От неожиданности он громко присвистнул.

— Улыбнись этот малый чуть шире — у него макушка бы отвалилась.

Эласко глупо хихикнул, матушка Хэл неодобрительно замахала руками.

Зубы и десны покойника обнажал невероятный оскал, доходивший, казалось, до самых ушей, веки его были закрыты. Несколько бесконечных мгновений Лайам не отрывал глаз от закаменевшего в страшной ухмылке лица, потом усилием воли заставил себя осмотреть все остальное.

Покойный Пассендус явно был невысок, строен и хрупок в кости. Пальцы рук длинные, тонкие, ногти аккуратно отполированы и подрезаны, волосы ровно подстрижены, усы и бородка подбриты, образуя сливающиеся друг с другом полоски. Все это красноречиво указывало на утонченность натуры красавца, попавшего в гибельный переплет. Тело его сохранял от тления небольшой амулет, помещенный между мертвых стоп. Неряшливый пучок каких-то веточек или трав перехватывала простенькая бечевка. Подобные амулетики, изготовленные саузваркской искательницей теней, выглядели гораздо изящней, но мертвого Пассендуса теперь вряд ли заботило, как смотрится то, что лежит рядом с ним.

Впрочем, недвижную фигуру недавнего щеголя все еще облегало что-то вроде широкого балахона, кокетливо приталенного тисненым кожаным пояском. Тут же на полке стояли и крепкие башмаки на деревянной подошве. Лайам рассеянно помял синюю ткань одеяния мертвеца.

— Его что, вот так и нашли?

Отчет сообщал, что чародей прибыл в Уоринсфорд поздно вечером и снял номер в гостинице, а поутру отправился в город, где и провел весь день. К ночи он вернулся в гостиницу, откуда самостоятельно уже выйти не смог.

— Ага, с готовностью отозвался Эласко. — У него была и другая одежда, получше, но все лежало нераспакованным — в сумке. Это для вас важно?

— Это платье походит на дорожное, — заметил Лайам, не обращая внимания на вопрос, — но оно слишком уж чистое.

— Он мог отдать его в стирку прислуге. Хотите, я пошлю человека узнать?

— Не стоит, — сказал Лайам. Молодой квестор явно терзался тем, что пентаграмма не сохранилась, и горел желанием загладить вину. — Я и сам это сделаю, если понадобится. Незачем куда-то кого-то гонять. А что, на теле покойного и вправду не обнаружено каких-либо ран? Ран, ссадин, царапин или чего-то еще?

— Да вроде бы нет. А разве должно было обнаружиться что-то такое?

Лайам обернулся к матушке Хэл, нервно топтавшейся рядом с видом хозяйки посудной лавки, принимающей неуклюжих клиентов.

— Вы пробовали опросить его дух?

Ведьмам, допущенным приглядывать за мертвецами, обычно известны заклятия, позволяющие им видеть тени покойных и даже с ними общаться, в особенности если сутки с момента кончины несчастного еще не прошли. Такие опросы не всегда дают результаты, но иногда помогают выяснить, как погиб человек.

Матушка Хэл вытаращила глаза и всплеснула руками.

— Я… н-нет… я не думала… нет…

Ее губы беззвучно задвигались, а взгляд заметался по комнате, словно в надежде высмотреть сбежавшую тень. Лайам вздохнул и мысленно возблагодарил судьбу за то, что та поселила его не в каком-нибудь Уоринсфорде, а в Саузварке, где эдил расторопен и честен, а искательница теней далеко не глупа.

— Ладно, пустое, — сказал он. — Вы хоть снимали с него одежду? Вы ведь должны были это проделать — разве не так?

— Так, — ответил Эласко, но в голосе его сквозило сомнение.

Лайам стиснул зубы, справляясь с приступом злости. Столько ошибок, боги! За что ему это, за что?

— Ну, хорошо. Я рад, что тут ничего не упущено. Мне кажется, настала пора обратиться к вещам.

Эласко усердно закивал и кинулся к выходу. Лайам двинулся следом, и вскоре с покойниками осталась одна матушка Хэл. Впрочем, ведьма едва ли заметила, что докучные гости ушли. Ее взгляд по-прежнему обыскивал помещение, словно она сама по забывчивости куда-то запрятала дух злосчастного чародея и теперь не могла припомнить куда.

