, ибо на свете она живет значительно меньше меня и не видела того, что довелось мне.

На моих глазах сестру Молли повалили наземь и втолкнули в белый фургон. Затем раздался голос, измененный аппаратурой, чтобы не узнали: «Ваша дочь у нас. Не звоните в полицию, иначе она умрет. Триста тысяч долларов. Подробности позже».

Картинка на экране замерла. Я выключила магнитофон и обернулась к Молли. Маленькая бизнес-леди исчезла. Взрослой Молли тоже видно не было. За моим столом сидела хрупкая двенадцатилетняя девчушка, в смертельной тревоге за старшую сестру. За стеклами круглых, как у Гарри Поттера, очков блестели слезы, усиливая застывший в глазах страх.

Она изо всех сил старалась быть храброй. И это напугало меня куда больше, чем видеозапись.

Я присела перед ней на корточки, оперлась руками о подлокотники кресла.

– Молли, ты где это взяла?

– Услышала, как мама и Брюс ругаются из-за Эрин, – скороговоркой ответила она. – Когда они вышли из его кабинета, я вошла и нашла кассету.

– Они видели запись?

Молли кивнула.

– И что они сделали?

Из-под очков по щекам потекли слезы.

– Ничего, – еле слышно, тоненько произнесла она.

– Не позвонили в полицию?

– Брюс сказал, что сам разберется. Потом отправил маму спать. – Девочка недоуменно покачала головой. – А сам отправился покататься, чтобы развеяться, потому что у него был плохой день… Ненавижу его! – вдруг выкрикнула она, с размаху стукнув кулачком по столу. – Ненавижу! Ничего он не будет делать, потому что не хочет, чтобы она вернулась! Из-за него Эрин умрет!

Теперь слезы хлынули как положено, Молли прижалась ко мне, обхватила руками за шею.

Утешать я никогда не умела. Потому, возможно, что мне не у кого было учиться. А может, потому, что свою собственную боль я всегда загоняла очень глубоко и никому не позволяла ее касаться. Но Молли боль переполняла, и у меня не оставалось иного выбора, как разделить ее с нею. Я обняла девочку, погладила ее по волосам.

– А он нам и не нужен, Молли, – сказала я. – У тебя есть я, верно ведь?

И тут мне стало по-настоящему страшно. Уже не было расследования, которое не хочется вести, с прогнозируемым результатом и без особых последствий. Уже не было обыденной служебной необходимости. Я оказалась связана с девочкой, приникшей ко мне. Я взяла на себя обязательства. Я, которая хотела только забиться куда-нибудь подальше со своей тоской, пока не хватит сил свести счеты с жизнью.

Я крепче прижала к себе Молли – не ради нее, ради себя.

К тому времени, как я сняла копию с видеозаписи, погрузила к себе в багажник велосипед Молли и мы отправились в Бинкс-Форест, план дальнейших действий у меня созрел.

 

17

Джилл пробралась к Джейду в кладовку и включила стоявшую на старинном комоде настольную лампочку. Потом схватила с полки бутыль касторового масла, открутила пробку, выдвинула ящик, где лежали выходные бриджи Джейда, и щедро полила их маслом. Из каталогов она знала, что такие штаны стоят по меньшей мере двести долларов. Распахнула шкаф, вытащила два сшитых на заказ пиджака, облила оба, потом проделала то же самое со свежевыглаженными, тоже сшитыми на заказ рубашками.

Но этого было мало! Хихикая себе под нос, Джилл пошла к деннику, где раньше жил Звездный, и вилами раскидала подстилку, открыв кучи навоза и мокрые пятна мочи. В нос ей ударил едкий запах аммиака, и она злорадно улыбнулась. Потом разбросала одежду по деннику, прямо на кучах дерьма, и от души походила ногами по дорогостоящим тряпкам, втаптывая их в грязь. Когда Джейд увидит этот бардак, с ним случится удар. Он поймет, что это ее рук дело, но доказать ничего не сможет. А утром ему надо быть на соревнованиях. Одеться ему будет не во что. Лошади не готовы. А Джилл в это время будет валяться на пляже, загорать и искать себе прикольного парня. Он еще пожалеет, что так с ней обошелся. Она могла бы стать его союзницей, его шпионкой. А теперь пусть он хоть сдохнет.

– Иди к черту, Дон Джейд! Иди к черту, Дон Джейд! – нараспев твердила Джилл, расхаживая по деннику.

Что Джейд ее застукает, она не боялась. Он еще там, в паршивом клубе, старается произвести впечатление на клиента или на какую-нибудь бабу. Пэрис должна бы заглянуть перед сном, проверить, все ли в порядке, но почти никогда этого не делала, Джилл точно знала. Ей не пришло в голову, что в конюшню может заглянуть кто-нибудь чужой или охрана во время ночного обхода территории.

И тут вдруг все лампы в конюшне погасли.

Джилл замерла, ощущая лишь стук собственного сердца. Оно так грохотало в ушах, что услышать, не идет ли кто, было невозможно. Когда глаза привыкли к темноте, стали видны очертания предметов, но денник, в котором она была, отстоял слишком далеко от выхода, и туда почти не попадал свет фонаря у дороги.

Лошади в стойлах проснулись. Некоторые заржали – тревожно, как показалось Джилл. Она вслепую пошла вдоль стены, пытаясь нашарить вилы, которые оставила в дальнем углу денника. Наконец, повернувшись спиной к двери, нащупала черенок.

Все случилось так быстро, что она не успела отреагировать. Кто-то набросился на нее сзади, чья-то ладонь зажала ей рот. Ее собственные пальцы отчаянно сжали черенок вил, она изогнулась, пытаясь вырваться из рук нападавшего и с размаху наугад ударить вилами. Но она схватилась за черенок слишком высоко, что лишило ее свободы маневра и ослабило силу удара. Вилы вырвались из ее рук и отлетели к холщовой стене.

Джилл попробовала закричать, но безуспешно – крик застрял у нее в горле, cловно в кошмарном сне. И в тот же момент она поняла, что сейчас умрет.

Нападавший повалил ее на пол, а сам тяжело рухнул сверху. Послышался какой-то звук, голос, но она не могла разобрать его за шумом крови в ушах и собственным хрипом. Воздуха не хватало, хотелось рыдать, молить о помощи. Она почувствовала, как ей задрали мини-юбку, как чужая рука шарит между ног, рвет тесемки слишком тесных трусиков.

Джилл сделала попытку ползти вперед, но что-то страшно надавило на спину, потом на затылок, вдавливая лицо в кучу навоза. Дышать стало нечем. Она попыталась повернуть голову набок – не смогла; попыталась втянуть ртом воздух – и набрала полный рот дерьма; попыталась вызвать рвоту – и почувствовала жуткое жжение в груди.

А потом уже ничего не чувствовала.

 

18

На улице было тихо. Ни одно окно в больших красивых домах не светилось; их обитатели даже не подозревали о том, что творится у ближайших соседей. Только в углу первого этажа в особняке Сибрайтов горел свет. На втором этаже было темно. Интересно, спит Кристал или нет?

Молли сказала, что Брюс «отправил ее спать». Как будто ребенка. Дочь неизвестно где, похищена, а он отправляет жену спать, пообещав, что разберется сам. Если б Кристал не посмотрела видеозапись, возможно, Брюс просто выбросил бы ее в мусор, как пачку рекламных листовок.

Мы с Молли вошли через парадную дверь и прокрались по коридору к кабинету Брюса Сибрайта, где горел свет. Дверь кабинета была открыта. Брюс, бормоча что-то себе под нос, рылся на полках у телевизора.

– Это ищете? – спросила я, шагнув в комнату и доставая из кармана кассету.

Он резко обернулся.

– Что вы здесь делаете? Как попали в мой дом?

Тут его злобный взгляд упал на спрятавшуюся за моей спиной Молли.

– Молли? Это ты впустила ее?

– Елена может помочь…

– Чем помочь? – осклабился он, решив отпираться до последнего, пусть даже я стою перед ним с кассетой, на которой записано похищение его падчерицы. – Мы ни в чьей помощи не нуждаемся!

– Вы думаете, что можете разобраться самостоятельно? – спросила я, бросая кассету ему на стол.

– Думаю, вы можете убираться из моего дома, или я вызову полицию!

– На меня такие угрозы не действуют. Мне казалось, вы еще утром это усвоили.

Его глаза сузились, губы сжались в ниточку.

– Елена раньше работала следователем в полиции нашего округа, – выйдя из-за моей спины, пояснила Молли. – Она все знает про тех, у кого работала Эрин, и…

– Молли, иди спать! – оборвал ее Сибрайт. – С тобой, юная леди, я разберусь завтра. Подслушиваешь чужие разговоры, без разрешения суешься в мой кабинет, приводишь в мой дом эту особу… Тебе за многое придется ответить!

Молли вздернула подбородок и смерила отчима долгим взглядом.

– И тебе тоже, – промолвила она, повернулась и вышла из комнаты с поистине королевским достоинством.

Сибрайт закрыл за ней дверь.

– Как ей пришло в голову обратиться к вам?

– Хотите верьте, хотите – нет, но люди, живущие в вашем доме, имеют свои собственные суждения, и они позволяют себе думать, не спрашивая на то вашего согласия. Уверена: теперь, когда вы в курсе, вы положите этому конец.

– Как вы смеете так говорить? Вы ничего не знаете о моей семье!

– Да все я про вашу семью знаю, уж поверьте, – сказала я, слыша, как в голосе сквозит старая обида. – Вы полубог, а простые смертные вращаются вокруг вас, как планеты вокруг солнца.

– Немедленно прекратите разговаривать со мной в подобном тоне! – вознегодовал он и шагнул ко мне, пытаясь вытеснить из комнаты и буквально, и фигурально.

Я не двинулась с места.

– Мистер Сибрайт, из нас двоих не я должна объясняться. Вашу падчерицу похитили, и Молли единственная, кому небезразлично, останется ли она в живых. Что вы мне на это скажете?

– Нечего мне вам говорить! Все это не ваше дело!

– Я сделала это дело своим. Когда, где и при каких обстоятельствах появилась у вас эта кассета?

– Отвечать на ваши вопросы я не собираюсь, – отмахнулся Брюс и прошел мимо меня к книжным полкам, чтобы закрыть дверцу тумбы под телевизором.

– Предпочитаете отвечать на вопросы следователя полиции? – поинтересовалась я.

– Они не велели обращаться в полицию, – напомнил он, сдвигая корешок книги на пять сантиметров влево. – Вы хотите, чтоб по вашей вине девушка погибла?

– Нет. А вы?

– Нет, конечно!

Брюс подровнял ряд книжек на полке, уже ища глазами, где в его королевстве еще непорядок. Видимо, от нервов.

– Но если б она просто больше не вернулась, вы бы не очень горевали, верно? – бросила я.

– Не надо оскорблений! – Он изобразил благородное негодование. – За кого вы меня принимаете?!

– Как мне кажется, сейчас вам вряд ли захочется выслушать мое мнение. Мистер Сибрайт, так когда же вы получили эту кассету? Эрин уже почти неделю никто не видел и не слышал. Обычно похитители требуют денег сразу же, и меня тревожит, что они сделали это только теперь. Чем дольше они держат человека у себя, тем больше риск плохого исхода.

– Кассета появилась сегодня вечером, – буркнул он, не глядя на меня. Я готова была спорить, что пленка у него уже дня два-три.

– И похитители так и не позвонили?

– Нет.

– А откуда взялась кассета?

– Принесли с почтой.

– Домой или на работу?

– Домой.

– Она была адресована вам или вашей жене?

– Я… я не помню.

Значит, Кристал. И он утаил от нее. Небось всю ее почту просматривает, педант проклятый! А когда жена все же нашла пленку, он отправил ее спать, а сам поехал кататься.

– Я бы хотела увидеть конверт, – сказала я.

– Я его выбросил.

– Значит, он в корзине для бумаг. Давайте достанем. Там могут быть отпечатки пальцев, да и почтовая марка может дать ценные сведения.

– Уже поздно.

– Почему поздно? Из вашего дома мешки с мусором выносят по утрам. Если кассету принесли сегодня…

На это сукину сыну нечего было ответить. Я раздраженно вздохнула и начала по новой.

– Они звонили?

– Нет.

– Если вы лжете, Сибрайт, бог вам судья.

Он побагровел:

– Как вы смеете называть меня лжецом?!

– Ты и есть лжец.

Мы одновременно обернулись к двери. Там стояла Кристал, похожая на пожилую портовую шлюху. Лицо бледное, испитое. Под глазами черные круги туши. Травленные перекисью волосы стоят дыбом. На ней был короткий розовый халатик, отороченный перьями по вырезу и манжетам, и в тон ему туфельки без задников, на высоком каблуке.

– Ты лжец, – повторила она, устремив на мужа остекленевший взгляд.

– Ты пьяна! – возмутился Брюс.

– Должно быть. Иначе не осмелилась бы сказать тебе такое.

Я смотрела на Сибрайта. Он был в ярости, просто трясся от гнева. Не будь меня там, даже не знаю, что он сделал бы. Но, с другой стороны, если б не мое присутствие, Кристал никогда не хватило бы смелости открыть рот. Я обернулась к ней.

– Миссис Сибрайт, когда вы впервые увидели видеозапись похищения вашей дочери?

– Я увидела пустую коробку. На ней значилось мое имя. Я подумала, там было что-нибудь из того, что я заказывала по почте, и удивилась, почему Брюс мне ее не отдал.

– Кристал… – зарычал Брюс.

– Какой это был день?

Ее губы задрожали.

– Среда.

Значит, два дня назад.

– Я не хотел тебя расстраивать, – сказал Сибрайт. – Посмотри на себя. Посмотри, что с тобой сделалось из-за этого…

– А сегодня я нашла кассету, – продолжала Кристал. – Мою дочь похитили. А Брюс решил, что знать об этом мне необязательно.

– Я же тебе сказал, Кристал: разберусь сам, – сквозь зубы процедил муж.

Кристал смотрела на меня – жалкая, сломленная, смертельно напуганная.

– Да, он мне так сказал. В нашей семье решения принимает тот, кто лучше всех это умеет.

Я смерила тяжелым взглядом Брюса Сибрайта. У него на лбу выступила испарина. Такую женщину, как Кристал, он мог запугать легко, а вот меня – нет. Это он понимал хорошо.

– Последний раз спрашиваю вас, мистер Сибрайт. И, прежде чем отвечать, имейте в виду: полиция округа вправе затребовать в телефонной компании записи ваших переговоров для уточнения информации. Похитители вам звонили?

Он подбоченился и уставился в потолок, взвешивая все «за» и «против» дальнейшего запирательства. Такие, как он, на заведомую дачу ложных показаний не пойдут. Если поверил моим словам про записи разговоров и подумал, что€ будет, если им займется полиция… как пострадает репутация… Я затаила дыхание.

– Вчера вечером.

Странный, горький, гортанный крик вырвался из горла Кристал Сибрайт, и она, точно подстреленная, рухнула, переломившись пополам, на кожаную спинку кресла.

Сибрайт, пытаясь оправдаться, пыхтел, как разгневанный голубь.

– Во-первых, по-моему, это все блеф. Просто Эрин хочет меня унизить…

– Так, – перебила я, – сегодня я уже по горло сыта мужчинами с их амбициями и маниями преследования. Я видела пленку. Я знаю, с какими людьми была связана Эрин. Я не стала бы ставить ее жизнь против вашего страха быть опозоренным. Кто звонил? Мужчина? Женщина?

– Голос как на этой пленке, – досадливо буркнул он. – Искаженный.

– Что сказали?

Отвечать Брюс не желал. Он стянул губы в такую гадкую тугую гузку, что захотелось дать ему оплеуху.

– А почему я должен перед вами отчитываться? Я про вас ничего не знаю. Не знаю, на кого вы работаете. Вдруг вы одна из них?

– Да скажи же ей, ради бога! – взвизгнула Кристал. Она сползла со спинки кресла, забралась в него и сжалась в комочек.

– А я откуда знаю, что вы не из них? – парировала я. – А жена ваша откуда это знает?

– Не болтайте глупостей! – огрызнулся Сибрайт.

– Не такие уж это глупости, мистер Сибрайт. Мне известно, что Эрин была для вас источником сильного раздражения. Может, вы нашли способ избавиться от этой проблемы?

– О боже! – зажимая рот руками, плакала Кристал.

– Это нелепо! – заорал Сибрайт.

– В полиции, как мне кажется, так не подумают, – возразила я. – Поэтому вам бы лучше припомнить подробности сейчас.

Он снова тяжко вздохнул. Смиренный патриарх.

– Деньги велели положить в картонную коробку, а коробку оставить в условленном месте на территории конно-спортивного комплекса, где-то в Локсахэтчи.

Я знала, где это. Новый, неосвоенный участок земли в двадцати минутах езды от Уэллингтона. Более или менее открытое место. Там только ипподром, которым пользуются несколько раз в году.

– Когда?

– Сегодня. В пять часов.

– Вы оставили деньги?

– Нет.

Кристал зарыдала.

– Ты убил ее! Ты ее убил!

– Кристал, прекрати, ради бога! – оборвал ее Брюс. – Если ее действительно похитили, то не убьют. Какой в этом смысл?

– Смысл только в том, чтобы получить деньги, – холодно ответила я. – Их они будут пытаться добыть в любом случае – жива она, нет ли. Вам обещали, что в месте передачи денег вы увидитесь с Эрин? Или говорили, что вы сможете забрать ее откуда-то еще, если принесете выкуп?

– Нет, не говорили.

– Значит, нет гарантии, что Эрин еще жива. Если преступник достаточно безжалостен, ее могли убить вскоре после похищения, чтобы устранить возможного свидетеля, да и просто не осложнять себе жизнь. А может, в том и была главная цель – убрать ее, а похищение разыграно для отвода глаз. Они звонили вам еще раз?

– Нет.

– В это мне трудно поверить. Если б мне в пять часов вечера должны были привезти и не привезли триста тысяч долларов, я бы пожелала узнать причину.

Он вскинул руки и отошел к окну, темному за полуоткрытыми ставнями. Я наблюдала за ним, поражаясь, какой же он холодный человек. Но неужели настолько холодный, чтобы сознательно толкнуть падчерицу в лапы похотливому мерзавцу? Настолько холодный, чтобы убить ее, пусть чужими руками? Возможно.

Единственное, чего я не понимала, – как мог Сибрайт в таком деликатном деле положиться на кого-либо, автоматически подставив себя под удар. Однако альтернатива у него была только одна: мараться самому, а это на него совсем не похоже. Значит, выбрал конспирацию как меньшее из зол. Да и отпереться всегда можно.

Мой взгляд упал на хозяйский письменный стол. Порядок там царил безупречный. Вот-вот, казалось, я увижу аккуратную папочку с ярлыком: «Похищение Эрин». Но вместо этого глаз остановился на радиотелефоне «Панасоник» с определителем номера. У меня в гостевом домике Шона был такой же. Я зашла за стол, села в директорское кожаное кресло и сняла трубку. На корпусе замигал красный огонек определителя.

– Что вы делаете?! – возмутился Брюс, бросаясь к столу через всю комнату.

Я нажала на трубке кнопку поиска, и на дисплее появился номер.

– Пользуюсь чудесами техники. Если похититель звонил вам на этот номер с телефона без блокировки, номер сохранился в памяти и может быть воспроизведен. Правда, умно придумано?

Я записала найденный номер на отрывном листке, вызвала предыдущий, записала и его. Брюсу очень хотелось вырвать у меня трубку, я видела, как у него играют желваки.

– Сюда мне звонят клиенты и деловые партнеры, – заявил он. – Я не позволю вам докучать им.

– Откуда вы знаете, что один из них не похититель? – поинтересовалась я.

– Это безумие! Все они уважаемые, обеспеченные люди.

– Возможно, все, кроме одного. Мистер Сибрайт, у вас есть враги?

– Нет, конечно.

– Вы никогда ни с кем не ссорились? Здесь, в агентстве по недвижимости, с клиентами, с конкурентами?..

– Мисс Эстес, я человек порядочный!

– И приятный во всех отношениях, – добавила я. – Поверить не могу, чтобы у вас не было списка людей, которые обрадовались бы вашим страданиям. Я имею в виду не только близких родственников.

Он меня ненавидел, я читала это в его маленьких злобных глазках. И порадовалась, ибо чувство было глубоко взаимным.

– Я выясню номер вашей лицензии, – жестко заявил он. – У меня есть твердое намерение заявить на вас куда следует.

– Тогда мне было бы глупо сообщать вам его, верно ведь? – Я записала с дисплея следующий телефон. В памяти со времени последней чистки сохранилось тринадцать номеров. – Однако я не советовала бы вам жаловаться на меня. Я знаю много такого, о чем вы не захотели бы прочесть в газетах.

– Вы мне угрожаете?

– Всегда изумляюсь, когда люди вдруг задают этот вопрос, – сказала я. – Вы должны кому-нибудь денег?

– Нет.

– Играете в азартные игры?

– Нет!

– Знакомы с неким Томасом Ван Зандтом?

– Нет. Кто это?

– Вы устраивали Эрин на работу к Дону Джейду?

Я записала последний номер и подняла глаза на Сибрайта.

– Какая разница? – бросил он.

– Так устраивали или нет?

Он опять занервничал. Во всяком случае, подвинул на одну шестнадцатую дюйма вправо сигарную коробку.

– Было бы странным совпадением, если б Эрин просто так, наобум наткнулась на работу у тренера вашего клиента, которому вы продали баснословно дорогой участок земли.

– А это тут при чем? – возмутился он. – Ну, мог я случайно обмолвиться, что она хочет работать с лошадьми. Что с того?

Я покачала головой, оторвала листок с записанными телефонами и встала. Кристал все так же сидела в кресле – с остекленевшим взглядом, запертая в своем личном аду. Мне хотелось спросить у нее, стоит ли оно того – дом, тряпки, машина, деньги… Но, пожалуй, ей было достаточно больно и без моих обвинений в том, что она продала за все это собственного ребенка. Я дала ей карточку с моим телефоном, а еще одну положила на письменный стол.

– Эти номера я проверю, и поглядим, что выйдет, – сказала я. – Если похитители объявятся, звоните немедленно. Сделаю, что могу. Как профессионал советую позвонить еще в полицию округа, следственный отдел и поговорить лично с детективом Джеймсом Лэндри.

– Но они же сказали – никакой полиции! – вскинулся Сибрайт, слишком явно радуясь возможности возразить.

Я бросила на него презрительный взгляд.

– Оденьтесь попроще, машину возьмите поскромнее. Никто вас не узнает, сойдете за свидетеля Иеговы.

Сибрайт надулся:

– Не желаю, чтобы решения относительно моей семьи принимали чужие люди!

– А по-моему, вопреки вашему эгоцентризму вы не лучшим образом подготовлены для принятия решений, – пожала плечами я. – Вам необходима помощь профессионалов. И если вы не хотите принять ее сами, я затолкаю ее вам в глотку.

 

19

В эту ночь Брюс Сибрайт не мог уснуть. Да и не пытался. Делить ложе с Кристал у него ни малейшего желания не было, пусть даже она в полной отключке. Он был слишком взбудоражен, чтобы спать, да что там спать – сидеть на месте. Целый час он приводил в порядок кабинет: протер тряпочкой каждую безделушку на письменном столе, опрыскал телефон лизолом. Его святая святых подверглась гнусному вторжению, все было захватано чужими руками!

Оказывается, Кристал входила сюда без его ведома, рылась в письмах на столе, хотя он раз и навсегда запретил ей это делать. И Молли тоже зашла без разрешения, взяла кассету… Такого он от них не ожидал. От разочарования горчило во рту. Его миропорядок нарушился, а теперь еще какая-то стерва-сыщица пытается влезть сюда и похозяйничать. Этого он не потерпит! Докопается, на кого она работает, и сделает так, чтобы больше не работала вообще!

Брюс зашагал по кабинету, стараясь успокоиться. Нельзя было брать в жены Кристал. Это была ошибка. Знал ведь, что с ее старшей дочкой будут проблемы, решать которые придется ему, – и вот оно!

Он открыл дверцу телевизионной тумбы, взял с полки кассету, вставил в магнитофон, включил.

На экране возникла Эрин. Голая, прикованная к постели, пытается прикрыть наготу.

– В камеру смотри, сука! Говори текст!

Она трясет головой, прячет лицо.

– Говори! Хочешь, чтоб я заставил?

Она смотрит в объектив.

– Помогите!

Брюс вынул кассету и убрал в картонный футляр. Потом подошел к спрятанному в стене за полкой литературы по недвижимости маленькому потайному сейфу, открыл его, положил кассету, запер. Больше никто ее не увидит. Это его решение. К которому он подготовлен лучше всех.

 

20

Никогда не обманывалась сказками о том, что люди по своей природе хорошие. По опыту знаю: изначально они эгоистичны, а зачастую еще и жестоки.

Три часа я поспала, ибо организм не оставлял мне иного выбора. И проснулась, поскольку мозг не желал отдыхать. Встала, задала корму коням, приняла душ, в майке и трусах села к компьютеру и принялась искать по Интернету номера с определителя телефона Брюса Сибрайта.

Шесть из тринадцати оказались с кодом Уэллингтона, но имена абонентов не определились; к четырем нашлись имена – один принадлежал ресторанчику «Домино Пицца»; два звонка, сделанные с одного и того же номера в Ройял-Палм-Бич, остались безымянными. Сибрайт утверждал, что похититель звонил всего один раз, но я не поверила. Преступник ведь не шутки шутил, когда послал видеокассету. После этого непременно должен был отметиться вторично.

Я набрала номер в Ройял-Палм и долго слушала гудки в трубке. Надо же, а я-то надеялась, что услышу радостное: «Здравствуйте, мы похитители!»

Затем один за другим стала набирать остальные безымянные номера, нарываясь то на автоответчик, то на прислугу; разбудила двух страшно недовольных типов, которые, несомненно, позвонят Брюсу Сибрайту на работу и пожалуются на бестолковую новую секретаршу.

Позвонила в полицию, где меня долго футболили от одного секретаря к другому, пока не вышла на автоответчик Лэндри. Записала себе номер его пейджера, подумала, не позвонить ли Армеджану, чтобы поторопить с ответом, но решила не пытать судьбу лишний раз. Любая информация из-за границы лишь подтвердит мои догадки. Я уже и так знаю, что Ван Зандт – мошенник мирового размаха.

Вопрос в том, довольно ли у него смелости для похищения людей. А почему нет? С подругой Ирины, Сашей Кулак, он был весьма к этому близок. Если Брюс Сибрайт устраивал Эрин на работу через Трея Хьюза, напрашивается вывод: Ван Зандт мог выяснить, что Эрин в родстве с главой риелторской фирмы. «Торговцы недвижимостью гребут деньги лопатой, – мог подумать он, – и почему бы к ним не примазаться?» Итак, мотив есть: алчность. С девушкой он знаком, территорию ипподрома знает хорошо, прекрасно представляет себе, когда там много народу, а когда – никого. Вот и возможность.

Средства? Видеокамера у Ван Зандта есть, значит, пленку отснять он мог. Бельгийский акцент легко убрать при помощи приставки для изменения голоса. А белый фургон? Откуда он взялся? И если на камеру снимал Ван Зандт, кто тогда тот тип в маске?

Свинья грязь найдет. Вокруг ипподрома вертится много сброда, за деньги готового на что угодно. Порядочным людям на них выйти непросто, но Томас Ван Зандт не из порядочных.

Вернемся к Брюсу Сибрайту. Если он замешан в похищении Эрин, легко объяснить его бездействие после получения кассеты с требованием выкупа. Но почему тогда кассета была адресована Кристал? И зачем ему было скрывать от нее пленку? Если в результате планировалось избавиться от Эрин, но представить это как похищение с неудачным исходом, жена должна знать хоть что-то. Бессмысленно держать в тайне абсолютно все.

Однако, каковы бы ни были мотивы, бездействие очевидно. Готова спорить, действовать он еще начнет, несмотря на мои угрозы.

Я сбросила Лэндри на пейджер свой номер телефона. Вместе с телефоном у него должно высветиться имя Шона Авадона, но так оно и лучше – авось перезвонит все-таки. А то увидел бы мое имя и, не раздумывая, стер сообщение.

Ожидая звонка, я налила себе кофе и принялась ходить по комнате, обдумывая другие подробности дела. Эрин ухаживала за Звездным, а Звездный погиб; эта ниточка тянется к Джейду, точнее, к его темному прошлому. Связь Эрин с Чедом Сибрайтом, их ссора за два дня до ее исчезновения… Она бросила его – ради какого-то взрослого мужчины, как сказал Чед. А Молли говорила, что Эрин была неравнодушна к своему шефу…

Зазвонил телефон. Я схватила трубку.

– Говорит детектив Джеймс Лэндри. Я получил сообщение с этого номера.

– Лэндри, это Эстес. Эрин Сибрайт похитили. Ее родители получили видеозапись с требованием выкупа.

Молчание. Видимо, переваривает новость.

– Вы по-прежнему считаете, что здесь нечего делать? – спросила я.

– Когда они получили кассету?

– В среду. Ее отчим должен был вчера передать деньги. Но не передал.

– Как-как?

– Это долгая история. Давайте встретимся. Я вам все расскажу, а потом отвезу к ним.

– В этом нет необходимости, – сказал он. – Я сам узнаю подробности у родителей. Спасибо за помощь и совет, но вы мне там не нужны.

– Плевать мне, нужна я вам там или нет! – отрезала я. – Я там буду.

– Сорвете официальное расследование.

– До сих пор срыв расследования был вашей прерогативой, – возразила я. – Если б не я, и расследования никакого не было бы. Отчим не желает ничего предпринимать. Он с радостью скажет «Что ж теперь делать?» – и будет ждать, пока девушку найдут в какой-нибудь канаве с камнем на шее. А я уже три дня занималась этим делом и щупаю тех, у кого она работала.

– Вы больше не полицейский.

– Не хватало, чтобы вы мне об этом напоминали! Идите вы к черту, Лэндри!

– Я так, к слову. Насколько я знаю, Эстес, вы не склонны принимать огонь на себя. Предпочитаете подставлять под пули других. Так что ни с вами, ни на вас я работать не буду.

– Отлично. Тогда и я оставлю при себе то, что знаю. Пока, говнюк!

Я швырнула трубку и пошла одеваться.

Таких упертых кретинов, как легавые, на свете очень мало. Это я говорю с уверенностью, потому что сама оттуда. Может, у меня и нет больше служебного жетона, но дело не в жетоне. Полицейский – это диагноз, это характер. Независимо от чина, мундира, места службы и возраста.

Я понимала Лэндри, потому что мы с ним одной крови. Не любила, но понимала. Подозреваю, что и он понимал меня на том же уровне, как и любой другой из наших. Он не признал бы этого, и я ему неприятна, но ход моих мыслей ему ясен.

Я влезла в бежевые брюки и черную майку без рукавов. Когда застегивала на руке часы, опять зазвонил телефон.

– Где вы живете?

– Я не хочу, чтобы вы приходили ко мне в дом.

– Почему? Вы что, наркотиками торгуете? Или краденое укрываете? Чего вы боитесь?

Я не хотела, чтобы чужие вторгались в мое убежище, но не объяснять же это Лэндри. Нельзя показывать противнику свои слабости. Мое замешательство и так слишком красноречиво. Я продиктовала адрес, ругая себя, что уступила даже в такой малости.

– Буду через тридцать минут, – пообещал он и повесил трубку.

Через двадцать три я уже открывала ему калитку.

– Ничего себе домик, – заметил Лэндри, глядя на хоромы Шона.

– Я тут в гостях.

Я повела его от стоянки мимо конюшни, к своему флигелю.

– Недурно, – усмехнулся, он. – Знакомство с людьми, которые не живут в картонных коробках и не кормятся из помойки, возвышает.

– А у вас именно такой круг общения? – спросила я. – Могли бы и повыше брать. Все-таки на побережье живете.

Лэндри покосился на меня с подозрением, оскорбленный тем, что я без его позволения что-то о нем разузнала.

– Откуда вы знаете?

– Вычислила. Свободные руки и Всемирная паутина…

Это ему совсем не понравилось. Вот и хорошо. Пусть знает, что я умнее его.

– Группа крови у вас четвертая, резус отрицательный, на прошлых выборах голосовали за республиканцев, – сказала я, отпирая входную дверь. – Кофе?

– А какой я предпочитаю, вы тоже знаете? – съязвил он.

– Черный. Сахара два куска.

Он вытаращил глаза.

Я пожала плечами.

– Случайно угадала.

Лэндри встал напротив меня, у дальней стены кухоньки, и скрестил руки на груди. Хоть сейчас на плакат о вербовке! Крахмальная рубашка, белая в тонкую бордовую полоску, кроваво-красный галстук, темные очки, военная выправка.

– Вид у вас как из ФБР, – заметила я. – Что это вы так? Профессиональная зависть?

– Почему вы так мною интересуетесь? – огрызнулся он.

– Знание – сила.

– То есть для вас это вроде игры?

– Вовсе нет. Просто хочу знать, с кем имею дело.

Лэндри нахмурился:

– Вы про меня и так уже все узнали. А теперь просветите меня насчет Сибрайтов.

Я показала ему видеозапись, рассказала, что произошло накануне вечером в доме Сибрайтов. Лэндри и бровью не повел.

– По-вашему, у отчима есть в этом какой-то интерес? – спросил он.

– Как он относится к Эрин, совершенно ясно. И с похищением он «разбирается» что-то очень странно. Кроме того, мне не нравятся его знакомства. Но если похищение инсценировано и он принимал участие, зачем прятать пленку? Вот чего я не понимаю.

– Может, на всякий случай, – предположил Лэндри, перемотав пленку, чтобы посмотреть еще раз. – Ждет, пока все закончится, девушка умрет, вот тогда он покажет пленку жене и расскажет, как оберегал ее от ужасной правды и принимал те решения, которые считал верными.

– Ах, да! Решения в семье принимает тот, кто лучше для этого подготовлен, – пробормотала я.

– Что?

– Семейный девиз. Брюс Сибрайт патологически педантичен, просто сдвинулся на идее контроля. Эгоист, шантажист, всех держит в страхе. Семейка будто из пьес Теннесси Уильямса.

– Тогда все сходится.

– Да, – согласилась я. – Эта девушка жила в настоящем гадюшнике. Если хотите, могу назвать еще трех подозреваемых.

– Валяйте.

Я рассказала про Чеда Сибрайта, потом еще раз про Дона Джейда.

– И еще я жду по Интерполу данных на Томаса Ван Зандта, известного своим недостойным поведением с молодыми дамами и вообще первостатейного мошенника.

– Эти лошадники просто прелесть что за люди, – заметил Лэндри.

Я пожала плечами:

– Наш бизнес – жизнь в миниатюре. Есть люди хорошие, есть плохие. Есть прекрасные и безобразные.

– Имущие и неимущие. Потому и в тюрьмах битком, – хмыкнул Лэндри. – Ревность, алчность, сексуальные извращения правят миром. – Он вздохнул и снова перемотал пленку на начало. – Эстес, а какая у вас роль в этой буче?

– Я же говорила. Помогаю младшей сестренке.

– Зачем? Почему вообще она пришла именно к вам?

– Долго рассказывать, да и неважно. Я уже впряглась и буду тянуть свою лямку до конца. У вас есть возражения?

– Да, есть, – не отрываясь от экрана, кивнул он. – Но я уверен, они вас не остановят.

– Верно.

Когда на экране появился белый фургон, он нажал кнопку «пауза» и прищурился.

– Можете разглядеть номер?

– Нет. Пыталась, но и на пленке Сибрайта ничего не разобрать. Технических возможностей магнитофона недостаточно. Послушайте, Лэндри, я уже выяснила всю подноготную окружения Джейда. Я очень охотно буду работать с вами. А вам глупо отказываться. Уверена, в вас много всякого, но глупость – это не ваше.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, пытаясь проникнуть глубже, чем я бы позволила.

– Я тоже навел справки, – сказал он. – Вы, Эстес, женщина без тормозов. И всегда такой были, насколько мне известно. Это мне не нравится. Вы считаете Сибрайта свихнувшимся педантом, а для меня педантичность – достоинство. Когда я берусь за дело, то им занимаюсь только я. Точка. Я не хочу каждый день задаваться вопросом, что€ еще вы учудите завтра. И, уверяю вас, никто в нашей конторе не захочет. Если мое начальство узнает, что вы сунули нос в это расследование, будет мне нагоняй.

– Ничем помочь не могу. Я уже взялась и отступаться не собираюсь. Я сказала, что буду с вами работать, но работать на вас я не намерена. Вы мне не указ, Лэндри. Если вас это тревожит, значит, у вас проблема. Как бы то ни было, цель у нас одна: вытащить Эрин Сибрайт живой. Так что, может, приступим к делу? Тратим попусту дневной свет.

Лэндри усмехнулся и шагнул к двери.

– Черт с вами, ведите. Надеюсь, я об этом не пожалею.

Я ответила такой же усмешкой:

– Значит, действуем вдвоем.

Брюс Сибрайт не был рад меня видеть. К двери он вышел сам – вне всякого сомнения, запретив остальным высовываться, – одетый для игры в гольф, в брюках хаки и ярко-оранжевой рубашке поло. На нем были такие же мокасины, как у Ван Зандта. А времени было 8.15 утра.

– Мистер Сибрайт, это детектив Лэндри из полиции округа, – сказала я. – Он говорит, что никаких сообщений от вас не получал.

– Сегодня суббота, – возразил Сибрайт. – Я не знал, как рано можно звонить.

– И потому подумали, что лучше подождать до вечера?

– Мисс Эстес говорит, что вашу падчерицу похитили, – вступил Лэндри.

Сибрайт свирепо зыркнул на меня.

– Похитители запретили звонить в полицию – вот я и не звонил. Искренне надеюсь, что мисс Эстес не подвергла Эрин еще худшему риску, приведя вас сюда.

– Не думаю, чтобы наше вторжение было хуже неуплаты выкупа, – возразила я. – Можно войти?

Сибрайт неохотно посторонился и поспешно закрыл за нами дверь, чтоб соседи ничего не увидели.

– А потом похитители еще выходили на связь? – спросил Лэндри, идя вместе со мною за хозяином в его святилище.

В доме было тихо, как в гробнице. Кристал к нам не вышла, зато я заметила Молли. Она сидела на корточках на верхней площадке лестницы и подглядывала за нами сквозь перила.

Сибрайт провел нас в кабинет, закрыл дверь и шагнул к письменному столу. Но Лэндри уже успел занять место за столом, облокотясь на спинку кресла.

– Повторяю вопрос: они вам звонили?

– Нет.

– Когда они объявлялись в последний раз?

– Вечером в четверг.

– Почему вы не заплатили выкуп, мистер Сибрайт?

Брюс нахмурился.

– Безусловно, мисс Эстес сообщила вам: я вообще не убежден в том, что это не блеф.

– Вы достаточно убеждены, чтобы не звонить в полицию из страха навредить Эрин, но недостаточно, чтобы платить выкуп, – подытожил Лэндри. – Не уверен, что понимаю вас, мистер Сибрайт.

Тот прошел в дальний угол комнаты и скрестил руки на груди.

– Виноват, не знаю, что€ предписывает этикет жертвам похищения. Со мной это впервые.

– Деньги у вас здесь?

– Могу достать.

– В субботу-то?

– Если надо… Президент моего банка – мой близкий друг. У нас много общей работы, прочные деловые связи.

– Хорошо, – кивнул Лэндри, – звоните. Скажите, что вам понадобится триста тысяч долларов мечеными купюрами. Поскольку ему вряд ли удастся сделать это быстро, скажете, что кто-нибудь из полиции округа подъедет в банк, чтобы помочь ему.

Сибрайт явно оторопел.

– Н-но мы ведь не собираемся на самом деле отдавать им деньги?

– Собираетесь, если хотите увидеть вашу падчерицу живой, – отрезал Лэндри. – А вы хотите, не так ли, мистер Сибрайт?

Тот со вздохом прикрыл глаза:

– Да. Разумеется.

– Отлично. В течение часа я пришлю людей – они поставят ваш телефон на прослушивание. При следующем звонке мы сразу вычислим абонента. Вы организуете передачу денег. Скажете, что сами подвезете деньги, но Эрин должна быть там, иначе сделка не состоится. Они уже знают, что вы слов на ветер не бросаете. Если они уже не убили ее, то привезут. Им нужны деньги, а не девушка.

– Уму непостижимо! – пробормотал Сибрайт. – А вы там будете? При передаче денег?

– Буду. Я уже говорил со своим начальством о вашей истории.

– А как насчет ФБР? – спросил Сибрайт. – Разве их не всегда привлекают в случае похищения людей?

– Автоматически – нет. Но если вы пожелаете, можно подключить и их.

– Не пожелаю. Все и так уже из ряда вон… Нам велели не звонить в полицию, а теперь весь наш дом будет кишеть полицейскими!

– Мистер Сибрайт, мы будем очень осторожны, – пообещал Лэндри. – А еще мне понадобится переговорить со всеми, кто проживает в доме.

– Жена приняла снотворное и спит. Кроме Кристал, здесь только я, мой сын Чед и Молли, младшая дочь Кристал.

– Детективу Лэндри известно о близких отношениях между Эрин и Чедом, – вставила я, и багровая краска залила шею Сибрайта от загривка до корней волос. – Он, безусловно, захочет побеседовать с Чедом.

– Мой сын тут совершенно ни при чем!

– Потому что вы так сказали? – с вызовом бросила я. – В случае с Эрин ваш сын очень даже при чем. За два дня до того, как она пропала, он ссорился с нею в ее квартире, что могут подтвердить свидетели.

– Это все ее фокусы, – злобно процедил Сибрайт. – Эрин соблазнила его назло мне.

– А вы не думаете, что Чеду тоже хотелось поступить назло вам – по своим собственным причинам?

Cамообладание окончательно покинуло Сибрайта. Он шагнул ко мне, прицелился пальцем мне в лицо.

– Хватит с меня ваших обвинений! Мне плевать, на кого вы работаете, убирайтесь из моего дома! Теперь этим делом занимается полиция. Уверен, частный сыщик им тоже ни к чему. Верно, детектив Лэндри?

Сибрайт посмотрел на Лэндри, Лэндри – на меня. Лицо у него было абсолютно непроницаемое, под стать моему.

– Вообще-то, – изрек он наконец, – сотрудничество с мисс Эстес в этом деле крайне для нас важно. И если б не она, меня здесь тоже не было бы, мистер Сибрайт.

Хороший следователь и плохой следователь. Я еле сдержала улыбку.

– Может, вы предпочтете объяснить это начальству детектива Лэндри? – сказала я Сибрайту.

Ему хотелось взять меня за горло и придушить. Я читала это в его глазах.

– Уверена, ему будет интересно узнать, как вы не хотели утруждать себя из-за похищения вашей падчерицы, – продолжала я, предусмотрительно отойдя от него на пару шагов. – Знаете, детектив Лэндри, может, и стоит подключить ФБР. В региональном отделе у меня есть знакомый, к которому я могу обратиться. Ведь тут, возможно, какие-то ниточки потянутся за границу, если замешан работающий на ипподроме иностранный гражданин. Или кто-нибудь из клиентов мистера Сибрайта, проживающих в других штатах. Если Эрин вывезли за пределы штата, расследование автоматически переходит в разряд федеральных.

Стоило мне упомянуть деловые контакты, Сибрайт снова побагровел.

– Я не люблю, когда мне угрожают! – напыжился он.

– Вам сейчас надо думать о вашей падчерице, мистер Сибрайт, – сказал Лэндри. – Если вы будете жаловаться на тех, кто проявляет к ней больше интереса, чем вы, это представит вас не в самом выгодном свете. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Из ваших слов я понимаю, что мне пора связаться с моим адвокатом, – сказал Сибрайт.

– Пожалуйста, если вам есть чего опасаться.

Это его заткнуло. Он потер ладонями щеки и посмотрел в потолок.

– Вы считаете подозреваемым меня?

– Мистер Сибрайт, подобные расследования – всегда палка о двух концах. Приходится отрабатывать все версии, в том числе и внутрисемейную, – пояснил Лэндри. – Я хотел бы поговорить с вашим сыном. Он сейчас дома?

Сибрайт подошел к селектору на стене и нажал кнопку.

– Чед, зайди, пожалуйста, ко мне в кабинет.

Я представила, каково находиться в других комнатах дома, когда из стен вдруг раздается голос Брюса Сибрайта.

– Мистер Сибрайт, у Чеда бывали какие-нибудь проблемы с правоохранительными органами? – спросил Лэндри.

– Мой сын – образцовый студент! – оскорбился тот.

В дверь вежливо постучали, и в комнату просунулась голова Чеда Сибрайта. А потом и он сам проскользнул внутрь – робкий, тихий, с наивным щенячьим взглядом. На нем были аккуратные брюки цвета хаки и темно-синяя рубашка поло. Прямо хоть сейчас в ряды «Юных республиканцев»!

– Чед, это детектив Лэндри и мисс Эстес, – представил нас Брюс. – Они хотят задать тебе несколько вопросов об Эрин.

Чед сделал большие глаза.

– Ага. Конечно. С мисс Эстес я уже говорил. Она знает, что я Эрин не видел. Жаль, что больше не могу вам ничем помочь.

– Вы с Эрин находились в близких отношениях? – спросил Лэндри.

Чед смутился:

– Да, давно. Уже все кончено. Признаю, это была ошибка. Просто так вышло. Эрин умеет убеждать.

– На прошлой неделе вы поссорились. Из-за чего?

– Мы расстались.

– Чед! – раздался окрик Брюса Сибрайта. – Ты говорил мне, что между вами уже несколько месяцев ничего нет! С тех пор, как Эрин уехала!

Чед уставился в пол.

– Так и есть… практически. Извини, папа.

– Чед, где вы были в прошлое воскресенье с четырех до шести вечера? – спросил Лэндри.

Чед растерянно оглянулся на отца.

– В воскресенье? Гм… кажется, я…

– Мы были в кино, – вмешался Брюс Сибрайт. – Помнишь, Чед? Мы ведь в воскресенье смотрели новый фильм с Брюсом Уиллисом?

– Это в воскресенье было? Ах, да, – кивнул Чед и перевел взгляд на Лэндри. – Я был в кино.

– На каком фильме?

– «Заложник». Классный фильм. Вы видели?

– Я в кино не хожу, – ответил Лэндри.

– У вас, конечно же, не сохранился корешок от билета? – спросила я.

Чед глуповато улыбнулся:

– Кто же такое хранит? Разве что чокнутые?

– Тогда спрошу вас, мистер Сибрайт. Вы произвели на меня впечатление человека, который не только сохранит корешок от билета, но еще и закатает его в пленку.

– Нет, и я не сохранил.

– А еще вы производите впечатление человека, который поощряет своих детей лгать следователю полиции, – добавила я.

– Вы ходили в кино с друзьями? – спросил Лэндри. – Кто-нибудь может подтвердить, что видел вас там?

– Нет, – сказал Брюс. – Это была только наша с сыном вылазка.

– А в какой кинотеатр?

– Тот большой, на шоссе № 7.

– Во сколько начался фильм? – спросила я.

Сибрайт опять еле сдержал свой гнев.

– Последний из утренних. – Он злобно взглянул на Лэндри. – Чего вы от нас добиваетесь? Если кто и похитил Эрин, то, вероятно, ее знакомые по конному центру. В этом бизнесе полно всякой шушеры. Может, вам с ними поговорить?

– А вы говорили? – Я тоже еле сдерживалась. – Вы устроили ее на эту работу с помощью Трея Хьюза. Вы с ним поговорили? Спрашивали его, не видел ли он Эрин, не знает ли чего, не слышал ли?

– Я… гм… Трею об этом ничего известно быть не может, – запинаясь, пробормотал Сибрайт. – Эрин была всего лишь конюхом.

– Для Хьюза – да. Но вам она дочь, пусть не родная.

У Лэндри зазвонил мобильный, и он, извинившись, вышел из кабинета, предоставив мне играть в гляделки с мужской половиной семейства Сибрайтов. Я смотрела на них и думала, что не худо бы обоих подвесить за яйца и бить палками, вот только даже в Южной Флориде это не принято.

– В свое время я имела дело со многими отвратительными людьми, – сказала я вслух. – Но вы, мистер Сибрайт, в полной мере заслуживаете звания короля навозной кучи. Прошу меня простить, я на секунду вас оставлю. Мне нужно справиться с гневом.

Лэндри стоял у входной двери и, сдвинув брови, вполголоса говорил по телефону. Я взглянула на лестницу и увидела Молли, по-прежнему сидящую на корточках за перилами на верхней площадке, маленькую и сиротливую. В этом доме ей, должно быть, совсем одиноко. От Кристал помощи никакой, а Брюс и его любимый отпрыск – враги.

Мне хотелось подняться к ней, сесть рядышком, обнять за плечи, сказать, что понимаю, каково ей сейчас. Но Лэндри уже договорил.

Лицо у него было такое, что у меня внутри все сжалось.

– Что там? – тихо спросила я, приготовившись к худшему. И правильно готовилась.

– На территории конно-спортивного центра найдено тело девушки.

 

21

Нет ничего более унизительного для того, кто считает себя прожженным циником, чем быть потрясенным до потери сознания. Я буквально почувствовала, как кровь отлила у меня от головы. Лэндри пошел сообщить новость Брюсу Сибрайту, а я так и осталась стоять в прихожей.

Неужели Эрин? Как она умерла? И не потому ли умерла, что я не справилась?.. Какая эгоистичная мысль! Если Эрин мертва, виноват, во-первых, тот, кто ее похитил, а во-вторых – Брюс Сибрайт. По уровню виновности я где-то в конце списка. «А может, это еще и не Эрин, – подумала я, но уже через долю секунды возразила себе: – Но кто, как не она?»

Рядом со мной вдруг оказалась Молли. Язык у меня обычно работает быстрее, чем мысль, но сейчас он прилип к небу.

– Это про Эрин? – испуганно спросила Молли. – Ее нашли?

– Мы не знаем.

Это была правда, но с привкусом лжи, а звучала, должно быть, как чистая ложь.

Молли отпрянула.

– Скажите мне! Я не какая-нибудь глупая малявка, от которой все надо скрывать и прятать! – гневно произнесла она.

– Нет, Молли, нет, конечно, – ответила я. – Но я не хочу пугать тебя, пока не знаю всего.

– Уже напугали.

– Извини. – Я сделала вдох, чтобы выгадать секунду и обдумать, как преподнести новость. – Детективу Лэндри только что звонил его начальник. На территории ипподрома нашли тело.

Глаза у Молли раскрылись на пол-лица.

– Это Эрин? Она мертва? Это все из-за полиции! На пленке же сказали: никакой полиции!

– Молли, мы пока не знаем, кто это, – возразила я, беря ее за плечи. – Но я точно могу сказать тебе: никто не убил Эрин из-за того, что здесь Лэндри. Похитители никаким образом не могли узнать, что он из полиции.

– А может, они следят за домом! – воскликнула она. – Может, дом на прослушивании!

– Да нет же, нет. Дом не прослушивается. Такое только в кино бывает. А в настоящей жизни преступники ленивы и глупы. Кроме того, чей бы ни был тот труп, смерть наступила значительно раньше, чем в ваш дом вошел Лэндри. Я сейчас еду на ипподром. Как только что-нибудь узнаю, сразу тебе сообщу.

– Я еду с вами, – запальчиво сказала Молли.

– Ни в коем случае.

– Но она моя сестра!

– А я делаю свою работу. Молли, я не могу взять тебя туда по целому ряду причин. И по целому ряду причин не хочу, чтобы ты там была.

– Но я не могу сидеть здесь, я просто не выдержу! – запротестовала девочка. – Эрин в беде, я хочу помочь…

– Хочешь помочь – гляди в оба, карауль почтальона. Если похитители пришлют еще одну кассету, нам нужно знать об этом в минуту доставки. Вот тебе задание. Ладно?

– Ладно, – выдохнула она.

Я повернулась, чтобы уйти, но Молли окликнула меня:

– Елена!

– Что?

Она смотрела на меня широко открытыми глазами.

– Мне правда страшно…

Я коснулась ее головы, будто благословляя. Мне мучительно хотелось сейчас иметь подобную власть – но я слишком хорошо знала, что не имею ее.

– Будь здесь, никуда не уходи. Мы делаем все, что можем.

Из кабинета вышел Лэндри. Брюс Сибрайт не показывался. Наверно, давал Кристал указания по селектору.

– Я позвоню, как только что-нибудь выясню, – сказала я Молли и следом за Лэндри вышла из дома.

– Знаете, где находится конюшня номер сорок? – спросил он.

– Да. Это на краю территории. Поезжайте за мной. Воспользуемся запасным входом. Так намного быстрее. Что-нибудь еще расскажете?

Он покачал головой:

– Да нет, сам ничего не понял. Лейтенант говорит, ее откопали. Не знаю, что это значит: свежий труп, голый скелет или что-то еще.

– Скоро выясним, – сказала я, обходя свой автомобиль спереди. И снова поймала себя на лжи. Каждая минута незнания тянулась, как час. Из-за Молли. Я не хотела, чтобы пришлось говорить ей, что ее сестра мертва.

От Бинкс-Форест я поехала через «Аэроклуб» – жилой комплекс для владельцев личных самолетов – по направлению к Палм-Бич-Пойнт и грунтовой дороге, что вела к задним воротам конно-спортивного центра. Тем самым воротам, у которых меньше недели назад схватили Эрин Сибрайт.

Конюшня номер сорок находилась прямо у ворот. Как и во все выходные сезона, здесь толклись наездники, конюхи, собаки, дети; автомобили, грузовики, мотоциклы, тележки для гольфа. Однако самая плотная толпа собралась вокруг ржавого желтого фургончика и мусоровоза, припаркованных возле одного из канализационных люков. Я увидела людей в голубых рубашках. Охрана. В грязи у обочины стоял бело-зеленый полицейский джип.

Я въехала на стоянку напротив толпы, взяла с заднего сиденья шляпу и вышла из машины. Лэндри притормозил на дороге, открыл окно. Я нагнулась к нему и предупредила:

– Вы меня не знаете.

Он закатил глаза.

– Ох, как хотелось бы… – Проехал вперед и встал рядом с патрульным автомобилем.

Когда я подошла к месту происшествия, сердце у меня колотилось как бешеное. Какая-то девочка со свисающим из выреза бейсболки конским хвостиком поднималась на цыпочки, пытаясь что-нибудь разглядеть. Я спросила, не знает ли она, что случилось.

– Нашли труп! – возбужденно выдохнула она.

– Боже! Кто-нибудь знает, чей?

– Кто-то сказал, что конюха, но я не уверена.

Я протолкалась сквозь толпу. Охранники уговаривали народ разойтись и заниматься своими делами. Водитель мусоровоза, бледный, свесив руки между колен, сидел на подножке своего грузовика. Водитель фургона стоял рядом со своей машиной и, жестикулируя, рассказывал что-то охраннику, помощнику шерифа и Лэндри.

Я дошла до заграждения. Выгребная яма за фургоном была наполовину откачана, и из жижи торчала человеческая рука. Женская рука, с пурпурным маникюром, с браслетами, сверкающими на ярком солнце. Остальные части тела были прикрыты попоной.

– Мисс? – сказал, подходя ко мне, Лэндри. – Охранник говорит, вы можете нам помочь. Не будете ли вы добры…

– О… даже не знаю. Боюсь, что нет… – возразила я ради зевак, которые глазели на меня и уже гадали, кто я такая.

Лэндри взял меня под локоть и насильно подвел к яме. Как только мы оказались достаточно далеко от толпы, он сказал:

– Ее откопал парень, который чистил выгребную яму. Просто-таки достал из дерьма. Вот оно, уважение к покойникам! Говорит, эту яму не чистили с четверга, но тогда опустошили полностью.

Морщась от запаха навоза и мочи, он нагнулся над телом и приподнял край попоны. Я приготовилась к самому страшному.

Тело было белое, уже окоченевшее. Смазанная тушь, голубые тени для век, ярко-малиновая помада придавали мертвому лицу вид жутковатой, зловещей расписной маски. На щеке – синяк размером с ноготь большого пальца. Рот приоткрыт, на губах крошки засохшего навоза.

Я выдохнула, чувствуя облегчение и легкую тошноту.

– Это Джилл Морон.

– Вы ее знаете?

– Да. Угадайте, у кого она работала.

Лэндри нахмурился.

– У Дона Джейда. Она вчера говорила мне, что спит с ним.

– Вчера? Что вы здесь вчера делали? – вскинулась я, моментально забыв и о публике, и о роли, которую должна сейчас играть.

Он замялся, отвел глаза.

– Расследовал нападение на вас.

– Ух ты! А я-то думала, вам все равно.

– Из-за вас пришлось корпеть над бумажками, – буркнул он. – Убирайтесь отсюда, Эстес. Продолжайте притворяться дилетанткой. Приносите пользу следствию.

Специально для зевак я сделала трагическое лицо и заспешила к машине. Оттуда я позвонила Молли Сибрайт, чтобы сказать ей, что ее сестра не умерла… насколько мне известно. А потом отправилась к конюшне Дона Джейда на поиски убийцы.

 

22

В денниках у Джейда вовсю шла генеральная уборка. Пэрис надзирала за гватемальцем, который выносил из стойла одежду и сваливал ее на тележку с мусором. Погоняя его, она одновременно ругалась с кем-то по мобильному телефону.

– Как это костюмы не застрахованы? Да вы знаете, сколько они стоят?

Я взглянула на кучу в тележке. Белые парадные галифе, оливково-зеленый суконный пиджак, вероятно сшитый на заказ; дорогие, на заказ же сшитые рубашки. Стоит все это кучу денег. И все заляпано навозом.

– Что случилось? – спросила я.

Пэрис в бешенстве захлопнула телефон. Ее черные глаза метали злобные искры.

– Эта жирная, тупая мерзавка…

– Ваш конюх?

– Мало того, что она до сих пор не на работе и не вычистила вчера денники после ухода Хавьера, вот что еще она натворила. – Пэрис ткнула пальцем в кучу испорченной одежды. – Злобная, гадкая, маленькая…

– Она мертва, – перебила я.

Пэрис осеклась, не закончив тираду, и посмотрела на меня так, будто у меня выросла вторая голова.

– Что? О чем вы говорите?

– А вы не слышали? В выгребной яме у конюшни номер сорок нашли тело. Это тело Джилл.

Она снова посмотрела на меня, потом вокруг, как будто где-нибудь могла быть спрятана видеокамера.

– Вы шутите?

– Нет. Я проехала в задние ворота. Полиция до сих пор там. Уверена, скоро они окажутся здесь. Им известно, что она работала у Дона.

– Какое безобразие! – машинально воскликнула Пэрис, думая о собственных неудобствах, однако вовремя спохватилась и придала лицу приличествующее случаю выражение тревоги. – Мертва… Ужас какой! В голове не укладывается. Как это произошло? Несчастный случай?

– Вряд ли она случайно сама себя зарыла в конский навоз, – заметила я. – Вероятнее всего, ее убили. На вашем месте я бы тут ничего не трогала. Иначе следователи бог знает что подумают.

– Ну, не подумают же они, что это мы ее убили! – запальчиво возразила Пэрис. – Наш единственный конюх…

Как будто других причин оставлять Джилл в живых не было.

– Почему вы решили, что это сделала она? – спросила я, кивнув на кучу испорченной одежды.

– По злобе, я уверена. Дон говорил, что накануне встретил ее в клубе и за что-то отчитал. О боже, – расширив глаза, ахнула она, – ведь не здесь же ее убили, правда?

Я пожала плечами.

– А где еще?

– Ну не знаю… Может, пошла к кому-нибудь на свидание в другую конюшню…

– У нее был парень?

Пэрис скорчила гримаску.

– О парнях она говорила, будто деревенская шлюха. Но я никогда не верила, чтобы у нее был хоть один.

– Похоже, как раз вчера вечером один случился, – пробормотала я.

