День четвертый, утро

Сергей Георгиевич быстро позавтракал, надел старую дубленку и пошел убирать снег. Татьяна Александровна и Юрий Михайлович остались за столом. Ранний завтрак насытил воздух столовой запахом поджаренного хлеба, ароматом свежесваренного кофе.

— Не хочется уезжать, — признался Юрий Михайлович.

— Приезжай чаще, мы всегда рады тебя видеть, — призналась Татьяна Александровна. — Вспоминается наша молодость, атмосфера старого Тбилиси.

— Хотелось бы, но дела, которые не кончаются, вечно довлеют. Мне самому хочется, поверь, я постараюсь.

Ночью выпал снег. Сергей Георгиевич, вооружившись лопатой, стал убирать его с дороги от дома до ворот, прежде всего расчищая колеи для колес. Минут через пять появился Юрий Михайлович в сопровождении Татьяны Александровны.

— Какую лопату можно взять? — с подвохом спросил Юрий Михайлович, показывая рукой на лопаты, которые стояли у входа в дом. — Почему спрашиваю? Вдруг возьму любимую хозяином лопату, может обидеться.

Татьяна Александровна оценила легкую иронию последнего предложения и в том же духе ответила:

— Хозяин взял любимую лопату, остальными можно пользоваться по своему усмотрению.

— Таня, скажи, зачем ему пять лопат? Он использует наемный труд гастарбайтеров?

— К сожалению, Юра, у нас не то финансовое положение, чтобы содержать садовника или прислугу, все делаем сами. И снег убираем, и газоны стрижем, и с сорняками боремся. Да и не было у нас их никогда.

— Не трудно? — в вопросе Юрия Михайловича прозвучала тревога, которая проявляется по отношению к очень близким людям.

— Пока справляемся.

Подошел Сергей Георгиевич.

— Я не помешал? Мои косточки перемываете?

— Не переоценивай себя, — предупредила Татьяна Александровна.

— Таня жаловалась на тебя, что ты не даешь ей убирать снег, — пошутил Юрий Михайлович. — Зачем тебе пять лопат?

— Такой вопрос может задать только дилетант, — усмехнулся Сергей Георгиевич. — Снег бывает разным: сухим, мокрым, залежалым, и лопаты нужны разные, чтобы легче было работать. Это вам, городским, все равно — за вас убирают машины.

— Давно стал деревенским? Что-то я не помню, чтобы зимой ты руками махал, разгребая снег.

— В тот период я готовился морально, а теперь реализуюсь. Ладно, я пошел переодеваться. А ты, Юра, заведи и прогрей машину. Меня везешь, чувствуешь важность исторического момента? — шутливо спросил Сергей Георгиевич. — Таня, тебе же вручаю лопату ударника труда — дерзай, если есть желание.

* * *

— Таня, остановись, дальше я один закончу убирать снег. Ты пойди отдохни, — предложил Сергей Георгиевич.

Воскресный день близился к завершению. Весь день и предыдущую ночь шел снег: то крупный и узорчатый, то мелкий и кристаллический. Это был первый снегопад, который застал супругов в отстроенном деревенском доме. Совершенно новое чувство испытывал Сергей Георгиевич, убирая снег. Холодный воздух морозил лицо, а телу было жарко от напряженной работы. Будучи южанином, в Тбилиси снег он воспринимал как кратковременное неудобное событие, которое надо было пережить. Переехав в Москву, он никак не мог привыкнуть к долгой зиме, которая продолжалась целых пять месяцев. А здесь, в деревне, впервые в своей жизни Сергей Георгиевич ждал снегопада, который покроет землю. Ждал момента, когда пойдет убирать его, и, оглянувшись, увидит свой дом в снегу.

Две лопаты, приобретенные заранее, оказались очень удобными в работе. Быстро приноровившись к ним, обутые в валенки, Сергей Георгиевич и Татьяна Александровна дружно убирали снег с проезжей части дорожки, ведущей от гаража к воротам. Легкий снег пластами слетал с лопаты и плавно и тихо приземлялся на растущие сугробы.

Татьяна Александровна увлеклась и не хотела останавливаться, поэтому проигнорировала предложение мужа. Сергей Георгиевич иногда останавливался, чтобы посмотреть на жену. Ее лицо светилось радостью, характерной для человека, построившего дом, еще не привыкшего к нему и наслаждающегося его видом. Она периодически поднимала лицо к небу, чтобы убедиться, что больше снега не будет. Мелкие-мелкие крупицы еще падали, но это были остатки — плотные облака сбросили все, что могли. Крупицы на разгоряченном лице Татьяны Александровны мгновенно превращались в маленькие капли, придавая ее счастливому лицу что-то новое, незнакомое.

— Ладно, я пойду, — неожиданно согласилась Татьяна Александровна. — Ты заканчивай разгребать снег за воротами, а я пойду готовить ужин.

Сергей Георгиевич смотрел вслед уходящей жене, представляя завершение дня, — они вдвоем будут ужинать в теплой столовой, ощущая радость построенного дома, встретившего первую зиму. Будет ощущение праздника от того, что смогли его построить, что они рядом, что долгие годы совместной жизни только усилили желание и умение радоваться жизнью.

* * *

Проехав по бетонке километра два, Юрий Михайлович остановил автомобиль — впереди была колонна машин, остановившихся у съезда в Истру. По радио передавали шлягеры 80-х годов, что не мешало вести разговор.

— Ты спрашиваешь, как выживаем? — спросил Юрий Михайлович. — Если говорить честно, то с трудом. Сам знаешь, разработка и выпуск атомно-абсорбционного спектрометра — дело хлопотное и дорогостоящее. Конкурируем с крупными западными фирмами. На разработку новой модели деньги наскребаем. А взять кредит в отечественном банке — дело стремное, дорогое, а в иностранном — не возьмешь. Если были кредиты под небольшие проценты, время на разработку и выпуск опытной партии можно было сократить раза в два.

— Да, кредиты у нас дорогие, — согласился Сергей Георгиевич. — Помнишь, в прошлом году я знакомил тебя с Александром Николаевичем, директором завода по производству растительного масла?

— Который когда-то арендовал в университете помещения под исследовательскую лабораторию? И у вас, по-моему, были какие-то совместные мероприятия?

— Да, мы организовали первую конференцию по спредам. Помнишь, ты делал доклад на этой конференции? — напомнил Сергей Георгиевич.

— Точно. Я тогда последним делал доклад, раньше я не успевал добраться до университета, — вспомнил Юрий Михайлович. — Потом отметили завершение конференции у тебя в кабинете.

— Да, и он был с нами. Так вот, после кризиса 2008 года Александр Николаевич никак не может подняться, работает на проценты — почти весь доход съедают ставки по кредитам, на развитие ничего не остается. Боюсь, его ожидает банкротство, — с сожалением сказал Сергей Георгиевич.

Он тревожно посмотрел в окно, по встречной полосе редко проезжали машины.

— Юра, мне не нравится ситуация. Кажется, впереди крупная авария. Движение перекрыто.

— Встречные машины ведь едут? Скоро утрясется, потоки разберутся, — с надеждой сказал Юрий Михайлович.

— Будем надеяться, — согласился Сергей Георгиевич, — только радио сделай погромче, чем дольше будем стоять, тем громче должна играть музыка.

Через минуту диктор сообщил: «В Москве семь тридцать утра. Прерываем музыкальную программу краткими новостями. Они посвящены самому актуальному и обсуждаемому в обществе вопросу — итоги выборов в Госдуму. Напомню, что выборы прошли 4 декабря, но у многих возникли вопросы по их проведению, подсчету голосов. Хотя есть и другое мнение. Президент Дмитрий Медведев назвал выборы честными. Пресс-секретарь премьер-министра Владимира Путина Дмитрий Песков оценил возможный уровень фальсификации в ноль целых пять десятых процента. Президентский совет по правам человека призвал главу Центральной избирательной комиссии Владимира Чурова уйти в отставку. Сам Чуров на днях предложил заменить урны прозрачными, поставить на всех участках веб-камеры».

— Думаешь, что Чурова уберут? — спросил Юрий Михайлович.

— Очень сомневаюсь. Отправив его в отставку, власть признает, что выборы были сфальсифицированы, следовательно, состав Госдумы нелегитимен. Но предложение Чурова — верх казуистики. Очередной способ оболванивания народа — вы смотрите на урну, а мы будем считать.

— Смотрите на урну, хотите на экран, — продолжил Юрий Михайлович. — Сколько миллиардов денег вбухают в камеры?

— Посчитают максимально. Спроси, сколько ляжет на счета в зарубежных банках? Молодец Чуров, угодил пильщикам бюджета — подкинул пару десятков миллиардов на пустом месте, — с иронией сказал Сергей Георгиевич.

— Да, эффективные менеджеры будут довольны, — согласился Юрий Михайлович. — Нет бы обеспечить честные выборы и сохранить народные деньги.

— Зачем? Заработать и одновременно сохранить власть — что может быть лучше. Народ проглотил один раз, почему не проглотит второй раз?

— Но видишь, вышел на улицу — 10 декабря на Болотную площадь, сегодня — на площадь Сахарова. И вышли серьезные люди, не шпана, готовая просто крушить. Вышли люди, озабоченные будущим страны. Интересно, после сегодняшнего митинга что-нибудь изменится?

— Хотелось бы, но… — с сомнением произнес Сергей Георгиевич. — Власть понимает, когда митингуют и просят хлеба, повышения зарплаты, улучшения чего-то. Это понятно и просто. Власть выдаст — вот, возьмите и скажите спасибо. Но делиться самой властью — на это они не готовы, поэтому все сведут к разговорам, обещаниям — примем меры, обеспечим, реализуем. Сам знаешь, как чиновники умеют на тормозах спустить любое дело.

— Американцы называли какую-то астрономическую цифру сфальсифицированных голосов.

Сергей Георгиевич засмеялся, повернулся к Юрию Михайловичу и с укором сказал:

— Все хороши, каждый гнет свою линию. Я читал в Интернете, что The Wall Street назвала четырнадцать миллионов, это почти двадцать процентов. Не знаю, как они считали, но ноль целых пять десятых процента, о которых говорил Песков, тоже взяты с потолка, я так считаю.

— Его цель — показать, что власть знает, но все нарушения малозначительны и несущественны, на результаты не могли повлиять.

— Слушай, Юра, пусть все проценты будут на совести тех, кто считал, а нам с тобой надо выбираться, — неожиданно сказал Сергей Георгиевич. — Мне кажется, что встречные машины — это те, кто сообразил, что ситуация хреновая, и развернулись. Бетонка стоит. Очевидно, авария перекрыла движение в обе стороны. Скоро здесь будет полный затор. Давай разворачивайся, я подскажу, как объехать этот участок через Истру.

— В Истру есть еще дорога?

— Их три с этой стороны. Две нам недоступны, попытаемся через третью, с другой стороны от деревни.

Только через два часа они выбрались на МКАД. Огорченный Юрий Михайлович обратился к другу:

— Сергей, извини, подвезти не смогу, уже начинаю опаздывать.

— Не волнуйся, подкинь меня до удобной для тебя станции метро. Мне все равно, в офис я добираюсь на метро. Я прямо поеду на работу.

— Тогда нормально, а то мне как-то неудобно.

— Что ты переживаешь? Не ты пробку создал, а обстоятельства, которые от тебя не зависят. Расслабься.

Юрий Михайлович довольно долго выбирал момент для обгона впереди едущей машины. Эту неуверенность заметил Сергей Георгиевич, но ничего не сказал. Юрий Михайлович поспешил объяснить:

— В последнее время стараюсь ездить аккуратно, без резких перестроений. Проблема с глазами. Возможно, скоро придется делать операцию.

Еще дома Сергей Георгиевич хотел спросить о глазах, зная, что у Юрия Михайловича возникли проблемы, но как-то не сложилось. Теперь всю оставшуюся дорогу они говорили о проблемах здоровья — своего и окружающих людей. Возраст с годами незаметно вносил корректировки в темы разговоров.

— Знаешь, что у Михаила Александровича проблема? — спросил Юрий Михайлович.

— Да, он мне звонил, сказал, что у него онкология.

Михаил Александрович был начальником отдела научно-исследовательского института, в котором начинали они работать. Его болезнь была неизлечима, они это понимали. Понимали, что закрывается очередной этап их жизни, связанный с конкретным человеком. Понимали и поэтому не хотели говорить.

* * *

Выйдя из машины, Сергей Георгиевич попрощался с другом, пожелав ему счастливо встретить Новый год. Времени было много, не было необходимости торопиться, поэтому Сергей Георгиевич медленно побрел в сторону станции метро, внимательно приглядываясь к людям. Большая часть людей была чем-то озабочена, стремительно неслась к каким-то своим целям, не замечая остальных. Разительно отличались приезжие, которые пытались все увидеть, зафиксировать в памяти или сфотографировать. Но Сергея Георгиевича давно интересовала особая группа людей — попрошайки, которые располагались в переходах в метро и на улице возле самого здания.

Он приглядывался к ним и убедился в том, что все они организованы и действуют с разрешения местной полиции, которая, очевидно, делает это далеко не бескорыстно. Он заметил одну важную закономерность — попрошайки стоят там, где видеокамеры их не видят. Только люди, знающие эти точки, могли их расставить или указать соответствующие места заинтересованному человеку.

Участок у небольшого выступа перед поворотом пешеходного коридора много лет занимал однорукий мужчина с плакатом «Помогите собрать деньги на протез». Его было хорошо видно пешеходам, спускающимся по лестнице, но видеокамера, направленная на коридор и лестницу, явно его не фиксировала. Обрубок правой руки мужчина демонстрирует летом, зимой по перевязанному рукаву сорочки или свитера видно было отсутствие части руки. Одет мужчина всегда хорошо, чисто выбрит. И у Сергея Георгиевича возникло подозрение, что протез ему и не нужен. Он лишь периодически обновлял плакат.

Чуть далее по коридору, перед следующим поворотом, стояла старушка с иконой в руках. Видеокамера располагалась у нее над головой и направлена была вперед. Старушки периодически менялись, менялись иконы, но все остальное — выражение лица, стиль одежды, обращение к гражданам — было постоянным.

Такое расположение попрошаек обеспечивало полицейским алиби — их не видно на экранах мониторов, а пришли они в промежутке между полицейскими обходами. Никакого крышевания, никакой коррупции, ничего личного.

Аналогичная картина наблюдалась на улице недалеко от здания самой станции метро. Здесь сменяемый состав попрошаек был более разнообразным: от беременных женщин и потерявших документы мужчин до любителей животных, жаждущих помочь друзьям человека. Удивляло лишь одно — все они сменяли друг друга на одном и том же месте, отклонения составляли не более десяти сантиметров, что абсолютно противоречило методу случайного выбора места.

Было очевидно, что ими управляют. Управляют те, кто не боится обвинений в коррупции, подкупе и даче взяток. И на их стороне демократия, которая требует доказательств нарушения. А правосудие, утонувшее в нераскрытых серьезных преступлениях, в громадном количестве резонансных дел, отвлекающих сотни следователей, в тысячах томах уголовных дел, которые не успевают прочитывать судьи, никогда не дойдет до этого уровня. И будут прекрасно и спокойно жить управленцы бизнесом попрошаек, на своем уровне разлагая силовые структуры и чиновников.

Любая коррупционная пирамида обвалится, если не опирается на массовую систему коррупции и подношений в низших слоях силовиков и чиновников. Как истоки крупных рек представляют собой незаметные ручейки, так и малозначимые взятки и откаты формируют мощные финансовые потоки, устремленные вверх. Те, кто этим пользуется, добровольно откажется?

В размышлениях время пролетело незаметно, на нужной станции метро Сергей Георгиевич вышел. Плотный поток пассажиров, подхвативший его, упрямо двигался к выходу, исключая любые размышления.

* * *

На выходе из станции метро в подземном переходе под Тверской улицей Сергей Георгиевич наткнулся на семью приезжих, которые растерялись и не знали, куда им двигаться. Ближе всех к Сергею Георгиевичу стоял мальчик лет девяти. С глубоким чувством разочарования и усталости он обратился к Сергею Георгиевичу:

— Не будете ли любезны подсказать, как пройти к магазину «Педагогическая книга»?

В голосе звучали нотки отчаяния. На Сергея Георгиевича произвела впечатление вежливость, с какой был задан вопрос, и он постарался максимально добродушно ответить мальчику:

— Он находится в конце Камергерского переулка, я могу провести вас туда.

Мальчик довольный, что нашел человека, который знает местонахождение магазина, гордо посмотрел на родителей и сестру. Все они в сопровождении Сергея Георгиевича вышли на улицу. Мальчик старался быть поближе к нему.

— А что тебе нужно в магазине? — поинтересовался Сергей Георгиевич.

— Учительница дала список книг.

— Он у нас увлекается математикой, учительница рекомендовала книги для дополнительных занятий, — уточнила мать.

— Когда-то и я искал этот магазин, — вспомнил Сергей Георгиевич. — Правда, я был чуть постарше.

— Помогло? — спросил отец.

— Наверное, во всяком случае, доктором наук и профессором стал, — непринужденно сообщил Сергей Георгиевич.