— Этот опрос духа — он очень для следствия важен? — спросил Эласко на лестнице и тут же зажмурился, словно бы в ожидании тумака. — Матушка Хэл — неплохая ведьма, — осторожно продолжил он, не дождавшись ни тумака, ни ответа, — но уже дряхлая и многое забывает. Правда, трупы тут никогда не воняют, за этим она следит хорошо.

— Да, не воняют, и это прекрасно, — рассеянно отозвался Лайам, думая совсем о другом. Мысли его занимала беседа с драконом.

«Может ли что-нибудь до смерти рассмешить человека? Ты когда-нибудь слышал о чем-то таком?»

«Нет, — без каких-либо проволочек сообщил Фануил, как будто заранее знал, о чем его спросят. — Но безудержный смех у кого-то вызвать нетрудно. Это кантрип, с которым легко справляются и маги-приготовишки. Я уже говорил — я сам такое могу».

Лайам нахмурился.

«Ну, хорошо, но ведь смех не может прикончить?»

«Нет, не может, и продолжается он очень недолго, в лучшем случае четверть часа. Но такой смех может вывести человека из равновесия, особенно если тот захвачен врасплох».

«Ладно, предположим, что тут сработало мелкое заклинание. И какая же нам от этого польза?»

«Мы теперь знаем, что в деле замешан еще один чародей, и можем предположить, что он-то и есть убийца».

Эласко внезапно остановился.

— Тут оружейная, — сказал он, отворяя какую-то дверь.

Лайам неразборчиво хмыкнул.

«Так уж сразу и чародей? Взять Хандуитов, они ведь вовсе не чародеи, однако сумели вызвать страшную тварь».

Помещение, внутрь которого его завели, целиком заполняли стойки с оружием — тут были копья и пики, луки и колчаны, набитые стрелами, длинные алебарды и укороченные секиры. Правда, все металлические поверхности этого арсенала покрывала тусклая ржавчина, а большинство луков не имело тетив. За оружейной плохо следили, но, вероятно, как вдруг подумал язвительно Лайам, черпали на ее содержание из казны хорошо.

«Демонология это не магия, — терпеливо пояснял между тем Фануил. — У этих дисциплин много схожего, но только по форме, а в сути своей они отличаются, как небеса от земли. В демонологии важно всего лишь в точности соблюсти ритуал. Истинная же магия — даже в самых своих элементарных заклятиях — требует работы с астральными силами, с каковыми соприкасаться могут лишь маги. Следовательно, Пассендуса убил именно чародей».

«Или талантливый шут, — парировал Лайам и прежде, чем дракончик успел отозваться, добавил: — Все. Помолчи».

Он уже наблюдал за Эласко, который, достав откуда-то снизу дорожную сумку, выкладывал ее содержимое на стол, помещавшийся возле окна. Первые же предметы, которые он оттуда извлек, потребовали пояснений. Указывая на маленький стеклянный флакончик в серебристой оплетке, позолоченное стило и свиток бумаги, молодой квестор сказал:

— Это все находилось на письменном столике. Послание словно бы не дописано, но следов беспорядка в комнате не было никаких. Маг просто лежал на кровати, а сумка с остальными вещами находилась под ней.

Эласко продолжил свое занятие, а Лайам, движимый любопытством, взял в руки флакончик. В нем содержалась золотистая жидкость, такая густая и вязкая, что при наклонах емкости еле текла. Он вернул флакончик на место и взял стило. Оно было на удивление тяжелым и, видимо, даже не позолоченным, а целиком золотым. Правда, форма рабочего кончика изящной письменной принадлежности этого не подтверждала, ибо вряд ли кому удалось бы заострить мягкий металл до такой степени. Когда Лайам попытался проверить, насколько отточена эта вещица, она ощутимо его уколола и выскользнула из рук.

Сунув окровавленный палец в рот и чувствуя себя полнейшим болваном, он мысленно выругался и обратился к письму. Бумага лоснилась, она была гладкой, словно отполированное стекло. Лайам развернул свиток, и золотистые буквицы текста подсказали ему, для чего предназначался флакон.

«Магистр Исканес, как вы сами можете догадаться, я прибыл в Уоринсфорд чуть раньше, чем ожидалось, и уже собираюсь его покинуть, ибо почти завершил все, что себе намечал. Я потратил лишь день на поиски нужного человека, и он вскоре должен меня навестить. Никаких трудностей не предвидится, а потому к услугам холодной палаты старейшины гильдии могут не прибегать. Как только все разрешится, я займусь другими делами. Если повезет, ждите меня в Харкоуте месяца через два.

