Брайс Гарриман пробрался сквозь обширный, густонаселенный отдел новостей «Пост» и остановился в дальнем его конце перед кабинетом Петовски. Это была вторая внеплановая встреча, на которую его вызвали. Это было не просто необычно — это было неслыханно. Когда он получил сообщение — больше напоминающее повестку в суд — все облегчение, которое он испытал после того, как его совершенно внезапно выпустили из тюрьмы, испарилось.

От этого не следовало ждать ничего хорошего.

Он сделал глубокий вдох, собрался с силами и постучал.

— Войдите, — прозвучал голос.

На этот раз Петовски был в своем кабинете один. Он сидел за столом, покачиваясь на стуле, и играл с карандашом. Удостоив Гарримана мимолетным взглядом, он снова отвел глаза и сосредоточился на своем бессмысленном занятии. Сесть он своему репортеру не предложил.

— Ты читал о пресс-конференции, которую устроило управление полиции этим утром? — спросил он, продолжая покачиваться на стуле.

— Да.

— Убийца — Палач, как ты его окрестил — оказался отцом первой жертвы. Это был Антон Озмиан.

Гарриман снова сглотнул — более болезненно.

— Что ж… я понимаю.

— Ты понимаешь. Я так рад, что ты наконец-то… понимаешь, — Петовски поднял взгляд и уставился на Гарримана. — Антон Озмиан. Ты бы назвал его религиозным фанатиком?

— Нет.

— Ты сказал, что он убивал, цитирую, «чтобы проповедовать городу»?

Гарриман внутренне сжался, услышав свои собственные слова.

— Нет, не сказал бы.

— Озмиан, — Петовски щелкнул карандашом и сломал его пополам, с отвращением выбросив обломки в мусорную корзину, — никак не вписывался в твою теорию.

— Мистер Петовски, я… — начал Гарриман, но редактор поднял палец, призывая к тишине.

— Оказывается, Озмиан не пытался отправить Нью-Йорку никакого послания. Он не обличал коррумпированных, развращенных людей, вроде себя самого, и не пытался донести какое-либо предупреждение массам. Он не делал заявлений о том, насколько разобщена наша нация, не пытался сказать, что обычные рядовые граждане не будут больше терпеть гнет богачей. Он ведь был одним из них! — Петовски фыркнул. — И теперь все мы здесь, в «Пост» выглядим как полные идиоты. И все это благодаря тебе.

— Но ведь полиция тоже…

Небрежный жест заставил его умолкнуть. Петовски нахмурился и продолжил.

— Ладно. Я слушаю. Теперь у тебя есть шанс объяснить ту белиберду, которую ты написал, — он замолчал, откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

Гарриман отчаянно размышлял, но ничего не приходило ему в голову. Он обдумывал это уже не раз до прихода сюда — с того самого момента, как услышал новости. Но в последнее время на него свалилось слишком много потрясений — арест, обвинение, последовавшее освобождение и новость, что теория о Палаче была неверной — все это оставило его сознание полностью опустошенным.

— У меня нет оправданий, мистер Петовски, — выдавил он, наконец. — Я разработал теорию, которая, казалось, соответствовала всем фактам. Ее даже взяла в оборот полиция. Но я ошибся.

— Теория, которая еще, к тому же, вызвала странные беспорядки в Центральном Парке. И в этом копы теперь тоже обвиняют нас.

Гарриман опустил голову.

После долгого молчания Петовски глубоко вздохнул.

— Что ж… по крайней мере, это честный ответ, — сказал редактор, сев прямо. — Хорошо, Гарриман. Вот, что ты сделаешь. Ты используешь свой изобретательный ум для своей работы и перестроишь свою теорию так, чтобы она соответствовала Озмиану — и тому, что он на самом деле делал.

— Я… не уверен, что понимаю.

— Это называется «перестроение». Ты сделаешь выдержку из имеющихся данных, уплотнишь и обработаешь факты. Ты заставишь свою теорию работать в другом направлении, поразмышляешь о мотивах Озмиана, о которых, возможно, не упомянула на своей пресс-конференции полиция. Добавишь несколько фактов об этих волнениях в Центральном Парке и объединишь это все в один крутой репортаж, который заставит общественность думать, будто мы все это время держали руку на пульсе событий. Мы все еще «Город Бесконечной Ночи», находящийся под каблуками миллиардеров, которые потихоньку затягивают петли на наших шеях. Ясно? А Озмиан — это само воплощение жадности, извращенности, эгоизма и презрения, которые класс миллиардеров испытывает к обычным трудящимся жителям этого города. Все то же самое, что мы писали и до этого. Это и есть перестроение. Понимаешь?

— Понимаю, — ответил Гарриман.

Он собрался уходить, но оказалось, что Петовски не закончил.

— О, и Гарриман!

Репортер оглянулся.

— Да, мистер Петовски?

— Это повышение твоей ставки, которое я упоминал, помнишь? Я отменяю его. Задним числом.

Когда Гарриман вернулся в отдел новостей, никто не поднял глаза ему навстречу. Все с головой погрузились в работу, сгорбились над ноутбуками и уткнулись в мониторы. Но как только Брайс добрался до двери, он услышал, как кто-то тихим голосом произнес:

— Богатеи, вернитесь на путь истинный, пока не стало слишком поздно...