Гости столицы неожиданно засуетились, движения стали скованными, очевидно, их смутил ответ, и они не хотели доставлять неудобство профессору. Сергей Георгиевич решил сгладить ситуацию и рассказал о себе:

— Я был в девятом классе, когда оказался в Москве. Это была поездка школьников — победителей олимпиад, конкурсов, патриотических движений — по городам-героям: Волгоград, Ленинград, Москва. Перемещались и жили в купейных вагонах. В Москве после обязательной ознакомительной программы у нас было свободное время, и я упросил ответственную по вагону отпустить меня одного за книгами. Так же искал и спрашивал. Потом одна любезная бабушка, поняв, что я приезжий и у меня ограниченное время, просто привела меня к магазину. До сих пор помню, с каким восторгом я приобрел книгу Сканави «Сборник задач по математике для поступающих в вузы» и несколько других учебников.

Так, разговаривая, они незаметно подошли к Камергерскому переулку. У памятника Чехову семья решила сфотографироваться и попросила Сергея Георгиевича сделать снимок. Осмотрев здание театра МХТ, они прошли немного вперед и оказались у входа в магазин.

— Вот и магазин «Педагогическая книга», — объявил Сергей Георгиевич.

Вся семья радостно благодарила его за чуткость, а Сергей Георгиевич обратился к мальчику:

— А тебя как звать?

— Андрей, — растерянно ответил мальчик.

Сергей Георгиевич что-то поискал в кармане, потом достал авторучку и протянул ее мальчику:

— Это тебе, Андрей. Процесс решения задач должен доставлять удовольствие. И помни, ни в физике, ни в химии, ни в биологии, не говоря уже об инженерных дисциплинах, без математики и шагу не сделать. Нажимай на математику и не прогадаешь. Удачи тебе.

С этими словами он вручил мальчику свою авторучку. Андрей был переполнен чувствами, он взял авторучку и прижал ее к груди. Родители были смущены, первым отреагировал отец, который искренне поблагодарил Сергея Георгиевича, при этом поглаживал по голове Андрея, испытывая за него гордость. Мать, покрасневшая от радости, ничего не сказала, только кивала головой, когда говорил муж. Потом она подошла к Сергею Георгиевичу и, чувствуя себя крайне неловко, спросила:

— Не подскажете, где можно пообедать быстро и…

— …не очень дорого? — завершил ее вопрос Сергей Георгиевич.

— Да, — радостно согласилась женщина, словно гора свалилась с ее плеч. — Знаете, для нас, провинциалов, Москва слишком дорогой город.

Сергей Георгиевич улыбнулся этой провинциальной простоте, что успокоило женщину, и предложил:

— Выйдете из магазина, перейдите улицу и двигайтесь по спуску, — Сергей Георгиевич рукой показал направление. — Метров через двадцать-тридцать будет пельменная, это быстро, вкусно и дешево.

Еще раз поблагодарив, вся семья нырнула в магазин. Сергей Георгиевич постоял еще некоторое время, повернулся и направился к дому. Эти провинциальные люди, отклонившиеся от туристических маршрутов, чтобы приобрести книги по математике для сына, ученика третьего-четвертого класса, вселили удивительное чувство уверенности в будущем России, которую часто и долго пытались и пытаются похоронить.

Свои и чужие.

* * *

— Тамара, Иван пришел? — спросил Сергей Георгиевич, войдя в приемную офиса корпорации, где работал консультантом.

— Пришел. Он попросил подождать его в переговорной, пока подготовит документы. Если хотите, я включу телевизор и приготовлю кофе.

— Буду тебе благодарен.

Минут через десять появился Иван. Он принес кипу документов:

— Все исправления внесены, здесь в двух экземплярах. Подпиши.

— Что касается отчета, я еще могу понять, но какая необходимость так подробно описывать акт?

— Бухгалтерия, сам понимаешь, как скажет, так и надо сделать. Не сделаешь, деньги не выплатят.

— У кого в руках кувалда, тот и прав, — заметил Сергей Георгиевич.

— После проверки налоговой инспекции они перестраховываются.

Они сидели в комнате для переговоров, обменивались мнениями о завершенной работе. Телевизор был включен, иногда они отвлекались и мельком смотрели, когда звучавшая информация вызывала интерес. Сергей Георгиевич внимательно прочитал отчет, сверил даты в актах и передал их Ивану.

По телевизору вели прямой репортаж митинга оппозиции на площади Сахарова.

— Приехали, — удивленно произнес Сергей Георгиевич, узнав, что Алексей Кудрин выступил на митинге.

— А он собирался быть на проспекте Сахарова? — спросил Иван, допивая кофе.

— Вроде бы не собирался, — неуверенно ответил Сергей Георгиевич.

Оба стали внимательно слушать корреспондента, который излагал основные тезисы выступления опального министра финансов и вице-премьера на фоне проходящего общегражданского митинга.

«Хочу заметить, — сказал корреспондент, — что на днях Алексей Кудрин заявил газете “Коммерсантъ”, что успешная ненасильственная трансформация российской политической системы возможна. Выступая в феврале на экономическом форуме в Красноярске, Кудрин заявил, что только честные и справедливые выборы, на которых будут представлены все ведущие политические силы общества, могут дать властям мандат доверия, который необходим для проведения экономических реформ.

Напомню, что участники митинга требуют отмены итогов выборов, назначения новых выборов и отставки главы ЦИК Владимира Чурова. На фоне других выступающих выступление Кудрина, которое завершилось двадцать минут назад, митингующим показалось недостаточно жестким, и многие его освистали. Кудрин призывал провести досрочные выборы, но не отменив результаты выборов 4 декабря, как предлагали другие, а через несколько месяцев — после того, как нынешний парламент изменит законодательство. Кроме того, он призывал отправить в отставку Владимира Чурова, организовать площадку для диалога между властью и оппозицией и сделать все возможное для того, чтобы президентские выборы 4 марта прошли честно. Кудрин также посоветовал оппозиционерам меньше говорить, больше делать».

— Досрочные выборы возможны только в случае роспуска Госдумы. Интересно, как это он себе представляет роспуск Госдумы, не отменяя результатов голосования? — удивленно спросил Иван.

— Трудно себе представить, — согласился Сергей.

— Самороспуска Госдумы Конституция РФ не предусматривает, а президент может распустить Госдуму только в том случае, если она трижды отклонит кандидатуру премьера или если выразит недоверие правительству. Распустить Госдуму нельзя в течение шести месяцев до окончания срока президента, а при недоверии правительству этого нельзя сделать в течение года после избрания новой Думы, — выдал подробную информацию Иван.

— Иван, откуда такая осведомленность? — удивился Сергей.

Иван слегка смутился, а потом признался:

— Вчера слушал комментарий специалиста по конституционному праву.

— Интересная вырисовывается картина, — озадаченно сказал Сергей. — Получается, что в 2012 году, не проводя никаких реформ, нужно выбрать президента. За президентом идет новое правительство, затем — через несколько месяцев, а то и больше — распустить Госдуму и избрать ее по новым правилам, и только после этого можно будет задуматься о том, чтобы провести реформу президентских выборов.

— На каких основания будут распускать Госдуму?

— Не знаю, но хитро задумано. Кудрин лихо закрутил. Сейчас все проглотить, пройдет время, народ успокоится и, в лучшем случае, чуть-чуть что-то изменят.

— Все сохранится, по плану Кудрина гнев народа растворят во времени. Не случайно Путин говорит, что Кудрин его товарищ и друг. Друг подставил плечо.

Поговорив еще минут десять, Сергей Георгиевич направился к выходу. В коридоре Иван неожиданно спросил:

— Почему президент Медведев отстранил Кудрина от должности? Только не говори о разногласиях по финансированию армии. Мне кажется, что эту проблему с участием Путина они решили бы.

— Другой официальной версии не будет. Остальное додумывает каждый как может.

— А ты, Сергей, как думаешь?

— Обрати внимание, когда произошла отставка?

— Когда?

— Алексей Кудрин лишился должности вице-премьера, курирующего финансовый блок, и должности министра финансов вскоре после съезда «Единой России», когда стало известно о планах тандема — Путин идет в президенты, а премьер-министром станет Медведев. Очевидно, фигура Медведева в качестве премьер-министра вызвала столь резкую реакцию у Кудрина, что его убрали. Возможно, что Кудрин видел себя в качестве премьер-министра?

— Может быть. А может быть, что он не представлял себя под началом такого руководителя? Да, политика страшное дело, — глубокомысленно произнес Иван.

Сергей Георгиевич вспомнил слова отца о политике, но ничего не сказал. Попрощавшись с Иваном, Сергей Георгиевич уверенным шагом направился в сторону станции метро. До встречи с Олегом Борисовичем оставалось несколько часов. И это его радовало.

* * *

В вагоне поезда стояла тишина, только стук колес и скрежет на поворотах добавлялись к небольшой тряске, свидетельствующей о движении поезда. Сергей Георгиевич стоял в конце вагона и наблюдал за пассажирами. Большинство были заняты — кто-то слушал музыку, воспользовавшись наушниками, и иногда в такт музыке качал головой, кто-то играл, используя планшетники или смартфоны, кто-то читал обычную или электронную книгу. Один молодой человек, войдя на станции в вагон, устремился к свободному месту и, быстро усевшись, сделал вид, что спит. Не быть ему мужчиной, подумал Сергей Георгиевич, плохой муж и плохой отец. Мужчина должен уметь терпеть. А если очень уставший и нет сил — не делай вид, что спишь. Смотри проблеме честно в лицо, не ври. Завтра не заметишь, как граница лжи начнет смещаться, жалость по отношению к себе потребует маленького предательства по отношению к семье — жаль себя и не выйдешь ночью встречать жену или ребенка, жаль своего свободного времени и не уделишь внимания близким, не поможешь другу. Всегда найдешь причину жалеть себя, и круг отчуждения незаметно, но очень уверено будет увеличиваться. И наступит день, когда ни жена, ни ребенок, ни друг не сделают шаг тебе навстречу, чтобы помочь. Им будет жаль себя, своего времени. А кто научит мальчика, чтобы в будущем он не совершал подобных ошибок? Есть ли рядом с ним мудрый мужчина, который просто расскажет об этом, покажет пример своей жизнью?

Поезд остановился, Сергей Георгиевич вышел из вагона. Сколько ошибок в жизни совершается из-за невнимания, лени, равнодушия? Он вспомнил свой афоризм: «Большое предательство начинается с маленького равнодушия».

* * *

У эскалатора возникла толчея. Два поезда прибыли на станцию одновременно, все торопились и рвались на улицу. Группа старшеклассников, озорных и подвижных, шустро пробивалась сквозь толпу и у входа на эскалатор оказалась перед Сергеем Георгиевичем. Вели себя они прилично, лишь азарт и энергия молодости не давал им спокойно стоять на месте. Их поведение не раздражало Сергея Георгиевича. Он вспомнил свои годы. Ничего не изменилось. И, может быть, это замечательно!

Они разговаривали и активно жестикулировали. Это послужило причиной тому, что Сергей Георгиевич стал прислушиваться к их разговору.

— Представляешь, — рассказывал один из ребят, — наш класс собрался смыться с уроков и пойти на митинг. И полный обвал.

— Что случилось? — поинтересовался другой.

— Пришла классная руководительница и объявила, что на последнем уроке будет общерайонная контрольная по алгебре, которая будет учитываться при определении оценки за полугодие. Мне с моей будущей медалью пришлось остаться.

— И мне, — огорченно сказал еще один школьник.

Знакомая картина, подумал Сергей Георгиевич. Власть меняется, меняется строй, но методы управления ничуть не меняются. Как не меняются сами люди, стремящие войти на станцию метро там, где написано «Выход».

* * *

— Сергей, ты куда?

— Куда, куда? На кудыкину гору, меня отпустили, я болен.

— Симулянт, возвращайся. У нас будет контрольная, — крикнула Кетино.

— Какая контрольная? — удивился Сергей. — Что еще придумала? Меня отпустил Константин Оганович.

Но на всякий случай Сергей остановился, однако не сделал ни шага в сторону класса.

— Контрольная работа по тригонометрии, районная. Последняя контрольная по тригонометрии, больше не будет, идет в зачет четверти. Анаида Багратовна послала за тобой.

Дело серьезное, подумал Сергей. Эта контрольная могла повлиять на оценку, которая шла в аттестат, а ему, претенденту на медаль, ее пропускать было не резон. Сергей огорчено вздохнул. Лицо выражало глубокое сожаление, что не успел покинуть здание школы, а так удачно все складывалось. Завуч Константин Оганович внимательно выслушал, почти поверил, что у него недомогание, и разрешил уйти с уроков.

Завуч хорошо относился к Сергею, лучшему ученику класса, претенденту на медаль по успеваемости. Было очевидно, что Сергею было скучно учиться, программу легко усваивал и самостоятельно решал задачи по математике и физике вне школьной программы. Ему бы досрочно, экстерном завершить школу, но тогда это было невозможно, поэтому он часто сачковал, придумывая разные причины. Конечно, иногда можно было просто не пойти в школу, прогулять, но это он не делал — не потому, что боялся, просто считал такое поведение недостойным. Отсидев несколько уроков, а на первые уроки приходились чаще всего математика, физика и химия, его охватывало желание оптимально использовать время — за счет последующих уроков дома решить какую-нибудь интересную задачу, а вечером пойти на тренировку.

Однажды завуч не выдержал и спросил:

— Мне просто интересно, что еще можно придумать, чтобы уйти с занятий?

Сергей ответил не сразу, хитро улыбнулся, потом откровенно признался:

— Кроме официальных возможностей и известных способов, у меня появился справочник по медицине. Там все симптомы подробно описаны.

Завуч усмехнулся, махнул рукой и строго предупредил:

— Смотри, чтобы все твои фокусы не обернулись против тебя. Медаль не проспи.

В класс Сергей, сопровождаемый Кетино, вошел героем. Его встретили дружными возгласами, только Эмма ехидно заметила:

— Явление Христа народу.

Сергей укоризненно посмотрел на нее и заметил:

— Эмма, трепетная душа народа, народ разберется и оценит мое величие. А ты напишешь книгу воспоминаний обо мне. На каждой странице в середине будет белое пятно.

— С чего это? — удивилась Эмма.

— От твоих слез, — уточнил Сергей.

— Эмма, я люблю тебя за эти слезы, — неожиданно вступил в разговор Юра.

Знаменитая фраза из кинофильма «Веселые ребята» грозила сорвать контрольную, поэтому властный голос Анаиды Багратовны быстро навел порядок:

— Всем писать контрольную, а ты, Сергей, садись на место и приступай к работе. Иначе выставлю за дверь.

— Вот так всегда, то зовут, то выгоняют, — проворчал он.

Учительница не отреагировала на последнюю реплику Сергея, понимая, что это сказано не случайно — это был повод для дискуссии.

Время шло, и все дружно взялись за решения контрольных заданий.

Когда прозвенел звонок, Сергей сдал тетрадь и направился к двери, но столкнулся преподавателем русского языка. Она остановила его и обратилась ко всем:

— Вместо физкультуры будет урок литературы. Будете писать сочинение на свободную тему.

Класс загудел, выражая свое несогласие.

— Не поняла, кто-то что-то хочет сказать? — вопрос преподавательницы прозвучал решительно, и все поняли, что сопротивляться бесполезно. — Не забыли, что до окончания школы остался месяц? Кому-нибудь испортить настроение?

— В смысле аттестата?

— У тебя еще есть вопросы? — обратилась преподавательница к Сергею.

— Если честно, то есть. Есть три вопроса: два общих, один личный. С какого начать?

— С личного, потом у тебя, может быть, не будет возможности задать его.

— Константин Оганович освободил меня в силу моего слабого здоровья вообще, а сегодня особенно, от занятий. Но мне пришлось отсидеть непредвиденную контрольную. Могу пойти домой, выполнив особое поручение завуча?

— Это первый вопрос или последний?

— Звучит угрожающе, поэтому ограничусь вторым, он же будет последним. Что случилось, что нас, выпускников, держат в классе?

— Ответ на первый вопрос — садись за парту. Пришел запрос на тебя из спорткомитета, чтобы освободили от занятий на три дня для участия в городских соревнованиях по баскетболу.

— А я все думаю, с чего мне стало так хорошо, вроде все болячки прошли. Временно, я думаю.

— Улица перекрыта, приехала правительственная делегация во главе с Брежневым.

— Мы готовы помахать рукой любимому Леониду Ильичу, — предложил Юра. — Сказали бы раньше, мы бы уже на улице стояли, и не пришлось бы писать контрольную работу.

— В прошлый раз вы уже стояли, столько раз перебегали улицу с одной стороны на другую, что чуть мотоцикл сопровождения не сбили. Потом директор и все мы получили нагоняй от райкома партии. Так что все сидят в классе и пишут сочинение на свободную тему.

Фасад школы выходил на улицу, которая соединяла центр города с аэропортом, поэтому все мероприятия по встрече всевозможных делегаций проходили с привлечением учеников школы.

Может быть, и к лучшему, подумал Сергей, что остались в классе. Прошлый раз четыре часа стояли с флажками, пока проехали высокопоставленные гости. Вереница черных машин на большой скорости пронеслась мимо школьников различных классов, не понимающих, кому они машут. Пять секунд махания флажком и четыре часа ожидания. Показательное соотношение… А за этим скрывалось эффективность управления, степень угодничества и…

— Опустись на землю, начни писать сочинение, — Сергей услышал голос учительницы, вернувший его к житейской рутине.