Чего я все-таки не умею, так это правильно рассчитывать время. Остальное — поздней».

Лайам отвернулся от окна и протянул бумагу Эласко.

— Вы это читали? — Молодой квестор кивнул. — И какой вывод вы можете сделать?

— Его убил тот, кого он ожидал?

Это был вопрос, не ответ.

Погруженный в свои раздумья, Лайам слышал слова юноши словно издалека. Ему кое-что было известно о разногласиях в гильдии магов, как и о том, что в ее рядах давно зреет раскол. Война между так называемыми белыми чародеями, подчинявшимися харкоутскому капитулу, и серыми магами, тяготевшими к магистрату Торквея, собственно говоря, уже шла. Если Пассендус, ставленник самого Исканеса — могущественного магистра Харкоута — забрался в поисках «нужного человека» в такую глушь, как Уоринсфорд, то вполне логично предположить, что человек этот и сам является магом, причем далеко не последним. Вопрос заключался лишь в том, с какой целью Пассендус стремился его разыскать? Был ли искомый маг сторонником белых, или же он примыкал к серым, или вообще пока еще колебался, соблюдая нейтралитет?

— Вы полагаете, что Пассендус намеревался убить этого человека, но, просчитавшись, сам пал от его руки? Но ведь он пишет, что трудностей не предвидится, — сказал Эласко, водя по тексту записки глазами, — и вот еще что… что какая-то там холодная комната не будет нужна. Что это за комната? Такая же, как у матушки Хэл?

— Не знаю, — сказал Лайам, думая вслух. — Пассендуса могли сюда послать, чтобы склонить кого-то на сторону харкоутских магов. Какого-нибудь чародея исключительной силы, ибо слабых сторонников Исканесу незачем вербовать. Но разве сильный маг опустится до заклятия, обладающего эффектом обычной щекотки? Он ведь уронит тем самым свое достоинство, разве не так?

«Так ведь?» — спросил он мысленно у Фануила.

Дракончик ответил сразу же, опережая вопрос.

«Нет. Вызывающее смех заклинание обезоруживает, оно не только эффектно, но и весьма эффективно. Тот, кто смеется, не может связно соображать. И следовательно, не может воспользоваться никакими заклятиями, способными его защитить. Кроме того, Пассендус имел в виду не комнату, а палату».

О негодяй! Он снова влез в его голову, он позволил себе читать вместе с ним! Вот что случается с теми, кто забывает завязывать серебряный узел! Раздраженный собственным промахом, Лайам пробормотал:

— Комната? Или палата? — И прокричал мысленно: «Не все ли равно?»

Эласко растерянно на него посмотрел.

— Вы правы, квестор. Тут и впрямь говорится — палата. Я ошибся, извините меня. И объясните, какая в том разница?

«Разница есть, — заявил Фануил. — Холодной палатой в гильдии магов именуется тайное подразделение, приводящее в исполнение смертные приговоры. Мастер Танаквиль не боялся этих людей. Он называл их золотарями холодного нужника, но большинство магов не смеет так и подумать. О неумолимости и жестокости членов холодной палаты ходят легенды, лишь укрепляющие могущество гильдии, ибо ее цементирует страх».

Лайаму волей-неволей пришлось изложить все это Эласко, правда, кое-какие юмористические детальки из мысленной тирады дракончика в его пересказе не прозвучали. Не упомянут, естественно, был и сам Фануил. Затем размышления вслух были продолжены, ибо что-что, а порассуждать Лайам любил.

— Положим, Пассендус намеревался пригрозить неизвестному, что пустит по его следу карателей. Но, в таком случае, зачем бы это ему? Что мог неизвестный сделать такого, чтобы боевые отряды потащились за ним из Харкоута в эту тьмутаракань?

— Не знаю, квестор. Возможно, он украл что-нибудь, принадлежащее гильдии?

«Возможно, — подтвердил Фануил, — но тогда украденная вещица должна представлять для гильдии немалую ценность. Каратели из холодной палаты не занимаются пустяками. Их призывают к действию лишь в случаях из ряда вон выходящих, а также когда нарушаются гильдийские табу. Когда, например, один маг убивает другого в несанкционированном магическом поединке, или когда кто-то не повинуется прямому приказу магистра. Преследуется также самовольный выход из гильдии, очень сурово карается тот, кто осмелится выдать непосвященным секреты магического искусства…»

— Могут ли белые воспользоваться могуществом холодной палаты в своих целях? — быстро спросил Лайам.

