В рубке было тесно и — из-за Лиминали — холодно.

— Зато понятно, почему такой мощный выход силовой установки.

Я взглянула на Олега. Да ты, братец, гребаный оптимист. Ясно, конечно, что «дырокол», проходя сквозь изнанку, должен теоретически реинициировать часть сверхтоплива. И массу корабля он снижает, значит, генераторам тяготения меньше работы. И все это — просто волшебно, ценно и полезно. Если бы не огромное существенное «но».

— Осталось только выяснить, для чего нужен корабль, который стоит примерно раза в два дороже, чем весь флот «Диомед».

— Для перемещения в зазеркалье.

— Круто, спасибо, Рея. А зачем туда вообще надо соваться?

Последняя из Лиминалей промолчала. И на том спасибо, потому что ответа в духе «чтобы летать там» я бы не пережила. Я обернулась к обормоту:

— Дональд, что скажешь?

— Я н-не знал, — потерянно сказал капитан. Раз, по-­моему, в сотый уже сказал. — В этом блоке никогда не т-требовался ни ремонт, ни отладка…

— Странно, правда? — не выдержала я.

Да, мне его жаль. Сначала его предал ВИ, теперь открылся ящик с секретами корабля. Но вопиющее разгильдяйство прямо-таки драконило меня: может, у него под палубой взвод штурмовых киберов?

— Призрачная память, — задумчиво сказала Карпцова. — Сохранились технические рефлексы.

— Переведи, — буркнула я.

Все и так просто на грани добра и зла, а тут еще эти умники с авангардными гипотезами.

Мария поерзала на ложементе.

— Если попросту, то Дональд не обращает внимания на объект, пока он работает.

— Допустим, «дырокол» приказал долго жить, — предположила я. — Как, по твоей гипотезе, должен действовать капитан?

— Ну… Призрачная память — это новая мнемоническая гипотеза, и никто не скажет…

— Не годится, — оборвала ее я. — Если это пока только слова, то нам не подходит.

— На корабле есть две странности, — вдруг сказал Олег. — Капитан не имеет памяти, но действует. Это раз. И корабельный искусственный интеллект, который не подчиняется капитану. Это два…

— Трансаверсальный привод в количестве двух штук, — устало подхватила я, — режим продвинутой тактики, «мерцающие» активные щиты, замороженный гвардеец Его Меча, беглый инквизитор… Следишь, Олег? У меня пальцы заканчиваются это все считать.

— Да нет же, — Мария даже вскочила. — Он прав! А что если это связано?

Я задумалась. Если не брать в расчет всякие хитрые гипотезы, то может быть. Например, ВИ хранит какие-то ключи к вырезанной памяти обормота… Вариант! Очень хитро замкнутый круг получается: беспамятный «сдает на хранение» свою память виртуалу, виртуал не подчиняется беспамятному, и несложно понять, что систему замкнули намеренно. Оживившееся воображение пришлось приструнить, потому что просигналил курсопрокладочный комплекс, и он, не в пример экипажу, пришел к неким выводам — умным и полезным. Я вздохнула.

— Дамы и господа, предлагаю всем пойти вон. Расчет маневров окончен, я увожу «Телесфор» в изнанку.

— Да, а куда мы?..

Марии ответил обормот. Ну, пусть поговорит, ему сейчас полезно хоть в чем-то блеснуть.

— К П-паракаису. Нужно оснащение для в-выполнения контракта.

Оснащение — это мягко сказано. Нам нужны снаряды для «линейки», электромагнитная шрапнель для вразумления дронов, нам нужны свои собственные дроны, нужно сверхтопливо, обновление карт для нашего рабочего сектора… Словом, голова у меня разболелась еще до того, как я легла под порт синхронизации.

* * *

Никогда не заходи в припортовые кабаки.

Ты выходишь из корабля или десантного бота, ты уже переменил одежду на «гражданку» или — если ты совсем зеленый — продолжаешь бахвалиться новой броней. Ты готов вкушать и нежиться, или ты собран и деловит. У тебя куча денег или куча долгов.

Ни черта это все не значит, потому что в припортовых забегаловках тебе ничего толком не дадут сделать. Здесь всегда царит полуработа, полудосуг, и больше всего глупостей капитаны совершают именно за ближайшими к космопорту дверями. Помимо треклятой неопределенности тебя ждет еще «местный колорит», сдобренный «уникальными товарами», и такие вещи просто выедают тебе мозг.

Увы, нам не завезли времени на поиски нормальных мест с нормальными торговыми посредниками. Этот раздражающий меня зал был многоярусен и аляповато освещен, но хотя бы музыка играла тихо, а торговцы разными услугами не слишком рьяно бродили между столов.

— Сколько там степеней очистки?