Хавьер по-испански спросил, продолжать ли ему убирать в деннике. Пэрис заглянула за загородку. Я тоже. Комья навоза вперемешку с сосновыми опилками, тряпки, лужи касторового масла…

– Это кровь? – спросила я, показывая на забрызганные чем-то темным светлые стружки, и подумала, что из денника могли успеть убрать и выбросить в помойку все, что угодно.

Пэрис потрясенно смотрела на меня.

– Не знаю. Возможно.

– Где Дон?

– Уехал покупать костюм. Ему сегодня выступать.

– Вот на это я бы упирать не стала. Джилл, вероятно, хотела ему за что-то отомстить, пришла сюда и сделала все это. А теперь она мертва. Думаю, полицейские захотят побеседовать с ним.

Пэрис пробралась к парусиновому креслу с вышитым на спинке словом ДЖЕЙД и опустилась на него, словно у нее вдруг не стало сил держаться на ногах.

– Элль, это просто ужасно. Не думаете же вы, что Дон мог?..

– Неважно, что думаю я. Я вообще с ним едва знакома. Вы-то что думаете? Способен он на такое?

Пэрис смотрела прямо перед собой.

– Очень хочется сказать «нет». Я никогда не видела, чтобы он был груб или жесток. Он всегда так держит себя в руках…

– Я слышала, у него были неприятности из-за убийств лошадей ради страховых выплат.

– Ничего не доказано, – быстро сказала она.

– А Звездный?

– Несчастный случай.

– Вы уверены? А что сказал следователь страховой компании?

Пэрис на мгновение закрыла лицо ладонями, потом пригладила длинные золотистые волосы. На правой руке я заметила старинное кольцо с изумрудом и бриллиантами, по виду баснословно дорогое.

– Компания будет цепляться к любой мелочи, лишь бы не платить, – поморщилась она. – Собирать тысячные взносы с владельцев – это они с удовольствием, а если кто-то начинает претендовать на страховку – сохрани господи.

– Но если это был несчастный случай…

– Сегодня утром звонил их следователь, утверждал, что вскрытие выявило присутствие в крови Звездного седативных препаратов. Это просто нелепо, но если они могут к чему-то придраться, чтобы сэкономить, то так и сделают. Трей придет в бешенство, когда узнает.

«Вот тебе и конюшня за миллион долларов! – подумала я. – Даже если Хьюз и хотел, чтобы конь погиб, быть схваченным на обмане страховой компании ему точно не хотелось. Разумеется, он все свалит на Джейда и уволит его».

– Могло ли у Звездного быть что-нибудь не так со здоровьем? – спросила я.

Пэрис покачала головой.

– Нет. За нашими лошадьми постоянно наблюдает врач. У Звездного со здоровьем все было в порядке.

– Как вы думаете, Джилл могла что-нибудь об этом знать?

– Что знать? Представления не имею. Она работала спустя рукава. И уж конечно, в ту ночь, когда погиб Звездный, в конюшне ее не было.

– Но ведь вчера ночью она там была, – заметила я.

Пэрис повернула голову к проходу. В палатку входил Джейд.

– Ну… Чужая душа – потемки. И души тех, с кем работаешь, тоже.

Джейд нес в обеих руках сумки. Пэрис вскочила с кресла и пошла следом за ним в кладовку, поделиться новостью о Джилл. Я навострила уши, но ничего не услышала, кроме напряженного голоса Пэрис, отдельных слов да просьбы Джейда успокоиться.

Хавьер по-прежнему стоял у калитки денника в ожидании распоряжений. Я по-испански спросила его, всегда ли тут такой дурдом или как. «Намного хуже, чем вы видите, сеньора», – ответил он и поплелся с вилами в следующий по ряду денник.

У входа в палатку остановился автомобиль Лэндри. Он как раз входил в палатку вдвоем с другим полицейским в штатском, когда с другого конца ворвался совершенно багровый Майкл Берн. Он остановился у двери в кладовку, отдернул занавеску и звенящим от возбуждения голосом заявил на всю конюшню:

– Все, Джейд, тебе крышка! Я расскажу легавым, что видел вчера вечером. Тебе многое сходит с рук, но убийство не сойдет!

Мысль о том, что кто-то погиб, как будто радовала его.

– И что же ты такое видел, Майкл? – раздраженно спросил Джейд. – Как я говорил со своей работницей?

– Я видел, как ты ругался с этой девушкой, а теперь она мертва!

В этот момент подошли Лэндри и второй следователь. Лэндри сунул под нос Берну свой служебный жетон.

– Отлично, – сказал Берн, – я как раз хотел поговорить с вами.

– Поговорить можете с детективом Вайсом, – бросил Лэндри, проходя мимо него в кладовку. – Мистер Джейд, мне нужно, чтобы вы поехали со мной.

– Я арестован? – спокойно поинтересовался Джейд.

– Нет. А по-вашему, должны?

– Он уже давным-давно должен быть арестован! – вставил Берн.

Лэндри будто не услышал.

– Нам стало известно, что ваша подчиненная найдена мертвой. Прошу вас поехать со мной, опознать тело и ответить на несколько формальных вопросов.

– Спросите его, что он делал с нею вчера вечером в «Игроках», – посоветовал Берн.

– Мисс Монтгомери, нам надо побеседовать и с вами тоже, – игнорируя его, продолжал Лэндри. – Думаю, в отделении нам всем будет намного удобнее.

– Я не могу никуда ехать, – заявил Джейд. – У меня слишком много дел.

– Дон, ради бога, девушка погибла! – вспылила Пэрис. – Насколько нам известно, ее могли убить прямо здесь, в нашей конюшне. Ты знаешь, что вчера ночью она пришла сюда воевать с твоим гардеробом, и вот…

– Что она делала вчера ночью? – переспросил Лэндри.

Джейд не ответил. Пэрис скорчила досадливую гримаску и крепко сжала губы.

Лэндри перевел взгляд на нее.

– Мисс Монтгомери?

– Ммм… ну… поздно ночью кто-то зашел сюда и испортил несколько вещей. Мы подумали на Джилл, потому что она знает код замка на двери в кладовку.

Лэндри многозначительно посмотрел на Вайса, и тот сразу вышел на улицу, к машине. Вероятно, позвонить следственной группе, чтобы ехали к конюшне Джейда, когда управятся у выгребной ямы. И охране, чтобы поставили вокруг палатки оцепление до приезда следственной группы.

Берн снова выступил вперед.

– Почему вы меня не слушаете? Вчера ночью, в «Игроках», я видел, как Джейд ссорился с убитой.

Лэндри вскинул руку.

– Сэр, вам еще дадут высказаться.

– Но почему не сейчас? – Он повернулся к Джейду.

– Теперь тебе так просто не выкрутиться! Я слышал, как девушка сказала, что знает про Звездного. Ты убил ее, чтобы заставить молчать!

– Нелепость какая-то. Я ничего подобного не делал.

– Идемте, мистер Джейд, – сказал Лэндри. – Вы ответите на несколько вопросов, а потом подъедем прямо в морг.

– А нельзя попозже? Когда у меня закончится рабочий день?

– Мистер Джейд, девушка мертва. Ее убили. Думаю, это несколько важнее, чем ваши обычные дела, – сказал Лэндри. – Вы поедете с нами сейчас, хотите вы того или нет. Как, по-вашему, отразится на вашей репутации прилюдное появление в наручниках?

Джейд тяжело вздохнул:

– Пэрис, позвони клиентам и расскажи им, что тут творится. Не хочу, чтобы они узнали обо всем из ненадежных источников, – добавил он, бросив взгляд на Майкла Берна. – А потом забеги в контору и вычеркни наши заезды на сегодня.

– А еще лучше – до конца жизни! – хохотнул Берн.

Джейд и Пэрис Монтгомери вслед за Лэндри вышли из палатки. Замыкал шествие Майкл Берн с ни на минуту не закрывающимся ртом. Я вспомнила, что еще вчера узнавала его подноготную, думая, что он сам мог убить Звездного, чтобы свалить Джейда. Возможно, что-то тут есть. По мнению Берна, Джейд лишил его всех радостей жизни, сманив такого клиента, как Трей Хьюз. Какую цену готов он заплатить, чтобы вернуть украденное, отомстить обидчику? Жизнь коня? Человеческую жизнь? Зависть – мощная мотивация…

В крови Звездного при вскрытии обнаружили седативный препарат. Такие лекарства есть в аптечке любой конюшни – и конюшни Берна, конечно, тоже. А Джейд, если верны слухи о его прошлом, просто не мог совершить такую чудовищную оплошность. Если б коня убивал он, то никогда не дал бы животному препарат, который потом обнаружится при анализе.

Конь погиб от удара током – излюбленный прием коновалов, потому что не оставляет никаких очевидных следов и легко маскируется под смерть от колики. Убийство можно совершить в одиночку – всего-то и нужно, что пара проводов да источник тока. При аккуратном исполнении трудно доказать, что смерть наступила не естественным путем. Но если Звездного убил Джейд, не проще ли было ему сразу заявить, что конь погиб от колики? Или просто сказать, что ничего не знал о случившемся? Зачем тогда байка о случайном ударе током?

Непременно должны были быть какие-нибудь улики. Но Джилл Морон, которая нашла коня мертвым, уже не сможет рассказать нам, какие это были улики.

Я слышал, как она сказала, что знает про Звездного.

Берн сказал так, чтоб еще сильнее насолить Джейду. Но если коня убил Берн и Джилл Морон знала об этом и собиралась рассказать Джейду… Мотив!

Берн видел девушку в «Игроках». Мог видеть, как она уходила. Мог следом за нею приехать сюда… Возможность.

Я плюхнулась в кресло, где раньше сидела Пэрис, и задумалась, как может быть связано со всем этим похищение Эрин Сибрайт.

– С шикарной компанией вы связались, – буркнул, входя в палатку, Лэндри. – Человека убили, а все эти людишки только и думают, что о своих неудобствах.

– Присмотритесь к Берну, – негромко сказала я, когда он остановился рядом. – Если смерть девушки связана со смертью коня, он ничуть не менее Джейда подпадает под подозрение. Он много потерял, когда владелец коня променял его на Джейда.

– Ладно, потом объясните. Я и десяти минут этих людей не знаю, но, кажется, они способны на все. А что тот бельгиец?

– Его пока не видела, но наверняка скоро объявится. В этом деннике, кажется, пятна крови, – продолжала я. – Вы пришлите следователей, пусть покопаются.

Он кивнул.

– Пришлю. Ладно, я повез Джейда на допрос. Берном займется Вайс. Технические эксперты и мой лейтенант у Сибрайтов, ставят телефоны на прослушивание.

– Дай бог, чтоб не было поздно.

Мне вдруг стало как-то не по себе, я покосилась на дверь и увидела Ван Зандта. Сколько он там простоял, неизвестно.

– Право же, детектив, я ничем не могу вам помочь. Девушку я знала только в лицо, – сказала я и обернулась к Ван Зандту: – З., вы видели вчера вечером Джилл?

Он поморщился, словно от изжоги.

– Джилл?..

– Джилл Морон. Она конюх Дона.

– Зачем мне ее видеть? – раздраженно буркнул он. – Давно пора ее уволить. Никудышная девка.

– Она умерла, – вмешался Лэндри.

Ван Зандт растерялся.

– Умерла? Как умерла?

– Это выяснит судмедэксперт. А моя задача – выяснить, почему она умерла и кто ее убил. Вы ее видели вчера вечером?

– Я на конюхов мало смотрю, – отмахнулся Ван Зандт и пошел в кладовку.

– Сэр, я вынужден просить вас ни к чему здесь не прикасаться, – сказал Лэндри.

Ван Зандт уже успел открыть мини-холодильник. Захлопнув дверцу, он надменно взглянул на Лэндри.

– А кто вы такой, чтобы о чем-либо меня просить?

– Детектив Лэндри. Полиция округа. А вы?

– Томас Ван Зандт.

– Каковы ваши отношения с Доном Джейдом?

– Мы деловые партнеры.

– И вы ничего не знаете об этой девушке, Джилл? Кроме того, что она «никудышная девка»?

– Нет.

Пришли полицейские, установили оцепление и выгнали нас из палатки на улицу. Вечерело. Лэндри посадил Джейда к себе в машину и укатил.

– Они арестовали Джейда? – спросил Ван Зандт. При дневном свете он выглядел бледным и нездоровым. На нем была синяя выходная сорочка с тугим красно-синим галстуком. Возможно, галстук мешал притоку крови к голове.

– Нет. Просто формальный допрос, – ответила я. – Ведь убита его работница. Правда, какой ужас? Из моих знакомых никогда никого не убивали.

Ван Зандт пожал плечами. Казалось, он ничуть не взволнован.

– Девчонка была та еще шлюшка, вечно говорила то об одном парне, то о другом, и одевалась соответственно. Ничего удивительного, что кончила плохо.

– То есть, по-вашему, сама напросилась?

Ван Зандт снова пожал плечами и надел очки.

– Чертово солнце, – пожаловался он. Сменил тему, как будто страшная смерть девушки имеет последствий не больше, чем плохое выступление на скачках. Даже меньше.

– А с вами что приключилось, З.? – спросила я. – Вид у вас – краше в гроб кладут. Веселились всю ночь без меня?

– Съел что-то не то. А похмелья у меня не бывает, – упрямо возразил он. – Я никогда не напиваюсь.

– Не пробовали? Или вы и в этом выше нас всех, простых смертных?

Он вымучил бледную улыбку:

– Второе, Элль Стивенс.

– Неужели? А я думала, высшая раса – немцы.

– Так только сами немцы думают.

– Ну вот, З., мы все и выяснили. Идемте, – сказала я, беря его под локоть. – Угощу вас Бромо-зельтцером и посмотрим какие-нибудь выступления. Нам обоим надо развеяться.

 

23

– Итак, вы видели ее вчера вечером в «Игроках», – начал Лэндри. – И вы с ней ссорились.

– Это была не ссора, – спокойно возразил Джейд. – Она была неподобающе одета…

– А вам что? Разве она туда с вами пришла?

– Нет, но она у меня работает. То, как она себя ведет при посторонних, отражается на мне.

– Значит, вы там не ее ждали?

– Разумеется, нет. Она просто у меня работала. Помимо этого я с нею не общался.

Лэндри поднял брови.

– Неужели? Странно, а она вчера поведала мне, что вы с ней спали.

– Я – с ней?! Ложь!

Наконец-то человеческая реакция. Лэндри уже начало казаться, что зацепить Джейда нечем. Они сидели друг против друга в комнате для допросов. Джейд до сих пор проявлял идеальную собранность и выглядел соответственно: прическа волосок к волоску, крахмальная белизна рубашки с монограммой на манжете оттеняет легкий загар.

В соседней комнате уединились Вайс и Майкл Берн. Блондинка маялась в приемной. Джилл Морон лежала на лабораторном столе в морге – вся в синяках, но без очевидных, несовместимых с жизнью увечий. Вероятно, удушение. И еще, как оказалось, ее изнасиловали.

Кивнув, Лэндри откусил сандвич с тунцом.

– Она сказала, что была с вами ночью в четверг, когда лошадей Майкла Берна выпустили из конюшни.

Джейд закрыл лицо руками.

– Ох, идиотка! Думала, что помогает мне.

– Помогает вам, предоставляя алиби? А почему она подумала, что вам оно нужно? Она стояла рядом, когда вы мне говорили, что в ту ночь были не одни. Знала, что это не так?

– Нет, разумеется! Джилл вообще ничего и ни о чем не знала. Она была невзрачная, жалкая дурнушка с бурной фантазией.

– И вы ей нравились.

Он тяжело вздохнул:

– Да, кажется, нравился. Потому-то она и пришла в клуб вчера вечером. Ждала меня и явно намеревалась соблазнить.

– Но вы ее видеть не захотели?

– Я попросил ее уйти, чтобы не позориться.

– Она позорила не только себя, но и вас?

– Да, – согласился Джейд. – Детектив, мои клиенты – солидные, умные люди. Они хотят, чтобы их интересы представляли определенным образом.

– А Джилл не вписывалась и тем самым мешала вам?

Джейд пожал плечами:

– Хавьера я бы тоже в «Игроки» не пригласил, но я же его не убивал.

– А он не заявлял, что вы с ним трахались, – парировал Лэндри, снова потянувшись за сандвичем. – Насколько мне известно.

– Хамить обязательно? – раздраженно поморщился Джейд.

– Нет.

Откинувшись на спинку кресла, Лэндри неторопливо жевал – больше из желания досадить собеседнику, чем от голода.

– Итак, – протянул он, делая вид, будто прокручивает в памяти факты, – девочка принарядилась и отправилась в «Игроки», чтобы встретиться с вами… Мало ли, вдруг вы случайно ею заинтересуетесь? Впрочем, она и до этого постоянно была рядом, на все готовая, и бесплатно. И вы утверждаете, что так и не воспользовались?

– Меня затошнило бы от одной мысли.

– Почему? Раньше вы ведь спали с подчиненными.

Удар попал в цель. Джейд вздрогнул, как от легкого удара током.

– Да, один раз случилось. Но та девушка была далеко не Джилл Морон. Тем не менее урок я усвоил и с тех пор раз навсегда зарекся иметь отношения с подчиненными.

– Даже с Эрин Сибрайт? Она тоже не Джилл Морон, если вы понимаете, о чем я.

– Эрин? А она тут при чем?

– Дон, почему она больше у вас не работает?

Такая фамильярность Джейду не понравилась. Каждый раз, когда Лэндри называл его по имени, он неприязненно прищуривался.

– Уволилась. Сказала, что нашла другую работу.

– Насколько мне удалось выяснить, вы единственный, кому она поведала о столь важной перемене в своей жизни, – заметил Лэндри. – Новая работа, переезд в другой город… Даже родным она ничего не сказала. Странно как-то. Только вам – и все. И с тех пор никто ее не видел.

Джейд молча воззрился на него, словно вдруг онемев; а может, счел за благо не распускать язык. Наконец он заговорил совсем другим тоном:

– Мне не нравится направление, которое принял наш разговор. Вы предъявляете мне обвинение, детектив Лэндри?

Лэндри внимательно посмотрел на него:

– Нет.

– Тогда позвольте откланяться.

– Вот как? Но у меня к вам еще несколько вопросов.

– В таком случае я предпочел бы отвечать в присутствии своего адвоката. Мне уже ясно, что ваши планы не во всем соответствуют моим интересам.

– Дон, я лишь пытаюсь составить себе четкое представление о положении вещей в вашем бизнесе. Это часть моей работы: восстановить карту передвижений убитой, собрать картину по кусочкам. Или вы не хотите, чтобы я докопался до того, что стоит за смертью Джилл Морон?

– Разумеется, хочу.

– Но думаете, что это лучше делать в присутствии вашего адвоката? Странно: вы не арестованы, сами сказали, что вам нечего скрывать.

– Да, нечего.

Лэндри развел руками:

– Тогда… в чем проблема?

Джейд опустил взгляд и задумался, взвешивая варианты ответа. «Еще минут пять – и можно сворачиваться», – решил Лэндри. Допрос транслировался на экран в соседнюю комнату, где за ним следил старший сержант, попутно проводя компьютерный анализ интонаций голоса (для выявления лжи).

– Если хотите, позвоните своему адвокату, – милостиво разрешил Лэндри. – Мы его подождем…

– Некогда, – буркнул Джейд. – Что у вас там еще?

– Мистер Берн показал, что слышал, как Джилл сказала вам, будто знает что-то о Звездном – том коне, который погиб. Что она знала?

– Понятия не имею, о чем она говорила. Конь погиб глубокой ночью в результате несчастного случая. И знать тут нечего.

– Можно знать много, если то не был несчастный случай.

– Но это был именно несчастный случай.

– Вы при нем присутствовали?

– Нет.

– Значит, вы не можете знать наверняка, что произошло. Если это был несчастный случай, почему в крови животного обнаружен транквилизатор?

– Откуда вы знаете? – вскинул глаза Джейд.

Лэндри посмотрел на него как на недоумка.

– Я сыщик.

– В смерти Звездного никакого криминала не было!

– И его хозяин рассчитывает на крупный чек от страховой компании, так?

– Если страховая компания решит заплатить, что вряд ли.

– А вы получили бы часть этих денег?

Джейд поднялся.

– Все, я ухожу!

– В котором часу вы вчера вышли из «Игроков»?

– Около одиннадцати.

– И куда отправились?

– Домой. Спать.

– И не завернули на ипподром, проверить, все ли в порядке в конюшне?

– Нет.

– Даже после того, что случилось накануне ночью? Вы не беспокоились?

– Вчера ночью дежурила Пэрис.

– А вы, стало быть, отправились домой, спать. Один?

– Нет.

– С той же подругой, что и ночью в четверг?

Джейд демонстративно промолчал и вперил взгляд в стену.

– Послушайте, Дон, – доверительно заметил Лэндри, вставая из-за стола, – вам надо все мне рассказать. Дело серьезное. Не просто полдесятка лошадей разбежались кто куда среди ночи. Девушка погибла. Понимаю, в вашем мире она, видимо, немногого стоила, но в моем мире убийство – крупное событие. Всем, кто ее знал и у кого были какие-то проблемы в общении с нею, придется отчитаться о своем местопребывании в ту ночь. Если у вас есть надежный свидетель, лучше скажите, или я буду вынужден потратить куда больше вашего драгоценного времени.

Он боялся, что Джейд сейчас вспылит и покинет помещение. Но Джейд был явно не дурак. В его уме явно шла напряженная работа по обработке и отбору нужной информации. Наконец он выдавил:

– Сьюзен Этвуд. Клиентка. Был бы очень благодарен, если б вы не посвящали в это никого из других моих клиентов.

– Все хотят в любимчики к тренеру? – усмехнулся Лэндри. – Да вы, Дон, просто артист! Объезжаете и коней, и хозяев.

Джейд шагнул к двери.

– Мне будут нужны ее адрес и телефон, а также имена и телефоны ближайших знакомых Джилл Морон, – бросил ему вдогонку Лэндри.

– Спросите у Пэрис. Мелочами у меня занимается она.

«Мелочи, – подумал Лэндри, провожая его взглядом. – Вот, значит, что такое для Дона Джейда жизнь девушки: мелочь».

– Спасибо, что уделили нам время, мистер Джейд.

– Джейду надо по-другому вести дела, – заявил Ван Зандт.

Мы стояли у ограды ринга, наблюдая, как крохотная наездница на пони берет два низеньких, нарядно украшенных плетеных барьерчика. И девочка, и пони были полностью поглощены своим занятием; глаза у обеих горели решимостью и спортивным азартом. Они были одна команда: девочка и пони против всего мира.

Я хорошо помнила это ощущение. В детстве у меня тоже был пони – ярко-рыжий, по кличке Парти Мэннерс. Мой лучший, самый близкий друг. Даже после того, как я переросла его, со всеми своими бедами я бежала к Парти, и он всегда сочувственно выслушивал меня. А когда в зрелом возрасте двадцати пяти лет он тихо скончался, я плакала по нему так, как никогда ни по одному из человеческих существ.

– Вы меня слушаете? – ехидно спросил Ван Зандт.

– Да, и совершенно с вами согласна. Убийства отпугивают потенциальных клиентов.

Ван Зандт нахмурился:

– Для ваших острот я не в настроении.

– По-вашему, я шучу? Одна девушка-конюх исчезает без следа, вторую находят мертвой…

– Исчезает? – переспросил Ван Зандт. – Она ведь уехала.

– Судя по всему, З., полиция другого мнения. Меня о ней спрашивал следователь.

Он резко обернулся ко мне.

– И что вы ему рассказали?

– Ничего. Я с ней даже знакома не была. Просто предупреждаю. Вас тоже наверняка спросят.

– Мне нечего ему сказать.

– А вот вчера вечером у вас очень даже нашлось что сказать о ней. Что она заигрывала с клиентами, что у нее губа не дура… Да, в общем, почти то же самое, что потом вы говорили про Джилл. Знаете, З., не стоит дурно отзываться о мертвых. Особенно когда поблизости следователь.

– У них нет права допрашивать меня!

– Еще как есть. Вы знали обеих девушек. И, честно говоря, относились к ним так себе.

Он оскорбленно надулся.

– Вы меня в чем-то обвиняете?

– Да что вы! – Я удивленно округлила глаза. – Продолжайте вести себя с полицией в том же духе, и они из чистой вредности повесят это убийство на вас. А я вызовусь нажать на поршень шприца, когда вам в вену вгонят иголочку.

– Вы о чем? Какую иголочку?

– Это же высшая мера. Убийство – особо тяжкое преступление.

– Варварство, – буркнул он, оскорбленный до глубины души.

– Как и закапывать девушку в яму с конским навозом.

– Бросьте ваши дурацкие шутки! Вы в самом деле думаете, что я способен на такое зверство? – Теперь он сделал лицо глубоко уязвленное, будто его предал закадычный друг. – И все из-за той русской шлюхи…

– Осторожно, Ван Зандт, – тем же тоном, что и он, процедила я. – К вашему сведению, к Ирине я отношусь очень тепло.

– Ах, вот как? Может, у вас с ней любовь? – фыркнул он.

– Нет. Вы что, пытаетесь оскорбить меня, обвинив в склонности к лесбиянству? Убожество какое! – сказала я. – Неужели каждую женщину, которая вам отказывает, вы записываете в лесбиянки?

Он слегка порозовел, но ничего не ответил. Разговор опять развивался не так, как ему нужно. Опять.

– Вообще-то, это не ваше дело, – добавила я, глядя, как девочка на пони заканчивает выступление под аплодисменты зрителей. – Но на самом деле я, к счастью, гетеросексуальна.

– Никакого счастья я здесь не вижу.

– Почему? Потому что не имела удовольствия пустить вас к себе в постель?

– Потому, Элль Стивенс, что вы никогда не улыбаетесь, – ответил он. – По-моему, вы не особенно счастливы.

– Я не счастлива, поскольку вы вечно пытаетесь забраться ко мне в голову – или под юбку.

– У вас нет ощущения цели, – заявил он, решив, что опять контролирует ситуацию, что я буду слушать его так же, как слушали слишком многие слабые, одинокие женщины. – Вам нужно эту цель найти. Чтоб было к чему стремиться. Вам ведь нравится преодолевать трудности, а их-то и нет.

– Я бы так не сказала, – буркнула я. – Вот, например, беседа с вами – тоже своего рода преодоление.

Он принужденно рассмеялся.

– Вам хватает наглости строить догадки, – холодно продолжала я, – а ведь вы обо мне ровным счетом ничего не знаете.

– Я очень хорошо разбираюсь в людях, – возразил Ван Зандт. – По роду деятельности я постоянно общаюсь с ними, нахожу подходы и, как правило, прекрасно знаю, что им нужно.

– Может, мне стоит поставить себе целью расследование убийства Джилл? – заметила я, возвращаясь к неприятной для него теме. – Или докопаться, куда делась другая девушка. Могу начать с того, что расспрошу вас. Когда вы в последний раз видели Эрин Сибрайт живой?

– А я-то думал, вам лошадь нужна, – мрачно заметил он.

– Бросьте, З., давайте поиграем, – не унималась я. – Может, вы присутствуете при рождении новой звезды сыска! Так вы слышали, чтобы она говорила, что хочет уволиться, или это только версия Дона Джейда?

– Перестаньте, Элль. У меня от вас голова болит.

– А вдруг ее похитили? – в притворном возбуждении продолжала я, внимательно наблюдая за ним. – И держат взаперти, как секс-рабыню. Как по-вашему?

Лицо Ван Зандта не выражало ничего, взгляд был равнодушным. Чего бы я не отдала сейчас, чтобы прочесть его мысли! О чем он думает? Об Эрин, спрятанной где-то для удовлетворения его порочных желаний, пока выкуп не заплачен? Или вспоминает Сашу Кулак? А может, прикидывает, не я ли буду следующей жертвой?..

Зазвонил мобильный. Ван Зандт нажал кнопку приема и бегло заговорил по-французски. Воспользовавшись моментом, я ускользнула, помахав ручкой, со словами, что иду искать смысл жизни.

Патологическая личность кормится своим умением насквозь видеть нормальных людей с их слабостями и пользоваться этим. Так делают головокружительную карьеру работники крупных корпораций, набивают себе карманы биржевые маклеры. И находят жертв серийные убийцы…

Ван Зандт неумен, зато хитер. Именно хитростью он заманил Иринину подругу к себе на работу в Бельгию. Интересно, каким образом он воспользовался своим чутьем в случае с Эрин и с Джилл?.. Так или иначе, мне очень не понравилось, как он направил это чутье на меня, сказав, что не верит в мое счастье. Он ведь должен считать меня беззаботной дилетанткой. И мне вовсе не хочется думать, что ему видно что-нибудь еще. Не хочу думать о том, что кто-то может заглянуть мне в душу – мне стыдно, что там так мало можно увидеть.

Вот только в одном Ван Зандт ошибается. Цель у меня есть. И если он случайно встанет поперек моего пути к этой цели, я с радостью смету его.

К конюшне Джейда я вернулась пешком. Соседние палатки были с обеих сторон отгорожены желтой лентой. Однако Трей Хьюз, игнорируя предупредительную надпись на ленте, зашел за ограждение и сидел на стуле, задрав ноги на сундук для сбруи, с банкой пива в одной руке и сигаретой – в другой.

Увидев меня, он прищурился и ухмыльнулся:

– Маска, я вас знаю!

– Едва ли, – сказала я. – Что это вы делаете на месте преступления?

– Солнышко, я сам – ходячее место преступления. Что здесь происходит? Прямо морг какой-то.

– Да, наверно, это из-за убийства.

– Но оно когда было, – возразил он. Мысли тяжело ворочались в его одурманенном пивом мозгу. – Кажется, я что-то пропустил…

– Кажется, я что-то пропустила, если здесь недавно произошло убийство. Вы о ком говорите? Об Эрин?

– А разве Эрин убили?

Я нырнула под ленту и села напротив него.

– Кто на первой базе?

– Что?..

Хьюз закинул голову и расхохотался.

Он затянулся сигаретой и стряхнул наземь столбик пепла. Уверена, ему даже не пришло в голову, что так можно устроить пожар в палатке, полной лошадей.

– Так кто умер? – спросил он.

– Джилл.

Хьюз подскочил и протрезвел, насколько мог.

– Вы шутите?

– Нет. Она мертва.

– От чего же она умерла? От вредности? Или не перенесла своего уродства?

– Вы очень добрый человек. Ее убили. Тело нашли сегодня утром у конюшни номер сорок.

– Е-мое, – пробормотал Хьюз, запуская руку с горящей сигаретой в волосы. Несмотря на свои слова, он явно расстроился.

– Пока что, кроме вас, никто по ней не горюет, – сказала я. – Бедняжка. Я слышала, она была неравнодушна к Дону. Может, он будет по ней горевать?

– Вряд ли. – Хьюз откинул голову назад и прикрыл глаза. – Он уже давно отделался бы от нее, если б знал, что это так просто.

– Она была ему неудобна?

– У нее были большие аппетиты и мало мозгов.

– Неудачное в вашем бизнесе сочетание, – заметила я. – Она, кажется, вчера вечером была в «Игроках» и там говорила, будто что-то знает о Звездном.

Один мутный голубой глаз остановился на мне.

– А что она могла знать?

Я пожала плечами.

– Что там вообще знать?

– Понятия не имею, – вздохнул Хьюз. – До меня вообще все доходит в последнюю очередь.

– И к лучшему, не то вы могли бы кончить, как Джилл.

– Ее убили, – пробормотал он себе под нос. Наклонился вперед, затушил сигарету об носок сапога, да так и остался сидеть, повесив голову и уронив руки между колен, будто ждал, пока пройдет приступ тошноты.

– Полицейские допрашивают Дона, – сказала я. – Как думаете, мог он убить человека?

Я ожидала мгновенного возражения. Однако Хьюз так надолго замолчал, что я уж думала, он впал в кататонический ступор. Наконец он сказал:

– Люди, Элли, могут делать такие гадости… Никогда не знаешь, от кого чего ждать. Не знаешь, и все.

Пэрис Монтгомери сидела напротив и смотрела на него своими яркими, широко расставленными карими глазищами. «На оленя в свете фар не похожа», – подумал Лэндри. В глазах было скорее внимание, чем страх. Пока допрашивали Джейда, она успела расчесать волосы и подкрасить губы.

– Когда вы вчера в последний раз видели Джилл? – спросил Лэндри.

– Около шести. Она ворчала, что вынуждена задержаться на работе. Весь день сыпала намеками о своих грандиозных планах на вечер.

– Вы не поинтересовались, что у нее за планы?

– Нет. Терпеть не могу плохо отзываться о мертвых, но, сознаюсь, я эту девушку недолюбливала. Она дурно относилась к работе и все время врала.

– О чем врала?

– Обо всем. Что сделала работу, к которой на самом деле не прикасалась, что тренировалась вместе с какими-то знаменитостями, что у нее от парней отбою нет…

– А по именам этих парней она не называла?

– Я не особенно слушала: знала, что все вранье, – сказала Пэрис. – Жалкое, наглое… Я искала человека на ее место, но в разгар сезона трудно найти хорошего конюха.

– Значит, она ушла около шести. Вы не знаете, было что-нибудь между нею и ее начальником?

– Доном? Боже упаси! То есть я знала, что она была в него влюблена, но и только. Дон уши мне прожужжал, что нам надо от нее избавиться. Он ей не доверял. Она вечно трепалась налево и направо.

– О чем?

Пэрис моргнула, пытаясь решить, сколько можно рассказать.

– Обо всем, что происходило в нашей конюшне. Например, стоило коню слегка захворать или…

– Погибнуть? – подсказал Лэндри.

– Детектив, в нашем деле сплетен очень много, – поджала губы Пэрис. – На слухах можно сделать себе репутацию, а можно навсегда ее потерять. Сдержанность – важное для работников качество.

– То есть, если бы она болтала каждому встречному о погибшем коне, это, вероятно, разозлило бы вас.

– Да. Разумеется.

– А Дона?

– Он бы пришел в ярость. Для него гибель Звездного стала настоящим кошмаром. Не хватало еще, чтобы собственные подчиненные подливали масла в огонь! – Она осеклась и сдвинула брови. – Я не имею в виду, что он причинил бы ей вред. В это я ни за что не поверю. Не поверю, и все.

– Он не вспыльчив?

– Не настолько. У Дона колоссальное самообладание, настоящий профессионал. Я его безмерно уважаю.

Лэндри нагнулся над своими записями, потер занывший от напряжения лоб.

– А потом вы Джилл не встречали?

– Нет.

– Вы ведь ночью делали обход. В котором часу?

– Нет, не делала, – сказала Пэрис. – Обход делал Дон. Я предлагала, но он отказался. После того, что случилось накануне ночью в конюшне Майкла Берна, он решил, что женщине будет небезопасно ходить там одной по ночам.

– Странно… Джейд сказал, что вчера ночью в конюшню ходили вы, – заметил Лэндри.

Пэрис наморщила свой хорошенький лобик.

– Нет. Должно быть, он перепутал. Забыл, что сам же запретил мне ходить туда. Боже мой, если б хоть один из нас оказался ночью в конюшне! Мы могли бы предотвратить то, что произошло…

– В котором часу он сделал бы обход, если б вспомнил? – спросил Лэндри.

– Обычно кто-нибудь из нас заходил в конюшню часов в одиннадцать.

Джейд говорил, что в это время был в «Игроках». Если бы в конюшню он пошел позже, то точно наткнулся бы на разгром; даже, возможно, поймал бы девушку на месте преступления. Не будет преувеличением предположить, что в таком случае могла бы начаться ссора, и ситуация вышла бы из-под контроля…

– Где вы были вчера ночью?

– Дома. Делала маникюр, приводила в порядок счета, смотрела телевизор. Не люблю шляться, если наутро нам выступать.

– Вы были одни?

– Только я и Майло, мой песик. Воевали за пульт от телевизора, – игриво улыбнулась Пэрис. – Надеюсь, соседей не перебудили.

Лэндри не стал улыбаться в ответ. Слишком долго он работает в полиции, чтобы покупаться на женские чары. И вообще, насколько ему известно, это нечестный прием.

А значит, Эстес прямо-таки создана для него. Самая прямолинейная из всех знакомых ему женщин.

– Вы не заметили, чтобы у ваших денников околачивался кто-нибудь чужой?

Пэрис скорчила гримаску.

– По территории центра много всяких ходит. Пожалуй, никого особенного я не заметила.

– Значит, теперь у вас нет ни одного конюха, – сказал Лэндри. – Я слышал, предыдущего вы потеряли неделю назад.

– Да. Эрин. Раз – и все. Уволилась и уехала куда-то.

– И никак не объяснила, почему?

– Со мной она об этом не говорила. Даже не намекала, что собирается увольняться. В воскресенье ближе к вечеру сказала Дону, что уезжает, – и была такова.

– Адреса не оставила?

Пэрис покачала головой:

– Не скрою, обидно, что вот она так нас бросила. Эрин мне нравилась. Я думала, она с нами надолго. Она говорила, как здорово все будет, когда мы переберемся в новую конюшню. Очень хотела поехать с нами весной на соревнования в Европу. Не ожидала я, что она вдруг возьмет и уедет.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– В воскресенье днем. Я ушла с работы часа в три. У меня была мигрень.

– А Эрин, когда вы с ней разговаривали, была такой же, как всегда?

Пэрис хотела уже машинально согласиться, но осеклась и задумалась.

– Знаете, по-моему, всю последнюю неделю она была какая-то рассеянная. Дела сердечные. Бросила парня-ровесника и положила глаз на кого-то постарше. На кого – не знаю. Она говорила только, что это взрослый мужчина. Потом еще за пару ночей до того какой-то придурок исцарапал ей всю машину ключом. Она очень расстраивалась. По-моему, тут без Джилл не обошлось. Она Эрин люто завидовала.

Пэрис вдруг остановилась на полуслове.

– А почему вы спрашиваете про Эрин?

– Насколько мне известно, она пропала.

– По-моему, она поехала в Окалу…

– Нет, не поехала.

Карие глазищи недоуменно моргнули.

– О боже, – тихо произнесла Пэрис, – не думаете же вы… Господи…

Лэндри положил на стол перед нею визитную карточку и встал с кресла.

– Спасибо, что уделили нам время, мисс Монтгомери. Прошу вас, позвоните, если вспомните что-нибудь полезное.

– Мы закончили?

– Пока да. Только пожалуйста, дайте мне телефоны ближайших знакомых мисс Морон.

– Да, разумеется.

– И… еще телефон Сьюзен Этвуд и остальных ваших клиентов. Но прежде всего мисс Этвуд.

– Сьюзен? Почему именно ее?

– Похоже, вчера ночью мистер Джейд делал свой собственный обход, – ответил Лэндри, чтобы увидеть ее реакцию. Он ожидал ревности, но был разочарован.

Пэрис подняла брови.

– Дон и Сьюзен? – иронически улыбнулась она. – Ни дня без новостей!

– По-моему, в столь тесном мире трудно хранить секреты.

– Вы удивитесь, детектив Лэндри, но мир лошадников изобилует двумя вещами: секретами и враньем. Вся штука в том, чтобы понять, где что.

 

24

Люди могут делать такие гадости…

Откровение от Монти Хьюза III! Возможно, под его самозабвенным, насквозь проспиртованным эгоизмом и скрывается что-нибудь настоящее, кто знает. Конечно, что-то происходит там, за благородно потасканной внешностью. Что-то пробило его хмельную одурь, встревожило.

«…Должно быть, это из-за убийства, – сказал он. – Но оно когда уже было».

Логично было бы подумать, что Хьюз говорил о Звездном и, таким образом, признавал факт убийства коня. Но в то же время у меня из головы не выходила Эрин Сибрайт. Связь между Джилл и Эрин очень беспокоила меня. Если могли убить одну, то почему другую – нет?

И все это, как ни ужасно, происходило в мире, который столько лет был моим убежищем. Но люди – везде люди. Перемена обстановки не способна изменить основных человеческих чувств – зависти, жадности, сладострастия, злобы, ревности. Действующих лиц этой драмы легко можно было бы снять с нынешней сцены и перенести на любую другую. История получилась бы в точности такая же.

Я оставила Трея Хьюза и пошла искать человека, с которым никто еще не беседовал, но, по-моему, он мог бы сообщить следствию нечто существенное. Единственный человек, который присутствовал в конюшне Джейда постоянно, но оставался практически невидимым. Хавьер.

Незнание английского не делало его слепым, глухим или глупым, зато укрывало плащом незаметности. Кто знает, каким историям он мог быть свидетелем? На него никто не обращает ни малейшего внимания – разве только пошлют за чем-нибудь.

Но в то самое утро, когда в проходе между денниками впервые появился Лэндри, Хавьер исчез, и найти его мне так и не посчастливилось. А испаноговорящие работники соседних конюшен ничего не имели сообщить хорошо одетой женщине, пусть даже вопросы она задавала на их языке.

На меня накатило отчаяние. Впервые я призналась себе, что жалею об отсутствии у меня полицейского значка и возможности восседать за столом в комнате для допросов, дергая за ниточки знакомых Джилл Морон, которые ее не любили, а также знакомых Эрин Сибрайт, которым могло быть известно что-нибудь об ее местонахождении. Этих людей я знала и понимала как ни один из допрашивающих их следователей.

На худой конец сидеть бы там рядом с Лэндри, подсказывать ему на ухо вопросы. Но так близко к активному расследованию меня никогда не подпустят. И, несмотря на все мои угрозы, Брюс Сибрайт больше ни за что не пустит меня в свой дом, где уже перебывала половина следственного отдела полиции Палм-Бич. Даже Молли по телефону позвонить не смогу: все звонки отслеживаются, а разговоры записываются на пленку.

Мне остается скромная роль информанта, которая мне совсем не по душе. А ведь именно я первая втянула Лэндри в эту историю! Потому что сама никакого отношения к ней иметь не хотела…

Скрежеща зубами от досады, я поехала в торговый центр, где в магазине сотовой связи купила одноразовую трубку с тарифом без абонентской платы. Как-нибудь передам ее Молли, чтобы держать связь без участия полиции.

Потом вспомнила об абоненте, дважды звонившем Брюсу Сибрайту на домашний телефон с определителем. Похитители ведь могут оказаться не глупее меня. Интересно, додумались ли они до того же, что и я? Вдруг у них тоже есть телефон, который потом можно выбросить? Купленный за наличные, по фальшивому удостоверению личности?

Список номеров с телефона Сибрайта я отдала Лэндри: с его служебным положением можно проверить их через телефонную компанию. Вряд ли, конечно, повезет настолько, чтобы среди них оказались телефоны Томаса Ван Зандта, Дона Джейда или Майкла Берна. Но, как бы то ни было, к концу дня Лэндри все узнает. Интересно, поделится ли он со мною? И при мысли о том, что может не поделиться, решить, что я ему больше не нужна, у меня в животе забился маленький пустотелый мячик страха.

Стоило мне въехать во двор, Шон вышел навстречу. На западе уже понемногу смеркалось, небо было оранжевым от предвечернего солнца, и вдоль горизонта стлалась черная полоска дыма – фермеры жгли солому на тростниковых полях. Ирина кормила коней. Я вдохнула запах лошадиного пота, черной патоки, сена. Это для меня лучше всякого успокоительного. Д’Артаньян высунул голову в прорезь над дверью денника и приветственно заржал. Я подошла, погладила его по морде, прижалась щекой к его щеке и шепнула на ухо, что соскучилась.

– Ты как раз к коктейлю, дорогая. Проходи, – сказал Шон, ведя меня в гостиную. Он все еще был в бриджах и сапогах.

– Прости, последние дни от меня не было никакого толку, – повинилась я. – Ты меня уволишь и выгонишь на улицу, да?

– Глупости какие. Ты втравила меня в приключение международного масштаба. Теперь мне еще несколько лет не придется скучать. – Он подошел к бару и налил себе бокал мерло. – Хочешь? Красное, как кровь. Тебе должно понравиться.

– Нет, благодарю. Я захмелею.

– Подумаешь!

– Мне лучше тоника с лаймом.

Шон наполнил мой бокал, и я бессильно опустилась на высокую табуретку. Все тело ныло от усталости.

– Сегодня говорил с друзьями из Голландии, – сказал Шон. – До них уже дошло, что Ван Зандт побывал в моей конюшне.

– Как мило!

– Кажется, Ван Зандт, не теряя ни минуты, раззвонил всем, что я, возможно, займусь с ним куплей-продажей лошадей.

– Что ж тут удивительного? Ты – лакомый кусочек. Много понимаешь и при деньгах. Уверена, он хотел как можно скорее донести эту новость до твоего постоянного агента.

– Слава богу, Туану я успел позвонить раньше и предупредил, что жертвую собой ради благой цели. Иначе он первым же самолетом примчался бы из Амстердама спасать меня из коварных лап Ван Зандта.

– А что сказали о коварном З. остальные твои друзья?

– Что он пария. Доступ на лучшие конезаводы Голландии ему уже заказан. Там с ним попросту не желают иметь дела.

– Но во многих других местах его принимают.

Шон пожал плечами.

– Барышники клиентов всегда найдут. Если б никто не имел дела со скользкими типами вроде Ван Зандта, бизнес вообще стоял бы на месте.

– Я передам ему твои слова сегодня за ужином.

– Ты с ним ужинаешь? – поморщился Шон. – Потом тебе захочется купить бутыль карболки.

– Чтобы выпить?

– Чтобы вымыться. Серьезно, Элль, – продолжал он, хмуро глядя на меня, – будь осторожна с этим молодцом. Ирина мне рассказала, что он сделал с ее подругой. А теперь еще это убийство на ипподроме. Он замешан? Тебя ведь именно там весь день носило, верно?

– Не знаю, замешан ли он. У других тоже могли быть причины желать этой девушке смерти.

– Господи, Элль…

– Я знаю, что делаю. И полиция уже этим занялась.

– Так вот кто был здесь утром? – лукаво блеснув глазами, спросил Шон. – Такой красавец-герой в серебристом авто?

– Разве он красавец? – удивилась я. – Не заметила.

– Солнышко, если ты таких вещей не замечаешь, покажись окулисту.

– В любом случае его личные качества оставляют желать много лучшего.

– Твои тоже, – стараясь не улыбнуться, сказал Шон. – Вы могли бы быть чудесной парой.

– Может, тебе голову проверить? – вздохнула я.

Мне всякий раз становилось не по себе при мысли о том, что кто-то относится ко мне как к существу определенного пола, потому что сама вот уже два года так к себе не относилась.

В тот день в пригороде Палм-Бич, когда убили Гектора Рамиреса, а я упала под колеса джипа Билли Голема, пострадало не только мое тело, но и душа. И хотя врачи уже два года безостановочно лечили мои телесные травмы – сращивали поломанные кости, латали дотла стертую об асфальт кожу, восстанавливали разбитую половину лица, – я не знаю, почувствую ли когда-нибудь себя целой. Недоставало существенной части меня – части моего внутреннего существа. Может, постепенно заживет и это. Может, процесс уже начался. Но мне предстоит еще очень долгий путь, и я почти каждый день сомневаюсь, достанет ли мне сил и воли преодолеть его. Знаю только, что не хочу никого подпускать близко к своей дороге. И в особенности Джеймса Лэндри.

– Милая, не зарекайся!

Шон допил вино и пошел к себе, готовиться к ночным похождениям в Палм-Бич. А я вернулась в домик для гостей и проверила электронную почту.

Спецагент Армеджан, мой знакомый из регионального отдела ФБР в Вест-Палм, прислал-таки выборку из данных Интерпола. По сведениям Армеджана, арестов за Ван Зандтом не числилось, но дело на него в Интерполе было заведено, а это уже кое-что. Он мелькал во многих аферах, но всегда балансировал на грани закона и правонарушения, не переходя ее – во всяком случае, схвачен ни разу не был.

По сексуальным преступлениям на него ничего не нашлось. Я была разочарована, но не удивлена. Если и существовали еще жертвы его сомнительных чар, то такие же, как подруга Ирины: молодые, неопытные, одинокие в незнакомой стране. Обычно такие девочки боятся сказать кому-нибудь о своей беде, тем более обратиться в полицию.

Желая проветрить голову перед вечерними интеллектуальными играми, я натянула купальник и нырнула в бассейн. Пусть теплая ласковая вода успокоит тело, избавит мозг от дневного напряжения.

Солнце село, но вода в бассейне мерцала синевой, ловя отраженные от стенок блики уходящего света. Не думая ни о чем, я ленивыми, размеренными саженками пересекала бассейн из конца в конец, кувырком разворачивалась под водой и плыла в обратную сторону. Напряжение исчезло, и я ненадолго стала ловким, гибким животным – только мышцы да чутье. Хорошо чувствовать себя чем-то простым и незатейливым.

Наплававшись вдоволь, я перевернулась на спину и лежала, глядя вверх, на булавочные звезды в бархатно-черном небе. Затем в поле моего зрения возник Лэндри.

Я ушла под воду и вынырнула, мотая мокрой головой.

– Детектив, вы застигли меня врасплох.

– Уверен, такое бывает нечасто.

Он по-прежнему был в мундире, только ослабил галстук и закатал рукава рубашки.

– Сама виновата: дала вам код замка на калитке, – сказала я. – Что, тяжелый день пыток и дознаний?

– Долгий.

– Жаль, я не присутствовала. Никто лучше меня не изображает злого следователя.

– В этом я не сомневаюсь, – усмехнулся он. – Вы меня не пригласите присоединиться? Не скажете, что вода замечательная?

– Это был бы штамп. А я терпеть не могу предсказуемость.

Я подплыла к лесенке и вылезла, с трудом удержавшись, чтобы не закутаться в полотенце немедленно. Не хотелось давать Лэндри понять, какой беззащитной я чувствовала себя. Почему-то казалось, что даже в тусклом полумраке он видит каждый мой шрам, каждый дефект. И меня злило то, что мне это не все равно.

Я растерлась полотенцем, насухо выжала волосы и обернула полотенце вокруг бедер на манер саронга, торопясь спрятать иссеченные шрамами и вмятинами ноги. Лэндри бесстрастно наблюдал за мной.

– В вас, Эстес, ничего предсказуемого нет.

– Принимаю ваши слова за комплимент, хотя вы, наверно, не считаете непредсказуемость достоинством. Хорошие новости есть? – спросила я, направляясь к домику для гостей.

– Наши нашли машину Эрин Сибрайт, – сообщил он.

Я замерла с рукой на дверной ручке, затаив дыхание. Вот сейчас он мне скажет: «Эрин нашли мертвой в багажнике».

– Ищут отпечатки пальцев, следственная группа работает…

Я выдохнула с некоторым облегчением.

– Где нашли машину?

– На первой стоянке от грузового въезда, за прачечной.

– А почему она вдруг оказалась там? – спросила я, не ожидая ответа. – Это же в полумиле от конюшни Джейда. Почему вдруг там?

Лэндри пожал плечами:

– Может, завозила белье в стирку.

– А потом пешком топала до конюшни? А оттуда – к задним воротам, чтобы встретиться… с кем там она собиралась встречаться? Смысла нет.

– Похитителям тоже не было смысла перегонять машину туда, – возразил Лэндри. – Они схватили девушку. Какое им дело, где стоит ее машина?

– Им нужно было выгадать время. Понедельник у Эрин выходной. Если б не Молли, никто и не хватился бы ее до утра вторника.

– Да и тогда никто не хватился бы, – рассудительно заметил Лэндри. – Ведь Джейд заявил, что она уволилась и уехала в Окалу.

– Как он вел себя на допросе?

– Все это для него большое неудобство. И допрос, и убийство.

– Нервничал?

– Не особенно.

– Ну… парень зарабатывает на жизнь, прыгая на лошади через барьеры выше меня ростом. Эта игра не для слабонервных.

– И убийство тоже.

Игра… Обычному человеку трудно воспринимать убийство и похищение людей как игру, но в каком-то зловещем, мрачном смысле это действительно игра. Игра с очень серьезными ставками.

– От похитителей ничего?

Лэндри откинулся на спинку кресла, сунул руки в карманы и покачал головой:

– Нет. Все телефоны в доме Сибрайтов на прослушивании. И я отправил двух ребят по соседям. Дохлый номер.

– В тумбе под телевизором бар, – сказала я, показывая рукой в гостиную. – По-моему, вам стоит туда наведаться. Налейте себе чего хотите, а я пока переоденусь.

Я заставила его подождать, пока быстренько приму душ, и еще минут пять стояла перед зеркалом, пытаясь прочесть что-нибудь на собственном, лишенном всякого выражения лице.

Под ложечкой тревожно ныло, и это мне не нравилось. Сосущая пустота страха сменилась чем-то таким, чего я даже не определила сразу: надеждой. А мне не хотелось придавать такое значение тому, что Лэндри вернулся, что делится со мной новостями, включает в расследование.

– Вы отрекомендовались Сибрайту частным детективом, – сказал он. Его голос прозвучал совсем близко, как будто он стоял прямо за дверью спальни. – Так ведь?

– Не совсем.

– Это обман.

– Нет, – поправила я, – это ложь. Обман был бы, если б я на основании ложных сведений о себе получила от Сибрайтов деньги. А такого не было.

– Вы были бы классным адвокатом.

– Вот и отец всегда так говорил. Именно по этой причине я и пошла в полицейские. Я не хотела быть, как он, – выгибать закон то так, то эдак, будто он сделан из проволоки, поворачивать его, как надо непорядочным людям, ради их нечестным трудом нажитого благополучия. В то время я не понимала, что, будучи полицейским, в результате сама буду гнуться во все стороны. А потом извиняла свои действия верой в правоту собственного дела. И все равно я не такая, как мой отец. Вот что важно.

– Я проверил младшего Сибрайта, – сказал Лэндри. – Никогда ни в чем замечен не был. Хороший ученик, ведет активную внеклассную работу.

– Например, трахает сводную сестру?

– И ходит в математический кружок.

– Не понравилось мне, как он легко соврал, где был в воскресенье.

– Весь в папашу.

Я натянула черные трусики и лифчик и оглянулась через плечо, почти ожидая увидеть Лэндри на пороге. Нет, ничего.

– Сибрайт будет стоять насмерть за своего единственного сыночка, – сказала я, надевая белую крахмальную сорочку с манишкой и черные брючки-дудочки. – Он не собирается допускать, чтобы Чед хоть как-то был тут замешан.

– То есть мы признаем, что алиби обеспечивает отец. Однако причины здесь могут быть разные.

Я одернула сорочку, застегнула последнюю пуговицу и вышла из спальни. Лэндри стоял, привалившись спиной к шкафу, со стаканом виски в руке. Полуприкрыв глаза, он смерил меня взглядом.

– Незачем было так наряжаться ради меня.

– Это не ради вас. Не могу представить, чтобы Брюс Сибрайт принимал активное участие в похищении Эрин. Даже если ему удобнее без нее, он мараться не станет. Слишком велик риск. Но тогда зачем ему алиби? Ведь с Эрин путался Чед.

– Между прочим, у Эрин есть привод в полицию по малолетству, – сказал Лэндри. – Мелкая кража. И хранение наркотиков.

– Каких?

– Экстази. Схватили за руку на вечеринке. У меня в отделе работы с несовершеннолетними есть человек, который выяснит, с кем вместе ее тогда арестовали. И еще я добрался до знакомого парня из отдела наркотиков, чтобы выйти на торговца.

– А кто в отделе наркотиков?

– Броуди. Вы его знаете?

Я, потупившись, кивнула. Мэтт Броуди когда-то был мне другом. Во всяком случае, я так думала. Лучше б мне было не спрашивать Лэндри ни о чем – теперь он ждал от меня подробностей.

– Хороший парень, – сказала я.

– Уверен, он будет счастлив услышать ваш отзыв, – язвительно заметил Лэндри.

Интересно… хоть и все равно теперь… что Броуди мог сказать ему обо мне. А впрочем, пусть Лэндри думает что хочет.

– Итак, что мы имеем? – продолжал он. – Именно Джейд утверждает, что девушка просто уволилась и уехала. И он же последний, кто ее видел. По-моему, так: Эрин что-то знала о погибшем коне. Джейд хотел ее убрать. Похищение он устроил, чтобы еще получить деньжат за беспокойство. А девушка, скорее всего, мертва – так же, как и та, из выгребной ямы.

– Надеюсь, в последней части вы ошибаетесь, – возразила я, хорошо понимая, что он с таким же успехом может оказаться прав. Эта мысль и мне приходила в голову.

– Знаете, Эстес, я должен перед вами извиниться, – неожиданно сказал Лэндри. – Собственно, за этим я и пришел. Может, если бы я послушал вас с самого начала, Джилл Морон осталась бы жива. Да и Эрин Сибрайт уже удалось бы вернуть.

Я пожала плечами.

– Даже не знаю, что вам ответить.

Он был прав, и мы оба это понимали. Я не собиралась лепетать утешительные глупости, как хорошая жена, оправдывающая ошибки мужа. И колоть ему глаза правдой тоже не собиралась. Он допустил ошибку. И у меня меньше всего прав критиковать его за это.

– Дело не в вас, – ответила я Лэндри. – Я оказалась там раньше вас. И не помешала убить ту девушку. И Эрин не нашла. Иногда обстоятельства складываются неудачно просто потому, что они так складываются.

– Вы в это верите?

– Приходится. Если б не верила, меня надо было бы винить во всем плохом, что когда-либо произошло. А мне доподлинно известно, что моя вина есть только в двух третях этого.

Он очень внимательно посмотрел на меня, так что мне захотелось отшатнуться. Но я удержалась.

– Так есть у Джейда алиби на вчерашнюю ночь?

– Женщина. Клиентка. Сьюзен Этвуд.

– Подтвердила?

Он кивнул.

– А ее показания есть кому подтвердить?

Лэндри закатил глаза.

– Разумеется. Джейду. А что? Вы с ней знакомы?

– Наслышана. Шон ее знает. У нее репутация стрекозы.

– А не бабочки?

– Нет. Я таких знаю. По мнению Сьюзен, алиби, подаренное убийце, – своего рода оральный секс нового тысячелетия. Я бы ей не доверяла. Но, с другой стороны, я никому не верю. – Я взглянула на часы и отошла от шкафа. – А теперь, Лэндри, я вас выгоню. У меня по плану ужин с дьяволом.

– С каким?

– С Ван Зандтом.

Пока искала туфли, я рассказала ему, что удалось узнать через Шона и через Интерпол с помощью Армеджана. Ван Зандту я обещала быть в «Игроках» в восемь, а его предложение заехать за мною на машине благоразумно отклонила.

Лэндри смотрел на меня во все глаза.

– Вы мне говорите, что этот тип может оказаться насильником, а сами соглашаетесь отужинать с ним?

– Да.

– А если это он убил Джилл Морон? И Эрин зарезал где-нибудь в темном углу?

– Надеюсь, я выясню что-нибудь такое, чтобы его можно было прижать.

– Вы на игле? – недоуменно спросил он. – Или вы дура?

– Со мною он ничего себе не позволит, – возразила я. – Во-первых, он понимает, что на испуг меня взять не удастся и власти надо мной у него нет. Во-вторых, я ему интересна как богатая клиентка, а не как жертва.

– А если он просто маньяк, который хочет изнасиловать вас, а потом перерезать вам горло?

– Тогда окажется, что я крупно ошиблась на его счет, но это вряд ли.

– Эстес, он, возможно, вчера ночью убил девушку. Насколько вам известно, он солгал, что не видел ее. Он ведь был в «Игроках», что подтвердили бармен и официантка, и вовсю увивался за Джилл Морон.

– Во сколько он ушел из бара?

– Точно никто не знает.

– Так хватайте его и поджаривайте на медленном огне, ежели хотите, – сказала я и зашла в ванную, чтобы взглянуть, что у меня с прической. Ну, тут уж ничего поделать было нельзя. – С радостью провела бы вечер в ванне, с книжкой. Но если он и прячет где-то Эрин, то вам уж точно об этом не расскажет.