— Кто это — белые?

Лайам пропустил вопрос уоринсфордского квестора мимо ушей. Разговор на два фронта начинал его утомлять, но прерывать обсуждение ему не хотелось.

«Могут, если все ее члены перейдут на их сторону. Однако холодная палата — это не сборище единомышленников, это тайная группа магов, где каждый знает очень немногих, подчиняясь лишь своему командиру. Всех членов холодной палаты не знает никто».

— Есть ли в Уоринсфорде какие-нибудь чародеи?

Эласко покачал головой.

— Нет. Да вам и самому должно быть это известно. Наш герцог чародеев не жалует, ну и…

Лайам склонил голову набок, озадаченный странными интонациями в голосе юноши. Словно ему намекали на что-то, о чем стеснялись сказать. Однако через мгновение он решил не пускаться в расспросы, а вернуться к насущным задачам. Да и гильдия с ее легендарной палатой перестала его волновать. Кто победит — белые серых или серые белых — неважно. Маги магами, но сейчас ему нужен всего лишь один чародей.

— Ладно, — сказал он, — будем считать, что Пассендуса убил маг, маскирующийся под обычного человека. Уоринсфорд — город маленький, и раз уж тут его не заметили, значит, прячется он хорошо.

Из коридора донеслись звуки какой-то возни, затем дверь оружейной комнаты приоткрылась и кто-то окликнул Эласко по имени. Тот, извинившись, выскользнул из помещения. Лайам не обратил на это внимания.

— Ты сможешь отслеживать, не применяется ли где-нибудь магия? — спросил он у Фануила. Вопрос был чисто формальным. Дракончик чувствовал всплески магической силы приблизительно так же, как люди ощущают тепло и видят во мраке свет.

«Да, мастер. Кстати, учти: стило и чернила — тоже магические. Все, что ими написано, тут же появляется где-то — на таком же листке».

— И на здоровье, — сказал Лайам, — но к нашему делу этот фокус отношения не имеет. Нам надо выяснить, зачем здесь ошивался Пассендус, и совершенно неинтересно, как он поддерживал с гильдией связь. Впрочем, выяснить что-либо вряд ли удастся. Убийце нет смысла крутиться там, где его ищут, а за неделю он мог уйти далеко.

«Мог, мастер. Конечно, он мог и уйти, но все же…»

Пустых возражений Лайам терпеть не мог, и потому он был рад приходу Эласко.

— Квестор Ренфорд, стражники, дежурившие у дома Хандуита в ту ночь, уже тут. Не желаете ли пройти в караулку?

«Он смылся, попомни мои слова», — бросил Лайам дракончику и, хлопнув дверью, вышел из оружейной.

Возвратился он уже не со столь бравым видом, а на Эласко просто жалко было смотреть.

— Ах, квестор, не знаю, как мне теперь перед вами и извиняться, — сокрушенно приговаривал юноша. Но и винить этих людей тоже нельзя. Ведь за четыре месяца много воды утекло, а память — она как сеть, в которой застревает лишь крупная рыба.

Никто из патрульных не помнил, как выглядела пентаграмма, и разговор с ними не дал ничего. Это был жестокий удар, он перечеркивал всяческую надежду вывести Хандуитов на чистую воду. Лайам занервничал — все шло наперекосяк.

— Да вы-то хоть перестаньте так убиваться, — сказал он юноше, возможно, несколько грубо, но злость и вежливость — вещи несовместимые, а в нем разгоралась злость. Его щелкнули по носу, с него сбили спесь. Не люди, а обстоятельства, но это неважно. Неспособный ни подтвердить, ни опровергнуть показания Хандуитов, неспособный вообще ни в чем разобраться, он повернулся к заваленному вещами столу.

Смерть Пассендуса — это ведь тоже загадка! Вот его вещи: одежда, книга заклятий, кожаная укладка со множеством отделений — там порошки, флакончики, связки каких-то трав. Лайам вопросительно глянул на Фануила. Ответ уродца не принес ничего интересного. «Ингредиенты для заклинаний». Так Лайам мог ответить и сам. А дают ли эти «ингредиенты» ключ к решению проблемы? Содержится ли в них хотя бы тайный намек? Нет, не дают, и ничего в них не содержится, точно так же как и в его пустой голове. Впрочем, вдова Саффиан предупреждала, что дело с Пассендусом может у него и не выгореть, она даже велела ему не очень-то утруждаться, но сам-то он уже настроился распутать обе головоломки. Он рвался в бой, он рыл землю копытом, он хотел доказать всему свету, что причислен к ареопагу не зря!