Дональд скроллил голографический список предложений сверхтоплива и зевал: местная настойка по какой-то лихой эстетической прихоти угнетает, а не возбуждает. На атмосфере это, конечно, сказывается позитивно, на деловитости — тоже. Эдакая, чтоб ее, торговая палата с закусками и девочками.

— П-пять.

— Нормально.

— Б-без тебя знаю.

— Умничка.

Мне было скучно. Дронов мы уже оформили, снаряды — тоже. Кухню и энергетику я смело доверила обормоту, а его подрядчик опаздывал, собирая нужное по складам. На Паракаисе любили жульничать с заказами, но наш доблестный экипаж производил нужное впечатление по нехитрой формуле: не слишком борзеть при торгах и держать руки на кобурах.

Тоска-то какая. Хоть бы пристал кто, а?

— Донни, мне скучно.

— Умгу, — сказала взлохмаченная макушка из-за экрана.

Я огляделась. Кругом булькала неторопливая активность припортового кабака: наниматели, рекруты прямиком из училищ и трущоб, шлюхи оттуда же. На фоне такой роскоши и вынужденного ожидания моя деятельная натура страдала. Причем ерундой.

— Донни, давай целоваться.

— Не, д-давай лучше сразу номер снимем.

Я приподняла бровь, смакуя неожиданную наглость. «Ай да… Обормот». Тем временем Дональд высунулся из-за экрана, и я заметила, как у него во взгляде проскользнул значок «отмотать»: мой увлекшийся капитан сначала сработал языком, а потом уже мозгами, и теперь вспоминал, что же такое ляпнул. Чертовски мило.

— Э…

— Попытаешься сказать, что не то имел в виду, — дам в нос.

Дональд кивнул, вдруг погрустнел, раздумав смущаться, и я поняла, что веселая перепалка отменяется. И даже определила причину — хотя что там определять, на лице у него все написано.

— Давай-давай, — приободрила я. — Вали и это на свою дырявую память. Мол, нашло что-то такое, сам не знаю.

Дональд потер лоб, старательно отводя взгляд.

— Н-ну, я…

— Видишь ли, друг мой, — сказала я, откидываясь назад и поигрывая бокалом. Что мне нравилось в этом дрянном местечке, так это обивка кресел и совершенно волшебные их наполнители. Как в ванной лежишь. — Мальчики иногда хотят девочек, от памяти это не зависит ровно никак. Более того, вероятность прорыва таких подавленных желаний тоже ни от чего не зависит…

— Алекса, т-тебе не идет, — сказал опомнившийся Дональд.

— Что не идет? Выделываться?

— Ага.

— Учту.

«Черт», — подумала я. Хочу его отбить — не на разик ночью, а именно что отбить. Хотя, если разобраться, как увести парня у возлюбленной, которая может полувзмахом развалить экранированный БТР? Попахивает суицидом. С другой стороны, отношения-то у них вынужденно платонические, потому что криоожог от поцелуя в щечку — это весьма и весьма.

«Запутано все».

— Ну, тогда продолжаем ждать твоего поставщика, — подвела итог я. — Еще по ландри?

— Н-наверное.

— Вот ведь скотина, — сказала я, помахав обленившимся официантам, — ты его хоть монетой накажи, что ли. А то у нас там корабль на ненадежных элементах остался.

— Он н-не скотина, он сцинтианин. А на «Телесфоре» есть Рея.

Это да, конечно, подумала я. Но налицо и кое-что еще: после открытия разных секретов фрегата Дональд словно бы стал меньше им дорожить. Как будто хотел, чтобы это чудо техники потерялось благодаря икающей докторше и загадочному красноглазику. Пожалуй, он и впрямь воспринимал теперь свой корабль только как место, где осталась последняя из Лиминалей.

— Ну что ж, раз у нас все в порядке, раз у нас вагон времени, не о чем и беспокоиться…

Я подняла бокал. Сквозь розовую дымчатую жидкость мир выглядел простым и понятным. Впереди работа, парень мне нравится, у нас будет куча денег. Ах, если бы на этих чудных пунктах можно было поставить точку.

— За нас, — вдруг сказал Дональд и закрыл наконец микрокомпьютер.

— За нас? — удивилась я.

— Ага. П-пусть все получится.

Это был самый глупый и наивный тост, который я слышала. И удивительно ли, что он мне понравился?

* * *

Паракаис был терраформированной планетой, и как следствие, — планетой загаженной, с кучей климатических сбоев. Уникальной экосферой пожертвовали без колебаний, потому что на расстоянии пяти астрономических единиц начиналась туманность Шрайка и был нужен плацдарм для ее промышленного освоения. Атмосферные башни где разобрали, где приспособили под жилые или производственные нужды, и они стояли — покосившиеся, огромные, изъеденные, — напоминая о том, что мир только начали по-настоящему осваивать, а он уже загажен по самые зелено-замызганные облака.

