Бяка мечтала о волшебном самоезде, сколько себя помнила. Сотни раз она рисовала его в своём воображении и точно знала, что и где у него находится, какой он формы, какого цвета и что должен уметь. Разумеется, цвет она предпочитала красный, как у божьей коровки, «только без этого кошмарного гороха».

Аля считала, что в наше время самоезд, который умеет только ездить по земле, безнадёжно отстал от жизни, поэтому её личный волшебный самоезд должен не только ездить, но и плавать, летать и даже забуряться под землю. Пожелав самоезд и хлестнув кнутом превращений, Аля получила то, что хотела. К сожалению, впопыхах она угодила кнутом по пещерному жуку, и поэтому превратила в самоезд именно его, а не какой-нибудь неодушевлённый предмет вроде камня или щепки.

И вот теперь, в результате этого происшествия, новенький самоезд стоял неподалёку, поблёскивая на солнце алыми боками. Он переминался на шести колёсах, протирал усами лобовое стекло и жужжал.

Вилли ходил вокруг самоезда как привязанный – ухал, оглядывал и ощупывал капот, хлопал по крыльям и колёсам, даже обнюхивал.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался он у самоезда.

– Прекрасно, – ответил тот. – Будучи жуком, я чувствовал себя куда хуже: изнывал от безделья.

Аля подошла к самоезду с виноватым видом.

– Ты уж прости, что так вышло, это страшное недоразумение, – сказала она. – Ты случайно мне под руку попался. Наверное, ты хочешь снова превратиться в жука, чтобы вернуться к своей жучке, или жучихе, или жучилле, – бяка совсем запуталась. – Как её там?

– Нет у меня никакой жучиллы! – возмутился самоезд. – С чего ты взяла? Я совсем не хочу расколдовываться, я хочу быть самоездом, чтобы мчаться быстрее тигра и лететь как птица, и чтобы ветер свистел в усах!

– Ух, что ж ты сразу не сказал?! – закричал Вилли. – Столько времени потеряли! Аля, прыгай скорее в самоезд и поехали.

– Куда едем-то? – спросила бяка, усаживаясь поудобнее и хлопая дверцей-крылом.

– Как куда? К Сюсьтику, конечно! – радостно произнёс ухарь. – Нужно скорее его уменьшить, но теперь это уже дело техники. За день домчимся до Трутландии, а там мигом расколдуем муравья кнутом превращений – самым мощным магическим оружием в Бякандии.

Вилли с довольным видом потирал пухлые шестипалые лапы. Он чрезвычайно оживился, что было не в его характере – это появление самоезда так повлияло на ухаря. Он говорил и говорил, и нахваливал кнут превращений, совсем не глядя на бяку. А Аля тем временем стала чернее тучи.

– Ух, до чего же всё-таки хорошо, что у нас есть кнут превращений! – воскликнул Вилли в завершение своей пламенной речи.

И тут Аля сказала нечто такое, отчего хорошее настроение ухаря испарилось без следа:

– Вилли, мне бесконечно жаль, но у нас больше нет кнута превращений.

Вилли остолбенел.

– Как нет?

– Я его потеряла.

Вилли заухал.

– Но ты же совсем недавно наколдовала самоезд с его помощью. Куда же он делся?

– Он остался в пещере, – с печалью в голосе поведала Аля. – Когда самоезд рванулся с места, кнут угодил под колесо, и я не смогла удержать рукоятку. Кнут упал на землю, а мы уехали. Задержись мы хоть на секунду, Пещерный Дух схватил бы нас.

– Ух, пожалуй, – согласился Вилли. – Тогда, может, мы вернёмся и заберём кнут? Вдруг он так и лежит до сих пор в тоннеле?

Бяка отрицательно покачала головой.

– Нет, я видела, как кнут подхватил Пещерный Дух.

Последовало долгое молчание.

– Но что же нам теперь делать, без кнута? Как же мы расколдуем Сюсьтика? – спросил наконец Вилли.

Бяка тяжело вздохнула.

