Не успел Геллус открыть дверь, как Лайам тут же пожелал ему веселых пирушек. Слуга расцвел и пожелал гостю того же.
— Госпожа Присциан и магесса Грантайре сейчас в кабинете, господин Ренфорд, — сказал он и повел Лайама вверх по лестнице. Поскольку планировка домов, принадлежащих вдове, была одинаковой, неудивительно, что они подошли к комнате, в которой у Окхэмов располагался кабинет лорда.
— Войдите, — отозвалась на стук госпожа Присциан, и слуга открыл перед Лайамом дверь. Хорошо освещенное помещение, обставленное тяжелой мебелью темного дерева, как нельзя лучше отвечало своему назначению. Госпожа Присциан сидела за массивным столом, заваленным бумагами разного рода, перед ней лежала толстая конторская книга. Грантайре сидела напротив хозяйки за таким же точно столом, только листала она не гроссбух, а большой фолиант в кожаном переплете. Обе женщины повернули головы к двери, обе чуть наклонились вперед, на лицах обеих застыло выражение терпеливого ожидания.
Лайам чуть было не рассмеялся. Вдова и Грантайре сейчас удивительно дополняли друг друга и вместе смотрелись, как почтенная матушка и благонравная дочь, словно бы олицетворяя альянс величавой старости с добродетельной молодостью. Но он не стал говорить этого вслух, опасаясь, что его не поймут, а просто поклонился и пожелал дамам доброго вечера.
Обе женщины — практически одновременно — кивнули.
— Добрый вечер, — сказала госпожа Присциан. — Надеюсь, у вас был удачный день, господин Ренфорд? — Она указала ему на свободный стул.
Лайам присел на краешек обитого плотной тканью сиденья.
— В некотором смысле — более удачный, чем другие, мадам. Но в основном все только еще больше запуталось.
Вдова фыркнула.
— Лорд Окхэм носится с глупой мыслью, будто вы найдете камень уже завтра к вечеру.
Поморщившись, Лайам смущенно сказал:
— Боюсь, это я внушил ему эту мысль. Такая возможность действительно существует, однако мне иногда кажется, что я ее выдумал сам.
Зашуршала бумага — Грантайре осторожно закрыла старинный том. Вдова посмотрела на волшебницу и улыбнулась, покровительственно и в то же время с легким оттенком неудовольствия.
— Магесса Грантайре, похоже, узнала о нашей реликвии кое-что любопытное. Как, впрочем, и о нашем загадочном родиче.
Грантайре положила обе ладони на крышку книги и придавила ее, словно опасаясь, что нечто, таящееся под ней, может прорваться наружу.
— Да, это так. Эйрин был гением.
— И чудовищем, — добавила госпожа Присциан со странной смесью гордости и высокомерия в голосе.
— Да, и чудовищем тоже. — Волшебница, посмотрев на Лайама, похлопала ладонью по фолианту. — То, что он пишет, — это… Это превосходит многое из того, что сейчас можно прочесть!
Лайам учтиво склонил голову. С виду это была книга как книга. Обложка местами потерта и даже засалена, — но больше ничего необычного в ней не наблюдалось.
— Что это? — спросил он, чтобы что-то спросить.
— Его записи. Они зашифрованы, но шифр очень прост. И то, что мне удалось здесь прочесть!.. — Грантайре в избытке чувств всплеснула руками. — Неистовый Эйрин решает сложнейшие вопросы с таким блеском и изяществом, каких гильдия не знает уже много веков!
— А почему он — чудовище?
— Он изучал черную магию, — сказала госпожа Присциан таким тоном, будто сообщала о гадких проделках любимого внука.
— Не только ее, — осмелилась поправить хозяйку Грантайре, и Лайам забеспокоился — не слишком ли много его рекомендантка берет на себя. — Помните, я говорила, что Эйрин исследовал дух?
— Да.
— Его труды в этой области воистину неоценимы. Они… они…
Грантайре запнулась, подыскивая слова для выражения степени своего восхищения, и госпожа Присциан воспользовалась этой заминкой.
— Расскажите о камне.
Грантайре кивнула.
— Камень был средоточием усилий всей его жизни. Эйрин хотел сделать его хранилищем и источником духа.
— Чтобы дух мог существовать вне тела, в котором он должен поддерживать жизнь?
Волшебница чуть склонила голову и посмотрела на Лайама с удивлением и любопытством.
— Да, совершенно верно. — Она покачала головой, а Лайам мысленно пообещал себе быть поласковее с Фануилом. — И эту часть задачи ему удалось разрешить. Он создал кристалл, могущий сохранять дух сколь угодно долгое время. Однако… Я, правда, не успела прочесть его труд до конца, но, судя по прочим записям, — Грантайре указала на ворох бумаг, притулившийся к фолианту, — ему так и не покорилась другая проблема…
— Как восполнять запасы духовной энергии? — предположил Лайам и был вознагражден еще одним взглядом, исполненным любопытства.
