Шершавые пальцы коснулись щеки. Скользнули на шею…

— Катя…

Она перехватила его руку. Как Михаил оказался в ее спальне? Где Ульяна?

Мужчина наклонился и поцеловал ее в уголок губ.

Ей стало приятно.

И страшно.

Ей просто хотелось обнять его, уткнуться носом ему в грудь и так заснуть. Потому что с ним было спокойно и тепло. Но…

— Катя…

Его рука соскользнула с шеи на плечо и ниже…

Но было что-то неправильное и… привычное в том, что она видела. В том, что она чувствовала. Словно ее обнимал не Михаил, а… Евстафий.

Лицо мужчины дернулось, исказилось. Черты его плавились, менялись, приобретая очень знакомый вид. Побледневшая кожа начала отваливаться кусками прямо ей на ночную рубашку.

— Соскучилась, жена?

Катя завизжала.

И тут же ее накрыло волной. Она попыталась вдохнуть, но не смогла. Попробовала подняться наверх, взмахнула руками, но только больно ударилась обо что-то фарфоровое. Тело ее конвульсивно задергалось, девушка опять вскрикнула — и грудь ее наконец наполнил воздух, а глаза открылись.

Над ней стояла Ульяна с пустым графином из-под воды. Стоило Кате судорожно вдохнуть, как та поставила посудину на стол и сцепив руки в замок подняла их над головой — поза церковников и обращающихся к Отцу всего живого.

— Ох, ожила! Ожила! Я уж думала, хоронить рядом с хозяином будем!

Мережская вздрогнула. Вытерла рукавом мокрое от воды лицо, села.

— Что случилось?

Служанка поцеловала сложенные в замок руки и стала менять хозяйке мокрые подушки на сухие.

— Что-что, — буркнула она. — Стонали вы, а потом как закричите, забьетесь в припадке, что я уж, думала, все, церковника звать пора. Вылила воду на вас со страху. А вы и очнулись.

Катя слезла с кровати. Нашла в шкафу новую ночную рубашку, стала переодеваться.

— Спасибо, Ульяна.

Женщина не ответила, только недовольно поджала губы. Покосилась краем глаза на тело хозяйки, заметила пару синяков и еще сильнее нахмурилась. И когда только миловаться успевают? Графиня ж все время на виду, вроде. Если б сама не видела вчера, как обнимались в библиотеке, может и не поверила б дунькиным сплетням, а уж теперь-то и вовсе все ясно…

— Спать изволите?

Катя кивнула. Служанка опять села дремать в кресло, Екатерина взяла недочитанную книгу и устроилась с ней на кровати. Изредка взгляд ее метался от страниц романа к темным углам спальни — девушка с ужасом ждала появления желающего ее убить существа. Но его не было.

* * *

Катя проснулась от грохота. Шумели явно на первом этаже, но зато так, что слышал, вероятно, весь дом. Заснувшая с рассветом, она воспринимала сейчас мир исключительно через желание поспать. А ей мешали это делать. Екатерина, не открывая глаз, перевернулась на другой бок и спросила:

— Ульяна, что случилось?

Служанка не ответила.

— Ульяна???

Оборачиваться было страшно. Сонливость прошла мгновенно, ее сменил страх.

Скрипнула дверь.

— Госпожа! Батюшка вас требует!

Впервые в жизни инкнесса так радовалась известию об отце. Запыхавшаяся Аглая на скорую руку зачесала хозяйке волосы, пока та воевала с крючками платья. Катерина почти бегом спустилась вниз по лестнице и только потом осознала, что она делает. И для кого.

Девушка на секунду замерла, пытаясь справиться с новой волной страха. Затем дошла до библиотеки, скрылась в ней и уже через минуту вышла, поправляя рукава домашнего платья. До большой гостиной она дошла спокойным медленным шагом. Если бы еще руки не дрожали…

Инкнесс Ляпецкой стоял у окна, попивая вино. У чайного столика валялись осколки двух предыдущих графинов, чем-то не угодивших мужчине.

— Отец?

Он развернулся на звук ее голоса. Окинул дочь презрительным взглядом.

— Кажется, в прошлый раз мы друг друга недопоняли.

Он сместился влево, она — вправо.

— Возможно. Ведь ты прислал своего человека, а я говорила, что этого делать не стоит.

Аристарх скрипнул зубами.

— Воспитали себе на погибель… Что это ты такая смелая стала? Мозги кто запудрил? Полюбовничка себе нашла? С нахлебником юным спелась?