 

День четвертый, полдень

До встречи с Олегом Борисовичем оставалось чуть более двух часов. Можно было не торопиться. У газетного киоска Сергей Георгиевич остановился, быстро оглядев витрину, купил несколько общероссийских газет. Через минуты две он был у подъезда дома. Дверь была настежь открыта, консьержка стояла у входа. Увидев Сергея Георгиевича, она поторопилась объяснить:

— Квартирант с пятого этажа съезжает. А Вы утром приехали? Во дворе я не видела вашу машину.

— Друг подвез.

— Татьяна Александровна приедет? Здесь будете встречать Новый год?

— Нет, вечером уеду в деревню, там и встретим Новый год.

Из лифта вышел квартирант с двумя большими чемоданами в сопровождении женщины, которая несла спортивную сумку. Квартирант подошел к консьержке, передал ей ключи:

— Все забрали, отбываем. Вот ключи, передайте хозяйке. С ней мы полностью рассчитались.

— Да, она говорила.

— Как мы договаривались, вы уберете в квартире, там немного осталось вещей. Может быть, кому-нибудь они пригодятся, а выбрасывать рука не поднимается, и брать с собой нет резона.

— Да, конечно. Не волнуйтесь, я все сделаю. А вам счастливого полета и удачно обустроиться на новом месте, — пожелала консьержка.

Квартиранты вышли из подъезда, а консьержка поспешила объяснить:

— Переехали в Австрию, он программист, работал у нас на какой-то крупной иностранной фирме, предложили повышение, забрали в головной офис.

Сергей Георгиевич понимающе кивнул, направился к лифту. Отток профессионалов высокого уровня не прекращается. Утечка мозгов напоминает полноводную реку, исток которой расположен в России, а устье — за рубежом. В России остается все меньше и меньше профессионалов высокого уровня в различных отраслях. Отток специалистов продолжается два десятилетия, а правительство молчит и делает вид, что ничего страшного не происходит. Может быть, и не нужны они? Зачем сырьевой стране специалисты авиастроения, кораблестроения, станкостроения? Остались могикане в ракетно-космической отрасли, но средний возраст работников приближается к пенсионному.

На одной пресс-конференции президенту Медведеву был задан вопрос об утечке мозгов, но он ушел от ответа, сославшись на естественность процесса: от нас уезжают, к нам приезжают. От такого ответа Сергея Георгиевича перекосило. Знает ли наш президент, сколько убывает, а сколько прибывает? Какого уровня специалисты уезжают, и какого уровня приезжают? Техническая деградация страны определяется этой разницей — числовой и качественной. Жаль, что президент страны так поверхностно относится к вопросу, в котором сконцентрированы многие проблемы современной России. А нужна ли на деле, а не на словах, ему и его окружению сильная Россия, которая не плетется в фарватере США? Ему, поклоннику всевозможных гаджетов, и его команде, которым кажется, что Россия должна идти исключительно путем США?

* * *

— Может быть, слетаешь в Тбилиси? — предложила Татьяна Александровна. — Мама тебя очень ждет. Тем более такой повод — восьмидесятипятилетний юбилей.

— Она что-то говорила? — поинтересовался Сергей Георгиевич.

— Ты же знаешь ее? Просто она осторожно спросила про твои планы.

Сергей Георгиевич улыбнулся, представив свою мать — крупную русскую женщину, с белыми, немного отдающими голубизной волосами и удивительным лицом. Она никогда не пользовалась косметикой, но ее коже завидовали все женщины, которым приходилось с ней сталкиваться. Она никогда не просила и не требовала, аура добра, как говорил Сергей Георгиевич, опережала ее, поэтому многое ей возвращалось. Многое, но не все и от всех. Иначе это не была бы реальной жизнью.

Сергей Георгиевич давно решил съездить на юбилей матери, но предстояло решить некоторые проблемы по работе, чтобы определиться с датой вылета.

— Собираюсь слетать, только не знаю, когда и насколько дней смогу сорваться с работы. Думаю, завтра или, в крайнем случае, послезавтра буду знать весь расклад. Я узнавал — билеты есть. Меня беспокоишь ты, у Наташи дела в Москве, как ты одна справишься с Мариком?

— Не переживай, лети, а мы здесь с ним сладим.

В аэропорту было много народу. Одни суетились, другие откровенно убивали время — обычная жизнь аэропорта. За свою жизнь Сергей Георгиевич налетал много тысяч километров, в особенности в молодости, когда очень часто приходилось ездить в командировки по работе. Многое изменилось в его жизни — нет страны, в которой он родился, изменился государственный строй, но жизнь аэропорта осталась прежней — суетливой, ленивой и полной эмоций, радости и слез.

Сергей Георгиевич прибыл в аэропорт заблаговременно. В зале ожидания рядом с ним оказалась небольшого роста женщина лет шестидесяти или около того. Она тихо всхлипывала, иногда поднося платок к глазам. Сергею Георгиевичу хотелось чем-то помочь женщине, но все говорило о том, что она глубоко погружена в свою проблему, и неизвестно было, как отреагирует на то, что ее отвлекли.

Удачно уладив дела на работе, Сергей Георгиевич высвободил неделю для поездки на юбилей матери и, находясь в зале ожидания, живо представлял встречу с зятем Вовой в аэропорту, с мамой, которая откроет дверь квартиры, с сестрой Жанной, которая будет суетиться и предлагать срочно попробовать рыбу «храмули» и пахучий сыр «гуда». Будут встречи с одноклассниками Кетино и Эммой. Будет праздник длиной в неделю.

На фоне праздничного настроения Сергея Георгиевича одинокая женщина, погруженная в свое горе, вызывала огромное сочувствие. Все в нашей жизни компенсируются противоположностями: свет и тьма, радость и горе, смех и слезы.

Неожиданно к женщине подошли трое — очевидно, ее дочь с мужем и их дочерью, девочкой лет пяти.

— Мама, мы сдали багаж, теперь надо пройти регистрацию. Пойдем с нами. После регистрации мы не сможем попрощаться, — обратилась к ней молодая женщина, глаза который были красными от слез.

— Мы теперь многое не сможем делать, — безнадежно произнесла женщина в возрасте.

— Мы уже не раз говорили на эту тему, не будем возвращаться. Уезжаем мы не от хорошей жизни. Не хочется прозябать, не видя перспективы, угождать чиновникам, потому что они определяют, кому и что дать. Мы молоды, подымемся.

— А у нас нельзя подняться? — робко спросила взрослая женщина.

— Мама, у нас востребованы только нефтяники и газовики. Промышленность еле дышит, какое развитие и какая перспектива? Одни слова и лозунги перед голосованием.

Они еще долго говорили, говорили о вещах, которые обсуждали не один раз, прежде чем принять решение, но от этого решение не стало безболезненным. Все четверо медленно удалялись, направляясь к стойкам регистрации. Невысокая фигура провожающей женщины словно кричала от боли, от крушения семьи. Личная трагедия маленькой женщины не будет замечена ни одним политиком. Зачем? Зачем конкретика, когда можно обобщать и украшать? Кто из политиков лично ответил за сокращение населения России, за тысячи населенных пунктов, которые исчезли с карты страны? Кто ответил за обнищание населения на фоне стремительного роста количества миллиардеров? Кто ответил за удвоение количества миллиардеров во время финансового кризиса? Вопросы, вопросы…

Народная память сильна и опасна. Бесконечно накапливая богатства и разрушая мир простых людей, власть имущих заботливо сохраняет угольки ненависти, которые воспылают через несколько поколений, уничтожая то, что она хотела сохранить. Тогда возникает вопрос: для чего? Ответ один — жадность!

Когда женщина встала, она аккуратно сложила платок в карман, взяла свою сумку и случайно посмотрела на Сергея Георгиевича. Ее покрасневшие глаза были уже без слез. В них было отчуждение и обреченность.

— Они будут прокляты, кто-то должен ответить за все, — тихо произнесла несчастная женщина.

И эти слова она адресовала не своим близким, улетающим на чужбину. Она адресовала их тем, кто остался в России — в земле или на земле. Возможно, это относилось к Горбачеву и Ельцину, их командам? А может быть, эта простая женщина видела ситуацию шире?

Сергей Георгиевич провожал женщину взглядом, пока она в сопровождении родственников не растворилась быстро в массе людей, движения которых напоминали движения броуновских частиц. Только каждая эта частица имеет память, которая учитывается в обобщенной народной памяти.

* * *

Еще в лифте Сергей Георгиевич стал быстро просматривать газеты. Преддверие наступающего нового года ощущалось в тематике и подборе газетных публикаций. Доминировали итоги прошедшего года и прогнозы развития событий на следующий год. Во всех материалах прямо или косвенно присутствовал один человек — Владимир Путин, с ним связывались тенденции, ожидания и риски.

А чем рискует верхний эшелон власти и окружающие их чиновники за провалы в экономике, какую ответственность они несут за пустые разговоры о модернизации промышленности, диверсификации экономики?

Им хватает природных ресурсов. Зачем напрягаться, что-то делать, когда потоки углеводородов, устремленные к границе, обеспечивают встречный поток богатства? И разве существенно то, что этот поток обеспечивает высочайший уровень жизни лишь узкого круга российской элиты? Богатство имеет одно отрицательное свойство — оно портит человека. Зачем заражать и портить население страны, когда эту миссию добровольно взяли на себя власть, чиновники и олигархи?

А для полного равновесия потоков, подумал Сергей Георгиевич, организован еще один — отток денег из России. Из России с любовью! Это уже не фильм, это реальность. Обидная, несправедливая реальность, медленно убивающая Россию.

Вот и статья в «Новой газете» под хлестким заголовком: «После “рокировки в тандеме” капитал побежал из страны с удвоенной энергией». Центробанк оценивал возможный отток капитала в 2011 году на уровне тридцати пяти миллиардов долларов. А в конце года Центробанк официально повысил прогноз в два раза — до семидесяти миллиардов долларов. Это значит, предположил Сергей Георгиевич, что, вопреки прежним прогнозам, в четвертом квартале деньги продолжат уходить из страны, притом сверхвысокими темпами.

Что могло стать причиной подобного форс-мажора? Из официального заявления ЦБ Сергей Георгиевич выделил последнюю фразу: «…на фоне неблагоприятного инвестиционного климата в российской экономике». Было очевидно, что повышение привлекательности вложений в иностранные активы происходит не просто «на фоне», а вследствие «неблагоприятного инвестиционного климата в российской экономике». Этот климат, как предполагал Сергей Георгиевич, формируется двумя важнейшими составляющими: макроэкономикой и государственной политикой. В макроэкономике драматических изменений не произошло и не предвидится: ВВП растет, пусть и медленно, нефть на достаточно высоких уровнях, бюджет относительно сбалансирован даже в условиях предвыборной накачки. Значит, дело в государственной политике.

Здесь, на первый взгляд, изменений тоже никаких. Если не считать рокировки в тандеме, которую, положа руку на сердце, трудно отнести к изменениям. Так может, именно это и пугает бизнес — что изменений не будет? Рушатся надежды.

Рокировка в тандеме означает, что власть в России де-факто отказалась от намерений проводить реальную модернизацию, делая ставку на стабильность. А стабильность в нынешнем мире — синоним стагнации. Так зачем инвестировать в рынок, который теперь трудно относить к развивающимся? Лучше зафиксировать прибыли или даже убытки, но стремительно выводить свои капиталы.

Сергей Георгиевич понимал, что иностранные инвесторы в России ищут только прибыль, никто из них не собирался привносить в Россию новые высокие технологии — эти красивые слова для политиков, которые дурачат народ. К нам, как предполагал Сергей Георгиевич, приходит только спекулятивный капитал, для которого важна только прибыль, а не модернизация отечественной промышленности. И с чего они должны об этом думать, если отечественные олигархи и бизнесмены не вкладывают свои капиталы в эту модернизацию?

Для российских предпринимателей помимо коммерческих раскладов сильным движущим фактором как раз является страх. Потому что выборы только с публичной точки зрения стали пустой формальностью, на самом деле они могут привести — и наверняка приведут — к перегруппировке внутри элит, которая непременно будет сопровождаться и переделом собственности. Выражаясь проще, с 1996 года победители получают команду «к распилу»! Бизнес это знает и выводит деньги, пока не поздно. И будет делать это дальше при малейшей возможности.

Сергей Георгиевич посмотрел на часы, пора было собираться на встречу. С удовольствием отложив газеты, которые нагнали на него серую тоску своими обоснованными выводами, он направился к гардеробу.

* * *

Сергей Георгиевич вышел на перекресток Тверской улицы и Камергерского переулка. Машины Олега Борисовича не было, это нисколько не смутило Сергея Георгиевича — в последнее время движение по Москве не поддавалось никакому прогнозированию, в самом неожиданном месте можно было попасть в пробку. Минуты через две Сергей Георгиевич увидел, как к нему направляется черный «Мерседес».

Дверь с тонированным стеклом открылась, из машины неожиданно вышел Владимир Михайлович. Сергей Георгиевич не смог скрыть своего удивления.

— Не волнуйтесь, все в порядке, — поспешил заверить Владимир Михайлович. — Олег Борисович задержится, поэтому попросил меня встретить Вас и довезти до ресторана.

Они тепло поздоровались, а в машине Владимир Михайлович пояснил:

— У Олега Борисовича возникла проблема — его супруга, Ольга Петровна, подвернула ногу. Думали, перелом, но все обошлось, снимок отверг худшее предположение. Олег Борисович отвезет жену домой и присоединится к нам.

— Представляю, как он переволновался.

На лице Владимира Михайловича мелькнула улыбка, он почувствовал искренность слов Сергея Георгиевича.

— Да, поздний брак…

— …и поздние дети, — продолжил Сергей Георгиевич, — вызывают обостренное чувство ответственности, многократно усиливают переживания.

— Я в курсе, что Маша была у вас в деревне. Вечером Олег Борисович позвонил и с таким увлечением мне рассказывал о фотографиях птиц, которые она сделала. Я его в таком радостном состоянии никогда не видел и не слышал.

— Да, он мне тоже позвонил, — ответил Сергей Георгиевич. — Думаю, это пробивает невостребованное тепло и внимание, отдать которое своим близким он не имел возможности.

— Не могу сказать, что он сильно изменился, в работе он такой же четкий, знающий и точный. Но что-то изменилось в его взгляде на жизнь, оценке людей — на фоне его принципиальности меньше стало резкости. Да, забыл сказать, он очень высоко оценил Вашу новую книгу.

— Мне показалось, что у него было много вопросов. Знаете, у нас был разговор по поводу книги, но это был какой-то сумбурный разговор, возможно, по моей вине, я думаю, что не смог достаточно аргументировано ответить на его вопросы.

— Такое бывает, желание раскрыть тему приводит к ее закрытию, — заметил Владимир Михайлович.

У здания мэрии машина притормозила, сдерживал светофор. Владимир Михайлович посмотрел на мэрию и спросил:

— Как отставка Юрия Лужкова? Ваши прогнозы обычно срабатывают, что думаете о перспективе уголовного дела?

— Кого? Его или жены — госпожи Батуриной?

— Бывшего мэра прежде всего.

Сергей Георгиевич задумался, вопрос был неожиданным, поэтому ответ последовал не сразу.

— Думаю, нет, убежден, что ничего не будет. Не будет никакого уголовного дела.

— Так однозначно? — усомнился Владимир Михайлович.

— Не сомневаюсь.

— Можете обосновать? — продолжал интересоваться Владимир Михайлович.

— Постараюсь. Но предварительно сделаю несколько предположений. Первое. Не знаю, за что президент Медведев отказал в доверии мэру Лужкову, которого многие видели пожизненным мэром, но уверен, что не интересы государства лежали в основе отстранения, а, скорее всего, передел собственности или большие деньги. Второе. Не могу доказать, но считаю, что мэр нагрел руки на многих операциях. Им была создана вертикальная система откатов и взяток. Не в моей компетенции собирать компромат, для этого есть специальные органы. Но власть не существует в вакууме, окружение тоже ворует и при удобном случае не стесняется говорить о высокопоставленных чиновниках, которым в клювике приносят определенные конверты. Страна живет молвой, а она говорит о том, что наш доблестный мэр имел свой процент от всех операций, контрактов.

— Такое говорят и о бывшем премьер-министре Касьянове, — неопределенно высказался Владимир Михайлович.

— «Миша — Три процента»? Молва молвит, что в нашем случае процент был выше. Но об этом мы говорить не будем. Третье предположение касается супруги мэра. Удивительное явление, характерное для России, — как только супруг занимает должность, которая позволяет регулировать денежные потоки, или закупки, или заключение контрактов, супруга неожиданно становится выдающейся бизнес-леди, владелицей пакетов различных фирм, обладательницей акций.

— Предполагаете, что это скрытая форма откатов? — осторожно спросил Владимир Михайлович, в его вопросе звучало утверждение.