— Да. — Волшебница аккуратно перебрала бумаги и выложила на стол старинный пергамент.
Лайам встал и подошел к столу. Документ потемнел от времени, чернила поблекли, а в нижней его части виднелись несколько подписей, скрепленных тремя растрескавшимися печатями.
— Указ об изгнании из гильдии мага Эйрина Присциана, — пояснила Грантайре.
Глаз Лайама выхватил строчку — «…за чудовищные и отвратительные в своей сути деяния, сходные с действиями вампиров…» Он ошеломленно повторил ее вслух.
— Значит, он похищал дух у людей?
Обе женщины кивнули.
— В гильдии считали, что да, — сказала Грантайре и вновь показала на ворох листов. — Там имеется и более раннее постановление городского совета, в котором обещано вознаграждение за убийство или поимку вампира, ставшего настоящим бедствием для округи. Оно подписано за несколько месяцев до того, как Эйрина изгнали из гильдии. И самое любопытное, что сам он тоже его подписал — вместе с другими именитыми горожанами.
Госпожа Присциан вздрогнула.
— Я же говорю он был чудовищем, — произнесла она горько.
По мнению Лайама, подпись Эйрина под указом, требующим его собственной смерти, явно свидетельствовала, что чувством юмора, возможно, правда, несколько извращенным, он все-таки обладал. Но госпоже Присциан о том сообщать не стоило, ибо ей вряд ли бы сделалось легче. Лайам поскреб подбородок.
— М-да, любопытный факт… Так вы, значит, еще не успели дочитать труд Эйрина до конца?
— Нет.
— Мой кабинет и далее в полном вашем распоряжении, дорогая, — сказала вдова, не слишком, впрочем уверенно.
— Благодарю, — сказала Грантайре. — Но сегодня, боюсь, мое присутствие уже успело вас утомить. Можно мне будет прийти завтра?
— О, безусловно! В какое время вас ожидать?
Грантайре посмотрела на Лайама.
— Господин Ренфорд?
— Мне нужно быть в Саузварке с рассветом. Девять утра — это не слишком рано?
Пожилая дама фыркнула, давая понять, что в девять утра за работу берутся одни лежебоки, и Лайаму было велено привезти Грантайре к восьми. Когда гости выходили за дверь, госпожа Присциан стояла посреди кабинета и, потирая сухонькой рукой подбородок, недобро поглядывала на объемистый труд своего родича, умершего пять столетий назад.
И снова Лайаму сделалось неуютно, когда Грантайре обхватила его за талию. Он послал Даймонда быстрой рысью и велел спутнице надвинуть капюшон плаща на лицо. Та молча повиновалась.
На небе зажглись звезды, ранняя зимняя ночь полностью вступила в свои права. Обычно в такое время Лайам пускал по городу чалого только шагом, чтобы во тьме на кого-нибудь не наехать, но сейчас во всех окнах горели праздничные огни, хорошо освещавшие мостовую.
«Фануил!» — мысленно позвал Лайам.
«Да, мастер?»
«Чародей может почувствовать, что ты за ним наблюдаешь?»
«Нет, если не заподозрит слежки».
«Где ты?»
«Над вами».
Лайам едва сдержался, чтобы не посмотреть вверх.
«Тебе не холодно?»
«Нет, мастер».
Лайам объяснил дракончику, как найти гостиницу «Три лисицы».
«Лети туда и следи за входом. Обо всех перемещениях Дезидерия сразу же сообщай мне».
«Хорошо, мастер».
«Погоди!»
Лайам ясно представил себе лица всех участников злополучной пирушки у Окхэмов.
«Посмотри-ка на них!»
Связь Лайама с фамильяром была в некотором роде односторонней. Лайам не мог знать, что творится в голове магической твари, однако дракончик мог свободно копаться в мыслях и воспоминаниях своего господина. Впрочем, Лайам всегда внушал Фануилу, что этого без особого разрешения делать нельзя.
«Видишь их?»
«Да».
«Хорошо. Сообщи мне, если кто-то придет в „Три лисицы“. Особенное внимание обрати на мужчин».
«Как будет угодно мастеру!»
Выехав за городскую черту, Лайам велел своей спутнице держаться покрепче и, слегка ударив Даймонда каблуками, перевел его в резвый галоп. Ему хотелось поговорить с Грантайре о многом, но скачка мало располагала к беседе, и потом, чувство близкой опасности так и не покидало его. Обсудить все можно будет и дома, там, где светло, чисто, тепло и никому ничто не грозит. За три месяца проживания в одноэтажном коттедже Тарквина Танаквиля Лайам успел оценить это уютное убежище, словно бы отгораживающее его от всех внешних тревог и волнений незримой стеной.
