Сначала пришли два солдата с бадьей холодной воды, швырнув к ногам Лайама его сапоги и тунику. Они сменили почти сгоревшую свечу в фонаре и приказали готовиться к визиту председательницы ареопага.

Лайам, насколько смог, смыл кровь с лица и пригладил волосы. Вытирался он драной укороченной простыней, поглядывая на Котенара. Жрец, с безразличным видом сидевший на койке, не стал возражать.

Когда Лайам натягивал тунику, вернулись солдаты и вытолкали иерарха за дверь. Мгновением позже в камере появился Тассо, за ним следовали вдова Саффиан и Проун. Молодой квестор окинул узника ненавидящим взглядом, но Лайам в его сторону даже не покосился. Не проявил он интереса и к председательнице ареопага. Проун был рядом, и Лайам смотрел на него.

«Фануил, попытайся найти комнаты графа Райса. Они должны быть в том же крыле».

«Да, мастер».

— Господин Ренфорд, — голос госпожи председательницы в малом объеме камеры прозвучал слишком громко. Она стояла за спиной дипенмурского квестора, чуть левее его.

— Доброе утро, сударыня, — ответил он, не отводя взгляда от Проуна. Толстый квестор забеспокоился, затем надулся и выпятил челюсть.

— Вы совершаете большую ошибку. — Лайам решил держаться спокойно. — Вас обманули, направив по ложному следу.

— Господин Ренфорд, вы обвиняетесь в двух преступлениях. Во-первых, в обладании запрещенной книгой, во-вторых, в использовании вышеуказанной книги для вызова демона, в результате чего эдил Грациан был убит. Вы понимаете, в чем вас обвиняют? — Вдова говорила официальным тоном, словно находилась в суде, подчеркивая тем самым, что любые слова узника, кроме конкретных ответов на задаваемые вопросы, к сведению приниматься не будут.

— Тот, кто вам нужен, стоит рядом с вами. Книга моя, но мел в комнату подбросил мне он. Я догадываюсь, кому этот пес служит и могу ознакомить со своими догадками вас.

Проун глумливо хмыкнул. Лайам еле сдержал желание вколотить это хмыканье в его жирную глотку.

— Вы признаетесь в том, что держали при себе эту книгу?

— Книга моя. Проун видел ее у меня еще в Уоринсфорде, но почему-то не удосужился вам об этом сказать. Мне он тоже не сообщил, что такая литература запретна. Вывод один: Проун ждал удобного случая, чтобы нанести мне коварный удар. Надо сказать, у него это получилось.

— Вы знали, что наказание за обладание такими вещами сурово, — продолжала вдова. Она держалась неестественно прямо. — Я вам говорила об этом сама. И все же вы хранили ее. Вы можете что-нибудь на это сказать?

— Я унаследовал эту книгу от чародея, состоявшего в гильдии магов. Поскольку Проун не сделал мне никаких замечаний, я счел возможным оставить ее у себя. Я полагал, что могу так поступить, как законный владелец всего имущества покойного мага. Пособие помогло мне разобраться с убийством Элдина Хандуита, и я решил, что оно может еще пригодиться. Спросите Проуна, видел ли он у меня эту книгу и что он на это сказал? — Лайам указал пальцем на квестора, который печально качал головой, словно усматривал в попытках его обвинить нечто донельзя жалкое.

— Вы не член гильдии магов?

— Нет. Спросите его.

— Вы знали, что это запрещено?

— Да. С ваших слов. Спросите его.

— Здесь допрашивают вас, господин Ренфорд, а не квестора Проуна! — Вдова к концу фразы возвысила голос, желая, видимо, подчеркнуть, кто тут есть кто. Проун презрительно усмехнулся. — Вы вызвали демона, чтобы тот уничтожил эдила?

Лайам покачал головой. Терпение его иссякало.

— Нет. Клянусь душой, нет. Разве не я кинулся эдилу на помощь? Разве не я попытался сразиться с чудовищем?

Проун коротко рассмеялся:

— Вы сражались с подвластной вам тварью! Вы знали, что она вас не тронет!

Лайам задохнулся от ярости. Краешком глаза он заметил, как подобрался Тассо, и взял себя в руки.

