День пятый, утро

Будильник телефона прозвенел в четыре утра. Татьяна Александровна отключила будильник и какое-то время лежала без движения. Потом стремительно встала и стала тихо собираться, чтобы не разбудить Сергея Георгиевича.

— Я не сплю, — предупредил он.

— Ты не вставай, я выйду через гараж, а входную дверь не буду открывать.

— Все равно я проснулся, проведу тебя. Кушать будешь?

— Нет, рано. Думаю, что в шесть я уже вернусь — за час доеду до Гали, столько же обратно. Вернусь, тогда и позавтракаем.

Пока Татьяна Александровна собиралась, Сергей Георгиевич завел машину в гараже и пошел открывать въездные ворота. В одном месте намело снега, ему пришлось вернуться за лопатой. По дороге Сергей Георгиевич остановился и посмотрел на дом. Уличный фонарь и луна хорошо освещали дорожку, на которой выделялись небольшие свежие следы, очевидно, кошки соседа и четкие отпечатки его валенок. Дом был похож на гриб — покатые разнонаправленные части крыши, покрытые толстым слоем снега, словно шляпа гриба свисали над стенами, а кирпичные стены напоминали плотную ножку. Было тихо, и дом внушал силу, создавал ощущение надежности и уверенности.

Сергей Георгиевич расчищал проезд, когда Татьяна Александровна выехала из гаража и, остановившись рядом с ним, предложила:

— Может быть, ты ляжешь, немного поспишь? Надеюсь, что машин будет мало и быстро обернусь.

— Ты не очень торопись. Главное, проехать без приключений, перед Новым годом они нам не нужны.

— Я аккуратно, не волнуйся.

Закрыв ворота, Сергей Георгиевич вернулся в дом, где его приятно окутало тепло. Он медленно поднялся на второй этаж, вошел в кабинет, надеясь, что поработает, но не сел в кресло. Постоял несколько минут у двери балкона, посмотрел на белое покрывало вновь выпавшего снега, оно отдавало слегка голубым оттенком от луны, безмолвно висевшей прямо над балконом. Отдельные крупицы снега моментами сверкали голубым светом, словно разбросанные кем-то драгоценные камни. Темные окна нескольких одно— и двухэтажных домов, что были видны из кабинета, не располагали к бодрствованию. В свете луны казалось, что дома занесло снегом, отрезав их от привычного шума. В глубокой тишине стоял темный лес за этими домами. Редкие уличные фонари создавали впечатление глубокого спокойствия и умиротворения. Все вокруг словно спрашивало: почему не спим?

* * *

Не спалось, и делать что-то не хотелось. Сергей Георгиевич стоял у окна московской квартиры и смотрел на Кремль, подсвечиваемые золотые купола, рубиновые звезды кремлевских башен. Крупными снежинками шел снег. Небольшой ветер порывами сносил их, нарушая гармонию падения снежинок своей непредсказуемостью. Что-то фантастическое было во всей это красе. Время остановилось или исчезло, потеряв физическую суть? А может быть, оно запуталось или заплутало среди потока снежинок? Лишь легкий озноб стал возвращать Сергея Георгиевича к действительности.

Неожиданно часы пробили восемь часов. Ничего себе, подумал Сергей Георгиевич, так можно и на работу опоздать. В привычном темпе побрился, позавтракал, уложил нужные документы в портфель. Небольшая заминка вышла с галстуком. Один не подошел по рисунку, другой показался блеклым, третий — ярким. Это настроение, определил Сергей Георгиевич, поэтому взял следующий, не раздумывая и не утомляя себя размышлениями. Быстро оделся, застегнул дубленку и плотно обмотал теплый шарф вокруг шеи, глубоко надвинул на лоб меховую шапку. На улице было ниже двадцати градусов мороза, но в таком виде можно было спокойно идти по улице.

Сергей Георгиевич закрывал входную дверь, когда краем глаза заметил человека на лестничной площадке между этажами. Он сидел на газете, прислонившись к стене. Возможно, он дремал, но при первых же звуках закрывающейся двери мужчина быстро встал, схватил два своих больших пакета. У одного пакета от резкого движения оторвалась ручка. Мужчина посмотрел на Сергея Георгиевича и тихо, словно извинялся, сказал:

— Я сейчас уйду, сейчас же, только что-нибудь придумаю с пакетом.

Сергей Георгиевич видел его глаза — глаза, в которых поселилась боль, обида на несправедливость. В них не было надежды. Голос выдавал лишь волнение и напряжение. Суетливые движения, желание быстрее уйти, чтобы не привлекать внимание к своей персоне. А пакет, который был без ручки, каждый раз сваливался, и из него выпадали какие-то личные вещи. И эта ситуация раздражала мужчину — он не мог собраться и уйти.

Сергей Георгиевич прекратил возиться с замком. Мужчина не был бомжом — те себя так не ведут, в их обреченной жизни нет суеты. Очевидно, обстоятельства погнали мужчину на улицу. Он явно стеснялся своего положения — собирая свои вещи, он ни разу не поднял глаза.

— Не торопитесь, — предложил Сергей Георгиевич. — Я принесу Вам сумку.

Когда Сергей Георгиевич вернулся с большой матерчатой сумкой, мужчина аккуратно сложил свои вещи на подоконник окна на лестничной площадке. Газета, на которой он сидел, была убрана и аккуратно лежала на вещах. Это укрепило предположение, что мужчина случайно оказался на улице. Спустившись на половину пролета, Сергей Георгиевич передал сумку. На лице мужчины мелькнула улыбка, но только мелькнула. Холод, который в него вселился, сковал мышцы лица и придавал лицу выражение тоски и боли.

— Пойдемте, я угощу чаем или кофе, — предложил Сергей Георгиевич.

— Нет-нет, я сейчас уйду, — забеспокоился мужчина.

Люди, выкинутые по воле рока на улицу, осторожно относятся к предложениям войти в дом. Много подлости и несправедливости они видят, и осторожность для них — это возможность оградить себя от неприятностей.

— Хорошо, — согласился Сергей Георгиевич, — укладывайте вещи, а я принесу что-нибудь. Чай или кофе?

Мужчина на мгновение задумался, потом попросил:

— Если можно, кофе. Давно не пил.

Выложив из холодильника в пакет нарезанные сыр и колбасу, положив хлеб, Сергей Георгиевич приготовил растворимый кофе с молоком, не пожалев сахара и кофе. Выходя из квартиры, он вспомнил, что портфель оставил на площадке, но почему-то волнения не было. Там же его и обнаружил. Мужчина делал вид, что продолжает укладывать вещи, хотя все они уже лежали в сумке. Он ждал и этого стеснялся.

С каждым глотком горячего кофе кожа лица незнакомца приобретала естественный цвет, фиолетовый оттенок медленно исчезал. Лишь пальцы продолжали сильно сжимать стакан, словно боялись упустить частичку тепла.

— Кушайте, не стесняйтесь. Может быть, хотите сходить в туалет?

— Нет, что Вы, я и так доставил неудобства и беспокойство. Сейчас пойду на вокзал. Ночью меня и других, у кого не было билета, милиция вывела на улицу.

Мужчина не употребил слово «выгнала», этим словом он мог усилить жалость к себе, но этим же словом он унижал свое достоинство. И Сергей Георгиевич обратил внимание на это. Мужчина не заискивал, медленно ел, запивая маленькими глотками, стараясь показать, что не голоден, но это ему удавалось с большим трудом.

Сергей Георгиевич подошел к окну и посмотрел во двор. Снег плотно накрыл машины. Дворники широкими металлическими лопатами, создававшими специфический звук от трения об асфальт, дружно очищали двор от снега. Сергей Георгиевич не смотрел на мужчину, чтобы не стеснять его в его скромной трапезе, и поинтересовался:

— Куда держим путь?

— К сестре.

И без паузы мужчина стал рассказывать о себе. Очевидно, в нем назрела необходимость кому-то высказаться. Он начал говорить робко, изредка поглядывая на Сергея Георгиевича. Во взгляде чувствовалась тревога — вдруг его визави повернется и уйдет. Или еще хуже — оборвет его рассказ. Мужчина говорил спокойно, без эмоций, словно он рассказывал о другом человеке, история которого ему знакома.

Маленькая деревня, о которой не знали ни пьющий президент Ельцин, ни его разрушительная команда, деревня, которая жила маленькими сельскими заботами, в полной мере почувствовала силу, уничтожавшую экономику России. Безработица, потеря ориентиров, апатия и алкоголизм, деградация власти и разгул бандитизма — все это на себе почувствовали жители деревни, удаленной грунтовой дорогой от районного центра на десяток километров.