Грантайре, терпеливо переминаясь с ноги на ногу, обождала, пока Лайам отведет Даймонда в стойло, потом они рука об руку вошли в дом и, не сговариваясь, проследовали на кухню. Лайам оставил свой плащ в прихожей, Грантайре бросила свой на кухонный стол и расстегнула высокий воротник платья.
— Хотите чего-нибудь съесть? — Лайам за весь день поел только раз — у Хелекина — и потому справедливо считал, что обмен новостями может и подождать. Сначала следует подкрепиться.
— Разве самую малость, — отозвалась Грантайре. — Госпожа Присциан угостила меня обедом. Она оказалась совсем не такой, какой я ее себе представляла…
Волшебница стояла возле стола, спрятав одну руку под мышку и оглаживая свою шею другой. Лайам побрел к печке, чтобы сделать заказ. Он краем глаза заметил, что его окинули оценивающим взглядом, и задумался — что бы это могло означать?
— И какой же вы ее себе представляли?
Печь выдала две тарелки наваристого лукового бульона и длинную булку. Лайам переместил все это на стол.
— Чопорной старой ведьмой, чтящей кодекс ветхозаветных приличий. То при ней не сделай, это при ней не скажи. А она — очень мила.
Они одновременно уселись на стулья и принялись за еду.
— Вы надели подходящее платье, — заметил Лайам. Он переломил булку и подал половину гостье. — Накрошите ее кусочками прямо в тарелку. Это альекирское блюдо, мало известное в Таралоне.
— Да и вела я себя очень вежливо и почтительно, — ехидно сказала Грантайре. Потом с не меньшим ехидством произнесла: — Мы много говорили о вас.
— Неужели?
— Она выложила мне все, что сумела узнать у эдила. Не скрою, эта дама очень высокого мнения о вашей персоне. Скажите, вы действительно первым приветствовали Беллону в день, когда она соизволила явить себя этому миру?
Лайам закашлялся, подавившись глотком.
— Это произошло случайно, — сказал он, немного придя в себя, и вытер подбородок. — Я просто оказался в неправильном месте и не в очень-то подходящее время.
Грантайре хмыкнула, давая понять, что его отговорка к сведению не принята.
— И вы действительно побывали во всех тех краях, о которых упоминала вдова?
— Ну… я путешествовал какое-то время.
Если на первый вопрос он ответил вполне искренне, то тут скромность его была напускной. Своими путешествиями Лайам гордился. Его странствия отнюдь не были хаотичными, он сам намечал себе цели и терпеливо придерживался намеченных однажды маршрутов. А встреча с Беллоной была совершенно случайной, очень короткой да и не слишком приятной.
— И где же, по словам госпожи Присциан, я побывал?
— Везде.
— Хм… Весьма лестное мнение… Нет, я побывал далеко не везде, но… скажем так — везде, где стоило побывать, — Лайам усмехнулся, но Грантайре не оценила его шутки и занялась своим супом.
Некоторое время они молча ели. Тишину нарушало только мурлыканье серого кота, который бродил возле стола и неустанно терся об их ноги. Лайам обмакнул кусок булки в бульон и протянул нахалу, но тот лишь пренебрежительно фыркнул и прыгнул на колени к хозяйке.
— Очень вкусно, — похвалила Грантайре. — Я обожаю луковый суп.
Почему-то Лайам совсем не удивился. Он убрал пустые тарелки в печь, потом заказал безотказной кормилице две чашки кофе и блюдечко молока.
Чашки Лайам поставил на стол, блюдечко — на пол, и кот тут же предал свою госпожу, серой молнией метнувшись к вожделенной посудине.
— Сегодня я встретился с Дезидерием, — сказал Лайам, передвигая кофе к Грантайре. Ему понравилось, что волшебница осталась внешне невозмутимой, хотя пальцы ее рук дернулись и невольно стиснулись в кулаки. Грантайре склонилась над чашкой и подула на горячий напиток.
— Когда?
Лайам пересказал ей историю своей встречи с харкоутским магом.
— По крайней мере, теперь нам известно, что он ищет вас.
Грантайре отодвинула чашку и провела рукой по волосам.
— Да.
— А теперь ответьте мне вот на какой вопрос. Если Дезидерий завладеет реликвией Присцианов, станет ли он от этого больше опасен?
— Не более, чем сейчас, — с горечью ответила гостья. — Для вас он и так слишком опасен. Вам не следовало с ним говорить.