– Не знаю. Скорее всего, никак. Я сочувствую муравью, он был нашим другом и не заслужил такого жуткого конца.

Вилли заметил, что на её глаза цвета сосновых иголок навернулись слёзы.

– Ух, не волнуйся, – произнёс он с наигранной беззаботностью. Вот что: надо поехать в избушку Лешего, а там наверняка подскажут, где искать Мишеля. Пусть мышонок придумает что-нибудь, он ведь волшебник.

– Ага, – Аля вновь воспряла духом и завертела хвостом. – Так и поступим. На самоезде мы быстро домчимся, не то, что пешком. Ёх-хо! Поехали!

Самоезд зарычал, вздрогнул и тронулся. Всё время, пока существа беседовали, он с любовью рассматривал в луже свою кабину, фары и дворники. Он не слушал, о чём шла речь – проблемы существ его совсем не волновали.

– Вжж, вжж… Неплохо, весьма неплохо, – пробормотал самоезд, испытывая новенькие колёса. Он завертелся вправо-влево, завихлял по дороге туда-сюда.

– А ты знаешь, в какую сторону ехать? – засомневалась вдруг Аля.

– Понятия не имею! – признался самоезд. – Я ведь из пещеры почти не вылезал, и дороги Бякандии мне неведомы. Но это неважно, главное – движение вперёд. Вжж, вжж, вжж…

– Нет-нет-нет, – возразила Аля. – Мы очень спешим. Вон там, впереди, виднеются деревья, и они очень напоминают Букину Рощу.

Когда друзья подъехали ближе, из рощи стали слышны странные звуки: «Ать-два, на-ле-во, на-пра-во, шагом марш! Ра-а-вняйсь! Сми-ир-но!»

– Ух, наверно, это буки маршируют, – предположил Вилли.

С буками им уже приходилось общаться прошлым летом. Буки следили за соблюдением порядка в Бякандии и обожали маршировать. Все буки внешне походили друг на друга как братья. Лица их были грубыми, точно выструганными из дерева, а фигуры напоминали поленья. В сучковатых лапах буки сжимали огромные неотёсанные дубины, и спорить с буками было не только боязно, но и опасно.

Когда самоезд подъехал к роще, от ближайшего дерева отделилось существо, как две капли воды напоминающее ствол липы.

– Липа! – радостно закричала Аля.

Когда-то между ними были разногласия, но потом Аля и бука Липа помирились, и сейчас он тоже был рад её видеть. Липа расплылся в корявой, бесхитростной улыбке.

– Привет, Аля! Привет, Вилли! Тачка что надо! – Липа с восхищением уставился на машину.

За целый год Липа нисколько не изменился, даже дубина в его руке была та же самая.

– Как твои дела? – спросила Аля.

– Нормально, к войне готовимся, – ответил Липа, поигрывая дубинкой. – Как учения закончатся, так и воевать пойдём.

– Но зачем тебе воевать? – удивилась Аля. – Ведь ты же борешься со злом?

– Конечно, со злом! – без запинки ответил Липа.

– Значит, ты на стороне добра? – спросила Аля.

– Конечно, добра!

– Но ведь ты сражаешься за Верховную?

– Конечно, за Верховную.

– Но ведь она и есть ЗЛО, сам подумай!

Липа нахмурился.

– Думать нам запрещено, – буркнул он. – Аля, ты совсем меня запутала.

– Ух, а кто твой командир? – спросил Вилли.

– Я служу генералу Дрынделю, он недавно вернулся из Тридесятого Царства и снова собрал войско. А законная царица Василиса сбежала, бросила страну на произвол судьбы. Ничего, скоро Верховная наведёт порядок, чтобы всем стало хорошо.

Он хотел ещё что-то сказать, но тут подошёл бука Ясень.

– Пароль! – потребовал он от бяки и ухаря.

– Ясень, опять ты за своё! Какой ещё пароль-мароль? – Аля всплеснула руками. – Это же мы, Аля и Вилли, не узнаёшь, что ли?

Ясень с подозрением оглядел самоезд.