– А вам, вы думаете, возьмет и выложит все как на духу? – встав в дверях, усмехнулся Лэндри. – Этак небрежно: хочешь поехать ко мне домой и посмотреть на девушку, которую я похитил? Боже правый!

– Ну и установите за нами слежку! Чего переживать-то?

– Вот потому я и не хочу задействовать вас! – сказал он, нацелив на меня указательный палец. – Вы составляете свои собственные планы, творите, что в голову взбредет…

– А вы посмотрите на это с другой стороны, – возразила я, отводя его палец от своего лица и медленно зверея. – Лэндри, я – частное лицо. Мне не требуется ваше разрешение, и я не нуждаюсь в вашем одобрении. Если меня убьют, вы знаете, кого арестовывать. Я сделаю за вас вашу проклятую работу. В полиции округа вы прослывете героем – одним махом и от меня отделались, и убийцу поймали.

– Позволять вам идти на верную смерть – не моя работа! – заорал он.

– Поверьте мне, если я сама до сих пор не сделала этой «работы», то не собираюсь позволять какому-то Ван Зандту сделать ее за меня!

Мы стояли почти нос к носу, и тонкая прослойка воздуха между нами гудела и потрескивала от напряжения. Возможно, Лэндри считал в уме до десяти. И, наверное, только это и удерживало его от того, чтобы задушить меня голыми руками. Уж не знаю, о чем он думал. А я думала, что стою к нему слишком, слишком близко.

– Лэндри, я тоже была хорошим полицейским, – тихо произнесла я. – Знаю, обо мне все помнят другое, но я была хороша. Дураком будете, если не воспользуетесь.

Прошла еще целая вечность. Мы стояли, пялясь друг на друга, как два рассерженных дикобраза – все колючки на изготовку. Первым моргнул и сделал шаг назад Лэндри. Наверно, я должна была бы гордиться, но посетившее меня чувство больше напоминало разочарование.

– Ван Зандт хочет произвести на меня впечатление, – сказала я. Потом вернулась в гардеробную и нашла там маленькую сумочку, чтобы положить диктофон. – Хочет показать себя во всей красе, но рот у него больше мозга. Я могу раскрутить его на то, чего он говорить не должен. И разговор запишу. А после позвоню вам.

– После чего? – многозначительно спросил он.

– После кофе, – ответила я. – Намек на торговлю собой поняла. Рада, что вы обо мне столь высокого мнения.

– А я рад, что вы понимаете намеки, – буркнул он. – Только, к сожалению, не все. Но это мы сейчас исправим.

Лэндри достал из кармана мобильный телефон, набрал номер и, покуда на другом конце не ответили, не спускал с меня глаз. Я понимала, что он делает. И мне очень хотелось попросить его перестать, пусть раньше я и храбрилась, будто мне все равно. Нет, я не поддамся. И так уже чуть до мольбы не опустилась.

– Вайс? Лэндри. Ван Зандт в «Игроках». Доставьте его ко мне в кабинет. – Не отрывая от меня взгляда, он убрал телефон в карман. – Спасибо за совет.

Мне хотелось послать его подальше, но я не доверяла собственному голосу. Ощущение было такое, будто в горле застрял раскаленный камень. Я предпочла бы вообще ничего не чувствовать, ни о чем не заботиться, просто перемогаться день за днем. Когда нет ни надежд, ни стремлений, ни цели, разочаровываться не в чем, и больно не бывает.

Лэндри повернулся и вышел, забрав с собой предоставленную мною информацию, мои планы на вечер и мою надежду хоть немного отдохнуть от этого кошмара. Я чувствовала себя круглой дурой. Я-то думала, он приходил, чтобы принять меня в дело, а он хотел лишь очистить совесть. Расследование вел он. Единолично.

Спасибо за совет…

Я расхаживала по дому, стараясь справиться с разгулявшимися эмоциями. Необходимо было что-то сделать. Придумать новый план. Только не сидеть дома, сражаясь со своими переживаниями, когда даже нечего почитать, лежа в ванне.

Мысль постепенно начинала приобретать форму. Не успела она выйти из зачаточного состояния, как я переоделась и выскочила за дверь.

Насколько проще была бы жизнь, пойди я в адвокаты…

 

25

Лоринда Карлтон проживала в Уэллингтоне, на Сэг-Харбор-корт. Если только Ван Зандт не раскололся на допросе у Лэндри, выписывать ордер на обыск дома рано. Однако, если Ван Зандт все же замешан в похищении Эрин или убийстве Джилл и сохранил какие-нибудь мелочи на память, есть большая вероятность, что он избавится от них, как только доберется до своей городской квартиры.

Я поставила машину на гостевой стоянке в конце квартала, где находился дом Карлтон. В половине окон квартала горел свет, но на улице не было ни души. Никаких тебе приветливых соседей, сидящих на крылечках субботним вечером. Из-за специфики Уэллингтона и сезона зимних выставок съемные квартиры ежегодно меняют жильцов. Поэтому в жилых массивах Уэллингтона никто особой дружбы с соседями не водит.

Дом Лоринды Карлтон стоял в дальнем конце тупика. Ни одно окно в нем не светилось. Я посмотрела сквозь стекло входной двери, пытаясь разглядеть в темноте панель охранной сигнализации, но если она там и была, то вне моего крайне ограниченного поля зрения. А если сигнализация уличная и уже включилась, вернуться к машине будет непросто. Придется искать лазейки в живой изгороди, которой обнесен жилой комплекс, либо лезть через нее, надеясь, что никто не увидит, а потом снова делать огромный крюк вокруг дома, чтобы добраться до машины.

С таким приблизительным планом в уме я выудила из кармана куртки связку отмычек и занялась замком на входной двери. Любой случайный прохожий скорее заинтересуется темной фигурой, крадущейся по задворкам, чем бедолагой, возящимся в замке входной двери. Всегда можно пожать плечами и сказать, что приехала на выходные повидать старого приятеля Ван Зандта, а он бессовестно обо мне забыл.

Затаив дыхание, я ковыряла отмычкой в замке. Вскрывать замки в полицейской академии не учат. Меня учил один конюх, когда мне было одиннадцать лет. В свое время он отсидел три года по обвинению в квартирной краже со взломом. Выйдя, он поклялся в полном исправлении, но старые навыки сохранил и передал их мне, потому что я была чума и наказание, и он не знал, как еще от меня отвязаться.

Вскоре замок щелкнул. С колотящимся сердцем я открыла дверь и вошла. Панель сигнализации обнаружилась на стене сбоку. На ней мигал зеленый огонек. Значит, с охраны снято.

Вздохнув с облегчением, я занялась делом. Прежде всего включила лампу над столом в гостиной. Любые соседи, которые заметят свет в окне, просто предположат, что в доме находится тот, кто там живет, потому как зачем вору включать верхний свет?

В комнате было неприбрано, пахло псиной. Ковер некогда был белым, как и обитый кожзаменителем диван, грязный и потрескавшийся. Ван Зандту давно пора бы найти себе более состоятельных клиентов, готовых бесплатно пустить его на постой. Должно быть, в этой связи он подумывает о Шоне. Наверно, уже прикидывает, как попасть на следующий сезон в домик для гостей.

Я прошла через захламленную кухню, мельком заглянув по пути в шкафы и ящики. Обычный набор: разрозненная посуда, коробки с сухими завтраками, хозяйственное мыло. В холодильнике и морозилке не обнаружилось фрагментов расчлененного трупа. В сушильном барабане мирно покоилась горка чистого сухого, скомканного белья. Брюки, носки, трусы. Как будто он разделся и все подряд пошвырял в стиральную машину. Кроме рубашки. Интересно, почему.

В гостиной тоже ничего интересного не оказалось. Россыпь видеокассет в тумбе под телевизором. Должно быть, принадлежала Лоринде Карлтон. Фантастика и мелодрамы. Я не могла представить себе, чтобы Ван Зандт высидел до конца «Титаник», давясь слезами, когда Леонардо Ди Каприо в третий раз уходил под воду. А вот видеокамеры, что он приносил к Шону, не было и следа.

Я поднялась на второй этаж, где помещались спальни – одна маленькая, украшенная игрушечными собачками, и большая, со светлой мебелью. Здесь пахло одеколоном Ван Зандта. Кровать застелена, вещи аккуратно сложены в шкафу и комоде. Мог бы быть кому-нибудь хорошим мужем – если б не патологические проявления и женоненавистничество.

Видеокамера нашлась в платяном шкафу, внизу, за выстроенными в ряд ботинками. Я открыла кожаный футляр, просмотрела кассеты с именами лошадей на ярлыках. Ван Зандт снимал лошадей на видео, а затем копировал пленки для показа потенциальным покупателям. Я вставила в камеру выбранную наугад микрокассету, перемотала, нажала пуск. На просмотровом экранчике появился серый конь, выполняющий серию прыжков. Хорошая форма, ничего не скажешь. Потом пленка зарябила, и в кадре возник каштановый жеребец. Я нажала «стоп», поменяла кассету. Более или менее то же самое. Кроме лошади, в кадре мелькала улыбающаяся красивая девушка, верхом или рядом, с поводьями в руках. Наездница или конюх, а может, хозяйка. Ничего тревожного – так, отвлекающий момент.

На третьей пленке я обнаружила Пэрис Монтгомери, ведущую в поводу черного мерина с белой звездочкой на лбу. Звездный.

Я наблюдала за его выступлением, и у меня щемило сердце. Это был красавец, с озорными искорками в глазах, с привычкой взмахивать хвостом, как флагом, при прыжке. К барьеру подходил с воодушевлением, но в прыжке было маловато полета, и он не всегда успевал вовремя убрать задние ноги, чтобы не задеть верхнюю перекладину. Однако воля у него была. Был и огонь, о котором говорил доктор Дин. Когда Звездный задел перекладину, то навострил уши и мотнул головой в момент приземления, как будто сердясь на себя за недостаток точности. У него было много «задора», как называют это лошадники, но для того, чтобы выиграть на элитном уровне или быть проданным по элитной цене, одного задора мало.

Снимавший выступление Ван Зандт явно скучал. Слишком много было на пленке крупных планов Пэрис и ее безупречной улыбки. Интересно, насколько они близко общаются и не ведет ли Пэрис Монтгомери ту же игру, что и я, когда ей надо получить что-нибудь от мужчины?..

Потом камера задержалась на девушке, державшей Звездного под уздцы. Эрин Сибрайт в облегающей маечке и шортах. Стройная, загорелая. Как только она поставила коня в самом выгодном ракурсе перед объективом, он толкнул ее мордой, и она, хохоча, отступила назад. Симпатичная девушка, хорошая улыбка. Чтобы не упасть, она обхватила коня обеими руками за шею и чмокнула его в нос.

Упрямая, жадная, порочная девчонка? Только не в этом эпизоде! Я видела, как любит Эрин своего подопечного. Это было понятно по тому, как она разговаривала с ним, как гладила, как ласково задержалась ее рука на его шее, когда она заставляла его повернуться перед камерой. Зная ее семейные обстоятельства, нетрудно предположить, что лошади были для Эрин куда ближе и роднее большинства домочадцев. Лошади не осуждали ее, не унижали. Им не было дела до того, что она нарушает какие-то правила. Все, что они понимали, – добрая она или нет, терпеливая или нет, приносит ли с собой угощение и умеет ли правильно почесать под подбородком.

И я тоже хорошо это понимала, потому что когда-то, немыслимо давно, сама была такой Эрин. Девочкой, которой тесно в семейных рамках, которая не желает оправдывать ожидания семьи, а знакомых себе выбирает по их объективным качествам. И единственные настоящие друзья ее живут в конюшне.

Пленка рассказала мне об Эрин гораздо больше, чем о Ван Зандте. Перемотав на начало, я снова просмотрела кадры с ее лицом, надеясь, что мне еще представится случай лично увидеть, как она улыбается. Хотя я понимала, что, если все-таки вытащу ее из этой передряги, улыбаться ей захочется еще очень и очень не скоро.

Я опять поменяла кассету, быстро промотала съемки еще трех лошадей, затем в кадре появился Шон верхом на Тино, и я пустила пленку на нормальной скорости. Просто чудо, как эти двое слаженно двигались по арене! Шон великолепный наездник – сильный, ловкий, спокойный, с развитым чувством равновесия. Тино, каурый мерин, – стройный, длинноногий, очень изящный в ходу. Камера следовала за ними через ринг к трибуне, ловила элегантные, как у балетных танцоров, косые движения скрещивающихся пар ног, крутой, словно лук, изгиб конского бока. Потом они вышли из кадра.

Камера задержалась на трибуне, взяла крупный план лица Ирины. Та с холодной ненавистью посмотрела в объектив, поднесла к губам сигарету и выдула облако дыма прямо в стеклянный глазок. То, что Ван Зандт наблюдал за нею, казалось, ничуть ее не смущало. Зато меня пробрал озноб. Захотелось немедленно побежать к Ирине домой и настрого велеть ей запираться на ночь.

Елена Эстес – мама-квочка…

Я положила камеру на место и вернулась к тумбе, на которой стоял еще один телевизор с видеомагнитофоном. Так, коллекция порнофильмов. Много девушек с одним парнем. Много парней и одна девушка. Лесбийский секс. Много лесбийского секса. «Голубые». Несколько фильмов, судя по картинке на обложке кассеты, были жестокими, но по большей части – нет.

Вот он, наш мистер Ван Зандт, поборник равных возможностей для всех, извращенец-демократ.

Я обыскала ящики платяного шкафа и ночные столики. Заглянула под кровать, обнаружив комья пыли и окаменевшие собачьи огрызки. Квартирной хозяйке Ван Зандта явно пора сменить уборщицу.

Как бы то ни было, пленок, связанных с похищением Эрин, я не нашла. А между тем у похитителя они должны были быть. Кроме того, у похитителя имелся доступ к более совершенной аудиоаппаратуре, чем я увидела в доме, – голос на пленке был механически изменен. В общем, если Ван Зандт и замешан в похищении, то пленки и звукозаписывающее оборудование он прячет где-то в другом месте.

Я разочарованно погасила свет и спустилась на первый этаж. Внутренний таймер говорил, что пора сматываться – слишком долго провозилась с пленками. Лэндри, конечно, приложит все усилия, чтобы задержать Ван Зандта в комнате для допросов как можно дольше, но всегда есть вероятность, что тот просто встанет и выйдет вон. Он не под арестом, насколько мне известно. И вообще не думает, что законы США к нему применимы.

Однако идея уйти ни с чем меня совершенно не вдохновляла. Хотелось найти что-нибудь посерьезнее, чем пристрастие к порнушке, что-нибудь такое, что если и не прямо свяжет Ван Зандта с похищением или убийством, то хотя бы будет использовано против него как отягчающее обстоятельство на предстоящем допросе.

Я прошла через кухню в тесный гараж на одну машину, где места хватало только для нескольких хозяйственных шкафов вдоль стены. На дверцах шкафов висели замки. Взламывать некогда… На шкафах громоздился всякий хлам: пенопластовые стаканчики, плавучие игрушки для бассейна, ячейки с бутылками газированной воды, упаковка из двенадцати рулонов дешевой туалетной бумаги. Иными словами – ничего.

В дальнем углу гаража у стенки выстроились пластмассовые баки для мусора. Покрутив носом, я направилась туда. Мусорное ведро преступника может оказаться сокровищницей улик. Улик, осыпанных яичной скорлупой и воняющих отбросами, но оттого не менее ценных.

Я сняла крышку с первого бака и начала рыться в мусоре, буквально сунув туда нос, чтобы видеть, что попадается под руку. Рекламные листовки, пакеты и лотки из-под замороженных обедов, пустые упаковки от яиц, скорлупа, потеки белка, картонки из китайского ресторанчика, плоские коробки от пиццы… Обычный набор, как у всех. Ни квитанций на оформление кредитной карты, ни списка дел на день, где фигурировали бы похищение и убийство.

Впрочем, я нашла листок со списком кличек лошадей, датой, временем вылета из Палм-Бич, номером и данными рейса на Брюссель. Лошади для отправки в Европу. Я сунула бумажку в карман джинсов. Если Ван Зандт вывозит из страны лошадей, то и сам может отправиться тем же рейсом. Полетит с лошадьми и ускользнет из юрисдикции Лэндри, яко тать в нощи.

Я сняла крышку со второго контейнера – и адреналин хлынул по моим жилам, подобно наркотику.

Там лежала одна рубашка, больше ничего. Та самая, которую не постирали вместе с брюками, трусами и носками – поспешно снятыми с себя и без разбора запихнутыми в машину.

Пришлось до пояса залезть в контейнер, чтобы достать рубашку со дна. Тонкий египетский хлопок, теплый синий цвет. Я поднесла рубашку к самой лампочке, ища монограмму или любой другой неоспоримый признак того, что вещь принадлежит Ван Зандту. Не нашла ничего, но слева на воротничке обнаружилось нечто, способное не менее точно определить владельца: темные пятна, похожие на кровь. Левая полочка рубашки была разодрана сверху донизу и тоже испачкана кровью.

Сердце у меня колотилось все быстрее.

Представитель защиты может возразить, что Ван Зандт порезался во время бритья. «И поцарапался тоже?» – спросит прокурор. Судя по характеру улики, он мог получить ранение в драке. Легко представить себе, как Джилл Морон бросается на своего обидчика, размахивая руками, скрючив пальцы, как когти. Она могла зацепить его по шее, поцарапать, и кровь капнула на рубашку. Если при вскрытии окажется, что под ногтями у нее есть частицы чужой кожи… А у Ван Зандта, соответственно, ранки на шее… Я не заметила, но вдруг он прячет их под своим непременным галстуком? Еще я вспомнила пятна на подстилке в деннике, тоже похожие на кровь. Возможно, Джилл его чем-нибудь ударила, рассекла кожу. Да и бледный вид Ван Зандта нынче утром мог быть вовсе не следствием похмелья.

Сердце у меня выпрыгивало из груди, руки тряслись. Вот она, победа! В прежние времена после такой находки я бы всему отделу поставила выпивку. А теперь не могу даже заявить вслух о своей удаче, а если б и могла, в полицейских кругах никто за меня не порадовался бы. Я стояла в полутемном гараже, пытаясь унять возбуждение и заставить себя думать, какие судьбоносные шаги предпринимать дальше.

Лэндри позарез нужна эта рубашка. Но как бы ни приятно было мне швырнуть ее ему в лицо, я понимала, что, если сама отнесу ему находку, на суде она фигурировать не будет.

Надо все делать по правилам. Шаг за шагом. Чтобы в гараж пришли из полиции округа с ордером на обыск. Для этого, учитывая историю Ван Зандта и его связь с Джилл Морон, будет достаточно анонимного доноса.

Однако класть рубашку обратно в бак мне все-таки не хотелось. Не было веры в то, что все пойдет как надо. Вдруг Ван Зандт после беседы с Лэндри перепугается насмерть, прибежит сюда и уничтожит улику. Надо спрятать ее куда-нибудь, где он не найдет.

Как только данная мысль пришла мне в голову, с улицы послышался шум подъезжающей к дому машины и скрежет открываемых ворот гаража.

Они уже открылись на треть, когда я повернулась и бросилась к двери в кухню. Автомобильные фары ударили в стену, как два прожектора вслед беглому заключенному. Взревел гудок.

Я ворвалась в кухню, захлопнула дверь и заперла на замок, чтобы выиграть драгоценные секунды. Куда бы спрятать рубашку?

Некогда. Некогда. Бросить все и бежать.

В конце концов я сунула рубашку в самый нижний из кухонных ящиков, закрыла за собой дверь и выскочила из кухни, слыша, как поворачивается ключ в замке.

Господи боже! Если Ван Зандт меня узнал…

Пробегая через гостиную, я задела бедром стул, шарахнулась, споткнулась, пытаясь удержаться на ногах и не сводя глаз с двери во внутренний дворик.

За моей спиной залаяла собака.

– Взять его, Крикет! – раздался женский голос.

Пес зарычал. Краем глаза я видела, как он подбирается ко мне: маленькая черная зубастая ракета.

Я рванула дверь, она подалась, но в тот момент, когда я выскакивала за порог, собачьи зубы впились мне в икру.

Я изо всех сил тряхнула ногой, пес взвыл и на мгновение разжал зубы. В два прыжка я промчалась через дворик к входной двери, навалилась на нее всей тяжестью, распахнула – и вот я в саду за домом.

Дом Лоринды Карлтон был на улице последним. Жилой массив обнесен живой изгородью. Теперь мне бы оказаться по другую ее сторону. Там огромный пустырь, собственность города Уэллингтон, а за ним – торговый центр.

Я бросилась к изгороди. Пес, рыча и лая, по-прежнему бежал следом. Я резко свернула вправо и помчалась вдоль изгороди, ища лазейку. Пес хватал меня за пятки. Я на бегу сняла ветровку, одним рукавом туго обернула правую руку, а второй отпустила, чтобы тащился по земле.

Пес рванул вперед, поймал зубами свободный рукав. Я обеими руками ухватилась за свой, уперлась ногой, закрутилась волчком на месте, вертя пса вокруг себя, как метатель молота на Олимпийских играх. И отпустила.

Не знаю, далеко ли он улетел, но несколько секунд я выиграла. А в следующее мгновение увидела, где перелезть.

Рядом с соседним крыльцом стоял пикап. Я вскарабкалась на капот, оттуда на крышу и перевалила через изгородь.

Приземлилась парашютным способом – на корточки, сразу свалилась набок и перекатилась. Но все равно тело от ступней до макушки пронзила острейшая боль. Пару секунд я даже не пыталась двигаться, просто лежала в грязи, сжавшись в комочек. Но нужно было уходить. Кто-нибудь мог видеть, как я прыгала через изгородь. Да и неизвестно, не покажется ли сейчас из кустов, как в ужасах Стивена Кинга, это маленькое исчадие ада с оскаленной пастью.

Корчась, я подтянула под себя ноги, рывком поднялась и побрела вперед, держась как можно ближе к изгороди. Пот лил с меня ручьями, помятые бока отзывались болью при каждом шаге. Где-то далеко, за спиной, выла сирена. Пока полиция доедет до дома Лоринды Карлтон и составит протокол на предмет вторжения, я буду в безопасности. По крайней мере пока.

Вот ведь невезуха! Если б я смылась на пару минут раньше… Если б не прокопалась столько с пленками о лошадях и обзором коллекции порнофильмов в доме Ван Зандта… Если б не задержалась еще на несколько минут в гараже, роясь в мусорных баках… Но тогда я не нашла бы ту рубашку.

Надо позвонить Лэндри.

Я вышла на ярко освещенную центральную площадь перед торговым центром. Возле японского ресторана в ожидании столиков толпился народ. Я прошла мимо, опустив голову, стараясь не привлекать к себе внимания. Нормальные люди наслаждаются жизнью и лакомятся суши. Наверно, среди них нет ни одной сумасшедшей, которая когда-нибудь вламывалась в чужой дом, ища вещественные доказательства убийства.

А у меня вечно все не как у людей!

При этой мысли мне захотелось смеяться, а потом – плакать.

В аптеке Эккерда я купила бутылку воды, плитку шоколада, дешевую джинсовую рубаху и бейсболку. Наменяла мелочи для телефона-автомата. Выйдя на улицу, оторвала ценники с одежды, накинула рубаху поверх пропотевшей черной майки, прикрыла бейсболкой всклоченные вихры.

Я сбросила Лэндри на пейджер номер телефона-автомата, повесила трубку и стала ждать. Интересно, насколько хорошо разглядела меня та женщина из дома Ван Зандта? Кто она, кем приходится Ван Зандту? Пожалуй, она мало что поняла, поскольку велела собаке взять «его». Увидела, что волосы короткие, и, как любой на ее месте, сделала вывод, что грабитель – мужчина. Полиция будет искать мужчину – если вообще будет кого-то искать. Банальная попытка кражи со взломом, ничего не пропало, никто не пострадал. Не думаю, чтобы кто-то стал тратить на это силы. Искренне надеюсь, что не станет.

Даже если они удосужатся снять отпечатки пальцев, моих ни в одной криминальной базе данных нет. Поскольку я служила в полиции, мои отпечатки лежат в служебной папке округа Палм-Бич, отдельно от правонарушителей. А эту папку по такому чепуховому поводу никто проверять не полезет.

Все равно перчатки надо было надеть. Хотя бы потому, что в них копаться в мусоре намного приятнее, чем голыми руками.

Я развернула шоколадку и начала медленно жевать, держа за обертку.

Куртку мою они найдут – точнее, то, что осталось после собачьих зубов, – но кто знает, что она моя? Обычная черная ветровка.

Я попыталась вспомнить, что там лежало в карманах. Тюбик бальзама для губ «Тропикана», остатки трубочки с мятными пастилками, чек с бензоколонки «Шелл». Слава богу, расплачивалась я наличными, а не кредитной картой. Что еще? Куда я в последний раз ходила в куртке? Утром, к врачу.

И тут внутри у меня что-то оборвалось.

Рецепт! Рецепт на викодин, который я не собиралась покупать. Просто сунула листок в карман.

О, черт!

Может, я все-таки вынула его? Выбросила и забыла? Нет-нет. Точно.

Мне стало нехорошо. Я привалилась к стене, лихорадочно пытаясь прикинуть последствия. На рецепте мое настоящее имя – Елена Эстес. Не Элль Стивенс. Это имя для Ван Зандта ничего не значит. Если только он не видел ту фотографию в журнале – фотографию с подписью, что я занимаюсь верховой ездой в имении Шона. А если видел, как скоро начнут складываться в картинку фрагменты головоломки?

Глупая, непростительная беспечность!

Если ко мне придут из полиции, я буду отрицать, что была на Сэг-Харбор-корт. Про куртку скажу, что потеряла на ипподроме. Подтвердить эту ложь, которая будет моим алиби, некому, но, ради всего святого, зачем мне алиби? «Я же не преступница! – вознегодую я. – Девушка из хорошей семьи, вполне обеспеченная, не какая-нибудь наркоманка, вынужденная красть, чтобы добыть денег на дозу».

Тогда они покажут Ван Зандту мою фотографию, спросят, узнает ли он меня, – и мне крышка.

Проклятие, почему Лэндри не перезванивает?!

Самое плохое в этой истории не то, что мне придется выкручиваться, чтобы не сесть в тюрьму. Хуже, если Ван Зандт найдет свою рубашку до того, как Лэндри придет к нему с ордером на обыск.

Черт, черт, черт! Мне хотелось биться головой о бетонную стену. Какое невезение! Намерения у меня были самые лучшие, но на данный момент мои действия могут привести к потере важнейшего вещдока. И к тому же есть шанс, что я уже нарушила свое инкогнито перед Ван Зандтом, а значит, и перед всем окружением Джейда.

Если теперь убийца скроется, это будет на моей совести. А если еще в результате погибнет Эрин Сибрайт…

Да где этот засранец Лэндри?!

– Пошел ты! – пробормотала я, сняла трубку и набрала 911.

 

26

На другом конце провода не отвечали. Выругавшись, Лэндри повесил трубку. Номер был незнакомый, но он почему-то решил, что звонила Эстес. Опять увязла по уши черт знает в чем. Естественно, дома она не осталась. И никакую книжку, лежа в ванне, не читает.

Что-то в ней такое было… Отправиться ужинать с предполагаемым сексуальным маньяком-убийцей – это еще ерунда. Пожалуй, тут он зря психанул, план как план. Она полицейский, в конце концов… ну, раньше была. И такую, как она, никакому мужчине просто в голову не придет защищать. Но все равно что-то… в ней трогало за живое. Очевидно, отсутствие чувства самосохранения. Да, именно это делало ее до невозможности беззащитной. Из головы нейдет, как она прыгает на подножку джипа Билли Голема, пытаясь вырвать у него из рук руль… падает под колеса… как автомобиль тащит ее по дороге, словно тряпичную куклу.

Она не умела – или не хотела – беречься. И уж точно она не скажет ему спасибо, если он возьмет этот труд на себя. Ох, какие у нее были глаза, когда он позвонил Вайсу и велел доставить на допрос Ван Зандта. Гнев, обида, разочарование – за стеной каменного безразличия.

Лэндри стоял перед дверью морга в корпусе судмедэкспертизы. Сюда он примчался сразу, как только допросил Ван Зандта, чтобы успеть застать медэксперта.

Ван Зандт на допросе только возмущался, пятнадцать минут распространялся о несовершенстве системы правосудия Соединенных Штатов, а затем заявил, что без адвоката ни слова не скажет. И все. Ордер на арест выписывать оснований нет. Как недавно было справедливо замечено, за сволочной характер в тюрьму не сажают.

Ох, поторопился он с этим допросом! Подождать бы вскрытия, привести Ван Зандта в анатомичку, тогда он располагал бы хоть каким-то фактическим материалом, который можно использовать против подозреваемого. Авось удалось бы взять его на испуг, вытянуть из него то, что теперь он точно не скажет.

А теперь еще эта история с Еленой… Любопытно, во что она теперь ввязалась?

Наверняка она захочет услышать подробный рассказ о вскрытии. Ей интересно будет узнать, что Джилл Морон повалили вниз лицом на пол денника. Рот, нос, дыхательные пути забиты опилками вперемешку с конским навозом. Смерть наступила от удушения. Ее схватили за шею сзади, да так сильно, что на коже остались следы пальцев. Какое-то время она сопротивлялась, сломала себе несколько ногтей. Но под уцелевшими ногтями ни частиц кожи, ни крови, ничего другого не обнаружено.

Ерунда какая-то! Если она так дралась, что поломала ногти, что-нибудь под ними должно было найтись. Ее насильно удерживали лицом в грязи, не давая вздохнуть. Хотя бы опилки и частицы навоза должны были забиться под ногти, когда она пыталась вывернуться из рук нападавшего. Но нет, ничего.

И еще: одежда разодрана в клочья, как бывает при изнасиловании, а следов спермы в половых органах и на теле нет. И вообще признаков изнасилования мало. Несколько царапин на бедрах и половых губах, но никаких повреждений влагалища. Может, у насильника пропала эрекция и он не смог довести дело до конца? Или попытка изнасилования была инсценирована потом, чтобы замаскировать явное убийство под другое преступление?

Вот всю эту информацию и можно было бы использовать против Ван Зандта, пока он не потребовал себе адвоката. Особенно неудавшуюся попытку изнасилования. Давить на мужское самолюбие, издеваться, высмеивать. Ван Зандт взорвался бы. Он слишком самонадеян, чтобы позволять кому-нибудь ставить под вопрос его мужскую силу, слишком самовлюблен, чтобы контролировать себя. Впрочем, потребовать адвоката ему ума хватило, и теперь без адвоката ни допросов, ни насмешек, ни провокаций.

Так кто там слишком самонадеян?

Пока Лэндри казнил себя, из морга вышел Вайс. Малорослый и невзрачный, он дневал и ночевал в тренажерном зале и торс имел накачанный до такой степени, будто его туго надули. Синдром маленького мужчины. Из-за бицепсов он не мог даже руки как следует опустить.

– Что скажешь?

– Странно как-то, что под ногтями у нее так чисто, – ответил Лэндри. – Что это за преступник: убивает девушку практически в общественном месте, а потом не жалеет времени вычистить ей ногти?

– Умный просто.

– Уже попадался – или выучился на чужих ошибках, – пробормотал Лэндри.

– Может, смотрит детективы по каналу «Дискавери». А на Ван Зандте никаких отметин нет?

– Я не видел. Он был в водолазке. И у Джейда тоже ничего такого не заметил. Никого из них мы не сможем рассмотреть в подробностях, пока нам нечего им предъявить по существу. А что слышно о тех пятнах в деннике? Кровь или нет?

Вайс покачал головой.

– Суббота же. Если б доктор Фелник случайно не оказался дома, то и вскрытия никакого не было бы. Кстати, а что с тем нападением в позапрошлую ночь? – спросил Вайс. – Когда выпустили лошадей. Думаешь, связь есть?

Лэндри нахмурился, вспомнив о синяках на спине Эстес. Хотя в ту ночь он почти не обратил на них внимания – слишком сильно было потрясение при виде старых шрамов. В четверг ночью она подверглась побоям, но про сексуальные посягательства ни слова не говорила. Она застала врасплох того, кто выпускал лошадей. Оказалась не в том месте и не в то время. Удалось ли ей выкрутиться на этот раз? Джилл Морон тоже оказалась не в том месте и не в то время. Всего-то через одну палатку от Елены.

– Не знаю, – сказал он вслух. – А охранники что говорят?

– Ничего. Послушать их, так тут вообще преступности нет. Так, карманные кражи изредка. Ничего серьезного.

– Ничего серьезного… Вот им и серьезное! Эстес говорила, ей не понравился охранник, с которым она столкнулась в ту ночь. Я с ним на следующий день беседовал. Мне он тоже не понравился. Я решил его проверить как следует, а потом…

– Эстес?

Вайс смотрел на него с таким выражением, будто был уверен, что ослышался.

– Потерпевшая, – уточнил Лэндри.

– Зовут ее как?

– А в чем дело? – насторожился Лэндри.

– Не Елена Эстес?

– А если и так, то что?

Вайс повернул голову, и его мощная шея хрустнула, как ракушка под тяжелым ботинком.

– Вечно с ней проблемы, вот что! Многие порадовались бы, если б это она лежала там на столе, – сказал он, кивнув на дверь в морг.

– И ты один из них?

– Гектор Рамирес был отличный парень. А из-за этой дряни ему снесли башку. Так что у меня к ней личный счет, – буркнул Вайс, надуваясь на глазах и еще больше растопырив руки. – Что она тут забыла? Я слышал, она ушла от дел и потихоньку спивается.

– Об этом ничего не знаю, – отрезал Лэндри. – Она ввязалась в это, потому что помогает кому-то выбраться.

– Да? Лично я в такой помощи не нуждаюсь, – хмыкнул Вайс. – Лейтенант в курсе ее начинаний?

– Ради бога, Вайс, у нас что – детский сад? Пойдешь ябедничать? – съязвил Лэндри. – Ее в четверг чуть не забили насмерть. Будь доволен этим и занимайся своим делом. У нас одна девушка убита и еще одна похищена.

– Почему ты ее защищаешь? – прищурился Вайс. – Трахаешься с ней, что ли?

– Я ее не защищаю. Я почти ничего о ней не знаю, а что знаю, то мне не нравится. Просто делаю свою работу. Или мы теперь выбираем потерпевших по личной симпатии? Я что, пропустил ту планерку, где об этом шла речь? Если так, меня это вполне устраивает. Теперь я могу дни напролет просиживать в лодке с удочкой, пока мы не найдем потерпевшую, достойную моих услуг. Никаких больше обдолбанных потаскух, никакой белой дури…

– Не нравится мне, что она в это ввязалась, – заявил Вайс.

– И что же? Мне вот не нравится то, что я сейчас видел. Как мертвую девушку потрошили, будто зарезанную овцу. Не нравится тебе эта работа – иди в таксисты, – обернувшись, бросил Лэндри уже на ходу. – Если тебе кажется, что с этим делом ты не справишься, поставь шефа в известность и сваливай. Не мешай тем, кто справится.

Опять запищал пейджер. Лэндри чертыхнулся, прочел сообщение, вернулся к телефону и набрал номер.

– Лэндри слушает.

Анонимный источник сообщал о точном местонахождении вещественного доказательства по убийству Джилл Морон. Кухонный шкаф в коттедже, занимаемом Томасом Ван Зандтом.

– Решай, Вайс, – сказал Лэндри, вешая трубку. – А я пойду раздобуду ордер на обыск.

Узнать, что там с моим звонком в Службу спасения 911, я не могла никак. Оператор помучила меня как следует, поскольку явно приняла за телефонную хулиганку и потому тянула время, чтобы засечь место звонка и выслать патрульную машину. Я же упорно твердила: знаю, что Ван Зандт убил «мою подругу» Джилл Морон на территории конного центра. Что детектив Лэндри может найти окровавленную рубашку Ван Зандта в кухонном шкафу дома, принадлежащего Лоринде Карлтон, по такому-то адресу на Сэг-Харбор-корт. Дала самое подробное описание рубашки, положила трубку, вытерла с нее отпечатки пальцев, вышла и села на скамеечку рядом с японским рестораном.

Я надеялась, что Лэндри передали мое сообщение. Но в любом случае пройдет еще много времени, пока он доберется до Ван Зандта. Ордер на обыск так просто не получишь. Это тебе не готовая форма, где надо только вставить нужное имя и адрес, ее не попросишь у шефа. Следователь должен написать заявление, обосновать свою просьбу, сформулировать возможную причину обыска, а также подробно перечислить, что именно он намерен искать. Если обыск планируется провести ночью, нужны веские аргументы: например, неминуемая опасность утраты вещественного доказательства либо угроза нового преступления. Иначе ночной обыск может стать основанием для обвинения в нарушении права на отдых. Заявление уходит на рассмотрение к судье, и уж тот решает, выдать ордер или нет.

А время идет. И за это время подозреваемый может натворить что угодно: уничтожить улики, скрыться…

Был ли Ван Зандт в машине с той женщиной? Не знаю. Помню только, что машина была черная, но ни марку, ни модель я определить не успела. Может, это был «Мерседес», который Трей Хьюз одолжил Ван Зандту на сезон, а может, и нет. Женщина в машине, скорее всего, Лоринда Карлтон. Если кто-то из них заметил у меня в руках рубашку, остается надеяться, что, по их мнению, я забрала ее с собой.

Я взглянула на часы. После моего бегства прошло больше часа. Интересно, стучатся ли уже люди в форме в двери домов поблизости от моей машины? Если появиться там, беспечно вертя на пальчике ключи от «БМВ», потащат меня на допрос или нет?

Я добрела до бензоколонки, зашла в дамскую комнату, умылась и кружным путем вернулась на Сэг-Харбор-корт. Ни души. Ни одного полицейского. Черный «Мерседес» Ван Зандта мирно стоит у дома Лоринды Карлтон. На Сэг-Харбор-корт царил такой же покой, как и до моего приезда. Интересно, заявила ли все-таки Карлтон о взломе, или сирена, которую я слышала, не имела к этому никакого отношения? Еще хотелось бы знать, в какой момент появился Ван Зандт и не он ли отговорил Лоринду от звонка в полицию, потому что лишние люди в доме ему ни к чему.

Не в состоянии найти ответы на эти вопросы и все еще трепеща от страха разоблачения, я села в машину и направилась домой, с заездом в Бинкс-Форест.

Неподалеку от дома Сибрайтов на улице стояло две-три машины. Видимо, наблюдение уже ведется. В доме горели все окна. Мне бы очень хотелось оказаться сейчас там, внутри, оценить уровень напряжения в семье. Хотелось повидать Молли, дать ей знать, что она не одна. Я на ее стороне.

Да уж, хорошее утешение для девочки! Ведь я только что совершила величайшую глупость в истории нынешнего века, разрушила свое прикрытие, скомпрометировала улику, которой можно было привязать Ван Зандта к убийству.

Подавленная, расстроенная, я поехала домой собираться с силами и готовиться к худшему.

– Это беззаконие! – бушевал Ван Зандт. – У вас теперь что, полицейское государство?

– По-моему, нет, – возразил Лэндри, заглядывая в кухонный шкаф. – Если б государством управляла полиция, уверен, я бы зарабатывал намного больше.

– Неужели кто-то мог подумать, что Томми способен на такой ужас?!

Лоринда Карлтон явно в детстве мечтала стать хиппи, но была отправлена родителями в частную школу с пансионом. Сорока с чем-то лет, длинные черные волосы заплетены в тонкие косички, на футболке какой-то чумовой текст. Наверняка всем рассказывает, будто происходит от индейских шаманов или в нее переселилась душа древней египтянки.

Она встала рядом с Ван Зандтом и сделала попытку взять его под руку. Он досадливо повел плечом. Томми.

– Это даже не мой дом! – заявил Ван Зандт. – Как вы можете вот так врываться в дом к Лоринде?

Вайс еще раз предъявил ему ордер на обыск, закинув голову, чтобы взглянуть сверху вниз на человека, который на полголовы выше.

– Вы читаете по-английски? Вот, здесь ее имя и ее адрес.

– Томас Ван Зандт здесь проживает, не так ли? – спросил у дамы Лэндри.

– Он мой друг! – театрально выдохнула она.

– Ясно. Быть может, этот пункт вы захотите пересмотреть.

– Он добрейший и честнейший человек.

Лэндри закатил глаза. Этой дамочке впору на лбу написать слово «жертва». У ее ног вертелась паршивая собачонка, злобно рыча и взлаивая, похожая на маленькую торпеду в шерсти и с зубами. Такая не упустит возможности укусить.

– Уж не знаю, что вы здесь думаете найти, – сказал Ван Зандт.

Вайс заглянул под раковину.

– Рубашку. Порванную и окровавленную.

– Зачем я стал бы держать ее в кухонном шкафу? Чушь какая! По-вашему, я идиот?

Ни Вайс, ни Лэндри не ответили.

Лэндри снял с холодильника стопку телефонных справочников, подняв облако пыли. Информатор сообщал, что рубашка должна быть в одном из шкафов, но он предпочел взять ордер на обыск всего дома – на случай, если Ван Зандт ее перепрятал. Похоже, так оно и получилось. Они перерыли уже все кухонные шкафы, наверху покопались в комодах, но ничего похожего на описанную рубашку не обнаружили.

– На каком основании вы получили ордер? – спросил Ван Зандт. – Или у вас есть разрешение обыскивать всякого, у кого нет гражданства?

– У нас есть основания полагать, что эта вещь находится у вас, мистер Ван Зандт, – ответил Лэндри. – Кроме того, имеется свидетель. Этого вам достаточно?

– Ложь. Свидетеля у вас нет.

Лэндри поднял бровь.

– А вам откуда знать, если вы там не были и девушку не убивали?

– Я вообще никого не убивал. А вот кто мог узнать, что и где лежит в моем доме? Сюда никто не забирался, кроме грабителя. Хотя вам, конечно, все равно.

– Грабитель? Когда? – деловито спросил Лэндри, обследуя шкаф с хозяйственными принадлежностями.

– Сегодня ночью, – вступила Лоринда. – Я приехала из аэропорта, открыла гараж – и там кто-то был. Крикет гонялся за ним по всему дому, но он успел скрыться.

Услышав свое имя, песик опять залаял.

– Что-нибудь пропало?

– Кажется, ничего… Но все равно в дом проник чужой!

– Вы звонили девять-один-один?

– А что вы сделали бы? – скривился Ван Зандт. – Ничего. Ну, сказали бы, что двери надо лучше запирать. Пустая трата времени. Я попросил Лоринду не беспокоиться.

– Вы хорошо его разглядели, мисс Карлтон? – спросил Лэндри, думая, что надо срочно запереть Эстес в камеру вплоть до окончания свистопляски. И если бы Лоринда Карлтон позвонила 911, об этом можно было бы уже не беспокоиться.

– Вообще-то, нет. – Лоринда нагнулась, чтобы поймать собаку за ошейник. – Было темно.

– Мужчина? Женщина? Белый? Латиноамериканец? Черный?

Она покачала головой.

– Не могу сказать. Белый, наверно. А может, латин. Не знаю. Худощавый. В темной одежде.

– Угу, – кусая губы, промычал Лэндри. Боже правый. О чем думала Эстес?

О том, что может найти окровавленную рубашку. Но ее застукали на месте преступления, и Ван Зандт избавился от улики, пока они добывали ордер на обыск.

– Хотите заявить об ограблении? – спросил Вайс.

Карлтон неопределенно пожала плечами, не сводя глаз с собачонки.

– Ну… ничего ведь не взяли…

Лэндри тяжело вздохнул. Все ясно: Ван Зандту вовсе ни к чему, чтобы полицейские прочесывали весь дом частым гребнем. Вот почему он не стал никуда звонить. Ну а баба эта какого черта думала? Как она могла послушаться его, не позвонить в полицию после того, как в дом вломились, и не подумать, что ему есть что прятать?

Ход мыслей серийных жертв его всегда изумлял. Лэндри готов был поспорить, что у Лоринды в анамнезе один или два бывших мужа-мерзавца, но этому подонку как-то удалось убедить ее, что он хороший.

– А может, этот человек пришел сюда специально, чтобы подбросить улику, – сказала Лоринда.

Лэндри стало окончательно ясно, как выкрутился Ван Зандт из истории с окровавленной рубашкой.

– Улику, которую мы все никак не найдем? – усмехнулся Вайс.

– Можно снять отпечатки пальцев – вдруг окажется, что это известный преступник, – поглядывая на Ван Зандта, предложил Лэндри. – Разумеется, тогда с целью исключения нужно будет взять отпечатки пальцев и у вас обоих. Понимаете, может быть, этот тип – серийный убийца и числится в розыске по всему миру.

Взгляд у Ван Зандта сделался острей ножа, глаза сузились.

– Вот подонки, – пробормотал он. – Все, я звоню своему адвокату!

– Извольте, мистер Ван Зандт, – хмыкнул Лэндри, проходя мимо него к двери в гараж. – Тратьте ваши деньги, можете пригласить хоть самого Берта Шапиро – помешать нам делать здесь обыск не в силах даже он. И вот еще что: даже если вы избавились от этой рубашки, у нас есть образцы крови из денника, где убили Джилл Морон. Не ее крови. Думаю, вашей. Это нетрудно доказать, и тогда вам не отвертеться.

– Не моей, – отрезал Ван Зандт. – Меня там не было.

Лэндри остановился.

– В таком случае согласны ли вы подвергнуться физическому осмотру для доказательства вашей невиновности?

– Это беззаконие! Я звоню Шапиро!

– Как я уже говорил, – скверно улыбнулся Лэндри, – у нас свободная страна. Знаете, что странно в этом убийстве? Оно выглядело как изнасилование, а следов спермы медицинский эксперт не обнаружил. В чем дело, Ван Зандт? Вы не захотели поиметь ее после того, как она задохнулась? Любите, когда брыкаются и визжат? Или просто не встало?

Похоже было, будто Ван Зандт вот-вот лопнет. Он схватил висящий на стене телефон и шмякнул трубку об пол. Его трясло от бешенства.

Лэндри вышел. По крайней мере здесь он попал в точку.

Еще сорок минут они обыскивали дом – и десять из них исключительно назло Ван Зандту. Если окровавленная рубашка и была где-нибудь, теперь она исчезла. Нашли только коллекцию кассет с порнофильмами и комья пыли вперемешку с собачьей шерстью повсюду. Похоже, в этом доме никогда не убирали. Лэндри готов был поклясться, что ноги у него уже зудят от блошиных укусов.

– Вернемся к взломщику, – уже стоя в прихожей, сказал он. – Вы видели, в какую сторону он побежал?

– Через внутренний дворик и вон туда, соседними дворами, вдоль изгороди, – ответила Лоринда. – Крикет погнался за ним. Мой отважный маленький герой. Потом я услышала жуткий вой. Этот мерзавец, должно быть, пнул его ногой.

Пес взглянул на Лэндри и заворчал. Лэндри тоже захотелось его пнуть. Грязный, блохастый, злобный ублюдок!

– Посмотрим. Может, он обронил на бегу бумажник. Иногда и нам везет.

– Вы ничего не найдете, – вмешался Ван Зандт. – Я уже сам посмотрел.

– Да, но вы, кажется, не играете в нашей команде, – возразил Вайс. – Мы посмотрим сами. А вам спасибо.

Ван Зандт надулся и отошел.

Вайс и Лэндри взяли из машины фонарь и вместе обошли вокруг дома, светя на кусты и траву. Они шагали в указанном Лориндой Карлтон направлении, покуда не дошли до конца участка, но ничего, кроме фантика от жвачки, не обнаружили.

– Очень странное совпадение: пока Ван Зандта допрашивают, кто-то залезает к нему в дом, – проронил Вайс на обратном пути.

– А потом вдруг этот безымянный донос…

Лэндри пожал плечами и открыл переднюю дверь машины.

– Не смотри дареному коню в зубы, Вайс. Еще укусит.

 

27

Звонок раздался в 3.12 утра.

Молли с вечера утащила трубку радиотелефона из гостиной к себе наверх и спрятала ее под журналом на ночном столике. Иметь собственный телефонный аппарат ей не полагалось, пусть даже практически у всех девочек из класса они были. Брюс был уверен: девочка плюс отдельный телефон – рецепт неприятностей.

Чеду тоже не позволяли поставить телефон в комнате, хотя у него, Молли знала, был и мобильный, и пейджер, поэтому он и его кретины-приятели могли обмениваться текстовыми сообщениями и вызывать друг дружку по пейджеру, как крутые. Брюс об этом не подозревал, а Молли помалкивала, потому что Брюса недолюбливала сильнее, чем Чеда. По мнению Брюса, все члены семьи – кроме него – должны были звонить из кухни, где слышно каждое слово.

Телефон прозвонил трижды. Затаив дыхание, Молли смотрела на зажатую в руке трубку. В другой руке, влажной от пота, она держала диктофон. Она очень боялась, что Брюс проспит звонок. Ему ведь на Эрин наплевать. Но только она решила ответить сама, как звонки прекратились. Молли закусила губу, нажала кнопку приема на трубке и клавишу записи на диктофоне.

Голос был тот самый – жуткий, скрипучий искаженный голос с кассеты, словно из фильма ужасов. Каждое слово нарочито растянуто, тембр металлический, зловещий. У Молли в глазах вскипели слезы.

– Ты нарушил правила. Девчонка за все заплатит.

– О чем вы говорите? – спросил Брюс.

– Ты нарушил правила. Девчонка за все заплатит.

– Я не виноват. В полицию звонил не я. Что я должен сделать?

– Принеси деньги на место. В воскресенье. В шесть вечера. Без полиции. Без сыщика. Ты один.

– Сколько?

– Принеси деньги на место. В воскресенье. В шесть вечера. Без полиции. Без сыщика. Ты один. Ты нарушил правила. Девчонка за все заплатит. Ты нарушил правила. Девчонка за все заплатит.

Поплыли короткие гудки.

Молли выключила телефон и диктофон. Ее так знобило, что она подумала, не заболела ли. Ты нарушил правила. Девчонка за все заплатит. Эти слова крутились в мозгу снова и снова, так громко, что хотелось крепко зажать уши ладонями, чтобы ничего не слышать, но звук жил в голове, внутри.

Это она виновата во всем! Она считала, что поступает правильно, умно. Думала, она одна готова что-то сделать, чтобы спасти Эрин. И сделала. Обратилась за помощью. Теперь Эрин может умереть. И все из-за нее.

Из-за нее и Елены.

 

28

В неверный предрассветный час У края бесконечной ночи… [2]

Удивительно, по каким причудливым причинам откладывается что-то у нас в памяти. Эти строки из стихотворения Т. С. Элиота я запомнила, потому что в восемнадцать лет, будучи глупенькой первокурсницей, по уши влюбилась в своего преподавателя литературы Энтони Террелла. Помню страстную дискуссию по поводу творчества Элиота в университетской кофейне. Террелл тогда утверждал, что в «Четырех квартетах» Элиот исследует вопросы времени и духовного обновления, а я уверяла в ответ, что творчество Элиота есть коренная причина появления бродвейского мюзикла «Кошки»; следовательно, он не поэт, а дерьмо.

Я бы с такой же легкостью заявила, что солнце синего цвета, только бы побыть с Энтони Терреллом. Дебаты были моим методом флирта.

Непонятно, почему сейчас, свернувшись клубочком в углу дивана, грызя ноготь и глядя в окно на предрассветную темень, я вдруг вспомнила об Энтони. Размышлять о духовном обновлении я себе не позволяла – потому, вероятно, что мои шансы на него были бездарно потрачены впустую. Я не знала, как буду жить дальше, если из-за того, что меня застукали у Ван Зандта дома, основная улика, подтверждающая его вину, пропадет. Если он как-либо причастен к исчезновению Эрин Сибрайт, а я лишила следствие возможности предъявить ему хоть какое-то обвинение, а потом расколоть насчет Эрин…

И тут тихонько, еле слышно в дверь поскреблась надежда. Если б она стала нагло барабанить, я бы живо развернула ее на выход, как бродячего миссионера. Нет, благодарю. То, что вы продаете, мне не нужно.

Надежда – штучка с перьями — В душе моей поет? Без слов одну мелодию Твердить не устает… [3]

Эмили Дикинсон.

Я не хотела никаких надежд для себя. Я хотела всего лишь существовать.

Существование – дело нехитрое. Ставить одну ногу перед другой. Есть, спать, ходить в туалет. А вот жить, жить по-настоящему, со всеми присущими жизни эмоциями и риском – тяжкий труд. Любой риск – возможность и успеха, и поражения. Любая эмоция имеет противовес. Страха не бывает без надежды, надежды – без страха. А мне ни то, ни другое не нужно. У меня уже все есть.

Пока я глазела в окно, горизонт порозовел, и легкая белая дымка поплыла вдоль розовой полоски между тьмой и землей. Не успев расценить это как знамение свыше, я пошла в спальню и переоделась в костюм для верховой езды.

Никто так и не постучал ко мне в дверь глубокой ночью, чтобы допросить насчет куртки и вторжения в жилище Лоринды Карлтон. Вопрос: если моя куртка сейчас не в полиции, то где? Принес ли ее пес Лоринде как трофей? Или Лоринда с Ван Зандтом пошли по моим следам и нашли куртку сами? Если в результате Ван Зандт заполучил рецепт с моим именем, что теперь будет?

Неизвестность – самое паршивое в работе под прикрытием. Я построила карточный домик, представившись одной группе людей одним именем, а другой – вторым. Об этом решении я не жалею: знала, на что иду. В таком деле главное – добиться своего, пока тебя не вычислили и карты не посыпались. Беда в том, что я ни на йоту не продвинулась в возвращении Эрин Сибрайт, а если еще прокололась на ипподроме, то в расследовании мне больше делать нечего, и Молли я подставила.

Я покормила коней, раздумывая, позвонить Лэндри или подождать, не приедет ли он сам ко мне. Хотелось узнать, как прошла беседа с Ван Зандтом и есть ли уже результаты вскрытия Джилл Морон. Впрочем, с чего я взяла, будто он мне хоть что-нибудь расскажет после того, как вел себя накануне?..

Я стояла перед денником Фелики, пока она ела. Эта кобыла была невысокого роста, с большой, неженственной головой, но она обладала колоссальным задором, самолюбием и редкостным отношением к делу. На соревнованиях Фелики нередко обходила более красивых соперниц, и если б могла, то при победе точно показывала бы им палец.

Я нашарила в кармане мятный леденец. При шорохе обертки уши Фелики живо встали торчком, она с самым кротким видом высунула голову над загородкой и бережно взяла у меня с ладони угощение.

Тут мое внимание отвлек шорох шин по асфальту, и я выглянула за дверь. К конюшне подъехал серебристый «Гранд Ам».

Я не вышла навстречу Лэндри. Он вполне может сам ко мне зайти. Вместо этого я пошла к Д’Артаньяну и вывела его из стойла в пустой загон. Краем глаза я следила за Лэндри. Он был в костюме. Утренний ветерок забросил красный галстук ему за плечо.

– Так рано, а вы уже на ногах? – заметил он. – Для человека, который всю ночь где-то шлялся, у вас поразительно свежий вид.

– Не понимаю, о чем это вы.

Я достала из шкафчика скребницу и принялась за работу, которую терпеть не могла Ирина. Она бы дулась на меня целый день и что-нибудь бурчала по-русски, если б у нее не был выходной.

Лэндри прислонился боком к столбу и сунул руки в карманы.

– Вам ничего не известно о вторжении в дом Лоринды Карлтон – тот самый коттедж, где обитает Ван Зандт?

– Не-а. А что там?

– Вчера ночью по 911 пришел сигнал, что там лежит вещдок, который привяжет Ван Зандта к убийству Джилл Морон.

– Обалдеть! Нашли?

– Нет.

У меня упало сердце. Хуже этой новости могла быть только одна: если бы нашли тело Эрин. Дай бог, чтобы она не оказалась следующей.

– Стало быть, вас там не было, – продолжал Лэндри.

– Я же говорила, что буду валяться в постели с книжкой.

– Вы говорили, что залезете с книжкой в ванну, – поправил он. – И это не ответ.

– А вы не задавали вопроса. Интонация была утвердительная.

– Вы были вчера ночью в том доме?

– У вас есть основания полагать, что была? Вы располагаете моими отпечатками пальцев? Или у меня что-нибудь выпало из кармана? Есть видеозапись с камеры слежения? Свидетели?

Я затаила дыхание, не зная даже, какого из ответов боюсь сильнее.

– Нарушение неприкосновенности жилища противозаконно.

– Это я смутно помню с тех пор, как работала сама.

Мое остроумие Лэндри не развеселило.

– Ван Зандт добрался до дома раньше, чем я успел добыть ордер на обыск. Если рубашка там и была, он от нее избавился.

– Что за рубашка?

– Черт побери, Эстес!

Он схватил меня за плечо и развернул к себе лицом, напугав Д’Артаньяна. Мерин шарахнулся назад, на ременную загородку, затем прянул вперед, снова назад и встал на дыбы.

Я с силой толкнула Лэндри ладонью в грудь и прошипела:

– Ради бога, думайте, что делаете!

Он отпустил меня и посторонился, опасливо взглянув на лошадь. Я принялась успокаивать Д’Артаньяна. Тот косился на Лэндри, сомневаясь, разумно ли успокаиваться. Лучше бы ускакать.

– Я не спал ни секунды, – вместо извинения сообщил Лэндри. – Для игры в слова настроения нет. На месте преступления вас не задержали. Ничего из сказанного вами не может быть использовано против вас. И вообще, ни Ван Зандт, ни эта дура не хотят давать делу ход, потому что, как вам наверняка известно, из вещей ничего не пропало. Я хочу знать, что видели вы.

– Если он избавился от улики, это ничего не меняет. В любом случае вы, по видимости, располагали точным описанием того, что там было, иначе не получили бы ордер на обыск. Или Ван Зандт дал вам основания для подозрений на допросе? В этом случае вам должно было хватить ума задержать его вплоть до получения ордера и осуществления обыска.

– Допроса не было. Он потребовал адвоката.

– А кто его адвокат?

– Берт Шапиро.

Поразительно! Берт Шапиро, как и мой отец, имел дело только с очень богатыми клиентами. Интересно, кто из благодарных кормильцев Ван Зандта оплатит ему такой счет?

– Вот незадача, – сказала я. (Для меня – вдвойне. Берт Шапиро знает меня с пеленок. Если Ван Зандт показал ему тот рецепт, мне конец.) – Обидно, что вы задержали его, не дождавшись результатов вскрытия. Можно было бы сыграть на его нервишках, пока он не воспользовался своим конституционным правом.

Видимо, я задела за живое. У Лэндри сжались зубы, под кожей обозначились желваки.

– А на вскрытии что-нибудь выяснилось?

– Если б выяснилось, я бы здесь не стоял. Сидел бы в боксе для допросов и делал из этого подонка котлету – при адвокате или без.

Я накинула на спину Д’Артаньяну белый подседельник с вышитым в углу логотипом «Авадонис», сняла с крюка седло. Лэндри наблюдал за мной, и я физически чувствовала исходящее от него внутреннее напряжение. А может, напряжение было мое собственное.

Я обошла вокруг коня, поправляя подпругу; с Д’Артом это надо делать постепенно, в час по чайной ложке, поскольку он, по словам Ирины, «цветочек нежный». Затянув ремень еще на одну дырочку, я нагнулась зашнуровать наколенники. Лэндри беспокойно переминался с ноги на ногу.

– Сибрайтам снова звонили, – выговорил он наконец. – Похититель сказал, что девушка будет наказана, потому что Сибрайт нарушил правила.

– О боже. – Я опустилась на корточки, будто из меня вдруг выкачали весь воздух. – Когда был звонок?

– Ночью.

Значит, уже после моего провала у Ван Зандта. После того, как Лэндри пришел туда с обыском.

– Постоянное наблюдение за Ван Зандтом установлено?

Лэндри покачал головой.

– Лейтенант не дал бы согласия. Шапиро и так уже разорался о нарушении прав человека – из-за обыска. У нас ни хрена на него нет. Чем обосновать наблюдение?

Я потерла ноющий от напряжения лоб.

