Всадники бурь

Чалкер Джек Лоуренс

Ветры Перемен дуют от престола Мироздания, пронизывая ими же созданные миры. И ближе всего к Престолу лежит мир, называемый Акахларом. Акхарские правители постигли суть магии, овладели скрытыми силами, и это дало им огромное могущество. Бесчисленные столетия акхарские маги добивались абсолютной власти, которая превратила бы их в богов и повелителей вселенных. Бесчисленные столетия народы, покоренные акхарцами, мечтали о героях-освободителях и надеялись на их приход. И герои пришли – но за ними в мир ворвались беспощадные Всадники Бурь.

 

Пролог

Положение дел

Ветры Перемен дуют от самого Центра Мироздания, пронизывая ими же созданные миры. Впервые их дыхание коснулось Земли, когда та была всего лишь остывающей массой расплавленной лавы, а ее создала буря, которая ранее пронеслась сквозь пустоту.

Ветры Перемен вновь вернулись, когда Землю еще покрывал первородный океан, и тогда в нем зародилась жизнь. Это просто произошло где-то в пространстве, произошло по законам вероятности, единственным законам, которым подчиняются Ветры Перемен.

Так далеко от Центра Мироздания Ветры слабели и лишь едва коснулись развивающейся планеты, но даже этого мимолетного прикосновения оказалось достаточно, чтобы сначала возникли самые древние морские твари, а еще немного позднее – непроходимые первобытные леса с их царством гигантских амфибий и рептилий. Но пронеслась еще одна буря и холодным, могучим ударом уничтожила прежних обитателей Земли, а их место заняли млекопитающие.

Почему именно обезьяны продвинулись в своем развитии дальше остальных? Почему один из их видов обрел разум, создал орудия труда, а со временем и некую цивилизацию? А почему бы и нет? Обезьяны могли сделать это ничуть не хуже, чем кто угодно другой. Подобное происходило в бесчисленном множестве иных миров, лежащих между той Землей, которую мы знаем, и Центром Мироздания. Наш мир дальше от Центра и моложе. Те, что ближе к нему, развились раньше, а те, что лежат еще дальше нас, и появились позже. Те миры, что лежат ближе к Центру Мироздания, образовали нечто вроде щита между ним и молодыми мирами. Чем ближе к Центру Мироздания, тем этот щит становится плотнее. Он защищает наш мир, подобно тому как горы защищают нас от капризов погоды.

Горы – огромные, величественные преграды, воздвигнутые самой природой. Чтобы преодолеть их, требуется в десятки, в сотни, в тысячи раз больше энергии, чем для того, чтобы промчаться над бескрайними равнинами или бесконечной гладью океана. Лишь особенно грозная буря способна на это, но и она настолько слабеет, что тем, кто живет по другую сторону гор, покажется лишь слабым ветерком. Буря может обогнуть преграду, свернуть со своего пути и нанести удар где-нибудь в другом месте, а может растратить силы в долгих и бесплодных странствиях.

Так и Ветры Перемен ослабевают или сворачивают с пути, пересекая множество миров, которые таким образом спасают человечество от судьбы динозавров. Мы в долгу перед ними: ведь это мы могли оказаться первыми на пути Ветров в те времена, когда щит был еще слаб, и тогда гигантские рептилии, возможно, пришли бы нам на смену.

Но пусть буря, перевалившая через горы, становится лишь бледной тенью самой себя, она все же несет с собой там ливень, там снег, а то и гололед на дорогах. Она может вызвать катастрофу, может спасти всходы от засухи. Даже самый слабый ветер может изменить чью-то судьбу, если кому-то приходится ехать по скользкой дороге под дождем, а не по сухому асфальту под ярким солнцем и голубым небом. Не будь этой бури – и некий автомобиль не потерял бы управления на некоем склоне, залитом дождем, и путь его не пересекся бы с придорожным столбом или со встречной машиной – и кто-то вполне мог бы остаться в живых.

Даже самая незначительная буря может иметь грандиозные последствия.

Великий Ветер Перемен, коснувшийся Трои, был не более чем рябью на водах Вероятности, но Троя пала, не устояв перед очевидной и все же невообразимой уловкой. Другая рябь Вероятности вознесла Александра на место завоевателя всего известного тогда мира, а потом забрала его из этого мира так рано, что он не успел совершить ничего большего.

Всего лишь легкий шорох листвы – и Цезарь умирает потому, что все происходит именно так, как и должно было происходить, а потом начинается избиение его убийц, потому что все идет совершенно иначе. Слабый вздох струн – и некий безвестный плотник становится равви, учителем. Один из множества самопровозглашенных пророков и мессий того времени, он делается силой, которая живет тысячи лет после его смерти, потому что все, включая и самую его смерть, происходит именно так, как и должно было происходить. То же самое случилось и с неким мудрецом, единственным из тысяч подобных ему индийских святых, и с неким неграмотным погонщиком верблюдов близ Медины в Аравии. Почему именно они? Были они тем, чем провозглашали себя, или нет? Ветры Перемен безразличны к этому: они лишь подчиняются законам вероятности, согласно которым один из тысяч должен был оказаться настоящим…

Война и мир, революция и реакция, тьма и возрождение, познание и невежество… Для Ветров Перемен одно ничуть не лучше и не хуже другого.

Они касаются заурядных людей и делают их великими, касаются великих – и превращают их в неудачников. Корсиканский офицер становится императором Франции. Хайнаньский библиотекарь объединяет весь Китай и вводит там коммунизм собственного изобретения. Немецкий еврей-экономист полагает, что нашел ключ к истории человечества, и становится во главе движения, которым не в состоянии управлять. Сын школьного инспектора, бывший семинарист и российский еврей объединяются во имя пролетариата, к которому никто из них никогда не принадлежал, и устанавливают в России новый порядок, провозглашая его от имени человека, заявившего, что коммунизм в России невозможен. Незадачливый рисовальщик открыток перебирается из Вены в Баварию и становится вожаком пестрого сборища разочарованных радикалов и армейских ветеранов, а через десять лет его провозглашают диктатором новой Германии. Вероятность этих событий совершенно ничтожна, но она не равна нулю, и во власти Ветров воплотить их в реальность.

Невозможное существует, даже когда дуют Ветры Перемен, но нет ничего невероятного.

И нет такого человека, которого не коснулся бы Ветер Перемен, пусть самый слабый. Некоторых он касался не единожды, если не в повседневной жизни, то в мечтах, верованиях, легендах, в сказаниях о богах и демонах. Ведь все это не что иное, как эхо событий, которые произошли в тех землях, над которыми проносились Ветры.

Все вселенные, созданные Ветрами, существуют во времени и пространстве достаточно далеко друг от друга, так что существа, их населяющие, и понятия не имеют о подлинной природе своего зарождения и о тех, чье прикосновение определяет их судьбы в великом и малом. Эти вселенные редко соприкасаются с иной реальностью и еще реже пересекаются с нею.

И все же иногда это происходит. Бенджамин Батхерст на виду у десятков людей обошел вокруг лошади и пропал, и с тех пор его уже никто никогда не видел. Дикий мальчик-волк таинственно появился в лесах Германии. Как он там оказался? Откуда пришел? Где-то прошел дождь из лягушек, а где-то солидный священник, который сидел в своем уютном кресле, почитывая газету, внезапно вспыхнул и сгорел дотла. Что за молния сожгла его, не оставив даже дыры в крыше дома? Что-то подобное действительно происходит, но достаточно редко, чтобы человек рациональный мог отмахнуться от всего этого. Он просто говорит: «Не рассказывайте мне сказки» или тупо изрекает: «Тут просто не может не быть логической причины».

Однако чем ближе к Центру Мироздания, тем сила гравитации стягивает миры все ближе друг к другу, так что в конце концов они оказываются стиснутыми вплотную. Здесь, совсем близко от Центра, лежат, возможно, сотни, а то и тысячи вселенных, и они настолько плотно сжаты, что их пересечение, которое в отдаленных от Центра Мироздания и более рациональных вселенных кажется чем-то редкостным и сверхъестественным, здесь самое обычное явление. Можно, сделав всего несколько шагов, оказаться в ином мире, даже не заметив этого.

Эту область, которая лежит ближе всех к Престолу, от которого исходят все формы жизни, ее правители называют Акахларом.

Акхарцы, потомки древних и могущественных пришельцев из каких-то отдаленных миров, первыми оказались в этой стране и научились жить в этих местах. Они постигли их суть и овладели скрытыми законами, по которым движется весь этот хаос, и это дало им власть над теми, кто попал сюда позже, над теми, чьи вселенные имели несчастье пересечься с Акахларом. Акхарские чародеи не владеют магией в подлинном смысле этого слова, они просто умеют использовать физические законы и силы, порожденные вселенной, которая значительно отличается от нашей. Колониальные империи акхарских властителей простираются на столько миров, что ни один из величайших завоевателей Земли не мог даже мечтать о такой колоссальной власти на таких обширных пространствах. А между владетельными королевствами лежат бессчетные страны и вселенные. Акхарские навигаторы умеют прокладывать путь среди множества миров, для всех прочих же это тайна за семью печатями, так что любое восстание, любое сколько-нибудь значительное сопротивление становятся невозможными.

Есть лишь одна сила, которой боятся даже акхарцы, перед которой вынуждены склониться даже акхарские волшебники, – это Ветры Перемен, которые гораздо могущественнее в Акахларе, чем где бы то ни было, ибо ни один Ветер Перемен, каким бы слабым он ни был, не может достигнуть внешних вселенных, не пролетев сначала над Акахларом.

Бесчисленные столетия народы, которым приходилось платить дань акхарцам и, забывая о собственных интересах, служить своим повелителям, мечтали об освободителе и надеялись на его приход.

Бесчисленные столетия акхарские маги мечтали об абсолютной власти, о том, чтобы повелевать самими Ветрами Перемен, о власти, которая превратила бы их в богов и повелителей вселенных.

Эта повесть о выборе между мечтой о власти и кошмаром ее осуществления, там, далеко, где веют Ветры Перемен…

 

Глава 1

Выбор пути

Над Кудаанскими Пустошами редко собираются тучи. Кажется, эти земли сожжены дотла. Только ржаво-рыжие холмы, голые равнины, ни пятнышка зелени. И внезапно – две бури, одна за другой, всего лишь через несколько дней. Это было неслыханно и предвещало несчастье: спекшаяся почва не впитывала влагу, и мутные ручьи могли того, и гляди превратиться в бурные потоки, угрожая застигнутым врасплох путникам.

Буря была не слишком-то сильна и собралась как бы невзначай, подобно грозам над равнинами в более прохладных местах, где влага, скопившаяся после дождя, только и ждет, чтобы горячее солнце превратило ее в пар. А теперь тучи сгущались, клубились, казалось, они жили собственной жизнью. Внутри них посверкивали электрические искры, в их глубине полыхнули две крохотные молнии, и вот уже тучи, багровые от бушевавших внутри них разрядов, превратились в некое чудовищное подобие развевающегося плаща, который скрывал что-то грозное.

Судог поглотил энергию бури и овладел ею, его горящие глаза обшаривали землю. Теперь дул только слабый ветерок, который не мог ему помешать, а дневная жара томила чуть меньше там, где тучи заслоняли солнце. Судог двигался на запад, пока не отыскал тракт, ведущий к Пустошам; ему приходилось соблюдать осторожность и не слишком приближаться к той границе, где столкновение встречных воздушных потоков могло бы вызвать непредсказуемые, даже фатальные перемены погоды. Пустыня, обычно ровная и безжизненная, была теперь покрыта огромными кроваво-красными цветами. Они свисали с толстых зеленых стеблей, которые после дождя пробились на поверхность. Растения торопились прожить свою короткую жизнь за те немногие дни, а быть может, даже часы, пока не иссохла живительная влага и не наступила снова пора покоя.

Судог пронесся над зарослями к тому месту, где дорога спускалась в глубокий каньон, края которого обрывались непреодолимой крутизной. Разноцветные скалы вздымались вверх, а на дне ущелья царил вечный мрак.

Разбитые фургоны, полуобглоданные, разлагающиеся трупы людей и животных, каменная осыпь кое-где – ливень, который обрушился на эту долину, погубил всех, кто имел несчастье очутиться на его пути.

Судог продолжал свой путь, всматриваясь в страшные следы катастрофы, пока они не исчезли, потом повернул назад и направился к северу, теперь уже держась над самыми Пустошами, где не было дороги и лишь едва заметные тропы виднелись среди пестрого молчаливого запустения.

Петляя, поворачивая, судог летел по следу, пока не оказался над огромной каменной аркой, что возвышалась над пологим склоном. Свежая могила на гребне утеса неподалеку от арки, оплавленные кое-где скалы, мертвые нарги и лошади, остатки сожженных фургонов, несколько трупов, не так сильно разложившихся, как те, в каньоне. Эти люди не утонули: их убили, перестреляли.

Судог снова устремился по следу, но его энергия была на исходе, он не мог переносить сухой воздух и палящий жар пустыни. Сначала он почувствовал слабость, потом начал постепенно таять. Глаза его померкли, он потускнел, сливаясь с тучами, а те уже начали светлеть, превращаясь в облака. Последнее, что он увидел, было едва различимое движение впереди, возможно, лошади и всадники, но разглядеть их он уже не успел. Однако повелителю судога достаточно было и этого.

Пролети судог чуть дальше, он увидел бы очень странных путников: пять всадниц на четырех лошадях и с ними еще нарга – нечто среднее между безгорбым верблюдом и мулом. На нее были навьючены какие-то тюки.

Одна из всадниц из-за чрезмерной полноты казалась старше своих лет, однако ее лицо, обрамленное короткими темными волосами, было совсем юным. Вторая – поразительно красивая девушка, едва ли старше двадцати лет, длинноволосая рыжеватая блондинка с безупречной фигурой. Глаза ее окружал узор из сапфирово-голубых крыльев мотылька, скорее не нарисованный, а вытатуированный. Подобный, но еще более изощренный рисунок покрывал ее грудь.

Третья женщина казалась старше своих спутниц. До крайности худая, очень высокая – ростом выше шести футов, с черными волосами и очень смуглым лицом. Почти все ее тело покрывали красочные замысловатые узоры, которые плавно переходили один в другой, так что, даже обнаженная, женщина казалась как-то диковинно одетой. Она и была почти обнажена, впрочем, как и остальные всадницы.

Кроме этих трех на одной лошади ехали вместе совсем еще девочки. Одна лет двенадцати-тринадцати на вид, худенькая и невзрачная. Другая – лет восьми-девяти – была необыкновенно привлекательна. Обе они выглядели усталыми и мрачными. Судя по их лицам, им пришлось пережить слишком много для столь нежного возраста.

Очевидно, путешественницы пытались соорудить подобие одежды из того, что было у них под рукой. На девочках болтались куски одеял, в которых они проделали неровные дырки для головы, так что получилось нечто вроде накидок для защиты от солнца. Полная женщина соорудила себе подобный наряд из целого одеяла, а девушка-мотылек завязала у шеи короткий кусок ткани вроде плаща. На высокой разрисованной женщине не было ничего, если не считать двух пистолетов в кобурах на кожаном поясе. Толстуха и девушка-мотылек тоже были вооружены пистолетами.

Сзади донесся гром, толстуха остановилась и оглянулась.

– Они ищут нас, – напряженно проговорила она. – Я это чувствую. Нам нужно как можно быстрее убраться подальше отсюда.

Голос у нее был низкий и хрипловатый, он напоминал ломающийся голос подростка. Говорила она на мелодичном языке акхарцев. Девушка-мотылек ответила на английском с американским акцентом:

– Сэм, мы все до смерти устали, а девочки больше всех. Часа через два стемнеет. Мы едва сможем дотащиться до ближайшего источника. Если они нас найдут, то найдут все равно, не важно, сколько мы проедем сегодня. По-моему, лучше поискать безопасное место для ночлега. – Она вздохнула. – Ну и дела… Проводников нет, по большой дороге ехать нельзя, воды – если брать в расчет лошадей – всего на два дня, а вернуться назад к границе мы не можем, потому что там расцвела эта мерзость.

Растения, которые украшали теперь долину, захватывали и высасывали досуха людей и животных, они даже разламывали фургоны в поисках влаги. И чтобы прорасти, водохлебке достаточно было капли воды, которую кто-нибудь на свою беду проливал на землю. Можно было представить, как сейчас их жирные зеленые стебли, покрытые цветами, заполоняли пустыню.

– Хорошо, – сказала Сэм, – мы поищем место для лагеря. А завтра, я думаю, нам надо двигаться на север, пока не отыщем безопасную дорогу назад, к границе. Если мы успеем ее пересечь, то успеем и добраться хоть куда-нибудь, пока им удастся снова нас отыскать.

– Думаешь, те, кто нас ищет, об этом не подумали? – резко спросила высокая женщина с татуировкой. – Возможно, как раз сейчас они посылают своих прислужников патрулировать границы, а потом еще наплодят монстров, чтобы те помешали нам. На границе часто поднимаются бури вроде этой, так что несколько чудовищ они создадут без труда. Если бы твоим врагом была Бодэ (у женщины была странная манера говорить о себе в третьем лице), она постаралась бы задержать тебя на Пустошах, не дала бы выбраться на дорогу, заставила бы бежать, прятаться, метаться, пока у тебя не кончилась бы вода и не погибли бы лошади. А захватить в пустыне пеших и измученных людей – это уже несложно.

– Ты права, Бодэ, – вздохнула Сэм. – Возможно, именно так они и сделают. Проклятие, ведь они преследуют не тебя, не Чарли, не девочек. Им нужна только я. А из-за меня вы все рискуете жизнью.

– Да, но они думают, что ты – это я, – отозвалась Шарлей Шаркин по прозвищу Чарли, девушка-мотылек. – Даже та ведьма или кто она там. Дичь ты, а мишень – я.

Действительно, акхарский чародей Булеан сделал так, что Чарли и Сэм, которые всегда были похожи друг на друга, – конечно, до того, как Сэм располнела, – стали выглядеть совсем как близнецы. Теперь только невероятная толщина Сэм и мотыльки на теле Чарли скрывали это сходство. К великому огорчению Чарли, затея Булеана удалась: его противники стали охотиться вместо Сэм за ее подругой. Девушки не знали, остались ли в живых демон, который служил Булеану, и прекрасная злобная ведьма. Перенеслись ли они в какой-нибудь другой мир, чтобы там продолжить свою битву, или уничтожили друг друга. Но если красавица-ведьма осталась в живых, то у того, кому она служила, теперь было описание Чарли, а мотыльки на ней – свидетельство искусства Бодэ, не дали бы девушке затеряться в толпе.

Сейчас Чарли чувствовала, что только тяжелая усталость после долгого дня пути притупила в ее спутницах переживания того кошмара, который им пришлось вынести. Сэм, Бодэ и обе девочки, Рани и Шека, попали в лапы банды негодяев, которые зверски издевались над ними, избивали и насиловали. Незадолго до этого во время наводнения погибли мать и, возможно, братья девочек. Чарли с помощью смертельно раненного отца Рани и Шеки удалось спасти их и уничтожить банду. Сейчас ей хотелось хоть как-то ободрить и поддержать девочек, но она не говорила на их языке.

За целый день малышки не произнесли ни слова, да и Сэм была явно на пределе. Одна Бодэ оставалась прежней, во всяком случае, внешне. Художница-алхимик, она была столь эксцентрична, что даже пережитое не отразилось на ее странном рассудке. Любовное зелье, которое Бодэ выпила случайно, заставило ее влюбиться в Сэм, первую, кого она увидела, придя в себя. Но Чарли вполне допускала, что его действие может оказаться не таким абсолютным, как рассказывалось в сказках.

Бодэ сделала знак остановиться и указала налево:

– Смотрите, мои дорогие! Кажется, на тех скалах хватит места на всех, и мы будем наверху, а оттуда просматривается единственная дорога.

Сэм взглянула туда, куда показывала Бодэ.

– Нелегко будет затащить животных наверх.

– Зато и всем остальным добраться до нас будет не легче.

В конце концов они решили спешиться и вести животных в поводу. Силы у всех были на исходе, и, разложив попоны на твердом неровном камне, они повалились на них, даже не притронувшись к еде.

Чарли достала дробовик и коробку патронов.

– Я буду караулить первой. Вы поспите, а когда я почувствую, что не в силах бороться со сном, я разбужу тебя, Сэм, а потом ты – Бодэ.

– Нет, – отозвалась Сэм. – Лучше я буду первой. Все равно я сейчас не смогу уснуть. И потом, мне надо немного подумать.

Солнце еще висело низко над горизонтом, кругом скользили длинные тени, девочки и Бодэ уже погрузились в сон, который был больше похож на обморок. Но Чарли никак не могла заснуть, хотя очень устала, все ее мускулы отчаянно болели. Она полежала немного, глядя на Сэм, которая сидела, рассеянно посматривая на заходящее солнце. В конце концов Чарли встала, подошла к ней и села рядом.

– Не могу заснуть. Может, все-таки мне покараулить?

Сэм покачала головой:

– Не стоит. Выпей вина. Оно не слишком хорошее, но по крайней мере крепкое.

– Боюсь, нам лучше поберечь наши запасы до тех пор, пока мы совсем не начнем помирать от жажды. – Чарли вздохнула. – Как тяжело все началось, Сэм. А что еще нас ждет?

Сэм кивнула:

– Я думала об этом и о многом другом тоже. Просто не знаю, сколько еще я вынесу, Чарли. Этот вонючий кровавый сброд издевался над моим телом, я вся перепачкана их вонючей спермой! А она, эта… эта тварь… смеялась и науськивала их. Думаю, она сама оттягивалась, глядя на это.

– Да, но, знаешь, теперь мы по крайней мере представляем, что за люди и твари работают на того ублюдка, который охотится за тобой. Почему-то мне кажется, что Булеан не станет особенно церемониться с этой стрекозиной королевой. Наверное, ты не могла разглядеть ее так, как я. Наполовину прекрасная женщина, наполовину – чудовищное насекомое. Никто не рождается таким, даже здесь. Помнишь твое видение, когда Ветер Перемен прошел над Малабаром? Помнишь мальчика, которого Ветер превратил в чудовище? Сэм кивнула с отсутствующим видом.

– Так вот, я думаю, с этой тоже произошло нечто подобное. Может, верхняя половина тела у нее была чем-то защищена, а нижняя нет. И вот блистательная женщина превратилась наполовину в монстра. Может быть, ей просто невмоготу смотреть на людей, особенно на девушек, которые могут получить то, что ей недоступно. Может быть, поэтому их страдания – наслаждение для нее. Но главное, Сэм: эти мерзавцы и она сама работают па Рогатого. Представляешь, что это за бесчеловечный ублюдок? Он еще хуже нее. Что же будет, если всем этим миром будет править кто-нибудь вроде этой стрекозиной королевы?

– Чарли, если бы все это случилось только со мной, я, наверное, как-нибудь пережила бы это. Но дети, что они сделали с ними! Как же это можно! Этих мерзавцев мало просто убить. Я поджарила бы их живьем, на медленном огне, заживо разрезала бы на кусочки.

Чарли взглянула на спящих девочек.

– Да, они были такими тихими. Теперь младшая полна ненависти, а что на душе у старшей – трудно понять. Я счастлива, что удалось их спасти, но не знаю, какая судьба их ждет. Для нас они будут обузой: и припасов надо больше, и защищать их придется в случае чего. Это не к добру, Сэм.

– Знаю, знаю. Ты даже не представляешь себе, как мне иногда хочется поддаться на уговоры Бодэ, найти какое-нибудь укромное местечко и прожить там до конца моих дней, не вспоминая ни о каких чародеях. Но ты права – теперь мы знаем, каков наш враг. Если для того, чтобы ему помешать, надо добраться до Булеана, значит, мне надо добраться до Булеана. Как бы плохо ни правили здесь акхарцы, но стоит мне представить, что подобное зверье получит власть над всеми, в том числе над детьми…

Пока они разговаривали, стемнело, поднялся колючий сухой ветер, стало почти невыносимо холодно.

– Да, теперь мы очень далеко от торгового центра, – сказала Чарли.

– Ты когда-нибудь вспоминаешь о доме?

– Часто. Особенно о ма и па, о том, что они пережили, когда я исчезла. Если бы я могла хотя бы дать им знать, что еще жива! А еще я мечтаю о теплом душе, о прогулках на машинах, о торговом центре – обо всем, что осталось там, в прежнем мире. Боже мой! Из всех выпускников школы нас, по-моему, выпустили дальше и ниже всех.

– Это точно, – усмехнулась Сэм. – Странно, что я не слишком много думаю о доме. Да, мне тоже хотелось бы, чтобы мама и папа знали, что я жива. Почему-то я даже надеюсь, что мое исчезновение снова сблизило их, но каждый раз, когда я думаю о доме, я думаю, что, черт возьми, там со мной было бы дальше? Так и представляю себя за прилавком дешевого магазинчика или официанткой в ресторане. Это еще в лучшем случае. А может быть, я стала бы наркоманкой или спилась бы. Да, правда, здесь я безобразная толстуха да еще связалась с чокнутой бабенкой, не то художницей, не то сводней, не то черт знает с кем. Я застряла невесть где, за мной охотятся невесть кто – и все же я предпочитаю быть здесь, а не там. Я, наверное, совсем спятила.

– Нет, мне кажется, я тебя понимаю, – отозвалась Чарли. – Здесь ты получила то, чего не могла обрести дома. Благодаря этому зелью с тобой всегда та, кто не только заботится о тебе, но и в ком ты уверена, кто не оттолкнет тебя, не причинит тебе боли. И ей не важно, как ты выглядишь, тебе не надо сидеть на диете, чтобы казаться ей привлекательной. К тому же сейчас, похоже, все силы Акахлара пытаются либо помочь тебе добраться до Булеана, либо помешать этому. Так что ты не можешь не чувствовать себя важной птицей.

– Сказать по правде, где-то глубоко внутри мне хотелось бы, чтобы важной птицей была ты, чтобы охотились не за мной. Мне ничего этого не нужно. Для меня это слишком тяжело. Думаю, я могла бы быть счастлива, если бы просто жила с Бодэ в Тубикосе, готовила, стирала, убирала студию и дом. Ведь большинство женщин этим и занимаются всю жизнь там, дома. Только мне никогда не хотелось жить с мужчиной, а я в этом даже самой себе признаться боялась. Это убило бы маму. Черт, я всегда думала, что это порочно, плохо. Пока меня не связали и не кинули наземь, пока банда ублюдков не испоганила мое тело, я не понимала, что такое настоящий грех и зло.

По крайней мере, меня теперь не беспокоит, что мне нравятся девушки. Пожалуй, за это я должна быть благодарна минувшей ночи. Больше не стану обманывать никого, даже себя. Если я могу быть довольна собой, оставаясь глыбой жира, тем лучше для меня. Мне никогда не стать такой, как моя мать, так что лучше уж быть самой собой. Черт, но ведь все они воображают, что я какая-то принцесса, чем же все это кончится, а?

– Ты, наверное, права, – ответила Чарли. – Я сама никогда над этим не задумывалась, но, по правде говоря, я люблю мужчин. Боже! Да я прямо сейчас не отказалась бы! Не так, как было с вами, конечно… – поспешно добавила она, – а по-настоящему.

– Ты нужна мне, Чарли, – серьезно проговорила Сэм. – Не как любовница – мне не обойтись без твоей поддержки. Наверное, именно поэтому ты меня так привлекала. Ты больше похожа на мою мать, чем я сама. Она, что ни возьми, все умеет. Наверное, наши родители случайно обменяли нас, когда мы были детьми, или что-нибудь в таком роде.

– Неплохой трюк, если учесть, что мы родились за две тысячи миль друг от друга, – усмехнулась Чарли. – Не уверена, что когда-нибудь хотела стать супер-женщиной, но честолюбие у меня, точно, было. Я хотела заняться бизнесом, например, создать какую-нибудь сеть дизайнерских бюро. Может быть, даже архитектурных. Я столько бродила по улицам и бульварам, что, мне кажется, теперь и сама могла бы создать что-нибудь подобное. По крайней мере я мечтала об этом. Но здесь я куртизанка. Ни гражданства, ни прав, совсем ничего. Я не могу даже научиться говорить на этом нелепом языке. Да еще какие-то ублюдки охотятся за мной, потому что принимают меня за тебя. Хотела бы я, наконец, доставить тебя туда, где так тебя ждут, и развязаться со всеми этими парнями. А о том, что будет дальше, я и помыслить пока не могу.

Сэм вздохнула.

– Боже мой, на что мы теперь похожи! – Она почесала ногу. – Кажется, душу дьяволу я продала бы за какой-нибудь лосьон. У меня жуткий зуд от этих тварей. Жаль, что Бодэ потеряла свою сумку. – Сэм бросила взгляд в темноту. – Странно, – произнесла она вдруг совершенно другим тоном.

– А? Что?

– Зарево. Вон там, за много миль отсюда. На Земле такое зарево можно видеть по ночам над большими городами. Но какие города в этой дыре! Видишь?

Чарли покачала головой:

– Сэм, я пыталась скрыть это ото всех, но теперь я вообще почти ничего не вижу. Я и всегда была близорука, – помнишь, мне нужны были очки или линзы, чтобы водить машину, – но после того, как я увидела совсем близко битву ведьмы с демоном, вдруг стало еще хуже. Когда сегодня ты ехала прямо передо мной, я видела тебя очень смутно. Я могу еще различить всадника и лошадь, но ни за какие деньги не отличу тебя от кого-нибудь чужого. А позади тебя я не видела ничего, кроме мутноватого тумана. На шесть – восемь футов я вижу более или менее отчетливо, футах в десяти – пятнадцати – все расплывается, а дальше я слепа, как крот.

Сэм тихонько присвистнула.

– Только этого еще не хватало. Из всех нас ты самая ловкая и сильная и стреляешь лучше всех. Проклятие!

– Да что ты! Без вас меня давно шакалы слопали бы. Когда мы доберемся наконец до какого-нибудь Цивильного местечка, это, наверное, можно будет поправить – очки или что-нибудь вроде. А пока я возьму дробовик. Чтобы стрелять из него, особо хорошо видеть не требуется.

Сэм повернулась и снова бросила взгляд на горизонт.

– Хотелось бы мне знать, что же это такое, – произнесла наконец она. – Если это какой-нибудь маленький городишко или лагерь рудокопов, мы могли бы связаться с властями. А если опасность, я предпочла бы знать, какая именно.

– Скорее всего это бандитский лагерь, – отозвалась Чарли. – Ведь именно бандиты и живут в этих землях. Беглецы, изгнанники и превращенцы. По крайней мере, если это бандиты, у нас есть кое-что, чем они могут соблазниться. Драгоценности и другое добро из нашего разгромленного каравана, и к тому же мы знаем, где спрятана целая куча золотых манданских покрывал. Кажется, здесь они ценятся дороже жизни.

Именно ради покрывал из манданского золота банды мародеров и грабителей нападали на караваны. Эти покрывала были редки и чрезвычайно дороги, потому что только они могли защитить от Ветра Перемен. Путешественницы хотели взять с собой покрывала из того лагеря у каменной арки, где бандиты изнасиловали девушек, но лошади не смогли бы нести и тяжелые покрывала, и всадниц. Все повозки были сломаны или сожжены, у них оставалась только одна нарга, так что пришлось пожертвовать покрывалами, чтобы взять с собой запас воды и вина. Они оттащили покрывала подальше от дороги и кое-как завалили камнями.

– Мы уже убедились, что главарь всех здешних грабителей и подонков – наш главный враг, Клиттихорн. Именно для него они добывают манданские покрывала. А нас они постараются обратить в рабов. Не важно, люди они или превращенцы. Нет, давай лучше попробуем обойти их и добраться туда, где мы сможем пересечь границу. Хорошо бы оказаться наконец где-нибудь, где никто и не слышал ни о тебе, ни обо мне и где нет этого жуткого пекла.

– Может быть, но, если бы я видела получше, я бы с удовольствием отправилась на них поглядеть. Ведь ясно как божий день, что завтра нам придется ночевать прямо у них под носом.

– Посмотрим. Мы не можем повернуть назад. Наверняка они уже начали прочесывать все вокруг. Мы не можем идти к границе – там нас будет легко поймать. Если же мы отправимся в глубь этих земель, то скоро останемся без воды, и тогда нам конец. Придется Бодэ быть нашим разведчиком.

У Чарли вдруг закружилась голова.

– Похоже, этот день не прошел для меня даром. Попробую все-таки выспаться. Когда почувствуешь, что засыпаешь, не забудь кого-нибудь разбудить.

– Да, да. Иди отдыхай. Завтра опять начнется эта жара.

Чарли отправилась спать, а Сэм снова посмотрела вдаль. Зарево оставалось на том же месте, но для походного лагеря света было слишком много. Что толку, что у них есть деньги, если их все равно негде потратить. А больше у них почти ничего нет. Боже! Как бы ей хотелось сейчас принять ванну, лежать бы в ней долго-долго, пока не смоется эта отвратительная грязь. И еще им нужна хоть какая-нибудь помощь.

* * *

– Не нравится мне этот лагерь или что бы оно там ни было, – проговорила Сэм, когда утром они уселись за некое подобие завтрака. Она по-прежнему чувствовала смертельную усталость, будто вообще не ложилась. Другие, вероятно, чувствовали себя точно так же. – Если дальше не будет никакой развилки, эта тропа выведет нас прямо к нему.

– Бодэ за то, чтобы пройти немного назад и сразу же повернуть к границе, – вмешалась сумасшедшая художница. – У них не хватит времени, чтобы расставить посты вдоль всей границы, к тому же Бодэ кажется, что водохлебка уже отцветает. Если мы двинемся дальше на юг по этой дороге, мы можем натолкнуться на кого-нибудь, но, даже если мы никого не встретим, Бодэ знает наверняка, что нас будет легко обнаружить с воздуха кому-нибудь с крыльями либо часовым, расставленным на вершинах. Двигаться ночью – самоубийство. Двигаться в любом направлении – самоубийство. Оставаться здесь – самоубийство. Пойдем к границе!

Чарли прислушивалась к их спору, а потом сказала:

– Ну, по-моему, ясно, что мы не можем оставаться здесь и что не стоит рисковать, возвращаясь назад. Очевидно, что кто-то идет прямо по нашим следам. Надо двигаться вперед, немедленно, как можно скорее, пока солнце еще невысоко и не началась настоящая жара, а если нам попадется какая-нибудь развилка или тропинка, которая приведет нас к границе, мы пойдем по ней. По мне, так лучше знать, кто твой враг, и силой прокладывать себе дорогу, чем блуждать вслепую и умереть от жажды или чего-нибудь похуже.

Рани подняла голову и проговорила тихим сухим голосом:

– Я знаю, что мы не должны вмешиваться, но я должна вам сказать, что мы не позволим никому, ни людям, ни уродам, коснуться нас. Мы умеем стрелять. Раньше я никогда бы не поверила, что смогу выстрелить в кого бы то ни было, а теперь знаю, что смогу.

У Чарли даже холодок пробежал по спине, особенно после этого замечания об «уродах». Она никак не могла привыкнуть, что перед ней акхарские дети, рожденные и воспитанные, чтобы стать повелителями колониальных империй.

– Только не стреляйте в первого или первое, что увидите, – предупредила она. – Не все же, кого мы встретим, будут нашими врагами. Подождите, пока не начнем стрелять мы.

Девочки молча посмотрели на нее, но ничего не сказали.

* * *

– Ну ладно, – твердо вмешалась Сэм. – Мы отправляемся. На север и к границе, если нам встретится хоть какая-нибудь тропа, по которой смогут пройти лошади. Собираем пожитки и в путь. Не знаю, что нас ждет, но в полдень нам наверняка придется остановиться и укрыться в тени, так что чем раньше мы двинемся, тем лучше.

Когда они уже выехали, Чарли поравнялась с Сэм.

– Сэм, просто на всякий случай нам надо условиться, что мы все направляемся к Булеану. Если мы вдруг потеряем друг друга, встречаемся там.

– Хорошо, – кивнула Сэм. – Но я не представляю, каким образом мы можем разделиться. Вот погибнуть – это да.

Через несколько часов жара стала невыносимой, будто кто-то повернул ручку духовки на «максимум». Тень встречалась редко, но и она не спасала. Всадницы проехали уже порядочно, но все-таки необходимо было остановиться и передохнуть.

– Посмотрите, дорогие, – вдруг закричала Бодэ, – тропа разветвляется, и вон та тропинка спускается в каньон. Он, кажется, достаточно глубокий, может быть, там удастся отдохнуть в тени.

Они направились туда. Сэм была не в силах спорить, хотя и заметила, что тропа к каньону уводит их от прежнего направления. «Что угодно, лишь бы немного прохлады», – подумала она.

Скоро стало ясно, что это не обычный каньон, а длинный и относительно ровный спуск в огромную впадину. Слева от них появился обрыв, дорога превратилась в узкую, извилистую тропу, измученные лошади передвигались медленно, с трудом. Чарли не видела, что лежит дальше, за обрывом, но сам обрыв она видела и почти радовалась тому, что не может разглядеть остальное.

По крайней мере солнце палило здесь не так нещадно, и по мере того, как тропа спускалась, становилось чуть прохладнее, а потом откуда-то снизу подул легкий ветерок.

– Кто-то хорошо заботится об этой дороге, – отметила Сэм. – Мы только что проехали место, где был обвал, но кто-то его расчистил и укрепил стены каньона. А на тропинке – лошадиный навоз, и не очень старый.

– Смотрите, – воскликнула Бодэ. – На дне каньона река. Правда, небольшая, а еще Бодэ видит несколько деревьев и кусты.

Лошади и нарга тоже, кажется, почувствовали воду и пошли быстрее. Чарли отпустила поводья, надеясь, что и остальные тоже сообразят, что можно довериться чутью животных.

Они добирались до реки не менее двух часов, дно каньона было на удивление узким.

Лошади и нарга направились прямо к воде и жадно начали пить, всадницы последовали их примеру. В этом месте река была довольно широкая – около сотни ярдов – и очень быстрая. Она грозно вскипала белыми бурунами, но кое-где течение замедлялось, особенно на поворотах. Они вышли как раз к такому месту.

Вода была свежая, но не холодная. Путешественницы сбросили с себя оружие и одеяла и нырнули. Они плескались, барахтались, играли, вели себя как дети на берегу пруда. Потом выбрались на берег и расположились на широком песчаном плесе.

– Боже! Все, что мне сейчас нужно, это расческа, и я буду чувствовать себя почти человеком! – воскликнула Чарли. – Эгей! Мы выбрали правильную дорогу!

Вдруг Бодэ резко вскинула голову и вся напряглась.

– Бодэ кажется, что она слышит отдаленный гром, и это напоминает ей о том, как недавно ее застиг ливень в таком же точно каньоне. Это проклятые земли.

Все ребячество сразу слетело с них, они замерли, прислушиваясь.

– Это не гром, – наконец пробормотала Сэм. – Это… лошади, и немало. Они идут слишком быстро, непохоже, чтобы они спускались с горы. Должно быть, они уже здесь. Проклятие! А мы зажаты на этом клочке!

– Я так и знала, что так хорошо не бывает, – отозвалась Чарли. – Хорошо еще, что мы не расседлали лошадей. Хватайте оружие, на коней и сматываемся как можно быстрее. Может быть, где-нибудь подальше найдется место для обороны получше.

Бодэ оглянулась:

– Лошади зашли слишком далеко вверх по течению! Их едва видно, а всадники приближаются с той стороны. Берите оружие и бежим вниз по реке, скорее! Поищем место, где можно спрятаться! Лошади должны их задержать!

Стук копыт приближался, спорить не приходилось. Они схватили пистолеты и со всех ног бросились бежать вниз по тропинке. Вскоре они скрылись за поворотом, но и там спрятаться было негде. Путешественницы побежали к следующему повороту, надеясь добраться туда раньше, чем покажутся всадники. Это им удалось, они остановились, с трудом переводя дыхание, и только тут заметили, что стук копыт позади них умолк.

– Они нашли лошадей, – выдавила из себя Чарли. – А что там впереди?

– Ничего хорошего, – выдохнула Сэм. Она задыхалась и кашляла, ясно было, что еще один рывок она не осилит.

– Голые каменные стены, – задыхаясь, прокашляла Сэм. – А что у нас? Четыре пистолета и дробовик. Этого могло бы хватить, если бы каждый выстрел попадал в цель, а главное, если бы было хоть какое-нибудь укрытие, а так…

Чарли лихорадочно соображала.

– Мы все умеем плавать, иначе бы нас здесь не было.

Сэм на минуту даже перестала кашлять.

– Зде-е-есь? Посмотри на воду, Чарли, она прямо кипит. Тут полно подводных камней, тебя мигом разобьет о скалы!

– Да, знаю, это безумная мысль. Ну, придумай что-нибудь получше! Либо мы стреляем и сдаемся, либо сразу сдаемся, либо мы прыгаем в воду и пытаемся добраться до другого берега. Ведь он же существует, правда?

– Да, – кивнула Сэм, – но там нет тропы.

– К черту тропу! Если мы туда доберемся, то успеем сообразить, что делать, после того, как всадники проедут мимо! Они будут здесь с минуты на минуту! Они едут медленно, потому что разыскивают нас.

Сэм перевела остальным то, что предлагала Чарли.

– Мы попытаемся, – отозвалась Рани. – Лучше утонуть, чем попасть им в руки.

– Хорошо, – вздохнула Сэм. – Тогда бросаем оружие в воду, чтобы они не догадались, что мы были здесь. На камнях следов не остается. Бодэ, держись поближе к Чарли, в последнее время она плохо видит. Я попытаюсь держаться с девочками. Плывем к тому плесу, но если пропустите его, плывите дальше и прячьтесь, как только выберетесь на берег. Как только они уйдут, собираемся на другой стороне, за изгибом реки.

Идея Чарли не была совершенно безумной. Путешественницы еще находились недалеко от поворота, где река замедляла свой бег. Здесь было глубже, а дно – ровнее, чем в других местах каньона. Но вот они перестали чувствовать дно под ногами и поплыли, отдавшись на милость течения.

Чарли почувствовала, как намокшие волосы тянут ее вниз, и дала себе слово, что если выберется из этой передряги, то острижется еще короче, чем Сэм. Она было потеряла направление, но вдруг почувствовала сильную руку Бодэ. Рослая художница без труда поддерживала девушку, хотя добраться до противоположного берега, когда тебя сносит течением, было не так-то просто. Чарли показалось, что они целую вечность провели в мокрой полутьме, прежде чем она почувствовала, что ее вытаскивают из воды на песчаную отмель.

– Лежи и не двигайся, – прошептала Бодэ, прижавшись губами к уху девушки, чтобы Чарли могла расслышать ее слова за ревом потока. – Они идут.

Они распростерлись рядом друг с другом, и Чарли подумала, что их потемневшая от солнца кожа и узоры, которыми Бодэ украсила и ее, и себя, – лучший камуфляж. Их нипочем не заметить с противоположного берега. Она приблизила губы к уху Бодэ и прошептала:

– Сэм? Рани? Шека? – Чарли проклинала себя за то, что не в состоянии говорить на этом проклятом языке.

– Не вижу, – хрипло ответила Бодэ. – Или они еще в воде, или их снесло вниз по течению. Но Бодэ уже видит всадников. Их шестеро. Проклятие на их души, они захватили наших лошадей и наргу тоже. Здоровенные мужики в черной форме. Это не местная стража и не бандиты. Они выглядят как те свиньи, которых мы поубивали.

Они еще какое-то время пролежали молча, наконец Бодэ вздохнула и села.

– Они прошли, по крайней мере их больше не видно. Подождем немного. Не повернут ли они назад, когда не найдут нас ниже по течению. Бодэ будет терпеливо ждать и надеяться, что ее дорогая супруга сейчас делает то же самое и что она в безопасности.

«Ну да, в безопасности, – мрачно подумала Чарли. – Даже если мы будем держаться подальше от этих парней и повернем назад, мы застряли в этой проклятой дыре без лодки и без одежды, ни оружия, ни продуктов, ни товаров для обмена. Ничего. Стоит нам только подумать, что дальше падать некуда, как мы тут же проваливаемся в новую дыру».

* * *

Сэм скользнула в воду, стараясь держаться поближе к девочкам. В быстром потоке было практически невозможно плыть друг за другом, так что ей приходилось бороться с течением изо всех сил, чтобы держаться рядом с ними и в случае чего прийти на помощь.

Маленькая Щека оказалась прекрасной пловчихой, а вот Рани пришлось нелегко. Сэм подхватила старшую и старалась удерживать возле себя, чтобы ее не так сильно сносило течением. Но при этом Сэм потеряла из виду другой берег. Когда ей удалось справиться с потоком и поудобнее перехватить Рани, они уже пропустили намеченный мыс, течение несло их по самой середине реки, куда-то все дальше и дальше. Хорошо еще, что маленькая Шека держалась поблизости.

Потеряв направление, Сэм вдруг заметила слева от себя выступающие из воды скалы и испугалась, что течение разобьет их о камни. Она крикнула Рани, чтобы та держалась крепче, и, теряя последние силы, ухватилась за торчавший из воды черный обломок скалы. Краем глаза она заметила, что Шеке удалось не только ухватиться за камень, но и отыскать выступ скалы, за которым течение было не таким сильным.

Сначала Сэм хотела только собраться с силами, но, подняв голову над водой, которая клокотала, бурлила и пенилась вокруг нее, девушка увидела, как по тропе, которую они только что покинули, скачут всадники. Оставалось только цепляться за скалы, не трогаясь с места,

Всадники настороженно и внимательно осматривали тропу, время от времени бросая взгляд на реку, но все же медленно двигались вдоль берега, не замечая Сэм и не собираясь останавливаться. Кем бы ни были эти люди, у них, должно быть, были свои заботы; возможно, они заглянули в бочонки, навьюченные на наргу, но едва ли их заботила судьба ее хозяев. Передний и замыкающий всадники держали ружья наготове, но особого беспокойства не проявляли.

Сэм подождала, пока они не скрылись из виду, помедлила еще несколько минут. Держаться за скаль было не так уж трудно, а вот выбираться отсюда… Сэм ухитрилась обогнуть скалу. Ей удалось разглядеть, что впереди каньон расширялся, река становилась около четверти мили в ширину и снова поворачивала. Берег, а точнее скалистый обрыв, к которому они должны были направляться, был ближе, но река возле него бурлила и пенилась, так что добраться до него не было никакой возможности. Гораздо легче было вернуться к тому берегу, от которого они только что отплыли. К тому же ей показалось, что те люди не собираются возвращаться.

– Обними меня за шею и держись, – сказала она Рани. – Шека, как ты думаешь, доплывешь до тропы?

Девочка бросила взгляд на реку и кивнула:

– Справлюсь.

– Хорошо. Раз, два, три, давай!

Убедившись, что Рани цепляется за нее, Сэм отпустила скалу и снова погрузилась в клокочущий поток. Плыть с девочкой на шее было очень тяжело и неудобно, но ценой неимоверных усилий ей все же удалось преодолеть быстрину, а дальше она позволила течению нести ее до следующего изгиба, прочь из каньона. Она чуть не распорола себе живот, наткнувшись на прибрежные скалы, но сумела ухватиться за торчащий из воды камень и кое-как выбралась на берег. Шека вышла из воды немного ниже по течению, и они без сил рухнули на песок.

Сэм вдруг снова закашлялась, ее затошнило, голова закружилась. Но им нельзя было здесь оставаться. Придется как-то добираться до того места, где каньон расширялся, и искать убежище, где можно укрыться и дождаться подруг.

Сама с трудом держась на ногах, Сэм заставила девочек подняться и выбраться на дорогу. Оттуда она осмотрела каньон. С другой стороны в главное ущелье открывалось несколько каньонов поменьше. Недалеко от тропы нависал каменный выступ, который мог прикрыть их со стороны дороги и давал немного тени. Сэм направилась к нему, хотя не была уверена, что доберется, но все же они кое-как добрели до этого убежища. Ржаво-красные скалы заслоняли их, а это уже сулило некоторую безопасность. Они рухнули наземь, и Сэм мгновенно заснула.

Тем временем выше по течению Чарли старательно выжимала свои длинные волосы, а Бодэ пристально разглядывала берег и реку. Наконец она произнесла:

– Нам нельзя здесь оставаться. Кажется, с этой стороны есть узкий карниз, который идет вдоль всего каньона, так что мы можем попытаться пройти по нему. Главное не поскользнуться и не упасть. Должно быть, их снесло дальше. Смотри в оба, маленький мотылек, попробуем их отыскать.

На этом берегу реки не было ничего похожего на широкую ровную тропу, проложенную по другую сторону. Кое-где карниз над рекой сужался до нескольких дюймов, но и в самых широких местах не превышал двух-трех футов. Так что идти приходилось медленно.

Чарли с ума сходила от тревоги за Сэм и девочек, но они с Бодэ не могли поговорить. Акхарский язык был весь построен на интонационных различиях. В нем не было четкого грамматического строя английского или испанского – языков, которыми владела Чарли. Сэм, связанная со своим двойником в этом мире, знала язык с самого начала. Чарли владела лишь мягким напевом Короткой Речи, которой обучали куртизанок. В Короткой Речи было всего несколько сотен слов, фразы строились не правильно, интонация была рабская, заискивающая. И все же это было лучше, чем ничего. Каждый, кто говорил на акхарском, понимал и Короткую Речь.

– Госпожа полагает, что те люди нашли их? – спросила Чарли.

Художница пожала плечами:

– Бодэ сегодня медленно соображает, малышка. Сейчас нам остается только брести по берегу и смотреть в оба. Если в самое ближайшее время мы их не отыщем, придется считать, что их захватили, и тогда нам придется следовать за ними. – Она вздохнула. – Бодэ была создана, чтобы творить прекрасные и хрупкие произведения искусства. Она не была создана искательницей приключений!

Они выбрались из теснины к новой излучине реки, где каньон начинал расширяться. Течение здесь замедлялось. Того, кто плыл по течению, в этом месте неминуемо прибило бы к берегу. Тела погибших тоже должно было выбросить на берег.

Бодэ лихорадочно соображала:

– Они не могли выбраться на наш берег, тогда мы непременно наткнулись бы на них. Если бы они прятались неподалеку, они давно бы подали нам знак. Видно, дети не смогли пересечь реку и попали в быстрину, которая прибила их, наверное, сюда. Сэм, моя бесценная Сузама, конечно, не оставляла их из чувства долга. Бодэ опасается худшего, маленький мотылек. Если они не здесь и не позади нас, тогда они попались. – Художница вздохнула. – Мы немного подождем, но не слишком долго, а то нам придется провести здесь, голодным, всю ночь, а следы к тому времени успеют затеряться.

Чарли кивнула. Логика железная. Вечно за ними кто-нибудь охотится, вечно им приходится спасать друг друга. В конце концов это нечестно! Они сами раздеты, беззащитны, затеряны в чужих, враждебных землях. Их бы кто-нибудь спас, черт побери!

Они посидели в ожидании. Солнце садилось, а тени становились все длиннее. Наконец Бодэ сказала:

– Мы, наверное, сможем перебраться здесь. Они не придут, это ясно. Идем, маленький мотылек. Посмотрим, что мы можем для них сделать.

Чарли вздохнула и кивнула. Переправа оказалась не такой легкой, как выглядела сначала, но Бодэ была права: надо было либо перебираться здесь, либо идти далеко вниз по реке. Они оглянулись последний раз вокруг, даже отважились несколько раз окликнуть пропавших спутниц, но им ответило только эхо.

Чарли и Бодэ печально повернулись и отправились вниз по тропе, следом за всадниками. Они не знали, что прошли менее чем в пяти сотнях метров от тех, кого искали. Сэм и девочек скрывала скала, к тому же они были слишком измотаны, чтобы в своем тяжелом забытьи услышать крики подруг.

 

Глава 2

Отверженные Кудаана

Сэм проснулась и застонала. Все тело ныло. Даже попытка сесть причиняла боль, но она все же поднялась. Мир кружился у нее перед глазами. Когда они добрались до этого места, начинало темнеть, а теперь небо было ясным и безоблачным, солнца еще не было видно, но день разгорался прямо у нее на глазах. Какого дьявола?..

«Боже мой! – вдруг поняла она. – Светает, солнце всходит, а не заходит!»

Она поискала глазами детей. Они были здесь, спали, тесно прижавшись друг к другу, и выглядели не так уж плохо, если бы не синяки и сожженная солнцем кожа. В общем, наверное, все они были одинаково хороши. «Нет, так не годится, – решила Сэм. – Как бы они мне ни нравились, если они останутся со мной, то наверняка погибнут. Только бы выбраться отсюда, а потом я постараюсь найти для них безопасное место. Пока во всем, что произошло с нами до сих пор, не было моей вины. Но если я не сумею защитить их оттого, что, быть может, еще грозит нам, я себе этого никогда не прощу».

Какое-то время она сидела неподвижно, стараясь собраться с мыслями. Утро. Когда они, спасаясь от тех всадников, бросились в реку, было далеко за полдень. «Это, черт возьми, означает, что мы проспали всю ночь!» Чарли и Бодэ… Господи! Если их не схватили те парни – но ведь она сама видела, как всадники проехали мимо, – значит, подруги потратили уйму времени, чтобы найти их, а возможно, они все еще ищут.

Сэм попыталась сосредоточиться. В реке она наглоталась воды, но сейчас ей хотелось пить, даже губы потрескались. «А что, если мы проспали два дня? Боже милостивый, возможно ли это?» Может быть, и возможно, откуда ей знать?

Сэм неуверенно встала на ноги и спустилась к воде у излучины. Здесь было достаточно мелко, она зашла подальше, смыла с себя грязь, умылась и напилась. Это немного помогло, хотя Сэм по-прежнему чувствовала слабость и тошноту. Только этого ей не хватало! Что ж, в отличие от детей ей хватит своих запасов. Если у нее будет достаточно воды, то она проживет месяц на одном только собственном жире. «Побольше упражнений, голодный желудок – и, возможно, мне даже удастся сбросить пару фунтов», – невесело подумала она. Неужели ее невезение вечно? Неужели ей так никогда и не улыбнется удача?

Размышления Сэм были прерваны криками Шеки. Девушка выскочила из воды и бросилась к их убежищу.

Сначала она увидела обеих девочек, которые в ужасе прижались к скале, глядя на что-то остановившимися глазами. Сэм остановилась, повернулась и проследила за направлением их взглядов.

Незнакомец был в тридцати футах от них и стоял неподвижно на неприступном каменном карнизе, который футов на двадцать возвышался над тропой. Чужак был среднего роста, хорошо сложен и мускулист. Как и они, он был совершенно голым. Властное лицо, гордый римский нос, только вот рот, пожалуй, маловат. Уши, если они и были, скрывала самая диковинная прическа, которую когда-либо доводилось видеть Сэм. А еще – возможно, из-за расстояния или из-за какого-то странного обмана зрения, – но ей показалось, что у него вообще нет рук.

Сэм огляделась, но, кроме пары камней, не нашла ничего. Она подобрала их. На всякий случай.

– Кто ты? – окликнула она его, порадовавшись, что успела напиться и прочистить горло. – Чего ты от нас хочешь?

Незнакомец немного помолчал, потом заговорил негромким и мягким голосом образованного и воспитанного человека:

– Я как раз собирался задать вам тот же самый вопрос. Это мои земли, и мне не так часто доводилось в самом их сердце сталкиваться с обнаженными акхарками.

Сэм решилась рискнуть и ответить правду; все равно, кроме двух камней, у них не было никакой другой защиты.

– Послушайте, сэр, последние несколько дней нам здорово не везло: на нас напали бандиты, мы чуть было не утонули, потом нас схватили и изнасиловали какие-то грязные подонки, мы потеряли наших родных и друзей, потеряли все вещи, за нами охотились еще какие-то люди, и вот в конце концов мы оказались в таком положении.

Странный человек внимательно слушал. Когда на него упали первые солнечные лучи, его глаза вспыхнули, как у кошки. Он слегка повернул голову, и свет померк.

– Значит, вы из того каравана, который попал в наводнение несколько дней назад, – медленно проговорил он, словно бы сам себе. – Долгий же путь вы проделали…

Она сильнее стиснула камни.

– Вы слышали об этом?

– О, да. Уже два дня, с тех самых пор, как до нас дошла весть о катастрофе, я пытаюсь найти тех, кто, может быть, уцелел, а потом оказался в таком вот положении, как вы. На этой земле нелегко выжить, она может убить того, кто не знает и не любит ее.

«И это ты мне говоришь!»

– И вы нашли кого-нибудь?

– Очень немногих.

– И что же вы с ними сделали? Все, кого мы встретили с тех пор, как попали в этот ад, пытались либо убить нас, либо изнасиловать, либо, на худой конец, продать в рабство.

Незнакомец вздохнул:

– Я Медак Паседо. Мой отец – герцог Алон-Паседо, подданный королевства Маштопол, он занимает пост губернатора этих земель. Мы не бандиты и не убийцы, да я и не способен причинить вам вреда, но, пожалуй, я один в силах отыскать и доставить в безопасное место всех, кому требуется помощь.

– Да, как же, – фыркнула Шека. – Где это сын герцога потерял свои штаны, а? Да и какой герцог согласится быть губернатором в этой дыре?

Медак Паседо вздохнул:

– Прошу прощения, если я оскорбил ваши чувства, но вы и сами одеты не слишком скромно, – заметил он. – Видите ли, любую одежду, даже если бы она не стесняла меня, слишком трудно сбросить в случае надобности, например, чтобы справить нужду. По той же причине вам нечего бояться меня, и по той же причине мой отец принял этот пост. – С этими словами Медак поднял то, что должно было быть руками, но не было ими.

Это были крылья.

Огромные, величественные, в полном оперении. Он взглянул в одну сторону, потом в другую, будто проверяя, выдержит ли его воздух, шагнул с утеса и начал парить, немного потерял высоту, потом взмыл вверх. Сделав несколько кругов, он опустился на скалистую тропу.

Сэм выронила оба камня и буквально открыла рот от изумления.

– Боже мой, да он же урод! – пробормотала Рани. – Мы в руках уродов! Они убьют нас или превратят в чудовищ!

Сэм повернулась и грозно взглянула на девочек. Она знала, что их так воспитали, но черт побери, можно, конечно, и не доверять этому парню, только вовсе не потому, что у него вместо рук крылья, а вместо волос – перья.

У него действительно были перья вместо волос. Они начинались на макушке, спускались вниз по спине и кончались птичьим хвостом, который почти касался земли.

– Я не смогу причинить вам никакого вреда, – снова повторил юноша. – У меня полые кости, иначе я не смог бы летать. Я силен только в воздухе, а на земле меня легко ранить.

Теперь вместо страха Сэм чувствовала любопытство. Этот человек казался таким откровенным, что трудно было ему не поверить.

– Это сделал с тобой Ветер Перемен? Он кивнул:

– Бывало, что Ветры вызывали превращения и похуже. Хотя и у моего облика есть свои недостатки.

Ведь в любом месте королевства Маштопол, везде, кроме Пустошей Кудаана, меня ожидает смертная казнь. Но голубая кровь все же дает кое-какие привилегии. В большинстве королевств есть места, подобные этому, прибежища для несчастных изгнанников, приговоренных к смерти. Нам повезло: наш король не стал даже прятать своего измененного племянника, который вынужден хватать еду прямо ртом, как животное. Мой отец, сам чистокровный акхарец, в своих владениях основал уютное пристанище для тех, кому просто не повезло, кто не нарушал закон, но вынужден скрываться из-за своего облика. Если хотите, я могу отвести вас туда.

– Не доверяй уродам! – прошипела Шека, и Рани нервно кивнула.

– Хватит! – цыкнула на них Сэм. – Перестаньте сейчас же! Неужели ваш отец погиб только ради того, чтобы палящее солнце сожгло вас, а звери растащили ваши кости? Жертвы Ветра ничем не виноваты. Чем скорее вы вобьете это себе в голову, тем лучше. Пока я не знаю, говорит он правду или лжет, но я иду с ним. Я иду с ним, потому что мне некуда больше идти, я не могу таскаться по пустыне голышом и без оружия. Я иду с ним, потому что он увидел нас гораздо раньше, чем мы его, и, если бы он желал нам зла, давно успел бы привести сюда кого-нибудь. Нас схватили бы, так что мы и пикнуть не успели бы.

– Ты не имеешь права так с нами говорить, – огрызнулась Рани.

– Ах, вот вы как, да? Ладно, можете отправляться на все четыре стороны. Ты права – я не вправе вам приказывать, но, если вы останетесь со мной, ведите себя как следует. Остаетесь здесь – дело ваше, но я совершенно уверена, что через несколько дней вы попадетесь в руки какому-нибудь мерзавцу, и тогда он с вами позабавится.

– Она права, – вмешался человек-птица. – Каньон кишмя кишит проходимцами всех сортов, потому что это единственная река на сотню миль в округе. Есть, правда, еще ключи и оазисы, но их немного, и воды там на всех не хватает. Я знаю предрассудки акхарцев, ибо сам был рожден акхарцем и воспитан как акхарец, но если я всего лишь урод, то на этой земле полным-полно настоящих чудовищ. Многие из них имеют человеческий облик, но они смертельно опасны; здесь масса всяких бандитов, отщепенцев, помешанных, черных ведьм и еще более черных колдунов. Пока вы со мной, они вас не тронут. Как приближенный губернатора я нахожусь под защитой Малокиса, Королевского Волшебника Маштопола. Войска моего отца хорошо знают эти земли, и это тоже неплохая защита. Вы могли бы прятаться день или два, но раньше или позже вас найдут какие-нибудь мерзавцы или вы сами наткнетесь на них.

Он проговорил это с такой спокойной уверенностью, что Сэм по-настоящему поверила ему и от этого рассердилась на детей еще больше. Первая настоящая удача за долгое время, а они все портят. И Булеан еще хочет, чтобы она помогла ему спасти эту проклятую цивилизацию акхарцев!

– Пойдем, – сказала она. – Пусть остаются, если хотят. Это далеко?

– Не очень. Полтора часа обычным шагом. Просто идите по тропе, пока не окажетесь на развилке. Главная тропа пойдет дальше вдоль реки, а другая свернет в каньон с отвесными стенами. Там, на столбе, будет императорская печать, указывающая путь. Идите по этой тропе и вы окажетесь во владениях герцога. У отца довольно большой дворец. Вы его не пропустите.

– Вы не пойдете с нами? – спросила Сэм, вспомнив об обещанной «защите».

– Мне скорее всего не удастся пройти такое расстояние, но я все время буду прикрывать вас с воздуха. Если кто-то станет вам угрожать, я немедленно приду на помощь. Меня здесь хорошо знают, да и я знаю многих из тех, что здесь рыщут. У нас с ними что-то вроде соглашения. Они не решатся нарушить его ради своего же собственного блага.

Сэм никогда бы и в голову не пришло, что в таком ужасном месте может быть губернатор, но, если он здесь и был, можно поспорить, что он продажен, как сам дьявол. Здесь не просто пристанище для несчастных превращенцев и жертв магических заклятий. Сэм вспомнила, что говорил мастер Джахурт. Это логово бандитов всех сортов и политических изгнанников всех мастей.

– Послушай… ты сказал, что у твоего отца есть войска? – произнесла она, вдруг почувствовав надежду там, где ей не было места.

– Да, – кивнул он. – И довольно много.

– Их форма темно-зеленая с черным?

– Нет, – нахмурился Медак. – Синяя с золотой каймой, как у всех солдат Маштопола. А что?

– Те, кто забрал все, что у нас было с собой, носили черную форму.

– Плохие новости. Здесь не должно быть чужих отрядов. Моего отца это заинтересует. Они отправились вниз по реке?

– Да.

– Я поищу их, возможно, они все еще где-нибудь поблизости. – Он приготовился взлететь.

– Подожди, ты сказал, что нашел еще нескольких уцелевших! А в этих местах никого не было? Высокая женщина с татуировкой по всему телу и молодая красивая девушка тоже с татуировкой, в виде мотыльков?

– М-м-м… я совершенно уверен, что, если бы я встретил кого-нибудь похожего на них, я бы их запомнил. Остальных мы нашли выше, вы – первые, кто оказался вблизи реки.

«Проклятие! Но где, черт возьми, они могут быть?»

– Они были с нами, когда все это началось. Вчера или, быть может, позавчера днем. Я не знаю, сколько мы проспали.

– Когда вы доберетесь до владений моего отца, я займусь этим. Если они где-нибудь в этом районе, уверен, мы их найдем. – С этими словами Медак пустился бежать, разогнался, расправил крылья и вдруг совершенно неожиданно взмыл в воздух. Сначала всего лишь на несколько футов. Но юноша кружил, менял направление и с каждым поворотом поднимался все выше.

Сэм повернулась к девочкам:

– Ну, так идете вы или нет? Рани посмотрела на Шеку, Шека – на Рани, и обе вздохнули.