– Катитесь-ка вы отсюда колбаской, – посоветовал он. – И отпускаю я вас только по старой памяти, а надо бы задержать: Липа, небось, все военные тайны уже выболтал.

В этот момент самоезд зарычал и сорвался с места: буки напугали его до полусмерти. Схватив руль, Аля повернула на Утиный тракт – от Букиной рощи она уже знала путь до Трутландии.

Утиный тракт было не узнать. Эта широкая дорога, ведущая от Букиной Рощи к Волшебному озеру, слыла гордостью Бякандии. Прямая, ровная, ни одного бугра, ни единой ямки, а по вечерам вдоль тракта зажигались жёлтые глаза фонарей. По Утиному Тракту существа не спеша прогуливались под ручку и беседовали только о возвышенном: о красивых вещах, приятных событиях и сердечных отношениях. Там они встречали своих знакомых и делились с ними последними новостями, добрыми и радостными. И вот теперь всё изменилось как в кошмарном сне.

Бесконечной вереницей по тракту ехали телеги, запряжённые рохлями, доверху нагруженные дубинами для бук и метательными камнями. Рохли вздыхали и ржали с нескрываемой грустью в голосе. Утиные семейства шли по обочине – переселялись в безопасные места обитания. А певчие птицы на деревьях тревожно щебетали: «Чьи мы? Чьи мы?» Звери угрюмо отмалчивались, что тоже не предвещало ничего хорошего.

– Дуну-ка я ещё раз в свисток, – нарочито бодро произнесла Аля, чтобы разрядить обстановку.

И она снова, в сотый раз, дунула в волшебный свисток, висящий на шее. Но Мишель по-прежнему не откликался. Где он, что с ним, этого не знал никто.

Тем временем на дороге образовалась пробка: существа, живущие у подножья Чёрных Холмов, уезжали подальше от Букиной Рощи, вглубь страны или даже в Трутландию. А другие наоборот, направлялись в пещеру Верховной бяки, чтобы поступить на службу к злой колдунье. И каких только средств передвижения не было на дороге! Похожие на божьих коровок, мышей и черепах, колдомашины поражали разнообразием. Только злыдни никогда в пробки не попадали – их машины имели способность летать, чтобы быстро добираться домой, в заоблачную высь Чёрных Холмов.

Возле волшебного самоезда, на полосе противоположного движения, остановились две фефёлы – очевидно, они ехали на свадьбу Верховной и Старого Пня. Фефёлы были расфуфырены до неузнаваемости, их пышную шерсть украшали бантики самых модных фасонов и расцветок. Сидели они в зелёной карете, похожей на лист берёзы, а везла карету мохнатая гусеница.

– Жаль, что Василиса сбежала из страны, – сказала одна фефёла другой. – С ней мы жили припеваючи. Одни бега рохлей чего стоили!

– А магазины бантиков! – произнесла другая с сожалением. – Теперь все они закрыты. Хорошо ещё, что я успела закупить бантиков на два года вперёд.

– Говорят, что Васька теперь живёт на Чёрных Холмах, – громким шёпотом произнесла первая фефёла и скосила глаз на Алю, слышит ли та: фефёлы обожали разносить сплетни.

– Мне известно из надёжных источников, – продолжала фефёла, – что Василиса вывезла из Бякандии десять вагонов золотых слитков, две телеги рубинов и бриллиант размером с арбуз. Теперь она живёт на Чёрных Холмах, в огромном доме на берегу моря.

– Разве на Холмах есть море? – удивилась её подруга.

– А как же! – фефёла воздела к небу изящные тонкие руки, поросшие золотистым пухом. – Неделю назад тысячи злыдней взяли лопаты и выкопали яму глубиной в километр. Потом они налили туда воды, а чтобы вода стала солёной как в настоящем море, всыпали в яму несколько бочек соли. После они наколдовали много-много рыбы.

– А что стало с землёй, которую они выкопали? – с недоверием спросила собеседница.

– Из земли получился новый Чёрный Холм, двенадцатый по счёту. Так вот: сидит себе сейчас Василиса на балконе своего огромного-преогромного дома, глядит на море и лопает вкусняшки из тарелки-неопустелки. Чтоб мы так жили!

