Ольга Николаевна отдернула руку и вопросительно взглянула на меня:

— Но это же Звезда Хаоса! Почему она здесь? Что это значит?

— Это опасная вещь, — быстро сказала я. — К тому же она чужая. Кто-то ее здесь оставил.

Я знала, кому она принадлежит, но мне не хотелось, чтобы музейщица забрала Звезду. Не знаю, почему это показалось мне таким важным. Возможно, потому что пугающие воспоминания о Братстве магов Хаоса были еще свежи. Я не хотела, чтобы Звезда оказалась в компании Старшего Брата и его переливчатого камня. Одному Богу известно, что они могли натворить все вместе.

Я схватила с подоконника старые, заляпанные засохшей краской ножницы и осторожно поддела шнурок. Брать Звезду голыми руками я не решилась. Хотя почему-то сейчас она не вызвала у меня отторжения и страха, как тогда, в поезде. Амулет словно уснул, камень не светился, и пугал он не больше, чем выключенный электрошокер, который, в общем-то, в любой миг мог включиться и сгенерировать разряд. Я ощутила тяжесть Звезды, ее скрытую силу. Звезда покачивалась на шнурке, а Ольга Николаевна не сводила с нее глаз. Готова поспорить на что угодно, в ее голове сейчас прокручивались десятки вариантов развития событий. Она уже поняла, что Звезда важна, но еще не решила, что важнее лично для нее — не ссориться со мной и получить деньги за картину или поссориться ради вознаграждения от Старшего Брата за принесенный ему амулет.

Этот выбор она сделать не успела.

— Взгляните! — дрожащей рукой я указала на «Стазис». — Картина… вам не кажется, что она изменилась?

Ольга Николаевна перевела взгляд на полотно и на несколько минут забыла об амулете. Профессионализм взял верх.

— А ведь правда… — потрясенно пробормотала она, склоняясь над «Стазисом» и тыча пальцем в зеленые кристаллы на рисунке. — Их стало больше. Или кажется? Нет, правда… где репродукция, чтоб сравнить…

Я лихорадочно запихала Звезду в карман джинсовых шортов, смело схватив ее голой рукой. Бояться уже было некогда… Другой рукой я сдернула с плеча рюкзачок. Вытряхнула нетбук, открыла его…

— Секунду… сейчас загрузится…

Развернулась папка с репродукциями Бесчастного. Я ткнула в «Стазис» — и мы с музейщицей дружно склонились над монитором, сравнивая сделанную раньше репродукцию с несомненным оригиналом, стоящим перед нами.

Картина изменилась. Более того, она изменилась значительно — не зря даже я, будучи мало знакома с полотном, сразу ощутила разницу. До общения со Звездой Хаоса «Стазис» представлял собой изображение черной равнины под темным небом, на которой рос редкий лес из огромных зеленых кристаллов. Что хотел сказать Порфирий Бесчастный этим символом — неизвестно, но выглядело все довольно мрачно. Искусствоведческих комментариев на сайте я так и не нашла… Однако сейчас кристаллов на картине прибавилось, некоторые дали побеги, другие разветвились. Кристаллический лес разросся и освещал равнину мертвенным зеленым светом.

— Но как такое может быть?! — пробормотала Ольга Николаевна.

И это говорит человек, который вчера, ничуть не смущаясь, брызгал собственной кровью на магическую фигуру!

— Очевидно, что может, — съязвила я. — Это же магия!

Ох, зря я произнесла это слово…

— Послушайте, отдайте мне это… этот амулет. В нем сила Хаоса! Я должна принести его в Братство! К тому же вы не знаете, чей он…

— Я-то как раз знаю, — я отрицательно покачала головой и на всякий случай отодвинулась подальше от музейщицы. По весу и по размеру она меня превосходила раза в полтора.

— Но вы не знаете, что с ним делать. А Старший Брат — знает. И он… наверняка тоже знает, чья это вещь. Да, конечно, он знает! Ведь они… амулеты, которые способны изменить картину… они на дороге не валяются. Это наверняка большая редкость. Большая ценность!

— Но я точно знаю, чья это вещь. Я вчера встречалась с ее владельцем.