— Что за глупая затея — услать грузовик и плестись пешком.

— Н-ну, я бы хотел слегка п-проветриться.

— Боишься уронить репутацию?

— Н-не особо. Но воздухом подышать стоит.

— Чем-чем?

Санзона космопорта выглядела даже хуже, чем все остальное. Что, впрочем, неудивительно: вокзалы, станции, порты всегда имеют такое вот обручальное кольцо грязи, нищеты и безразличия. Мы плелись по широкой улице, под останками старой монорельсовой дороги. Основной цвет — зеленый ржавый, основной запах — гниющий металл, и, вдыхая эту пакость, я невольно радовалась, что на Паракаисе убили всю биосферу, кроме надцати вирусов.

По крайней мере, разлагаться здесь нечему.

Я осторожно дышала, осторожно шла и размышляла: мне впервые был симпатичен выпивший парень, куда симпатичнее даже, чем тот же парень в трезвом виде. Мы с ним протрепались на страшно умные темы — как и всегда под выпивку. Потом прибежал сцинтианин и нарвался на угощение. Потом мы выпили еще и выбили пять процентов скидки.

— Почему т-ты никогда не носишь б-брони на планетах?

Страшно хотелось ответить ниже пояса, как-нибудь в духе: «А тебе так не нравится»? — но это было не слишком спортивно и даже грубовато.

— Ношу. На всех не-терраподобных мирах.

— Н-ну да, — хмыкнул Дональд. — Ты же п-поняла, что я имею в виду?

Обормот шел свободно, почти не покачиваясь: руки в карманах, взгляд мечтательный.

— Поняла. Ты на Паракаисе тоже не стал. Почему?

— Г-глупо. Здесь если захотят убить — убьют.

— Вот именно. Только у меня везде — Паракаис.

Я шла, и тепло приятно скреблось в груди: похоже мыслим. Оно ведь как? Человек в броне выглядит однозначно — настороженным, готовым ко всему, недоверчивым. И глупым, потому что на каждую толстую броню найдется свой калибр и своя длина волны. А вот девушка в стильной одежке да плюс массивный разгрузочный пояс, да плюс баронианский ударный пистолет на бедре… Может, у меня в разгрузке пульсары активного противодействия, а может, нет. Может, блестящая курточка — это не просто блестящая курточка, а может, я просто выпендрежница. Босякам я надаю без брони, да и без оружия тоже надаю, а вот профессиональный грабитель тридцать раз подумает, прежде чем напасть. И думать он будет не о том, как пробить панцирь «Толстый Щит Мк. 2», а на тему «стоит ли вообще трогать такую непонятную миловидную девушку».

Санитарная зона скрипела, здесь ежесекундно что-то готовилось упасть и догнить окончательно, и даже монорельс над головой приятно щекотал нервы. Местное светило пряталось за тучами — всегда оно там пряталось с тех пор, как люди перекроили все по-своему. Лицо у Дональда было зеленоватым, на всем лежал серо-зеленый блик, а мне впервые нравилось на планете. На такой планете.

«Это потому, что у тебя никогда не было свиданий и парни не провожали тебя домой».

Я улыбалась своим мыслям, а потом нас окликнули.

— Желающий н-наняться? — изумился Дональд, обернувшись.

Нас догонял какой-то абориген — человек, местный, судя по нашивкам на колене, — разнорабочий. Я быстренько прикинула шансы засады и слегка расслабилась: за проржавевшими стенами складов не стоит прятаться даже от копья, так что я, не шевелясь, подавлю любые огневые точки.

У подбежавшего малого на лице был кислородный компенсатор, и забег определенно обойдется ему в неделю курса стероидов: бериллиевая астма была на Паракаисе штукой популярной и на здешние доходы слабо излечимой.

— Капитан Валкиин?

— Это я.

— Вам передали.

Я вскинула руку, нацеливая на протянутый пакет запястный сканер. Курьер присел, но не пикнул, он был немолодой уже, дышал тяжело — небось, вышвырнули из рудника, вот за гроши и нанимается. Выяснить бы еще, кто нам решил подкинуть прощальный привет.

— Безопасно, — буркнула я, опуская руку на кобуру.

Дональд распаковал фольгу и достал оттуда ушной вокализатор. Я с сомнением рассматривала штуковину: дорогая модель, с ДНК-сканером и функцией самоуничтожения записи. Настоящий курьер сейчас лежал в ладони обормота, а отошедший от нас астматик вдруг начал плавиться.