Сергей Георгиевич ничего не сказал, лишь с иронией посмотрел на Владимира Михайловича. Создавалось впечатление, что Сергей Георгиевич не прореагирует на реплику визави, но он неожиданно вернулся к этой теме:

— Возможно, что у кого-то из высокопоставленного чиновника жена имеет исключительные способности вести бизнес. Возможно, но для очень ограниченного количества. А у нас в России — это поголовное явление, что свидетельствует о фальсификации способностей супруг, если говорить современным и актуальным языком. Здесь все нечисто. Но это не наша тема.

Теперь о главном. Лужкова не тронут. Две причины. Первая причина в политике. Он один из трех основателей партии «Единая Россия», которую в народе часто называют «партией воров и жуликов». Любое раскручивание дела против Лужкова будет подрывать авторитет доминирующей партии, рейтинг которой упал, и Путин не случайно на предстоящих выборах упор будет делать на Общероссийский народный фронт.

Вторая причина связана, я предполагаю, с компроматом. Будучи столько лет во власти, Юрий Лужков, очевидно, многое знает и может опасно раскрыть информацию, которую многие люди власти хотели бы забыть.

— Чем можете подтвердить вторую причину?

— В конце октября бывший мэр Москвы дал интервью телеканалу «Дождь». Тогда он заявил, что на решение о его отставке «в дополнение к политическим неудовлетворенностям, которые испытывал наш президент по отношению к мэру Москвы» могли повлиять структуры, заинтересованные в приобретении активов московского правительства. Бывший мэр предложил присмотреться к покупателям долей мэрии в Мосметрострое, Sibir Energy, аэропорте Внуково и Банке Москвы. Как убежден Лужков, все эти объекты проданы выгодно для покупателя и невыгодно для города.

— Да, я читал это интервью, — признался Владимир Михайлович. — Помню, он рассказал, что находится в Австрии, а в ноябре планирует вернуться в Россию и пообщаться со следователем, который вызвал его в качестве свидетеля на допрос по уголовному делу о хищениях в Банке Москвы.

— Когда я слушал это интервью, я больше обращал внимание на интонации, пытаясь определить то, что он не называет. Чувствовалось, что он осторожно намекал. Поэтому, думаю, следователи, не получив высокого политического указания, протянут время и на тормозах спустят. Закроют уголовное дело, накажут стрелочников в лучшем случае или приговорят заочно людей, которые находятся вне территории России.

— И волки будут сыты, и овцы будут целы, — заключил Владимир Михайлович, не комментируя логический расклад Сергея Георгиевича.

Разговор прервался. В салоне машине воцарилась тишина, которая, учитывая, что собеседники давно не общались, стала тяготить. Сергей Георгиевич решил прервать ее и задал вопрос, который его интересовал:

— Не знаю, правильно ли я делаю, но Олег Борисович как-то сказал, что ваши профессиональные интересы сосредоточены на взаимоотношениях России с США. Это связано с предстоящими выборами?

Владимир Михайлович улыбнулся. Он не стал лукавить и подтвердил:

— В этом нет большого секрета, и Вы никак не подвели Олега Борисовича.

— Предполагается, что отношения будут ухудшаться?

— Есть такое опасение, — Владимир Михайлович сделал осторожное предположение. — Если отбросить всякие мелкие причины, можно выделить две основные причины, которые приведут к такому результату. Первая — избрание Владимира Путина президентом России в следующем году.

— Вы считаете, что изберут его?

— А кого? При всей критике Путина, объективной или субъективной, у него нет конкурента на этих выборах. Согласны?

— В принципе, да, — согласился Сергей Георгиевич. — Трудно представить Жириновского, Зюганова или Миронова в качестве президента.

— Еще труднее представить, что народ будет голосовать за них, кроме членов их партий.

— А внесистемная оппозиция разобщена, нет привлекательной программы, а лозунгами народ не уговоришь голосовать. Тем более что Немцов и Касьянов в свое время были в правительстве и ни чем не запомнились. У оппозиции нет яркого лидера, которому народ поверил бы, пошел за ним.

— Пожалуй, только Навальный может быть привлекательным лидером, но…

Владимир Михайлович не завершил мысль. Какая-то легкая усмешка пробежала по его лицу, и она была замечена Сергеем Георгиевичем, который рискнул напрямую спросить:

— У него нет шансов?

— Москва и Петербург — это еще не вся Россия. Он не наберет голосов, думаю, он и сам это понимает. А вот следующие выборы… Но все мы когда-то что-то делали не так, — неожиданно сказал Владимир Михайлович, — кто знает, где и что всплывет и как повлияет на будущее. Поэтому будем считать, что Путин победит в первом туре.

— Есть такое указание? Где-то я читал интервью Илларионова, он говорил, что Путину нужна победа в первом туре. Второй тур непредсказуем.

— Указаний нет. Просто рейтинги оппозиционных партий показывают, что все они вместе не наберут половины голосов избирателей, а Путин усилил свои позиции тем, что на выборы идет с Общероссийским народным фронтом.

— Должен признаться, что ход неожиданный. От «Единой России» дистанцировался и привлек общественность, — признался Сергей Георгиевич. — Ушел от обвинений в коррупции в структурах власти, которую народ связывает с партией «Единая Россия», и как бы прислушался к голосу народа.

Владимир Михайлович в силу своего положения не был склонен к обсуждению предвыборных шагов Путина, поэтому он заключил:

— Примем за постулат, что Путин в 2012 году в третий раз станет президентом России. Кому-то это не нравится, кому-то это нравится, но американской элите это однозначно не нравится. И ее отношение наиболее откровенно озвучивает сенатор Джон Маккейн.

— Вот про кого не скажешь, что он любит Россию, а особенно Путина. Когда он слышит «Путин», то теряет чувство реальности. Впрочем, он не один, есть куда более злобные, например Збигнев Бжезинский, — заметил Сергей Георгиевич.

* * *

Шел 1982 год. Владимир Михайлович, молодой научный сотрудник из СССР, специалист по США, внимательно слушал лекцию Збигнева Бжезинского в Колумбийском университете. Год назад Бжезинский оставил должность советника по национальной безопасности в администрации Картера. Возникшее свободное время он использовал для написания книг и статей, а также выступал с лекциями в ведущих университетах США.

На лекцию Владимира Михайловича пригласил знакомый Майкл Уитни из фонда развития научных связей. Без сомнения это был скрытый тест — определить реакцию молодого советского ученого на критику советского строя и политику СССР. Плотная опека, случайные встречи со знакомыми Майкла, четко подобранная тематика разговоров — все наводило на мысль, что при определенных условиях Владимира Михайловича рассматривали как возможную кандидатуру агента влияния для работы в СССР, возможно, что его кандидатура рассматривались и для более серьезной работы.

На Владимира Михайловича американцы вышли через Станислава Ивановича, сотрудника крупного информационного агентства, который несколько раз встречался с Владимиром Михайловичем на научных семинарах. Потом были встречи, связанные с журналистикой, — Владимир Михайлович писал статьи и пытался их публиковать в газетах, а Станислав Иванович старался ему помочь с публикациями. На встрече в модном недавно открытом пивном баре «Жигули» на Калининском проспекте, где мужчины отмечали публикацию статьи Владимира Михайловича, Станислав Иванович случайно встретил знакомого американского журналиста, который готовил материал о науке в СССР. Эта встреча имела продолжения, и однажды американец, не делая особого акцента, спросил:

— Владимир, не хотел бы ты поехать в США и посмотреть, как там работают ученые, узнать о новых научных направлениях? Сравнить, как говорят, две противоположные системы?

Потом последовало приглашение из некого общественного фонда, встреча в аэропорту с Майклом Уитни, который не терял из виду Владимира Михайловича ни на минуту. Была еще коллега Майкла, смазливая Ребека, которая эпизодически появлялась в барах.

Збигнев Бжезинский, худощавый мужчина с несколько вытянутым лицом, зачесанными назад волосами, говорил уверено, четко следуя главной идее, — тоталитаризм в СССР необходимо уничтожить, а СССР развалить. Поляк по рождению, он был ярым американским ястребом, ненавидящим СССР. Многие поляки воспитываются в духе ненависти к русским, такая практика имеет многовековую историю. Парадокс биографии Бжезинского заключается в том, что он родился в СССР в польском консульстве в городе Харькове, где работали его родители. Чтобы не осложнять мальчику жизнь, местом рождения была указана Польша.

Майкл Уитни не подозревал, что его опекаемый прекрасно осведомлен о взглядах докладчика, знал, что двадцать лет назад Збигнев Бжезинский работал в Колумбийском университете. Владимир Михайлович знал, что Бжезинский являлся активным сторонником секретной программы ЦРУ по вовлечению СССР в дорогостоящую войну в Афганистане, которая должна была подорвать экономические возможности в холодной войне СССР с Западом. Сергей Георгиевич внимательно слушал доклад, отметив для себя одну особенность: Бжезинский считает США мировым гегемоном и отрицает возможность обретения подобной роли другими государствами в обозримом будущем.

Лекция закончилась. Студенты стоя аплодировали мэтру американской политики, аплодировал и Владимир Михайлович, что было приятно Майклу Уитни, который одобрительно кивал.

Выходя из аудитории, Владимир Михайлович испытал облегчение. В целом злобная речь эмигранта, местами, возможно, справедливая, вызвала раздражение, которое надо было скрывать, что вполне удавалось молодому сотруднику спецслужбы СССР.

* * *

— Мне попалась информация, что в Twitter Джон Маккейн в своем микроблоге обратился к Путину и предупредил о катастрофических последствиях, если Путин выдвинет свою кандидатуру на пост президента России. Вы, очевидно, читали? — поинтересовался Сергей Георгиевич.

— Я в курсе. Много страшных предсказаний он выдал. Кстати, Сергей Георгиевич, повторюсь, у меня в памяти отложилось, что Вы точно предсказываете события.

— А я повторюсь, что не стал бы столь категорично утверждать, — с нотой сомнения сказал Сергей Георгиевич.

— Но все, что Вы в прошлом году предсказали, сбылось. Итак, что скажете о страшилках сенатора Маккейна?

Сергей Георгиевич, удивленный столь необычной просьбой Владимира Михайловича, не сразу ответил. А когда стал говорить, слова словно приобрели необычную тяжесть, звучали медленно и с паузами:

— Не могу сказать, как победит Путин — в первом туре или во втором. Но цветной революции не будет, не будет и бунта.

— А что будет?

Владимир Михайлович видел, как болезненно изменилось лицо Сергея Георгиевича, что-то укоризненное мелькнуло в глазах.

— Что будет? — медленно переспросил Сергей Георгиевич. — Будет большая обида, разочарование и удаление. Удаление власти от народа, народа от власти.

— Удаление элиты от народа?

— Нет, — резко ответил Сергей Георгиевич, — не может удаляться то, что не существует. Есть власть, есть те, кто определяет эту власть, но нет элиты.

— Как это получается? — удивился Владимир Михайлович.

— У нас есть люди, которые тешут себя мыслью, что они представляют элиту. Но они не проходят тест на вхождение в элиту, они самозванцы.

— А какой тест?

— Простой. Жить для России, все делать для России и народа и быть честным. Так всегда на Руси определялось понимание элиты. Другое дело, в какой степени она соответствовала этому определению. А элиты сегодня нет, существует верхушка пирамиды власти и богатства. Можно употреблять любой другой термин, только не «элита».

— Может быть, они удовлетворяют более упрощенному определению? — попытался получить пояснение Владимир Михайлович.

— Можно и упрощенно: на первом месте Россия, на втором месте Россия и народ, на третьем — народ. Только потом свои интересы. А наша элита ставит свои интересы и на первое, и на второе место, редко кто из них ставит собственные интересы не на первое место, но точно на второе.

— Все просто и очень сложно. Есть вопросы к тому, что озвучили, — медленно сказал Владимир Михайлович. — Но это потом и не сейчас.

После этих слов разговор прекратился. Сергей Георгиевич понимал, что своими словами он поставил Владимира Михайловича в несколько неудобное положение. Дискуссия об элите в данный момент не соответствовала задаче и цели встречи. Поэтому Сергей Георгиевич воспользовался паузой и вернул разговор к первоначальной теме:

— Так чем пугал сенатор?

Владимир Михайлович улыбнулся, довольный тем, что отпала необходимость дискутировать.

— Сенатор провел параллели между ситуацией в России и «арабской весной», охватившей Северную Африку и Ближний Восток. В конце октября в интервью Би-би-си сенатор сказал, что после победы ливийской оппозиции и гибели Муаммара Каддафи диктаторы во всем мире, в том числе и в России, должны начать нервничать. Ранее Маккейн говорил, что действия ливийской оппозиции — пример для России.

— Как развалить страну? И что стало с Ливией? Мягко скажем, хамская речь, или речь больного человека. Говорят, что он был дважды контужен?

— Во время вьетнамской войны он был летчиком, его сбили над Ханоем, и он долго был в плену. Он типичный представитель американской элиты, которая, по вашему определению, полностью оторвана от американского народа. Для этой элиты главное — США, остальные страны — вассалы, только собственные интересы. С этой точки зрения все его высказывания — это их желания, видение развитий событий. И Путин, который не берет под козырек, когда они озвучивают свое видение проблемы, их раздражает. И это раздражение будет усиливаться на фоне того, что США сознают, что у них уже не те силы и мир меняется. Все меньше страха перед ней, все больше стран позволяют себе дерзить.

— Оставим сегодня сенатора в покое, — неожиданно предложил Сергей Георгиевич, — пусть этот откровенный ястреб летает в небе США…

— …и не залетает в наше воздушное пространство и не портит нам аппетит, — поддержал Владимир Михайлович.

* * *

Владимир Михайлович сидел в кабинете и смотрел видеозапись, когда, тихо постучав, в дверь бесшумно вошла Вероника Николаевна, секретарь. Почти двадцать лет она работа с ним, всегда молчаливая и не позволяющая себе вступать в разговор, если того не требовала ситуация. Ее замкнутость первоначально напрягала Владимира Михайловича, который не понимал, как воспринимать это. Порой ему казалось, что причина в недоверии, а иногда — в робости.

Лет через пять совместной работы Владимир Михайлович убедился в честности своего секретаря, преданности и порядочности, когда стал объектом грязной карьерной интриги. Вероника Николаевна не поддалась угрозам, обещаниям материальных благ и служебных поблажек. После возвращения Владимира Михайловича из вынужденной «ссылки», она не проявила никаких эмоций, словно расстались вчера и ничего не случилось. С тех пор он стал ее называть «моя железная Ника».

Лишь однажды, когда он впервые переступил порог своего кабинета после длительного отсутствия, Владимир Михайлович, глядя ей в лицо, тихо сказал:

— Большое спасибо.

Что-то теплое и душевное промелькнуло в глазах «железной Ники», но тут же уступило место привычному спокойному и уверенному выражению глаз. «Моя железная Ника» в прекрасной форме, подумал Владимир Михайлович и приступил к работе над материалом, который она принесла.

Владимир Михайлович быстро пролистал документы, которые принесла Вероника Николаевна. Это были материалы по британским и французским спецназам, которые действовали в Ливии.

— Что-нибудь еще надо?

— Нет. Я сегодня задержусь на работе, поэтому меня не ждите, закончите свои дела и идите домой. Я все закрою.

Она кивнула и так же бесшумно удалилась. Владимир Михайлович отложил документы и включил видео. Это был репортаж о захвате в плен 69-летнего Каддафи. Когда видеозапись закончилась, Владимир Михайлович выключил телевизор и несколько минут сидел без движения. Как удивительно устроен мир, подумал он, мог ли кто-то предполагать год назад, что могущественный Каддафи, правитель Ливии, с кем заискивали европейские политические деятели, так закончит жизнь?

Вернувшись за письменный стол, Владимир Михайлович стал перебирать папки с материалами по Ливии. Он готовил заключение по перспективе развитию ситуации в Ливии. После просмотра видеоролика Владимир Михайлович вернулся к папке с надписью «Издание ». Американские эксперты проанализировали каждый кадр видеозаписи, на которой изображен захваченный в плен Каддафи. По их мнению, полковник, который уже не мог сопротивляться после ранений в живот и голову, подвергся пыткам, в том числе и извращенному надругательству — один из солдат совершает с умирающим Каддафи развратные действия, используя нечто вроде небольшого .

Владимир Михайлович был в разных горячих точках, стрелял, и в него стреляли, но никогда не позволял себе и не позволял подчиненным издеваться над пленными и тем более ранеными. Настоящий солдат никогда не унизит противника. Для него был непреложным принцип — унижая врага, унижаешь себя.

Был полковник, и нет полковника. Мираж в пустыне — обычное дело, в его смерти все ясно, но это ясность моментами напоминает мираж. По первоначальной официальной версии Каддафи скончался 20 октября в окрестностях родного города Сирт, когда автомобиль, в котором его, раненого, везли в госпиталь, попал в зоне боя под перекрестный огонь. Однако результаты судебной экспертизы установили, что Каддафи умер от пулевого ранения в голову, полученного в результате выстрела в упор.

На столе Владимира Михайловича лежала распечатка короткого сообщения отечественного информационного агентства: «Представители семьи Каддафи, живущие в Алжире, , что авиация НАТО совершила спланированное военное преступление, расстреляв кортеж бывшего лидера Джамахирии под Сиртом. Доказывать свою правоту семья готова в Гаагском трибунале, иск в который будет подан в ближайшее время». Кто бы сомневался, что НАТО приложило руку, подумал Владимир Михайлович. Но кто будет что-то делать в Гаагском трибунале? Надеяться на это? Это от безысходности.