— Это ложь. Госпожа Саффиан, выслушайте меня. Проун подкуплен графом Райсом и вместе с ним пытается выгородить известную вам Аспатрию, подозреваемую в убийствах детей. — Вдова вздрогнула, возмущенная наглостью узника, но вновь обрела бесстрастие камня. — Прошу вас, сопоставьте все факты! Вспомните, он ведь раньше одевался достаточно скромно. И вдруг заделался отчаянным модником! Откуда у него деньги на роскошные тряпки? Где он их взял? Он видел у меня запретную книгу — но никому о ней не сказал. Почему? Спросите его, прошу вас! И отчет… дипенмурский отчет! Помните, как он был встревожен? Как отчаянно не хотел, чтобы вы увидели копию, находящуюся у меня на руках? Это потому, что он в ней намеренно все переврал и понимал, что вы в том разберетесь. Подумайте, зачем он старался отстранить меня от расследования последнего дела? Все факты сходятся! Вы только выслушайте меня!

Однако было понятно, что слушать она не станет. Он видел ее каменное лицо. Вдова все плотней придвигалась к Проуну, словно мать, не дающая своего ребенка в обиду. Толстый квестор в продолжение всей обличающей речи только фыркал и таращил глаза, а когда Лайам умолк, чтобы перевести дыхание, он презрительно хрюкнул.

— Это чудовищно, госпожа председательница! Нагромоздить столько лжи! Воистину души злодеев чернее ночи. Но он напрасно пытается извернуться. У нас достаточно доказательств его вины.

Стараясь сдержать гнев, Лайам вздохнул и процедил сквозь плотно сжатые зубы:

— Нет у вас никаких доказательств, Проун. Да и откуда им быть? Да, у вас имеется книга, вы можете высечь меня за нее. Но и этой книги, и даже какого-то там мелка недостаточно, чтобы меня обвинить. Вы утверждаете, что я убил Грациана. Но у меня нет на это причин. Мы с ним никогда не встречались. Наши интересы никогда не пересекались. Мы друг друга не знали. Зачем мне было его убивать?

— Мы скоро в том разберемся, будьте покойны, — парировал Проун. — Вам не уйти от петли.

Лайам побагровел от такого нахальства. Вдова Саффиан, увидев это, решила, что ей тоже пора что-то сказать.

— В вашей комнате скверно пахло. Запах вряд ли можно подбросить. Как вы можете это нам объяснить?

— Никак. Спросите Аспатрию. Это ее проделки. Очень, надо сказать, глупые. Демона в собственной комнате не станет вызывать даже дурак.

— Вы заносчивый тип, — заявил, подбоченившись, Проун. — Вас обуяла гордыня. Все высоко залетающие рискуют упасть!

— Я упаду лишь затем, чтобы вас раздавить, — пообещал Лайам, медленно свирепея. Он понимал, что теряет контроль над собой. — Я раздавлю вас, Проун. Я докажу вашу причастность к содеянному, а затем уничтожу.

Вдова Саффиан скривилась.

— Довольно! Держите себя в рамках приличия, господа.

— Для покойника вы слишком самонадеянно выражаетесь, — подлил Проун масла в огонь.

— Для покойника? Ты, жирный ублюдок, — рявкнул Лайам, стискивая кулаки. Для покойника? — Он резко отвернулся от ухмыляющегося толстяка, не уверенный, что сумеет сдержаться. — Уведите его отсюда, — проскрежетал он вдове. — Уведите. Иначе все кончится плохо.

— Не надо угроз! — сказала вдова. — Вы обвиняемый, господин Ренфорд, не забывайтесь!

Он опять повернулся к ней, справившись с приступом гнева, и встретился взглядом с Тассо. Молодой квестор смотрел на него с мучительным недоверием. И все же ненависть из его глаз как будто ушла. Боги, благословите людей, умеющих слушать!

— Заберите отсюда Проуна, — хмуро сказал Лайам, обращаясь к вдове. — Он мешает, он не дает вам ни в чем разобраться. Возвращайтесь без него и выслушайте меня. Или не слушайте, если того не хотите. Но подумайте вот о чем. Проун надеялся, что уголовные дела поручат ему. Все так считали, и он в том не сомневался. Но освободить место в суде можно только одним путем. Только одним. Поразмышляйте над этим!