— У меня не было выбора. А будет ли он более опасен для вас?
— Нет. — Губы волшебницы сжались в тонкую линию. — Нет. Теперь, когда все артефакты и заклинания мастера Танаквиля готовы прийти мне на помощь, Дезидерий меня вообще не страшит. Кристалл ничего не меняет, поскольку является лишь хранилищем духа. Все, что он может, — это продлить чью-то жизнь.
Хорошая новость.
— Я отправил следить за вашим врагом Фануила, так что мы сразу узнаем, если он что-то решит предпринять. Как вы полагаете, можно ли от него ожидать каких-нибудь неприятностей?
— Только не в этом доме. Нужна слишком могучая магия, чтобы преодолеть защитные заклинания мастера Танаквиля, — голос волшебницы сделался тверже. — Однако нельзя допустить, чтобы Дезидерий заполучил кристалл. Иначе он отвезет его Исканесу…
— Исканесу? Магистру гильдии? Но камень ведь безопасен. Какая разница, получит его магистр или нет?
— Вы, наверное, плохо меня поняли, — медленно сказала Грантайре, мрачно глядя на Лайама. — Если Исканес завладеет кристаллом Эйрина, он практически станет бессмертным.
Лайам недоверчиво рассмеялся.
— Но ведь вы только что говорили, что камень — всего лишь хранилище духа и что он бесполезен без… — Лайам осекся на полуслове, осознав, какими чудовищными последствиями может быть чревато похищение камня.
— Опираясь на могущество гильдии, магистр подомнет под себя весь Таралон. Вы и представить не можете, на что это будет похоже.
Как ни странно, Лайам вполне мог представить на что. На альекирскую галеру, бороздящую штормовые моря под посвист бичей и стоны гребцов. Впрочем, будущее королевства его не очень сейчас волновало. До Лайама вдруг дошло, какую страшную ошибку он совершил. Ловушка, расставленная им для молодого барона, имела все шансы обернуться ловушкой как для Грантайре, так и для него самого.
Зачем он выдумал, что харкоутский маг может создать копию реликвии Присцианов? Сейчас Лайам не мог с уверенностью ответить на этот вопрос. Ему просто хотелось подвигнуть барона на какие-нибудь шаги, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Квэтвел, например, мог потащиться к Дезидерию в надежде приобрести копию камня, и это лишний раз подтвердило бы, что настоящего кристалла у него нет.
Тут-то и крылся просчет. Визит Квэтвела к чародею не скажет Лайаму ничего, а только крайне обострит ситуацию. Барон может пойти к чародею как с камнем, так и без камня. Если кристалл у Квэтвела, Дезидерий его купит. Если же реликвии у барона нет и он мечтает о копии, чтобы в обмен на нее обрести благосклонность графини, харкоутский маг ничем ему не сможет помочь. Однако Дезидерий тут же поймет, что его посетителя провели, и непременно расспросит, кто это сделал. След приведет к господину Ренфорду, что господину Ренфорду, естественно, ничего хорошего не сулит.
След все равно будет взят, ибо, даже продав камень, Квэтвел захочет иметь его копию, и обман тут же выйдет наружу!
«Ну и зачем же ты это все накрутил?»
Лайам застонал и с чувством выругался — громко и совершенно неожиданно для себя.
— Ренфорд! — изумилась Грантайре. — Вот тебе и благонравный блюститель приличий! Что это вы себе позволяете в присутствии дамы?
— Простите! Я просто чувствую себя очень паршиво, — промямлил Лайам и не соврал. По всему его телу словно прошлись маленькие иголочки, а конечности странно отяжелели. «Что я наделал? И как мне теперь весь этот мрак разгрести?»
Он потянулся к чашке, но тут же отдернул руку и покачал головой. Нельзя допустить, чтобы Квэтвел пошел к Дезидерию.
Грантайре перегнулась через стол и хлопнула его по руке.
— В чем дело? — настойчиво спросила она. Мысли Лайама неслись вскачь.
— Я рассказал лорду Окхэму о Дезидерии. Возможно, мне не стоило этого делать, но я собирался заманить кое-кого в ловушку…
У Грантайре округлились глаза.
— С помощью Дезидерия? Вы что, с ума сошли?
— Нет! — огрызнулся Лайам. — Конечно же, нет. Я хотел устроить ловушку совсем не там, где живет Дезидерий, и роль чародея должен был сыграть кто-нибудь из людей эдила, но… Но я должен был объяснить Окхэму, что существует и чародей настоящий… ну, чтобы лорд действовал поосторожнее…
Лайам, смешавшись, умолк. Идея поставить Окхэма в известность о существовании настоящего мага уже не казалась ему блестящей. Лицо Грантайре выражало крайнюю недоверчивость и замешательство.