Рассказ оказался предельно прост. Коля, так звали мужчину, тридцатилетний холостяк, организовал небольшое производство изделий из дерева. Небольшой доход в глазах большинства безработных сельчан казался огромным и вызывал открытую зависть. Разговоры о доходах Коли дошли и до бандитов, которые стали требовать своей доли. Отказ их разозлил, агрессивность переросла в рукоприкладство. Обращение в милицию ничего не дало.

— Участковый честно признался, что он ничего не может сделать. В районном управлении развал — профессионалы уходят частные охранные предприятия. А он, участковый, один, а бандитов — с десяток, еще полсотни качков с округи могут подтянуться, и они ничего не боятся.

Коля прекратил рассказ, сделал глоток кофе. Сергей Георгиевич понимал, что он подходит к самому главному моменту, который резко перевернул его жизнь.

— Я понимал, что стоит мне согласиться, как они начнут непрерывно увеличивать свои требования, пока не отнимут дело. Поэтому я сопротивлялся. А они ночью подожгли бывший коровник, в котором находилось мое скромное предприятие. Я побежал, надеясь спасти что-нибудь из оборудования. Уже у коровника я увидел, как вспыхнул дом, — Коля сделал небольшую паузу, прежде чем закончил свой рассказ. — Так я остался на улице без всего, только в одежде и хорошо еще с паспортом в кармане. И все.

— Сельчане помогли? — поинтересовался Сергей Георгиевич.

— Некоторые выразили сожаление, большинству было безразлично, впрочем, и к себе они относятся так же. Но были те, кто радовались моему несчастью, — тоскливо сообщил Костя. — Вот я и ушел в чем был. Буду двигаться к сестре, надо как-то перезимовать. А там что-нибудь придумаю.

Последняя фраза обрадовала Сергея Георгиевича — приятно было видеть несломленного человека, оказавшегося в тяжелом положении, но надеявшегося на будущее.

Коля допил кофе, а в пакете еще оставалось несколько кусков сыра и хлеба. Он в нерешительности осторожно поставил стакан на подоконник, а потом попросил:

— Можно еще теплой воды?

Сергей Георгиевич готов был с удовольствием исполнить его просьбу.

— Еще кофе?

Коля кивнул и протянул стакан. Через пару минут Сергей Георгиевич вернулся и передал стакан обжигающего кофе.

— Мне надо бежать на работу.

— Спасибо. Как быть со стаканом? Оставить на подоконнике?

— Возьмите себе, пригодится в дороге.

Сергей Георгиевич закрыл входную дверь, взял портфель и попрощался:

— Удачи.

Сделав несколько шагов, Сергей Георгиевич вернулся и спустился к Коле.

— Вот деньги, возьмите на дорогу.

Коля попытался отказаться:

— Я как-нибудь доберусь. На перекладных, от одной станции до другой, где-то на электричке, где-то поездом, если удастся уговорить проводницу.

— Возьмите и не рискуйте. Не стоит рисковать.

— А как вернуть, переслать?

— Не стоит об этом думать. Отдайте деньги тому, кто в них будет нуждаться. Эта сумма мне не в тягость.

— Спасибо, — голос Коли дрогнул.

По дороге к метро Сергей Георгиевич думал о разрушенной экономике и миллионах людей выбитых из житейской колеи, налаженного быта. Страна брошена на откуп политикам, олигархам, чиновникам и бандитам. Лихие 90-е, годы команды президента Ельцина. Гремучий коктейль из людей грабящих, продающих Россию. И никто из политиков, затеявших гигантскую трансформацию страны, не извинился, они все прекрасно устроились. А что до народа, он нужен им только для голосования… Электорат.

Реальность ситуации отодвинула размышления, уступив место давке на входе метро.

* * *

Сергей Георгиевич вроде не спал, как ему казалось, лишь иногда дремота подкрадывалась на мгновенье. Неожиданно он четко услышал, как хлопнула дверь, ведущая из гаража в прихожую на первом этаже. Неужели, подумал он, прошло два часа. Сергей Георгиевич быстро встал и спустился на первый этаж, где Татьяна Александровна и Галина Алексеевна заносили сумки.

— Смотри, — пожаловалась Татьяна Александровна, показывая большую сумку, — сколько Галина Алексеевна привезла еды.

— Пока все не съедим, она не уедет, — шутливо предложил Сергей Георгиевич. — Я пойду одеваться и спущусь завтракать. Без меня не начинайте.

Татьяна Александровна перенесла сумку к холодильнику и стала перекладывать продукты в него. Галина Алексеевна попыталась помочь ей, но Татьяна Александровна предложила:

— Галя, пока я буду распихивать продукты в холодильник, бери свои вещи и иди в гостевую, ты все знаешь.

— Не в первый раз, — с оттенком гордости и радости ответила Галина Алексеевна.

За столом царила деловая обстановка — Татьяна Александровна обсуждала возможное меню новогоднего стола с Галиной Алексеевной, а Сергей Георгиевич иногда позволял себе комментировать предлагаемые блюда, в его голосе звучала легкая ирония.

— Что-то рано вы стали обсуждать меню, — заметил Сергей Георгиевич.

— Самый раз, моргнуть не успеем, как начнут бить куранты, — четко сформулировала свою позицию Татьяна Александровна. — Сейчас составим список, потом пройдемся по компонентам, решим, что надо будет докупить. Попозже спустится Наташа, она тоже посмотрит, может быть, что-нибудь добавит от себя, и приступим к готовке.

Быстро позавтракав, Сергей Георгиевич решил спросить:

— Надеюсь, что этот ранний завтрак не отменяет обычный?

— Я могу предложить кабачки и куриный рулет.

— Галина Алексеевна, это заманчиво, я не откажусь.

— Тогда освободи кухню и перебирайся в кабинет, — предложила Татьяна Александровна.

— Вот оно, истинное лицо демократии, Галина Алексеевна, — весело сказал Сергей Георгиевич.

— На кухне никогда не было демократии, — возразила Татьяна Александровна. — Только воля, решимость и уверенность одного человека.

— Правильно, воля человека с ножом.

— Ты еще скажи: человека с ружьем.

— О фильме не говорим и Ленина не трогаем. Пусть спокойно лежит в Мавзолее. И без нас есть желающие его оттуда вынести.

Галина Алексеевна неожиданно вступила в разговор:

— Вот еще, с утра покойника вспомнили. Когда Наташа с Мариком проснутся и спустятся, тогда все и позавтракаем.

— Замечательное предложение, с мыслью о будущем я удаляюсь в кабинет, — заключил Сергей Георгиевич.

* * *

— С мыслями о будущем я удаляюсь, — с горькой иронией признался Сергей Георгиевич, понимая, что надежда на работу провалилась.

— Сергей, так что сказал шеф? — желая знать итог разговора, продолжал проявлять интерес доцент кафедры Валерий Григорьевич. — Чем закончился разговор?

— Сказал, что сейчас трудно, количество лекций и почасовая нагрузка сократились. Принять не может.

— А ты объяснил, что ты собираешься организовать производство приборов и тебе формально нужно стать сотрудником?

— Ладно, Валера, нет так нет. Будем искать другую базу.

— Хочешь, я с ним еще раз поговорю, объясню детали. Тебе нужна только одна небольшая комната, где налаживать приборы и их хранить до сдачи их заказчикам. Ведь приборы будут поставлять из Тбилиси, из НПО «Аналитприбор»? Я правильно понимаю?

— Правильно. Все правильно, только и он правильно понимает и поэтому не хочет, чтобы я работал.

— Ты ему о факультативе говорил?

— Да все говорил и объяснял. Сказал, что зарплата мне не нужна, я ее сам заработаю. На цифрах показал выгоду для кафедры, что и сотрудники будут привлекаться к работе, могут ездить и сдавать приборы заказчикам. Это реальные и живые деньги.

— Кто откажется от живых денег, особенно сейчас, когда такая инфляция и рост цен, а зарплата застыла, — удивлялся Валерий Григорьевич.

— В том-то и дело. А причину и ты сам понимаешь. Ему не нужен конкурент.

Валерий Григорьевич надеялся на приход на кафедру Сергея Георгиевича, связывал с ним создание на кафедре профильного аналитического центра. Он видел дальнейшее развитие центра с последующим привлечением студентов и об этом говорил с Владимиром Владимировичем, заведующим кафедрой. Уже тогда Валерий Григорьевич почувствовал определенный холодок в оценке перспективы создания центра, которую давал Владимир Владимирович, что было достаточно странно, так как много лет знал Сергея Георгиевича, который был аспирантом кафедры и защитил диссертацию в их институте. Потом были различные командировки и встречи в Москве и Тбилиси.

— Ладно, не держи обиды, — предложил Валерий Григорьевич, — надеюсь, еще встретимся.