Проун насторожился и замер. Плечи вдовы Саффиан беспомощно дрогнули.

— Поразмышляйте, — повторил Лайам, чувствуя, что молчание затянулось.

И тут все разом заговорили, но негромко, словно боясь разбудить что-то страшное, дремлющее неподалеку. Тассо велел Лайаму оставаться там, где стоит, Проун мямлил, что в жизни не слышал такой чудовищной клеветы, вдова Саффиан уговаривала его не принимать этот вздор близко к сердцу. Молчал лишь Лайам, пораженный своей догадкой, сам не решаясь взглянуть на то, что за ней приоткрылось.

— Тихо! — воскликнула женщина наконец и подняла руку. — Тихо! Обвиняемый не в себе, ему следует успокоиться. Мы оставим его сейчас и вернемся, когда он будет готов отвечать на наши вопросы. Идемте. — Она повернулась и двинулась к выходу, Проун засеменил следом. Тассо отступал к двери, пятясь, глядя на Лайама, как на опасного зверя.

— Тассо, — зашептал Лайам, когда вдова с толстым квестором скрылись за дверью. — Тассо, вы же знаете, что Грациан не доверял графу! Помните, у них после ужина вышла размолвка? Он не хотел допускать Райса к обсуждению дела! Не хотел! Вы должны это помнить!

Тассо уже протискивался спиной в коридор, все еще не сводя с Лайама взгляда. На лице его читались растерянность и испуг.

— Скажите герцогу! — крикнул Лайам. — Скажите об этом герцогу!

Дверь закрылась, и он без сил рухнул на койку.

«Могло быть и хуже, да некуда».

Котенара в камеру не вернули, видимо, опасаясь сговора между узниками. Впрочем, солдаты могли просто забыть привести иерарха обратно. Фануил сообщил, что нашел комнаты Райса. Граф крепко спит, Проун и вдова завтракают в ее покоях.

Вместо того чтобы заняться собственными болячками, Лайам сосредоточился на Фануиле. Теперь с внешним миром его связывал только дракончик, и если все обернется худо… «Уже обернулось!» Он отмел эту мысль и позвал:

«Фануил!»

«Да, мастер?»

«Ты где?»

Оказалось — чуть ли не на виду у всего дворового люда! Уродец висел, прицепившись к карнизу окна.

«Ты далеко от комнаты Проуна?»

«Прямо под ней».

«Если никого вокруг нет, залезь внутрь и осмотрись».

«Хорошо, мастер».

Лайам закрыл глаза и, чтобы заглушить беспокойство, принялся насвистывать какой-то бодрый мотивчик. Оставалось надеяться, что дракончик будет достаточно осторожен. Осторожен и быстр, ибо нет занятия хуже, чем ждать.

«Я в спальне квестора Проуна, — сообщил наконец фамильяр. — Ничего примечательного не вижу. В гостиной стоит сундук, но он заперт. Дверца платяного шкафа открыта, но не думаю, что мне стоит туда забираться. Одежда аккуратно уложена, будет заметно, если я там потопчусь».

Лайам удивленно сморгнул.

«Из тебя выйдет отличный лазутчик. А теперь я хотел бы взглянуть на все сам».

«Как мастеру будет угодно».

Быстро, гораздо скорей, чем всегда, Лайам вошел в транс и отыскал серебряный узел. Легкость, с которой он это проделал, так его изумила, что нить ушла в пустоту. Лайам нагнал ее и стал разбираться с узлом. Тот мгновенно исчез, повинуясь мысленному приказу. «Надо же, как это просто!» Лайам вышел из транса, довольный собой.

Он очень не любил смотреть на мир глазами уродца, да и вряд ли Фануил что-либо упустил, но ему было необходимо хоть чем-то заняться, чтобы не томиться в бездействии, созерцая голые стены темницы. Лайам крепко зажмурился, представил, что на голове его рыцарский шлем с узким забралом в виде морды дракона, и, секунду помедлив, открыл глаза.