— Погодите… Лорд Окхэм — это племянник госпожи Присциан?
— Да, точнее, он муж ее племянницы. Лорд помогает мне в розыске камня, он представил меня всем, кто мог этот камень украсть…
Волшебница вопросительно выгнула брови, и Лайам продолжил:
— Мне пришлось ему все объяснить, но главная промашка не в этом. При нашей беседе присутствовал кузен лорда, барон Квэтвел. Он лежал… он сейчас ранен… и, возможно, спал или был в забытьи, однако…
— Однако он мог вас подслушать. — Грантайре неожиданно встала, резко оттолкнув назад стул. — И если камень теперь у него, он может пойти с ним к Дезидерию и…
— Он может пойти туда даже без камня, — сокрушенно вздохнул Лайам, понимая, что ему придется выкладывать гостье подноготную отношений Ульдерика, Квэтвела и графини. Делать этого он не хотел, но иначе не объяснить, зачем бы барону встречаться с каким-то там чародеем. — Говоря по правде, я думаю, что кузен лорда вовсе не спал. Мне даже хотелось, чтобы он нас подслушал…
И Лайам, стараясь избегать излишних подробностей, морщась и запинаясь, сообщил Грантайре то, что ему представлялось необходимым ей сообщить. Рассказ его был очень краток, но волшебница прекрасно все поняла.
— Значит, сейчас этот барон, возможно, направляется к Дезидерию — чтобы продать ему камень или купить его копию. Боги, Ренфорд, и чем вы только думали?!
К счастью, она не ожидала ответа, ибо у Лайама имелась версия — чем. Волшебница, расхаживая по кухне, принялась рассуждать вслух:
— Если он продаст Дезидерию камень, то Исканес получит его. Если не продаст — то Дезидерий разыщет вас и потребует объяснений. Можете мне поверить, он поступит именно так. Я Дезидерия знаю. Он никому не спускает подобных шуток и непременно возьмет вас в оборот. Вы понимаете, чем это вам может грозить?
Лайам откашлялся. По мере того как возрастало волнение гостьи, он обретал все большее спокойствие духа.
— Подождите, не увлекайтесь. Все еще не так уж и страшно. Я попросту не допущу встречи Квэтвела с чародеем, и мы останемся при своих.
— Интересно, как вы собираетесь это сделать?
Лайама возмутил презрительный тон вопроса, но он сдержался и сухо сказал:
— Я открою ему всю правду или сочиню что-нибудь похожее на нее. А если барон не поддастся на уговоры, я стукну его кулаком по башке и примотаю ремнями к кровати. Что-нибудь придумается, безвыходных положений нет…
Конечно же нет! Лайам вдруг понял, что ему следует сделать. Нужно поговорить с Окхэмом! Кто, как не красавец аристократ, сможет все это достойно уладить?
Он встал.
— Я уезжаю. И для начала попробую побеседовать с лордом. Окхэм собирался уходить из дому в восемь, но, надеюсь, я успею его перехватить.
— А это не ваш ли лорд… впрочем, нет, ерунда, — Грантайре тоже встала и подхватила свой плащ. — Я еду с вами. Мне нужно удостовериться, что все пройдет хорошо.
Лайам не возражал. В глубине души он был даже рад, что пробиваться сквозь ночь ему придется не в одиночку.
«Топ-шлеп, топ-шлеп», — думал он про себя, хотя цокот копыт Даймонда вовсе не походил на звуки шагов. Грантайре зарылась лицом в складки его плаща, а у него самого резкий встречный ветер выжимал из глаз слезы. Нос и щеки Лайама замерзли и онемели, кроме того, мешочек с кое-какой поклажей сильно давил на его копчик. Гостья настояла, чтобы они прихватили с собой некоторые предметы из секретной комнаты Танаквиля, и добавила к ним что-то свое.
Но внутренне Лайам был совершенно спокоен, почти беспечен. Все идет более-менее сносно, и незачем паниковать. Квэтвел сейчас не в том состоянии, чтобы ходить по гостям. Очень сомнительно, что барон потащится к чародею до завтрашнего утра. Но нет сомнений, что поспешать все-таки нужно, и он подгонял коня. В конце концов, расхлебывать кашу должен тот, кто ее заварил, а Лайам предпочел бы не указывать пальцем на того, кто заварил эту кашу.
Однако даже сейчас, возмущаясь собственной глупостью, он раздумывал, нельзя ли как-нибудь повернуть ситуацию на пользу расследованию.
«Фануил!»
«Да, мастер?»
«Ты возле гостиницы?»
«Да».