– Думаю, да, – отозвалась старшая. И они отправились вниз по тропе.

Как ни старались путешественницы отыскать в небе крылатого юношу, больше они его не видели, а вот развилку нельзя было не заметить. Как и говорил Медак, правая тропа была отмечена внушительной каменной колонной, на которой рукой опытного камнереза были высечены какие-то очень причудливые пиктограммы. Надпись заканчивалась диковинной металлической печатью, прикрепленной к столбу огромными каменными болтами, которые явно были изготовлены где-то в другом месте. Сэм умела говорить на акхарском, но так и не выучилась читать и писать на этом языке.

Рани посмотрела на надпись.

– Ну, по крайней мере, здесь он не соврал, – произнесла она, разглядывая монолит. – Здесь говорится: «Владения Королевского губернатора, район каньона Яту, собственность Кудаана, королевство Маштопол». Эта печать еще затейливее, чем наша.

– Что ж, – вздохнула Сэм, слегка раздраженная оттого, что приходится ждать, когда тринадцатилетняя пигалица прочитает тебе уличную вывеску, – теперь нам хотя бы ясно, где мы находимся.

Она критически осмотрела себя и заметила:

– Наряд в самый раз для визита к Королевскому губернатору.

Проведя год с Бодэ, Сэм утратила прежнюю стыдливость, но она не заблуждалась насчет того, какое впечатление произведет ее вид.

Местность почти сразу же стала меняться. Здесь в реку впадал первый приток. Это был ручей по щиколотку глубиной и около шести футов шириной. Появились даже небольшие рощицы высоких тоненьких деревьев, а кое-где виднелись обработанные поля. Тропинка миновала несколько оросительных каналов, на дне которых стояла вода, появились птицы и насекомые.

Людей встречалось немного. Они пололи, поливали, собирали урожай, разбрасывали удобрения. Многих крестьян трудно было назвать людьми. У некоторых глаза были размером с блюдце, у других вместо носа – какие-то пеньки, у третьих были когти и шерсть, а некоторые вообще смахивали на чудовищ. Но работали все дружно. И мужчины, и женщины носили только некое подобие юбки. Мужчины – однотонные, женщины – с яркими цветными узорами. Крестьяне, пожалуй, напоминали гавайцев до прибытия миссионеров. Вокруг было полно девушек с обнаженной грудью, и Сэм почувствовала себя спокойнее. Впрочем, о чем тут можно было говорить, если сынок самого губернатора носил только перья.

Большинство людей тоже казались странными, хотя это Сэм поняла уже тогда, когда они почти подходили к дворцу. Многие были покрыты безобразными шрамами, другие ковыляли на примитивных протезах или на костылях, среди них были однорукие и те, у кого вовсе не было рук.

– Хуже, чем я думала, – громко шепнула Шека Рани. – У меня мурашки по коже. Они все уроды, инвалиды или еще хуже.

– Лучше помалкивай! – предупредила Сэм. Ей было немного не по себе, но она не хотела признаться в этом. Так вот, значит, что это за место – больница или, точнее, санаторий для людей с неизлечимыми увечьями.

Большинство из них жило в глинобитных постройках, которые напомнили Сэм поселки индейцев-пуэбло в штате Нью-Мексико. Здания были в основном трехэтажные, наверху селились те, кто мог подняться по лестнице, внизу – те, кому это было не под силу.

Большинство превращенцев, за исключением тех, кто не мог подниматься по лестнице, жили под самой крышей. Сэм с изумлением заметила, что в пыли играют вполне нормальные с виду дети. Встречались люди, которые ничем, кроме загара, не отличались от обыкновенных акхарцев. Возможно, это был персонал.

Напротив кварталов пуэбло располагались глинобитные бараки, конюшни и другие строения, похожие на казармы. Двое солдат стояли на часах у дверей барака. Они были в синих с золотом мундирах. При здешней жаре на них просто жалко было смотреть.

Губернаторский дворец произвел сногсшибательное впечатление. Он был неописуемо огромный. Старый домик Сэм с его двумя спальнями мог бы без труда уместиться в приемной. Сложенный из розоватого кирпича, дворец скорее напоминал гранд-отель, чем чье-то жилище.

Стены дворца поднимались под разными углами, он был украшен высоченными башнями, крыши под острым углом вздымались вверх и резко обрывались вниз. Все строение состояло преимущественно из всевозможных треугольников. Кое-где крыши и стены были стеклянные, что делало дворец похожим и на оранжерею. Зрелище было и странное, и очень современное. «Такое фото журналы с руками бы оторвали», – подумалось Сэм.

Даже девочки слегка оторопели.

– Ух ты, такого громадного дома я еще никогда не видела, – прошептала Шека. – Этот герцог, небось, самый большой взяточник во всем королевстве. Неудивительно, что он согласился поселиться здесь.

В душе Сэм не могла с этим не согласиться. Но так или иначе, она попала сюда из самой бездны безысходности и отчаяния. Девушка чувствовала себя, как Элли у ворот Изумрудного города. Хоть здесь ей повезло. По всем законам вероятности она и девочки сейчас уже должны были быть в лапах каких-нибудь бандитов. А вместо этого… Боже…

Но где же Чарли и Бодэ? Как они проведут эту ночь?

Молодая акхарка с обнаженной грудью, в коротенькой юбочке с яркими красными и желтыми цветами вышла из главных ворот и направилась к ним. Внешне она казалась совершенно нормальной, и дети облегченно вздохнули. Незнакомка встретила их ослепительной улыбкой профессионального гида.

– Здравствуйте, – приветливо сказала она. – Меня зовут Авала. Медак сказал, что вы придете. Лорд губернатор сейчас занят, но, если вы пойдете со мной, я о вас позабочусь.

– Я Сузама, но обычно меня зовут Сэм. Это Рани и Шека.

– Рада познакомиться со всеми вами, – отозвалась женщина; голос ее звучал искренне. – Пойдемте.

Они вошли в дом. Люди, которые попадались им навстречу, не заговаривали с ними и не обращали на них внимания. В огромном вестибюле была масса висячих растений, вместо крыши его покрывала стеклянная призма. «Ну конечно, – подумала Сэм, – это что-то вроде правительственного здания, гостиницы и больницы одновременно».

Рани и Шека крепко прижимались друг к другу, будто опасались, что люди, которые спешили по своим делам, вдруг набросятся на них или попробуют к ним прикоснуться. Кроме «нормальных» акхарцев, время от времени им встречались странного или даже отталкивающего вида превращенцы, но и некоторые акхарцы были изуродованы или покалечены. Здесь были и существа, которые скорее относились к другим, порой достаточно диковинным, расам. И, что ужасало Рани и Шеку, «покоренные» расы здесь, похоже, стояли на равной ноге с акхарцами. Здесь, впервые в Акахларе, Сэм видела, как акхарцы, люди других рас, превращенцы, калеки жили и работали вместе. Здесь осуществлялась та самая мечта, которую Клиттихорн сулил Акахлару ценой крови. И проводил ее в жизнь представитель господствующей расы.

И все же Сэм не могла отделаться от легкого беспокойства. Герцог Паседо мог ведь оказаться на стороне рогатого чародея Клиттихорна, если не в открытую, то по крайней мере тайно. Сэм не могла избавиться от чувства, что она, возможно, постучалась прямо в дверь врага, который прилагал все усилия к тому, чтобы ее убить.

Гостей почти тотчас же провели в то крыло дворца, которое, по всей видимости, предназначалось для временных постояльцев. Комнаты были огромные, с пуховыми перинами и подушками, туалетным столиком, холодной проточной водой и чем-то, что скорее всего было туалетом. Тут был даже небольшой балкон за стеклянной дверью. На балконе, с которого открывался прекрасный вид на каньон, стоял столик и два кресла. Ни душа, ни ванны не было. Согласно акхарской традиции, для купания полагалось иметь особые комнаты, как правило, отдельные для мужчин и для женщин.

Соседнюю комнату, которая соединялась с комнатой Сэм общим туалетом, отвели для девочек. И комната, и постели им очень понравились. Сэм тоже с вожделением посматривала на свою кровать. Однако начинать следовало с начала.

– Мы не ели уже несколько дней, – сказала она Авале. Странное дело, Сэм чувствовала скорее слабость и головокружение, чем голод, но все же решила, что надо поесть.

Женщина кивнула:

– Я пришлю вам что-нибудь. Время обеда уже прошло, но мы найдем для вас еду. Я попрошу управляющего прислать вам одежду, теперь я знаю, что рам требуется. Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее, отдыхайте и ни о чем не думайте. Вам пришлют все, что нужно, а через день-два, когда вы отдохнете и придете в себя, милорд герцог наверняка пожелает вас принять. Если вам что-нибудь понадобится, просто нажмите на эту кнопку рядом с дверью. Это звонок, на него обязательно кто-нибудь откликнется. Попросите позвать Авалу.

– Спасибо тебе за заботу, – сказала Сэм.

– Это моя работа, – продолжая загадочно улыбаться, ответила женщина и вышла из комнаты.

Все произошло, как и обещала Авала. Казалось, их прибытия ждали и готовились к нему. Через несколько минут появился мужчина в чем-то вроде саронга и принес огромный поднос, полный маленьких бутербродов, фруктов, овощей и пирожных. Потом пришел другой, он толкал перед собой тележку, на которой стояли два графина с вином, кувшин темного пива и кувшин с фруктовым соком. Сэм особенно оценила сок. Она так и не свыклась с тем, что в Акахларе дети наравне со взрослыми запивают еду вином.

Девочки едва прикоснулись к еде, они уже успели отвыкнуть от пищи, и даже Сэм ничего не лезло в горло, хотя угощение было замечательное. Конечно, они проспали неизвестно сколько времени там, под скалой, но все равно казалось, что они не смыкали глаз уже целую неделю. Сэм уговорила детей немного поесть, а потом уложила их в постель. Через несколько минут девочки уже спали, а она стояла над ними, мучаясь сознанием своей вины. Они нравились ей – когда не слишком капризничали, – но она чувствовала, что не имеет права тащить их с собой. Если этот герцог может помочь, она должна оставить их здесь.

Сэм вернулась к себе, закрыла дверь и села, пытаясь сосредоточиться. Все произошло слишком внезапно: ужасная ночь, бегство по выжженной пустыне, потеря всего, разлука с единственными людьми, которые что-то значили для нее в этом мире. А теперь этот дворец. Она машинально снова принялась за сандвичи, запивая их пивом.

Наверное, с ней тоже что-то было неладно; она чувствовала себя опустошенной, выжатой, она как бы отстранилась и от себя, и от всего, что ее окружало. Может быть, наступит день, когда она сможет дать себе волю и проплакать дня два-три подряд, но не сейчас. Чем меньше она стремилась взвалить на себя обязанности и ответственность, тем неизбежнее становился их груз. Дома ей часто снился Акахлар, этот мир и пугал и привлекал ее. Он был далеко, и он был романтичен, пока существовал только в ее воображении. Теперь она была тут, романтика исчезла, ее жизни угрожал могущественный враг, и каждый раз, когда ей удавалось найти укромный уголок, все рушилось, и все приходилось начинать сначала. Теперь исчезли даже Чарли и Бодэ. Сэм надеялась, что они живы, что с ними все в порядке, но, если Медаку не удастся их разыскать или они не придут сюда сами, что тогда? Она останется совершенно одна.

* * *

Если с ними все в порядке, как они могли пропустить этот огромный каменный монолит с императорской печатью? Бодэ умеет читать, надо быть полными идиотами, чтобы не заглянуть сюда.

Значит, теперь Сэм сама по себе. Что же делать? Здесь она как будто должна чувствовать себя в безопасности, но ей, наоборот, чудится смутная угроза. А если это так, то что ей делать? Здесь некуда бежать, негде спрятаться.

«Пришло время взрослеть, – подумала она. – Ни демона из магического кристалла, ни Чарли, ни Бодэ. Я одна. А я даже не знаю, кто я на самом деле и кем или чем я могла бы стать. Проклятие!»

Сама того не замечая, она уничтожала все, что было на подносе. Когда пиво кончилось, Сэм налила себе вина и спохватилась только тогда, когда обнаружила, что графин пуст. Она даже не заметила, как съела и выпила все, что им принесли. Но боль стихла, тошнота исчезла, и, хотя Сэм немного опьянела, ей стало гораздо лучше. Она добралась до постели, рухнула на нее, обняла подушку и мгновенно заснула.

Сэм проспала всего лишь пару часов. Когда она проснулась, отдохнувшая и с ясной головой, за окном только начинало темнеть. Сэм заглянула к девочкам, с удивлением обнаружила, что их комната пуста, но не слишком встревожилась. Насколько она поняла, здесь они были гостями, которые нуждались в помощи, а не заключенными. Она вернулась в свою комнату, подошла к раковине и взглянула в зеркало. Да, загар у нее был темнее, чем когда бы то ни было, но ей это даже нравилось. Если уж быть толстухой, то лучше походить на какую-нибудь южанку.

Короткие волосы растрепались. Хорошо бы раздобыть щетку и гребень. А еще не помешала бы горячая ванна. Но, пока она не узнала, где здесь купальня и когда она открыта, не стоило жалеть о том, что недоступно.

Тут только девушка заметила, что, пока она спала, в комнате кто-то побывал. Остатки обеда исчезли, а на маленькой тумбочке появилась одежда и кое-какие безделушки. Там были два наряда – бежевый и коричневый – из эластичной ткани, обычной для Акахлара. Одежды оказались всего лишь кусками материи, которые не могли ни прикрыть или поддержать ее груди, ни спрятать расплывшиеся бедра и могучий зад, но в них она должна была чувствовать себя достаточно удобно. Рядом с тумбочкой стояли сандалии разных видов и размеров и пара высоких мягких кожаных башмаков с отворотами. Эта обувь была ей знакома, они неплохо выглядели и легко натягивались на самую широкую ногу, но большого толку от них не было. К тому же они были длинноваты и не очень удобны. В сандалиях Сэм чувствовала бы себя лучше, но они могли не подойти к обстановке. Не имея ни малейшего представления о том, как здесь принято одеваться по вечерам, она выбрала бежевый наряд. На фоне ее загара коричневая одежда была почти незаметна, в ней она казалась бы вообще неодетой.

На столике лежала еще косметичка и несколько дешевых, незатейливых украшений, но Сэм от них отказалась. Она и раньше никогда не чувствовала пристрастия к косметике, разве что иногда пыталась в шутку подражать Чарли, давным-давно, там, дома. А сейчас ей и вовсе не хотелось краситься.

Наконец она почувствовала себя готовой, только к чему? «Вырядилась, а идти-то некуда», – подумала Сэм. Она подошла к кнопке, расположенной у самой двери, и позвонила. Через минуту раздался тихий стук, она распахнула дверь и увидела высокого худого человека средних лет, одетого в обычный здесь саронг. Он молча смотрел на нее. Сэм спросила:

– Можно позвать Авалу?

Какое-то время он продолжал смотреть на Сэм, потом показал на уши и на рот. Сообразив наконец, что он глухой, она повернулась к нему лицом и очень отчетливо произнесла:

– А-ва-ла.

Он кивнул, сделал жест, который должен был означать: «Подожди», и вышел в коридор.

«Должно быть, непросто читать по губам, – подумала она, – когда тон так же важен, как то, что ты говоришь». Но как же он услышал звонок? Сэм выглянула в коридор и заметила небольшой столик, потом окинула взглядом двери соседних комнат. Возле каждой из них была крохотная лампочка, а рядом с ней маленький выключатель, похожий на кнопку звонка. Значит, это как в самолете: для вызова стюардессы зажигается лампочка и горит до тех пор, пока не появится кто-нибудь из персонала и не выключит ее.

Авала появилась через минуту-другую. Грудь у нее по-прежнему была обнажена, но теперь на ней была пестрая причудливая юбка, тщательно расчесанные длинные волосы блестящими прядями струились по плечам, на ногах были сандалии, а на груди – гирлянда, сплетенная из золотых и розовых цветов и зеленых листьев. Сэм подумала, что вид у нее потрясающий.

– Ну, как ты себя чувствуешь? – спросила ее Авала со своей обычной приветливой улыбкой.

– Замечательно. Ты так добра ко мне. Я просто ожила. Но, знаешь, я снова проголодалась, и еще мне очень хотелось бы принять ванну.

Авала рассмеялась:

– Милорд герцог сейчас очень занят. Мы можем пойти в столовую для персонала. Потом я покажу тебе общественные купальни. Мойся, сколько хочешь. Здесь есть горячие минеральные источники, это лучше, чем просто ванна.

Столовая для персонала, огромный, роскошно убранный зал, скорее напоминала буфет. Можно было взять тарелки, выбрать место за общим столом и есть сколько и чего захочется. Кое-где были устроены какие-то странные сиденья. Они были не заняты, и Сэм подумала, что это к лучшему. Бог знает, для каких существ они устроены.

Народу в столовой было немного. Ужин был уже готов, однако сюда приходили по расписанию. Столовую открывали пораньше специально для таких «гостей», как Сэм, и для старшего персонала, на который не распространялось общее расписание.

– А где мои девочки? – спросила Сэм, когда они уселись за стол.

– Они проснулись гораздо раньше тебя, увидели, что ты спишь, и позвонили мне. У нас здесь много детей, для них устроены игровые площадки, к тому же мы хотели, чтобы наши лекари осмотрели их и убедились, что все, что с ними случилось, обошлось без последствий. Ты тоже пройдешь осмотр, когда будешь готова.

– Когда угодно, но только после ванны, – отозвалась Сэм, чувствуя некоторое облегчение. В Акахларе не было врачей в том смысле, как это понимали в прежнем мире Чарли и Сэм. Люди полагались на алхимиков и чародеев. Их заклятия, травы, обряды и зелья порой действительно помогали, но трудно было отличить хорошего целителя от шарлатана. Впрочем, подданные герцога казались скорее здоровыми, по крайней мере насколько это было возможно в их состоянии.

Собственный аппетит слегка смущал Сэм. Особенно ее тревожило, что она не замечает, как много ест, пока не уничтожит все, что лежит перед ней. Она сама была виновата, что в тот год, который провела с Бодэ, совсем не следила за собой. Лишь заклятие демона из Кристалла Омака не давало ей избавиться от лишнего веса, пока она не доберется до Булеана; правда, демон уверил ее, что у нее хватит сил на это путешествие. Сэм задумалась. Несколько дней она почти ничего не ела и все-таки, несмотря на свой вес, без труда проехала верхом огромное расстояние, бежала, карабкалась по скалам, плыла. Едва ли другая толстуха осилила бы такое. Наверное, теперь ей требовалось восполнить потраченную энергию: это подлое заклятие надо было еще и подкармливать, чтобы оно не давало ей похудеть! По крайней мере Сэм перестала терзаться угрызениями совести. «Какого черта! Если мне все равно суждено быть толстухой, то почему бы этим не воспользоваться?» – И она принялась за десерт.

Как ни странно, несмотря на гостеприимство их неожиданных хозяев, Сэм чувствовала себя неуютно. Здешний персонал приводил ее в замешательство. Все они, даже калеки и уроды, казались счастливыми, но, прислушавшись к разговорам в столовой, Сэм обратила внимание на то, что они мало разговаривают друг с другом и только о самых обыденных вещах или о дневных происшествиях.

Она спросила:

– Ты родилась здесь, Авала? Женщина только пожала плечами:

– Извини, но я этого не знаю, сколько себя помню, я была здесь.

– А прежде? Кто твои родители? У тебя есть братья и сестры?

– Не помню, – пожала плечами Авала. – Мне сказали, что давным-давно меня нашли в пустыне и что я не могла ничего о себе рассказать. Я здесь счастлива и выполняю нужную работу.

Значит, даже «нормальные» люди здесь были «пациентами» герцога. Но ведь Авала была довольна жизнью и, судя по всему, совершенно не интересовалась своим прошлым. Это и было самое страшное: опять заклинание, зелье или еще какие-нибудь акхарские фокусы? Скорее первое.

Пока они с Авалой ходили по роскошному дворцу, Сэм осторожно задала ей несколько вопросов и поняла, что девушка не имеет представления о том мире, что лежал за пределами каньона, – это ее попросту не занимало. Все, что выходило за рамки уединенной жизни обитателей каньона, не представляло для Авалы никакого интереса. Вряд ли она была глупа или ограниченна. Просто она была такой, какой должна была быть, какой ее сделало заклинание, хотя сама Авала, конечно, и не подозревала об этом. Этому могло быть и совершенно невинное объяснение: ведь было непохоже, чтобы кто-нибудь пытался поработить или эксплуатировать девушку. Может быть, ее действительно нашли в пустыне после того, как она пережила какое-то ужасное потрясение. Сэм чувствовала, что ей самой никогда не забыть то страшное изнасилование, и она знала, как жестоко это ранило души Рани и Шеки, как бы они это ни скрывали. Может быть, что-то похожее или еще худшее пережила Авала, и это сломало ее. Может быть, здешние целители решили, что лучше полностью стереть ее память, чем заставлять снова и снова терпеть адские муки воспоминаний. Сэм показалось, что такое решение очень в духе этого места – Изумрудный санаторий страны Оз.

Купальни были просто замечательные, горячие природные ключи, шипящие пузырьками газа, били прямо в помещении. Там было устроено что-то вроде естественной ванны, и целебные воды снимали усталость, облегчали боль. Потом можно было ополоснуться в обычной воде, от этого возникало ощущение легкости и чистоты, но Сэм предупредили, что, если слишком долго пролежать в ванне с минеральной водой, мышцы так расслабятся, что станут похожи на вареную лапшу.

Вернувшись в свою комнату, Сэм нашла там Рани и Шеку. Девочек действительно, как и говорила Авала, обследовали здешние целители. А потом они гуляли вокруг дворца, даже поиграли немножко с другими детьми. Пусть ненадолго, но мрачная тень пережитого ужаса оставила их. Девочки были очень довольны, хотя Рани и проговорилась, что с ними сделалась истерика, когда они увидели, что их собираются обследовать мужчины, потом их сменили женщины.

– Я просто… не могла… позволить взрослому мужчине коснуться меня, – слегка виноватым тоном проговорила Рани. – Я знаю, что все мужчины, с которыми мы сегодня имели дело; были очень вежливы и обходительны, но я просто не могу с собою справиться. Пока не могу. Может, никогда не смогу. У меня так и стоят перед глазами эти… эти… животные.

– У меня тоже, – отозвалась Шека. – Я хочу найти место, где вообще не будет мальчишек, не будет даже котов или жеребцов и никаких уродов. Там-то я и поселюсь.

– Я знаю, как вам сейчас гадко и страшно, – вздохнула Сэм. – Пройдет немало времени, прежде чем вы придете в себя и научитесь жить, не терзая себя воспоминаниями. Но вы обе должны помнить, что те люди, которые так с вами обошлись, были просто негодяями, и в конце концов они получили по заслугам. Не надо думать, что все мужчины такие. И поймите вы, наконец, что эти «уроды» – просто люди, с которыми случилось что-то ужасное, что-то такое, что от них не зависело, это как болезнь, только гораздо хуже.

– Забавно, что это говоришь именно ты, – ехидно заметила Шека.

– О чем ты? – насторожилась Сэм.

– Ну, я никогда не видела, чтобы ты дружила с каким-нибудь мужчиной. А значит, ты сама вроде урода. Ты же не просто живешь с женщиной, ты замужем за ней.

– Ты еще мала и не все понимаешь. Не думай, что мне вообще не нравятся мужчины или не будут нравиться в будущем. Может, я и не завожу с ними романы, но я ведь и женщинами всеми подряд не увлекаюсь. Всегда есть люди близкие, а есть – чужие, и мужчины, и женщины. Сказать по правде, мне сейчас тоже было бы страшно ходить одной по темным улицам, но я должна этому снова научиться. И не забывайте, что этими негодяями командовала женщина.

– Проклятый урод-перевертыш, – возразила девочка. – Здесь таких полно. Скорее бы выбраться отсюда.

– Постарайтесь-ка лучше привыкнуть к здешним жителям; мы пробудем здесь, пока они не смогут помочь нам выбраться не только из долины, но и вообще прочь из Кудаана. Они получают припасы с караваном, который здесь проходит каждую неделю, последний ушел несколько дней назад. Я рада, что можно немного подождать, может быть, мы еще услышим что-нибудь о Чарли и Бодэ. Если мы отправимся с караваном, с нами будет кто-то, кто знает дорогу, мы получим разрешение на свободный проезд, снаряжение и припасы. Ну, договорились?

– Ладно, договорились, – вздохнула Шека.

Рани все это время лежала навзничь на кровати, уставившись в потолок. Казалось, она готова заплакать, но пытается сдержать слезы.

– Рани, что-нибудь случилось?

– Нет, все в порядке.

– Брось, скажи мне. Может, я смогу помочь?

– Мы играли с одной девочкой, – вздохнула Рани. – За ней пришел отец. Он… ну, на минуту мне показалось, что он похож на папу. – Она расплакалась.

Сэм попыталась, как могла, утешить девочек. Возможно, потеря родителей и братьев была для них еще страшнее, чем насилие. Родные скорее могли бы помочь им как-нибудь пережить все, что произошло. Сэм уложила девочек, погасила свет и вернулась в свою комнату. Ей самой ужасно хотелось плакать, но несчастные малышки в соседней комнате заставляли забыть о жалости к самой себе.

На следующий день после завтрака Сэм пошла на прием к целителям. Истерика девочек так их напугала, что для ее осмотра назначили мужчину и женщину. Мужчина был в летах, седовласый и розовощекий, женщине было лет сорок. Они представились как Халомар и Гира; он был лечащим магом, она – алхимиком. Они тщательно обследовали ее. У них был даже примитивный стетоскоп. Потом взяли анализы крови и мочи. Сэм знала, что кровь и испражнения могут использоваться в черной магии; дать их по собственной воле, по сути дела, означало отдать свою жизнь в чужие руки. Но выбора у нее не было.

Осмотром занимался в основном Халомар, а Гира взяла анализы и задавала вопросы. Ответы маг записывал в старенький блокнот.

– Твое имя – Сузама Бодэ, – скорее отметила, чем спросила Гира.

– Да.

– Это свидетельствует о браке, однако оба имени женские.

Сэм пожала плечами. Она решила больше не оправдываться и не пускаться в длинные объяснения.

– Да, мы официально зарегистрировали наш союз в Тубикосе. Моя жена все еще блуждает где-то в Пустошах.

– Гм… требуется известное мужество, чтобы решиться на такой брак в таком месте, как Тубикбса. Теперь я понимаю, почему вы решили уехать оттуда. Однако, насколько я могу судить, ты не скрываешь своих пристрастий, и у тебя нет сомнений в своей ориентации.

«Ну конечно же, у меня есть сомнения, идиотка! И ясно, что мне не по себе, когда мне устраивают допрос, будто я в самом деле урод, как говорит Шека!»

– Да, – ответила Сэм. – Кстати, Бодэ тоже алхимик. Но вам-то что за дело?

Женщина-алхимик слегка вздрогнула от неожиданно резкого выпада девушки, потом поняла, что ее подначивают, и снова приняла невозмутимый вид. Халомар поспешил на помощь коллеге.

– Ты знаешь, что находишься под властью какого-то странного заклинания? – спросил он.

– Оно не прибавляет вес, – кивнула Сэм, – но и не дает избавиться от него.

– А, так вот, значит, в чем дело. Будь осторожна. Это очень сильное заклинание, снять его может только акхарский чародей, да и тому придется потрудиться. Ты можешь снизить вес только до того уровня, на котором было наложено заклинание, но, если ты еще прибавишь, пройдет немного времени, и твой новый вес станет частью заклинания, ты уже не сможешь от него избавиться. Твой рост семнадцать и четыре крила, а вес сто два и один халга. При других обстоятельствах я бы сказал, что твое положение опасно.

Сэм быстро прикинула в уме. Ее рост пять и одна десятая фута – черт возьми, она всегда была коротышкой! Халг – это что-то около двух с половиной фунтов. Боже! Двести пятьдесят пять фунтов, и это после голодовки и всего, что она вынесла!

– Что же мне делать?

– Упражнения, каждый день до седьмого пота, пока не свалишься. Другого выхода у тебя нет. Ты совершенно здорова: сердце, легкие абсолютно чистые, и, что поразительно при твоем весе, нормальное кровяное давление. Подумать только, что тебе пришлось пережить, это просто удивительно. Так что положение не так уж плохо.

– А как у тебя месячные? – спросила женщина.

– Раньше были очень болезненные, – пожала плечами Сэм, – но с тех пор, как я растолстела, я их почти не замечаю. Последние, кажется, были недели две назад, – добавила она.

Сэм вдруг поняла, почему ее об этом спрашивают – ведь она стала жертвой группового изнасилования. Сама она, правда, надеялась, что по крайней мере тут ей повезло, она и мысли не допускала о возможности забеременеть. Ее гораздо больше тяготили страх и отвращение, которые она ощущала очень остро. Раньше она, не задумываясь, бродила вечерами одна по улицам Тубикосы, хотя весь последний год они прожили в отнюдь не безопасном квартале. Но теперь ей и подумать было страшно о том, чтобы показаться одной в таком месте, где мало света и нет людей.

Целители спросили об ее планах на будущее, и тут Сэм решила быть очень осторожной. Она успела понять, что эти люди не имели ни малейшего представления ни о том, кто она такая, ни о том, кто за ней охотится. Ей вовсе не улыбалось раскрывать свои карты и таким способом выяснять, на чьей стороне стоит герцог. Сэм знала, что маг в состоянии отличить правду от лжи, но полагала, что, если сказать только часть правды, он ничего не заметит.

– Я хотела бы найти своих спутниц, – ответила она. – Однако в любом случае я должна продолжать свой путь. Заклинание – плод магического талисмана, который уже утратил силу. Этот талисман был создан одним чародеем с северо-запада. Мне обещали, что он сам или кто-нибудь из его свиты снимут с меня заклинание, как только я доберусь до него.

Они кивнули, а потом алхимик спросила:

– А дальше что?

– Что? Не понимаю.

– Предположим, что ты туда добралась и заклинание снято, что тогда? У тебя есть семья, клан, профессия, которой ты смогла бы прожить?

Это был неожиданный вопрос: у нее и вправду никого и ничего не было. Что же сказать?

– Мне пообещали, – бодро ответила она, – что, когда я избавлюсь от заклинания, я смогу получить какую-нибудь работу у тех, кто его снимет.

– Гм… – пробормотал Халомар. – Если дело обстоит так, как ты говоришь, не хотел бы я быть на твоем месте. Ты запросто можешь превратиться в подопытного кролика для испытания новых снадобий и заклинаний. А дети? Как быть с ними?

– До сих пор мне удавалось обеспечивать себя, – пожала плечами Сэм. – Мне, конечно, хотелось бы подыскать для них спокойное и безопасное пристанище, но, если я не буду абсолютно уверена, что мне это удалось, я готова сделать все, чтобы вырастить их.

Целители тихонько пошептались друг с другом. Сэм не разобрала их слов. Потом Гира протянула Сэм какой-то бланк.

– Пожалуйста, прочти и подпиши, и на этом, я думаю, мы и закончим, – приветливо сказала алхимик.

Сэм взглянула на их записи и смутилась:

– Простите… Но мне так и не удалось научиться читать по-акхарски. Бумагу забрали.

– Ничего страшного, – какое-то мгновение Гира помедлила. – Понимаешь, несмотря на все, что с тобой произошло, ты на удивление здорова. У нас принято, что после осмотра наши гости вместо оплаты выполняют какую-нибудь работу, если, конечно, они не возражают. Что ты скажешь?

– Ну конечно, – ответила Сэм. – По правде сказать, мне было неловко, что я не могу отплатить за вашу доброту. Что я должна делать?

– Здесь единственное во всем Кудаане место, где можно заставить пустыню цвести. Мы не только обеспечиваем себя едой и одеждой, но стараемся разработать новый подход к сельскому хозяйству. Наши поля расположены вдоль реки. На них никогда не замирает жизнь: что-то сеют, а где-то убирают урожай. Сейчас, например, в долине в девяти лигах отсюда созрел эну. Собирать его – тяжелая физическая работа, но для нее не требуется никакой особой подготовки.

– Хорошо, – кивнула Сэм. Не то чтобы мысль о тяжелой физической работе привела ее в восторг, но до прихода каравана оставалось всего четыре-пять дней, и, черт возьми, она же действительно в долгу перед ними.

– Я попрошу Авалу снабдить тебя всем необходимым и проводить на поле. Авала сама там начинала, так что ей те места хорошо знакомы.

Сэм поднялась, пожала всем руки, и Гира проводила ее до двери. Авала уже ждала ее.

– Сузама согласилась присоединиться к сборщикам. Позаботься, пожалуйста, о том, чтобы она благополучно добралась туда и получила все необходимое.

– Конечно, – слегка поклонилась Авала. Гира посмотрела им вслед, потом закрыла дверь и вернулась к своему коллеге.

– В ней есть что-то очень крепкое и прочное, но чрезмерное напряжение не для нее, – заметил Халомар.

– Я тоже об этом подумала, – согласилась Гира. – Она неграмотна, у нее нет ни семьи, ни клана, ни профессии. По ее собственному признанию, она была домохозяйкой при своей пропавшей супруге, которая могла обеспечить их обеих. Половая ориентация Сузамы вряд ли позволит ей обзавестись нормальной семьей, и едва ли она сможет стать куртизанкой. Самое большее, на что она может рассчитывать, – это должность прислуги. Или, что еще хуже, она попадет в ряды отверженных. У нее очень низкая самооценка, она старается казаться заурядной и незаметной. Если бы не это заклятие, было бы ясно, что надо делать.

– Н-да, – кивнул Халомар. – Особенно принимая во внимание детей. У них нет будущего, если они останутся с ней. Это признает и она сама. Нам известно, какая глубокая душевная рана у этих детей. У них нет семьи, и закон не защищает их. Все, что их ожидает, – это какое-нибудь зелье, которое превратит их в маленьких шлюх, продающих себя, чтобы прокормить Сузаму. Их боль и предрассудки так глубоки, что лишенные нормальной семейной жизни они могут попытаться покончить с собой. Что же касается заклятия Сузамы, то я думаю, что физические упражнения помешают ей набирать вес, особенно при таком прекрасном здоровье.

– Я поэтому и подумала сразу о полевых работах. Это полезно и ей, и нашей общине. Авала позаботится, чтобы Сузаме дали зелья, которые снимут ее напряжение и помогут работать в полную силу.

– И подготовят ее к остальному. Позволить детям отправиться с ней – просто преступление, но без Сузамы оставить их будет нелегко.

– Да, я тоже об этом думала.

– Если мы сотрем все ее воспоминания, ту личность, которой она была, а вместо них создадим новые, более простые, – предложил Халомар, – она сможет превосходно работать в поле. С помощью гипноза или заклинания ей, без сомнения, нетрудно будет придать правильную половую ориентацию, и она найдет счастье в нормальных отношениях с мужчинами. И, как мы уже решили, стирание – единственный выход для этих детей.

– Совершенно согласна, – вздохнула алхимик. – Мы уже столько раз проделывали это с несчастными и изувеченными, что нетрудно будет провести стирание мягко и незаметно. Но если здесь окажется ее супруга… Это может быть достаточно… неприятно… для герцога.

– Мы могли бы это скрыть, – ответил маг, – но лучше действовать осторожно. До следующего каравана, кажется, это будет караван Крима, у нас есть, по крайней мере, пять дней. Нам повезло, что это Крим, он не станет задавать лишних вопросов. Если эти двое не отыщутся до прибытия каравана, то можно считать, что они пропали навсегда – мы с тобой ведь знаем эту страну. И у нас будет время, чтобы проверить, насколько Сузама подходит для новой роли. Конечно, окончательное решение примет его милость, но я бы порекомендовал провести операцию утром, на пятый день, считая с сегодняшнего. Если тесты не обнаружат противопоказаний и не случится ничего неожиданного.

– Да, пяти дней хватит, – согласилась Гира. – Я сегодня же пошлю отчет директорам и его милости.

 

Глава 3

Разбойники, бандиты и рабы

Бодэ сделала шаг и вдруг застыла, на ее лице читалось отвращение. Она посмотрела вниз и брезгливо заметила:

– Мы идем за ними, пожалуй, почти вплотную, конский навоз еще совсем свежий.

Чарли подавила смешок, огляделась по сторонам и заметила огромный каменный монолит с надписью и причудливой печатью.

– Взгляни, госпожа: дорога разделяется на две, что это? – Боже, как она ненавидела Короткую Речь!

Бодэ вытерла ногу о сухую траву у реки и подошла.

– Кажется, это Королевская печать, – сказала она с изумлением. – Тут говорится, что неподалеку резиденция губернатора. Неужели в такой глуши кому-нибудь мог понадобиться губернатор?

У Чарли мелькнула надежда:

– Госпожа не думает, что они могли направиться туда?

Бодэ вздохнула и задумалась:

– Вниз по тропе снова валяется свежий навоз. По всей вероятности, здесь проехали те самые всадники, что забрали наши пожитки, и, возможно, с ними Сузама. Мы спустились очень далеко вниз по реке. Зачем бы Сэм и девочки отправились туда вместо того, чтобы дожидаться нас? Нет, судя по всему, их схватили. Но из-за лишней поклажи этот отряд едет медленно. Бодэ думает… А! Пока еще светло, мы должны следовать за ними. Надо их догнать и по крайней мере выяснить, с ними ли Сэм и девочки, а потом мы сможем вернуться сюда и попросить помощи у губернатора.

– Может он смог бы помочь нам прямо сейчас?

– Нет, – покачала головой Бодэ. – Губернатор такой дыры либо в жесточайшей опале, либо сам заправляет всеми окрестными бандитами. Быть может, мы еще будем в таком безвыходном положении, что нам придется просить его о помощи, но пока Бодэ предпочла бы этого не делать. За последнее время здесь прошли только те лошади, по следам которых мы идем, так что вряд ли Сэм схватили люди губернатора. А вдруг он как-то связан с теми, кто грабит караваны. Если это так, то ты, мой маленький мотылек, вмиг окажешься в лапах своего рогатого преследователя. Ну конечно, он-то сразу сообразит, что его надули, и кинется преследовать Сузаму. Но нам с тобой тогда не позавидуешь. Нет, хотя Бодэ так голодна, что съела бы своих пропавших лошадей, она соберется с силами и продолжит поиски. В крайнем случае мы сможем вернуться сюда.

Чарли кивнула. Трудно было не согласиться с рассуждениями Бодэ. Святой Петр! Это же Пустоши Кудаана! Кому и зачем нужно быть здешним губернатором? А в то же время знатный акхарец, который занимает официальный пост и связан с окрестными бандами, это не идеальный союзник для Клиттихорна. Проклятие, если бы только все они не считали, что она – это Сэм, все было бы на удивление просто.

Они двинулись дальше и уже успели отойти далеко от развилки. Кое-где среди скал появились островки зелени, даже маленькие рощицы. Несколько раз им попадались небольшие, но искусно сделанные воротца, похожие на крохотные шлюзы. Они перегораживали миниатюрные каналы, которые проходили под тропой и, наверное, питали водой зеленевшие вдали поля. Чарли с трудом различала поля и рощи, так что в остальном она поверила Бодэ на слово. Кем бы там ни был этот губернатор, он, во всяком случае, был неплохим хозяином. Скорее всего местные жители сами обеспечивали себя всем необходимым. От этого положение становилось еще опаснее: люди здесь могли только формально подчиняться центральной власти, а кто и как влиял на них со стороны, оставалось только гадать.

Через какое-то время Бодэ остановилась, приглядываясь к тому, что росло на берегу.

– Бодэ умирает с голоду! – воскликнула она. – А там кое-где висят спелые фрукты. Должно быть, это дички, их семена принес сюда ветер с соседних ферм.

– Госпожа, если мы остановимся, чтобы поесть, то еще больше отстанем, – заметила Чарли.

– Ба! Каньон велик, а сейчас слишком темно, поздно думать о том, как отсюда выбраться. Им придется заночевать здесь. Всадникам тоже надо поесть, значит, либо они разобьют лагерь, либо доберутся до своего укрытия. А если мы не подкрепимся, то скоро совсем выдохнемся.

Чарли не нашла, что возразить, хотя ее и свербила мысль, какого черта они станут делать, если нагонят всадников. Там, у каменной арки, она по крайней мере была хорошо вооружена, ее поддерживал отец девочек, да и зрение у нее было в порядке. А что теперь? Идти с камнями против вооруженных людей?

Плоды уже переспели, но нашлись и вполне съедобные. Чарли сорвала два средних размеров алу. Плоды были бледно-лиловые и похожи на бутылку, мякоть розовая, как у яблок, а вкус напоминал очень сладкую грушу. Несмотря на то, что Чарли больше суток ничего не ела, она не смогла съесть больше. Почему-то с тех пор, как из нее сделали куртизанку, она не могла много есть. К своему удивлению, Чарли не чувствовала особой усталости и гораздо больше боялась совсем ослепнуть, чем умереть с голоду.

Наконец Бодэ покончила с последним алу и встала:

– Идем, маленький мотылек! Мы должны догнать их до захода солнца, хотя Бодэ готова убить кого-нибудь за возможность поспать часов десять – двенадцать!

Тени стали длиннее, а солнце было готово опуститься за горизонт, когда они наконец догнали всадников. Бодэ подняла руку и знаком приказала Чарли остановиться.

– Хабадус! – шепнула она. – Целая стая!

Это слово Чарли не знала, вероятно, оно означало каких-то птиц. На таком расстоянии она не могла их разглядеть, но, подняв голову к небу, заметила какое-то темное, беспорядочное кружение.

– Что?..

– Птицы-падальщики, это не к добру.

Стервятники! Эти хабадус – что-то вроде стервятников! Какая гадость!

Чарли следом за Бодэ сошла с тропы. Теперь они пробирались вдоль стены каньона, которая хоть как-то скрывала их от посторонних глаз. Чарли вдруг представила себе, что стервятники кружат над телами их товарищей, и ей уже не хотелось идти вперед.

Со стороны тропы доносился запах смерти, запах растерзанных, опаленных солнцем тел. Бодэ осмотрела побоище и поднялась:

– Идем. Здесь не осталось никого живого, кроме птиц. Они размером с тебя, но разлетятся, как только мы подойдем. Они не охотники до свежего мяса. – Помедлив, она добавила:

– По крайней мере их сородичи в Тубикосе.

Сопровождаемые хлопаньем огромных крыльев и недовольными птичьими криками, они приблизились к месту резни.

Две мертвые лошади, но никаких следов остальных животных. Человеческих тел много. Шесть. Все мужские, совершенно обнаженные, с расколотыми черепами и вспоротыми животами. Рядом – подсыхающие лужицы крови. Трудно было сказать, что здесь было делом рук нападавших, а что довершили птицы.

– На мертвых лошадях ни уздечек, ни седел, ни тюков, с людей содрали всю одежду. Это те, от кого мы спасались, малышка. А вот та бедная кобылка, на которой ехала Бодэ! На них неожиданно напали перерезали и обобрали до нитки. Бодэ удивлена, что с них не содрали кожу!

Чарли почувствовала, что ее вот-вот стошнит.

– Сэм?.. – выдавила она из себя, стараясь отойти подальше.

– Нет, успокойся, красавица! Если Сэм умрет, Бодэ это почувствует. Мы с ней связаны заклятием и зельем. Раз погибли только мужчины, Сэм и девочек захватили нападавшие. – Бодэ вдруг стала очень спокойной и деловитой. – Стычка произошла по крайней мере часа два назад. Видно, это были мастера своего дела.

– Госпожа полагает, это сделал… губернатор? – Чарли наконец решилась попробовать несколько новых слов, как бы она их ни коверкала.

– Нет, вряд ли, красавица. Этих людей убили стрелами и копьями. Войска использовали бы ружья, так что это не губернатор. Бодэ готова биться об заклад, что и убитые не были людьми губернатора. На них черная, а не синяя с золотом форма, но все-таки это форма, а бандиты и разбойники форму не носят. Это какая-то другая армия. Те, кто на них напал, знали, что имеют право нападать на всех, кто вторгнется во владения губернатора, но не на его солдат.

– Да, госпожа, но куда они отправились?

– В этом-то и вопрос, – признала Бодэ. – Надеюсь, не назад, это было бы для нас катастрофой. Не на восток, потому что тогда они оказались бы во владениях губернатора и им пришлось бы делиться добычей. На запад, через реку? Для лошадей здесь слишком глубоко. Значит, вперед!

Чарли печально кивнула. Она страстно желала поскорее уйти с этого страшного места. Однако Бодэ увиденное как будто даже вдохновило.

– Бодэ жаль, что у нее нет угля или карандаша, – бормотала художница. – Такое насилие, такие страдания, такие испытания! Чего только ей не пришлось пережить! Если так пойдет и дальше, Бодэ станет гениальнейшей художницей и прославится в веках!

«Да уж, – с отвращением подумала Чарли. – Если только великая Бодэ доживет до того времени, когда сможет все это нарисовать. Ну хоть можно не беспокоиться, что она из тех художников, что сходят с ума: она была сумасшедшей еще до того, как мы с ней встретились».

В каньоне становилось все темнее, тени все удлинялись, а они все еще никого не встретили, если не считать насекомых да птиц, которые кружили далеко в сумеречном небе. Было жарко и тихо, так тихо, что только их шаги и шум реки нарушали покой земли и воздуха.

Вдруг из-за скалы справа от них появились люди, раздались громкие крики. Прежде чем женщины успели разглядеть нападавших, кто-то схватил их и грубо бросил на землю. Бодэ сопротивлялась отчаянно, пока двое держали ее за руки, она умудрилась извернуться и ударить третьего в пах, вырвалась и сама яростно бросилась в атаку. Справиться с Чарли было проще. Ее прижали к земле, заломили руки за спину и связали тонкой, но прочной веревкой. Потом кто-то схватил ее за волосы, приподнял голову и накинул на шею нечто вроде аркана.

В конце концов художницу постигла та же судьба, силы были слишком не равны.

Чарли попыталась рассмотреть тех, кто на них напал, но одного-единственного взгляда было достаточно, чтобы она пожалела, что вообще захотела это выяснить.

Это был самый отвратительный сброд, какой только им доводилось видеть. Их было восемь, все вооруженные до зубов. Один – высокий и сгорбленный, с изуродованным лицом и порванной нижней губой, – казалось, он постоянно чавкает. Чарли сразу окрестила его про себя Квазимодо. Другой – высокий, мускулистый, с огромной рыжей бородой и отвратительными, близко посаженными глазами над свиным рылом. Двигался он как-то странно, а руки… они у него были толстые, синевато-серые и блестящие, а заканчивались жуткими крабьими клешнями.

Остальные выглядели ничуть не лучше. В каждом проглядывало что-то нечеловеческое. Один был похож на циклопа, а на руках у него торчало всего по три жирных пальца, похожих на манипулятор игрального автомата. У другого на спине росли щупальца, у третьего лицо было больше похоже на жабью морду. Горбун-Квазимодо в сравнении с остальными выглядел хоть куда.

Вожаком явно был краснобородый с клешнями. Когда обеих женщин связали и уложили рядышком, он медленно подошел и осмотрел их.

– Ну, вот теперь у нас действительно симпатичная добыча, они так разукрашены, будто их специально упаковали и приготовили нам в подарок. Кто вы, черт возьми? Именем Девяти Черных Преисподних, что вы здесь делаете, да еще и нагишом?

Бодэ с трудом подняла голову:

– Ты и правда думаешь, что узоры хороши? Пожалуй, у тебя есть вкус, раз оценил работу Бодэ! Чарли застонала. Краснобородый повернулся к ней:

– Кто такая эта Бодэ?

– Бодэ – та, что говорит с тобой! – гордо ответила художница, будто не была распростерта на земле, как подопытная лягушка.

Краснобородый даже немного опешил:

– Кто ты такая, Бодэ, и что ты здесь делаешь?

– Мы путешествовали вместе с караваном, нас застигло наводнение, потом захватили бандиты, они изнасиловали нас, но нам удалось бежать. А теперь мы потеряли друг друга, спасаясь от какого-то отряда. Те, кто был в нем, забрали наши припасы, но сейчас все они лежат там мертвые. Мы ищем наших спутников, которых захватили те люди в черной форме.

– Ваши спутники – мужчины?

– Ну конечно, нет. Молодая женщина и две девочки.

– В том отряде не было женщин, – отозвался Краснобородый. – Возможно, твои друзья попали в лапы этого поганца, сумасшедшего герцога. У нас ваши лошади, ваши пожитки, а теперь и вы сами. Так что заткнитесь и вставайте. Предстоит немного прогуляться. Не делайте резких движений, если не хотите задохнуться. Мы не собираемся убивать вас или причинять вред таким чудесным телам, но наш Хутон – дока по части арканов. Стоит только слегка их затянуть, и пропали ваши голосовые связки. Вы, может, и не совсем задохнетесь, просто приостановится приток крови к мозгу Я видал тех, кто испытал его аркан на себе. Может, вы после этого свихнетесь и кормить вас придется с ложечки, но ваше тело будет в целости и сохранности. Так что заткнитесь, делайте, что вам сказано, и без фокусов!

«Черт, опять влипли, – с тоской подумала Чарли. – Где-то там Сэм? Тысяча чертей! Ну почему мы не отправились к губернатору? Пропади ты пропадом, Бодэ!»

Лошади ждали в полумиле вниз по реке, их спрятали в стороне от тропы. Тут были и их собственные лошади вместе с наргой и теми пожитками, что были навьючены на них. Животных стерегли еще четыре оборванных чудовища. Похоже, краснобородый приказал перерезать шестерых людей в форме, которые, не останавливаясь, прошли мимо Королевской печати, потому что был уверен, что за ними следом движутся основные силы. Потом он, видимо, предпочел выяснить, с кем же он имеет дело, а не улепетывать со взводом солдат на хвосте. Теперь он был вполне вознагражден и не скрывал своего удовлетворения.

Ни Чарли, ни Бодэ не позволили ехать верхом, краснобородый не доверял им, даже связанным по рукам и по ногам. Женщинам пришлось почти бежать за всадниками, да еще арканы все время грозили затянуться. Бандиты отпускали всевозможные непристойности и сальные шуточки, но даже не пытались коснуться их. Судя по всему, красно-бородого все боялись.

Они подъехали к тому месту, где река немного поворачивала, и двое из банды выехали вперед, к самой воде, словно искали какой-то условный знак. Потом они въехали в реку и перебрались на другую сторону, даже не замочив сапог.

– Теперь, леди, ваша очередь, и смотрите не поскользнитесь, – тихо, но угрожающе приказал Хутон. – В этом месте неглубоко, на дне только песок, ил да мелкие камни. Но это только в определенные часы, в другое время переправа – смерть. Вперед.

Скользкое илистое дно, на поверхности воды – отвратительная грязь. Долговязой Бодэ шагать было легче, а для Чарли с ее пятью футами роста – настоящее испытание. Аркан давил шею, и она вздохнула с облегчением, когда наконец добралась до противоположного берега.

Верховые переправились без труда, шайка повернула налево и двинулась в обратном направлении. Пройдя около тысячи ярдов, они оказались перед голой скалой, которая преграждала путь вдоль берега. Один из всадников выехал вперед и произвел какие-то странные, не различимые в наступающих сумерках действия. Скала, как показалось Чарли, сдвинулась с места, земля вздрогнула, и перед ними открылся проход, проложенный в самой скале. Он был такой узкий, что по нему с трудом мог проехать один всадник, и, казалось, уходил куда-то в черную бесконечность.

Через какое-то время они выбрались наружу, где уже не слышно было шума воды. Значит, они оказались далеко от реки. Бандиты остановились, поджидая последнего всадника, который проделал те же манипуляции, что и перед входом, раздался грохот, и проход закрылся. В звуке упавшего камня слышалась такая обреченность, что Чарли стало не по себе. «Отличный способ отделаться от погони», – подумала она. И все-таки не зря краснобородый выждал там, на тропе: лучше, чтобы враги даже не подозревали о существовании тайного прохода. Такая защита была куда более надежна, чем возможность заманить противника в мышеловку.

Какое-то время они ехали по обычной для Кудаана скалистой местности. Было ясно, что отряд спешит: сумерки уже начинали сгущаться. То тут, то там вожак произносил какие-то странные слова, на них откликались, все говорило о том, что это место хорошо охраняется. У Чарли упало сердце. Даже если ей каким-то образом удастся сбежать от этих негодяев, то как, черт возьми, выбраться из долины, кишащей часовыми? Эти люди опасны – отверженные, окопавшиеся на Пустошах, они вели суровую, примитивную жизнь, не зная никаких законов. Некуда идти, нечего терять, нечего бояться.

Вдруг перед ними возникло что-то черное, и отряд наконец остановился. Хутон, тот, у которого было жабье лицо, соскочил с лошади и подошел к пленницам.

– Идите прямо передо мной, – приказал он. – И следите, чтобы веревки не натягивались.

Это был какой-то туннель… нет, пещера. Оттуда веяло прохладой. Они медленно, в полной темноте куда-то спускались. Хутон либо различал что-то в этом мраке, либо хорошо знал дорогу.

– Поверните налево. Хорошо. Десять шагов вперед, теперь снова налево. Прекрасно. Теперь вперед, пока не скажу остановиться. Стоп. Направо.

Они все шли и шли, а лошади роняли им под ноги теплые комья навоза.

Очень скоро ни Чарли, ни Бодэ уже не представляли, где находятся и как сюда попали. Это была не просто пещера, а целый пещерный лабиринт, во всех направлениях тянулись каменные коридоры, кое-где попадались колодцы, которые низвергались в черную пустоту. Только тот, кто точно знал, где находится, кто различал те таинственные знаки, которые указывали путь, мог отыскать дорогу в кромешной тьме в лабиринте тоннелей.

Вдруг на них нахлынула волна шума и света. Это был свет тысяч факелов, сопровождаемый гулкой какофонией людских голосов и криков животных. Перед пленницами открылась огромная пещера. Чарли показалось, что этот подземный зал может сравниться с Большим залом Карлсбадских пещер, а может, он был больше – целый город.

Так вот, значит, где столица отверженных, владения разбойников, которых приютили Кудаанские Пустоши. Никакая власть не нашла бы это место. Да и кому и зачем было искать это чудовищное бандитское гнездо?

Отряд направился к центру города и смешался с толпой людей, животных, превращенцев и прочих отбросов Акахлара. Бодэ была совершенно заворожена всем, что мелькало у нее перед глазами. Пещера, казалось, простиралась так далеко вглубь, что ей не видно было конца. Здесь располагались дома, площади, базары, кипела жизнь, которая не знала солнечного света. Этот город жил только сегодняшним днем, не думая о «вчера», не заботясь о «завтра».

Однако пленницам не дали рассмотреть его получше. На центральной площади Хутон вдруг приказал им остановиться и подвел к приземистому строению, которое, казалось, целиком было сделано из стекла в несколько дюймов толщиной. Два охранника, чем-то похожие на свиней, кивнули, проворчали что-то и пропустили их к тяжелой двери с маленьким оконцем. Хутон осторожно снял с них арканы, развязал веревки и раньше, чем пленницы успели растереть затекшие руки, втолкнул их внутрь, так что они обе рухнули на устланный соломой пол. Дверь с грохотом захлопнулась, шума подземного города больше не было слышно.

– С-с-свинья! – прошипела Бодэ и с трудом села. – Ну как ты?

Чарли застонала, потом кое-как села. Боже! Казалось, веревка все еще сдавливает шею! Она попробовала успокоиться и глубоко дышать ртом. Наконец ей удалось вдохнуть по-настоящему.

Комната была маленькая – футов шесть на шесть, – даже Чарли разглядела ее целиком, хотя и не очень отчетливо. Очень грязный, холодный и липкий каменный пол был устлан гнилой соломой. В одном углу – отхожее место – большая ржавая посудина, в другом – глиняный кувшин с водой, а в ней плавал какой-то мусор. Бодэ подошла к кувшину, нахмурилась, обмакнула туда палец, лизнула.

– Кажется, обыкновенная, – недоверчиво проговорила она. Потом, продолжая рассматривать кувшин, Бодэ добавила:

– Очень возможно, что в воду добавили наркотик. И все же Бодэ умирает от жажды, да и какая теперь разница?

Они обе выпили понемножку. Вода напоминала минеральную, но никакого привкуса как будто бы не было.

Дверь распахнулась, и снова появился Хутон. Он поставил на землю корзину.

– Вот, здесь не много, но надо же вам что-то есть. Устраивайтесь, как сможете. Вас здесь выставили до следующего невольничьего аукциона, а он состоится только через три дня. Вы произвели настоящий переполох. Сюда нечасто попадают чистокровные акхарцы. – С этими словами он снова закрыл дверь, и шум города снова стих.

Чарли подошла к прозрачной стене. Снаружи уже собралась толпа и пристально их разглядывала. Оценивала товар. Поглазеть пришли не только мужчины и полумужчины, по сравнению с которыми Хутон был хорош, как бог, были и несколько женщин. Девушка попыталась представить себе, как должны выглядеть женщины, чтобы существовать в этом обществе наравне с мужчинами. Да, пожалуй, именно так. Чарли обратила внимание на одну из них – с мускулатурой борца, бордовой косметикой, торчащими во все стороны зелеными волосами и в кожаной экипировке в духе Бодэ.

Сама Бодэ, не обращая внимания на суматоху снаружи, рассматривала содержимое корзины.

– Черствый хлеб, заплесневевший сыр, какое-то мясо – надеюсь, не отравимся, если хватит терпения его прожевать. Кажется, все. Ага… амфора… – Она откупорила ее и понюхала. – Ну и дрянь!

Чарли была не в состоянии есть мясо, но слишком проголодалась, чтобы отказаться от остального, в том числе и от вина. Вино было действительно прескверное, но годилось, чтобы размочить хлеб. Сыр, если соскрести зеленый налет, показался голодным пленницам более или менее сносным.

Вино определенно было гораздо крепче тех вин, к которым Чарли успела привыкнуть. Ее охватила беззаботность, чувства притупились, и, как это ни странно, она больше не испытывала мрачного отчаяния.

Бодэ, которая обычно могла пить много, не пьянея, тоже слегка захмелела. Через какое-то время она встала и прижалась лицом к прозрачной стене.

– Бодэ кажется, что она в зоопарке, – слегка запинаясь, пробормотала художница, – но что-то не так. Люди в клетке, а животные на воле и рассматривают их! – Эта мысль показалась ей забавной, и она захихикала.

Чарли тоже начала хохотать. Потом подошла к стене и продемонстрировала несколько живописных и весьма красноречивых телодвижений, издеваясь над толпой. Они забавлялись подобным образом какое-то время, а потом повалились на солому и мгновенно уснули.

* * *

Неизвестно, сколько они проспали, в таком месте время вообще определить было невозможно, но судя по тому, как болели у них все кости и мышцы, когда они очнулись, они пробыли в забытьи довольно долго. Чарли, однако, чувствовала себя так, будто вообще не спала.

У двери стояла корзина с такой же едой, как и в прошлый раз. Неизвестно, сколько она там простояла.

Бодэ подползла к ней, взяла и села, прислонившись к стеклянной стене. Глаза у нее тоже были как стеклянные.

– Бодэ отвратительно себя чувствует, – устало пробормотала она. – Все силы, вся воля к борьбе покинули ее. Она устала. Выхода нет. Они могут делать с ней все, что угодно.

Чарли с ужасом слушала, как Бодэ высказывает ее собственные мысли. Что-то внутри нее тоже отказывалось бороться. Она чувствовала себя маленькой, слабой и беспомощной, ей оставалось только смириться со своей судьбой.

– Знаешь, это, наверное, вино или вода, – заметила Бодэ тем же бесцветным, отрешенным голосом. – Зелье усиливает эти чувства – усталости, безнадежности, отчаяния. Ты не совсем понимаешь. Бодэ – алхимик. В этих пещерах растут сотни мхов, грибов и лишайников. Маленькая порция – и готово. Выпьешь – и на время все твои заботы, страхи, тревоги исчезают, потом проходит время, наркотик выветривается, и ты становишься покорным и безвольным, лишаешься жизненных сил. Вспомни, какое представление мы устроили для покупателей, а теперь мы вообще не станем сопротивляться и причинять им беспокойство.

Зелье? Чарли уставилась на амфору. Самое ужасное, что, хотя Бодэ совершенно права, им абсолютно все равно. Что им остается делать? Только смириться со своей судьбой. Все, она сдается.

Проклятие, а ведь в ней скрывается другое, более примитивное существо. Должно быть, от него будет больше проку в таком месте. И всего-то три слова вслух по-английски, и заклинание изгонит из ее сознания Чарли и поставит на ее место Шари, невежественную, услужливую, раболепную невольницу, все мысли которой можно выразить сотней слов Короткой Речи. Черт побери! Она всегда гадала, что будет, если она сама произнесет эти слова вслух, но никогда не отваживалась на это, потому что некому было бы вернуть Чарли назад. Да не плевать ли теперь на это?

Но эту часть своей личности она могла вызвать и без заклинания. Надо просто расслабиться, отключиться от всего и начать думать только словами раболепной Короткой Речи. «Госпожа, я есть Шари. Как Шари служить госпожа?..»

Так соблазнительно, так легко, так спокойно.

К дьяволу все это. Не сейчас. Впереди еще много времени, и если жизнь станет совершенно невыносимой, вот тогда… Но пока еще есть хоть какая-то надежда. Если бы она только говорила на этом проклятом языке, по крайней мере Бодэ было бы с кем перекинуться парой слов.

Должно быть, они много спали: прежде чем за ними пришли, они получили только три корзины. Охранники даже не потрудились связать пленниц. Наверное, все уже решили, что новые рабыни не собираются покончить с собой. А бежать в этой толпе все равно было некуда.

Как в дешевом фильме ужасов, их окружили ревущие и беснующиеся зеваки, одетые в немыслимые отрепья и лохмотья, в некоторых из них не было ничего человеческого. По дороге к базару пленниц со всех сторон дергали и щипали чьи-то грязные руки. Наконец Бодэ и Чарли даже с некоторым облегчением добрались до невысокого помоста, который был сооружен на площади, вокруг стояли какие-то полуразрушенные сараи. Видимо, это было что-то вроде местного торгового центра. В толпе чувствовалось веселое оживление, но пленницы чувствовали себя скорее приговоренными к казни, чем товаром, выставленным на аукцион.

В толпе стоял, разглядывая их, неприметный человек в темно-коричневом одеянии, очень похожем на монашескую рясу. Он казался чужим в этой толпе. Человек помотал головой, присматриваясь получше. По одежде его можно было принять за мага, но невысокого ранга. Он был коренастый, с пухлым детским лицом, жиденькими каштановыми волосами до плеч и лысиной на макушке.

Вообще-то пленники и рабы не интересовали его, если только они не были какими-нибудь важными птицами. Он ненавидел эту толпу, но ему надо было купить несколько важных заклинаний и, раз уж он пришел, не хотелось уходить и возвращаться снова. Аукцион, наверное, скоро кончится.

Маг сразу подумал, что эти две женщины – странная пара. Высокая, с татуировками по всему телу, казалась зловещей, даже неприятной. А вот маленькая выглядела такой хрупкой, беспомощной, испуганной. Эта была настоящей куртизанкой, только вырванной из привычной обстановки.

И почему-то эта куртизанка показалась ему до странности знакомой. Длинные волосы и татуировка могли сбить с толку менее опытного наблюдателя, но он без труда разглядел под ними знакомые черты. Да… Если остричь волосы, сделать другую прическу, убрать татуировку, добавить пятнадцать – двадцать халгов веса…

«Великие боги, они поймали одно из созданий Булеана! Возможно, то самое, о котором говорил Замофир, когда здесь проезжал!»

Что же ему делать? Он не может лишить толпу долгожданного зрелища, его просто разорвут на части. Не может быть и речи о том, чтобы отложить аукцион, когда товар уже выставлен, а торговаться с его деньгами бессмысленно. Взяв себя в руки, чародей собрался с мыслями и понял, что действовать немедленно не имеет смысла. Надо запомнить покупателя, а потом как можно быстрее известить Йоми.

Главный аукционист был чист, ухожен, его прекрасные одежды напоминали тогу, на ногах – начищенные кожаные башмаки. Чувствовалось, что торговец не чета всей этой толпе. Перед орущим сбродом он сохранял вид делового человека. Его сопровождала женщина, когда-то, видно, она была красива, но сейчас усталое лицо и седина в волосах слишком явно говорили о не слишком счастливой жизни. Когда она двигалась, становилось заметно, как сильно она хромает. Когда женщина поднялась на помост, Чарли заметила, что у нее недостает двух пальцев на левой руке, а в нос продето небольшое медное кольцо. Рабыня пристроилась у края помоста, держа тяжелую книгу и стило. Главный аукционист что-то сказал ей, но его слова потонули в шуме толпы. Женщина кивнула. Аукционист поднялся на возвышение, несколькими хорошо отработанными жестами утихомирил толпу.

