Сухая желтая трава шелестела на обочине шоссе, а дальше вставали сосны, чернел между ними кустарник, и прозрачно синело над дорогой холодное осеннее небо.

Реалист зябко передернул плечами и закурил. Поднял воротник короткого полупальто, нервно с подвыванием зевнул, зажимая сигарету в уголке рта, снова передернул плечами.

Стоял у борта грязно–белого фургона, в котором гудела и пощелкивала аппаратура, и смотрел вниз, на город.

Солнце уже поднималось, но городок еще спал. Странно. Реалист думал, что начаться должно раньше. Но пока все было тихо, на улицах пустота, легкий ветерок треплет какую–то тряпку, бьющуюся в оконном проеме заводского корпуса. Корпус был страшноватенький — давно заброшенный, заросший все той же ломкой травой и полный черной сырой темноты. Реалисту он не нравился, но на картинке в реал–ньюсе смотрелся замечательно и легко монтировался с нужной несущей информацией.

Хлопнула задняя дверь фургона, потягиваясь, вылез в осеннее утро Африканец.

Как всегда — мертвенно–бледный, со спадающими на глаза грязными дредами, тощий, но с выпирающим вперед брюшком, на котором топорщились полы облегающей цветастой рубахи.

Очки с выведенной на них картинкой, к нижней губе прилепилась сигарета без фильтра, в руке — банка наркоэнергетика. Все вместе бесило Реалиста неимоверно, но Африканец был лучшим монтажером реал–ньюсов, работающим на сером и черном рынках. Поговаривали, что он монтировал реалы для любителей молоденьких мальчиков и расчлененки… и заказчики остались довольны. Для Реалиста это было отличной оценкой профессионализма монтажера — порнобизнес всегда был на переднем крае работы с потребилами, их методы изучали все настоящие маркетологи и создатели реал–ньюсов. Правда, признаваться в этом прилюдно для сотрудников серьезных агентств было моветоном. Но Африканец обитал в том слое придонного ила, где профессиональная репутация базировалась только на количестве грамотно реализованных заказов, а кто заказчик — никого не интересовало. Главное — сколько заплатили.

Африканец глубоко затянулся, откашлялся и, поставив оранжево–черную банку на порожек фургона, принялся с наслаждением отливать.

— Что–то тихо, пора бы уж им зашевелиться, — мотнул он головой в сторону города, поливая упругой, поблескивающей в лучах осеннего солнца, струей обочину.

И тут же снизу послышался визг тормозов, глухой удар и надрывный женский вопль.

— О, началось. — Африканец бросился к фургону. Он смешно подпрыгивал и дергался, пытаясь застегнуть заевшую молнию. Банку энергетика он забыл, и Реалист зашвырнул ее в траву.

Все шло точно по графику. Как он и рассчитывал, уложились за неделю.

— У нас возникли определенные трудности с реализацией некоторых видов продукции, что привело к затовариванию складов компании. Мы считаем, что повышение маркетинговой активности и акции, рассчитанные на привлечение локальных потребителей, могут… — Дева щебетала и журчала. Откинувшись на стуле, Реалист наблюдал, как подрагивают большие, на грани вульгарности, но не переступающие ее, груди маркетологини в вырезе блузки, и гадал, имеет ли ее шеф или нет.

Шеф сидел рядом, активно потел и, сопя, поедал жюльен.

— Вам нужна тотальная распродажа, так? — прервал Реалист девицу, и та, замолчав, захлопала глазками. Так… нет заготовленной реплики в ответ на простую фразу. Значит — точно, шеф употребляет. И активно, иначе непонятно, зачем он ее держит.

— Распродать надо все? К ликвидации готовитесь? — Теперь Реалист обращался только к шефу, массивному, с толстой шеей бывшего борца и основательным брюхом, вылезающим из разъезжающейся рубахи.

— Ага. Ваще по нулям. — Потенциальный заказчик проглотил жюльен, запил пивом.

И шмыгнул носом.