– Всё это сказки, – возразила ей подруга. – Лично я слышала, что Василиса переехала в Водонию и построила на дне океана золотой замок, – краше, чем у самого Водяного. Вокруг замка раскинулись просторные пастбища, где Васька пасёт собственное стадо морских коров, а голов в том стаде – полмиллиона. И недавно Ваське сделал предложение морской лев.

– Хватит врать-то, фефёлы! – не выдержала Аля. – И как не стыдно, чушь такую городить!

Аля не стала рассказывать фефёлам, что на самом-то деле Василиса сидит в пещерной тюрьме. А то опять начнут что-нибудь фантазировать, про золотую клетку и всякое такое. Не в силах больше стоять в ужасной, отупляющей пробке, бяка надавила на жёлтую кнопку на приборной панели самоезда и приказала:

– Самоезд, забурись!

Но скоро она пожалела о своём необдуманном поступке.

Первым делом из-под днища самоезда выпростались две металлические руки-ковша и стали копать яму. Комья глины вылетали из ковшей, заляпывая светлые кожаные сиденья и попадая существам то в глаз, то в нос – успевай уворачиваться. Затем самоезд накрылся крышей и приступил к забурению, началась тряска. Аля и опомниться не успела, как их окутала кромешная тьма, и почти сразу в темноте вспыхнули десятки овальных любопытных глаз – как лампы в ночи.

– Ух, кто это? Кроты? – спросил Вилли дрожащим от страха голосом.

Самоезд захохотал – заходил ходуном, чихая мотором.

– Нет, не кроты. Это подземиты, жители страны Подземии. Неужели не слыхали? Да ладно! Не бойтесь, подземиты – существа мирные, не обидят. Они всего лишь любопытствуют, сможете ли вы дышать под землёй.

– Ух, Аля, а мы сможем дышать? – сдавленным голосом спросил Вилли.

Аля вдруг начала задыхаться.

– Кажется, нет. Мне не хватает кислорода!

Бяка выдохнула из лёгких последний воздух и тут заметила светящуюся в темноте кнопку на приборной доске самоезда.

– Самоезд, стань самолётом! – крикнула она на последнем издыхании и нажала на кнопку.

Самоезд вновь затрясся – так трясётся космический корабль при запуске. И в ту же секунду неведомая сила вытолкнула машину из-под земли, точно пробку из бутылки. Аля и Вилли судорожно хватали ртом воздух, а когда отдышались, поняли, что взмывают вверх, над толпой, над дорогой. Самоезд откинул крышу назад, с грозным рыком расправил крылья, доселе сложенные вдоль корпуса, и величаво поплыл по небу.

У бяки захватило дух.

– Ёх-хо! Ай да самоезд, ай да молодец!

– Я и сам от себя не ожидал, – признался самоезд. – Спасибо, Аля, ты помогла обнаружить мои скрытые таланты.

Впрочем, летели они недолго и невысоко – самоезд быстро выдохся.

– Надо тренироваться, в следующий раз будет лучше, – пообещал он и приземлился на проспекте Злыдней, в двух шагах от Отдыхательного пляжа.

На Бякандию стремительно опускалась ночь. И едва сумерки окутали серой пеленой побережье, как над Волшебным озером зазвучал знакомый, оглушительный визг. Звук доносился со стороны валуна: это снова кричал Анци. В прошлый раз малыш наградил их верным пророчеством, но кто знает, что он скажет теперь?

– Погнали туда, – Аля махнула рукой.

Анци самозабвенно вопил, стоя у подножия валуна в длинной, почти до пят, тельняшке – нашёл на пляже, не иначе. Завидев Алю и Вилли на волшебном самоезде, малыш запрокинул голову и завыл загробным голосом:

Вылезла из Тридесятого Царства Бяка, несущая зло и коварство. Скоро Верховная свадьбу сыграет, Старый Пенёк ей во всём помогает.

– Это и без тебя уже всем известно, – сказала Аля.