На губах Ольги Николаевны мелькнула безумная улыбка. Что-то слишком быстро она устала меня уговаривать…

— Вы лжете.

— Ни разу. Честное слово, я знаю владельца и смогу его найти. Думаю…

Договорить она мне не дала — кошкой метнулась через комнату, стараясь схватить меня за футболку. Я оказалась проворнее. Прижалась к стене и сумела проскользнуть к двери.

— Ольга Николаевна! Вы что делаете?! Вы понимаете, что делаете?

Она не ответила. Повернулась и медленно пошла на меня. В ее глазах светилось чистое безумие, волосы растрепались. Все-таки магия Хаоса, или чем там занимался с ними Старший Брат, оказала на ее психику разрушительное воздействие. Музейщица окончательно слетела с катушек. Странно, но мне до сих пор было ее жалко.

Но это не означало, что я должна делать то, что она хочет.

Я толкнула дверь, но та не поддалась. Толкнула сильнее — заперто! И когда она успела?.. Тут Ольга Николаевна попыталась прижать меня к стене и вырвать из кармана Звезду. Я пискнула и проскочила мимо нее в последний момент, сильно пригнувшись. На пол полетели сбитые мной картины. Я прижалась к подоконнику. Там лежали ножницы, с помощью которых я сняла амулет с рамы. Старые, но весьма острые. Было ясно, что если я не схвачу их и не нанесу удар первой, то это сделает она.

А вот чего мне совсем не нужно было, так это крови.

Я вскочила на подоконник. Под окном расстилался заросший сорняками палисадник, расположенный на заднем дворе музея. Очевидно, дворник наведывался туда не чаще, чем пару раз в год, потому что ни тропинок, ни каких-то следов благоустройства палисадник не хранил. Только залетный мусор. Я схватила ножницы, рывком вытащила из кармана Звезду и швырнула все это в открытую форточку, в гущу крапивы. Туда, куда ни один человек в здравом уме не полезет…

— Ольга Николаевна! Ольга Николаевна! Да у меня нет ничего, смотрите! Вот!

Я повертела перед ней растопыренными пальцами и для наглядности вывернула оба кармана.

Она непонимающе посмотрела на меня, потом на окно, потом опять на меня… Я снова продемонстрировала пустые руки и карманы. Бедняга прекрасно видела, что я только что проделала, но, видимо, голова отказала ей окончательно. Приступ ярости внезапно прошел, и силы оставили ее. Наступила разрядка. Ольга Николаевна тяжело опустилась на пол и навзрыд заплакала.

Я осторожно спустилась с подоконника. Быстро сложила все еще работающий нетбук. Ключ от двери выпал из скважины и валялся в углу. Я подняла его, тихонько отперла замок и выскользнула в пустой коридор, оставив дверь открытой. Ольге Николаевне я шепнула:

— Я вам позвоню.

По-моему, она меня не услышала. Она все еще сидела на полу и судорожно всхлипывала. Наверняка вскоре кто-нибудь обратит внимание на звуки и поможет ей. А мне нельзя дольше здесь оставаться.

Я пробиралась по узкому коридору и с досадой думала, каким образом ухитряюсь добиваться результатов, совершенно противоположных тем, на какие рассчитывала. Я нашла амулет, который мне ни к чему, зато ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы вернуть картину.

Я вышла из музея, делая вид, что только что прослушала самую полную экскурсию в своей жизни. На улице царил послеполуденный зной. Все живое попряталось, спасаясь от жалящих солнечных лучей. Вот тебе и север… Но мне сейчас это на руку — меньше свидетелей будет моему преступному поведению. Я завернула за угол. Задний двор музея был обнесен декоративным заборчиком из деревянных некрашеных реек. Заборчик, однако, оказался настолько частым, что просто протиснуться между двух досок у меня не получилось. К счастью, минут через пять мне удалось отыскать прореху, достаточную для того, чтобы проникнуть внутрь — правда, для этого пришлось встать на четвереньки и как следует выдохнуть, а рюкзачок втащить отдельным рейсом.

В палисаднике дело обстояло хуже, чем мне показалось поначалу.