Избежать приступа тошноты все же не удалось. Желудок его подвело от нестыковки зрительных ощущений с телесными. Тело давало мозгу сигналы, что Лайам сидит на низенькой койке, глаза говорили, что он лежит на полу. Теперь все предметы казались ему удлиненными — сказывалась иная фокусировка драконьих зрачков. Шкаф, постель — ничего интересного. Умывальный столик, камин, стул. Сквозь переплет полураспахнутого окна в комнату щедро вливались солнечные лучи. Они падали на дорожный сундук, забросанный ворохами одежды. Груду венчал красный камзол с разрезами ярко-зеленого цвета.

«Ты заглядывал в гардероб?»

«Там ничего подозрительного».

Естественно, ничего. Проун, конечно же, идиот, но вряд ли он хранит у себя мешок с голубыми мелками.

«Ладно, я отключаюсь».

Лайам закрыл глаза, снял воображаемый шлем и вновь увидел тюремные стены. Нахмурившись, он потер виски и стал размышлять, как с наибольшей выгодой использовать Фануила.

«Ты говоришь, граф еще спит?»

«Да, мастер».

«Как думаешь, удастся ли тебе потихоньку обследовать его комнаты?»

«Это рискованно. Если граф увидит меня, я, конечно же, удеру, но он тут же поставит на уши всю прислугу. Весь замок начнет охотиться на меня. А сейчас они обо мне вроде бы и забыли».

Лайам все это понимал, но также он понимал, что такое положение не продержится долго. Кто-нибудь да припомнит о крылатой рептилии, принадлежащей преступнику, брошенному в темницу. Так что, хочешь не хочешь, а приходилось спешить.

«И все же ты попытайся. Если хозяин проснется, попробуй его усыпить. Сумеешь?»

«А как же».

Он снова принялся ждать, молясь своему божеству, а заодно и другим богам с достаточно чутким слухом. Его избитое тело жалобно заскулило, и Лайам, оставив молитву, взялся подсчитывать свои ссадины и синяки.

Наконец Фануил объявил, что находится в комнате Райса.

«Он все еще спит».

«Ты что-нибудь видишь?»

«У него куча всякого багажа. Сомневаюсь, что смогу все просмотреть в короткое время. Подожди-ка…»

«Что там? — Ответа не было. — Что там, Фануил?»

«В дверь кто-то стучится. А теперь входит слуга».

Лайам вскочил с койки, забыв о своих ушибах.

«Уходи! Немедленно уходи!»

«Я спрятался под кроватью», — ответил дракончик. Мысли его, как и всегда, не выражали эмоций. Лайам заметался по камере, словно раненый лев.

«Просыпается, — сообщил Фануил. — Слуга говорит, что к нему кто-то пришел. Граф злится, он не хочет вставать. Он говорит, чтобы всех гнали в три шеи».

Передача подробностей лишь усиливала тревогу.

«Уходи как можно скорее, маленький идиот!»

«Слуга просит прощения. Он говорит, что пришел квестор Проун».

«Проун?»

«Граф говорит, что примет его. Ладно, я ухожу».

«Стой! Куда! Сиди, где сидишь! Это становится интересным! — Лайам от возбуждения хватил по стене кулаком и заплясал на месте, словно норовистая лошадка. — Ничего, ничего, авось тебя не заметят! Передавай мне все, что услышишь! Все до словечка! Ну, что там у них?»

«Слуга только что впустил квестора Проуна. Может, ты сам послушаешь их разговор?»

Ну да, ну конечно! Выругав себя за кромешную глупость, Лайам крепко зажмурился. Одновременно смотреть и слушать возможности не имелось, а потому вместо шлема с забралом он представил себе рокот отдаленного грома, и, когда этот рокот затих, в его ушах зазвучал голос Проуна, слегка приглушенный толщей графской кровати.

— …что прервал ваш сон, любезный граф Райс, но госпожа председательница ведет себя неспокойно. Мы только что спускались в тюрьму, и этот Ренфорд заронил в ее душу сомнение. Он столько всякой всячины наговорил, что ей теперь не терпится разобраться, где ложь, а где правда!

Скрип пружин, топот босых ног, звук закрываемой двери. Ноги вернулись, кровать просела опять, и после мгновения тишины раздался свистящий шепот:

— А вы-то на что?