Чего-то такого я ожидала с того момента, как взъерошенный Никто вслух назвал один из псевдонимов обормота. Биофаг — это всегда неприятно и дико, но вполне в духе котов, которые предпочитают платить семьям пропавших курьеров: и честь соблюдается, и секретность.

— Слушай давай, — поторопила я.

Дональд поморщился, глядя на пузырящуюся грязь, перемешанную с тряпками бывшей одежды.

— Это Яуллис, б-больше некому.

— Я поняла. Быстрее давай. Баронианцы не пускают «торопыг» без крайней нужды.

Вешая вокализатор на ухо, обормот кивнул. Он, по идее, тоже знал, что разовые риск-курьеры — это на грани методов таких игроков, как мингхарди. Дональд смотрел перед собой, а потом наморщил лоб и снял наушник:

— Баронии страу. Эту г-грамматику я не знаю.

А вот это неожиданно. Мингхарди использовал воинский язык своей расы, явно рассчитывая на меня.

— Давай сюда.

В ухе скрипнуло, и там ожил хрипловатый голос Рыжего Торговца:

— Сцинтианский дредноут получил приказ атаковать космопорт Паракаиса. На борту планетарное оружие. Выход на орбиту в два тринадцать по среднему времени.

Я сорвала вокализатор и прикинула расстояние до посадочного «блина», где стоит «Телесфор». Погуляли мы с тобой, обормот, офигеть как погуляли.

— Пора бежать, Дональд.

— Что?

— Сцинтиане готовятся нанести удар по космопорту.

— Сцинтиане?!

Я сорвалась с места, отбивая у обормота охоту болтать дальше. Отработанный годами таймер подхватил время и пошел считать очень примерные минуты до удара — и оставалось их до противного мало.

Тишину санзоны взорвала далекая-далекая сирена, а значит, орбитальная группировка планеты уже получила первую порцию. А значит, времени еще меньше, чем предполагал Яуллис, и дыхания тоже все меньше, а за тучами что-то разгорается. Я бежала, привычно выстраивая приоритеты.

Почему напали — потом. Почему мингхарди снизошел — и так ясно, но тоже потом. В задницу все «почему», все силы на бег, расчеты, и на то, чтобы вспомнить карту этих заброшенных трущоб. Сюда? Да, сюда — по обломкам, и пусть ниже скорость, но короче путь.

Сверху полыхнуло, и я увидела, как пылающий кусок чего-то космического и явно бывшего неспешно пробивал себе дорогу сквозь тучи далеко по правую руку. Стояла невыносимая тишина, только гремела сирена и, перекрывая ее, — пульс. Пока Дональд держал темп, хоть и отставал. Пожалуй, слишком быстро отставал. Что, впрочем, не имело никакого значения, потому что в каком-то десятке километров впереди облака пробила фиолетовая искорка сейсмической капсулы. Ее перехватили зенитки, но упрямые небеса зажгли еще одну. И еще — чуть дальше.

И — все.

Дредноут нащупал тепловые сигналы батарей на поверхности, и тучи с землей соединили слепящие нити. Снаряды осадных «линеек» теряли до трети массы и сорок процентов скорости, но это вряд ли утешало кого-то на вздрогнувшей поверхности.

— На землю!

К счастью, Дональд уже лежал, когда грохот отряхнул ржавчину с истлевших построек — и сразу пришла взрывная волна. Металл с ревом складывался, рвался, меня отбросило к стене, обормота шваркнуло рядом, а над головами у нас несся нескончаемый поток того, что и так подлежало сносу.

После первого спазма земля больше не унималась.

Дональд встал на колено и, прищурившись, смотрел на космодром из-под ладони. В той стороне все пылало, там взлетали в воздух обломки огромных посадочных блинов, а с небес приходили все новые искры. Удар. И еще один. Сейсмические заряды вбивали себя в тело планеты, готовя выход магмы, а из-за туч приходили все новые нити кинетических ударов.

Гребаные «линейки». Гребаные сейсмокапсулы.

И я лишь сейчас увидела, что согнутая козырьком ладонь обормота горит серебристым огнем.

— Алекса, пригнись!

Я вжалась в землю и, только вывернув голову, увидела, как заходит на вираж «Телесфор». Сметая то, что устояло после взрывных волн и землетрясения, фрегат снижался, его щиты горели: над этой улицей летела сплошная шрапнель.

Воздух полыхал, и пламя опускалось все ниже — чуть ли не быстрее, чем «Телесфор».

«Давай, птичка!» Черная тень содрогнулась — что-то ахнуло по кормовым щитам, а потом в брюхе открылся десантный люк, и я почувствовала, что лечу.