– Ладно, ладно, – заговорил он пронзительным, хорошо поставленным голосом, который без труда перекрывал оглушительный шум и в то же время не казался криком. – У нас сегодня немного товара, но то, что есть, стоит порядочно. Знаю, многие из вас не в состоянии позволить себе ни одной из них, но вы можете сидеть тихо и смирно и прикидываться богачами. Я только прошу серьезных покупателей и их представителей встать справа от меня. Сюда, пожалуйста. Пропустите их. Спасибо, спасибо.

Около дюжины хорошо одетых людей выбрались на указанное место. Большинство из них составляли мужчины, но было и несколько женщин. Две трети покупателей носили в носу кольца.

– Ага, – с удовлетворением произнес Главный аукционист. – Все расселись? Очень хорошо. Вы уже видели эту пару, так что хорошо знаете, за что будете торговаться. – Он повернулся к Бодэ. – У тебя есть имя и ремесло?

Она презрительно взглянула на него:

– Ты видишь перед собой Бодэ, величайшую художницу-алхимика нашей эпохи. Девушка – одно из лучших созданий Бодэ!

Толпа взревела от хохота. Бодэ холодным взглядом окинула площадь, и собравшийся сброд притих.

– Вот как! – обратился аукционист к толпе. – Художница-алхимик. Леди и джентльмены, две в одном лице, за одну цену! Невольница, которая может быть очень полезна! Могу я начать торги?

Чарли с изумлением разглядывала толпу. Зачем они собрались здесь, почему так веселятся? Это были воистину отбросы подземного общества. Глядя на настоящих покупателей, можно было понять, что даже рабы богачей живут лучше, чем эти нищие. И вдруг до нее дошло: отбросы общества, состоящего из отбросов, обреченные и приговоренные, лишенные всякой надежды, лишенные всего, – они все же были выше, чем рабы.

Пока существовали рабы, эти нищие не были низшими, не они стояли на последней ступени социальной лестницы. Пока существовали рабы, существовали те, на кого можно взглянуть сверху вниз и сказать себе: «Может, я и на самом дне, но я не раб». А если рабы – чистокровные акхарцы, тем лучше. Для этих людей она и Бодэ олицетворяли то общество, которое отринуло их, извергло их из себя; видеть, как акхарцев продают с молотка, – это была самая сладкая месть.

Аукционист знал свое дело, он быстро называл числительные, хотя, что за деньги были здесь в ходу, оставалось неясным. Скорее всего деньги как таковые значили для этих людей очень мало, здесь должна была быть какая-то своя система ценностей, которая и обозначалась этими числами.

Торг начал замедляться на одиннадцати с половиной сотнях, аукционист стал подзуживать покупателей, лестью и насмешками заставляя их поднимать цену. Ему удалось поднять цену еще на пару сотен.

– Тринадцать с половиной… Раз! Два! Три! Продано! – Он указал на светлокожего великана в белой тоге с выбритой головой. Гигант здорово походил на мраморную статую. В носу у него красовалось кольцо.

Бодэ было приказано спуститься с помоста и встать рядом с женщиной-секретарем, а аукционист подтолкнул вперед Чарли.

– Девушка не говорит по-акхарски! – крикнула Бодэ. – Она говорит только на Короткой Речи, но понимает хорошо. Это Шари, куртизанка.

– Ага! Слышите? – обратился Главный аукционист к толпе. – Здесь даже не требуется перевоспитания. Куртизанка, приученная служить и угождать. Если в это место когда-нибудь заглядывала красота, то она перед вами. Никогда прежде на продажу не выставлялась такая жемчужина! К чему сокровища всех срединных земель, когда такая красотка готова к услугам по первому зову? Сколько предложите?

У Чарли появилось ощущение нереальности происходящего. Все вокруг казалось ей сном, она наблюдала как бы со стороны. Ей даже стало любопытно, во сколько ее оценят.

За одну минуту она обставила Бодэ. Той это явно пришлось не по вкусу. Торг продолжался с тем же азартом. Когда цена перевалила за две тысячи, шум стих, были слышны только слова аукциониста. Когда дошло до двадцати пяти сотен, он заговорил о «новом рекорде» цены за одну невольницу.

Чарли испытывала от всего этого странное удовлетворение, хотя отлично понимала, что следовало бы стыдиться этого чувства. «Что стало со мной в этом мире? – гадала она, скорее обрадованная, чем огорченная. – Хотела быть финансовой королевой, основать собственную фирму и еще до тридцати лет сколотить свой первый миллион. А сейчас? Первоклассная приманка для мужчин, которой это к тому же нравится! Неужели я настолько изменилась, или просто я никогда прежде не знала себя?»

– Продано! Три тысячи сто, новый рекорд! – объявил аукционист.

Девушка огляделась, надеясь, что их с Бодэ купил один и тот же человек, но вместо бледного гиганта увидела маленькое уродливое существо в черном плаще с капюшоном, стоявшее в нескольких шагах от владельца Бодэ. Трудно было даже сказать, кто ее новый хозяин – мужчина или женщина.

Чарли увели с помоста и поставили рядом с Бодэ. а аукционист уже сообщал о следующих торгах, суля потрясающие сделки с недорогим товаром.

– Дорогу! Дорогу! Дайте пройти! Покупатели, пожалуйста, пройдите за мной!

Бодэ пожала плечами и посмотрела на Чарли. Они последовали за аукционистом, далее шли двое покупателей, а замыкала шествие женщина с гроссбухом. Процессия пересекла площадь, расталкивая любопытных, которые стремились бросить последний взгляд на столь дорогой товар, но толпа уже начала понемногу рассасываться. Потом они свернули в узкий проулок между двумя сараями и, не пройдя и полквартала, оказались перед какой-то дверью. Аукционист достал ключи, болтавшиеся на большом кольце, отпер дверь, и все вошли.

– Сядьте на диван в прихожей, – приказал аукционист холодным деловым тоном. – Никаких разговоров.

Остальные вошли в комнату, торговец закрыл дверь и уселся за стол, его помощница поместилась на стуле справа от него. Двое покупателей встали перед ним, сесть им не предложили.

– Вы готовы полностью оплатить сделку? – спросил их аукционист.

– У меня есть открытый чек, – ответил бритоголовый великан на удивление тихим и тонким голосом. – Ваш клиент может представить его в любой из контор, принадлежащих моему господину, в любое время сразу после его регистрации. – Он полез в потайной карман своей тоги. – Помимо этого, у меня есть аккредитив в любое учреждение по вашему выбору, где вы сможете получить причитающееся вам вознаграждение.

Аукционист кивнул и посмотрел на маленького человечка в капюшоне:

– А вы?

Коротышка достал похожие бумаги:

– То же самое, но цена настолько высока, что вам придется потребовать комиссионные у продавца. Аукционист вздохнул:

– Обычно это не принято, однако процент таков, что… пожалуй, я приму чек. В обоих случаях продавцом, как вы, наверное, знаете, выступал Лакос. Ему лучше и не пытаться получить по чеку, пока он не уладит дела со мной. Думаю, это не вызовет особых осложнений. Он порядком нажился на этом рейде. Остальное я продаю завтра. Ладно, с этим все ясно. Можете забрать свой товар. Вика, выдай им купчие и чеки.

– Да, господин Арнос, – отозвалась женщина, и Чарли вдруг поняла, что все присутствующие, кроме самого аукциониста, были рабами: хромая женщина с гроссбухом принадлежала ему, но кто знает, кому принадлежали эти двое? Или… чему?

Аукционист повернулся к Бодэ и Чарли.

– Отправляйтесь с ними, – приказал он. – Делайте все, что они вам скажут. Не вздумайте попробовать воспользоваться тем, что они тоже рабы. Их владельцы наделили их большими полномочиями, они вправе поступать с вами так, будто сами являются вашими хозяевами.

Пленницы кивнули, поднялись и вслед за двумя странными рабами вышли в проулок. Недалеко помещалась небольшая лавка, хозяин которой занимался продажей самых необычных вещей. Нетрудно было догадаться, что они оказались в лавочке мага.

Чарли подумала, что на самом-то деле, если не считать ее превращения в подобие, а затем идеализацию Сэм и бури, вызванной самой Сэм, в этом мире она практически не встречалась с магией. Все необычное, что ей довелось увидеть, вызывали разные снадобья, наркотики или гипноз. Конечно, бывали и диковинные вещи, например, волосы, которые за час вырастали на фут, или приворотное зелье. Но эти магазинчики со всеми их волшебными чарами, книгами заклинаний, которые она все равно не могла прочесть, и прочим добром казались девушке чем-то вроде лавок старьевщиков, а уж эта комнатенка и вовсе походила на свалку.

Однако владелица лавки поразила Чарли. Это была женщина, одетая в коричневую одежду мага, ей было лет пятьдесят, короткие седые волосы падали на иссеченное морщинами лицо, а в глазах и в движениях головы было что-то необычное, однако что именно, сказать было трудно.

– Ну? – обратилась она к вошедшим.

Великан указал на Бодэ:

– Она принадлежит Джамонику. Другая – невольница Ходамока. Их надо связать. Чародейка кивнула:

– Хорошо, у вас есть что-нибудь, что я могла бы использовать?

Великан извлек из кармана нечто, напоминавшее маленький камень, и протянул его чародейке. Коротышка в черном капюшоне достал крохотную коробочку в виде кольца, в которой лежало что-то похожее на прядь волос. Чародейка внимательно осмотрела все это и кивнула:

– Отлично, это подойдет. Ждите здесь и пришлите сначала малышку. Работать с живыми реликвиями гораздо легче.

– Да, но Джамоник никому не дает реликвий, – ответил великан тихим, тонким голоском. Чародейка понимающе улыбнулась.

– Знаю. Идем, малышка. Сюда.

Чарли заколебалась, но потом последовала за ней, все еще чувствуя странную отрешенность. В задней комнате царил полнейший хаос. Тут было полно всякой всячины, которая делала комнатушку похожей одновременно на химическую лабораторию и на крысиное гнездо. Чарли смотрела, как чародейка подошла к шкафу и достала оттуда коробку с маленькими бронзовыми кольцами. В ужасе Чарли подумала: «О, нет! Только кольца в носу мне не хватало!»

Колдунья работала быстро и ловко. Она достала из коробочки волосы и положила их в маленькую железную чашку, потом начала что-то добавлять в нее, помешивая и нагревая смесь, пока та не превратилась в липкую и густую зеленую пасту. Тогда она подошла к Чарли, и не успела та и слова сказать, схватила ее правую руку, и Чарли почувствовала болезненный укол.

Она вскрикнула и попыталась отдернуть руку, но чародейка держала ее крепко и, судя по всему, уже не раз проделывала эту операцию. Колдунья выдавила из большого пальца девушки две капли крови в железную чашку – смесь закипела. После этого она отпустила Чарли, взяла одно из колец и положила его в смесь, еще раз поставила сосуд на огонь, закрыла глаза и, поводя над чашкой руками, тихонько забормотала заклинания.

Вдруг раздался треск, над чашкой вспыхнул странный магический огонь, он слегка пульсировал и дрожал. На глазах Чарли маленький огонек начал ленивыми кругами скользить по поверхности зеленой жидкости, круги становились все меньше, огонек, казалось, вбирал жидкость в себя, будто он горел на кончике невидимой соломинки, по которой содержимое чашки переходило в невидимый рот – возможно, так оно и было на самом деле.

Меньше чем через минуту в чашке не осталось ничего, кроме кольца, которое выглядело, как новенькое. Маленькая искорка с треском погасла, колдунья удовлетворенно кивнула, погасила жаровню, достала из чаши кольцо и отложила его в сторону, должно быть, охлаждаться. Потом она отыскала небольшую склянку, откупорила ее, понюхала, снова кивнула и протянула склянку Чарли:

– Выпей немного. Один-два глотка. Чарли колебалась, ей не хотелось притрагиваться к странной жидкости, и колдунья понимающе кивнула:

– Я чародейка, а не алхимик. К сожалению, магия очень часто причиняет боль. Ты понимаешь, что я говорю?

Чарли кивнула. Все это ей очень не нравилось.

– Я все равно закончу то, что начала. Вокруг тебя нет никакой особой ауры. Я могу простым заклинанием заморозить тебя на месте, но ты будешь все чувствовать, а два глотка этой штуки почти избавят тебя от боли. Давай пей.

Чарли выпила. Магическое зелье по вкусу напоминало лекарство. Она вернула склянку чародейке, та поставила ее на стол, взяла кольцо и вплотную подошла к Чарли. Левая рука колдуньи взметнулась вверх и сделала какой-то странный жест. Чарли видела только правую руку с кольцом, она поднималась к лицу девушки, та попыталась было отступить назад, но почувствовала, что не может – она застыла на месте.

Потом ее пронзила внезапная боль, будто кто-то воткнул ей в нос иглу, но боль исчезла почти мгновенно, осталось только странное онемение.

Колдунья повторила магический знак в обратном порядке, на этот раз правой рукой. Чарли вновь обрела способность двигаться.

– Теперь ты под властью заклинания, но еще не связана, – сказала ей чародейка тоном врача, который объясняет больному действие лекарства. – Оно дает достаточно свободы, и ты очень скоро к нему привыкнешь, но вот снять его невозможно. Помнишь боль, которую ты почувствовала? Если ты сорвешь кольцо, то боль вернется, но на этот раз у тебя не будет моего лекарства. Заклинание обязывает тебя повиноваться. Сейчас, пока ты еще не привязана к своему господину, ты будешь повиноваться всем, и немедленно. Стой только на правой ноге!

Чарли почувствовала, что действительно стоит, как цапля, совершенно помимо воли.

– Хорошо. Встань нормально. Не беспокойся, ты не станешь добычей первого встречного. В тот момент, когда твоего кольца коснется невольник Ходамока, который связан тем же заклинанием, ты подчинишься и будешь повиноваться только тем, кто носит это же заклинание. Когда тебя приведут к Ходамоку, он коснется кольца, и оно признает в нем господина. Тогда ты будешь повиноваться только ему. Хозяин может передать власть над тобой кому-нибудь другому. Если твой господин умрет, власть переходит к его ближайшему потомку. Заклинание порабощает только твое тело, а не мозг и душу. Смирись с этим. Даже господин не сможет тебя освободить. С этого момента ты, а вскоре и твоя спутница будете до конца своей жизни чьей-нибудь собственностью. Стой тут и не двигайся. Я приведу раба.

Вошел коротышка в черном, и, когда он посмотрел на нее, она разглядела наконец его необычайно вытянутое лицо, огромный круглый нос, маленькие бусинки глаз и крохотный рот над широким подбородком. На таком лице кольцо в носу было почти незаметно, но Чарли поняла, почему он предпочитает скрывать голову под капюшоном.

Коротышка протянул руку и коснулся кольца у нее в носу, она почувствовала внезапное головокружение, которое почти немедленно прошло. Раб убрал руку.

– Отлично, – проговорил он тоненьким дрожащим голоском. – Теперь повинуйся приказам нашего господина. Пока ты не связана, ты будешь повиноваться тем и только тем, кто привязан к нашему господину, так, будто это сам господин. Ты не причинишь вреда никому, даже самой себе, если только тебе не прикажут это сделать. Ты не допустишь, чтобы пострадал кто-то другой. Пока ты не будешь связана, ты постоянно будешь на виду у кого-нибудь, привязанного к нашему господину, или у самого господина. Ты ничего не сделаешь без разрешения. К рабам, даже к тем, кто выше тебя по должности, ты будешь обращаться как к равным. К остальным, каким бы ни было их положение, ты будешь обращаться как к высшим. Но господином ты будешь называть только Ходамока и повиноваться тоже будешь только ему или тем, кто к нему привязан. Таков приказ нашего господина Ходамока. Слушай и повинуйся.

Ну, если не считать странного ощущения в носу, то она не чувствовала никакой разницы.

– Теперь следуй за мной, – приказал коротышка, и девушка обнаружила, что поворачивается и идет в нескольких шагах позади него. Они вышли из лавки и прошли мимо Бодэ. Чарли видела художницу, но не смогла ни остановиться, ни подать ей хоть какой-нибудь знак. Она была будто привязана к коротышке и ни на минуту не могла выпустить его из виду. Там, в лавке, с Бодэ должны были сделать то же самое, только принадлежать она будет другому хозяину. Интересно, как ей это понравится?

Чарли было совсем не по вкусу то положение, в которое они попали, но какую-то часть ее существа забавляла мысль о невольнице-Бодэ. Ведь эта надменная женщина своими руками превратила стольких несчастных доверчивых девушек в красивые игрушки для удовлетворения мужских прихотей. Если теперь и она хлебнет собственной микстуры, это хоть немного восстановит справедливость.

А что будет с самой Чарли? Кем или чем окажется этот Ходамок? Что теперь из нее сделают? Куртизанку, которая должна будет прислуживать краснобородому с его шайкой? Боже, об этом даже думать противно! Ее вели в чужой дом, к чужим людям, порвалось последнее звено, связывающее ее с Акахларом. Нет больше ни Сэм, ни Бодэ, и положиться ей не на кого. И никому, кроме Сэм, даже этому распроклятому Булеану, нет до нее дела.

* * *

Ходамок неплохо устроился в этом городе отверженных. Ходили слухи, что раньше он был генералом армии Маштопола, доверенным начальником Королевской гвардии, а это была не только самая высокая честь для солдата, но и возможность большого политического влияния. У него была власть, ему подчинялась армия. В жилах Ходамока текла королевская кровь, но титула у него не было. Такие люди, как правило, становились либо солдатами, либо чародеями, либо занимали другие высокие посты.

Однако Ходамок не рассчитал своих сил. В таких королевствах, как Маштопол, престол обычно доставался самому отчаянному головорезу из числа возможных наследников, так что тому приходилось заранее заботиться о союзниках. Семь жен старого монарха подарили ему двадцать девять детей, пятнадцать из них были мальчики. Шестерым уже перевалило за двадцать. Когда старик скончался, Ходамок, который давно лелеял мечту о титуле герцога или лорда, а там, возможно, и о министерском портфеле, обещал свою поддержку одному из наследников, который показался ему сильнейшим, но – ошибся. Его ставленник не учел, насколько далеко зашло безумие Варога, Королевского Волшебника, который не поддержал ни одного из претендентов, хотя и обещал. Престол перешел к другому наследнику.

Едва избежав гибели во время резни, которая последовала за сменой власти, Ходамок бежал в Пустоши Кудаана. К счастью, генерал оказался достаточно дальновидным и заранее припрятал часть своего состояния. Он надеялся, что в один прекрасный день вернется в столицу и покажет всем этим ублюдкам, что он еще чего-то стоит.

А пока Ходамок и его приближенные обосновались на Пустошах, где большим влиянием обладал его сердобольный кузен, герцог Алон-Паседо, губернатор этой провинции, посредник между отверженными и власть предержащими. Отверженные не беспокоили Паседо, его людей и владения, а герцог в знак благодарности через своего кузена снабжал бандитов продуктами, которые в Пустошах Кудаана ценились дороже золота.

Бывший генерал Королевской гвардии стал королем фруктов и овощей в подземном мире.

Хотя такое положение и можно было счесть несколько унизительным, оно наделяло Ходамока значительным влиянием и властью. Подземные владения генерала помещались в его собственной, довольно обширной пещере, где был даже подземный источник. Его энергию он использовал, чтобы устроить что-то вроде лифта, с помощью которого можно было подняться на поверхность, где в скалах был высечен главный дворец Ходамока. Утесы скрывали здание от посторонних глаз. Из дворца можно было легко попасть прямо в Пустоши.

Ходамок был высокий и поразительно красивый мужчина лет пятидесяти с черными слегка подернутыми сединой волосами, с проницательными карими глазами и с аккуратными седеющими усами. Он почти всегда носил генеральскую форму и домом управлял так, будто это был штаб, а он все еще командовал армией. За исключением рабов, все называли его либо «сэр», либо «генерал». У Ходамока была обычная для всех военных страсть к чистоте и порядку, и, хотя среди челяди попадались существа, которых трудно было назвать людьми, среди свободных слуг у генерала не было любимчиков.

Чарли стала привыкать к своему положению и даже смирилась с ним. Сопротивляться не было смысла, девушка знала, что могло быть и хуже. Она уже не думала о кольце в носу и едва замечала его. Однако она успела почувствовать, как велика магическая сила кольца. Когда ей отдавали приказ, он просто «прилипал».

Чарли могла относительно свободно бродить по дворцу – ей было запрещено входить лишь в несколько покоев, – однако не было никакой возможности покинуть его четко очерченные границы. Пришлось порядком потрудиться, чтобы научиться правильно произносить несколько акхарских фраз, ибо ей постоянно приходилось обращаться за разрешением к кому-нибудь, кто был за нее в ответе в данный момент. А она должна была просить позволения, чтобы искупаться, погулять, поесть или даже сходить в туалет. Вскоре это уже не внушало ей отвращения и делалось просто автоматически. Таким образом, новой рабыне не давали позабыть свое место.

Чарли думала, что Ходамок заплатил за нее такие деньги – деньгами здесь были обязательства на поставку продуктов, – чтобы сделать своей личной куртизанкой, но она ошиблась. После того как ее впервые привели к нему и он коснулся кольца, девушка видела своего господина, только простираясь перед ним при случайных встречах. Сначала Чарли гадала, почему ее господин не обзавелся семьей, но рой молоденьких смазливых «офицеров», который вился вокруг генерала, все ей объяснил.

Она предназначалась не Ходамоку и его мальчикам, а многочисленным гостям. Это были акхарцы, многие уже начинали стареть. Чарли догадалась, что они старые друзья и потенциальные союзники хозяина, которые раньше занимали видные посты в королевском окружении. Генерал все еще обладал некоторым влиянием, возможно, он даже надеялся со временем вернуться ко двору.

С одной стороны, Чарли, которой практически нечего было делать, получала удовольствие от своих обязанностей, хотя попадались и клиенты с вывертами. Однако все они раньше были большими шишками в Маштополе, а значит, должны были слышать и о Принцессе Бурь, и о том, что ее двойников разыскивают. Каждое новое знакомство таило угрозу, поэтому она старалась спрятаться за образ Шари, надеясь, что личина куртизанки отведет от нее подозрения.

Но беда была еще и в том, что она нестерпимо скучала. Пару раз в неделю ее вызывали, чтобы «обслужить» знатных гостей, а потом… ну, просто забывали о ней. Не зная языка, Чарли не могла ни с кем сблизиться, запрет выходить из дворца не позволял и думать о том, чтобы найти Бодэ или попытаться разузнать, что творится в этом безумном мире.

Для развлечения девушка примеряла какие-то причудливые и соблазнительные одежды, пробовала разную косметику, но, кроме этой чепухи, у нее ничего не было, и никому даже в голову не приходило, что ей нужно что-то еще.

Если бы хоть иногда прогуляться по подземному городу! Пройтись по рынку, по магазинам, поглазеть на людей. Ей даже не нужно было денег: просто ходить по магазинам куда интереснее, чем что-то покупать. Однако ответ на все ее просьбы всегда был один и тот же: она слишком дорого стоит, чтобы отпускать ее в этот бандитский город, господин вовсе не хочет, чтобы пострадала его собственность. Ходамок страшно удивился бы, если бы ему сказали, что она еще и женщина.

И, что было хуже всего, ее зрение все слабело и слабело. Чарли старалась как можно больше времени проводить на поверхности, при солнечном свете, потому что только там она видела еще сносно. Даже в доме ей требовался яркий светильник, чтобы разглядеть хоть что-нибудь, да и то смутно. Теперь она видела только то, что находилось прямо перед ней, боковое зрение отказало совершенно. Прислуга знала об этом, но не придавала этому значения: чтобы делать то, что от нее требовалось, хорошее зрение было не нужно.

Велик был соблазн сделать Шари полной хозяйкой своего тела. Скорее всего этой пустоголовой красотке здесь было бы гораздо легче. Чарли еще держалась, но без надежды жить становилось все труднее и труднее. Будущее казалось ей совершенно беспросветным. Похоже, ей предстоит провести остаток жизни в этом всеми богами забытом месте одинокой, немой, слепой рабыней.

 

Глава 4

Попытки взаимопонимания

Эну, розоватый фрукт, по вкусу похожий на дыню, рос на деревьях футов пятнадцати высотой. Пока он еще не созрел, его нельзя было срывать, но, если не сорвать вовремя, он становился слишком тяжелым, падал на землю и лопался. Под деревьями приходилось бродить по колено в грязи: система оросительных каналов снабжала плантацию водой.

Поодаль постоянно маячили солдаты в форме. Часовые охраняли рабочих от возможного нападения со стороны Пустошей.

Нужно было прислонить к стволу маленькую деревянную лестницу и взобраться на дерево с корзиной в руках. Женщины здесь носили что-то вроде коротких шорт, а мужчины – подобие набедренных повязок. Голову обвязывали широкой тесьмой, чтобы пот не стекал на лицо, а на руки надевали толстые перчатки. Приходилось довольно часто спускаться, чтобы вывалить собранные фрукты в огромные ящики – их много было расставлено по всему полю. Обобрав одно дерево, переходили к следующему.

Каждому сборщику устанавливали норму: количество деревьев, которые надо было обобрать за день. При этом довольно справедливо учитывались физические возможности рабочих. Надо сказать, все работали с удовольствием, гордились своей работой и соревновались в том, кто и насколько перевыполнит норму.

Собирать эну было несложно, но утомительно, помогала макуда – особое зелье, которое не причиняло вреда, но придавало бодрости, подавляло жажду, уменьшало выделение пота. Макуду можно было найти у ящиков, куда сваливали фрукты. Сэм так долго прожила с Бодэ, что перестала бояться зелий, особенно таких, которыми пользовались все и понемногу.

Макуда и вправду помогала. Усталость улетучилась, Сэм почувствовала прилив энергии, желание работать и удовлетворение от того, что она делала. Всевозможные заботы, сожаления, тревоги исчезли, монотонность работы даже стала нравиться. Сэм чувствовала, что почти сливается с остальными сборщиками, объединяется в некое коллективное «я», в котором не было ничего, кроме работы и товарищества, хотя сами рабочие были обычным для этого места сборищем мужчин, женщин и… ну, скажем, созданий.

Обратно Сэм ехала в одной телеге с рабочими, с удовлетворением поглядывая на нарг, которые тащили собранные фрукты. «Здесь есть частица и моего труда», – вертелось у нее в голове.

Действие макуды постепенно слабело, она почувствовала, как на самом деле устала: все тело так и ломило от боли. Хотелось только принять ванну, поесть и завалиться спать, однако появилась Авала.

– Милорд герцог приглашает тебя отужинать вместе с ним, – сообщила она. – Он всегда сам встречается с новоприбывшими.

– Не знаю, смогу ли я, – простонала Сэм. – Так устала, что, по-моему, засну прямо над салатом. Авала улыбнулась:

– Ты привыкнешь. Но милорд герцог хочет видеть тебя именно сегодня, когда ты работала лишь часть дня. Существует зелье, похожее на макуду, оно снимет усталость, придаст сил, но оставит голову свежей. А если ты задержишься у герцога допоздна, то завтра тебя освободят от работы. Идем, я помогу тебе помыться и переодеться, а потом провожу к герцогу.

Зелье оказалось очень действенным. Выйдя из ванны, Сэм почувствовала себя совершенно свежей. Она надеялась, что зелье перестанет действовать не слишком скоро.

Она надела ту же бежевую блузу и длинную юбку, пестрый узор которой гармонировал по цвету с блузой. Наряд завершили высокие башмаки, и Сэм почувствовала себя почти на высоте, особенно провозившись целый день в грязи и чуть ли не голышом.

Покои губернатора и помещения администрации находились наверху. Сэм еще никогда не доводилось бывать в домах знатных акхарцев, и она была поражена великолепием обстановки.

Когда они поднялись по лестнице, Авала передала ее на попечение Медака. Теперь он был в башмаках и штанах, хотя они казались не совсем уместными на человеке, у которого вместо рук крылья.

– Привет, – поздоровался крылатый юноша. – Я рад, что ты так хорошо выглядишь.

– Это снадобья, – ответила Сэм. – На самом деле я чертовски устала, но не могла же я отказаться от такого приглашения.

– Кажется, тебя послали на плантацию эну, – улыбнулся он. – Я пролетал над ними. Знаешь, прежде чем мы войдем, мне хотелось бы предупредить тебя кое о чем. Я видел, что ты очень терпима к превращенцам, этим можно только восхищаться, но мне необходимо подготовить тебя к встрече с матерью.

– С твоей матерью? – Она приподняла брови. Он кивнул:

– Мы возвращались вместе с караваном после одного из тех официальных визитов, которые время от времени приходится наносить всем членам королевской семьи в знак доброй воли, дружеского расположения и прочей чепухи. Это случилось в Гриатиле, одной из наших земель, мы были всего лишь в одном дневном переходе от дома, там мы оказались бы в безопасности. И тут внезапно налетел Ветер Перемен. Он был очень жестоким. Разумеется, у нас были плащи из мандана, но сначала надо найти какое-нибудь углубление, спрятаться в нем, накрыться плащом и ждать, когда навигатор подаст сигнал, что опасность миновала. Это прекрасный способ, если вы предупреждены заранее, если караван заметил приближение Ветра, но мы были слишком близко к тому месту, откуда этот Ветер ворвался в Акахлар. У нас едва хватило времени, чтобы броситься на землю и натянуть на себя манданские покрывала. Земля была неровная, поросшая травой, а ураган – неслыханной силы. Манданские плащи очень тяжелые, такими они и должны быть, но мой прилегал неплотно, и, когда налетел Ветер, плащ приподнялся. Я лежал ничком, ветер прошел под плащом, который тут же снова накрыл меня. Не поднимая головы, я попытался придержать его… и лишился рук. Мне было всего четырнадцать, и я закричал от ужаса.

Сэм кивнула. Она лишь раз видела Ветер Перемен в своем странном полусне, но все, о чем говорил Медак, представилось ей очень живо.

– Моя мать лежала ко мне лицом, она услышала мой крик и подняла голову, чтобы взглянуть, что со мной. Ее лицо и шея оказались полностью открыты. Ни один Ветер не похож на другой, у каждого свой, особый характер. Мама будет на ужине, и не только потому, что это ее долг, но и потому, что в обществе я могу принимать пищу только с ее помощью. Она не может говорить, но разум ее не изменился. Мне бы не хотелось, чтобы ей было больно.

– Не бойся. Сегодня я работала с такими… гм… странными людьми, которых раньше и представить бы не могла, и ничего. А те, кто напал на нас и так жестоко надругался над нами… они были акхарцами. Ими командовала превращенка, но сами-то они внешне были «нормальные», по здешним меркам. Но по сути именно они были настоящие чудовища. Я научилась не судить о людях по внешнему виду. И не причиню боли ни тебе, ни твоей матери. – «Надеюсь», – добавила она про себя.

– Спасибо, – улыбнулся он. – А теперь, если угодно, пойдем со мной.

Они вошли в коридор, украшенный портретами и скульптурами.

– Интересно, – заговорила Сэм. – Мне просто любопытно. У тебя были открыты только руки, и все же изменились не только они. Полые кости, и все прочее, что необходимо для того, чтобы ты мог летать, чтобы тебе хватало сил и энергии.

– Такова природа Ветров, – кивнул Медак. – В них всегда присутствует некая целостность. В любом случае изменяется весь организм, и потом он живет как совершенно новое целое. Не важно, какая часть подверглась воздействию Ветра, все равно перестраивается все тело. У моей матери нет крыльев, но мы существа, схожие между собой. Не будь это кровосмешением, мы могли бы даже иметь детей, которые напоминали бы либо ее, либо меня. Существуют целые расы, которые возникли под действием Ветров и которые в состоянии продолжать свой род. Ага! Вот мы и пришли.

Два стражника в полной парадной форме стояли у огромных дубовых дверей и, как только Медак и Сэм приблизились, распахнули перед ними тяжелые створки. За дверью оказался просторный зал, обшитый деревянными панелями, посреди которого стоял большой стол. С каждой его стороны стояло по шесть стульев, обитых дорогим атласом, еще два стула были поставлены во главе стола. На столе были расставлены зажженные канделябры. Обстановка была действительно королевской, и Сэм подумала, что ее одежда явно не гармонирует с такой роскошью. Она почувствовала облегчение, заметив, что людей будет немного.

Герцог, судя по всему, должен был поместиться во главе стола, Медак подвел Сэм к месту слева от герцога и попросил извинения за то, что не может отодвинуть для нее стул.

Почти немедленно из других дверей появился герцог, за ним следовала его жена и еще один человек, вероятно, кто-то из приближенных. Губернатор был поразительно красив, он принадлежал к тому типу мужчин, которые с возрастом становятся еще представительнее и величественнее. У него были густые волнистые волосы, пышные, ухоженные усы, надменное, аристократическое лицо и королевская осанка.

Трудно было предположить, как выглядела раньше его жена, но, вероятно, герцогиня была достойна мужа. Даже сейчас она сохраняла поразительную фигуру, которую замечательно подчеркивало парадное платье. Но на ее хрупких плечах держалась огромная голова хищного сокола.

При их появлении Сэм молча поднялась, стараясь не слишком таращиться на герцогиню. У нее мелькнула мысль, что она не имеет ни малейшего представления о том, как полагается приветствовать герцога. Может быть, надо поклониться, или поцеловать его перстень, или сделать реверанс?

– Садитесь, садитесь, пожалуйста! – приветливо проговорил он глубоким баритоном, который очень подходил ко всему его облику. – Мы стараемся, по возможности, избегать церемоний. Это один из тех немногих плюсов, которые имеет здешняя жизнь. – Он подвел жену к ее месту и взглянул в сторону Медака. Только сейчас Сэм заметила, что все стулья сделаны так, чтобы крылатому юноше было удобно на них сидеть. Потом герцог опустился на свое место, а его спутник сел рядом с Сэм.

Незнакомец был довольно полный, лысый, лет пятидесяти на вид, но лицо его казалось усталым, а глаза скрывались за толстыми стеклами очков.

– Я – герцог Алон-Паседо, это моя жена, герцогиня Йова, господин слева от вас – Кано Лейс, директор приюта, который мы здесь основали. С моим сыном вы уже знакомы. Он часто находит в пустыне тех, кто нуждается в помощи, и приводит их к нам. Но довольно! Давайте поедим, а потом будет время и для разговоров.

Это был замечательный ужин, хотя половину блюд Сэм никогда прежде не видела, а те, что ей были знакомы, отличались необычным и изысканным вкусом. Если большинство обслуживающего персонала принадлежало к беженцам, как их тут называли, то один из них, должно быть, был в прошлом шеф-поваром. Блюда подавали двое мужчин и две женщины, подносы доставляли из кухни через окна, скрытые декоративными ширмами. Слуги были одеты так же, как остальной персонал приюта, но их юбки и саронги были сшиты из дорогой ткани, а гирлянды цветов, украшавшие их, казались особенно свежими и роскошными, женщины пользовались косметикой.

Сама герцогиня ничего не ела и не пила, она была занята тем, что кормила своего сына. Медак, казалось, уже успел привыкнуть к этому и не чувствовал ни малейшего смущения от своей беспомощности за столом. Сэм подумала, что ей не хотелось бы видеть, какую пищу и как поглощает эта соколиная голова.

Герцог умело управлял легкой застольной беседой, предметом которой была главным образом Сэм.

– Вы родом не из срединной земли, – осторожно заметил он, – хотя по-акхарски вы говорите очень хорошо. Вы родились в одной из колоний Тубикосы?

– Нет, ваша милость, – ответила она, надеясь, что употребила правильное обращение, – я вообще родом не из Акахлара. Я одна из тех, кто внезапно… оказался здесь… к своему глубочайшему удивлению.

– О… Как интересно! И вы так хорошо говорите по-акхарски. Это поразительно богатый язык, но говорить на нем – сущее мучение. Подозреваю, что его специально сделали таким, чтобы ни один житель колонии не смог его выучить. Чтобы его знать, надо родиться здесь. Скажите, как же вам удалось овладеть им?

– Волшебство, ваша милость, – ответила она.

– Ах, да. Припоминаю, мне говорили о чем-то вроде заклятия, наложенного на вас акхарским чародеем. Так вот в чем дело… Обычно жителям внешних миров удается изучить наш язык только в том случае, если они наделены от рождения магическими талантами. Но опытный чародей может и передать это умение.

К огромному облегчению Сэм герцог вдруг оставил эту тему. Ей не хотелось бы лгать ему, но не хотелось и признаваться в том, что, по сути дела, она тоже наделена некоторыми магическими талантами. Именно из-за этого ее преследовали и в том мире, где она родилась, и здесь, в Акахларе.

Герцог вдруг спросил ее:

– Похож ли ваш родной мир на какой-нибудь из тех, что вам довелось увидеть здесь?

– Не то чтобы очень, хотя мне кажется, что люди везде остаются людьми: хорошими, плохими, иногда никакими. Но вот у нас, например, намного больше машин. Летающие машины, говорящие машины, машины, которыми постоянно пользуются вместо лошадей.

Герцог кивнул:

– Я слышал о таких мирах. Мы тоже могли бы построить разные машины, но в условиях Акахлара, когда все миры так неустойчивы, невозможно использовать какой-нибудь быстрый способ передвижения, потому что нет уверенности в том, что механические устройства будут подчиняться физическим и химическим законам в разных местах. Даже связь для нас проблема. Можно создать систему, которая работала бы внутри этого здания, а быть может, и на всей территории приюта, но даже в ней постоянно что-нибудь ломалось бы. А на сколько-нибудь значительных расстояниях связь становится просто невозможна из-за постоянных изменений и сдвигов на границах. К тому же старые, испытанные средства пусть и медленны и неудобны, зато внушают уверенность, что не подведут, где бы ты ни был. Они же препятствуют развитию вооружений, так что нам не грозит всеобщее уничтожение.

– Да, там, где я родилась, мир можно было уничтожить одним нажатием кнопки. Эта угроза постоянно висела над нашими головами как меч.

– Вот именно! Однозарядные ружья, пушки, клинки и тому подобное оружие гораздо легче контролировать. Говорят, мощное оружие способно якобы предотвратить войны. Но скажите, остановило ли оно кровопролитие в вашем мире?

– Нет, – признала Сэм. – Хотя действительно в нашем мире последнее время не было всеобщих войн, но военные конфликты постоянно вспыхивают то в одном месте, то в другом.

– А в Акахларе невозможны большие войны – невозможны из-за тех самых условий, о которых я говорил. И все королевства располагают примерно равными силами, а это тоже поддерживает стабильность. У нас случаются свои маленькие войны, но всеобщая война нам не грозит. Кому под силу завоевать тысячи и тысячи миров? Да и какой завоеватель чувствовал бы себя в безопасности после такого? Самое страшное в Акахларе – это то, что делает необходимым такое убежище, как наше.

– Ваша милость говорит о нетерпимости?

– Вот именно. Нам приходится иметь дело с тысячами рас, многие из них только отдаленно напоминают людей, но каждая в конце концов естественное порождение своего мира. Мы еще готовы примириться с теми, кто не похож на нас, но живет в своем мире. Но один лишь вид тех, кто когда-то был акхарцем, внушает остальным акхарцам панический ужас. Людям кажется невыносимой сама мысль о том, что кто-то из их расы мог превратиться в подобное чудовище. Допустить такое – значит пытаться подорвать самые устои общества. Не все согласны с этим – сам я никогда так не считал, – но несколько здравых умов не в состоянии изменить глубинный страх, который воспитывается в людях обществом, в котором они живут. Возьми, к примеру, тех девочек, которые пришли вместе с тобой. Сэм кивнула:

– Право, не знаю, что мне с ними делать, ваша милость. В моем мире им назначили бы попечителей, государство обеспечило бы им жилье и средства к существованию… Здесь… здесь они отверженные, от них отказались бы даже их родные.

– Да, ваши порядки куда более гуманны. У нас несовершеннолетние не имеют права наследования, а незамужние девушки практически лишены прав на имущество. А главное – вся система ужасающе инертна. Я не хотел бы, чтобы кто-нибудь испытал страдания, которые обрушились на мою семью, но мне часто кажется, что наше несчастье принесло свои плоды. Благодаря своему богатству и положению в обществе мне удалось защитить жену и сына, а потом я создал этот приют и переехал сюда. Я стал искать единомышленников, которые так же, как я, были недовольны существующей системой. Мне удалось собрать их здесь. Коль скоро в этих местах нашли приют бандиты и преступники, я считал справедливым, чтобы здесь нашлось место и тем несчастным, кто пострадал от природных стихий. Чудовищно вынуждать твоих девочек продавать себя или заставлять изуродованных, искалеченных людей скрываться в грязных трущобах. Здесь мы принимаем тех, кто пострадал от проклятий, и тех, кого коснулся Ветер Перемен, но чья личность сохранилась. Сэм кивнула:

– Здесь действительно очень хорошо, люди очень дружелюбны, и их, кажется, не смущают внешние различия. У вас я чувствую себя в безопасности.

– Это – убежище, – ответил герцог. Его голос звучал растроганно. – Мы даем людям не только безопасность, но и достойную жизнь.

Роскошный ужин окончился, герцогиня поднялась и наклонила свою птичью голову к герцогу.

– Вы можете уйти или остаться, дорогая, – сказал тот, словно отвечая на безмолвный вопрос. – Пожалуйста, поступайте как вам угодно.

Птичья голова кивнула, и герцогиня вышла через заднюю дверь обеденной залы.

– Мне сказали, что вы хотите оставить нас и попытаться избавиться от проклятия, которое тяготеет над вами, – как бы между прочим заметил герцог. – Скажите мне искренне, неужели вам действительно хочется снова пуститься на поиски неизвестного акхарского чародея? Пожалуйста, ответьте честно.

Сэм вздохнула и решила, что честность в данном случае – лучшая политика.

– Нет, – ответила она. – Мне просто придется это сделать. Насколько я поняла, акхарские волшебники, хотя и поддерживают существующий порядок, сами по себе представляют не меньшую опасность, чем Ветер Перемен.

– Большую, – серьезно ответил герцог. – Гораздо большую. Ветер Перемен внушает ужас главным образом потому, что он непредсказуем. Это вор, который приходит ночью и забирает все, что ты считал своим, но это честный, капризный, непредсказуемый вор, у которого нет ни мыслей, ни злобы, ни предубеждений. Все-таки он не более чем явление природы, с которым приходится примириться. Но тот, кто обладает могуществом акхарского чародея, просто не может не потерять рассудок от сознания своей колоссальной власти. И в их безумии есть мысль, направление, система, оно не знает жалости. Даже лучшие из них – опасные и своенравные сумасшедшие. Мы – не более чем их игрушки, и, если уж они решили вступить в игру, мы перестаем быть для них чем-нибудь другим. Один только Ветер Перемен сдерживает их. Даже величайший из великих магов не может управлять, повелевать или сопротивляться Ветру Перемен и его последствиям. Подозревают даже, что именно волшебники поддерживают политику уничтожения жертв Ветра Перемен, потому что над ними магия уже не властна. Даже здешние маги не очень высокого ранга при желании могли бы одним заклинанием превратить меня в лягушку, маньяка или чудовище. Но они не смогли бы ничего поделать с моими женой и сыном. Если и удается иногда уничтожить какого-нибудь акхарского чародея, это неизменно оказывается делом рук жертвы Ветра Перемен, ибо единственное, что может повлиять на несчастного, – это новый Ветер Перемен.

Превращенцы – единственные, за исключением самих Ветров Перемен, разумеется, кого следует опасаться акхарским правителям.

Разговор снова перешел на Сэм, на приют, и вскоре девушка почувствовала, что прием закончен. Герцог поднялся, за ним последовали директор и Медак, губернатор пожелал всем спокойной ночи и удалился через заднюю дверь. Только тогда Сэм подумала, что за весь вечер директор произнес лишь несколько слов. Возможно, когда герцог желал говорить, было не принято перебивать его.

Медак проводил ее до лестницы.

– Ты отлично держалась, – заметил он. – Мне хотелось поблагодарить тебя за это.

– Меня не за что благодарить. Твой отец – очаровательный человек.

– Да, – странным голосом отозвался крылатый юноша. – Может, мне повезло, что я стал превращенцем. Не могу представить себя на его месте, ему приходится принимать столько непростых решений. – Он вздохнул. – Ну ладно. Спокойной ночи и удачи в работе в оставшиеся дни. Надеюсь, будущее принесет тебе мир и счастье.

– Спасибо тебе. Даже не знаю, где бы я сейчас была, да и была бы я жива, если бы не ты и твой отец. Но мне надо идти. Зелье теряет свою силу, и я хочу успеть добраться до постели, прежде чем свалюсь с ног.

Медак посмотрел ей вслед, потом вздохнул, повернулся и направился в жилые покои. Как он и ожидал, его отец и директор сидели в кабинете за сигарами и кофе и оживленно беседовали. Когда появился крылатый юноша, они оба подняли головы.

– А, Медак! Проходи, садись, присоединяйся к нам, – пригласил герцог. – Мне хотелось бы выслушать твое мнение. Но прежде: обнаружены ли какие-нибудь следы Бодэ и подруги Сузамы?

– Нет. На людей, чьи останки мы заметили на берегу, видно, напала более сильная банда. Женщин среди убитых не было. Возможно, Бодэ и подруга Сузамы следовали за отрядом, надеясь узнать, не захватили ли эти люди ее и девочек. Если бы после стычки бандитов женщины повернули назад, они столкнулись бы с нашим патрулем, который шел той же дорогой. Вероятно, их захватила та же банда, что перерезала мятежников.

Герцог кивнул:

– Этого-то я и боялся. Хотелось бы выяснить, кто эти головорезы? Мне не нравится, что они бесчинствуют так близко к моим владениям, хотя они не тронули никого из наших.

– Пройти по следам лошадей было совсем не трудно, но они сменили множество хозяев, так что нельзя сказать ничего определенного об их теперешних владельцах. Похоже, они хотели как можно скорее ускользнуть из этих мест, чтобы не платить налог.

– Возможно, и так, однако я не желаю, чтобы в моем каньоне без моего ведома рыскали приспешники Клиттихорна! У него здесь была даже небольшая армия, а может быть, она и сейчас еще здесь. До чего наглые, мерзавцы!

– Они постепенно уходят из наших мест. Знаешь, я думаю, нет ли здесь какой-нибудь связи… Они обещали огромную сумму в награду тому, кто приведет к ним хрупкую молодую женщину, поразительно напоминающую Принцессу Бурь. Тебе не кажется, что она и есть подруга Сузамы? Если это она, тогда мы знаем, что с ними произошло.

В первый раз за весь вечер директор нарушил молчание:

– Интересно… Ваша милость, это многое объяснило бы. Двойник… Живая копия Принцессы Бурь, возможно, точная копия, но рожденная и воспитанная в ином мире. Кто-нибудь вроде Булеана, который уже многие годы вопит об угрозе со стороны Клиттихорна, мог бы перенести ее сюда, чтобы использовать в борьбе с Клиттихорном и его Принцессой. Вспомните о буре, обрушившейся на караван, – против кого бы она могла быть направлена?

Герцог почесал подбородок.

– А эта Сузама?

– Возможно, ее засосало сюда вместе с подругой, когда Булеан, Клиттихорн или кто бы там ни было создал дыру, чтобы перенести копию Принцессы в Акахлар. Это объясняло бы активность, возникшую в нашем районе, и даже то, почему акхарский чародей заинтересовался ею настолько, что взял на себя труд обучить языку и наслать проклятие.

– Но проклята Сузама, а не та, другая, – заметил Медак.

– Да, сэр, но кто знает, какой силой, какой сопротивляемостью может обладать двойник Принцессы Бурь? На всякий случай, чтобы сыграть на ее преданности подруге, можно заколдовать эту подругу.

Герцог откинулся на спинку кресла и вздохнул:

– Логично. Тогда становится понятно и почему люди Клиттихорна уходят из наших владений. Судя по всему, это означает, что Сузама теперь осталась одна и ей больше некуда идти. Теперь она не может рассчитывать даже на то, чтобы снять с себя проклятие. У нее нет будущего, господа. Ни средств, ни семьи или клана, ни близких, на которых она могла бы опереться, у нее есть способности, но она не владеет никакой профессией.

– Она лишена и самоуважения, – заметил директор. – Это видно по тому, как она себя ведет, как одевается. Очень вероятно, что она попытается вскоре покончить с собой.

– Мы должны проявить сострадание, – заявил герцог. – Даже если ее подруга каким-нибудь чудом все же попадет к нам, придется что-то придумать, чтобы они не встретились. Мы разрешаем тебе немедленно включить Сузаму и девочек в программу нашего приюта.

– Я назначу процедуру на завтрашнее утро, ваша милость, – ответил директор.

Герцог взглянул на сына, на лице которого читалось явное неодобрение.

– Ты не согласен? Но подумай, сын мой, ведь если мы этого не сделаем, она откажется остаться с нами и будет цепляться за свою фантазию. У нее действительно нет надежды, нет будущего, а она готовится ринуться в пропасть. Скажи, стал бы ты спрашивать ее разрешения на то, чтобы помешать этому прыжку?

Медак вздохнул:

– Я понимаю тебя, отец. Просто… она другая, она мне нравится. При встрече со мной и с матерью она не выказала ничего, кроме любопытства.

– Так оно и останется. Такова природа этого места.

* * *

Когда она проснулась, у нее не было никаких воспоминаний, никаких мыслей, только любознательность маленького ребенка. С ней заговорили на простонародном диалекте, как говорили между собой крестьяне в Маштополе. Она внимала каждому слову, каждой фразе, каждой мысли, они неизгладимо отпечатывались в ее сознании, и через несколько часов она уже могла достаточно отчетливо думать на акхарском.

Она как губка впитывала в себя все и верила безоговорочно. Ее нашли одну, блуждающую в жаркой, опасной, бесконечной пустыне, и привели сюда. Теперь она стала членом большой общины, которой управляет его милость герцог, добрый и мудрый отец, он дает каждому все, что ему необходимо, все, что только можно пожелать. Здесь все трудятся для блага всех, каждый необходим для того, чтобы вся община могла продолжать свое существование. Все вместе они образуют разумное и справедливое сообщество, в котором все равны, все – братья и сестры. Благо общины – превыше всего.

Всем, что производит община, распоряжается герцог. За пределами общины – пустыня, опасность, смерть. Герцог защищает общину от окружающего мира, он хранит ее покой и безопасность.

Ей хотелось найти свое место, чтобы включиться в жизнь общины. Здесь она чувствовала себя в безопасности и не стремилась ни к чему другому.

Она с изумлением обнаружила, что она – девушка. В зеркале она видела незнакомое лицо, странную фигуру, но приняла свою внешность как нечто данное. Ей твердили, что она миловидна, что ее огромные груди возбуждают желание, что ей очень повезло с фигурой. Она поверила и этому.

Ее называли Майсой. Имя было странное, незнакомое, но она стала отзываться на него, потому что не знала никакого другого. Ей сказали, что она будет работать на полях общины, и она подумала, что это просто замечательно.

Потом ее привели к длинному трехэтажному зданию, она поднялась по лестнице на верхний этаж и вошла в одну из «комнат». Это было огромное помещение, вдоль стен тянулось два ряда кроватей, пол покрывал потертый, но еще вполне приличный ковер с яркими узорами, с потолка свисали масляные лампы, а всю заднюю стену занимал огромный шкаф, в котором хранились одежда и немногочисленные личные вещи женщин, которые жили здесь. Еще в помещении было несколько табуреток и зеркало.

Воды не хватало, но в двух кварталах располагалась общественная купальня. Там же были и общественные туалеты, однако чаще все пользовались чем-то вроде горшка, который выносили по очереди. Человеческие испражнения собирали в ямы вместе с другими отбросами, а потом вывозили на поля.

Ее соседки по комнате, девушки примерно того же возраста, с самого детства трудились на полях и всей душой были преданы общине. Ее приняли так, будто всю жизнь были с ней знакомы, и охотно посвящали во все мелочи, которые помогали в этой жизни.

Она старалась во всем походить на них: говорить, как они, поступать, как они, даже думать, как они, и уже через несколько дней новенькую нельзя было отличить от всех остальных. Они болтали, пересмеивались, играли в незатейливые игры, обсуждали всех мужчин в округе. Конечно, больше всего они работали – работали долгими жаркими днями, – но никто не жаловался и не протестовал, потому что работать приходилось всем, потому что надо было работать, чтобы поддерживать жизнь общины. Если бы погибли растения на полях, всем пришлось бы голодать. Их работа была нужна всем, и они гордились этим.

Они радостно делились друг с другом тем немногим, что имели. Среди них не было места лжи, обману, воровству. И вопросов тоже не было. Никаких вопросов. Вся жизнь и место каждого в этой жизни были ясно определены. Все шло так, как и должно идти, вот и все. Ничего нельзя изменить, да и не надо, потому что и так все хорошо.

Ей нравилось работать на полях. Работа была разная: после сбора фруктов ее посылали расчищать оросительные каналы, и она бродила по пояс в грязи, стараясь, чтобы вода текла туда, где она была нужнее всего, и чтобы ее хватало всем растениям; в следующий раз она шла вслед за плугом, который тянула нарга, и представляла, как будет славно, когда растения, посаженные ею, вырастут и принесут плоды. Никто не наказывал ее ни за невольные ошибки, ни даже за небрежность, но она все равно ужасно переживала, а все вокруг старались успокоить ее и помочь избежать промахов.

Она привыкла и к жаре, и к работе, и к недостатку воды, чувствовала, что стала сильнее и увереннее и уже не валилась с ног от усталости к концу рабочего дня. Она не худела, но мышцы на руках и ногах становились все мощнее.

Она не обращала теперь особого внимания на свой вес, он казался ей связанным с ее физической силой, она просто принимала его, как борец принимает свое мощное тело. К тому же ни у кого из женщин не было таких больших грудей. Когда жир, который покрывал ее шею и плечи, превратился в мускулы, они подтянули груди, и те гордо торчали вперед. Она называла их «арбузами». В Последний День – единственный день недели, когда они работали только до полудня, а потом веселились чуть ли не до утра, она надевала свой единственный цветной саронг, вешала на шею цветочную гирлянду и танцевала до упаду. Ее называли Нома Джу, что буквально и означало «Большие Груди», и она нисколько не возражала, принимая это как веселую шутку, а не как насмешку.

Подруги достали ей немного разведенного волшебного зелья, которое заставляло волосы расти с чудесной быстротой. Всего за неделю волосы отросли до плеч, и это больше ей шло. Она проколола уши, хотя это и было больно. В уши вставлялись маленькие колечки. А по особым праздникам, вроде Торжества Последнего Дня, к маленьким колечкам можно было прицеплять большие серьги. Вообще она стала больше следить за своей внешностью, речью, походкой.

Хотя ей по-прежнему было уютнее среди женщин, ее внешность привлекала мужчин, и ей очень нравилось над ними подшучивать. Практически все женщины-акхарки были стройными и мускулистыми, так что ее крупные, округлые формы многим мужчинам казались соблазнительными. Ей нравилось, когда ее ласкали, но она никогда не позволяла своим поклонникам заходить слишком далеко. Секс занимал немалое место в жизни крестьянок, однако беременность означала неизбежный брак, а она почему-то просто не могла заставить себя пойти на это.

К тому же оставались сны. Иногда в них появлялся кто-то другой, иногда она словно грезила о каком-то особом мире или вдруг возникал таинственный и величественный замок, а в нем странная женщина с низким, глубоким голосом, который звучал холодно, чуждо и аристократично, и кошмарная рогатая фигура в малиновых одеждах. Каким-то образом девушка ощущала, что эти сны приходят от того, что таилось за пределами общины, от того зла, которого, по словам целителей, ей удалось избежать. Она ни с кем не говорила об этих снах. Возможно, это были тени ее прошлого, но она ничего не хотела об этом знать. К счастью, сны приходили нечасто.

Можно сказать, что она была довольна, счастлива и не задавала никаких вопросов.

Вопросы возникали там, во дворце, куда простой народ почти никогда не ходил и которого даже слегка побаивался.

– Здесь же пустыня, настоящая пустыня, – недоумевал герцог Паседо, – она простирается практически на весь континент. За два или три года дождь идет максимум час, а иногда и того реже. Вся наша система земледелия основана на этом. А что мы имеем сейчас, господа? За два месяца – всего лишь за два месяца – четыре раза шел настоящий ливень! Четыре раза! Некоторые посадки в опасности, оросительная система во многих местах разрушена, по всему каньону прошли новые оползни. Я хочу знать, почему это происходит! В чем дело?

Директор вздохнул и пожал плечами:

– Ваша милость, такое иногда случается. Какой-то сдвиг где-то далеко отсюда может вызывать подобные капризы погоды. Помните, несколько лет назад на нас обрушились небывалые холода? Однажды ночью даже выпал снег.

Герцог с размаху стукнул кулаком по столу:

– Тогда это был единичный случай. А теперь, похоже, у нас вообще изменился климат. Мой сын наблюдал за этими бурями – я опасался, что в этом замешаны судоги или какое-нибудь колдовство, – но бури, похоже, обычные, только уж очень локальные. И к тому же непонятно, откуда берется влага. Дождь идет только над нами! Вода собирается из ниоткуда, проливается дождем и исчезает! Это же противоестественно, господа! И коль скоро непонятное колдовство собирает бури вокруг нас, не привлечет ли та же самая сила сюда и Ветер Перемен? Тогда конец всем нашим мечтам! Да, я знаю, мы надежно защищены. Мы – да, а земля – нет! Река и каньоны – нет!

– Мы делаем все, что в наших силах, чтобы найти причину, – заверил герцога директор. – Возможно, это связано с последним Ветром Перемен. Когда мы это выясним, можно будет решить, как с этим бороться, если с этим вообще можно бороться.

– Я хочу, чтобы вы нашли причину и способ прекратить это, – решительно закончил герцог.

* * *

Не один герцог Паседо обратил внимание на странности погоды. Волшебник Клиттихорн, который предпочитал, чтобы его называли Рогатым Демоном Снегов, хотя демоном он вовсе не был, а его рога были всего лишь украшением, серьезно тревожился. Несколько раз его размышления прерывались ощущением чего-то странного и непонятного, происходившего далеко от него. Это особенно не нравилось ему потому, что это ощущение шло оттуда, где не должно было быть ничего подозрительного. Границу Маштопола пересекла только девушка-куртизанка, а на ее поиски были брошены значительные силы, так что Клиттихорн точно знал, где ее не было.

А что, если это кто-то новый, кто-то, кого он, несмотря на все свои усилия, просто упустил из виду? А вдруг этот сукин сын Булеан снова ловит его на приманку?

Вряд ли. Если бы куртизанка была всего лишь приманкой, тогда настоящая цель охоты была бы уже далеко от Маштопола и двигалась бы совсем в другом направлении. Проклятие, прошло уже больше двух месяцев, как вступила в игру самая одержимая из его сторонников, Астериал, Голубая ведьма Кудаанских Пустошей. И что же? Она заперта в преисподней вместе с каким-то полоумным демоном, которого Булеан заставил служить себе. В этих местах только Астериал он мог хоть сколько-нибудь доверять. Черт побери! Не так-то просто всюду держать верных людей, когда приходится следить одновременно за тысячами миров.

Этот идиот-герцог со своим комплексом отца-покровителя всех несчастных и увечных мог приютить настоящую беглянку, но скорее всего он постарался бы сторговаться с Булеаном и извлечь из этого все, что только можно. Нет, что-то здесь не так! Куртизанка и эта сумасшедшая художница потеряли свою подругу. Что, если она помешалась и попала в руки каких-нибудь мерзавцев, которых полно в тех местах? Проклятие, она могла давным-давно угодить в рабство или оказаться под властью какого-нибудь могущественного заклинания, затеряться среди Пустошей, а теперь, может быть, никто, даже она сама, и не подозревает о ее истинном происхождении.

Неужели эта толстуха именно та, кого они ищут? Неужели он дал обвести себя вокруг пальца, как последний идиот? Эта заплывшая жиром туша была лесбиянкой и совершенно не походила на настоящую Принцессу, и все же… Если двойник изменяется физически, его власть ослабевает, но может ли лишний вес совершенно уничтожить магическую силу?

Он хлопнул себя по лбу. «Проклятие, я действительно безмозглый чурбан! Я могу победить самого могущественного чародея или самого великого полководца, но не перехитрить этого мошенника! Он спокойно водит меня за нос!»

Но если куртизанка не та, кого я ищу, то магия ее подруги может проявляться только бессознательно, например, во сне. И если она все еще в Кудаане, значит, Булеан ее пока что не заполучил.

– Адъютант!

– Сэр? – Вошедший поклонился.

– У меня есть основания полагать, что мы снова попали впросак, и девушка, которую мы преследуем, – просто приманка. Нам нужна толстуха, и я думаю, что она все еще где-то в Кудаане. Рано или поздно кто-то заметит то, что уже заметил я, и станет искать причину этого. Я хочу найти ее первым!

Адъютант задумался.

– Это будет нелегко. Несколько наших отрядов в тех местах уже перерезали. Если же мы пошлем туда армию, мы рискуем нажить себе новых врагов. Чтобы добиться чего-то в этой дыре, не обойтись без магии.

Клиттихорн кивнул. Этот парень был дьявольски умен, и чародей считался с его мнением.

– Да, я согласен. Судогам с этим не справиться. Мы не можем долго поддерживать их там, в этой пустыне. Тут нужны Всадники Бурь.

– Но они сами вызовут те же возмущения, что эта девушка, – заметил адъютант. – И как нам тогда ее найти? Толстуха ростом с ее высочество… На этом далеко не уедешь.

Клиттихорн напряженно соображал:

– Энергия Всадников другого рода. И все же ты прав: без описания ее внешности от всех лазутчиков на земле и Всадников Бурь в воздухе не будет проку. А кто знает, как она сейчас выглядит? Придется послать туда людей и ждать, когда снова проявится ее сила, ее способность призывать бури: Всадники Бурь без труда это заметят. На это могут уйти недели, но если Булеану до сих пор не удалось ее найти, то, думаю, мы с ним будем на равных. У нас даже будет преимущество, потому что его возможности не идут ни в какое сравнение с моими. – Как вам будет угодно, сэр. Должен ли я отозвать тех, кто охотится за художницей и куртизанкой?

– Нет. Во-первых, все-таки нельзя поручиться, что мотылек – не настоящий дубликат Принцессы. Кроме того, художница и толстуха обвенчались в Тубикосе, а значит, они связаны заклятием, пока одна из них не умрет. Знают они это или нет, но есть способы, которые помогут нам с помощью одной из них отыскать другую.

– Как вам будет угодно, сэр.

– И еще, адъютант…

– Сэр?

– С этим надо кончать. Хватит тянуть. Одна или другая, но быстро. Условия, при которых задуманная нами операция может успешно осуществиться, теперь определены математически точно, и такие условия складываются не часто. Мы должны показать нашу силу, чтобы воодушевить своих сторонников и завоевать новых. Мы должны доказать, что действительно можем победить или по крайней мере внушить страх. И я не хочу, чтобы в этой игре были неизвестные карты, пусть и самого малого достоинства.

Адъютант поклонился:

– Мы сделаем все возможное, сэр. В этом я могу вас уверить.

– Это Акахлар, здесь нет ничего невозможного! – рассмеялся чародей.

* * *

Горячий песок дышал жаром, в воздухе дрожало марево, скрадывая расстояния и размывая тени. Маленький караван медленно и упорно продвигался среди барханов, следуя не проторенному пути, а только указаниям навигатора, который верхом на лошади неторопливо ехал рядом с первым фургоном.

Это был крупный человек, широкоплечий, крепкий – настоящая гора мускулов, – в белой шляпе с широкими полями и вмятиной посередине, в одежде из светлой, выгоревшей почти добела оленьей замши. Пот и дорожная пыль оставили на ней свои следы, однако светлый цвет хоть немного защищал от жары. Что-то необычное было в широком, обветренном лице навигатора, его длинных русых волосах и бороде. Кусок черной прозрачной ткани защищал от ослепительного сияния пустыни его глаза цвета стали. Великан напряженно всматривался вдаль, будто ощущал смутное беспокойство. Потом, взглянув в бинокль, он сделал предостерегающий жест:

– Стойте! Отдыхайте, но будьте начеку. К нам приближается верховой, и лучше встретить его здесь, на равнине, где ему негде спрятаться.

Расстояния в пустыне обманчивы, но казалось, что всадник уже довольно близко. Навигатор нахмурился, гадая, как это ни он сам, ни кто-нибудь еще из каравана не заметили его раньше. Всадник вместе с лошадью словно материализовался прямо из горячего марева. Это могло быть враждебным колдовством, но, возможно, это был посланник от старого знакомого, и еще неизвестно, что из этого лучше, а что хуже.