Каддафи нужен был мертвым. Он много знал, никто не собирался его арестовывать. И присутствующим в Ливии натовским спецназовцам была поставлена конкретная задача — ликвидировать опального генерала. И кто из них сделал роковой выстрел в упор?

В основе намерения США и Западной Европы сменить режим Каддафи лежали экономические причины — Каддафи исключил допуск западных корпораций к углеводородным ресурсам страны, заключил многомиллиардные контракты на закупку российского вооружения, пригрозил отказаться от доллара в расчетах за поставки нефти. Этого вполне достаточно для вынесения смертного приговора. А приговор могли вынести американцы, британцы или французы. Но у французов кроме экономических причин были и политические — личная заинтересованность президента Саркози.

В отдельной папке лежали материалы по французскому следу. Был там и документ на арабском языке, датированный декабрем 2006 года, под которым предположительно стояла подпись тогдашнего руководителя ливийской разведки Мусы Кусы. В нем говорилось о передаче команде Саркози от ливийского режима 50 миллионов евро, а также перечислялись участники встречи, на которой стороны достигли договоренности. Среди прочих там был упомянут и Зиад Такиеддин, который организовывал визиты Саркози и его помощников в Ливию в 2005 и 2007 годах. Тогда и была достигнута договоренность о финансовой помощи предвыборному штабу Саркози через счета в Швейцарии и Панаме.

Рьяное желание Саркози свергнуть Каддафи никак не вязалось с тем, насколько дружеские отношения складывались у французского президента с ливийским лидером революции до войны. Чаще всего обозреватели вспоминали визит Каддафи в Париж, который состоялся в 2007 году, вскоре после избрания Саркози на пост президента. Та поездка оставила у французов чувство большого недоумения, которое за прошедшие годы не исчезло. Лидеру режима, который вполне обоснованно можно было отнести к разряду диктаторских, был устроен поистине королевский прием. В особенности французов покоробило, что Саркози обращался к ливийскому коллеге, используя его официальный титул «брат-лидер».

Владимир Михайлович отложил документы и потер глаза. В последнее время они стали его беспокоить — быстро уставали от бликов и яркого бокового света, поэтому в кабинете был полумрак, только поверхность письменного стола была ярко освещена. Надо было готовить отчет с выводами — прогнозом развития событий в Ливии в ближайшие годы, но Владимир Михайлович почему-то тянул время, хотя уже представлял все, что предстояло изложить. У него была такая манера или, как он сам называл, наступала фаза вызревания, когда готовое решение мусолилось какое-то время, а потом он быстро завершал нужное дело.

Владимир Михайлович понимал, что такая фаза вызревания его одолела, и нужно было переждать, когда желание и необходимость действовать поторопят его, выстраивая мысли и облекая их в четкие определения. Он не сопротивлялся и лениво стал искать в компьютере файл с данными на Зиада Такиеддина, одного из свидетелей, давших показания по делу, в котором был замешан президент Франции Николя Саркози.

Неожиданно Владимир Михайлович вспомнил свою встречу с сотрудником российского посольства в аэропорту Орли. Они сидели в одном из блоков выхода и смотрели на взлетное поле. Самолеты приземлялись и взлетали. В этой смешанной последовательности есть что-то магическое и завораживающее. Они окончили разговор, и сотрудник вежливо дожидался того момента, когда объявят посадку на рейс Владимира Михайловича, поэтому движение самолетов оказалось весьма кстати. Вскоре внимание мужчин привлек маленький самолет бизнес-класса, очевидно частный, одиноко стоявший в удалении от рулежных дорожек и стоянок. К нему на большой скорости направлялись три лимузина в сопровождении служебной машины. Из самолета вышли два пилота в форме и, как только машины подъехали, стали быстро выносить чемоданы из самолета. Столь же быстро чемоданы исчезали в багажниках автомобилей. Ситуация настораживала, и сотрудник посольства, глядя на суету заметил:

— На Западе взятки и откаты берут почище наших чиновников, но говорят только про Россию.

— На Западе богатство накапливалось веками, и масштабы этого богатства огромные, поэтому незаконные приращения не так явно бросаются в глаза, — заметил Владимир Михайлович. — А у нас чиновник может за пару лет стать мультимиллионером и не скрывать этого, Естественно, что у окружающих возникает вопрос: а деньги откуда?

— Французы, в отличие от американцев и англичан, взятки и откаты предпочитают брать наличными. Вот так чемоданами привозят в Париж деньги от шейхов Персидского залива и властителей Северной Африки.

Интересное и четкое наблюдение знающего человека, подумал Владимир Михайлович. Это многое объясняет в поведении Саркози и власти Франции.

* * *

— Владимир Михайлович, как сложится обстановка в Ливии, получит ли продолжение история с выделением средств в предвыборную кампанию Саркози?

Владимир Михайлович лукаво посмотрел на Сергея Георгиевича и заметил:

— Это Вы у нас предсказатель, я должен у Вас спрашивать.

— Честно, интересно знать Ваше мнение, я не сомневаюсь, оно формируется на основе многих материалов и сообщений, которые не попадают в СМИ.

— Простое любопытство? — поинтересовался Владимир Михайлович.

— Нет, — признался Сергей Георгиевич, — это позволит мне сделать предположение по развитию ситуации в Северной Африке в ближайшие годы. Для себя.

«Для себя», — отметил Владимир Михайлович, он не сомневался, что это было сказано искренне. Ему было приятно общаться с человеком, далеким от политики, но для которого политика — часть реальной жизни, которая незримо присутствует во всем, только степень проявления различна в разных ситуациях и обстоятельствах.

— В деталях предсказать трудно — много зависит от случайностей, сложения обстоятельств, но картину в целом можно представить. Главный результат — резкое усиление бандитизма, клановая борьба, проникновение фундаменталистов во власть, потеря управляемости страной. Ни о какой демократии говорить не следует.

— Понятно, — согласился Сергей Георгиевич, — установление демократии — это повод для США и Европы замутить ситуацию.

— А вот расцвет бандитизма и фундаментализма, которые часто ходят рука об руку, при наличии большого количества оружия — это реальность, которую избежать невозможно. Особенно исламский фундаментализм, подпитываемый Саудовской Аравией и Катаром. С другой стороны — слабая власть, которая уничтожила институты управления предыдущей власти, а свои еще не построила.

— Знакомая картина, характерная для всех арабских революций.

— Еще надо учесть, — продолжил Владимир Михайлович, — наличие враждующих племен, стремящихся урвать свой кусок нефтяного пирога. Обобщая, можно предположить, что вероятность развала Ливии на три отдельных государства очень высока. Найдется ли там лидер с огромной волей и желанием сохранить страну в прежних границах? Сумеет он преодолеть сопротивление США и Европы, скрыто поддерживающих процесс развала? Предсказать трудно, возможно, случится, но маловероятно.

— Считаете, что раздробление стран, расположенных в дуге Северная Африка — Пакистан, входит в интересы США?

— Конечно. Создать кучу вассалов, которые между собой грызутся, и ими управлять — единственный путь ослабевающих США оставаться супердержавой.

— Разрушения и гибель миллионов — путь сохранения власти, кровавый путь навязывания американской демократии.

— А когда это сдерживало США? — резко задал вопрос Владимир Михайлович. — Когда без всякой надобности скинули атомные бомбы на Японию, которая была готова капитулировать?

— Я как-то читал, — отметил Сергей Георгиевич, — что на очередном заседании правительства Японии вопрос атомной бомбардировки стоял на седьмом-девятом месте. А вот разгром Квантунской армии советскими войсками был на первом месте, и этот факт не в последнюю очередь подтолкнул Японию к капитуляции.

— Сергей Георгиевич, скажите, Вы насколько серьезно занимаетесь политикой?

— Дилетант, ковыряюсь в Интернете, исключительно для личного пользования.

Владимир Михайлович засмеялся, добродушно посмотрел на Сергея Георгиевича.

— Уверяю, все для личного повышения квалификации, — продолжил Сергей Георгиевич.

— Исключительно личный интерес без выдачи свидетельства о прохождении курса повышения квалификации, — шутливо прокомментировал Владимир Михайлович. — Есть такие протоколы. Японские города массово горели, американцы не жалели бомб. Использовали и термические, зажигательные, которые уничтожали японские города, учитывая, что основная часть построек была из дерева. Поэтому уничтожение двух городов — Хиросимы и Нагасаки, которые не являлись важнейшими стратегическими объектами, не внесло серьезного изменения в расклад сил. А вот уничтожение Квантунской армии, нанесло серьезный урон и резко изменило ситуацию. По сути, Япония осталась без резерва. Но США быстренько все подтасовали и представили себя единственными победителями. Американцам надо отдать должное — они умеют вести информационные войны и создавать нужное восприятие событий.

Последовала пауза. Сергей Георгиевич, не получив ответа на один из своих вопросов, поторопился напомнить его:

— А что скажете про Саркози?

— Думаю, что взнос в размере пятидесяти миллионов евро был сделан. Возможно, Каддафи где-то попытался напомнить о нем и использовать Саркози. Но тот испугался быть на крючке у плохо управляемого лидера Ливии и решил его убрать. К тому моменту создалась благоприятная ситуация: разгорелась «арабская весна», западные нефтяные и газовые компании потирали руки, глядя на ливийские запасы, а политики мечтали выдавить Россию из региона. Все спеклось. И одним из инициаторов и лидеров совместных действий стал не кто иной, как Николя Саркози. Именно он первым предложил ввести над территорией Ливии бесполетную зону. Именно ему принадлежали призывы начать бомбить правительственные силы. Именно Париж стал первой страной в мире, официально признавшей повстанческий Национальный переходный совет. Наконец, именно Франция считалась негласным лидером операции против сторонников Каддафи до передачи командования структурам НАТО. К слову, Саркози с большой неохотой пошел на передачу командования альянсу, опасаясь, что такой шаг снизит эффективность кампании.

— А что с деньгами? — продолжал настаивать Сергей Георгиевич.

— Впервые о том, что Николя Саркози мог получать деньги от ливийского режима, стало известно в середине марта этого года. С разоблачительным заявлением тогда выступил сын лидера ливийской джамахирии Сейф аль-Ислам Каддафи. Он, в частности, рассказал, что в 2007 году Триполи выступил спонсором предвыборной кампании будущего президента Франции, однако сколько именно было передано денег, не стал уточнять. Впрочем, сын диктатора заверил журналистов, что располагает документами, подтверждающими факт перевода. Потом появились статьи в газетах и Интернете, а потом появился и свидетель — бизнесмен Зиад Такиеддин.

— И чем закончится эта история?

— Ничем, — с иронией сказал Владимир Михайлович. — Франции не нужен скандал, который затронет высший свет страны, нанесет существенный урон политическому имиджу страны.

— И политические противники не будут обыгрывать этот случай?

— Нет. Есть вопросы, которые касаются всех, поэтому дело будут спускать на тормозах.

— Когда лодка переворачивается, одни тонут, другие спасаются, но все становятся мокрыми, — заметил Сергей Георгиевич.

Владимир Михайлович неожиданно засмеялся. Смеялся он тихо и добродушно, чуть запрокинув голову. Что-то детское было в выражении его лица. Успокоившись, он завершил мысль:

— Лет через десять, может быть, рассмотрение вступит в завершающую стадию, если будут свидетели и сохранятся доказательства. Но тогда Саркози не будет интересен никому. А про лодку Вы удачно сказали. Ваш афоризм?

* * *

Перелистывая листы документов и сообщений, Владимир Михайлович подумал, что лет через десять, может быть, рассмотрение дела по незаконному получению средств на избирательную кампанию вступит в завершающую стадию, если останутся свидетели и сохранятся доказательства. Но тогда Саркози не будет интересен никому.

На столе Владимира Михайловича остались три папки, которые еще предстояло просмотреть. На одной из них было написано «Взятка-Карачи». В папке лежала статья издания Le Parisien, в которой сообщалось, что франко-ливанский бизнесмен Зиад Такиеддин, занимавший торговлей оружия и проходящий по делу «Карачи» в качестве одного из возможных получателей отката, встретился с судьей. В ходе встречи бизнесмен выразил желание пойти на сделку с правосудием, дав информацию по финансированию Ливией предвыборной кампании Саркози.

Зиад Такиеддин фигурант так называемого дела Карачи, связанного с выплатой Парижем откатов при продаже в 1994 году Пакистану трех подлодок типа Agosta. Тогда взятки за заключение контракта получили как французские, так и пакистанские чиновники. Однако наибольший интерес для следствия представляет тот факт, что часть средств, переправленных в Исламабад, позже вернулись в Париж, где их конечным получателем стал тогдашний премьер-министр Эдуар Балладюр.

Оружейный предприниматель рассказал изданию Le Parisien, что в общей сложности на предвыборную кампанию Саркози было выделено более 50 миллионов евро. При этом выплаты, по словам бизнесмена, продолжались и после победы Саркози на выборах. Он также упомянул фиктивные контракты ливийских властей с тремя французскими компаниями на общую сумму в сто миллионов евро.

Такиеддин сообщил также, что у бывшего премьера Ливии Багдади аль-Махмуди сохранились протоколы встреч советника Муаммара Каддафи Башира Салеха и Клода Геана, который тогда возглавлял аппарат Саркози, занимавшего пост министра внутренних дел. Якобы во время этих встреч и обсуждались финансовые вопросы.

Владимир Михайлович отложил папку, предварительно положив документы. Он потер глаза, боль не проходила. Пора заканчивать, на сегодня хватит, подумал он. Надо беречь глаза. Надо пойти к врачу. Надо…

Сколько чего надо, а что успею? И что я сделаю? С этими вопросами он встал, взял кипу папок и направился к сейфу.

Новый день начался, а Владимир Михайлович не завершил еще предыдущий. Время острее всего напоминало о себе недостатком свободного времени, которое он мечтал уделить живописи. Иногда во сне он писал картины. Проснувшись, он легко вспоминал сюжеты картин, настолько реальным был сон — Владимир Михайлович ощущал влагу и запах краски, слышал звук прикосновения кисти к холсту.

В следующее воскресенье я обязательно начну писать, загадывал он, покидая кабинет. И, может быть, исполнил бы задуманное, если не было у него еще и кабинета дома.

Может быть, когда-нибудь… Главное, он не забывал о своей мечте, и тот заветный день незаметно, возможно, приближался?

* * *

— Как съездили в Тбилиси? — неожиданно спросил Владимир Михайлович. — Олег Борисович сказал, что Вы летали на юбилей матушки. Сколько лет ей исполнилось?

— Восемьдесят пять.

— Прекрасная дата. Как она себя чувствует?

— Каждый день давление скачет. Как американские горки, то вверх, то стремительно вниз. И так несколько лет. Но выдерживает, не жалуется, по дому много чего делает. А к врачам не обращается. Сплошное самолечение. И уговорить нельзя.

— С чего это так?

— После смерти отца, которая произошла из-за врачебной ошибки.

— Может быть, это и к лучшему, — осторожно произнес Владимир Михайлович после небольшой паузы. — В таких случаях подобрать нужную комбинацию лекарств не так просто, нужно время. А она это воспримет весьма негативно, я так представляю. Результата не будет на первых порах, а она может потерять свою уверенность и волевой настрой, которые в определенной степени ей заменяют лекарства.

Сергей Георгиевич о чем-то задумался, и какое-то напряжение отобразилось на лице. Владимир Михайлович заметил это и поспешил сменить тему разговора.

— Как политическая ситуация в Тбилиси?

Сергей Георгиевич не сразу ответил и переспросил:

— Ситуация в Тбилиси?

— Да, что говорят в народе? Как воспринимают Бидзину Иванишвили? Президент Михаил Саакашвили уж больно ревностно взялся за него.

— Да, Саакашвили лишил его гражданства, налоговики и силовики по приказу президента шерстят фирмы и банк Иванишвили, но чем больше его прессингуют, тем больше у него сторонников.

— А как это можно объяснить? Ведь во время «революции роз» народ в значительной степени был на стороне Саакашвили.

— Мой ответ может быть не научен, на житейском уровне я это объясняю так. Грузины легко влюбляются, внушая себе, что это серьезно и на всю жизнь, но влюбленность быстро проходят под давлением реальности…

— …и тогда нужно новое лицо для обожания, — продолжил Владимир Михайлович. — Тенденция смены влюбленности наблюдается?

— Да, — быстро подтвердил Сергей Георгиевич. — Мне попалась местная газета «Ахали таоба» с интересным материалом.

— А как переводится с грузинского название газеты?

— «Новое поколение».

— Простите, я прервал, — извинился Владимир Михайлович.

— Нормально, ведь у нас диалог. Так вот, газета опубликовала исследования американского публициста Кейна Сильверстайна. Он утверждает, что президент Грузии Михаил Саакашвили пользуется услугами лоббистской американской компании «Орион Стратеджи» и не отказывается от подкупа иностранных журналистов с тем, чтобы они писали нужные статьи о нем и о правительстве Грузии.

— Это следовало ожидать, — заключил Владимир Михайлович, которого не удивила эта информация.

