Бяка Аля крепко держалась в седле Каркала. Аля сидела первой, за ней – Вилли, а за ухарем, обхватив лапками его спину, покрытую серо-буро-малиновой шерстью, прятался Мишель. Глаза мышонка горели от счастья и любопытства: ему ужасно нравилось лететь и смотреть на парящие, похожие на вату, облака в лучах бордового заката.

В замке, за разговорами, существа и не заметили, как снаружи стало смеркаться. И вот теперь красный солнечный диск падал за горизонт прямо у них на глазах. Солнце садилось за Трутландией – как раз там, где далеко-далеко огромный муравей Сюсьтик, трубя и мотая головой, требовал вечерней пищи.

– Ух, – Вилли ухнул от неожиданности, когда мышонок впился в него коготками, завидев на облаке посреди неба долговязое существо в форменном плаще, фуражке и круглых очках.

Едва Каркало поравнялось с тумбой таможенника, Аля звонко поздоровалась:

– Привет, Крендебобель!

К тому времени уже почти стемнело, но Крендебобель зажёг настольную лампу и существа увидели стоящую на тумбе… Хрюндю. Хрюндя дружелюбно виляла завитком хвостика.

– Привет, хрю! – ответила свинка.

Сам Крендебобель промолчал, и это не предвещало ничего хорошего. Он переводил сердитый взгляд с Али на Вилли и на мышонка, потом осматривал птицу, потом снова возвращался взглядом к Але.

Бяка вдруг вспомнила, что при их последней встрече Хрюндя цапнула Крендебобеля за нос.

– Как твой нос? Уже зажил? – спросила бяка, чтобы начать разговор.

Крендебобель схватился за картофелину носа и тут же сам на себя разозлился.

– Хрю, а мы подружились с Крендебобелем! – радостно доложила Хрюндя. – Он простил меня за то, что я его за нос укусила. Крендебобель отличный парень, он предложил мне работу.

– Работу? – удивилась Аля. – И кем ты работаешь?

– Как это кем? Хрюндей, конечно! Кем же я ещё могу работать? – Хрюндя засмеялась, перемежая смех с хрюканьем. – Хи-хи-хрю-хи-хи-хрю-хи-хи-хрю! – Знаешь, что самое приятное для копилки? – обратилась она к Але тоном заговорщика, как будто раскрывала огромный секрет.

– Не-а, – Аля отрицательно завертела головой.

– Самое приятное для копилки – это когда в неё бубли бросают, – торжественно сообщила свинка. – А тут все только этим и занимаются. Крендебобель теперь собирает с туристов деньги за пересечение границы, и я уже почти полная. А когда доверху наполнюсь, он меня обещал в санаторий отправить, на грязевые ванны – говорят, на Холмах такой есть, на море. Раньше у злыдней не было моря, но недавно они его себе намечтали. Вот так и живём, чудесно живём, каждый день разные существа проезжают – общаемся, бубли копим, сплошное удовольствие…

Хрюндя говорила и говорила, Аля даже устала её слушать.

– И ты совсем не скучаешь ни по мне, ни по Вилли? – спросила бяка, когда свинка на секунду замолчала.

– Нет, хрю, – честно ответила Хрюндя. – Ни капельки. Здесь я стою на столе, а у Вилли лежала под кроватью. А я тебе так скажу: гораздо приятнее стоять на столе, чем лежать под кроватью.

– Тут ты права, – согласилась Аля.

Крендебобель продолжал бороздить путешественников недобрым взглядом. Наконец он уставился на мышонка и спросил без тени улыбки:

– Что ты здесь делаешь, Мишель? Почему ты заодно с этой бякой? В прошлый раз она незаконно перешла границу Чёрных Холмов, и я даже собирался объявить её в розыск. Пусть благодарит Хрюндю за то, что я этого не сделал. При слове «хрюндя» маленькие глазки Крендебобеля под толстыми стёклами очков наполнились теплотой. «Как можно не любить Хрюндю? – подумала Аля. – Наверное, даже это злобное одинокое существо полюбило Хрюндю. Когда Крендебобель смотрит на Хрюндю, сердце его тает. Так любят кошку или собаку, открытой душой, прощая им все шалости».

– Аля была на Холмах по моему поручению, – голос Мишеля донёсся до бяки словно издалека. – Я послал её за лекарством для Сюсьтика – за «уменьшином для муравьёв».