— Городишко снулый, народ вечерами в медианет залипает, днем кто по конторам — коллцентры там пара фирмешек держит, онлайн–консультантами кто батрачит, кто еще какую сетевку мелкую лабает, некоторые в реале как–то копаются. Городок, похоже, тухнет, на складах мыши вот с такими брюхами ходят, — и он показал на свое брюхо, — короче, хотим с парнями там все свернуть по–быстрому, надо потребил пошевелить там, то да се.

— Бюджет какой?

Заказчик толстым пальцем начертил на экране комма цифру, показал Реалисту. Тот кивнул. Цифра была не заоблачной, но вполне пристойной.

Реалист поднес к глазам бинокль. Его он таскал с собой на все полевые работы. Создание реала, конечно, штука медиасферная, но за реакцией потребил приходится часто следить вот так, глазами, в грубом трехмере.

На центральной улице столкнулись две машины.

Исход начинался.

Сейчас тронулись самые восприимчивые, уже пробежавшие по всем магазинам, сметая с прилавков все, что может понадобиться во время Армагеддона. Соль, сахар, спички, водку, сигареты и презервативы.

Теперь они рванут из города, следуя туда, где их ждет обещанное спасение. Это Реалист продумал тщательно и вбрасывал инфу аккуратно и ненавязчиво.

Авария была прекрасным штрихом.

Оба водителя уже судорожно газовали, пытаясь расцепить помятые машины, а их жены и старшие дети — толстенькие, раскормленные в местной бигмачнице, визжали от ужаса, глядя на экраны своих коммов.

Реалист знал, что они видят — все местные каналы сейчас транслировали стену саранчи, надвигающуюся на лес. Нервный голос диктора зачитывал сопроводительный текст.

Африканец свое дело отпахал на все сто.

Рычание двигателей усилилось. Воздух наполнился истеричным визгом клаксонов.

Распахнулись двери склада, и старший продавец, стоя в дверях, заорал в мегафон:

— Тотальная распродажа!!! Все самое необходимое! Спасение близко!

Реалист нервно хихикнул. Идиотизм ситуации стремительно нарастал, но потребилы внизу отреагировали так, как и планировалось.

— Как минимум 20 процентов я вам гарантирую. Рванут покупать, как миленькие. — Реалист остановил смонтированный Африканцем демонстрационный реал–сюжет.

— Вы сами говорите: потребители в городе смотрят местные каналы медиасферы, в соцсетях общаются в основном со своими же однокашниками. Я заказал анализ — результаты типовые. Ваши потребилы пользуются медиасферой для заказа товаров — это местные реал–каналы. Дальше, как везде, идут федеральные развлекательные медиа, включая новостные блоки, потом… да, потом порнореал, но дешевенький, это, значит, денег у ваших потребил немного, и, вот это интересно, почти вровень с порнореалом — высокий интерес к сайтам, которые у нас принято называть «ужастиками».

— Это еще что? — заказчик переводил взгляд с Реалиста на Африканца. Они сидели в тихом маленьком баре, где принципиально не транслировались медиаролики, не было голографических стен и прочих ньюс–включений. Его давным–давно облюбовали реалисты и другие спецы из медиасферы.

— Это? Ну, знаете — все сценарии апокалипсиса! Ученые предсказали будущее — нажмите, чтобы узнать! Вы не поверите, что родила эта женщина! — Африканец отлично скопировал высокий чуть гнусавый голос, которым говорили инфоботы большинства новостных сайтов.

— А, эти! — махнул рукой заказчик. — Да кто им верит.

— Совершенно неважно, верят или нет. И, чтобы вы знали, верят им очень многие. Главное — они воздействуют на ваших потенциальных покупателей и совершенно в рамках закона. Значит, мы просто дадим им то, что они хотят.

Заказчик вопросительно поднял бровь:

— И что они хотят?

— Апокалипсис. Ма–аленький такой, — Африканец пальцами показал, насколько маленький, — с мышкину письку, апокалипсис.

— И что самое главное, все в рамках закона, — осклабился Реалист. Ну, в основном, добавил он мысленно, но озвучивать, конечно, не стал.

Из городского универмага все выгребли еще накануне. Первый всплеск покупательской активности парни Реалиста зафиксировали уже на второй день после того, как по местным каналам пошли их тщательно подобранные вбросы. Сюжеты потихоньку нагнетали обстановку, но — никакой конкретики, никаких прямых призывов.