– Классно. Просто замечательно!

– Ван Зандт мог поступить, как ему заблагорассудится. Но в любом случае нам известно, что в похищении участвовал не только он. Один человек держал девушку, второй – снимал это на видео. И ничто не помешает тому первому причинить зло Эрин, даже если Ван Зандт окажется под круглосуточным наблюдением.

– Они на ней отыграются за то, что я втянула в это вас, – пробормотала я.

– Во-первых, вы не хуже меня знаете, что девушка, возможно, уже мертва. Во-вторых, вы знаете, что поступили правильно. Брюс Сибрайт вообще ничего предпринимать не собирался.

– Слабое утешение.

Я поднялась на ноги, прислонилась к шкафу, крепко обхватив себя руками. Откуда-то изнутри накатила волна озноба при мысли о том, чем аукнутся Эрин Сибрайт мои действия. Если ее уже не убили.

– Я не собираюсь вас утешать. Но они назначили новую встречу. Если повезет, к концу дня мы вычислим соучастника.

Если повезет…

– Где и когда? – спросила я.

Он молча глянул на меня сквозь темные очки. Лицо каменное.

– Где и когда? – повторила я.

– Елена, вам туда нельзя.

Я на секунду прикрыла глаза, уже зная, как закончится этот разговор.

– Вы меня из дела так просто не уберете.

– Это не от меня зависит. Думаете, лейтенант разрешит вашу самодеятельность? А даже если б решал я, как думаете – допустил бы я вас хоть к чему-нибудь после вашей ночной операции?

– В ходе этой операции нашлась разорванная, перепачканная кровью рубашка подозреваемого в убийстве.

– Которой у нас нет.

– Не по моей вине!

– Вас засекли.

– Ничего этого не случилось бы, если б вам вчера не понадобилось играть мускулами и хватать Ван Зандта за шиворот, – возразила я. – Может, за ужином мне удалось бы из него что-нибудь вытянуть. А вы бы взяли его потом, после вскрытия. Придержали бы его у себя, тем временем получили ордер на обыск и сами нашли бы рубашку. Так нет! Играть по чужим правилам вы не пожелали, и теперь наш мальчик разгуливает на свободе…

– Значит, это я виноват, что вы вломились в чужой дом? – разозлился Лэндри. – И, видимо, Рамирес был виноват, что сунулся под чужую пулю?

Словно со стороны я услышала собственный всхлип – будто он наотмашь меня ударил. Первое побуждение было развернуться и убежать, но я ему не поддалась.

Несколько долгих, жутких секунд мы стояли друг против друга, глаза в глаза. Сказанные слова висели в воздухе тяжелыми тучами.

– Господи, – пробормотал Лэндри. – Простите меня. Зря я это ляпнул.

Ничего не ответив, я снова нагнулась к Д’Артаньяну и начала шнуровать ему вторую ногу. Все мое внимание было сосредоточено лишь на том, чтобы как следует затянуть и выровнять шнуровку.

– Извините, – повторил он мне в спину. – Вы меня так разозлили…

– Не надо валить на меня, – обернувшись к нему, отрезала я. – Достаточно мне своей вины, чтоб еще с вашей разбираться.

Он устыженно опустил глаза. Без этой маленькой победы я могла бы обойтись. Слишком высока цена.

– Сукин вы сын, Лэндри, – без особого чувства сказала я. С таким же эмоциональным накалом могла бы сообщить, что у него короткая стрижка. Просто констатировала факт.

Он кивнул.

– Да. Верно. Со мной бывает.

– Вам не пора организовывать передачу выкупа? Мне надо коня объезжать.

Я сняла с крюка сбрую Д’Арта, чтобы взнуздать его. Лэндри не тронулся с места.

– Хочу спросить, – произнес он. – Как, по-вашему, мог Дон Джейд быть соучастником Ван Зандта? В похищении?

Я задумалась.

– И Ван Зандт, и Джейд имели отношение к Звездному – коню, который был убит. Оба они получат большие деньги, если Трей Хьюз купит того бельгийского скакуна.

– То есть отчасти они партнеры?

– В каком-то смысле да. Джейд хотел избавиться от Джилл Морон – может быть, потому, что она была ленива и глупа, а может, она знала что-то о Звездном. Эрин Сибрайт была приставлена персонально к Звездному. И тоже могла что-то знать. А что? У вас есть что-нибудь на Джейда?

Он явно колебался, говорить мне или нет. Наконец сделал глубокий вдох, выдох – и солгал. Я это почувствовала. Увидела по тому, каким тусклым и безразличным стал его взгляд. Глаза полицейского.

– Как раз пытаюсь свести концы с концами, – сказал он. – Слишком много совпадений, чтобы все это не связать.

Я покачала головой, улыбнулась своей недоброй, ироничной полуулыбкой и вспомнила слова Шона о том, как мы с Лэндри подходим друг другу. Действительно, прекрасная пара! Брак, свершенный в преисподней.

– Так что обнаружилось при вскрытии? – снова спросила я. – Или и это государственная тайна?

– Она задохнулась.

– Ее изнасиловали?

– Лично я думаю так: он пытался ее изнасиловать, но не смог довести дело до конца. Повалил на пол денника лицом вниз, и она задохнулась, пока он возился. Вдохнула рвотные массы и конский навоз.

– Боже. Бедная девочка.

Умереть такой смертью, и чтобы никто из знакомых и близких не уронил слезу…

– Или попытка изнасилования была инсценирована, – продолжал Лэндри. – Во всяком случае, следов спермы нигде нет.

– А под ногтями тоже ничего?

– Ничего.

Я закончила с уздечкой, повернулась к Лэндри и взглянула ему в глаза.

– То есть он вычистил ей ногти?

– Вероятно, он не так глуп, как кажется, – пожал плечами Лэндри.

– Поведение грамотное, – заметила я. – Не то чтобы он случайно задушил девушку, а потом ударился в панику. Здесь действовал маньяк, который наверняка уже проделывал такие вещи.

– Я уже проверяю его как серийного по нашей базе данных. Еще позвоню в Интерпол и в Бельгию, не было ли у них чего похожего.

Я снова подумала об Эрин. Что, если она попала не в руки похитителя, которому ничего не надо, кроме денег, а серийного убийцы, у которого собственные темные цели?..

– Так вот почему у них есть на него папка, – больше себе, чем Лэндри, заметила я. – Весь их треп про мелкое мошенничество – чушь собачья. Я-то знаю, по такой ерунде Интерпол не подключают. Армеджан, сукин сын!

– Армеджан? Кто это?

Я не ответила. Информация Интерпола пришла ко мне через Армеджана. Если я права, и Ван Зандт фигурирует у них как преступник, мой добрый друг из ФБР оставил эти сведения при себе. И я понимала, почему. Я больше не член их клуба.

– А с вашей конторой федералы не связывались? – спросила я.

– Насколько мне известно, нет.

– Надеюсь, это значит, что я ошиблась, а не то, что они кретины.

– Они-то как раз кретины, – промолвил Лэндри. – Считают, что им ни к чему новое дело и лишняя головная боль. – Он взглянул на часы. – Мне пора. Мы получили ордер на обыск квартиры Морон и Сибрайт. Поглядим, нет ли там чего интересного.

– Вы найдете много личных вещей Эрин на половине Джилл, – сообщила я, беря коня под уздцы.

– А вы откуда знаете?

– Потому что на той фотографии, что показывали мне, на Эрин блузка, в которой умерла Джилл Морон. Потому-то комната и выглядела так, будто Эрин выехала: Джилл стащила все подчистую.

Я вывела Д’Артаньяна из конюшни, предоставив Лэндри самому себе. Краем глаза я видела, как он, подбоченившись, стоит, наблюдая за мной. За его спиной открылась дверь в гостиную, и оттуда выпорхнула Ирина в бледно-голубой шелковой пижаме, с кружкой кофе в руке. Смерив Лэндри подозрительным взглядом, она прошествовала к лестнице, ведущей в ее комнату. Лэндри ее не заметил.

Я села на коня, и мы шагом поехали к арене. Уж не знаю, сколько еще смотрел мне вслед Лэндри. Как только я взяла в руки поводья, все мысли о нашем разговоре улетучились у меня из головы. Я вдыхала запах конского пота, солнце грело мне плечи и спину, из динамиков на арене звучал гитарный джаз Марка Антуана. Сейчас я очищусь от всего, найду себя, почувствую знакомое и приятное напряжение мускулов, щекотную струйку пота между лопаток. Пусть я и не заслужила минуту покоя – все равно я ее себе обеспечу!

Когда я спешилась, Лэндри уже не было. Но пришел кое-кто другой.

 

29

– Так это ее нашли мертвую на территории ипподрома?

Лэндри покосился на пожилую даму. На ней были розовые лосины, свитер с широким воротом, кокетливо спущенный с одного плеча, и отороченные мехом тапочки. На руках дама держала чудовищно жирного рыжего кота. Кот смотрел так, будто вот-вот укусит.

– Не имею права ответить вам, мэм, – сказал Лэндри, оглядывая крохотную квартирку. Ну и дыра! Грязища. И все вверх дном. – Сюда кто-нибудь заходил с вечера пятницы?

– Нет, никто. Только мой друг Сид, – зардевшись, призналась она. – Господи, одна пропала, другую убили… И почему эти девочки не соблюдают осторожность?

Лэндри кивнул на разгром в комнате.

– Почему тут все вот так?

– Потому что она свинюшка, вот почему! Конечно, о мертвых либо хорошо, либо ничего, но… – Ева Розен подняла взор к пожелтевшему от табачного дыма потолку, чтобы проверить, видит ли ее господь. – Злая она была! Вечно пыталась пнуть моего Сесила.

– Вашего… как?

– Сесила!

Она встряхнула кота. Тот заурчал.

Лэндри шагнул к неприбранной постели, где кучей были свалены тряпки. Многое явно не по размеру Джилл Морон – существенно меньше. С некоторых вещей не были оторваны ценники.

– Воровала, наверное, – заметила Ева. – Так как она умерла?

– Я не уполномочен говорить об этом.

– Но ведь кто-то ее убил, верно? Это было сексуальное преступление?

«Конечно, надеется, что да, – вздохнул про себя Лэндри. – Люди – странные создания».

– Вы не знаете, у нее не было парня? – спросил он.

– У этой? – скривилась Ева. – Нет. Парень был у другой.

– У Эрин Сибрайт?

– Да. Я уже говорила об этом ее тетке. Тед Как-Его-Там.

– Чед? – переспросил Лэндри, подходя к кофейному столику с горой фантиков от конфет и переполненной пепельницей. – Чед Сибрайт?

Ева потрясенно охнула.

– У них одна фамилия? Они муж и жена?

– Нет, мэм, – промычал Лэндри, перебирая стопку журналов. «Пипл», «Плейгерл», «Хастлер»… О господи! – Вы лично видели, чтобы кто-нибудь к ним заходил или выходил? – спросил Лэндри. – Подруги? Может быть, шеф?

– Его не знаю. Заходила Пэрис. Такая светленькая, симпатичная, очень хорошая девочка. Всегда находит время поболтать. Всегда спрашивает про моих деток.

– Деток?

– Сесила и Бини. Это она платила за квартиру – Пэрис. Такая хорошая девочка.

– Когда она приходила в последний раз?

– Недавно. Знаете, у нее столько дел. Скачет на лошадях – оп! – через барьеры.

Она подкинула на руках толстого кота, будто собиралась метнуть его на расстояние. Кот прижал уши и завыл, как автомобильная сирена.

Лэндри шагнул к прикроватной тумбочке, выдвинул ящик.

Оп! Вот это удача!

Он достал из кармана ручку, осторожно отодвинул в сторону ядовито-розовый вибратор и вытащил свой трофей. Фотографии. Дон Джейд верхом на черном жеребце с лентой победителя вокруг шеи. Он же, на другой лошади, в прыжке над высоченным барьером. Еще один снимок – рядом с девушкой, лицо которой старательно зацарапано добела.

Лэндри перевернул карточку, взглянул на обратную сторону. Начало надписи зачеркано шариковой ручкой с таким нажимом, что бумага едва не прорвалась, но так бестолково, что прочесть все же можно.

Эрин.

С любовью от Дона.

 

30

Ван Зандт оставил машину у дороги – темно-синий «Шевроле», не «Мерседес», – и, облокотясь на ограду, наблюдал за мной. При виде его у меня екнуло под ложечкой. Я меньше всего ожидала увидеть его (если не в теленовостях, в момент взятия под стражу).

Он осторожно перелез через забор и подошел к рингу. Глаза скрыты зеркальными стеклами очков, лицо непроницаемо-спокойное. Мне показалось, он все еще выглядел больным. Интересно, что так подорвало его здоровье – убийство или страх быть схваченным? Или, может, мысль о том, что главный свидетель – то есть я – на свободе?..

Автомобиля Ирины на стоянке рядом с конюшней уже не было. Уехала, покуда я самозабвенно скакала по рингу. И Шона что-то не видать. Если уже вернулся домой после ночных похождений, то не скоро проснется.

– Вам надо свободнее держать спину, тогда и конь расслабит свою, – сказал Ван Зандт.

«Интересно, знает ли он?» – в тысячный раз подумала я. И фаталистическая струнка моей души тут же отозвалась: «Да, знает». Версии опять вертелись в моем мозгу, как и все время после вторжения в коттедж Лоринды Карлтон: он нашел рецепт и узнал мое имя по фотографии в журнале. В коттедже наверняка где-нибудь лежит этот номер журнала. Может, они вдвоем рассматривали фотографию. Может, Ван Зандт узнал коня или вспомнил, что там обо мне написано, или сложил два и два, поскольку было упомянуто поместье Шона… Впрочем, неважно, как именно он меня вычислил. Важно, как он намерен себя повести. Если он знает, что в субботу ночью я была в его доме, то знает и про то, что я видела окровавленную рубашку. Сейчас я жалела, что не забрала ее с собой, наплевав на все возможные осложнения. Зато Ван Зандт уже сидел бы в тюрьме, а я не осталась бы один на один с человеком, которого считаю убийцей.

– Давайте еще раз, – сказал он. – Пустите его галопом.

– Мы как раз собирались на сегодня заканчивать.

– Американцы! – презрительно проронил он, подбоченившись. – Да он едва разогрелся. Работа только начинается. В галоп, в галоп!

Моим естественным побуждением было не послушаться, но разговаривать с ним, сидя верхом на коне, казалось предпочтительнее, чем стоя на земле. Все-таки Ван Зандт меня сантиметров на двенадцать выше и килограмм на тридцать тяжелее. По крайней мере, покуда я не поняла как следует, что ему известно, а что нет, лучше не ссориться.

– На двадцатиметровый круг, – распорядился Ван Зандт.

Я поставила коня на круг диаметром двадцать метров, попыталась унять дыхание и сосредоточиться, хотя руки так сжимали поводья, что я чувствовала, как пульсирует в них кровь.

– Руки расслабьте, Элль. Почему вы так напряжены? – спросил он шелковым голосом, от которого у меня по спине пробежал холодок. – Конь это почувствует и тоже зажмется. Сядьте удобнее, а руки отпустите.

Я сделала попытку следовать его указаниям и пустила коня по кругу.

– Что так рано поднялись?

– А вы не рады меня видеть? – поинтересовался он.

– Я была бы рада видеть вас вчера за ужином. Но вы меня обманули. Что не поднимает вас в моих глазах.

– У меня возникли непредвиденные обстоятельства.

– Вас увезли на необитаемый остров? Там не было ни одного телефона? Даже в полиции дают право на звонки.

– Так вы думаете, я был в полиции?

– Вот уж не знаю и знать не хочу.

– Я оставил сообщение метрдотелю. Позвонить не мог. Вы не дали мне ваш номер, – ответил он и тут же другим тоном прикрикнул: – Соберитесь, соберитесь, соберитесь! Больше энергии, меньше скорость. Вперед! Сядьте глубже!

Я остановила коня, и он загарцевал почти на одной точке, ударяя копытами в песок на три счета.

– Пытаетесь подлизаться при помощи бесплатного урока верховой езды?

– Не бывает ничего бесплатного, Элль, – возразил он. – Не давайте ему сбиваться с ноги! С какой он сейчас должен ступать – с правой?

– Нет.

– Тогда почему вы его не остановили?

Ожидаемый ответ – потому что дура.

– Еще раз! В галоп! И больше энергии на переходе, не сбавляйте!

Мы снова и снова повторяли упражнение. Каждый раз что-то выходило не гладко, и непременно по моей вине. Мощная шея Д’Артаньяна была вся в мыле. Моя майка насквозь промокла от пота. Спина ныла, руки тряслись от усталости. Если рассуждать здраво, оставаться верхом весь день я не в состоянии. Еще пара часов – и просто шлепнусь наземь, обессиленная и бескостная, как выброшенная на берег медуза. Ван Зандт, со своей стороны, явно меня наказывает, и это доставляет ему большое удовольствие.

– …и заставьте его перейти на шаг мягко и плавно, как опускается на землю снежинка.

Я опять пустила коня шагом, затаив дыхание в ожидании следующего приступа муштры.

– Уже лучше, – проворчал Ван Зандт.

– Довольно! – взмолилась я, бросая поводья. – Вы решили уморить меня?

– Да что вы, Элль, зачем? Мы ведь друзья, разве нет?

– Я думала, что да.

– И я тоже. Между прочим, вчера поздно вечером я звонил в ресторан. Метрдотель сказал, что вы там не появлялись.

– Я была. Это вас не было, и я ушла, – солгала я. – Метрдотеля вообще не видела, наверно, он вышел в туалет.

Ван Зандт задумался.

– Хорошо у вас получается, – сказал он наконец.

– Что?

– Выездка, разумеется.

Не сводя с него глаз, я водила Д’Артаньяна по кругу, чтобы дать ему восстановить дыхание.

– Ну да, вы полчаса на меня орали, пока добились одного приличного перехода.

– Вам нужен сильный тренер. Вы почему-то считаете, что все знаете сама, но это не так.

– Я не люблю, когда на меня давят.

– По-вашему, я давлю? – бесстрастно спросил он, и это отсутствие эмоций было гораздо тревожней для меня, чем его обычный гонор. – Я просто верю в дисциплину.

– Ставите меня на место?

Он не ответил.

– Что привело вас сюда в столь ранний час? – снова спросила я. – Вряд ли желание извиниться за вчерашний вечер.

– Мне не за что извиняться.

Я пожала плечами:

– Пришли поговорить с Шоном насчет Тино? Что€ ваша клиентка из Вирджинии? Уже приехала?

– Да, вчера ночью. Представьте ее потрясение: войти в дом и наткнуться на взломщика.

– Кто-то к вам залез? Ужас какой! Что-нибудь пропало?

– Почему-то нет.

– Повезло. Она ведь не пострадала? Я только накануне видела в новостях сюжет о пожилой паре, которую в собственном доме ограбили два гаитянца, вооруженных мачете.

– Нет, она цела и невредима. Взломщик сбежал. Пес Лоринды гнался за ним по всем лужайкам, но нам принес только куртку.

У меня снова екнуло под ложечкой. Руки, несмотря на жару, покрылись мурашками.

– Где ваш конюх? – оглянувшись на конюшню, поинтересовался Ван Зандт. – Почему не выходит взять у вас коня?

– Кофе пьет, – ответила я, от всей души жалея, что это неправда.

Взгляд Ван Зандта обратился на стоянку, где одиноко маячил мой «БМВ».

– Кофе? Хорошая мысль, – одобрил он. – Стреножьте коня. Мы тоже можем выпить кофе и обсудить наши планы.

– Его еще надо расседлать и обтереть…

– Пусть этим займется русская. Это ее работа, а не ваша.

Может, подхватить поводья и направить на него коня? Сказать легче, чем сделать. Мишенью он будет движущейся, а Д’Арт в любом случае постарается не задеть человека копытами. Даже если удастся сбить его наземь, что дальше?

– Пошли! – скомандовал Ван Зандт, развернулся и направился к конюшне.

Неизвестно даже, вооружен ли он. У меня-то ничего нет. Если зайти в конюшню с ним вместе, у него окажется большое преимущество.

Я подобрала поводья, сжала ногами бока Д’Артаньяна… и в этот момент мое внимание привлекло цветное пятно у изгороди. Молли! Велосипед бросила снаружи, перелезла через забор и бежала ко мне.

Я приложила палец к губам, чтобы она, не дай бог, не окликнула меня по имени, спрыгнула с Д’Артаньяна и, широким жестом показав на девочку, возвестила:

– Мисс Молли Великолепная собственной персоной! Пришла проведать тетушку Элль.

В глазах у Молли блеснула неуверенность, но лицо осталось непроницаемым. Слишком богатый у девчушки опыт щекотливых ситуаций. Она подошла ко мне, запыхавшись, с блестящим от пота лбом. Я обняла ее за хрупкие плечики и прижала к себе, жалея, что не могу сделать ее невидимкой.

Ван Зандт глянул на девочку с легкой неприязнью.

– Тетушка Элль? У вас здесь родня?

– Я почетная тетушка, – крепко сжав плечо Молли, пояснила я. – Молли Авадон, племянница Шона. А это мой друг, мистер Ван Зандт.

Только не хватало, чтобы Ван Зандт мысленно связал ее с Эрин! Впрочем, если убрать меня для Ван Зандта раз плюнуть, вряд ли он с такой же легкостью решится убить родственницу Шона. Вероятно, чутье, развитое, как у всякого маньяка, подсказывает ему, что у него хорошие шансы не понести наказания за то, что уже натворил. Иначе он уже летел бы первым рейсом в Брюссель или еще куда.

Молли снова перевела взгляд с меня на Ван Зандта и сдержанно поздоровалась. Тот ответил неприветливой улыбкой.

– Я обещала сегодня сводить Молли на скачки, – сказала я. – А насчет кофе, З., сегодня едва ли получится. Ирины что-то нет, а коня обиходить надо.

Ван Зандт нахмурился, явно обдумывая, как поступить.

– Тогда позвольте мне помочь вам, – сказал он наконец, беря у меня поводья Д’Артаньяна.

Молли тревожно посмотрела на меня. Может, шепнуть ей, чтобы незаметно ускользнула и бежала со всех ног за помощью? Но тут Ван Зандт опять обернулся к нам.

– Идемте, мисс Молли, – промолвил он. – Вы, вероятно, любите лошадей? Как и ваш дядя Шон?

– В общем, да, – ответила Молли.

– Тогда помогите мне снять с коня эти сапожки.

– Нет. Еще не хватало, чтобы конь лягнул ее. – Я выразительно взглянула на Молли, стараясь заставить ее понять меня без слов. – Молли, детка, сбегай-ка в дом к дяде Шону, посмотри, встал ли он.

– Его нет, – сказал Ван Зандт. – Я звонил ему по пути сюда, наткнулся на автоответчик.

– Наверное, просто не взял трубку, – пожала плечиками Молли.

Ван Зандт сдвинул брови и повел коня к конюшне.

Я нагнулась, якобы поцеловать Молли в щеку, и шепнула ей в ухо:

– Звони 911.

Она побежала к дому. Ван Зандт проводил ее долгим взглядом через плечо.

– Правда, она у нас прелесть? – улыбнулась я.

Он не ответил.

Мы зашли в конюшню, он поставил Д’Артаньяна в денник, расседлал его и стреножил. Я подошла с другого боку, присела на корточки, чтобы расшнуровать и снять с ног коня щитки, стараясь держать равновесие и не спускать глаз с Ван Зандта.

– Вы должны мне ужин.

– А вы должны мне за урок.

– Значит, квиты?

– Не думаю, – возразил он. – Не уверен, что уже научил вас всему, Элль Стивенс.

Он обошел коня спереди. Я быстро поднялась, открыла шкафчик со снаряжением и осторожно достала ножницы. Теперь стоит Ван Зандту сделать одно неверное движение – и я без колебаний пырну его.

А может, надо пырнуть в любом случае? Нападение – лучший способ защиты. Он убийца. Зачем мне рисковать собою и Молли? Можно подойти поближе и воткнуть ножницы по самые кольца ему в брюхо, прямо в пупок. Он истечет кровью, даже не успев позвать на помощь. А я потом буду косить под самозащиту. Полиция установит, что мне грозила реальная опасность. Ван Зандт уже засветился как подозреваемый в убийстве.

Еще можно будет позвонить отцу, попросить его защищать меня на суде. Пресса это проглотит как миленькая. Отец и блудная дочь воссоединяются, когда он спасает ее от смертного приговора!

Никогда ни у кого не отнимала жизнь намеренно. Интересно, будет ли меня мучить совесть, при том что мне известно о Ван Зандте?

– Досадно. Мы с вами могли составить хорошую команду, – сказал он.

И пошел ко мне навстречу.

Я сжала в кулаке ножницы и впилась в него взглядом. Руки у меня тряслись от усталости и волнения. Хватит ли сил воткнуть ему в живот острие?

– Вы так говорите, будто мы никогда больше не увидимся, – произнесла я вслух. – Вы куда-то уезжаете? Или я?

Он по-прежнему был в темных очках. Глаз не видно. Лицо без выражения. Но неужели он решится убить меня прямо здесь, сейчас, даже не зная наверняка, дома ли Шон?..

– Я никуда не уезжаю, – подходя ближе, ответил Ван Зандт.

– Томас! – гулко разнесся по проходу голос Шона. – Я уж думал, вы никогда не вернетесь! На сей раз никто на вас не покушался?

На меня накатила волна облегчения – и отхлынула, унося с собой все силы.

– Только на его самолюбие, – ответила я, прислонясь к шкафу и незаметно убирая ножницы. – Я отказала ему в удовольствии стать моим тренером.

– О господи! – расхохотался Шон. – Зачем это вам, Томас? Последнего тренера она выпотрошила, а останки подала на стол под соусом спагетти с бобами и хорошим кьянти.

– Ее надо объезжать, – безгубо улыбнулся Ван Зандт.

– Мало ли что кому надо! Я, например, хотел бы, чтоб мне опять было двадцать лет, да вот только ни того, ни этого не дождешься, – заметил Шон, подошел ко мне, чмокнул в щеку и покровительственно обнял за плечи. – Дорогая, Молли вся в нетерпении. Беги-ка к ней, а я позабочусь о Д’Артаньяне.

– Но и тебе ведь пора идти, – возразила я. – У тебя же сегодня деловой обед, верно?

– Верно. – Шон виновато развел руками. – Наездники против старых перечниц или что-то столь же захватывающе важное. Извините, Томас, что зря сорвал вас с места. Позвоните мне завтра, поужинаем где-нибудь. Может, когда приедет ваша клиентка из Вирджинии, все вместе куда-нибудь выберемся?

– Да, разумеется, – кивнул Ван Зандт.

Он шагнул ко мне, положил руки мне на плечи, поцеловал в правую щеку, потом в левую и снова в правую. По-голландски. Потом посмотрел на меня, и я подумала, что даже сквозь темные очки ощущаю в его взгляде ненависть.

– До встречи, Элль Стивенс.

 

31

Меня трясло, пока я смотрела вслед Ван Зандту. Он мог меня убить. И я могла убить его.

До встречи…

– Что тут такое происходило? – напустился на меня Шон. – Твоя маленькая подружка прибежала в дом и велела мне звонить девять-один-один.

– Это я ее попросила. Не думала, что ты дома. Ты позвонил?

– Нет. Ринулся сюда спасать тебя. За кого ты меня принимаешь?! Стану я ждать в доме, пока сюда доберутся полицейские, а тем временем тебя разрежет на кусочки какой-то маньяк!

Я обняла его, прижала к себе.

– Мой герой!

– Я жду объяснений, – твердо сказал он.

Отстранясь от Шона, я выглянула за ворота, проверить, не повернул ли дьявол обратно.

– У меня есть веские основания полагать, что ту девушку с ипподрома убил Ван Зандт.

– Боже мой, Элль! Почему же он до сих пор не в тюрьме? Что он здесь делает?

– Он не в тюрьме, потому что уничтожил улику. Я это знаю точно, поскольку сама видела ее и вызвала полицию. Но пока Лэндри туда добрался, улика исчезла. И кажется, Ван Зандт знает, что я знаю.

Шон потрясенно уставился на меня, пытаясь переварить услышанное. Бедный мальчик! Сам не знал, во что ввязывается, когда приютил меня.

– Хочу воспользоваться твоим молчанием, чтобы напомнить: ты сам меня в это втравил, – сказала я.

Шон посмотрел в потолок, потом вдоль прохода, затем на Д’Артаньяна, который стоял стреноженный и терпеливо ждал.

– А ведь конный спорт задумывался как приятное времяпрепровождение, – пробормотал он. – Красивые животные, красивые люди, благородное соперничество…

– У каждой медали есть оборотная сторона. Вот ты ее и увидел.

Шон грустно покачал головой.

– Я и раньше видел, как обманывают, как надувают на продаже лошадей, как некоторым сходят с рук сомнительные махинации. Но, боже мой, Элль, убийство? Похищение людей? Ты говоришь о совершенно незнакомом мне мире!

– А я увязла в нем по уши. – Я ласково похлопала его по гладкой щеке. – Дорогой, ты ведь хотел, чтобы я не давала тебе скучать.

– Если б я только знал… Извини, милая.

– Нет, это ты меня извини, – перебила я, не вполне понимая, как можно извиняться за то, что пригласила в дом к друзьям убийцу. – Я могла сказать нет. Или устраниться, когда этим делом занялась полиция. Но я не устранилась. Это мой выбор. Вот только тебя не стоило во все это втягивать.

Мы стояли, равно потрясенные, ошарашенные, совершенно обессиленные. Шон привлек меня к себе и поцеловал в макушку.

– Прошу тебя, Элль, будь осторожна, – проворчал он. – Я тебя не для того спасал, чтобы тебя убили.

Припомнить не могу, когда меня в последний раз обнимали. Совсем забыла, как хорошо быть согретой чьим-то теплом. Как драгоценна и хрупка искренняя забота настоящего друга. Повезло мне – впервые за долгое-долгое время.

Я посмотрела на Шона и постаралась улыбнуться.

– Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

Краем глаза я увидела в дверях перепуганную Молли.

– Он ушел, Молли, – сказала я ей. – Все в порядке.

Она справилась с собой и неторопливо зашла в конюшню, уже непохожая на маленькую девочку, которая стремглав бежала за помощью.

– Кто это был? – деловито спросила она. – Один из похитителей?

– Пока не могу сказать. Может быть. Но я точно знаю, что он плохой человек. Мне повезло, что ты появилась так вовремя, Молли. Спасибо тебе.

Молли взглянула на Шона и обратилась ко мне тоном юной деловой женщины:

– Елена, мне нужно переговорить с вами наедине.

Шон поднял брови.

– Пойду-ка займусь Д’Артаньяном, – предложил он. – Надо же как-то нервы успокоить. А пить еще рано, день на дворе.

Я поблагодарила его и проводила Молли в гостиную. В комнате вкусно пахло Ирининым кофе. «Интересно, зачем ей было спускаться, чтобы приготовить его? – вяло подумала я. – Ведь у нее есть наверху своя кухонька… А, ладно, неважно. В кофейнике что-то осталось, и спасибо».

Я налила себе полную чашку, донесла до барной стойки и щедро плеснула виски. Тоже рановато начинаю. Ну и плевать.

– Тебе чего-нибудь налить? – спросила я Молли. – Воды? Содовой? Виски?

– Нет, благодарю, – вежливо ответила она. – Вы уволены.

– Прошу прощения?

– Сожалею, но я вынуждена расторгнуть наш договор.

Я посмотрела на девочку долгим пристальным взглядом, пытаясь понять, что это на нее нашло. И тут же, прорезав туман завуалированных угроз Ван Зандта, в мозгу вспыхнули слова Лэндри.

– Молли, я знаю о последнем звонке. Лэндри мне рассказал.

Ее серьезное личико побелело. За стеклами очков в глазах блестели слезы.

– Они хотят убить Эрин из-за меня. Потому что я наняла вас, а вы подключили полицию.

Я в жизни не видела человека более одинокого и несчастного, чем Молли сейчас. Она стояла посреди комнаты, в красных брючках и темно-синей футболке, сцепив руки и мужественно пытаясь не расплакаться. Выглядела ли я хоть вполовину столь же отчаявшейся, когда говорила Лэндри, в общем, те же самые слова?

Выйдя из-за стойки, я жестом пригласила ее присесть в кожаное кресло, а во второе опустилась сама.

– Молли, не казни себя, ты правильно поступила, обратившись за помощью. Где бы сейчас была Эрин, если бы ты не нашла меня? Что сделал бы Брюс, чтобы вернуть ее?

Вот теперь слезы хлынули из ее глаз.

– Н-но они ск-казали, ник-какой полиции!.. Может… если б вы одна…

Я взяла ее ручки в свои и крепко сжала. Они были холодные как лед.

– Молли, одному человеку здесь не справиться. Нам нужно подключить все доступные силы, чтобы попытаться вернуть Эрин и задержать тех, кто ее похитил. У полиции есть доступ к записям телефонных разговоров, есть картотеки по правонарушениям; они имеют право ставить телефоны на прослушивание, анализировать вещественные доказательства. Было бы ошибкой не привлечь их. Молли, ты ничего плохого не сделала. И я тоже. Единственные люди, которые поступили плохо, – те, у кого сейчас твоя сестра.

– Н-но голос все время повторял, ч-что она заплатит за то, что мы н-нарушили уговор!

Она высвободила руки, полезла в сумку на поясе, достала диктофон и протянула мне.

– Вот, послушайте.

– Ты записала разговор?

Молли кивнула, снова покопалась в сумке и извлекла клочок бумаги.

– И номер с определителя списала.

Я взяла диктофон, бумажку и нажала кнопку пуска. Из крохотного динамика раздался металлический, искаженный голос: Ты нарушил правила. Девчонка за все заплатит. Снова и снова, прерываемый отрывистыми репликами Брюса Сибрайта. А потом: Принеси деньги на место. В воскресенье. В шесть вечера. Без полиции. Без сыщика. Ты один.

Молли зажала себе рот ладонью. По ее щекам катились слезы.

Мне хотелось перемотать пленку и прослушать ее сначала, но не при Молли. Ей и так этот голос будет сниться в кошмарах.

Без полиции. Без сыщика.

Кого они имели в виду? Лэндри? Меня? Так или иначе, откуда узнали? В дом к Сибрайту никто ни на служебной машине, ни в форме не показывался. Прямого контакта с похитителями тоже не было. Если они следят за домом на расстоянии, то видели всего-навсего, как в субботу в дом заходили, а потом выходили посторонние люди.

Без полиции. Без сыщика.

Какие могут быть варианты? Даже если кто-то догадался, что Лэндри – полицейский, кому было известно…

– Во сколько звонили? – спросила я.

– В три двадцать утра.

Значит, после моего бесславного вторжения в дом к Ван Зандту.

Итак, кто, кроме Ван Зандта, знает о моем участии в деле? Сами Сибрайты, Майкл Берн, Лэндри. Молли и Кристал не в счет. Брюс отвечал на звонок, следовательно, не мог звонить сам. Хотя соучастия в похищении это не исключает, поскольку известно, что похитителей минимум двое, а Брюс солгал о своем местонахождении в момент похищения.

Ван Зандт тоже вряд ли мог позвонить из своего коттеджа, зная, что полиция уже подозревает его в убийстве и задает вопросы насчет Эрин. Чтобы сделать звонок, ему пришлось бы выйти из дому. Хотя, конечно, он со всеми удобствами мог позвонить из своей спальни, с мобильного, смотря порнушку по видео. А в соседней комнате сидела Лоринда Карлтон со своей паршивой собачонкой.

– Я хотела перезвонить по тому номеру, но боялась, – сказала Молли. – Я знала, что полиция прослушивает телефон.

Я встала, подошла к стойке бара, сняла трубку телефона. Набрала номер и долго слушала длинные гудки на том конце провода, глядя на выписанные четким девчоночьим почерком цифры на бумажке. Ну и ребенок: записала разговор, раздобыла номер… Двенадцать лет, а ответственности больше, чем у всех остальных в семье.

Интересно, что делала Кристал, пока Молли здесь спасала мою жизнь и пыталась спасти жизнь сестры?

– Пойдем со мной, – сказала я.

Мы пошли в домик для гостей, и я достала из кипы бумаг список номеров с определителя Брюса Сибрайта. Номер, записанный Молли, совпадал c одним из них – тем самым, с которого поступили два звонка.

Этот список я давала Лэндри. Сейчас он уже должен был ко всем номерам подобрать имена – если только они существуют.

Как, по-вашему, мог Дон Джейд быть соучастником Ван Зандта? В похищении?

Значит, по этому номеру Лэндри выследил Джейда? И эту-то информацию решил оставить при себе?

Впрочем, с трудом верится, чтобы Джейд был настолько беспечен, что о выкупе договаривался по телефону с определяемым номером. Любому дураку хватит осмотрительности позвонить из автомата или с одноразового мобильного.

Но если звонили с одноразового мобильного, как мне накануне, и полиция вычислила, каким магазином продан телефон, то у продавца можно было выяснить и личность покупателя. То есть Джейда.

– Что теперь будет? – спросила Молли.

– Во-первых, я отдам тебе вот это, – сказала я, протягивая ей специально купленный новый мобильный телефон и листок со всеми моими номерами. – Чтобы ты всегда могла связаться со мной. Оплачен час разговоров, потом он перестанет работать. Здесь мои телефоны. Увидишь или услышишь что-нибудь насчет Эрин – звони сразу же.

Она посмотрела на дешевенькую трубку так, будто я подарила ей золотой слиток.

– Твои знают, что тебя нет дома?

– Я сказала маме, что поеду покататься на велосипеде.

– Она была в себе?

– Почти.

– Сейчас отвезу тебя домой, – сказала я. – Вовсе ни к чему, чтобы тебя тоже искали с полицией.

Мы вместе шагнули к двери, но Молли вдруг остановилась и взглянула на меня.

– Вы будете присутствовать при передаче выкупа? – спросила она.

– Нет, нельзя. Но мне надо проследить другие ниточки. Я у тебя еще работаю или нет?

Молли замялась.

– А вы хотите?

– Да, – сказала я, – хочу. И даже если б ты меня уволила, я не ушла бы. Когда я начинаю дело, то довожу его до конца. Я хочу вернуть Эрин живой.

Все еще сжимая в кулаке трубку, Молли подошла ко мне, обняла и уткнулась лбом в мое плечо.

– Спасибо, Елена, – слишком серьезно для двенадцатилетней девочки сказала она.

– Тебе спасибо, Молли, – ответила я серьезнее, чем ей могло показаться. Я очень надеялась оправдать ее доверие и ее благодарность. – Ты редкий человечек, – добавила я, когда она отстранилась. – Для меня честь быть знакомой с тобой.

Она не нашлась что ответить, эта чудо-девочка, которую в упор не замечали те люди, что должны были ценить как зеницу ока. А в общем, может, оно и неплохо. Молли куда лучше воспитала себя, чем это сделала бы ее мать.

– Не хочу я быть редкой, – тихонько призналась она. – Хочу быть нормальной, жить нормальной жизнью в нормальной семье.

Ее слова задели меня за живое. Мне тоже было когда-то двенадцать, и я тоже мечтала о нормальной семье, где я не была бы паршивой овцой и отрезанным ломтем. Нелюбимой человеком, который считался моим отцом. Обузой женщине, которая считалась мне матерью. В двенадцать лет я давно уже утратила свою ценность как атрибут их жизни.

И я произнесла единственное, что могла:

– Ты не одна, Молли. Мы, «редкие детки», друг дружку за версту чуем.

 

32

– Ну что, берем его? – спросил Вайс.

Они толпились в кабинете лейтенанта – Лэндри, Вайс и еще два детектива – Майклс и Дуайр. Здесь же находился не званный на этот праздник гость, специальный агент ФБР Уэйн Армеджан. Начальник отдела грабежей и убийств, лейтенант Уильям Дуган, высокий, загорелый, седовласый, подбоченившись, стоял за столом. Больше всего он мечтал выйти в отставку и отправиться в турпоездку для старших полицейских чинов.

Дуган посмотрел на Лэндри.

– Что скажете, Джеймс?

– По-моему, все, чем мы располагаем, слишком неосновательно. Разве только кровь Джейда по группе совпадет с той, что обнаружена в деннике, где убили Джилл Морон. Если б еще мы знали его группу крови. Он-то сам черта с два скажет, а чтобы взять анализ, нужно распоряжение суда. Кроме того, мы все равно знаем, что там, скорее всего, кровь Ван Зандта.

– По-твоему! – передразнил Вайс. – Нам известно, что Джейд ссорился с девушкой в «Игроках». И солгал, что не возвращался на ипподром.

– Он солгал, что ему не надо было туда, – поправил Лэндри. – Никто из привратников не видел, как он входил. И у конюшен его не видели.

– Ван Зандта тоже никто не видел, – вставил Вайс.

Лэндри пожал плечами.

– Оба знают про запасной выход. В «Игроках» Ван Зандт увивался за Джилл Морон, пока не приехал Джейд. После этого он оттуда ушел. Кроме того, мы не должны забывать об окровавленной рубашке.

– Которой у нас нет, – напомнил Вайс. – Не знаем даже, существует ли она. Но знаем точно, что Джилл Морон испортила Дону Джейду несколько дорогущих костюмов. Если он вошел и застукал ее за этим… Мог сгоряча убить, потом замаскировать под попытку изнасилования и повесить все на Ван Зандта. Может, сам и рубашку подбросил, и звонок в Службу спасения 911 организовал.

– Давайте считать, что это сделали они оба, – предложил Лэндри. – И я буду абсолютно доволен. И отбывать будут вместе.

– А что известно про звонок на девять-один-один? – спросил Дуган.

– Звонили с уличного телефона-автомата, в городском торговом центре, в полуквартале от коттеджа, где проживает Ван Зандт, – не сводя глаз с Лэндри, отчеканил Вайс.

– Адвокат Ван Зандта вопит о нарушении прав личности и неприкосновенности жилища, – заметил Дуган.

Лэндри пожал плечами.

– По мнению судьи Боуитта, у нас были достаточные основания для обыска. Так что Берт Шапиро может поцеловать в задницу его и меня.

– Неприкосновенность жилища тут при чем? – спросил Армеджан.

– Вчера вечером, пока Ван Зандт сидел у нас, кто-то залез в его квартиру, – пояснил Вайс. – А потом поступил тот самый донос об окровавленной рубашке.

– Пожалуй, к лучшему, что вы ее не нашли, – сказал Армеджан. – Суд эту улику не принял бы. А Шапиро утверждал бы, что рубашку подбросили. – Он повернулся к Лэндри.

– Вы в самом деле думаете, Ван Зандт и Джейд вместе участвуют в похищении?

– Возможно. Ван Зандт извращенец, а Дон Джейд – мозговой центр, кукловод. Или Джейд и кто-то третий.

– Мотивы?

– Деньги и секс.

– А что у вас на него есть?

– Джейд последний, кто видел Эрин Сибрайт. Утверждает, будто она уволилась и уехала из города, но она ни разу никому не обмолвилась, что увольняется, – сообщил Лэндри.

– Звонки похитителей в дом Сибрайта сделаны с мобильного телефона с оплатой по карточке, – вступил Дуайр. – По номеру нам удалось установить название компании сотовой связи, а от них узнать серийный номер аппарата, с которого звонили. Телефон был приобретен на ярмарке радиотоваров в Ройял-Палм-Бич. За неделю перед похищением Эрин Сибрайт они продали семнадцать трубок. Трех покупателей мы вычислили по кредитным картам. Остальные платили наличными.

– Мы показали там фотографию Джейда, – подхватил Майклс. – Никто из персонала его не опознал, но одному из сотрудников показалось знакомым имя.

– Зачем бы Джейду покупать телефон на свое настоящее имя? – усомнился Армеджан.

– Мы могли бы привести его сюда и спросить, – ответил Лэндри. – Но он уже грозился вызвать своего адвоката, а если адвокат у него того же полета, что и у Ван Зандта, он и трех минут с нами не проведет. А мы сорвем передачу выкупа, потому что нечем будет крыть. Так близко к назначенному часу они могут запаниковать и убить девушку – или убить ее потому, что мы их разозлили.

– Но можно добиться, чтобы Джейд все свалил на подельника, – предложил Армеджан.

Лэндри снисходительно взглянул на него.

– Вы знаете этих людей? Вы с Доном Джейдом беседовали?

– Нет, но…

– У него лед в заднице не растает. Он ни на чем не колется. Если мы подойдем ближе, он спустит собак. Пустая трата времени. Лучшее, что мы можем, – следить за Ван Зандтом и Джейдом на почтительном расстоянии, смотреть, не сунется ли кто-нибудь из них к девушке, или, если удастся, взять одного или обоих при передаче денег. Тогда у нас появятся реальные основания для ареста, и адвокаты запоют по-другому.

Армеджан теребил узел галстука.

– Вы действительно верите, что они явятся на встречу?

– А у нас есть выбор? – хмыкнул Лэндри. – Что, по-вашему, нам делать, Армагеддон? Наплевать на все и пойти есть креветки в «Чак и Хэролд»?

– Лэндри! – проворчал Дуган.

– Что? А что я сказал?

– Не что, а как… Специальный агент Армеджан здесь, чтобы помочь нам.

– Я знаю, зачем он здесь.

Армеджан поднял брови. Впрочем, бровь у него, казалось, всего одна: толстая черная гусеница, переползающая с одной стороны гладкого, как бильярдный шар, лба на другую.

– И зачем же?

Лэндри подался к нему.

– Вы здесь из-за бельгийца – и совершенно не по своей инициативе. А если б вы навесили на него всех собак, когда вас об этом просили в первый раз, может, и Джилл Морон была бы еще жива!

Армеджан полуприкрыл глаза.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– И я тоже, – вмешался Дуган. – О чем вы, Джеймс?

– О том, что федералам нужно лишнее международное перышко на фуражку. Как только оказалось, что Ван Зандт серийный убийца, они захотели взять его сами.

Армеджан нахмурился.

– Единственное, что у нас есть на Ван Зандта, – это сведения из одного европейского агентства. Пару раз сжульничал по мелочи, больше ничего. То же самое вы узнали бы, просто запросив Интерпол, детектив Лэндри.

Лэндри очень хотелось рубануть этому гаду в лицо, что Интерпол запрашивали, но тогда всплыло бы имя Эстес, и что бы тут началось… Да и Вайс многозначительно подмигивал.

– Вы с ними не связывались? – удивился Дуган. – Я думал, вы это сделали.

– Да, сделал, – кивнул Лэндри, не сводя глаз с фэбээровца. – Я вообще не понимаю, что здесь делают ваши люди. Мне не нужно, чтобы они путались под ногами и сорвали передачу выкупа.

Армеджан поднял руки.

– Это как вам угодно. Я здесь только помогаю советами, поскольку неоднократно работал с похищениями. Вы проверили место передачи выкупа?

Лэндри захлопал глазами.

– А что, надо было?..

– Лэндри!

– Понимаю, место очень открытое, – сказал Армеджан.

– Я там поставил одного, – вмешался Дуган. – Для слежки местность очень неудобная. Наш человек сидит в фуре для перевозки лошадей через дорогу от ипподрома.

– Через территорию проходит одно шоссе, – сказал Майклс. – И еще грунтовая дорога, на которую можно попасть через ворота рядом с местом встречи. Наших машин там быть не должно. – И тоже пристально посмотрел на федерального агента.

– Лейтенант, мои ребята могут отслеживать Ван Зандта, – предложил Армеджан. – Тогда ваших никто не обвинит в нарушении прав личности.

– Какое великодушие! – буркнул Лэндри.

Дуган нахмурился:

– Все, хватит, уймись. Не то сам скормлю тебя Берту Шапиро.

Лэндри задержал взгляд на Армеджане.

– Адвокаты, федералы… Так и так пропадать.

Только бы Эрин Сибрайт не заплатила за все это страшную цену.

 

33

Принеси деньги на место. В воскресенье. В шесть вечера.

Поскольку других распоряжений не поступило, оставалось предположить, что место встречи похитители выбрали уже давно.

Конный Парк являлся относительно новым сооружением, и, в отличие от комплекса в Уэллингтоне, здесь все было просто и компактно. Четыре песчаные арены, используемые специально для выездки, и три тренировочных ринга, расположенных дугой по периметру большого поля с дерновым покрытием. Конюшни здесь тоже помещались в огромных палатках с брезентовыми перегородками между стойлами, но пользовались ими только во время соревнований. Остальное время это место напоминало большую пустую детскую площадку на заброшенном и забытом пустыре.

На задах территории высилась единственная капитальная постройка: величественное двухэтажное здание с украшенным огромными белыми колоннами фасадом. На первом этаже помещалась приемная ответственного секретаря соревнований, а на втором – система электронного контроля радиорубки.

Со второго этажа вся территория видна как на ладони. Великолепный пункт наблюдения и точка обстрела, если только пробраться сюда незамеченным.

Дальше ничего нет. Прямо за зданием протекает канал с густо поросшим деревьями дальним берегом. За деревьями разбитая грунтовая дорога, которую, к неудовольствию владельцев дорогих коней, приспособили под трассу для горных велосипедов и вездеходов. Если пройти по дороге и перебраться через канал, можно подняться в дом по наружной лестнице.

Разумеется, похитители все это знали. Место выбирали они. Странный выбор, кстати. Отходных путей мало. Врага можно заметить издалека, но и враг с тем же успехом тебя заметит. Окружить и схватить – вопрос силы. Почему было не предпочесть людное место с суетой, толкотней и массой возможностей для маневра?

Без полиции. Без сыщика. Ты нарушил правила. Девчонка за все заплатит.

Мне было ясно, что ничем хорошим это точно не кончится. Теперь похитителям известно, что делом занялась полиция, и они не пойдут на риск, показываясь с Эрин в столь открытом месте. Да и самим зачем подставляться, непонятно. Вывод: они этого делать не станут.

Шесть вечера, воскресенье. Неделя с тех пор, как пропала Эрин. Интересно, значит ли что-нибудь назначенный час? И вся ли полиция округа отметится на территории Конного Парка, пока преступник выбросит тело Эрин у задних ворот в Уэллингтоне – там, где она была похищена?..

Я снова прокрутила запись похищения, надеясь на какое-нибудь внезапное озарение.

Вот Эрин стоит у ворот. Ждет. Кого? Друга? Любовника? Наркокурьера? Дона Джейда? Томаса Ван Зандта? При приближении белого фургона она не выказывает никакого беспокойства. Узнала машину? Думает, что приехал тот, кого она ждала? И он ли это на самом деле?

Лэндри говорил, что запрашивал отдел наркотиков, чтобы проследить возможные связи Эрин. Любопытно, что они там нарыли. Два года назад я точно знала бы, к кому обратиться за информацией, но в наркобизнесе два года большой срок. Все меняется быстро. Торговцы получают тюремные сроки, или пулю в лоб, или уезжают в Майами. Смена персонала особенно заметна, когда речь идет о распространении наркотиков среди старшеклассников. Торговцы должны быть того же или почти того же возраста, что и покупатели, иначе им не будет доверия.

Да и трудно мне слишком полагаться на версию о наркотиках. Еще понятно, занимайся Эрин героином или кокаином за большие деньги. Но сколько надо продать «экстази», чтобы наварить на нем триста тысяч долларов, которые толкнут незадачливого преступника на похищение с целью получения выкупа? За свое преступление Эрин получила от суда легкий шлепок, не более. Ей даже продажу не вменили, только хранение.

Любопытно, что знает отличник Чед Сибрайт о пагубной страсти Эрин к наркотикам? И насколько серьезно он замешан в ее похищении? На ту ночь у него нет правдоподобного алиби.

Но Лэндри меня про Чеда не спрашивал.

Как, по-вашему, мог Дон Джейд быть соучастником Ван Зандта? В похищении?

Без причины Лэндри этого вопроса не задал бы. Так кого там ждала Эрин – Джейда? Джейд ли был тем самым взрослым мужчиной, которого она любила? На что угодно спорю – это он и есть. Но если так, Джейд имел власть над Эрин, и она не могла быть ему угрозой, даже зная, что на самом деле произошло со Звездным.

Я снова вспомнила про коня, про то, как он погиб, про обнаруженный в крови транквилизатор. По общему мнению, Джейд убивал лошадей и раньше, и это сходило ему с рук. Но если и так, вряд ли он настолько глуп, чтобы сначала накачать коня успокоительным. Слишком велик риск, что это обнаружится при вскрытии.

Ну а что, если мои подозрения относительно Майкла Берна не лишены основания? Что, если Берн ненавидит Джейда настолько, что готов пожертвовать любимым конем, только бы погубить его? Берну не хуже других известно, что транквилизатор в крови коня – большой красный флаг для страховой компании. Смерть будет расценена как результат нечестной игры. Компания не выплатит ни цента. Трей Хьюз потеряет четверть миллиона долларов. Джейд потеряет работу, а может, и сядет в тюрьму.

Пойдем дальше. Если о гибели Звездного Эрин знала именно то, что ее подстроил Берн, то у Берна есть мотив избавиться от девушки. Но зачем рисковать с похищением? Неужели так хотел денег? Вероятность провала слишком велика – разве только у него был способ повесить на Джейда и похищение тоже. Но лично я не понимаю, как бы это удалось. А если в похищении принимал участие Ван Зандт, непонятно, какая связь между ним и Берном…

Я встала и прошлась по дому, пытаясь отделить в общей путанице домыслы от фактов. Мне было ясно одно: Ван Зандт – патологическая личность, преступник, убийца. Напрашивается вывод: если он в ответе за смерть одной из девушек, то и за исчезновение второй – тоже. Но кого он счел достойным доверия партнером? И кто доверился ему?

Джейду все это показалось бы слишком рискованным. Может быть, он тоже ненормален, но разница между Ван Зандтом и Доном Джейдом огромная. Ван Зандт непредсказуем, а Джейд методичен и собран. Зачем ему стряпать сценарий, где ему отведена роль вора и убийцы? Зачем убивать Звездного так, чтобы все тут же решили, будто виноват он? Зачем рисковать собой и красть Эрин ради выкупа?

Если Джейд хотел убрать ее, не проще ли было разыграть исчезновение? Если он решил стоять на том, что она уехала из города, почему не избавился от ее машины? Зачем бросать ее на стоянке ипподрома – авось не станут искать вообще?

Нет, не сходится. Но Лэндри уверен в причастности Джейда. Почему?

Эрин и Звездный…

Эрин, по словам Джейда, сказала ему, что увольняется. Только ему, никому больше.

Джейд последний, кто ее видел.

Он сказал, что она уехала в Окалу. Но она не уезжала.

Зачем Джейду сочинять такую легенду – ведь ее легко проверить и уличить его во лжи?

Опять непонятно. Непонятно мне, но не Лэндри. Что еще он знает такого, чего не знаю я? Какая ниточка может привязывать Дона Джейда к преступлению?

Телефонные номера звонивших в дом Сибрайта?

Ужасно неприятно думать, что Лэндри располагает информацией, к которой у меня доступа нет. Ведь эти номера дала ему я! Но только он мог их проверить. И кассету с записью похищения тоже раздобыла я, но у него есть выход на специалистов, которые разберут пленку по кадрам. Я первой попыталась связаться с Интерполом по поводу Ван Зандта. Но если б первым был Лэндри, никто не утаил бы от него информацию о прошлом Ван Зандта как потенциального насильника.

Злость росла и сгущалась во мне, как грозовая туча. Черт возьми, это мое расследование! Именно я согласилась помочь этой девочке. И я одна проделала всю самую черную работу. А теперь меня же отстраняют, от меня скрывают информацию. Кто-то решает за меня, что мне нужно знать, а что нет.

И самое ужасное, что виновата в этом я сама.

Мое дело. Мое дело. Пока я расхаживала по дому, эти слова гремели у меня в голове барабанным боем. Дело, связавшее мою жизнь с реальным миром, из которого я сбежала. А ведь на этой жизни я давно поставила крест…

Эмоции бушевали во мне, сталкивались, как кремни, искрили, разжигая гнев. Не в силах сдерживаться, я схватила какую-то безделушку и с размаху швырнула об стену.

Стало немного легче. И грохот как-то успокаивал. Я взяла из широкой вазы тяжелый деревянный шар и запустила его наобум, как бейсбольный мяч. Из моего горла вырвался какой-то дикий, гортанный крик такой оглушительной мощности, что в голове зашумело. А после я почувствовала себя опустошенной, будто из моей души изгнали бесов.

Задыхаясь, я откинулась на спинку дивана и посмотрела на стену. Примерно на уровне головы на панели зияли две глубокие вмятины. Нужно будет повесить тут какую-нибудь картину.

Я сжала руками голову и добрых десять минут ни о чем вообще не думала. Затем встала, взяла ключи и пистолет и вышла из дома.

Черта с два я позволю Джеймсу Лэндри меня отставить! Это мое дело. И я буду в нем до конца.

Конца дела или конца своей жизни – что раньше наступит.

 

34

Нет вернее способа определить направление ветра, чем плюнуть против него.

Воскресенье на соревнованиях в Уэллингтоне – день особенный. Во время Зимнего конного фестиваля Гран-при по конкуру проходит именно в воскресенье. Большие деньги, толпы народу. Трибуны и скамейки вокруг арены «Интернациональ» заполняются сотнями болельщиков, владельцев, наездников, конюхов – все приходят посмотреть на самые главные скачки с барьерами за приз в сто или более тысяч долларов. Через дорогу от арены, на площадке для поло, в это время идет международный матч. Там и сям толкутся съемочные группы. Вдоль высокой насыпи между ареной и рингами выстроились в ряд лотки и палатки, осаждаемые жаждущими потратить деньги на что угодно – от мороженого до бриллиантовых украшений и щенков джек-рассел-терьера. И на шести малых аренах вокруг «Интернациональ» во время Гран-при тоже что-то происходит.

Я воспользовалась входом для конезаводчиков, проехала вдоль ряда палаток и поставила машину на пятачке за три шатра от конюшни Джейда. Раскрыл ли меня Ван Зандт перед компанией Джейда, узнать не удалось. «Хорошо, если раскрыл, – подумала я. – Никакого терпения уже нет играть в эти игры».

Рядиться под дилетантку я не стала. Джинсы, кроссовки, черная майка, бейсболка. Широкий ремень и револьвер сзади за поясом, под просторной рубахой.

Обойдя с тыла палатку Джейда, я зашла внутрь так же, как в первый раз ночью. В проходе у чьих-то денников болтали, смеялись, кричали друг на друга, готовясь к тренировкам, незнакомые мне люди. Тут же обихаживали коней: заплетали гривы, чистили упряжь, полировали копыта.

Дальше по ходу, прямо за стойлами Джейда, скучали в денниках лошади другого тренера. Две из них на сегодня уже отработали, их стриженые гривы еще волнились от только что расплетенных косичек. К остальным еще не притрагивались скребницей, и конюха нигде по соседству видно не было.

Я взяла вилы, подкатила к одному из денников тачку для мусора и вошла внутрь. Обитатель стойла на меня особого внимания не обратил. Опустив голову, я поворошила вилами подстилку, постепенно продвигаясь к задней стенке стойла, и осторожно заглянула в щель между металлической оградой стойла и брезентовой шторой.

В соседнем деннике стояла на низенькой табуретке вихрастая рыженькая девушка, ловко и красиво заплетая Парк-Лейн гриву в косички. Косички получались ровные, плоские, одна к одной, завязанные толстыми черными нитками. Она работала, еле заметно кивая головой в такт только ей слышной музыке из наушников.

Заплетание в косички конских грив и хвостов – одна из многих возможностей заработать во время зимнего сезона соревнований. На ипподроме четыре тысячи лошадей, почти всем им для выставки нужно заплетать всю гриву полностью, конюхов, как всегда, не хватает, и хорошие плетельщики могут получать неплохие деньги за каждый день соревнований. Есть девочки, которые только и делают, что с рассвета ходят по конюшням и заплетают гривы и хвосты, пока не онемеют пальцы. В день можно заработать до нескольких сотен долларов.