«Все тихо? Никто не показывался? Какие-нибудь посыльные или известные нам лица?»
«Нет. Маг Дезидерий в гостинице и ни разу не выходил. Какие-то люди входили, но все они остались внутри».
«Хорошо. Тебе не холодно?»
«Нет».
«Ты не голоден?»
«Я поел».
Лайам чуть не спросил, что ел дракончик, но вовремя одернул себя. Незачем проявлять излишнее любопытство. Потом его осенило.
«Лети к дому Окхэмов. Сможешь найти это место?»
«Да».
«Следи за всеми, кто войдет в него или выйдет, особенно за людьми, похожими на посыльных».
Вряд ли Квэтвел отправится к чародею самостоятельно — если, конечно, он хочет по-прежнему притворяться больным. Лайам уже не сомневался, что болезнь барона — всего лишь притворство, повод, чтобы уклониться от вызова на дуэль. «И этот хлыщ еще посмел назвать меня трусом!»
Когда чалый пересекал городскую черту, Фануил внедрил в сознание хозяина четкую мысль:
«Мастер, лорд Окхэм вышел из дома».
Лайам выругался и погнал коня дальше. У него не было особого желания разговаривать с Квэтвелом наедине. Башенные колокола начали отбивать восемь часов, когда они свернули на Крайнюю улицу.
В доме госпожи Присциан все светильники были погашены, но соседние окна еще светились. Лайам, спешившись, подал поводья Грантайре, уже стоявшей на мостовой.
— Оставайтесь здесь. Я сам поговорю с Квэтвелом, — он жестом пресек возражения. Я уверен, что сумею его урезонить. Если у меня не получится, я за вами вернусь. — Лица Грантайре не было видно, но она явно разгневалась, ибо довольно резким движением рванула поводья к себе.
Лайам кивнул, повернулся и пошел к крыльцу.
На его стук вышла сама леди Окхэм. Она приоткрыла дверь и выглянула наружу. Недовольная гримаса изрядно подпортила ее кукольную красоту. «Слуги ушли», — понял Лайам.
— Лорда нет, — холодно сказала Дуэсса.
— Я знаю, леди.
Знаете, так чего же таскаетесь по ночам, собиралась ответить леди, но Лайам ее опередил:
— У меня срочное дело к вашему гостю — барону. Полагаю, он никуда не ушел?
Дуэсса сморгнула растерянно, потом ее личико выразило крайнюю степень негодования.
— Никуда не ушел?! Естественно, никуда! Он лежит в своей постели пластом, как пролежал и весь день, ведь ему едва не проломили голову!
«Бедный, бедный лорд Окхэм…»
— Могу ли я побеседовать с ним? — спросил Лайам, стараясь говорить как можно спокойнее. — Это крайне важное дело.
Леди Окхэм вытаращила глаза, дивясь невиданной наглости позднего гостя.
— Вы что, рехнулись?! — выпалила она.
— Не посылал ли он кому-нибудь сообщений? — быстро спросил Лайам, чувствуя, что переговоры вот-вот оборвутся.
— Нет! Как, по-вашему, он мог это сделать? Барон тяжело ранен и уже спит, а я сыта по горло вашей назойливостью! — И леди Дуэсса захлопнула дверь.
— Веселых вам пирушек, мадам! — тупо сказал Лайам, глядя на медный дверной молоток, потом повернулся и пошел обратно к Грантайре. Его тут же ужалили:
— Впечатляющий разговорчик!
— Барон Квэтвел спит и ни с кем не сносился, — сообщил Лайам, принимая поводья. — Фануил проследит за домом. Если кто-то придет сюда или соберется отсюда уйти, мы тут же об этом узнаем. Нам нужно выждать час или два — пока не вернется Окхэм. С его помощью я надеюсь очень быстро Квэтвел а образумить.
— Ренфорд! — сказала Грантайре, порывисто схватив его за руку. — Мне кажется, вы не понимаете, что происходит.
Мышцы Лайама непроизвольно напряглись, но он сдержался и совершенно спокойно ответил:
— А мне кажется, понимаю. Что, по-вашему, я должен был сделать? Стукнуть эту куколку по голове и силой вломиться в дом? Квэтвел сейчас физически не способен на длительные прогулки. А если способен — то первым, к кому явится Дезидерий, буду я, разве не так? Может быть, вы наконец отпустите мою руку?
Она шумно, с присвистом, выдохнула и ослабила хватку.
— Ну хорошо. Что мы будем делать теперь?
Лайам вскочил в седло и протянул руку волшебнице.
— Я собираюсь нанести визит графине Пинелле. — Он еще не придумал, как будет строить беседу с похитительницей сердец, но мало волновался по этому поводу. Что-нибудь да придумается, и, скорее всего, на крыльце графского дома, в промежутках между ударами медного молотка. — А чем тем временем будете заниматься вы — давайте обсудим.