Первыми рванули в магазины домохозяйки. Оживленно переговариваясь, они сметали в тележки пакеты с замороженными овощами и готовые детские завтраки, памперсы и пластиковые контейнеры для хранения продуктов, пятилитровые бутыли питьевой воды и зубную пасту, макароны и сухое печенье. Они сверялись со списками и хмурили брови, проверяя длинные свитки кассовых чеков.

На их розовых и сиреневых коммах обновлялись мобильные версии новостных сюжетов: Реалист использовал здесь свой любимый ход с инопланетным вторжением. Просто неподтвержденные слухи и мутные картинки боевых треножников, шагающих по анонимной средней полосе. Когда–то он делал этот реал для федерального канала, льющего сигнал на сельские районы Северной Европы, и для стимуляции потребил это сработало прекрасно.

Стоя у окна местной гостиницы, Реалист курил и смотрел, как допоздна не гаснет свет на кухнях маленьких частных домиков и в кварталах многоэтажек.

Они готовили терабайты высококачественной картинки и аудио сопровождения. Африканец кроил и резал сюжеты реалов федеральных каналов, где мелькали узнаваемые лица и фрагменты старых, еще прошлого века, лент, в которых цунами опрокидывало дома, Земля разлеталась на осколки, и жуткие монстры поднимались из преисподней.

Как всегда, вскоре для Реалиста окружающий мир превратился в зыбкую текучую массу, из которой всплывали на поверхность лица плачущих окровавленных детей, подносящих ко рту ложки, полные овсяных хлопьев известных брэндов, оторванные ноги в модных кроссовках с хорошо видимым логотипом, разогревочных распятий пророков на стадионах перед выступлением полуголых поп–звездочек, и волн пламени, встающих над лесами.

— С пастором местным договорились? — вынырнул он из своей сценарной реальности.

— Само собой, — ассистентом у него, как всегда, была разбитная девица по прозвищу Пипка. Как ее звали, никто не помнил, но все знали, что у нее есть муж–козел, ребенок, который живет с бабушкой, и страсть к обтягивающим майкам.

Пипка могла всучить спонсорский подарок или взятку кому угодно.

— Ежедневный эфир на местном канале в течение четырех дней подряд — да еще и в прайм–тайм. Этот алкаш прыгал до потолка, ему ж отчеты о работе с паствой писать надо!

Накануне первых проповедей Африканец без труда подключился к каналу порнореала, облюбованному батюшкой, и слегка подкорректировал сюжеты.

На следующий день батюшка выступил с вдохновенной проповедью о наступлении последних дней, необходимости укрепления семьи, заботе о близких и поисках укрытия в любви к господу.

Проповедь прерывалась рекламными блоками, большую часть которых выкупил по настоянию Реалиста заказчик. Выкупал с неохотой, сопя и приговаривая, что это выброшенные деньги.

Вечером Африканец в очередной раз просмотрел сетку вещания, которую скинула ему Пипка. Они выкупили время в программах местных каналов и на региональных новостных сайтах.

Пару ночей Реалист просидел у Пипки в квартире, питаясь пиццей и энергетиками, нацеливая свои материалы на этот чертов городок с его чертовыми складами и чертовым заказчиком, пока не убедился в том, что любой потребила, который зайдет на новостные и развлекательные сайты, увидит именно те материалы, которые заготовили и вбросили они.

Вечером на второй день Реалист тяжело поднялся и, пошатываясь, вышел из Пипкиного подъезда. Такси уже ждало.

Реалист тяжело плюхнулся на заднее сиденье и назвал водителю адрес. Поднялась перегородка, и они рванули через весь город. Он смотрел на здание детского мира, которое так и не восстановили до конца после экстаза потребил, закончившийся смертью нескольких десятков неудачников. С легкой руки НТВ–шников к ней приклеилось название «рождественская бойня».

В тусовке ходили упорные слухи, что это было не просто так — кто–то оттестировал искин–программу повышения потребительской активности, и тест оказался даже слишком успешным.