Верховой приблизился к каравану примерно на тысячу футов и остановился посреди колеблющегося марева, похожий на какое-то странное видение. Он ждал. Навигатор снова взглянул в бинокль, вздохнул и крикнул:

– Все в порядке. Я знаю, кто это, хотя и сомневаюсь, что он принес приятные известия. Полный привал. Отдыхайте. Я вернусь через несколько минут. – С этими словами он пришпорил лошадь и двинулся навстречу незнакомцу.

Чем ближе он подъезжал, тем призрачнее становился всадник. Он походил на мужчину верхом на черном скакуне, но это видение было до странности плоским, почти двумерным, в нем виднелись просветы, чуть ли не дыры, сквозь которые была видна пустыня позади него. Конь и всадник, оба черные, как ночь, почти сливались, но, приглядевшись, можно было заметить, что конь не стоял на песке, а будто парил невысоко над пустыней.

Навигатор подъехал к видению и остановился.

– Привет, Крим, – произнес черный всадник. Голос был бы обычным, если бы в нем не слышался какой-то странный посторонний отзвук, похожий на эхо.

– Я так и думал, что это ты, – ответил навигатор. – Тебе всегда нравились драматические эффекты.

Черный всадник рассмеялся:

– Это единственная забава, которую я себе изредка позволяю. У меня есть неотложное дело, и только ты способен помочь мне.

– Ну что еще? Снова смешок.

– Ты всегда был одним из тех, Крим, на кого я могу положиться, хотя ты и не испытываешь должного почтения и страха перед такими, как я. Дошли до тебя слухи о Принцессе Бурь?

– Слухов много, суеты вокруг тоже хватает, – кивнул Крим. – Не могу сказать, что одобряю ее друзей и всех тех, с кем она знается.

– Я тоже, хотя, с ее точки зрения, они – единственные, кто будет знаться с ней до тех пор, пока она не откажется от своей гордой разрушительной идеи. Клиттихорн играет на этом, а военные, которых они привлекли на свою сторону, знают, как с толком использовать подобную силу. Многие годы я пытался заставить других прислушаться ко мне, но тщетно. Мои коллеги в других столицах полагают, что я сам жажду власти, а некоторые из них просто обезумели и вообще ни о чем не думают. Короли объединятся против общего врага не раньше, чем почувствуют, что он угрожает лично им, а пока их успешно настраивают против меня. Признаюсь, я недооценивал врага или, точнее, переоценивал себя. Он замечательный организатор, а я склонен плыть по течению. Так было всегда. Похоже, теперь мне придется расплачиваться за это, но расплачиваться буду не я один.

– Ты действительно думаешь, что здесь возможна настоящая империя?

– Может быть, да, может быть, нет. Но этого не будет, потому что Клиттихорну не нужна никакая империя. Его замыслы куда грандиознее. Если случится самое худшее, Клиттихорн сумеет уничтожить цивилизацию и большинство населения во всех вселенных, не только в Акахларе. Он содрогнулся бы, если бы только мог предвидеть те разрушения, которые произойдут, однако он слеп, как это и бывает с подобными ему. Его силы растут, Крим, но пока я еще могу остановить его. Если у нас будет Принцесса Бурь, то все их планы полетят к черту. Я находил Принцесс во Внешних Слоях, но он тоже искал их и убивал. Я переносил их сюда, но они не могли приспособиться к Акахлару, и агентам Клиттихорна ничего не стоило их обнаружить. Он почти загнал меня в угол. Мои возможности ограничены. Но сейчас, мне кажется, я знаю, где находится та, с кем я связываю главные надежды. Я не рискую отправиться туда сам, не рискую открыто проявить свою заинтересованность. Это ведь мгновенно стало бы известно.

– Еще одна Принцесса Бурь? Ну и ну, подумать только. И совсем рядом, правильно?

– Тебе по пути. Помнишь то несчастье, что обрушилось на караван Джахурта?

– Да. Около трех месяцев назад. Он был хорошим человеком.

– В караване Джахурта была одна из моих Принцесс и еще одна девушка, которую я сделал в точности похожей на Принцессу. Ты же знаешь, такие хитрости в моем стиле. Это отлично работало, хотя сомневаюсь, чтобы та девушка, у которой не было магических сил, была в восторге от меня самого и от той роли, что я ей навязал. Я хотел потом разделить их, чтобы сбить со следа людей Клиттихорна, но подружки потеряли друг друга во время наводнения или сразу после него. Мои люди обшарили весь район, но так и не нашли ни ту, ни другую. Я думал, что Принцесса была ранена в голову или попала в лапы кому-нибудь из местных негодяев. Мне стало бы известно, если бы она погибла. Она не владела по-настоящему своим даром, поэтому я чувствовал ее. Так вот, за последние одиннадцать недель на нашего знаменитого королевского губернатора четыре раза обрушился ливень.

– На герцога? А ему-то зачем Принцесса? Я ничего не слышал об уцелевших после наводнения, а ведь после несчастья с Джахуртом я уже дважды побывал в приюте. Если бы губернатор не знал, кто она, он отправил бы ее со мной или с каким-нибудь другим навигатором, который проходил через каньон, а если бы знал, то уже давно попытался бы сторговаться с тобой или с Клиттихорном. Он не стал бы так долго держать ее у себя: слишком горячо, не обжечься бы.

– Существует и третья возможность, о которой я до последнего момента не подумал, потому что меня сбивали с толку те же доводы, что сейчас привел ты. А что, если девушка была ранена, возможно, в голову, и ее нашли люди герцога? Что, если она просто помалкивала и разыграла из себя маленькую потерявшуюся девочку? Герцог известен своей любовью к больным и бездомным, ты же знаешь.

Крим присвистнул:

– Тогда он наградил ее своей патентованной амнезией, и она присоединилась к остальной толпе. Если ее не было среди слуг во дворце, я мог ничего не слышать и ничего не заметить. Крестьяне практически не общаются с чужаками. Если это амнезия, значит, она получила новое имя, а возможно, и новую личность и ничего не помнит о своем прошлом. К тому же тамошние крестьяне никогда не бывают в одиночестве, особенно женщины.

– Эта амнезия – плод алхимии?

– Думаю, да. В случае надобности они могли бы воспользоваться заклинаниями – у них в штате есть парочка неплохих чародеев, – но, думаю, они применили алхимию. Их собственного изобретения. Мне кажется, ее действие постоянно. Я никогда не слышал о восстановлении.

– Не существует постоянного зелья, которое оставляло бы человека в живых, не вызывая физических изменений. Я мог бы разобраться в этом даже отсюда, но сначала надо вытащить ее за пределы общины.

– Ты даже не представляешь себе, о чем ты просишь! Я же сказал, ее практически нельзя застать одну. Стоит кому-нибудь из них чихнуть, как все остальные тут же бросаются вытирать ему нос. Вывезти ее за пределы каньона тоже не просто. Ты же знаешь, Клиттихорн держит здесь небольшую армию. У нас на руках окажется перепуганная полоумная крестьянка, которая будет вопить и брыкаться. Людям Клиттихорна останется только отыскать перелетающую с места на место грозовую тучу, тут-то они меня и накроют.

– Ты еще не слышал всей истории. Чтобы сделать приманку правдоподобной и отвлечь внимание от настоящей Принцессы, я воспользовался тем, что она разъелась от скуки и безделья, и сделал постоянной ее полноту. Так что теперь это маленькая толстуха, которая весит никак не меньше сотни халгов.

– Чудесно! Значит, Клиттихорн уничтожит цивилизацию, вот и все. Забудь! Ты просишь о невозможном.

– Я акхарский маг, я все-таки кое-что могу. Мы с тобой в Акахларе. Здесь нет ничего невозможного.

– Поищи другого дурачка. Я буду держаться подальше от всего этого.

– Без тебя тут никак не обойтись. К тому же ты говоришь по-английски так, будто это твой родной язык, как и нашей Принцессы. Правда, когда я последний раз положился на мерзавца, который знал язык, он предал меня, пришлось наслать на него проклятие. Но я знаю, что тебе могу доверять, потому что мне известна глубина твоей ненависти к Клиттихорну.

Крим вздохнул:

– Мне понадобится помощь, и вообще надо обсудить все еще раз. Пока что ты меня не убедил. Что я получу, если вытащу ее оттуда?

– Ничего. Ничегошеньки. Пока она сама по себе, она не представляет для меня никакой ценности. Но первый, кто доставит ее ко мне целой и невредимой, кто бы это ни был, получит все. Одно желание – никаких разговоров о пунктах и условиях. Все, что только под силу акхарскому чародею, Крим. Все. Все или ничего.

Крим пристально вгляделся в призрачного всадника.

– Что это там чернеется? Дерево? Сукин ты сын! Прогуливаешься себе в тенистом парке или в лесу, радуешься жизни, а я торчу посреди пустыни, беседуя с тобой, а здесь живьем изжариться можно! Если она тебе так необходима, что ты просишь меня о невозможном, помоги нам хотя бы, обеспечь нужными заклинаниями; а потом за тобой три желания.

– Два. Одно – тебе, одно – Кире. Если будешь торговаться, я обращусь к другим.

– Ладно, пройдоха. Но за ту же цену ты мог бы просто отправиться к герцогу и получить ее прямо из рук в руки.

– Не исключено. Но он не смог бы доставить ее ко мне, а я – исполнить его единственное желание: мне не под силу изменить то, что совершил Ветер Перемен. И потом, я побоялся бы доверять ему после того, как он узнает, кто она.

– Ладно, – вздохнул Крим, – но потребуется время, чтобы сообразить, как все это сделать. Я дам тебе предварительный список того, что нам может понадобиться. Мы в нескольких днях пути от владений герцога и сегодня устроим привал у реки, что течет на дне ущелья. Вечером вы с Кирой обговорите все еще раз. Если она согласится, мы начнем действовать.

– Это серьезное дело, Крим. Ты можешь нанять сколько угодно людей на подмогу, но все, что касается девушки и моего участия в этом деле, должно остаться между нами. Пусть гадают, но знают: предателям от меня не уйти.

– Да, и мы не станем упоминать о награде, ладно? Даже самые верные люди могут почувствовать соблазн прикончить меня, чтобы заполучить ее самим. Тебе-то все равно, а я могу поплатиться шкурой.

– Согласен. Но только до тех пор, пока девушка у тебя. Если ты ее потеряешь, я оставляю за собой право обратиться к другим. А теперь иди, выпей чего-нибудь, отдохни. Эта езда так утомительна, ты того и гляди растаешь от жары, а я и так слишком долго здесь задержался.

– Ладно, старый негодяй. Я займусь этой грязной работенкой. Да встречи. Сегодня, в устье реки.

– Сегодня, возле ущелья, – эхом повторил странный всадник, повернул коня и поехал прочь.

Крим следил за тем, как чародей все бледнел и бледнел, пока не растворился в раскаленном воздухе.

Только тогда навигатор вернулся к каравану и лениво подал знак «готовься к отправлению». Он уже начал строить планы – пока еще очень смутные, так, неопределенные наметки. «Здесь требуются хитрость и изобретательность, это дело скорее для Киры. И все же нельзя и мечтать о большей награде. Но, черт возьми, прежде ее нужно заслужить! А если и самому Булеану придется при этом немножко попотеть – тем лучше».

 

Глава 5

Рабство, приманки и кот Мрак

Комуг, главный управляющий рабами дома Ходамока, не любил беспокоить своего господина без крайней необходимости. В первую очередь потому, что генерал часто вымещал свое раздражение на попадавшихся под руку рабах, хотя потом и сожалел об этом. Однако тем, кто, истекая кровью, вопил от боли, было немного проку от этих сожалений.

Но на этот раз Комуг был вынужден потревожить хозяина. Раб осторожно постучал в дверь кабинета и стал терпеливо ждать.

– Что еще там? – раздраженно рявкнул Ходамок.

– Это Комуг, господин. Тысяча извинений, но здесь посетитель, и он требует встречи с тобой. Дверь все еще не открывалась.

– Кто смеет чего-то требовать от меня?

– Чародей, господин. Третьего ранга, судя по одеянию. Он говорит, что его зовут Дорион и что он чрезвычайный посланец Йоми. Только поэтому я осмелился побеспокоить тебя.

На мгновение воцарилось молчание. Вдруг дверь распахнулась, генерал стоял на пороге, не столько рассерженный, сколько озадаченный. Комуг слегка поклонился и ждал. Он был одним из тех немногих рабов, которые не обязаны были простираться ниц в присутствии господина: слишком часто им приходилось общаться, – такой церемониал был бы попросту непрактичен.

– Йоми… – Ходамок задумался. – Какого черта хочет от меня эта старая перечница? – Он вздохнул. – Все же она колдунья Второго Ранга… Ладно, Комуг. Предупреди домашнего чародея и охрану. Пусть проверят его, и, пожалуй, придется принять посланца старой ведьмы.

– Господин, он именно тот, за кого себя выдает. Несколько рабов встречали его прежде на базаре. Он живет здесь постоянно и время от времени исполняет поручения Йоми. Я ни за что не позволил бы себе потревожить тебя, если бы не проверил этого.

Генерал удовлетворенно кивнул: раб знал свое дело; в конце концов, именно поэтому Комуг и занимал свой пост.

– Хорошо, веди его.

Дорион был не из тех, кто с первого взгляда внушает страх и благоговение. Роста примерно пять футов и восемь дюймов, слегка располневший, с пухлым ребяческим лицом, жиденькой бородкой и такими же усами, чародей сильно проигрывал рядом с высоким представительным генералом. Длинные и редкие рыжеватые волосы третьестепенного мага висели сосульками, а макушка совсем облысела. Плешь и длинная коричневая ряса придавали ему сходство с монахом. Глубоко посаженные голубые глаза смотрели слегка рассеянно, как у многих чародеев, но двигался он уверенно, хотя временами казалось, что, помимо зрения, он руководствуется еще каким-то чувством. Его голос звучал властно и повелительно, произнося заклинания, но в обычной беседе он казался неискренним и немного визгливым. Дорион слегка поклонился:

– Ваше превосходительство, я принес вам привет от Йоми из пещер Саркина. Я Дорион, смиренный чародей, живу тем, что исполняю поручения, которые другим угодно мне дать.

– Проще говоря, мальчик на побегушках, – отозвался генерал, не чувствуя никакого почтения к гостю. – Ты просил принять тебя, и, хотя сейчас я занят, я согласился предоставить тебе аудиенцию, так что давай займемся делом, если ты еще не разучился выражаться просто и ясно.

Дорион слегка улыбнулся и пожал плечами:

– Хорошо. Некая особа, в коей чрезвычайно заинтересована Йоми, была похищена бунтовщиками, что пытались проникнуть в речную долину, а потом захвачена всадниками Шорма. Ее привели сюда, выставили на аукцион и продали предложившему наибольшую цену. Этим покупателем были вы, ваше превосходительство, эта особа до сих пор у вас, и Йоми хотела бы получить ее. Генерал поднял бровь:

– Ты говоришь об этой маленькой потаскушке?

– Куртизанке, ваше превосходительство. Йоми очень заинтересована в ней, хотя я не знаю почему.

Чрезвычайно заинтересована. Йоми с лихвой возместит вам все расходы.

– Расходы не имеют никакого отношения к делу. Она – моя собственность, часть моей коллекции. Она мне дорого обошлась, однако теперь ее цена возросла еще больше. Я коллекционер, друг мой. Я не распродаю свою коллекцию.

Дорион нервно кашлянул:

– Ваше превосходительство, вы отлично знаете, что, хотя Йоми по известной необходимости и поселилась в этом месте, она остается могущественной волшебницей и, по правде сказать, пользуется известным влиянием среди Второго Ранга. Она редко вмешивается в дела Кудаана, однако может предложить выгодную сделку, Йоми не меньше вашего превосходительства заинтересована в девушке и, как и вы, умеет настоять на своем.

Генерал подавил усмешку. Это была самая вежливая и высокопарная угроза, какую он когда-либо слышал.

– Сэр чародей, вы отлично знаете, что девушка привязана ко мне. Если вы насильно заставите ее покинуть мои владения, она умрет, и вы останетесь с

Носом. Йоми может разрушить эту связь, но это дело долгое, девчонке нипочем не прожить столько времени. Покушение на меня тоже бессмысленно. Я защищен силами, которые под стать твоей Йоми. К тому же наследников у меня нет, и после моей смерти мои рабы – они этого еще не знают, – уничтожат дворец, а потом убьют себя. Так что говорить больше не о чем.

Чародей снова нервно кашлянул.

– О, прошу прощения, ваше превосходительство, но как смиренный посредник я вижу две стороны, равные как по силе, так и по упорству. Вы не просто солдат, но и блестящий руководитель. Тысяча извинений за то, что осмеливаюсь напоминать вам об этом, но Пустоши – не ваша стихия. Конечно, вы устроились сравнительно неплохо, надо признать, но все же это изгнание. Вы мечтаете о другом. Йоми больше нельзя назвать чистой акхаркой, однако силы ее нисколько не уменьшились, и мало кто может ей противостоять. Неужели вы действительно удовлетворены тем покоем, который обрели здесь, на Пустошах? Если так, нам действительно не стоит продолжать разговор.

Генерал откинулся на спинку кресла.

– Что ты имеешь в виду?

– Вам, наверное, известно, что Варог, Королевский Волшебник, совсем обезумел, отдалился от мирских дел и, как часто бывает с теми, кто обладает слишком большой властью, решил попробовать свои силы в ином мире. Будет совсем не трудно толкнуть его на решительный шаг и полностью убрать со сцены, но сейчас он так неистовствует, что только чародей Второго Ранга может отважиться на встречу с ним. Все ученики пали жертвой его помешательства, так что, если Варог решится претендовать на Первый Ранг, место Королевского Волшебника окажется вакантным. Число магов Второго Ранга, которые могли и желали бы принять этот пост, весьма ограничено. Если бы преемник Варога был нашим сторонником, он мог бы оказать вам поддержку. Но его преемником может стать и тот, кому будут совершенно безразличны ваши интересы, и в этом случае вам останется только наслаждаться благами пожизненной отставки.

Генерал пристально рассматривал чародея.

– Если я тебя правильно понял, ты говоришь, что Йоми могла бы посадить на место Варога кого-нибудь из тех, кто не слишком доволен режимом? И вся эта суета из-за какой-то паршивой шлюхи?

– Как смиренный посланец я могу только подтвердить, что вы, ваше превосходительство, весьма точно поняли суть предложения высокочтимой Йоми. Ходамок вздохнул:

– Ну, во-первых, в это трудно поверить. Навряд ли Йоми или кто бы то ни был сможет осуществить такое. Ну а самое главное, почему, собственно, эта пигалица стоит таких усилий. Вы ставите меня в трудное положение, сэр. Если я отдам ее, мне придется поверить вам на слово. Не сомневаюсь, что старая ведьма действительно верит, будто она в состоянии все это проделать, однако надежды и действительность не совсем одно и то же. Уж мне-то это хорошо известно. Именно поэтому я здесь и оказался. С другой стороны, вы доказали мне, что я владею чем-то действительно ценным. Если твоя хозяйка так суетится из-за нее, то, наверное, есть и другие, кто знает ей цену. Думаю, стоит подождать других покупателей, возможно, мне предложат что-нибудь менее эфемерное.

– Это было бы ошибкой, ваше превосходительство, – предупредил его Дорион так же спокойно, как говорил до сих пор. – А человек вашего масштаба не имеет права больше, чем на одну серьезную ошибку в жизни. Это не просто политика, в деле замешано колдовство. И касается оно не только Йоми, но и других акхарских магов из самых могущественных. Ваша защита, созданная Варогом, была бы надежной в прежние времена, однако настроить против себя сразу нескольких магов Второго Ранга… Со стороны человека, обладающего вашим умом и опытом, было бы несколько самонадеянно полагаться на эту защиту, особенно если Варог окажется не в состоянии ее поддерживать. Генерал поднялся.

– Ты смеешь угрожать мне в моем собственном доме, в моих владениях? – прогремел он.

Из потайного кармана Дорион извлек маленькую склянку, незаметно откупорил ее и, не прекращая разговор с генералом, высыпал порошок из флакончика на пол кабинета. Так же незаметно он снова закупорил сосуд и спрятал его. Все это заняло не более нескольких секунд, и Ходамок ничего не заметил.

– Я не угрожаю вам, ваше превосходительство.

Йоми тоже. Но дело выходит далеко за пределы ваших собственных стремлений и честолюбивых замыслов. Здесь замешаны чрезвычайно могущественные лица. Я пришел сюда безоружным, без злобы и ненависти, пришел, чтобы передать вам честное предложение. Повторяю, я всего лишь смиренный посланник, и теперь моя роль окончена. С вашего разрешения, ваше превосходительство, я удаляюсь, чтобы передать ваши искренние приветствия тем, кто меня послал.

Генерал был в бешенстве, но рассудок подсказывал ему, что он ничего не выиграет, если сейчас расправится с этим ничтожеством. Нужно было оттянуть время, чтобы выяснить, почему старуха так вцепилась в эту девчонку, и приготовиться к защите против магии, которая в любую минуту могла обрушиться на него. Генерал был акхарцем королевской крови, и даже в изгнании он все еще обладал некоторыми правами, которые дает только царское происхождение.

– Скажи своей хозяйке, что я желаю точно знать, зачем и кому нужна девчонка. Только после этого возможно дальнейшее обсуждение, – сказал Ходамок магу. – Я ничего не обещаю. А теперь вон отсюда! Я прикажу прикончить тебя на месте, если ты когда-нибудь снова покажешься в моих владениях, и даже ваша драгоценная шлюшка сделает это, как только тебя увидит!

Маг поклонился, коснулся рукой лба и быстро вышел из кабинета. Не то чтобы угроза его особенно напугала, но ему следовало срочно убраться отсюда… по другим причинам. Не один Ходамок знал о волшебной связи, которую может призвать лицо королевской крови, и не один он знал, сколько времени на это потребуется, к тому же Йоми не могла позволить генералу допросить девушку. Генерал полагал, что полностью контролирует ситуацию, – было самое время показать ему, насколько он ошибается. Тем временем Ходамок пытался еще раз все обдумать. Если хотя бы часть из того, что наговорил этот мерзавец, правда, значит, эта девчонка кому-то очень нужна. Почему? Возможно, в ее хорошенькой пустой головке хранится какая-то информация, о которой она даже не подозревает и которую получит только тот, кто будет знать, как ее извлечь. Если это так, понятно, почему за ней охотились чужие солдаты, но Йоми могла передать или получить любую информацию без посредника.

Возможно, девчонка предназначена в жертву? Она достаточно красива для этого, но отнюдь не девственница, так что в этом смысле от нее тоже мало проку. Возможно, она дочь какой-нибудь шишки, и очень важной шишки. Сбежала из дому, угодила в куртизанки, а Йоми подрядилась ее отыскать? Пожалуй, это больше всего похоже на правду.

Необходимо все разузнать о ней. Раб Покар очень неплохой художник. Хороший рисунок, возможно, вместе с ее прекрасным локоном очень пригодился бы для магического и алхимического анализа. Многие солдаты герцога Паседо когда-то служили в охране Ходамока. Их можно будет использовать.

– Комуг! Иди сюда! У меня к тебе дело! – гаркнул генерал. Никакого ответа. Он крикнул снова:

– Комуг! Зайди ко мне! Эй, кто-нибудь там, сюда!

Ходамок поднялся из-за стола, почувствовав вдруг, что воздух в его кабинете стал абсолютно неподвижным. Кабинет находился достаточно далеко от жилых комнат, но сюда постоянно долетали отдаленный гул, крики, приглушенные звуки. Теперь они исчезли.

Внезапно пол кабинета содрогнулся, как при землетрясении, генерал кинулся к дверям, попытался их распахнуть, но их будто приварили к косяку. Потом раздался треск ломаемого дерева, пол перед самым столом Ходамока вспучился, словно в него снизу ударили тараном. Сообразив, что маг, уходя, оставил что-то, генерал кинулся в угол кабинета, встал на определенное место и сделал несколько магических знаков. На полу проступала едва заметная пентаграмма, за огромную цену созданная искусным магом. Пентаграмма была запечатана специальным ритуалом и должна была защитить своего владельца от любых неприятностей.

Половицы вздыбились, и в грохоте ломающихся балок из-под пола поднялась странная, жуткая фигура. Огромная, намного выше и толще генерала, в бесформенном черном одеянии, которое скрывало чудовищное, абсолютно нечеловеческое тело. Голова фигуры была скрыта капюшоном, но вот длинные, скрюченные пальцы с острыми, как ножи, ногтями откинули его, стало видно лицо невообразимо древней старухи, на котором морщин было больше, чем звезд на небе. Большую часть черепа покрывали уродливые бордовые лишаи, лишь кое-где торчали жалкие клочки длинных седых волос. Острый, хищно изогнутый нос скорее напоминал клюв. Слепые бельма уставились на Ходамока, и беззубый рот скривился в жуткой пародии на улыбку.

– О, мы, я вижу, перепугались и забились в уголок. – Голос у старухи был высокий, визгливый. – Ну и ну! Что за милая пентаграммка! Ты всегда был на девяносто процентов безупречен, ведь правда, Ходди? А остальные десять превращали тебя в патентованного неудачника.

Ходамок не испугался:

– Ага, сама великая Йоми в кои-то веки выползла из своей пещеры и пожаловала ко мне. Это высокая честь, хоть пол моего кабинета и пострадал.

Колдунья, видимо, сочла это замечание в высшей степени остроумным и разразилась визгливым смехом:

– Ну и насмешил ты меня! Признайся, ты ведь ожидал чего-нибудь подобного, правда? До чего же у нас с тобой много общего! Мы кое-чего достигли в жизни, но совершили серьезные ошибки и загремели в эту грязную дыру на задворках мира. Единственная разница между нами в том, что я не совершу подобной ошибки во второй раз. Ты же, сдается мне, обречен на самоуничтожение.

– Все эти театральные эффекты очень впечатляют, но ты и сама знаешь, что проку от них никакого, – отозвался Ходамок. – Пентаграмма защищает меня, и даже если ты меня убьешь, все равно ничего не добьешься. А смерти я не боюсь, я солдат.

Йоми извлекла из складок своего одеяния маленькую гротескную восковую фигурку и показала ее генералу.

– Узнаешь, Ходди? Знаю, знаю, такие бравые вояки, как ты, в детстве играют только в оловянных солдатиков, а вот мы, девочки, предпочитаем куколок. Казалось бы, что может быть глупее этих жалких тряпичных комочков? Но должна тебе сказать, что и от кукол может быть польза. Большая польза, и ты в этом очень скоро убедишься.

Ходамок с беспокойством рассматривал куклу.

– Кажется, она должна изображать меня, – произнес он, все еще пытаясь придать своему голосу уверенность.

– Да, уж поверь мне, это ты и есть, – ухмыльнулась старуха. – Здесь немного твоих волос, немного твоих ногтей, ну и еще кое-что. Крови, правда, нет, но ведь я и не хочу твоей смерти.

– Это невозможно! Все всегда уничтожалось или было защищено заклятиями. Этим распоряжаются только самые доверенные рабы.

– Ну, ты не совсем прав. Ты ведь, мой милый, самый настоящий параноик. Ты всегда требовал, чтобы каждый раб был привязан к тебе с помощью каких-то частиц тебя самого. Это замечательно, если у тебя под рукой есть маг, способный постоянно контролировать демона стихий, но такие маги редки, а демоны обычно запрашивают просто несуразные цены… Но все же иногда можно иметь дело даже с демонами. Кроме того, иногда сгорает не все. Тут волосок, там кусочек ногтя, и можно приступать к делу.

– Карелла – связанный маг, – выдохнул генерал. – Это же невозможно! Она под добровольным заклинанием Второго Ранга! Она не может обмануть доверие клиента, за это ее ждет неминуемая смерть!

– Правда, правда. Но у нее самой всего лишь третий ранг, мой дорогой. Она никогда не предавала своих клиентов. Нет, предавал демон, он не сжигал все до самой последней частички, а передавал эту частичку мне, а уж как я ее использую, это мое дело. С этим демоном мы неплохо спелись еще раньше, чем бабушка Кареллы появилась на свет. Так что не

Спорь. – Йоми вздохнула. – Давай-ка обсудим все. Итак, ты отдаешь мне девушку, а я за это позабуду об этой встрече.

Ходамок все еще не верил.

– Возможно, ты сможешь убить меня, даже здесь, но ты не сможешь подчинить меня своей воле!

– Но, дорогой мой, зачем мне тебя убивать? – пожала плечами Йоми. – Посмотрим, что будет, если я просто ущипну эту маленькую ножку…

Генерал взвыл и рухнул на пол, схватившись за правую ногу. Морщась от боли, он стянул башмак – на месте ступни была бесформенная кровавая масса.

– Видишь, дорогуша? Нехорошо быть таким невежливым со старой дамой, – проворковала колдунья. – Ну, что же дальше? Может быть, другая нога? Потом правая рука, за ней – левая. А интересно, что-то будет, если я ущипну вот здесь, где сходятся эти две маленькие ножки?

Почти теряя сознание от страшной боли, Ходамок, задыхаясь, прохрипел:

– Нет, нет! Хороший солдат всегда знает, когда битва проиграна. Поэтому я и живу здесь, а не гнию на кладбище. Я готов пойти на сделку с тобой…

– К черту сделки, куколка. Я же говорила, что мы с тобой похожи. Разве ты стал бы предлагать сделку тому, кто так грубо с тобой обошелся и причинил тебе столько беспокойства?

– Я заплатил за нее тридцать две сотни! По крайней мере, я требую возмещения!

Йоми подняла куклу повыше и прокричала, подражая голосу аукциониста:

– Вот перед вами генерал Ходамок! Сколько вы предложите за него, господа? Сколько мне предложат за ногу? А за руку? А за мужскую гордость? Тысячу, я слышу? Две?

Генерал пришел в настоящее бешенство, и колдунья почувствовала, что, пожалуй, переиграла.

– Делай что хочешь, старая ведьма! Если ты приведешь ее ко мне, я прикажу ей убить себя! Ты не сможешь мне помешать, я готов к смерти, и мне все равно, что меня ждет!

Йоми соображала быстро.

– Ну хорошо, хорошо. Я дам тридцать пять сотен, неплохо, а? К тому же я приведу в порядок твою ногу и пол кабинета.

– Этого мало. Я хочу еще эту куклу. И защитные заклинания, чтобы впредь ни мое тело, ни мой дом не могли подвергнуться подобному нападению.

Старуха поняла, что он будет тверд в своем решении, и немедленно согласилась:

– По рукам. Но ты должен забыть об этой девушке. Забыть, что она была здесь, что ты вообще ее видел. Скажи всем гостям, которые знали о ней, что она умерла, что ее убили, как-нибудь замни это дело. Если ты нарушишь наш уговор, заклинание, скрепляющее его, потеряет силу, время повернется вспять, и я снова окажусь здесь, с этой самой куклой в руках. Но если ты будешь верен своему слову, можешь забыть о неприятностях.

– Хорошо, я пошлю за девушкой.

– В этом нет нужды, – отозвалась колдунья. – Я сама этим займусь.

Чарли была наверху, ей хотелось погреться на солнышке, она грезила о людях и странах, которые были так далеко отсюда, и забыла обо всем, что ее окружало. Вдруг у нее закружилась голова, все вокруг поплыло, дневной жар куда-то исчез, и в мгновение ока Чарли оказалась в странной комнате, где перед ней предстала жуткая картина.

Сразу увидев Ходамока, она начала было, как полагалось, опускаться на колени, но почувствовала что-то сзади себя, обернулась и увидела Йоми. Как ни велик был ее ужас, заклинание сделало свое дело: господину плохо! Защищай!

Чарли бросилась на колдунью, но Йоми просто выставила перед собой ладонь, и девушка будто налетела на кирпичную стену. Не в силах сделать ни шагу вперед, она бессильно рухнула на пол, но сразу же попыталась подняться, чтобы броситься на защиту хозяина.

– Оставь ее в покое, – крикнул Ходамок. – Подойди ко мне.

Чарли немедленно остановилась и направилась к генералу. Однако когда она дошла до определенного места, почти рядом с ним, то обнаружила, что не в состоянии сделать ни шагу вперед.

– Заклинание рабыни не дает ей пересечь пентаграмму, болван, – заметила Йоми, на мгновение позабыв о своем намерении оставаться вежливой. – Сними с нее узы.

– Встань на колени и наклонись как можно дальше, – приказал девушке Ходамок. Она повиновалась. Превозмогая боль, генерал пододвинулся к ней и коснулся кольца у нее в носу.

– По доброй воле я передаю власть над тобой, – проговорил он. – Это Йоми. Отныне ты будешь повиноваться ей, своей госпоже, как повиновалась мне, теперь ты привязана к ней. Теперь ты ее собственность, все мои приказы утратили силу. Повинуйся Йоми.

Голова у Чарли снова закружилась, она даже слегка покачнулась, а потом вдруг почувствовала, будто с ее рассудка спала какая-то пелена. Этот человек в форме перестал быть для нее кем-то особенным.

– Девушка! Поднимись, повернись, посмотри на меня! – приказала Йоми, и Чарли повиновалась, подумав: «Ну вот, опять та же песня!»

– Мне и твоему прежнему господину требуется еще кое-что обсудить. Ты уйдешь отсюда, когда я тебе скажу, выйдешь через нижний уровень пещеры, на границе владений Ходамока найдешь мага в коричневой мантии. Его зовут Дорион. Он назовет свое имя и скажет, что представляет меня. Ты пойдешь за ним, будешь повиноваться ему и никому другому, пока мы не изменим твое заклинание. А теперь иди! Чарли обнаружила, что, как и было приказано, идет к выходу, и, уходя, аккуратно закрыла за собой дверь.

Йоми снова повернулась к Ходамоку:

– А теперь я исполню свою часть сделки. Я всегда выполняю свои обязательства, генерал, жду того же и от тебя. Оговоренная сумма в течение часа будет внесена на твой счет в городе. – С этими словами она снова натянула на голову капюшон и начала напевать, делая пассы руками.

Послышался странный гул, Йоми медленно погрузилась в зияющую дыру в полу, и она пропала, будто ее и не было. Ходамок почувствовал, что боль в ноге внезапно ушла, и, посмотрев вниз, обнаружил, что ступня цела, а ботинок по-прежнему валяется на полу. Он быстро натянул его, неуверенно поднялся, выбрался из пентаграммы и направился к столу. Чтобы окончательно овладеть собой, ему потребовалась еще пара минут, наконец он собрался с духом и взглянул на маленькую неуклюжую куколку, которую оставила на столе Йоми.

Не теряя времени, генерал разыскал медную чашу и налил туда немного масла из светильника. Потом положил куклу в чашу, вылил на нее остатки масла и высек искру кремнем. Пламя было сильным, и через несколько минут в чаше осталась только лужица растопленного воска да маленькие обуглившиеся клочки и лоскутки. Теперь по крайней мере он был избавлен хотя бы от этого.

Но гордость его была уязвлена. Никто, никто прежде не смел так с ним обращаться! В его собственном доме, в его штабе! Сначала он позаботится о защите, а потом найдет способ отомстить, пусть даже на это уйдут годы. А еще он любыми путями выяснит, что такого ценного в этой маленькой шлюхе, и позаботится о том, чтобы вся выгода от этого знания досталась ему одному.

* * *

Дорион ждал Чарли сразу за пределами владений Ходамока. Она шла быстро, и при взгляде на нее чародей почувствовал, что ему трудно сопротивляться эротическому заряду, исходившему от девушки. Каждое ее движение было неосознанно соблазнительным. Дорион впервые видел существо, которое обладало такой сексуальной привлекательностью и было живым человеком, а не каким-нибудь адским гомункулом, которого следовало избегать всякому здравомыслящему магу. На Чарли было одеяние из бисера. Его нижняя часть, как яркий занавес, прикрывала девушку спереди, а причудливая верхняя часть костюма, тоже набранная из бусин, поддерживала и подчеркивала грудь. Если не считать бисера, девушка была совершенно обнажена, впрочем, и он отнюдь не скрывал линий ее совершенной фигуры.

Чарли остановилась у выхода из пещеры; впервые за несколько месяцев она хотя бы на несколько дюймов вышла за пределы генеральских владений. Теперь она стояла, оглядываясь по сторонам в поисках мага.

Дорион выступил из темноты и приблизился к ней.

– Я Дорион и действую от имени Йоми, – произнес он, и его голос прозвучал несколько взволнованно. – Повинуйся мне, как повиновалась бы ей.

– Да, господин, – ответила она низким, мелодичным, обольстительным голосом.

И тут Дорион впервые осознал, что Чарли действительно исполнит все, что он прикажет. Девушка была всецело в его власти… Но нет, у него не хватит духу воспользоваться своим положением.

– Возьми меня за руку и следуй за мной, – приказал он. – Идти нам далеко, к тому же придется пробираться по задворкам, чтобы избежать нежелательных встреч. Мне сказали, что ты понимаешь акхарский, но не можешь на нем говорить. Какие еще языки ты знаешь?

– Английский, испанский и Короткую Речь, господин, – ответила девушка.

– Английский, да? Значит, у нас есть кое-что общее. Мне так и не удалось овладеть английским настолько, чтобы говорить на нем, однако я понимаю неплохо. Говори по-английски, а я буду – по-акхарски, так мы, возможно, сможем общаться. Ладно?

Чарли с облегчением подумала, что наконец-то сможет с кем-то поговорить!

– Да, господин, – по-английски ответила она. – Ты из Внешних Слоев, надо полагать. Сюда тебя перенес Булеан? – спросил он и двинулся вперед, как ей показалось, в полной темноте.

– Да, господин. Мне кажется, с тех пор прошло почти два года, хотя я и не могу судить об этом точно. – Ей не хотелось в этом признаваться, но у нее не было ни малейшего представления о том, кто этот человек. Сторонник ли Булеана или служит Клиттихорну? Та тварь в кабинете Ходамока выглядела ужасающе. Она здорово походила на то создание, которое во время наводнения убило столько народу и чуть было не добралось и до нее. Но заклинание раба не оставляло выбора: во-первых, беспрекословное подчинение; во-вторых, автоматическое повиновение любому, кто окажется поблизости; в-третьих, говорить только тогда, когда к тебе обращаются, а отвечать только на заданный вопрос, и отвечать совершенно правдиво. Невозможно солгать, если только не было такого приказа, и раб всегда нуждается в ком-то, кто будет им повелевать. Как планета вечно движется по своей орбите вокруг солнца, так раб вечно следует за своим господином.

Именно поэтому Йоми пришлось действовать так быстро после того, как Ходамок отверг ее первое предложение. Если бы девушку допрашивал ее хозяин, он мгновенно узнал бы всю правду.

Идти было действительно далеко, и Чарли не переставала гадать, как это магу удается отыскивать нужную дорогу, но в конце концов они оказались на поверхности, среди скалистых отрогов, которыми изобиловали Пустоши. Теперь перед ними лежала узенькая тропинка, которая бежала вдоль края утеса и снова ныряла в темную пещеру.

Внутри стояла знакомая вонь, такая же, какая в старые добрые времена наполняла лабораторию Бодэ. Странные запахи, которые витали в воздухе, говорили о том, что это жилище колдуна или алхимика. Они прошли через несколько маленьких комнат и оказались в большой, где царил полный бедлам.

В центре комнаты располагался очаг, над которым было сооружено что-то вроде железной паутины. На нее при желании можно было ставить горшки и миски, подвешивать чайники и котелки. Сейчас там стоял дымящийся горшок, и, глядя на кипящую бурду и вдыхая жуткое зловоние, Чарли про себя помолилась, чтобы это был не обед.

Остальную часть пещеры занимали полки, забитые всевозможными коробочками, шкатулками, пузырьками, бальзамированными ящерицами, чучелами летучих мышей и тому подобным хламом, девушка заметила даже высушенную человеческую голову и пару черепов. Было в комнате и множество книг – старинные, огромные, покрытые плесенью фолианты. Единственный свободный простенок был завешен старым вылинявшим ковром, свисавшим до самого пола.

– Здесь не слишком-то уютно, я знаю, но, поверь, это лучше, чем берлоги большинства чародеев, – заметил Дорион. – Садись сюда, на пол. Уверен, Йоми не заставит себя ждать.

Действительно. Ковер внезапно отодвинулся, и великая колдунья вступила в комнату; за ковром скрывалась еще одна пещера, которая, судя по всему, служила старухе личными покоями. Когда Чарли видела Йоми в кабинете Ходамока, нижняя часть тела колдуньи была скрыта под полом, и девушка не могла как следует ее рассмотреть. Однако лицо чародейки было трудно забыть. Она очень напоминала сморщенную ведьму из «Белоснежки», только была еще уродливее.

Йоми уставилась на девушку. Оба глаза колдуньи были затянуты бельмами, и все же Чарли почувствовала, что ее пристально рассматривают.

– Проклятие! – пробормотала чародейка. – Столько хлопот, и вот у нас в руках всего-навсего подделка. Я-то надеялась, что ты хоть здесь не ошибешься, сынок.

– Подделка? – изумленно переспросил Дорион.

– Конечно. Сразу видно, что ее аура так и горит всякими хитрыми штучками Булеана. Ради всего святого, дитя мое, скажи мне, как ты оказалась в обличье Принцессы Бурь? Говори по-английски. Меня в свое время заставили выучить этот квакающий язык.

– Это долгая история, госпожа, но все было именно так, как ты сказала. Волшебник Булеан сделал это со мной с помощью магии с дистанционным управлением.

– Магия с дистанционным управлением! Замечательно! Неплохо сказано, дитя мое. Расскажи нам, кто ты на самом деле и что с тобой случилось. Не спеши – у нас довольно времени.

И Чарли рассказала им всю свою историю. О том, как еще в своей стране, в своем мире, она подружилась со своей одноклассницей, очень странной девушкой, о том, как благодаря собственному неверию в возможность какой бы то ни было магии она вместе с подругой, ее звали Сэм, оказалась затянута вихрем в Акахлар. Чарли рассказала, как во время падения в этот мир Булеан спас их от Клиттихорна. Как их подобрал, а потом предал наемник Зенчер, но это произошло уже после того, как Булеан превратил саму Чарли в точную копию Сэм.

Девушка рассказала и о том, как ее продали Бодэ, которая своим искусством подарила ей эту совершенную красоту и татуировку в виде голубых мотыльков, чтобы сделать из нее куртизанку высшего класса, о том, как, пытаясь спасти ее, Сэм нечаянно заставила Бодэ выпить любовное зелье, отчего сумасшедшая художница отчаянно влюбилась в девушку. О том, как Чарли, чтобы собрать деньги, необходимые, чтобы добраться до Булеана, вызвалась действительно заняться ремеслом куртизанки, а Сэм тем временем обленилась и растолстела, живя под крылышком Бодэ. И как им в конце концов удалось собрать деньги и отправиться в путь.

Чарли рассказала и о том, как во время путешествия на них напали разбойники, и тогда Сэм воспользовалась своей силой, чтобы призвать бурю, которая спасла их, но ценою гибели каравана во время наводнения. О том, как тех, кто выжил, захватила банда Астериал, как их пытали и насиловали, и с том, как демон, заключенный в Кристалле Омака, спас их. И наконец, о том, как она потеряла своих спутниц и оказалась здесь.

Йоми и Дорион напряженно слушали ее, кивали и лишь изредка задавали вопросы. Когда Чарли кончила свой рассказ, она знала, что теперь ее жизнь и жизнь Сэм всецело в руках этих двоих.

Какое-то время Йоми хранила молчание, а потом вздохнула и произнесла:

– Ну что ж, теперь по крайней мере мы знаем, что происходит. Придется, наверное, постараться заполучить и Бодэ, это может оказаться либо легче, либо сложнее, в зависимости от настроения Джамоника и от того, есть ли ему какая-нибудь польза от этой художницы. Правда, он купец, у него все продается и покупается, не то, что этот Ходамок, коллекционер чертов! – Старуха снова вздохнула. – Да, Принцессой по справедливости следовало бы быть тебе, а не твоей подруге. Но ничего не поделаешь, нам придется действовать исходя из того, что мы имеем, а не из того, что нам хотелось бы иметь. Я чувствую, тебя что-то сильно тревожит. Скажи, пожалуйста, что именно.

– Госпожа, мне не нравится быть рабыней.

– Да мы тут все рабы, дитя мое, – рассмеялась

Йоми. – Мы только тешим себя, притворяясь свободными. Сам по себе Акахлар – источник могущества, силы, богатства и практически безграничных возможностей, но девяносто процентов населяющих его людей – всего лишь игрушки жалкой кучки власть предержащих. Они подчиняются монархам и правительствам, на которые не имеют никакого влияния. А большинство населения зависит еще и от всевозможных религий и сект. Войны и революции всегда начинаются во имя защиты угнетенных, но неизменно оказывается так, что выгоду получает лишь маленькая группа хитрецов. Я завидую тебе, если тебе довелось родиться и вырасти в обществе, не похожем на наше. Должно быть, это замечательно.

– Госпожа, в моей стране уважают свободу личности, хотя большая часть моего мира мало чем отличается от того, что ты рассказала об Акахларе.

– Правда? Значит, твоя страна располагает огромным богатством, и ты принадлежишь к немногим избранным. Точно так же, как здесь акхарцы. Конечно, и среди акхарцев попадаются бедняки, но даже самые бедные из них живут лучше, чем тысячи рас, обитающих в мирах, которые грабят акхарцы.

Чарли хотелось возразить, что в ее мире все обстоит не так, однако заклинание рабыни просто не позволяло ей спорить с хозяевами, и к тому же ей вспомнились «мокроспинники», нелегальные эмигранты-мексиканцы, которые надрывались на полях южных штатов. Ей вспомнились жуткие трущобы Мехико рядом с туристическими виллами и роскошными отелями. И в конце концов, много ли проку от того, что любой может участвовать в выборах? Все равно победа останется за тем, на чьей стороне деньги. А преступный мир Тубикосы, с которым была связана Бодэ, мало чем отличался от того, что можно было найти в любом большом городе на Земле, где тоже полно грабителей и проституток. Но все же ее мир, несмотря на все свое несовершенство, все-таки обеспечивал какой-то комфорт, и к тому же вот уже сто лет, как они избавились от рабства.

– Что бы ты сделала или что собиралась делать, если бы не все эти передряги? – поинтересовалась Йоми.

– Окончила бы школу и поступила в колледж, – ответила Чарли. – Благодаря контролю рождаемости большинство женщин в нашем мире не так уж сильно связаны семьей. Я собиралась получить диплом по химии, чтобы потом заняться производством косметики.

– Правда? Прекрасные перспективы. Выучиться, чтобы потом помогать другим женщинам выглядеть привлекательнее. Много денег, никаких обязательств и уйма развлечений. Возможно, время от времени немного благотворительности, чтобы успокоить совесть. Пока живешь, наслаждайся жизнью, чего ж еще? Просто удивительно, что не все вы умираете еще в молодости от зелий удовольствия и венерических болезней. Или у вас их не бывает?

– Конечно, бывают, госпожа. Наркотики, алкоголь и много, много разных болезней. Когда я покинула свой мир, там как раз появилась одна новая, от которой не было спасения. Я боялась, нет ли чего-нибудь подобного и тут.

– Ну конечно, есть, малышка! Однако ты можешь не беспокоиться о таких болезнях. То, что не под силу алхимии, может контролировать магия, и если такая болезнь создается Ветром Перемен – а такие случаи бывали, – то вмешиваются акхарцы и… скажем, стерилизуют ее. У тебя иммунитет к сотне или около того венерических заболеваний, которые существуют в этом мире, так что не тревожься. Именно поэтому куртизанки и ценятся так высоко. Конечно, остальному населению не так повезло. Однако даже самые знатные из акхарцев могут пристраститься к зельям удовольствия. Этим, кстати, и занимается Джамоник, поэтому-то он и выложил столько за рабыню-алхимика. Именно так Ходамок надеется со временем завоевать Маштопол. Приучи людей к зельям удовольствия, особенно если это члены королевской семьи и другие видные шишки, и вся их власть перейдет к тебе. Генерал рассчитывает поработить их так же, как поработил тебя. Не надо грустить об этом. Это кольцо говорит всему миру, что твое положение было навязано тебе против твоей воли. В этом нет ничего позорного. Я чувствую, что у тебя есть вопрос, задай его.

– Тогда… Госпожа? Мое рабство вечно? Я никогда не стану свободной?

– Ну почему же! Правда, этот ритуал очень сложен, но любой чародей второго ранга и даже некоторые маги третьего могут исполнить его, если у них есть разрешение твоего господина. Найти того, кто захочет этим заняться, не говоря уже о том, чтобы добиться согласия своего господина, – вот это действительно сложно. Извини, моя дорогая, но об этом не может быть и речи. Ну-ну, не гляди на меня так. Пока ты была на свободе, ты вела себя не очень-то мудро, иначе не превратилась бы в рабыню. Твоя самая главная ценность заключалась – и заключается – в том, что ты приманка. Клиттихорн может заподозрить неладное, но пока он не знает наверняка, он от тебя не отвяжется, и это означает, что он будет продолжать охоту. Ты должна отвести их от твоей подруги… и при этом сама не попасть им в лапы, чего вы хотя и с трудом, но все же избегали до сих пор. Но прежде чем мы сможем тебя использовать, нам придется отыскать и вызволить твою художницу. Раз эта Бодэ имела дерзость заставить твою подругу добровольно принять брачное заклинание, значит, она нам необходима. Боюсь, твоя Сэм попала в лапы герцога Паседо и сейчас в полном неведении весело собирает какие-нибудь идиотские ягоды за много лиг отсюда. Нам еще предстоит выяснить, так ли это. Но у тебя есть какие-то другие заботы и сомнения. Говори.

– Госпожа, я не могу смириться с тем, чем я стала в этом мире.

– Подделкой?

– Нет, госпожа, куртизанкой. Женщиной, которая продает свое тело. В моем мире это считается самым унизительным занятием для женщины.

– И тебя тревожит то, что ты так низко пала?

– Нет, госпожа. Дело в том, что… в Тубикосе я… целый год вела жизнь куртизанки и… и мне это нравилось. Боюсь, во мне что-то не так, что-то, о чем я прежде и не подозревала. Я скорее предпочла бы быть шлюхой, чем воительницей, или королевой, или бизнес-леди.

Йоми пожала плечами:

– Были королевы и колдуньи, которые прекрасно справлялись с делом, а другие терпели провал – точно так же, кстати, как мужчины. Мы – то, в чем мы находим наше предназначение. Тот, кто, не нашел своего предназначения, – ничтожество. Если тебе нравится твое занятие, в этом нет ничего постыдного. Не думай о том, чего требуют от тебя другие, и будь довольна собой. Подумай лучше, что бы ты предпочла: быть рабыней и куртизанкой или обладать неописуемым могуществом, жить вечно и выглядеть вот так?

С этими словами Йоми распахнула свое одеяние, и Чарли охватил приступ тошноты. Она увидела огромную, скользкую бесформенную розоватую Тушу, непрерывно вздрагивающую и пульсирующую, словно огромная личинка или червь. Кое-где на ней висели лохмотья облезшей кожи, трепетавшие в такт пульсации.

Йоми запахнула мантию.

– Чародеи второго ранга обладают наивысшей свободой, какую только можно получить в этом или в любом другом мире, – сказала она потрясенной девушке. – То, что я могу узнать, то, что я могу сделать, поражает даже мое воображение. Я прожила шестьсот лет, и чего только я не видела, и чего только я не совершала… И тогда незаметно подкрадывается безумие, и ты начинаешь думать и поступать так, будто ты бог. Рано или поздно, но это случается со всеми нами. Ты начинаешь роптать даже на те едва заметные ограничения, которые все же имеет твоя власть. Ты не в силах примириться с ними. Первый Ранг или ничего! И вот наконец ты решаешься, ты заглядываешь в такие бездны, в которые никогда не решался заглянуть, ты совершаешь такое, чего никогда не решался совершить… Последний предел – Ветер Перемен, и ты идешь ему навстречу. Мне еще повезло, я успела отступить, и мой облик будет служить мне постоянным напоминанием. Я возвратила себе, точнее сказать, обрела заново хотя бы частицу здравого рассудка. Но я знаю, что раньше или позже я попытаюсь снова. Это неизбежно. Жить вечно можно лишь тогда, когда можно бороться и побеждать, в противном случае лучше смерть. Но мой срок еще не пришел, еще не время…

Йоми вздохнула, потом вдруг отогнала от себя эти мысли и склонилась, чтобы пристальнее вглядеться в лицо Чарли.

– Что у тебя с глазами, дитя мое?

– Госпожа, я всегда была близорука, а в последнее время мое зрение очень ухудшилось. Теперь я вижу только то, что находится прямо передо мной, и только при свете солнца или сильных ламп, таких, как твои светильники, а иначе я вообще ничего не вижу. Я боюсь…

Колдунья кивнула:

– Ты стояла там и беспомощно следила, как сцепились между собой князь демонов и Астериал. Магия часто сопровождается… м-м-м… радиацией. Вот почему большинство чародеев близоруки, а маги Второго Ранга поголовно слепы – в обычном смысле этого слова. Это неизбежно. Но большинство волшебных искусств дает другие виды зрения, которые не только не хуже, но в некоторых отношениях даже лучше обычного. Они позволяют видеть не видимое простым глазом. Но чтобы быть хорошим магом, необходимо обладать врожденным даром и способностями к математике. В магии важна точность, иначе долго не протянешь. У тебя нет собственной магии, а без этого даже математический гений был бы беспомощен. Облучение, которое ты получила, было очень сильным. Да, моя дорогая, придется нам найти для тебя какое-нибудь колдовское решение. Зрение не вернется, но, надеюсь, кое-что мы все-таки придумаем.

У Чарли упало сердце. Зрение не вернется… Ей только что сказали, что она навсегда останется рабыней, и, мало того, – слепой рабыней.

– Бодэ просто вне себя, – ворчала художница. – Сначала ее превратили в рабыню – в рабыню! – и отправили на фабрику зелий удовольствия… ее! Великую художницу! Ее приставили к какому-то вонючему конвейеру!

«Да, но ты по крайней мере не ослепла», – с отвращением подумала Чарли. Если не считать Сэм, единственное, о чем могла говорить Бодэ, так это о самой Бодэ.

– А теперь ее привели сюда и посадили ее и ее самое прекрасное творение в эту выгребную яму, – продолжала Бодэ, как всегда, ни на что не обращая внимания. Чарли хотелось бы, чтобы Йоми или Дорион приказали художнице замолчать, но сейчас они были одни в комнате, а насчет разговоров никаких распоряжений не было.

Двое подручных волшебницы, мужчина и женщина в серых одеяниях, которых Чарли и Бодэ называли Он и Она, вошли в комнату и помогли им выбраться из ванны. Похоже, Йоми вела здесь достаточно деятельную жизнь и в ее распоряжении было куда больше людей, чем казалось с первого взгляда. Некоторые из них были начинающими магами, которым не удалось поступить в ученики к чародею второго ранга в какой-нибудь средине, другие – изгнанниками, как и сама Йоми, а большинство было из местного населения.

Их обеих заставили встать и принялись поливать горячей водой, пока не смылись последние остатки липкой грязи. Чарли пришлось особенно тяжело: ей сделали нечто вроде грязевой маски, которая застыла у нее на лице.

Не то чтобы это было совершенно невыносимо, просто неприятно, да и запах стоял препротивный.

Чарли не пробыла у Йоми и двух дней, как однажды, проснувшись утром на своей подстилке, обнаружила, что вокруг нее царит полнейшая темнота. С тех пор она ничего не видела, не различала даже света и тьмы. Прежде ее зрение ухудшалось постепенно, и Чарли заподозрила, что внезапная перемена была вызвана не чем иным, как магией Йоми, однако полной уверенности у девушки не было, а спрашивать было бессмысленно, все равно никто бы не сказал ей прямо.

Йоми не теряла времени даром и приказала Ему и Ей немедленно заняться обучением слепой рабыни.

Это было невыносимо скучное, одуряющее занятие, особенно из-за того, что заклинание рабыни не давало девушке ни остановиться, ни сделать перерыв, она не могла даже пожаловаться, ее обучение тянулось бесконечно и постепенно стало приносить плоды. Когда тебе приказано идти вслепую, со временем привыкаешь ходить крайне осторожно. Удерживать равновесие оказалось сложнее, но она справилась и с этим. Надо было научиться ощупью отыскивать путь вдоль стен пещеры, запоминая всевозможные препятствия, нащупывая дорогу ногами.

В грязевую комнату вошел Дорион и оглядел их с ног до головы. Он никак не мог избавиться от мыслей о Чарли, она являлась ему в красочных сновидениях, но он ни за что не смог бы воспользоваться своей властью, – тогда он бы чувствовал себя обыкновенным насильником. Вот если бы она согласилась сама, это было бы совсем другое дело, но отношения хозяина и рабыни не позволяли узнать ее истинные желания.

– Мы нашли вашу Сэм, – сообщил он. – Йоми постарается освободить ее от алхимических пут, которые на нее наложили, а Булеан приставит к ней человека, на которого можно полностью положиться. Вся штука в том, что мы хотим, чтобы все охотились за вами, но не хотим, чтобы вас поймали. Это прежде всего. Бодэ, твое творение великолепно, но оно предназначено именно для того, чтобы привлекать взгляды. По правде сказать, в любой средине вы обе с этими татуировками не протянули бы и часу, так что придется вам от них избавиться.

Используя какой-то инструмент вроде бритвы, Он и Она обработали Бодэ, у которой татуировки начинались только ниже шеи, так что избавиться от них было легче. Стараясь не повредить кожу, Он и Она сделали великое множество невероятно тонких насечек. Благодаря долгим часам, проведенным в горячей ванне, распаренный верхний слой кожи сходил большими кусками. Это было странное зрелище, татуировки снимали слой за слоем, как шелуху луковицы, причем рисунок оставался нетронутым, и хотя Бодэ была далеко не в восторге от всей этой процедуры, тем не менее она чувствовала себя польщенной тем, что рисунки осторожно переносили на бумагу, так что большую их часть удалось спасти. Без татуировок смуглая Бодэ выглядела очень даже неплохо.

С Чарли было сложнее. Рисунки на ней были гораздо тоньше и затейливее. Под палящим солнцем ее от природы светлая кожа покрылась темным загаром, но татуировка не пропускала солнечные лучи, так что вместо них остались светлые пятна, и теперь на загорелом теле девушки образовался удивительный белый узор.

Бодэ оглядела Чарли и сказала:

– Бодэ это нравится. Просто потрясающе.

– Боюсь, нам придется закрасить светлые места, – заметил Дорион. – А еще придется что-то сделать с волосами. Я не уверен, что волосы до колен – это удачная маскировка, особенно во время долгого путешествия. Надо ведь как можно скорее добраться до Булеана, но совершенно другой дорогой, не той, по которой будет двигаться ваша подруга. Возможно, нам придется осветлить твои волосы, обрезать их до плеч и слегка завить. Бодэ, для тебя у нас приготовлено кое-что еще. Знаю, тебе это не понравится, но Всадники Бурь Клиттихорна понравятся тебе еще меньше.

Бодэ на минуту задумалась.

– Можно задать вопрос, господин?

– Задавай.

– Бодэ тревожится не о себе, а о том, как поживает ее дорогая Сузама и какие новые проклятия ей приходится нести?

«Любовному зелью все подвластно», – подумала Чарли.

– Она теперь еще толще, чем раньше. Проклятие не дает ей сбросить вес, но зато теперь в ней практически невозможно признать двойника Принцессы Бурь. Все это время она занималась тяжелым крестьянским трудом, так что теперь может поднять вас обеих и еще лошадь в придачу. Волосы у нее отросли до плеч, и благодаря некоему крепкому зелью она забыла обо всем на свете. Этим придется заняться

Йоми. Однако она счастлива в своем неведении. И еще… пока мы ее не увидим, мы не можем быть до конца уверены, однако Йоми предполагает… пока только предполагает, что она, может быть, беременна.

Обе женщины изумленно вскрикнули.

– От кого, господин? – спросила потрясенная Бодэ.

– Кто знает, – пожал плечами Дорион. – Мы даже не знаем, правда ли это. Но если это действительно так, если нас не ввели в заблуждение какие-нибудь зелья из тех, которыми ее пичкали во время жизни на плантациях, то беременность уже довольно поздняя, так что это случилось еще до того, как Сэм попала к герцогу.

– Эти грязные насильники, – пробормотала Чарли, но потом ей пришла в голову другая, неожиданная мысль. – А может быть, это тот симпатичный возница, которого она соблазнила из любопытства? Бедная Сэм! Надо же, какое невезение, так залететь с первого раза! – Она вдруг оборвала свои рассуждения, сообразив, что Бодэ ничего об этом не знала. Ну да ладно, Бодэ все равно не понимает по-английски. – Пожалуйста, господин, не говорите об этом Бодэ.

Дорион был озадачен, но не стал продолжать разговор. А Бодэ погрузилась в глубокую задумчивость.

– Беременна… Это могло случиться и с Бодэ, и с теми бедными малышками. Интересно, что могло бы родиться от одного из этих… этих созданий и Бодэ? Великий художник-примитивист или, возможно, анималист… – Она вздохнула. – Нет, при такой наследственности скорее всего получился бы критик… Что бы там ни было, Бодэ будет считать ребенка Сузамы своим собственным. Нашим.

– Да-да, а пока это еще одна проблема. Нам придется действовать, и немедленно. Ходят слухи, что старый Рогач затеял что-то очень серьезное. Как только мы приведем вас в порядок, придется двигаться. Мы и так слишком долго просидели возле Ходамока, а он так просто не успокоится. Мы не будем ему мешать, даже поможем сообразить, что Чарли – двойник Принцессы Бурь, и заманим их сюда. Но к этому времени вы должны быть уже далеко.

– Господин, но что же я могу сделать? – спокойно спросила Чарли. – Я слепа, совершенно слепа. И совершенно беззащитна. Когда-то я могла видеть, могла стрелять, потом это стало сложнее, а теперь…

– Об этом мы позаботимся, – отозвался маг. – Конечно, это будет зависеть от того, нравятся тебе животные или нет… и от того, понравишься ли ты им.

* * *

В этой маленькой незнакомой комнате Чарли почувствовала себя странно и неуютно. Слепая и беспомощная, она была окружена всевозможными звуками. Шорохи, сопение, лай, мяуканье… Она ни за что на свете не вошла бы в эту комнату по доброй воле, но ей приказали.

– Там тебе ничего не грозит, – заверила ее Йоми. – Звери, бездомные животные, дворняги… живые существа, обреченные, как и люди, жить в изгнании на Пустошах. Отверженные, как и все мы. Сядь на пол посреди комнаты и жди того, кому ты понравишься.

Она села, хотя ей было порядком не по себе. К ней подходили животные, и она старалась оставаться спокойной. Она помнила, что животные чувствуют запах страха.

Вдруг что-то маленькое и мохнатое вскочило к ней на колени и даже попыталось взобраться ей на плечи, цепляясь маленькими острыми коготками. Она вскрикнула, отпрянула, схватила его и поняла, что держит в руках кошку.

Это была не очень большая кошка, но уже и не котенок. Какое-то мгновение животное сопротивлялось, потому что Чарли держала его неудобно и слишком крепко, но потом она расслабилась, и кошка тоже. Девушка положила ее себе на колени и стала гладить. Кошка замурлыкала.

– Кажется, ты нашла себе друга, – заметила Йоми. – Этот кот немного странный, как и все мы тут. Часто он бросается на то, с чем не может справиться, будто считает себя огромным тигром, а иногда превращается в жалкое, забитое существо, которое мяучит и требует внимания к себе. Он немного облезлый и тощий, но это самый настоящий кот.

Кот пригрелся на коленях у девушки и мурлыкал так громко, что заглушал остальные шумы, наполнявшие комнату. Чарли вдруг обнаружила, что чешет ему за ушами, поглаживает его, и почувствовала, что ей это нравится. У нее никогда не было животных.

– Кот… Госпожа, какого он цвета?

– Серый с черными полосками, лапы грязно-белые. Самый обыкновенный.

Чарли кивнула. Типичный уличный кот, он отлично ей сгодится.

– Госпожа, он мне нравится, но я не понимаю, чем он может мне помочь. Мне доводилось слышать о собаках-поводырях, но о котах…

Йоми рассмеялась:

– Бери своего друга и пошли, я покажу вам обоим немного магии.

Все было уже готово: пылали жаровни, курились благовония, Чарли чувствовала жар, исходивший от огромных свечей. Ну и ну…

– Возьми своего друга на руки и сделай десять шагов вперед, – приказала Йоми. – Теперь стой и жди, но ни в коем случае не выпускай из рук кота. К счастью, кот и сам не собирался никуда убегать, только все пытался взобраться ей то ли на плечи, то ли на голову.

– Многие из нас используют разных животных из всех миров Акахлара, чтобы получать нужную информацию, – сказала чародейка. – Но большинство из них требует особого обращения, особой пищи или таких способов общения, которыми ты не сможешь овладеть. Для тебя кот – это как раз то, что надо.