— Это уж не мадам ли, готовая на что угодно? — ехидно спросила Грантайре, взбираясь на круп спокойно стоящего чалого.
— Да, это она.
— В таком случае мое присутствие при вашей с ней встрече, конечно же, нежелательно…
Лайам снова напрягся, потом повернулся в седле.
— Может быть, вам хочется выговориться?
— Что?!
— Я спросил, может быть, вам хочется выговориться? — Его захлестнула волна злости. — Весь Саузварк сейчас веселится, Грантайре. Пиры побирушек длятся уже два дня. Знаете, как я провел их? С людьми, которые в своем большинстве мне не очень-то симпатичны… Я бегаю по всему городу, пытаясь разыскать негодяя, режущего ради своего удовольствия глотки всем, кто подворачивается ему под руку. Я не преуспел в этих поисках, я наделал кучу ошибок, но я лезу из кожи вон, чтобы эти ошибки исправить. В добавление ко всем этим радостям мне на голову сваливаетесь и вы, и я вынужден опекать вас и устраивать ваши дела, что в перспективе грозит мне войной со всей гильдией магов! — Лайам на мгновение смолк, переводя дыхание. — Поэтому я и спрашиваю, не хочется ли вам напоследок выговориться, потому что ехать с вами куда-то мне расхотелось.
— Простите меня, — прошептала Грантайре, и гнев Лайама мгновенно иссяк. Он понял, что гостья вот-вот расплачется. — Простите, что я на вас все это взвалила…
Она неловко, бочком стала слезать с коня, но Лайам схватил ее за руку и удержал.
— Не глупите! — Он толкнул Даймонда каблуками, и тот послушно пошел вперед. Вспышка угасла, уступив место раскаянию и сожалению. Вражда с гильдией магов была для Лайама только угрозой, а для его гостьи она являлась суровой реальностью. Кроме того, он сам напросился расследовать дело о похищении камня, и рыскать в поисках убийцы по городу никто его особенно не заставлял. В сравнении с неприятностями Грантайре все неприятности Лайама казались мелкими заморочками, о которых не стоило и поминать.
Через какое-то время волшебница тихо спросила, куда они едут.
— К эдилу, — Лайаму не хотелось оставлять Грантайре в таверне или на постоялом дворе. — Кессиас — добрый малый.
Грантайре промолчала и только крепче прижалась к нему.
Эдила дома не оказалось, но его слуга радостно улыбнулся.
— Квестор Ренфорд! Веселых пирушек! И вам, и вашей очаровательной спутнице!
— И мы вам, Бурс, желаем того же. Мне нужно ненадолго уехать. Ничего, если магесса Грантайре с часок поскучает у вас?
Бурс низко поклонился. Его лысина засверкала, отражая огоньки праздничных свечек.
— О, безусловно! Я уверен, хозяин будет доволен, когда найдет ее здесь. Он ушел проверять патрули, но должен скоро вернуться.
— Спасибо, Бурс. — Лайам крепко пожал слуге руку. — Я оставлю Даймонда у крыльца и тоже постараюсь вернуться как можно скорее.
— Не торопитесь, мастер, не торопитесь. У меня тут в честь праздника кое-что приготовлено… Надеюсь, добрая леди оценит мои старания.
Волшебница неуверенно пожала плечами, но Бурс опять засиял.
— Ждите меня через час, — сказал Лайам и вышел.
Часа будет более чем достаточно. Более чем.
Дом Кессиаса располагался на окраине богатых кварталов, там, где к роскошным особнякам начинали лепиться здания поскромнее. Отсюда было рукой подать до места, где проживал Ульдерик.
Лайам шел быстро, время от времени растирая замерзшие руки и пытаясь согреть их дыханием. «Ну почему ты не можешь держать язык за зубами?» — распекал себя он. Мало того, что его болтовня поставила весь ход следствия под угрозу, так ему надо еще было обрушиться с градом дурацких упреков на ни в чем не повинную Грантайре. Бедняжке не позавидуешь. Она так одинока в чужом и враждебном городе, а может быть, и во всем Таралоне, ибо грозная гильдия магов поклялась ее уничтожить. А единственный человек, которому она сочла возможным довериться, только и делает, что подставляется под удар. «Ну когда же, когда же ты научишься вперед думать, а уж потом говорить?..»