Ушли на набережную, вдоль которой выстроились мойки и салончики порнореала для автомобилистов, вперемешку с крохотными кафе, где кисли под дождем на открытых столиках остатки сэндвичей из суррогатного хлеба с искусственной ветчиной и китайским салатом. Вылетели к Электрозаводской, и тут Реалист отключился.

Таксист, к удивлению Реалиста, не стал стоять и ждать, не выключая счетчика, а честно разбудил ошалевшего от недосыпа и рекламной реальности пассажира. Покачиваясь, Реалист добрел до своей квартиры, усилием воли заставил себя раздеться и провалился в мертвенный сон, едва голова коснулась подушки.

— А вот и околоточные, — меланхолично жуя очередной батончик, прокомментировал Реалист.

Длинная приземистая машина местной полиции как раз подлетала к перекрестку. После того как полицейских было решено переименовать в околоточных в духе возрождения национальных традиций, кто–то ехидно обозвал их колоколами. И, правда, подумал Реалист, натуральные… околачиватели. Выглядели они совершенно растерянными и явно не понимали, что им делать.

Один из них, попытавшись втянуть висящее над широким ремнем пузо, добыл из чехла служебный терминал, на котором, как знал Реалист, сменяли друг друга сообщения с высшим приоритетом.

Система мониторинга в околотке была старенькой, сообщения в нее вводились и сортировались вручную пожилой коротко стриженной лесбиянкой, в каморке которой непрерывно хрипел старенький визор, настроенный на канал областного реала. Сейчас там крутили репортажи с минимумом текста, который состоял из эмоциональных возгласов внушительного мужичка с микрофоном, рева урагана и картин огненной стены, встававшей над корабельными соснами.

А сейчас его сменит реал–ньюс, в котором местные наверняка узнают заброшенный заводской корпус.

Его сняли в последний момент — вчера утром. И быстро смонтировали с реал–ньюсом из архива Африканца.

Реалист глянул на свой портативный инфоблок. На исцарапанном экране подрагивала картинка — камера скакала в руках оператора, снимающего, как темный проем заполняет слизистая масса, поднимающаяся словно безумное тесто в адском котле.

Теперь сирены выли по всему городу. Вчера уехали только самые нервные. Сегодня не выдержали остальные. Завыли многоквартирные дома, зазвенели стекла на лестницах — кого–то вытолкнули из окна, человек неловко грохнулся на козырек крыши, слетел на асфальт, поднялся и, тяжело хромая, побежал к ближайшему магазину.

— Все правильно, все совершенно правильно, — пробормотал Реалист, водя биноклем.

Машины горожан трещали и лопались, в них не оставалось места для людей. Визжащих детей запихивали и утрамбовывали между шуршащими пакетами из супермаркета, упаковками желтой туалетной бумаги, сиреневенькими бумажными полотенцами и картонными упаковками садовых горшков — все со склада заказчика! Хрипящих от злобы собачек и воющих котов швыряли поверх новеньких китайских бум–боксов и упаковок бизнес–ланчей с подпольных дальневосточных фабрик. Лопались плохо закрученные на списанных линиях бутылки с поддельной минералкой и начиналась паническая трусливая ругань.

Толстенькие, как свиные колбаски, девочки–подростки волокли охапки обтягивающих топиков и снова вошедших в моду джинсов с заниженной талией — их у заказчика скупили на корню подогретые Пипкой арендаторы местного вещевого рынка.

Накануне начала кампании Реалист расслаблялся. Правда, делать это пришлось вместе с заказчиком, в неплохом кабачке соседнего городка.

— Что может пойти не так? — неожиданно прямо глянул толстенький заказчик в глаза Реалисту, и тот вдруг увидел, каким был этот человек несколько лет назад — плотным, уже обрастающим жирком, но жестким и сильным. С короткой стрижкой, еще только недавно научившийся быть сытым, а потому сохранивший беспощадность голодной юности, когда чтобы что–то получить, это надо было вырвать с мясом и кровью.

— А–а, ничего. — Он махнул куриной ножкой куда–то в сторону. — С тех пор как нефтяные потоки пошли мимо нас, для таких, как вы и я, наступили благословенные времена. Мы же стали торговой площадкой в самом прямом смысле слова. Нам осталось только одно — превратиться в огромный базар. А на базаре позволены любые методы рекламы. И правило одно, вы сами знаете — законно все, что помогает торговле. Вы закон о рекламе читали?