— Куда денемся, шарик маленький, все равно сведет, — ответил Сергей Георгиевич.

Это был конец осени 1992 года. На улице дул пронизывающий ветер, серые тучи висели над крышами домов. Сергей Георгиевич медленно шел в сторону метро «Бауманская». Периодически его обгоняли студенты родного института, коим он считал институт химического машиностроения. Он не завидовал студентам с их веселыми разговорами и беспечностью, сиюминутными проблемами. Он механически отмечал движение людей, а в душе была звенящая пустота, на фоне которой тревога за будущее кристаллизовалась в огромный айсберг.

От этого или действительно на улице было холодно, но Сергей Георгиевич остановился и поднял воротник плаща. Не хотелось идти домой, расстраивать своих близких сообщением, что работы нет, надежда и уверенность рухнули. Надо все начинать с нуля — искать, убеждать, но труднее всего было с деньгами — отсутствовал начальный капитал для организации дела: нужны помещение, связь, инструменты, контрольно-измерительные приборы, вспомогательное оборудование и многое другое. Все собственные деньги были вложены в разработки, детали и компоненты приборов, организацию производства в Тбилиси. Договоренность с Владимиром Владимировичем могла значительно упростить ситуацию на первом этапе, почти все необходимое было в лабораториях кафедры.

На выходе из станции метро «Кантемировская» функционировал небольшой стихийный рынок, где продавалось все: от домашних солений пенсионерок до промышленных товаров, которые реализовали непосредственно предприятия. Здесь же отдельной группой стояли спортивного вида молодые ребята в черных кожаных куртках, весь вид которых говорил только об одном — здесь они решают все.

Поругание великой страны — так оценивал ситуацию Сергей Георгиевич, проходя мимо этого рынка. Интеллектуальная Россия уверенно и целенаправленно скатывалась в пропасть: закрытые предприятия, выживающие научные и учебные институты. Кому-то это было выгодно, кто-то получал огромные состояния, а научный потенциал стремительно сокращался из-за массового оттока кадров. Может быть, и мне уехать, подумал Сергей Георгиевич. Он, специалист по волоконно-оптическим приборам, разработчик аналитических приборов, мог иметь неплохую перспективу устроиться на Западе.

От такой шальной мысли он резко остановился, неожиданно улыбнулся, понимая всю утопию данной мысли, и уверенно пошел домой. Один раз он уже переехал, повторять не хотелось. Для него, человека, ощущающего свои корни, говорящего и думающего на русском, отъезд не представлялся реальным. Будем искать, все равно найдем выход, подумал он.

Он сидел за маленьким столом на кухне, жена заваривала чай. После прихода Сергея Георгиевича они обменялись несколькими незначительными фразами, но осторожно обходили главный вопрос. В какой-то момент Татьяна Александровна не выдержала и задала его:

— Почему он не согласился?

Сергей Георгиевич ответил не сразу, он сам до конца не мог понять логику Владимира Владимировича.

— Могу лишь предположить, что он испугался.

— Почему?

— Представь, наладилось дело. Накладные, договоры, командировочные, поступления денег — все это пойдет через ректорат, бухгалтерию. В наше тяжелое время человек, который приносит реальные деньги, становится главным, с ним дружат, включая руководство. А руководство может сравнить и сделать свой выбор, назначив такого человека заведующим кафедрой, деканом и выше. Этот путь легко просчитывается. Возникает естественный вопрос: а Владимиру Владимировичу это нужно?

— Думаешь, испугался конкуренции?

— Да, — уверенно ответил Сергей Георгиевич, которому в тот день не хотелось думать о будущем.

* * *

В преддверии Нового года, в ожидании праздника, Сергею Георгиевичу не хотелось думать. Он сел в кресло и критически осмотрел свой письменный стол и неожиданно ощутил желание навести порядок. Он прекрасно понимал, что такое уже было не один раз, и реализация этого желания всегда сводилась к небольшой перестановке бумаг и папок. То ли предновогоднее настроение, то ли желание показать супруге, что он следит, когда это надо, за творческим порядком на рабочем месте.

Первые две-три минуты оказались весьма эффективными — большинство черновиков и ксерокопий после быстрого ознакомления оказались в мусорной корзине. У Сергея Георгиевича была привычка — любую бумагу, перед тем как выбросить, он рвал, чтобы быть уверенным, что она ему не потребуется.

Следующие пять минут были не столь эффективны, количество бумаг, отправленных в корзину, явно уменьшилось, а после того, как у него на руках оказалась папка с вырезками из газет, дело практически застопорилось. Газета «Московские новости» от 4 апреля 2011 года вызвала у Сергея Георгиевича удивление. Он не мог понять, ради какого материала она была сохранена. Коррупция в Подмосковье? Это он мог прочитать в Интернете, и статья ничего нового для него не несла, такого материала у него было достаточно. Куда уходят деньги на Северном Кавказе? Он знал и не сомневался куда — в карман чиновников, а оттуда частично на боевиков в виде дани на спокойную жизнь. Что же его заинтересовало, что он решил сохранить этот номер газеты?

Лишь при внимательном прочтении заголовков он догадался, что его так заинтересовало. Это была статья о превращении Москвы в международный финансовый центр, что обещал президент Дмитрий Медведев летом 2008 года. В феврале 2009 года правительство одобрило программу, согласно которой к 2012 году Москва должна была стать международным финансовым центром. На день публикации готовность была оценена в сорок процентов. Что это, некомпетентность? Неумение исполнять? Или безответственность? Безответственность власти за свои слова и действия?

В чем отличие нашей власти от китайской? Наверное, подумал Сергей Георгиевич, в том, что китайцы, поставив цель, могут сотни лет двигаться к ней, но не делать официальных заявлений, не будоражить население. Пример? Современный Китай, который не простил и веками помнил оскорбления и унижения, учиненные англосаксами в период опиумных войн. Они вежливы, не говорят о прошлом, но они помнят. И этого должны бояться США и Великобритания, а не экономического роста Китая.

Сергей Георгиевич поймал себя на мысли, что отвлекся. И вновь стал перебирать вырезки, свои записи, но на первом этаже раздался шум, что-то упало. Наташа стала строго и громко выговаривать:

— Ты можешь спокойно посидеть пять минут?

В ответ раздался смех, визг и невнятное лепетание.

* * *

В ответ Сергей Георгиевич услышал невнятное лепетание. Это было «бр-р-р-ба-а-а», которое несколько дней всех держало в напряжении. Марик, уверенный в себя малыш, которому исполнилось полтора года, что-то требовал, но взрослые родственники его не понимали, что порой приводило его к слезам.

Сергей Георгиевич всякий раз нервничал и выговаривал супруге:

— Другие уже говорят, а он все никак не начнет.

— Не торопись, еще устанешь от его вопросов и болтовни, — успокаивала Татьяна Александровна. — Потом, кто в его возрасте говорит? Девочки? Они всегда раньше мальчиков начинают говорить. Не дергайся и не переживай. К двум — двум с половиной годам точно заговорит.

— Слушай, Таня, может быть, «бр-р-р-ба-а-а» в его лексиконе означает «машина»?

— Нет, — категорично ответила Татьяна Александровна. — Показывали на машину, подводили и к работающей машине, результат один — рукой показывает на дорогу и требует «бр-р-р-ба-а-а».

— Не грузовик?

Татьяна Александровна ничего не ответила, только махнула рукой.

Тайна детского слова раскрылась неожиданно, когда на улице послышался странный звук. В тот момент Марик сидел на диване и перебирал машины, выстраивая их в ряд, некоторые не удовлетворяли его критериям, поэтому отправлялись на пол. Как только послышался этот звук, малыш напрягся и устремил свой взор на окно. Отдаленный звук усиливался, что привело ребенка в возбужденное состояние, и он стал требовать, чтобы его посадили на подоконник. Звук свидетельствовал, что объект, источник данного звука, целеустремленно двигается в сторону дома, поэтому Марик встал и прижался лбом к стеклу.

Сергей Георгиевич, опасаясь, что он может случайно выдавить стекло, крепко обнял Марика и прижал к себе. Весь объем гостиной заполнился его радостным и звонким «бр-р-р-ба-а-а». Чем сильнее был слышен звук, тем громче раздавалось непонятное «бр-р-р-ба-а-а».

— Марик, дорогой, спокойней, сейчас проедет машина, мы ее увидим, — пытался успокоить Сергей Георгиевич.

Неожиданно на дороге появился трактор, урчащий и пыхтящий. Радости Марика не было предела, его таинственное «бр-р-р-ба-а-а», которое он столько дней ждал, наконец-то появилось. Он весело прыгал и махал ручкой, словно исполнял таинственный танец.