Она выпрыгнула из самоезда и подошла к малышу.

– Ты бы лучше будущее предсказывал, а не прошлое. Война-то будет или нет, как ты думаешь?

– А вы принесли скейт-самоскок? – ответил Анци вопросом на вопрос.

– Не-а, – Аля отрицательно покачала головой. – Где мы его тебе возьмём?

Анци скатал уши в трубочку, потом снова раскатал. Вскинул голову и пропел:

Будет война, иль не будет войны? Бяки не ведают мира цены. Что там с Бякандией солнечной станет, Вам не скажу, я сейчас очень занят.

Покончив с пророчеством, малыш полез на отвесную стену валуна, цепляясь пальцами рук и ног за гладкие камни, тельняшка на нём путалась и мешала движениям.

– Чем, интересно, он так занят? – задумчиво спросила бяка.

– Ух, надо бы за ним проследить.

Друзья последовали за Анци наверх. Когда они, изрядно намучившись, залезли на вершину, там их ждало любопытное зрелище: Анци выкладывал на небольшой площадке замысловатый узор из камешков.

На небосвод выкатился месяц и пролил на Бякандию серебристый свет.

– Ух, смотри, тут какая-то колдовская карта, – предположил Вилли.

– Похоже на план Тридесятого Царства, – согласилась бяка. – Помнишь, мы в школе проходили?

Анци молча складывал камешки, один к одному.

– Есть в Царстве и моря, и леса, и горы, – сказала Аля, разглядывая карту. – Анци, расскажи нам про Царство.

Малыш повернул к Але голову и посмотрел на неё снизу вверх блестящими, круглыми, как блюдца, глазами.

– Тридесятое Царство есть у каждого в голове, – сказал он.

Бяка засмеялась:

– Скажешь тоже! В моей голове нет никакого царства. Она вообще пустая как мячик. А когда дует ветер, мне кажется, что он влетает мне в одно ухо и вылетает из другого.

– Ух, а у меня много всего в голове, – вмешался Вилли. – Например, я храню там кулинарные рецепты, чтобы не искать книжку, когда надо что-нибудь приготовить.

– А я стараюсь ничего в голове не хранить, чтобы не захламлять, – сказала Аля. – Зато в моей голове иногда появляются мысли. Я сама не знаю, откуда они приходят: слева, справа, сверху или снизу. Как будто ниоткуда возникают. И исчезают так же: неизвестно, куда.

Анци загадочно молчал, шевеля ушами и складывая свой магический узор. Он сидел на коленях, и огромные пыльные ступни малыша, торчащие из-под тельняшки, выглядели уморительно.

– Ладно, Вилли, нам пора, – сказала Аля. – Можно всю ночь разгадывать загадки, но легче от этого никому не станет, и Сюсьтик не расколдуется. До избушки Лешего уже недалеко. Поехали, там и переночуем.

– Ты права, – согласился Вилли. – Анци, а ты спать иди, поздно уже. Спокойной ночи.

Анци помахал ушами на прощание.

Аля и Вилли спустились вниз, к подножию валуна, и подошли к самоезду. Каково же было их удивление, когда они увидели, что самоезд… спит! Фары его были погашены, крылья сложены, а капот чуть приоткрыт. И откуда-то из недр мотора доносился звук: хрр-вжж, хрр-вжж, хрр-вжж.

Сначала друзья, конечно, посмеялись, но затем попробовали его разбудить. А он не будился ни в какую. Друзья кричали и улюлюкали, и пытались зажечь ему фары, и прыгали на сиденьях, но самоезд спал беспробудным сном. Отчаявшись, Вилли растянулся на заднем сиденье и сказал:

– Ух, тогда я тоже буду спать. Я так устал, столько событий, тяжёлый день…

Ухарь наощупь достал из сумки бируши, вставил их в уши и в тот же миг захрапел.

Бяке ничего не оставалось, как лечь в кабине, головой к рулю.

Не думая об опасностях, которые поджидают путников, ночующих в самоездах, Аля и Вилли погрузились в сон без сновидений.