Старуха забормотала непонятные заклинания, Чарли слышала какое-то шипение, пещеру наполнили незнакомые запахи. Вдруг колдунья заговорила по-английски, немного странно, но абсолютно отчетливо.

– Теперь у тебя снова будут глаза, другие глаза, – проговорила Йоми. – В уравнении остается место и для других возможностей. Стой спокойно. Кот укусит тебя, будет немного больно, но без этого не обойтись. Не двигайся и не урони его.

Кот вдруг изогнулся, и девушка почувствовала, как в ее левую руку впились острые клыки. Чарли поняла, что он пьет кровь, почувствовала, как маленький кошачий язычок слизывает кровь с ранки.

– Слейся, смешайся, соединись, – проговорила колдунья. – Кот познакомился с тобой, теперь в нем есть капля твоей крови и часть твоей души. Часть во мраке, часть на солнце, будьте связаны!

Чарли охватил странный жар, который через несколько мгновений исчез так же внезапно, как возник. Она вдруг увидела какие-то небывалые формы и загадочные очертания, не похожие ни на что, виденное прежде. Девушка видела их своими собственными ослепшими глазами. Странные образы ослепительно сияли, непрерывно двигались, то появляясь, то исчезая, словно полярное сияние, и в них чувствовалось что-то чудовищное и первобытно-недоброе. Загадочные видения вертелись и плясали вокруг нее, тянулись к ней, будто пытаясь коснуться ее или даже проникнуть в нее, а она не могла ни отодвинуться, ни защититься от них. Мгновенная вспышка, и яркое сияние пропало, все снова погрузилось в черноту, но лишь на мгновение.

Постепенно перед девушкой стали возникать новые картины, только теперь они словно появлялись прямо у нее в голове; сначала тусклые, расплывчатые, они то проступали, то исчезали, потом приобрели некую устойчивость и наконец стали достаточно отчетливы, хотя и казались необычными.

Чарли увидела центральную пещеру Йоми, хотя не понимала, как она вообще может видеть. Картина была черно-белая, отчетливая, хотя предметы казались несколько искаженными, будто она рассматривала окружающее через какую-то камеру с очень большим углом зрения. Предметы обретали свое истинное лицо только в фокусе, да и то на небольшом расстоянии. В стороне от центра изображение искажалось, будто отраженное в кривом зеркале. И все же теперь она видела Йоми, дымящие жаровни и всю обстановку пещеры. Свечи немного затуманивали картину, а если Чарли смотрела прямо на них, все остальное погружалось в полную темноту. Взгляд не останавливался ни на чем, но стоило чему-нибудь пошевелиться, будь то огонек свечи или сама Йоми, взгляд мгновенно перемещался на двигающийся предмет. К этому надо было привыкнуть.

Вдруг картина изменилась, и она увидела огромное человеческое лицо и шею. Это было ее лицо, однако такое, каким она прежде никогда его не видела.

 

Глава 6

Раздвоение личности

Великий Каньон был одной из самых потрясающих достопримечательностей Кудаана, он представлял собой пропасть глубиной в четырнадцать сотен футов, на дне которой бурлила река; моста через него не было, и вряд ли кому когда-нибудь удавалось его пересечь. Не одно животное, почуяв воду, устремлялось навстречу неизбежной гибели, и прежде чем оно достигало дна ущелья, никакая вода ему была уже не нужна.

К западу от Каньона тянулась сама великая пустыня, а река там скрывалась под землей, потому что за многие тысячелетия вода так и не смогла одолеть твердый скалистый грунт. Только в этом месте скалы сменялись более мягкой породой, и река наконец вырывалась на свободу. Она уносила прочь размытую землю, и туннель постепенно углублялся, это происходило так медленно, что не вызывало обвала, однако достаточно быстро, чтобы образовалась непреодолимая пропасть.

На ночь караван остановился у самого Каньона, животных устроили так, чтобы они без труда отыскали себе скромное пропитание, но не могли бы забрести слишком далеко или свалиться в Каньон.

Она появилась из фургона навигатора и остановилась, вглядываясь в звездную черноту, которая начиналась сразу за огнями лагеря. На ней было только легкое светлое платье, перехваченное поясом на талии, однако в пустыне большего и не требовалось. Она чувствовала, как температура опускается с точки кипения до отметки «просто жарко» – нет в мире совершенства.

Если не считать самой Киры. Она-то приблизилась к совершенству настолько, насколько это вообще дано женщине. Даже без косметики, украшений и прочих маленьких женских хитростей она воплощала собой мечту всякой женщины. Очертания ее невысокой фигуры были будто высечены искусным скульптором. Правильно очерченные губы, безупречный нос, изумрудно-зеленые глаза, большие и темные, в чертах ее лица был неуловимый намек на игривость, в ее красоте – что-то от шаловливого котенка. Чудесные каштановые локоны, среди которых кое-где встречались более светлые пряди, спадали ей на плечи и оттеняли лицо. Двигалась она с врожденной кошачьей грацией. Она была воплощением женственности, подобно тому, как крупное, мускулистое тело и выразительное лицо Крима казались воплощением мужественности.

Караванщики заметили ее, кивнули и продолжали заниматься своими делами. Кира была для них своим человеком, хотя они и ценили ее красоту.

Она подошла к огню, налила в глиняную чашку немного вина, отрезала себе пирога и присела, задумчиво отщипывая от них кусочки. Она размышляла и ждала.

Кира скорее почувствовала, чем заметила его приход. Существовало специальное заклинание, которое позволяло Булеану всегда знать, где они находятся, и, очевидно, это заклинание имело и обратное действие. Правда, бывало, что ощущение их обманывало, к тому же никогда нельзя было сказать с уверенностью, Булеан это или некая другая сила, однако на этот раз Кира была уверена, что это он. Она оставила свой незатейливый ужин, поднялась и направилась прочь от костра в сторону ущелья.

Вдруг Кира ощутила чье-то присутствие у себя за спиной. Было довольно темно, но она все же отыскала большой камень и небрежно уселась на него.

– Итак, – заговорила она мягким, музыкальным голосом, который очаровал бы даже каменное изваяние, – теперь мы можем поговорить.

– Как приятно снова увидеться с тобой, Кира, – произнес немного глуховатый голос, голос Булеана, который одновременно находился здесь и где-то далеко-далеко отсюда. – Признаюсь, я предпочитаю общаться с тобой, а не с Кримом, хотя рядом с тобой я чувствую, что я кое-что потерял.

– Мне казалось, что акхарские чародеи выше этого, – рассмеялась она.

– Некоторые из них – да, возможно, даже большинство. Те, кто перестал быть людьми. Власть уродует тех, кто не соблюдает осторожности. – Он помолчал. – Ты обдумала мое предложение?

Она кивнула, хотя в темноте это и казалось бессмысленным.

– Крим предпочитает сражение, битву, здесь он мастер, – заметила она, – однако хороший воин должен знать, когда надо избегать сражения. В одном Крим абсолютно прав: если все обстоит так, как ты описываешь, никакими силами, кроме прямого нападения, девушку нам оттуда не вырвать.

– Тогда похищение.

– Если бы у меня было что-нибудь, на чем я могла бы сыграть! Нам понадобится помощь видных особ из окружения герцога, без этого не обойтись. Подступиться к ним – к мужчинам, конечно, – для меня не проблема, но, чтобы добиться их помощи, мне нужен какой-то товар. Лучше всего попробовать склонить на нашу сторону кого-нибудь из магов и алхимиков. Образец зелья, которое они дали Принцессе, наверное, тоже не помешает.

– На таком расстоянии трудно определить его состав абсолютно точно; но все же это помогло бы мне избежать ловушек.

– Я так и подумала. Еще нам нужен кто-нибудь, с чьей помощью можно добраться до девушки. В таком месте вслепую ее не найти.

В темноте раздался задумчивый вздох.

– Значит, нам потребуется что-нибудь для каждого. Ну, во-первых, заклинание для знающего чародея, который живет в таком месте, как владения Паседо. Заклинание настолько ценное, чтобы он позабыл о преданности… Во-вторых, что-нибудь равноценное из области химии. Не люблю раздавать свои заклинания, но придется платить – помощь нам необходима. Что ты скажешь о заклинании, которое позволит восстанавливать утраченные конечности?

– Превосходно! Оно там пригодится, такой маг просто прославится в этом маленьком мирке, да и многим несчастным оно поможет.

– Заклинание, о котором я говорю, считывает генетический код, а потом постепенно восстанавливает недостающую часть… Это долгий процесс, но результаты могут быть потрясающие. Ладно, это решено. Но вот алхимия… С этим посложнее. Судя по всему, они уже многого достигли. Придется как следует подумать. – Булеан помедлил, а потом продолжал:

– Но как же, черт возьми, мы справимся с девушкой, если она превратилась в безмозглую давилку винограда? С ее комплекцией у нее, должно быть, потрясающая производительность.

– Мы не могли бы погрузить ее в какой-нибудь простейший гипноз?

– Да, да, – задумчиво пробормотал Булеан. – Но это все зелья и зелья, а мне бы не хотелось добавлять что-нибудь еще к тому, что уже есть. Жаль, что у меня нет второго Кристалла Омака, но мне потребовались годы, чтобы его изготовить. Демоны ловятся не каждый день. Самое лучшее все-таки попробовать как-то сторговаться с теми, кто имеет с ней дело. Я мог бы вам помочь, но это может оказаться рискованным. Возможно, их решение будет не менее рискованным, но они хоть будут действовать не вслепую. Потом еще надо будет увезти ее оттуда, а она девушка заметная.

– Крим тоже об этом говорил. А нельзя ли избавить ее от полноты?

– Это работа демона, и потребуется мое физическое присутствие, чтобы выяснить, как он это сделал; эти твари на удивление изобретательны. К тому же она не изменится, даже если снять заклинание. Она сама набрала свой вес – ни я, ни даже демон здесь ни при чем… Но к делу – вас обыскивают на въезде?

– О, въехать туда не просто. Стража следит, чтобы мы не везли с собой ничего подозрительного и не находились под действием заклинаний. Выезд гораздо проще, думаю, нам удастся все уладить без особого труда. Когда мы выберемся оттуда, нам придется привести ее в себя и отделиться от каравана. Не стоит привлекать к себе слишком много внимания. Путешествие предстоит не из легких.

– Сейчас она уже очень хорошо ездит верхом, да и сражаться сможет, если придется. Пусть вас не обманывают ее габариты. Она всегда была странноватой. Большинство девочек мечтает вырасти и стать принцессами, а она попала в принцессы, но мечтает оставаться поломойкой или давилкой винограда.

Быстро, но со всеми подробностями, какие были ему известны, Булеан описал жизнь Сэм в Тубикосе. Потом добавил:

– Теперь я покажу последнее ее изображение, которое я получил через Кристалл Омака.

Последовала слабая вспышка, Кира ощутила покалывание во лбу, и у нее в голове возникло трехмерное, движущееся и даже говорящее изображение Сэм.

– Теперь я могу понять ее самоуничижение, – сухо заметила она. – А те двое с разукрашенными телами?

– Высокая и худая с рисунками по всему телу – Бодэ, вторая – Чарли.

Кира тихонько присвистнула:

– И эта Сэм должна была или могла бы выглядеть, как она? Сходство заметно, можно даже предположить, что они сестры, но чтобы одна из них могла превратиться в другую…

– Отчасти здесь виновато ее отношение к себе. Сэм всегда казалось, что она уродина. Однако вас не просят заниматься психоанализом или избавлять ее от комплексов. Просто доставьте ее ко мне. Живой.

Кира слегка улыбнулась:

– Это будет довольно интересное приключение.

Медак Паседо неторопливо описал широкий круг в небе и опустился рядом с караваном, который расположился лагерем возле большого склада неподалеку от резиденции губернатора. Наконец-то путешественники будут ночевать в комнатах для гостей, спать на нормальных постелях и наслаждаться роскошным ужином.

Крим следил за тем, как приземлялся крылатый юноша. Тот пробежал несколько шагов, потом остановился, повернулся и не спеша направился к каравану.

– Привет, Медак, – заговорил навигатор. Когда сын герцога пострадал от Ветра Перемен, он автоматически лишился прав на всякие титулы и привилегии, официально он был ниже последнего крестьянина, хотя во владениях своего отца все же оставался важной персоной по праву рождения. Но для Крима Медак не был ни превращенцем, как для акхарцев, ни полубогом, как для обитателей приюта. Он был просто равным.

– Рад видеть тебя, Крим, – приветливо сказал Медак. – Путешествие было трудным?

– Просто Кудаан, как обычно, – отозвался навигатор. – По правде сказать, если бы вас здесь не было, я бы постарался обойти это место. В печке хорошо готовить еду, а не жить. От Кудаана одна польза: он высушивает любую простуду, после него я с неделю гарантирован от всех болячек. Здесь даже болезни не приживаются.

– Я люблю это место, – мягко отозвался Медак. – Есть в нем какая-то отчужденная красота, которая со временем становится частью тебя самого… Впрочем, мы уже много раз говорили об этом! Что ты привез?

– Последние модели двора, которые придутся по душе твоей матери и ее дамам, кое-какие побрякушки для остальных, моракский кофе, это, как тебе известно, лучший кофе, обычные заказы ваших химиков и всякую дрянь для алхимиков. Наконец-то я избавлюсь от этого груза. Стоит парочке таких горшков разбиться и перемешаться, как ты, пожалуй, воспылаешь нежной страстью к ближайшему кактусу и превратишься в подушку для булавок, едва только обнимешь своего возлюбленного.

Крылатый юноша рассмеялся:

– Ты немножко сумасшедший, Крим. Крим зарычал, изображая гнев:

– Все навигаторы сумасшедшие, сынок. Разве ты не слышал? Мы скачем вокруг костров, воем на луну и все такое прочее. Только сумасшедший будет заниматься такой работой: доставляешь всякую роскошь другим, а сам никогда ею не пользуешься.

– Но тебе это нравится, и ты не променял бы свою работу ни на что другое, ты и сам это отлично знаешь.

– Сумасшествие доказано, сэр, – серьезно кивнул Крим. – Только безумец может наслаждаться всем этим и не мечтать ни о чем другом. – Он нахмурил брови и отбросил шутливый тон. – А теперь скажи, нет ли здесь чего-нибудь такого, о чем мне лучше узнать прежде, чем мы разгрузим караван и предоставим всем развлекаться и отдыхать?

– Ничего такого, что касалось бы тебя лично. У нас было несколько гостей, некоторые приехали довольно неожиданно. А вчера вдруг объявился Замофир.

Крим вдруг насторожился.

– Замофир – здесь… Хотелось бы мне побеседовать с глазу на глаз с этим маленьким пройдохой. Он никогда не заглядывает просто так. Что же ему потребовалось?

– Мой отец посвящает меня во все, что касается приюта, но ни во что больше, я сам так хотел, – отозвался крылатый юноша. – Однако судя по тому, что я слышал, он работает на одного северного деятеля с его дождливой подружкой. Что-то им здесь надо, но я не знаю, что именно. Вокруг нас полным-полно их подручных… – Он посмотрел на небо. – Они невидимы, но я их чувствую, я знаю, что они рядом; думаю, они набирают силу после захода солнца.

Крим вдруг стал очень серьезным.

– Держись подальше от них, сынок. Им все равно кто ты и что ты. Однако интересно, что Старый Рогач никак не успокоится. Думаю, его разозлило, что один из его патрулей отправился на корм стервятникам, вот он и пустил в ход кое-кого посерьезнее.

– У меня есть заклинания, которые охраняют меня.

– Не очень-то полагайся на них, мальчик мой. Они действуют только до тех пор, пока ты не встал у кого-нибудь на пути. Если ты окажешься между этими ребятами и их жертвой, тебе никакое заклинание не поможет. – Крим вздохнул. – Ну ладно, спасибо. Ты не знаешь часом где сейчас эта усатая мышь?

– Где-нибудь в резиденции. Ты ведь помнишь, как он любит минеральные ванны; он там частенько мокнет после обеда.

– Спасибо, сынок, – усмехнулся Крим. – Я твой должник.

Навигатор вернулся к своим делам и принялся наблюдать за разгрузкой. Большинство обитателей резиденции помогало таскать коробки и тюки, однако товара было много, и работа затянулась, пришлось даже сделать перерыв на обед. Крим, казалось, был полностью поглощен разгрузкой, и только когда с ней было почти покончено, он направился к начальнику каравана.

– Что-то я сегодня вымотался, Зел. Пожалуй, пойду приму их знаменитые минеральные ванны. – И с этими словами он направился к резиденции губернатора.

Будь Замофир еще чуть-чуть поплюгавее, он просто обратился бы в ничто. Недостаток представительности должны были восполнить длинная щегольская шевелюра, напомаженные усы длиной в несколько дюймов, которые гордо торчали вверх и были аккуратно закручены, и довольно причудливая манера одеваться. Его узкое вытянутое лицо с крупным римским носом было трудно забыть, хотя до красавца ему было далеко.

Замофир называл себя «уполномоченным». Он никогда и ни в чем не участвовал лично, но если кому-то было необходимо, чтобы совершилось нечто аморальное, нелегальное или постыдное, стоило заплатить Замофиру, и он умел через Поставщика А исполнить заказ Клиента Б. Наркотики, человеческий товар, черная магия, взятки – он не гнушался ничем. Если кто-то хотел, чтобы банда громил расправилась с конкурентом и свела на нет его дело, стоило только обратиться к Замофиру. Если кому-то нужно было кого-то убить – у Замофира неизменно было наготове несколько свободных убийц. Если кому-то требовались девушки-рабыни или жирные евнухи, или надо было внезапно превратить вышестоящего начальника в лягушку – всегда Замофир знал кого-нибудь, кто мог обеспечить все необходимое. Но ничего не делалось непосредственно через него. Его «гонорар за консультацию» оформлялся официально и подлежал налогообложению. Он был бизнесменом, человеком, который продавал советы. Никогда и никому еще не удавалось доказать, что теоретическое обсуждение криминальных поступков связано с реальными преступлениями.

Сейчас Замофир сидел, закрыв глаза, в шипучей минеральной ванне герцога Паседо и наслаждался жизнью. Единственное, что его сейчас заботило, это как бы его знаменитые усы не пострадали от жары и ванны.

Вдруг чьи-то сильные руки схватили его и погрузили в воду. Руки не отпускали уполномоченного, и тому уже начало казаться, что его легкие вот-вот лопнут, но вот хватка наконец ослабела, и он, задыхаясь и отплевываясь, выскочил на поверхность.

– Кто посмел?! – визгливо завопил он.

– Привет, Замофир, – невозмутимо отозвался Крим. – Давненько мы с тобой не виделись, но я бы предпочел не видеть тебя еще дольше.

– Крим, как ты смеешь!..

Могучие руки снова легли на плечи коротышки, однако на этот раз они не стали толкать его под воду.

– Заткнись, мелюзга! – прорычал навигатор. – Сейчас я назову тебе одно имя, и ты расскажешь мне все, не то в следующий раз я тебя не выпущу. Это имя – Галло Джахурт.

– Я… Я не знаю, о чем ты го… Он вдруг снова оказался под водой, и на этот раз руки не спешили отпустить его. Когда Замофир все же вынырнул на поверхность, те же руки стиснули его горло.

– А теперь слушай, подлый негодяй. Ты прекрасно знаешь, что случилось с Джахуртом, потому что ты там был! Я это знаю точно. Существуют официальные списки. Ты всегда все делаешь по закону, так ведь, подонок? Целый караван терпит бедствие, и кого же мы там видим? Да господина Замофира собственной персоной!

– При чем тут я? Это было наводнение! Ты же знаешь!

– Ага, а Астериал в засаде, а этот ее чертов тысячезарядный самопал, а банда отборных головорезов, которые потом напали на караван, их что, водой принесло, а? Почему я должен…

Замофир почувствовал, что Крим раздражен не на шутку.

– Подожди! Подожди, ну хорошо! Да, я был в этом караване, я всегда так путешествую, когда это необходимо по моим делам, я ведь не навигатор. Но я ничего не знал об Астериал и ее банде до тех пор, пока они не появились, клянусь тебе!

– Ага. И ты совершенно случайно уцелел во время наводнения, от которого погибли три четверти людей и животных, ты совершенно случайно оказался в лагере Астериал и совершенно случайно сидел в сторонке, наблюдая, как пытают и убивают тех, кто остался жив. Простое везение, не так ли?

– Да! То есть, нет! Они вытащили меня из воды, полумертвого, и взяли с собой. Я имел с ними дело прежде, и они узнали меня. Что мне было делать, Крим? Мне оставалось только держаться подальше от всего этого и постараться уцелеть. Они были полоумные, Крим! Стоило мне сказать хоть слово, сделать хоть один не правильный жест, и я бы погиб!

Крим пристально посмотрел на него и выругался вполголоса. Жаль, времени нет… Если бы Гильдия навигаторов хотя бы только заподозрила, что Усатый имел какое-то отношение к той печальной участи, которая постигла караван и одного из навигаторов, во всем Акахларе не нашлось бы такого места, где мог бы укрыться Замофир.

– Они все мертвы, – угрожающе проговорил навигатор. – Даже Астериал, если и жива, то пребывает в таких местах, что уже не сможет причинить вред ни одному акхарцу. И все это сделали маленькая куртизанка и мужчина, умиравший от ран. А ты вот здесь, целый и отвратительный, как всегда. Как же тебе удалось оттуда выбраться?

– Астериал убила того мужчину, девушка была в ее власти, все остальные – мертвы, а вокруг бушевала магия. Я проскользнул к повозкам, отвязал коня и удрал. Я скакал не останавливаясь. Я оказался один посреди пустыни. Я чуть не умер, прежде чем мне удалось добраться до друзей. – Замофир на мгновение замолчал. – Но откуда ты узнал, что я был там, не говоря уже о том, что мне удалось бежать?

– Двое выжили. Та куртизанка и придурковатая раскрашенная то ли художница, то ли алхимик. Они сделали заявление навигатору, а в заявлении стояло твое имя, и это мгновенно стало известно всем нам.

– А, так это те двое, и никаких следов толстухи и двух девчонок?

– Почему это ты ими заинтересовался? Замофир, все еще чувствуя на себе могучие руки, попытался пожать плечами.

– Простое любопытство. Я не знал, выбрались они или нет.

– Вот как? А не потому ли, что ты ищешь их по поручению Рогатого и изображаешь из себя маяк на земле для стаи демонов в небе?

– Да нет же, это простое любопытство, клянусь!

Голос Усатого звучал так искренне, что становилось понятно, как этому червяку удавалось выжить в таком жестоком мире.

– Замофир, Замофир, ты нарушаешь свои же собственные правила – никогда ни в чем не участвовать лично. Это хорошие правила. До сих пор благодаря им ты оставался цел и невредим.

– А тебе-то какое до них дело? – пропищал коротышка.

– Они были пассажирками. Компания и Гильдия в ответе за них, пока они не будут найдены и благополучно доставлены к месту назначения. И если я узнаю, что ты ищешь их для других целей, то я решу, что именно из-за них была устроена эта резня. А если я это решу, то я вспомню, что ты был в этом караване, а теперь участвуешь в их поисках, и тогда я обязан буду заявить об этом. Тебе не будет спасения. Даже герцог зависит от Гильдии и Компании. Возможно, мне придется упомянуть этих пассажиров в разговоре с его милостью, хотя мне и не хотелось бы его беспокоить. Но теперь, когда я узнал, что ты здесь, когда я услышал, что ты интересуешься этим делом…

Замофир сообразил, что оказался между молотом и наковальней, и в глазах у него мелькнул ужас. Было ясно, что он уже заговаривал на эту тему с герцогом. Утвердительного ответа он не получил, но слово не воробей, вылетит – не поймаешь, и если навигаторы решат, что он повинен в смерти одного из них… проклятие, даже самые продажные из них уж в этом-то пункте свято блюли свой устав.

– Я ничего не знал об Астериал, – заговорил он медленно и откровенно. – Я не имею ничего общего со смертью Джахурта. Да, теперь я ищу ее, не это совершенно новое дело. Цена, которую за нее предложили… Крим, против такой цены просто невозможно устоять! Ты сам нарушал законы и не раз водил за нос власти… Я поделюсь с тобой, Крим!

– Нет, только не в этот раз, Замофир. Награды не получим ни ты, ни я. Порукой тому, что ты не причастен к гибели Джахурта, только твое честное слово, а положение серьезное. Мне все равно, какая цена назначена и почему, но если ты отыщешь девушку и передашь ее Клиттихорну, то ни один навигатор в Акахларе тебе уже не поверит. – Он толкнул плюгавого человечка в воду, повернулся и вышел из купальни.

Измученный и потрясенный, Замофир подождал, пока великан удалится, а потом с трудом выбрался из ванны, растянулся на полу и какое-то время лежал, тяжело дыша, глядя в потолок. Проклятие, ведь он действительно не виноват в гибели каравана! Но этот Крим прав… Если он, Замофир, отыщет толстуху и передаст ее приятелю Астериал, то кто же ему поверит? Придется отказаться от этого дела, даже рискуя навлечь на себя гнев Рогача. Этот гнев будет ужасен, но лучше погибнуть сразу, чем ожидать неизбежной медленной и мучительной смерти. Ни одна награда того не стоит…

– Кира, дорогая моя!

Герцог Алон-Паседо поцеловал руку очаровательной женщины, потом привлек ее к себе и обнял.

– Я так рад вас видеть, вы просто блистательны!

Кира ослепительно улыбнулась. Она действительно была несказанно хороша в мягко переливающемся темно-вишневом платье, облегавшем ее стройную фигуру, в вишневых туфельках, с золотыми украшениями и искусным макияжем.

– Вы просто дамский угодник, ваша милость, – со смехом отозвалась она. – Можно подумать, что мы не встречаемся точно так же каждые три месяца.

– О да! Но это так редко! Вы единственная женщина, при одном взгляде на которую меня начинают обуревать плотские мысли и желания. Проходите, садитесь! Мы приготовили специальный ужин в вашу честь, сегодня мы отведаем наши лучшие вина и самые изысканные ликеры.

– Сомневаюсь, чтобы поутру вы, ваша милость, питали бы ко мне прежние чувства, – немного игриво ответила Кира, позволяя усаживать себя.

Во время ее приездов герцог всегда старался превзойти самого себя, и ей эти визиты тоже доставляли огромное удовольствие. Она прекрасно знала, что он человек высоко порядочный и что его страсть к ней так и останется платонической. К сожалению, Кира не могла сказать того же об остальных мужчинах его свиты, которые обычно обедали вместе с ними. Она была предметом вожделения всех мужчин и предметом зависти всех женщин, присутствовавших в комнате, она это знала и наслаждалась и пламенными взглядами мужчин, и деланно пренебрежительными усмешками женщин. Даже герцогиня не сводила с Киры своих холодных птичьих глаз; ей вовсе не нравилось, как ее муж вел себя с этой блистательной красавицей.

До сих пор фантазии этих людей не имели никакого основания. Она не питала отвращения к такого рода удовольствиям, если у нее было настроение или если это можно было использовать в каких-то целях. Но до сих пор в приюте герцога не случалось ни того, ни другого. Единственным по-настоящему симпатичным мужчиной при дворе был Медак, а это уже немного отдавало извращением. Остальные мужчины были просто похотливые старики.

Но сегодня она не спешила отодвинуться, когда директор Кано Лейс легонько погладил под столом ее ногу, напротив, она уделила ему куда больше внимания, чем обычно, и от этого директора бросило в жар. Лейс был в первую очередь администратором, но еще и тем, кого акхарцы называли «врачом», хотя на самом деле это слово означало скорее «целитель» или «лечащий маг». По правде сказать, администратор из него получился лучший, чем маг, поэтому он и был директором.

Вечер прошел весело, много пели, читали стихи, а еще больше – обсуждали разные слухи. Однако Кира ни разу не упомянула ни Замофира, ни толстуху. Она не знала, был ли Замофир замешан в гибели каравана, да ее это и не волновало. Главное сейчас было избавиться от нежелательного конкурента. Если Замофир приехал сюда именно из-за Принцессы, то они подоспели как раз вовремя, Крим здорово припугнул его, судя по тому, что Замофир, гость, ведущий официальные переговоры с герцогом, решился пропустить банкет.

Но в один прекрасный день она все же воткнет маленькому мерзавцу стилет между ребер, или Крим свернет его цыплячью шею, и они избавят Акахлар хотя бы от одной злокачественной язвы.

В конце торжества, когда все направлялись к дверям, Кира шепнула Лейсу:

– Директор, мне хотелось бы поговорить с вами наедине, не проводите ли вы меня до моих апартаментов?

– С удовольствием! – отозвался маг, чувствуя себя на седьмом небе. Они пожелали доброй ночи герцогу и остальным гостям, а потом вышли в коридор. Кира заговорила только тогда, когда они оказались в дальнем крыле дворца, у дверей ее комнаты.

– Директор, боюсь, мы столкнулись с одной проблемой, и только вы в состоянии мне помочь. Не заглянете ли ко мне на минутку?

Директор, который, несомненно, по-своему расценил приглашение, немедленно ответил:

– Конечно.

Она села в кресло, стоявшее перед зеркалом, а он – на постель: в комнате больше не было стульев. Кира скинула туфли и начала снимать макияж, глядя в зеркало.

– Директор, боюсь, его милость герцог оказался в двусмысленной, я бы даже сказала компрометирующей ситуации.

– О? Что вы имеете в виду?

– Около трех месяцев назад некая молодая женщина оказалась тут. Она находилась под защитой одного могущественного чародея, однако ее по ошибке приняли за жалкую больную девушку, которая нуждается в помощи. Она не могла рассказать правды, потому что не знала, кому можно довериться.

Только теперь директор начал прислушиваться к словам Киры, хотя ему трудно было оторвать от нее взгляд.

– Толстуха с двумя детьми.

– Да, и я рада, что нам не надо играть в прятки, – добавила она, расстегивая платье.

– Этот негодяй Замофир тоже о них спрашивал. Она вздохнула:

– Значит, мы все-таки играем в прятки. Кано, я не очень-то терпелива. В отличие от Замофира и его хозяина мы точно знаем, что девушка тут. Меня, скажем… выслали вперед… чтобы выяснить, можно ли что-либо сделать, прежде чем на это чудесное место обрушится несчастье.

Его голос дрожал, но он все же нашел в себе силы ответить:

– Я не предам своего герцога даже за ночь с вами. – Кира поднялась, и платье соскользнуло с нее. – О Боже мой, – почти простонал директор.

Кира взяла халат и накинула его, позаботившись, чтобы он скрывал не слишком много. Потом уселась на кровать рядом с несчастным Кано и притворно нахмурилась.

– Мой дорогой Кано! Предательством было бы отдать ее Замофиру и его банде, но отнюдь не мне. Понимаете ли, Булеан, великий маг, все знает. Если мы не сможем уладить это между собой, то ему придется сделать официальный запрос, что поставит герцога в неловкое положение. Герцог, чтобы спасти свою честь, разумеется, будет все отрицать, и вот тогда на это место обрушится весь гнев великого мага, и все кругом будет уничтожено. Не будет больше приюта. Не будет губернатора. Только уцелевшие жертвы Ветров Перемен будут бродить среди руин. Даже честь и доброе имя герцога погибнут, ибо супруга девушки жива, и она потребует официального расследования от имени Королевства.

Вожделение еще не совсем покинуло Кано, но оно поблекло перед той страшной картиной, которую так ненавязчиво нарисовала Кира, картиной, которая тут же обрела черты реальности, едва он услышал имя волшебника,

– Боже мой! Что… что же нам делать? Вы же знаете, его милость никогда не признает, что это было сделано, даже если это была невольная ошибка, вызванная состраданием. Нет! Если бы это было правдой, девушка должна была нам все рассказать.

– Вы помните, что произошло с ее караваном? Сначала на него напали, а потом почти полностью уничтожили. Они гнались за девушкой. Только за ней. Чтобы убить ее. И вы думаете, что после всего этого она могла, оказавшись случайно здесь, ничего не зная ни о герцоге, ни об этом месте, тут же воспылать доверием к вам? Похоже, мне все-таки придется связаться с Булеаном.

Директор вспотел.

– Но она получила… самое сильное зелье. Мы знали, что она из Внешних Слоев, и провели полный курс. Самое полное стирание под воздействием усиленного гипноза.

– Булеан говорит, что нет такого зелья, с которым не могла бы справиться магия.

– Да, да. Теоретически это так, но это зелье особенно сильно, ибо оно обращено к самым истокам существа. Боль, одиночество, хрупкое эго, низкая самооценка… Проклятие, наши специалисты были правы! Ей хотелось все забыть, хотелось стать кем-то другим, быть любимой, чувствовать свою необходимость, она стремилась к этому, пусть даже для этого ей пришлось опуститься до уровня простой крестьянки. Если бы это было не так, с ней все было бы по-другому. Многие здесь получали то же самое зелье и тоже начинали как простые крестьяне, но они не смогли обрести в этом счастье, и мы дали им возможность подняться на тот уровень, который отвечал их внутренним запросам. А та девушка – нет. Ей нравится жизнь общины, примитивная жизнь, в которой очень мало потребностей и никакой ответственности. И чем больше проходит времени, тем меньше она отличается от товарок.

– У нее больше нет выбора… Впрочем, и никогда не было. Мне кажется, в этом и заключается часть ее проблемы. Но выбора нет ни у меня, ни у вас, ни даже у герцога. Небывалые дожди, которые принесли вам столько неприятностей, будут продолжаться и даже усилятся.

Директор вскинул голову и уставился на Киру:

– Так причина в ней?

– Она – магнит, который их притягивает. Клиттихорн собрал в небе над вами Всадников Бурь, и они просто дожидаются, когда снова пойдет дождь. Вам даже в кошмарном сне не приснится, что станется с этим местом, когда на него в поисках девушки обрушатся Всадники Бурь. Она не может здесь оставаться, а если вы отдадите ее Клиттихорну, то Булеан в гневе уничтожит вас.

Теперь директору было не до сладострастия. Он глубоко задумался.

– Но откуда мне знать, что вы от Булеана?

Кира поднялась, порылась в старой, потрепанной седельной сумке и достала маленький клочок бумаги. На нем акхарскими символами была написана сложная математическая формула. Она молча протянула листок Лейсу, тот с минуту его рассматривал, потом у него слегка задрожали губы.

– Вы знаете, что это такое?

– Я в этом ничего не понимаю, – призналась Кира, – хотя это и написано моей рукой. Но я знаю, что это такое.

– Но здесь пропущена одна переменная!

– Вы ее получите, если мы сможем прийти к какому-нибудь решению.

Когда Лейс возвращал листок, его руки дрожали.

– Это высший уровень акхарской магии, доступный только избранным. Но… чего вы хотите от меня?

– Нам нужна девушка и еще способ тихо, без шума вывезти ее отсюда послезавтра на рассвете, вместе с караваном. Порция того зелья, которое вы использовали, и любые записи о состоянии девушки, которые вы вели, очень бы нам помогли. Избавьтесь от нее, и вы избавитесь от всякой опасности, которая угрожает приюту герцога. В конце концов сделайте вид, что ее никогда здесь и не было.

Директор кивнул:

– Я могу вызвать ее завтра после работы в клинику. На осмотр. Это обычная вещь, хотя ее очередь еще не подошла. Мы задержим ее под каким-нибудь предлогом, возможно, усыпим. Можно было бы заставить ее пойти с вами с помощью любовного зелья, однако его еще надо составить – мы их не держим, – и неизвестно, что получится при его сочетании с уже действующим зельем. Могут возникнуть еще более глубокие изменения личности, особенно вкупе с супружеским заклинанием. Мягкий, прозрачный гипноз может оказаться недостаточным, он действует на каждого по-своему, нельзя сказать с уверенностью, сколько он продержится. К сильному гипнозу требуется антидот. Девушка станет повиноваться автоматически, но если вы потеряете антидот, то она останется таким автоматом до тех пор, пока вы не вернетесь сюда, ибо все наши зелья – наша тайна.

– Это подойдет, – сказала Кира. – Мне уже доводилось иметь дело с подобными зельями. Но можно ли будет восстановить ее рассудок?

– Прошло только три месяца. По сути дела, зелье не стирает память – нам не известен способ, который позволил бы это сделать без нарушения всей работы мозга. В этом случае взрослый превращается в ребенка. Наше зелье только прекращает доступ ко всем прошлым воспоминаниям. Новая личность строится на том, что человека просто учат быть тем, кем он должен быть. Девушка общалась только с нашими крестьянами, она запомнила только те слова и фразы, которые она от них слышала. Она приняла их культуру, их веру в систему, их манеру разговора, их образ жизни. И чем дольше продолжается воздействие, тем прочнее становятся изменения, а мозг, не имея доступа к старой информации, начинает восполнять то, чего не может обнаружить: детские воспоминания и так далее. Чем больше девушке нравится ее теперешнее положение, чем естественнее она себя чувствует, тем быстрее и разрушительнее становится процесс стирания прошлых воспоминаний. Со временем оно становится полным и необратимым.

– Сколько на это требуется времени?

– Это зависит от человека. – Директор пожал плечами. – Тут важен и возраст – чем меньше воспоминаний, тем быстрее процесс, влияют и всевозможные психологические и физиологические факторы. Те девочки, которые оказались здесь вместе с ней, – они счастливы, у них любящие семьи, и чувствуют они себя гораздо лучше. Скорее всего у них процесс уже необратим. А ваша девушка… я не знаю. Она молода, это работает против нее, однако она из Внешних Слоев, а влияние этого фактора непредсказуемо. Вы можете восстановить все или по крайней мере большинство воспоминаний, однако личность – это уже другой вопрос. Прежде у нее было очень слабое эго и низкая самооценка, а теперь это очень сильная личность. Я могу только гарантировать, что она изменится.

Кира кивнула:

– Ничего, меня просили привезти ее, а не поворачивать часы вспять. – Она наклонилась и поцеловала Лейса в лоб. – Вы оказали нам неоценимую помощь. Я этого не забуду.

Он поднялся.

– Мне понадобится привлечь к этому делу алхимика. У нас есть антидоты, однако по соображениям безопасности они все очень слабые…

Кира тоже встала, снова подошла к сумке и вытащила оттуда еще один маленький листок.

– Думаю, это снимет все вопросы. Надеюсь, вы и сами сможете придумать какое-нибудь достаточно правдоподобное объяснение.

Директор посмотрел на листок:

– Какая-то химическая формула. Не мой профиль. Что это?

– Соединение, которое может быть составлено из доступных веществ. Оно застывает, его можно окрасить, а потом вживить в кожу, оно не чувствуется, и мне сказали, что с ним даже безобразный шрам выглядит небольшой царапиной, все неприятные ощущения пропадают, рубец становится незаметным.

Директор тихонько присвистнул.

– Да, это будет очень… полезно. Однако у меня есть еще одна просьба.

– Да?

– Там, в зале, все видели нас вместе, все видели, как мы уходили. Пожалуйста, не могли бы мы хотя бы… притвориться… что между нами что-то произошло?

Кира улыбнулась ему самой нежной, самой соблазнительной улыбкой.

– Пусть это будет нашей маленькой тайной, – прошептала она.

– Так это она и есть? – спросила Кира, разглядывая через окошко кабинета помещение маленькой больнички для полевых рабочих. Лейс кивнул.

Молодая женщина, которая находилась там, была невероятно тучной, но очень мускулистой: стоило ей шевельнуть рукой или ногой, и на них вздувались мощные мышцы.

Долгие часы работы под палящим солнцем сделали ее кожу почти коричневой, дубленой, как у большинства крестьян. Губы ее словно выгорели на солнце: они казались неестественно бледными, почти бесцветными, как и ногти, особенно по сравнению с кожей.

У девушки были прямые черные волосы до плеч, которые несколько смягчали ее лицо, делали его более женственным. Волосы казались нечесаными и посеклись на концах, а некоторые пряди выгорели почти добела.

– Волосы нельзя настолько отрастить за три месяца, – заметила Кира.

– Зелье. Простое и безвредное. Если не понравится, всегда можно снова подстричься. Это одна из тех мелочей, которые мы время от времени позволяем им у нас «стянуть» – людям это нравится. Остальное – естественный результат многочасовой работы на солнце. Вы заметили? Остальные выглядят точно так же.

Кира кивнула. «Что за жизнь…» – печально подумала она.

– Девушка выглядит довольно бодрой.

– Да. Прежде она была очень тихой и какой-то отстраненной. Думаю, она вела себя так с теми, кого плохо знала. Однако, успокоившись, она стала довольно открытой и совершенно раскованной. Видите ли, физические отклонения не считаются здесь недостатком, так что полнота ее не тревожила. Маиса сильна, как бык, и это придает ей уверенность в себе. Мои люди видели, как она держала телегу, пока меняли колесо, и даже не устала, а в Последний День она шутки ради подняла огромного крепкого парня, вдвое шире ее в плечах.

– А как вы заманили ее сюда?

– Подсыпали немного порошка в напиток, который она сегодня пила в поле, и у нее очень кстати начались желудочные спазмы. Лекарственное зелье, которое она получит, как только уйдет последний пациент, – гипнотическое. Оно вызовет головокружение, и ей прикажут лечь. Потом я отпущу персонал.

Кира кивнула.

– Нам надо вывезти ее завтра же. Замофир крутится где-то поблизости, да не следует забывать и о нашем владетельном хозяине.

Лейс достал из маленького чемоданчика две запечатанные склянки с ярлыками.

– Золотой ярлык – это антидот, – сказал он Кире. – Отметки на ярлыке означают степень восстановления. Половина дозы приведет девушку в обыкновенный гипнотический транс, когда объект все осознает, но повинуется. Вся склянка заставит ее совершенно прийти в себя, однако сначала погрузит на пару часов в глубокий сон, чтобы устранить остатки гипноза. Светло-красная жидкость – это около сорока процентов той порции зелья, которое вызвало амнезию. Ни в коем случае не допускайте, чтобы его кто-нибудь выпил, а в особенности она. Вместе с той дозой, которую она уже получила, это превратит ее в существо, лишенное всяких воспоминаний и всякой личности. Это будет животное. И еще, проследите за тем, чтобы это зелье не попало в чужие руки.

– Не тревожьтесь. Мы не собираемся ни красть вашу формулу, ни злоупотреблять ею. Мы просто хотим вернуть девушку к жизни, не причиняя ей вреда.

– Куда же вы ее повезете? – полюбопытствовал директор.

Кира улыбнулась:

– Лучше вам этого не знать. – Она снова заглянула в окошечко. – Думаю, все ушли. Наша больная, как послушная девочка, приняла лекарство, и теперь ее укладывают на кушетку.

Лейс кивнул и направился к двери. Видимо, он без труда убедил дежурного врача, что с девушкой не случилось ничего серьезного. Какое-то время они оживленно переговаривались – судя по всему, они были на дружеской ноге. Наконец врач достал из стола папку и передал ее директору. Тот с отсутствующим видом полистал бумаги, а потом отпустил коллегу, заверив, что сам позаботится обо всем остальном.

Какое-то мгновение тот колебался, но потом решил не спорить с начальством. День был долгим, а в резиденции его ждал ужин. Когда он наконец удалился, Лейс какое-то время сидел, изучая содержимое папки, казалось, он совершенно забыл о Кире. Она терпеливо ждала. Стоило ли показываться раньше времени, если в любую минуту сюда мог кто-нибудь вернуться, скажем, за забытой вещью.

Наконец директор вздохнул, отложил папку и сделал ей знак войти. Кира вошла и бросила взгляд на молодую женщину, которая лежала на кушетке, не замечая ничего вокруг.

– Что-нибудь важное? – спросила Кира директора. – Я видела, как вы изучали эту папку.

– История болезни. Акклиматизация и приспособление к окружающим условиям были на первом месте, так что ею не особенно занимались, мы просто убедились, что она достаточно здорова для этой работы. Должно было быть еще одно, более детальное обследование после того, как она немного акклиматизируется, но она чувствовала себя так хорошо, а в отделении было столько другой работы, что обследования так и не провели. Это ее первый осмотр. Она набрала одиннадцать с четвертью халгов. Многовато, конечно, но это в основном мускулы, да и часть ее жира тоже превратилась в мускулы. Если не допускать того, чтобы мышцы снова превратились в жир, все не так уж плохо.

– Сама я вешу всего сорок три. Даже Крим – только девяносто два. Хорошо еще, что нам не придется ее поднимать. Есть еще какие-нибудь медицинские проблемы, о которых нам следовало бы знать?

– Только одна, но это сильно усложнит ситуацию, если вам предстоит долгое путешествие.

– И что же это? – Кира подняла бровь.

– Она на третьем месяце беременности. Вот это был удар.

– О Боже мой! – пробормотала Кира. – Только этого нам и не хватало. Она знает?

– Сомневаюсь. Если она и чувствовала дурноту по утрам, то не жаловалась, да и кто станет обращать внимание на такую чепуху в поле? Это не будет особенно заметно до седьмого месяца, особенно у этакой толстухи, но это ослабит ее, сделает медлительной, вызовет биохимические изменения, ну и тому подобное.

– Значит, у меня меньше шести месяцев на то, чтобы доставить ее по назначению. – Кира вздохнула. – Чей это может быть ребенок? Кто-нибудь из здешних?

– Возможно, но маловероятно. Обычно тут не набрасываются на новичков. Как правило, проходит несколько недель, прежде чем новенький начинает участвовать в жизни общины. Судя по тому, что вы рассказали, маловероятно, чтобы у нее были какие-нибудь связи во время путешествия, так что остается только изнасилование.

Кира вздохнула и посмотрела на девушку:

– Бедняжка. А нельзя ли от этого избавиться? Директор, казалось, был шокирован, но быстро пришел в себя.

– Нет, это сложно, и выздоровление будет долгим. Если вы забираете ее сегодня, то либо этим займется сам чародей, либо она родит.

Женщина кивнула.

– Ладно, я предоставлю решать Булеану. Думаете, она готова?

– О да. Желудочные спазмы прошли, мы просто дали ей очень сильное слабительное. Однако она не сможет контролировать свои отправления, так что помните, вам надо заставлять ее почаще делать это.

Кира подошла к лежавшей без сознания девушке.

– Маиса, открой глаза, сядь и спусти ноги с кушетки.

Глаза открылись, но они ничего не выражали, будто девушка все еще спала; Маиса в точности выполнила приказание.

– А теперь слушай меня, – заговорила Кира, тщательно подбирая слова. – Ты будешь слышать только мой голос, мой и ничей другой, будешь повиноваться только моему голосу. Завтра к тебе придет мужчина и скажет: «Я – Крим. Повинуйся и мне».

Ты услышишь, как он это скажет, и будешь повиноваться мне и ему, и слышать только меня и его, и никого другого. Ты поняла меня? Отвечай.

– Да, – тупо ответила девушка удивительно низким голосом.

– Хорошо. А теперь встань. Сейчас ты пойдешь в трех шагах позади меня, и что бы я ни сделала, ты будешь делать то же самое, пока я не прикажу тебе другого. Если я сяду, ты тоже сядешь. Если я пойду, ты пойдешь следом. Если я остановлюсь, ты тоже остановишься. Поняла? Отвечай.

– Да.

Кира проверила, захватила ли она антидот и образец зелья.

– Нельзя ли ее переодеть?

– Извините, только не здесь, – пожал плечами Лейс. – Нам не удастся заполучить ее одежду, не вызвав подозрений.

– Ладно, ладно. Мне придется самой заняться этим. Сейчас самое важное – выбраться отсюда и уйти как можно дальше от этих стервятников, что кружат над нами. Не могли бы вы погасить свет?

– Конечно, но тогда здесь будет очень темно.

– Я создание тьмы, – отозвалась Кира. – К тому же здесь достаточно рассеянного света, чтобы девушка меня видела. Гасите.

Лейс потушил светильники, и они подождали, пока глаза Майсы привыкнут к темноте.

– Маиса, ты меня видишь? Отвечай.

– Да.

– Тогда следуй за мной и повинуйся. Вдруг Кано Лейс встрепенулся.

– Подождите, а где же переменная, пропущенная в формуле?

– Она уже у вас. На том же листке, что и остальная формула. Если мы благополучно выберемся из владений герцога, переменная проявится и станет одного цвета с остальными чернилами. Если нас предадут или схватят до того, как мы покинем этот район, бумага сгорит. Мне кажется, это честно.

Ошеломленный директор вздрогнул в темноте. Он действительно собирался их обмануть. Слишком трудно ему было чувствовать себя предателем по отношению к герцогу. Но эта формула… Когда он ее увидел и оценил ее возможности… Соблазн был слишком велик. Завтра он отправится в лабораторию и начнет исследования. Через пару недель он объявит о своем открытии, и тогда его звезда засияет новым светом, а его позиции укрепятся. Но цена, которую пришлось заплатить, все же не давала ему покоя. Лейс все еще был убежден, что создание Майсы было правильным и необходимым. И хотя восстановление было теоретически возможно, он никогда не видел, чтобы оно происходило, и насколько ему было известно, никто из тех, кого он знал, не смог бы его провести. Одному только Богу известно, во что превратится теперь несчастная Маиса.

Вывезти Сэм из приюта было несложно, хотя и пришлось побегать, чтобы найти подходящую повозку, поездка в которой не повредила бы девушке. На следующий день, прямо на рассвете, Крим поднял караван, и они двинулись в путь. Ящики с лучшим вином герцога оказались отличным прикрытием, к тому же они и сами по себе могли принести неплохой доход.

Крим все еще не чувствовал себя в полной безопасности, но по мере того, как все новые и новые мили отдаляли его от владений герцога, он начинал понемногу успокаиваться.

Караван двигался вдоль реки, не быстрее и не медленнее, чем обычно, однако путешественники пристально следили, не скрываются ли лучники за стенами каньона. Благодаря соглашению между герцогом, навигаторами и обитателями этих земель, караваны, принадлежавшие Гильдии, не подвергались серьезной опасности, но не стоило пренебрегать возможностью нападения со стороны случайного отряда, да и некоторые жители Пустошей были просто сумасшедшими.

К ночи караван достиг места, которое считалось нейтральной территорией. Конечно, это была только теоретическая безопасность, которую надо было подкреплять часовыми, заклинаниями и прочим, но до сих пор в этом месте не было ни одного нападения на караван. Любой, кто пожелал бы их атаковать, отступил бы перед лицом Йоми. Напасть на них мог только безумец или кто-нибудь из подручных Клиттихорна, если бы Рогач что-нибудь почуял.

Они отошли на тридцать миль от владений герцога, но все еще не чувствовали себя в безопасности; днем сын герцога мог покрывать огромные расстояния, а по ночам в небе рыскали Всадники Бурь. Они не обладали особой силой, если поблизости не было бури, которая снабжала бы их энергией, но видели они неплохо, и если бы хоть один из них что-нибудь заподозрил, их хозяйка отправила бы сюда ураган какой угодно силы. Конечно, каньон здесь был достаточно широк, однако никому не хотелось даже думать, что будет, если произойдет настоящее наводнение.

Кира не решилась бы отправиться в это путешествие в одиночку, без каравана, и даже Крим не чувствовал бы себя уверенно, в особенности рядом с девушкой.

Время от времени они наведывались к ней. Остальные караванщики предпочитали не задавать вопросов, все они были так или иначе замешаны в разных темных делишках. Крим часто залезал в повозку, шел в дальний угол, приподнимал крышку ящика и проверял состояние девушки. Он давал ей пищу и воду, а потом девушка справляла свои нужды. Для этого ведро превратили в некое подобие ночного горшка.

Кира как-то привела покорную девушку к реке, приказала ей снять всю одежду и вымыться.

Караван спал, спали все, за исключением Киры и еще одного часового. Оба они держали в руках заряженные пистолеты, а рядом наготове лежали ружья. Первым что-то почувствовал часовой, за многие годы путешествий у него выработалось некое шестое чувство. Кира ждала кого угодно, но только не старуху Йоми собственной персоной. По слухам, она никогда не покидала свою пещеру. И все же явилась именно она. Колдунья опиралась на две крепкие клюки, а сопровождали ее два невообразимых существа, постоянно поводившие длинными мохнатыми ушами.

Кира взглянула на опешившего часового.

– Все в порядке, Карл. Я их знаю, и я ждала… м-м-м… посетителей.

Йоми направилась прямо к ней, но вдруг остановилась, заметив дремлющую под деревом Маису. Черную от загара женщину было нелегко разглядеть в тени, но у Йоми было особое, магическое зрение.

– Так-так, – проскрежетала старуха. – Значит, вот она, предмет всех наших интриг и махинаций. Боже мой, чего только не делали с этой бедной девочкой. Я вижу заклятие демона с его нечеловеческим математическим безумием, вижу супружескую связь, тоненькую, как паучья нить. И зелья, зелья, зелья, слой за слоем. Простое гипнотическое, а потом стирающее. И под всем этим – что за странная, небывалая сила! Нити, бегущие на север… Да-да, это именно она, бедняжка.

Йоми вздохнула и посмотрела на Киру.

– Дитя, это будет нелегкая работенка.

– Как ты думаешь, удастся тебе привести ее в чувство?

– Мне – нет. Господину умнику – Зеленые Штаны – возможно, но только с моей помощью. У тебя есть образец зелья и антидот?

– Да, сейчас принесу.

– Прихвати заодно и камень, которым вы вызываете этого болвана-чародея. Нам предстоит долгая ночка.

– Стоит ли делать это здесь, так близко?

– Конечно, нет, пустая твоя голова, но если мне не удастся отвести отсюда рогатого хрыча с его свитой, то я и гроша ломаного не стою.

 

Глава 7

Всадник бурь

Пора действовать, и быстро, – сказала Дориону Йоми. – Сегодня этот пройдоха Замофир приезжает к Ходамоку. Как только усатая крыса пронюхает о Чарли и обо всем, что здесь произошло, то-то переполошится. Наверняка они оба заявятся ко мне, будут предлагать сделку, а может, и угрожать, если решат, что им есть чем меня припугнуть. Вряд ли у них что-нибудь выйдет, но хлопот не оберешься.

– Ну, нам удалось придумать подходящую маскировку, – отозвался маг. – Хоть это было и непросто. Бодэ неплохо владеет оружием, даже пращой и арбалетом. Чарли, конечно, придется потруднее, но и она справится.

Колдунья кивнула.

– Что за странная парочка, Чарли и эта ее Сэм. Чарли уже преодолела столько всего, что любой другой на ее месте просто сломался бы. Мне никогда не доводилось встречать такую сильную и направленную на выживание личность. Ее способность адаптироваться просто поразительна. Даже свою слепоту она уже воспринимает просто как неудобство, а кошачье зрение использует изредка, только тогда, когда это действительно необходимо. Главное, сама-то она считает себя невероятно слабой. Старуха вздохнула.

– Чарли не понимает, насколько поразительно то, что она с удовольствием выполняет свою работу куртизанки, и немногие мужчины решились бы, как она, преследовать Астериал и ее банду в незнакомой стране, имея в своем распоряжении только два пистолета. Но эта Сэм… не знаю, изменится ли она вообще. Она стремится только убежать и спрятаться. Ей нравится быть покорной. Она отлично чувствовала бы себя, будь она действительно крестьянкой или даже рабыней. Ей бы только не принимать никаких решений и ни о чем не тревожиться. Даже если мне удастся освободить ее от зелья герцога Паседо, я не уверена, что она когда-нибудь сможет стать Принцессой Бурь. Вот почему еще нам надо беречь Чарли, Дорион. Единственный мужественный поступок Сэм совершила, когда в опасности оказалась ее подруга. Чарли дает ей силу и решительность. Я допускаю, что Чарли сыграет свою роль и в решающем сражении.

Дорион кивнул.

– Так что же мы будем делать и кто этим займется?

– Я сама, разумеется, не могу никуда отправиться, и у меня нет ни одного ученика, которому я могла бы доверить подобное дело. Я уже позаботилась о поддержке многих людей, которые по разным причинам не могли отказаться мне помочь, но нашим путешественницам нужен еще настоящий проводник и помощник, хорошо бы с магическими способностями. И еще он должен быть полноправным гражданином Акахлара и свободно передвигаться по всем нашим мирам.

Какое-то мгновение Дорион молча смотрел на нее, а потом тихонько охнул:

– Ты имеешь в виду меня?

– Прекрасно! Я рада, что ты вызвался сам.

– Эй, подожди-ка! Я не вызывался… черт возьми, Йоми! Ты же знаешь, сколь ограниченна моя магия! Потому-то я и торчу в этой дыре. Стреляю я хуже некуда, а другое оружие вовсе в руках не держал. Какая от меня, к черту, польза?

– У тебя есть чутье, нюх, как это называется у простонародья. Когда надо, мой дорогой, ты совсем неплохо соображаешь, тебе можно более или менее доверять, у тебя есть понятие о чести, что не так часто встречается в этих местах, а это куда важнее, чем мускулы. Мускулы я могу и наколдовать, честь – никогда.

Дорион задумался.

– Ты хочешь, чтобы я… один… с этой парочкой… в такую даль?..

Йоми залилась своим визгливым смехом.

– Вот именно, я передам тебе полную власть над ними, однако их господином будет сам Булеан. Это означает, что, даже если с тобой что-нибудь случится в пути, кто бы ни захватил их, они будут все равно тянуться к Булеану. Откровенно говоря, я могла бы освободить их от рабства, если бы думала, что это может принести хоть какую-нибудь пользу. Однако Бодэ нужна дисциплина, чтобы помогать в нашей затее, а не мешать, а Чарли дисциплина потребуется из-за ее красоты и слепоты. Пока у них в носу эти кольца, никто не попытается их умыкнуть, ибо всем известно, что такая добыча не только бесполезна, но и опасна. К тому же я не хочу, чтобы она где-нибудь потерялась или спряталась с перепугу. А это вполне возможно, когда она обнаружит, что в действительности не совсем ослепла.

Дорион отлично понял, что имела в виду Йоми; сам он, как и старуха, пользовался не обычным зрением. Чарли еще предстояло узнать, что теперь она может видеть много такого, чего никогда не видела прежде. Но с помощью магического зрения можно увидеть и такое, чего лучше бы не видеть.

– Ладно, – вздохнул Дорион. – Когда?

– Сегодня, как только стемнеет. Я приготовила вам лошадей, которые за пару дней домчат вас до самого Маштопола. Вот список людей и связей, которыми вы сможете пользоваться в пути. Заучи его наизусть. На первое время припасов вам хватит, а деньги на расходы ты сможешь получать по дороге. Я подготовила бумаги, по которым твои подопечные законтрактованы посредством заклинания, наложенного патентованным чародеем. Официально ты, вместе со своим хозяином, оказал им магическую услугу, ценой которой была их свобода. Они, так сказать, свободно выбрали рабство, значит, все законно. Что за прелесть эта бюрократия! Можно грабить всех подряд и убивать направо и налево, лишь бы бумаги были в порядке.

Маг серьезно кивнул.

– А что будет, если нам действительно удастся в конце концов добраться до Булеана? Тогда-то что мне делать? Мы с ним немножко знакомы, и он меня не жалует.

– Ты только доставь их, и все будет забыто и прощено, – заверила его Йоми. – А дальше – выбирай сам. Можешь передать их Булеану и убраться подобру-поздорову, да еще и с наградой, а хочешь – оставайся, если только вы с ним поладите. Ты ведь сам родом из Масалура и знаешь эти места лучше, чем кто угодно другой. Если кто и сможет протащить их туда прямо под носом у Клиттихорна, так это ты.

– Если только я до этого доживу, – вздохнул маг.

Чарли и Бодэ теперь было совершенно невозможно узнать. Чтобы избавиться от светлых узоров на загорелой коже, девушке пришлось выпить особое зелье. В результате появился равномерный коричневый загар, который очень шел Чарли. Волосы ей остригли до плеч, сильно завили и окрасили в рыжеватый цвет. Теперь она была похожа на акхарку из какой-то колонии.

В Акахларе было много красивых девушек, и в слепой блондинке невозможно было сразу узнать одну из разыскиваемых женщин. Но все же ее должны были заметить и запомнить. Вся соль заключалась именно в том, чтобы ее узнали, но слишком поздно.

Из-за того, что Чарли была «законтрактована», она могла не утруждать себя традиционной одеждой. Чарли так давно не носила настоящий костюм, что совсем не была уверена, что целомудренный наряд доставил бы ей удовольствие. А уж сможет ли она еще когда-нибудь надеть туфли, она и совсем не представляла.

Откровенная одежда – это было как раз то, о чем Чарли всегда мечтала, но она с легкой тоской вспоминала долгие часы, которые, бывало, проводила в магазинах, примеряя одну пару туфель за другой.

При соблазнительной внешности и полной слепоте Чарли ни у кого не должно было возникнуть сомнений, какие услуги оказывает эта рабыня своему господину, так что и одеваться ей приходилось соответственно. Девушка надела юбочку от костюма, которую носила еще у Ходамока, и накидку из легкой, полупрозрачной ткани, которая оставляла грудь обнаженной. Костюм дополняли бронзовые серьги, бронзовые браслеты на запястьях и лодыжках и ожерелье из тонких плетеных цепочек.

Высокая худощавая Бодэ без причудливой татуировки уже не казалась столь экзотичной, но у нее были прекрасные формы и на удивление гладкая кожа. Она только никак не могла смириться с тем, что ей запретили выкрасить волосы в яркие цвета. Густые, жесткие и курчавые, они напоминали гриву. Разглядывая новую Бодэ глазами Мрака, Чарли решила, что художница напоминает ей черную африканскую женщину-воина с иллюстрации в географическом журнале.

Зато наряд Бодэ задумала самый экзотический. Она сама рисовала эскизы. Это было нечто вроде достаточно откровенного комбинезона с серебряными заклепками, его дополняли высокие кожаные сапоги на высоких каблуках и кожаная повязка вокруг головы. По мнению Чарли, Бодэ выглядела так, будто сбежала из какого-то садо-мазо-порно-фильма, однако наряд по-своему шел художнице. Хлыст и кожаная кобура с пистолетом усиливали впечатление.

Одежда Дориона была грязно-коричневого цвета, как и его обычная мантия, однако на этот раз на нем были рубашка, брюки и мягкая широкополая коричневая шляпа. Мантию и магические принадлежности он вез с собой. Прежде всего путешественникам надо было миновать самое опасное место – Маштопол, кишевший агентами Клиттихорна.

– Я хотел бы договориться с вами, – сказал Дорион своим подопечным, – что вы обязаны играть роль рабынь только на людях. Когда мы останемся втроем, о «господине» можете забыть. Но только не злоупотребляйте моим терпением.

Он взглянул на них, на лошадей, на снаряжение и почувствовал, как ему не хочется ввязываться в это дело. И зачем он заварил эту кашу? Ведь девушка, черт возьми, даже не двойник Принцессы Бурь!

– Чарли! Ты понимаешь, что теперь не можешь по-прежнему свободно ездить верхом, – продолжал он. – Твоя лошадь будет неотступно следовать за моей, и все будет в порядке. Запомни только: твое место сразу за мной. Бодэ, ты поедешь позади Чарли, я разрешаю тебе применять оружие по собственному усмотрению, если только ты не получишь особого приказа. Помни: защита Чарли – твоя важнейшая задача. Меня кое-как выручали до сих пор мои магические способности. Если помощь понадобится мне, я крикну. Вы меня поняли?

Чарли кивнула. Кивнула и Бодэ. Чарли была поглощена своим новым открытием, загадочным и совершенно необъяснимым. Она обнаружила, что каким-то образом видит Дориона, не с помощью Мрака, а собственными глазами. Он казался странным дрожащим пятном темно-красного света, а внутри него словно вспыхивали разноцветные огоньки. Это пятно ярко выделялось на фоне серой пустоты: она не видела ни окружающей местности, ни Бодэ, ни лошадей.

Но еще она видела желтоватое свечение на уровне глаз где-то справа от нее – возможно, это была седельная сумка Дориона с его магическими принадлежностями. А Мрак казался маленьким бледно-лиловым пушистым комком. Девушка взглянула глазами кота и увидела – ей показалось, что она смотрит как бы снизу, с земли, – что на месте красного пятна находится Дорион, а на месте желтоватого свечения – лошадь.

А еще была загадочная светло-красная нить, как одинокая паутинка, она подрагивала, изгибалась, исчезая в пространстве. Вдруг Чарли сообразила, что она исходит от Бодэ, хотя самой Бодэ не было видно.

Чарли начала понимать, что то излучение, которое лишило ее зрения, видимо, дало ей другую, более редкую способность. Неужели маги и чародеи видят именно так, или, может, они ясно различают то, что ей представлялось лишь смутной пульсацией цвета? Толку от такого зрения было немного, но лучше, чем ничего.

Взобраться на лошадь Чарли помогли, и теперь она сидела в седле, как заправская наездница. В детстве она проводила лето на ранчо у родственников.

Дети там развлекались, катаясь на лошадях с закрытыми глазами или придумывая другие штуки. Чарли еще тогда привыкла к лошадям и верхом чувствовала себя вполне уверенно, по крайней мере, пока не надо было мчаться во весь опор.