Катя покраснела. Подобные разговоры никогда не велись в их доме. По крайней мере при детях.

— Нашла, значит. Сама ты медянки ломаной не стоишь. Надоумили, значит, добрые люди.

Отец сделал шаг к ней. Дочь от него.

Инкнесс усмехнулся.

— Так и будем ходить кругами?

Екатерина не ответила.

Двинулся он. Двинулась она. И оказалась сбоку от чайного столика, окруженного двумя диванами и тремя креслами. Чтобы обойти препятствие пришлось бы шагнуть вперед, навстречу родителю.

Ляпецкой быстрым шагом пересек комнату. Екатерина проскочила между мебелью и стала за кресло, вытянув в сторону отца правую руку.

— Что это? Детка решила поиграть в ведьму? Может, мне сдать тебя инляндскому послу?

— Это нож для вскрытия писем. И, знаешь, он очень хорошо заточен.

В ее руке действительно поблескивал металл.

— Ты сошла с ума?

От неожиданности инкнесс даже попятился.

— Возможно.

О, как бы ей хотелось раскричаться, расплакаться, показывая всю запрятанную в груди боль! Высказать все, что наболело за эти долгие годы! Как бы ей хотелось увидеть ужас, понимание, раскаяние в его глазах! А потом бы они долго плакали вместе, просили друг у друга прощения и…

Жили долго и счастливо?

Инкнесс Ляпецкой никогда не плакал. И никогда не прислушивался к тому, что говорят ему его дети.

Ее губы дернулись — она попыталась улыбнуться и не смогла. Отец шагнул вперед. И она тоже сделала шаг ему навстречу, резко взмахнув ножом.

Глаза Аристарха в ужасе расширились.

— Позор! Какой позор! Сумасшедшая дочь! Отцеубийца! Да ты знаешь, что я с тобой сделаю?

— Возможно, я что-то сделаю с тобой первой.

Ее ладонь задрожала. Но мужчина уже натягивал перчатки, не глядя на нее.

— Не думай, что я спущу тебе это с рук, — пообещал он Кате, прежде чем покинуть комнату.

— Не думаю, — прошептала инкнесса закрывшейся за его спиной двери.

Руку она опустила только через пару минут. Звякнул, падая, нож.

Бледная Екатерина опустилась на пол. Осознание собственной маленькой победы не принесло ей удовлетворения. Радости не было. Только усталость. Да и победа ее была на самом деле хлипкой, липовой. Никогда бы она не смогла ударить отца. Тем более острым ножом. Странно, что он не заметил, как у нее дрожали руки…

По коридору прошли служанки, смеясь о чем-то своем. Отголоски их голосов заставили Катю подняться с пола и, предварительно поправив прическу, выйти из комнаты. О ней и так уже ходят слухи, а если еще заметят, как она, точно поломойка, сидит на полу…

Вызовут душевного врача.

И, может, будут не так уж и неправы?

Мережская мотнула головой, словно хотела вытрясти из нее глупые мысли и неторопливым шагом отправилась в сторону кухни. Надо себя чем-то отвлечь. С Ариной поговорить, что ли. Из прихожей послышался скрежет, и вдова остановилась, прислушиваясь…

Кот?

А если нет, то может, завести какого-нибудь? Болтать всяко будет меньше Ульяны. И из комнаты без разрешения не выйдет…

Скрип половиц…

Руку больно заломили за спину.

— Думала, испугала меня, тварь? — у отца был злой, очень злой голос. — Я породил тебя, и я вправе от тебя ждать благодарность и почтение! Сейчас мы проедем до одной конторы, где ты, моя милая, подпишешь все бумаги, которые я тебе дам. Поняла?

На руку нажали. Катя закусила губу и почувствовала, как по щекам текут слезы.

— Отец, пожалуйста, не надо…

— Ты сделаешь все, что я скажу. Поняла?

— Отец…

Ляпецкой развернул дочь лицом к себе, придерживая ее за плечо. Лучше бы он этого не делал: Екатерина увидела в его глазах бешенство и одержимость. Ту самую, которая появлялась, когда вопрос, например, касался фамильной чести инкнесского рода.

Аристарх замахнулся, и девушка зажмурилась и вся сжалась в ожидании удара.

— Не стоит.

Екатерина осторожно приоткрыла глаза.

Рядом стоял Михаил и держал инкнесса за ту самую руку, которая должна была поставить вдове очередной синяк. Климский схватил Катю за локоть и попытался задвинуть ее себе за спину. Мережская, повинуясь движению его руки, послушно спряталась за его худощавой фигурой.