Таможенник громко хмыкнул, но тут послышался шум, гам, непривычная жителям Бякандии музыка, и к таможне со стороны Чёрных Холмов подкатила целая кавалькада летательных аппаратов разных форм и расцветок. Злыдни в них громко и оживлённо ворковали. По мере приближения аккорды и голоса становились громче.

Крендебобель заулыбался так, что Аля даже испугалась, как бы у него от улыбки не порвался рот.

– О, и вновь семейство Гриппенцахель! – восторженно крикнул Крендебобель. – И господин Козлядий с супругой почтили нас своим визитом! И малыш Пукки, и малыш Хлюппи! И наш юный одарённый студент Тупоглуппо, теперь и с друзьями Мямлиштото, Нехило и Очумелло! А красавица Тощимощи снова так похорошела, что сил нет смотреть на неё! Куда путь держите, позвольте вас спросить? Нет, я не настаиваю, не хотите – не говорите…

– Мы направляемся в Трутландию, – важно сообщил Козлядий Гриппенцахель, но его тут же перебила супруга.

– Ходят слухи, что на Поляне Весёлого Жоржика поселилось неизвестное животное, похожее на гигантского муравья, – забулькала она. – Можно посмотреть на него, если купить билеты. А за отдельную плату разрешено его кормить и фотографировать. Мы обязательно должны увидеть это чудо из чудес!

– Хотим в зоопарк! Хотим в зоопарк! – хором заныли близнецы Пукки и Хлюппи.

– О, не смею задерживать! Не хотите ли сделать пожертвование в фонд государственной границы?

Крендебобель отвесил злыдням поклон до самой земли так, что картофелина носа подпрыгнула и шлёпнула его по лбу. Разгибаясь, он махнул рукой Каркалу – пролетай, мол, не задерживай движение. Два раза повторять было не надо – птица взмахнула крыльями и улетела.

– Попутный ветер в ваши паруса! – прозвучало вслед. Оглянувшись, Аля увидела, как малыши Пукки и Хлюппи дерутся за право бросить монетку в ликующую Хрюндю. Лицо у Хрюнди было таким, будто ничего прекраснее с ней никогда в жизни не происходило и уже не произойдёт.

– Ух, – Вилли с облегчением вытер вспотевший лоб. – Хорошо, что сегодня Крендебобелю не до нас. Но Хрюндя-то какова!

– А что Хрюндя? Ей здесь лучше, это даже хорошо, что она нашла своё счастье, – произнесла Аля печальным голосом.

Бяка действительно была рада за Хрюндю и сожалела лишь о том, что список её друзей стал на одну хрюндю короче.

Пока они стояли на границе, на землю опустилась ночь. Лететь в темноте было не так интересно, как днём: темнота обволакивала со всех сторон, и лишь тусклая луна освещала путь, а на земле светлячки зажгли свои огни.

– Далеко ещё до Поляны Весёлого Жоржика? – спросила Аля у Каркала. Но птица промолчала. Каркало всегда было себе на уме – оно говорило или молчало когда ему вздумается, а вовсе не когда спрашивают.

Позади был долгий день. Приятели устали и начали клевать носом, как вдруг, взглянув вниз, на Бякандию, лежащую под ними в темноте, Вилли спросил:

– Ух, Аля, а мы ТУДА летим?

Вопрос Вилли застал Алю врасплох. Ухарь летел этим маршрутом не в первый раз и приблизительно знал дорогу.

– Что значит ТУДА? – переспросила Аля и сразу же поняла: они летят НЕ ТУДА.

Под ними, чуть впереди, простиралась Большая Поляна возле пещеры Верховной. Но Трутландия-то находилась совершенно в другой стороне!

– Мишель! – позвала Аля, но мышонок не ответил.

– Да что там с этой мышью? Что-то его давно не слышно. Вилли, ну-ка, пни его как следует!

– Он уснул, – отозвался ухарь. – Мне жаль его будить.

– Что значит «жаль»? Мишель! Мишель! – завопила бяка во всё горло. – Мишель, проснись! Мы летим НЕ ТУДА!

Мишель подпрыгнул от неожиданности, широко раскрыл глаза и зевнул.

– Кажется, я немного задремал, – сказал он. – Магия, знаете ли, утомительное занятие, отнимает все силы.

– Посмотри скорее вниз, – перебила его бяка. – Каркало нас правильно везёт?

Мышонок опустил голову и вгляделся в темноту. Уже совсем близко – за холмом, поросшим дремучим лесом, простиралась подсвеченная светлячками Большая Поляна. Насколько ему было известно, Трутландия простиралась очень далеко отсюда, на северо-востоке.