Татьяна Александровна и Сергей Георгиевич переглянулись — разгадка оказалось такой простой, стоило лишь прислушаться к этому загадочному «бр-р-р-ба-а-а» и вспомнить, как работает мотор трактора, а не автомобиля. А внук оказался очень внимательным, хотя еще не говорил. Но, как говорила Татьяна Александровна, все вопросы были еще впереди.

* * *

Наташа быстро поднялась на второй этаж и собиралась пройти к себе в спальню, когда из кабинета ее остановил вопрос отца:

— Что за шум?

— Марик влез в шкаф и выронил все содержимое ящика.

— А где вы были с мамой?

— Там же, только он на такой скорости подлетел и открыл дверцу, что мы не успели опомниться, — объяснила Наташа, войдя в кабинет.

— А дополнительные фиксаторы на липучках?

— Он давно уже научился их отсоединять.

Кабинет всегда вызывал у Наташи трепет, он был существенным элементом замкнутого мира отца, который ей хотелось если не разгадать, то хотя бы лучше понять. Сергей Георгиевич любил дочь, но эмоции редко вырывались наружу, хотя Наташа знала, что нельзя было представить ситуацию, в которой он ей не помог и не встал в случае необходимости рядом.

Она села на край дивана и стала разглядывать, словно в первый раз, кабинет — небольшой, с минимальной обстановкой, включающей только все необходимое, подчеркивающее рационализм назначения и аскетизм пользователя. Пожалуй, только потолок кабинета, который из-за особенности проекта дома был многогранным, отдаленно напоминал свод храма. Это был его храм, в котором действовал один закон — Марику позволялось в этом храме делать все.

Сергей Георгиевич отложил бумаги и положил очки на стол. Он был, как всегда, спокоен, Наташа была уверена, что сейчас он заговорит, как всегда, тихо. От этой мысли она улыбнулась, а Сергей Георгиевич удивленно взглянул на нее. Наташа решила слукавить и перевела разговор на благодарную почву:

— Мне кажется, что энергия бежит впереди Марика. Когда он был маленьким, казалось, что подрастет и будет легче. Теперь я вспоминаю те времена и думаю, как просто было в то время: накормили, уложили спать, погуляли, накормили, поиграли, уложили.

Сергей Георгиевич улыбнулся, вспомнив то время, когда носил внука на руках, когда он стал ползать и быстро научился на четвереньках стремительно подниматься по лестнице, чем доводил всех до состояния шока. Поэтому в доме было много фиксаторов, ограждений и других элементов безопасности — все было под контролем Наташи. Ничего этого не было в молодости Сергея Георгиевича, когда росла Наташа. Впрочем, в его молодости очень многое отсутствовало, что современной молодежи кажется невозможным.

— Вы собираетесь завтракать? — строго спросила Татьяна Александровна. — Сколько можно вас ждать?

Сергей Георгиевич удивленно посмотрел на дочь, Наташа тихо сказала:

— Лучше не спорить, скажет, что предупреждала.

— Не будем конфликтовать перед большими новогодними приготовлениями. У хозяйки должно быть хорошее настроение, чтобы блюда были вкусными.

— И в большом ассортименте, — продолжила Наташа.

Они спускались по лестнице, когда Сергей Георгиевич поинтересовался:

— Когда приедет Антон?

— Он уже в дороге. Звонил.

* * *

— Звонил? — спросил Олег Борисович у дежурного сотрудника.

— Звонила секретарь, Вероника Николаевна, подтвердила, что Владимир Михайлович ждет Вас в два часа.

Ровно в два часа Олег Борисович сидел в приемной Владимира Михайловича и пил кофе, который любезно приготовила Вероника Николаевна. В разговорах с очень близкими людьми Владимир Михайлович называл ее «моя железная Ника», подчеркивая ее надежность и преданность. Что касается исполнительности, то Владимир Михайлович не мог представить лучшего секретаря.

— Кто у него? — поинтересовался Олег Борисович.

«Железная Ника» строго посмотрела на него, словно спрашивала, с каких пор она раскрывает секреты. Потом, оценив временные и боевые связи Олега Борисовича и Владимира Михайловича, тихо ответила:

— Директора разных центров и научных институтов, связанных с политикой.

— Скажем просто и коротко — политические директора, — подытожил Олег Борисович. — По этому поводу, пожалуй, я возьму еще печенья. Очень вкусное. Удачное сочетание песочного теста и фруктовой начинки.

Было заметно, что комплимент произвел впечатление, но внешне Вероника Николаевна не проявила никаких эмоций. Через несколько минут в кабинете Владимира Михайловича послышалось движение — переставляли и сдвигали стулья, а потом резко открылась дверь, и люди стали выходить из кабинета, продолжая обмениваться впечатлениями и комментариями. Как всегда, подумал Олег Борисович, не хватило нескольких минут, чтобы расставить все точки. Участники совещания продолжали степенно выходить из кабинета, и Олег Борисович узнавал многих людей, известных специалистов по Ближнему Востоку, Северной Африке и арабскому миру.

Первой в кабинет вошла Вероника Николаевна. Было слышно, как она по привычке поправляет стулья, расставляя их строго в ряд или линию. Владимир Михайлович вышел из кабинета и поздоровался с Олегом Борисовичем.

— Долго ждешь?

— Нет, даже не обратил внимания на время — тут меня угощали очень вкусным печеньем.

Пройдя в кабинет, Владимир Михайлович и Олег Борисович проследовали в небольшую комнату отдыха, которая примыкала к кабинету с противоположной от приемной стороны. Вся обстановка кабинета, включая диван и кресла, обитые добротной темно-коричневой кожей, создавала атмосферу академичности, в которой каждое слово приобретало особенный вес.

— Я дал им твои основные тезисы по развитию ситуации, — сообщил Владимир Михайлович. — В целом они поддержали. Были практические замечания и предложения. Хотя не обошлось без пустозвонства, у некоторых желание сказать нечто необычное стоит впереди их сознания. Поэтому я не хотел, чтобы ты присутствовал на этом совещании.

Олег Борисович одобрительно кивнул, он не любил участвовать в таких совещаниях, не видя в них большого смысла, предпочитая короткие встречи-совещания ограниченного круга людей. Владимир Михайлович знал это, поэтому редко привлекал друга на такие мероприятия.

Владимир Михайлович подошел к книжному шкафу, набитому специальной литературой, докладами и обзорами. Центральная полка существенно отличалась от всех остальных — там были аккуратно расставлены книги с дарственными надписями авторов и небольшое количество любимых книг со стихотворениями. Редко, когда удавалось выкроить время или ситуация требовала отвлечения, Владимир Михайлович погружался в кресло и зачитывался стихами. На нижней полке, полностью скрытой дверцами шкафа, стояли бутылки коньяка и красного вина, бокал того или другого скрашивал момент чтения стихов. Для остальных случаев бутылки различных напитков стояли на специальном столике. Олег Борисович давно заметил, что Владимир Михайлович пил белое вино редко и только в жару.

— Выпьешь? — спросил Владимир Михайлович, доставая бутылку из шкафа.

— Можно рюмочку коньяка, — согласился Олег Борисович и неожиданно спросил: — Тревожно?

— Есть ощущение отложенной тревоги, когда знаешь, что беды еще нет, но она уже где-то рядом.

— Отложенная тревога — это ты четко отметил. Видишь небольшую трещину, но понимаешь, что она когда-нибудь начнет превращаться в пропасть, — поддержал Олег Борисович.

— И это «когда-нибудь» составляет всего три-четыре года. Сегодня вечером у меня будет стенограмма совещания, я ее пришлю. Обрати внимание на места, которые я отмечу. Учти их и внеси в план. Давай, — предложил Владимир Михайлович, — еще раз пройдемся по основным пунктам плана.

Олег Борисович кивнул головой и достал из тонкой папки несколько листов бумаги. Положил их перед собой на низкий стеклянный столик. Быстро просмотрев первую страницу, он начал:

— Тезис первый и основной. США будут раскачивать ситуацию от Северной Африки до Пакистана, вне зависимости от приближенности и верности стран к США. Это требует ситуация — США теряют позиции единственного мирового гегемона, а беспрецедентные долги могут обрушить мировую финансовую систему, основанную на долларе, погубив их самих. Поэтому нужен хаос в арабском мире, который должен распространиться на Среднюю и Центральную Азию и желательно на Россию и сопредельные государства. В этом случае создастся иллюзия, что США — тихая финансовая гавань, куда следует перевести деньги.

Дальше тезиса собеседники не стали расширять эту тему, понимая, что большинство проблем США решаются значительной войной, в которой Штаты не будут непосредственно участвовать, и она должна происходить на чужой территории. Будучи прагматиками, они не стали обсуждать такую возможность, но соответствующая аналитическая записка была отправлена месяц назад.