Где-то в городе пробил колокол, и Лайам со все возрастающим раздражением начал считать удары. Дойдя до двенадцати, он помотал головой — утро закончилось.

«Закончилось оно или нет, но тут мне уже не высидеть ничего!»

Глубоко вздохнув, он стал приводить свои мысли в порядок.

Итак, теперь у него нет никаких более-менее весомых зацепок для результативного разрешения обеих задач. В Саузварке они вместе с Кессиасом не раз заходили в подобные тупики. И все-таки выходили из них, принимаясь за разработку чего-нибудь, на первый взгляд, совсем-совсем безнадежного.

«Ты уже попытался разработать кое-что безнадежное, уповая на память патрульных, — уныло напомнил он себе. — И что получил? Безнадега — она и есть безнадега».

Однако в голове его потихоньку начало что-то выстраиваться. Пожалуй, в первую очередь ему стоит поговорить с горничной, которая подняла тревогу в ту жуткую ночь. Она может что-нибудь прояснить в истории с Хандуитами. И книготорговца, у которого куплены пергаменты с запретными наставлениями, также нельзя сбрасывать со счетов. Он, правда, умер, но, если Элдин Хандуит интересовался литературой определенного рода, ему наверняка приходилось заглядывать и в соседние лавки. Кстати, их владельцы могут пролить свет на личность умершего книготорговца и рассказать, например, откуда он получал свой товар. Еще существуют люди, знавшие Хандуитов, — друзья, партнеры, слуги и родственники — но их, возможно, опрашивать и не придется.

В случае же с Пассендусом перспектив, конечно, поменьше. Можно, впрочем, попробовать вытрясти что-нибудь из владельца гостиницы, он ведь каким-то боком общался со своим постояльцем. Также не худо бы разыскать людей, с какими маг сталкивался в Уоринсфорде, но это слишком уж хлопотно, и в те сроки, что отпущены Лайаму, такую работу не провернуть.

«С другой стороны…»

Он вновь бросил взгляд на укладку с «ингредиентами». Чародеям свойственно возиться со всякими там травками да порошками. Так что есть смысл порасспрашивать уоринсфордских аптекарей и травосборщиков. Даже если Пассендус и не успел к ним наведаться, их мог навещать нужный ему (а теперь и Лайаму) человек. Он ведь какое-то время в этом городе пробыл.

Почти ничего — но хоть что-то. Воодушевившись, Лайам встряхнулся и повернулся на каблуках.

— Квестор Эласко!

Эласко молчал. То ли обиженно, то ли в почтительном ожидании.

— Я хочу прогуляться по городу и прошу вас быть моим провожатым.

— Прогуляться по городу, квестор?

Изумление юноши было таким неподдельным, что Лайам весело рассмеялся.

— А почему бы и нет? Нынче чудесный весенний денек, а я никогда не бывал в ваших краях. Идемте же, не упрямьтесь. Вперед, Фануил!

Дракончик помчался к выходу, цокая коготками.

Как ни робел Эласко перед квестором ареопага, своего начальства он боялся сильней и сумел настоять на том, что им все же надо бы доложиться Куспиниану. Не спускаясь во двор, по каким-то лестничкам и переходам они добрались до тюремного отделения, очень схожего с тем, где томились убийцы. Правда, в камерах здесь уже имелись окошки, высоко поднятые над полом и крошечные, но пропускавшие свет. Тут содержались как женщины, так и мужчины, узников было достаточно много, и Лайам, шагая по мрачному коридору, чувствовал на себе их хмурые взгляды. Эдил Куспиниан обнаружился в одной из самых дальних темниц. Он стоял, привалившись спиной к решетке, и сверлил гневным взглядом невзрачного лохматого паренька, которого допрашивал Проун.

— Клянусь вам, господин квестор! — говорил паренек. — Клянусь вам, никаким колдовством там и не пахло! Да, я их обольщал, но без всяких там штучек… точно так же, как это проделывает каждый мужчина… и они вовсе мне не противились!

