Озмиан не спешил идти по следу, наслаждаясь удовольствием от самого процесса слежки. В спешке не было необходимости: время было на его стороне. Несмотря на то, что до этого момента его добыча разочаровывала его, этот агент явно был умным и опасным, и недооценивать его стало бы смертельной ошибкой. И он учился, действуя все лучше и лучше.

Длинный, запутанный след, в конце концов, привел Озмиана в комнату декоративно-прикладного искусства. Как ни странно, он не знал о существовании этой комнаты и не занимался никакими ремеслами в то время, когда находился в Кингз-Парк. Несмотря на это, мастерская производила весьма тревожное впечатление: на столах по-прежнему сохранились последние незавершенные макеты кораблей — наполовину связанные шарфы, глиняные головы, высохшие акварели, жалкие произведения поврежденных умов. Следы вели мимо стола с шарфами, и Озмиан мгновенно догадался, что произошло: Пендергаст взял несколько шарфов, чтобы обернуть ими свои ноги, тем самым сделав оставляемый им след еще более слабым и нечитаемым.

Умный ход.

И с этого момента слежка стала более сложной задачей, требующей частых остановок — особенно там, где агент пересекал следы, оставленные более ранними исследователями. Озмиан прошел по коридору, проверил несколько комнат. Видимо, Пендергаст копил время для своей диверсии, замедляя его. Он планировал какую-то ловушку или засаду, на которую потребуется время.

Общее направление следов шло на запад, к крылу «Д», и Озмиан задумался, не оно ли было конечной целью Пендергаста. Это стало бы весьма неожиданным ходом.

Через несколько минут его слежка действительно привела его к сожженной секции. То место, где следы уводили в лабиринт развалин, он изучил с фонариком особенно тщательно. Это могло быть отвлекающим маневром, некой попыткой заманить его в эту опасную зону, но внимательное изучение показало, что Пендергаст действительно вошел в разрушающееся крыло. Не существовало способа подделать это. Он был там — где-то там.

И теперь, вглядываясь в обгоревший интерьер, Озмиан чувствовал себя ошеломленным. Он прислушался к стонам и скрипам пострадавшего крыла, усиливающимся при каждом порыве зимнего ветра. Похоже, что стены двигались, и непрекращающиеся звуки заставляли его чувствовать себя так, будто он находился в брюхе какого-то ужасающего монстра. Стены частично обрушились, полы прогорели, зияя большими зазорами и наклонными упавшими балками. Это было жаркое пламя — настолько жаркое, что на полу можно было заметить застывшие лужицы расплавленного стекла и алюминия наряду с рухнувшими и раскрошившимися участками бетонной стены. Для Пендергаста было чистым безумием рисковать собой в подобном месте — это скорее отчаяние, чем признак ума.

Но это было неважно: если добыча пожелала продолжить охоту именно в этом месте, так тому и быть.

Озмиан выключил фонарь. С этого момента он должен был двигаться вперед, используя только лунный свет и свое предчувствие. Ему следовало с большой осторожностью прокладывать себе путь через прогоревшие, зияющие дырами полы, и в то же время сохранять высокую бдительность, доверившись своему почти сверхъестественному чувству опасности. Он был уверен, что Пендергаст устроил ему засаду. Он напоминал ему раненого льва, ожидающего его в мопановых зарослях и готового обрушиться на своего мучителя.

Пройдя мимо кучи раскрошившегося бетона, Озмиан вошел в огромную открытую комнату, которая, очевидно, когда-то была спальным помещением. Кровати, все еще выстроенные в линию, теперь представляли собой ряды почерневших железных каркасов. Дальняя стена рухнула, обнажив погнутую и расплавленную арматуру, за которой виднелась ванная с потрескавшимися от жара фарфоровыми раковинами, выжженными писсуарами и открытыми душевыми кабинами.

Следы Пендергаста привели его к главной лестнице крыла «Д». Она представляла собой прекрасный образец кошмарного разрушения. Озмиану было трудно поверить, что она все еще стояла. Естественно, что, пытаясь отыскать самую опасную зону, добыча поднялась по лестнице. С чрезвычайной осторожностью продвигаясь вперед в абсолютной тишине, ожидая нападения в любой момент, Озмиан миновал скрипучую и искривленную лестницу. Следы вывели его на площадку второго этажа, в другой разрушенный коридор — настоящий лабиринт обугленных и сломанных балок, по всей длине которого вился пожарный шланг, по-видимому, оставленный здесь пожарными, которые гасили пламя. Конец шланга все еще был прикреплен к стояку.

Озмиан остановился. Что-то лежало на полу рядом со шлангом, а свежие следы на саже и пыли свидетельствовали о том, что Пендергаст поднял этот предмет. Что бы это могло быть?

Сверхъестественные охотничьи инстинкты начали покалывать. В своей предыдущей жизни, когда на охоте на крупную добычу он был следопытом, такое чувство означало, что он почти достиг цели: что его добыча решила повернуться к нему лицом и что схватка неминуема. Он замер, весь обратившись в слух. Особенно сильный порыв ветра спровоцировал шквал скрипов, и Озмиану показалось, что все сооружение в любой момент может рухнуть. Когда был пожар? Он вспомнил, что как раз в прошлом году — и с тех пор здание находилось в таком состоянии. Значит, не стоило чрезмерно беспокоиться о том, что обрушение может произойти прямо сейчас. Если, конечно, не приложить к этому немного усилий.

Ах! Эта мысль была озарением. Он задумался о том, какую атаку планировал Пендергаст — и с какой стороны. Но мог ли он действительно обрушить на них обоих здание? Это была сумасшедшая идея, слишком непредсказуемая, и, скорее всего, она убьет как его, так преследуемую им дичь. И все же, рассматривая подобную возможность, он убедился, что это, скорее всего именно то, что и запланировал сделать Пендергаст.

Озмиан тихо шагнул вперед, оставаясь под прикрытием темноты внешней стены, остановившись за кучей бетонных глыб. Его положение было выгодным: отличное прикрытие, совмещенное с хорошей линией обстрела — рядом с внешней стеной здания. Темнота плотно укрывала его, при этом количества лунного света было достаточно, чтобы хорошо видеть все вокруг. Итак, Озмиан был именно там, где хотел. Оставаясь в темноте, он протянул свободную руку, ухватил валяющийся пожарный шланг и медленно и тихо потянул его к себе.

Каждая клетка в его теле чувствовала себя живой. Что-то должно было произойти. Не важно, что именно — он будет к этому готов.