— Прошу прощения, милорд, — залебезил Проун, и Лайам представил себе, как жирный квестор нервно заламывает вспотевшие ручки. — Ренфорд вычислил нас, он знает практически все…

— И наплевать, что знает! — гневно перебил его Раис. — Ренфорд — пустое место! Абсолютно пустое! С чего это вы так боитесь его? Я полагал, что имею дело с мужчиной. Поздно трястись, нам некуда отступать. Скоро все будет кончено, успокойтесь! — Кровать скрипнула, граф, видимо, лег. — Глупо было сюда приходить. Ступайте к себе.

Проун заскулил.

— Милорд, но… но этот жуткий дракон? Он на свободе, он страшно опасен! Кто знает, где эта тварь и чем сейчас занята?

Лайам затаил дыхание — говорили о Фануиле.

— Выбросьте из головы этот вздор! Ренфорд не чародей, его тварь меньше собаки! Хозяин в тюрьме, она бродит сама по себе, она ничего ни сделать, ни замыслить не может. Но даже если Ренфорд пронюхает о нас что-то еще, то кто же ему поверит? Он слишком горяч, слишком экстравагантен, и у него нет улик. Улики были у Грациана. Но тот уже мертв, а девчонка, которая может нас обличить, находится в Хоунесе. Этой ночью мы совершим последний обряд, развязывающий нам руки. Дальше никто уже не сможет нам помешать — ни Ренфорд, ни ваша начальница, ни герцог, никто. Вы поняли? Вы хорошо меня поняли?

— Да-да, — торопливо забормотал Проун, явно испуганный угрожающей интонацией в голосе графа. — Прошу прощения, милорд, но что мне делать сегодня? Рот-то ведь этому Ренфорду не заткнешь! Он и так уже успел намекнуть госпоже председательнице, что гибель ее мужа — совсем не случайность! Правда, она, похоже, этого не поняла, но ведь поймет, ведь услышит!

— Продолжайте ломать комедию, — посоветовал Раис ворчливо. — Улыбайтесь, пожимайте плечами, закатывайте глаза, словно слышите бред сумасшедшего или лепет ребенка. Не оправдывайтесь, не вступайте с ним в перепалку, делайте вид, что вы выше той напраслины, какую пытаются на вас возвести. А вдове Саффиан выражайте сдержанное сочувствие — склоняйте голову, вздыхайте, касайтесь руки. И не бойтесь переборщить вдова все-таки женщина, а женщинам нравятся дешевые мелодрамы. Ведь книгу нашли в его комнате, так? Мел тоже там обнаружили, так?

— Так-то оно так, но…

«Мастер, кто-то входит в твою камеру».

Обмен есть обмен, и, утратив свой слух, дракончик получил возможность прислушиваться к тому, что творится в темнице. Лайам открыл глаза, встряхнул головой и повернулся к двери. Там уже стояли двое солдат. Один держал наготове копье, в руках другого была оловянная кружка, накрытая ломтем хлеба.

— Твой завтрак, ублюдок!

Лайам кротко кивнул, надеясь, что стражи уйдут. Ему хотелось дослушать разговор до конца. Кружку поставили на пол, но солдаты не уходили. Они хмуро поглядывали на узника, явно разочарованные тем, что им не к чему прицепиться.

— Эдил Грациан был самым замечательным человеком на свете, — сказал наконец с вызовом тот, что держал копье.

— Знаю, — ответил Лайам. — Я его не убивал.

«Вот дурачье!»

Солдат что-то прорычал и двинулся было к узнику, но другой страж тронул его за плечо и покачал головой. Дверь за ними еще не успела закрыться, а Лайам уже переключился на слух Фануила, но ничего не услышал. В комнате графа царила мертвая тишина.

«Проун ушел, — сообщил Фануил. — Граф принимает ванну».

Лайам открыл глаза и, выругавшись, пнул свой завтрак ногой. Хлеб и кружка беззвучно разлетелись в разные стороны, своего ругательства он тоже не слышал. Сообразив, в чем дело, Лайам встряхнул головой и, громко кашлянув, убедился, что слух вернулся к нему.

«Тут ничего интересного не было, — продолжал Фануил. — Проун пытался выпросить у графа какие-то деньги, граф ответил, что выплатит все, но — после нынешней ночи. Потом он сказал, что должен готовиться к встрече с ведьмой, и выпроводил толстяка».