Девочка, заплетавшая гривы для Джейда, не отрывала глаз от работы. Пальцы у нее так и мелькали. Меня она не замечала.

Мимо моего денника прошла по проходу Пэрис, разговаривая по мобильному телефону. Она была одета для выступления – галифе и приталенная зеленая блуза из саржи. Ни Джейда, ни Ван Зандта поблизости не наблюдалось.

Вряд ли Лэндри уже загреб к себе кого-нибудь из них: до передачи выкупа он и шагу не сделает. Пока у похитителей есть шанс получить деньги, есть и резон сохранять Эрин жизнь – если только они уже не убили ее. Да и вообще брать Джейда под стражу рискованно – разве что у Лэндри есть на него нечто абсолютно неоспоримое. А на Ван Зандта до сих пор ничего основательного не нашли. Кроме того, если задержать одного из подозреваемых, второй может запаниковать, убить девушку и скрыться.

Лэндри остается рассчитывать только на удачу, вопреки всему надеяться, что преступники привезут с собой Эрин. Хотя уже понятно, что удача не на нашей стороне.

Я не могла как следует расслышать, что за разговор вела Пэрис, но голос у нее был веселый, интонации певучие, мелодичные. Пару раз она засмеялась, сверкнула улыбкой.

Я сбросила в тачку пару навильников навоза, перешла в следующий денник и начала сызнова. В щель между брезентом и железной стойкой мне было видно, как Хавьер выходит из кладовки со сбруей для Парк-Лейн в руках.

– Извините, пожалуйста!

Я обернулась на голос. За моей спиной стояла и смотрела на меня пожилая дама. Копна бледно-абрикосовых, жестких от лака волос, слишком обильный макияж, слишком много золотых украшений, строгое лицо блюстительницы нравов.

Я постаралась сделать растерянное лицо.

– Как пройти к конюшне Джейда? – спросила она.

– К коньюшне Джедаа? – с сильным французским акцентом повторила я.

– К конюшне Дона Джейда, – громко, с безупречной артикуляцией отчеканила дама.

Я показала на стенку за своей спиной и снова принялась ворошить навоз.

Дама поблагодарила, прошла дальше, и через минуту по палатке разнесся звонкий голос Пэрис Монтгомери:

– Джейн! Как я рада вас видеть!

Джейн Леннокс. Хозяйка Парк-Лейн. Та, что звонила после гибели Звездного с пожеланием передать лошадь другому тренеру.

В щелку я видела, как две дамы обнялись, причем Пэрис пришлось нагнуться.

– Мне ужасно жаль, Джейн, но Дона сейчас нет. У него какие-то дела, связанные с расследованием убийства той бедной девочки. Он звонил, сказал, что не успеет сюда, чтобы выступить на Парк-Лейн, и просил заменить его. Надеюсь, для вас это не слишком большое разочарование. Знаю, вы летели из самого Нью-Джерси, чтобы посмотреть на нее и Дона…

– Не извиняйтесь, Пэрис. Вы прекрасно с ней работаете. Я не буду разочарована, если на ринг ее выведете вы.

Потом они зашли в кладовку, и голоса затихли. Я шмыгнула в денник прямо за ними, чтобы подслушивать через стенку. Собеседницы старались говорить шепотом, однако громкость нарастала вместе с эмоциональным накалом.

– Вы знаете, мне очень нравится, как вы обращаетесь с Парки, но, Пэрис, я должна сказать, мне не по себе из-за того, что здесь происходит. Я думала, он забудет прошлое, но тут он поехал во Францию, и…

– Понимаю вас, но, Джейн, я надеюсь, вы передумаете. Такая чудесная лошадка. У нее прекрасное будущее.

– И вам стоит подумать, дорогая. Подумать о вашем собственном будущем. Я знаю, вы преданы Дону, но…

– Прошу прощения! – раздался резкий голос за моей спиной. – Вы кто? Что вы здесь делаете?

Я обернулась и увидела женщину с густыми седыми волосами и сморщенным, как изюмина, смуглым лицом.

– Чем вы здесь занимаетесь? – строго спросила она. – Я сейчас позову охранника!

Я опять сыграла в растерянность, пожала плечами и по-французски спросила, не это ли денники Майкла Берна. Мне велели убрать в денниках Майкла Берна. Я что-то спутала?

Имя Берна было единственным, что женщина поняла.

– Майкл Берн? – с каменным лицом переспросила она. – Что там у него?

– Я должна работать у Майкла Берна, – запинаясь, выговорила я.

– Здесь его коней нет! – отрезала женщина. – Да что с вами? Читать не умеете? Вы не в той конюшне!

– Не в той? – переспросила я.

– В другой конюшне, – зычно повторила она. – Майкл Берн – туда!

И махнула рукой в нужном направлении.

– Простите, пожалуйста, – проблеяла я, выскользнула из денника, прикрыла за собой дверь и выглянула наружу.

Пэрис удалялась верхом на Парк-Лейн, красивая, как фотомодель из глянцевого журнала. За нею следом тарахтела тележка для гольфа с Джейн Леннокс за рулем. Ее оранжевая прическа напоминала шар из сахарной ваты.

Я спряталась в стойло в ряду Джейда. Хавьер, явно получивший повышение по службе, вел в свободный денник серого Трея. Я подождала, пока он начнет чистить коня, а затем незаметно скользнула в кладовку.

Накануне следственная группа перерыла здесь все. На стенках и дверцах шкафов чернели пятна дактилоскопического порошка. К дверному косяку прилипли обрывки желтой заградительной ленты.

Нехорошо, что Джейда нет, когда до передачи выкупа остается всего пара часов. Неужели его вызвали на допрос? О каких подробностях гибели Джилл Морон он поведает Лэндри? Он не пожелал уделить и получаса своего времени, чтобы ответить на вопросы о ней, когда полицейские выкопали тело из навозной кучи. И тем более не пожелает утруждать себя подробностями сейчас, когда должен быть в седле. Подробности – дело Пэрис Монтгомери как его помощницы. Подробности, подготовительная работа, забота о добром имени, повседневные мелочи. Сплошная беготня – и никакой славы. Удел помощника тренера.

Но не сегодня. Сегодня Пэрис выедет на ринг звездой, верхом на роскошной лошади, на глазах у хозяйки этого сокровища. Редкая удача.

Интересно, насколько в действительности предана Джейду Пэрис Монтгомери. Она мастерица расточать улыбки, но все ее комплименты шефу и речи в его защиту имеют некую подоплеку. Три года она работает в тени Дона Джейда, ведет его дела, общается с его клиентами, школит его лошадей. Если Джейд уйдет из кадра, перед Пэрис откроются нешуточные перспективы. С другой стороны, на международных конных соревнованиях у нее репутации нет. Ее талантам на арене еще предстоит раскрыться. И, чтобы это случилось, понадобятся богатые покровители.

А совсем скоро, на глазах у Джейн Леннокс, готовой сбежать с корабля Джейда, она выведет на ринг Парк-Лейн.

Я обвела взглядом кладовку, не забывая следить за дверью – меня могли застукать в любой момент. Пэрис оставила открытым платяной шкаф. Чистые сорочки и жакеты аккуратным рядком на вешалках. На полу скомканные джинсы и майка. Внизу шкафа из-под небрежно брошенной блузки выглядывает кожаный саквояж.

Снова покосившись на дверь, я присела и порылась в нем, так и не найдя ничего интересного. Щетка для волос, программа соревнований, косметичка. Ни записной книжки, ни мобильного телефона.

Справа в шкафу, в самом низу отделения с ящиками, к полу был привинчен маленький пластмассовый сейф. Я подергала дверцу. Заперта на ключ, замок самый обычный, но сейф дешевенький, с хлипкими пластиковыми петлями, которые заходили ходуном, когда я потянула за ручку. Обычный вор не стал бы возиться и выбрал бы другую из множества незапертых дверей, где прямо на виду беспечно валяются сумки.

Но я не обычный вор.

Еще раз оглянувшись на вход, я занялась дверцей сейфа, расшатывая петли. Дверца уже подавалась, дразня скорой капитуляцией, но вдруг раздался мотив из увертюры к «Вильгельму Теллю». Звонил мобильный телефон Пэрис Монтгомери. И звук шел не из сейфа передо мною, а из ящика над моей головой.

Подолом майки я стерла с дверцы свои отпечатки пальцев, поднялась и достала из ящика телефон. На экране определилось имя – доктор Риттер. Я выключила телефон, закрепила его на поясе джинсов и прикрыла сверху майкой навыпуск. Затем задвинула ящик и тихонько вышла.

Хавьер увлеченно водил резиновой щеткой по шкуре серого. Конь млел, получая от процесса такое же удовольствие, как человек – от хорошего массажа.

Я зашла к нему в денник, представилась на хорошем испанском и вежливо спросила, не знает ли Хавьер, где можно найти мистера Джейда.

Он покосился на меня краем глаза и сказал, что не знает.

– Много плохого за последнее время случилось, – посетовала я.

– Да, очень много.

– Ужасно то, что произошло с Джилл.

– Да, ужасно.

– Жаль, что сеньор Джейд не вышел в ту ночь на обход; тогда и убийства не случилось бы.

– Или сеньора Монтгомери, – не переставая работать щеткой, поддакнул Хавьер.

– Конечно, некоторые думают, что сеньор Джейд во всем виноват.

– Люди любят думать худшее.

– Я также слышала, что следователи беседовали с Ван Зандтом. А что ты об этом думаешь?

Но Хавьер думал только о своей работе, которой стало слишком много, когда обе девушки пропали.

Мне стало уже ясно, что тут я ничего не добьюсь, но я все-таки спросила, хорошо ли он был знаком с Эрин Сибрайт. Хавьер сказал, что не очень. Он для этих девушек пустое место, потому что плохо говорит по-английски.

– Тяжело тебе, – вздохнула я. – Тебя не уважают. Этим людям и в голову не приходит, что ты можешь так же думать о них, потому что они не говорят по-испански.

– Девушки думают только о себе и мужчинах, которые им нравятся.

– Эрин поглядывала на сеньора Джейда, да?

– Да.

– А сеньор Джейд на нее?

Молчание.

– А может, Ван Зандт?

– Я только делаю свое дело. Чужие дела меня не заботят.

– Правильно, – согласилась я, – так и надо. Зачем брать на себя чужие хлопоты? Вот, например, Джилл. Сказала, будто что-то знает о смерти Звездного, и смотри, что с ней случилось.

– Мертвые не скажут.

Взгляд Хавьера метнулся в сторону. Я обернулась; к нам подходил Трей Хьюз.

– Батюшки, Элль, да вы просто кладезь талантов! – воскликнул он. Вид у него был поникший, без обычной пьяноватой веселости. – Еще и языки знаете.

Я повела плечом.

– Да этому в любой частной школе учат.

– Меня вот только английскому научили, но мне хватает. – Он посмотрел на мой наряд и шевельнул бровью. – Что-то вы сегодня не особенно на себя похожи.

Я развела руками.

– Оделась как простые люди.

Трей сонно улыбнулся. Не снизил ли он себе эмоциональный тонус при помощи химии?

– А я о вас кое-что слышал, барышня, – заметил он, искоса наблюдая за мной.

– Правда? Надеюсь, что-нибудь интересное. У меня безумный роман? С кем? С вами?

– Да неужели? Вот она, старость проклятая! – вздохнул Трей. – Веселиться я способен по-прежнему, только потом ничего не помню.

– Зато прелесть новизны не ослабевает, – усмехнулась я.

– Так что там вы обо мне слышали?

Меня больше интересовало, от кого он мог это услышать. От Ван Зандта? От Брюса Сибрайта? Ван Зандт заинтересован в том, чтобы настроить всех против меня. А Сибрайт мог бы поделиться новостью с Хьюзом, потому что клиент для него важнее падчерицы.

– Что вы не такая, какой кажетесь, – сказал Хьюз.

– А все остальные?

– Хороший ответ, девочка.

Мы вместе дошли до выхода из палатки и выглянули наружу. Небо стало серым, собирался дождь. Поверхность лагуны через дорогу подернулась мелкой рябью от ветра.

– Так кто же я – если не та, кем кажусь? – спросила я.

– Шпионка, – ответил Хьюз. Без малейшего волнения, до странности спокойно. Вероятно, тоже устал играть. Интересно, какова его роль в этой пьесе – ключевая, или он просто позволяет себе плыть по течению в чьем-то фарватере?

– Шпионка? Как захватывающе! – воскликнула я. – И на кого же я работаю? На другую страну? На террористическую организацию?

Хьюз изящно пожал плечами, склонил голову набок.

– Я был уверен, что знаю вас, – негромко продолжал он. – Только никак не мог вспомнить, откуда. Старые мозги не так быстро соображают, как бывало. Я бы записался на пересадку, да все позвонить забываю.

«Действительно, ужас», – подумала я, глядя ему в глаза. У Трея Хьюза когда-то было все: неотразимая внешность, быстрый ум, деньги, чтобы делать что угодно и стать кем угодно. И вот кем он предпочел стать: стареющим пьянчугой.

Забавно: те, кто знает меня всю жизнь, могли бы сказать обо мне то же самое. Ей столько было дано, у нее такие замечательные родители – и она все швырнула им в лицо. Чего ради? Посмотрите на нее теперь. Жалкое зрелище!

Другому человеку не заглянешь в душу, не поймешь, что придает ему сил, а что выбивает из колеи.

– Почему вы решили, будто знаете меня? – спросила я.

– Потому что недавно, впервые за много лет, у меня возникла необходимость прибегнуть к помощи вашего отца. Тогда и всплыло имя. Эстес. Елена Эстес. У вас была такая роскошная грива волос… – пробормотал он, глядя куда-то вдаль, сквозь туман памяти. – И вдруг мне говорят, что вы теперь частный агент. Вообразите!

– Все не так. Позвоните в отдел по выдаче лицензий и наведите справки. Я у них ни под каким именем не фигурирую.

– Хорошая работа для вас, – не услышав моих возражений, продолжал Хьюз. – Бог свидетель, здесь в секретах недостатка никогда не было и нет. Люди за грош на все готовы.

– И лошадь убить? – спросила я.

– Убить лошадь. Убить карьеру. Убить брак…

– Убить человека?

Такое предположение ничуть его не потрясло.

– Самая старая в мире история: жадность.

– Да, – согласилась я. – И заканчивается всегда одинаково – плохо.

– Для кого-то, – кивнул он. – Вся штука в том, чтобы не оказаться этим кем-то.

– А вы, Трей, какую роль играете в этой истории?

Он изобразил усталую улыбку:

– Грустного клоуна. Грустных клоунов любят все.

– А мне интересны только рыжие, – сказала я. – Можете показать мне, куда идти?

Он попытался рассмеяться, но не хватило сил.

– Конечно. Войдите в зеркальную комнату и поверните налево.

– Трей, пострадали две девушки. Одна убита, другая похищена. Это уже не игра.

– Нет. Больше похоже на кино.

– Если вы что-то знаете, самое время рассказать.

– Детка, – промолвил он, глядя вдаль, на воду, – если б я что-нибудь знал, то не был бы сейчас там, где я есть.

Он отошел от меня, сел в свой кабриолет и медленно укатил. Я смотрела ему вслед, думая, что ошибалась в самом начале, когда сказала, что все ниточки ведут к Джейду. Все ниточки вели к Трею Хьюзу – покупка участка у Сибрайта, устройство Эрин на работу к Джейду, Звездный… Все вело к Трею.

А значит, вопрос на засыпку таков: почему Трей находится в эпицентре бури? Потому что буря – он сам, или эта буря разыгралась вокруг него?

Хьюз порядочный бабник, это не секрет. И скандалы он обожает. Одному богу известно, сколько интрижек у него было. Стеллу Берн он соблазнил, пока Майкл был его тренером. Он провел с ней ту ночь, когда умерла его мать. Нетрудно представить, что и на Эрин он поглядывал. Но похищать? И что могло у него быть с Джилл Морон?..

Я ничего этого представить себе не могла. Не хотела. Монти Хьюз III – моя первая безумная любовь!

Недавно, впервые за много лет, у меня возникла необходимость прибегнуть к помощи вашего отца.

Что он имел в виду? Почему вдруг ему понадобилась помощь адвоката уровня моего отца? И как бы мне это выяснить? Позвонить отцу спустя столько лет недоброго молчания и спросить его?

Пап, ты забудь, что я перечила каждому твоему слову, плюнула на свое образование, чтобы работать в полиции. И неважно, что родителем ты всегда был паршивым, далеким и равнодушным, разочарованным во мне по той простой причине, что я не была твоей плотью и кровью. Ерунда это все. Расскажи мне, зачем Трею Хьюзу понадобилась твоя квалифицированная помощь.

С отцом мы не разговариваем уже десять лет. И теперь вряд ли заговорим.

Интересно, допрашивал ли Лэндри Трея? Запустил ли для порядка его имя в систему проверки? Но Лэндри мне никаких вопросов насчет Трея не задавал, только про Джейда.

Я вернулась к машине, села и стала ждать. Скоро Пэрис приведет с тренировки серого. И Трей вернется в конюшню для разбора полетов. А когда после этого он уедет с ипподрома, я отправлюсь следом.

Трей Хьюз вдруг стал центром вселенной. Все вращается вокруг него. И я выясню, почему.

 

Акт второй

СЦЕНА ВТОРАЯ

Конный Парк на территории Центра конного спорта. Закат.

С трех сторон – открытое поле. На задней границе участка – деревья и канал. На переднем плане асфальтированная дорога. Вокруг никого, но полицейские уже здесь, в укрытии.

Подъезжает черный автомобиль, тормозит у ворот. Из автомобиля выходит Брюс Сибрайт, озирается. Вид у него задерганный и сердитый. Он думает, что это западня.

Он прав.

Открывает багажник, достает две большие синие ковровые сумки. Перекидывает их через ворота, перелезает сам, подбирает сумки, снова озирается. Ищет какой-нибудь знак или человека. Может, даже Эрин, хотя был бы счастлив никогда в жизни ее больше не видеть.

Неохотно идет по дорожке к дому. У него лицо человека, который готов сбежать при первом же внезапном громком звуке.

На полпути к зданию он останавливается, стоит и ждет. Медленно поворачивается кругом. Раздумывает, что дальше. Ставит сумки на землю и смотрит на часы.

6.05 вечера.

Сгущаются сумерки. С громким гудением включается прожектор. Из динамика раздается голос – тот самый механический искаженный голос, что и по телефону.

Голос: Оставь сумки на земле.

Брюс: Где девушка?

Голос: Оставь сумки на земле.

Брюс: Я хочу видеть Эрин!

Голос: В будке. Ринг номер один. В будке. Ринг номер один.

Брюс: Какая будка? Какой ринг?

Он взбудоражен, не знает, куда идти. Ему не нравится, что он не владеет ситуацией. Он не хочет расставаться с деньгами. Смотрит на два ближайших к зданию ринга, выбирает тот, что справа. Сумки берет с собой, проходит к краю ринга.

Брюс: Какая будка? Я не вижу никакой будки!

С каждой секундой становится темнее. Он задерживает взгляд на судейской кабине в дальнем конце ринга и идет туда.

Брюс: Эрин? Эрин!

Осторожно обходит кабину. Вдруг оттуда кто-нибудь выскочит, выстрелит в него или пырнет ножом? Или на землю вывалится тело Эрин.

Ничего не происходит.

Он делает шажок к двери, открывает ее и тут же отпрыгивает.

Опять ничего.

Брюс: Эрин! Ты там?

Ответа нет.

Он медленно ставит сумки на землю, мелкими шажками подходит к кабине, заглядывает наконец внутрь. В кабине никого нет. На полу лежит видеокассета. На ней белый ярлык с крупной надписью черными печатными буквами: «НАКАЗАНИЕ».

Голос: Ты нарушил правила. Девчонка за все заплатила.

Из-за деревьев выходят полицейские. Несколько человек взбегают по лестнице в дом, взламывают замок, ударом ноги распахивают дверь и c оружием на изготовку врываются внутрь. По темной комнате шарят, перекрещиваясь, лучи фонариков. Здесь никого нет.

На подходе к пульту управления аудиоаппаратурой, расположенному под окнами, откуда открывается полный обзор территории, полицейские замечают обычный таймер, настроенный на 6.05 вечера. Он и запустил магнитофон.

Пленка все еще крутится.

Голос: Ты нарушил правила. Девчонка за все заплатила… Ты нарушил правила. Девчонка за все заплатила…

Голос отдается эхом в ночной пустоте.

Затемнение.

 

35

Трей Хьюз так и не вернулся в конюшню Дона Джейда.

Я ждала в машине, каждые три минуты взглядывая на часы. Время приближалось к шести. Хавьер вывел из конюшни серого, покрытого попоной с логотипом «Везучий паршивец», а обратно вернулся с Парк-Лейн. Подъехали на тележке для гольфа Пэрис и Джейн Леннокс, затем Леннокс пересела в золотой «Кадиллак» и укатила прочь.

Я еще раз посмотрела на часы. 5.43. На соседнем ипподроме, в нескольких милях от меня, Лэндри и его ребята из отдела грабежей и убийств уже сидят в засаде, ожидая появления похитителей.

Мне хотелось быть сейчас там, увидеть, чем обернется передача денег. Я хотела знать, где Дон Джейд и Ван Зандт, что они делают, кто за ними следит. И куда делся Трей Хьюз. Хотела, чтобы до меня довели эту информацию. Черт возьми, я хотела сама руководить расследованием! Но знала, что меня к нему и близко не подпустят.

И все-таки адреналин будоражил мою кровь, как встарь, ускорял ее течение, покалывал под самой кожей тысячами крохотных иголочек. И я чувствовала, что живу.

Из конюшни вышла Пэрис в уличной одежде, села в зеленую, как доллар, машину и поехала к воротам для грузового транспорта. Я включила мотор и последовала за нею, пристроившись для маскировки за каким-то пикапом. На Пирсон она свернула влево, миновала Бинкс-Форест, развернулась и в сгущающихся сумерках продолжила движение в направлении Локсахэтчи.

Я не спускала глаз с задних фар роскошной «Инфинити», прекрасно понимая, что мы приближаемся к Конному Парку.

По спине поползли неуютные мурашки. De€ja vu. Это все уже было. Сколько раз я ночью колесила по этим дорогам, когда работала в отделе по борьбе с наркотиками. И вагончик братьев Голем тоже стоял где-то в этих краях.

«Инфинити» включила тормозные огни. Даже не мигнув фарами.

Я сбавила скорость и взглянула в зеркало заднего вида. По глазам ударил свет чужих фар. Сердце забилось быстрее.

Не люблю, когда кто-то сзади. По этой дороге мало кто ездит, сюда без особой нужды не суются, если только не живут поблизости или не работают на местном заводике по переработке вторсырья.

Меня снова посетило неприятное чувство, которое уже отдавало под ложечкой сегодня утром, когда на ферму Шона приперся Ван Зандт и я подумала, что нахожусь с ним наедине.

«До встречи», – сказал он, целуя меня в щеку…

Впереди меня Пэрис свернула с шоссе к дому. Я проехала мимо, бросив быстрый взгляд в ее сторону. Дом, как и почти все дома в этой части города, был построен как ранчо в стиле семидесятых годов, с джунглями вместо двора. Дверь гаража поднялась, и машина скрылась внутри.

Интересно, почему она выбрала этот район? У Джейда прибыльный бизнес, Пэрис тоже должна неплохо зарабатывать. Достаточно, чтобы позволить себе квартиру в Уэллингтоне, рядом с ипподромом. Там множество жилых комплексов, возведенных специально для наездников. Одно дело – конюхи, им есть смысл селиться в такой глуши, поскольку здесь относительно дешево. Но Пэрис Монтгомери со своей «Инфинити» цвета денег и фамильным кольцом с бриллиантами и изумрудами?..

На ближайшем перекрестке я развернулась и медленно поехала обратно. В доме, куда вошла Пэрис Монтгомери, горел свет. Во дворе ловил свой собственный хвост ее песик. И стояла у крыльца машина.

Классический «Порше»-кабриолет с опущенным верхом и именными табличками с надписью «Вез. пар.».

Везучий паршивец.

Трей Хьюз!

 

36

– Очевидно, они вошли, установили кассету и таймер и только потом последний раз позвонили насчет выкупа, – сказал Лэндри.

Они собрались в конференц-зале: он сам, Вайс, Дуган и Армеджан. Майор Оуэн Кэткерт, начальник следственного отдела, тоже присоединился к расследованию и должен был отныне осуществлять связь группы с шерифом Саксом. Кроме того, присутствовали Брюс и Кристал Сибрайт, а также еще одна дама из службы психологической помощи жертвам, чье имя Лэндри не расслышал.

Дама-психолог и Сибрайты сели в сторонке, поодаль от остальных. Кристал дрожала, как левретка, глаза у нее ввалились, тусклые, обесцвеченные волосы сбились колтуном. Брюсу явно не доставляло ни малейшей радости лицезреть супругу. Он вполголоса уговаривал ее вернуться домой и предоставить ему самому во всем разбираться, но Кристал притворялась, будто не слышит.

– На том ринге за последние три недели никаких мероприятий не проводилось, – сказал Вайс. – Территория заперта, на воротах висит замок. Охранять ее никогда не считали нужным из-за отдаленного месторасположения. Проникнуть внутрь теоретически несложно.

– Отпечатки пальцев? – спросил Кэткерт.

– Несколько сотен, – вздохнул Лэндри. – Но ни одного ни на аудиокассете, ни на видеокассете, ни на таймере, ни на магнитофоне…

– Кто-нибудь работает над тем, чтобы голос на пленке зазвучал по-человечески?

– Работают, – заверил Дуган.

– А что на видео? Давайте посмотрим.

Лэндри замялся, покосившись на Кристал и даму из службы поддержки.

– Сэр, зрелище не из легких. Не знаю, как родные…

– Я хочу увидеть, – впервые за все время подала голос Кристал.

– Кристал, ради бога! – буркнул Брюс. – Зачем тебе это видеть? Ведь детектив сказал…

– Я хочу увидеть, – повторила она настойчивее. – Эрин моя дочь.

– И ты хочешь видеть, как эти скоты бросаются на нее? Как ее насилуют? – взвился Брюс.

Лэндри стиснул зубы. Сибрайт его бесил. Если до конца расследования он так ни разу и не засветит ему в челюсть, это будет чудо.

– Я только сказал, что зрелище не из легких. Сексуальному насилию Эрин не подвергается, но ее избивают. Вам, миссис Сибрайт, я бы не советовал смотреть.

– Кристал, нет никакой необходимости… – завел Брюс.

Его жена встала, крепко сжав дрожащие руки.

– Детектив Лэндри, я хочу увидеть это. Хочу увидеть, что мой муж сделал с моей дочерью.

– Я?! – Брюс побагровел, из его горла вырвался хриплый клекот, словно у него начинался сердечный приступ. – Я в этом деле потерпевший!

Кристал резко обернулась к нему:

– Ты столько же виноват, как и те, кто ее увез!

– Не я приплел к этому делу полицию! Говорили ведь – никакой полиции!

– Ты сам и пальцем не шевельнул бы, – горько сказала Кристал. – Ты даже не собирался говорить мне, что она пропала!

Сибрайт растерялся. Рот у него подергивался от злости. Шагнув к жене, он вполголоса заметил:

– Кристал, сейчас не время и не место обсуждать это.

Она не повернула к нему головы и снова обратилась к Лэндри:

– Я хочу увидеть запись. Там моя дочь.

– Как будто тебе было до нее дело, – пробормотал Сибрайт. – Кошка и то лучше мать, чем ты.

– Думаю, для миссис Сибрайт важно посмотреть хотя бы часть записи, – вмешалась дама-психолог. – Вы всегда можете попросить, чтобы пленку остановили, Кристал.

– Я хочу увидеть.

Кристал вышла вперед, пошатываясь на высоченных шпильках с раскраской под леопарда. Она выглядела хрупкой, как стеклянная безделушка, готовая при первом же толчке рассыпаться на тысячу переливающихся осколков. Лэндри машинально поддержал ее под локоть.

– Миссис Сибрайт, по-моему, лучше бы не надо, – сказал Дуган.

Она перевела на него остекленевшие, налитые слезами глаза.

– Сколько раз вам повторять? Мне что, заорать в голос? Или получить разрешение в суде? Я хочу увидеть запись!

Дуган поднял руку.

– Мы покажем вам запись, миссис Сибрайт. Скажите только, когда остановить.

Он кивнул Вайсу, и тот вставил кассету в видеомагнитофон. Все молча наблюдали, как на экране возникла спальня домика-прицепа. Выдавало ее окно с дешевыми алюминиевыми рамами и грязным, пыльным стеклом. На стекле кто-то вывел пальцем «ПОМОГИТЕ» зеркально перевернутыми буквами, чтобы надпись можно было прочесть с улицы.

Была ночь. Место действия освещала одна-единственная лампочка.

Эрин Сибрайт сидела голая на грязном, в пятнах матрасе без простыни, прикованная за запястье к ржавой железной кровати. В ней почти невозможно было узнать девушку, которую Лэндри видел на фотографии. Нижняя губа рассечена, вокруг ранки запеклась кровь; руки и ноги в ссадинах и кровоподтеках. Эрин сидела, обняв колени, чтобы хоть как-то прикрыть наготу. Она смотрела прямо в камеру стеклянными от ужаса глазами, и по ее щекам текли слезы.

– Почему ты не хочешь мне помочь? Я же просила тебя помочь мне! Почему было просто не сделать, что они велели? – срывающимся голосом спросила она. – Разве ты меня настолько ненавидишь? Разве не понимаешь, что он со мной сделает? Почему ты не хочешь мне помочь?

– О, господи… – пробормотала Кристал, прижав ладонь ко рту. Все лицо у нее было мокро от слез. – О господи, Эрин!

– Мы тебя предупреждали, – вмешался металлический голос. Слова он выговаривал медленно, тягуче, чуть искаженно. – Ты нарушил правила. Девчонка будет наказана.

В кадре появился некто, с головы до пят в черном – черная маска, черная одежда, черные перчатки, – и шагнул к кровати. Эрин тихонько вскрикнула и отпрянула назад, к стене, пытаясь спрятаться, прикрыть голову свободной рукой.

– Нет! Нет! Я не виновата!..

Человек в черном вытянул ее арапником. Лэндри содрогнулся от свиста плети и звука удара по голому телу. Удары сыпались один за другим, арапник с маху обрушивался на плечи, спину, ноги, ягодицы. Девушка кричала, и этот жуткий, пронзительный вой звенел у Лэндри в ушах, леденил кровь.

Не дожидаясь просьбы, Дуган сам остановил пленку.

– Боже мой, – прошептал Брюс Сибрайт и отвернулся, растирая ладонями лицо.

У Кристал Сибрайт подогнулись колени. Она тяжело повисла на Лэндри, силясь закричать, но из открытого рта не вылетало ни звука. Брюс Сибрайт стоял, не трогаясь с места, и пялился на женщину, которую когда-то сделал своей женой, будто раздумывая, уместно ли прямо сейчас расторгнуть эту сделку.

– Я предупреждал, что это только расстроит тебя, – сказал он наконец.

Кристал опустилась в кресло, согнувшись пополам, как тряпичная кукла, и закрыла лицо руками. Розовая юбка задралась, наполовину обнажая бедра.

Лэндри отвернулся от нее, шагнул к Брюсу и вполголоса произнес:

– Если б вы буквально на три секунды могли вылезти вон из вашей гнусной шкуры, немного фальшивого сочувствия было бы сейчас очень кстати.

Сибрайт имел наглость оскорбиться.

– Я вам тут не козел отпущения! Эрин сейчас была бы дома, если б не эта сыщица, которая сует нос, куда не просят. Я сам разобрался бы. Они бы ее отпустили. Поняли бы, что я не поддамся на их угрозы, и отпустили бы.

– Ты ее ненавидишь! – взвизгнула Кристал. – Ты хочешь ее смерти! Ты предпочел бы вообще никогда ее не видеть!

– И ты туда же?! – заорал в ответ муж. – Она всего лишь паршивый кусочек дерьма, какой была и ты, пока я тебя не нашел! Но это не значит, что я хочу ее смерти!

– Все, хватит! – крикнул Лэндри, шагнув к Сибрайту. – Вон отсюда!

– Я дал тебе такую жизнь, о какой ты не могла и мечтать! – не обращая внимания, продолжал Сибрайт. – И ты не хотела, чтоб Эрин туда лезла. Ты сама вышвырнула ее из дома.

– Я боялась! – заплакала Кристал. – Боялась…

– Вон! – повторил Лэндри и, схватив Сибрайта за грудки, вытолкал его в коридор. Дуган последовал за ними.

– Я подаю в суд! – орал Сибрайт.

Лэндри посмотрел на него как на умалишенного:

– Что?

– Я хочу, чтобы эта женщина предстала перед судом!

– Ваша жена?

– Эстес! Если б не она, ничего этого не случилось бы!

Дуган поднял глаза на Лэндри:

– О чем это он?

Лэндри не отреагировал, продолжая наступать на Сибрайта.

– Вашу падчерицу похитили. И Эстес здесь ни при чем.

Сибрайт потряс пальцем у него перед носом.

– Я хочу видеть ее лицензию. И я сейчас позвоню своему адвокату. Я вообще не хотел, чтобы вы в это лезли, и вот что получилось. Я подаю в суд! На ваш отдел и на Елену Эстес!

Лэндри снова схватил его за грудки.

– Хорошенько подумай, прежде чем разбрасываться угрозами, засранец жирный! Я найду, чем привязать тебя к похищению, и тогда посмотрим, как ты запоешь!

– Лэндри! – Дуган грубо тряхнул его за плечо.

Лэндри нехотя отступил в сторону, не сводя с Сибрайта злобного взгляда.

– Спросите его, что имела в виду Эрин, – пробормотал он. – Спросите, что она имела в виду, когда говорила, что просила его помочь. Когда просила? Почему мы об этом не знаем? Мне нужен ордер на обыск дома и служебного кабинета этого подонка. Если он скрывает улики, то пусть сгниет в тюрьме!

– Прогуляйтесь пока, детектив Лэндри, – велел Дуган.

Лэндри прошел по коридору к себе в отдел и достал из ящика с карандашами припрятанную пачку «Мальборо». Вообще-то курить он бросил, но бывают исключительные обстоятельства, как сейчас, например. Вытащив сигарету, он взял зажигалку и вышел на улицу, чтобы немного успокоиться.

Его трясло. Хотелось вернуться и избить Брюса Сибрайта до бесчувствия. Сукин сын!

Лэндри готов был спорить на свою зарплату, что где-то у Сибрайта спрятана еще одна кассета с записью. Там, где Эрин просит о помощи. А Брюс Сибрайт так ни хрена и не помог.

Но ведь не за это же Эрин наказывали? Они знали, что в дело вмешалась полиция еще до того, как договорились о передаче выкупа.

Откуда? Возможно, Джейд или Ван Зандт догадались, что Эрин не та, за кого себя выдает. Или похитители поставили в доме подслушивающие устройства, но это как-то слишком. Все-таки не мультимиллиардера выслеживают.

Либо у преступников есть свой внутренний информатор. Например, сын Сибрайта. Или сам Сибрайт. Ведь он явно собирался придерживать всю информацию, пока девушку не найдут убитой – если вообще найдут. А тогда наплел бы жене, как старался, жертвовал собой, делал все, что было в его силах. Увы, ничего не вышло, но какого черта?! Эрин все равно без белой дряни не прожила бы.

Сигарета кончилась. Лэндри бросил окурок на тротуар, затоптал, потом поднял и выбросил в урну.

А Дон Джейд как сюда вписывается?

Эстес говорила: Сибрайт продал Трею Хьюзу землю, а Джейд у Трея Хьюза работает. Брюс устроил Эрин на работу к Джейду через Хьюза. Лучше б девушке было просто убежать из дому и жить в Майами на улице.

«Все ниточки сходятся к Джейду», – сказала Эстес в самом начале. Но это не совсем так. Все ниточки сходятся к Трею Хьюзу.

Лэндри достал из кармана мобильный телефон и набрал номер Дуайра, который был приставлен следить за Джейдом.

– Где он?

– Обедает в «Паста Микеле». Фирменные блюда этого вечера: паста с анчоусами и ризотто с дарами моря.

– Кто с ним?

– Какая-то цыпочка с огромными фальшивыми сиськами и рыжей шевелюрой. Взять его?

– Нет.

– А что на передаче выкупа?

– Подстава. Они знали, что мы тоже придем.

– Откуда?

– Есть у меня одна догадка… Где федералы, не знаешь?

– Следят за Ван Зандтом. Говорят, из дому не выходил. «Мерседес» так и стоит у крыльца.

– А машина этой Карлтон где?

– Меня не спрашивай. Я делаю свою работу.

– Ладно, делай.

Лэндри пожалел, что не захватил сразу две сигареты, но тут на улицу вышел Брюс Сибрайт, а следом за ним – Дуган. Сибрайт направился на стоянку, к своему «Ягуару», сел за руль и укатил. Жены его на пассажирском сиденье не наблюдалось. Дуган развернулся и пошел по тротуару к Лэндри.

– Мне пора, – сказал Лэндри в трубку и захлопнул откидной микрофон.

– Что вы знаете об Елене Эстес? – спросил Дуган.

– Она раньше работала по наркотикам.

– А что вы знаете о ней как о частном детективе?

– Знаю, что она этим не занимается.

– Почему Сибрайт думает иначе?

Лэндри пожал плечами.

– А почему он вообще думает? Он мерзавец и подлец. По его мнению, удачная мысль – отдать восемнадцатилетнюю девушку в руки извращенцам, чтобы они могли пороть ее плеткой.

– Что вы знаете об Эстес в связи с нашим расследованием? – спросил Дуган с каменным от бешенства лицом.

– Я знаю, что расследования не было бы, если бы она не пришла ко мне в кабинет и не сообщила, что происходит, – ответил Лэндри.

– Значит, она участвует?

– У нас свободная страна.

– Не настолько, – отрезал Дуган. – Давайте ее сюда.

 

37

Мне вдруг стало понятно, зачем жить в пригороде Локсахэтчи. Тихо, уединенно, в стороне от основной массы лошадников – для тайных дел лучшего места не найти.

Как видно, в своей конюшне Дон Джейд не единственный, кто в целях личной выгоды играет в постельные игры. Если Трей Хьюз приходил в этот дом не только обсудить, как его лошадь в этот день вела себя на ринге, значит, Пэрис Монтгомери трахнула самого влиятельного из покровителей Джейда. Причем со злостным умыслом.

А может, Джейд обо всем знает? И Пэрис действовала с его благословения? Может, такова его политика, чтобы удержать внимание Трея?

Нутром я чуяла, что нет. Никаких косвенных проявлений симпатии между Треем и Пэрис я ни разу не заметила. Их общение в конюшне никак не выходило за рамки обычного взаимодействия тренера с клиентом. Может быть, Трей принципиально не смешивает свою личную жизнь с работой? Когда у него был роман с женой Майкла Берна, это явно не обеспечило Майклу работы в шикарной новой конюшне. Да, если на то пошло, и Стелла Берн ничего с этого не получила.

Интересно, как долго тянулся их роман. Хьюз перевел своих коней к Джейду уже девять месяцев тому назад, то есть лето они должны были провести в его конюшне в Хэмптонс. Трей, скорее всего, проводил там лето, вкушал радости общения. Там-то, вероятно, и проскочила между ними искра.

Прокручивая в уме эти мысли, я доехала до Уэллингтона и завернула на Сэг-Харбор-корт.

«Мерседес», выданный Треем Хьюзом в пользование Ван Зандту, стоял у крыльца. На уличной стоянке напротив сидели в черном «Форде Таурус» двое молодчиков в рубашках и при галстуках.

Федералы.

Я припарковалась в паре метров от них и подошла к машине спереди. Парень за рулем открыл свое окошко.

– Эй, ребята, – сказала я, – я видела его сегодня утром в темно-синем «Шевроле Малибу».

Водитель уставился на меня профессионально-полицейским взглядом.

– Прошу прощения?

– Я имею в виду Томаса Ван Зандта. Вы ведь у него на хвосте должны сидеть, верно?

Они переглянулись и снова вылупились на меня.

– Мэм, кто вы? – спросил водитель.

– Когда-то я была другом этому паршивцу Армеджану. Вы ему передайте, что я так сказала.

Я пошла прочь, а эти двое кретинов так и остались сидеть и следить за машиной, которая, видимо, так за весь день и не тронулась с места.

Томас Ван Зандт – свободный человек.

До встречи…

Я вернулась в свою машину и поехала домой. Ждать.

Никаких признаков постороннего вторжения в поместье Шона я не заметила. Разумеется, кода замка на воротах он Ван Зандту не давал, но я все равно была настороже и, решив заглянуть к лошадям, на всякий случай достала из-за пояса пистолет. У каждой лошади я останавливалась, чтобы приласкать, и чувствовала, как шаг за шагом напряжение отпускает меня. Оливер захотел сжевать пистолет. Фелики при виде меня настрожила уши, чтобы показать, кто тут племенная кобыла, и потянулась за угощением. Д’Артаньян хотел только, чтобы ему почесали шею.

Выполняя его желание, я думала об Эрин Сибрайт, о том, как она смеялась на той пленке, что обнаружилась у Ван Зандта в спальне.

Позвонить бы Лэндри, узнать, как прошла передача выкупа… Но лучше не надо. Он мне не друг, не доверенное лицо. И моей жажды знаний не оценит. Надеюсь, хоть Молли позвонит, но и она явно не будет первой, кто услышит новости. Сначала независимо от исхода операции будет разбор полетов в полиции. И за это время никому и в голову не придет дать Молли знать, как там ее сестра.

«Делать нечего, надо ждать», – подумала я, и в следующее мгновение на дорожке мигнули фары.

Это не Шон. Когда Шон возвращается домой, я никогда не вижу света его фар, потому что он сразу заворачивает к дальнему углу главного дома, в гараж.

Может, Ирина?

А может, и нет…

Я выключила лампу и выглянула в окно. Луч прожектора у конюшни не доставал до машины, но, когда водитель вылез и направился к дому, по походке я поняла, что это Лэндри.

Сердце у меня забилось быстрее. Наверняка он с новостями. Хорошими ли, плохими ли, но новостями. Я пошла к нему навстречу и первой поднялась на крыльцо. Увидев меня, он остановился и поднял руки, не сводя глаз с пистолета, который я так и держала в руке.

– Не убивайте гонца.

– Плохие вести?

– Да.

– Она мертва?

– Непонятно.

Я привалилась к дверному косяку, чувствуя одновременно облегчение и дурноту.

– Что случилось?

Он рассказал о передаче денег, о магнитофоне, подключенном к таймеру, о видеозаписи избиения Эрин.

– Боже мой, – пробормотала я, растирая ладонями лицо. Чувствительность сохранялась только с одной стороны, но сейчас лучше бы все онемело. – Боже мой. Бедная девочка.

Ты нарушил правила. Девчонка за все заплатит.

Нарушить правила придумала я. Всю свою жизнь нарушала правила, никогда не осторожничала. Так ничему меня жизнь и не научила. А расплачивается теперь Эрин Сибрайт.

Надо было вести себя иначе! Если б я не была так бесцеремонна с Брюсом Сибрайтом, если б не настояла на привлечении к делу полиции…

Если бы я была не я. Если бы Молли обратилась к кому-нибудь другому.

– Эстес, не казните себя, – негромко сказал Лэндри.

Я усмехнулась.

– Я мало что умею делать так же хорошо.

– Ничего подобного, – пробормотал он.

Он стоял слишком близко ко мне. Наши тени перекрещивались на пороге, в пятне падающего из входной двери света. Будь я другой, наверное, в этот момент прижалась бы к нему. Но я даже не могла вспомнить, когда в последний раз показывала кому-либо свою незащищенность. Да и не знала, как это делается. И Лэндри я не доверяла, ждала подвоха.

– Не все зависит от вас, – услышала я. – Иногда просто получается так, как получается.

Те же самые слова я говорила ему сутки назад.

– Любое мое слово может быть и будет обращено против меня?

– Лишь бы помогло.

– А вам помогло?

Он покачал головой.

– Нет. Но слышать было приятно.

– Спасибо.

– На здоровье.

Мы обменялись слишком долгим взглядом, потом Лэндри почесал в затылке и посмотрел мимо меня, в глубь дома.

– Виски не угостите? Денек был тот еще.

– Конечно.

Он подошел к бару, плеснул в стакан на два пальца виски розлива моего года рождения и пригубил. Я наблюдала за ним, сидя на подлокотнике кресла.

– Где был Джейд во время передачи денег?

– Встречался с родителями Джилл Морон в Уэст-Палм. Они сегодня днем прилетели из Батрэка, штат Вирджиния, и потребовали, чтобы он лично увиделся с ними.

– А Ван Зандт?

Лэндри покачал головой, сжал зубы.

– Кстати, привет вам от вашего друга из ФБР.

– От Армеджана? Он мне не друг. Может, вам? А где вы его видели?

– Вдруг свалился нам на голову, «чтобы помочь советом». Его люди следят за Ван Зандтом.

– За машиной у крыльца они следят. А Ван Зандт сегодня утром приезжал ко мне на «Шевроле».

Лэндри пронзительно взглянул на меня.

– Что он здесь делал?

– Думаю, решил меня припугнуть.

– Он знает, что вчера ночью у него дома были вы?

– Да. По-моему, да.

– Не нравится мне это.

– А уж мне-то…

Лэндри отхлебнул виски, помолчал.

– Гм… на передаче денег его не было. Это мы точно знаем.

– Это не значит, что он не имеет отношения к похищению. Да и Джейд, если уж на то пошло. Затем и оставили вместо себя таймер с магнитофоном, чтобы на время встречи обеспечить себе железное алиби. Откуда-то они знали, что вы там будете. И вовсе не собирались являться туда – с Эрин или без нее.

– Все равно нам надо было это провернуть.

– Конечно, – согласилась я. – Только я очень боюсь за Эрин. Они знают, что денег не получат. Чего тогда они добьются, сохраняя ей жизнь? Зачем она им?

– Для развлечений и игр с арапником, – буркнул Лэндри и, уставившись в пол, помотал головой. – Господи, видели бы вы, что он с нею выделывал! Если б он так же лупил лошадей, его давно посадили бы за жестокое обращение с животными.

– Джейд? – уточнила я. – Вы, очевидно, знаете о нем что-то такое, чего не знаю я, но я всерьез сомневаюсь, тот ли это человек.

– Вы ведь сами говорили, что все ниточки ведут к нему.

– В каком-то смысле да. Но в чем-то не сходится. С Треем Хьюзом он завязан исключительно по делу: тот берет его на работу в новую конюшню, покупает для него дорогих лошадей. Зачем бы ему рисковать всем этим и совершать такое бесчинство – похищать Эрин?

– Эрин что-то знала о том коне, которого он убил.

– Тогда почему просто не убрать ее? – спросила я. – Мы ведь в Южной Флориде. Ничего нет проще, чем избавиться от тела. Зачем эти никому не нужные навороты с похищением?

Лэндри пожал плечами:

– Потому что он псих. Думает, будто может все.

– Я согласилась бы с таким объяснением, если бы речь шла о Ван Зандте. Но Джейд, мне кажется, не станет рисковать всем ради самоутверждения. Да и связываться с таким распутником, как Ван Зандт, – тоже.

Лэндри сделал еще глоток виски. «Прикидывает, делиться со мною информацией или нет», – поняла я.

– Один звонок из вашего списка входящих на домашний телефон Сибрайта был сделан с мобильного телефона без абонентской платы. Мы установили, что он был продан в магазине «Радио Шека» в Ройял-Палм-Бич. По фотографии продавцы не опознали Джейда, но один из них припоминает, что говорил по телефону с человеком по имени Джейд. Тот расспрашивал его про модели телефонов и попросил отложить для него один.

– Глупость какая! Зачем ему называться настоящим именем? – усомнилась я.

Лэндри опять пожал плечами.

– Может, решил, что одноразовую трубку не вычислят, а потому неважно, с кем он говорит.

Я встала и прошлась по комнате, качая головой.

– Если бы Дон Джейд был идиотом, он в жизни не добился бы того, что имеет. Нет, тут что-то не так. Не сходится.

Лэндри нахмурился.

– Это одна из наших версий, и оставлять ее без внимания я не намерен. Вы не хуже меня знаете: преступники иногда прокалываются. Теряют бдительность. Совершают ошибки.

– Ага. Только, может, кто-то совершил эту «ошибку» за него?

– Вы думаете, кто-то пытается его подставить?

– По-моему, похоже на то. Джейд в этом деле теряет больше, чем выигрывает.

– Но он уже так поступал – гибель лошади, обман страховой компании…

– Тогда было другое дело…

– Горбатого могила исправит.

– Слушайте, – сказала я, – защищать его я не собираюсь. Просто думаю, что, кроме Дона Джейда, в этом бункере полно гнилых яблок. Что, интересно, вам сказал Майкл Берн о своем местонахождении в ночь убийства Джилл Морон?

– Был в «Игроках», где назначил встречу с клиентом, но клиент не появлялся. Берн вышел в общий зал позвонить ему и стал свидетелем скандала между Джейдом и девушкой.

– А потом?

– Вернулся домой и провел остаток вечера с женой.

– Ах, да! – я закатила глаза. – Миссис Алиби!

– Что-что? – раздраженно переспросил Лэндри. – По-вашему, Берн все это выдумал? Зачем?

– Этого я не говорила. Знаю только, что Майкл Берн ненавидит Джейда люто, он жаждет крови, причем буквально. Берн многое потерял, когда Трей Хьюз от него отказался. Он – сама злоба. Вполне мог убить того коня. Возможно, он думает, что, убрав с дороги Джейда, снова заполучит Хьюза. А если даже и нет, доставит себе удовольствие, сломав Джейду жизнь.

– А Ван Зандт каким образом связан с Берном? Вы ведь все еще верите, что Джилл убил он, верно?

– Да, но, может, он и не связан с Берном. Вероятно, Джилл он убил, но иных мотивов, кроме секса, у него не было, – ответила я. – А может, они с Берном партнеры. Или с Пэрис Монтгомери – она, кстати, спит с Треем Хьюзом. Но в его партнерство с Доном Джейдом я не верю. И потом, есть еще Трей Хьюз. Весь этот кошмар разворачивается вокруг него.

– Господи, ну и бардак! – пробормотал Лэндри. Он уже допил виски и поставил пустой стакан на кофейный столик. – На вашем месте я ни о чем таком не заикался бы при лейтенанте Дугане.

– А зачем мне?

У Лэндри запищал пейджер. Он взглянул на дисплей, потом на меня.

– Потому что он вызывает вас к себе. Немедленно.

Когда мы входили, Лэндри придержал передо мной дверь. Мне не хватило воспитания поблагодарить его – все мои мысли были о предстоящей беседе. Нужно было войти с готовой стратегией, не то Дуган с Армеджаном выставят меня из расследования под зад коленом.

Они ждали в кабинете лейтенанта: Дуган, Армеджан, Вайс. Когда я вошла, Вайс поднял на меня взгляд – профессионально-безразличный, с громоздящимися за этим безразличием эверестами гнева. Я проигнорировала его и сразу направилась к Дугану – посмотрела прямо в глаза и протянула руку.

– Здравствуйте, лейтенант. Я – Елена Эстес. Хотела бы сказать, что рада, но, уверена, радоваться нечему. – Я обернулась к Армеджану. – Уэйн, спасибо за информацию по Ван Зандту. Конечно, вся правда была бы полезнее, но какого черта? Все равно Джилл Морон никто не любил.

Круглая физиономия Армеджана побагровела.

– Я не могу выдавать полную информацию гражданскому лицу!

– Разумеется. Понимаю. Потому-то вы и позвонили напрямую лейтенанту Дугану, да? Чтобы он на всякий случай приставил кого-нибудь к подозреваемому?

– У нас не было оснований полагать, что Ван Зандт представлял для кого-либо непосредственную опасность, – начал оправдываться Армеджан. – Меня не поставили в известность о похищении этой Сибрайт…

– Уверена, для родных Джилл Морон это большое утешение.

– Ваша забота о родных весьма трогательна, мисс Эстес, – вмешался Дуган. – И просто удивительна, принимая во внимание, как вы обошлись с Сибрайтами.

– С должным уважением.

– Не в отношении Брюса Сибрайта.

– Он не заслуживает никакого, как вы, вероятно, уже поняли сами. Честно говоря, у меня нет уверенности, что он не замешан в похищении.

– Мисс Эстес, ваши домыслы меня не интересуют, – отрезал Дуган.

– Тогда почему я здесь?

– Сибрайты собираются подавать на вас в суд. Похоже, вы ввели их в заблуждение.

– Неправда.

– Вы не частный детектив, – продолжал Дуган.

– Я никогда никому так не представлялась. Сибрайты сделали ошибочный вывод.

– Не заговаривайте мне зубы. Если хотите играть в словесные игры, идите в адвокаты.

– Спасибо за ценный совет.

– Жаль, что она не приняла его к сведению до того, как подставила одного из наших под пулю, – процедил за моей спиной Вайс.

Я не сводила глаз с Дугана.

– Я занялась этим делом, пытаясь помочь девчушке, убежденной, что ее сестра попала в беду. Когда никто – включая присутствующих – ей не поверил. Это моя единственная цель, лейтенант. Если она почему-либо напугала Брюса Сибрайта, вы, вероятно, захотите детально разобраться, почему.

– Мы взяли это под контроль, – сказал Дуган. – А вас я попрошу выйти из игры. Немедленно.

Я окинула взглядом комнату.

– Постойте, я что-то прослушала? Меня разве снова взяли сюда на работу? Потому что, если нет, то, по моему глубокому убеждению, вы не имеете права диктовать мне, что делать, куда идти, с кем разговаривать. Я – частное лицо.

– Вы мешаете официальному расследованию.

– Если б не я, никакого расследования не было бы.

– Я не могу позволить, чтобы частное лицо вламывалось в чужие квартиры, подбрасывало улики…

– Проникновение в чужую квартиру – преступление, – перебила я. – Если у вас есть доказательства, что я совершила преступление, меня следует арестовать.

– Только прикажите, лейтенант, – встрял Вайс. – Почту за честь.

– Елена, Ван Зандтом теперь занимаемся мы, – мягко сказал Армеджан. – Полиция и ФБР.

Мне вдруг стало скучно.

– Угу. Классно занимаетесь. Сегодня утром он пришел ко мне домой и угрожал мне. Где вы были в это время, Уэйн? И еще знаете что? Спорю на сто долларов: вам неизвестно, где он сейчас. Или я ошибаюсь?

Он не ответил, но выражение его лица было достаточно красноречивым.

– Мисс Эстес, Сибрайты требуют, чтобы их оградили от вас, – сообщил Дуган. – Если вы окажетесь рядом с ними, с их домом либо с местом работы мистера Сибрайта, мы будем вынуждены вас задержать.

Я пожала плечами.

– Чтобы сообщить об этом, вы могли бы послать ко мне своего помощника. Лейтенант, если только вы не хотите действительно поговорить со мною о деле, то отнимаете у меня время.

Дуган поднял бровь.

– У вас какие-то срочные дела?

Я достала мобильный из кармана куртки, нашла нужный номер, нажала клавишу вызова и, не сводя глаз с лейтенанта, дождалась ответа.

– Ван Зандт? Это Элль. Извините, что утром сбежала от вас. Особенно после того, как вы потратили столько времени, чтобы поорать на меня и внушить, что я на велосипеде-то не умею держаться, не то что на лошади.

На другом конце провода молчали. Только что-то шумело – видимо, он ехал в машине. Я решила продолжать разговор, даже если Ван Зандт отсоединится. Чтобы Дуган понял, что я не его собственность, но в то же время могу быть полезна, нравится ему это или нет.

– Вы считаете, я слишком на вас давил? – спросил Ван Зандт.

– Вовсе нет. Я люблю, когда мужчина груб, – многозначительно усмехнулась я.

Снова молчание, потом смешок.

– Элль, я таких, как вы, не встречал.

– Это хорошо или плохо?

– Думаю, это еще надо посмотреть. Я удивлен, что вы мне звоните.

– Лечу, как мотылек на пламя! – снова улыбнулась я. – З., вы занимаете мои мысли. Мы с Шоном сегодня идем в «Игроки» поужинать и пропустить рюмочку-другую. Вы свободны?

– Сейчас нет.

– А потом? – поинтересовалась я.

– Не думаю, что мне стоит вам доверять, Элль.

– Отчего же? У меня ведь никакой власти нет. Я – отрезанный ломоть.

– Дело в том, что вы мне не доверяете, – сказал он. – Вы думаете про меня плохое, а это очень обидно.

– Так убедите меня в том, что вы хороший. Никогда не поздно стать друзьями. И потом, это всего лишь вечер в баре. Возьмите с собой вашу подругу Лоринду. Может, за десертом продадите ей лошадь Шона. Ну, до встречи. Чао.

Я нажала отбой и убрала трубку обратно в карман.

– Да, – сказала я Дугану, – у меня есть срочное дело. Кажется, у меня свидание с Томасом Ван Зандтом. – Я обернулась к Уэйну Армеджану. – Не снять ли вам наблюдение с мертвой точки на стоянке?

Ответа я ждать не стала, небрежно проронила: «Приятно было поболтать, ребята» – и вышла, помахав рукой на прощание.

Голова кружилась. Я чувствовала себя так, будто подошла к великану и плюнула ему в глаз. Одним махом умудрилась расплеваться с начальником отдела убийств и грабежей – и специальным агентом ФБР, начальством регионального уровня!

А впрочем, какого черта?! Это они меня исключили, а не наоборот. Я бы с радостью рассказала им все, что знаю, но они во мне не нуждаются. Ради бога! Я только предупредила, что помыкать мною нельзя. Я знаю свои права, знаю законы. И не сомневаюсь в своей правоте: никакого расследования не было бы, если бы я не притянула к делу Лэндри и не позвонила Армеджану в поисках информации. И теперь я никому не позволю погладить меня по головке и отослать за линию заграждения.

Я расхаживала вперед-назад по тротуару, вдыхая душный, теплый ночной воздух. Верно ли я сыграла, будет ли это что-нибудь значить или уже поздно?

– Красивый костюм, Эстес, – заметил Лэндри, подходя ко мне с сигаретой в одной руке и зажигалкой – в другой.

– Ага, удивительно, что штаны не падают.

– Как думаете, Ван Зандт придет в «Игроки»? – спросил он, закуривая.

– Думаю, придет. Ему слишком нравится эта игра. И непосредственной опасности он для себя не видит. Знает, что у вас на него ничего нет, иначе он уже сидел бы в тюрьме. Думаю, он объявится, чтобы ткнуть в это носом вас – и меня.

Я машинально взяла у него сигарету, затянулась. Лэндри невозмутимо наблюдал за мной.

– Вы курите? – спросил он.

– Нет, – выдохнув дым, ответила я. – Давно бросила.

– Я тоже.

– Пачка в столе про черный день?

Он забрал у меня сигарету.

– Пачка лучше, чем бутылка. Не могу позволить, чтобы из-за этого меня уволили. Пока.

– У Вайса явно в заднице шило.

– Он маленького роста, – вместо объяснения проронил Лэндри.

– Я понимаю, что меня здесь не ждут, – продолжала я. – Но расследование все-таки начала я и еще могу вам пригодиться.

– Да, знаю. Прямо так вы моему начальнику все это и швырнули в морду.

На его лице появилась тень улыбки. И я вдруг почувствовала, что для меня его одобрение значит слишком много.

– Церемонии отнимают слишком много времени, – сказала я, пожав плечами. – А нам некогда расшаркиваться.

Я снова взяла у него сигарету и докурила в одну затяжку, коснувшись губами там, где только что касался он. Не позволяя себе думать, будто в этом есть нечто эротичное, хотя, конечно же, было, и Лэндри тоже это понимал. Наши взгляды скрестились и замерли, между нами пробежал какой-то ток.

– Мне пора, – сказала я, делая шаг к стоянке.

Лэндри не тронулся с места.