«Боже, это просто поганая реклама луча-захвата!» Болтало немилосердно, зато осколки резво уходили в стороны от коридора смазанной гравитации. Я извернулась и посмотрела вниз. Вторым же проходом луч сцапал обормота, и теперь полет стал стремительным. Люк все рос, росла температура вокруг, я зажмурилась в надежде сохранить хотя бы глаза — и пришла прохлада.

Я кубарем свалилась на палубу шлюза. Рядом что-то шлепнулось, вроде живое, и еще ни разу выпивка не выветривалась из головы так быстро, и я еще ни разу так не бежала в рубку своего корабля. Вот в рубку чужого — случалось.

— Дюпон, пошел отсюда!

Щиты уже просили пощады — их не программировали на длительный обстрел в атмосфере. Планетарные двигатели почти проседали, и вообще все было плохо, но Дюпон, как ни крути, молодец: он вручную удержал призванный капитаном корабль и поймал нас захватом.

И потом скажу спасибо — желательно бы не на том свете.

— «Телесфор», порт синхронизации.

Обеззвученный ВИ молча повиновался, и меня не стало.

Став кораблем, я взвыла от боли — боли, сквозь которую надо выбираться. Выплывать, сдирая с себя кожу.

И — разворот. Вокруг меня вздыбилась земля — я впрессовала в нее все, что еще не сгорело, да и то, что сгорело, — тоже впрессовала. Живот будто бы взрезало, когда включились основные двигатели, когда грохнул в голове пилотский, вбитый в подкорку инстинкт: «Нельзя!» Убиваемая планета содрогнулась еще раз. Подо мной сейчас испарялось все, там выкипала воронка, и это было куда хуже удара «линейки», но через долю секунды я начала набирать ускорение.

И — пять. И — семь. И — восемь с половиной «жэ».

Всю защиту я облаком собрала перед собой, потому что враг не мог не среагировать на мой старт. Старт на крейсерских двигателях.

Залп. Уклонение — и сразу девятнадцать «жэ». Я скрипнула зубами: дредноут нащупал меня слишком быстро. Слишком низко, слишком горячо и больно коже, слишком колючая атмосфера — это как плыть в песке, перемешанном с осколками стекла. Я разрывалась между своими системами, между своими органами, и всюду было пламя, и быстрый взлет только раздувал его.

«Быстрее».

Пустота — она рядом. Пусти меня.

«Еще быстрее».

Ну пожалуйста, а? Пусти меня. Я не оставлю живого места на сцинтианском корыте. Оно ляжет осколками на сожженную планету, оно будет неделями гореть в стратосфере, пока не отработают последние микрореакторы антитяготения.

«Я убью его».

Фрегат против дредноута? Да ладно, я вам и не такое покажу. Ты только меня выпусти, планета, я отомщу.

«Я убью его».

Ну почему линия Кармана так высоко?!

В космос я вырвалась на вдохе. Из кожи вышли раскаленные иглы, мерцающее облако щитов забилось в нужном ритме, и болела только голова — там дрожал злой голос.

«Я убью его».

Разворот, компенсировать перегрузку. И — вот он. Почти стокилометровая туша дредноута висела, склонившись бортом над планетой, и атмосфера под ней кипела. Мерцающие обломки — бывшие станции орбитальной защиты. Скопища обломков поменьше — те, кто вырвался в космос.

Сцинтианский корабль получил одну серьезную дырку, видную даже мне. А это означало, что огромная болванка прилетела сюда без прикрытия. А это значило, что, во-первых, он идиот, во-вторых, у меня есть шанс.

«Расчет траектории для атаки. Орудие — линейный ускоритель».

К дредноуту потянулись воображаемые линии, которые заканчивались взрывами фрегата.

«Еще».

Еще больше линий — больше взрывов. Или подкритические скорости на грани падения в изнанку. Или нерассчитываемые перегрузки. Или…

«Еще».

Я мимоходом уклонилась от выпущенной смарт-ракеты и отправила залп электромагнитной картечи ей на перехват. Заложить параболу и думать, думать…

— Алекса, не надо.

Это еще что?

Женский голос, чужой голос в моей голове. Чужой в моей плоти? Кто?

— Алекса, это неприемлемо.

Туманность Шрайка полыхала за дредноутом, я видела вспышки новых пусков его ракетных батарей, но прямо из бездны навстречу мне шел человек. Простой силуэт — без подробностей.

«Это ее голос», — отупело подумала я.

«Сбой синхронизации», — подумала я.

«Я убью его», — подумала я.

Силуэт одним рывком обрел плоть. Черные глаза, разодранный в крике рот — и я только и смогла, что закричать в ответ.

* * *

Корабль трясло.

Ложемент подо мной содрогался, но я смотрела лишь на уезжающий вверх пульт синхронизации. Я справилась: фрегат взлетел под обстрелом и вышел в космос. Я облажалась: мое безумие встало между мной и кораблем.