Там, где, по моим расчетам, располагалось окно хранилища, колыхались густые крапивные джунгли. Крапива сейчас казалась особенно пышной и сочной — она вовсю цвела, обвесившись мохнатыми шнурками соцветий. Это выглядело красиво, и я непременно полюбовалась бы, если бы не нужно было туда лезть. А если б я не торопилась — обязательно еще и переоделась бы. Не очень-то разумно соваться в жгучие заросли в шортах и легкой футболке, но выбора не было. К тому же мысль о том, что придется сегодня звонить Антону и рассказывать о моих сомнительных успехах, жгла похуже крапивы.

Я несколько раз глубоко вдохнула и ринулась в заросли. Ой-ей, как больно-то!.. Я упала на колени и принялась шарить руками по земле, стараясь не обращать внимания на боль в обожженной коже. К счастью, под пологом крапивного леса, в густой тени, не росла другая трава, и амулет я нашла очень быстро. Он лежал среди голых крапивных стеблей, в травяном сумраке, тихонько мерцая алым камнем.

На карачках я выбралась обратно к забору и села на землю, ожесточенно расчесывая кожу. Шорты запачкаю, ну и плевать… Кажется, после тесного общения с крапивой мне неделю придется ходить в скафандре. Если, конечно, я эту неделю переживу.

Ладно, доеду до тетушкиного дома — посмотрю в Интернете, чем можно унять крапивный зуд. А сейчас пора бежать, пока Ольга Николаевна не успокоилась и не надумала проверить, куда я закинула амулет. Я запихала Звезду в карман, не переставая почесываться, и снова втиснулась в узкую щель между двумя досками…

— Что это вы здесь делаете? — удивленно спросил мужской голос у меня над головой.

Я медленно подняла голову и увидела вчерашнего ночного посетителя моей тетушки. Виктор Михель, приезжий. Выглядел он куда лучше, чем накануне: новая отглаженная рубашка, галстук, волосы аккуратно причесаны, лицо посвежело. Ну прямо менеджер приличного банка при исполнении. Только на щеке алела длинная воспалившаяся царапина… Да еще манера держаться у него совсем не соответствовала образу успешного клерка. Такая внешняя расслабленность при внутренней собранности характерна скорее для профессиональных секьюрити.

— А вы что здесь делаете? — хмыкнула я, осторожно проползая между рейками.

— Пришел в музей. Видите ли, я эксперт по живописным работам Порфирия Бесчастного. Помогаю готовить выставку. А вы?..

«Какое совпадение, — ядовито подумала я, окончательно продавливая себя сквозь заборчик на улицу. — В этом городе от экспертов-искусствоведов просто не продохнуть. На каждом шагу встречаются. Вот только я о тебе никогда не слышала, Виктор Михель, а уж своих-то коллег по цеху я знаю почти всех. И кто же ты на самом деле?»

— А я просто ходила в музей. Достопримечательности осматривала. Просто люблю, знаете, через заборы лазить, хобби такое…

Виктор усмехнулся, но через мгновение изменился в лице. Я перехватила его взгляд: он увидел знакомый шнурок, свисающий у меня из кармана шортов. Вот черт…

Я не успела среагировать. Он внезапно сгреб меня за футболку и прижал к забору так, что согласно хрустнули и мои ребра, и деревянные рейки. Я придушенно пискнула и заскребла пятками по земле. Рюкзачок выпал из рук.

— Эта вещь не твоя! — прошипел он.

— Знаю, — выдохнула я. Он меня испугал и одновременно очень разозлил. — Мне она даром не нужна вообще-то. Хотя свойства у этой штуки любопытные, думаю, некоторые мои знакомые отвалили бы за нее кучу денег…

— Отдай! — Он принялся шарить рукой где-то в районе моего левого бедра. Карман искал. Зря он так.

Я выросла в дебрях уралмашевских дворов, где нравы всегда были жестокие, и давно научилась, как надо реагировать на мужскую агрессию. Я извернулась и резко двинула коленкой туда, куда обычно бьют нечестные бойцы. И попала.

— Черт!.. Черт!.. Ты же меня покалечишь! Черт!..

Он согнулся от боли, но железной хватки не ослабил. Вырываться было бесполезно, легче задохнуться. Хорошо еще, не дал по зубам в ответ… И тут у меня возникла прекрасная идея.