– А что, если Дуган снова вызовет вас к себе?

– Он знает, куда я еду. Может приехать и угостить меня чем-нибудь.

Лэндри изумленно покачал головой:

– Ну, вы даете, Эстес!

– Просто пытаюсь выжить.

Выезжая со стоянки, я заметила в свете фар стоящего на пороге Вайса. Паршивец мелкий! Наверняка устроит Лэндри какую-нибудь пакость за то, что тот поделился со мною сигаретой. Но это дело Лэндри, а мне своих проблем хватает. У меня свидание с убийцей.

 

38

Женщины! Тупые, неблагодарные твари. Почти всю жизнь Ван Зандт увивался за ними, ухаживал, говорил комплименты (всем, независимо от внешности), возил смотреть на лошадей, помогал советами. Им нужно было, чтобы кто-то говорил им, что делать, что думать, что покупать. А где благодарность? Никакой благодарности! Почти все – дуры и эгоистки без капли мозгов. Они заслуживают, чтобы их обманывали. Сами виноваты во всем, что с ними происходит.

Он подумал об Элль. Он по-прежнему думал о ней как об Элль, хоть и знал уже, что имя фальшивое. Она не такая, как все женщины. Умная, скрытная, смелая. У нее жесткая мужская логика при чисто женском лукавстве и притягательности. Это возбуждает, волнует. Игра стоит свеч.

И она права: повредить ему не в ее власти. Против него нет улик, следовательно, он невиновен.

Ван Зандт улыбнулся этой мысли, чувствуя себя умным, счастливым и сильным.

Взяв мобильный, он позвонил Лоринде и долго слушал гудки в трубке. Настроение слегка упало. Где носит эту идиотку? Шляется где-нибудь со своим гнусным псом. С этой мерзкой, блохастой скотиной.

Включился автоответчик. Ван Зандт надиктовал краткое сообщение, назначив Лоринде встречу в «Игроках».

Вконец разозлившись, он нажал отбой и швырнул трубку на пассажирское сиденье дешевенькой дерьмовой тачки, которую предоставила ему Лоринда. Терпеть, чтобы легавые весь день наступали ему на пятки, он не пожелал. Наплел Лоринде, что следят за ним без всякой причины. Он – невинная жертва полицейского произвола. Лоринда, разумеется, поверила, хоть и видела испачканную кровью рубашку. Он и тут что-то сочинил, и она опять поверила.

Дура несчастная! Почему нельзя было взять напрокат машину получше? У Лоринды есть деньги, доставшиеся ей по наследству от родных в Вирджинии. Он это точно знал, потому что провел независимое расследование. Но она все тратит на приюты для брошенных собак и загнанных лошадей, вместо того чтобы баловать себя. Живет, как цыганка, на ферме своей покойной бабки; причем большой господский дом сдает, а сама – со сворой собак и кошками – ютится в ветхом дощатом флигельке, где никогда не убирает.

Сколько раз он говорил ей, что надо сделать подтяжку лица, подкачать грудь, привести себя в порядок, не то она так и не найдет богатого мужа. А она смеется и спрашивает, зачем еще ей муж, если Томас и так лучше всех блюдет ее интересы.

Безмозглая курица.

Женщины! Кошмар его жизни!

Ван Зандт свернул на Южный бульвар, думая о женщине, с которой предстояло встретиться перед тем, как поехать на свидание с Элль. Она решила, что может его шантажировать. Сказала, что знает все об убитой девушке, хотя, разумеется, ничего она не знает. Однако она уже попортила ему крови, наговорив про него гадостей американцам. Злобная, мстительная сучка! Русские, они все такие. Самый дрянной народ.

Ван Зандт давно уже решил, что Ирина должна погибнуть, и смерть ее будет, конечно, на совести Саши Кулак. С той, первой русской начались все его несчастья. Он взял ее в дело, приютил, дал работу, возможность учиться у него и перенимать его огромный опыт – в конюшне и в постели. Она должна была его боготворить. Из кожи вон лезть, чтобы ублажить и обслужить. Да хоть спасибо сказать! А вместо этого она его обокрала и оклеветала. Ему стоило невероятных усилий связаться со всеми клиентами, с которыми она была знакома, чтобы предупредить: девушке верить нельзя, она воровка и, вероятно, наркоманка.

А теперь придется разбираться с ее подругой, этой русской, что работает у Авадона. Авадону следовало немедленно вышвырнуть ее после того, как она в его же конюшне покушалась на жизнь гостя, пришедшего в дом. Невероятно, на что способны американцы со своей толерантностью и политкорректностью!

Лично он по горло сыт Флоридой. И готов вернуться в Бельгию. Уже и вылет заказан – грузовой самолет до Брюсселя, с лошадьми. Сопровождающим за билет платить не надо. Еще один день он поболтается здесь, показывая всем, что ему нечего прятать, незачем бояться полиции, а потом улетит в Европу. В конце концов, всегда можно вернуться, когда люди найдут о чем сплетничать, кроме его особы.

Заметив знак, Ван Зандт сбавил скорость. Он предлагал встретиться на задах ипподрома, но Ирина отказалась и настояла на более людном месте и выбрала его сама. «У Магды», паршивенький бар в рабочем районе Уэст-Палм-Бич. Давно не крашенная, изъеденная термитами фанерная халупа, которая даже в темноте выглядела неряшливо и жалко.

Ван Зандт свернул к бару и объехал кругом, ища стоянку.

Сейчас он найдет в баре Ирину, купит ей выпить, а когда она отвернется, всыпет в бокал порошок. Очень просто. Потом поговорит, попытается убедить, что насчет Саши она все неправильно поняла. Тем временем начнет действовать наркотик. В нужный момент, когда она не сможет сопротивляться, выведет ее подышать.

Вид у нее будет, как у пьяной, так что никто не обратит на них внимания. Он посадит ее в машину и увезет туда, где можно спокойно осуществить задуманное и сразу избавиться от тела.

Машину он поставил грамотно: чуть поодаль, у цепного заграждения, отделявшего территорию вокруг бара от двора авторемонтной мастерской. Отличное место. Не на виду. Быстро и аккуратно решить вопрос – и в «Игроки», ужинать с Еленой Эстес.

Я поехала в «Игроки» одна. Если Ван Зандт заявится с Лориндой Карлтон, извинюсь за Шона, но втягивать его в эту историю глубже, чем втянула уже, не стану.

В клубе было людно. Победители соревнований праздновали свой успех, проигравшие заливали горе. По понедельникам почти все конюшни закрыты, так что есть время восстановиться после бурных выходных. И нет никаких причин рано ложиться спать в воскресенье. Дамы демонстрировали последние достижения моды и пластической хирургии. Загорелые игроки в поло из Южной Африки волочились за каждой заслуживающей финансового интереса юбкой. Местные знаменитости наслаждались длинными выходными. Благосклонно взирал на происходящее принц из Саудовской Аравии.

Я нашла маленький столик в углу, с видом на зал, устроилась спиной к стене, заказала тоник с лаймом и отшила экс-чемпиона по бейсболу, который хотел знать, не знакомы ли мы.

– Нет, – сказала я, удивленная тем, что он положил на меня глаз, – да вы и не захотите знакомиться.

– Почему?

– Потому что от меня одни неприятности.

Он плюхнулся на второй стул, подался ко мне через столик – и тут я его узнала. Эта улыбка была всем хорошо знакома по рекламе дешевых междугородних звонков и цветного нижнего белья.

– Зря вы это сказали. Теперь я заинтригован.

– А у меня встреча.

– Счастливчик! Что у него есть такого, чего нет у меня?

– Не знаю, – криво улыбнулась я. – В нижнем белье я еще его не видела.

Он развел руками, ухмыльнулся.

– У меня секретов нет.

– Стыда у вас нет.

– Это верно. Зато девушки все мои.

Я покачала головой.

– Не в этот раз, чемпион.

– Элль, этот тип вас замучил?

Я подняла голову и увидела рядом с собой Дона Джейда с бокалом мартини.

– Нет, пожалуй, это я его замучила.

– Ну уж! – возразил мистер Бейсбол, шевельнув бровями. – Вы ведь не этого человека ждете?

– Вообще-то, именно этого.

– Даже после того, как видели меня в нижнем белье?

– Я больше люблю сюрпризы. Что еще сказать?

– Скажите, что скоро его бросите, – поднимаясь из-за столика, улыбнулся он. – Я буду там, у дальнего конца стойки.

Я проводила его взглядом, сама удивляясь, как приятно оказалось флиртовать.

– Умерьте ваши восторги, – садясь на освободившееся место, заметил Джейд. – У него, как говорят в Техасе, под шляпой пусто.

– А вы откуда знаете?

Он посмотрел на меня абсолютно трезвым, невзирая на бокал в руке, взглядом.

– Вы бы удивились, сколько я всего знаю, Элль.

Я потягивала тоник, гадая, знает ли он обо мне. Рассказал ли ему Ван Зандт или Трей, или его специально оставили в неведении.

– Едва ли я удивлюсь. Уверена, мимо вас мало что проходит незамеченным.

– Вы правы.

– Потому-то вчера вы так задержались в полиции? – спросила я. – Вам было что им рассказать?

– Наоборот. Боюсь, об убийстве Джилл мне ничего не известно. А вам?

– Мне? Абсолютно ничего. Может, нам еще кого-нибудь спросить? Скоро придет Ван Зандт. Может, задать вопрос ему? У меня чувство, что он может порассказать такое, от чего у нас волосы встанут дыбом.

– Вы, Элль, любого разговорите без труда.

– Разговоры – пустяк. Гораздо труднее заставить сказать правду.

– А вы именно этого ищете? Правды?

– Знаете, как говорят – «правда тебя освободит».

Джейд пригубил мартини, глядя мимо меня, в пустоту.

– Это смотря кто ты есть, не так ли?

Девушка ждала под фонарем у служебного входа. Волосы львиной гривой стояли вокруг ее головы. Черные лосины, плотно облегающие длинные ноги, джинсовая куртка, рот в темной помаде. Дымящаяся сигарета в руке.

Кажется, она, но черт ее знает… Этих девиц не запомнишь: как только они выходят из конюшни, меняются до неузнаваемости.

Ван Зандт вылез из машины, раздумывая, не проще ли сразу увести ее от бара, затолкнуть в машину… Нет, слишком велик риск, что кто-нибудь случайно выйдет и увидит. Не успел он додумать, как дверь открылась, в пятно света вышел высокий плотный мужчина и встал там, расставив ноги и скрестив руки на груди. Девица взглянула на него, обворожительно улыбнулась и сказала что-то по-русски.

Ван Зандту стало не по себе. Он замедлил шаг. У русского было что-то в руках. Вдруг пистолет?

За спиной хлопнула автомобильная дверца, по растрескавшемуся бетону двора захрустели шаги.

Какая ужасная ошибка! Девушка уже совсем рядом, так близко, что видно, как она смотрит на него с недоброй улыбкой. Ван Зандт сделал попытку повернуть обратно к машине, но ему загородили дорогу трое мужчин – два здоровенных, как тяжеловозы, по бокам, и один помельче, в хорошем черном костюме, посредине.

– Вы уже думаете, что не следовало приезжать, мистер Ван Зандт? – спросил невысокий.

Ван Зандт посмотрел на него сверху вниз.

– Мы знакомы?

– Нет, – ответил тот, а товарищи его между тем шагнули к Ван Зандту и взяли его под руки. – Но, вероятно, вам знакомо мое имя. Кулак. Алексей Кулак.

– Элль, вы верите в карму? – спросил Джейд.

– О господи, нет, конечно.

Джейд все еще тянул свой мартини. Я взяла уже второй тоник с лаймом. Двое брошенных. Мы сидели уже пятнадцать минут, а Ван Зандт и не думал появляться.

– Зачем бы мне в нее верить? – спросила я. – Не хочется думать, что за все грехи нас ожидает расплата.

– А что вы сделали в жизни такого, за что должны платить?

– Однажды убила человека, – хладнокровно призналась я, просто чтобы посмотреть, какое у него будет лицо.

Пожалуй, впервые за последние десять лет Джейд удивился.

– Вы убили человека? – пытаясь скрыть изумление, переспросил он. – Умышленно?

– Нет. Несчастный случай – если вы верите в несчастные случаи. А вы сами? Вы не боитесь, что прошлые дела на вас обрушатся? Или надеетесь, что отвечать выпадет другим?

Он внимательно посмотрел на меня.

– Я скажу вам, Элль, во что я верю. Я верю в себя, верю в настоящий момент, верю в тщательно составленный план.

Дон Джейд допил мартини, и как раз в этот момент в зал вошла Сьюзен Этвуд. Я хотела еще спросить, планировал ли он «для себя», чтобы Джилл Морон убили, а Эрин Сибрайт похитили, но Джейд уже потерял ко мне интерес.

– Моя гостья уже здесь, – сказал он, поднимаясь. – Спасибо за беседу, Элль. Вы фантастическая женщина.

– Удачной кармы, – ответила я.

– И вам.

Провожая его взглядом, я раздумывала, с чего это Джейд вдруг ударился в философию. Если он ни в чем не виноват, то думает ли, что эта внезапная полоса неудач – расплата за какие-то прошлые ненаказанные грехи? Или он думает то же, что и я, – что нет в жизни ни невезения, ни случайностей, ни совпадений? И если ему кажется, что кто-то затягивает на его шее петлю, то кто это орудие рока?

Краем глаза я заметила, что бейсболист опять примеривается к месту, которое освободил Джейд. Настроения флиртовать у меня больше не было; я встала и вышла. Я ждала только Ван Зандта – с единственной целью лишний раз ткнуть Дугана и Армеджана носом в то, что я объективно полезна следствию.

А он должен прийти! Я верила, что он не упустит возможности посидеть в людном месте, самодовольно беседуя с человеком, убежденным в том, что он убийца, но неспособным что-либо ему сделать. Слишком дурманит ощущение такой власти, чтобы отказать себе в этом удовольствии.

Интересно, что за дело у него нынче вечером, связано оно с похищением или нет? И он ли тот неизвестный в черном, который, по словам Лэндри, жестоко избивал Эрин плетью? Подонок, мразь! Нетрудно представить, как он кайфует от таких вещей. Власть и контроль – его игра.

Стоя на крыльце «Игроков», я воображала, как Ван Зандт сидит в тюрьме, мучаясь собственным бессилием, каждую минуту вынужденный жить по чужой указке.

Карма. Может, я и хотела бы в нее верить.

Побои – не самое плохое. Гораздо хуже понимать, что с окончанием побоев кончится жизнь. Или, быть может, еще хуже – знать, что над обстоятельствами ты не властен. Вся власть у Алексея Кулака, двоюродного брата той русской сучки, что сломала ему жизнь.

Пока русские блокировали служебный вход, никого не выпуская из помещения, Кулак собственноручно заклеил Ван Зандту рот широкой полосой клейкой ленты и ею же замотал ему руки за спиной. Затем его погрузили на заднее сиденье арендованного Лориндой Карлтон «Шевроле» и выехали через открытые ворота на территорию авторемонтной мастерской за баром. Там они поставили машину в захламленный, грязный гараж, а его выволокли из салона.

Разумеется, он попытался бежать. Неуклюже, с руками за спиной, на ватных от ужаса ногах. Он бежал, а к выходу не приближался ни на пядь. Головорезы грубо схватили его и повалили на расстеленный на бетонном полу черный брезент. На нем аккуратно, как хирургический инструментарий, были разложены по краю молотки, клещи и монтировка. У Ван Зандта в глазах вскипели слезы, а по ноге побежала мокрая теплая струйка.

– Перебейте ему ноги, – хладнокровно распорядился Кулак. – Чтобы он не мог бежать, как последний трус.

Тот громила, что покрупнее, придавил его к полу, а второй взял кувалду. Ван Зандт лягался и брыкался. Русский размахнулся, но промазал, громко выругавшись, когда молоток ударил в пол. Второй удар пришелся в цель, по внутреннему краю коленной чашечки, и раздробил кость, как яичную скорлупу.

Вопли Ван Зандта заглушала клейкая лента. Боль взорвалась в мозгу, как добела раскаленная новая звезда, смерчем промчалась по телу. Третий удар вдребезги разбил коленный сустав второй ноги, а головка молотка вонзилась в нежную соединительную ткань под ним. Кто-то содрал с его губ клейкую ленту, и он повалился на бок, воя, как раненый зверь.

– Растлитель девушек, – сказал Кулак. – Убийца. Насильник. Американское правосудие для тебя слишком мягко. Это великая страна, но слишком добрая. Американцы говорят убийцам «спасибо» и «пожалуйста», позволяют им разгуливать на свободе, если преступление недоказуемо по закону. Из-за тебя погибла Саша. Теперь ты убил девушку, а полиция не может даже запереть тебя в тюрьму.

Ван Зандт замотал головой, всхлипывая и задыхаясь.

– Нет. Нет. Нет. Это не я… это случайность… я не виноват…

Боль пульсировала пронзительными, раскаленными вспышками, слова рвались с губ неразборчивыми сгустками звуков.

– Лжешь, мразь! – отрезал Кулак. – Я знаю про окровавленную рубаху. Ты пытался изнасиловать ту девушку, как изнасиловал Сашу.

Он добавил еще какое-то русское ругательство, кивнул своим разбойникам, и они взяли в руки тонкие железные прутья. Кулак отошел в сторону и стал хладнокровно смотреть, как они избивают Ван Зандта. Били по очереди, методично. Время от времени Кулак отдавал распоряжения – по-английски, чтобы Ван Зандт тоже понимал.

Бить по голове запрещалось. Кулак хотел, чтоб он был в сознании, все слышал, чувствовал боль. Убивать его тоже пока не собирались: он не заслужил легкой смерти.

Ван Зандт пробовал умолять, объяснять, оправдываться. Он не виноват, что Саша покончила с собой. Он не виноват, что Джилл Морон задохнулась. Он никогда не прибегал к насилию с женщинами…

Кулак шагнул на брезент и пнул его ногой в лицо. Ван Зандт подавился собственной кровью, закашлялся, заерзал.

– Меня тошнит от твоих оправданий, – сказал Кулак. – В твоем мире, очевидно, никто не отвечает ни за один свой поступок. А в моем – мужчина платит за свои грехи.

Он докурил сигарету, ожидая, пока у Ван Зандта перестанет кровить рот, затем запечатал ему губы несколькими слоями клейкой ленты. Еще ему обмотали лентой перебитые ноги и в таком виде швырнули в багажник «Шевроле», арендованного Лориндой Карлтон.

Последнее, что он видел, – Алексей Кулак нагнулся и плюнул ему в лицо. Потом багажник закрыли. Перед глазами Томаса Ван Зандта все померкло, и началось жуткое ожидание.

 

39

Весь вечер на моих глазах толпы народа входили и выходили из клуба, но Томас Ван Зандт так и не показался. Я слышала, как какая-то женщина спросила о нем у бармена, и подумала, что это, наверное, и есть Лоринда Карлтон: хорошо за сорок, и вид как у Шер, только сильно потасканной. Если это она, значит, Ван Зандт позвонил ей и пригласил поужинать. Вот только самого Ван Зандта почему-то нет.

Около одиннадцати пришла Ирина с подружками. Золушки на прогулке – как раз вовремя, чтоб успеть потратить пять долларов на выпивку и пококетничать с игроками в поло, покуда кареты не превратились в тыквы и не пришла пора возвращаться в съемные комнатки или в каморки при конюшнях.

Ближе к полуночи мистер Бейсбол решил попытать счастья еще раз.

– Последнее приглашение к роману!

Победительная улыбка, поднятые брови…

– Что? – изобразила изумление я. – Вы здесь весь вечер, и ни одной прелестницы на шее?

– Я берег себя для вас.

– Я же вам все о себе сказала.

– И только разожгли мое любопытство. Я хотел бы узнать вас ближе.

– Ты хотел бы смыться поскорее, козел, – процедил Лэндри, подходя вплотную к нему и предъявляя жетон.

Мистер Бейсбол воззрился на меня.

Я пожала плечами:

– Говорила ведь, от меня одни неприятности.

– Она тебя живьем съест, парень, – улыбаясь, как акула, заметил Лэндри. – В плохом смысле слова.

Бейсболист с явным неудовольствием ретировался.

– Это что такое? – раздраженно бросил Лэндри, усаживаясь за столик.

– Девушке надо как-то развлекаться.

– Значит, Ван Зандта побоку?

– Я бы сказала, что это он меня бросил. И я сижу здесь, как дурочка. Дуган собак спустил?

– Пять минут назад. Он на вас поставил, а это уже что-то.

– Никогда не ставьте на темную лошадку, – посоветовала я. – В девяти случаях из десяти придется порвать билетик.

– Но в одном из десяти отыграете все, – парировал он.

– Дуган, по-моему, на игрока не похож.

– Какое вам дело до Дугана?

Мне не хотелось сознаваться, что для меня важно хоть отчасти вернуть авторитет, которого я лишилась, когда ушла из полиции. И что хочу утереть нос Армеджану. Было у меня неуютное чувство, что говорить ничего не нужно. Лэндри смотрел глубже, чем я сама позволила бы.

– Вы довольно дерзко Ван Зандта сюда пригласили, – напомнил Лэндри. – Возможно, вот и расплата. Что он сказал, когда вы спросили, свободен ли он?

– Сказал, что ему нужно закончить одно дельце. Наверно, выбросить куда-нибудь труп Эрин Сибрайт.

– Я видел Лоринду Карлтон, когда входил сюда.

– Она, очевидно, тоже чувствует себя брошенной? – спросила я. – Эта та, у которой перо за ухом и длинная грива, переброшенная через плечо, как у дорожной проститутки?

Он невольно улыбнулся:

– М-да… Лихо вы ее.

– Женщина, которой хватает глупости сходить с ума по Ван Зандту, моего уважения недостойна.

– Полностью с вами согласен, – кивнул Лэндри. – А у этой глупости в избытке. Спорю на сто долларов, она видела ту окровавленную рубаху; может, даже помогла Ван Зандту избавиться от нее, но по-прежнему считает его принцем.

– Вы ее допрашивали?

Лэндри фыркнул.

– Она заявила, что девять-один-один ни за что не стала бы набирать, если б дежурил я. По ее мнению, я злой. Сказать ей нечего. Но я не думаю, чтобы сюда она пришла ловить мужиков. По-моему, в ее представлении хороший вечер – это когда жгут благовония и читают вслух плохие стихи.

– Она спрашивала бармена, не видел ли тот Ван Зандта, – сказала я.

– Значит, пришла в расчете на то, что он тоже здесь. Видите? Не так уж вы и рисковали.

Бар уже закрывался, официанты ставили стулья на столы, убирали посуду. Я медленно встала, с трудом распрямив ноющую от приключений последних дней спину, и бросила на стол десятку для официантки.

Лэндри поднял бровь:

– Щедро вы.

Я пожала плечами:

– У нее собачья работа, а у меня есть некий капиталец.

Мы вышли на улицу вместе. Охранники уже ушли; автомобиль Лэндри стоял против моего на краю стоянки.

– Не знаю ни одного полицейского с капиталом, – сказал он.

– Не придавайте значения, Лэндри. И потом, раз уж вам так нравится мне об этом напоминать, я больше не полицейский.

– У вас просто нет жетона, – уточнил он.

– Я обольщаюсь или это действительно был завуалированный комплимент?

– Не придавайте значения, Эстес, – с легкой улыбкой ответил Лэндри.

– Хорошо, отреагирую как леди. Благодарю вас.

– Почему вы пошли работать в полицию? – спросил он. – Вы ведь могли стать кем угодно или вообще ничего не делать.

Я оглянулась по сторонам, будто раздумывая, как лучше ответить. Ночь выдалась душная, влажная, луна висела на небе, окруженная белым туманным ореолом. Воздух наполняли запахи листьев, земли и экзотических цветов.

– Последователь Фрейда зевнул бы и сказал, что мой выбор – явный бунт против отца.

– И был бы прав?

Я пожала плечами:

– Да, но только не так все просто. Пока я росла, мой отец на моих глазах гнул Фемиду во все стороны, как куклу Барби, и продавал ее тому, кто больше заплатит. Я решила, что кто-то должен поддержать вторую чашу весов, попытаться выровнять положение…

– Тогда почему вы не пошли в прокуроры?

– В этой работе слишком много формальностей. Слишком много политических игр. Может, вы еще не догадались, но дипломатия и подхалимаж к моим талантам не относятся. И потом, прокурорам не достается таких тонких удовольствий, как покушения на жизнь, отстрелы и избиения.

Он не засмеялся, но посмотрел на меня так, что я почувствовала себя голой.

– Эстес, вы та еще штучка, – пробормотал он.

– Ага, я такая.

Я имела в виду совсем не то, что он. За эту сумасшедшую неделю я вообще перестала понимать, какая я. Мне казалось, будто я вылупляюсь из кокона, не вполне осознавая, какие метаморфозы произошли со мною внутри.

Лэндри вдруг коснулся моего лица – слева, там, где чувствительность кожи почти отсутствовала. Почему-то мне казалось правильным, что он не может коснуться меня по-настоящему, что я не могу позволить себе ощущать его столь же остро, пронзительно, как было доступно мне когда-то в прошлом. Ко мне так давно уже никто не прикасался, что и не знаю, как иначе я могла бы это воспринять.

Я подняла голову, взглянула ему в глаза… Интересно, что читает он в моих? Что я чувствую себя беззащитной, и это мне не нравится? Что я чувствую желание, и оно лишает меня воли? Что я ему не доверяю, и все равно меня к нему влечет?..

Лэндри наклонился и накрыл мои губы своими. Я позволила ему поцеловать меня, даже ответила, хоть и с несвойственной мне робостью. Но дело-то в том, что ту Елену, которая в данную минуту стояла у машины, никто никогда не целовал. Все, что было со мною прежней, осталось так далеко, будто я читала об этом в книжке.

От него пахло кофе и немножко дымом. Губы были теплые и твердые. Жадные. Требовательные. Волнующие.

Любопытно, что чувствовал он? Счел ли меня холодной и безразличной, удивился ли, как двигаются (или не двигаются) мои губы?

Моя ладонь лежала на его груди, и прямо в нее билось сердце. А он слышит, как колотится мое?..

Он поднял голову, посмотрел на меня, и я поняла, что он ждет.

Но я не нарушила молчания, не пригласила его к себе, хотя отчасти мне, безусловно, этого хотелось. Я вдруг начала проявлять осторожность. Пусть я буду жалеть всю жизнь, но, хотя мне хватило смелости играть с убийцей и спорить с представителем ФБР, для того, чтобы пригласить домой понравившегося мужчину, я оказалась недостаточно смелой.

Уголки рта Лэндри чуть приподнялись, будто он прочел в моих глазах все, в чем я сама для себя не могла разобраться.

– Провожу-ка я вас до дома, – сказал он. – Чтобы убедиться, что Ван Зандт не поджидает у ворот.

Я отвела взгляд, кивнула:

– Спасибо.

Поднять глаза я боялась, чтобы случайно не попросить его остаться у меня на ночь. Сейчас мне было куда страшнее, чем утром, при мысли о том, что ради самозащиты, может, придется пырнуть человека ножницами.

До поместья Шона доехали без приключений. В большом доме было темно. Горела лишь лампочка в окне Ирининой комнаты над конюшней. Ван Зандт нигде в засаде не сидел.

Лэндри вошел в дом, огляделся. Затем, как полагается джентльмену, вернулся к двери и стал ждать, что я скажу.

Я засуетилась, обгрызла заусеницу и скрестила руки на груди.

– Я… ммм… Я попросила бы вас остаться, но со всем этим похищением…

– Понимаю, – не сводя с меня пристального, серьезного взгляда, кивнул он. – Как-нибудь в другой раз.

Я заперла за ним, выключила свет и пошла в спальню. Мне хотелось поскорее залезть под душ, чтобы смыть с волос запах сигаретного дыма. Вытершись, я долго стояла перед зеркалом и смотрела на себя – на тело, на лицо, – пытаясь решить, кем же я стала.

Впервые за два года я осознала себя женщиной. Я смотрела на себя – и видела живую женщину вместо призрака, маски, панциря ненависти к себе.

Я смотрела на шрамы на теле, где асфальт сорвал с меня кожу. Интересно, что было бы с Лэндри, если б я позволила ему увидеть все мои изъяны при хорошем освещении? Ужас как неприятно чувствовать себя беззащитной перед ним… Хотелось только верить, что, увидев меня без одежды, он не будет шокирован, не скажет ни слова.

Самой странно, как я могу даже допускать такие мысли. Это удивляет. Бодрит. Обнадеживает.

Надеяться? Вот уж чего не хочу! Не хочу, но надо – надо ради Эрин, ради Молли… ради себя самой.

«А вдруг, – подумала я, – ну вдруг я уже достаточно наказана и продолжать казнить себя отныне бессмысленно? Вдруг это просто саморазрушение из жалости к себе? Я не во всем права, но ради Эрин Сибрайт я сделала что могла, и это мне зачтется».

Я вернулась в спальню, достала из ящика прикроватной тумбочки флакон с болеутоляющими таблетками. Испытывая смешанное со страхом возбуждение, отнесла их в ванную, высыпала на столик. Сосчитала все до одной, как делала почти каждый вечер в эти два года. А потом аккуратно собрала их в ладонь, выбросила в унитаз и спустила воду.

 

Акт третий

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Поздняя ночь, автостоянка у торгового центра.

Стоянка почти пуста. Только две-три машины у круглосуточного супермаркета. В остальных павильонах свет не горит.

Девушка бежит к магазину. Ноги у нее подгибаются от усталости. Она плачет. Волосы спутаны. Лицо в синяках. Руки исполосованы красными рубцами.

Она видит два стоящих рядом полицейских автомобиля и поворачивает к ним. Пытается звать на помощь, но в горле у нее пересохло, и оттуда не вылетает ни звука.

В нескольких шагах от машины она спотыкается и падает на четвереньки.

Девушка: Помогите. Пожалуйста, помогите.

Она знает, что в кабине не слышно ее шепота. Она всего в паре метров от машины, но подняться на ноги уже нет сил. Она лежит на асфальте и всхлипывает. Водитель замечает ее и вылезает из машины.

Водитель: Мисс! Мисс! Что с вами?

Девушка смотрит на него и плачет от счастья.

Полицейский садится на корточки рядом с нею. Зовет напарника.

Водитель: Ригер! Звони в «Скорую»! Мисс, вы можете говорить? Вы в состоянии сказать, как вас зовут?

Девушка: Эрин. Эрин Сибрайт.

Затемнение.

 

40

– В каком она состоянии? – спросил Лэндри, входя в отделение неотложной помощи больницы Палмс-Уэст. Полицейский, доставивший Эрин Сибрайт, еле поспевал за ним.

– Сильно избита, но в сознании и может говорить.

– Изнасилована?

– Доктор сейчас проводит освидетельствование.

– Где вы ее нашли?

– Мы с Ригером были на стоянке у «Пабликс». Вообще не понимаю, откуда она выскочила. Как с неба упала.

– Как туда попала, не говорит?

– Нет. В истерике была, плакала и вообще…

– Поблизости кого-нибудь видели? Другие автомобили?

– Нет. Там сейчас прочесывают территорию вокруг на двух машинах.

Лэндри постучал в дверь смотровой, предъявил высунувшейся медсестре полицейский значок.

– Мы почти уже закончили, – сказала она.

– И что? Есть что-нибудь?

– Я бы сказала, картина смазанная.

Лэндри кивнул, отошел от двери, достал из кармана мобильный. Дуган отправился к Сибрайтам, чтобы лично известить их. Вайс пока не объявлялся.

Он набрал номер Елены и стал считать гудки. Только не представлять ее в постели. Вкус ее губ все еще держался в памяти.

– Алло? – Голос скорее настороженный, чем усталый.

– Эстес? Это Лэндри. Не спите?

– Нет.

– Эрин Сибрайт в неотложке в Палмс-Уэст. То ли похитители ее отпустили, то ли сама сбежала. Еще не знаю.

– О господи! Вы ее видели? Говорили с ней?

– Нет. Ее осматривают на предмет изнасилования.

– Слава богу, жива. Родным сообщили?

– Там сейчас лейтенант Дуган. Думаю, они вот-вот будут здесь. Извините, – спохватился он, увидев, что у вахты мается Вайс, – мне пора.

– Ладно. Лэндри…

– Да?

– Спасибо за поддержку.

– Ну, все-таки это вы начали расследование, – сказал он, нажал отбой и повесил трубку на пояс, не сводя глаз с Вайса.

– Дуган был? – спросил Вайс.

– Он у родных.

– Ты с девушкой еще не говорил?

Не успел Лэндри ответить, из смотровой вышла женщина-врач. Лэндри предъявил ей значок.

– Детективы Лэндри и Вайс, – сказал он. – Как она?

– В шоке, разумеется, – ответила врач, миниатюрная пакистанка в очках, раза в три увеличивавших глаза. – У нее очень много мелких ссадин, синяков и ушибов, но переломов вроде бы нет. По-моему, ее избивали электропроводом или кнутом.

– Признаки изнасилования?

– Небольшое раздражение слизистой влагалища. Ссадины на внутренней поверхности бедра. Следов спермы нет.

«Как и у Джилл Морон, – вспомнил Лэндри. – Придется надеяться на другие источники ДНК преступника – лобковые волосы, например».

– Что-нибудь сказала?

– Что ее били. Что было очень страшно. Все время повторяет, что не может поверить, как он оказался способен на такое.

– А имени не называла? – спросил Вайс.

Докторша покачала головой.

– Можно с ней поговорить?

– Ей дали легкое успокоительное, но она, наверное, сможет ответить на ваши вопросы.

– Спасибо, доктор.

Вид у Эрин Сибрайт был такой, будто она сбежала из фильма ужасов: нечесаные светлые волосы стоят вокруг головы дыбом, лицо в синяках, губа рассечена. На вошедших в палату Вайса и Лэндри она посмотрела широко раскрытыми, безумными глазами.

Лэндри узнал это выражение. Пару лет он работал в отделе сексуальных преступлений, но быстро понял, что такое не для него. Выдержкой он никогда не отличался и не умел обуздывать свой гнев, общаясь с подозреваемыми.

– Эрин, я детектив Лэндри. А это детектив Вайс, – негромко начал Лэндри, садясь на стул у кровати. – Мы очень рады, что вы наконец на свободе. Много людей побегало, чтобы вас найти.

– Почему он просто им не заплатил? – Эрин смотрела куда-то мимо него, вертя в руках пластиковую бутылку с водой. – Больше ему ничего не надо было делать! Они ведь все время звонили, посылали кассеты… Почему он просто не сделал, что они просили?

– Ваш отчим?

По ее щекам потекли слезы.

– Он так меня ненавидит!

– Эрин, нам надо задать вам несколько вопросов, – сказал Лэндри. – Вы можете отвечать сейчас? Мы хотим найти тех, кто сделал это с вами. Чем скорее вы нам все расскажете, тем скорее мы их поймаем. Вы понимаете?

Девушка не отвечала. Не поднимала глаз. В этом не было ничего необычного. Лэндри знал, что она не хочет ощущать себя жертвой. Не хочет осознавать реальности случившегося. Не хочет отвечать на вопросы, которые заставят ее заново переживать то, что с нею было. Она сердится, стесняется, стыдится. И его работа – вытянуть из нее все, невзирая на сопротивление.

– Эрин, вы можете сказать, кто это с вами сделал? – спросил он.

Она смотрела прямо перед собой. Ее губы тряслись. Тут дверь смотровой открылась, Эрин обернулась и зарыдала с новой силой.

– Он, – выдохнула она, глядя на Брюса Сибрайта. – Ты это со мной сделал! Ты, сволочь!

Сев в кровати, она запустила в отчима бутылкой. Во все стороны полетели брызги воды. Брюс Сибрайт вскинул руки, чтобы защитить от удара голову.

Кристал вскрикнула и кинулась к кровати:

– Эрин! Боже! Девочка моя!

Она плашмя бросилась на постель, но Эрин отпрянула от матери и сжалась в комочек у изголовья, глядя на нее с обидой, гневом и отвращением.

– Отойди от меня! – закричала она. – Ты всегда делала только то, что он говорит! На меня тебе было наплевать!

– Детка, это неправда! – воскликнула Кристал.

– Правда, правда! Почему ты не заставила его мне помочь? Ты хоть что-нибудь предприняла?

Кристал рыдала, тянулась к дочери, но не дотрагивалась до нее, будто та была защищена невидимым силовым полем.

– Прости меня! Прости!

– Убирайся! – взвизгнула Эрин. – Вот отсюда! Оба убирайтесь!

Из коридора прибежал больничный охранник. Лэндри взял Кристал за плечи и повел к двери.

Вайс закатил глаза и пробормотал:

– Ну, вот и встретились родные люди.

 

41

Сразу вслед за Лэндри позвонила Молли. Я уже одевалась. Сказала ей, что еду в больницу, хотя и понимала: к палате Эрин меня не подпустят на пушечный выстрел. Если попадусь на глаза Брюсу Сибрайту, меня точно выведут из здания, а может, мне придется даже переночевать в участке за казенный счет. Что ж, в конце концов, меня предупреждали.

Несмотря на все это, я немедленно отправилась в больницу.

В приемном покое мне навстречу тут же бросилась Молли, бледная от страха, с возбужденно горящими глазами. Облегчение от мысли, что сестра уже в безопасности, боролось с тревогой: что такого могли с ней сделать, если ей надо лежать в больнице?

– Неужели Брюс взял тебя с собой? – спросила я.

– Нет. Я приехала с мамой. Они там ссорятся. Вы сможете к ней пробиться, чтобы поговорить?

– В ближайшее время – нет.

– А я?

Бедная девочка. В ее глазах горела такая надежда – и такая боязнь разочарования. В этой свистопляске у нее никого, кроме меня, нет. Любимая старшая сестра для нее единственный по-настоящему родной человек. А кто знает, насколько теперешняя Эрин похожа на ту, что Молли обожествляла всего неделю назад… Если б в моей власти было оградить ее от всего этого! Но единственное, что доступно мне, – не пополнить собой список тех, кто ее предаст.

– Не знаю, Молли, – сказала я, погладив ее по голове. – Скорее всего, сегодня тебя к ней не пустят. Может, через денек-другой.

– Как вы думаете, ее изнасиловали? – спросила она.

– Есть такая вероятность. Доктор осмотрит ее, возьмет определенные анализы…

– Освидетельствование на изнасилование, – кивнула Молли. – Я знаю, что это такое. Я же смотрю «Новых детективов». Если ее изнасиловали, преступника можно вычислить по образцам ДНК.

– Эрин у нас, и это сейчас главное. Может быть, она сама опознает похитителей. А если и нет, Молли, мы все равно их достанем. Ты наняла меня на работу. И я не уволюсь, пока все не закончится. А когда именно закончится, буду решать сама.

– Елена… – Молли подняла ко мне серьезное личико. – Мне по-прежнему страшно. Эрин вернулась, а мне все равно страшно!

– Знаю.

Я обняла ее за плечи, а она уткнулась головой мне в грудь. Я понимала, что сейчас одна из тех минут, что отпечатываются в памяти навсегда. Кто-то обратился ко мне за утешением, и я смогла утешить.

Из коридора послышалась громкая ругань. Голоса приближались, и я поняла, что мне самое время исчезнуть.

– Выясню, что смогу, – пообещала я Молли. – Позвони утром.

Она кивнула.

Я прошла мимо вахты и шмыгнула в дамскую комнату, уверенная, что Кристал не заставит долго себя ждать. Полминуты спустя она появилась, плачущая, вся в потеках черной туши для ресниц и размазанной губной помаде.

Мне стало ее жалко. В чем-то Кристал была намного больше ребенок, чем Молли. Всю жизнь мечтала о солидном муже, уютном доме и тому подобных вещах, но понятия не имела, что жизнь куклы Барби имеет не меньше недостатков, чем самая горькая бедность. Видимо, ей никогда не приходило в голову, что неправильный выбор человека перечеркивает все социально-экономические выгоды.

Она нагнулась над умывальником, смывая с лица слезы и тушь. Я подождала, когда она приведет себя в порядок, и подошла ближе.

– Кристал, я могу чем-нибудь помочь?

Она взглянула на меня, ладонью вытирая щеки.

– Вы что здесь делаете?

– Меня вызвала Молли. Я знаю, что Эрин нашлась.

– Она меня ненавидит. Ненавидит, и я ее не виню, – призналась Кристал. Смотрела она прямо перед собой, в зеркало, и говорила со своим отражением. – Все пропало. Все пропало…

– Но ведь ваша дочь вернулась.

Кристал покачала головой:

– Нет. Все пропало. Что мне теперь делать?

Я бы начала с того, что подала на развод с Брюсом Сибрайтом и обобрала бы его как липку. Но я ведь злая и мстительная. Поэтому советовать не стала. Какое бы решение ни приняла эта женщина, похода в суд ей все равно не избежать.

– Она во всем винит Брюса, – сказала она.

– А вы нет?

– Да, – прошептала Кристал. – Но на самом деле это я виновата. Я одна.

– Кристал, ваша жизнь – не мое дело, и вы наверняка меня не послушаете, но я все равно скажу. Может, это и ваша вина. Может, вы всю жизнь только и делали, что выбирали что-то не то. Но жизнь ваша не кончена, и жизнь Молли тоже. У вас есть еще время все исправить. – Я тяжело вздохнула. – Вы меня не знаете, и потому вам неизвестно, что я большой специалист по разрушению собственной жизни. Но недавно я обнаружила, что каждый день дает мне новый шанс. И вам тоже.

Психология дамской комнаты! Чувствовала я себя так, будто должна была дать ей чистое полотенце вытереть руки, а она за то оставила бы мне на чай в корзинке на умывальнике.

В дверь вошла тучная дама в пурпурном гавайском балахоне и покосилась на нас с Кристал так, будто мы явились сюда, чтобы заняться лесбийской любовью. В ответ я покосилась не менее строго, дама попятилась и ретировалась в кабинку.

Я вышла в коридор. Брюс Сибрайт маячил у выхода, споря о чем-то с детективом Вайсом и лейтенантом Дуганом. Лэндри нигде видно не было. Интересно, сообщил ли кто-нибудь Армеджану, что Эрин нашлась? Он бы тут же примчался, в надежде на то, что Эрин укажет на Ван Зандта как одного из похитителей.

Мне явно ничего не оставалось, кроме как ждать, пока враждебные силы скроются. Что ж, поторчу на стоянке, послежу за автомобилем Лэндри. Если удастся минутку побыть с ним наедине, значит, побуду.

Я развернулась и пошла по коридору, ища автомат с кофе.

Врач предложила Эрин Сибрайт успокоительное посильнее. В ответ Эрин рявкнула, чтоб ее оставили в покое. «Нежный цветочек показывает шипы», – подумал Лэндри. Он сидел в уголке, не говоря ни слова, и наблюдал, как девушка выгоняет докторшу из палаты. Наконец Эрин обернулась и посмотрела на него.

– Я просто хочу, чтобы это кончилось, – сказала она. – Хочу заснуть, проснуться – и чтобы все уже закончилось.

– Не так все легко, Эрин, – возразил Лэндри, подсаживаясь к кровати. – Буду с вами откровенен: мы лишь на полпути к завершению дела. Понимаю, вы хотите, чтобы все закончилось поскорее. Да лучше бы не случалось вообще. Я хочу того же. И сейчас ваша задача помочь нам поймать тех, кто причинил вам зло, чтобы они больше ни с кем так не поступили. Я знаю, у вас есть младшая сестра. Молли. И вы наверняка даже в мыслях не можете допустить, чтобы с нею случилось то же, что и с вами.

– Молли… – повторила Эрин и прикрыла глаза.

– Молли – замечательный человечек, – продолжал Лэндри. – С самого начала она хотела одного: вернуть вас, Эрин. Она нам очень помогла.

Девушка вытерла заплаканные глаза салфеткой и судорожно вздохнула, собираясь с силами.

– Эрин, вы знаете тех, кто вас похитил? – спросил Лэндри.

– Они были в масках, – сказала она. – Лиц передо мной не открыли ни разу.

– Но они ведь с вами говорили? Вы слышали их голоса. Может, вам показался знакомым тембр голоса или интонация?

Эрин не ответила ни да, ни нет. Она сидела очень смирно, не отрывая глаз от аккуратно сложенных на коленях рук.

Лэндри ждал.

– Одного из них я знаю, – тихо произнесла девушка.

Ее глаза снова налились слезами пережитого разочарования, горя и обиды. Она прикрыла ладонью глаза, словно пытаясь спрятаться от страшной правды.

– Дон, – прошептала она после долгой паузы. – Дон Джейд.

 

42

Первым из больницы вышел Вайс и побежал к своей машине. Когда он проезжал мимо, я заметила, что он говорит по мобильному. Происходило что-то очень важное.

Следом появился Дуган, сел в машину и укатил, мигнув задними фарами.

Я вернулась в неотложку и прошла по коридору к смотровой, где лежала Эрин. Мне навстречу вышел Лэндри с большим коричневым бумажным мешком для вещдоков – очевидно, собрал одежду Эрин, которую в лаборатории будут исследовать на предмет ДНК преступника.

– Что там? – спросила я, бросившись к нему.

– Эрин говорит, что Джейд – один из похитителей.

– Опознала? – не веря своим ушам, ахнула я. – Видела в лицо?

– Сказала, что все были в масках, но она его узнала.

– Как? Почему она думает, что это был он? По голосу? По татуировке?

– Елена, мне очень некогда, – нетерпеливо отмахнулся он. – Вайс с ребятами в форме едут сейчас его брать. Мне нужно вернуться в участок.

– О Ван Зандте она что-нибудь говорила?

– Нет.

– Кто же там был еще?

– Она не знает. Но Джейда надо брать, пока не смылся. Если он узнает, что она сбежала, то поймет, что и ему пора рвать когти. А если мы прижмем его прямо сейчас, то заставим сдать подельника.

Двери распахнулись, мы вышли и направились к машине Лэндри. Хоть бы все замерло на несколько минут, хоть бы время остановилось и я успела бы подумать, пока не стряслось что-нибудь еще! Я чувствовала, что здесь что-то не так, однако Лэндри не намеревался сбавлять скорость.

– Где они ее держали? – спросила я. – Как ей удалось сбежать?

– Потом, – садясь за руль, проронил Лэндри.

– Но…

Он включил мотор и так резко вывернул со стоянки, что мне пришлось отпрыгнуть.

Я стояла как идиотка, глядя ему вслед и пытаясь осмыслить то, что сейчас произошло. Мне по-прежнему было неясно, зачем Джейду идти на риск с похищением. Да и характер у него не тот. В таких делах он не станет играть в команде – не станет, и все тут.

Лэндри разрабатывает Джейда как подозреваемого, у него против Джейда есть какие-то улики. А значит, есть и тайный интерес, чтобы преступником оказался именно Джейд. Но я хочу знать, что сказала сама Эрин. Хочу услышать эту историю из ее уст, задать ей вопросы и истолковать ответы с собственной точки зрения. Исходя из моего знания дела и действующих лиц.

Я вернулась в больницу и заглянула в смотровую. Койка пуста; значит, Эрин уже перевели в обычную палату. Здесь еще не успели убрать. На стальном подносе были разложены иглы, шовный материал, валялись окровавленные ватные шарики. В маленькой раковине лежало гинекологическое зеркало.

М-да, праздник окончен, а меня так и не позвали… Лэндри унес одежду Эрин, мне разжиться нечем.

Вздохнув, я отошла от стола, рассеянно скользнула взглядом по полу. Под столом блеснул узенький серебряный браслет. Я нагнулась и подняла его. Да, серебро, звенья в форме стремян и два крохотных брелока-талисмана: лошадиная голова и буква Э. В самый раз для подростка, свихнувшегося на лошадях. Интересно, подарок или нет? Не мужчина ли подарил? И не этот ли самый мужчина предал ее самым подлым образом?..

Распахнулась дверь, и на пороге появился полицейский.

– Куда увезли мою племянницу? – спросила я. – Эрин Сибрайт.

– Четвертый этаж, мэм.

– Ее будут охранять? Ну, вдруг кто-нибудь из тех, кто ее увез, придет сюда…

– Мы поставили человека у дверей ее палаты. Не беспокойтесь, мэм. Она в безопасности.

– Какое счастье, – без особого воодушевления отозвалась я. – Благодарю вас.

Он открыл передо мной дверь, и мне ничего не осталось, как выйти. Так, к Эрин не пробиться. К Джейду тоже. Где рыщет Ван Зандт, неизвестно. Времени три часа утра, и я опять не у дел.

Я сунула браслетик в карман и поехала домой, спать.

Затишье перед бурей.

 

43

– Что вы об этом скажете, мистер Джейд?

Лэндри рядком выложил на столе перед Джейдом фотографии. Улыбающийся в объектив Джейд в седле. Джейд у ярко раскрашенного барьера на ринге, в бриджах и сапогах, в профиль, показывает на что-то рукой. Снова Джейд на коне, в прыжке через барьер. Джейд в обнимку с Эрин, чье лицо ревнивая Джилл Морон замазала чернилами.

– Это мои фотографии. Больше ничего сказать не могу.

Лэндри протянул руку и жестом профессионального шулера перевернул последнюю фотографию.

– Пока кто-то над ней не потрудился, здесь было написано: «Эрин, с любовью. Дон». Теперь что скажете?

– Я этого не писал.

– Можно провести экспертизу, сравнить образцы почерка.

– Даже не начинайте эту бодягу с экспертизой, детектив, – еле слышно, будто вот-вот умрет от скуки, протянул Берт Шапиро. – У меня козырей побольше, чем у вас.

«Вот бы и впрямь умер», – подумал Лэндри.

Полуприкрыв глаза, он смерил адвоката взглядом.

– Какое отношение вы имеете к этим людям, господин адвокат?

– Это должно быть самоочевидно, даже учитывая, что мы имеем дело с полицией, – упиваясь собственным остроумием, сообщил присутствующим Шапиро. – Я защищаю интересы мистера Джейда.

– Ага, теперь ясно. И мистера Ван Зандта?

– Да.

– А кого еще в этой крысиной норе? Трея Хьюза?

– Список моих клиентов не обнародуется.

– Я просто хочу сэкономить ваше время, – пояснил Лэндри. – Следующим сюда войдет Хьюз, чтобы побеседовать о мистере Джейде. Поэтому, если он тоже ваш клиент, вы имеете шанс весь день проторчать в участке с нами, придурками. И оценить наше гостеприимство и плохой кофе.

Шапиро помрачнел.

– Детектив, у вас есть законная причина задерживать здесь мистера Джейда?

Лэндри обвел взглядом комнату, точь-в-точь как Шапиро минуту назад.

– Это должно быть самоочевидно, если мистера Джейда сюда привезли. Ему предъявлено обвинение в похищении Эрин Сибрайт.

Джейд оттолкнул свой стул от стола и вскочил.

– Это нелепость! Я никого не похищал!

– Какими уликами вы подкрепляете обвинение, детектив? – осведомился Шапиро. – Прежде чем ответите, разрешите вам заметить, что нет ничего незаконного в фотографии, сделанной поклонницей или служащей.

Некоторое время Лэндри молча посмотрел на Джейда, нагнетая напряжение.

– Нет, но незаконно удерживать молодую женщину против ее воли, приковывать ее к кровати и избивать арапником.

– Это просто смешно! – вскипел Джейд.

Лэндри искренне наслаждался. Красавчика загнали в угол. Он наконец потерял свое хваленое самообладание.

– Эрин не нашла в этом ничего смешного. И она говорит, что похищением руководили вы.

– Как она может такое говорить?! – возмутился Джейд. – Я ей ничего, кроме добра, не делал.

Шапиро положил руку ему на плечо.

– Сядьте, Дон. Разумеется, девушка ошиблась. – Он повернулся к Лэндри. – Если ее пытали, как вы говорите, кто знает, что вбили ей в голову похитители? Ее могли убедить в чем угодно. Ее могли держать на наркотиках…

– Почему вы так решили? – перебил Лэндри.

– Потому что девушка явно не в своем уме, если полагает, что Дон имел какое-либо отношение к этому.

– Вероятно, кто-то что-то недопонял, – сказал Лэндри. – Во время нашей последней беседы мистер Джейд утверждал, что с Эрин Сибрайт у него не было никаких отношений, кроме служебных. Видимо, он неверно понимает, что такое «служебные отношения». Вообще-то, в служебные отношения не входит секс между начальником и подчиненной.

Джейд шумно выдохнул:

– Я уже говорил вам. У меня с Эрин никогда не было секса.

Лэндри сделал вид, будто не слышит, поправил фотографии на столе.

– Видите ли, эти снимки мы обнаружили в квартире, которую снимали пополам Джилл Морон, жертва убийства и изнасилования, и Эрин Сибрайт, жертва похищения и изнасилования. Джилл Морон в последний раз видели живой во время ссоры с вами. И вы сами признали, что были последним, кто видел Эрин до ее исчезновения. Вам не кажутся странными такие совпадения?

– Эрин пришла сказать мне, что увольняется. Я понятия не имел, что она пропала, пока не узнал об этом от вас.

– Служебная этика не в числе ваших сильных сторон, верно, Дон? – хмыкнул Лэндри. – Эрин решает вас бросить, и вы приковываете ее к кровати. Джилл разочаровывает вас, и вы толкаете ее лицом в кучу навоза и душите…

– Господи, да кто поверит, что я на такое способен?! – в ярости воскликнул Джейд.

– Те же, кто верит, что вы подставили коня под удар электротоком ради выплаты по страховке. Эрин знала об этом, Джилл тоже. Одна из них убита, другая, к счастью, нет.

– Это все предположения! – вмешался Шапиро. – У вас нет никаких улик.

Лэндри не отреагировал.

– Дон, где вы были в прошлое воскресенье? Ближе к вечеру, часов эдак около шести?

Шапиро предостерегающе взглянул на клиента.

– Не отвечайте, Дон.

– В таком случае позвольте мне предположить, – сказал Лэндри. – Вероятно, у вашей подруги мисс Этвуд, которая обладает изумительной способностью находиться в двух местах одновременно?

Джейд потупился.

– Не понимаю, о чем вы.

– Мисс Этвуд, по вашим словам, была с вами ночью в четверг, когда кто-то выпустил из конюшни лошадей Майкла Берна.

Шапиро поднял палец.

– Дон, ничего не говорите!

– Но в ту ночь мисс Этвуд также почтила своим присутствием благотворительный бал в Палм-Бич. Как вы думаете, Дон, кому мы должны верить? Вам или даме?

Джейд опустился в кресло, потер себе виски.

– Вероятно, мы встретились после бала. Не помню точно, во сколько…

– Все-таки умнее было бы для алиби на тот четверг заручиться поддержкой Джилл, – наставительно сказал Лэндри. – Она ведь была согласна солгать ради вас и наверняка в нужное время была дома одна.

Шапиро вскочил, засуетился вокруг своего подопечного, потом подался к Лэндри и заявил:

– Мистеру Джейду нечего сказать вам по этому поводу, равно как и по любому другому! Разговор окончен!

Лэндри смерил адвоката ледяным взглядом.

– Мистер Шапиро, ваш клиент пока еще в состоянии помочь себе сам. Не поймите меня неправильно. Он по уши в дерьме, но, вероятно, еще сможет выкарабкаться и стать под душ. Его соучастник до сих пор разгуливает на свободе. Возможно, и не Дон хлестал девушку арапником. Возможно, весь этот план – идея его партнера. Возможно, Дон поможет себе, назвав нам имя.

Джейд ненадолго прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, пытаясь вернуть самообладание.

– Детектив Лэндри, я пытаюсь быть вам полезным. О похищении мне ничего не известно. Зачем бы мне рисковать, идти на такое безумие?

– Ради денег.

– Я доволен своей карьерой. У меня прекрасные перспективы работы у Трея Хьюза, в его новой конюшне. Кроме того, ради денег я вряд ли готов на все.

Лэндри пожал плечами.

– За много лет работы в полиции я понял, что нет людей более жадных и нетерпеливых, чем богатые. А вам ведь светят большие комиссионные, если страховка будет выплачена. Я не ошибся?

Джейд снова вздохнул и прикрыл глаза, стараясь держать себя в руках.

– Я рассчитываю на долгую плодотворную работу с Треем Хьюзом. Все это время он будет покупать и продавать множество лошадей, и я с каждой сделки буду иметь свой процент. Так делаются дела. Ну и зачем мне рисковать этим, похищая кого-то? Риск перевесит все возможные выгоды. Как видите, детектив Лэндри, вам просто не в чем меня уличить.

– Не совсем так, Дон, – с притворной грустью ответил Лэндри.

Джейд посмотрел на Шапиро.

– Что у вас там, Лэндри? – спросил тот.

– У меня там звонки с требованием выкупа на домашний телефон Сибрайта. Они сделаны с мобильного номера без абонентской платы, приобретенного Доном две недели назад.

– Не понимаю, о чем вы говорите! – вскинулся Джейд. – Я никакого телефона не покупал!

– А есть у вас свидетель, который опознал бы мистера Джейда как купившего тот телефон? – спросил Шапиро.

Лэндри не сводил глаз с Джейда.

– У меня есть Эрин Сибрайт, избитая, вся в крови, до смерти напуганная, и она утверждает, что ответственность на вас. Вы пожадничали, Дон. Если вы хотели убрать Эрин, потому что она что-то знала про Звездного, надо было просто убить ее и выбросить тело в канаву. Когда берешь заложника, все идет наперекосяк. Люди непредсказуемы. Может, вы и написали сценарий, но не все так же послушно играют свои роли, как беззащитная девушка в наручниках.

Джейд молчал.

– Мистер Джейд, у вас есть участок земли на территории Уэллингтона?

– Это можно проверить по декларации, – вмешался Шапиро.

– Если только он не приобрел его на подставное лицо, – возразил Лэндри. – Вы поделитесь с нами этой информацией или предоставите нам копать самим? Или мне спросить у мисс Монтгомери, которая занимается всеми вашими делами?

– Я отказываюсь понимать, какое отношение это имеет к делу! – заявил Шапиро.

Лэндри снова проигнорировал его, сосредоточившись на Джейде, ловя любое изменение в его лице.

– Вы когда-нибудь имели дело с Брюсом Сибрайтом или «Грифон девелопмент»?

– Я знаю, что «Грифон девелопмент» занимается продажей участков в Фэйрфилдс, где строится конюшня Трея Хьюза.

– Вы лично туда зачем-нибудь обращались?

– Кажется, говорил с кем-то из их дирекции.

– С Брюсом Сибрайтом?

– Не помню.

– Как поступила к вам на работу Эрин Сибрайт?

– Трей знал, что я ищу конюха, и порекомендовал Эрин.

– Как давно вы общаетесь с мистером Хьюзом?

– Мы знакомы несколько лет. Год назад он перевел ко мне своих лошадей.

– Вскоре после смерти своей матери?

– Все, довольно! – объявил Шапиро. – Эти вопросы не имеют ни малейшего отношения к делу. Идемте, Дон.

Лэндри дал им дойти до двери и заговорил, только когда Шапиро взялся за ручку.

– Вы можете идти, мистер Шапиро, – сказал он. – А вот вашему клиенту придется остаток ночи провести у нас. Дело об освобождении под залог до суда слушается завтра.

 

44

– Он велел мне ждать его у задних ворот, – потупившись, тихо произнесла Эрин.

Лэндри провел остаток ночи в участке, на диванчике, и на рассвете вернулся в больницу ожидать, пока проснется Эрин Сибрайт. Джейду должны были зачитать обвинение утром, и Лэндри хотел предоставить окружному прокурору все возможные основания, чтобы не выпускать Джейда из-под замка.

– Люди любят сплетничать – особенно про Дона, – продолжала Эрин. – Он сказал, что не хочет, чтобы нам перемывали кости. Тут я была с ним полностью согласна. И мне все казалось таким интересным. Наш тайный роман… Классно.

– Вы уже вступали с ним в интимную близость до того? – деловым тоном осведомился Лэндри.