Ручное управление? Поздно.

Я поднялась. На центральном экране гасла строка, которой там быть не могло:

«РПТ: деактивирован».

Нет. Черт, нет!

Сигнал с обзорных локаторов вышел на все экраны, и я увидела поле боя. Подо мной кипела планета, у которой плавилась литосфера, — это дредноут успел. А вокруг кувыркались, весело сталкиваясь друг с другом и с моими щитами, потрясающе нереальные обломки крупного корабля, который в этом районе был только один.

«Телесфор» с выключенными двигателями плыл среди этой каши.

Градары будто бы взорвались, и всю рубку закрасило огнями: из изнанки вываливались фрегаты без опознавательных меток. Единое направление векторов выхода, слаженное построение — сквозь мглу в моей бедной голове бился какой-то тревожный сигнал, и я все же догадалась приблизить визуализацию. Пару секунд я рассматривала трехмерную модель сцинтианского «Ас’Саля», а потом активировала стелс-режим — на большее «Телесфор» пока не способен.

Потом я села на пол и вжалась спиной в консоли управления.

«Мне конец».

Изнанка, сука, ты догнала меня — ну почему именно сейчас? Почему тебе понадобились мои мозги сейчас, когда я только-только захотела чего-то для себя? Не ради и не во имя, а — для себя? Да, я убила дредноут, я все смогла, все, как и раньше, все сама, но силуэт на фоне туманности, но голос там, где я должна быть один на один с космосом, чужой голос!

Дверь рубки рванула в сторону, пропуская всю ораву, и пришлось спешно ущипнуть себя за ухо, потому что мне в глаз уже направили фонарик, прямо перед лицом что-то беззвучно говорили губы Марии, и вообще, кто убрал звук?

Верните его, ну что вам стоит, а?

Я чувствовала укол в предплечье, я поворачивала голову — медленно, как в воде, как в чертовом геле. Карпцова что-то говорит в сторону, Дюпон трется в углу — ничего не понимающий, настороженный, а Дональд протягивает руку к моему лицу, и что он говорит — не понять.

Вата в ушах и во рту, гель вокруг — я по макушку увязла в химии, которой здесь быть не может.

Рея? Все лица разошлись в стороны, когда передо мной остался только алый взгляд, только тихий шепот прямо в мозгах.

«Соберись».

Что?

Лиминаль протянула руки, и ледяные пальцы коснулись моих ушей. Когда темнота в глазах начала рассеиваться, я поняла, что стою посреди рубки, опираясь на ложемент, меня поддерживают за плечо, а в горле саднит от вопля. А ушей я почти не чувствую.

— Алекса, кто я? Быстро, быстро, отвечай!

— Ты тупая икающая сука, руки убери!

Хватка на плече исчезла, и тот же голос сказал куда-­то в сторону:

— В сознании.

— В-выйдите все.

А, капитан. Да, пожалуй, всех лучше вон, потому что это с тобой я теперь как-то связана.

Я наконец выпрямилась и нащупала уши: те были на месте, но очень холодные и словно бы слегка опухшие. Mein Gott, обморожение, это же надо. Дональд смотрел на обзорные экраны, где медленно перестраивалась сцинтианская эскадра — хорошая ударная группа, мощная и растерянная, потому что ее лидер сейчас по частям крутился вокруг «Телесфора».

— Как ты это сделала?

— Я не знаю.

Дональд обернулся, а я могла разве что облокотиться на консоли. Да, капитан, все так. Нравится ответ? Нет? Принимай меня на свою сторону. Не знаю как, но делаю. Мозгов нет, но я самое лучшее оружие. Знаешь, я тебя понимаю теперь и ни капли не жалею, что пошла в поход за пятью годами памяти.

А еще — извини. Я подхватила корабль, который накануне показал тебе очередную красивую фигу. Ты же понимаешь, обормот, что я никогда не скажу этого вслух? Все ты понимаешь, Донни.

— Что д-дальше?

— Выходим из стелса и прыгаем.

— Н-на прицеле у эскадры?

— А варианты?

Он пожал плечами и пошел к двери. Обойдя ложемент с другой стороны.

— Стоять. Куда?

Дональд замер, но смотреть в мою сторону не стал. Наверное, если бы я впрямь нацелилась отомстить ему за «Тиморифор», это была бы кульминация: красивая, напряженная, с добиванием каблуком по горлу.

— Т-ты лучший пилот, действуй.

Ну, вот и все. Вот мы и нашли предел космическому терпению, да, обормот? Теперь надо просто дождаться, пока он выйдет прочь, и с этого мгновения главная здесь буду я. Не главный боевик, не главный торговец и стратег. Просто — главная. Вместо папы приходит мама.