Лицо Аристарха перекосилось от гнева.

— Вот значит, как. Все-таки полюбовника нашла. А Машка-то (юрист вздрогнул) еще сетовала, что нет в тебе женской мудрости. Вот и мудрость отыскалась. Ну, ладно, предательница. Придет и мой черед над тобой посмеяться. Денег без моей помощи ты мужниных не получишь — так и знай.

Инкнесс вырвал руку из цепких пальцев Михаила и, окинув парочку презрительным взглядом, удалился.

Климский развернулся к Кате только когда за ее отцом захлопнулась входная дверь.

— Вы в порядке?

Екатерина сцепила руки в замок и опустила голову.

— Да.

— Екатерина?

Он коснулся пальцами ее подбородка.

— Посмотрите на меня.

Она посмотрела. И призналась:

— Мне страшно.

Михаил провел пальцами по ее скуле.

— Все будет хорошо. Юридически вы правы. А вашего папашу вообще при желании можно привлечь к суду.

Кожа под его ладонью покрылась мурашками. Мужчина поспешно добавил, убирая руку:

— Синяк скоро сойдет, и вы будете по-прежнему прекрасны.

Инкнесса смотрела на него крайне изумленно.

— Разве ж я прекрасна?

Месяц назад он сказал бы, что нет. Мария красивее. А сейчас…

— Вы очень храбрая женщина.

— Я трусиха, и знаю это.

— Не каждая решилась бы идти против отца. Тем более такого.

— Просто…  — Катя запнулась и опустила глаза. — Просто у меня есть вы…

Михаил чуть подался вперед.

— Не знаю, чтобы я делала без юриста…

Мужчина горько усмехнулся и отпрянул.

— Я всегда в вашем распоряжении.

Вдова бросила на него нерешительный взгляд.

— Вы… разрешите составить вам компанию за завтраком?

— Конечно, инкнесса.

Он подал ей руку, и они направились в кабинет.

* * *

Картина притягивала взгляд. И чем дольше Михаил на нее смотрел, тем больше ему казалось, что она соответствует действительности.

Сегодня утром, за завтраком, ему почему-то вспомнился Беруст:

… Мой взгляд спокойно ею встречен. Неведом пыл ей ран сердечных, Жеманства и лукавства яд Не отравил уста ея, Притворство не гнетет чело, И не пустило корни зло Ни в мысли, ни в сердечный круг [1] . Среди бесчисленных подруг Она не роза, а тюльпан. Пусть и не всеми он желан, Но весной радует нам глаз Тем, что цветет не на показ, А с весной вместе в унисон…

— Господин интересуется живописью?

Михаил вздрогнул и перевел взгляд с портрета на остановившуюся рядом с ним экономку.

— Работа мастера Феллида. Вы же знаете, что он писал портреты дочерей самого великнесса?

Он не знал, но почему-то кивнул.

— Величайший портретист нашего времени. Эту работу он назвал «отражение».

Климский не мог не удивиться:

— Почему?

— Так кто ж знает. Разговаривая с господином Мережским, он отметил, что «сестры похожи, как две стороны одной медали: одно естество, поделенное на два лица».

Юрист поморщился. Высказывание ему не понравилось. Аглая, внимательно следящая за его реакцией, спросила:

— А вы здесь хозяйку искали что ли? Так она в другой гостиной. К ней господин прибыл с букетом. Проводить вас?

— Нет, спасибо.

Мужчина чеканным шагом отправился в кабинет.

* * *

— Не понимаю вас.

— Гастин хочет прийти к вам с обыском, — Талькин навис над ней, сжав кулаки. — Вы понимаете? Они… они… Это же ужасно!

Екатерина безразлично пожала плечами.

— Мне все равно. Пусть приходят.

Мережская встала, чтобы поставить в воду врученный ей пять минут назад букет. Юрий взял ее за плечи и усадил обратно, затем сам сел рядом.

— Вы… знаете, вы очень интересная женщина. Я…  — он нервно потеребил рукав, потом отобрал у кати цветы, положил их на стол и взял ее за руки.

— Катерина, хотите я поклянусь быть всегда на вашей стороне?

— Я очень ценю вашу помощь и особое ко мне расположение, но, право, не стоит…

Вдова не договорила — юноша коснулся ее щеки.

— Разрешите мне быть рядом, и вас никто никогда не ударит.

Катя попробовала отодвинуться, но оказалось, что она и так сидит на краю дивана.