Заказчик произвел некое движение бровью.

— Понятно. То есть имеете только общее представление. Оно и правильно. Вам надо свое дело делать, — Реалист чувствовал, как коньяк разливается по организму. Голова становилась очень ясной и легкой. Он любил это ощущение — чувство начала расширения. — И я вам гарантирую, мы ни в чем и никак не переступим грань закона. Мы просто возьмем и сделаем таран из совершенно законных способов и методов. И врежем по вашим потребилам так, чтобы они побежали туда, куда вам надо.

И куда надо мне, подумал Реалист про себя. Но об этом заказчику знать было совершенно не нужно.

Он зашел за машину и снова достал комм. Потыкал в виртуальную клавиатуру и секунду спустя увидел расплывающуюся в улыбке Пипку.

— Сейчас они рванут.

— Ты первых упустил, — хихикнула она в ответ. — Прилетели сюда в четыре утра, колотились в придорожный мотель, как полоумные, расплатились и попрятались по номерам.

— Отлично. Давай, контролируй, — улыбнулся он тоже, чувствуя, как продолжает медленно нарастать прозрачная холодящая нутро волна, которая сменится пустотой и усталостью после успешного окончания кампании.

Разве она не могла кончиться иначе?

Прайм–тайм на местном канале для ток–шоу они закупили без труда. Пришлось немножко повозиться с закупкой зрителей, но заказчик проникся важностью момента, чуть увеличил бюджет, и Реалист с Пипкой завалились в гости к Хозяину

Привидений. Тот жил в переоборудованном подвале старой девятиэтажки на окраине Москвы и не отрывался от своей стены мониторов. Он дирижировал голосованиями и репликами зрителей в студии, он гениально монтировал на лету фрагменты из разных передач и отправлял их в прямой эфир реалов ток–шоу, он лепил личности и разрушал их в промежутках между рекламами.

Развернувшись на своем стуле, он раскинул руки в приветственном жесте и приготовился выслушать сумму.

Услышав, посерьезнел, кивнул и развернулся к рабочему столу.

— Так, давай смотреть, что у меня есть…

У него было все. Хозяин Привидений в свое время заполучил гигантский архив одного из старых, еще телевизионных каналов, сервер которого оказался беспризорным после очередного перераспределения собственников в период После Нефти.

Так безвестный хакер и превратился в Хозяина Привидений. Он успел скачать архив, после чего купил на черном рынке хороший искин, добротно вскрытый местными умельцами, и засел за программирование .

Теперь он торговал персонажами — создавал аудиторию для ток–шоу. Услуги его пользовались большим спросом, поскольку заплатить за двадцать виртуальных бабушек было куда дешевле, чем организовывать настоящую массовку.

Три часа Реалист отбирал персонажей. Они должны были быть настоящими — фактурными, такими, чтоб ни у кого из жителей городка–цели не возникло сомнений в том, что это бабушка, живущая на соседней улице, и дальнобойщик, который раз в две недели останавливается у развалин их городского заводика.

И после первой распродажи они выстрелили. Реалист вводил их аккуратно, потихоньку, сначала по три–четыре реплики, но уже два дня спустя все местные ток–шоу обсуждали смонтированные Африканцем реалы с сюжетами тотального разрушения сел и городков в характерном среднерусском пейзаже.

Пипка тут же зафиксировала вал звонков и увеличение голосового трафика — звонили родне.

Тут же вспомнили о разрешенной задержке при междугородних звонках и поставили на задержку голосовой ролик с рекламой местных распродаж.

На следующее утро Заказчик нанял еще троих операторов погрузчиков — со складов выметали все.

И тогда Реалист понял — пора.

Пипка притащила двух помощниц, и они прошлись по всем местным врачам и предложили им очень выгодные расценки на партии антидепрессантов, в первую очередь детских.

Они прошлись по школам и навестили воспитательниц детского сада, которых уже захлестывал вал обращений от родителей. Дети рыдали, детям не хотелось играть, дети смотрели в небо и ждали, когда встанет над лесом огненная стена, о которой говорили везде и всюду.