Для Мрака сделали что-то вроде сумки, похожей на гамак. Магически связанное с Чарли животное стало очень преданным и спокойно мирилось с тем, что любой другой кот счел бы оскорбительным.

– Бодэ удивлена, что госпожа Йоми не пришла нас проводить, – заметила художница, воспользовавшись вновь обретенным правом говорить свободно.

Дорион усмехнулся:

– Госпожа Йоми сейчас чертовски занята как раз тем, чтобы обеспечить нашу безопасность; надеюсь, нам удастся воспользоваться результатами ее трудов. Мы и так слишком долго прохлаждались тут. У Ходамока сейчас гостит один из агентов Клиттихорна, и этому плюгавому усатому мошеннику не понадобится много времени, чтобы сообразить, сколько будет дважды два.

Чарли вскинула голову:

– Усатому? Я правильно поняла? Ты говоришь о Замофире?

– Ты знаешь его?

– Бесхребетная свинья, болотный демон! – сплюнула Бодэ. – Он ехал с нашим караваном, а потом стакнулся с теми скотами, которые пытали нас и издевались над нами! Бодэ хотелось бы подержать его за причинное место, если только у него там есть за что ухватиться. – Художница выразительно сжала пальцы, словно давя что-то в кулаке.

– Этот мерзавец – наемник, – отозвался Дорион. – Дорогой, черт бы его побрал, осторожный, умелый и, что самое важное, – как он ни продажен, он остается верен своему нанимателю. Рогач предложил ему кругленькую сумму и за вас обеих, и за вашу подругу, и он будет работать как проклятый, чтобы отыскать вас. Скорее всего тогда этот негодяй случайно оказался в караване, обычно он старается держаться подальше от своих жертв, чтобы быть вне подозрений. – Маг вздохнул. – Я не слишком-то беспокоюсь о том, как мы доберемся до Маштопола. Я хорошо знаю эти места, да и мало кто отважится навлечь на себя гнев Йоми. Но молитесь, чтобы ваша новая внешность обманула тех, кто поджидает нас там. В Маштополе ни на кого и ни на что нельзя положиться.

Они ехали по ночам, а днем спали. Так они были избавлены от палящего солнца, а Дорион знал все окольные тропки, все расщелины и скалы и к тому же видел в темноте не хуже, чем Бодэ днем.

Дорион нравился Чарли. Он был полноват и страдал одышкой, но что за беда? Он казался славным спокойным человеком, а главное, Чарли удивляло и внушало уважение то, что он ни разу не воспользовался своей властью над ними. Она не знала, что чувствует Бодэ, но сама бы не отказалась от близости с ним. Чарли с некоторой досадой даже подумывала, не разделяет ли маг некоторые склонности Ходамока.

И все-таки ехать в затылок друг за дружкой, когда поболтать невозможно, а по сторонам смотри не смотри – все равно ничего не увидишь, было очень скучно. Тогда Чарли стала, как это частенько делала и прежде, представлять себе, что вернулась домой.

«Привет, ма! Привет, па! Вот я и вернулась! Я теперь первоклассная шлюха, и – я не шучу – мне это нравится. А еще я ослепла… ах, да, еще я чернокожая рабыня, а одеваюсь точь-в-точь как танцовщица из стрип-клуба, но в остальном полный порядок. Да, а вы помните мою подружку Сэм? Она здорово растолстела и вышла замуж за другую женщину…»

Конечно, родители не забыли их. Возможно, ее и Сэм фотографии все еще красуются на миллионах молочных пакетов, однако назад пути нет. Во всяком случае, не сейчас. Вот только неизвестно, есть ли у них хоть какой-нибудь путь вперед.

Пока Чарли скучала во дворце Ходамока, а потом вела странную и уединенную жизнь в пещере Йоми, у девушки было достаточно времени, чтобы покопаться в себе. Эти люди, которым были подвластны и магия, и алхимия, избавили ее от комплексов, отделив то, что действительно составляло сущность самой Чарли, оттого, что было ей навязано. Бодэ могла многих девушек превратить в куртизанок, но немногие из них получали бы удовольствие от своего положения.

Чарли действительно нравились мужчины, все мужчины: молодые и старые, высокие и низкие, толстые и тонкие – какие угодно. Она не могла ничего объяснить, но знала, что ей это нужно, и постоянно искала их.

И ей нравился секс – все, что подразумевалось под этим словом. Ей понравилось с первого раза, еще дома, только тогда она испугалась, возможно, именно потому, что это было как раз то, что наполняло все ее сны, о чем она всегда мечтала. Но теперь ей этого было мало. Теперь ей хотелось не только брать, но и отдавать, отдавать в полной мере. После того, как она проделывала это столько раз, со столькими разными людьми, у нее больше не оставалось ограничений, только страсть. Видно, она всегда таилась в ней, а обстоятельства выпустили ее на свободу.

Чарли начала понимать то, что сказала ей Йоми. Эта страсть вовсе не означает, что она лишена ума, воли, стремления к независимости. Теперь она гордилась тем, что спасла подруг, и безумно желала избавиться от проклятого кольца в носу. Но потом она хотела бы еще лет двадцать провести в постели с разными мужчинами, особенно если бы это могло дать ей богатство и независимость.

И она решительно не желала, чтобы слепота помешала ей в этом. Чарли многое научилась делать сама. Например, чтобы наполнить чашку, надо было просто опустить туда палец и наливать, пока не почувствуешь воду.

Она полюбила Мрака и ценила его помощь, но очень осторожно пользовалась ею. В конце концов, Дорион понимал английский, а Чарли гораздо больше нравилось разговаривать с магом, чем с Бодэ. К тому же, когда кот бродил сам по себе, не стоило смотреть на все, что он видел. Первая же задушенная мышь отбила у Чарли всякое желание сопровождать кота на охоту. Однако он помогал освоиться на месте новой стоянки или оглядеться вокруг в случае необходимости.

Даже вслепую Чарли могла оседлать и расседлать лошадь, уверенно держалась в седле, могла приготовить себе еду, сама управлялась со спальным мешком. В общем, Чарли не была расположена жалеть себя и даже на встречу с Булеаном не слишком полагалась.

Странные вещи, которые видела Чарли, приводили ее в замешательство.

– Твое зрение, как и мое, не исчезло, а изменилось, – объяснял ей Дорион. – Это трудно объяснить. По сути, ты прекрасно видишь, только в измерениях, лежащих далеко за пределами доступного обычному глазу. Как будто ходишь по дому с привидениями и видишь привидений, но не видишь сам дом. Но если бы мы могли видеть все, что находится в этих измерениях, мы, возможно, потеряли бы рассудок. Мы видим лишь то, что находится в нашем мире, но испускает излучение в другие миры. Мне кажется, это к лучшему: в мире магии некоторые вещи лучше вообще не видеть, но будь готова к тому, что это все-таки возможно, и постарайся не терять головы.

На третий день они выехали на главную дорогу у самой границы Маштопола, однако перед тем, как пересечь границу, Дорион решил сделать еще одну остановку в Кудаане.

– Нам лучше двигаться ночью, по крайней мере до поры до времени, – сказал он, – и на всякий случай будьте наготове.

– Бодэ не понимает, что нам там может угрожать, – заметила художница. – Этот мерзавец Замофир у нас за спиной. Если бы он хотел, у него было время навредить нам. Те, кто нас преследует, наверное, простые наемники, грабители, а их и обмануть несложно.

– Возможно, – отозвался Дорион, – но лучше не рисковать, У Замофира есть птицы и другие способы связи, которые куда быстрее, чем мы, и у него есть доступ к магической сети, а сообщения по ней передаются почти мгновенно. Лучше быть готовыми к тому, что нас поджидает. С завтрашнего дня и до тех пор, пока мы не выберемся из этого места, придется пустить в ход вашу маскировку.

– Ты имеешь в виду рабство?

– Да. Вам придется постоянно играть роль рабынь, даже когда рядом никого нет. Чарли, ты будешь Исса, безмозглая и соблазнительная, покорная. Ты не говоришь по-акхарски, значит, тебе придется молчать, пока я не прикажу тебе заговорить или не потребуется предупредить нас об опасности. А ты, Бодэ, будешь зваться Коба, и, если тебе так необходимо говорить о себе в третьем лице, изволь пользоваться какими-нибудь приниженными и самоуничижительными оборотами, например «эта недостойная» или «низкая рабыня». Знаю, что это для тебя невыносимо, но потерпи. Ты – наша защитница, рабыня-воин. Если кто-нибудь станет задавать тебе лишние вопросы, просто отвечай, что тебе запрещено разговаривать или что прошлая жизнь стерта из твоей памяти.

– Бодэ всю свою жизнь боролась за признание ее искусства. Ей будет нелегко забыть свое имя.

– Тебе и не надо забывать, но ты должна есть, спать, думать и действовать, не выходя за пределы своей роли. Только если нас обнаружат и разоблачат, ты сможешь действовать по собственному усмотрению. Мне тоже придется играть роль и обращаться с вами, как с рабынями. Хотя мне это совсем не по вкусу, и я чувствую себя неловко.

– Делай все, что находишь нужным, – ответила Чарли, – не волнуйся и не чувствуй себя виноватым. Мы уже столько пережили, что я с удовольствием сыграю эту роль, раз это всего лишь роль.

На выезде из Кудаана скопилась масса народу, в том числе там толпились без видимой цели вооруженные люди довольно грозного вида. Но и они, и чиновники больше глазели на Чарли, не очень-то интересуясь проверкой документов. Чарли старалась вовсю. Кокетливо откинувшись в седле, она игриво поводила плечами. Эта толпа запомнит ее, уж это точно.

Конечно, она их не видела, но она слышала их замечания по своему адресу, слышала, как они приставали к Дориону с предложениями купить пару-другую минут наедине с ней.

Чарли чувствовала своего рода удовлетворение. Это была особого рода власть, и власть довольно сильная.

За воротами поднималась, насколько видел глаз, гигантская желтая стена, поразительно мощная и внушительная.

– Каждая нуль-зона огорожена таким щитом, – сказал Дорион. – Это великий щит акхарского чародея, он не дает никому, кроме акхарцев, перейти границу. Поэтому не-акхарцы, превращенцы, вообще все, кто почему-то не отвечает акхарским стандартам, не могут переходить из одного мира в другой. Вместе с воротами такое заклинание делает границу непреодолимой преградой.

«Ну, не такой уж непреодолимой, как вам кажется», – подумала Чарли, вспомнив, что когда она впервые попала в Акахлар, то познакомилась с кентаврессой, которая пряталась в пещере чуть ли не в самом центре срединной земли. Но, наверное, если бы ее обнаружили, то немедленно убили бы.

Путешественники миновали границу и оказались в нуль-зоне. Чарли не видела вечного белесого тумана, который стелился над ней, но теперь ей стали видны огромные скопления энергии, раньше вспыхивавшие, как маленькие искорки. Они ехали по сказочной стране, где многоцветный пейзаж то и дело менялся, а с неба падал золотой дождь и будто связывал лес с невидимыми облаками над головой. Место, где они находились, вспыхивало более ярким светом, и облака энергии начинали клубиться особенно мощно.

В самой срединной земле, где-то далеко-далеко, в небо поднимался одинокий тонкий сверкающий золотом луч, похожий на маяк.

– Это из города, – объяснил Дорион. – Свет исходит от самого Королевского Волшебника. Нам придется держаться подальше от него и поближе к границе. Все хорошие дороги ведут к столице, так что нам придется попетлять.

Дорион беспокоился, что от Бодэ можно ждать чего угодно, несмотря на все приказы, а Чарли и вовсе приводила его в недоумение. Он никогда по-настоящему не понимал женщин, даже Йоми, которой было шесть сотен лет от роду и которая была похожа на помесь древней старухи и мокрицы. Чарли была умной, изобретательной, гибкой, и все же он чувствовал, что, если бы она освободилась от рабского кольца, она стала бы профессиональной шлюхой и торговала бы собой. Похоже, она была бы только рада, если бы там, на границе, он принял одно из предложений. Йоми не видела в этом ничего дурного. Но ему-то самому, черт возьми, это казалось совсем не правильным.

Чарли и Бодэ почувствовали облегчение, добравшись до поста на въезде в Маштопол. Наконец-то позади остался Кудаан, его безжалостная жара, странные обитатели и смертельные опасности.

Дежурный офицер на пограничном посту все время искоса поглядывал на обеих женщин, однако сохранял деловой официальный тон.

– Законтрактованы, да? Пожизненно?

– Да, сэр, – отозвался маг. – Однако прежде они принадлежали не мне. Когда-то я служил могущественному чародею, который спас племя той высокой рабыни от нападения демонов. Старик подарил ее мне, когда ее услуги стали больше не нужны. А вторая, ну, вы сами видите. Мне пришлось порядочно заплатить, чтобы убедить ее хозяина расстаться с ней, но, вы же понимаете, за нее никакая цена не показалась бы слишком высокой.

Дежурный офицер взглянул на Чарли и кивнул:

– Да, я понимаю, почему вы ее купили, только вот почему вам ее продали?

– Она слепая. Ее прежнему хозяину это было неудобно, а для меня это не помеха. Офицер прищелкнул языком.

– Да, жаль. Такая красавица… А это что за кошка? Мы обязаны проверять всех животных.

– Вот документы. Кот мой, я использую его для магических целей. Девушке он приглянулся, она ему тоже, так что, если мне не требуются услуги кого-нибудь из них, я разрешаю им быть вместе.

Дежурный офицер вздохнул:

– Хорошо, сэр. Все в порядке. В конце недели в городе будет большой праздник. Там полно народу, так что вам будет нелегко найти комнаты, если только вы не заказали их заранее. К тому же в это время года в городе полно подонков, которые рассчитывают на легкую добычу. Было уже несколько убийств и похищений девушек. Берегите вашу парочку, сэр.

– Постараюсь, – пообещал чародей. – Но что касается Кобы, я никому не посоветовал бы задевать ее.

Офицер поставил печать на их документы, а Чарли подумала, что вряд ли через эти посты проходит так уж много настоящих документов.

Дежурный офицер вернул Дориону бумаги:

– Вы можете оставаться в Маштополе сколько угодно, сэр, и покинуть его либо здесь, либо через южные ворота. Приятного отдыха.

Дорион поблагодарил его, вскочил на лошадь, и они въехали в Маштопол. Когда они на милю углубились в срединную землю, Дорион вдруг остановился, приказал им подъехать поближе и позволил Чарли говорить, словно почувствовав, что девушка того и гляди захлебнется невысказанной просьбой.

– Господин, здесь мы вне опасности. Не могли бы мы остановиться в комнате с ванной и, возможно, купить новую одежду? Мне бы хотелось хоть чуть-чуть ощутить вкус жизни большого города, ведь мы столько времени провели в Кудаане…

– Мне очень жаль, но это невозможно. Все не так просто. Прежде я об этом не подумал, но если Замофир говорил с Ходамоком, то он знает, что вы обе были в городе, были проданы с аукциона. Надеюсь, что здесь это еще не стало известно, иначе тот офицер задержал бы нас под каким-нибудь предлогом, но, будьте уверены, через пару дней сюда слетится вся стая. Если мы хотим избежать нежелательных встреч, нам лучше ехать окольными путями. За всеми въездами будут следить, а может быть, возьмут под контроль и саму нуль-зону. Пока все в городе на празднике, мы можем пересечь средину без особого риска, но на выезде возможна засада. Боюсь, с ванной и с прогулкой по большому городу придется подождать.

* * *

Два дня они без особых приключений пробирались по окраинам Маштопола. Обе женщины вызвали немалое любопытство и многочисленные высоконравственные замечания консервативных фермеров и жителей провинциальных городков. Они вовсе не желали иметь дело с путешественниками и старались спровадить их побыстрее.

Мрак по достоинству оценил эту страну, где грызуны были маленькими и глупыми, а жуки – большими и хрустящими. Чарли позволяла ему бродить на свободе, зная, что, когда придет время собирать вещи и двигаться дальше, он неизменно окажется рядом. Она стала привыкать к его укусам. Мрак делал это очень деликатно и брал только самую капельку ее крови. Ранка болела недолго и быстро затягивалась. Казалось, слизывая кровь, он одновременно каким-то образом залечивает место укуса.

Возможно, так оно и было. В этом мире различия между черной и белой магией зависели только от побуждений мага. Магия Акахлара была, так сказать, серая.

Впрочем, в этих землях магии было вообще немного, хотя местные жители считали, что здесь все пропитано ею. Чарли точно знала, что это не так. Кроме того, что исходило от ее спутников, она не видела ничего особенного.

Эта страна пахла цветами и свежескошенным сеном, солнце было ласковое, теплое. На второй день прошел небольшой дождик, и только прямой приказ Дориона заставил женщин спрятаться от него: они так давно не испытывали чудесного прикосновения небесной влаги.

Шум и запах тихого дождя, падающего на поля и леса, были настоящей магией жизни, полной надежд и обещаний.

К концу третьего дня даже Дориону стало казаться, что он чрезмерно подозрителен. Никто на них не нападал, никто их не преследовал. Но как только он начал расслабляться, почувствовала тревогу Бодэ. В Акахларе, когда все идет слишком уж хорошо, жди, что на тебя вот-вот что-то обрушится.

– Придется ночью пробраться через этот забор, – сказал маг. – Не стоит оставлять запись о нашем проезде через ворота. Патрули вдоль границы, я думаю, обойдем. Однако в нуль-зоне нам придется быть очень осторожными и тщательно выбирать. Если я проложу дорогу в нужный мне мир, как навигатор, это будет заметно издалека – мы оставим за собой явный след. Придется посидеть и подождать, пока появится что-нибудь подходящее: либо мир, который я знаю, либо мир, где я смогу справиться. Если нам удастся незаметно пересечь границу колонии и попасть в Куодак, то нас обнаружат, только если уж очень не повезет. Клиттихорн, наверное, уже перекрыл все возможные пути, но чиновников Куодака не так легко подкупить, как их маштопольских собратьев. И там мы сможем подключить кое-какие силы Йоми.

Когда они приблизились к границе, Дорион предложил после наступления темноты двигаться вдоль нее, пока либо удастся войти в нуль-зону, либо придется возвращаться в глубь средины.

Чарли видела странную картину: слева бушевала энергия нуль-зоны, а вокруг царила черная пустота. Примерно через полчаса езды Дорион вдруг приказал остановиться.

– Похоже, они строят забор вокруг всей средины. Интересно, зачем?

Он спешился, подошел к забору и осмотрел его.

– Ага. Медная проволока. Кажется, она тянется отсюда прямо до поста у ворот. Изолированные опоры, какие-то странные крепления… Видимо, они собираются пустить что-то через проволоку и не хотят, чтобы она заземлялась. Очень странно. О, теперь вы можете говорить свободно.

Бодэ спрыгнула с коня и осмотрела разбросанные по земле инструменты.

– Это не просто забор. Бодэ видела невысокие ограды из такой же проволоки. Она убивала каждого, кто к ней прикасался. Может быть, здесь пытаются сделать то же самое? Но от кого они хотят отгородиться этой штукой?

– В большинстве средин есть заборы, но они поставлены просто для того, чтобы внутрь не забредал скот. Гораздо легче и дешевле перекрыть места пересечения с колониальными мирами, чем огораживать всю срединную землю. И откуда они возьмут энергию для такого забора? Того, что у них есть, едва хватает на освещение центра города.

На мгновение Дорион задумался, а потом продолжал:

– Но даже слабого заряда будет достаточно, чтобы замкнуть цепь. Тогда страже станет известно, что границу пересекли, они даже смогут приблизительно вычислить, где именно. Да, могу поспорить, дело именно в этом. Интересно, кого или чего они вдруг так испугались?

– Какая разница? – нетерпеливо перебила его Чарли. – Давай найдем место, где мы сможем пересечь границу и убраться отсюда. Может, в другом мире мы сможем наконец поспать в настоящей постели… и принять ванну… – добавила она благоговейно.

Дорион задумался.

– Ладно, в общем-то это место не хуже остальных, да и неизвестно, сколько придется ждать, пока появится мир, который нам подойдет. Если мы двинемся дальше на север, то попадем в зону контрольного пункта, а если на юг – нам придется делать дыры в их новеньком недостроенном заборе. Это только укажет наш путь. Ладно, решено. Бодэ, садись на коня и поезжай вслед за Чарли, как всегда. Пошли!

Они пересекли границу. Лошадь Чарли оступилась, попав в невидимую канаву, однако им удалось удержаться, и девушка почувствовала, что оказалась в нуль-зоне.

Чарли видела здесь даже небо, больше всего оно было похоже на раскрашенную фотографию: несущиеся тучи, странные, неестественные оттенки, вокруг – бушующие разряды темной, демонической энергии.

Мрак, спокойно сидевший в своей сумке, вдруг издал такой вопль, что поднял бы и мертвого, а Дорион развернулся и закричал:

– Назад, скачите к границе! Это ловушка!

Демонические тучи вдруг обрели форму и сгустились в огромный и грозный призрак.

Гигант, окруженный адским огнем, парил на огромном птеродактиле с пустыми горящими глазами и пастью, которая изрыгала пламя. Всадника окружало тусклое бело-багровое сияние, он сидел на летающем чудовище, будто это была обычная лошадь. Магическая энергия окружала его наподобие брони. Из-за забрала шлема смотрели демонические глаза, горевшие бордовым пламенем.

Чарли пришпорила лошадь и ринулась назад, в черноту.

Грозный всадник закричал, и эхо его крика наполнило ужасом их души. Чарли оставалось только нахлестывать коня и молиться о том, чтобы достигнуть границы раньше, чем она окажется в когтях чудовища.

Бодэ пыталась держаться поближе к Чарли, чтобы не дать ей сбиться с дороги, но вдруг обернулась, взглянула на Всадника Бурь и бросилась ему навстречу. Безумная художница выхватила пистолет и, уверенная, что с такого расстояния невозможно промахнуться, стреляя по такой громадине, спустила курок.

Пуля настигла цель, но прошла прямо сквозь жуткое видение, будто оно было просто облаком дыма.

Презрительный смех, как гром, прокатился в воздухе.

Взбешенная и беспомощная, Бодэ увидела, что лошадь Чарли наконец-то добралась до границы и стала подниматься по неровному склону, который отделял средину от нуль-зоны. Внезапно лошадь поскользнулась, Чарли вылетела из седла и упала в туман, на мягкую, поросшую травой землю. Она быстро вскочила, не обращая внимания на отчаянную боль от ушибов, однако падение оглушило ее, и в этот момент она увидела, что грозный призрак пикирует на нее, между ними оставалось не больше сотни футов. Спасения не было.

Вдруг девушка почувствовала, что ее подхватили и вскинули на лошадь, потом ее подбросило – это лошадь перескочила пространство, отделявшее средину от границы. Чарли почувствовала, как что-то ужалило ее в бедро, потом порыв ветра, оглушительный вопль – и она упала на грязную землю.

Бодэ тяжело дышала.

– Поторапливайся! Твою лошадь найдем позже, сейчас садись ко мне, надо убираться подальше от границы!

Но адская боль не давала Чарли пошевелиться. Ее нога пылала тем же бордовым пламенем, которое горело под доспехами призрачного Всадника. Нога вдруг онемела и не слушалась, осталось только ощущение жара.

Девушка беспомощно следила, как грозный Всадник, сделав круг, снова подлетел ближе, ближе… вот он уже почти на самой границе средины.

Всадник вдруг натянул поводья, и его крылатый зверь остановился в нескольких футах от границы, огромная тварь висела на месте, медленно взмахивая крыльями.

Чарли сообразила, что Всадник почему-то не может пересечь границу. Возможно, та самая сила, которая не давала входить внутрь не-акхарцам и превращенцам, делала границу непреодолимой и для таких тварей. Черт возьми, и защищают же они свои драгоценные средины!

Пронизывающие горящие глаза остановились на ней.

– Сила бурь в нуль-зоне велика, – заговорил Всадник низким раскатистым басом. – Благодаря смешению воздушных масс и постоянной смене колониальных миров атмосфера тут в постоянном движении. Те, кто подвластен мне, уже перекрыли все выходы, скоро они войдут внутрь и двинутся на тебя со всех сторон, кроме этой. Победить ты не можешь, и ты не можешь бежать. Вставай и иди ко мне!

Чарли почувствовала, что ее горящая нога шевелится, словно пытаясь идти помимо ее воли. Нечто стремилось заставить ее подняться и двинуться вперед, к Всаднику, но оно было слишком слабым.

Вдруг рядом оказалась Бодэ. Она потащила девушку прочь от границы, в укрытие.

– У меня пятьдесят человек, начисто лишенных чувства чести и жалости, им обещана щедрая награда, если они приведут тебя ко мне, – вещал Всадник Бурь. – Они не остановятся перед тем, чтобы убить твоих спутников. Ты можешь пересечь границу только тут, и ваше жалкое оружие не страшно Князю туч.

Низко пригибаясь, к ним подбежал Дорион.

– Проклятие, возможно, он прав, – пробормотал маг.

– Что это за тварь? – с испугом спросила Чарли.

– Всадник Бурь верхом на призраке. Одно из созданий Внутренних преисподних, миров, лежащих ниже Акахлара, где не может существовать человек. Но они могут перейти в наш мир, если наберут достаточно энергии и если их вызвал чародей.

– Это опять тот рогатый мерзавец, да? Он его вызвал?

– Ага. Он нашел с ними общий язык. Не думаю, что он блефует, говоря о своих людях. Проклятие! Я должен был это предвидеть! Его сила уменьшается при свете дня.

– Настолько, что мы сможем пересечь границу? Дорион помедлил.

– Нет, не настолько. Проклятие!

– Ты ведь маг, о могущественный господин, – саркастически заметила Бодэ. – Неужели ты не в силах развеять его, чтобы мы могли спокойно проехать?

– Я не настолько хороший маг!

Чарли почувствовала какое-то мягкое щекотание, посмотрела вниз и увидела сверкающий пушистый бледно-лиловый шарик. Мрак взобрался на ее раненую ногу и устроился на ней. Девушка почувствовала внезапный озноб и увидела, как кот втягивает в себя бордовый жар магической раны.

Девушка начала лихорадочно соображать.

– Послушай, ты говорил, что они устраивают изгородь из медной проволоки, чтобы посылать по ней магическую энергию?

– Да, ну и что с того?

– А как хранится проволока для изгороди?

– Намотана на большие катушки.

– Катушка полая внутри?

– Да, но все равно весит порядочно.

– Мы далеко от нее? Дорион прикинул.

– Около одной руки. А что? Ты что-то придумала?

В одной руке было около 125 футов.

– Возможно, нечто неисполнимое. Если бы мы могли перевернуть эту катушку и насадить ее на какую-нибудь ось, чтобы она могла вращаться, а потом вытянуть внутренний конец проволоки и прикрепить его к чему-нибудь железному здесь, внутри срединной земли…

Глаза Дориона вспыхнули.

– Кажется, я понял! Да, попытаться стоит! – Маг поспешно растолковал их идею Бодэ.

– Оставайся здесь, – приказал он Чарли. – Мы с Бодэ сходим, посмотрим.

У забора валялось несколько катушек. Дориону и Бодэ вдвоем едва удалось сдвинуть самую маленькую из них. Бодэ осмотрела строительную площадку, отыскала необходимые инструменты и принялась мастерить.

– Ха, не просто вульгарный ворот, а скульптура, о которой сложат легенды! – бормотала она, собирая странную конструкцию из валявшихся поблизости частей и обломков.

Ее усилия не остались незамеченными.

– Что это? – пророкотал Всадник Бурь. – Магическая изгородь? Кое-что она может, но вряд ли защитит от пуль, ножей и мечей.

– Заткнись, свинья! – прикрикнула Бодэ. – Бодэ ненавидит, когда критики обсуждают даже законченные ее творения, но она просто не выносит, чтобы они еще заглядывали ей через плечо, когда она творит!

Даже Всадник Бурь немного опешил.

– Она действительно сумасшедшая, – пробормотал он почти про себя. – Но это ничего вам не даст.

Дорион боялся, как бы он не оказался прав, но Бодэ потребовалось всего пятнадцать минут на то, чтобы изготовить вполне пригодный с виду ворот. Если, конечно, им удастся насадить на ось эту чертову катушку, а для этого ее нужно было приподнять. Вместе с Бодэ они кое-как установили катушку на ворот, тот затрещал, но выдержал.

Бодэ отмотала несколько ярдов проволоки, а Дорион ножом подцепил и извлек ее внутренний конец.

Художница посмотрела на проволоку.

– Надо будет покрепче закрепить эту штуку. Когда катушка завертится, этот конец может затянуть обратно.

Маг кивнул.

– Я собираюсь обкрутить его вокруг этого железного столба, а потом прицепить к сварочному аппарату, он, пожалуй, весит не меньше тысячи халгов. Если проволоку привязать покрепче и если столб вкопан достаточно глубоко, то все это может и выдержать. Но сможешь ли ты выстрелить такой жесткой проволокой?

– Бодэ предпочла бы пушку, но она справится и так. Видишь, она уже отмотала по крайней мере две руки этой проволоки, на такое расстояние как раз можно более или менее точно стрелять из арбалета. Но лучше бы подманить его поближе.

Маг кивнул.

– Я приведу Чарли и лошадей. Либо эта штука сработает, либо мы влипли. Кажется, я уже слышу всадников.

Мраку каким-то образом удалось вылечить ногу Чарли. Она смогла кое-как подняться. Потом наклонилась и подняла кота, который, казалось, совершенно обессилел.

– Милый мой Мрак, ты заслужил любую награду, – шепнула девушка. Подошел Дорион.

– Кажется, дело сделано. Может, Бодэ и сумасшедшая, но в своем роде она настоящий гений. – Маг помедлил мгновение, а потом мягко добавил:

– Как и ты.

Девушка вручила ему кота:

– Держи. Неизвестно, понимает ли этот ублюдок по-английски, но сейчас нам меньше всего нужно, чтобы он прочел мои мысли. Веди меня, я должна увидеть его, а он меня. Молись, чтобы Бодэ поняла, чего мы от нее хотим, потому что это единственное, что нам остается.

– Да, – вздохнул Дорион. – Никому и никогда еще не удавалось хотя бы ранить Всадника Бурь.

С помощью мага она выбралась из-за скал, которые служили ей укрытием, и увидела границу и застывшего в ожидании грозного Всадника.

Бодэ держала арбалет наготове, но их враг был еще слишком далеко.

– Сюда! Иди на голос Бодэ! – позвала она Чарли.

Чарли осторожно, держась в нескольких метрах от границы, направилась к тому месту, где ждала Бодэ. Казалось, она шла целую вечность, но вот голос Бодэ раздался прямо у нее за спиной.

– Отлично, теперь тебе надо подманить его поближе.

– Должен признаться, мне стало любопытно, – проговорил Всадник Бурь. – Что это вы затеяли? Неужели вы думаете, что можете уколоть меня какой-то жалкой проволокой? И мне нельзя переломать кости, ибо я – творение магии! – насмехался он. – Куда этому магу-недоучке тягаться со мной!

– Ну, если тебе так интересно, иди попробуй нашего угощения, – по-английски проговорила Чарли и начала медленно приближаться к границе нуль зоны.

– Ага! Приманка для меня! Иди, иди сюда, красотка! Иди ко мне! Сюда, сумасшедшая, я сам пойду тебе навстречу!

С этими словами Всадник Бурь стал медленно снижаться, подлетая все ближе и ближе к границе. Зловеще загрохотал гром, и Чарли видела, как энергия тучи перешла к Всаднику Бури, питая его, делая все более реальным.

Вдруг мимо Чарли пронеслась Бодэ и в мгновение ока оказалась у самой границы.

– Прекрасно, сэр! Попробуйте-ка вот это! – крикнула она ему, прицелилась и пустила стрелу.

Бодэ забыла о проволоке, привязанной к стреле, та больно хлестнула ее по спине, и в мгновение ока она, выругавшись, свалилась внутрь нуль-зоны. Но в тот же миг стрела угодила в призрачного зверя, на котором сидел Всадник.

Хохот резко оборвался, раздался пронзительный крик летающего призрака. Всадник и зверь в мгновение ока превратились в огромный пламенеющий шар, похожий на маленькое солнце, а дальше все произошло так быстро, что Чарли не успела за этим уследить. Ей показалось, что солнце ринулось к ней, она почувствовала на лице его жар, а потом – оглушительный раскат грома, от которого чуть не лопнули барабанные перепонки, – и она потеряла сознание.

Не дожидаясь, пока Чарли очнется, Дорион неимоверным усилием втащил ее на лошадь; она так и сидела, оглушенная и растерянная, цепляясь за седло. Маг повел лошадей и их единственную всадницу прямо в нуль-зону и остановился сразу на границе.

Бодэ продолжала браниться. Дорион помог ей подняться на ноги.

– Ты не ранена?

– У Бодэ уши словно ватой забиты, – прокричала в ответ художница. – Она вся в синяках, промокла и, возможно, ранена, но не так сильно, как этот сукин сын! – Она неуверенно взобралась на лошадь позади Чарли и уцепилась за нее. Дорион повел свой маленький отряд в туманы нуль-зоны. Лошадь Чарли несла только совсем больного и очень усталого Мрака.

Всадники были близко, некоторых уже можно было разглядеть. Дорион понимал, что нельзя терять ни минуты. Что бы там ни было, им надо во весь опор мчаться сквозь нулевую зону и надеяться попасть в более или менее приемлемый мир прежде, чем их схватят.

 

Глава 8

Вспять по тропинкам памяти

Йоми взяла склянку с зельем и принялась ее рассматривать. – Интересно… – хрипло пробормотала она. – У герцога есть по-настоящему талантливые люди.

Старая ведьма вдруг отпила немного зелья, стирающего память. Кира в ужасе вскрикнула.

– Нет! Не надо!

На лице Йоми появилась беззубая ухмылка.

– У-ух… – выдохнула она. – Неплохая штука. Не беспокойся, милочка. Я просто хочу узнать, как оно действует. Со мной ничего не будет.

Они ждали, и в темноте минуты ожидания казались бесконечными.

– Быстрое, – наконец сказала колдунья. – Должно быть, они подмешали его к утреннему соку. Это сшибает с ног прежде, чем успеваешь понять что это такое, и действует безотказно. Зелье заставляет саму жертву помогать своему действию. Потрясающе! Оно будто бы знакомится с тобой. Потом находит нечто самое слабое, самое безвольное в твоем «я» и выпускает его на свободу, а само тем временем использует его чувства и порывы, чтобы заблокировать все воспоминания, которые не нужны для поддержания жизни, все, что связано с понятием «я». Кажется, зелье разрушает, а может, даже перестраивает ферменты самого мозга. Оно держится в организме очень долго, и тот отказывается с ним бороться. Со временем его действие все же ослабевает, но это происходит только после того, как новые связи установлены и произошли некоторые изменения. Оно дает воцариться в мозгу «Маисе», новой личности, а потом перестраивает всю систему связей так, что остаются только те, которые определяют «Маису» как единственное «я». К тому времени, когда зелье сформирует Маису и исчезнет, не останется никаких связей с прежним «я». Необходимые воспоминания – язык, здравый смысл, представление о том, например, что не следует совать руку в огонь, – все это дублируется как новая информация «Майсы», а все старые пути доступа к памяти затираются. Зелье слабеет, но не остается никаких связей с прошлым, Замечательно!

Кира кивнула. Она не все поняла, однако уловила главное.

– Другими словами, все, что ей говорят, когда она просыпается, зелье заставляет принимать за истину. Потом оно берет то, что ему требуется от старой личности, и отсекает все остальное. Кажется, что оно само живое!

– Нет, просто чудо современной химии, моя милочка. Опасное чудо. С его помощью можно создать преданную армию бездумных убийц. Надеюсь, оно еще не попало в руки к Старому Рогачу. – Она вздохнула. – Да, это будет нелегко. Самое сложное в том, что только само зелье пока удерживает ее прежнюю личность. Мы можем без труда избавиться от него, но тогда мы получим только Маису. Если мы оставим его, то получим ту же Маису, потому что зелье блокирует остальную память. А самое скверное – мы не можем ждать. Девушке уже нанесен ущерб, и с каждым днем он будет все больше. Надеюсь, что наш могучий акхарский маг, который мнит себя чуть ли не богом, сможет найти выход, ибо мне это не под силу. Единственное, на что мы можем рассчитывать при ее теперешнем состоянии, – это брачное заклинание, которое может полностью уничтожить лишь арбитраж магов; именно это заклинание еще обеспечивает некоторую ее связь с прошлым и с Принцессой Бурь. Но и оно не поможет, если она пробудет в этом состоянии еще пару месяцев. Лучше позвать нашего полубога!

– Боюсь, что мне действительно придется вмешаться, – проговорил приятный мужской голос, несколько глуховатый, со слабыми отзвуками эха. Он доносился откуда-то из темноты, так что невозможно было определить, откуда именно.

– Ты подоспел вовремя, умник, – заметила Йоми.

– Я все время был тут. Твой анализ был так интересен, мне не хотелось тебя прерывать. Кира, дай девушке половину антидота и давай приведем ее в состояние транса. Я не могу иметь дело с зомби, и, по правде сказать, бездействие мозга только заставляет это зелье работать быстрее.

Кира отлила половину из склянки в маленькую кружку, а потом подошла к толстухе, которая, казалось, спала.

– Открой глаза, возьми эту чашку и выпей до дна, – приказала она.

Глаза «Майсы» открылись, она взяла лекарство и послушно выпила его. Пока они ждали, когда оно подействует, Булеан заговорил:

– Похоже, нам придется собрать все, что осталось от ее личности, а потом заменить зелье другим, подобным ему, которое не будет блокировать воспоминания. Если нам это удастся, тогда она, возможно, потеряет какие-то части своего прежнего «я», некоторые навсегда, другие – временно, но мозг сам найдет окольные пути. Хотя бы в основном мы вернем «Сэм». Ты получила формулу?

– Думаю, да, – ответила Йоми. – Лови! – Из ее головы в темноту устремились бело-голубые искры.

Булеан присвистнул:

– Ого! Готов биться об заклад, человеческий мозг не в состоянии самостоятельно создать такую сложную формулу. Должно быть, ее разработали в каких-то отдаленных внешних мирах, где готовы предоставить к услугам наших злоумышленников мощные компьютеры. Потребовались бы месяцы, чтобы разгадать эту головоломку и вычислить, как она работает! Нам придется действовать быстро и решительно, двигаясь методом проб и ошибок. Посмотрим, что у нас получится. Единственное, что нам остается, – это подтолкнуть ее саму к прорыву. Попытаемся убедить Маису, что ей самой нужно все вспомнить. Ну, давайте попробуем. Кира, открой ее для нас.

Кира опустилась на колени рядом с девушкой.

– Маиса, слушай меня. Как только я снова повторю твое имя, ты услышишь еще два голоса. Отвечай и повинуйся им, как мне или Криму.

– Да, мэм, – последовал тихий ответ.

– Маиса, слушай.

– Здравствуй, Маиса, – мягко проговорил Булеан.

– Здравствуйте, сэр, – ответила девушка. Голос уже не казался таким безжизненным.

Булеан предоставил Йоми повторить то же приветствие, а потом спросил:

– Кто ты, Маиса? Расскажи нам о себе.

– Да чего особо-то рассказывать? – начала она. – Я девушка простая. Сажаю, рощу фрукты и все такое и еще помогаю собирать их и складывать. Другие-то люди, которые красиво одеваются, они их только едят. Пока работаешь, семь потов сойдет, но как посмотришь, что из семечка дерево вырастает и фрукты дает – это прямо как волшебство.

– А тебе никогда не хотелось чего-нибудь другого? – спросил Булеан. – Например, работать в резиденции герцога?

– Нет, мне и так хорошо. Для другого-то учиться надо – читать, писать, мало ли чепухи? А зачем? Я крестьянка, если не работать, как Бог велел, что тогда все будут есть?

– Есть у тебя дружки? – спросила девушку Йоми. – Тебе хотелось бы выйти замуж, иметь детей?

– О, друзей много-много. Парни, они все время тащат в постель. Конечно, если кто годится, чтобы иметь детей, это надо. Только я из-за парней с ума не схожу. Ну и что? Можно спать и с ними, и с девчонками, если нравится.

– Нам не хватает доступа к ее старому «я», чтобы повлиять на нее, – заметила Йоми бесстрастным тоном врача, который ставит диагноз. – Должно быть, теперь ее поддерживает только брачное заклинание.

Булеан на минуту задумался, а потом спросил:

– Тебе хотелось бы быть богатой, иметь дорогую красивую одежду, чудесный дворец, собственных слуг, есть изысканные блюда, пить изысканные вина?

Может, использовать часть своего состояния, чтобы помогать другим?

Толстуха задумалась. Под гипнозом она не могла лгать и отвечала просто и правдиво:

– Нет, сэр. Эти штуки хороши для тех, кому они нужны. Мне нравятся хорошенькие штучки, но от них меньше проку, чем от лошадиного дерьма. Они только для лордов и леди, которые ими друг перед другом хвастаются. Тот, кто больше думает, как на него смотрят, а не что он делает, не стоит ни черта, и все эти побрякушки не сделают из свиньи господина, сэр. Лучше работать весь день вместе с друзьями, делать, что надо, и взамен получать, что надо. От богатства одно беспокойство: только и смотри, чтоб не сперли. Это не по мне. А вот если тебе нужны только друзья, еда и работа, то и не будешь рот разевать на то, что не твое. А те друзья, что только на твое богатство глядят, какие же это друзья?

– Боже мой! – воскликнул Булеан. – Да ее превратили в святую!

– Мы уловили некую нить, – заметила Йоми. – Хочешь еще попробовать?

На какое-то время воцарилось молчание, а потом Булеан спросил на чистом американском английском:

– Но ты ведь замужем за одной женщиной, Сэм? И что будет с Чарли?

Девушка не ответила и, казалось, пришла в замешательство.

– По-видимому, английский у нее стерт, – сказала Йоми. – Она понимает правильный акхарский, но считает, что ей подобает говорить только на крестьянском диалекте. Она зашла слишком далеко.

– Мы не можем ее упустить, – твердо ответил Булеан. – Осталось совсем мало времени, а она мне нужна. Они затеяли что-то серьезное, Йоми, и это произойдет в этом году. Что-то ужасное. Я не совсем уловил, что именно, но это нечто такое, что пугает даже их союзников, до которых дошли кое-какие слухи. Они только что покончили с экспериментами, а это означает, что они готовятся к чему-то более значительному. Я должен заполучить ее!

– Тогда тебе придется принять решительные меры, – отозвалась колдунья. – Надо отыскать что-то такое, что пробьет брешь в этой стене.

– Знаю, знаю, я только надеялся, что мне удастся вытащить ее, не причиняя ей новой боли, она и так уже настрадалась. – Он вздохнул. – Ладно. Кира, надень ей на шею мой амулет, который носишь с собой. Это создаст прямую связь. Может быть, я смогу встряхнуть ее.

Кира, захваченная всем происходящим, исполнила его приказ. Маленький зеленый камешек в простой оправе на медной цепочке особого впечатления не производил, но повсюду в Акахларе можно было найти тех, у кого были подобные амулеты. Они означали, что-либо в прошлом их владелец оказал Булеану какую-нибудь значительную услугу, либо их владелец достаточно верен или достаточно продажен, чтобы при случае к нему можно было обратиться.

– Ага, теперь я тебя вижу, малышка Майса-Сузама-Сэм, – прошептал Булеан. – Теперь я действительно могу общаться с тобой напрямую…

Девушка почувствовала, как в голове у нее глухо застучало, но зелье не давало ей сопротивляться.

«Ты уже замужем, Маиса!» – сказал голос.

– Нет!

«Да! Посмотри на свою руку. Видишь метку? Колдовскую метку? Видишь нить, которая выходит из нее и теряется в ночи? Ты должна верить мне. Ты замужем, и твоя супруга беспокоится о тебе, она хочет отыскать тебя. Ты сама знаешь, что это правда! А теперь – кто твоя супруга? Как она выглядит? Как ее зовут?»

Вспышки… Неясные, путающиеся образы странной, высокой женщины с раскрашенным телом… Зелье пыталось побороть эти видения, но вера, поддерживаемая волей Булеана, взяла вверх, стена не устояла. Теперь часть Майсы требовала информации. Дело пошло.

– Бодэ, – изумленно прошептала она. – Я вышла замуж за женщину, Бодэ…

«Кто замужем за Бодэ? Представь себе свадьбу. Где это было? Кто там был? Кто такая Бодэ? Почему она тебя любит? Ты должна мне ответить. Ты должна отыскать ответы у себя в голове!»

Вопросы и приказы следовали один за другим, жесткие, настойчивые, неотвратимые.

– Сузама Бодэ… это Сэм… – Перед ней промелькнула картина: она врывается в странное, полузнакомое жилище Бодэ. Очень похоже на лабораторию, но не лаборатория. Она кидается на высокую татуированную женщину и заставляет ее что-то… что-то…

– Художница… алхимия… Бодэ… любовное зелье… – Это было похоже на кирпичную стену, по которой сначала прошла маленькая трещина, открылась только часть того, что было за ней, но чем больше становилось видно, тем быстрее рушилась стена, тем больше открывалось взгляду.

– Чертовски могущественный пройдоха, – одобрительно заметила Йоми.

«Как? Почему?» – Давление, приказ, ни малейшей поблажки.

– Спасти… спасти… Шарлин… – Лицо прекрасной девушки с затейливыми узорами вокруг глаз в виде небесно-голубого мотылька… – Друг… лучший друг… Звали… Шари. Да, еще… еще Чар-ли-и. Чарли.

«Вспоминай! Ты должна вспомнить! Чарли, Бодэ, Сэм… Свяжи их, пробей стену! Вспоминай… Вспоминай… Вспоминай!!!»

Все быстро вставало на свои места, ее новой личности было приказано хотеть, даже требовать информации. Информации было много, слишком много. Она не могла разобраться в деталях, понять все сразу. Все это просеивалось через личность Майсы, личность, которая управляла мозгом. Невольно, по мере того как информация открывалась, шла оценка этой информации. Сэм паразитировала, Сэм была недовольна собой, у Сэм ни в чем не было уверенности… Но она-то и была Сэм, и все же ей не нравилась Сэм…

– Быстро, – рявкнул Булеан. – Остаток антидота! Все и немедленно!

Кира налила антидот в чашку, стараясь не пролить ни капли, и приказала:

– Маиса, возьми это и выпей до дна!

Девушка автоматически взяла чашку, и Кира затаила дыхание: на мгновение ей показалось, что девушка опрокинет ее, но та рассеянно повиновалась.

Вдруг ее глаза широко раскрылись, она смотрела не на окружающих, а куда-то вдаль, она видела что-то, доступное только ей одной.

– Не знаю, какой она проснется, знаю только, что это будет женщина с больной головой, – сказал Булеан. – Но это все, что я могу сделать на расстоянии. Если бы ей нравились мужчины, если бы она не согласилась официально зарегистрировать свои отношения с Бодэ, нам действительно пришлось бы бороться с этим зельем напрямую, с помощью антидота, а после него ничего бы не осталось, нам не за что было бы уцепиться. Я твой должник, Йоми, ты сделала анализ зелья, ты угадала ее состояние, ты держала на расстоянии Гончих преисподней. И я уже обязан тебе теми двумя. Если бы Бодэ погибла, брачное заклинание утратило бы силу, и всему бы пришел конец.

– Черт возьми, еще бы ты мне не был должен, – отозвалась старуха. – И когда-нибудь, в свое время, я приду за своим долгом. А пока хватит и того, что ты помешаешь этому сумасшедшему.

– Я не рискую дольше задерживаться, – сказал чародей. – Несмотря на превосходную защиту Йоми, они знают, что я брожу по эфиру, и пытаются отыскать мой след.

– Если ты так чертовски могуществен, почему бы тебе просто не пожаловать сюда? – поинтересовалась колдунья.

– Потому что это привлекло бы в этот каньон такую силу, что даже я не смог бы ей сопротивляться, и это прикончило бы всех нас, – отозвался чародей. – Ты думаешь, почему я застрял здесь? В моей собственной средине у меня есть источник, из которого я могу черпать энергию, соратники, которыми я могу распоряжаться. За ее пределами я всего лишь один из многочисленных акхарских магов, не лучше и не хуже других. Наша сторона терпит поражение, Йоми. Она слаба и разрозненна, а Клиттихорн становится все сильнее и увереннее. Эта девушка – не пешка. Она – наш последний, отчаянный шанс.

– Тогда отправляйся, – ответила Йоми, – а я прослежу, чтобы «ни трогались в путь.

И даже Кира, не обладавшая магическим даром, почувствовала, что Булеан ушел.

Прекрасная женщина внимательно посмотрела на чародейку:

– Что он имел в виду, Йоми? Что затевается там, на холодном севере? Что это такое, если этого боятся даже такие люди, как ты и Булеан? И при чем тут эта девушка? Принцесса Бурь обладает мощным и уникальным даром, но вряд ли он может нести угрозу миру. Или я что-то не понимаю?

Йоми хихикнула:

– Очень уж они все скользкие. Клиттихорн решил объединиться с Принцессой Бурь. Тебе известно, что в последнее время кое-где в Акахларе Ветры Перемен стали чаще и сильнее?

– Да, но что из этого? Нам всегда приходилось жить в страхе перед ними.

– Мир в целом все же сильнее, чем Ветер Перемен, который действует только на малую часть мира. Даже Ветер Перемен подчиняется тем силам, которые создали этот мир, с его солнцем и ветрами, гравитацией, центробежными и магнитными силами. Не важно, как может Ветер изменить какой-нибудь район, этот район все равно относительно мал, а основные силы незыблемы и вскоре устранят разрушения. Все, что влияет на погоду, климат, влияет и на Ветер Перемен. И попадает он в Акахлар не иначе как через точки, в которых создается некая слабина. Говорят, Клиттихорн нашел способ создавать эту слабину, поэтому он может призвать Ветер, но не может влиять на него. А Принцесса Бурь может влиять на силу ветра, его интенсивность и длительность. Они недолюбливают друг друга, но одному без другой не обойтись, а вместе они грозят превратиться в бич Божий.

Кира кивнула:

– Но они все еще не могут влиять на то, какие изменения произведет Ветер, они не могут воспользоваться им иначе, как для устрашения. Армии и чародеи акхарских королевств должны уничтожить Клиттихорна и убить Принцессу, где бы они ни были. Стоит этой парочке только попытаться использовать это оружие для шантажа, и их конец будет предрешен.

– Возможно. Но не думаю, что они настолько глупы. Принцесса интересуется только политикой, моя дорогая, а вот для Клиттихорна политика – только способ достичь своей черной цели, о которой мы пока даже не догадываемся, но скоро, к своему ужасу, узнаем, если только ему удастся исполнить свой замысел.

Что-то взорвалось у нее в голове. Она не понимала, боялась, но была не в состоянии сопротивляться или отбросить от себя видение.

Сначала это было прекрасно, будто она смотрела в бесчисленные грани бесценного бриллианта, все вокруг переливалось невероятными цветами, кругом парили странные треугольные блики, и вскоре это вращение захватило, поглотило ее, затянуло в ловушку сверкающего хаоса.

Вдруг рядом с ней показалась крохотная черная точка, тоже подвешенная в сверкающей бездне. Точка вытянулась в черную линию, повернулась, – и вот уже это был человек. Нет, не человек, а тень, контур человека, черного, безличного и тонкого, как лист бумаги.

Она закричала, ее крик отразился эхом от тысяч треугольных граней.

– Ты права, что боишься, – проговорила фигура, – но бояться тебе надо не меня. Не я создал тебя и твою судьбу, но я могу помочь тебе спастись от нее, если ты только позволишь мне.

– Уходи! Я не хочу с тобой знаться! – крикнула она, и вращающиеся грани снова насмешливо повторили ее крик.

– На самом деле ты не боишься меня, – проговорил человек-тень. – Я так тонок, что если меня повернуть, то я совершенно исчезну. Я не могу и не хочу причинить тебе вред. Ты не выбирала свою судьбу, но ты то, что ты есть, и ты не в силах изменить свою природу. С того самого момента, как ты родилась, ты вступила на путь, который не оставляет тебе выбора, ты можешь только идти вперед или умереть, и только в конце пути ты, возможно, наконец получишь свободу.

– Чего… чего ты хочешь от меня?

– Загляни в центр камня и посмотри на источник своей судьбы.

Она заглянула, и перед ней стали возникать картины такие ясные, будто все это действительно происходило перед ее глазами, хотя что-то и говорило ей, что это далекое прошлое. Люди не видели ее, но они были настоящими…

Высокая призрачная фигура в малиновых одеждах, с громадными рогами на голове, может, это была диковинная корона. Горечь и ненависть читались в чертах его старческого лица, в блеске его холодных глаз, в уродливой усмешке маленького рта над хищным выдающимся вперед подбородком.

– Бойся того, кто зовет себя Клиттихорном, Рогатым Демоном Снегов, – проговорил человек-тень, – он не демон, а всего лишь человек, могущественный чародей, однако совершенно лишенный мудрости. Человек из другого мира и из другой культуры, человек, чей интеллект был так велик, что в Акахларе он стал почти богом. Он намерен уничтожить Акахлар, все его народы, все его культуры, все его миры и все остальные миры тоже. Его просто не заботит их судьба, он уничтожит их, ибо они стоят на его пути. Все, кого ты знаешь, кого когда-либо знала или еще узнаешь, будут уничтожены одним этим человеком.

Девушка ужаснулась. Возможно, это была магия, но, глядя на этого чародея, она не могла не верить в то, что все, что он говорит ей, – правда.

Чародей в алых одеждах исчез, и на его месте оказалась молодая женщина, возможно, ей не было и двадцати, немного слишком полная, но привлекательная. У нее были длинные черные волосы, она была одета в расшитые драгоценностями меха, а на голове сверкала тиара из чистого золота, в которую был вправлен огромный драгоценный камень. Девушка не походила ни на кого из тех, кого ей доводилось встречать в Акахларе, и в то же время она казалась знакомой, очень знакомой.

– Она известна как Принцесса Бурь, – сказал человек-тень. – Клиттихорн отыскал ее среди простонародья в одной из колоний. Как и ты, она не жаждала ни богатства, ни власти, но они обрушились на нее, ибо она была волшебницей и дочерью волшебницы, хотя и не просила никого о такой судьбе. Ее народ возделывал земли в долине, отделенной от остального мира высокими горами. Там не выпадали дожди, там не было рек, но земля родила, родила благодаря ее матери. Ее мать появилась на свет, наделенная магическим даром. Возможно, он был наградой за некую мудрость, которую мы назвали бы сверхъестественной, ибо нам не дано понять и постичь ее, а может, он был дан ей одной из ее праматерей в награду за некую службу или во исполнение какого-то обета. Дар переходил от матери к дочери, рождался только один ребенок, наделенный этим даром, и это всегда была девочка. Этот дар превосходил таланты всех акхарских чародеев, ибо ей повиновались дождь и бури. Лишь одна эта женщина могла призвать животворную влагу и велеть ей пролиться над землей своего народа.

Ребенок ничего по-настоящему не желал, – продолжала тень, – ибо девочка и ее мать давали жителям долины влагу жизни, а те взамен делились с ними плодами своей земли.

И Сэм увидела среди вращающихся граней прекрасную цветущую долину, и маленькое крестьянское селение, и фермы вокруг, и поняла, как богата и прекрасна была эта земля.

– Но пришли акхарские солдаты, – продолжал человек-тень. – Они дивились тому, как это они могли пропустить такое богатое место. У народа долины не было ни армии, ни правителя, который мог бы их защитить, и все же они сопротивлялись изо всех сил и отказались признать короля этих солдат своим господином и отдавать ему большую часть даров своей земли. И тогда волшебница, мать девочки, призвала грозу, и молнии поразили многих солдат, а их лагерь превратился в трясину. И жители долины возрадовались, но радость их была недолгой.

У короля было в сотни раз больше солдат, чем жителей в той долине, и солдаты пришли снова, но на этот раз с ними были чародеи, могучие, не ведающие жалости. Ни бури, ни молнии не могли одолеть их, а они убивали, убивали без конца. Девочка видела, как убили ее мать, а ее саму захватил в плен могучий маг. Он понял, что ей тоже подвластны бури, возжаждал этой власти и забрал девочку в свой дворец. Но у нее не было никакой тайны и никакого знания. Девочка просто была тем, чем была. Долина превратилась в засушливую и безжизненную, как камень, пустыню, а девочка, которая одна уцелела из своего народа, возненавидела всех.

Непрошеные слезы навернулись на глаза девушки, она представила, во что превратилась долина, где пятна крови еще многие годы виднелись на камнях и нечему было их смыть.

– Со временем чародей понял, что девочка ничего не знает о природе своей силы, – продолжал таинственный собеседник. – И еще одно он понял: такая сила запретна для того, кому доступны другие, магические силы. Но тут о девочке прослышал Клиттихорн, и так велико было его могущество, что он похитил девочку из королевского дворца, не испугавшись великого чародея. Он почувствовал ненависть девочки и стал искусно разжигать ее. Он показал ей империю Акахлара – порабощенные народы, страдания и жестокость колонизаторов. В своем северном дворце, среди вечных снегов, он короновал ее как Принцессу Бурь и убедил, что вместе им удастся покончить с этой жестокой системой, отомстить за ее мать и за ее народ, освободить всех угнетенных. Многие из тех, кто страшился его, страшился больше, чем неволи акхарских королевств, потянулись к Принцессе. Теперь у них не одна армия, они хорошо вымуштрованы, скрыты в бескрайних колониальных мирах и ждут только сигнала к выступлению.

Она понимала, что он говорил, понимала и верила всему этому, но не могла понять, при чем тут она сама.

– Она хорошая! – крикнула она человеку-тени. – Ее мечты праведны и благородны!

– Да, – признал тот, – но все не так просто. Она и все ее армии не могут взять верх над акхарскими чародеями в их срединных цитаделях, они не могут тягаться с огромными армиями правителей Акахлара. Она нуждается в поддержке настоящего мага, а Клиттихорн убедил ее, что разделяет ее мечты. Но это не так. Если мощи акхарских чародеев будет поставлен заслон, если сами акхарцы каким-то образом будут уничтожены, то не останется никакой власти. И вместо того, чтобы ненавидеть акхарцев, тысячи рас начнут подозревать и ненавидеть друг друга и пойдут друг на друга войной. И из этого хаоса явится единственный, неколебимый обладатель великой власти, сам Клиттихорн. Так полагает он, но и он ошибается. Чтобы уничтожить акхарцев и их чародеев, ему придется выпустить на свободу Ветры Перемен, единственное, против чего не могут устоять акхарские чародеи. И он выпустит их в несметном количестве, а вести их будет Принцесса Бурь.

– А такое возможно?

– Клиттихорн думает, что да. Она думает, что да. Ему каким-то образом удавалось впустить в Акахлар не очень мощные Ветры Перемен, причем именно там, где он хотел. А Принцессе удавалось повернуть их в нужном направлении. Но как управлять большими Ветрами, всеми сразу, над всем Акахларом? Разум подсказывает, что это просто невозможно. Разум и опыт также учат, что эти Ветры, выпущенные одновременно, создадут такую нестабильность, что миры обрушатся один на другой, а Ветры Перемен пронесутся, ничем не останавливаемые, над всеми землями, и тогда никто не будет в безопасности. Одно это может заставить все мироздание рухнуть в небытие. И все, что когда-либо существовало, все, что существует сейчас, все, что могло бы существовать, исчезнет бесследно.

– Но должна же она знать это или хотя бы чувствовать!

– Она всего лишь деревенская девушка, твоя ровесница, простая крестьянка. Она унаследовала силу, но ей не дано понимания. Семь лет назад она даже не подозревала, что существует нечто за пределами ее долины и ее народа. С тех пор она была только жертвой насилия и обмана. Откуда ей знать или чувствовать? Конечно, она видела Ветры и знает, как они опасны, но так велика ее жажда мести, столь умело вскормлена ее ненависть, что она предпочитает бездействию всеобщую гибель, а другого выбора она не видит. Те, кто идет за ней, сами не видят опасности, они лишь жаждут избавиться от вечного рабства. Они скорее предпочтут восстать, рискуя положить конец пространству и времени вместе со всем сущим, чем смириться с извечностью своего положения. Клиттихорн полагает, что, если наступит конец, он останется один и сотворит вселенную заново. Единственный властитель Акахлара, а в случае его гибели – настоящий бог. Ему кажется, будто ему нечего терять. Она была в ужасе.

– А… мог бы он действительно стать богом? Человек с такой черной душой?

– Возможно. Он один из самых могущественных чародеев, которые когда-либо существовали. Однако вместе остальные чародеи, даже если их немного, могли бы взять над ним верх. Но если Ветер Перемен разрушит их мандановые замки и вытянет весь воздух из убежищ, кто знает, чем может стать Рогатый? Как бы там ни было, мечты Принцессы Бурь пусты и беспочвенны. Она заменит плохое правление чистым злом или полным небытием!

Это было ужасное видение. Оно не оставляло надежды. Это был выбор между меньшим и большим злом, и другого пути не было.

– Но почему я? При чем здесь я?

– Поищи ответ в себе, вглядись в лицо Принцессы Бурь. Ты узнаешь ее. Ты должна ее узнать. Вспоминай, вспоминай, что было до того, как ты стала такой, как сейчас, вспоминай лицо и фигуру в зеркале. Вспоминай!

Лицо и фигура, смутно отразившиеся в зеркальной стене где-то далеко-далеко отсюда. Странное видение, бури вокруг, большой и безлюдный поселок.

Лицо и фигура, отраженные в огромном окне. Ее лицо. Ее фигура.

– Боже мой! Как она похожа на меня…

– Нет, не просто похожа. Она – это ты. Ты – Принцесса Бурь.

– Но как же это может быть?

– Акахлар окружен многими мирами. Люди в этих мирах – одни больше, другие меньше – отличаются от чистокровных акхарцев, но некоторые не отличаются вовсе. То же самое справедливо и для необъятных Внешних Слоев, для их миллионов вселенных, простирающихся во всех направлениях от Центра Мироздания. Почти все возможное уже произошло в одной или даже в нескольких из них. И неудивительно, что в этих вселенных родилась не одна, а много женщин, которые волею случая генетически совершенно идентичны с Принцессой Бурь, хотя у них нет с ней ничего общего. И одна из них – ты.

– Но я не могу повелевать бурями!

Откуда она знала это? Она не могла припомнить…

– Нет. Но Клиттихорн опасался, что его враги отыщут двойников Принцессы Бурь и перенесут их сюда. Дар, а может быть, проклятие этой власти заключен в одном человеке – Принцессе Бурь. Но это сила, а не разум. Она не может отличить вас друг от друга и наделяет властью вас обеих. Как только тебе была открыта дверь в Акахлар, эта сила узнала тебя и стала и твоей силой.

– Если таких девушек много, оставь меня в покое, возьми другую! Человек-тень вздохнул:

– Не так уж и много. Несколько. Клиттихорн разыскал их, опередив своих врагов, и уничтожил, убил. Они погибли, так и не узнав, почему и за что. Лишь немногих удалось спасти и перенести сюда. Это сделали другие силы. Именно так ты и оказалась здесь. У тех девушек, если не считать внешнего сходства, не было ничего общего с тобой. Да, в основном они предпочитали одно и то же, им нравились или не нравились определенные вещи, они поступали очень похоже, в общем, напоминали близнецов, но только воспитанных в разных мирах, разных культурах, разными родителями. Как и ты, они оказались во власти невзгод, чужой магии и таинственных сил Акахлара. И большинство не выдержало.

Она была поражена.

– И все они мертвы?

– Нет. Только некоторые. Других изменили Ветры Перемен или колдовство. Третьи стали бесполезны, потому что попали во власть могучих и злобных сил. У тебя больше шансов на успех, чем у всех остальных. Ты единственная, чье место пребывания и состояние нам известно. Мы не выбирали тебя, и, по правде сказать, будь у нас выбор, мы избрали бы кого-нибудь другого. Но у нас, как и у тебя, нет выбора. Клиттихорн охотится за тобой. Отыскать тебя здесь ему труднее, чем во Внешних Слоях, здесь он не может призвать на помощь колдовство. Существование нескольких, подобных тебе, нарушает действие заклинаний. Ему приходится идти обычным путем, как и нам. Если тебе не удастся достичь замка Масалур в Масалурской средине, ты погибнешь. Возможно, вместе с тобой погибнет и надежда остановить Клиттихорна. Если тебе удастся добраться до Масалура и если ты сможешь помочь одержать верх над Клиттихорном – а это нельзя гарантировать, даже если ты доберешься до замка и вступишь в сражение, – тогда ты освободишься. Другого выбора нет. И нет другого пути.

Это были хладнокровно обдуманные слова. Нет выбора. Нет другого пути.

– Что мне делать? – покорно спросила она.

– Прежде всего решить, кто ты и кем ты хочешь быть.