Олег Борисович монотонно продолжал перечислять тезисы, на основе которых давались рекомендации для принятия решений высокопоставленными сотрудниками правительства и ряда министерств и спецслужб.

— Ну, с Ливией все ясно, ничего хорошего там не будет, — заметил Владимир Михайлович. — Там наступило время длительной нестабильности.

— Согласен. Хотя генсек НАТО Андерс Фог Расмуссен считает иначе. В Триполи он заявил: «Это здорово — быть в Ливии, свободной Ливии. Мы действовали, чтобы защитить вас. Вместе мы победили. Ливия окончательно свободна от Бенгази до Бреги и от Мисураты до Западных гор и Триполи».

— Свободна от чего? — ехидно спросил Владимир Михайлович, весьма скептически оценивавший руководящие способности генсека НАТО. — От порядка? Исламисты-боевики различных мастей с автоматами — вот кто будет определять порядок, а США и Европа думают, что поддержанный ими Переходный национальный совет будет рулить. В ночь на 1 ноября Ливия шагнула в пропасть, а НАТО умывает руки.

— Каддафи свергли, на этом этапе особые различия участников процесса не очень проявлялись. Теперь наступил этап раздачи призов за участие. Вот здесь и начнутся смертельные разборки, а идейных противников Каддафи, которые первыми выступили с требованиями, уже так задвинули, что их не видно и не слышно. На первом плане опытные политики-коррупционеры и боевики с оружием в руках. Теперь начинается этап борьбы за нефть. А разговаривать о демократии будут люди, которые не имеют отношения ни к Ливии, ни к самой демократии.

— Не хотелось быть пророком, но Ливия либо развалится на три государства, либо превратится псевдогосударство с видимой центральной властью, но реальной властью регионов с периодическим погружением в межплеменные разборки с кровью и нефтью на руках, — заключил Владимир Михайлович. — Здесь все ясно, хотя американцы и европейцы надеются взять добычу углеводородов в свои руки.

— Хочется не значит сбудется. Переходим к Сирии и Египту. Это узловые пункты американской стратегии. Начну с Сирии. Она как кость в горле у США, президент Обама не уймется, пока не свергнет Башара Асада, — высказался Олег Борисович.

— Пока ты ехал ко мне, в Дамаске совершен двойной теракт, — сообщил Владимир Михайлович.

— Это значит, что противостояние между силами президента Асада и оппозицией хотят перевести в гражданскую войну, — сделал вывод Олег Борисович. — Какая есть еще информация?

— Скудная. Бомбы были заложены в два автомобиля, взрывы осуществлены смертниками из «Аль-Каиды». По данным Al Jazeera, погибли тридцать человек, и около ста ранены, а Al Arabia передает, что убиты не менее сорока человек.

— Где произошел теракт? — спросил Олег Борисович, который несколько раз был в Дамаске и других городах Сирии.

— В районе Кфар Суза, напротив зданий органов госбезопасности.

— Туда легко не пройдешь, не всякая машина проедет.

— В том-то и дело. Есть еще один странный факт — на взорванных автомобилях были прикреплены портреты Усамы бен Ладена, — сообщил Владимир Михайлович.

— Это вообще из области фантастики. Так демонстративно повесить портрет лидера «Аль-Каиды», похоже на провокацию, — предположил Олег Борисович.

— В том-то и дело. Накануне в Сирию прибыли представители Лиги арабских государств, которые должны помочь в разрешении конфликта между президентом Асадом и оппозицией.

— Вот в этом и ключ к разгадке, выяснению истинного заказчика. Нелепость использования портрета Усамы бен Ладена… — покачал головой Олег Борисович.

— Да, такого я не припомню, очень театрально выглядит, — согласился Владимир Михайлович. — Извини, Олег, не удержался от комментария.

— Портрет и место теракта наводят на мысль, что организаторы взрыва хотят обвинить Асада в том, что это его силовики осуществили взрыв, чтобы отвадить международных наблюдателей и убедить международное сообщество, что Сирия подвергается атакам «Аль-Каиды».

— Такую версию сразу же предложил представитель Сирийского оппозиционного национального совета, версию тут же распространило британское издание The Guardian, — согласился Владимир Михайлович.

— Асаду не резон обострять ситуацию и противостояние переводить в гражданскую войну, — уверено сказал Олег Борисович. — Кому выгодно? США и Западу. Думаю, что это дело рук американской или британской спецслужбы. У них всегда были хорошие контакты с «Аль-Каидой», а помогал в реализации теракта какой-то сирийский генерал.

— Что ж, в таком случае надо ожидать, что очень скоро сирийский генерал перебежит в стан оппозиции, — заключил Владимир Михайлович.

Стемнело, а обсуждение ситуации продолжалось. Площадь Тахрир в Каире накапливала силу общественного взрыва в Египте, конфликт в Йемене между президентом Салехом и племенными отрядами шейха Садыка аль-Ахмара упорно развивается в сторону гражданской войны. Турция активно участвует в подготовке противников президента Асада, не замечая среди них откровенных исламских фундаменталистов и боевиков. Ирак, уставший от взрывов, никак не насладится мирной жизнью. Иран, пытающийся преодолеть санкции, не упускает возможность усилить свое региональное значение. И далее, далее.

Бесконечная колода карт-государств, за которыми стоят интересы США. Как ни перетасовывай колоду, все выпадают красные карты крови или черные карты нефти.

Заглянула «железная Ника», сообщила, что принесли стенограмму совещания, и передала ее Владимиру Михайловичу. Он устало встал, отдал стенограмму Олегу Борисовичу и предложил:

— На сегодня политику оставим в покое.

* * *

— Марик, оставь дедушку в покое, — строго попросили Татьяна Александровна.

Просьба не возымела действия, и мальчик упрямо продолжал попытки из-под руки Сергея Георгиевича влезть ему на колени. Дедушка улыбался, но не помогал внуку — держал руку таким образом, чтобы затруднить Марику достижение поставленной цели. Тот пыхтел, но упрямо пробивался на колено дедушки.

— Марик, тебе сказали, оставь дедушку в покое, — решительно потребовала подчинения Наташа. — Он позавтракает и будет с тобой играть.

Марик сделал вид, что ничего не слышит, стал активнее карабкаться. Сергею Георгиевичу стоило чуть приподнять руку, и внук легко бы добился желаемого. По сути это была игра, в которой участвовали двое, но неожиданно присоединился и третий участник — Рада, маленький йорик. С первого дня пребывания в семье она определила, что Сергей Георгиевич главный в стае, которая называется семья, поэтому ревновала ко всем, кто пытался своими действиями показать свое расположение к нему. Неудивительно, что Рада с лаем устремилась к другой ноге Сергея Георгиевича. Встав на короткие задние лапы, собачка стала скрести передними лапами о ногу хозяина, требуя, чтобы тот немедленно взял ее на руки. Кухня огласилась звонким и настойчивым лаем Рады и громким сопением Марика, периодически сменявшимся недовольным бормотанием.

— Сумасшедший дом, — весело определила ситуацию Наташа.

Сергей Георгиевич ничего не сказал, но подумал, что счастливую семью в каком-то смысле можно так считать. Но развить эту мысль он не успел — его насторожила неожиданно наступившая тишина. Сергей Георгиевич первым делом посмотрел на внука, который замер, а его лицо выражало удивление, глаза округлились. Он пристально смотрел куда-то.

Через минуту, когда Марик справился с удивлением, он протянул одну ручку к окну, а второй продолжал держаться за колено дедушки. В это время Рада, почувствовав, что что-то случилось, перестала лаять и стала бегать вокруг стола, ища источник напряжения.

— У-у-у, — глубоко вдохнув, удивленно произнес Марик.

Далее последовала череда собственных слов Марика, которые имитировали полет, заменяли общепризнанные слова «птица», «окно» и многое другое. Сергей Георгиевич не стал вникать в смысл услышанных слов — объект был очевиден и не требовал пояснения.

Источником переполоха оказалась упитанная синица, севшая на металлическую решетку окна и с любопытством вглядывавшаяся в кухню. Все присутствующие за столом кухни замерли, чтобы не вспугнуть птичку. Удовлетворив свое любопытство, синица без сожаления улетела, а обитатели дома вернулись к своим делам.

На диване Сергей Георгиевич играл с Мариком, обучая его влезать на спинку дивана с внешней стороны, а потом кубарем скатываться на сиденье. Играли азартно, долго и с такой энергией, что бабушка несколько раз заглядывала в гостиную, где происходило это шумное действие. После очередного громкого вопля внука, Татьяна Александровна не выдержала и потребовала:

— Наташа, возьми Марика. Он весь взмок, ему скоро кушать и спать, а он так разыгрался, что не только не уснет, но и кушать не будет.