«И все?»

«Все».

«Хорошо. Как только сможешь, выбирайся оттуда и найди себе местечко получше».

«Да, мастер».

Лайам заходил взад-вперед по камере, размышляя над новостями. В конце концов он решил, что они не стоят риска, которому подвергался дракончик. Если бы разговор между двумя негодяями слышал кто-то еще, то этого бы хватило, чтобы изобличить Райса и Проуна. Но рассказу узника, томящегося в темнице, вряд ли кто-то поверит. Более того, его даже слушать не станут.

Впрочем, ему удалось выяснить, что готовится новое преступление, возможно, более даже ужасное, чем все предшествующие злодеяния. Если прежние действа Аспатрии потребовали крови невинных детишек, то чего можно ожидать от завершающего обряда, после которого, по словам графа Райса, даже сам герцог ничего со злодеями поделать не сможет? Во всяком случае, дело явно попахивает еще одним человеческим жертвоприношением. Преступники опять собираются пролить чью-то кровь.

«Не очень-то расходись, — одернул себя Лайам. — Ты ничего толком не знаешь».

Однако, планируется кровопролитие или нет, обряд состояться не должен. Встает вопрос: что в связи с этим следует предпринять? Вцепиться в решетку и орать дурным голосом, пока не сбегутся солдаты? А потом рассказать им страшную сказочку, которая еще больше их разозлит? В лучшем случае ему надают тумаков, а в худшем… Лайам поежился. Что может произойти в худшем случае, не стоит и представлять. Значит, надо попробовать разобраться с этой историей самому. «Прежде чем разбираться, нужно придумать как выбраться из темницы», — цинично заметил внутренний голос.

Как-как? С помощью Фануила. Тут и придумывать нечего — обмозговать кое-какие детали, и все. Выбраться отсюда и смыться — это не штука. Выбраться и одолеть ведьму с парой приспешников и демоном на подхвате — вот задача, которую надо решить. Крепкая ножка от койки сгодится, чтобы дать стражнику по башке, но против черной магии она не потянет.

«Фануил, на каком расстоянии действуют твои заклинания?»

«В нескольких ярдах, мастер, не больше».

«А как долго длится их действие?»

«Смех, сон, чесотка проходят минут за пять. Огонь горит как обычный, пока есть чему гореть».

Значит, дракончик способен ему помочь, только находясь рядом, в тюрьме. Встреча Райса с ведьмой должна состояться ночью, что облегчает задачу. Фануилу в темноте будет легче пробраться в замок. «Они начнут действовать после полуночи, — решил Лайам. — Они ведь не могут просто встать во время ужина и сказать — извините, нам пора вызывать лорда-убийцу». Времени хватит и на то, чтобы отдохнуть, и на то, чтобы все хорошенько обдумать. Он глянул на койку, и ему вдруг захотелось прилечь, так захотелось, что все ушибы его жалобно заскулили. Лайам вздохнул, покрутил головой и сел, потом лег, сладко потягиваясь и одновременно морщась от боли.

«Как думаешь, ты сможешь проникнуть в замок так, чтобы тебя никто не увидел?»

«Тут полно окон. Труднее будет добраться до подземелья».

Дракончик начнет движение после заката, стал прикидывать Лайам, на спуск ему понадобится не менее часа…

«Тебе хватит часа?»

«Двух хватило бы точно, но, наверное, доберусь и за час. Тут ведь не разбежишься, придется соблюдать осторожность. Однако, как это поможет тебе, я не очень-то понимаю».

Лайам оторопел.

«Что ты хочешь этим сказать?»

Фануил с присущей ему педантичностью изложил свои мысли, и Лайам вынужден был признать их резонность. Чтобы освободить узника, понадобятся ключи, а они висят на поясе у одного из солдат. Усыпив охранников, дракончик сможет выпустить Лайама, но… зачем? Что он будет делать потом? Пойдет в камеру к ведьме и попросит у нее позволения посидеть тихонько в углу? Магический сон длится очень недолго, а ключи ведь надо вернуть, чтобы стража могла впустить к Аспатрии Райса и Проуна. Было бы проще, если бы у кого-нибудь имелась запасная связка ключей или если бы стражники хотя бы на время расставались со своей связкой. Оставляли бы ее где-нибудь, что ли. Вполне возможно, что второй комплект ключей существует и что стражники бдительны далеко не всегда, но информации о том у дракончика нет, а значит, и нечего брать это в расчет.