— Послушай, — миролюбиво сказала я. — Я тут подумала… У меня есть то, что тебе нужно. А у тебя есть то, что нужно мне. Почему бы нам просто не поменяться?

— И что это такое нужное есть у меня? — огрызнулся он.

— Информация. Ты отвечаешь на мои вопросы, я отдаю тебе твою звездочку. И меня бить не надо будет, и ты получишь, что хотел.

— А если я не захочу отвечать? Возьму и просто вырублю тебя, чтоб не дергалась…

— Если бы хотел, давно уже вырубил бы, — заметила я, шалея от собственной наглости. — Нет. Мы договоримся.

Виктор еще немного подержал меня у забора, потом нехотя отпустил. Надо же, как быстро в людях вспыхивает ненависть. Вот Ольга Николаевна… Виктор… Да если бы я была уверена, что он добром мне поможет, я бы сразу отдала ему эту его цацку. Не зря я всю жизнь имею дело с произведениями искусства — на уровне интуиции уже понимаю, с какой вещью можно связываться, а с какой — опасно. Но ведь отдашь амулет просто так — заберет и спасибо не скажет. Все и всегда приходится выбивать у людей силой…

— Я должен вначале зайти в музей, — с досадой сказал он.

— Заходи, я подожду. Вон там, на автобусной остановке. Не бойся, я никуда не денусь — ты мне нужен так же, как и я тебе… А потом ты сводишь меня куда-нибудь поесть, потому что я голодная как волк. И мы обо всем поговорим.

Виктор неохотно кивнул. Он был не слабак, совсем нет. Если бы он счел меня достаточно опасной, он без лишних угрызений совести слегка меня придушил бы, а потом забрал амулет и ушел. Но он был человеком с принципами, я это еще вчера почувствовала. Рыцарь, одно слово. Редкая птица среди современных мужчин… У таких джентльменов, как правило, один из принципов — «не причиняй вреда женщине, пока нет угрозы жизни». Вот поэтому я получу бесплатный ужин и интересную беседу вместо того, чтобы ограбленной валяться у забора.

Да здравствуют рыцари! Жаль, что их так мало в нашем мире…

Виктор уже уходил, когда я его окликнула:

— Виктор! А ты уже написал заключение на те картины, которые осматривал?

— Ну да… А в чем дело?

— Просто я могу дать тебе профессиональную искусствоведческую консультацию по картинам Бесчастного. Причем совершенно бесплатно…

Я дожидалась Виктора целый час. За этот час мимо меня прошли три старых автобуса и человек двадцать замученных жарой пассажиров. Время близилось к вечеру, но солнце еще палило, и под раскаленной крышей остановочного комплекса можно было заживо запечься.

Я успела десять раз передумать обо всем: и о том, что здесь может происходить, и о том, что за работу мне вечером сулил Майк, и какие вопросы я буду задавать Виктору, и особенно о том, что я скажу Антону. Приятного во всем этом было мало. Мысли ворочались еле-еле. А еще очень хотелось пить. И есть.

Время тянулось медленно, как пытка.

Территория музея словно вымерла. Интересно, что там делает Виктор? Знает ли он, что не все картины Бесчастного — подлинники? И где сейчас Ольга Николаевна?.. Что она сказала своим коллегам, когда ее привели в чувство? Пока я гадала об этом, Виктор вышел из калитки и направился к остановке. Я заметила его, только когда он подошел совсем близко.

— Все-таки ждешь? Странно. Я бы на твоем месте давно сбежал.

Я только криво усмехнулась в ответ. Машины у него не было, и мы пошли пешком. После всего пережитого, после потрясений и длительного ожидания на жаре голова у меня слегка кружилась, а ноги заплетались. К тому же кожа все еще продолжала сильно зудеть после героического броска в крапиву. Я еле тащилась по пыльной улице вслед за своим провожатым. Виктор заметил, что я отстаю, но вместо того, чтобы просто ждать, взял меня под руку и мягко повел. Вот если бы он сейчас решил отнять у меня Звезду — боюсь, сопротивляться я бы не смогла. Майк бы, наверное, так и сделал. И Антон. Но этот мужчина был другой…

Идти, к счастью, оказалось недалеко. Кафе, куда привел меня Виктор, называлось «Север» и в полном соответствии с названием обдавало посетителей леденящим ветром из старого кондиционера. При взгляде на меню и на блюда, которые нам принесли, стало ясно, что кафе в прошлом было самой заурядной столовой и своей сущности не изменило и поныне. Впрочем, чего еще ждать от Северо-Каменска…

— Что ты хочешь узнать, юная дочь Хаоса? — со вздохом спросил Виктор, ковыряя вилкой нарезку из огурцов. Есть он, похоже, совсем не хотел.