— Сильверстайн утверждает, что для обеспечения пиара Саакашвили правительство Грузии довольно часто утверждает приказы о выделении из своих резервных фондов сумм для обеспечения условий договора с «Орион Стратеджи», создавая имидж демократичности. В числе американских изданий, журналисты которых часто выполняют заказы правительства Грузии и пишут желанные статьи, естественно, положительные, Сильверстайн назвал Washington Post и Washington Times.

Владимир Михайлович улыбнулся.

— Что-то знакомое? — поинтересовался Сергей Георгиевич.

— Могу ошибаться, но, насколько я помню, фирма «Орион Стратеджи» основана бывшим советником Дональда Рамсфельда и Джона Маккейна неким Ренди Шейнеманом, который тесно связан и с другими американскими чиновниками. Откуда я знаю «Орион Стратеджи»? — решил внести уточнение Владимир Михайлович. — Эта фирма не упускает возможности что-нибудь гадкое сказать или сделать по отношению к России.

— А после того, как такие позитивные публикации появляются на страницах американских СМИ, их подхватывают грузинские политики, а грузинские СМИ не устают цитировать эти статьи, — завершил свой рассказ Сергей Георгиевич.

— В США меняется отношение к президенту Саакашвили. Профессор Колумбийского университета Александр Кул считает, что официальный Тбилиси представляет себя демократией, которая находится под угрозой, но в США этому уже никто не верит. Многие считают Грузию полутоталитарным государством. Один очень точный и характерный факт. В опубликованных мемуарах Кондолиза Райс фактически свидетельствует о психической неуравновешенности Саакашвили. Такие заявления просто не делаются.

— А это означает, что для США Саакашвили является отработанным материалом? — предположил Сергей Георгиевич.

— Согласен.

* * *

— Мы, пенсионеры, — отработанный материал. Будем жить — это наша проблема, не будем жить — государство не заметит.

Алик, сосед Сергея Георгиевича по старому тбилисскому двору, говорил с огорчением одинокого человека, понимающего, что время упущено и в лучшую сторону его жизнь не изменится. Нормальную семью он не создал. Сын живет с женой, с которой не поддерживает нормальных отношений.

— Сына видишь? — спросил Сергей.

— Редко. Что я могу ему дать? На пенсию не проживешь, работы нет. Так, если кому-нибудь починить машину, вот и все деньги.

Скромность бытия бросалась в глаза. Обстановка квартиры не изменилась — все знакомо, ничего нового. Те же обои, тот же сервант с посудой. Ничего не изменилось за последние пятнадцать лет.

— Когда мы виделись в последний раз? — спросил Алик.

— Лет пятнадцать.

— Во дворе говорят, что в Москве ты многого достиг, квартира в самом центре и должность хорошая.

— Есть такое, — не стал отрицать Сергей, но не стал вдаваться в подробности.

Алик хотел что-то сказать, но воздержался и махнул рукой.

— Кто из ребят остался во дворе? — поинтересовался Сергей. — Когда зашел во двор, никого не увидел, только Нино кричала на детей.

— Она всегда, если помнишь, кричит. Дато на работе, работает в охранной фирме, Гия в полиции, остальные безработные, перебираются случайными заработками. Наш президент Саакашвили нас не видит, — неожиданно продолжил Алик. — Каждый день показывают его по телевизору, все говорит, говорит. И что? Во всем виновата Россия.

— Удобная формулировка, есть на кого сваливать. А какую экономику он выстроил?

— Никакую. Вот овощи и фрукты уже из Турции завозим, докатились.

— Помнишь, когда Звиад Гамсахурдия выдвинул лозунг о независимости Грузии, какие отрасли он называл основой экономики республики: станкостроение, научное приборостроение, металлургия. А легкая промышленность?

— 31-й завод собирал самолеты, катера на подводных крыльях — в Поти, грузовики — в Кутаиси, — продолжил Алик. — Ничего не осталось.

— Сегодня утром был на подъеме Элбакидзе, видел суконный комбинат — пустота и разруха. Страшно смотреть.

— А наш дом? Я живу в этой комнате, во вторую не вхожу — потолок может рухнуть в любой момент. Как твоя квартира?

— Ничего, держится, но проблемы есть — небольшие трещины.

— Ваша сторона крепкая, а наша разрушается.

Сергей еще поговорил с ним минут десять, потом собрался идти.

— Может быть, еще задержишься? — попросил Алик. — Я что-нибудь придумаю.

— Нет, надо идти. Еще хочу заскочить к Кетино. Я прилетел всего на три дня. Сам понимаешь, каждая минута у моей мамы на счету.

— Передай привет тете Шуре. Мы ее помним. Жаль, что не приходит во двор.

— Она давно никуда не выходит, но все новости двора знает.

Они вышли на улицу, когда прощались, Сергей увидел в глазах Алика глубокую тоску. Сделав несколько шагов, он вернулся.

— Алик, возьми эти деньги и с ребятами накрой стол, только во дворе, как раньше. Через час я вернусь. Только во дворе, учти, никакие комнаты.

— Как в молодости?

Через час, когда Сергей, обогнув угол дома, вошел во двор, он увидел накрытый стол, за которым сидели постаревшие ребята. Дато и его супруга Нино несли вино и закуску, Рафо усердно резал грузинский хлеб.

— Зачем режешь, лучше отломи, — предложил Сергей.

Они сидели за столом, сооруженном из доски, на которой когда-то играли домино. Вокруг носились маленькие дети, которых Сергей не знал. Дети бегали и порой внимательно смотрели на незнакомого человека, приехавшего из Москвы, когда-то жившего в этом доме.

Пили вино, вели разговоры. Что-то из детства вернулось, но ощущение детства возникало лишь на мгновения — тяжелая реальность не позволяла вернуться в то беззаботное время.

— Вот так и живем, — с горечью признался Рафо. — Никому мы не нужны. Молодым — перспективы, они смотрят на Запад, мечтают уехать, учат английский.

— А я мечтаю, чтобы Саакашвили с его Америкой сгинул бы, — признался подвыпивший Алик.

— Ладно, ребята, мне пора. Времени в обрез.

— Подожди, давайте за тетю Шуру выпьем отдельно, стоя, — предложил Рафо. — Мы ее очень любим. Так и передай.

 

День четвертый, вечер

Они сидели в тихом углу ресторана «Царская охота». До прихода Олега Борисовича отказались от заказа, ограничившись аперитивом — красным вином и сырной тарелкой. В столь ранний час в ресторане было мало народу. Ближе к центру сидела молодая пара. Что-то в их поведении было наигранное, и это привлекло внимание Владимира Михайловича и Сергея Георгиевича.

— Девица всем своим видом хочет показать, что для нее посещение ресторанов такого ранга обычное дело, — заметил Владимир Михайлович.

— Но скованность движений и скрытое любопытство говорят об обратном, — продолжил Сергей Георгиевич.

— А парень своей раскованностью и небрежностью хочет показать, что здесь он частый гость. Хотя это не соответствует действительности.

Они продолжили бы свои умозаключения, если бы неожиданно не появился радостный Олег Борисович.

— Что и кого обсуждаем?

— Мы с Сергеем Георгиевичем изображаем Шерлока Холмса и доктора Ватсона, а обсуждаем вон ту парочку, — с иронией признался Владимир Михайлович, легким движением указав на объект дедуктивного исследования.

— И какие успехи детективного тандема? — поинтересовался Олег Борисович.

— Успехи нашего тандема скромные, процесс применения дедуктивного метода только начался. Но долго продолжаться он не мог, ибо испытываем ощущение голода, — признался Сергей Георгиевич.

— Думаю, что мы не в том возрасте, когда ощущение голода усиливает творческие способности, — поддержал Владимир Михайлович.

— И потом, говорить о результатах нашего маленького тандема на фоне большого политического тандема просто нескромно.

— На днях я говорил с Сергеем Георгиевичем, у него весьма негативная оценка большого тандема, — сообщил Олег Борисович Владимиру Михайловичу.

* * *

Татьяна Александровна готовила ужин для внука. Сергей Георгиевич сидел за столом и пил кофе.

— Не стоит на ночь пить кофе, — посоветовала Татьяна Александровна.

— Согласен, но сегодня лягу поздно — прислали замечания на нашу систему добровольной сертификации, хочу внести изменения, чтобы документы к понедельнику были готовы, а завтра и в воскресенье отдохнуть и к ним не возвращаться.

На кухне был включен телевизор. Шел какой-то очередной сериал, но его никто не смотрел.

— Может быть, переключить на другой канал? — предложил Сергей Георгиевич.

— Нет, сейчас будет программа «Спокойной ночи, малыши!». Надо будет напомнить Наташе, чтобы спустила Марика.

Когда фильм завершился, диктор сделал неожиданное сообщение:

— Передача «Спокойной ночи, малыши!» будет показана позже, Сейчас вам будет предложено интервью президента Дмитрия Медведева, которое он дал Первому каналу, каналам «Россия» и НТВ, а передача «Спокойной ночи, малыши!» будет показана после завершения интервью.

Интервью продолжалось двадцать пять минут, в течение которого ни Сергей Георгиевич, ни Татьяна Александровна не проронили ни слова. Возникла тягостная тишина, было слышно, как на втором этаже резвился Марик, а Наташа пыталась призвать его к порядку.

— Смысл интервью понятен — Медведев попытался объяснить, почему не станет баллотироваться на второй срок, но впечатление смазанное, — коротко определил свое впечатление Сергей Георгиевич.

— Не знаю, но у меня осталось чувство фальши. Как говорил великий Станиславский, не верю!

— Есть такое ощущение, что разговор о том, что они в 2008 году решили осуществить рокировку, всего лишь слабая попытка скрасить ситуацию. Медведев оказался вторым пилотом, которому дали порулить самолетом, когда тот был включен на режим автопилота.

— Я где-то слышала утверждение, что выбор между Путиным и Медведевым состоится в конце года. А тут такая поспешность, зачем?

— Не знаю, — честно признался Сергей Георгиевич, — но что-то насторожило правящую элиту, она решила внести корректировку в расстановку сил, изначально расставив акценты. Очевидно, было признано, что Медведев оказался слабым президентом. Надо предполагать, что в ближайшие годы ожидается резкое противостояние с Западом, а Медведев более западник, чем государственник, который ставит интересы России превыше всего, возможно, я ошибаюсь, но мне так кажется, — предположил Сергей Георгиевич.

— Знаешь, на неделе показывали репортаж об отдыхе президента Дмитрия Медведева и премьер-министра Владимира Путина. Они избегали смотреть друг на друга, а диктор вещал об их дружбе и радости общения. Чем больше их показывают, тем больше у меня возникают сомнения в искренности, — призналась Татьяна Александровна.

— Есть такое ощущение, — подтвердил Сергей Георгиевич. — Президенту не удалось показать, что он политически самостоятелен. Целью трансляции было утверждение Медведева как независимого самостоятельного политика, однако достичь этой цели, как мне показалось, удалось не вполне. А может быть, и вовсе не удалось.

— Согласна, слова Медведева звучат не слишком убедительно, осталось тягостное впечатление от его интервью. Предательство всегда остается предательством перед теми людьми, которые в тебя поверили, которых ты хотел видеть в своем движении. В какую красивую обвертку его ни упаковывай, предательство омерзительно.

— Не знаю, кто и как будет оценивать сегодняшнее выступление президента, — после небольшой паузы сказал Сергей Георгиевич, — но впечатление осталось смутное: жалко его, и себя жалко, что такой у нас президент. Я не увидел ничего такого, что говорило бы, что это сильный политик, который имеет собственные ориентиры, цели, задачи. Политик, который готов за них бороться, который имеет принципиальное мнение. Это была тень, одним словом. Это была полная самодискредитация.

День закончился так, как и предполагался — внука накормили, искупали и уложили спать. Только горький осадок остался от поступка президента, к которому они будут возвращаться не один раз.

* * *

— Так чем закончился ваш дедуктивный анализ? — спросил Олег Борисович, последним сделав заказ.

— Все разложили по полочкам, — сообщил Сергей Георгиевич. — Остался последний штрих.

— Какой?

— Этот парень напоминает мне американцев в Ираке.

— Каким образом? — с удивлением спросил Олег Борисович.

— Дальнейшее пребывание может дорого обойтись, а слинять надо так, чтобы респектабельность сохранить.

— В такой трактовке это точно про американцев в Ираке, — согласился Владимир Михайлович. — Президент Барак Обама действительно сдержал слово и 18 декабря вывел войска из Ирака, хотя республиканцы были против.

— Они, республиканцы, включая сенаторов Джона Маккейна и Линдси Грэма, просили Обаму начать переговоры о возвращении в Ирак части контингента, — добавил Олег Борисович после небольшой паузы.

— Естественно, в 2012 году в США выборы президента. Республиканец Джордж Буш-младший ввел войска, а демократ Обама их вывел. Народ против войны. За кого будут голосовать? — вопрос Сергея Георгиевича никому не адресовался, он просто закрыл одну тему, уступая место другой. — Не поверю, чтобы американцы не оставили за пазухой какую-нибудь бяку.

— Оставили, — поспешил заверить Олег Борисович. — Самое большое посольство в мире.

— Что же это за посольство, что Вы, Олег Борисович, особо выделили?

— Посольство численностью в двадцать тысяч человек.

— Сколько? — удивился Сергей Георгиевич. — Двадцать тысяч человек? Я правильно понял?

— Точно. Можно в книгу рекордов Гиннеса записать.

— Тогда представляю, сколько там сотрудников спецслужб.

— Не только они, — вступил в разговор Владимир Михайлович. — Какая-то часть военных, естественно, осталась, обеспечивая подготовку кадров для армии. Но изюминка в другом — место армии заняли сотрудники Госдепартамента.

— Одна война сменится другой. Госдеп будет реализовывать политику дробления Ирака на три государства — государства шиитов, суннитов и курдов, — предположил Олег Борисович.

— Если США поддержат курдов, то это может сказаться и на Турции. Курды будут добиваться автономии или, скорее всего, создания государства Курдистан, охватывающего районы Ирака, Турции и Сирии. Турция союзник США, не думаю, что они пойдут на дестабилизацию и отделение части территории Турции, — усомнился Сергей Георгиевич.

— Почему не пойдут? — уверенно спросил Владимир Михайлович. — Америка единственная супердержава, но сил и финансов наводить порядок во всем мире не хватает, поэтому они будут реализовывать доктрину создания мелких и маленьких государств-вассалов, которые враждуют и воюют между собой, ожидая одобрения суверена. А суверен будет прихватывать природные ресурсы, особенно углеводородные. В таком плане действия американцев в Ираке представляются вполне осмысленными и направленными.

— Если не учесть, что Иран вряд ли будет спокойно наблюдать за тем, что происходит у него на границе, — возразил Сергей Георгиевич.

— В том то и дело, что, исключив Иран из геополитики, США не могут его исключить из региональной политики. Как бы ни хотели США, Саудовская Аравия и Израиль, а Ближний Восток без Ирана немыслим.

— Если не вдаваться в детали, ввод американских войск и свержение Саддама Хусейна значительно усилили влияние шиитов, а конфликт между шиитами и суннитами породил массовый террор исламистов всех мастей в Ираке, — заметил Олег Борисович. — Сейчас трудно сказать, как будут в реальности развиваться события, сохранится и в каком виде Ирак. Но одно можно гарантировать — стабильности там не будет в ближайшие годы.

— Мне кажется, что конфликт между суннитами и шиитами не только не затихает, а его специально поддерживают на определенном уровне, — высказал свое мнение Сергей Георгиевич, — и не последнюю очередь в этом играют США. Террористические акты и кровавые бойни будут, будут, возможно, и локальные войны, но все это не должно лишить нас обеда сегодня и сейчас.

— Тем более что уже несут наш заказ, — предупредил Владимир Михайлович.

* * *

— Тетя Шура, зира есть?

Соседка Цисана с балкона второго этажа спросила Александру Ивановну, которая стояла во дворе у отдельной лестницы, ведущую в ее квартиру на первом этаже.

— Пойду посмотрю, давно не использовала.

— Не надо, я только вчера купила. Цисана, подымайся, я дам, — в разговор вступила Седа с третьего этажа.

Разговор слушала Света, соседка с другой стороны двора, которая решила поинтересоваться:

— Что готовишь?

— Шалико попросил приготовить шилоплав.

— Кстати, как он? — спросила Седа.

— Так себе, — испытывая некое неудобство, ответила Цисана, но не стала распространяться.

Шестилетний Сергей сидел на лестнице и смотрел на небо. Разговор его не интересовал, но проблемы дяди Шалико знал весь двор, включая детвору. Пил он давно, но тихо и в меру. Но узнав о неизлечимой болезни, стал пить часто и много.

Разговором то, что происходило во дворе, назвать было трудно, но этот перекрик был обычным для старого тбилисского двора. Так было во всех старых дворах Кавказа, многих приморских городов — соседи всё знали и активно участвовали в жизни, обсуждении и решении рутинных проблем. Шум и открытость были важными элементами общественной жизни двора и составляющими специфического колорита.