— Но потерпевшие утверждают обратное, — надменно провозгласил Проун. — Они говорят, что падали в обморок от одного твоего взгляда, а когда приходили в себя, то обнаруживали, что… хм… что дело уже сделано. Суду нужны доказательства, что тебе отвечали взаимностью. Письма, записочки, локоны — хоть что-нибудь этакое имеется у тебя?

Паренек покачал головой.

— Мы не переписывались и не обменивались подарками. Если бы их родители нашли что-то такое, нам тут же пришел бы конец.

Проун продолжил допрос. Эдил презрительно фыркнул и повернулся к пришедшим.

— Этот хам обворожил трех знатных девиц, обесчестил их, а теперь пытается повернуть дело по-своему! Ну, Уокен, что там у вас?

— Я только хотел сообщить вам, милорд, что квестор Ренфорд желает прогуляться по городу.

— Мне надо бы поговорить кое с кем, — торопливо добавил Лайам. — Заглянуть в гостиницу, где останавливался Пассендус, навестить некоторых книготорговцев… Из Хандуитов я мало что вытряс.

— Да, они весьма изворотливы, — согласился Куспиниан. — Конечно, квестор, ступайте, куда вам требуется. И не очень миндальничайте со всякой там мелюзгой. Вы, кстати, еще не виделись с госпожой Саффиан? Странно. Куда же она запропастилась? Если встретитесь с ней, не сочтите за труд передать, что мы ее ожидаем.

Квесторы поклонились и, покинув узилище, спустились во двор. Там Лайам остановился, с сомнением поглядывая на Фануила. Брать уродца с собой или не брать? Лучше не брать, чтобы не смущать тех, с кем придется общаться. Устрашать преступников видом магической твари — это одно, но приводить в трепет добропорядочных горожан — совершенно другое.

«Оставайся здесь, — велел он фамильяру. — Нельзя ради твоего удовольствия ставить на уши весь городок».

«Как мастеру будет угодно».

Если Эласко, ожидавший возле тюремных ворот, и заметил отсутствие Фануила, то ничем этого не показал.

— Ну, так куда вы хотели бы в первую очередь заглянуть?

К книготорговцам. Так они, посовещавшись, решили. Лайам перечислил Эласко всех, кого он предполагал обойти, а тот заявил, что книжные лавки расположены неподалеку. Их было всего две — и обе притулились в конце Монетного переулка. Первая, сияя новенькой штукатуркой, выгодно отличалась от неказистых соседних строений, нижние этажи которых арендовали ростовщики.

— Она принадлежала торговцу, который умер, — пустился в пояснения юноша, — но ее у него откупили. И лавку, и дом, в каком она помещается, приобрел человек из Карад-Ллана, хороший малый, несмотря на свой жуткий акцент.

«Пмещается», «хроший», а туда же — акцент! Лайам внутренне усмехнулся.

— Лавку продали после смерти Элдина Хандуита?

— Да. Думаете, тут есть какая-то связь?

— Нет, вряд ли. Не станем пока его беспокоить. Сначала посмотрим, что может сказать ваш земляк.

Дом, к которому они уже успели приблизиться, не выпадал из ряда сильно облупленных и остро нуждающихся в ремонте особняков, однако витрина лавки смотрелась опрятно, да и само ее помещение, сплошь забитое книжными шкафами и стеллажами, поражало своей чистотой. Низенький человечек в теплом домашнем халате, помахивая пушистой метелочкой, стоял возле письменного стола, очевидно служившего ему также и чем-то вроде прилавка. Он прищурился, вглядываясь в посетителей, и приветливо улыбнулся.

— Добрый день, добрый день, господа, вы отлично сделали, что зашли. Я только что получил копии модных пьес из Торквея!

— Добрый день, сударь, — улыбнулся ответно Лайам. — Вообще-то, мы не собирались ничего покупать…

— Понимаю, вас больше интересуют новеллы благочестивого содержания! Что ж, лучшей коллекции таких книг нет и в столице, а уж об Уоринсфорде не станем и говорить!

— Благодарю вас, сударь, но мы…

— Есть философские труды, сияющие в моем собрании, словно алмазы, — скользнул по полкам мечтательным взглядом торговец. — Они утешают в суровые времена и зовут к добродетели в годы покоя!