Эрин покачала головой:

– Мы просто флиртовали. Мне казалось, мы дружили. То есть он был моим начальником, но… Но я хотела большего, и он тоже. По крайней мере так он мне говорил.

– Итак, он попросил вас прийти к задним воротам, и вы знали, что там вас никто не увидит.

– В те выходные две крайние конюшни пустовали. Там обычно размещают лошадей, которых привозят в Уэллингтон на соревнования по выездке. Но тогда выступлений не было, к тому же вечер… Вообще никого вокруг.

– Вы не говорили мистеру Джейду, что увольняетесь с работы и уезжаете в Окалу?

– Нет. Зачем? Я хотела у него работать. Я была в него влюблена.

– Эрин, что было дальше? Вы пришли к воротам, чтобы встретиться с ним…

– Он опаздывал. Я даже забеспокоилась, что он раздумал. Потом подъехал фургон, оттуда выскочил человек в маске и… и… схватил меня.

– Эрин, вы узнали его?

Девушка покачала головой.

– Вы узнали голос?

– Я так перепугалась!

– Понимаю. Трудно запомнить что-либо, когда творится такой ужас. Но надо постараться еще раз медленно проиграть все это в уме. Не быстро, не целым эпизодом, а отдельными кадрами, секунда за секундой.

– Я стараюсь.

– Знаю, – согласился Лэндри. – Не торопитесь, Эрин. Если захотите отдохнуть, скажите мне, и мы сразу сделаем перерыв. Хорошо?

Девушка взглянула на него и попыталась улыбнуться.

– Хорошо.

– Если вы ни разу не видели их лиц, почему вы думаете, что одним из похитителей был Джейд?

– Но ведь это он велел мне прийти к воротам.

– Верно. И все-таки мне нужно выяснить, по каким особым приметам вы опознали в одном из преступников Дона Джейда?

– Я его знаю, – с видимым раздражением ответила Эрин. – Знаю его фигуру, манеру двигаться… И уверена, что несколько раз слышала его голос.

– А голос второго похитителя? Он не показался вам знакомым? Не с акцентом ли он говорил?

Девушка мотнула головой, устало потерла глаза.

– Он вообще говорил мало. Всегда шепотом и невнятно. А со мной совсем не разговаривал.

– Вы знаете место, где они вас держали? – спросил Лэндри. – Могли бы нас туда отвести?

Эрин снова мотнула головой.

– Вагончик-прицеп. Вот все, что я знаю. Он был ужасный. Грязный и старый.

– А шоссе рядом не было? Может, вы регулярно слышали какие-нибудь звуки?

– Не знаю. Слышала шум. Наверно, машины вдали. Не знаю. Меня почти все время держали на наркотиках. На кетамине.

– Как вы догадались, что вам давали наркотики?

Она смущенно потупилась.

– Пробовала когда-то раньше. На одной вечеринке.

– Что случилось вчера ночью? Как вам удалось бежать?

– Один из них – тот, другой, – вытащил меня из прицепа и посадил в фургон. Я решила, что меня собираются убить и выбросить тело, и никто никогда меня не найдет!

Ее голос сорвался, она судорожно вздохнула, пытаясь собраться. Лэндри ждал.

– Не знаю, сколько времени мы ехали. До того он дал мне таблетку кетамина, но я уже успела очухаться. Все ждала, когда фургон остановится, понимая, что потом меня сразу же убьют.

– Вы не могли выглянуть в окошко?

Эрин покачала головой.

– Я лежала на полу. А потом мы остановились, и я так испугалась! Он открыл дверь, выволок меня. Голова кружилась, ноги не держали. Я упала на землю, на… на… грунтовую дорогу. А он сел обратно за руль и уехал.

«Выбросили на обочину, как мешок с мусором, – подумал Лэндри. – Как вещь, что уже использована и больше не понадобится. И все же ей чертовски повезло».

– Не знаю, сколько я там провалялась, – продолжала Эрин, – а потом наконец встала и пошла. Я видела огни. Город. И просто шла вперед.

Она замолчала, Лэндри тоже ничего не говорил. В голове его теснились все новые вопросы, но он понимал, что девушка вряд ли сможет ответить на них.

Итак, Джейд и компания сообразили, что выкупа им не дождаться. И вышвырнули девушку, чтобы не мараться с убийством. Вот только как быть с Ван Зандтом, соучастником Джейда? Он ведь на одном убийстве уже засветился. Зачем рисковать, что Эрин Сибрайт их опознает? Точно знали, что ей это не удастся? Тщательно позаботились, чтобы никакие улики не связывали их с нею?

Это еще надо проверить. Одежду, которая была на Эрин, отослали в лабораторию, где каждую ниточку рассмотрят под микроскопом, просветят флуоресцентной лампой, зальют реактивами, раздергают щипцами на волокна.

Возможно, то, что Эрин отпустили, – тоже часть замысла. Пусть жертва живет, но живет с сознанием, что от них ей не уйти. Пусть живет, и пусть полицейские живут и знают, кто виноват, но без улик и доказательств. Классный ход!

Всем хороша теория, вот только он, Лэндри, никому ничего спускать с рук не намерен.

– Эрин, они объясняли, почему выбрали именно вас?

Она покачала головой, не спуская глаз с работающего диктофона, который стоял на подносе для завтрака.

– Я почти все время была в отключке. Они хотели денег. Знали, что у Брюса деньги есть.

– Они называли его Брюсом? Просто по имени?

– Они его как только не называли, и столько раз…

Эрин кивнула, в глазах ее мелькнула растерянность.

– Его имя сообщили им вы?

– Нет. Они и так знали.

«Странно, – подумал Лэндри. – Откуда такая фамильярность?»

– Из-за него я могла умереть, – зло сказала Эрин. – Как мама с ним до сих пор живет, понять не могу. Она такая размазня…

– Чужая душа – потемки, – возразил Лэндри.

Эрин промолчала, только тряхнула головой, уставившись на свои колени.

– Сколько раз вас снимали на видео, пока вы находились в фургоне?

– Не знаю. Три или четыре. Так унизительно! Они заставляли меня просить денег. Делали со мной всякое, избивали… – Она опять заплакала. – Это было ужасно.

«Сукин сын, – подумал Лэндри. – Три или четыре кассеты. Кроме той, что нашли при передаче денег, Сибрайт сдал в полицию всего одну».

– Эрин, кто-нибудь из них вступал с вами в половую связь?

Слезы полились сильнее.

– Они м-меня держали н-на нарк-котиках. Я ничего не могла сделать. Я не могла им помешать! Я н-ничего не могла сделать.

– Эрин, теперь мы очень постараемся с ними разобраться. Мы будем вместе работать – вы и я, – чтобы отправить их за решетку. По рукам?

Она подняла на него полные слез глаза и кивнула.

– Теперь отдыхайте, – сказал Лэндри и шагнул к двери.

– Детектив Лэндри!

– Да?

– Спасибо.

Лэндри вышел, надеясь, что скорее рано, чем поздно, сумеет сделать для Эрин то, за что действительно можно благодарить.

Я сидела в коридоре, когда Лэндри вышел из палаты Эрин. Увидев меня, он не удивился. Остановился у двери, достал мобильный, три минуты поговорил. Закончив, бросил взгляд на пост медсестры и только потом направился ко мне.

– Что она говорит? – спросила я по пути к выходу из отделения.

– Говорит, что это Джейд, но что похитители не снимали масок, а ее все время накачивали кетамином. Джейда она так ни разу в лицо и не видела. А второго вообще знать не знает. Говорит, он редко подавал голос.

– На Ван Зандта это не похоже, – заметила я. – Мало кто так упивается звуками собственного голоса, как он.

– Его-то голос она узнала бы, у него же иностранный акцент, – возразил Лэндри. – Может, он умнее, чем кажется? – Он вздохнул и покачал головой. – Свидетель из нее будет так себе.

Он хмурился и на меня особого внимания не обращал. Вероятно, проигрывал в уме рассказ Эрин, пытаясь разработать его как версию или найти новые доказательства.

– Ей и не нужно быть хорошим свидетелем, – напомнила я. – У вас достаточно материалов, чтобы дать делу Джейда ход. Может, кстати, уж скажете мне, что вы на него нашли?

– Джилл Морон стащила у Эрин несколько фотографий Джейда, – неохотно ответил Лэндри. – На одной он вместе с Эрин. На обороте надпись: «Эрин, с любовью. Дон». Джилл замазала шариковой ручкой лицо и имя Эрин.

– Все девушки любят Донни!

– За что только? – буркнул Лэндри.

– Вы не выяснили, есть у него еще недвижимость, кроме той квартиры?

– Он не настолько глуп, чтобы держать Эрин там, где легко можно выйти на него. Да и мне не настолько везет.

– Как ей удалось бежать?

– Говорит, сами отпустили. Поняли, что денег не дождутся, поэтому затолкали в фургон, вывезли и вышвырнули на обочину, как ненужную тряпку.

– Значит, не знает, где ее держали.

– Не знает. Какой-то вагончик-прицеп, и все.

– По последней видеозаписи можно что-то понять? Может, какие-нибудь фоновые звуки?

– Был какой-то шум. Технические эксперты как раз ломают голову. По-моему, похоже на грохот крупных машин.

– А Эрин что об этом говорит?

Лэндри остановился и снова достал телефон.

– Говорит, что не уверена, что ее держали на наркотиках, – сказал он, проверяя голосовую почту. – На кетамине, по ее словам. Его раздобыть нетрудно. Особенно для тех, кто по работе связан с ветеринарами. Через пару часов мы идем к Сибрайту с ордером на обыск. Уверен, Дуган внесет в список возможных находок наркотики.

– А что еще будете искать?

– Эрин твердит, что похитители много раз звонили Брюсу Сибрайту и на видео ее снимали три или четыре раза.

– Господи боже, что он делает с этими записями? – удивилась я. – Продает их на телевидение?

– Ага, а потом заявит, что просто пытался добиться, чтоб скостили выкуп, – пробормотал Лэндри. – Мразь!

Я присела на широкий подоконник и задумалась, какое участие в деле мог принимать Брюс Сибрайт. Утреннее солнце грело мне спину.

– Допустим, Сибрайт хотел отделаться от падчерицы. Он придумывает сценарий похищения, и в этот сценарий не входит ни участие полиции, ни возвращение Эрин домой. Тогда почему ее сразу же не убили? Все кассеты можно было отснять за час, потом убить девушку и концы в воду… Впрочем, тут как раз влезаю я и втягиваю вас. И Брюсу приходится играть по обстоятельствам. Однако почему, опять-таки не убрать ее руками соучастника?

– Потому что теперь мы за ним следим, задаем вопросы. Сообщники видят, что полиция всюду сует нос, и боятся подставиться.

Я покачала головой. Что-то тут явно не сходилось.

– И тогда они отпускают Эрин, чтобы она помогла вам упрятать их за решетку? Какой смысл?

– Эстес, я играю теми картами, что у меня на руках, – нетерпеливо перебил Лэндри. – Эрин указывает на Джейда. Я исхожу из ее слов. Было бы глупо этого не сделать. Если ниточка протянется к Брюсу Сибрайту, рассмотрю и эту версию. Преступление кого только не сводит вместе.

Я не ответила. Иногда даже я понимаю, что полезно не болтать лишнего. У Лэндри есть подозреваемый, есть улики, есть приблизительная хронология событий. А еще – не во всем уверенная потерпевшая и собственные сомнения.

– Мне пора, – складывая телефон, сказал он. – Окружной прокурор хочет встретиться со мной до того, как привезут Джейда.

У меня мелькнула мысль – не попытаться ли еще раз пробиться к Эрин, когда он уйдет, но охранник уже вернулся с перерыва.

– Лэндри! – окликнула я, когда он пошел к выходу. – А про Ван Зандта что-нибудь слышно?

– Нет. Так и не возвращался в свой коттедж.

Я достала из кармана браслет Эрин и протянула ему.

– Вот, нашла на полу смотровой, куда Эрин привезли вчера ночью. Поспрашивайте ее об этом. Вдруг подарок Джейда?

Он взял браслет, скользнув пальцами по моей ладони.

– Спасибо.

– Вам спасибо, что держите меня в курсе.

Лэндри учтиво склонил голову.

– Расследование начали вы.

– Раньше вы со мной не делились.

– Все когда-то бывает в первый раз.

Я вышла из больницы, села за руль и на всякий случай сделала круг по стоянке, ища глазами темно-синий «Шевроле». Но Ван Зандта не было. Не было и белого «Лексуса» Кристал Сибрайт, и «Ягуара» Брюса. Нежные, любящие родители! Эрин велела им убираться – они и убрались. С глаз долой.

Никогда не понимала тех, кто, родив детей, не воспитывает их, не пестует, не помогает становиться людьми. Какие еще бывают мотивы? Продолжить род? Получить пособие? Обеспечить себе подтверждение близких отношений с другим человеком? Очевидно, просто наступает в жизни момент, когда каждый должен поступить как все: завести семью, родить детей. Только зачем, никто не объясняет.

О том, как растили Эрин Сибрайт, мне известно немного, но я знаю: если б ее любили, она не оказалась бы там, где она сейчас. По словам собственной сестры, Эрин озлоблена и обижена. И этот ее несвязный рассказ мне совсем не нравится. Я по личному опыту знаю, что озлобленным и на весь мир обиженным девочкам хочется, чтобы тот, кто всего сильнее их обидел, поплатился за ее несчастье. Того ли она винит, кто действительно виноват, или того, кого хочет наказать? Возможно, Джейд просто не любил ее. Может, разбил ей сердце. И вот от боли, от ужаса, под действием наркотиков она в своем сознании отождествила его со своим мучителем.

А может, мучитель сам вложил ей в голову эту идею, и она поверила?..

Я опять вспомнила Майкла Берна. Ему не составило бы труда позвонить в магазинчик «Радио Шека» и попросить отложить сотовый телефон. А оплатить покупку мог послать кого угодно. Если он знал о симпатии Эрин к Джейду, то мог сыграть на этом во время ее заточения.

Но кто тогда его соучастник? С Сибрайтами, насколько мне известно, он никак не связан. С Треем Хьюзом у него отношения далеко не блестящие.

Трей Хьюз, который носит в бумажнике карточку с телефоном моего отца. Трей, с его любовью к девочкам, к которому сходятся все ниточки в этой грязной истории.

Я не хотела верить, что он мог участвовать в таком гадком деле. Я по-прежнему ставила на Ван Зандта.

Но, по-моему, у меня в распоряжении фрагменты сразу трех разных головоломок. Вся штука в том, чтобы сложенная в итоге картинка не оказалась чистой абстракцией.

 

45

Помощника окружного прокурора, судя по всему, ничуть не взволновал тот факт, что Эрин Сибрайт не видела лиц своих похитителей. Пожалуй, у следствия хватит улик, чтобы предъявить Джейду обвинение и привлечь его к ответственности. А до суда наверняка найдутся еще улики. Группу крови, обнаруженную в деннике, где убили Джилл Морон, уже определили. Если она совпадет с группой крови Джейда, то к обвинению в похищении людей добавится обвинение в убийстве. Алиби Джейда на ночь убийства Джилл уже поставлено под сомнение. И у него вообще нет алиби на ту ночь, когда был убит Звездный – событие, с которого, по мнению Эстес, все и началось.

Выйдя из кабинета прокурора, Лэндри думал о Елене. Ему не нравились ее сомнения касательно участия Джейда – и еще меньше нравилось то, что ее мнение было ему небезразлично. Черт возьми, это преступление ничем не отличается от остальных! Мотивы почти всегда одни и те же. Обычно убийство совершается из-за денег или секса, и не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы его раскрыть. Похищение ради выкупа – то же самое. Добросовестная работа полиции – арест – суд. И нечего тут мудрить.

Может, потому-то его так беспокоили сомнения Эстес, что некоторые из них мучили в глубине души и его? Шагая по коридору, Лэндри пытался прогнать эти мысли. Навстречу из кабинета вышел Вайс.

– Здесь Пэрис Монтгомери. Тебя спрашивает, – подмигнув, сообщил он.

– Дома у Сибрайта что-нибудь нашли?

– Нам крупно везет, – ответил Вайс. – Нашли видеокассету на полке в кабинете Сибрайта. Не поверишь! На ней в подробностях заснято, как девушку насиловали. Сибрайт у нас, в конференц-зале. Я иду туда.

– Погоди, – процедил Лэндри, мгновенно закипая гневом, – я тоже хочу взглянуть на этого ублюдка.

– Еще успеешь, – успокоил его Вайс.

Когда Лэндри вошел, Пэрис Монтгомери нетерпеливо расхаживала по комнате для допросов. Вид у нее был расстроенный; впрочем, эмоциональное состояние не помешало ей тщательно накраситься и уложить волосы.

– Мисс Монтгомери, спасибо, что зашли, – сказал Лэндри. – Присаживайтесь. Хотите кофе?

– Нет-нет, – садясь на предложенный стул, отвечала она. – Еще немного кофеина – и я начну крутиться по комнате, как волчок. То, что происходит, просто не укладывается в голове. Дон в тюрьме. Эрин похитили… Боже мой, с ней все в порядке? Я только что звонила в больницу, но справочная никаких сведений не дает.

– Ей очень досталось, – сказал Лэндри. – Но она поправится.

– Мне позволят ее увидеть?

– Пока пускают только близких родственников. Может, ближе к вечеру.

– Я чувствую себя просто ужасно! Она ведь у меня работала. Я должна была лучше смотреть за нею. – Большие карие глаза Пэрис наполнились слезами. – Я должна была что-нибудь сделать. Когда Дон сказал, что она уволилась и уехала, надо было постараться связаться с нею. Я должна была понять, что случилась беда…

– Почему? У вас были основания для подозрений?

Она отвела взгляд; лицо сделалось отрешенным, точно у человека, с головой ушедшего в воспоминания.

– Да нет, мне казалось, Эрин довольна своей работой. Я знала, что у нее какие-то проблемы с мальчиком, но у какой девушки в ее возрасте их нет? Просто… просто надо было мне подробнее расспросить Джейда, почему она вдруг так сорвалась. Но вы же понимаете, за сезон приходит и уходит много конюхов. Соблазнов масса. Предложат где-нибудь больше денег, или медицинскую страховку, или лишний выходной – и до свидания.

У Лэндри не возникло желания высказать сочувствие, как-то поддержать ее. Да, кто-то должен был уделять больше внимания тому, что происходило с Эрин Сибрайт. И он не намерен никого упустить.

– Вы знали, в каких отношениях состояли Эрин и Дон? – спросил он.

– Эрин была в него влюблена.

– Как вам кажется, он этим пользовался?

– Я… ну… Дон невероятно обаятелен.

– Так да или нет?

– Он совершенно магнетический человек. Женщины на него вешаются. И, я думаю, ему это приятно. Он любит флиртовать.

– В том числе с Эрин?

– Гм… да, разумеется… Но я не думаю, чтобы он воспользовался ее слабостью. Не хочу в такое верить.

– Но ведь мог?

Она замялась, что само по себе было ответом.

– Эрин говорила вам что-нибудь по поводу гибели Звездного?

– Она была очень расстроена. Как и мы все.

– Не намекала, что ей что-либо известно о случившемся?

Пэрис опять отвела взгляд и прижала два пальца к намечающейся между бровями морщинке.

– Она не верила, что это был несчастный случай.

– За конем ведь ухаживала Эрин, верно?

– Да. Она прекрасно с ним ладила – да и с остальными тоже. Проводила с ними много времени. Бывало, и после смены забегала проверить, все ли в порядке.

– А в ту ночь тоже?

– Около одиннадцати. Все было нормально.

– Почему же она полагала, что это не случайность?

Пэрис Монтгомери бросила на него испуганный взгляд, и из глаз ее внезапно потекли слезы.

– Мисс Монтгомери, если Дон Джейд сделал то, в чем мы его подозреваем, вы не обязаны его выгораживать.

– Я не могу поверить, чтобы он сделал что-нибудь плохое, – пробормотала она, оправдывая скорее себя, чем Джейда.

– А что случилось?

– Эрин сказала мне, что в то утро, когда она пришла в конюшню, Дон уже был там. Рано. Очень рано. День был выставочный, и Эрин решила прийти пораньше, чтобы подготовить коней, заплести им гривы. Она увидела, что Дон возится с проводом от электровентилятора в деннике Звездного, и пошла к нему спросить, зачем он там в такую рань.

Пэрис помолчала, пытаясь собраться, успокоить дыхание. Лэндри ждал.

– Она увидела, что Звездный лежит на полу. Дон объяснил, что конь перекусил провод вентилятора, и теперь он держит провод, чтобы тот не коснулся земли. Но Эрин заметила, что в другой руке у него тоже что-то есть. Какой-то инструмент.

– Вы думаете, он перерезал провод, чтобы было похоже на несчастный случай?

– Я не знаю! – спрятав лицо в ладонях, всхлипнула Пэрис. – Я не хочу верить, что он убил живое существо!

– А это, возможно, меньшее из всего, что он сделал, – заметил Лэндри.

Пока Пэрис оплакивала собственную невнимательность, он бесстрастно потягивал кофе и проигрывал в уме новые факты. Эрин могла уличить Джейда в инсценировке несчастного случая. Вполне логично, что это могло стоить ей жизни, так же как и Джилл Морон. Но приобретение сотового телефона свидетельствует о том, что похищение было спланировано еще до убийства коня. Следовательно, эти два преступления никак не связаны.

– Что сделали вы, когда Эрин пришла к вам с такой информацией? – спросил он.

Пэрис вытерла глаза платочком.

– Рассердилась. Сказала, что это, разумеется, несчастный случай. Дон никогда…

– Несмотря на то, что у Дона уже было несколько подобных случаев?

– Я никогда не верила в их достоверность! – отрезала она. – Никто ничего так и не доказал. За три года, что я знакома с Доном, он ни разу не обошелся жестоко с вверенными ему лошадьми!

Удивительно: даже теперь Пэрис кинулась защищать Дона.

– Какова была реакция Эрин, когда вы ей не поверили?

– Сначала она расстроилась. Мы еще поговорили. Я сказала ей то, что сейчас говорю вам про свой опыт работы с Доном. Спросила, верит ли она сама, что он способен причинить кому-то вред. И ей стало стыдно за то, что она так подумала.

– Итак, когда Дон в тот же день сообщил вам, что она увольняется…

– Я не очень удивилась.

– Но звонить ей не пытались?

– Звонила, она не отвечала. Я оставила сообщение в голосовой почте. Через пару дней заглянула к ней домой, но квартира выглядела так, будто Эрин действительно больше там не живет. – Она горестно вздохнула и посмотрела на Лэндри широко раскрытыми глазами, ища сочувствия. – Чего бы я только не отдала, чтобы вернуться в тот день и изменить то, что случилось!

– Да, – кивнул Лэндри. – Уверен, и Эрин Сибрайт тоже.

 

46

Я вернулась к тому дню, когда все это началось. К тому дню, когда Звездного нашли мертвым в его стойле. К тому дню, когда Эрин Сибрайт схватили у задних ворот конно-спортивного центра Палм-Бич. Все, что мне было известно по делу, я изложила на листках дорогой почтовой бумаги, найденной в письменном столе. Хронология! Когда предположительно Джейд купил сотовый телефон? Когда поссорились Эрин и Чед? Когда Звездного нашли мертвым? Когда увезли Эрин? Записав все даты, я разложила листки по порядку на полу спальни.

И почему я сразу зациклилась на мысли, что все началось со смерти Звездного? Теперь, глядя на последовательность событий, анализируя факты, я понимала, что не права. Когда погиб Звездный, план похищения уже раскручивался. Кто-то приобрел одноразовый мобильный. Кто-то подготовил прицеп, где держали Эрин, собрал видео– и аудиоаппаратуру, добыл кетамин и нашел фургон, который использовали при похищении. Тщательный, детальный план, требующий минимум двух участников.

Надо узнать все, что предшествовало тому воскресенью – дню гибели Звездного и похищения Эрин. Узнать, что произошло между Эрин и Джейдом в тот день и накануне. А также – где были в это время Трей Хьюз и Ван Зандт.

Я еще раз просмотрела хронологию. Смотри не смотри – самое простое объяснение не всегда лучшее. Многие, знаю, были бы счастливы на этом остановиться. И Лэндри в их числе.

Но я не умею ничего делать по-простому. И никогда не умела.

Вернувшись в гостиную, я достала кассету с записью похищения и вставила в магнитофон.

 

47

Ван Зандт понятия не имел, сколько времени провалялся в автомобильном багажнике, и не знал, куда его привезли. Настало утро, это он понял по духоте. Проклятое флоридское солнце жарило изо всей мочи, машина нагрелась, и в багажнике стало совсем невыносимо.

Он умрет в этом мерзком месте из-за какой-то русской сучки! Из-за них обеих. Их лица в его мозгу слились в одно. От боли и жары он то и дело проваливался в бредовое забытье.

Попытался бы вырваться, но пошевелиться невозможно. И непонятно, сколько костей сломано. Попытался бы закричать, но нижняя часть лица замотана клейкой лентой. За прошедшие несколько часов он много раз боялся, что его вырвет – и он задохнется насмерть. Как эта толстуха Джилл Морон. Глупая шлюшка! Готова была лечь под Джейда. А должна была согласиться лечь под него. И теперь вот Кулак припомнил ему и это убийство…

Это был несчастный случай, а не убийство! Если б он избавился от ее трупа, как хотел сначала, никто и не узнал бы. Никто не полез бы с вопросами, где Джилл. Да кому она вообще была нужна?

Если б его не уговорили выбросить тело в ту выгребную яму, многое из того, что произошло потом, так и не случилось бы. И, возможно, сейчас ему не пришлось бы ждать смерти.

Снаружи донеслись какие-то звуки. Лязг металла, голоса. Русские, говорят по-русски. Проклятые русские!

Кто-то толкнул машину, раскачал ее, и она начала двигаться вперед. Грохот усилился, будто из преисподней восстал зверь, пожирающий все на своем пути.

Он знал, что будет дальше: оглушительный рев зверя, скрежет металла, капот автомобиля сплющивается в гармошку… Знал и начал вопить, хоть и понимал, что ни одному звуку с его губ не слететь. Выкрикивал по очереди имена всех женщин, ополчившихся на него.

Женщины! Тупые, неблагодарные твари. Кошмар его жизни. Много раз он говорил, что женщины его до могилы доведут. И, как всегда, оказался прав.

 

48

Такого кошмара Лэндри не наблюдал никогда в жизни. Эрин Сибрайт, распростертая на кровати, привязанная за руки и за ноги, кричала и плакала, а один из похитителей насиловал ее.

Они с Дуган, Вайсом и Дуайром стояли полукругом, со скрещенными на груди руками, и с каменными лицами смотрели видеозапись. В середине полукруга восседал в кресле Брюс Сибрайт, бледный, как шпаклевка.

Лэндри выключил телевизор и стукнул кулаком по боковой панели. Потом шагнул к Сибрайту.

– Ах ты, сукин сын…

– Я никогда прежде этого не видел! – вскакивая с кресла, заверещал тот.

– Лэндри… – окрикнул Дуган.

Но Лэндри его не слышал и не слышал, как зазвонил телефон Вайса. Он вообще забыл, что в комнате еще кто-то есть. Он видел только Брюса Сибрайта, и ему хотелось забить его насмерть голыми руками.

– Что? Берегли напоследок? – спросил он. – Хотели устроить маленький домашний кинофестиваль?

Сибрайт яростно замотал головой:

– Я вообще не знаю, как эта вещь попала ко мне в кабинет.

– Ее прислали вам похитители, как и первую.

– Нет!

– И будь на то ваша воля, никто так ни одной записи и не увидел бы.

– Это… это неправда…

– Лжешь, подонок! – выкрикнул ему в лицо Лэндри.

Дуган попытался вклиниться между ними.

– Детектив Лэндри, отойдите!

Лэндри обошел его кругом.

– Мало того, что вы хотели от нее избавиться! Вы хотели еще посмотреть, как ее мучают?

– Нет! Я…

– Заткнись! – заорал Лэндри. – Заткнись, ты, кусок дерьма!

Маленькие глазки Сибрайта выпучились от ужаса. Он отпрянул, наткнулся на стоявшее за его спиной кресло, оступился и неуклюже рухнул на сиденье.

– Лэндри! – крикнул Дуган.

– Я требую адвоката! – взвизгнул Сибрайт. – Он себя не контролирует!

Лэндри усилием воли овладел собой, выровнял дыхание и вперил взгляд в Брюса Сибрайта.

– Лучше господа бога затребуй, Сибрайт, – процедил он. – Для того, чтобы спасти твою несчастную задницу из этой передряги, одного адвоката мало.

Предъявление Джейду обвинения заняло двадцать минут: пять – на дело и пятнадцать – на то, чтобы Шапиро выговорился всласть. Учитывая, сколько этот тип берет за час, неудивительно, что он считает себя обязанным, по крайней мере, внешне оправдать свой баснословный гонорар.

Лэндри стоял в глубине зала суда, слушая выступления сторон. Его все еще трясло после той вспышки бешенства в конференц-зале. Он считал головы, как считают овец. Свита Шапиро, товарищ окружного прокурора, стайка репортеров, Трей Хьюз.

Анжела Рока, общественный обвинитель, заявила о намерении представить дело перед судебной коллегией и определила размер залога в миллион долларов.

– Ваша честь! – взвыл Шапиро. – Миллион долларов?! Мистер Джейд не так обеспечен, как его клиенты! Учитывая вышесказанное, это все равно, что вообще отказать моему подзащитному в освобождении до суда под залог!

– Нас это вполне устраивает, ваша честь, – сказала Рока. – Потерпевшая опознала в Джейде своего похитителя и насильника. Кроме того, полиция считает его подозреваемым в совершенном с особой жестокостью убийстве одной из его подчиненных.

– При всем уважении к суду, ваша честь, мистер Джейд не может нести наказание за преступление, обвинение в котором не было ему предъявлено!

– Да, меня этому тоже учили в университете, – язвительно отозвалась Ида Грин. Крохотного росточка, рыжеволосая Ида, переведенная в Палм-Бич из Нью-Йорка, была любимой судьей Лэндри. Иду не удивляло ничто и никто, в том числе Берт Шапиро.

– Ваша честь, обвинение…

– У нас заседание об освобождении под залог, мистер Шапиро. Мне просветить вас относительно протокола?

– Нет, ваша честь, я кое-что помню со студенческих времен.

– Прекрасно. Вы не зря потратили родительские деньги. Залог устанавливается в размере пятисот тысяч долларов наличными.

– Ваша честь… – начал Шапиро.

– Мистер Шапиро, – перебила Ида, – клиенты вашего клиента тратят такую сумму на одну лошадь, причем не моргнув. Уверена: если они так же преданы мистеру Джейду, как вы, то вызволят его.

Шапиро сердито молчал.

Рока решила ковать железо, пока горячо.

– Ваша честь, поскольку мистер Джейд жил в Европе, и там у него много знакомых, по нашему мнению, есть риск, что он попытается скрыться.

– Мистер Джейд сдаст свой загранпаспорт. Что-то еще, мисс Рока?

– Мы просим, чтобы у мистера Джейда взяли анализ крови и образцов волос с целью сравнения с имеющимися в распоряжении следствия вещественными доказательствами, ваша честь.

– Согласна.

– Ваша честь, – запротестовал Шапиро, – это грубое вторжение в личное пространство моего клиента…

– Грубое вторжение – это колоноскопия, мистер Шапиро. А анализ крови и волос – обычная процедура.

Раздался удар гонга, заседание закончилось. Трей Хьюз встал, вышел к кафедре и подписал чек. Дон Джейд снова стал свободным человеком.

 

49

Я еще раз перемотала пленку.

Интересно, нашли ребята Лэндри у Брюса Сибрайта другие видеозаписи, о которых говорила Эрин, или нет? Если нашли, надеюсь, его арестуют и предъявят какое-нибудь обвинение – препятствие расследованию, сокрытие улик, ложные показания. Что угодно, все сгодится. Независимо от исхода того, что Эрин осталась жива, независимо от источников и мотивов случившегося, Брюс Сибрайт проявил преступное безразличие к человеческой жизни.

Я подумала о пленке, которой не видела, – с записью избиения Эрин – и опять нажала кнопку пуска.

Сколько раз я просмотрела эту кассету? Сама не знаю. Достаточно, чтобы разглядеть каждый кадр в мельчайших подробностях, и все же что-то меня беспокоило, заставляя крутить ее опять и опять. Что-то такое, чего я никак не могла уловить.

Фургон приближается. Эрин стоит у ворот.

Фургон останавливается. Эрин стоит там же.

Выпрыгивает человек в маске. Эрин восклицает: «Нет!»

Пытается бежать.

Я нажала паузу, и картинка замерла. Вне контекста два человека на экране могли бы быть любовниками, а эта погоня – любовной игрой. Еще они могли бы спасаться от стихийного бедствия или бежать на помощь другим. Без лиц, просто два торса в потертых джинсах.

Меня беспокоила замедленность движений Эрин. Что это – неуверенность, страх? Или что-то еще?

Я снова пустила пленку. Вот человек грубо хватает Эрин сзади, разворачивает кругом. Она лягается. Он наотмашь бьет ее по лицу, да так сильно, что едва не сбивает с ног. Абсолютно реальная, непритворная жестокость. С этим не поспоришь.

Вот он толкает ее в спину и заваливает лицом вниз, в грязь. Вгоняет ей в плечо иглу шприца. Кетамин. Она уверенно сказала Лэндри, что именно этот наркотик давали ей. Откуда бы ей об этом знать, если только похитители сами любезно не сообщили ей? В прошлом Эрин принимала наркотики. Те же.

Я подумала о том, что Эрин рассказала Лэндри, и о том, чего она ему не рассказала. Не все фрагменты ее рассказа укладываются в стройную схему.

Она уверена, что один из похитителей – Джейд, но в лицо его ни разу не видела. Она уверена, что это был он – тот, в кого она была влюблена, ради кого предположительно бросила Чеда. Да, ни разу не видя его лица, она с легкостью поверила, что это он ее изнасиловал. Почему? Почему она так подумала? А он почему так поступил?

При этом, будучи абсолютно уверена, что один из похитителей Джейд, про его соучастника она ни слова сказать не может.

Далее – изнасиловав ее, избив, накачав наркотиками и не получив выкупа, ради которого пошли на такие хлопоты, похитители просто вывозят ее и отпускают. И все. Не только отпускают, но и возвращают одежду, и даже браслет.

Не верю я ей! И рассказу ее не верю, хотя что угодно отдала бы, чтоб исчезло это инстинктивное неверие. Хочу усомниться в собственном чутье, как сомневалась каждый день с тех пор, как был убит Гектор Рамирес. Какая ирония судьбы: в ходе расследования заново обрести веру в себя – и ничего так не хотеть, как оказаться неправой…

Я вспомнила о Молли и пожалела, что не могу заплакать.

Я могла бы помолиться, чтоб оказаться неправой, но никогда не верила, что высшие силы меня хоть раз послушают.

С тоской перемотала я кассету на начало и заставила себя просмотреть ее еще раз, в медленном темпе, чтобы ничего не упустить. Я искала вполне определенную вещь, но боялась, что так и не найду.

Аппаратура у меня так себе. На профессиональном оборудовании в технической лаборатории Лэндри увидел бы намного больше. И все же, отсматривая пленку с посекундной паузой, я тоже многое замечала. Во время съемки камера была направлена прямо на Эрин, причем съемка велась с двух-трехметрового расстояния. Я разглядела, что волосы девушки были собраны на затылке заколкой-«крабом», красная футболка в обтяжку открывала плоский живот, а на джинсах было маленькое белое пятнышко на бедре.

Когда нападавший схватил ее за руку, на руке блеснули часы. Но я по-прежнему не увидела того, что так отчаянно хотела увидеть!

Расхаживая по домику для гостей, как тигр по вольеру, я перебирала в памяти всех, кто имел отношение к Эрин: Брюс, Ван Зандт, Майкл Берн, Джилл Морон, Трей Хьюз, Пэрис Монтгомери. Я хочу, чтобы виноватым оказался Брюс. Я знаю, что Ван Зандт убийца. У Майкла Берна есть мотив разорить Дона Джейда, но похищение тут ни при чем. Джилл Морон мертва. Трей Хьюз для каждого из них – центр вселенной. И еще остается Пэрис Монтгомери.

Пэрис, с ее непонятной верностью Дону Джейду. На разорении Джейда она выиграет столько же, сколько и Майкл Берн, даже больше. Целых три года Пэрис трудится в тени Джейда – это с ее-то ослепительной фотомодельной улыбкой, любовью к красивым вещам и жаждой славы! Она управляет его жизнью, его делами, его конфликтами…

Я вспомнила о маленьких, но разрушительных секретах, которые как бы невзначай открыла мне Пэрис, говоря о гибели Звездного, хоть и защищала Джейда. А если она решила выложить все это мне, то какие сомнения сеяла в мозгу Трея Хьюза всякий раз, когда спала с ним?

В то утро, когда нашли труп Джилл Морон, Пэрис наблюдала, как Хавьер прибирается на месте преступления. Сообщив своему страховому агенту об ущербе, нанесенном одежде и личным вещам Джейда, она не забыла распорядиться, чтобы Хавьер тут же навел порядок в том самом деннике. А была ли вообще неожиданной для нее новость об убийстве Джилл?..

Потом я подумала о неудавшемся изнасиловании и о предположении Лэндри, что оно могло быть инсценировано. Подумала о трупе Джилл в выгребной яме у конюшни номер сорок, где его гарантированно должны были найти. А когда нашли, кто оказался главным подозреваемым? Дон Джейд.

Два-три скандала его клиенты стерпят, но убийство девушки? Нет. Похищение? Нет. А если убрать Джейда из кадра, останутся несколько богатых покровителей, и кто больше всего на этом выиграет? Пэрис Монтгомери.

Я позвонила Лэндри, оставила ему сообщение в голосовой почте. Затем выключила телевизор и вышла из дому.

У конюшни в шезлонге живописно разлеглась Ирина в лифчике от купальника, микроскопических шортах и эффектных темных очках, скрывающих глаза.

– Ирина! – окликнула я на ходу, по пути к машине. – Если появится Томас Ван Зандт, звони девять-один-один. Его разыскивают по обвинению в убийстве.

Она лениво подняла руку в знак того, что слышит, и перевернулась на живот, подставив солнцу спину.

Я отправилась на ипподром, к конюшне Джейда, чтобы еще раз побеседовать с Хавьером. В понедельник меньше вероятности, что его застанут за разговором со мной: конюшни закрыты. Ни Трею Хьюзу, ни Пэрис приезжать резона нет. Может, так ему легче будет поделиться со мной тем, что ему известно.

Войдя в конюшню Джейда, я остановилась в удивлении. Никого. В денниках еще не убирали, голодные кони ржали, требуя корма. Похоже было, будто их бросили. По всему проходу валялись на земле вилы, метлы, грабли, перевернутые ведра из-под навоза. Как будто кто-то убегал отсюда в страшной спешке.

Я вскрыла продуктовый чулан и разложила по яслям сено.

– Глазам не верю! – раздался голос у меня за спиной. – Теперь вы входите в роль конюха?

Я оглянулась. В конце прохода стоял Майкл Берн в джинсах и рубашке поло. Вид у него был до неприличия счастливый. Довольный и спокойный. Соперник в тюрьме, правильный миропорядок восстановлен.

– Я многогранная личность, – ответила я. – А вы зачем здесь?

Он пожал плечами. Тут я заметила, что в руке он держит какую-то коробочку. Явно с лекарством.

– Ни сна, ни отдыха измученной душе, – ухмыльнулся он.

Ромпан. Успокоительное, которое обычно дают лошадям. Здесь оно есть в каждой аптечке – так говорила Пэрис, когда рассуждала о найденном в крови Звездного препарате.

– У вас вечеринка? – не сводя глаз с коробочки, спросила я.

– У меня лошадь, которую трудно подковать, – ответил Берн. – Надо дать ей чего-нибудь, чтоб перестала нервничать.

– А Звездного трудно было подковывать?

– Нет. Почему вы спрашиваете?

– Так просто. Вы сегодня еще не видели Пэрис?

– Она заходила утром. Как раз в ту минуту, когда иммиграционная служба увозила ее последнего конюха.

– Что?

– Утром здесь была облава, – пояснил Майкл. – Ее гватемальца замели одним из первых.

– Кто их навел? Вы? – тупо спросила я.

– Нет, не я. Я сам потерял одного человека.

Служба иммиграции нагрянула с проверкой, и первым взяли парня из девятнадцатой конюшни. Единственный человек из окружения Джейда, которого можно было бы убедить сказать правду, пропал, как только дело начало двигаться…

– Я слышал, Джейд в тюрьме, – сказал Майкл Берн.

– Да, если только не вышел под залог. Его обвиняют в похищении. Вам что-нибудь об этом известно?

– Мне-то с какой стати?

– Вдруг вы были здесь в тот вечер, когда это случилось. Неделю назад, в воскресенье, на закате, у задних ворот.

Берн покачал головой.

– Я – нет. Я был дома. С женой.

– Вы очень преданный и снисходительный муж, Майкл, – заметила я.

– Да, я такой, – самодовольно отозвался он. – Не там вы ищете преступника, мисс Эстес.

– Хотелось бы мне знать, где его искать, – сказала я, а про себя подумала: «И тебе я тоже не верю».

 

50

– Эрин Сибрайт застала Джейда в деннике возле мертвого коня, – сказал Лэндри. – Она увидела, как он возится с проводом вентилятора.

Лэндри позвонил мне по мобильному, предложил встретиться, и теперь мы сидели в его машине. Между нами на сиденье лежал пакет с едой, распространяя ароматы жаренного на гриле мяса и картошки фри. Ни я, ни Лэндри к нему не притрагивались.

– Это она сама вам сказала?

– Как раз сегодня собираюсь ее об этом спросить. Утром до саги о мертвом коне мы так и не дошли. Я спрашивал только о подробностях похищения. Мне рассказала об этом Пэрис Монтгомери. Сегодня с утра вдруг явилась ко мне в кабинет. В утренних новостях прошел сюжет о бегстве Эрин от похитителей; очевидно, это вселило в мисс Монтгомери страх божий.

– Она больше похожа на стервятника, кружащего над умирающим животным, – возразила я. – Чует добычу. Значит, по ее словам, Эрин застукала Джейда, а вечером Джейд ее увез? Нет, Лэндри, концы с концами не сходятся.

– Знаю. План похищения уже вовсю работал.

– Если это было похищение, – уточнила я.

Он удивленно уставился на меня.

– Помните браслет, который я вам отдала утром?

– А что с ним?

– Как думаете, не могли похитители подарить его ей на прощание? Я ту пленку просмотрела раз пятьдесят. Браслета не видела, а вчера ночью он на ней был.

– Вы хотите сказать, что девушка сама принимала участие в собственном похищении? Эстес, вы не в своем уме. Видели бы вы ее! Краше в гроб кладут. Видели б вы ту пленку, где преступник хлещет ее арапником. А сегодня утром Вайс с Дуайром нашли у Сибрайта в кабинете еще одну кассету. Там снято, как девушку с изощренной жестокостью насилуют.

Тут уж мне крыть было нечем.

– Он держал ее дома? В кабинете?

– На полке, между книгами.

Вот это да! Я от души надеялась, что Сибрайту придется поплатиться. Но заснятое на пленку изнасилование – это уж слишком.

– Как, по-вашему, запись подлинная?

– У меня от нее волосы на затылке дыбом встали, – сказал Лэндри. – Хотелось схватить Сибрайта за горло и душить, пока у него глаза не вылезут.

– Где он теперь?

– В камере предварительного заключения. Окружной прокурор пытается решить, какое ему предъявлять обвинение.

– А что Джейд?

– Трей Хьюз оплатил залог.

– Любопытно, знает ли об этом Пэрис.

– Готов спорить, и Шапиро тоже он платит.

– Проверьте его имя по нашим схемам, – посоветовала я. – У Трея пестрое прошлое. Вчера он мне поведал, что недавно общался с моим отцом на профессиональной почве. А Эдуарда Эстеса из-за нарушений правил дорожного движения не беспокоят.

Лэндри неприязненно качнул головой.

– Просто клубок змей какой-то.

– Да, – согласилась я. – Остается только выяснить, сколько среди них ядовитых.

Ничто так не разжигает ненависть, как неоцененная преданность. Я ехала по направлению к Локсахэтчи, представляя себе, как Пэрис Монтгомери входит в полицейский участок, чтобы сдать своего шефа за убийство лошади и обман страховой компании. Пэрис, первая красавица, три года игравшая при Доне Джейде вторую скрипку. Одной рукой она защищала его, а другой рыла ему яму.

Кстати: не Пэрис ли стукнула в иммиграционную службу на Хавьера? Вчерашнюю ночь она провела с Треем. Он мог сказать ей, что я на самом деле частный детектив. И что он слышал, как я бегло говорю по-испански с единственным из работников Джейда, кто мог знать что-то ценное.

А может, Трей сам их навел? По своим собственным причинам. Я попыталась представить его в роли одного из похитителей. Мог он так деградировать за годы пьянства, чтобы счесть похищение девушки игрой?

День уже клонился к вечеру, когда я свернула с шоссе к дому Пэрис Монтгомери. В пышных зарослях пригорода дневной свет уже уступил место длинным теням.

Поставив машину возле какой-то пустующей стройки, я достала из тайника пистолет и, прячась за деревьями, побежала по улице в обратном направлении.

Дом был почти такой же, как у Евы Розен: псевдоиспанский стиль семидесятых годов, заплесневевшая белая штукатурка, растрескавшаяся, поросшая мхом крыша. Через боковую дверь я зашла в гараж, где мирно покоилась хозяйская машинка для стрижки газона и елочные игрушки. Но зеленой, как доллар, «Инфинити» там не было.

Дверь в дом оказалась заперта, огоньки на панели охраны показывали, что сигнализация включена. Я обошла дом снаружи, ища незапертую дверь или приоткрытое окно. Нет, не везет.

Сквозь окно гостиной удалось разглядеть неряшливый, некогда белый ковер с длинным ворсом и бледно-желтую мебель средиземноморского стиля, к Средиземному морю явно никакого отношения не имевшую. Телевизор был почти с меня в высоту и оснащен всеми сопутствующими устройствами: видеомагнитофоном, проигрывателем для лазерных дисков, стереоколонками «Долби», космического вида музыкальным центром.

Я почитала названия на корешках видеокассет на полке и задумалась, неужели в Южной Флориде одна я не держу в доме коллекцию порнухи.

Где-то вдали, за оградой, с гулким ревом заработал мотор какого-то станка. Если уж не везет, так не везет. Кто-то вернулся на стройку по соседству и теперь явно собирался снести мой автомобиль бульдозером.

На заднем дворе сгустились тени, но небо над верхушками деревьев оставалось ярко-синим. Грохот доносился, как выяснилось, не от недостроенных домов дальше по улице, а с соседнего участка. Большой мотор безостановочно урчал, с хрустом и треском уминая то, что поступало в какой-то мощный механизм. «Измельчитель мусора», – догадалась я и повернула обратно. И вдруг остановилась.

Лэндри говорил, что на той кассете, где избивали Эрин, слышался лязг какого-то механизма. Звук, который не могла определить Эрин, когда ее спрашивали, не знает ли она, где ее держали.

Я пошла к забору, почти незаметному за буйными зарослями молодых деревьев и дикого бамбука, увитых плющом. Эти джунгли в конце концов заполонили бы весь двор и дом, если б их не вырубали время от времени.

Скрежет и грохот стали громче. Зафырчал отъезжающий грузовик, запищал зуммер. Пытаясь разглядеть хоть что-нибудь по ту сторону забора за сплошной стеной зелени, я не сразу заметила то, что находилось по эту. Нечто странное торчало среди зарослей, как древняя развалина. Серое, проржавевшее, некогда чужеродное, а теперь, по прошествии времени, неотъемлемая часть ландшафта. Вагончик-прицеп. Когда-то, вероятно, здесь была контора прораба, с окошком в торце, заросшим изнутри пылью. Кто-то пальцем вывел на грязном стекле одно-единственное слово: ПОМОГИТЕ.

 

51

Жизнь может поменяться в мгновение ока.

Я чуть не пропустила это мгновение, отделявшее меня от того, чтобы повернуться и уйти. Вот оно – объяснение! Вот почему Пэрис Монтгомери поселилась в этом паршивом домишке так далеко от ипподрома. Я думала, она здесь скрывается от любопытных глаз, и оказалась права. Только роман с Треем Хьюзом – не единственное, что она хотела скрыть.

Прицеп торчал из буйной поросли, словно чудовище в кошмарном сне. Вид его будил воспоминания, хранить которые я не стремилась. Лучше б их вовсе не было.

Мне приказано терпеть, ждать, но я знаю, это решение неверное… Нельзя тратить драгоценное время… Расследование мое. Я знаю, что делаю…

Я вытащила пистолет, подобралась поближе, пошла вдоль прицепа. Лишь дойдя до края, заметила кем-то протоптанную тропку от угла к помятой, ржавой железной лесенке, свисавшей с тыльного торца прицепа.

Несмотря на то, что солнце в этот угол двора не заглядывало уже больше часа и особой жары не было, я взмокла от пота. Мне казалось, я слышу собственное дыхание.

В тот раз, стоя рядом с вагончиком братьев Голем, я ничего не боялась. А сейчас вместе с решимостью пришло сомнение. Когда я в последний раз принимала серьезное решение, то ошиблась. Непоправимо ошиблась.

Я прижалась к боковой стенке прицепа, стараясь унять сердцебиение, замедлить бег мыслей, выключить эмоции, связанные скорее с посттравматическим стрессом, чем с настоящим моментом.

Итак, рассуждая логически, Пэрис сняла дом несколько месяцев назад. Если место было выбрано из-за уединенности и старого прицепа на участке, срок предварительной подготовки похищения растягивается до начала сезона. И тогда встает вопрос, почему в конюхи взяли именно Эрин – из-за профессиональной пригодности или как будущую жертву.

Трясущейся левой рукой я достала телефон, набрала номер пейджера Лэндри и сбросила адрес Пэрис Монтгомери и просьбу ехать туда как можно скорее.

«Теперь что? – подумала я, сунув обратно в карман телефон. – Ждать? Ждать, пока Пэрис вернется домой и обнаружит меня у себя во дворе? Позволить уйти шансам, погаснуть дню, сидеть и ждать ответного звонка Лэндри?»

Расследование мое. Я знаю, что делаю…

Что скажет Лэндри, понятно. Велит дождаться его. Иди посиди в моей машине, как хорошая девочка.

Но хорошей девочкой я не была никогда.

Я медленно поднялась по железной лесенке, встала сбоку от двери, дважды постучала и вслух сказала: «Полиция!»

Ничего. Внутри вагончика никакого движения. И пули сквозь дверь не летят. Мне пришло в голову, что Ван Зандт, может быть, там, что он прячется, пережидая время до вылета в Брюссель. Вдруг это он соучастник Пэрис Монтгомери и помог ей устранить Джейда, застолбить себе местечко в жизни Трея Хьюза? В таком случае выкуп мог быть его гонораром за содействие в разорении Дона Джейда.

А какова роль Эрин в этой игре? После рассказа Лэндри о видеозаписях изнасилования и избиения – уже не знаю. Пленка с похищением, которую я смотрела раз двадцать, заставила меня усомниться, действительно ли Эрин жертва. Ведь Пэрис могла посвятить ее в заговор, соблазнив возможностью наказать родителей, а когда план начал действовать, отдала на откуп Ван Зандту… Мне стало тошно при одной мысли об этом.

По-прежнему стоя сбоку, я затаила дыхание и левой рукой чуть приоткрыла дверь. Струйка пота побежала у меня меж бровей, скатилась по носу. Снова ничего.

Выставив пистолет, я шагнула внутрь вагончика, повела дулом слева направо. В первой комнатушке никого. Я бегло огляделась: старый железный стол, круглая лампа, стул. Все в пыли и ошметках паутины. Кипы старых газет. Пустые банки из-под краски. В нос ударил застоявшийся запах пыли, сигарет, прорастающей под ветхим линолеумом плесени. Лязг машин снаружи словно отдается эхом и усиливается в убогих жестяных стенах.

Не опуская пистолета, я осторожно двинулась во вторую комнатку.

Запись, где Эрин избивали, я не видела, но по описанию Лэндри поняла: это происходило здесь. Кровать с железными спинками у дальней стены. Грязный, засаленный матрас без простыней. Пятна крови.

Я представила здесь Эрин – такую, как на той кассете: голую, всю в синяках, прикованную за руку к изголовью, вопящую под ударами арапника. Жертву и страдалицу.

В паре метров от изножья кровати стояла тренога с видеокамерой. За треногой – стол, уставленный банками из-под газировки, полупустыми бутылками с водой, вскрытыми пакетами чипсов. Посреди всего этого – пепельница с горой окурков.

Декорация для киносъемки. Эпизод зловещей драмы, финальная сцена которой еще впереди.

Рев машин затих. Я физически ощутила, какая вдруг настала тишина. По моим плечам и затылку побежали мурашки. А в следующий момент я услышала, как отворилась входная дверь.

Я встала у стенки рядом с дверью в первую комнату, с пистолетом на изготовку.

Шарканье ног по старому линолеуму. Стук падающих жестянок из-под краски. Запах разбавителя. Интересно, на кого я наткнусь, если выйду из-за двери? На Пэрис? На Ван Зандта? На Трея Хьюза?

Я шагнула к порогу – и направила пистолет на Чеда Сибрайта. Он смотрел на меня, вытаращив глаза. По полу, вокруг его ботинок, растекалась лужица разбавителя.

– Я бы спросила, Чед, что ты здесь делаешь, но, по-моему, и так ясно.

– Нет, – возразил он, мотая головой. – Вы не понимаете. Это не то, что вы подумали.

– Да? То есть сейчас ты не готовишься уничтожать улики?

– Я тут вообще ни при чем! – воскликнул он. – Эрин позвонила мне из больницы. И умоляла помочь.

– И ты – абсолютно невиновный – бросил все и ради нее готов совершить тяжкое преступление?

– Я люблю ее, – серьезно сказал Чед. – Она влипла. Я не хочу, чтоб она села в тюрьму.

– А за что ее сажать в тюрьму, Чед? – спросила я. – Она ведь, кажется, в этой истории потерпевшая.

– Так и есть, – подтвердил парень.

– Но она велела тебе приехать сюда и поджечь вагончик? Следователям она говорила, что не знает, где ее держали. Ты-то откуда знал, куда ехать?

Я прямо видела, как лихорадочно крутятся колесики в его мозгу, как пытается он выкрутиться.

– Чед, почему ты думаешь, что Эрин в беде? – снова спросила я. – Наоборот, она спасена. У детектива Лэндри есть видеозаписи того, как ее насиловали и избивали.

– Я тут ни при чем, это была ее идея.

– Чтобы ее избили? Чтобы изнасиловали? Это идея Эрин?

– Нет, Пэрис. По-настоящему никто ничего делать не собирался. Так сказала Эрин. Все было задумано как спектакль. Пэрис хотела разорить Джейда и перевести его бизнес на себя, а Эрин должна была ей помочь. Но вышло иначе. Пэрис ее бросила. И они чуть не убили ее.

– Кто это «они»?

Чед отвел взгляд, судорожно вздохнул. Его лоб блестел от пота.

– Не знаю. Она говорила только про Пэрис. А теперь боится, что Пэрис будет пытаться сдать ее.

– А ты устроишь пожар на месте преступления, и все сочтут, что это случайность. Так?

Чед сглотнул слюну. Дернулся кадык.

– Я понимаю, на что это похоже…

– Похоже, парень, что ты тоже завяз по уши, – сказала я. – Давай-ка лицом к стене, ноги расставить!

– Пожалуйста, не надо! – сморгнув слезы, взмолился он. – Я не хочу разбираться с полицией. Мне следующей осенью в университет.

– Надо было думать об этом до того, как соглашался совершить поджог.

– Я только хотел помочь Эрин, – снова сказал он. – Она хорошая, честное слово. Просто… ну, понимаете… она вечно куда-то вляпывается. И еще она хотела отомстить моему отцу.

– А ты?

– Я скоро окончу школу. И мне будет плевать, что он думает. Тогда мы с Эрин снова сможем быть вместе.

– К стенке! – повторила я.

– Неужели в вас нет ни капли сочувствия?..

– Я не жалостлива.

Я двинулась вперед, а Чед сделал еще шаг к стене между двумя комнатами. Медленный танец невольных партнеров с переменой мест. Внезапно за моей спиной послышался какой-то шорох. Держа Чеда на прицеле, а взглянула в сторону открытой входной двери.

По ступенькам поднималась Пэрис Монтгомери.

Стоило мне отвернуться, как на меня с искаженным от бешенства лицом бросился Чед. Он ударил меня по запястьям, прицел сбился, я отшатнулась – и мы оба повалились на пол, прямо на банки из-под краски и кипы старых газет. Грохнувшись об пол под тяжестью веса Чеда, я так ударилась затылком, что из глаз брызнули искры и дыхание пресеклось.

Пистолет я по-прежнему сжимала в правой руке, держа палец на предохранителе. Когда Чед ударил меня по руке, я чуть не выронила его, и палец неестественно выгнулся. Выстрелить я не могла, но вскинула пистолет и со всей силы заехала рукояткой по голове Чеду Сибрайту. Впрочем, удар получился смазанный. Я угодила ему в глаз, и оттуда хлынула кровь. Чед взвыл и свалился с меня, закрыв руками лицо.

Я откатилась в сторону, попыталась тут же вскочить на ноги, но поскользнулась в луже разбавителя. Хоть бы какую опору нашарить.

– Сука! Тварь поганая! – ревел за моей спиной Чед.

Схватившись за ножку железного стола, я таки встала и оглянулась назад, на Чеда. Одной рукой он зажимал глаз, а второй – замахнулся на меня банкой из-под краски. Банка угодила мне в левую щеку, отбросила голову вбок.

Я плашмя упала на стол, одной рукой уцепилась за край и перевалилась на другую сторону. Оказавшись на полу, я кое-как стряхнула пистолет со сломанного пальца. Возбуждение блокировало боль. Боль я почувствую потом – если повезет.

Я думала, что Чед перевалится через стол вслед за мною, но, подняв голову, зажмурилась от ослепительной оранжево-голубой вспышки. Разлитый по всему полу разбавитель горел, и пары бензина взорвались под потолком.

Переложив пистолет в левую руку, я поднялась и выстрелила вслед Чеду. Но он успел выскочить на улицу и захлопнуть за собой дверь.

Дальняя половина комнаты пылала, огненные языки лизали обшарпанные стены до самого потолка, пожирали кипы газет на полу. Огонь продвигался ко мне, к двери в смежную комнатку. Пара минут – и весь прицеп заполыхает. А выхода, насколько я могу судить, нет.

Лэндри за милю увидел зарево, тут же прибавил газу, включил мигалку и сирену. Против всякой логики он все-таки надеялся, что горит где-нибудь в другом месте. Но по мере приближения к указанному Еленой дому все яснее понимал, что надеется зря. По радио уже объявили пожарную тревогу.

Лэндри ворвался во двор, выскочил из машины и побежал в глубь участка.

Стены и окна крохотного вагончика-прицепа чернели на пылающе-оранжевом фоне.

– Елена! – заорал он изо всех сил, чтоб она услышала сквозь рев огня. – Елена!

Господи боже, если она внутри…

– Елена!

Он ринулся к прицепу, но волна жара отбросила его назад.

Если она внутри, она уже мертва.

Давясь кашлем, я побежала от огня к двери во вторую комнату. Пламя уже охватило стену. Я слышала, как пахнет растворителем от моей рубахи. Одна искра – и я превращусь в живой факел.

Второй выход находился в дальнем углу комнаты. За густым дымом я едва его различала. Бросилась туда, натыкаясь на стулья, с размаху налетела на дверь, рванула рукоятку, налегла… Заперто. Крутанула собачку замка, попробовала снова. Заперто снаружи. Дверь не открывалась.