Странное требование.

– Что ты имеешь в виду?

– Кто ты?

И правда, кто? Этот вопрос сам по себе вызвал у нее не меньшую растерянность, чем все, что происходило до этого. Ей хотелось быть Майсой, но быть Майсой она не могла. Маиса не смогла бы справиться со всем этим, не смогла бы противостоять могущественным силам, она в ужасе бежала бы к своим друзьям, к общине.

Была еще одна – Сэм. Смутные воспоминания, обрывки мыслей, сплошные пробелы. Она помнила Сэм в Акахларе, хотя и не очень четко, но была еще Сэм до Акахлара, и эта Сэм была чужой, расплывчатой, неуловимой…

Кем она хочет быть? Это проще. Обе Сэм были несчастливы. Они никогда не действовали сами. Они только старались соответствовать ожиданиям и представлениям других. А другие высмеивали ее низкий голос, ее любовь к спорту, ее отметки – все, все, все… Та, первая, Сэм восстала, но выбрала неверный путь. Села на диету, чтобы оставаться худой. Пренебрегала одеждой, косметикой, вела себя, как мальчик, разговаривала резко и грубо.

Но ее тело все равно превращалось в женское, и, когда мальчишки выросли, она осталась маленькой.

Внезапное воспоминание: она и мальчик по имени Джонни, одни, в темноте, на спортивной площадке. Им обоим по шестнадцать, он заигрывает с ней. Ей страшно, но любопытно. Ему, наверное, не впервой, а она знает обо всем только из романов и мыльных опер. Ей нравится, когда он обнимает и целует ее, но идти до конца… это слишком… А он не мыслит другого. Он спускает штаны и обнажает свой… свой… Он большой, просто громадный, твердый, и это совсем не похоже на то, что она себе представляла, хотя она не могла бы сказать, что конкретно она себе представляла. И он хочет засунуть это ей в рот, о нет! Это ужасно и… и… с него течет! Это отвратительно! Ее вот-вот стошнит… Так не должно быть! И она бежит прочь от него, прочь от всех них…

Она не могла связать эту картину с каким-то определенным миром или жизнью, она даже не могла припомнить, что такое «спортивная площадка», но заново почувствовала свое тогдашнее отвращение. Если именно этого хотели мужчины, а девушки именно это должны были им давать, то она не хочет иметь с этим ничего общего.

Еще воспоминание: она и другая девушка, испуганные, одинокие, в маленьком заброшенном домике, где-то в другом мире. Она перепугана до смерти. Она цепляется за подругу – Чарли, – единственную настоящую подругу, которая тогда у нее была. Чарли чувствует ее одиночество, они занимаются любовью, и это замечательно, но она знает, что для Чарли это сочувствие, а не любовь.

Снова воспоминание: Бодэ, которая любит Сэм, потому что девушка была первой, кого увидела художница после того, как выпила любовное зелье. У Бодэ причудливые сексуальные вкусы, она ненасытна, но с ней безопасно. Не надо тревожиться о том, как она, Сэм, выглядит или поступает. Любовь и сила любви Бодэ абсолютны и незыблемы. Сэм толстеет, становится ленивой, но все же чувствует неясную тревогу. Из-за того, что любовь Бодэ вызвана зельем, Сэм не верит до конца в ее подлинность, поэтому не может отдавать столько же, сколько получает. А из-за того, что Бодэ – женщина, все кажется каким-то не правильным. Проклятие, она же не извращенка!

Воспоминание: Акахлар. Большой караван фургонов. С помощью гипнотического заклинания, испытывая одновременно чувства ревности, любопытства и вины, Сэм заставляет одного из возниц заняться с нею любовью, и тот старается вовсю. Но почти единственное ее ощущение – разочарование. То, что он делает, не может сравниться с тем, что она получала от Бодэ, к тому же он кончает слишком быстро.

Воспоминание: она связана и распростерта на жесткой земле. Трое грубых, жестоких, вонючих мужчин снова и снова насилуют ее, и она закрывает глаза и старается не чувствовать вони…

Но Маису приняли. Маисе не приходилось стараться соответствовать каким бы то ни было стандартам приюта. Мужчины приударяли за ней, но это было в порядке вещей, а девушки держались с ней просто. Никто не смеялся над ее низким голосом, полнотой или неумением. Для тех, кто честно трудился, остальное не имело никакого значения. В общине она не чувствовала ни вины, ни стыда, ни давления, она наслаждалась тем, что она женщина, и всем, что было с этим связано. Здесь никто никого не осуждал, никто не ставил себя выше другого, и все были равны.

А эта чертова Принцесса Бурь тоже толстая! Может быть, не такая толстая, как она, но все-таки изрядная кубышка. Чарли – та была «двойником», но идеальной, а не реальной девушки. Ее создали магия и алхимия. Сэм никогда не сможет стать такой, как Чарли. Лучшее, чего она может достичь, – это выглядеть, как Принцесса Бурь. Да и зачем, черт возьми, Сэм походить на Чарли?

Она снова увидела свое отражение в огромной грани и принялась его рассматривать. Ладно, она – толстуха. И все же она привлекательна, да, привлекательна, черт возьми. К тому же ей совсем неплохо и в таком виде. Неплохо, вот нужное слово. Ей и так неплохо, и ее, черт побери, совершенно не волнует, что думают остальные. Сэм никогда себе не нравилась, а вот Маиса себя любила.

И, черт возьми, она постарается и впредь любить себя. Грани закружились вокруг нее, как снежная буря, она падала… падала… И вдруг почувствовала, что лежит спиной на чем-то твердом и движущемся, а вокруг стоит неимоверная жара.

* * *

Девушка открыла глаза и села. Никогда еще ее мысли не были яснее, а чувства острее, чем сейчас. Ей ужасно хотелось пить, и она просто умирала с голоду.

Она выбралась из своего убежища – какого-то ящика, черт его возьми, – и огляделась. Это был фургон, запряженный наргами, сзади, очевидно, брела лошадь, а то и две, привязанные к фургону.

Фургоном правил огромный человек в навигаторской оленьей замше и широкополой, похожей на ковбойскую, шляпе. Они ехали по Кудаану, настоящему Кудаану – знойной пустыне.

Она чувствовала недоверие к навигаторам. Один из них – кто и когда? – считался ее другом, а потом пытался предать ее. Воспоминания расплывались, трудно было за что-нибудь уцепиться. Она вылезла из ящика в фургоне, она была совершенно голая, а единственным человеком в округе был этот здоровяк.

Он услышал ее, но не обернулся.

– Если ты уже проснулась и неплохо себя чувствуешь, то питьевая вода в бочонке, на котором нарисован знак воды, есть еще теплый эль в бочонке с нарисованной кружкой. Еще сухари и вяленое мясо, ты найдешь их рядом с бочонками, в коробке, на которой нарисован ромб.

Она подпрыгнула от неожиданности, но сразу взяла себя в руки. Ну нет. Довольно всякой чепухи. Она раздета и умирает от голода и жажды. Пока она спала, этот парень мог сделать с ней все, что угодно, но не сделал же, так что нечего пугаться. Пиво – это, конечно, заманчиво, но только не такое теплое. Вода намного холоднее, но пустыня это пустыня. Во всяком случае, она напилась и подкрепилась.

Только тогда девушка решилась пробраться вперед и посмотреть на своего попутчика. Нагота ее не смущала. Пусть смотрит, если хочет.

Он действительно был рослый, выше шести футов – и сильный, хотя выглядел гибким и стройным. На его лице читались следы непогоды и тяжелого труда. Он был словно воплощением мужественности, какого она никогда не встречала в реальной жизни.

– Я Крим, – дружелюбно представился он. – А ты сегодня кто?

– Я… я – Маиса, – ответила она, – а еще я и Сузама, и Сэм, и еще какое-то длинное имя, я не могу его сейчас припомнить. – Ее тон и произношение остались чисто крестьянскими, но говорить она стала правильнее, как крестьянская девушка, которая долго служила в господском доме. – У меня в голове все перепуталось.

Он кивнул:

– Понятно. Будем надеяться, что со временем все встанет на свои места. Кстати, ты знаешь, кто я такой и куда мы рано или поздно должны попасть?

– Думаю, тебя нанял человек-тень, чтобы ты привез меня к нему, – ответила она, а потом нахмурилась. – Мне кажется, что давным-давно кто-то, одетый так же, как ты, должен был это сделать, но он меня предал.

Крим кивнул:

– Я слышал об этом. Должен тебе сказать, что у меня, как и у большинства независимых навигаторов, есть свои странности и недостатки, но от недостатка честности я избавлен. Плата мне полагается, только когда я доставлю тебя, и эта плата так высока, что тому, кто предложит больше, просто нельзя доверять. Может быть, Булеан такой же сумасшедший, как и все остальные колдуны, но слово он держит. И потом, дело не только в цене. Я ни за что не стану работать на второго колдуна, а он единственный, кому ты нужна еще больше, чем Булеану.

– Булеан, – повторила она. – Да. Теперь я вспоминаю. Это и был человек-тень?

– Не знаю, не знаю, я не видел никаких теней. Обычно он является либо в виде голоса, либо как видение, но тень ничуть не хуже. Черт возьми, даже его имя – это шутка. На языке, на котором он думает, это и не имя вовсе, а название системы счисления. Давным-давно ее изобрел житель Внешних Слоев по имени Буль. Думаю, наш полоумный чародей взял это имя потехи ради.

Она уставилась на навигатора.

– Ты знаешь о Внешних Слоях? А как насчет языков?

– Ну, некоторые из них. Так уж получилось, что давным-давно я поневоле приобрел эти знания среди прочих, а как они мне достались, это совсем другая история. А ты, как я слышал, сама из Внешних Слоев?

Она колебалась.

– Я… я знаю, что да, но у меня нет четкого представления о том, что это такое. Только бессмысленные отрывки воспоминаний.

Он повернул голову и произнес неприятно звучавшую монотонную фразу. Она посмотрела на него и помотала головой.

– Не поняла?

– Это ни на что не похоже.

– Это английский, мне сказали, что это твой родной язык. Возможно, со временем он к тебе вернется. Этот язык очень полезен, когда имеешь дело с Булеаном. Это его язык. По крайней мере один из них.

Она вздохнула и покачала головой:

– Столько всего… потеряно. Я вспоминаю всякие картины, но в них нет никакого смысла, и они никак между собой не связаны. Будто воспоминания о том времени, когда ты был совсем малышом. Какие-то общие контуры, но никаких деталей, черт их побери.

– А что же ты помнишь хорошо? – спросил он, пытаясь ей помочь.

– Ну конечно, все о том, как я была Майсой. Все, за исключением последней ночи, когда у меня начались спазмы и я отправилась в больницу. После этого почти ничего, кроме, пожалуй, прекрасной женщины, возможно, самой прекрасной из всех, кого мне доводилось видеть. Она вела меня куда-то. Вот и все. Или она мне приснилась?

– Нет, – ответил Крим. – Это Кира. Скоро ты ее увидишь. И это все? Ты помнишь только Маису?

– Нет, нет. Но чем дальше назад, тем сильнее все расплывается. Я жила в Тубикосе. Долго жила. Не в том ханжеском мире, где живет большинство, а в квартале развлечений, куда эти лицемеры бегут, чтобы выпустить пар. Моя возлюбленная – художница и алхимик – создавала прекрасных девушек-куртизанок. Я все это помню, только немного смутно. Моя подруга стала куртизанкой. Мы с Бодэ вроде как жили за ее счет, а она вовсе не возражала, как ни странно. Она умница, собиралась стать королевой большого бизнеса и все такое прочее, а потом вдруг обнаружила, что ей нравится быть шлюхой. И ей это действительно нравилось. Забавно.

Крим пожал плечами:

– Возможно. А может, все так заняты, пытаясь стать тем, чем их желают видеть другие, что у них не хватает времени на то, чтобы быть самими собой. Лучше бы этим делом занимались только те, кому этого хочется, и получали бы от этого неплохой доход. Ведь те, кто идет к проститутке, покупают то, что им необходимо, но чего они не могут получить в своей обычной жизни, где им приходится заботиться о мнении других. Конечно, это не мое дело, но я не могу осуждать тех девушек, которые занимаются этим, потому что им самим это нравится. Другое дело, что вокруг вечно крутятся всякие мерзавцы, к тому же потом, когда молодость пройдет, можно оказаться ни с чем.

– Возможно. Думаю, что я сама была так занята тем, что твердила себе «меня не волнует, что обо мне думают другие», что забывала о других, которые тоже имеют право так думать.

– А ты помнишь что-нибудь еще, до Тубикосы?

– Смутно. Кажется, тогда у меня в жизни не было ни особых радостей, ни значительных событий. Всплывают какие-то отдельные картины да несколько приятных воспоминаний о таких вещах, которых нет в Акахларе, по крайней мере я убеждена, что их не может тут быть. По правде говоря, я не очень-то и стараюсь припоминать. Я вроде бы знаю, куда мы направляемся, почему я должна туда ехать и что я должна делать, но все это приблизительно. А еще я хочу найти свою возлюбленную и свою подругу. О них что-нибудь слышно?

– О да. Они могли бы оказаться там же, где и ты, но подумали, что тебя схватили всадники в черном. Они попали в лапы банды превращенцев, которые приняли твою подругу за тебя и забрали их в свой лагерь. О тебе не было слышно, и Булеан решил, что они должны отвести врага от Кудаана. Теперь они в пути. Если и нам, и им удастся добраться до цели, мы встретимся в Масалуре. На то, что наши пути пересекутся раньше, надежды немного, и я думаю, что это к лучшему. Враг заподозрил обман и теперь охотится и за ними, и за нами, а если мы соединимся, то облегчим ему задачу. Она кивнула:

– Наверное, ты прав. Мне просто не хочется все портить сейчас, когда мне удалось как-то примириться с собой. Маиса во мне хочет иметь то, что было у Сэм, но она не хочет быть Сэм. Сэм была просто тряпкой. Она сама не знала, чего она хочет, и поэтому позволяла любому кому не лень думать за себя. Проклятие, она лгала даже самой себе. Я с этим покончила. Надо ценить лучшее из того, что у тебя есть, а не терять время, пытаясь или мечтая стать тем, чем ты не можешь, да и не должен быть. Впервые в жизни я, черт возьми, счастлива быть тем, что я есть, и меня действительно не волнует, что обо мне думают другие.

Сэм вдруг приподнялась, огляделась по сторонам, бросила взгляд назад и спросила:

– Мы одни? Больше никого? Крим кивнул:

– Никого. Моему каравану пришлось идти обычным путем, чтобы не привлекать лишнего внимания. Вокруг нас шпионы. Они идут по следу, и многие из них вообще не люди. Постарайся не устраивать дождя. У Принцессы больше опыта, и за ее спиной стоит чародей, который воспользуется энергией бури и пришлет к нам непрошеных гостей.

– Не тревожься, ливня не предвидится, – заверила девушка. – А как же та прекрасная женщина? Мы с нею встретимся?

Он откашлялся.

– Ну… не совсем. А, черт, мне лучше все тебе объяснить. Все равно через четыре часа ты узнаешь.

– Что такое? – Судя по солнцу, назначенный срок должен был наступить на закате. – Кто она? Вампир или призрак?

– Нет, – усмехнулся Крим, – хотя не ты первая это подозреваешь, а многие, думаю, действительно в это верят. Это началось давно. В Акахлар Кира попала случайно, она из Внешних Слоев, как и ты.

– Правда? – Теперь девушка почувствовала настоящее любопытство.

– Начинал я вовсе не навигатором. Когда я был очень молод, я работал подручным у подпольного торговца по имени Янглинг. У меня врожденные способности к магии, той, которой пользуются навигаторы, и Янглинг использовал меня для своих махинаций. Кира буквально упала ему в руки – ее нашли лежащей без сознания возле его дома и принесли к нему. Я влюбился в нее с первого взгляда, прежде чем она пришла в себя. Мне поручили выспросить у нее все, что возможно, так как еще раньше Янглинг заставил меня выучить язык Внешних Слоев, который был ее родным. Говорил я на нем плохо, с трудом, наверное, меня было почти невозможно понять, но она оценила то, что я вообще могу с ней разговаривать и что ее хоть кто-то понимает.

– Пока все звучит очень романтично.

– Так оно и было. Мы познакомились ближе. Она здорово помогла мне с английским, но ей самой так и не удалось справиться с акхарским. Такой уж это язык. Кира была замечательной, но очень несчастной женщиной. За несколько месяцев до этого она попала в катастрофу. У нее был сломан позвоночник. Она с трудом могла шевелить пальцами рук, но не могла работать и даже не чувствовала своего тела.

– Я мало что о ней помню, но она выглядела довольно подвижной. Крим кивнул:

– Янглинг созвал знатоков черной магии, которые были у него на службе, и они принялись за Киру. Но им не удалось ничего сделать. Ничто, за исключением Ветра Перемен или какой-нибудь особо черной магии, не могло вернуть ей подвижность. Янглинга, конечно, больше всего привлекало то, что Кира могла без труда читать переписку чародеев самого высокого ранга, которую ему каким-то образом удавалось перехватывать. Они ведь пользовались английским. А я должен был потом переводить ему на акхарский. Подумывали о том, чтобы превратить ее в животное, однако немного найдется животных, которые могли бы читать и говорить человеческим языком, так что полной уверенности в успехе здесь не было. А Ветер Перемен, даже если бы Киру удалось каким-то образом подвергнуть его действию, мог изменить ее мозг. У Янглинга был сад, в котором было много эротических скульптур. Он стал подумывать о том, чтобы превратить Киру в камень, заключить в него ее душу и оживлять только голову, когда потребуются услуги переводчика. Я не выдержал и рассказал Кире об этих планах. После этого ей хотелось только одного – умереть. Я должен был что-то сделать.

– Ты сам нашел мага?

– Вроде того. Чернейшего из черных, поверь. Чудовище, скитавшееся в горах, пропитанных его ненавистью. Никто не осмеливался искать его, но я решился. Я предложил ему заплатить информацией – мы перехватывали много сложных и совершенно непонятных заклинаний. К моему удивлению, он согласился, хотя и сказал, что мне придется самому призвать своего демона и заключить с ним свою собственную сделку. Но я был готов на все,

Девушка была потрясена.

– Ради нее ты продал свою душу демону?

– Да нет, это все сказки. Демон может сожрать тебя, ибо все они ненавидят людей, но души их совершенно не интересуют. Перепуганный до смерти, я совершил ритуал, призвал демона, и тот, как и полагается, появился в пентаграмме. Он был ужасен, страшнее любого кошмара. Есть только два способа заставить демона сделать что-то, чего он делать не хочет, один из них – самый верный – принести ему человеческую жертву, лучше всего – детей. Я никогда бы не смог пойти на такое. Другой способ рискованный – надо пригрозить демону заключением в одной из преисподних; которые лежат между Внешними Слоями. Но когда демон делает что-то по принуждению, особенно по принуждению человека, то он часто играет нечестно. Мой демон потребовал или принять его условия, или, сказал он, он предпочитает провести вечность в преисподней. Я принял его предложение. Демон был злобный, но не особенно изобретательный. Они редко бывают изобретательными. Это у них быстро проходит.

– Ну? И каковы же были его условия?

– Я не просто хотел, чтобы ее тело ожило, я хотел, чтобы она была свободна и не могла сделаться куртизанкой или рабыней. И мы… если так можно выразиться, слились. Все, чем была, чем стала Кира, – во мне, не просто у меня в голове, а внутри меня, и все же это не часть меня. У меня ее воспоминания, но для меня это воспоминания не мои, а кого-то другого. Я такой же, как и прежде, а может, немного лучше, В некотором отношении это даже очень… м-м-м… удобно. Я в совершенстве говорю по-английски и теперь гораздо лучше представляю себе науку и технику Внешних Слоев. И что еще важнее, я понимаю женскую точку зрения, женский взгляд на мир. Теперь мне известно, что их привлекает, что возбуждает, чего они хотят от мужчины. Это… полезно. И не только в той сфере, о которой ты думаешь, но во многих сделках тоже.

– Но… я же видела ее!

Он кивнул:

– С рассвета до заката – моя очередь. Так действует проклятие. Потом наступает черед Киры. Для меня это как погружение в сон, а на свободу выходит она, и телом, и разумом. Она тоже имеет доступ ко всем моим воспоминаниям, так что она знает, что происходило днем. Она будет знать о нашем разговоре, точно так же, как я знаю о событиях минувшей ночи, но она – это не я. Кстати, ей нравятся мужчины. Извини, я не хотел тебя задеть. Они ей нравятся даже больше, чем прежде, наверное, тоже потому, что теперь она гораздо лучше их понимает. Формально она имеет гражданство Холибаха, королевства, в котором мы жили. Пришлось пустить в ход некоторые связи и раздать немало взяток. Наши дела идут замечательно, ибо в нашем положении для нас обоих невозможна никакая постоянная привязанность на стороне. Она спит целый день, а я – целую ночь, и, следовательно, оба мы не спим никогда, а это очень удобно, в особенности в таких местах, как эти. Пожалуй, ей выпадает лучшее время. На ее долю достаются праздники, вино, ухаживания мужчин, а мне приходится выполнять всю дневную работу. Я расплачиваюсь тем, что лишен ночной жизни, а она – тем, что в одиночестве дежурит в самый глухой час ночи. Однако мы как нельзя лучше приспособились к такой жизни, так что на самом деле этот демон сыграл неплохую шутку сам над собой. Он хотел навсегда разделить нас как любовников, чтобы мы никогда не могли обняться, не могли поцеловать друг друга, и все же он ошибся, теперь мы ближе друг к другу, чем если бы стояли рука об руку. Девушка присвистнула:

– Да, это похлеще, чем моя проблема раздвоения личности!

– Что ты, – рассмеялся Крим, – у нас нет никакого раздвоения. Я не Кира, а она не Крим. Мы просто помним, что сказал или сделал другой, а в остальном мы разные люди. И все же мне достался ее английский, а она говорит по-акхарски не хуже меня и так же хорошо, как и я, знает наш мир, его земли и народы. У этого проклятия есть еще и побочное действие: мы оба стареем, только когда «живем», значит, каждый из нас старится вдвое медленнее.

Крим помолчал, а потом добавил:

– Это трудно объяснить, но, пока ты рассказывала, я не мог не думать о том, что тебе придется иметь дело с чем-то похожим. Сэм не появится на закате, но все же она – часть тебя. Ты уже не та Маиса, которую мы видели прошлой ночью. Ты Сэм, принявшая точку зрения Майсы, и, возможно, это совсем не так уж плохо.

Девушка задумалась.

– Ладно, посмотрим, но я тебе не поверю, пока не увижу превращение своими глазами.

– Увидишь. Вернее, ты много раз будешь присутствовать при нем. Все происходит очень быстро.

Нам троим, если повезет, придется провести вместе некоторое время. Возможно, несколько месяцев. До Масалура далеко.

– Ты навигатор. Почему бы нам просто не отправиться напрямик?

– Потому что Земля круглая. Все Земли круглые.

– Что? Я не понимаю…

– Акахлар пересекается с тысячами миров, но единственными точками пересечения являются средины. Когда они соприкасаются – это соприкосновение круглых миров с круглыми мирами, так что площадь пересечения очень мала. Кудаан – это целый мир, а не просто пустыня. Если мы выйдем из узкой полосы пересечения миров, то просто будем скитаться по поверхности планеты и никогда не попадем в срединную землю. Единственный способ путешествия – вдоль полос и через средины. Мы немного отклонились от маршрута, но, чтобы двигаться дальше, нам все же придется пересечь границу с Маштополом и проехать через средину. Окольных путей ни для кого нет. У меня по крайней мере есть там кое-какие связи. Мы достанем тебе новые документы – думаю, на имя Майсы, крестьянки из колонии Кудаан, отданной мне в услужение своим сеньором, который оказал мне эту услугу, зная, что мне нужен человек, умеющий обращаться со скотом. Это, конечно, не гражданство – ты будешь не намного свободнее рабыни, только тебя нельзя будет продать, – но это до некоторой степени объяснит твою внешность, манеры, речь и все остальное.

– Хорошо. Я не возражаю.

– Возможно, мы немного изменим твою внешность: покрасим тебе волосы или еще что-нибудь в этом роде. Настоящие жительницы Кудаана порядком отличаются от обитателей приюта, у них своя культура. Считают, что, живя постоянно в таком пекле, они становятся немного сумасшедшими. Ну а твой диалект вполне подойдет, тем более что на этом континенте их, наверное, не меньше тысячи.

Она кивнула:

– Ладно, только мне не хочется, чтобы мои мускулы пропали, потому что у меня такое чувство, что потом они уже никогда не вернутся. Я собираюсь поднимать тяжести, делать упражнения потруднее и тренироваться каждый день. Хорошо бы и ты мне помог.

– Но как?

– Научи меня владеть мечом. И я хочу научиться стрелять. Если у нас впереди целые месяцы, времени хватит. Мы ведь не все время будем двигаться.

– Если ты действительно серьезно решила заняться этим, я могу каждое утро, перед тем как тронуться в путь, учить тебя обращению с мечом и прочим тяжелым оружием. Я сделаю все, что в моих силах. Мастером ты не станешь – тебе не хватит для этого роста и гибкости, – но, надеюсь, постоять за себя сможешь. Если время будет, мы займемся еще и верховой ездой. Кира тоже может тебя кое-чему научить. Пистолеты – это оружие ближнего боя, и здесь она мастер. Она знает много приемов, с помощью которых может справиться с любым громилой: он у нее будет лететь кувырком через весь лагерь. Если ты действительно чему-то научишься, это будет просто здорово. Вдруг со мной или с Кирой что-нибудь случится или завяжется потасовка – от тебя будет гораздо больше проку.

Девушка кивнула:

– Я еще подумала о том, что ты рассказал. Если миры соприкасаются только очень узкими полосами и нам каждый раз придется въезжать в средины через ворота, то нас попытаются схватить именно там, ведь так?

Он кивнул:

– Именно поэтому нам и надо как можно скорее превратить тебя в кого-нибудь другого.

 

Глава 9

На скользком пути

Для начала им удалось ускользнуть от погони, но до ближайшего колониального мира предстоял еще долгий путь через нулевую зону, а лошади сильно устали.

И все же Дорион, Бодэ и Чарли казалось, что преследователи отстали. Некоторые из них были близко к границе и видели гибель или по крайней мере исчезновение Всадника Бурь, а это зрелище не могло не потрясти их. Когда собралась вся шайка, очевидцы долго рассказывали о том, как был побежден, а то и убит Всадник Бурь. Кое-кто считал, что без его поддержки бессмысленно продолжать преследование, и у них завязался долгий спор. Многие полагали, что ружья и мечи бессильны против того, кто смог одержать верх над Всадником Бурь; ведь для этого необходима особо могущественная магия.

Но жадность сделала свое дело, и несколько бандитов решили, несмотря ни на что, продолжить преследование. То ли они не поверили тому, что услышали, то ли им нечего было терять, но в конце концов с полдюжины человек отделились от банды и направились в нулевую зону.

К этому времени беглецам удалось опередить их на целых две мили, и Дорион решил отклониться от кратчайшего пути к границе колоний. Он знал, что рано или поздно придется остановиться, чтобы дать передышку лошадям, и если удастся скрыться из виду, то нуль достаточно велик, чтобы надежно в нем спрятаться.

Чарли ехала уверенно, хотя магия нуль-зоны, со всех сторон обступившая их, затуманивала сияние Дориона. Хорошо еще, что его аура, или как она там называлась, отличалась по цвету от окружающего сияния, и казалось, будто она парит в тумане.

Наконец маг придержал коня и приказал остановиться.

– Посидим здесь, дадим лошадям отдохнуть, – сказал он. – Бодэ, покарауль, на случай, если эти мерзавцы каким-нибудь образом нас выследят. Но, думаю, мы можем перевести дух. Кажется, скоро начнется дождь, это собьет их со следа, а их лошади остынут, так что до рассвета им нас не найти.

Чарли устало сползла с лошади.

– Вообще-то я имела в виду ванну, а не ливень, – вяло заметила она. – И все же что угодно лучше, чем бандиты и та тварь. Она исчезла так быстро, что теперь я даже не знаю, что с ней сталось.

Дорион задумчиво покачал головой:

– Скажи мне, ради всего святого, как ты додумалась заземлить его?

Девушка пожала плечами:

– Ну, ты же говорил, что они собираются пустить через проволоку какую-то магическую энергию, а когда Бодэ сказала, что ее пули прошли сквозь Всадника, я решила, что он, должно быть, тоже сгусток какой-то магической энергии. Если эту энергию можно пропустить через проволоку, я подумала, что она должна вести себя так же, как обычная – электрическая.

– И ты оказалась совершенно права, – ответил маг, все еще не в силах осмыслить все, что произошло. – Почему только прежде это никому не приходило в голову?

– Может быть, потому, что у тех, кто встречался с подобной тварью, не было под рукой катушки с медной проволокой в милю длиной. Это, знаешь ли, не то, что берут с собой на всякий случай. Нам чертовски повезло, что у нас она оказалась.

Дорион кивнул и пробормотал, почти про себя:

– Повезло – или что-то другое. Может быть, именно поэтому Йоми была совершенно уверена в том, что мы доберемся.

– И что же это?

– Предназначение. Это трудно объяснить человеку, не посвященному в магические искусства и теорию вероятностей, но я попробую. Все, не только жизнь, но и горы, цветы, воздух, вода и огонь являются энергией или содержат ее в себе. Все это – и ты, и я, и Бодэ – мы все – набор математических уравнений, которые делают нас тем, что мы есть; с самого момента нашего рождения, возможно, даже зачатия, эта энергия вступает во взаимодействие со всем, что нас окружает.

– Что-то я не понимаю, ты говоришь об астрологии или о генетике?

– Ни о том, ни о другом и обо всем вместе. У каждого из нас есть своя нить, предназначение, которому мы следуем. Она ведет от причины к следствию. Некоторые люди кажутся от природы удачливыми, над другими будто бы вечно висит невидимое проклятие. Это не зависит ни от ума, ни от смелости, ни от чего бы то ни было другого. Вот почему так много дурных людей добивается всего в жизни, и так много хороших незаслуженно страдает. Рисунок предназначения создается многими факторами, и лишь на некоторые из них можно повлиять. По сути дела, магия и есть не что иное, как попытка такого влияния. Чем могущественнее чародей, тем больше факторов, людей, мест или вещей, на которые он может влиять.

Чарли обдумала его слова, и идея ей не понравилась.

– Значит, мы просто актеры в чьей-то пьесе, только не знаем, в чьей и какой.

– Ну, не совсем, – отозвался Дорион. – Я просто пытался дать тебе представление о том, что такое предназначение. Конечно, ты можешь что-то изменить, да и предназначение настолько сложно, что никто не в силах вычислить его с абсолютной точностью. Ход вещей всегда несколько непредсказуем, но в основном идея сценария довольно близка к истине. Маги могут прочесть несколько его строк, самым могущественным из них доступны целые страницы и сцены, но никому не удается охватить его целиком. Исходное уравнение, которое привело все в движение и создало вселенные со всем, что в них находится или будет находиться, создало и сложность предназначений. Если ты веришь, что оно было порождением интеллекта, тогда это религия. Если считаешь, что оно было случайным, ты неверующий. На самом деле религия имеет очень небольшое отношение к магии и всем ее ловушкам. Даже боги, дьяволы и духи – тоже создания, подвластные, как и мы, своему предназначению, а не повелевающие им. Только Ветер Перемен, природа которого та же, что и исходного уравнения, может действительно изменить предназначение. Это непредсказуемый, случайный фактор, который, скажем так, не дает вещам идти по одному неизменному сценарию.

– Ты хочешь сказать, что нашим предназначением было поразить Всадника Бурь, а его – погибнуть, раствориться или что там с ним сталось? Что это не было ни случайностью, ни чьей-то волей, а именно предназначением? Именно благодаря этому мы оказались возле проволоки, а я сообразила, как ею воспользоваться?

– Не совсем так. Йоми почувствовала сразу, а теперь начинают понимать и другие, что тебе предназначено выжить. Возможно, твоей подруге тоже. Вот что в первую очередь привлекло к ней Булеана. Посуди сама. Если она – генетическое подобие Принцессы Бурь, то, возможно, их предназначения во многом сходятся, а Принцесса Бурь всегда выживает. У тебя всегда будет способ спастись. Вовсе не обязательно ты им воспользуешься, но он всегда будет. Вспомни наводнение, которое уничтожило ваш караван. Большинство погибло, а вы трое выплыли. Большинство из тех, кто уцелел, потом убили, а вы трое снова уцелели. Вы выжили. Вы вдруг оказались в надежных руках. Против вас брошены огромные силы, а вы все еще продолжаете свой путь. Понимаешь? Вот что заметила Йоми. Вот почему там оказалась медная проволока и вот почему ты придумала, как ею воспользоваться.

– Черт! – вздохнула Чарли. – А я-то вообразила себя такой умной и изобретательной!

– Но ты действительно умная и изобретательная. Я не могу даже выразить свое восхищение. Остаться хладнокровной, рассудительной и спокойной в минуту опасности, суметь найти выход – это потрясающе. Ты просто изумительная женщина!

Дорион говорил искренне, и девушке это нравилось гораздо больше, чем разговор о предназначении.

Он сказал, что она изумительная и храбрая, а еще она такая привлекательная, что любой нормальный мужчина просто с ума сходит при виде нее. Было от чего хоть на минуту воспарить духом и позабыть о том, что они застряли, черт знает где, что начинается ливень, что за ними охотятся вооруженные головорезы, что она совершенно слепа, а впереди еще долгий опасный путь.

– Эй, маг! – Они вздрогнули, подумав, что Бодэ почуяла опасность. – Бодэ слышала часть вашего разговора. Ее предназначение неизвестно, так что Бодэ о нем не думает. Что толку думать о том, чего не дано знать? Но если вам, магам, хотя бы отчасти дано его видеть, то почему мы торчим здесь, под дождем, и прячемся от какой-то банды отщепенцев? Почему нас вообще занесло в это место? Где были твои силы? Почему бы тебе не избавить нас от преследователей с помощью какого-нибудь заклинания?

Вопрос был резонный, но Дориону явно не хотелось отвечать. Он нервно откашлялся.

– Да, это правда, я кое-что понимаю в магии, но мои силы, они немного… как бы это сказать… странные и ограниченные, – смущенно признался он.

– Ну и что? Если сейчас здесь покажется толпа бандитов, Бодэ не справится, без твоей магии нам не обойтись.

Дорион вздохнул:

– Если не будет выбора, то я ею воспользуюсь, но только если выбора действительно не будет.

– Твои силы так невелики?

– Да нет, они велики, потенциально. Они просто, ну… непредсказуемы. – Он опять вздохнул. – А, ладно, думаю, я должен вам все рассказать. Это вопрос управления. Некоторые еще называют это концентрацией. Кое-кто считает, что у меня в голове что-то не в порядке. Другие… ну, те были ко мне менее милосердны. Вот почему я оказался на Пустошах вместе с Йоми и некоторыми другими. Я боялся возвращаться в цивилизованное общество, чтобы не натворить бед.

Теперь и Чарли заинтересовалась.

– Бед? – На мгновение она помедлила, чувствуя его смущение. – Расскажи, нам необходимо знать, болтать об этом мы не будем.

Дорион на минуту задумался, словно подыскивая слова.

– Я сын магов и внук великого чародея, – начал он. – Дар у меня большой, и я умею его использовать. Правда, у меня способности к магии врожденные – ты рождаешься с ней, либо нет. Однако этого недостаточно. Надо еще уметь использовать ту огромную энергию, которую ты можешь привлечь, а это требует недюжинного математического ума. Есть типовые заклинания, которым может научиться любой, обладающий магическим даром, даже я. А те, у кого хорошая память и кто посвятил зубрежке многие годы, могут запомнить и заставить работать даже очень сложные заклинания. Я зазубрил некоторые из них, но память у меня всегда была слабовата. Мне слишком скоро все это надоедало. Учеником может быть тот, у кого есть дар и кто умеет работать с простыми заклинаниями. Третий Ранг – те, кто знает более сложные заклинания и может при необходимости воспользоваться ими. Например, чтобы получить патент. Ранги – это уровни мастерства. Акхарские чародеи – это Второй Ранг, настоящие математические гении, которые могут на месте оценить самую непредвиденную ситуацию, мысленно создать сложное заклинание и использовать его, импровизируя буквально на ходу. Я знал достаточно, чтобы добраться до Третьего Ранга, хотя и с трудом, но я не могу не импровизировать, и это всегда оборачивается против меня.

Бодэ пожала плечами, на лице Чарли тоже читалось недоумение.

– Смотри, – попробовал объяснить маг, обращаясь к Бодэ. – Ты, насколько я знаю, – художница. Если кто-то научится безупречно копировать великие картины и скульптуры, он будет прекрасным мастером, но будет ли он художником?

– Конечно, нет! – фыркнула она. – Искусству нельзя научиться, его можно только чувствовать!

– Ну вот, значит, я просто бесталанный ремесленник, который мнит себя художником. Я импровизирую вопреки всему, даже в самых простых случаях. Мне пришлось принять гипнотический порошок, чтобы сдать экзамен на Третий Ранг. У меня просто нет математических способностей, я не могу создавать уравнения в мгновение ока. Даже если я разрабатываю их заранее или у меня есть достаточно времени, то почему-то, когда я пытаюсь их использовать, они не работают.

– Твои заклинания бессильны?

– Да нет же! У меня огромные силы, но нет сосредоточенности. В вычислениях вечно оказываются ошибки, погрешности, неточности. Заклинания действуют, они творят невероятное, но совсем не то, чего я хотел. Иногда они срабатывают только наполовину. Заклинание, предназначенное для того, чтобы перенести нас на пустынный остров, могло бы доставить нас в пустыню, а то, которое должно было бы сделать нас невидимыми или неуязвимыми, пожалуй, сделало бы невидимыми и неуязвимыми всех, кроме нас. Как бы тщательно я ни отделывал заклинание – все идет не так, как надо. То золото превращается в свинец, то как-то ненароком я превратил молодого красивого юношу в жабу. Чтобы не рисковать, пытаясь снять это заклинание, я решил прибегнуть к испытанному способу и уговорил прекрасную девушку поцеловать его. Так она тоже превратилась в жабу! Я вечный источник опасности и угрозы. Меня изгоняло множество правительств, наверное, это шло на благо и им, и мне. Поэтому я боюсь использовать магию, разве что положение станет действительно безвыходным. А особенно в Маштополе. Мне остается только надеяться, что Булеан примет мои услуги, а не убьет на месте.

– Булеан? Ты его знаешь?

– Даже слишком хорошо, – печально признался Дорион. – Как ты думаешь, где я научился английскому? Несколько новых акхарских чародеев говорят по-английски. Долгое время, еще до того, как я появился на свет, чародеи использовали язык, называвшийся немецким, но это кануло в прошлое. Булеан говорит на английском, на немецком и на многих других языках тоже. И он выучил их без всяких заклинаний, но думает он по-английски, так что предпочитает его всем остальным, и его окружению приходится учить этот язык.

– Значит, в Акахларе есть мир, где говорят по-английски? Это родной язык Булеана?

– Нет. Из тысяч языков Акахлара некоторые, возможно, близки к английскому, но нет ни одного мира, где английский был бы родным. Булеан и многие другие родом, как и ты, из Внешних Слоев. Многие из могущественных – уроженцы Внешних Слоев. Они родились с даром, но никогда не подозревали о нем или были слишком далеко от Центра Мироздания, чтобы черпать из него магические силы, но все они были просто помешаны на математике, это настоящие гении. Оказавшись здесь, они быстро сообразили, что к чему, и за несколько лет достигли того, на что у таких, как Йоми, уходят века. Булеан говорит, что это потому, что жителям Внешних Слоев не приходится избавляться от суеверий и мистицизма, в которых мы воспитываемся с детства. Они видят все в другом свете. Возможно. Откуда мне знать?

Чарли погрузилась в воспоминания. Давно, очень давно, Булеан спас ее и Сэм от Клиттихорна, когда вихрь увлекал их в этот мир. Там, в вихревой воронке, он остановил рогатого колдуна. Чарли не знала акхарского, у нее не было той таинственной связи, которая соединяла с этим миром Сэм, и сейчас она впервые сообразила, почему тогда до нее дошел смысл перепалки между чародеями. Они говорили по-английски!

Булеан – из Внешних Слоев, может, даже из ее родного мира или из мира, похожего на ее. Возможно, и этот Клиттихорн тоже, кто знает? Боже! Очутиться здесь и вдруг обнаружить, что обладаешь почти божественной властью… Неудивительно, что все они рехнулись!

Дориону этот разговор был явно неприятен, поэтому Чарли решила не мучить его больше. Маг казался ей очень хорошим человеком, способным и не лишенным мужества. Тайное сознание им своей вины, его смущение вызвали у нее симпатию.

– Думаю, мы достаточно вымокли, – сказал, вздохнув, маг. – Двинемся потихоньку к границе колоний. Если эти люди до сих пор не отыскали нас, теперь им это вряд ли удастся.

Бодэ кивнула.

– И все же, будь на их месте Бодэ, она бы расставила патрули на границе. Тогда даже если бы не удалось нас остановить, то по крайней мере можно было бы заметить тот мир, в который мы перешли.

– Правильно, так что нам придется быть очень осторожными, – согласился маг. – Давайте не будем слишком рассчитывать на наше предназначение. Даже если предназначение Чарли – достигнуть Масалура, это еще не значит, что то же суждено и мне. Я не собираюсь рисковать.

Около часа они ехали молча. Дорион предупредил, что придется возвращаться назад: они заехали слишком далеко на север и могли оказаться в истинном нуле, откуда ничего не стоило провалиться в бездну преисподней.

Но больше всего маг думал о Чарли. Она не походила ни на одну знакомую Дориону женщину. Она была прекрасна и чувственна – мечта любого мужчины. Но Чарли к тому же была умна, независима и обладала такой волей, что ей могла бы позавидовать королева или волшебница. Даже кольцо рабыни никогда ни одного мужчину не сделает ее подлинным господином.

Ей не нужна была магия, ей не нужно было даже обычное зрение. Если бы только она поняла, какая она на самом деле, ей было бы по плечу все, она бы смогла достичь чего угодно. Она еще просто не осознала, что ее ум – явление куда более исключительное, чем ее прекрасное тело.

Проклятие, он, кажется, влюбился в нее. Черт, у него даже нет настоящего опыта с женщинами. Он никогда не был особенно красивым или сильным, в нем не было ничего такого, что привлекает женщин. Вот и сейчас он товарищ, а не возлюбленный. Он и раньше-то вряд ли нравился ей, а теперь, когда она узнала о его магическом бессилии, он, конечно, лишился последнего шанса.

Не зная, что за ними гонятся всего лишь шесть всадников, путешественники с удивлением обнаружили, что на границе колонии царит мир и она совершенно не охраняется. И все же пересекать границу так далеко от пограничного поста само по себе было достаточно рискованно. Дороги специально прокладывались так, чтобы они вели только к пограничным постам, как правило, запрещалось жить рядом с границей или подходить слишком близко к ней. Вообще все делалось для того, чтобы усложнить задачу тем, кто решит проникнуть в колонию с «черного хода».

Дорион нервничал. Он не хотел входить в первый попавшийся мир, но понимал, что чем дольше они остаются в нуле, совсем рядом с границей, тем больше вероятность наткнуться на кого-нибудь. Они-то еще могли бы спрятаться, а вот лошади…

Чарли всегда завораживала картина меняющихся миров, но теперь она не могла любоваться этим зрелищем. Она видела только энергию, бьющую из туманов нуль-зоны, да расплывчатые очертания Дориона и Мрака, и это начинало ей надоедать. Девушка спрыгнула с лошади и отыскала в своем мешке коробку, на которую было наложено сохраняющее заклинание. В ней хранился мясной фарш для Мрака.

Кот съел свою обычную порцию, а потом вскарабкался к ней на колени; казалось, он совершенно не замечал, что промок насквозь. Мрак устроился так, что его голова лежала на правом плече девушки, прижался к ней и заурчал, как маленький электрический моторчик.

Чарли уже привыкла к заклятию, которое вступало в силу, когда она держала и гладила кота. Правда, было и неудобство в том, что ее мысли могли стать известны тогда, когда она этого не хотела. Бодэ однажды уже обиделась на нее. Случайные мысли начинали бродить в голове Чарли, когда ей становилось скучно. И девушка вспомнила прием, который она разработала, пока была куртизанкой. В ней жили два человека, и она, расслабившись, могла отодвинуть свою подлинную личность далеко на задний план и позволить куртизанке Шари занять свое место. Шари почти ни о чем не думала, она просто сидела, поглаживая Мрака и ожидая приказа.

Дорион наблюдал за чередой миров, медленно сменяющих друг друга. Сперва их встретили высокие гранитные стены. Следующие два мира, которые следовали друг за другом с интервалом приблизительно двадцать минут, представляли собой морские просторы – безбрежная поверхность соленой воды без всяких признаков порта или острова. Впрочем, этот район славился обилием больших и малых островов, а оказаться на кусочке земли, окруженном водой, Дориону не хотелось бы. Правда, в каком-то смысле это было соблазнительно. Робинзон, единственный мужчина на тропическом острове, с двумя женщинами, и одна из них Чарли, к тому же обе они рабыни… Но, черт побери, это же всего лишь фантазия…

И все таки… Его решение никак не отразится на судьбах мира. Важна другая девушка, Сэм. А так заманчиво: он и Чарли лежат, растянувшись, нагишом на золотом песке тропического острова…

Дорион замечтался и чуть не пропустил внезапную перемену в череде колониальных миров. Они сменялись все быстрее и быстрее, так что почти сливались. Только через минуту он сообразил, что происходит, и вскочил на ноги.

– На коней, живо! – крикнул он. – На границе работает навигатор! Значит, мир, который сейчас появится, будет населен людьми, в нем будет какое-то подобие цивилизации, так что мы не окажемся ни в болоте, населенном динозаврами, ни во втором Кудаане!

Чарли пришла в себя, вскочила, засунула кота в сумку и взобралась на лошадь.

Картина, которая вдруг появилась и замерла перед ними, была достаточно привлекательна. Перед ними лежала просторная равнина, освещенная ярким лунным светом и покрытая высокой травой. Равнина спускалась к белому песчаному берегу бухты, где на темной глади воды виднелось несколько светлых пятен, должно быть, острова. По обеим сторонам бухты вздымались скалистые обрывы, которые справа образовывали большой мыс, а слева уходили вдаль и терялись во тьме, где мерцали только отдельные огоньки, которые говорили, что берег тянется на порядочное расстояние. Это мог быть очень большой остров, а может, и целый материк. Горячий влажный воздух ударил им в лицо.

– Кажется, здесь начинается океан, – заметила Бодэ. – Ты уверен, что этот мир нам подходит? Придется пересекать океан.

Дорион кивнул:

– Так или иначе, чтобы добраться до того места, куда мы направляемся, нам придется пересечь океан, так что это может быть и здесь. Поехали! Мы не знаем, как долго этот мир продержится.

Они двинулись вперед. Воздух вдруг стал очень плотным, они ощущали на губах соль, ветер доносил далекий шум волн, которые бились о берег. Где-то впереди Чарли послышался звон колоколов, возможно, это были маяки в бухте, а может, где-то дальше.

Потом она почувствовала, что лошадь ступает по песку, плотному и влажному, волны докатывались почти до ее копыт.

На этот раз слепота действительно угнетала ее. Они покинули нуль-зону, и для нее все снова погрузилось в беспросветную черноту, которую нарушали только цветные пятна, в которых она привыкла распознавать Дориона и магические предметы.

Какое-то время они ехали вдоль воды, двигаясь медленно, чтобы лошади не оступались. Девушка гадала, для чего это, а потом не выдержала и спросила Дориона.

– Я вижу верхнюю границу прилива, а он сейчас только начинается, – крикнул маг в ответ. – Волны полностью смоют наши следы и скроют, в каком направлении мы отправились. Если нам удастся найти неглубокий ручей, мы сможем, не оставляя следов, подняться вверх по течению и разбить лагерь. Там можно было бы отдохнуть и даже, думаю, рискнуть развести огонь и приготовить поесть. До рассвета нам вряд ли удастся оценить, куда мы попали.

Вскоре им попался ручей, и они двинулись прочь от моря. Лошади медленно брели по каменистому дну, пока маг не отыскал достаточно укрытое место. Земля там была плотная, а вода в ручье – свежая и приятная, маленький костер, который они развели, не был виден с берега, да и со стороны окружающих джунглей его было не так-то просто рассмотреть.

Чарли едва притронулась к еде. Мрак куда-то скрылся, и теперь девушка чувствовала себя промокшей, усталой и очень несчастной. Прежде всего ей нужно было поспать.

На следующее утро она проснулась, чувствуя себя несколько виноватой. Она спала в свое удовольствие, а товарищи караулили ее покой. Она вспомнила о Мраке и обнаружила, что он сладко спит, свернувшись калачиком в ногах ее спального мешка. Ей даже стало стыдно его тревожить.

Бодэ заметила, что девушка встала, и подошла к ней.

– Бодэ нашла большую заводь прямо за кустами. Там тебе будет по грудь. Вода холодновата, но Бодэ думает, что ты могла бы искупаться.

Конечно, Чарли искупалась! Даже без мыла и шампуня это было чудесно, она снова почувствовала себя человеком. Вдобавок она выстирала свою грязную, пропахшую потом одежду, а сама завернулась в плащ, который еще ни разу не надевала. Правда, он не застегивался, так что целомудренным ее костюм считать не приходилось.

Дорион не мог проснуться без чашки густого, крепчайшего кофе, запах которого можно было учуять за милю, так что Чарли пришлось дожидаться, пока он и Бодэ выпьют свое утреннее зелье, а уж потом она смогла вымыть чайник и приготовить себе чай. Пришло время решать, что делать дальше.

– Мы должны двигаться на восток, – сказал Дорион. – Это единственный путь в Куодак. Похоже, нам потребуется лодка, значит, придется искать какое-нибудь селение. Дорога, ведущая к главным воротам, должна быть всего в тридцати – сорока лигах отсюда, а может, и ближе. Есть надежда, что если мы найдем ее, то она приведет нас к прибрежному городу или поселку.

– Но даже если нас здесь еще не ищут – хотя могут и искать, – трое чужаков, которые даже не знают, как называется этот мир, вызовут удивление. Кто-нибудь может проверить, и выяснится, что мы не проезжали через ворота. А раз ты сказал, что здесь прошел навигатор, то его караван должен быть здесь в ожидании судна. Наверняка найдется кто-нибудь, кто слышал о вознаграждении, обещанном за нас в срединной земле.

– Знаю, – кивнул Дорион. – Но не могу же я взмахнуть руками и сотворить судно, да еще и со штурманом. Будем надеяться на лучшее. Да к тому же у нас в запасе всегда остается старый, испытанный веками метод – взятка. – Он вздохнул. – Ладно, поехали посмотрим, удастся ли нам найти город, порт или что-нибудь в этом духе. Дальше по берегу, как раз там, куда мы направляемся, я видел огни. Для города, конечно, маловато, но, возможно, это жилище кого-нибудь из местных.

Этот кто-нибудь жил в добрых двух часах езды вдоль берега. Его приютом оказалась странная, кое-как сложенная деревянная хибара. Кривые бревна и просевшая крыша придавали жилищу поистине диковинный вид.

Из подъемной дверки наверху хибары с любопытством наблюдало за путешественниками странное существо: совершенно безволосое, с жесткой бледно-зеленой кожей и широкими, какими-то перепончатыми ступнями, на которых грозно торчали когти.

Руки у него были очень короткие, с тремя крючковатыми пальцами, большой палец располагался напротив двух других и заканчивался острым изогнутым ногтем. Хвоста у гуманоида не было, но его лицо скорее напоминало морду рептилии. Вместо носа были просто два отверстия над широким плоским ртом, а выпуклые глаза прикрывались малоподвижными кожистыми веками. На существе было нечто вроде ожерелья и никакой другой одежды. Его пол было невозможно определить. Похоже, оно не боялось их, ему было просто любопытно,

– Ого, – вполголоса проговорил Дорион. – Кажется, в этом мире местные жители порядком отличаются от нас. Может быть, даже слишком отличаются. Я не уверен, что этот рот сможет говорить по-акхарски, если даже ему знаком этот язык. Ну, попытка не пытка.

– Если он только не попытается нас слопать, – нервно заметила Бодэ, положив руку на пистолет.

– Добрый день, – сказал Дорион. Он тоже немного нервничал. – Вы понимаете мой язык?

Какое-то время странное создание не отвечало, а потом разразилось сплошным потоком шипящих согласных.

Чарли взяла на руки Мрака, и тот наконец соизволил взглянуть на туземца. Даже принимая во внимание необычное зрение кота, туземец показался Чарли самым чуждым созданием из тех, что ей довелось видеть в Акахларе. Даже Ладаи, баахдонский кентавр, была больше похожа на человека. Вдруг она сообразила, что может общаться с этим существом. Она погладила Мрака.

«Пожалуйста, – подумала она, обращаясь к туземцу. – Мы чужие в твоей стране, мы заблудились. Мы ищем большую дорогу. Не мог бы ты нам помочь?»

Существо изумилось. На лице рептилии легко читались чисто человеческие чувства. По крайней мере создание, по-видимому, поняло Чарли и на минуту задумалось. Потом исчезло внутри дома и вскоре вернулось со странным зазубренным копьем, которым принялось что-то чертить на песке.

– Карта! Оно рисует нам карту! – воскликнула Бодэ. – Какой… м-м-м… примитивный стиль.

Дорион спешился и принялся изучать рисунок; в конце концов он сообразил, что рассматривает его вверх ногами, и зашел с другой стороны. Да, они именно тут, вот берег, а вот дорога или тропа, которая ведет в глубь континента. Они находились на каком-то полуострове, город лежал недалеко, на другой его стороне.

– Думаю, теперь я разобрался, – сказал Дорион. – Надеюсь, мы найдем дорогу. Чарли, поблагодари его или ее, и в путь. Не знаю, сколько еще осталось до заката, но лучше бы провести ночь в городе.

Они пустились в путь, а туземец стоял у дверей своего дома и смотрел им вслед.

– Надеюсь, что после этого мира нам удастся попасть туда, где жители больше похожи на акхарцев, – встревоженно заметил Дорион. – Не забывайте, акхарцы не вызывают особых симпатий у местного населения. Этот туземец был вежлив и помог нам, но нельзя поручиться, что какой-нибудь другой не отправит нас прямиком в ловушку.

Найти тропу было нелегко, и она явно не предназначалась для всадников, но все же, медленно двигаясь вперед и внимательно глядя по сторонам, они ее отыскали. По ней можно было проехать друг за другом, но Чарли пришлось нелегко: нависшие над тропой ветки могли кого угодно скинуть с коня. В конце концов она действительно упала и расшиблась. Тогда Дорион привязал ее лошадь к своей, а Чарли села позади Бодэ. Это было не очень-то удобно, а главное – напоминало ей о ее беспомощности, но иначе она рисковала сломать себе шею или по меньшей мере изуродоваться.

Тропа тянулась целых восемь миль, двигались они медленно, но все же наконец им удалось достичь небольшого склона, где джунгли вдруг обрывались, уступая место обширным лугам. Перед путешественниками открылась живописная картина второй бухты, поменьше, которая лежала у их ног. Нетрудно было заметить и городок. Единственная улица, несколько складов, два ряда строений не выше двух этажей и самое важное – порт.

– Оставайтесь здесь и отдохните, – сказал женщинам Дорион. – Я не вижу никаких признаков каравана, и хотя место здесь и выглядит скорее по-акхарски, в этих мирах ни в чем нельзя быть уверенным. Сначала я отправлюсь один и постараюсь, не вызывая лишних подозрений, разведать, что и как. Маг всегда может путешествовать по мирам в одиночестве. – Он огляделся вокруг. – Судя по солнцу, до заката еще часа три. Полчаса вниз, до города, час или два в городе, а потом час сюда, вверх по склону. Спрячьтесь и ждите моего возвращения, ни с кем не общайтесь. Защищайтесь, если придется, но лучше, чтобы вас не видели. Понятно?

Бодэ кивнула:

– Да, понятно. Но как быть, если что-нибудь произойдет и ты не вернешься? Маг задумался.

– Надеюсь, что ничего не случится, но, если я не вернусь до рассвета, вы должны считать меня мертвым и сами добираться до Булеана какими угодно способами. Ваша главная цель – достичь Булеана. В этом случае ты, Бодэ, будешь рабыней-воином Кобой, а ты, Чарли, как и раньше, рабыней-куртизанкой по имени Исса. Ни одна пытка, ни одно заклинание не смогут заставить вас выдать ваши подлинные имена. На пути к Булеану вы не должны открывать имя своего господина, вы просто должны говорить, что вам приказано до него добраться. Понятно?

Обе женщины кивнули.

– Будь осторожен, – сказала Чарли. – Мы не хотим снова блуждать в одиночестве.

– Я вам этого не позволю, – улыбнулся Дорион и направил лошадь вниз, к городу.

– Идем, – твердо сказала Бодэ. – Мы должны убраться с тропы и спрятаться.

В сотне метров от опушки они нашли подходящее место. Здесь можно было спрятать лошадей так, чтобы они могли немного попастись, и одновременно следить за тропой, оставаясь при этом невидимыми.

– Бодэ чувствует себя не в своей тарелке, – ворчала художница. – Бодэ – художница, а не рабыня, и не воин, хотя кое-кого она с удовольствием прикончила бы. И все же она будет продолжать путь ради своей возлюбленной Сузамы.

Ночь еще не наступила, и Мрак предпочитал не вылезать из своей сумки, но Чарли разбудила кота, уложила себе на колени и стала гладить. Теперь она могла завязать разговор.

– Ты и вправду скучаешь по Сэм?

– Да. Бодэ любит ее. Неужели ты думаешь, что что-то, кроме этого, могло вытащить ее из уютной студии, оторвать от искусства и заставить пройти через все это.

– Но… но это же зелье. Твое собственное зелье. И ты это знаешь.

Бодэ пожала плечами:

– Какая разница? Ты чувствуешь то, что чувствуешь. Бодэ мечтает о ней, думает о ней все время. Все те мужья и возлюбленные – мужчины, женщины и… другие – за эти годы их было много, но Бодэ никогда и никого по-настоящему не любила и не чувствовала их любви. Это остудило ее сердце и сделало ее искусство поверхностным и циничным. Теперь Бодэ любит и страдает. Когда-нибудь она создаст произведение искусства, и никто не сможет отказать ему в величии, славе и бессмертии… если только Бодэ останется в живых. Возможно, это зелье было частью предназначения Бодэ. – На секунду она замолчала, задумавшись. – А вот ты, ты никогда не любила. Ты желала, как Дорион желает тебя, но ты никогда не любила.

– Дорион желает меня? – изумилась Чарли. – Но он мог взять меня когда угодно, как только захотел бы! И мне пришлось бы повиноваться! Черт возьми, да он мог бы поиметь нас обеих, стоило ему сказать хоть слово, и ты это знаешь.

Бодэ слегка улыбнулась:

– Да, но он долго жил как монах и так и не научился обращаться с женщинами, угадывать их желания, хотя обычно мужчины учатся этому еще в юности. Зато в нем сильно чувство чести и достоинства, поэтому он и прозябает в безвестности. Его звание мага – единственное, что дает ему какой-то повод для гордости, но даже в этом он чувствует себя ущемленным. Ему было очень тяжело в этом признаться, особенно женщине. Чарли была поражена.

– Как ты об этом догадалась?

– Ты слишком молода, мой бесценный цветочек. Может, у тебя и были сотни мужчин, но для тебя они были просто развлечением, и через некоторое время ты перестала отличать одного из них от другого. Твоя ошибка в том, что свои суждения о сексе ты переносишь на суждения о людях, а ведь это совсем не одно и то же. Большинство мужчин смотрят на женщин скорее как на вещь, чем как на кого-то, равного себе; не повторяй их ошибки, а то сама станешь походить на то, что ты в них презираешь. Бодэ почти вдвое старше тебя и подозревает, что она прожила четыре такие жизни, как твоя. Бодэ знает… – Чарли не ответила, но слова художницы достигли цели. Они были совершенно необычны для Бодэ. Возможно, окружающие чего-то не разглядели в этой женщине. Именно об этом сейчас говорила Бодэ. Да, Чарли никогда не заглядывала вглубь. Свои черно-белые суждения она всегда считала непреложными истинами. Например, любовь Бодэ к Сэм – всего лишь продукт алхимии. Но не обманывала ли она себя? Это ведь не магия, это какое-то снадобье, постоянное или нет. Не в этом ли заключается отличие магии от алхимии? Магия создает и уничтожает, а алхимия только усиливает или подавляет то, что уже существует.

– Ты начинаешь учиться, дорогая, – отметила Бодэ, и Чарли вдруг сообразила, что, пока она держит кота, ее мысли доступны всем.

Бодэ подняла голову и нахмурилась:

– Уже темнеет, а его еще нет. Бодэ начинает беспокоиться.

Забеспокоилась и Чарли.

– А что, если он не вернется к рассвету?

– У нас есть приказ, и мы должны повиноваться, – вздохнула Бодэ. – Сначала вернемся назад через границу, потом пустим в дело кое-что из тех ценностей, которые везем с собой, купим новую одежду, а потом нам придется дать взятку, чтобы перейти через границу и нанять провожатого. А может быть, придется пуститься в путь одним. Если Бодэ удастся достать кое-что, она сможет изменить нас еще раз. Другого выхода у нас не будет. Мы ведь можем выбирать только способы исполнения приказа.

Когда уже совсем стемнело, кто-то показался на тропе, они услышали стук копыт, и Чарли повернулась в ту сторону, откуда он доносился. Бодэ мгновенно оказалась рядом с ней.

– Это Дорион, – с облегчением произнесла Чарли.

– Откуда ты знаешь? Небо в тучах, и луна либо скрыта за ними, либо еще не взошла. Бодэ почти ничего не видит.

Для Чарли темнота ничем не отличалась от дневного света. Она порылась в памяти, подбирая акхарские слова.

– Шари видит мелагу Дориона, – произнесла она.

В ее лексиконе не нашлось слова «аура», пришлось заменить его словом «душа».

Дорион остановился на вершине холма, в том месте, где тропа углублялась в лес.

– Выходите! Захватите лошадей и мешки! – крикнул он. – Думаю, на этот раз нам действительно повезло!

Чарли мысленно позвала Мрака, они оседлали лошадей и собрали пожитки, испытывая тревогу и облегчение одновременно. Мрак до сих пор где-то пропадал, но, когда они уже почти выехали из леса, сверху спрыгнул сияющий бледно-лиловый пушистый шарик и вцепился когтями в край седла. Девушка помогла коту вскарабкаться себе на колени, а потом посадила его в сумку.

– В следующий раз не пропадай. Мы же с тобой нужны друг другу.

Кот, как всегда, проигнорировал замечание. Дорион был слегка возбужден.

– Этот город оказался акхарским поселением, но там работает и много туземцев, – начал он. – Самое интересное, что в городе я столкнулся с королевским курьером, когда-то я хорошо знал этого человека. Мы вместе выросли. Кстати, именно он вызвал этот мир: он везет депеши в Кованти, а это один из кратчайших путей туда.

– Что известно этому человеку? – спросила Бодэ мага. – Он слышал о нас? Можно ему доверять? И вообще, это он или она?

– Он, – ответил Дорион. – Его зовут Халагар. Когда мы были детьми, он вечно был заводилой. Такими людьми восхищаешься и одновременно ненавидишь их. Знаешь, бывают люди, которых встречаешь и сразу понимаешь, что этот человек сильнее, привлекательнее, способнее. Он как раз из таких. Халагар с возрастом почти не изменился. Но… мне никогда не доводилось слышать, чтобы он предавал друзей. Возможно, он мог бы это сделать, получи он прямой приказ, большие деньги или если бы он верил в необходимость такого поступка, но, думаю, к нам это не относится.

Слова мага не убедили Бодэ, но путешественники продолжали медленно и осторожно двигаться по тропинке по направлению к городу.

– Если он такой хват, почему же он до сих пор простой курьер? – подозрительно спросила художница.

– Ну, курьеры – это очень опытные люди, их услуги высоко ценятся, – заверил ее маг. – Они действуют на свой страх и риск и мало зависят от своих хозяев. Халагар говорит, что на этой службе он отдыхает после нескольких поручений, которые были гораздо серьезнее. Он рассказывал, что был на военной службе, но где и у кого, не знаю. Думаю, он был наемником, а бывшие наемники не любят об этом говорить, потому что считается, что наемника всегда можно купить.

Бодэ держалась того же мнения, но ей не оставалось ничего другого, как покорно следовать за Дорионом.