— Сейчас возьму.

— А ты, Сергей, пройди в кабинет, — предложила Татьяна Александровна, — чтобы Марик, пока не успокоится, тебя не видел.

— Всем раздала задания, а ты что будешь делать? — весело спросил Сергей Георгиевич.

— У меня всегда есть работа, — гордо объявила Татьяна Александровна.

— Это мы знаем, — иронично заметил Сергей Георгиевич, — а что конкретно?

Супруга снисходительно посмотрела на мужа, чувствовалось, что она хотела что-то сказать в таком же тоне, но передумала и просто сообщила:

— Сейчас выпишу квитанции и пойду на почту, пока она работает, и оплачу коммуналку. На прошлой неделе забыла, а оставлять долг на следующий год не хочется.

— Долги копить не следует, — согласился Сергей Георгиевич.

* * *

— Долги копить не следует, их надо погашать, — высказал свое мнение Олег Борисович.

— Но их не просят возвращать, — продолжал отстаивать свою линию Майк, американский журналист.

— Сегодня не просят, а завтра потребуют. Что тогда делать, чем будут платить США? Ведь нет даже захудалого плана, каким образом сокращать огромный государственный долг.

— Не допустить, чтобы завтра потребовали, — наивно и просто определил задачу Майк.

Знакомство с Майком состоялось по случайному стечению обстоятельств во время завтрака в римской гостинице Marc Aurelio, что на улице Via Gregorio XI. Шестиэтажная гостиница, возможно, не дотягивала до заявленных четырех звезд, но у нее были и свои плюсы: приветливый персонал, чистота, близость Ватикана, станции метро. Для многих постояльцев раздражающими факторами были платный Wi-Fi и однообразный завтрак. Скромность ассортимента продуктов, включенных в завтрак, устраивала Олега Борисовича — он не любил наедаться утром, а в районе двенадцати часов устраивался на открытой терраске какого-нибудь кафе-ресторана и с удовольствием наблюдал за римлянами и туристами, двигающимися к своим целям.

Олег Борисович разговаривал по телефону, звонок из Москвы застал его у раздаточного столика, когда он решал принципиальную задачу — взять вареное яйцо или омлет. Завершив разговор и сделав выбор, Олег Борисович сел за один из свободных столов.

Короткий разговор на русском привлек внимание мужчины лет сорока, который подошел к Олегу Борисовичу и спросил:

— Вы не будете возражать, если я присяду за ваш стол?

Олег Борисович оглядел свободные столы вокруг, было понятно, что человек не случайно выбрал этот стол, очевидно, он хотел поговорить с Олегом Борисовичем, а отказать ему в этом не было причины.

— Я Майк Брунофф, американский журналист, — по-русски представился незнакомец.

Говорил он с акцентом, что свидетельствовало о том, что он давно живет за рубежом. Заметив небольшое напряжение на лице Олега Борисовича, журналист поспешил объяснить:

— Я слышал, как Вы говорили по телефону. Захотелось поговорить на русском. К сожалению, большинство наших земляков на чужбине стараются говорить на английском, хотят скрыть свои корни.

— В Италии в таких случаях говорят, что человек хочет быть более католиком, чем сам папа, — заметил Олег Борисович.

Завтрак затянулся. Михаил Брунов, так он значился когда-то в российском паспорте, с родителями более двадцати лет назад переехал в Нью-Йорк. Отец занимался коллекционированием русской живописи, сумел кое-что переправить за рубеж, что позволило первое время жить безбедно. Потом соотечественники провели небольшую аферу, и семья лишилась большей части состояния. Отец подрабатывал тем, что оказывал услуги в оценке произведений русской живописи, а Михаил, после проб себя в разных профессиях, остановился на журналистике. Пробиться на полосы серьезных изданий не удалось, пришлось ограничиться интернет-изданиями средней руки. Поэтому писал много и обо всем, чтобы как-то обеспечить приемлемый уровень жизни.

Первоначально эту встречу Олег Борисович воспринял настороженно, предполагая, что журналист сотрудничает со спецслужбами и появился не случайно. Но срочная информация, полученная по его запросу, не содержала ничего подозрительного.

Олег Борисович четко определил суть Майка Бруноффа — считает себя талантливым, но ситуация не сложилась. Нет надменности, но любит пускать пыль в глаза, поэтому и заговорил с Олегом Борисовичем. Из-за многообразия тем, которые Майк затрагивал в своих статьях, потерял или не приобрел глубоких знаний для серьезных публикаций. Но одно он воспринимал четко: все, что делают США, — это правильно.

Вторая встреча состоялась вечером того же дня по предложению американца в баре. Вечер у Олега Борисовича был свободен, Майк, он же Михаил, был приятным собеседником и легким в общении. Журналиста интересовали житейские нюансы, городские зарисовки, которые четко описывал Олег Борисович. Не акцентируя, Майк сравнивал свои российские воспоминания двадцатилетней давности с тем, что рассказывал его визави, отвечая на вопросы журналиста.

Чем дольше продолжался разговор, тем отчетливей Олег Борисович понимал, что Майк хотел понять, действительно ли он выиграл от переезда родителей в США, когда в России назревали серьезные перемены, когда появилось большое количество богатых и очень богатых людей, многие из которых не имели стартового капитала. Мысль, что отцовский капитал и его связи могли послужить хорошей стартовой площадкой к другой интересной жизни, несколько раз прозвучала и, очевидно, не давала ему покоя. Поэтому в разговоре преобладали экономические аспекты России.

От экономики России, которая интересовала американца как в личном, так и в профессиональном плане, плавно перешли к экономике США, ее роли в функционировании мировой финансовой системы. Во всех вопросах беседы Олег Борисович и Майк достигали приемлемого взаимопонимания. Лишь в вопросе астрономического государственного долга не могли прийти даже к весьма условному взаимопониманию.

— В ближайшие дни госдолг США достигнет пятнадцати триллионов долларов. Это почти сто процентов ВВП. До каких пор он будет расти? — спросил Олег Борисович.

Журналист не знал ответа, но согласился, что, несмотря на ограничения бюджетных расходов, долг будет расти, и в ближайшие годы он будет только увеличиваться.

— Это финансовая пирамида, которая не может до бесконечности расти, она когда-нибудь лопнет и обрушит всю мировую систему.

— Конечно, она лопнет, если наши яйцеголовые нобелевские экономисты и финансисты не придумают способа списания долга, — согласился Майк.

— Но вся эта пирамида позволила вам, американцам, во всем мире приобрести реальные ценности, внедрив в мировую систему пустые бумажки под названием «доллар».

— И что я приобрел? — с тоской в голосе спросил американец русского происхождения.

Олег Борисович неожиданно рассмеялся, увидев обреченное лицо собеседника, и предложил:

— Давай выпьем за Россию, которую нельзя потерять.

— Почему?

— Потому, что она очень большая и никак не может потеряться. Ее видно со всех концов нашего шарика.

 

День пятый, обед

Сергей Георгиевич стоял у стеклянной двери кабинета, ведущей на балкон. Он только что очистил балкон от снега, коричневая плитка местами была покрыта тонким слоем льда. Воробьи, живущие в чердаке крыши над кабинетом, слетелись и стали прыгать по балкону в поисках случайных крошек. Они осторожно приближались к двери и опасливо поглядывали на человека, стоящего за дверью. Заочно они были знакомы и всегда следили за его передвижением во дворе. Утром и вечером он подсыпал корм в кормушки. Стоило лишь ему направиться к кормушкам, как тишина деревенского двора нарушалась звонким воробьиным щебетанием, на который отзывались стайки других воробьев, живущих по соседству, а потом к ним присоединялись голосистые сороки.

Хлопнула тяжелая металлическая входная дверь. Таня вернулась, подумал Сергей Георгиевич. От хлопка воробьи вспорхнули и быстро перелетели на сливу у забора. Удобно расположившись, они стали дружно щебетать. Птичий гвалт был слышен в кабинете. Птичья ассамблея, с улыбкой подумал Сергей Георгиевич, начала очередную сессию. И в этой простой деревенской реальности было столько жизни, что казалось, что и в мире все так спокойно.

— Я пришла, — громко сообщила Татьяна Александровна, заглянув в кабинет.

— Оплатила?

— Да. Почта сегодня работает до четырех, можно было не торопиться.

— Зато свободна.

— Точно, переоденусь и пойду готовить. Галина Алексеевна уже кое-что подготовила. Когда обед будет готов, я тебя позову. Ты только не очень засиживайся. Учти, что Антон уже едет.

— Учту, — согласился Сергей Георгиевич, расположившись за компьютером.