Огонь волной ворвался в комнату, растекся по полу и начал лизать стены.

Сунув пистолет за пояс джинсов, я сбросила с треноги на кровать видеокамеру, схватила треногу, точно бейсбольную биту, и с размаху засветила в окно, где на пыльном стекле рукой Эрин было написано «ПОМОГИТЕ». Один раз. Еще. Стекло треснуло, но крепко сидело в раме.

Я изо всех сил била в стекло концом треноги, хоть и боялась, что от притока свежего воздуха пламя взметнется еще выше. Кожа моя обуглится, легкие растают, и если я не умру сразу, то горько о том пожалею.

Вал огня приближался, это было похоже на преисподнюю.

Только-только мне показалось, что я на пути к освобождению…

В отчаянии я из последних сил размахнулась и ударила треногой по стеклу.

– Елена! – орал Лэндри.

Он сделал еще одну попытку подобраться к прицепу, но там внутри что-то взорвалось, и воздушная волна швырнула его наземь. Пламя вырывалось из разбитых окон вместе с облаками рыжего дыма. Вдали выли сирены патрульных машин. Увы, поздно.

Измученный, больной от отчаяния, он, шатаясь, поднялся на ноги и стоял, не в силах что-либо сделать, без единой мысли в голове.

Сначала я решила, что это Чед стоит во дворе, любуясь на дело своих рук, вне себя от счастья, что покончил со мной. Но вот он шагнул ко мне, окликнул по имени, и я поняла, что вижу Лэндри.

Прижимая к груди видеокамеру, я сделала несколько неверных шагов ему навстречу на ватных, обессилевших от усталости и облегчения ногах.

– Елена!

Он схватил меня за плечи и потащил за собой, прочь от полыхающего прицепа к внутреннему дворику дома Пэрис Монтгомери.

– Боже правый! – выдохнул он, усаживая меня в кресло и ощупывая трясущимися руками. – Я думал, ты там, внутри.

– Там я и была, – ответила я и закашляла. – Пожар устроил Чед Сибрайт. Он заодно с Пэрис и Эрин все это закрутил. Ты его поймал? Поймал?

Лэндри покачал головой.

– В доме никого, кроме собаки.

Действительно, джек-рассел-терьер прыгал за дверью, как мячик, и безостановочно лаял.

Перед домом взвыли сирены. От гаража уже бежал к нам помощник шерифа. Лэндри встал, достал свой значок и пошел ему навстречу. Я сидела в кресле, выкашливая дым из легких, и смотрела, как он идет к дому. Помощник шерифа кивнул и опустил пистолет.

– Ты не ранена? – спросил Лэндри, вернувшись, и снова сел передо мной на корточки.

– Вот, палец сломала, – сказала я, показывая ему правую руку. – Ничего, бывало и похуже.

Он бережно взял мою руку, взглянул на палец.

– Торопыга безголовая… Почему меня не дождалась?

– Пока я тебя ждала бы, Чед спалил бы все дотла.

– Только тебя там не было бы! – отрезал Лэндри, вставая, и зашагал передо мной, стараясь успокоиться. – Елена, тебе вообще нельзя было туда соваться! Ты могла скомпрометировать вещдоки…

– А иначе мы остались бы совсем ни с чем! – заорала я в ответ, тоже вскочив.

– Мы? – грозно переспросил он, шагнув ко мне.

Я стояла насмерть.

– Расследование мое. Это я подключила тебя. Поэтому – да, мы. И даже не думай опять отстранить меня, Лэндри! Я взялась за это ради Молли, и если окажется, что ее сестра сознательно участвовала в собственном похищении, я удавлю Эрин Сибрайт вот этими самыми руками. А потом, пожалуйста, сажай меня в тюрьму, и ближайшие двадцать пять лет я не буду путаться у тебя под ногами.

– Ты чуть навсегда не перестала путаться у меня под ногами! – завопил он, тыча пальцем в горящий прицеп. – Думаешь, я этого хотел?

– Этого хотят все в полиции округа!

– Нет! – крикнул он. – Нет! Я – не все. Посмотри на меня. Я хотел не этого.

Мы стояли нос к носу. Я злобно уставилась на него. Он неотрывно смотрел мне в глаза, и выражение его лица медленно, очень медленно смягчалось.

– Нет, – шепнул он. – Нет, Елена. Я не хочу, чтобы ты исчезала из моей жизни.

И я не нашлась что ответить, хотя это для меня редкость.

– Ты меня до смерти напугала, – негромко добавил Лэндри.

«И ты меня тоже, – подумала я. – Только не раньше, а сию минуту».

Прибыли пожарные машины из Локсахэтчи, и первый грузовик уже заруливал во двор. Я равнодушно, как в кино, наблюдала, как из машины один за другим сыплются пожарники, и только потом заметила, что мои руки все еще сжимают видеокамеру. Я протянула ее Лэндри.

– Вот, возьми. Там наверняка отпечатки пальцев.

– Здесь ее и держали? – обернувшись к прицепу, спросил он.

– Да. Чед сказал, что Эрин сначала тоже принимала участие в заговоре, но потом Пэрис ее подставила. Одного не пойму: если Пэрис на нее ополчилась, почему же Эрин жива? Она же – самый опасный свидетель.

– По-моему, это лучше спросить у Пэрис, – ответил Лэндри. – И у Эрин. Ты знаешь, какая у Пэрис машина?

– Темно-зеленая «Инфинити». А у Чеда черная «Тойота», пикап. Он, может быть, лишился глаза. Наверное, в больницу поехал.

Лэндри поднял бровь.

– Ты выбила ему глаз?

Я пожала плечами и отвернулась. Жуткая картина была еще свежа в памяти.

– Ну, Эстес, ты и крутая!

Уверена, в ту минуту вид у меня был отнюдь не крутой. На плечи тяжким грузом давила готовая открыться истина. Адреналиновая горячка смертельной опасности уже прошла.

– Пойди сюда, – позвал Лэндри.

Я посмотрела на него. Он коснулся рукой моего лица – справа, с той стороны, которая не потеряла чувствительность. И я почувствовала его прикосновение – глубоко, до самого сердца.

– Я рад, что ты не погибла, – пробормотал Лэндри.

И, по-моему, он имел в виду не сегодняшний день, не пожар в вагончике.

– Я тоже, – ответила я, кладя голову ему на плечо. – Я тоже.

 

52

Дуган объявил Пэрис Монтгомери и Чеда Сибрайта в общий розыск. Вся дорожная инспекция округа и штата будет искать зеленую «Инфинити» и черный пикап «Тойота». Отдельное уведомление было отправлено службе береговой охраны и аэропортам Уэст-Палм-Бич и Форт-Лаудердейл, а также всем мелким аэропортам в округе.

Одна из причин, по которой через Южную Флориду всегда шли пути наркоторговцев, – здесь очень много входов и выходов, в том числе через границу, в другую страну. Я знала, что у Пэрис Монтгомери обширные связи в мире лошадников, у нее много влиятельных и богатых знакомых, владельцев личных самолетов и яхт.

И один из этих знакомых как раз сегодня ночью отправляет лошадей самолетом в Европу. Томас Ван Зандт.

– Его обнаружили? – спросила я у Лэндри. Мы сидели в его машине во дворе перед домом Пэрис Монтгомери.

– Нет. Ребята Армеджана признали, что это провал века.

Я рассказала о вылете в Европу самолета с лошадьми.

– Готова спорить – они оба сегодня вечером сделают попытку смыться из страны.

– Мы предупредили авиакомпании, – ответил Лэндри.

– Нет, ты не понял. Грузовой рейс – совсем другая история. Если хочешь как следует испугаться террористического акта, время от времени летай через океан с табуном лошадей.

– Отлично. Сейчас посадим Вайса и федералов следить за грузовым терминалом. Между прочим, участок арендован через агентство «Грифон». Пора еще раз поговорить с Брюсом.

У Лэндри зазвонил телефон.

– Слушаю, – сказал он в трубку и в следующее мгновение мышцы его лица затвердели, брови грозно сдвинулись. – Какого черта?! Что значит – сбежала? А этот гребаный охранник где был?

«Эрин», – подумала я.

– Когда? – рявкнул в трубку Лэндри. – Ага, просто замечательно! Передайте этому кретину, что я ему голову оторву!

Он захлопнул телефон и посмотрел на меня.

– Эрин сбежала. Кто-то поджег урну у стола медсестры, и охранник, следивший за дверью, ушел с поста. Когда вернулся, ее уже не было.

– Она с Чедом.

– И они бегут. – Лэндри включил мотор. – Завезу тебя к врачу. Мне надо мчаться.

– Просто подбрось меня до моей машины, – возразила я. – Сама доберусь.

– Елена…

– Лэндри, у меня только сломан палец. Не умру.

Он вздохнул и закрыл рот.

Вечер в неотложке тянулся страшно медленно. Мне сделали рентген пальца и сказали, что там вывих, а не перелом. Доктор от души вкатил мне лидокаина и вправил палец на место. От гипсовой лангетки я отказалась, и палец просто прибинтовали к соседнему. Выписали рецепт на болеутоляющее. Я не взяла.

По пути к выходу я остановилась у вахты узнать, не обращался ли кто-нибудь с тяжелой травмой глаза. Дежурный сказал, что нет.

Выйдя на улицу, я взглянула на часы. Пять часов до вылета рейса Ван Зандта в Брюссель. Вся полиция округа Палм-Бич ищет его, Пэрис, Чеда и Эрин. А Дон Джейд тем временем выпущен до суда под залог, и чек подписал Трей Хьюз.

Все вертится вокруг Трея Хьюза – покупка земельного участка, Звездный, Эрин, – и при этом, насколько мне известно, его никто не ищет. Ладно, сама проверю. Если он находится в эпицентре событий, возможно, и ключ к разгадке у него.

Я знала, что у Трея теперь дом в Поло-клубе, закрытом поселке для богатых лошадников, рядом с ипподромом. И направилась туда боковыми улочками, чтобы не ехать через Фэйрфилдс.

В поместье «Везучий паршивец» ворота были нараспашку. Рядом с вагончиком прораба в темноте стоял автомобиль. Я свернула к дому, и фары выхватили из темноты капот «Порше» Трея. Итак, он дома. Прекрасно. Я заглушила мотор и вылезла, сжимая в левой руке пистолет.

Никакого света, кроме большого прожектора на мачте, на участке не было, но где-то неподалеку раздавалась песенка Джимми Баффетта о радостях безответственности.

Я пошла на звук вдоль темной громады новой конюшни, завернула за угол. Второй этаж здания по всей длине опоясывал балкон с видом на поле для скачек. Там горели свечки, масляные лампы и рдел в темноте оранжевый огонек вечной сигареты Трея. Трей танцевал!

– Поднимайся сюда, радость моя! – позвал он. – Я уж думал, ты вообще не приедешь! Праздник начал без тебя.

Не спуская с него глаз, я поднялась наверх. Трей был под кайфом. От чего, не знаю. В восьмидесятых, помнится, он предпочитал кокаин. Когда я уволилась из отдела борьбы с наркотиками, кокаин как раз снова входил в моду. Ностальгия стареющих хиппи.

– Что празднуем, Трей? – выйдя на балкон, поинтересовалась я.

– Мою прекрасную, звездную жизнь, – пританцовывая босиком, ответил он.

В руке Трей держал бутылку текилы. На нем была гавайская рубаха навыпуск и штаны хаки.

– Звездная… Звездный, – пробормотал он и расхохотался. – Какой дурной каламбур! Просто поразительно!

Песня кончилась, Трей с размаху привалился к перилам балкона и отхлебнул из бутылки.

– Вы меня ждали? – спросила я.

– Вообще-то нет, я ждал кого-то другого. Но, знаете ли, это неважно, верно ведь?

– Нет, Трей, не знаю. Может, и важно – это как посмотреть. Вы ждали Пэрис?

Он потер лоб, и искорки от сигареты рассыпались вокруг головы, как светлячки.

– Правильно. Вы же у нас теперь сыщица. Хвост. «Частный перец» – или так говорить некорректно? Надо было бы сказать «частный персик», не правда ли?

– Трей, Пэрис вряд ли сегодня сюда приедет. Ее задержали непредвиденные обстоятельства.

– Да? А что такое?

– Уклонение от правосудия, – сказала я. – Она и Чед Сибрайт сегодня днем пытались меня убить.

Он прищурился, ожидая, чем закончится шутка.

– Солнце мое, чего ты накурилась?

– Не надо, Трей. Я знаю, что у вас с ней роман. Только не говорите, что вам ничего не известно ни о прицепе, ни об Эрин.

– Эрин? Кажется, ее похитили. Этот чертов мир катится в преисподнюю.

Я покачала головой.

– Это был спектакль. Вы не знали? Пьеса, разыгранная для вас.

Его лицо в свете свечей мучительно искривилось. Он пытался что-то понять своими затуманенными мозгами. Или действительно не знает, о чем я говорю, или пытается убедить себя, что не знает.

– Драма в трех актах, – продолжала я. – Обман, скрещивающиеся сюжетные линии, секс, убийство. Шекспиру было бы не стыдно. Весь сюжет мне пока неизвестен, но начинается он с крестового похода в святую землю – поместье «Везучий паршивец» – с целью завоевать ее правителя. Вас.

Я внимательно смотрела на Трея и видела, как недоуменная ухмылка медленно сползла с его лица.

– Если вам интересно, могу рассказать то, что знаю. История начинается с девушки по имени Пэрис, которая очень хочет стать королевой. Так хочет, что устраивает заговор, чтобы устранить единственного человека, препятствующего исполнению ее мечты, – Дона Джейда. «Дело это совсем нехитрое, – думает она. – У него и так уже подмоченная репутация. Люди готовы поверить, что он способен на любое злодеяние. Например, на убийство скакуна, который не приносит сверхдоходов. Обман страховой компании? Он уже так делал и вышел из воды сухим». У Джейда исчезает девушка-конюх. И он последний, кто эту девушку видел. Как выясняется, ее похитили. А когда она спасается, кого называет она своим похитителем? Дона Джейда. Пэрис, разумеется, думает, что тут-то Трей и прогонит проштрафившегося тренера. Впрочем, Джейд в любом случае скоро сядет в тюрьму. И Пэрис станет королевой поместья «Везучий паршивец».

– Несмешная какая-то история, – заметил Трей, затушил сигарету о каменную балюстраду и вышвырнул окурок во двор.

– Совсем даже несмешная. И счастливого конца не предвидится, – согласилась я. – А вы как думали?

– Элли, вы же меня знаете. Я стараюсь вообще не думать. Я всего лишь утлая лодчонка в море жизни.

Он надолго замолчал, и я огляделась. Против полукруга открытых стеклянных дверей, за которыми угадывалась темная комната, стоял круглый одноногий столик, похожий на гриб. На нем горело штук двенадцать свечей, кидавших отсветы на стеклянный поднос с кокаином, разделенным линиями на дозы. Рядом с подносом лежал пистолет «беретта» тридцать второго калибра.

– Зачем «пушка», Трей? – спросила я, незаметно взвесив в левой руке свой тяжеленький «глок». Его тяжесть успокаивала, пусть даже рука не та.

– От крыс, – пояснил он, доставая из кармана следующую сигарету. Щелкнул зажигалкой, затянулся и выпустил в ночное небо дым. – А потом, быть может, сыграю в русскую рулетку.

– Игра получится очень короткая, – заметила я. – Пистолет-то автоматический.

Трей улыбнулся, пожал плечами.

– История моей жизни: заигрался.

– Да, вам нелегко пришлось. Сколько вы унаследовали после смерти Салли? Восемьдесят миллионов? Или сто?

– Ага, и от каждого веревочка тянется в ад, – кивнул он.

– Тратить деньги вам эти веревочки, кажется, не мешают?

– Нет.

Он отвернулся, выглянул во двор, где ничего не было видно, кроме разнообразных темных пятен на фоне ночной черноты.

– Трей, почему вы выкупили Джейда? Зачем наняли ему Шапиро? – спросила я, подойдя с другой стороны и став у балюстрады.

– Потому что добраться до вашего отца не удалось, – усмехнулся он.

– Насколько я знаю, всю жизнь в отношениях с людьми вы были не постояннее мартовского кота. Что так привязывает вас к Дону Джейду?

– Он сделал меня тем, что я есть сегодня, – еще раз криво улыбнулся он.

– То есть убил Салли? – уточнила я. – Вы трахались с женой Майкла Берна, трудом и потом добывая алиби, а Джейд был в доме, прятался в темном углу… И теперь вам от него никуда не деться?

– А зачем мне куда-то деваться? – широко разведя руки, спросил он. Прилипшая сигарета качалась у него на губе. – Я повелитель мира!

– Нет, Трей, – возразила я. – Первый раз вы сказали лучше. Вы грустный клоун. У вас все было. Но в итоге ничего не останется.

– Вам тоже об этом кое-что известно, не так ли, Элли? – спросил он.

– Мне об этом известно все. Но я выбираюсь из ямы, Трей, а вас в ней закопают.

Я достала из кармана джинсов телефон и попыталась набрать номер Лэндри, хотя правая рука слушалась плохо, немела. Но Лэндри должен знать, что Трей ждет Пэрис. Скорее всего, она примчится к нему за автомобилем, не объявленным в розыск. А может, за деньгами, чтоб было на что жить в Европе. Или попытается уговорить Трея ехать вместе с ней. Богатые беглецы от закона – в роскошных столицах Европы!

Я отступила на два шага, поменяв в руках местами трубку и пистолет, не сводя глаз с Трея Хьюза. Жалкий гуляка, Питер Пэн, изуродованный временем и жалостью к себе.

Когда в трубке наконец послышались гудки, из темноты за открытыми стеклянными дверьми вышла Пэрис Монтгомери, не раздумывая схватила с круглого стола «беретту» и нацелила ее прямо мне в лицо.

 

53

– Наше агентство ведет много земельных участков, детектив, – сказал Брюс Сибрайт, – но я к большинству из них не имею отношения.

– Мне интересно лишь, какое отношение имеете вы конкретно к этому, – ответил Лэндри.

Они стояли возле письменного стола в домашнем кабинете Сибрайта. Лэндри сесть не предложили, но он на это и не рассчитывал.

– Никакого!

– Мы оба знаем, что это не так.

– Понятия не имею, откуда взялась эта видеозапись, – продолжал Сибрайт. – Мне ее подбросили.

– Да, конечно. Вы все о своем. А я спрашиваю об участке земли в Локсахэтчи.

– У меня есть адвокат. Поговорите с ним.

– Вряд ли он настолько в курсе ваших дел.

– Я же вам говорил, я вообще не занимаюсь вопросами аренды!

– То есть вы полагаете, я поверю, что похитители Эрин арендовали этот участок через вашу компанию чисто случайно? И те, к кому вы устроили Эрин на работу, тоже по чистой случайности оказались убийцами, насильниками и вообще бог знает кем?

– Мне нет дела до ваших предположений, – снимая трубку, отрезал Сибрайт. – Я к ним ни малейшего отношения не имею, равно как и мой сын. А теперь убирайтесь из моего кабинета, или я подам на вас в суд за шантаж.

– Ты и твой подонок-сын будете сидеть в тюрьме, – очень спокойно сказал Лэндри. – Об этом я позабочусь лично.

В коридоре, в нескольких шагах от двери кабинета, стояла Кристал Сибрайт. Сейчас она выглядела скорее потрясенной, чем оцепеневшей. Она вытянула руку, чтобы Лэндри не прошел мимо, открыла рот, но с губ не слетело ни слова.

– Чем могу быть полезен, миссис Сибрайт?

– Это сделала я.

– Прошу прощения?

– Та женщина приходила ко мне в контору. Я сдала ей дом. Я запомнила имя. Пэрис, почти Париж. Всегда мечтала побывать в Париже.

Она, видимо, сама не очень понимала, какова должна быть ее реакция на такую новость. Чувство вины? Шок? Злоба?

– Как получилось, что она пришла именно к вам? – спросил он.

– Сказала, что по совету подруги. – В глазах Кристал блеснули слезы. Она кивнула на кабинет мужа. – Это он? Думаете, это он?

– Не знаю, миссис Сибрайт, – признался Лэндри. – Видимо, придется вам спросить у него.

– Видимо, да, – пробормотала она, тупо глядя на дверь кабинета. – Я должна что-то сделать.

Она так и осталась стоять в коридоре, а Лэндри ушел, радуясь тому, что он всего лишь полицейский. Он-то сможет выбросить из головы этот ужас, когда расследование закончится. А вот Кристал Сибрайт, увы, нет.

 

54

Я смотрю в дуло пистолета, который сжимает в руке Пэрис Монтгомери. На заднем плане по-прежнему поет Джимми Баффет.

– Положи телефон и «пушку», – говорит Пэрис.

Теперь я держу «глок» в правой руке, слабой и покалеченной. Можно бы попытаться вскинуть его и взять противника на испуг, но вряд ли мне удастся сделать это убедительно. И все равно я не смогу, если потребуется, спустить курок.

Пэрис делает шаг ко мне. Она злится и трусит. Ее замечательный аккуратный план трещит по швам, как дешевая шмотка.

– Как все казалось просто, а, Пэрис? – говорю я. – Убедила Эрин помочь подставить Джейда. Они с Чедом могли еще по ходу разорить Брюса. Сработало бы как часы, если б Молли Сибрайт не бросилась ко мне за помощью.

– Положи телефон и «пушку»! – повторяет Пэрис.

Я вешаю телефон на пояс джинсов и кошусь на Трея. Он стоит рядом с безучастным лицом.

– Зачем ты подключила к этому делу Ван Зандта? – интересуюсь я. – Или он самовольно влез?

– Не понимаю, о чем ты.

– Тогда, Пэрис, зачем ты целишься мне в лицо?

Пэрис тоже бросает взгляд на Трея.

– Это все Дон, – говорит она. – Он убил Звездного. Он похитил Эрин. И убил Джилл. Трей, это все Дон! Поверь мне!

– Почему я должен тебе верить? – спрашивает он. – Потому что это входит в твои планы?

– Потому что я люблю тебя! – с жаром говорит она, но глаз не сводит с меня, и все ее внимание – на дуле пистолета. – Эрин видела, как Дон убил Звездного. Дон делал с нею ужасные вещи, чтобы ее наказать. И убил Джилл.

– Нет, радость моя, не убивал он, – устало возражает Трей. – Я знаю.

– Что ты говоришь?

– Ты же делала обход в ту ночь, когда убили Джилл. Ты пошла туда прямиком из моей постели. Так же, как и предыдущей ночью, когда были выпущены из стойл кони Берна.

– Трей, ты что-то путаешь… – звенящим голосом говорит Пэрис.

– Обычно – да. Так жить проще. Но сейчас я ничего не путаю.

Она делает еще шаг ко мне. Ее терпение на исходе.

– Брось эту чертову «пушку»!

Я вздохнула, медленно присела на корточки, будто для того, чтобы положить пистолет на пол, затем пригнулась и перекатилась на бок.

Пэрис выстрелила дважды; одна из пуль ударила в пол рядом со мной, и в воздух полетели мелкие осколки травертинского мрамора.

Я переложила пистолет в левую руку, вскочила на ноги и бросилась на Пэрис, пока она не успела опомниться и выстрелить в меня третий раз.

– Перестань, Пэрис! Прекрати! Брось!

Она развернулась и метнулась к лестнице в дальнем конце балкона. Я побежала следом, почти догнала… Завернув за угол, Пэрис на бегу выстрелила в меня через плечо и промахнулась.

Я осторожно выглянула из-за угла в пустой лестничный колодец, слабо освещенный лампочкой сигнализации. Может, Пэрис стоит на площадке, прижавшись к стене, и ждет, когда я туда сунусь? Я ясно представила себе, как выхожу на площадку и пуля бьет мне прямо в грудь. На одежде расплывается ярко-красная кровь – единственное цветное пятно на черно-белой картинке.

Вместо этого я дошла до другого конца балкона и посмотрела вниз. Пэрис исчезла. Я спустилась по лестнице во двор, напряженно оглядываясь. Не успела я ступить наземь, как взревел мотор Треева «Порше», ослепительно вспыхнули фары, и машина рванула прямиком на меня.

Я вскинула пистолет, выстрелила в лобовое стекло и отпрыгнула в сторону. Пэрис попыталась развернуть «Порше», колеса бешено завертелись, из-под них полетели камешки и комья земли. Машину занесло вбок и со всей силы швырнуло о бетонную стену дома.

Завыла сигнализация. Пэрис распахнула дверцу, выпала из автомобиля, вскочила и побежала по дорожке, прижимая руку к левому плечу. Споткнулась, упала, поднялась, пробежала еще несколько шагов, затем оступилась и упала опять. Рыдая, она лежала на земле прямо под щитом, гордо возвещавшим о строительстве поместья «Везучий паршивец».

– Нет, нет, нет, нет! – заскулила она, когда я приблизилась. Между ее пальцами сочилась кровь из раны в плече.

– Игра окончена, Пэрис, – глядя на нее сверху вниз, сказала я. – Тебе не повезло.

 

55

Молли сидела на кровати, сжавшись в комочек и подтянув коленки к подбородку. Она дрожала и изо всех сил старалась не заплакать.

Внизу громко ссорились, пронзительные голоса пробивались сквозь пол ее спальни, но слов она разобрать не могла. Брюс кричал. Падали какие-то предметы. Мамин голос был злобным, визгливым, как в кошмарном сне, – таким Молли никогда его не слышала. Высокий, пронзительный, как сирена, он то взмывал до оглушительной мощности, то затихал. Как будто мама сошла с ума.

Брюс ее несколько раз называл сумасшедшей, и теперь Молли со страхом подумала, что он, может быть, прав. Что тугие путы, до сих пор удерживавшие Кристал в пределах нормы, сейчас лопнули, и все, что копилось внутри, выплескивается наружу.

Когда вопли начались снова, Молли вскочила с кровати, заперла дверь и с трудом придвинула к ней прикроватную тумбочку. Затем схватила подаренный Еленой телефон, вернулась в свою норку у изголовья и набрала номер.

Из трубки поползли долгие гудки. Елена не отвечала. По щекам Молли текли слезы.

Шум внизу вдруг резко прекратился, и воцарилась странная, жуткая тишина. Молли опустилась на колени возле отверстия для кондиционера и напрягла слух, ловя хоть какой-нибудь звук. Тишина так давила на барабанные перепонки, что она усомнилась, не оглохла ли.

И вот, будто из другого измерения, просочился тихий, слабый голос:

– Я только хотела жить хорошо… Я только хотела жить хорошо…

 

56

Лэндри приехал буквально по пятам вызванной для Пэрис «Скорой помощи». Моим выстрелом сквозь лобовое стекло ей раздробило плечо. Крови она сколько-то потеряла, но ее жизни в ближайшие дни, месяцы и годы ничто не угрожало – авось все это время ей предстоит провести в тюремной камере.

Лэндри вылез из машины и сразу кинулся ко мне.

– Цела?

Я криво улыбнулась:

– Наверно, тебе уже надоело меня об этом спрашивать. Все в порядке.

– У тебя жизней больше, чем у кошки, – проворчал он.

Я рассказала ему обо всем, что случилось, что говорилось и какое я в этом приняла участие.

– Зачем тебя вообще сюда понесло? – спросил он.

– Не знаю даже. Подумала, что Пэрис может сделать попытку уговорить Трея. Все ведь вертится вокруг него – вокруг его денег, вокруг этого дома…

Я оглянулась на конюшню. На ее мощных стенах плясали отсветы мигалок «Скорой помощи» и патрульных машин. Трея в наручниках повели к одной из них.

– Теперь я знаю, что Трей с Джейдом состряпали план убийства Салли Хьюз, чтобы Трей получил наследство и построил эти хоромы. Я спросила Трея об этом в лоб, и он даже не удосужился отпираться. Потому-то он и остался верен Джейду: у него просто не было выбора. Пэрис хотела Джейда устранить, чтобы заполучить все. А в результате никто из них ничего не получит, – подытожила я. – Все обманы, все заговоры, вся причиненная другим боль – впустую. Все в проигрыше.

– Ага. – Лэндри кивнул вслед выезжающим со двора «Скорой помощи» и патрульному джипу. – После таких дел я начинаю жалеть, что не послушал когда-то своего старика. Он хотел, чтоб я выучился на инженера.

– А сам он кем работал? – спросила я.

– Полицейским, кем же еще? – хмыкнул Лэндри. – Тридцать лет, в Батон-Руж, штат Филадельфия.

– Про Ван Зандта ничего пока не слышно? – спросила я по пути к машине.

– Нет еще. Парень из грузового ангара сказал, что кони Ван Зандта прибыли уже давно, а от самого Ван Зандта весь день ни звука. Думаешь, он заодно с Пэрис в этом участвовал?

– Не знаю. Я все равно уверена, что Джилл убил он. Но Трей говорит, Пэрис в ту ночь на обход вылезла из его постели. А тело Джилл бросили так, чтоб его быстро нашли. И кто бы ни принес его туда, тот знал, что это дело молва тут же припишет Джейду. В полном соответствии с планом Пэрис!

– По-моему, одно другому не противоречит, – сказал Лэндри. – Мы знаем, что в ту ночь Ван Зандт был в «Игроках». И вовсю увивался за девушкой. Допустим, он вышел следом за ней, рассчитывая собрать осколки разбитого Джейдом сердца. Может, она ему отказала, а он не пожелал внять. И это стоило ей жизни.

– И тут на место преступления приходит Пэрис и убеждает Ван Зандта сбросить тело в выгребную яму! – подхватила я. – Участвовал ли он во всем остальном? Не знаю. Чед пытался убедить меня, что Эрин действительно насиловали, что Пэрис выпустила ситуацию из-под контроля. Возможно, здесь-то Ван Зандт и отыгрался.

– Если так и было, я уверен, что Пэрис проговорится. Она под стражей, он на свободе. Ничто так быстро не разрушает партнерства, как перспектива тюремного заключения. Отлично сработано, Эстес.

– Я лишь исполнила свой гражданский долг.

– Тебе бы все-таки значок носить.

Я отвернулась.

– Надо же, как ты меня балуешь. На твоем месте я бы при коллегах об этом вслух не высказывалась.

– Пошли они на фиг! Это ведь правда.

Меня смутило то, что его комплимент так много для меня значил.

– Что нового про Чеда и Эрин? – спросила я.

Лэндри не успел ответить – у меня зазвонил телефон.

– Эстес, – сказала я в трубку.

– Елена? – произнес дрожащий детский голосок, и страх пронзил меня сотнями острых осколков.

– Молли! Молли, в чем дело?

Я уже бежала к машине Лэндри, и он с тревожным лицом спешил за мной.

– Елена, приезжай! Прошу тебя, приезжай!

– Уже еду! Что стряслось?

– Я сама не знаю, но мне страшно. Скорее!

 

57

– Ладно, – сказал Лэндри. – Делаем так: первым захожу я и осматриваю первый этаж. Потом… Елена, ты меня слышишь?

Я кивнула, не очень слушая, что он говорит, не вникая в его планы. Сейчас все мои мысли были о Молли.

Если кто-нибудь тронул ребенка…

Я подумала о беглых Чеде и Эрин. Если они вдруг вернулись в дом…

Лэндри затормозил у крыльца. Я выскочила, не дожидаясь полной остановки.

– Эстес, чтоб тебя!

Входная дверь была открыта. Я кинулась в дом, ни на секунду не задумываясь, какая опасность может ждать за порогом.

– Молли!

Лэндри уже стоял за моей спиной.

– Сибрайт! Это Лэндри.

– Молли!

Прыгая через две ступеньки, я взлетела на второй этаж.

Если кто-нибудь тронул ребенка…

Лэндри направился к кабинету Сибрайта. В доме стояла полная тишина, только из-за дверей кабинета доносился какой-то слабый, невнятный звук.

– Сибрайт?

С пистолетом в руке Лэндри пошел вдоль стены. Краем глаза он видел, как мчится вверх по лестнице Елена.

– Сибрайт! – еще раз окликнул он.

Звук становился все отчетливее. «Пение, что ли?» – подумал Лэндри. Он подобрался к двери, взялся за ручку…

Пение. Нет, скорее речитатив.

– Я только хотела жить хорошо.

– Молли!

Какая из закрытых дверей ведет в ее комнату? Прижавшись спиной к стене, я распахнула первую по ходу. Ага, комната Чеда.

Если кто-нибудь тронул ребенка…

Рванула следующую дверь. Еще одна пустая спальня.

– Молли!

Третья дверь, едва приоткрывшись, обо что-то ударилась. Я налегла сильнее.

– Молли!

Если кто-нибудь тронул ребенка…

Дверь в кабинет распахнулась, явив взгляду жуткую картину. Кристал Сибрайт стояла за мужниным письменным столом, вся в крови. Кровь текла по ее рукам, по хорошенькому розовому платьицу, в котором Лэндри уже видел ее сегодня. Брюс Сибрайт лежал лицом вниз на своем безукоризненно прибранном столе с торчащим из раны в спине мясным ножом.

– Господи, – пробормотал Лэндри.

Кристал посмотрела на него широко раскрытыми стеклянными глазами.

– Я только хотела жить хорошо. А он сломал мне жизнь. Он все сломал.

Если кто-нибудь тронул ребенка…

Сделав шаг назад, я набрала полную грудь воздуха и со всей силы навалилась на дверь плечом.

– Молли!

Дверь чуть подалась, и я поняла, что кто-то забаррикадировал ее изнутри.

– Елена!

Послышался звук отодвигаемой мебели, дверь распахнулась, и Молли с разбегу бросилась мне на шею. Я упала на колени и обняла ее так крепко, как никогда в жизни никого не обнимала. Я держала Молли Сибрайт обеими руками, прижимала к себе, пока она плакала, и потом долго еще не могла отпустить.

 

58

Все кончилось – только это я и могла сказать Молли, пока обнимала ее. Все кончилось. Кончилось. Кончилось. Но это была неправда таких гигантских размеров, что по сравнению с ней все неправды мира съеживались и меркли. Для Молли не кончилось ничего, кроме ее собственной семьи.

Кристал, и в лучшие времена не отличавшаяся крепкой психикой, не выдержала давления и сломалась. Она обвинила мужа во всем, что случилось с Эрин, – в похищении и изнасиловании. Решила, что Брюс сам все подстроил, послать к ней Пэрис Монтгомери оформлять аренду дома в Локсахэтчи, где и разыгралась драма.

Можно было бы придать этой истории благородный вид, сказав, что мать защищала дочь и отомстила за нее. Но, как ни грустно, мне в это совсем не верилось. По-моему, убийство Брюса было наказанием ему не за погубленную жизнь дочери, а за то, что он лишил Кристал ее собственной сказки.

Я только хотела жить хорошо…

Интересно, осталась бы она с Брюсом, если б узнала, что все это – по крайней мере, отчасти – было устроено ее дочерью? Тогда, скорее всего, она свалила бы всю вину на Эрин. И нашла бы способ простить Брюсу его грехи и сохранить свой маленький мирок в неприкосновенности.

Способность человеческого ума всему находить оправдание просто поразительна.

Лэндри отправил Кристал на патрульном джипе в полицию, а меня и Молли повез к Шону. И ни слова о том, чтобы позвонить в Службу социальной защиты, как это принято в подобных случаях.

Почти всю дорогу мы ехали молча, уже исчерпав эмоции и силы, придавленные происходящим. Только потрескивал радиопереговорник Лэндри. И вдруг от этого звука на меня накатила такая ностальгия, как будто я услышала песню времен своей юности.

У ворот «Авадонис-фарм» Лэндри позвонил Вайсу, в аэропорт. Ван Зандт там по-прежнему не появлялся, а самолет меж тем уже был готов вырулить на взлетную полосу.

Измученная Молли спала, привалившись ко мне. Лэндри взял ее на руки и отнес в домик для гостей. Я открыла ему дверь в свободную спальню, размышляя, какая странная семейная группа у нас получается.

– Бедная девочка, – сказал Лэндри, когда мы вышли из дома обратно во дворик. – Она быстро повзрослеет.

– Уже повзрослела, – ответила я, боком присаживаясь на изящную кованую скамью с мягкими подушками. – Эта девочка была ребенком минуты полторы, не больше. У тебя дети есть?

– У меня? Нет. – Лэндри сел рядом со мной. – А у тебя?

– Мне это всегда казалось неудачной мыслью. Слишком часто приходилось видеть, как детей бросают. А я знаю, как это больно.

Я понимала, что он наблюдает за мной, пытается проникнуть в душу, прочесть то, что за словами. И подивилась, с какой легкостью продемонстрировала ему собственную беззащитность.

– Но Молли классная, – продолжала я. – Представляешь, сама себя воспитала на детективах телеканала «Дискавери».

– Я был женат, – заметил Лэндри. – Но ничего не получилось. Сама знаешь: работа, ночные дежурства, со мной трудно… ну и так далее.

– А я никогда. Переходи сразу к: «Со мной трудно, ну и так далее».

Он устало улыбнулся, достал из кармана сигарету с зажигалкой.

– Заначка из машины? – спросила я.

– Надо же чем-то занюхать этот труп.

– А я раньше пила, – призналась я. – Чтобы вкус во рту отбить.

– Но завязала?

– Я завязала со всем, что притупляет боль.

– Почему?

– Потому что была уверена, что поделом мне. Наказание. Покаяние. Очищение. Называй как хочешь.

– Глупо, – заявил Лэндри. – Ты же не господь бог, Эстес.

– Большое утешение для всех истинно верующих, – усмехнулась я.

– Я только хочу сказать – в тебе слишком много хорошего, чтобы одна ошибка, даже большая, все это перечеркнула.

Я криво улыбнулась одним углом рта.

– Знаю. Теперь знаю. Благодаря Молли.

Лэндри оглянулся через плечо на дом.

– Что ты ей про Эрин расскажешь?

– Правду, – вздохнула я. – Меньшего она не примет.

Мысль об этом заставила меня вскочить. При всей моей усталости я никак не могла успокоиться, думая о полной несправедливостей жизни Молли Сибрайт и собственном эмоциональном уродстве. Ежась от ночной сырости, я прошлась по двору.

– Знаешь, в самый первый день, помню, я подумала: Молли получит важный жизненный урок. Поймет, что в жизни нельзя рассчитывать ни на кого, кроме себя, как понимают все: через предательство любимых и близких людей. А теперь жалею, что никак не могу этого для нее изменить.

Лэндри подошел, встал рядом со мной.

– Можешь, – возразил он. – Уже изменила. Она тебе верит, Елена. Ты ее не предала. И не предашь.

«Ох, самой бы в это поверить!» – подумала я.

У Лэндри запищал пейджер. Он взглянул на экран, снял с пояса телефон, набрал номер.

– Лэндри.

Я следила за его лицом и почувствовала, как оно напряглось.

Договорив, он обернулся ко мне.

– Эрин и Чеда взяли на Аллее Аллигаторов, на полпути к Венис. Она утверждает, что Чед увез ее силой.

 

59

– Вам восемнадцать, – сказал Лэндри. – По закону вы взрослый человек. Вы сделали неправильный выбор, последствия серьезные, теперь придется отвечать. Вопрос один: будете ли вы запираться дальше или облегчите жизнь нам всем?

Чед Сибрайт смотрел в стену. Его левый глаз скрывала тугая черная повязка.

– Поверить не могу, что все это происходит со мной, – пробормотал он.

Полицейский вертолет засек пикап Чеда на шоссе под названием Аллея Аллигаторов – дороге, соединяющей восточное побережье Флориды с побережьем Мексиканского залива. Парочку вернули в гостеприимные объятия системы правосудия округа Палм-Бич и поместили в лазарет, где обоим была оказана медицинская помощь.

Теперь они сидели в соседних комнатах для допросов, и каждый гадал, что рассказывает следователю другой.

«Будь жив Брюс Сибрайт, интересы Чеда представлял бы адвокат калибра Берта Шапиро», – подумал Лэндри. Но Брюс Сибрайт умер, и Чеду достался первый попавшийся общественный защитник.

Товарищ окружного прокурора Анжела Рока нетерпеливо постучала карандашом по столу.

– Чед, вам лучше начать говорить. В соседней комнате ваша девушка поведала нам захватывающую историю. Как вы ее похитили, чтобы выманить деньги у родного отца. У нас есть видеозапись, где вы ее избиваете.

– Думаю, мне следует ознакомиться с этой пленкой, – вмешался общественный защитник.

Рока взглянула на него.

– Запись весьма убедительная. Да и девушка будет очень пристрастным свидетелем.

– Это ложь! – надувшись, обиженно заявил Чед, но было видно, что он испугался. – Эрин со мной так не поступит.

– Как не поступит? – переспросил Лэндри. – Не расскажет, как вы выволакивали ее из больницы, пока охранник пытался потушить устроенный вами пожар?

Чед рьяно замотал головой.

– Вы не думаете, что Эрин расскажет нам, как вы ее насиловали и накачивали кетамином? – подхватила Рока.

Общественный защитник оторопело раскрывал и закрывал рот, но не мог выдавить из себя ни слова.

Лэндри вздохнул и поднялся.

– Знаете, – обратился он к Рока, – кажется, с меня хватит. Этот засранец решил отпираться? Отлично, пусть сгниет здесь. Его отец был подонком. Он такой же подонок. Ладно, чистосердечное признание отменяется. Идите, договаривайтесь с девушкой. Сами понимаете, присяжные при виде ее зарыдают в голос.

Рока сделала вид, будто раздумывает, затем взглянула на общественного защитника.

– Поговорите с вашим подзащитным. Обвинение у него будет впечатляющее, попурри из тяжких преступлений: похищение людей, изнасилование, попытка убийства, поджог…

– Никого я не насиловал! – воскликнул Чед. – И в тот прицеп вчера зашел, только чтобы помочь Эрин.

– Чтобы уничтожить изобличающие ее улики, потому что она – мозговой центр всей вашей операции? – уточнила Рока.

Чед закрыл глаз, наклонил голову набок.

– Я же говорил: Эрин только сначала принимала участие, а потом Пэрис ее подставила. А я вообще к этому отношения не имею! Я только пытался помочь Эрин. Почему надо меня за это наказывать?

Лэндри перегнулся через стол.

– Люди погибли, молодой человек. Вы лично пытались убить моего друга. Пути на волю вам все равно нет.

Чед закрыл лицо руками и заплакал.

– Я не виноват!

– А как быть с пленкой, которую мы нашли в кабинете вашего отца, Чед? На ней заснято бесспорное изнасилование. Кассета была оставлена в полке, на виду. Как она туда попала?

– Не знаю!

– А я знаю, – сказал Лэндри. – Туда поставили ее вы.

– Нет, не я! Я вообще к этому отношения не имел!

Лэндри раздраженно вздохнул.

– Знаете что, Чед? Вы можете либо взять на себя ответственность и тем самым облегчить свою участь, либо с каждой новой ложью увязать все глубже и глубже.

Он подошел к зеркальному окну в стене, поднял жалюзи и включил переговорное устройство.

Рока тоже встала.

– Подумайте как следует, джентльмены. Лучшие сделки заключаются быстро. Кто не успел – тот опоздал.

– Эрин, зачем Чед увез вас из больницы? – спросил Лэндри.

– Должно быть, это он был тем, вторым, – еле слышно прошелестела девушка. Глаза она потупила, точно от страха или от стыда. По щекам катились крохотные прозрачные бисеринки слез. – Второй похититель. Потому, наверно, он никогда и не говорил ни слова. Понимал, что я его сразу узнаю.

– Итак, он среди бела дня вошел в вашу палату и похитил вас вторично, чтоб вы никому не могли рассказать, как не узнали его тогда? – уточнил Лэндри.

Эрин прижала дрожащую руку к губам и зарыдала. Общественный защитник, тучная, жалостливая тетушка по имени Мария Онджо, сочувственно похлопала ее по плечу.

Лэндри остался безучастен.

– Чед говорит, что вы с ним любите друг друга. И что вы поехали с ним по своей воле.

У Эрин отвисла челюсть.

– Нет! Это неправда! Я… мы… У нас действительно был раньше роман – до того, как я ушла из дома. – Она покачала головой, словно удивляясь собственной глупости. – Но мы это затеяли, только чтобы позлить Брюса. Его колотило при одной мысли, что его идеальный мальчик связался со мной. Чед был в бешенстве, когда я решила с ним расстаться. Сказал, что никуда меня не отпустит.

Мария Онджо сунула ей пачку бумажных платков.

– Эрин, – сказала Рока, – Чед утверждает, что вы, а не он, затеяли это похищение. Что главной целью общего плана было дискредитировать Дона Джейда, а также сбить с толку вашего отца и выманить у него деньги, но ситуация вышла у вас из-под контроля.

– У меня из-под контроля? – возмущенно переспросила Эрин. – Они меня изнасиловали!

– И вы не поняли, что один из насильников был Чед? Вы ведь состояли с ним в интимной связи, вы спали вместе, – заметил Лэндри.

– Они накачивали меня наркотиками! Я же говорила! Почему вы мне не верите?

– Отчасти потому, вероятно, что доктор, осматривавший вас той ночью, когда вы нашлись, не смог однозначно определить, было ли над вами совершено насилие.

– Что? Но… но… вы ведь видели запись!

– Да, видел, – кивнул Лэндри. – Ужасное зрелище, жестокое, гнусное. И если все это не инсценировка, у вас должны были остаться обширные гематомы и разрывы влагалища. Их нет.

Лицо у Эрин было такое, будто она видит кошмарный сон и никак не может проснуться.

– В голове не укладывается! – пробормотала она. – Меня избивали, меня насиловали… Посмотрите на меня!

Она задрала рукав и продемонстрировала багровые рубцы от арапника.

– Да, – согласился Лэндри, – очень убедительно. Итак, по вашим словам, Дон Джейд и Чед вместе похитили вас при содействии Пэрис Монтгомери. Откуда Чед знаком с Доном?

– Не знаю!

– И зачем ему иметь дело с тем, кто увел вас у него? – спросил Лэндри. – Не понимаю.

Он видел, как нарастает ее отчаяние. Она дышала все чаще и чаще.

Общественная защитница сердито посмотрела на Лэндри.

– Детектив, нельзя взваливать на плечи Эрин все расследование целиком. Она не могла знать, что на уме у тех, кто в этом участвовал.

– Не уверен, мисс Онджо. Эрин была в близких отношениях с Чедом, работала у Дона Джейда и утверждала, что влюблена в него. Сдается мне, если кто и знает ответы на все вопросы, то как раз Эрин.

Онджо погладила девушку по спине.

– Эрин, вы вовсе не обязаны…

– Я ничего плохого не сделала! – отрезала та. – Мне скрывать нечего. Я ни в чем не виновата!

Лэндри выразительно посмотрел на Анджелу Рока.

– Так как же Чед связался с Джейдом, Эрин? Насколько я понимаю, кроме знакомства с вами, у них ничего общего нет. Не могу представить себе, чтобы они дружили.

– Их спросите! – огрызнулась Эрин. – Может, они друг в друга втюрились. Я откуда знаю?!

– И оба принимали участие в похищении вместе с Пэрис Монтгомери, да? Вас ведь держали в вагончике во дворе ее дома.

Эрин закрыла лицо руками.

– Не знаю!

– Эрин в этом деле потерпевшая, – вступилась Онджо. – Она последняя, кто должен сидеть в тюрьме.

– По словам Чеда выходит иначе, – возразила Рока. – И по словам Пэрис тоже. Они оба утверждают, что идея похищения принадлежит Эрин. Замысел Пэрис заключался в том, чтобы убить лошадь и свалить вину на Джейда. Эрин подговорила ее на инсценировку похищения, чтоб выманить деньги у своего отчима и вбить клин между Сибрайтом и матерью. Кроме того, они обе хотели обвинить Джейда в преступлении, которое положит конец его карьере.

– И знаете что? – подхватил Лэндри. – Мне такая версия кажется куда более правдоподобной, чем извращенная взаимная страсть Чеда и Джейда.

– Кошмар какой-то! – рыдала Эрин. – Они же меня насиловали!

Онджо оттолкнула стул и поднялась. Стоя она оказалась не выше ростом, чем сидя.

– Все, хватит безобразий! Достаточно! Я вызываю охрану!

– Как, вы не останетесь посмотреть кино? – невозмутимо поинтересовался Лэндри, указывая на телевизор с видеомагнитофоном в углу комнаты.

Онджо нахмурилась.

– О чем вы? Какое кино?

– Они снимали меня на видео, чтобы потом послать пленку Брюсу, – пояснила Эрин. – Они делали со мной такие гадости… Это был ужас!

– По-моему, эта пленка не для широкого показа, – возразила Рока. – Эрин, вы, возможно, пожелаете пересмотреть свою линию поведения. Я обычно предоставляю самые выгодные условия тому, кто меньше всего лжет.

Лэндри включил видеомагнитофон.

– Мисс Сибрайт, – сказал он, – вы чрезвычайно талантливая актриса. Не встань вы на скользкий путь правонарушения, могли бы сделаться звездой черного порно.

Запись была скопирована с той, что оказалась в видеокамере, которую Елена вынесла из горящего вагончика. Съемки за кулисами мнимого похищения. Кадры, не вошедшие в финальный монтаж. Репетиционный процесс.

На экране телевизора появилась Эрин на кровати в соблазнительной позе, с обольстительной улыбкой в камеру. На той самой кровати, к которой она была прикована в посланных Брюсу Сибрайту видеосюжетах. На той самой кровати, где корчилась под такими жестокими побоями, что даже очерствевшие душой полицейские содрогнулись.

Мария Онджо смотрела на экран, и румянец таял на ее лице вместе с сочувствием к подзащитной.

Эрин перевела взгляд с адвоката на Лэндри.

– Они меня заставили! Мне приходилось в точности выполнять, что они велели, или меня избивали! – всхлипнула она. – Думаете, я хотела это делать?

С экрана на нее смотрело ее собственное улыбающееся лицо. Эрин сунула руку себе между ног, затем облизала пальцы.

– Ага, – кивнул Лэндри. – Именно так я и думаю.

На заднем плане записи что-то сказал мужской голос, и оба рассмеялись.

Эрин оттолкнула свой стул от стола и принялась кружить по комнате, как загнанный в угол, обозленный маленький зверек.

– Мне приходилось им подыгрывать. Я боялась, что они меня убьют! Люди, да что с вами?! Почему вы мне не верите?! Это был Чед, теперь я точно знаю. Он меня наказывал…

Внезапно что-то ударило в зеркальное окно с другой стороны. Эрин и Онджо подскочили на месте. Лэндри посмотрел на Рока.

А между тем на экране в кадр вошел Чед Сибрайт. Они с Эрин встали на колени лицом друг к другу на заляпанном матрасе.

– Как ты хочешь, детка? – спросил Чед.

Эрин подняла голову, улыбнулась ведьминской улыбкой.

– Ты же знаешь, как я люблю. Я люблю грубо.

И оба снова расхохотались. Резвящиеся дети. Актеры на репетиции.

Лэндри взглянул в зеркальное окно, кивнул кому-то по ту сторону стекла, подошел к двери и открыл ее.

– Сука поганая! – заорал Чед Сибрайт, которого вели мимо в наручниках. Он пытался вывернуться из рук охранников и ворваться в комнату, но его держали крепко. – Я тебя любил! Я ведь любил тебя!

Эрин вскочила со стула.

– Заткнись! Заткнись!

– Я делал это ради тебя! Я тебя любил!

Эрин смерила его ядовито-презрительным взглядом:

– Идиот несчастный.

– Есть на свете невоспитанные люди, – заметил Лэндри, закрывая дверь.

– Это неслыханно! – запыхтела Онджо. – Запугивать мою подзащитную встречей с ее мучителем…

– Бросьте, коллега, – устало проронила Рока. – Суду достаточно одного взгляда на эту запись, и ваша клиентка может проститься со своей кинокарьерой.

Лэндри вышел постоять на тротуаре под жарким полуденным солнцем и выкурить сигаретку. Надо было прогнать изо рта вкус чужой лжи, выжечь вонь чужих поступков.

Чед Сибрайт подтвердил все, отказался от своих прежних утверждений, лишь бы навредить Эрин. Он заявил, что это она втянула его в инсценировку похищения. Брюс Сибрайт должен был заплатить выкуп – если не деньгами, то своей репутацией, крахом своей семейной жизни. А Дон Джейд в это время будет ошельмован и разорен, и Пэрис получит все, что хотела, – бизнес Джейда и конюшни Трея Хьюза.

Простой план.

Они втроем сели и написали сценарии эпизодов, как будто снимали учебный фильм. По словам Чеда, избиение было идеей Эрин. Она настояла, чтоб он действительно исполосовал ее арапником реализма ради. А он, Чед, не виноват.

Никто ни в чем не виноват.

Эрин обманула и использовала Чеда. Он невиновен. А Эрин плохо воспитала мать. И ее не любил отчим, Брюс Сибрайт. И Пэрис Монтгомери заморочила ей голову.

Пэрис Монтгомери еще предстояло допросить, но Лэндри не сомневался, что в конце концов ему еще придется выслушать ее прерываемый рыданиями рассказ о том, как в три года родной отец заставлял ее «играть на живой флейте», и как она пошла по рукам в школе, и как это все искалечило ее психику.

Чед утверждал, что про Ван Зандта и гибель Джилл Морон ничего не знает. «Значит, и в этом никто не виноват», – заключил Лэндри.

Вот только ему хотелось понять: если никто ни в чем не виноват, почему людей убивают, детей оставляют сиротами, ломают им жизнь? Пэрис Монтгомери, Эрин Сибрайт и Чед Сибрайт взрослые люди. Они самостоятельно приняли решения, которые сломали судьбу другим людям, а кому-то и вообще стоили жизни. Так что нельзя сказать, что во всем этом никто не виноват.

 

60

В неверный предрассветный час У края бесконечной ночи…

Я опять вспомнила эти строки, пока сидела, обняв коленки, в шезлонге в своем дворике на рассвете следующего дня. Накануне вечером Чед Сибрайт чистосердечно признался в содеянном окружному прокурору.

Чед сдал Эрин. Эрин сдала Пэрис Монтгомери. Пэрис сдала Ван Зандта как убийцу Джилл Морон, пытаясь обелить себя в глазах окружного прокурора. Чтоб им всем гореть в аду. Заслужили.

Я подумала о Молли и о том, как применимы слова Т. С. Элиота к тому жизненному этапу, который она сейчас проходит, да и к тому, что ей еще предстоит. Вот только бы не заострять внимание на иронии судьбы – ведь именно Молли изо всех сил старалась воссоединить свою семью, наняв меня для поисков старшей сестры. А в результате от всей семьи осталась одна Молли.

Брюс Сибрайт мертв. Кристал повредилась умом. Она и раньше-то вряд ли была Молли настоящей опорой в жизни, а теперь и подавно не будет. А Эрин, горячо любимая старшая сестра, потеряна для Молли навсегда. Если не из-за тюремного заключения, то из-за собственного предательства.

Жизнь может измениться в мгновение ока, за один миг, необходимый для принятия неверного решения… или верного.

Накануне ночью я рассказала Молли всю правду об участии Эрин в преступной операции – и баюкала ее, плачущую, в своих объятиях, пока она не заснула. Сейчас она вышла во двор, кутаясь в огромный зеленый плед, залезла на шезлонг и, не говоря ни слова, свернулась клубочком рядом со мной. Я гладила ее по голове и жалела, что у меня нет власти продлить эту минуту. Потом наконец спросила:

– Так что ты знаешь об этой самой тете Максине?

Полиция разыскала единственную из оставшихся в живых родственницу Кристал Сибрайт – вдову шестидесяти с чем-то лет, жительницу Уэст-Палм-Бич. После обеда мне предстояло везти Молли к ней.

– Да все в порядке, – без особого энтузиазма отозвалась Молли. – Она… нормальная.

– Ну, это высшая оценка!

Мы еще помолчали, глядя вдаль, за поля, на восходящее солнце. Я неумело подыскивала слова.

– Знаешь, Молли, мне ужасно жаль, что в результате все так вышло. Но я не жалею о том дне, когда ты пришла ко мне и попросила о помощи. Мне кажется, познакомившись с тобой, я сама стала лучше… А если мне не понравится эта самая Максина, – самым противным, ворчливым тоном добавила я, – ты тут же отправишься домой со мною вместе.

Молли посмотрела на меня сквозь свои круглые совиные очочки и улыбнулась впервые с тех пор, как мы познакомились.

Тетушка Максина жила в чистеньком многоэтажном доме и оказалась именно такой, как определила Молли: нормальной. Я помогла Молли с вещами и осталась на чашку кофе со свежеиспеченной овсяной лепешкой. Нормально.

Молли вышла меня проводить, и настал нелегкий миг прощания.

– Если что – звони в любое время, – сказала я. – Если ничего, тоже звони.

Молли кивнула со спокойной, мудрой улыбкой. В серьезных голубых глазах за стеклами очков поблескивали слезы. Потом она протянула мне картонный прямоугольничек с крохотной наклеенной маргариткой и написанным печатными буквами именем, новым адресом и телефоном.

– Ты мне еще пришлешь общий счет, – сказала она. – Я наверняка должна тебе кучу денег. Буду выплачивать частями. Придумаем что-нибудь.

– Ты что?.. – прошептала я. – Ничего ты мне не должна!

Я прижала ее к себе и долго не отпускала. Наверное, если б могла, заплакала бы.

Пока я доехала до дома, солнце уже залило западный край неба растопленным червонным золотом. Я поставила машину и побрела к конюшням.

Ирина уже стреножила Фелики, растерла ей ноги ореховой настойкой на спирту и теперь бинтовала их на ночь.

– Как выездка? – спросила я.

– Хорошо, – проронила она, сосредоточенно бинтуя кобыле правую ногу и стараясь, чтобы она абсолютно ничем не отличалась от уже забинтованной левой.

– Прости, от меня в последнее время помощи никакой…

Ирина подняла голову, мягко улыбнулась.

– Да ладно, Елена. Это все неважно. Важно совсем другое.

Меня так и подмывало задать ей вопрос о смысле жизни, но я промолчала.

Ирина опрыскала задние ноги кобылы спиртовой настойкой.

– Полиция уже нашла того бельгийца? – спросила она.

– Нет. Похоже, он просто скрылся на арендованном Лориндой Карлтон автомобиле. Ничего, найдут.

– А я думаю, он сейчас платит за свои преступления, – сказала Ирина. – Я верю в карму. А ты?

– Не знаю. Может быть.

– Я думаю, что да.

Когда я вышла из конюшни, она что-то напевала.

Лэндри устроился в шезлонге у бассейна и сквозь темные очки любовался на закат. Я села у него в ногах и закрыла ему весь обзор.

– О чем думаешь, Лэндри?

– Люди – дерьмо.

– Не все.

– Да, не все. Вот ты, Эстес, мне нравишься. По-моему, ты хороший, порядочный человек.

– Рада, что ты так считаешь. И рада, что я сама так считаю, – призналась я, хотя он, наверное, и не понял, как много это для меня значило.

А может, и понял.

– Трей Хьюз сегодня сдал Джейда, – сообщил он. – Якобы это Джейд кинул идею убрать старуху, чтобы Трей получил наследство. Он не виноват, что тому удалось осуществить задуманное.

– Конечно, не виноват! А сам Джейд что говорит?

Лэндри только покачал головой.

– Ты Молли устроила?

– Да. У нее все будет в порядке. Только я уже скучаю.

Лэндри дотронулся до моей руки.

– И у тебя все будет хорошо.

– Знаю. Да. Будет, будет. Уже хорошо.

– Угу, – подтвердил он, сжав мою руку. – А не узнать ли нам с тобой друг друга получше? В библейском смысле?

Я улыбнулась половиной рта, кивнула, мы встали и, держась за руки, пошли к гостевому домику.

Жизнь может измениться в мгновение ока.

Ссылки

[1] Цитата из фильма «Человек дождя» (режиссер Милош Форман). Елена повторяет реплику больного аутизмом главного персонажа.

[2] Перевод А.В. Виноградовой.

[3] Перевод Н. К. Львова.

[4] Порнографические журналы.