«Мама…»

Я сцепила зубы.

«Черт, мама».

— Дональд, ложись и выводи нас отсюда.

Он смотрел на меня почти от входа, и во взгляде была неожиданная для него обида. «Не нужна мне твоя подачка», — было у него в глазах. «Не глупи», — было у него в глазах. «Это же твоя мечта».

Все так, Донни. Вот только…

На экранах снова замерцала каша сигналов — в восьмидесяти мегаметрах от сцинтианской эскадры.

— Дональд, быстрее. Я потом все объясню.

«Если смогу», — добавила я про себя. С подкреплением нападающие рискнут прочесать местность куда лучше, чем сейчас. И им плевать на маленькие драмы в рубке.

— П-погоди…

Обормот кинулся к приборам, и я увидела, что на экраны сыплется информация об опознанных маркерах — маркерах флота Мономифа. Я подошла поближе как раз в тот момент, когда корабли прыснули в стороны, а уже в следующую секунду вакуум тяжело плеснул, выпуская из изнанки флагман.

— Дональд… Включаем форсаж и быстро-быстро валим отсюда.

— Ч-что?

— Это «Голод».

Когда война с баронианцами за рукав Ориона казалась неизбежной, Империя соорудила четыре ударные эскадры. Из нафталина спешно достали исторические аналогии, и за неимением лучшего пропаганда распиарила затертые имена: «Война», «Голод», «Мор», «Смерть». Одноименные дредноуты, возглавлявшие группировки, превосходили в классе все, что способно было уходить в изнанку, они могли ремонтировать свой эскорт, высаживать планетарный десант, столетиями рыскать по окраинам космоса, сжирая в реакторах планетоиды.

Их силуэты и метки до сорокового знака знал каждый курсант, и если хоть один из четырех «Всадников» покидал Альфу Гидры, это означало одно: война.

Дредноут ощетинился вспышками маневровых двигателей, его группировка растягивалась в «трилистник», а я не могла понять, что здесь не так. Время? Нет, они прибыли не слишком быстро — в конце концов, Империя не зря кормит разведку, так что лоханки еще и опоздали поди.

Я стояла, чувствуя своим плечом напряженное плечо Дональда, и рылась в оглушенной памяти, а когда откопала то, что искала, — удивилась. Корпоративная география никогда не была моей любимой темой.

Вот оно. Туманность Шрайка просто не было смысла защищать: когда Империя выкачала редкоземельные элементы и ценные газовые смеси, корпорации Паракаиса внаглую принялись торговать с кем ни попадя. Слить неугодные корпы, растянуть силы противника и перещелкать их потом стелс-бомбардировщиками — вот краткое содержание выгодной тактики Империи. Хорошая война должна быть победоносной во всех смыслах.

Да, умный войд-коммандер может много заработать на бирже перед локальным конфликтом.

— Т-там становится жарко. Ты т-точно хочешь, чтобы я…

Я схожу с ума, мой идиот. И тоже боюсь этого корабля, так что пора быть честной с собой: я не готова. Давай. Подумаем потом, что здесь делает флот.

Я кивнула.

— Х-хорошо.

На обзорных экранах начался бой. Группировки обменялись торпедными ударами, корабли пришли в движение, уклоняясь от вспухающих сверхмассивных боеголовок, но дредноут пока молчал. Сцинтиане отходили, и я сцепила руки перед грудью:

«Давай, скотина, «Выжигателем» их. Ты за нас не волнуйся, мы уже уходим, мы здесь лишние, но я, черт, не хотела бы оставлять ублюдков так…»

Смотри, Алекса, ты еще часть Мономифа, оказывается.

Я опустила взгляд. По флагману попала смарт-ракета, раскрашивая его щиты, но «Голод» все не отвечал. Было в этом что-то невыносимое, что-то жуткое и страшное, а если не лезть в мистику, то объяснение было только одно: дредноут на полную мощность использовал подпространственную связь.

На коммуникационной панели горел сигнал вызова с позывными фрегата «Телесфор». Ненаправленная передача огромной мощности — флагман что есть силы ревел в эфир, и это был ответ, причем даже на те вопросы, которых я не додумалась задать.

И нападение сцинтиан, и спешка «Голода» — у всего этого была одна настоящая цель.

— Дональд, — позвала я, — ты, случаем, не в курсе, стоишь ли ты войны?

Хорошо, что на «Телесфоре» нет таймера обратного отсчета для режима невидимости. Это непозволительно усилило бы драматизм положения. Я видела глаза Донни. Видела бьющийся маячок входящего сигнала. Видела отблески битвы в каких-то семи-восьми мегаметрах. Я видела все это — и, что еще хуже, я понимала обормота: вот оно — прими вызов, получи ответы. Верни себе пять лет или умри счастливым.