— Никакая я не дочь Хаоса, — фыркнула я. Под кондиционером мне стало лучше. Теперь надо бы постараться не простыть…

— Да?! На тебе клеймо Схарма. Ну это вот что такое, по-твоему?

И он указал на мою правую руку. Я глянула и обомлела: среди пятнышек от крапивных ожогов на коже запястья ясно выделялся свежий кровоподтек. И синяк этот имел форму глаза со Звездой Хаоса внутри.

— Какого лешего…

И тут я вспомнила. Меня же сюда скорпион укусил! Ай да тетушка! Пометка, значит…

— Я это получила против воли, — буркнула я. — С удовольствием избавлюсь при случае. Оно не означает, что я дочь Хаоса или еще там какая-нибудь его родственница. Я сама по себе.

— Ну-ну, — усмехнулся Виктор. — Так что ты хочешь знать?

— Если честно, то всю правду, — призналась я. — Но так не бывает… Ну хорошо, скажи мне тогда, что такое Звезда Хаоса на самом деле?

Виктор грустно улыбнулся.

— Ты начинаешь с того, чем надо бы заканчивать. Ну да ладно… Давай тогда договоримся так. Все, что я скажу, — правда, какой бы она ни показалась невероятной. Я могу о чем-то умалчивать, но я не лгу. Пойдет?

— За один вчерашний день я повидала столько невероятного, что уже ничему не удивляюсь, — сообщила я, придвигая к себе тарелку с горячим. — Рассказывай.

Кареглазый рыцарь вздохнул и заговорил. Да, не будь вчерашнего дня, я и впрямь решила бы, что он мне лапшу вешает на уши… Причем хорошо разваренную, длинную, перепутанную лапшу. Звезда Хаоса действительно была магическим амулетом, тут я не ошиблась. Очень сильным, очень древним, принадлежавшим некогда могущественному магу. Маг этот служил Хаосу — вроде моей тетушки, только он был гораздо ближе к самому Хаосу, чем здешние люди.

Где и при каких обстоятельствах он потерял Звезду — неизвестно, зато известно, что она несколько раз переходила из рук в руки, от магов Хаоса к их противникам и обратно.

— Хорошо, откуда взялась Звезда, я поняла. Но что она может?

— Что она может… — Виктор покачал головой. — Мы и сами до конца не знаем, что она может. Там, внутри, в красном камне, скрыта очень небольшая частица материи Хаоса… Она-то и делает амулет таким сильным. Звезда может накапливать Силу. Она вбирает любую Силу, даже самую слабую и рассеянную. Может долго сопротивляться воздействию этого мира — он ведь любую магию впитывает, как сухой песок воду. Амулеты здесь разряжаются очень быстро. Мне кажется, Звезда может разделять и перенаправлять потоки Силы, но для этого нужно обладать властью над магией Хаоса. Ну и уничтожить мы ее не можем как раз из-за этой малой частички Хаоса внутри. Никто не знает, как поведет себя эта материя, оказавшись на свободе.

Я зачарованно слушала Виктора. Со стороны, наверное, кажется, будто мы оба сумасшедшие. Нормальные люди таких разговоров не ведут… Слова «амулет» и «магия» в обычном разговоре звучали совершенно непривычно. Никто ведь не употребляет их всерьез. Их используют, говоря либо о кино и компьютерных играх, либо — об оккультизме. То есть либо вы развлекаетесь, либо чокнулись.

Но в нашем случае это означает лишь то, что ситуация неординарна. А в неординарной ситуации требуются неординарные решения. И бессмысленно спрашивать: «А чем докажешь, что это правда?»

— Погоди-погоди… Мы — это кто? Звезда — это же знак Хаоса, ты сам ему служишь!