«Мне кажется, смысл всей затеи не в том, чтобы освободить тебя, мастер, а в том, чтобы не дать этим людям совершить свой обряд. И сделать это необходимо так, чтобы все убедились в их лживости и в твоей невиновности. Я верно понял тебя?»

Лайам недовольно скривился. Он догадывался, что сейчас предложит дракончик, и потому ограничился угрюмым кивком.

«Тогда, мастер, послушай мой план. Я спрячусь где-нибудь в подземелье и стану ждать, пока Проун и Райс не спустятся вниз. Затем я просто пойду за ними и буду вести незаметное наблюдение. Как только компания приготовится к вызову демона, я выскочу из укрытия и усыплю их. И буду повторять сонное заклинание до тех пор, пока их не найдут — со всеми уликами, от которых не отвертеться. Вряд ли меня заметят. В поднявшейся суматохе, думаю, мне удастся спокойно уйти. Раз меня не заметят, то и тебя к этой истории приплести не удастся, даже если кому-то вздумается это проделать. Все поймут, что ты не виновен, но только в том случае, если ты будешь сидеть под замком».

Да, план дракончика был определенно неплох. Но стопроцентной гарантии успеха он не давал. Фануила могли обнаружить. И тогда… Впрочем, Лайаму не хотелось и думать, что будет тогда. Риск есть риск, и на него, хочешь не хочешь, идешь, если намереваешься чего-то в этой жизни добиться.

Правда, рисковать-то на этот раз придется совсем не ему. Рисковать будет дракончик. А он будет полеживать в своей камере, сложа руки, и поплевывать в потолок. Лайама страшно злило то, что он сделался заложником ситуации. Не в его привычках отсиживаться за чьей-то спиной. Около получаса он вертелся на койке, пытаясь отыскать в плане уродца лазейку, позволяющую ему подключить к ночной заварушке себя, но не преуспел в том нимало. Части головоломки не стыковались — ключи, время сбора преступников, расположение стражей…

Фануил терпеливо ждал. Наконец, Лайам сдался.

«Ладно. Так мы и сделаем. Вернее, все сделаешь ты. А я, пожалуй, вздремну. Разбудишь меня, когда справедливость восторжествует?»

«Да, мастер».

«Шучу. Будь осторожен, малыш!»

«Да, мастер».

«Устал? Может, найдешь безопасное местечко и выспишься?»

«Я сижу на крыше центральной башни. Спать можно и тут».

Лайам потянулся всем телом и шумно вздохнул. Может, и вправду залечь вечером спать, чтобы не сходить с ума от тревоги за Фануила. По крайней мере, надо попробовать прикорнуть хоть сейчас. Чувствуя себя совершенно несчастным, он закрыл глаза и затих.

Сон не шел, ибо мысли кружились в его голове, словно стая птиц, готовящихся к перелету. Вопросы, которыми он задавался, в немедленном разрешении совсем не нуждались, однако отмахнуться от них Лайам почему-то не мог.

Хорошо бы, к примеру, понять, чего ждет от обряда граф Раис? Бессмертия? Безграничной власти? Или он хочет повелевать армией демонов? Что обещала ему Аспатрия и чем он должен за то заплатить? Вопросы не имели ответов, но, наслаиваясь друг на друга, они создавали картину чего-то ужасного, надвигающегося не только на Лайама, но и на Дипенмур, и на герцогство, а возможно, и на весь Таралон. Тревога росла, беда казалась неотвратимой, она приближалась, и только маленькая фигурка дракончика маячила у нее на пути. Теперь все зависело от того, как справится со своей задачей крылатый уродец. Он безусловно не отступит, не дрогнет, но его противники сильны и коварны, да и потом, много ли надо силы и хитрости, чтобы справиться с таким малышом?