Файлы заинтересовавших его по каким-то причинам сообщений мелькали на экране. Когда появилась папка «2011», Сергей Георгиевич раскрыл ее и стал внимательно читать наименования файлов. Тематические файлы следовали друг за другом: «Коррупция», «Коррупция в МВД», «Коррупция в энергетике» и далее в каждом министерстве. В каждом файле конкретная информация, собранная журналистами, представителями общественных организаций, включая Общественную палату РФ. Реже попадались материалы Следственного комитета, прокуратуры и МВД. Ответ на этот вопрос вытекал из двух докладов.

По данным института социологии РАН, опубликованного летом 2011 года, восемьдесят шесть процентов граждан считают, что антикоррупционная политика не приводит к улучшению ситуации. Как она может улучаться, если, по данным Общественной палаты РФ, шестьдесят три процента жалоб на коррупцию приходится деятельность правоохранительных органов.

Несмотря на наличие в России достаточной нормативной базы, опытные чиновники-коррупционеры и их друзья и коллеги настойчиво утверждают и внушают общественности, что необходим еще один федеральный закон, еще программа и куча документов, а потом…

А потом, когда рак свистнет, подумал Сергей Георгиевич, они объяснят, почему они, эти документы, плохо работают и не решают проблемы. Начиная с эпохи первого президента Бориса Ельцина — эпохи бандитизма, захвата государственной собственности — всеми президентами и премьер-министрами принимались законы, указы и программы по борьбе с коррупцией. Результат известен — количество чиновников разных уровней, обладающих недвижимостью за рубежом, крупными пакетами акций и роскошью, последовательно растет.

Мысль о чиновниках неожиданно вызвала из памяти недельной давности встречу Владимира Путина, премьер-министра, с энергетиками. На совещании выяснилось, что завышенные тарифы позволяют чиновникам-бизнесменам направлять миллиарды на счета оффшорных компаний. Из кошельков россиян оплачиваются виллы, самолеты, яхты и роскошные автомобили. При этом процессом изъятия средств граждан руководит федеральное правительство. Ведь тарифный грабеж — это не личная инициатива какого-нибудь бандита, проходимца или уголовника. Проверяют и утверждают обоснованность повышения региональных тарифов совершенно официально федеральные органы. И в эти «обоснованные» и утвержденные тарифы как раз и включены десятки и сотни миллионов долларов.

Изменит ли ситуацию требование Путина? Вряд ли. В июне 2005 года после энергоаварии, оставившей столицу без света, Владимир Путин уже разбирался со столь любимыми энергетиками оффшорами. «Куда уходят деньги от фактической приватизации так называемых непрофильных активов? Почему крупные объекты недвижимости в центре Москвы получают собственников на Кипре? Куда тратятся деньги?» — возмущался Путин шесть лет назад махинациями в Мосэнерго. Близкие к властям предприниматели продали тогда офис энергокомпании собственному же кипрскому офшору. А на ремонте оборудования и развитии сетей сэкономили, что и стало причиной аварии. Через четыре года по аналогичным причинам случилась крупнейшая в истории гидроэнергетики авария на Саяно-Шушенской ГЭС, где также государственные предприниматели ради своего кармана экономили на ремонте. И этот факт доказывает, что окрики, нагоняи или директивы — даже от самого первого лица — давно уже в России не работают.

* * *

Расстроенный Сергей Георгиевич вышел из кабинета. В коридоре его ждала жена.

— Ну, как?

— Мне кажется, что этот бастион не взять. Нужно подготовить бумаги и документы, которые легко назвать, но трудно оформить, и переселиться в это здание, — сказал Сергей Георгиевич, показывая исписанный лист бумаги различных требований.

Буквально следом за ним из кабинета вышла женщина и обратилась к Сергею Георгиевичу:

— Молодой человек.

— Это вы мне? Приятно, когда тебя так называют, а лучше считают, — Сергей Георгиевич сразу же догадался, что последует далее, поэтому предложил легкую форму общения.

— Я понимаю ваше расстройство, Вы человек деловой и не обладаете свободным временем, но можно решить проблему. Вот визитка, — она протянула визитку, которая была у нее в руке. — Эта женщина решит все проблемы, ее офис недалеко.

Передав визитку, женщина быстро исчезла в кабинете, оставив супругов в недоумении. Сергей Георгиевич посмотрел данные визитки и отдал ее Татьяне Александровне.

— Я знаю эту улицу, — радостно сказала она. — Поедем?

— Думаю, что для нас это единственная возможность. Они подробно изучали проект дома, думаю, что просто они ничего не сделают. Поехали.

В машине Татьяна Александровна спросила:

— Ты видел ее серьги?

— Я разговаривал с другой, а она сидела в противоположном конце кабинета. Потом, я записывал требования и перечень нужных документов, мне некогда было смотреть ни на лицо, ни на пальцы с ушами.

— У тебя интересно получается — пальцы с ушами.

— Не цепляйся, скажи, что увидела.

— Бриллианты, достаточно большие и качественные.

— А я видел машину, которая стояла за забором конторы, — гордо заметил Сергей Георгиевич. — Так что придется нам поддержать жизненный уровень скромных коррупционеров, оформив некий договор информационной поддержки, авторского надзора и другой кучи, которая будет стоить девяносто процентов стоимости договора.

Татьяна Александровна кивнула.

— Будем считать, что это оплата времени и нервов. Но ты не расслабляйся, — предупредила она, — нам предстоит решить еще задачу с подключением газа, а там еще круче.

* * *

Сергей Георгиевич был удивлен реакции премьера на оффшорные фокусы энергетиков. А чем лучше газовщики? Или они не завышают тарифы? И не важно, что внутренние цены на газ вот-вот сравняются с ценами в США. Захотел «Газпром» получать с населения такие же доходы, как от экспорта в Европу, так и будет. И даже лозунг красивый придуман — «принцип равнодоходности». А почему для этой «равнодоходности» выбран самый дорогой европейский рынок, а не американский или китайский — это пусть потребителей в России не должно волновать, для этого есть чиновники с умными формулировками. Хорошо, что премьер выяснил для себя простой факт — в тариф на электроэнергию включены доходы оффшорных компаний государственных чиновников-бизнесменов.

Дальше Сергей Георгиевич не стал читать коррупционные файлы, остановившись на персональных файлах, в которых хранил интересную информацию, которая могла пригодиться для книги. Файлы были распределены на две группы: в одних была информация на людей, а в других — на государства и страны.

Файлы располагались по фамилии или названию страны строго по алфавиту. Перед «Грузия» располагался файл «Горбачев», «Ельцин» впереди «Египта», «Сирия» предшествовала файлу «Сурков», а «Явлинский» опережал «Японию». Каждый файл содержал материалы текущего года, которые Сергей Георгиевич считал важными.

Фамилии очень и не очень известных людей мелькали перед глазами Сергея Георгиевича. Но название одного файла привлекло внимание своей длиной. Это был файл «Березовский — Абрамович», в котором были собраны материалы судебного процесса по иску Бориса Березовского к Роману Абрамовичу по делу компании «Сибнефть» на шесть миллиардов долларов. Березовский, обретший влияние в России при Борисе Ельцине и утративший его при Владимире Путине, обвиняет Абрамовича в том, что тот шантажом вынудил его продать по заниженной цене долю в нефтяной компании и понести многомиллиардные убытки. Слушания еще продолжались и, вероятно, закончатся в первой половине следующего года.

Но независимо от исхода дела, Березовский в определенном смысле уже нанес имиджевый урон России, нанес удар по своему заклятому врагу Владимиру Путину. Факт, что Березовский обратился в британский суд, а не в российский, в котором его дело, как он утверждает, не могло бы быть разобрано объективно.

Сергей Георгиевич не испытывал уважения ни к одному, ни к другому, считая их хапугами, которые, приобретя колоссальные состояния весьма сомнительными путями, ничего не сделали для развития России, ее промышленности и экономики. Но Березовский своими связями с криминалом, чеченскими боевиками вызывал особое отторжение и отвращение.

Сергей Георгиевич не мог объяснить причины, но желал, чтобы Березовскому было бы отказано в иске.

* * *

Сергей Георгиевич впервые был в суде. В детстве, когда жил в Тбилиси, он в день несколько раз проходил мимо районного суда, расположенного на улице, где он жил. В здание суда его, естественно, не пропускали, только иногда Сергей видел, как из ворот выезжал «воронок» с заключенными. В этот момент у ворот стояли люди, очевидно, родственники.

Естественно, что арбитражный суд отличается от обычного, но процедура получения пропуска, присутствие приставов, молчаливое перемещение сотрудников и судей в мантии создавали напряженность. В коридоре перед залом заседания висел график слушаний дел. Иск Минимущества к университету, где Сергей Георгиевич был проректором, должен был рассматриваться через десять минут.