– Завтра сюда должен зайти корабль, – продолжал Дорион. – Это торговое судно, но оно берет и пассажиров. Несколько дней плавания, и мы пересечем нуль и окажемся в Кованти. Когда мы доберемся туда, то надежно запутаем следы, и ехать будет гораздо легче, к тому же там мы сможем положиться на людей Йоми.

– Звучит неплохо, – отозвалась Чарли. Она почему-то разделяла тревогу Бодэ, но предпочитала не говорить об этом вслух.

Судя по всему, Дорион долго болтал с Халагаром о старых временах в небольшом трактирчике и исподволь вытянул из своего товарища всевозможные сведения о городе, тщательно выбирая способ представить Халагару своих спутниц. История, которую он придумал, была довольно близка к правде: один акхарский чародей нанял его, чтобы он доставил этих двух рабынь другому акхарскому чародею.

– Халагар знает, что по поручению Клиттихорна целая шайка головорезов кинулась на поиски трех женщин, – рассказал им Дорион. – По описанию, одна из них неимоверно толстая, у другой расписано все тело, а третья похожа на Принцессу Бурь, только носит татуировки в виде мотыльков. Ни одна из вас не подходит под это описание, и если с этого момента вы будете изображать из себя рабынь, то, надеюсь, никто ничего не заподозрит.

– Всадник Бурь нас узнал, – заметила Чарли. – И те люди, что охотятся за нами…

– То, что видит Всадник Бурь, доступно только тем, кто обладает полным магическим зрением. Вряд ли он успел передать ваше описание кому бы то ни было. А бандиты были слишком далеко от нас, чтобы хорошенько разглядеть вас. Они просто явились на магический зов Всадника Бурь. И все же чем скорее мы окажемся в Кованти и двинемся дальше, тем труднее будет отыскать наш след и тем меньше вероятность того, что какой-нибудь умник сообразит, где нас искать. Если Халагар тот, за кого себя выдает, если он не солгал мне, он мог бы оказаться очень полезен в нашем путешествии до Кованти, да и в самой средине.

– А если он солгал? – настаивала Бодэ. Они уже въезжали в город. Дорион оглянулся по сторонам и вздохнул:

– Тогда мы постараемся как можно незаметнее от него избавиться. Старый друг, который предает товарища, не заслуживает особого уважения.

Бодэ улыбнулась. Это по крайней мере звучало недвусмысленно.

– Народу в трактире немного, – сказал Дорион. – Думаю, что, кроме нас и Халагара, желающих снять у них комнату больше не будет. И это очень кстати: что-то я сомневаюсь, чтобы у них было больше четырех комнат. Этим миром мало пользуются, через него чаще всего проезжают люди вроде Халагара, которым нужно поскорее попасть в какое-то место, чтобы спешно выполнить поручение или доставить груз. Ага! Вот мы и приехали! Давайте поставим лошадей в конюшню, а потом можно будет нормально поесть. И сегодня ночью мы будем спать в нормальных постелях.

До этого момента Чарли и не думала о том, что на ней только плащ, но вдруг, как бы взглянув на себя со стороны, она почувствовала, что вдобавок ко всему еще и чертовски грязная. Бодэ почувствовала ее тревогу.

– С одеждой ничего не поделаешь – твоя превратилась просто в мятые тряпки, – но по крайней мере можно причесаться, чтобы выглядеть немного получше… вот так! Хорошо бы принять ванну, переодеться… но придется обходиться тем, что есть. Не горюй! Ты могла бы выглядеть еще лучше, но и сейчас смотришься великолепно.

В доме Чарли было гораздо труднее следовать за алой аурой Дориона, перед ней то и дело возникали неожиданные препятствия, о которых она даже не подозревала, и Бодэ пришлось взять девушку за руку.

Чарли никогда особенно не любила Бодэ, но теперь она начинала понимать, почему Сэм так привязалась к своей безумной возлюбленной. Бодэ можно было абсолютно доверять в этом мире, где, казалось, все, абсолютно все, были против Чарли и Сэм. Да, Бодэ не чувствовала себя виноватой, превращая молоденьких девушек в безмозглых куртизанок, но ведь она выросла в Акахларе, а этот мир порождал более жестоких людей, и их идеи и ценности имели мало общего с тем, к чему привыкли в своем родном мире Чарли и Сэм. Винить следовало не людей, а систему, их породившую.

Да, кое-чему Чарли тут научилась.

Трактир был действительно маленький, бар и задняя кухня выходили в небольшую комнату с пятью круглыми столами. Не было ни электричества, ни современных удобств. Крутая деревянная лестница у задней стены, напротив бара, вела на второй этаж. Верхний этаж был не больше нижнего, четыре крохотные комнатки и туалет в конце коридора.

Бодэ шепотом описала все это Чарли, та только вздохнула:

– Вот чем кончаются мечты о ванне.

Трактиром владела пара акхарцев среднего возраста. Мужчина был среднего роста с пышной рыжей шевелюрой, усами и огромным пузом, которое не могла скрыть никакая туника. Женщина, вероятно, его жена, была немного пониже, но не менее плотная. Она носила традиционное мешковатое платье и сандалии, ее короткие волосы уже начинали седеть. Оба выглядели лет на пятьдесят.

Хозяин приветствовал Дориона.

– Ну, я вижу, досточтимый маг, вы уже вернулись со своими подопечными, – проговорил он хрипловатым голосом, который как нельзя лучше подходил к его облику. – Вам потребуются две комнаты, в одной вам не поместиться.

– Отлично, – ответил Дорион. – Вы не могли бы устроить нам ванну? После долгого пути это самое главное.

Трактирщик поскреб подбородок.

– Ну, сэр, у нас есть корыто, а воду нагреть – не проблема. Но расходы, вы же понимаете…

– Включите это в счет. Я был бы признателен, если бы вы приготовили прямо сейчас. И еще мне хотелось бы приобрести подходящую одежду для этой парочки. То, что на них было, порядком истрепалось.

– Обычно мы ездим за товарами в Куодак. Не имеет смысла держать запасы у себя, когда живешь так близко к границе. Бансло, он владеет портом и складом, держит у себя кое-какие вещи на случай крайней необходимости. Не знаю только, найдется ли что-нибудь подходящего размера. Я вообще не уверен, что у него есть женская одежда, но, как только я освобожусь, я загляну к нему и спрошу, не заставит ли он вабов открыть лавку, принадлежащую компании. Она, конечно, уже закрыта – время-то позднее.

– Вабов?

– Местных ящериц. Это мы их так зовем. Они не больно-то умны, но делают тяжелую работу и не жалуются. Большинство людей использует их повсюду, но сюда я их не пускаю. Они как с цепи срываются, стоит им выпить хоть глоточек, и потом, они постоянно крадут спиртное. Лучше держать их подальше от таких мест, как это.

«Старые добрые колониальные воззрения акхарских господ, – горько подумала Чарли. – Не больно-то умны?!» Тот, на берегу, без труда понял ее и запросто нарисовал карту. А акхарцы обращаются с местными жителями, как с животными. Интересно, на что был похож этот мир, когда был населен в основном туземцами. Возможно, здесь были города «вабов», «вабские» короли, ну и все остальное. Местные акхарцы небось и вообразить себе этого не могли.

– Спасибо, это было бы замечательно, – уверил хозяина Дорион. – Вы не видели моего друга?

– Курьера? Да, сэр, он не так давно вышел, чтобы проверить, как идет погрузка, и немного пройтись по берегу. Он вот-вот должен вернуться.

Похоже, фортуна и впрямь повернулась к ним лицом. Ваб со связкой ключей на тяжелом железном кольце привел их к большому складу и открыл дверь. В конце склада оказалась отдельная комната, где были навалены рубашки, штаны, шляпы, башмаки. Одежда, вероятно, предназначалась для акхарцев, которые жили и работали здесь, возможно, в порту или на кораблях. Из женской одежды были только платья, похожие на мешки, но рабыням не полагалось носить то же, что надевали свободные женщины. Правда, ни Чарли, ни Бодэ это нисколько не огорчило.

Чарли не смогла подобрать себе ничего по размеру, но нашла трикотажные рубашки, которые доходили ей почти до колен. Бодэ выбрала пару черных рабочих штанов для мальчиков. В талии они пришлись впору, но были коротки. Художница решила, что вместе с такой же, как у Чарли, рубашкой получится вполне приемлемый наряд.

Ванна оставляла желать лучшего, но все-таки это было замечательно, и Чарли не собиралась жаловаться. Вода была не очень горячая, зато ей дали большой кусок мыла, и она прекрасно справилась с купанием без посторонней помощи, поразив этим трактирщицу. Девушке не хотелось вылезать, но, вспомнив, что Бодэ ждет своей очереди, она неохотно выбралась из корыта и с удовольствием вытерлась самым настоящим полотенцем. Нет, Чарли, несомненно, не была приспособлена к походной жизни. Без хорошего отеля, приличной еды и прочих городских удобств она не могла быть по-настоящему счастливой.

Единственный туалет в трактире чем-то напомнил Чарли переносные кабинки на Земле. Тут было обычное сиденье, сделанное из какого-то металла, и бак со смесью, которая устраняла запах. Содержимое бака наверняка поступало на местные огороды, откуда трактир получал свежие овощи и фрукты, но Чарли что-то не хотелось особенно задумываться над этим.

Она обошла трактир, чтобы запомнить расположение предметов, и ей это отлично удалось. Через час она уже могла бы при необходимости свободно передвигаться. Конечно, стулья постоянно меняли места, люди приходили и уходили, надо было быть осторожной, но она знала, что может выйти из своей комнаты, спуститься вниз, найти туалет и без посторонней помощи вернуться в постель.

Пища была не особенно изысканной, но после того, что они ели во время путешествия, стол показался им королевским. Фрукты, овощи и даже орехи были прекрасны. При виде прочей стряпни Дорион заворчал, а Бодэ вздохнула. Чарли попробовала кусочек пирога, но он был жирный и слишком сладкий.

Они уже кончали ужинать, когда появился Халагар. Бодэ мгновенно поняла, что пытался сказать Дорион, описывая своего приятеля. Халагар был высок, широкоплеч, мускулист и невероятно хорош собой. Он вел себя с уверенностью профессионального солдата и офицера, а обветренное лицо и загрубевшие руки только довершали это впечатление. Его смуглое лицо было гладко выбрито, а густые черные «волосы аккуратно подстрижены. Глубокий мелодичный баритон почти завораживал слушателей. Он был из тех людей, которые привлекают к себе все взгляды, стоит им войти в комнату. Бодэ подумала, что это, пожалуй, самый привлекательный мужчина из всех, кого ей доводилось видеть, но лучше не поворачиваться к нему спиной. Такие люди всегда опасны.

– Отлично, Дорион! Вижу, ты вернулся. И со своими очаровательными подопечными! – Сверкающие голубые глаза Халагара остановились на Чарли, и он на секунду примолк. – И ты явно недооценил красоту этой крошки, – добавил он низким, томным голосом.

Чарли не видела этого человека, не видела, как на него смотрит Бодэ, и все же она почувствовала его, почувствовала его взгляд, и ее охватило мгновенное возбуждение. С его появлением жизнь словно закипела в ней с новой силой.

Халагар присел за их стол и откинулся на спинку стула.

– Это вино не подходит к салату, – пробормотал он. – Эй, трактирщик! Кружечку темного, пожалуйста!

– Да, сэр, бегу, сэр! Халагар вздохнул.

– Какая жалость, что такая красота не может посмотреть на себя в зеркало, – проговорил он, и его тон казался совершенно искренним. – Ее манеры просто обворожительны.

Чарли почувствовала, как у нее по спине пробежала дрожь. Только кольцо рабыни удерживало ее от того, чтобы соблазнить его немедленно.

– Это не магия, – произнес Дорион.'– Кое-какие алхимические ухищрения, которые помогают ей в ее занятии, и все.

– Невероятно.

Даже не видя Халагара, Чарли чувствовала его взгляд.

Дорион откашлялся.

– Идите к себе в комнату, – приказал он. – Ждите меня там.

Чарли очень хотелось остаться, но они встали из-за стола, ответив: «Да, господин», и молча поднялись по лестнице. Оказавшись в комнате, Бодэ взорвалась.

– Именно тогда, когда Бодэ начинает думать, что ты чему-то научилась, ты снова превращаешься в идиотский сексуальный мешок дерьма! Ты ничего не знаешь об этом человеке, он может быть не менее опасен, чем тот дьявол, от которого мы едва избавились!

Чарли вздохнула. Мрака поблизости не было, так что ей оставалось только слушать нравоучения, ответить она не могла, однако вины за собой не чувствовала. «Я – то, чем ты меня сделала, Бодэ, – сердито думала она. – Да, я такая. Это единственное дело, в котором я хоть чего-то стою».

Вскоре появился Дорион.

– Халагар спросил меня… э-э-э… можешь ли ты провести с ним сегодняшнюю ночь.

– И ты, надеюсь, отказал, – резко отозвалась Бодэ.

– Нет, мне приходится думать о нашей цели. Я не могу позволить моим собственным или чьим бы то ни было чувствам становиться у нас на пути. Свободный, безопасный проезд до самого Кованти и связи, когда мы туда доберемся. Халагар знает, что не сможет оставить тебя себе – никто не захочет связываться с акхарским чародеем. Он не знает и не узнает, какому чародею ты принадлежишь. Если бы ты не воспылала таким очевидным желанием, я мог бы ответить «нет», но, если ты хочешь его и это может помочь нам в достижении нашей цели, я не могу ему отказать.

Чарли не колебалась.

– Это доставило бы мне большое удовольствие. Он такой же красивый, как и его голос?

– Да, – вздохнул Дорион. – Да, черт его побери! Иди к нему, если тебе самой этого хочется. Его комната через две двери отсюда, но не позволяй ему расспрашивать тебя. Только Короткая Речь. Поняла?

– Да, поняла. – Она повернулась и направилась к двери. – Не беспокойтесь, это будет только… для тела.

Она вышла из комнаты, зная, что скорее всего Бодэ немедленно прикажут замолчать, но ее это не волновало. Она шла по коридору. Одна дверь, вторая… Это здесь. Девушка постучалась, и вдруг у нее в голове раздался странный, жуткий, сверхъестественный голос, и этот голос произнес фразу, которую, как свято верила Чарли, во всем Акахларе знали только двое – она и Сэм.

– Чарли, выйди вон, – произнес этот нечеловеческий голос на чистом английском языке. В мгновение ока Чарли перестала существовать; осталась только Шари, девушка для удовольствий, которая знала лишь одно – она должна угождать мужчинам – и не хотела знать ничего другого.

Из дальнего конца коридора два глаза наблюдали, как дверь распахнулась и Халагар пропустил девушку в комнату. На мгновение на глаза упал свет, отразился в них, и они ярко блеснули, но этого никто не заметил. Дверь снова закрылась. Существо не спеша подошло к лестнице, спустилось в обеденный зал, приблизилось к открытому окну, вскочило на подоконник и спрыгнуло наружу, растворившись в темноте маленького портового города.

Мраку предстояло еще многое узнать об этом месте.

 

Глава 10

Немного самопереоценки

Сэм не сразу привыкла к превращениям Крима и Киры. Крим до заката разбивал лагерь, а потом сбрасывал свою оленью замшу и облачался в халат, но смотреть было особенно не на что: только что здесь возвышался Крим, и вот на его месте уже стоит Кира, которой этот халат порядком велик. То же самое, только в обратном порядке, происходило на рассвете.

Труднее было привыкнуть к мысли, что это не превращение; Крим и Кира были совершенно разными людьми, только жизнь у них была одна на двоих. Они делили друг с другом общие воспоминания: в назначенное время каждый из них «просыпался» с живыми, но тем не менее похожими на сон воспоминаниями о том, что происходило с другим. Однако чувства и переживания одного были скрыты от другого, они обладали общей памятью, но не сливались в единую личность.

Самым трудным оказалось привыкнуть к тому, что ни один из них никогда по-настоящему не спит, хотя Сэм спалось гораздо спокойнее, когда она знала, что рядом Кира. И все же девушка чувствовала себя немного виноватой: она спокойно засыпает, когда другой охраняет ее. Сэм казалось, что эти двое очень одиноки. В городах Крим досадовал на то, что должен работать днем и не может принимать участие в ночной жизни, а Кира, такая бледная, даже в этих южных краях, мечтала почувствовать солнце, обычные дневные заботы и, конечно же, дружеские узы, которые не могли завязаться при ее ночной жизни. Несомненно, каждый из них дорогой ценой расплачивался за эту сделку, но ни один из них не жалел о ней.

В небе, особенно по ночам, постоянно чувствовалось чье-то недоброе присутствие. Они еще раз пересекли Пустоши Кудаана и вновь оказались на дороге в Тубикосу. Из старых рубашек Крима Сэм соорудила себе некое подобие одежды, чтобы можно было миновать пограничные посты, не вызывая косых взглядов охранников, но как только они оказались в срединной земле, Крим остановился в ближайшем трактире и пустил в ход свои связи, чтобы достать для нее все необходимое.

Маленькая черная книжица паспорта утверждала, что она – Маиса, крестьянка и подданная графа Бурге, префекта Аллон-Кудаана, местности, которая лежала где-то на границах владений герцога Паседо, далеко от каньона, к северо-востоку от приюта. Аллон был оазисом, построенным вокруг единственного, но довольно обильного колодца, где подземные ключи выходили на поверхность и давали достаточно воды, чтобы обеспечить не очень роскошное, но вполне приемлемое существование окрестных ферм. Граф был военачальником весьма сомнительного происхождения и, несомненно, был тесно связан с местными бандитами. Союз с герцогом Паседо придавал ему некоторую долю респектабельности, однако графа не любили, его редко видели и мало о нем знали, так что его имя идеально подходило для прикрытия.

Они придумали историю, согласно которой Бурге, владения которого лежали на пути Крима, «одолжил» Маису навигатору, когда тот решил отделиться от каравана, чтобы заняться кое-какими своими делами на северо-востоке. В том, что навигатор путешествовал в одиночку, не было ничего необычного, считалось, что караван должен идти своим путем, согласно расписанию, но увести с собой нанятого компанией – и хорошо оплачиваемого – караванщика не было дозволено даже навигатору. Девушка должна была готовить, стирать, присматривать за лошадьми и наргами и даже править повозкой, если Криму вздумалось бы поспать. Необычная природа Крима и Киры была тайной за пределами круга их постоянных знакомств, так как подобная двойственность лишила бы Крима звания акхарца, закрыла бы ему доступ в срединные земли и привела бы по меньшей мере к немедленной потере гражданства, Крим и Кира уже привыкли держать свою природу в секрете.

Сэм не просто играла свою роль, она ей нравилась. Ей не составило труда наловчиться готовить пищу на костре, она узнала, что и как надо делать, а чего делать не следует, научилась присматривать за животными, запрягать и распрягать их, даже немного плотничать; в случае чего она могла бы починить фургон навигатора. Ее сила удивляла и радовала ее, ей хотелось еще большего. Широкий меч, который Кира едва поднимала, казался Сэм довольно легким, а еще она занималась поднятием тяжестей – железных втулок, которые вставлялись в колеса, и камней, что попадались по дороге. Девушка редко ехала в повозке, в основном она шагала или бежала за ней.

Каждое утро она занималась с Кримом и каждую ночь – с Кирой. Ей даже казалось, что, если бы она постоянно упражнялась во владении каким-нибудь видом оружия, она могла бы достичь значительных успехов. Но сейчас ей нужно было только научиться защищать себя. Крим любил повторять, что большинство тех, кто владеет оружием, тоже делает это не особенно хорошо, но это гораздо лучше, чем вовсе не уметь с ним обращаться.

Самое неприятное, по крайней мере с точки зрения Киры, было то, что Сэм не могла вспомнить английский. Она продолжала использовать архаические английские меры, такие, как фунты, футы и мили, даже говоря на акхарском, но у нее не было живых, четких воспоминаний о ее родном мире, только расплывчатые, очень общие картины. Через некоторое время Кире пришло в голову, что Сэм противится этим воспоминаниям, неосознанно или сознательно не хочет, чтобы они вернулись, не хочет даже думать о том мире.

Криму приходилось часто встречаться со своими тайными друзьями, но они держались подальше от столицы, даже от маленьких городов. Крим и Кира путешествовали по своим делам, но они предпочитали на всякий случай держать Сэм подальше от посторонних глаз. Маштопол был самой опасной точкой на их пути к Масалуру, так как Рогатый подозревал, что девушка выжила, и его сторонники охотились за ней. Именно здесь можно было мобилизовать целую когорту шпионов и наемников, чтобы проверять каждого, кто хоть отдаленно напоминал Принцессу. Маштопол очень напоминал Сэм Тубикосу, однако власти были здесь еще продажнее.

В Тубикосе только «дурные» женщины могли пренебречь традиционной мешковатой одеждой и повязкой на голове, и только «безнравственные» мужчины могли показаться на людях без официального костюма. В Маштополе, конечно, тоже существовали предрассудки, особенно в маленьких городках, однако большинство населения держалось гораздо свободнее. Женщины обычно носили цветастые юбки до колен и удобные блузки, мужчины предпочитали штаны и рубашки темных, приглушенных тонов, а поверх рубашек надевали куртки разного покроя. Шляпы, кажется, здесь были не в моде.

Кудаанская одежда, которую приходилось носить Сэм, состояла из светлой однотонной юбки и свободной блузы, поверх которой можно было надеть кусок хлопчатобумажной ткани с дыркой для головы и с кармашком, куда засовывался капюшон на завязках. Он отлично защищал голову от солнца. Светлые тона, свободный покрой, хлопчатобумажная ткань – все это были наивные попытки противостоять безжалостному солнцу Кудаана… Из подручных химикатов Кира приготовила какую-то на удивление вонючую смесь и несколько раз смазала ею уже порядком отросшие волосы Сэм. При этом они потеряли свой черный цвет и превратились в «грязно-серые», по определению Сэм. Кира называла этот цвет серебряным. Как бы там ни было, загорелая и обветренная кожа Сэм вместе с «серебряными» волосами сделала ее практически неузнаваемой.

И все-таки риск был. То, что после столкновения с Замофиром навигатор вдруг решил покинуть свой караван и отправиться на запад вместе с женщиной из Кудаана, могло вызвать немалые подозрения.

Сэм вернулась из леса, неподалеку от которого они разбили лагерь, и увидела, что Кира проверяет припасы.

– Что случилось? – спросила Сэм.

– Здесь собираются всякие люди, и незнакомые, и очень даже знакомые. Появился твой портрет, сходства, правда, мало, но узнать можно, его неофициально передают из рук в руки. Портрет не очень похож, но они станут присматриваться к каждой… м-м-м… полной молодой женщине, которая им попадется. Награда большая. Уже ходят слухи, что исчезло несколько невысоких полных женщин, а полиция здесь не менее продажна, чем все остальные. Мы запаслись всем необходимым и пробыли здесь достаточно долго. Когда доберемся до колоний, отыскать нас будет куда труднее. Настоящая опасность грозит нам только в срединах. Отоспись хорошенько. Как ты себя чувствуешь?

– Отлично, – ответила Сэм, – вот только приходится бегать в кустики каждые двадцать минут. Может быть, это цена, которую приходиться платить за такие мускулы. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что средина велика, и здесь мы на своей территории. У нас здесь куплено не меньше людей, чем у них, а местность мы знаем лучше. Поэтому до сих пор у нас не было особых неприятностей. Те, кто охотится за нами, отлично все это знают, но они знают еще кое-что: рано или поздно мы окажемся у выходных ворот. Их здесь всего восемь, и можно биться об заклад, что возле каждых уже собралась целая шайка. Они будут присматриваться даже к тем, кто едет в другом направлении.

– Неужели нельзя избежать охраняемых постов?

– Нам придется тащить за собой повозку и прорезать изгородь. Потом надо будет въезжать в первый попавшийся лепесток, а там рано или поздно нас заметят либо местные власти, либо караван Гильдии. К тому же на севере у нас нет особых связей, и нам придется быть особенно осторожными. Некоторые из этих миров по-настоящему опасны.

– У тебя есть какие-нибудь идеи? Кира покачала головой:

– Нет, да и думала я кое о чем другом. Может быть, Крим что-нибудь предложит утром.

* * *

– Все дело в повозке и припасах, – сказал Крим. – Вдвоем на лошадях мы бы проскользнули без труда, хотя пришлось бы выбирать лепесток наудачу. Когда путешествуешь по незнакомым местам, лучше держаться проезжих дорог и иметь с собой самое необходимое, так что мне не хотелось бы бросать повозку и пускаться в путь по бездорожью, пока у нас еще есть выбор. В пути мы можем встретить много мнимых друзей и союзников, но никому из них не сможем довериться до конца. А значит, нам по возможности придется действовать официально, то есть мы должны проехать через один из постов.

Сэм посмотрела на карту.

– А что, если пойти в обход? – размышляла она вслух. – Ты, скажем, поедешь один, с повозкой, а я пройду в стороне, проделаю дыру в заборе и встречу тебя в туманной зоне. Знаю, в том мире, куда мы попадем, тоже должен быть пограничный пост, но между срединой и колонией порядочное расстояние. Крим покачал головой:

– Все не так просто. При выезде на документах ставится штамп, а у тебя его не будет.

– Я проеду весь путь сама. Понимаешь, я поеду параллельно тебе, не выпуская тебя из виду, но так, чтобы меня не заметили. Я проскользну на другую сторону, когда ты вызовешь нужный мир, и встречу тебя уже по другую сторону границы.

Крим нахмурился:

– Не нравится мне эта идея. Во-первых, тебе придется проехать сорок лиг, держась очень далеко от меня, чтобы тебя не заметили. Может быть, многие маги и могут сделать невидимой даже лошадь, но мне никогда не удавалось так далеко продвинуться в этой премудрости. Во-вторых, с тобой вечно что-нибудь случается. Если мы расстанемся, ты рискуешь оказаться в каком-нибудь не слишком приятном мире, и я тебя никогда не найду; я ведь занимаюсь этим ради награды, ты помни и об этом.

Однако Сэм не сдавалась:

– Значит, с одной стороны, я должна держаться поближе к тебе, так, чтобы наверняка попасть в тот же мир, что и ты, но, с другой стороны, мы не хотим, чтобы меня видел кто-то еще. Как мне двигаться сквозь такой туман и при этом не угодить не в тот мир?

– Ты заметишь, где миры сменяют друг друга. В точках соприкосновения туман темнее и не сверкает. А что?

– Почему бы мне не попробовать пешком? Навигатор вздохнул:

– Ну, знаешь, это тебе не улицу перейти. Знаю, ты пробегала несколько лиг в день и еще больше проходила, но чтобы покрыть такое расстояние, уйдет много времени. Слишком рискованно.

– Все-таки не так рискованно, как соваться в игольное ушко, особенно если тебя там поджидает шайка крутых парней: стража отвернется, вот у тебя и дырка в голове. Нет уж. Я бывала в нуле. Все не так страшно. Дай мне флягу воды и немного чего-нибудь сладкого для подкрепления сил, я справлюсь. Ты же сам сказал: как только мы окажемся в колонии, нас будет труднее поймать.

– Не забывай, что в этой области встречаются разные воздушные массы. Там всегда облачно, а время от времени разражаются и бури. Если они сообразят, что ты в зоне, на тебя немедленно накинутся Всадники Бурь.

Девушка задумалась:

– Что это за Всадники Бурь?

– Некоторые говорят, что когда-то они были магами, которые слишком углубились в черную магию и потеряли свою человеческую сущность. Другие считают их изгнанными демонами. Как бы там ни было, они на службе Клиттихорна и дьявольски преданы ему.

– А их можно убить? Крим пожал плечами:

– Никто не знает. В отличие от судогов, которые всего лишь низшие демоны, питающиеся энергией бурь и создающие свои тела из туч, Всадники независимы, они лишь используют энергию бури. Они могут существовать и днем, но гораздо могущественнее ночью. Однажды мне довелось видеть одного из них – их не так много, – и должен тебе сказать, что я не мечтаю о повторной встрече.

Сэм порылась в кармане и достала оттуда белый капюшон.

– Я накину это, и при моем росте никто меня не увидит, особенно днем, а если именно днем Всадники слабее, то пускаться в путь надо прямо сейчас. Я возьму с собой копье и пистолет. Копье не такое уж тяжелое, к тому же я неплохо научилась с ним управляться. Не беспокойся. Как же, черт возьми, я смогу всыпать этой Принцессе Бурь или кому там еще, если я не справлюсь даже с этим?

– Хорошо, тогда сегодня мы разобьем лагерь у самой границы. Так мы сможем выяснить, с чем нам придется столкнуться. Если дело плохо, то ты отправишься в путь еще до рассвета. Я не могу дать тебе фору больше пары часов, иначе мне за один день не пересечь зону на этой колымаге. Я не смогу долго продержать Бриш – тот мир, которым мы собираемся воспользоваться. Ты должна быть там, когда я доберусь до границы. Понятно?

– Понятно, – кивнула она. – А на что он похож, этот Бриш?

– Довольно славный мир. Весь порос лесами, несколько маленьких городов, один или два больших торговых центра, очень мирный. Местные жители выглядят страшновато, заросли волосами с ног до головы и похожи на гигантских обезьян, фигура больше напоминает человеческую. Однако у них есть цивилизация, и настроены они очень дружелюбно. Только садиться с ними обедать не стоит. Мне говорили, они готовят супы и каши из насекомых и приправляют их всевозможными листьями и травами.

– Фу!

– В том мире часты туманы и дожди, но гроз обычно не бывает. Как только ты попадешь туда, иди к главной дороге и жди меня как можно ближе к воротам. В лесу очень легко заблудиться, особенно когда нет солнца и ты не знаешь всех правил, которые действуют в этом мире.

– Хорошо. Так мы и сделаем, – кивнула девушка. – Я постараюсь как следует подготовиться к завтрашнему дню.

* * *

Граница миров Акахлара представляла собой странное зрелище даже для тех, кто видел ее не в первый раз. Земля просто обрывалась, а дальше, простираясь, насколько хватало глаз, лежала плоская равнина, покрытая густым белесым туманом, который поднимался на три-четыре фута от земли. Время от времени в нем вспыхивали искры, похожие на рождественские огоньки. В отдалении, на другой стороне, можно было видеть поднимающиеся из тумана земли, но каждые несколько минут эти земли менялись. Там, где были горы, вдруг оказывались долины, где лежали фермы, появлялся безбрежный океан. На границе почти никогда не бывало солнца, над ней клубились тучи, отмечая то место, где встречались две несовместимые воздушные массы, они взаимодействовали, но каким-то чудом никогда не смешивались.

Время от времени туманы нуль-зоны пересекали стаи насекомых или птиц, иногда на другую сторону заносило даже семена, но ни одно живое создание не могло подолгу жить в нуле.

Маленькие кусачки легко проделали дыру в проволочном заборе, окружавшем средину. В основном забор должен был помешать диким животным забрести в средину из какой-нибудь колонии. Всех не-акхарцев удерживало заклинание Главного Акхарского Чародея. Народам колоний вход в средины был закрыт.

Кире их план внушал не меньше сомнений, чем Криму, но, заглянув на пограничный пост, женщины убедились, что другого пути нет. У стражников на видном месте висел портрет Принцессы Бурь, а вокруг поста слонялось без дела множество подозрительных типов.

Как только забрезжил рассвет – солнце еще не взошло, – Сэм обняла Киру и сквозь дыру в заборе нырнула в затопленную туманом нуль-зону. Земля тут была влажная, скользкая, но достаточно твердая. Горизонт еще не посветлел, хотя время от времени там можно было различить крохотные огоньки – они горели в разных мирах, которые непрестанно сменяли друг друга. Пройдя примерно с полмили, Сэм оглянулась и увидела огни пограничного пункта, по ним было удобно ориентироваться.

Когда взошло солнце, девушка с трудом удержалась, чтобы не пуститься бегом.

Как только Сэм почувствовала, что удалилась от средины настолько, что без бинокля ее увидеть уже нельзя, она сняла с себя одежду и засунула ее в заплечный мешок, который специально сшила для нее Кира.

Крим беспокоился, удастся ли ей пересечь нуль вовремя, но она не сомневалась, что справится с этим. Труднее было то, что в бесконечной веренице миров нельзя было найти никакой вехи, по которой можно было бы ориентироваться. Значит, как только станет светло – насколько вообще может быть светло в вечном тумане нуля, – надо наметить себе какой-нибудь ориентир в неподвижной срединной земле и постоянно сверять с ним свое направление. Сэм выбрала причудливый утес, возвышавшийся неподалеку от пограничного пункта. Утес походил на толстяка, удивленно надувшего губы. Сначала он здорово помогал ей, но по мере того, как Сэм углублялась в нуль-зону, ей становилось все труднее отличать путеводный утес от множества других скал и валунов, вздымавшихся на границе Маштопола. Девушка заволновалась, ей показалось, что она потеряла направление, и она замедлила шаг.

Перед ней лежало побережье океана, который простирался до горизонта. Пограничного пункта видно не было, однако это еще не означало, что мир необитаем: просто тому, кто захочет войти в него, без лодки придется туго.

Сэм сделала несколько глотков из фляги и решила взять немного вправо и подождать, когда подвернется что-нибудь более приемлемое. Через некоторое время картина изменилась: появились голые оранжевые холмы, окружавшие озеро. Ветер доносил отвратительный запах тухлых яиц, воздух был жарким и влажным. Девушка с трудом дождалась, когда этот мир наконец скроется с глаз долой.

Вдруг до Сэм донесся топот лошадей, скрип повозок и людские голоса. Она замерла на месте. Сначала девушка не сообразила, откуда слышатся эти звуки, но потом вдруг увидела, что прямо на нее движется целый караван! Проклятие! Она слишком отклонилась вправо и оказалась прямо на дороге между двумя пограничными пунктами!

Времени оставалось мало, Сэм со всех ног кинулась обратно и бежала до тех пор, пока у нее не сперло дыхание и не поплыли круги перед глазами. Тогда она рухнула на колени, тяжело дыша, надеясь, что туман скроет ее. Потом решилась выглянуть из него, чтобы взглянуть, насколько близко пройдет караван.

Черт возьми! Он был совсем близко! Всадники, скакавшие по бокам, чуть было не затоптали ее. Сэм ясно видела повозки и людей в них. Это был один из пассажирских караванов, когда-то она сама пустилась в путь именно с таким, здесь ехали семьями, суровые мужчины и пестро одетые женщины. В одной повозке сидел человек, державший на коленях клыкастое мохнатое создание. Оно, казалось, почувствовало присутствие Сэм и, когда повозка проезжала совсем рядом, даже попыталось выскользнуть из рук мужчины и кинуться на нее. Девушка инстинктивно сжала копье и пригнулась.

«Боже мой, ну и пасть!» – испуганно подумала она.

Человек в повозке успел схватить своего любимца, и зверюга смирилась с потерей добычи.

Караван остановился, и Сэм сообразила, что навигатор готовится к своему волшебству. Пусть это была не настоящая магия, но Сэм не могла оторвать глаз от этого зрелища.

Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее сменяли друг друга миры. Поднимались и таяли горы, разливались и исчезали моря, вырастали и пропадали деревья, лето сменялось зимой, а снег – тропическим ливнем. Вдруг мелькание миров замедлилось, и перед караваном открылась мирная долина, покрытая цветами, поросшая травой и деревьями, вроде эвкалиптов. Место казалось на удивление спокойным, а вдалеке даже проглядывало голубое небо.

По каравану разнеслись повелительные выкрики, и он снова неспешно двинулся в путь, прочь из тумана, на проезжую дорогу, и через пятнадцать минут весь караван миновал границу и оказался в новом мире.

Навигатор в традиционной оленьей замше сделал прощальные пассы, сам въехал в новый мир, и тот исчез. Но подобно колоде карт, которую согнули пополам, чтобы открыть какую-нибудь карту из середины, а потом отпустили так, что все карты, мелькая, ложились на свое место, возвращались и миры. Акахлар восстанавливал равновесие. Перед Сэм снова проносилась вереница миров; они сменялись так быстро, что глаз едва успевал уловить общее впечатление. Девушке никогда прежде не доводилось видеть заключительную часть манипуляций навигатора, и теперь она чувствовала настоящее благоговение.

Вдруг почти над ней небо расколола молния, прогремел раскат грома. Сэм оглянулась и увидела сзади зловещие черные тучи, но прежде чем на нее обрушилась сплошная стена дождя, она заметила, что среди туч кто-то двигался! Огромные твари с широкими кожистыми крыльями и похожими на долото головами на длинных шеях, с глазами, горящими как угли; верхом на этих жутких созданиях восседали призрачные гиганты. Всадники были прозрачны, их контуры светились, пульсирующая энергия одновременно походила и на плоть, и на броню.

Всадники Бурь! Их сделала видимыми работа навигатора, и теперь они впитывали в себя огромную энергию воздушных масс пронесшихся мимо миров.

Дождь лил как из ведра, но молнии больше не ударяли в землю. Казалось, огромные черные твари с их призрачными Всадниками вбирали в себя мощные разряды, с каждым разом становясь все ярче и реальнее.

Сэм рухнула в туман, дождь был таким сильным, что, казалось, жалил ее, она боялась даже выглянуть, опасаясь, что один из призраков, круживших над головой, может заметить ее. Сверху доносились крики крылатый тварей, они презрительно смеялись над бурей, молниями, всем мирозданием.

Но ей даже не надо было на них смотреть, она чувствовала шторм и его грозных повелителей всей душой, всем телом, она не могла бы описать или объяснить это чувство, но ей казалось, что она и буря – одно целое и что Всадники терзают именно ее. Она ощущала, как они вбирают в себя ее силы, ее энергию, а она не может сопротивляться, ей остается только зарыться поглубже в грязь и затаиться. Ей хотелось броситься на них, приказать им убраться или хотя бы вернуть себе часть энергии бури, но она не отваживалась на это. Если они узнают, что она тут, если они тоже почувствуют ее присутствие, в мгновение ока она окажется в когтях черных крылатых тварей.

Казалось, дождь никогда не кончится, хотя, возможно, на самом деле он длился всего лишь несколько минут, потом вдруг стал слабеть и вовсе прекратился, а Сэм все лежала на мокрой земле, прислушиваясь к пронзительным крикам и не решаясь поднять голову.

Вода медленно убывала, она текла в направлении близлежащего мира. Вскоре лужи почти исчезли, только при каждом шаге из земли, как из губки, сочилась вода.

Сэм порылась в своем промокшем насквозь мешке и отыскала капюшон. Он был совсем мокрый, но Сэм все же натянула его на голову и выглянула из тумана.

Всадники еще кружили в небе, но теперь они, похоже, устремлялись прочь от нее. Она решила не двигаться с места, пока они не скроются из глаз. Тучи стали из черных свинцовыми и уже не казались такими зловещими, но девушку все преследовал образ Всадника на крылатом чудовище: пылая неоновым огнем, он выбирал момент, чтобы ринуться вниз, на нее…

Лепестки миров снова остановились, и Сэм оглянулась назад, надеясь увидеть знакомую одинокую повозку. Ее не было. В том мире, что лежал перед ней, она увидела пограничный пункт, а неподалеку от него – несколько лошадей и вооруженных людей.

Тучи закрывали солнце, но Сэм казалось, что уже давно перевалило за полдень.

«Что, если я опоздала? Неужели Криму пришлось пооехать без меня?»

Но если бы Крим попытался вызвать свой мир, она снова увидела бы смену миров, а этого не было. Так где же он? Остановлен на границе? Попал в неожиданную переделку? Что с ним?

Оставаться в нуль-зоне на ночь, одной, когда над головой кружат эти твари, девушке не хотелось. Даже навигаторы не могли ночью разглядеть ориентиры и вызвать нужный мир, поэтому обычно ночью никто не проезжал через нуль. На такое решались только в случае войны, тяжелой болезни, срочного дипломатического поручения, но тогда навигатору помогал могущественный чародей. Для них о ночном переходе не могло быть и речи. Кира не умела управлять мирами.

Тем временем действительно начало темнеть, близилась ночь. Сэм еще не успела обсохнуть, а из того мира, который лежал впереди, тянуло пронизывающим ветром.

Вдруг до нее донесся скрип колес фургона, приближавшегося со стороны средины. Крим! Но фургонов было два! Девушка отошла немного в сторону.

Первым фургоном правил Крим! Но откуда, черт его возьми, взялся этот второй фургон? Двое крепких, бывалых мужчин сидели на передней скамье, еще двое, возможно, сидели внутри: к повозке были привязаны четыре верховые лошади. Это выглядело подозрительно, к тому же Крим сильно замешкался, а это было на него непохоже. Проклятие, а что, если он не успеет пересечь границу до заката? Если солнце зайдет, когда он окажется именно на пропускном пункте?

Стараясь не подходить слишком близко, Сэм двинулась вслед за повозками. Куда бы ни направлялся Крим, она пойдет за ним, и черт с ними, с этими парнями. Если они навязались ему в попутчики, чтобы поймать ее, когда она присоединится к навигатору, тем хуже для них. Сэм до смерти надоело вечно чувствовать себя дичью, которая бежит от охотников. Ее преследователи тоже не бессмертны. Она скорее будет держаться Крима и Киры, чем снова станет скитаться в одиночку, пока не попадет в лапы еще одного герцога Паседо или кого-нибудь похуже.

Да что ей эти четверо после Всадников Бурь!

Крим немного обогнал ее, но остановился совсем близко от границы, а второй фургон поравнялся с его повозкой и объехал ее. Сэм воспользовалась этим, чтобы подойти поближе; конечно, был риск, что ее заметят, но она твердо решила рискнуть и последовать за Кримом, что бы он ни сделал.

Навигатор казался напряженным и заметно нервничал. Как и предполагала Сэм, во второй повозке оказались еще двое. Они сидели сзади с ружьями в руках. Почему они решили его обогнать?

Вдруг она поняла: он был навигатором, единственным среди них навигатором. Он должен был оставаться позади, вызвать мир и удерживать его до тех пор, пока они не пересекут границу. После этого мир простоит не более пары минут, так что Сэм должна приготовиться. До границы было с четверть мили. Она порядком устала, но, если понадобится, была готова лететь, как на крыльях. Девушка сбросила с себя мешок. Этот мокрый и мертвый груз был ей ни к чему. В повозке у нее есть другая одежда. Кажется, какое-то жестокое божество вечно стремится раздеть ее. Но на этот раз она по крайней мере вооружена.

Замелькали миры, быстрее и быстрее, через пару минут они остановились, открылся именно такой мир, как описывал Крим: густой лес, в тени сгущающихся сумерек большая дорога бежит от пограничного пункта и ныряет в темную чащобу, вдалеке светятся какие-то огни.

Сэм была уже готова пересечь границу, но почему-то замешкалась, наблюдая, как повозка с вооруженными людьми въехала в колонию и оказалась на широкой дороге. То ли поведение Крима, то ли неясное шестое чувство остановило ее.

Лес внезапно пропал, мелькнуло несколько миров, потом все вновь замерло.

«Он избавился от них! Он впустил их в этот мир, а потом закрыл его!»

– Маиса! Если ты здесь, беги со всех ног! – во всю мощь своих легких закричал Крим, и Сэм рванулась с места, будто за ней гналась целая стая Всадников Бурь.

Крим медленно приближался к границе. Он старался дать ей как можно больше времени, однако Сэм очень устала за день. Теперь только сила воли толкала ее вперед, каждый мускул болел, каждое движение давалось с невероятным трудом. Она даже не взглянула, какой мир ждет ее впереди.

Вдруг по лицу ее ударили ветки деревьев, она ухватилась за ствол, остановилась и, тяжело дыша, повалилась на землю. Только через несколько минут она наконец пришла в себя и увидела, что Крим тоже пересек границу. В пустоте у нее за спиной сверкнула молния, и разразилась буря.

Сэм огляделась вокруг. Не райский уголок, черт возьми, однако нужно же им продвигаться на запад! Ясно было, что это не тот мир, в который собирался попасть Крим. Знал ли он вообще, где они оказались, или в спешке выбрал первое более или менее приемлемое место, потому что боялся потерять контроль над «колодой» миров.

Воздух был невероятно влажный, а растительность такая густая, что, казалось, она уходила даже в туман зоны. Сэм двинулась в путь, то опираясь на копье, то нащупывая им дорогу. Быстро темнело, и она хотела как можно скорее выбраться на дорогу. В такое время никто не пересекает границу, и, если она будет держаться подальше от пограничного пункта, у нее есть все шансы никого не встретить.

Идти было нелегко. Несколько раз Сэм чуть было не соскользнула назад, в туман. Она боялась вновь потерять Крима или, наверное, теперь уже Киру.

В конце концов ей удалось добраться до расчищенного участка, который, похоже, и служил главной дорогой. Здесь стояла непролазная грязь, хотя вряд ли ливни из нулевой зоны могли докатиться сюда.

В десяти футах от границы тянулся крепкий и очень высокий забор с колючей проволокой наверху, и тут девушка сообразила, что кусачки остались в мешке, который она бросила. Ну и дела! Такие бревна не проломишь. Однако дорога была открыта, а вместо ворот на ржавых петлях болталась деревянная решетка.

Прямо за воротами был пограничный пункт – маленький домик, в котором вряд ли разместились бы больше двух человек. Рядом стоял еще один домик – из бамбука, под соломенной крышей, а на поляне неподалеку паслась пара лошадей.

Фургона Крима нигде не было. Должно быть, он покончил с формальностями и двинулся вперед, чтобы подождать ее где-нибудь на дороге. Теперь это точно должна была быть Кира, и Сэм не хотелось, чтобы она слишком долго оставалась одна в этом незнакомом мире. Это не ее стихия, ей не устоять против банды или против стаи черт знает каких диких зверей, здесь она просто одинокая женщина.

Пропускной пункт и домик освещались допотопными смоляными факелами, но они давали достаточно света, так что площадка перед воротами была ярко освещена. Вдруг где-то за избушкой залаяла собака, определенно это была собака, и, пожалуй, довольно большая. Девушка крепче сжала копье.

«Забавно, – подумала она. – Полчаса назад я была готова убить четырех человек, а сейчас не уверена, что смогла бы прикончить эту псину».

Из домика вышла женщина и прикрикнула на собаку. Та притихла, однако продолжала рычать. Женщина подошла к пропускному пункту и окликнула кого-то. Из будки появился мужчина, на секунду снова исчез внутри и погасил свет. Сэм не могла хорошенько разглядеть их, но, в общем, они выглядели достаточно обыкновенно, даже скорее романтично. Возможно, они недавно поженились. Мужчина что-то сказал, женщина рассмеялась, потом ответила, поцеловала его, и они рука об руку направились к домику. Сцена была трогательная, только вот лучше бы этой окаянной собаке сидеть на цепи.

Вдруг Сэм почувствовала странное скопление энергии, прогремел раскат грома, начался дождь, проливной дождь, какой может простую грязь превратить в жидкую непролазную кашу. Девушка попыталась немного заглянуть в бурю, чтобы узнать, не грозит ли она новым появлением Всадников. Она не почувствовала ничего, кроме бури. Что ж, собаке дождь, наверное, не понравится, а его шум может заглушить ее шаги.

Сэм подошла к забору, приблизилась к воротам и проскользнула во двор. Лошади тревожно всхрапнули, но, похоже, они просто жаловались не на нее, а на то, что их оставили под таким ливнем. По щиколотку в грязи девушка миновала освещенную площадку и скрылась в тени.

В нескольких ярдах от пограничного поста было уже темно, хоть глаз выколи. Пару раз Сэм поскользнулась и, падая, вымазалась в грязи с головы до ног. Теперь она даже жалела, что отрастила волосы. Не обриться ли ей наголо? С ее толщиной хуже не будет. Бодэ будет любить ее по-прежнему, Чарли останется ее подругой, а Булеану тоже без нее не обойтись.

Странно, что в такой момент Сэм подумала о Бодэ и Чарли, но в этом проклятом мире они были единственными людьми, которых любила она и которые любили ее. Странно, но именно в эти дни ей особенно недоставало Бодэ, даже больше, чем Чарли.

Чарли так сильно изменилась… Сэм уже не была уверена, что по-прежнему понимает подругу. Черт возьми, Чарли вовсе не виновата в том, что стала шлюхой, точно так же, как Сэм не виновата в том, что растолстела, но ведь Чарли это нравится!

Бодэ… Бодэ – это была безопасность. И не только. Сэм знала сумасшедшую художницу лучше, чем кого бы то ни было. Не то чтобы она понимала Бодэ – это было невозможно, – но именно знала. Ее восхищала кипучая уверенность Бодэ, ее подлинный талант, который проявлялся буквально во всем, за что бы она ни бралась, ее внутренняя сила и собранность, так необходимые в мире, который был создан для мужчин, а не для женщин.

Постепенно к Сэм возвращалась память. Она начинала вспоминать «дом», или по крайней мере Землю, откуда попала в Акахлар. Труднее всего было вспомнить то, что касалось ее личной жизни, но она помнила музыку, телевидение, машины и все остальное. Помнила Бостон, немного – Альбукерк, но ни одного лица. Даже отца и матери.

Это беспокоило ее. Но Сэм никогда не была счастлива в том мире, и неизвестно еще, чем бы она кончила, не окажись она здесь, в Акахларе. Если бы только ее оставили в покое. Если бы только у нее было время и возможность покопаться в себе и наконец решить…

Проклятие, где же Кира и фургон? По такой погоде ей далеко не уйти. Кира ведь знала, что Сэм будет одна. На посту не было заметно ни фургона, ни следов схватки. Видно, что-то стряслось уже после того, как фургон миновал ворота.

Теперь, когда Сэм окружали только дождь, грязь и темнота незнакомого мира, она чувствовала себя одинокой и несчастной.

«Я сыта всем этим по горло, – сердито подумала она. – Я устала убегать и прятаться, терпеть обиды и унижения, устала от того, что все вокруг оказываются моими врагами и все идет не так, как надо, в этом проклятом мире! Черт возьми! Меня перешвыривают, как теннисный мячик. Этому надо положить конец! Должен же быть у всего этого конец!»

Дождь усилился, сверкали молнии, гремел гром. Раньше Сэм боялась грозы. С ней приходили зловещие сны, а потом она узнала, что бури могут скрывать в себе ее врагов, однако теперь девушка словно обдумывала все заново. Она была копией Принцессы Бурь… или Принцесса Бурь была ее копией. Какая разница? Принцесса Бурь спелась с Клиттихорном, который и охотился за Сэм. Но зачем могущественному чародею нужна Принцесса Бурь? Именно об этом когда-то, давным-давно, говорил Булеан.

Клиттихорн был не властен над бурями! Конечно, он мог использовать Всадников и другие порождения стихий, но, когда они были рядом, страшиться следовало именно их, а не Клиттихорна. Однажды Сэм вызвала бурю, чтобы спасти свою жизнь. Конечно, последствия были ужасны, но они втроем выжили. Тогда буря вырвалась из-под ее власти. Так зачем же ее пытаются убить?

Потому что они почему-то боятся ее! Клиттихорну страшна ее власть над бурями!

«Да, он боится меня ничуть не меньше, чем я боюсь его!»

Сэм замерла как вкопанная, стоя в жидкой дорожной грязи; она закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Здесь, в темноте, среди струй дождя, она освободила свое сознание и устремилась вверх, к клубящимся над головой тучам.

И она почувствовала силу.

Она слилась с бурей и подчинила ее себе. Она стояла здесь, на дороге, и одновременно она была повсюду, окруженная тропическим ливнем. Ей повиновались ветры, они послушно гнули ветви и клонили вершины деревьев, молнии были готовы по ее приказу превратиться в грозное оружие.

Вдруг она ощутила в буре присутствие чего-то, что не принадлежало ей, а лишь скрывалось в самом сердце стихии, вбирая в себя ее мощь. Из туч вылепилось нечто вроде черепа, демонический лик, энергия молний питала его, придавала ему силу. Сэм не знала, кто это, но мгновенно поняла, что он ищет ее. Ищет, но не может найти, ибо она повелевает бурей и не позволит обнаружить себя.

Судог почувствовал сопротивление, его воля наткнулась на какое-то препятствие, противодействие было настолько сильным, что он не мог его преодолеть. Он встревожился и стал искать источник сопротивления, но у этого источника не было центра, он был везде. Сама буря казалась живой, ее породила та же сила, что и судога, но буря была куда сильнее и могущественнее.

Ветры закружились, сливаясь в смерч, они затягивали судога, уносили его прочь… Он пытался вырваться, но смерч высасывал из него силу, рвал его на части… Погибая, судог издал пронзительный стон ужаса. Девушка услышала его и вновь почувствовала себя полной властительницей бури.

«Боже! – думала она, чувствуя одновременно восхищение и отвращение к себе. – Булеану следовало сказать мне об этом! Я бежала от бурь, запиралась в душных комнатах, пряталась по темным углам… Я боялась грома, а он мой самый могущественный союзник, самый преданный друг!»

Она почувствовала, как на нее падает дождь, но теперь его прикосновение скорее походило на любовную ласку.

Она снова унеслась мыслью к буре, повелевая, направляя ее. Молнии могли пригодиться, осветить, пусть на мгновение, лежащую перед ней дорогу… Вот! На обочине, не очень далеко впереди, за высокими деревьями! Лошади!

Сэм не успела разглядеть, чьи это были лошади, но теперь, когда с нею была буря, это не имело значения. Девушка снова двинулась по размытой дороге, и послушные молнии освещали ей путь.

Да! Так и есть! Фургон Крима и знакомая упряжка, лошадей не распрягали. Казалось, возница ждет только, чтобы кончился ливень. Колеса повозки глубоко увязли в грязи, даже Сэм теперь вязла так, что могла двигаться только благодаря своей необычайной силе. Пока дорога не просохнет, повозка далеко не уедет.

Девушка осторожно приблизилась к фургону, гадая, почему ее заставили идти так далеко. Убедившись, что поблизости никого нет и никто не прячется за деревьями на опушке, она крикнула:

– Кира! Это я, что случилось?

Ответа не было, она забралась на подножку и заглянула внутрь. Кто-то выскочил из темноты фургона, ударил ее по голове, и Сэм упала в дождь и грязь. Удар ошеломил ее, ей даже не сразу удалось встать на ноги.

В заднем проеме фургона высилась темная фигура. Сэм никогда прежде не видела этого человека. При вспышках молний можно было разглядеть злобное, иссеченное шрамами лицо с дикими, глубоко сидящими глазами и всклокоченной седеющей бородой. В руке у него был пистолет. Человек нагнулся и достал что-то, похожее на цепи или наручники.

– Иди-ка сюда, толстуха, – проговорил он угрожающе. – Дохлая ты ничего не стоишь, но я и не стану тебя убивать. Только шевельнись, и я прострелю твои жирные ляжки, не промахнусь и в темноте, не сомневайся. Стой смирно. Я сейчас вылезу. Шевельнись только, и я тебя продырявлю.

У него был странный акцент, но Сэм без труда понимала его.

– Что ты сделал с Кирой, мерзавец? – крикнула она. Он рассмеялся, откинул задник повозки и уселся на нем, не отводя нацеленного на нее пистолета.

– Твоя красотка внутри, связана не хуже рождественской гусыни. Она малость потрепыхалась, когда я приказал ей остановиться, так что пришлось мне слегка ее успокоить. Ей не удастся снова проделать свою превращенческую штучку. Я видел, как этот громадный парень стал женщиной, но, если она попробует снова превратиться в громилу, это ей дорого обойдется. У нее на шее проволочная петля. Превратится – и моя петелька станет слишком узкой для такой здоровой шеи, так что она – или он – сам себя удавит. Ну, толстуха, поворачивайся спиной ко мне, руки назад, чтобы я мог надеть на тебя браслетики. И без шуточек, я их все знаю.

«Думай! Соображай! Уведи его подальше от фургона! Несколько шагов назад! Пусть он только подойдет!»

– Боже, ну и грязь в этой дыре! – проворчал бандит, соскакивая с повозки. Резкий порыв ветра хлестнул его в лицо, и он на мгновение потерял равновесие. Сэм воспользовалась этим, чтобы отскочить на несколько шагов.

– Ну нет. Ты не двинешься, пока я тебе не прикажу! – угрожающе прорычал он. – Я тебя предупредил, я сделаю, что обещал, я в тебя так пальну, что будешь валяться в грязи и вопить от боли! Ну, давай поворачивайся, руки за спину!

Они все еще были слишком близко к повозке, но выбора не оставалось. Сэм потянулась к буре, удивляясь, что весь страх куда-то исчез. Она слишком разозлилась, чтобы еще и бояться.

– Размечтался, Меткий Глаз! – огрызнулась она. – Ты что, не знаешь, кто я такая и почему они так гоняются за мной?

Он замешкался. Похоже, ему действительно хотелось это узнать.

– По мне, так ты здорово похожа на жирную свинью, – проворчал он в ответ.

Вдруг Сэм почувствовала, что внутри нее воцарился холод.

– Ты слышал о Принцессе Бурь? Той, что может завязать в узелок бурю похлеще этой? Он изумленно нахмурился:

– Ну а мне-то что с того?

– Я тоже могу, – ответила она.

Удар молнии был мощным и неожиданным, она вырвалась из серых туч, поразила незнакомца в голову и сквозь его тело ушла в землю. Воздух разорвал раскат грома, Сэм сбило с ног и швырнуло спиной в грязь.

Когда ей наконец удалось подняться, она взглянула на то место, где только что стоял ее противник. Обугленное тело все еще дымилось, раскаленные наручники и пистолет шипели, когда на них падали капли дождя. Сэм на мгновение почувствовала тошноту, но, не теряя времени, бросилась к повозке.

– Кира!

Она отыскала лампу, кремень и огниво, дрожащими руками высекла огонь и зажгла фитиль. Поставив стекло на место, девушка с трудом дождалась, когда огонек разгорится, и подняла лампу над головой.

Кира действительно была связана на совесть. Бандит не понял, что превращение произошло не по ее воле. Он боялся, что пленница внезапно вновь обернется Кримом, поэтому он скрутил ей проволокой руки и ноги, засунул ее в спальный мешок и спеленал, точно мумию. Кроме того, он заткнул ей рот тряпьем и накинул на шею проволочную петлю, которую прибил ко дну повозки. На лбу у Киры была большая ссадина, которая еще кровоточила.

Сэм вытащила кляп, и Кира закашлялась.

– Не двигайся, – попросила ее Сэм. – Мне надо чем-нибудь перерезать проволоку, я не могу ее распутать.

Она порылась в фургоне и нашла ручные ножницы. Потом опустилась на колени и попыталась перерезать проволоку в том месте, где петля была прибита к полу, но это чуть не задушило Киру. Тогда Сэм решила сначала освободить ее от мешка. Она перерезала веревки, стащила мешок, разрезала проволоку на ногах. Руки Киры были связаны за спиной. Чтобы освободить их, нужно было сначала избавиться от петли.

– Поверни голову немного в сторону. Мне придется просунуть ножницы под петлю и перерезать ее. Иначе не выйдет.

Это было нелегко, но с ее силой Сэм удалось наконец перекусить толстую проволоку, хотя синяк на шее у Киры должен был остаться надолго.

Кира села, задыхаясь и кашляя, Сэм быстро освободила ей руки и принесла воды. Кира сделала несколько глотков и чуть не подавилась, потом наконец пришла в себя и попыталась заговорить.

– Крим допустил неосторожность, – с трудом выговорила она, – но я на его месте тоже попалась бы. Должно быть, они что-то заподозрили, по крайней мере этот.

– Не волнуйся, – успокоила ее Сэм. – Теперь спешить некуда.

– Он… ты с ним справилась? Как?

– После расскажу.

– Он забрался… в повозку… наверное… когда мы долго ждали, и лежал неподвижно. Должно быть, он залез, когда Крим отходил по нужде. Часовой на границе не заметил или не захотел заметить. – Кира рассказывала, не переставая растирать шею. – Застал меня… врасплох. Я пыталась с ним справиться… но у него… было что-то… Гиря на цепи, наверное. Он меня и уложил. – Она вдруг пристально посмотрела на Сэм. – Тебя тоже?

Девушка была с ног до головы покрыта грязью, но когда услышала вопрос Киры, она невольно коснулась лба, где красовалась огромная шишка.

– Ох!

Она вдруг почувствовала боль в левом бедре. Там была рана, и кровь еще даже не успела свернуться.

– Подстрелил-таки меня, сукин сын!

– Садись! Со мной все в порядке, честно, – твердо сказала Кира. – Давай промоем рану и наложим мазь. Потом я вытащу наружу корыто и бак, если уж льет как из ведра, то надо по крайней мере запастись питьевой водой и помыться.

Рана болела, но Сэм все же удалось выжать из себя улыбку.

– Там, снаружи, не наступи на паленое, – предупредила она, – а дождь… Он будет лить, сколько захочешь.

* * *

Клиттихорн, Рогатый Демон Снегов, был гневен, и все вокруг него содрогались в почтительном страхе.

– Да кто они такие, эти девушки, что им удается обойти все наши ловушки? – гремел он. – Одна низводит на нашего лазутчика огонь с неба и настигает судога в его облачном логове, а другая – другая!!! – расправляется с Князем внутренних преисподних, с самим Всадником Бурь! Они спасаются от наших армий, загоняют Голубую ведьму в преисподние, а мы не в силах схватить их! Этому надо положить конец! Они не могут обе владеть магией и все же совершают такое, о чем не мог бы мечтать даже я! Нет, дорогие мои лорды и леди, мы не можем такое допустить!

Внезапно его гнев исчез, словно испарился, уступив место холодному расчету.

– Мы не можем рассчитывать на то, что схватим их обеих, мы их потеряли. Пусть наемники продолжают поиски, однако остальным следует отступить. Отправим все силы наших союзников к Масалуру. Пусть они будут готовы действовать по первому моему сигналу.

– Понятно, милорд Клиттихорн, – проговорил один из генералов. – Пусть они вообразят, что им удалось ускользнуть, а мы схватим их возле самой цели.

– Да нет же, идиот! – вскипел чародей. – Теперь мне все равно, доберутся они до места или нет. Мы и так потратили слишком много денег, времени и сил, чтобы схватить их, и все безрезультатно. Конечно, было бы неплохо выяснить, где они, и точно знать, когда они доберутся до Булеана, однако в конце концов это уже не имеет большого значения, без него они бессильны.

Его приближенные опешили.

– Ваша светлость, вы хотите сказать, что готовы позволить им добраться до Булеана? И это после всех усилий, которые…

– Скажем, я просто не буду этому препятствовать. Но удвойте нашу работу в Масалуре. Нам надо сконцентрировать нашу магию, собрать и направить наших демонов и союзников, чтобы этот негодяй не мог высунуться из своего гнезда. Если он вырвется на волю, мы проиграли. Нет, друзья мои, давайте больше не будем спорить с судьбой. Их явно хранит математика предназначения. Да будет так. Но встретятся они или нет, думаю, нам удастся обмануть предназначение и изменить их разум так, что их не спасет ни предназначение, ни Булеан. Остается проделать один, последний, опыт. Нам надо выяснить, точны ли наши расчеты, достижимы ли наши мечты.

– Милорд, уж не хотите ли вы сказать?..

– А почему бы и нет? Надо же нам проверить, как это действует. Где нам найти лучшую цель? Поразив ее, мы избавимся от единственного врага, который способен нам помешать. Если к этому времени они соберутся вместе – тем лучше: мы избавимся ото всех сразу. Но это уже не важно. Мы назначим точное время и устраним по крайней мере одного, но самого грозного и могущественного врага.

– Но девушка… она ведь может…

– Может – что? Без Булеана она беспомощна, у нее не будет ни руководителя, ни защитника. Необученный талант, не более, а вскоре не останется никого, кто знал бы, как использовать ее дар. Стоит избавиться от этого хитреца Булеана, и остальные сами падут жертвами своей судьбы, которую им так долго удавалось обманывать. Это будет уже не Принцесса Бурь, а всего лишь девчонка, которая может проделывать фокусы с погодой.

– Но, милорд, это же срединная земля! Мы – самая мощная сила, но, если мы обрушимся на одну-единственную средину и уничтожим одного-единственного чародея, это будет означать, что все, в чем он нас обвиняет, – правда! Остальные короли и чародеи сплотятся и обрушатся на нас! Мы не успеем приготовиться к ответному удару!

– Чепуха! Все они либо безумцы, либо дураки! Они припишут это простой случайности, как делали это уже много раз, и не только потому, что это логично, но и потому, что им хочется верить в это. Кое-кто, конечно, может заподозрить истину, но не отважится встать у нас на пути. Остальные прольют несколько слезинок и принесут жертвы своим богам, молясь, чтобы их не постигла та же судьба. Поверьте, друзья, это расчет, а не беспечность! Если нам не удастся уничтожить Масалур, а вместе с ним и Булеана, то сможем ли мы воплотить другие, более великие мечты?

Клиттихорн встал, глаза его горели:

– Ветер Перемен обрушится на Масалур! И скоро, друзья мои, очень скоро после этого бедствия, после пролитой крови, которая удесятерит наши силы, империя Акахлара перестанет существовать!