Прошло два дня, а чего он добился? Ничего. Ничего ровным счетом. Он лишь вынудил добропорядочного и щепетильного лорда пойти на обман, ввязался в дуэль и, кажется, нажил себе опаснейшего врага, за спиной которого стоит вся мощь гильдии магов. Благородные дамы не пускают его на порог, а поиски пропавшего камня не сдвинулись с места. Если вдуматься, на нем также висит и смерть Шутника. Но разве он мог ее предотвратить? «Мог, если бы встретился с Оборотнем чуть раньше», — поежился Лайам.
И тут же запретил себе обо всем этом думать. Что сделано, то сделано, а на будущее надо учесть, что своему языку не всегда следует давать волю.
Клятвенно пообещав себе быть впредь более сдержанным, Лайам приободрился и уже гоголем прошагал мимо заведения Герионы. И тут его кто-то окликнул.
Он замедлил шаг и оглянулся. Фасад дома услад выглядел мрачно, ибо окон он не, имел, но портик его освещался прекрасно. В свете пылающих факелов Лайам увидел толстуху, наливающую парочке нищих суп из котла, и двоих мужчин, спускавшихся по ступеням.
— Господин Ренфорд! — снова окликнул его граф Ульдерик. — Куда это вы так спешите?
«На свидание к твоей женушке!» — раздраженно подумал Лайам, а потом вдруг узнал спутника графа и встал, словно вкопанный.
— Вы же договаривались встретиться с Окхэмом! — воскликнул он, обращаясь к Кэвуду, ибо спутником графа был именно Кэвуд.
— А где его носит? Я ждал его в банях, но он так и не пришел.
Какое-то время Лайам изумленно таращился на торговца, потом сумел все-таки выдавить из себя:
— А долго ли вы его ожидали?
— Признаться, долгонько. А потом, решив, что он вообще не придет, я пошел к нему, чтобы выяснить, что случилось… Но по пути меня перехватил граф Ульдерик.
— Нам нужен третий партнер! — с любезной улыбкой вмешался граф. — Составьте нам компанию, милый Ренфорд. А заодно и расскажете, как там движется мое дельце с бароном!
Боги, куда подевался красавец аристократ? Неужели в нем взбунтовалась его треклятая щепетильность! «Нет, не стоило тебе связываться с этим добропорядочным идиотом!» — подумал Лайам и заметил, что собеседники как-то странно поглядывают на него. Идиот вовсе не лорд, а тот, кто стоит разинув рот и молчит!
«Немедленно соберись!» — приказал себе Лайам и, вспомнив кое о чем, потянулся за кошельком.
— Составить вам компанию? Благодарю вас, но — нет… Я тороплюсь, у меня назначена встреча. Однако, граф, я ведь вам кое-что задолжал. — Онемевшими от холода пальцами Лайам начал отсчитывать золотые.
— Да будет вам, пойдемте-ка с нами. Сыграем партию в генералов, возможно, вы еще отыграетесь…
Лайам не слушал, что ему говорят. Его волновало только одно: почему лорд не явился на встречу? Отсчитав нужную сумму, Лайам передал деньги Ульдерику, и тот спокойно пересыпал монеты в свой кошелек.
— Хорошо, — сказал он. — Хотел бы я, чтобы все мои должники были столь оборотисты. Ах, если бы нашему милейшему Окхэму вдруг вздумалось взять с вас пример…
«Окхэм… Да, Окхэм! Где же сейчас Окхэм?» — думал лихорадочно Лайам. Ему вдруг вспомнились слова, которые он совсем недавно бросал Грантайре в лицо. «Я бегаю по всему городу, пытаясь разыскать негодяя, режущего ради своего удовольствия людям глотки…» Кажется, что-то подобное лорд обронил по дороге на Штапельный склад… Что перерезать, мол, горло не так уж и трудно и что это может сделать любой. Окхэм тогда пытался бросить тень на Фурзеуса, однако…
— Господин Ренфорд, что с вами? — спросил обеспокоенно Кэвуд.
Лайам не слушал, беззвучно, одними губами шепча: «Однако я ведь не говорил ему, что нищему перерезали горло. Откуда же лорд об этом узнал?» Он судорожно сглотнул, стараясь хоть немного смочить слюной сухую гортань.
— Лорд сильно вам задолжал?
— Прошу прощения? — В голосе графа прорезалось недовольство.
«Проклятье!» — мысленно воскликнул Лайам и почти закричал:
— Деньги! Много ли денег он вам проиграл?
— Я не думаю, что это может кого-то касаться… — Ульдерик начинал сердиться.
— Сколько? Ну, отвечайте? Много? — Лайам уже кричал во весь голос.
— Господин Ренфорд! Вы забываетесь! — воскликнул торговец.
Голос графа стал походить на утробное рычание льва:
— Если наш разговор и дальше пойдет в этом тоне…
Лайам витиевато и длинно выругался, потом повернулся и побежал.