У двери заседания никого не было, что удивляло Сергея Георгиевича. Отсутствие представителей истца его напрягало. Назначенное время прошло, а рассмотрение предыдущего по расписанию дела затягивалось. Минут через двадцать пришли двое мужчина лет сорока и женщина лет тридцати. Не обращая никакого внимания на Сергея Георгиевича, они продолжали разговор и уточняли нюансы какого-то дела, в котором им предстояло еще участвовать в тот день. По тому, как они задержались у двери зала заседания, было ясно, что они представляют истца.

Заседание началось на час позже запланированного времени. Секретарь судьи внесла персональные данные в протокол, забрала доверенности и все документы, которые стороны просили приобщить, передала судье.

Первые минуты заседания Сергей Георгиевич не мог сосредоточиться, но вопрос судьи привел его в привычное состояние:

— Вы один представляете университет?

— Да, Ваша честь. Проблема с зарплатами, мы не можем платить юристу…

— Это не имеет отношения к делу. Впредь говорите по существу, — прервала Сергея Георгиевича судья.

От истца выступила женщина — сотрудница юридического отдела, которая сообщила, что университет сдает в аренду помещение площадью четырнадцать квадратных метров.

— Университет сдает только одно помещение? — поинтересовалась судья.

— Нет, Ваша честь. Мы сдаем помещения общей площадью более пяти тысяч, — ответит Сергей Георгиевич.

Судья ничего не сказала, но удивленно посмотрела на представителей Минимущества. Какое-то время она о чем-то думала, а потом обратилась к представительнице истца:

— Продолжайте.

— Минимущество считает, что университет незаконно сдает помещение в аренду, так как не получил согласия Минимущества.

Далее она стала подробно приводить ссылки на законы и положения, подтверждающие исключительные права Минимущества представлять собственника государственного имущества — Правительство РФ. Исходя из этого, женщина потребовала аннулировать договор аренды.

Судья посмотрела на представителя университета, человека, далекого от юриспруденции. В ее взгляде мелькнуло что-то теплое, словно она сожалела, что он попал на растерзание огромного монстра, окруженного большим количеством профессиональных юристов. Она с горечью подумала о том, что в середине 90-х годов продолжается деградация высшего образования, начатое с развала СССР в 1991 году. Судья понимала, что ни один мало-мало знающий юрист не пойдет работать в университет за весьма скромную зарплату. Разве что студент юридического института, которого самого надо учить.

Это было первое дело, которое Минимущество возбудило против университета, желая отобрать у вузов Минобразования право сдавать имущество в аренду. За скромными четырнадцатью квадратными метрами стояли сотни и сотни тысяч арендных площадей по всей стране. Огромные деньги, которых могли лишиться существующие на мизерные средства вузы.

Судья без энтузиазма предоставила слово Сергею Георгиевичу. Она была поражена, что на таком важном заседании отсутствуют представители Минобразования.

— Университет сдает помещения в аренду на основании Указа президента Бориса Ельцина, — начал свою речь Сергей Георгиевич, четко указав отправную точку защиты.

Назвав номер и дату Указа, Сергей Георгиевич перешел к анализу отдельных пунктов, определяющих права вузов заключать договоры аренды. Говорил он спокойно и уверенно, иногда заглядывая в свои записи. Неожиданно для представителей истца Сергей Георгиевич обратился к положению о Минимуществе, где указал пункт, в котором определялось, что Минимущество распоряжается имуществом, если отдельными документами не оговорены права других юридических лиц.

Судья оживилась и с интересом слушала представителя университета. Ее радовало, что избиение младенца не состоялось, и ей не надо будет напрягаться, выстраивая обоснования, чтобы отказать в иске. Она понимала всю пагубность затеи Минимущества. Неожиданное выступление проректора ее настолько заинтересовало, что она стала ждать заключительной части анализа документов, после которой последует вывод.

— Таким образом, мы видим, что даже по положению о Минимуществе оно не является единственным и исключительным представителем. Если рассмотреть положение о Минобразовании…

Далее следовало перечисление пунктов и их анализ, из которого следовало подтверждение, что Минобразования выступает в качестве собственника помещений и зданий, закрепленных за ним.

— Учитывая, что соответствующее здание находится в оперативном управлении университета, мы имеем право сдавать помещения в этом здании в аренду, — заключил Сергей Георгиевич. — Копию свидетельства на оперативное управление предоставляем.

Сергей Георгиевич передал копию секретарю. В этот момент он увидел довольный взгляд судьи.

Вердикт суда был лаконичным: в иске отказать.

* * *

Названия файлов мелькали на мониторе. Иногда названия вызывали короткие и четкие определения содержания.

«Китай и Япония» — Китай и Япония договорились в этом году при взаимозачете в торговли уйти от доллара и осуществлять взаимозачет в национальных валютах.

«Саммит АТЭС» — идет подготовка к саммиту в России в 2012 году. Выделено 600 миллиардов долларов.

«Франция — выборы» — кто победит Саркози или Олланд?

«Греция — евро» — долг Греции не уменьшается, сколько еще долга надо списать?

«Россия — МВФ» — Россия высказала готовность предоставить МВФ дополнительные средства в размере двадцати миллиардов долларов.

Десятки файлов, которые в целом указывали тренд мировой политики: страны, привыкшие играть роль менторов на мировой арене, сами оказались зависимыми от стран, которых они ранее учили демократии и регулярно порицали за нарушения прав человека.

Мир меняется, этот процесс не остановить, но не всем это нравится. Будут провокации и обвинения. С кого начнут, с России или Китая? Что это будет — торговая война, санкции или столкновение?

Ответить на эти вопросы Сергей Георгиевич не успел. Галина Алексеевна заглянула в кабинет и передала:

— Таня просила сказать, что Антон свернул с бетонки, надо открывать ворота.

* * *

— Наташа, Марик пойдет встречать Антона?

— Нет, папа, пока я его переодену, Антон будет уже здесь. Мы у окна его подождем.

Услышав имя Антона, Марик стремительно бросился к окну в гостиной и стал залезать на радиатор, а с него на подоконник. Наташа последовала за ним.

Набросив пуховик, надев валенки и шапку, Сергей Георгиевич вышел во двор. По дороге к воротам он увидел в окне внука, который слал ему воздушные поцелуи. Наташа, имея практический опыт, крепко обхватила сына ноги, чтобы он не вздумал прыгать, рискуя либо свалиться, либо разбить стекло.

Открыв ворота, Сергей Георгиевич посмотрел на небо. Серые тучи надежно спрятали солнце. Изредка на лицо падали редкие льдинки. На проводах сидели галки и внимательно наблюдали за человеком у ворот. Тихо и спокойно.

Каким будет следующий год? Кто знает?

Автомобиль Антона на скорости подъехал к воротам. Опустив переднее водительское окно, зять поздоровался с Сергеем Георгиевичем. Поставив машину у кедра, растущего у дома, он вышел из машины и открыл багажник.

— Надолго приехал? — поинтересовался Сергей Георгиевич.

— До третьего, третьего января на работу.

— Что ж, немного отдохнешь и с Мариком поиграешь. Начинаем справлять новогодние праздники? — предложил Сергей Георгиевич, выгружая из багажника пакеты с едой. — Иди, Антон, я все сделаю. Смотри, Марик в окне уже бесится.

Когда Сергей Георгиевич занес домой все пакеты, на первом этаже стоял ужасный шум — Марик с отцом носились, догоняя друг друга, и шумно роняли игрушки. Периодически Марик требовал, чтобы Наташа и Антон его раскачивали, взявшись за его руки и ноги. И это сопровождалось восторженными взвизгиваниями, заглушавшими все остальные звуки.

Может быть, в этом и есть счастье?

Каким будет следующий год?

Хотелось, чтобы мир не обвалился, чтобы маленький человек, как и другие его сверстники, мог радостно восторгаться окружающим миром.

В кабинете на экране монитора остались две неоткрытые папки: «Медведев» и «Путин». О первом читать не хотелось, о втором никто толком не знал, хотя папка перегружена информацией, каким будет «Путин версия 2.0». Знает только он один.

— Ты куда? — поинтересовалась Татьяна Александровна. — Сейчас спустится Галина Алексеевна, мы будем обедать.

— В кабинет. Выключу компьютер. Начинаю новогодние каникулы.

— Вино достать?

— Пусть Наташа выберет.

* * *

Выключив компьютер, Сергей Георгиевич посмотрел на свой стол. Все осталось на прежнем месте. Результат уборки оказался предсказуемым. Ничего не изменилось, лишь десяток бумаг оказались в корзине. Стабильный результат.

Сергей Георгиевич не корил себя, лишь подумал, что стабильность нужна всем.