— Нет, — Виктор рассмеялся. — Твой вывод неверен. Мы — это Орден Равновесия, организация, как ты можешь догадаться, с интересами, прямо противоположными интересам магов Хаоса.

У меня в мозгу ясно прозвучал голос тетушки Светы: «Мы же не такие глупцы, чтобы вести переговоры с мастером Ордена, держа все яйца в одной корзине…» А еще: «Знай, что главные наши враги служат Упорядоченному и его владыкам — Новым Богам». Так вот она о чем! Интересно, кстати, что это за боги такие… И есть ли боги у Хаоса?

— Орден Равновесия? Звучит как-то несовременно. Ну, был когда-то Мальтийский орден или там Тевтонский…

— Да будет тебе известно, оба этих рыцарских ордена существуют и поныне, — хмыкнул Виктор. Он все-таки соизволил притронуться к макаронам с котлетой и теперь увлеченно расчленял котлету на мелкие составляющие. — Так что с современностью мы дружим… Но ты права, наш Орден очень старый. И основан он был далеко отсюда…

— В другом мире…

Он удивленно взглянул на меня:

— Верно. А что тебе известно о других мирах?

— Что они существуют. Один, по крайней мере. Этот, как его… Аррет.

— Ого, — рыцарь посмотрел на меня с уважением. — Это тебе твоя тетя рассказала?

— Нет, я сама там побывала. Случайно. Вчера. — Я понимала, что роли поменялись и теперь я отвечаю на его вопросы, но остановиться не могла. Мне надо было с кем-то об этом поговорить. — Виктор, там… Там страшно. Я не хочу туда возвращаться. Там такие… такое… Ох.

Я бросила вилку и отвернулась. На глаза против воли набежали слезы. Да что с тобой, Галя, ты же сильная, уверенная, ты в таких переделках бывала… Ну?! Неужели сейчас не справишься?

Теплая ладонь накрыла мою руку. Виктор легко, ободряюще сжал мои пальцы.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, Галя. Я ведь вырос на Аррете.

— Я родился здесь, на Земле, и провел здесь часть детства. Поэтому так хорошо знаю этот мир, — Виктор говорил размеренно, успокаивающе. Он все так же легко сжимал мою ладонь, но одна небольшая деталь здорово портила эффект этого жеста — на безымянном пальце правой руки рыцарь носил обручальное кольцо. Эх… — Когда мне было десять, я провалился на Аррет, а назад вернуться сам не смог. Хорошо, что не погиб сразу. Прибился в городе к сапожной мастерской, выучил язык, обвыкся… Потом мастера Ордена заметили меня и взяли под опеку. Я вырос в школе Ордена, там познакомился со своей будущей женой, Марго. Она-то была местная. Вот… так я и остался в Ордене. Я не очень хороший маг, Галя. По меркам Аррета — так вообще не маг. У меня в Ордене немного другие функции. А Марго — маг очень хороший… только она пропала.

— Пропала?..

— Примерно год назад у нас была операция по зачистке одного района Мегаполиса от остатков схарматских частей… Хаосу, понимаешь ли, служат не только маги. Если надо — он и армиями может повелевать. Так вот, дело было большое, кровавое, и мы с ней потеряли друг друга из виду. А потом, когда я начал ее искать… в общем, все свидетели заявляли, что Марго провалилась сюда, на Землю. Была схватка… Мы искали ее на Земле, но не нашли никаких следов. Орден официально признал ее погибшей. Но я — нет…

— И ты ее нашел?

— Хотел бы я в это верить, — сухо сказал Виктор. Тут меня озарило — в голове словно внезапно сложились части рассыпанной картинки.

— Это на нее ты должен обменять Звезду? — медленно спросила я.

Пальцы на моей ладони сжались так, что я вскрикнула от боли.

— Что ты об этом знаешь? — тихо спросил он. — Кто ты такая на самом деле, Галя? Говори!..

— Знаю только то, что сказала… Отпусти, больно же!.. Вчера ты приходил к моей тете, и я случайно услышала ваш разговор. Не весь, только часть… Я поняла, что она тебя чем-то шантажирует, а вот чем — я не успела услышать. Сейчас догадалась.