— Вы меня пугаете, — призналась девушка, отклоняя голову. Пальцы собеседника в результате этого маневра соскользнули со щеки на ее шею. Мережская бы встала — но Талькин все еще сжимал ее руку своей.

— Это какие-то новые методы ведения допроса? Я что-то пропустил из законов и положений последних лет?

Инкнесса облегченно выдохнула. Однако к ее удивлению, секретарь только сильнее впился пальцами в ее кисть.

Михаил холодным голосом заметил:

— Впрочем, возможно, я зря зашел.

Екатерина так перепугалась, что он сейчас их покинет, что выкрикнула:

— Не уходите! Пожалуйста!

Ее отчаянная мольба остановила юриста у двери. Он развернулся и быстрым шагом подошел к дивану.

— Талькин? Что вы себе позволяете?

Юрий отпустил ее руки. Мережская встала, не желая сидеть с гостем в такой близости, и оказалась стоящей вплотную к Михаилу. Тот тут же приобнял ее одной рукой, не давая ей рухнуть обратно на диван.

— Возможно, вам уже пора?

Помощник следователя встал.

— Инкнесса, простите мне мою горячность, если сможете. Возможно, я не совсем правильно расценил вашу реплику про «больше нравитесь», сказанную не столь давно, и сделал неверный вывод о том, что мне… позволено надеяться… и… Не думайте, что данные мною обещания были пустыми словами. Вынужден с вами попрощаться. Светлой стороны, господа.

Михаил промолчал. Екатерина кивнула на прощание.

Гость, бросив ревнивый взгляд на стоявших вплотную друг к другу людей, покинул комнату.

Когда дверь за ним захлопнулась, Михаил особенно остро ощутил чужое дыхание на своей шее. А Катя — тепло от мужской руки на своей талии.

— Спасибо, — прошептала едва слышно вдова, и Климскому вдруг захотелось податься чуть вперед и…

В задумчивости он провел рукой по ее спине…

Катя вздрогнула, отпрянула и рухнула на диван. Сердце ее бешено колотилось.

Михаил, опомнившись, сделал шаг назад.

— Я вас напугал?

— Нет, — инкнесса сосредоточенно разгладила подол юбки. Климский узрел наконец лежащий на столе букет.

— Приказать выбросить?

— Зачем? — удивилась Екатерина и смущенно добавила: — Они красивые.

Мужчина нахмурился.

— Вы собираетесь поощрять этого юношу?

— Нет! Но… цветы причем? Жалко же. Мне таких букетов никогда не дарили.

Климский недоброжелательно осмотрел букет. Тот действительно был собран с большим вкусом.

— А какие дарили?

— Никакие.

Она сообщила это словно нечто само собой разумеющееся.

— Еще подарят.

— Не надо! — почти испуганно воскликнула вдова.

— Почему?

Мережская о чем-то задумалась, а потом неопределенно ответила:

— Просто не надо, и все.

— Екатерина, а если бы… ну, допустим… я подарил бы вам цветы. Вы бы то же отказались?

— Нет. Наверное…

— Крайне неоднозначный ответ.

— Может быть.

Климский раздосадовано стукнул ладонью по столу. Катерина вздрогнула. Мужчина это заметил и грустно спросил:

— Вы меня боитесь? Или до сих пор мне не доверяете?

— Неправда! — инкнесса встала. — Я всегда считала вас человеком благородным и честным!

— Но букет от меня не взяли бы? Хотя от этого следственного хлыща приняли его запросто!

— Да сдались вам эти цветы! Никогда бы не подумала, что вы такой въедливый!

— Вы тоже далеки от идеала!

— У каждого, знаете ли, свой идеал! А вообще… выкидывайте, — Екатерина обиженно отвернулась. Михаил сразу остыл.

— Ну, если вы так хотите, могу даже вазу принести, — пошел он на попятную.

— Как вам будет угодно.

Климский сел рядом с девушкой.

— Катя…  — он положил ладонь ей на плечо. — То есть, Екатерина…

Она обернулась. Он замолк.

Вязкая беспокойная тишина воцарилась в комнате.

— Почему-то у меня сейчас такое ощущение, — прошептала задумчиво вдова, — что я нарушаю закон…

Ладонь мужчина перекочевала с плеча ей на колени и сжала ее пальцы.

— Не нарушаете.

Они просидели в молчании больше получаса. Просто держась за руки. Пока не прошла мимо гостиной, громыхая ведром, Дуня, и они поспешно не отпрянули друг от друга и не вышли из комнаты в разные двери.

Испуганная произошедшим, Катя ужинала в одиночестве в своей спальне.