– Какой ужас, – еле слышно пискнул мышонок себе под нос. А затем он громко и бодро произнёс вслух:

– Ребята, у меня появились срочные дела. Я должен сию секунду отправиться в то место, где меня очень-очень ждут. Но мы скоро опять встретимся, я не сомневаюсь. Я не говорю «прощайте», я говорю «до свидания»!

С этими словами Мишель исчез.

Аля и Вилли от удивления потеряли дар речи и не успели опомниться, как Каркало сбросило высоту.

– Ух, что-то с двигателем? Вынужденная посадка? Дозаправка топливом? – заволновался Вилли.

Но птица молчала, как воды в рот набрала. Вскоре её сильные лапы коснулись твёрдой поверхности, и Каркало побежало по земле, притормаживая крыльями. Аля с Вилли подпрыгивали на спине птицы от сильных толчков, охали и ахали, зарабатывая синяки. Но деваться было некуда. Вскоре птица остановилась посреди Большой Поляны, точнёхонько перед входом в пещеру Верховной.

– Каркало! Зачем ты нас сюда привезло? – возмущённо закричала Аля.

Птица лишь молча присела, видимо, намекая на то, что седокам пора слезать. Но Аля и Вилли слезать не собирались, а продолжали кричать и возмущаться. Тогда Каркало чуть накренилось на бок. Аля потеряла равновесие и покатилась вниз по гладкому оперению птицы. Не удержался и Вилли: он схватился за Алю, чтобы ей помочь, но и сам полетел вниз, точно с ледяной горки. «Надо исчезать, надо срочно исчезать! Только так я смогу спасти Алю. Где моя шапка? Где моя шапка? Ах да, я же одолжил её Мобиусу», – бормотал Вилли.

Пока он рылся в сумке в поисках шапки среди десятков других необходимых вещей, Аля изловчилась и выхватила из сумки кнут превращений – на всякий случай, если кто-нибудь на них нападёт.

Тут Каркало зыркнуло на путешественников безразличным взглядом и взмыло в чёрное небо. Провожая взглядом огромную птицу, Аля подумала о том, что птица либо предала их сознательно, приняв сторону Верховной, либо была заколдована. Так или иначе, произошло самое ужасное, что только могло случиться: вместо того чтобы вернуться в Трутландию и расколдовать Сюсьтика, бяка и ухарь оказались в самом логове опасного и сильного врага.

Аля застыла в растерянности посреди Большой Поляны, кнут превращений она сжимала так сильно, что ныла рука. Вилли встал рядом, плечом к плечу с ней, готовый защитить бяку даже ценой собственной жизни. И как раз вовремя, поскольку из пещеры вышла Верховная, а за ней, шаркая корнями по земле, засеменил Старый Пень.

– Здравствуй, Аля! – слащавым тоном радушной хозяйки произнесла Верховная. – Сколько лет, сколько зим! Присесть не желаешь?

Аля огляделась в поисках того, на что можно было бы сесть, и тут к ней рысцой подбежал Старый Пень.

– На меня садись, бяка! – не менее любезно, чем Верховная, предложил он.

Аля присела на краешек Пня, чтобы Верховная ни в коем случае не сочла, что она боится: нельзя показывать врагу, что ты его боишься.

– Удобно ли тебе, бяка, не жестко ли? – поинтересовался Старый Пень. – В его вопросе слышалось издевательство.

И вдруг, как гром среди ясного неба, раздался голос Верховной:

– А это что за бобр?

Тыча пальцем в Вилли, Верховная залилась хохотом.

– Я не бобр! – закричал Вилли. – Не называйте меня бобром, у меня только хвост как у бобра!

– Не люблю бобров.

Верховная вновь захохотала, а из кончика её острого ногтя вырвалась струя синего пламени и пулей метнулась в сторону Вилли. Через секунду пламя окутало ухаря, и он прямо на глазах у бяки начал превращаться из ухаря в бобра. Сначала подросла и почернела шерсть, а затем лицо превратилось в звериную морду с двумя жёлтыми зубами, торчащими вперёд. Ухарь стал ниже ростом и тяжело опустился на четыре лапы.

Но и этого Верховной было мало, она продолжала глумиться:

– Ухарь по своей природе бобр! – громогласно сообщила она.