— Господин Кокеран, — сказал Эласко, ласково потянув старичка за рукав. — Нам нужно от вас кое-что, но вовсе не то, что могут сообщить ваши книги.

— Вы ли это, молодой мастер Уокен? — воскликнул торговец, хватая юношу за руку и притягивая к себе. — Да, так и есть! Но наверное, мне следовало сказать — квестор Эласко. Прошу прощения, молодой квестор, мне приятно, что вы навестили меня. Сегодня утром тут был и ваш батюшка, он купил «Географический атлас» Страбона.

— Отец собирает библиотеку, — пробормотал, закрасневшись, Эласко и вновь повернулся к торговцу. — Господин Кокеран, я привел к вам квестора Ренфорда, который служит в ареопаге. Он хотел бы с вами поговорить.

— Ну конечно, ну разумеется, — закивал старик, подслеповато поглядывая на Лайама. — Простите, квестор, глаза у меня теперь стали не те. От слишком большой любви к этим малышкам, от слишком большой любви, — добавил он, широким жестом указывая на поражающее воображение собрание книг, которому действительно могли позавидовать и торквейские библиотеки. — Итак, квестор, чем я могу вам служить?

— Я хотел узнать, не был ли вам знаком человек по имени Элдин Хандуит.

— О да, — помрачнев, ответил книготорговец. — Очень жаль, очень жаль, что он погиб, но уж если играешь с огнем, то когда-нибудь обожжешься.

— Простите?

— Ах, его так и влекло к темным знаниям, и богиня удачи повернула свое колесо. Он заходил сюда — раза по три в месяц — и все выспрашивал, не продается ли где что-то такое, хотя я внушал ему всячески, что ничем подобным не занимаюсь. Удивительно, что гибель пришла к нему со стороны. Обычно люди этого склада мастерят себе сети своими руками.

Лайам довольно кивнул. Сказанное, конечно, не давало ему никаких козырей в игре с Хандуитами, но при случае могло пригодиться.

— Значит, вы ничего ему не продавали? А ваш сосед?

Кокеран хмыкнул.

— Нет, боги миловали, я — нет. А вот мой покойный сосед, Релли, запретными книгами приторговывать не гнушался.

— А вы не знаете, где он их брал?

— У всяких там чокнутых колдунишек, лжеалхимиков и других шарлатанов. Все эти книги, пергаменты и папирусы в большей своей части являлись поддельными, но господин Хандуит этого не понимал.

— Однако его-то ведь не подделка убила, — заметил Лайам, и торговец кивнул.

— Я сказал — в большей части, но имелись и настоящие тексты. В малом количестве, но имелись, по крайней мере, Релли так говорил. Как он их добывал — я не знаю, хотя, погодите-ка, погодите… — Старик вскинул указательный палец, призывая присутствующих к молчанию, и нахмурился, шевеля седыми бровями. — Вспомнил! Прошлой осенью заглянул ко мне один человек с предложением купить у него наставления для предпраздничного гадания. Он ни на что такое вроде бы не намекал, но я все-таки понял, что речь идет о магических текстах, добытых, скорее всего, не вполне законным путем. Я его, конечно же, выставил, но бьюсь об заклад, что он тут же стукнулся к Релли! И тот эти тексты безусловно купил.

Лайам изумленно переглянулся с Эласко.

— Вы можете описать этого человека?

— Увы, нет, — вздохнул Кокеран. — Глаза мои уже никуда не годятся. Сейчас я вижу, скорее, пальцами, а книги разбираю на ощупь. Но могу поручиться, что тот человек прибыл откуда-то с запада. Его выговор походил на ваш, квестор Ренфорд, а вы ведь из Мидланда, насколько я понимаю.

— Да, — подтвердил Лайам и вновь поглядел на Эласко. — А не мог ли тот человек прибыть из Харкоута?

— Или из Мидланда. Диалекты этих краев очень схожи.

— А заходил он к вам, вы говорите, около полугода назад?

— Да-да, именно так. В самом начале осени, незадолго до праздника Урис.

Больше тут ловить было нечего, но для очистки совести Лайам какое-то время поспрашивал старичка об этом визите, надеясь, что тот припомнит что-либо еще, однако так и не сумел ничего из него выжать. Господин Кокеран проявлял искреннюю готовность помочь столь приятным его сердцу гостям и даже немного расстроился, когда те вдруг заспешили. Он проводил их до двери и попросил Эласко передать своему батюшке нижайший поклон.