Заказчик ликовал — детские сладости, разлетающиеся в руках машинки и куклы с дешевой, уже начинающей выцветать краской расходились на ура.

К концу недели город был вычищен, Заказчик с маркетологиней уехал отдыхать, честно расплатившись и даже накинув небольшую премию, наставала пора заключительного этапа.

— Давай, выпускай! — скомандовал Реалист, и Африканец исчез в фургоне. Это был единственный момент, из–за которого Реалист немного нервничал. Африканец перекрыл сигнал местных студий, пустив «прямой репортаж», в котором по узнаваемым улицам городка шли кошмарные монстры, переворачивая машины и разрывая на кровавые ошметки детей, котят и старушек. Все было бы в рамках закона, содержание реалов не модерировалось, если не относилось к прямой трансляции заседаний Госдумы и трансляции речей главы государства. Но Африканец предложил шикарную фишку — пустить в правом верхнем углу метку реального времени.

До этого могли докопаться, при желании.

Город взвыл. Накопившуюся пробку протаранили новые автомобили. Подпрыгнув, загорелась чадным ленивым пламенем старенькая «Приора». Тощий мужичок в растянутых адидасовских трениках забегал вокруг, пытаясь потушить авто. Оранжевый огнетушитель не работал, пламя перекинулось в салон, где начали рваться банки зеленого горошка, вывезенные им позавчера из магазина.

Глухо хлопнуло, и полез густой черный дым из окон девятиэтажки на окраине — видно, кто–то забыл закрыть газ.

Реалист удовлетворенно кивнул — теперь можно разворачиваться и уезжать, дальше потребили сами додумают что угодно — и чудовищ Апокалипсиса, и разверзающуюся геенну огненную. Свою задачу они уже выполнили — на складах Заказчика не осталось даже пластиковых подгонов.

Теперь можно было выпускать жителей из города.

Виляющая на плохом асфальте колонна пронеслась мимо фургона. Вцепившиеся в рули кредитных китайских и корейских авто мужчины и женщины одним глазом косились на дорогу, но все их внимание было приковано к висящим в держателях экранам визоров.

На них разворачивалась рожденная больным порновоображением Африканца картина гибели города.

Копы уезжали последними, когда город уже вовсю дымил. Ленивый осенний ветер катил по серым от дыма улицам пластиковые пакеты, ломкие листья и разноцветные листовки о тотальных распродажах.

Догорали машины на перекрестке.

Желтенький автомобильчик, боязливо прижимавшийся боком к чадящему внедорожнику, вдруг вздохнул и звонко выстрелил из открытых окон баллончиками лака для волос.

Реалист захлопнул дверь фургона.

— Поехали. Дело сделано.

Город скрывался за поворотом, и вдруг, на одно долгое мгновение, ему показалось, что там, в дыму мелькнул длинный скорпионий хвост полупрозрачного чудовища, которому теперь принадлежал город.

Он сидел в своем любимом кабачке и тихо накачивался пивом.

Реалист любил сидеть вот так, в одиночку, за столиком в глубине зала, сидеть и смотреть на деревянные стены, где принципиально не было реал–панелей. Слушать похрипывающий джаз из динамиков и ни о чем не думать.

Денег хватало.

Пока он с Африканцем доклеивал последние реалы, Пипка моталась по соседним городам, договариваясь с местными гостиницами, кафе и окраинными лавками. Она знала, что не надо быть жадной. И на ее специальное рекламное предложение согласились все.

Реалисту нравилась простота и красота этой операции. Он не нарушил ни единого пункта контракта — он просто чередовал рекламные блоки, показывая потребилам то, что было нужно ему.

Цены вокруг городка взвинтили, но ошалевшим от ужаса беженцам было все равно. Они платили, не торгуясь, и бежали дальше с белыми глазами и протухающими на задних сиденьях собачками, детьми и консервами.

Гуднул комм в кармане.

Реалист вытащил пластинку, развернул.

— Да. Говорите.

Послушал косноязычную речь собеседника и тяжело вздохнул. Потер пальцем переносицу.

— Господи. Ну, зачем? Зачем апокалипсис–распродажа в городе с названием Нижние Жмуры?!