Сердце Лайама защемило от нежности к своему фамильяру. Лежа на койке, усталый, разбитый, он дал себе слово никогда больше не дразнить Фануила и не посмеиваться над ним. Если все пройдет хорошо, он станет покорно сносить его педантичность, его занудство, его туповатость и постарается даже смириться с полным отсутствием чувства юмора у этого дурачка. «Слова плохого ему не скажу, — думал Лайам. — Только бы все обошлось, только бы он опять был рядом со мной!»

Словно в ответ на эти покаянные мысли, под койкой что-то зашевелилось. Раздался короткий шорох, потом царапанье. Он сел. Койка скрипнула, царапанье прекратилось, затем возобновилось с удвоенной силой. Медленно, стараясь не шуметь, Лайам свесился с койки и заглянул под нее. Прямо в глаза ему смотрела здоровенная крыса, шкурка ее влажно поблескивала.

Лайам отпрянул — крыса сделала то же. Он упал на колени и увидел, как та с ломтем хлеба в зубах исчезает в какой-то дыре. Торопливо сдвинув койку в сторону, он осмотрел отверстие. Водосток. Небольшой, шириной дюймов в восемь — ребенок не протиснется. А расширить нечем, да и нельзя: вокруг гранитные блоки. Дыра всхлипнула, затем послышался плеск — тихий, глухой, далекий.

«Фануил! — позвал Лайам. — Ну-ка, взгляни!» Он нахлобучил на голову воображаемый шлем и, пошатнувшись, привалился к стене. Сердце его бешено заколотилось. Боги, неужели башня так высока? Двор замка, расположенный где-то внизу, был размером с овчинку, по нему муравьями ползали люди. Лайам нервно сглотнул.

«Видишь?»

«Вижу. Какая-то дырка».

Лайам вернул себе собственный взор и погладил холодный камень, радуясь вновь обретенной возможности касаться того, что видит.

«Это водосток. Канализационная труба. Ты в нее сможешь пролезть?»

«Наверное. — Ответ дракончика показался ему осторожным. — А зачем?»

Вспомнив о своем обещании не поддевать малыша, Лайам пустился в терпеливые объяснения.

«Так тебе будет легче проникнуть в тюрьму. Если в моей камере есть водосток, то и в камере ведьмы он тоже имеется. Спрятаться в нем проще, чем в коридоре, где ходит стража. И потом, ты можешь пробраться сюда прямо сейчас, не дожидаясь наступления темноты».

«Но это же канализация, мастер!»

«С каких это пор ты стал таким чистоплюем? Ну, подумаешь, малость измажешься! Успеешь отмыться!»

«А вдруг я не найду верной дороги? Этих труб под замком, наверное, тьма. Их не обойти и в несколько дней».

Упорство дракончика, к удивлению Лайама, не раздражало его, а забавляло.

«Каждый раз, как дойдешь до разветвления, выбирай ту трубу, что уводит вниз. Внизу их не должно быть особенно много. А если и вправду заблудишься, иди по течению».

«А ты уверен, что там есть вода?»

«Я слышал журчание. Похоже, замок построен над ручьем или родником, и вода протекает по трубам или ее туда нагнетают, чтобы смывать нечистоты и всякую дрянь. Я понимаю, что все это неприятно, но, положа руку на сердце, разве не безопаснее пройти этим путем, чем пробираться по коридорам, где каждый встречный настроен против тебя?»

Фануил молчал очень долго. Лайам уже начал подумывать, что фамильяр решил его бросить и улететь туда, где почище, например в Альекир, однако ответная мысль все же пришла:

«Все значительно упростилось бы, если бы мне удалось отыскать то место, где канализация выходит наружу».

«Это легко сделать, — ответил Лайам. Он в свое время изучал планировку укреплений подобного рода и даже принимал участие в закладке одной из таких крепостей. Восточнее Дипенмура дыбились горы, то же происходило на севере. — Ищи этот выход на южном склоне холма».

В коридоре послышались чьи-то шаги, затем звон ключей указал на то, что дверь камеры отпирают.

«Кто-то ко мне идет. — Лайам торопливо вернул койку на место. — Если не повезет, обследуй западный склон».

«Я постараюсь, мастер, ответил дракончик. — Сделаю все, что смогу».

Если даже ты ничего не отыщешь, никто не станет тебя упрекать, подумал Лайам и повернулся к двери.

В камеру, пригибаясь, входил Линдауэр Веспасиан.