Неудивительно, что Сергей совершенно не реагировал на происходящее во дворе и упрямо смотрел в небо. Листья дерева, когда-то посаженного отцом, частично прикрывали обзор, образуя видимые небесные зоны различной конфигурации. В этих кусочках голубого неба Сергей терпеливо ждал появление белого самолета. В это время они часто проносились высоко в небе. Чтобы не очень скучать, он попеременно закрывал то один, то другой глаз. Шум, причина которого была известна, не мог отвлечь от очень важного дела — он загадал желание, которое могло исполниться, если пролетит самолет.

Прошло пять минут, но самолет не появился. Во дворе никого из детворы не было, играть не с кем. Но скуки не было. Мальчик наслаждался тем, что может смотреть и видеть зеленые листья, голубое небо и белые облака. Рядом была мама, скоро придет папа, сестра в квартире делает уроки, двор все шумит и что-то обсуждает. На душе было тепло, спокойно и хорошо.

Он не знал, что это состояние называется счастливым детством. Ему было просто хорошо. Теплая и мягкая рука мамы коснулась головы, и Сергей услышал:

— Кушать будешь?

* * *

— Что-то мы увлеклись политикой и о главном забыли спросить, — отметил Сергей Георгиевич.

Владимир Михайлович одобрительно кивнул и исправил ситуацию:

— Действительно, Олег, как себя чувствует Ольга Петровна?

— Все обошлось, подвернула ногу. Думали, перелом, но, слава Богу, обошлись. Пока доехали до больницы, весь извелся, — смущаясь, признался Олег Борисович.

— Снимок сделали? — поинтересовался Владимир Михайлович.

— Да, потом в кабинете врача наложили жесткую повязку. Врач подтвердил, что все быстро пройдет и нет повода волноваться.

— Вот за это и надо выпить, чтобы все проходило, и не было причин волноваться, — предложил тост Сергей Георгиевич.

* * *

Татьяна Александровна открывала входную дверь с небольшой задержкой после звонка, и Сергей Георгиевич почувствовал что-то неладное. Ее первый шаг в сторону, когда она пропускала его в квартиру, подтвердил тревожное предчувствие.

— Что с ногой? — поинтересовался Сергей Георгиевич.

— Оступилась на улице, неудачно наступила, когда переходила улицу.

— Как случилось?

— Засмотрелась на припаркованную машину, — нехотя ответила Татьяна Александровна, — когда перешагивала через бордюр.

— Больше тебе нечего было делать? — возмутился Сергей Георгиевич.

Татьяна Александровна в этом возмущении уловила его тревогу и волнение. За многие годы совместной жизни она привыкла к его сдержанности в выражении чувств, стала различать нюансы в резкости, которыми он пытался скрыть их. Зачем он так их скрывает? Натура…

— Что за машина была, что ты на нее так засмотрелась? — уже спокойно спросил Сергей Георгиевич.

— Битая. Весь передок и крылья с двух сторон, весьма симметрично. Я подумала, как она могла так врезаться? До сих пор не могу представить ситуацию, как так могло получиться.

— Не знаю, как она врезалась, а тебе придется долго ее вспоминать. Тебе помогли дойти?

— Нет, сама дошла, еще по дороге купила фрукты и овощи. А вот дома уже стало сильно болеть.

— Больно наступать?

— Немного, сделала жесткую повязку — стало полегче.

Утром боль усилилась, и Сергей Георгиевич уговорил Татьяну Александровну отправиться в травматологический пункт. В близлежащем пункте отказались делать снимок — Татьяна Александровна проживала в доме, который обслуживался другим пунктом. Попытка договориться за наличный расчет была грубо прервана врачом — взрослой женщиной лет шестидесяти. Расстроенные супруги медленно двигались по коридору в сторону выхода, когда молодой сотрудник в белом халате, обгоняя их, заметил:

— Не обращайте внимания на Михайловну, это у нее на нервной почве — нет рентгеновской пленки. Сегодня весь день кроет президента Ельцина и его команду. Всех, кто довел страну до такого состояния.

Сотрудник исчез так же неожиданно, как и появился.

На улице водитель Николай стоял у служебной «Волги», прислонившись к передней двери, и равнодушно рассматривал редких прохожих. Увидев Сергея Георгиевича с супругой, Николай открыл дверь и быстро подбежал к Татьяне Александровне.

— Не беспокойся, Николай, я опираюсь на Сергея Георгиевича. Дойду.

— Что сказали врачи? Пронесло? Перелома нет? — поинтересовался Николай.

— Не знаю. Снимок не сделали. Нет пленки.

— Вот гниды, — зло сказал Николай.

Зная его резко критическое отношение к Ельцину и результатам его деятельности, которые он определял предельно просто — профукали, пропили и разграбили страну, Сергей Георгиевич не стал углубляться в подробности.

— Надо ехать в больницу.

— В чем проблема? Сейчас доставлю.

Вторая попытка сделать снимок оказалось удачной, а сам результат — негативный. На снимке четко был виден перелом кости в ступне. Обратно Татьяна Александровна возвращалась в гипсе.

— Николай, ты отвези Татьяну Александровну домой, а я на работу доберусь на метро. Сегодня я назначил совещание со студенческим советом, отменять не хочется.

День выдался напряженным. В промежутках между мероприятиями Сергей Георгиевич звонил домой, узнать, как жена. Днем Татьяна Александровна сообщила:

— Приехала Наташа с Антоном, привезли костыль. Тренируюсь ходить.

— Получается?

— Пока не очень. В промежутках, когда костыль свободный, Наташа и Антон соревнуются, кто быстрее обежит квартиру.

— Дожили. Молодые супруги развлекаются, — поворчал Сергей Георгиевич. Но в голосе не было раздражения. — По длине костыль тебе подходит?

— Да, Антон отрегулировал длину. Забыла тебе сказать главное — у меня появился аппетит, — радостно сообщила Татьяна Александровна.

— Значит, процесс выздоровления пошел, — заключил Сергей Георгиевич.

* * *

— Не заказать ли мне еще салата? — уговаривал себя Владимир Михайлович.

— Кто-то собирался ограничить себя в еде, — заметил Олег Борисович. — Мне кажется, что после салата последует еще что-нибудь.

— В хорошей компании хороший аппетит. Потом я допустил ошибку, обещая ограничение в еде с четверга. Кто-нибудь видел правильного человека, который начинает новый этап жизни в четверг? — вопросом ответил Владимир Михайлович.

— Официально заявляю, что все нормальные люди начинают новую жизнь или новый этап в жизни исключительно в понедельник, — заявил Сергей Георгиевич.

— Вот мнение мудрого человека и одновременно мнение народа, — согласился Владимир Михайлович, указывая рукой на Сергея Георгиевича.

— Кушай, мой друг, наедайся, но в понедельник я напомню. С чего у тебя повышенный аппетит? У женщин понятно, а тебя с чего распирает на еду? — Олег Борисович никак не хотел закрыть обсуждаемую тему.

Владимир Михайлович задумался, а потом серьезно ответил:

— С американцами поведешься — либо бессонница достанет, либо чесотка появится, либо жор нападет.

— Теперь понятно, — признался Олег Борисович, — надо заметить, что вариант с жором не худший.

— Проблемы? — поинтересовался Сергей Георгиевич.

— Да. Куча, явных и скрытых, которые имеют место и которые назревают. У меня устойчивое ощущение, что новое поколение американских дипломатов и госчиновников соревнуется в качестве профессиональной подготовки со знаком минус.

— Вырождение или деградация? — аккуратно поинтересовался Сергей Георгиевич.

— А это не одно и то же, в данном случае? — спросил Олег Борисович.

— Мне кажется, что вырождение имеет внешнее воздействие, а деградация носит внутренний характер развития, — высказал свое мнение Сергей Георгиевич.

— И то и другое. После победы в холодной войне они, американцы, возомнили, что мир принадлежит им.

— Монополия без конкуренции не требует развития. Отсутствие развития приводит к ожирению мозгов и порождает деградацию, которая приводит к вырождению, — расставил акценты Олег Борисович.

— Отсюда американская надменность, которая раздражает всех, — продолжил Владимир Михайлович, — отсюда их сегодняшние и будущие проблемы. Это и проблема с Китаем, который скоро станет первой экономикой мира, с союзником Пакистаном, который требует денег на оружие, но не очень доверяет и не всегда честно сотрудничает с США.

— Думаю, к этому списку смело можно добавить Иран и весь арабский мир, в котором США плохо разбираются, но настойчиво пытаются внедрить свою модель поведения, — добавил Сергей Георгиевич.

— И с Латинской Америкой не все просто, думаю, и с ЕС есть напряг, но оставим проблемы американцам, а мы продолжим наше застолье без американцев, которые не смогли создать достойную национальную кухню, — предложил Олег Борисович.

— Согласен, за нашу кухню, и без американских проблем, — предложил тост Сергей Георгиевич.

* * *

— Проблемы? — поинтересовалась Ира, вошедшая в лабораторию.

— С чего взяла? — спросил Жора.

— По лицам вижу, что у тебя, что у Сергея, одна кислятина.

— Ты лучше скажи, как у тебя дела, что делала три дня? Мы уже думали, что тебя потеряли навсегда, — поинтересовался Сергей.

— Что делала? В патентной библиотеке дышала специфической пылью, собирая для вас информацию.

— Под бдительным наблюдением начальника патентного отдела? — спросил Жора, решив отыграться на Ире.

— Оставь, этот начальник может лишь до руки дотронуться, остальное его не очень тревожит.

— Не везет тебе, Ира, полная бесперспективность, — подытожил Сергей.

— Не говори. Перспективные заняты, а бесхозные не очень впечатляют.

После ее слов все дружно улыбнулись.

— Вот описания патентов, которые вы просили. А это новые, которые появились в библиотеке, — сказала Ира и положила на стол кипу ксерокопий. — И еще, мы получили авторское свидетельство на фотометр. Вот, ваши экземпляры, а этот отнесу Юрию Ильичу.

Ира отправилась к Юрию Ильичу, заведующему лабораторией научно-исследовательского института. В кабинете он был один и вносил уточнения в текст технического документа на разрабатываемый прибор.

— Как дела? Успела собрать материал?

— Да, для оформления документа по патентному поиску все подготовила. Получила авторское свидетельство на новый фотометр. А что с ребятами? Они какие-то грустные. Что-нибудь случилось?

— Не очень хорошие результаты измерений получают на макете с двухкамерной кюветой. Я им дал два дня, не получат нужных результатов, вернемся к старой схеме без головной боли, — нехотя признался Юрий Ильич. — Сама знаешь, сроки очень ограниченные.

Ситуация с новой разработкой, которая проводилась по заданию правительства, была очень напряженной. Предстояло в кратчайшие сроки разработать автоматическую систему контроля балластных вод танкеров, где основным измерительным узлов был фотометр.

Юрий Ильич взял авторское свидетельство, внимательно прочитал и положил в папку, где лежали все его свидетельства на изобретения.

— Так, Ира, не будем нарушать традицию. В перерыве надо будет отметить новое изобретение. Сходишь в магазин? Еда на твое усмотрение, возьми пару бутылок игристого вина. Учти, к обеду подойдут Карен и Джумбер, они на испытаниях рефрактометра.

— Деньги возьму из общей кассы, а потом, когда получим премию за изобретение, доложим, — предложила Ира. — Может быть, мне взять с собой Жору?

— Возьми, если пойдет.

Только Ира вошла в лабораторию, как Жора объявил:

— Ира идет в магазин в соответствии с принятой традицией.

— Ты прав, в соответствии с принятой традицией ты идешь со мной.

Жора вопросительно посмотрел на Сергея.

— Ладно, прогуляйся, может быть, какая-нибудь новая идея придет, а то мы безрезультатно все по кругу двигаемся.

Жора нехотя встал и удалился с Ирой. Сергей остался один. Тишину нарушали щелчки клапанов, которые переключали подачу в кювету фотометра четыреххлористого углерода, растворителя нефти, и измеряемой нефтесодержащей воды. Самописцы упрямо регистрировали процесс — на начальном этапе все работало идеально, но с накоплением следов нефти в растворителе появлялась нелинейная погрешность измерения. Источник погрешности был ясен — фильтры не могли обеспечивать идеальную очистку растворителя в непрерывном цикле измерений.

Обед прошел дружно и весело. В завершение выпили кофе, заваренного Ирой, и сыграли несколько партий в быстрые шахматы на выбывание. Жора вернулся к макету, вновь заработали насосы и клапана, самописцы.

— Жора не скучай, сейчас я выиграю у Сергея, и он присоединится к тебе.

— Это Юрий Ильич так шутит. Что-то я не помню ваших побед на этой неделе.

— Сергей, я не понимаю, почему ты тратишь время на игру, когда можешь сидеть и изобретать, — не унимался Юрий Ильич, пытаясь отвлечь от игры своего соперника.

— В патентном отделе сказали, что мы перевыполнили план по изобретениям, если еще оформить пару изобретений, нам гарантирована премия по институту, — вспомнила Ира.

— О чем я и говорю, надо же уважать чаяния коллектива, — продолжал Юрий Ильич.

Его потуги сыграли свою роль, и Сергей неожиданно проиграл. Под восторженные высказывания Юрия Ильича он возобновил исследования совместно с Жорой.

Вечером, по окончании рабочего дня, в лаборатории остались только Сергей и Жора. Окончательно убедившись, что ситуация не меняется, они все отключили и пошли пить чай.

— Выхода два, — подвел итог Жора, — либо делать третий, компенсационный, канал, либо ограничить время работы с растворителем.

— Первый вариант сильно усложнит конструкцию прибора, если отбросить все остальные детали. Второй — самый простой, но тогда потребуется часто менять четыреххлористый углерод, кто это будет делать на танкере? Давай будем закругляться, завтра еще раз обсудим.

Дома, когда жена и дочь легли спать, Сергей уединился на кухне, разложив на столе схемы и данные измерений. В какой-то момент он отложил их и стал подробно расписывать алгоритм возникновения погрешности. Последовательный анализ неожиданно определил дополнительные требования, которые решали поставленную задачу. Реализация алгоритма оказалось возможной без компенсационного канала, внося изменения лишь в оптическую схему. Перепроверив несколько раз найденный алгоритм и структуру прибора, Сергей отправился спать.

— Какой ты холодный, — сказала Татьяна, сильнее прижавшись к нему.

— Замерз, — признался Сергей.

— Что-нибудь получилось?

— Решил проблему, — с нескрываемым удовольствием сообщил Сергей, — завтра проверим, и буду оформлять заявку на изобретение.

Какое-то время он не спал. Ощущение счастья его не покидало — любимая семья и интереснейшая работа, что еще может желать человек? Но ответа не последовало, сон внезапно и глубоко завершил тяжелый день.

* * *

Когда серьезные люди собираются в узком кругу и в неформальной обстановке и начинают встречу с серьезных разговоров, можно быть уверенным, что скоро они начнут дурачиться. Если эта встреча происходит в общественном месте, дурачество приобретает форму воспоминаний, притчей из собственных жизней и скрытых намеков — всего того, что позволяет уйти от действительности — окунуться в воспоминания и отдельные реализации будущего.

В течение часа три взрослых и очень серьезных человека неожиданно для себя травили анекдоты, вспоминали школьные и студенческие шалости и упивались забытыми чувствами из далекого прошлого. Так продолжалось бы и дальше, если бы не телефонный звонок Владимиру Михайловичу, который неожиданно всех вернул в реальность настоящего.

— Вот так в жизни, — заключил Владимир Михайлович, — только разгонишься и начинаешь ощущать наслаждение от свободного полета, как найдется клиент, который тебя вернет к повседневной жизни.

— А повседневная жизнь состоит из двух частей — работы и личной творческой, — продолжил с намеком Олег Борисович.

— Это заявление весьма интригует, — включился в разговор Сергей Георгиевич, — в чем заключается личная творческая жизнь?

Владимир Михайлович смутился и не стал раскрывать содержание. Олегу Борисовичу, как инициатору, раскрывшему эту тайну, пришлось отвечать:

— Владимир Михайлович пишет, вернее, почти завершил, книгу о роли британской разведки в мировых войнах. Включая и холодную войну между Западом и СССР.

— Искренне рад, нашему полку писателей прибыло. Когда ожидать книгу с дарственной от автора? — поинтересовался Сергей Георгиевич.

— Остались отдельные детали, потом перечитать и сдать в издательство, — с некоторым смущение ответил Владимир Михайлович. — Но у меня к Вам, Сергей Георгиевич, есть просьба. Не могли Вы посоветовать, как специалист по афоризмам, что-нибудь к введению?

Сергей Георгиевич от неожиданного предложения растерялся и стал усиленно перебирать в памяти подходящие афоризмы и высказывания. За столом стояла тишина и Владимир Михайлович, и Олег Борисович не были склоны ее нарушать. Через пару минут Сергей Георгиевич предложил:

— Может быть, высказывание Генри Джон Темпла, лорда Палмерстона? «Как тяжело жить, когда с Россией никто не воюет». Так в середине девятнадцатого века лорд определил отношение Великобритании к России.

— Темпл, не тот ли Темпл, который сказал, что у Англии нет вечных союзников или врагов, а есть лишь собственные интересы? — поинтересовался Владимир Михайлович.

— Тот самый, — подтвердил Сергей Георгиевич.