Аля вскочила со Старого Пня на ноги и храбро возразила:

– Неправда! Ухарь по своей природе ДОБР, а не БОБР!

Но Верховная лишь смеялась в ответ, а Старый Пень вторил ей скрипучим хихиканьем. Огромный мохнатый бобр наводил на Алю ужас. «Вот и всё, – пронеслась предательская мысль. – Мы проиграли, зло победило». И в ту же секунду Аля вспомнила, что сжимает в руке кнут превращений. Не долго думая, она хлестнула им по спине бобра.

– Стань кем был! – закричала она.

Но ничего не случилось. Тогда она ударила кнутом вновь, и снова закричала:

– Стань кем был!

Никаких изменений, только смех Верховной стал более зловещим.

И тогда Аля в третий раз взмахнула кнутом и крикнула:

– Стань кем был!

Кто сказал, что чудес не бывает? Чудеса случаются, но не всегда с первого раза, зато с третьего – непременно. Просто надо быть настойчивым. Аля и сама глазам своим не поверила, когда Вилли вновь превратился в ухаря.

– Ах, так?! – загремела Верховная. – Ты смеешь мне перечить и размахивать прямо у меня под носом оружием, украденным у меня? Немедленно верни кнут превращений!

– Обойдёшься!

Теперь уже смеялась Аля, вновь видя перед собой добряка Вилли, а не зубастого, незнакомого зверя.

Верховная вытянула вперёд руку и выстрелила зелёной огненной стрелой. Аля увернулась и кинулась наутёк, но побежала не по поляне, где её непременно настиг бы град стрел, а в противоположную сторону, ко входу в пещеру. Ухарь последовал за бякой, и вскоре существа оказались внутри холма, среди холодных, влажных камней, в непроглядной тьме. Верховная извергала им вслед проклятия и плевалась, зелёные стрелы со свистом вонзались в землю, и там, где они падали, вырастали ядовитые изумрудные цветы.

Бяка и ухарь долго неслись по узким проходам, через залы, и сонные летучие мыши бросались перед ними врассыпную. В одном из коридоров Аля сняла со стены факел, чтобы осветить путь себе и Вилли. Друзья пролезали сквозь узкие подземные ходы, переходили вброд ручьи, и вот, наконец, остановились на берегу подземного озера. Тихая гладь угольно-чёрной воды умиротворяла и манила неизвестностью, но запах сырости и прелой земли, странные шорохи, стуки и мрак навевали первобытный ужас. Что за чудовища обитают на дне подземного водоёма, что за звери прячутся в камнях?

– Может быть, Верховная отстала? – с надеждой в голосе предположила Аля.

Они прислушались.

– Ух, всё тихо, – сказал Вилли. – Кажется, нам удалось убежать.

– Тебе было не больно, когда Верховная превратила тебя в бобра? – спросила Аля с беспокойством.

– Нет, – ответил Вилли, подумав. – Только безудержно хотелось строить бобровую хатку, а это такое навязчивое ощущение… вроде зуда. Очень неприятно.

– Ясно, – кивнула Аля. – На самом деле она знать не знала, что такое бобровая хатка, но уяснила главное – Вилли здоров и колдовство ему не повредило.

– Давай-ка позовём этого наглеца Мишеля, – предложила Аля. – Что с ним случилось? Как он мог оставить нас в такой переделке, перед лицом опасности?

Она сняла с шеи висящий на шнурке свисток и свистнула, после чего друзья замолчали, напряжённо вглядываясь во тьму. Оба ждали, что вот-вот появится Мишель.

«Пусть он бросил нас на летящем неведомо куда Каркале, но он наверняка найдёт какое-нибудь серьёзное оправдание своему поступку, – думала Аля. – Допустим, скажет, что отправился за подмогой, или, что он безотлагательно понадобился Сюсьтику, или, что заболел и лёг в больницу…»

Аля готова была простить Мишелю многое, лишь бы он появился сейчас перед ними и вывел их из пещеры. Но тут её посетила ужасная мысль: «А что, если Мишеля уже нет в живых и на зов явится вовсе не мышонок, а мышиный скелет, светящийся фосфором в темноте?»

Шерсть на бяке встала дыбом.

Сидя в полутьме на берегу, при тусклом свете факела, друзья ждали Мишеля несколько часов. Аля множество раз свистела в свисток, однако мышонок так и не появился – ни живой ни мёртвый.

Обида на Мишеля постепенно исчезла, растворившись перед пугающей догадкой: мышонок попал в беду.