Только это не решение.

Дональд смотрел на меня, чуть не дрожа от возбуждения. Ударить? Громко крикнуть? Поцеловать с языком? Просто отрубить сигнал? Нет, нет и нет. Увы, придется разговаривать, если я планирую остаться на одном корабле с обормотом.

— Дональд, послушай. Давай уходить.

— Они знают позывные «Телесфора», значит…

— Значит. Дональд, тебе нельзя туда.

Вот так, Алекса, вот так. Как с ребенком. И держи модуль связи на прицеле — чисто на крайний случай.

— Алекса, но там…

— Дональд, нет. У тебя есть Рея. Ей нельзя туда. Ты об этом подумал?

«Черт, как же тебя клинит от этой памяти, болван?! Ты забыл, что у тебя корабль смертников, или тебе уже все равно?» О, видимо, нет, потому что в его глазах появилось что-то вроде мыслей, там больше нет одержимости, и это обидно: всего одно имя — и главная цель жизни оказывается на втором плане.

Добиваем.

— Как ты там говорил? Хочешь, чтобы она нормально жила? Так давай, действуй! Или ответь — и тем самым верни ее назад в лаборатории.

Сдался. Взял и сдался — милый паренек, который решил, что он в ответе за кого-то. Меня трясло, когда Дональд кивнул, и я отключила оповещение о входящем вызове.

— Уводи нас, Дональд.

— Алекса, я…

Да, я в курсе. Я тебя сейчас в сотый раз на дню сломала, но это ничего, это дело такое.

— Нет. Задницу в руки — и уводи нас. В конце концов, я не могу.

Обормот кивнул и сел на ложемент. По рубке плясали сполохи: группа «Голод» жгла отходящих сцинтиан, а часть кораблей Империи шла к нам — к обломкам дредноута, и их сканирующие сферы работали по этой каше в надежде отыскать там маленький фрегат.

— А-алекса, — позвал меня Дональд за мгновение до того, как над ним зажегся порт синхронизации. — Спасибо.

Я пошла к двери. Ну что ты, обормот, не за что. Мне, видишь ли, тоже неохота в Империю, вот как есть неохота, и обидно, что ты об этом не вспомнил. Я вышла в коридор и столкнулась с Лиминалью.

Обмороженные уши зачесались.

— Пристегиваемся, Рея, — сказала я, обходя беловолосое оружие. — Сейчас будет весело.

— Я поняла.

«Поняла она».

В коридоре стало тускло: «Телесфор» бросил всю энергию на щиты и гравикомпенсаторы. Значит, стелс-экрана больше нет, мы парим среди обломков, и надо танцевать в лабиринте, прежде чем вырваться на простор и нырнуть.

— Алекса. Он так говорил?

Я остановилась. Голос был сухой и бесцветный, вполне вроде как узнаваемый, но что-то с ним было не так, с этим голосом.

«Она слышит сквозь переборки», — такая была бестолковая первая мысль.

«Самое время разговаривать о таких интересных вещах», — а вот это уже куда лучше.

— Да. Сказал, что хочет для тебя нормальной жизни.

До меня дошло, что общаться, стоя спиной к собеседнику, — это как-то по-хамски, и я повернула голову. Лиминаль со своим обычным нечитаемым выражением «я-тут-статуя» смотрела на меня, и я почувствовала, что у нее на языке вертится вопрос.

— Что такое нормальная жизнь?

Не это ты хотела спросить, сосулька бледная, ой не это.

— Наверное, это что-то теплое и без угрозы сдачи в лабораторию.

Фрегат словно бы висел неподвижно, компенсаторы пока справлялись, и я понимала, что знать ничего не хочу о той свистопляске, которая кипит снаружи. О том, как обормот бросает «Телесфор» из стороны в сторону. О том, что у нас на хвосте перехватчики. О том, что там космос, а впереди — изнанка. Я устала. У меня тут разговор, который куда интереснее, чем это все. Опять же, в какой еще ситуации я могу считать себя соперницей гвардейца Его Меча?

— Понятно, — сказала Рея.

Разговор закончился, не начавшись. Серость освещения вдруг стала обесцвеченным негативом. Ну, здравствуй, изнанка.

— Лиминаль, — позвала я. — Зачем тебе нужна восемнадцатая поза бифудху?

Рея посмотрела мне в глаза — как-то странно, необычно посмотрела — и отвернулась.

— При высоких температурах в этой позе я не теряю сознания.

Высокие температуры… Мамочки. Лиминаль ушла, а я поняла, что прочитала в ее необычайно выразительном взгляде.

«Не это ты хотела спросить, стерва рыжая. Ой не это».