— Сергей Георгиевич, — обратился Олег Борисович, — может быть, предложите еще что-нибудь из ваших афоризмов?

Сергей Георгиевич улыбнулся и без промедления сказал:

— О политике у меня есть свое мнение: «Политика — это тактика навязанной дружбы и стратегия преднамеренного предательства».

— Отличный афоризм, — признал Олег Борисович, — может быть, его использовать, Владимир Михайлович?

— Нет, — не согласился Сергей Георгиевич, — мне кажется, что надо использовать высказывание лорда. Впрочем, решение за Владимиром Михайловичем. А мы выпьем за завершение книги.

— С завершением книги вы поторопились, — поспешил Владимир Михайлович внести уточнение, — могу только подтвердить, как говорят в народе, что поезд тронулся.

* * *

— Как говорят в народе, поезд тронулся, Варлам, — заключил Сергей, когда тот попытался разыграть новую масть — черву. — Будет паровоз с прицепом.

— Бежать тебе за пивом, — радостно отреагировал Карен.

Варлам растерянно посмотрел на раскрытые карты Сергея и Карена и понял, что риск сыграть «мизер» в последней раздаче партии преферанса с треском провалился.

— А как отказаться от «мизера» при таких картах? — он горестно возмущался. — Будь червовая семерка у Карена, получилась бы чистая игра. Все так хорошо складывалось…

— Все, да не все хорошо сложилось, — подзуживал Карен. — Зачем рисковал?

— Я все равно был в небольших минусах, а с мизером мог выйти в плюс, — расстроенно объяснил свое решение Варлам. — Тогда, Карен, тебе и Карине пришлось бы бежать за пивом.

— Справедливо говорят в народе: не копай другому яму — сам в нее упадешь, — заключила Карина, супруга Карена, которая не могла скрыть своей радости от того, что в последний момент вышла в плюсы.

Сергей ничего не сказал, только слегка улыбнулся — Карина играла очень слабо, и ей подыгрывали, но она этого не замечала и искренне радовалась своей условной победе, заняв второе место.

Варлам отправился за пивом, Карен — за вяленой рыбой, а Сергей остался за столом в ожидании своей участи — чистить рыбу. Так сложилось, что это делал он — после того, как увидел, во что превращают друзья безвинную рыбу. Карина пошла готовить салат и другую снедь, надеясь подключить к этому процессу Таню, жену Сергея.

В тот день моросил дождь, периодически прекращаясь, он превращал воздух в насыщенную влагой среду. В такую погоду пляжи пустеют, а отдыхающие оседают в помещениях, растворяются в предприятиях общепита или устремляются в места местных достопримечательностей.

Небольшой стол во дворе приморского города Гагры редко использовался для игры в преферанс, чаще на нем играли в нарды. В основном же за ним собирались курортники, которые снимали комнаты в двухэтажном доме недалеко от моря и говорили о жизни, о делах, иногда устраивали долгие посиделки с вином.

Остановиться в этом доме Сергею предложил Карен, его коллега по работе. Отпуск взяли одновременно и с женами и дочерьми отправились на море. Дом принадлежал тете Гюльнаре, матери Варлама, который был однокурсником Карена и Карины в университете. В этом университете и на том же факультете учился Сергей, но двумя годами раньше, поэтому компания собралась однородная, что упрощало общение.

— Где народ? — поинтересовалась Таня.

— Варлам побежал за пивом, Карен — за рыбой, а Карина пошла готовить салат. Кстати, она собиралась к тебе.

— Я была у тети Гюльнары. Ладно, я пойду ей помогать и тоже что-нибудь приготовлю вкусненькое.

Сергей остался один и откровенно убивал время в ожидании партнеров. Он впервые обратил внимание, что виноград, который мощным зонтом защищал стол от дождя, рос от забора. Поднявшись на уровень забора, виноград перекинулся на беседку и дальше на стенку дома. Гроздья винограда, а это был виноград сорта «изабелла», склонялись над столом. Встав на стул, можно было легко дотянуться до любой грозди. На отдельных ягодках повисли капли дождя, готовые упасть в любое мгновенье. Одна из капель попала на голову Сергея, он поднял голову. Прямо над ним свисала огромная гроздь почти спелого винограда. Еще неделю, дней десять, и он полностью созреет, и можно будет готовить вино. Для многих виноделов сорт «изабелла» считается низкосортным, но Сергей, который сам готовил вино, с удовольствием пил вино из этого винограда на черноморском побережье, считая это частью отпускного ритуала.

Время шло, надо было освободить стол и убрать карты. Механически перетасовав карты и разместив их в колоду, Сергей подумал о силе нюансов в игре. Даже имея сильную карту, можно проиграть, и причина в раскладе или ходе (темпе) — возможности вовремя разыграть нужную масть.

* * *

— Можно быть сильным, но это не всегда обеспечивает победу, — сказал Владимир Михайлович, отставив бокал вина. — Изменить ситуацию могут расклад сил участников и выверенные ходы.

— Это сказано относительно США? — поинтересовался Сергей Георгиевич.

— Да. Надо признать, что США пока остается единственной сверхдержавой, как бы ее ни критиковать. Но мир изменился, но на политическом поле значительно укрепились Китай, Россия и другие страны. Американцы не хотят признать это.

— И это будет причиной конфликтов в дальнейшем?

— Думаю, что да.

— Не думаю, что в следующем году что-то серьезное произойдет в отношениях ведущих стран, — вступил в разговор Олег Борисович. — Только в арабском мире будет неспокойно.

— Согласен, в следующем году основные политические игроки будут заняты выборами и проблемами в собственных странах. Противоречия будут накапливаться…

— Как напряжение в металле? — предложил сравнение Сергей Георгиевич. — Не уверен, что американцы не попытаются использовать оппозицию против участия Путина в выборах президента России.

— У Путина, я говорил, нет достойного соперника, поэтому результат выборов предопределен. Американцев устраивал Медведев, теперь им придется иметь дело с Путиным, а он менее податлив и имеет свой взгляд на роль России в мире. И это будет сильно расстраивать американцев, они будут совать палки в колеса.

Владимир Михайлович не успел дальше развить тему — ему позвонили на мобильный телефон. Сославшись на необходимость встречи, Владимир Михайлович быстро покинул ресторан, а Олег Борисович и Сергей Георгиевич продолжили застолье.

За чашкой кофе разговор незаметно коснулся личных тем. Олег Борисович неожиданно напомнил Сергею Георгиевичу:

— Помните, я рассказывал о Кате, моей подруге в студенческие годы. Когда я женился на Ольге Петровне, мне казалось, что этот факт затмит все остальные эпизоды. Я действительно счастлив. Только Катя периодически вспоминается. И с этим я ничего не могу поделать.

Лицо Олега Борисовича выражало смущение и определенную растерянность, словно он сам не ожидал, что сделает такое признание. В этой ситуации нельзя было допустить паузы, чтобы Олег Борисович не замкнулся. Сергей Георгиевич не стал обсуждать предложенную тему, к ней надо было вернуться после того, как Олег Борисович освободится от напряженности.

— У каждого человека в памяти откладываются отдельные эпизоды — они могут быть связаны с определенным интервалом времени, а могут быть лишь мгновениями. Они — эти эпизоды — словно кирпичики памяти определяют нашу суть. В жизни у меня были трудные этапы, и в такие моменты эти кирпичики и согревали, и придавали силы. Без них, мне кажется, человек превращается в парусник без руля — куда ветер дует, туда он и двигается, просто перекати-поле.

Сергей Георгиевич сделал небольшую паузу и продолжил:

— Я сам удивляюсь, когда неожиданно вспоминаются какие-то эпизоды. Почему они, а не другие зафиксировались в памяти? Может быть, так нужно памяти — это нечто вроде сладкого приза для мозга?

— Может быть, — согласился Олег Борисович, вернувшийся в свое естественное состояние — уверенности и спокойствия.

— Очень редко меня посещают воспоминания относительно одного эпизода в моей жизни. Я завершал, кажется, восьмой класс. Ажурные металлические ворота в нашем дворе мы, ребята, использовали в качестве перекладины для подтягивания — достаточно было открыть калитку и подпрыгнуть, чтобы ухватиться руками. В то утро я, как всегда, вышел во двор и после небольшой разминки, пошел к воротам. Подтянулся и обомлел — с третьего этажа за мной наблюдала девушка удивительной красоты. Я так и повис, забыв все.

На этом месте Сергей Георгиевич прекратил свой рассказ, а Олег Борисович стал проявлять нетерпение и начал задавать наводящие вопросы:

— Потом ее видели?

— Да, днем, после школы, когда играли в футбол. Она опять стояла на балконе третьего этажа и с любопытством поглядывала на нас. Не знаю, на кого, но всем казалось, что она именно на него смотрит.

— Сумели с ней познакомиться?

— Не удалось. На следующий день утром я ее видел, она опять стояла и смотрела, как я подтягиваюсь. А потом неожиданно исчезла, также неожиданно, как и появилась. И вот главный вопрос: почему в водовороте событий, в переплетении многих лет этот маленький штрих нет-нет и неожиданно вспоминается?

— Может быть, она была очень красивой, красивой той красотой, которая тогда казалось эталоном?

— Может быть, — согласился Сергей Георгиевич. — Хотя, если честно признаться, лица не помню, осталось лишь ощущение.

Мужчины выпили и продолжили разговор о превратностях судьбы, избирательности памяти и не скрывали, что счастливы.

* * *

— Видел?

— Что видел? — резко переспросил Сергей, словно не понял, о чем спрашивает Леня, его одноклассник, живший в соседнем доме.

— Не что, а кого?

— И кого? — Сергей продолжал делать вид, что не понимает, о чем его спрашивают.

— Девушку, которая была на третьем этаже.

— Поэтому ты смазал пенальти?

Леня не ответил, а Сергей не хотел признаться, что во время игры периодически поглядывал на незнакомку. Ему казалось, что она именно на него смотрела, а Лене нечего было проявлять неоправданный интерес.

— Наверное, к кому-нибудь приехала, — предположил Леня. — Как это узнать?

Настырность Лени стала раздражать, и Сергей решил взять инициативу в свои руки:

— Конечно, она к кому-нибудь приехала, не с неба же упала. Ты успокойся и забудь, я все выясню и тебе расскажу. Вечером Виталик придет с занятий, его расспрошу.

Виталик жил на третьем этаже, был он на год старше Сергея и Лени, ходил в школу изобразительного искусства и редко играл во дворе. Разговор с Леней не получил продолжения, и тому виной была бабушка Лени, которую первым заметил Сергей:

— Леня, твоя бабушка, кажется, ищет тебя.

Леня мгновенно вскочил с лестницы, на которой они сидели, и через подъезд, чтобы бабушка не видела, обходным путем полетел домой.

— Леню не видел? Чтоб он провалился, целый час его дома жду, два раза обед подогревала, ушел на одну минуту, а обед успел дважды остыть. Когда я умру, тогда он поймет, сколько хорошего я для него делаю.

— Зачем умирать? Леня заглянул ко мне, спросил про уроки и пошел домой. Думаю, что он давно сидит и кушает.

Сергей, не моргнув глазом, соврал и прикрыл Леню. Он видел, как тот со стороны улицы успел пробежать вдоль ворот.

— Как же тогда я с ним не столкнулась? Нет, этот ребенок меня похоронит. Ни одного дня покоя. Только и делает, что меня хоронит, каждый день отнимает жизнь.

Она повернулась и пошла домой, а Сергей еще долго слышал ее причитания. Он, естественно, ничего не сказал, но подумал, что бабушка за последние десять лет ничуть не изменилась, и можно было считать, что в этом заслуга Лени. Сергей улыбнулся и посмотрел на удаляющую старуху, которая в разговорах о своей предстоящей смерти так закалилась, что никакая коса, инструмент смерти, ее не возьмет.

Вечером Сергей расположился на лестнице парадного подъезда и терпеливо ждал Виталика, который появился минут через тридцать-сорок.

— Привет, кого ждешь? — спросил Виталик, присев рядом с ним.

— Ребята должны подойти, хотим сыграть в баскетбол, придешь?

— Сегодня не получится, загрузили домашним заданием. Завтра полегче, выйду во двор.

Они поговорили еще о чем-то, и Сергей выждал момент и вскользь, чтобы не вызвать подозрения, поинтересовался:

— Что за девушка у вас на балконе?

— Не знаю, — удивился Виталик, — может быть, это племянница тети Зои? Она говорила, что та должна была на днях приехать.

Сергей договорился с Виталиком, что завтра днем он зайдет к нему, и они, по возможности, познакомятся с незнакомкой.

На следующий день их ждало полное разочарование — незнакомка уехала, оставив лишь воспоминание. Был расстроен и Виталик, который не удержался от комментария:

— Какая она красивая! Я видел, когда она в сопровождении тети Зои спускались с чемоданом к такси.

Но вся горечь потери забылась через десять минут игры во дворе — футбол сменился баскетболом, одна команда трансформировалась в другую, все стало обыденным. Только незнакомка исчезла, чтобы через десятилетия изредка напоминать о себе ощущениями.

* * *

В машине Олег Борисович и Сергей Георгиевич говорили обо всем, кроме политики и погоды. Иногда шутили. Неожиданно Олег Борисович задал вопрос:

— Сергей Георгиевич, у меня создалось впечатление от Вашей последней книги, что Вы что-то не договариваете. Что это, страх? Или что-то другое?

— Что-то другое. Возможно, это ответственность. В тех случаях, когда я излагаю свои мысли, впечатления или ощущения, то я могу делать выводы, давать советы, — медленно, словно оценивая вес каждого слова, говорил Сергей Георгиевич. — Но делать глобальные заключения — это ответственность. Всегда найдутся продолжатели идеи или теории, особенно если они основываются на справедливости или равенстве, даже если принципы справедливости и равенства не обоснованы. Поэтому я сознательно избегаю призывов, окончательных социальных заключений, рекомендаций в политике. Не хочу, чтобы из-за меня по каким бы ни было причинам пострадали наивные или доверчивые люди.

Поэтому на Ваш вопрос я отвечаю однозначно, что мною двигает не страх, а ответственность — я не могу читателям указывать путь, они должны сами выбрать его.

Олег Борисович ничего не сказал, но внешне был доволен ответом. Дальше вопросов он не задавал и стал рассказывать о студенческих годах, о Кате, которая скрасила серые будни студенчества, и ее роли в становлении Олега Борисовича.

Сергей Георгиевич не прерывал его и не задавал вопросов, но в отдельные моменты добавлял воспоминания из своей личной жизни. Так в разговорах и незаметно доехали до деревни. Во многих домах не горел свет, только в отдельных окнах слабо мерцали отражения работающих телевизоров.

— Уже поздно, а в деревне ложатся рано, — сказал Сергей Георгиевич, заметив взгляд Олега Борисовича.

— А где работает население? Деревня большая, но вряд ли есть производство. В Москву ездят?

— Кто где, многие работают в Истре, а в Москву, ездят такие, как я, — те, кто в деревню приезжает на субботу-воскресенье.

Водитель, а он приезжал забирать Машу, не спрашивая, уверенно остановил автомобиль около ворот дома Сергея Георгиевича.

— Зайдете? — предложил Сергей Георгиевич.

— Нет, — решительно отказался Олег Борисович. — Поздно, мы и так засиделись. Вас ждут, и меня ждут.

Во дворе, как только остановилась машина, включилось наружное освещение. Фонари со снежными шапками, словно гвардейцы в белых папахах, охраняли покой. Снег белым ровным полотном накрыл весь участок, только вдоль дорожки были видны высокие сугробы.

Мужчины вышли из машины. В окне второго этажа мелькнула женская фигура.

— Рад был встрече, я поеду, а то Татьяна Александровна сейчас выйдет, и мне будет неудобно отказаться от посещения вашего дома. Поздно. Спасибо за все. Особенно за Машу, — Олег Борисович говорил искренне и тепло.

— Передайте Маше, что мне очень понравились ее работы. Пусть перешлет файл снимка самолета на фоне летящих семян липы.

— Я думаю, что она с удовольствием пришлет вам сам снимок.

— Тогда с дарственной подписью.

На этом они расстались. Машина быстро набрала скорость и скрылась за поворотом. Татьяна Александровна открыла калитку и, не обнаружив машину, удивилась:

— А где Олег Борисович?

— Поздно, уехал, чтобы нас не тревожить.

* * *

Татьяна Александровна закрыла калитку, Сергей Георгиевич обнял ее и спросил:

— Марк спит?

Татьяна Александровна удивленно посмотрела на мужа.

— С каких пор Марк, а не Марик?

Сергей Георгиевич улыбнулся, сильнее прижал жену.

Снег хрустел при каждом шаге, напоминая, что тишина существует только в отсутствии движения.

— Еще один год в его и нашей жизни. Помнишь, как мы ждали, когда ему исполниться месяц, полгода, год, когда научится ходить. Наташа спит? — неожиданно спросил Сергей Георгиевич.

— Она не спит, ждала твоего приезда.

— Тогда свистать всех за стол. Отметим окончание еще одного дня, который приблизил нас к Новому году.

Снег продолжал хрустеть, подтверждая общее правило — все под луной постоянно, даже случайные погодные изменения. Может быть, в семейной жизни и следует придерживаться этого правила и не вступать в противоречие с природой?