— Слишком уж ты догадливая, — проворчал Виктор, убирая руку. — Что еще ты знаешь, а, юная дочь Хаоса? Ты-то сама кому служишь?

— Иди ты, — грубо ответила я.

Он провел ладонью по лицу. Только сейчас мне стало понятно, в каком он находится страшном напряжении. Ну, мне-то от этого не легче…

Виктор подумал, достал из кармана брюк бумажник, а из бумажника — фотографию. Фото было цветное, но поблекшее и измятое от долгого ношения. Южный городок: далекие горы, кипарисы, серые каменные домики под красными черепичными крышами. На переднем плане — летнее кафе, за столиком которого, обнявшись, сидели Виктор и смуглая женщина с гривой вьющихся черных волос. В волосы была кокетливо воткнута багровая роза. Женщина открыто улыбалась, а Виктор выглядел лет на десять моложе, чем сейчас.

— Смотри, — грустно сказал он. — Мы сфотографировались в Испании пять лет назад. Искали кое-что…

— Красивая женщина, — искренне сказала я, проигнорировав «тень города». Мне уже стало казаться, что лучше бы мне ничего этого не знать. Ни про миры, ни про магию… Что мне теперь с этим знанием делать, а? Как дальше жить? — Значит, тебе обещают вернуть ее в обмен за амулет?

Виктор молча убрал фото.

— Обещают, хотя в таком деле веры никому нет, — наконец ответил он. — Я приехал сюда один, как обещал. Я сделал все, как они хотели. Но выполнят ли они свои обещания? Я очень на это надеюсь, хотя для меня лучше было бы здесь умереть. Орден не простит мне пропажи амулета.

Официантка забрала пустые тарелки и принесла нам напитки, бросив на Виктора заинтересованный взгляд. Спиртное мы не заказали. После целого дня жары пить мог бы только человек с железной печенью и титановыми почками. Кафе предлагало квас — квас мы и взяли. Он оказался на удивление вкусным: кисловатый, слегка газированный и ледяной, как Антарктида.

— А зачем ты оставил амулет на картине? — спросила я. — Я его там нашла. Ведь не просто так ты его на раму повесил, верно?

Виктор ответил не сразу. По-моему, он не очень хотел отвечать.

— Скажем так, была причина. Орден присматривает за этим музеем, за картинами, хотя в последнее время мы его совсем забросили. Людей на все не хватает… Больше я об этом ничего сказать не могу.

Я допила квас и задумчиво сказала:

— Значит, вы ходите из мира в мир. Вы владеете магией, вы сражаетесь с Хаосом… Как-то фантастически звучит, тебе не кажется?

— Но все это соответствует действительности, — пожал плечами мастер Ордена. Мастер Ордена! С ума сойти. Рыцарь и верный муж. Вот где в самом деле-то фантастика…

— Но это какая-то не моя действительность, — я покачала головой. — Я хочу жить так, как раньше. Мне нравилась моя жизнь, честное слово. А теперь я по уши в проблемах и не знаю, что будет завтра.

Виктор вдруг улыбнулся кончиками губ и снова открыл бумажник. Достал оттуда белый картонный прямоугольник размером с визитку. Я бы решила, что это и есть визитка, если бы он не был девственно пуст. Впрочем, нет. С одной стороны в центре визитки был напечатан телефонный номер. Только номер, ни имени, ни названия организации.

— Вот, возьми, — Виктор протянул визитку мне. — Если вдруг надумаешь посоветоваться, звони в любое время. Я помогу, чем смогу.

Я взяла визитку, и в этот момент раздался писк мобильника. Не у меня — у Виктора. Он достал телефон — самую простую, «одноразовую» модель. По тому, как изменилось выражение его лица, я поняла, что разговор серьезный. И все же он не стал его от меня скрывать.

— Да, это я. Да, могу. Это ваше право… Хорошо. До встречи.

Он нажал отбой и посмотрел на меня словно из далекого далека:

— Они назначили время и место передачи. Сегодня в полночь у лабиринта. Галя, прошу тебя…

Я извлекла из кармана Звезду Хаоса и без колебаний отдала ему.

После того как Виктор ушел, я еще некоторое время провела в кафе «Север». Рыцарь расплатился, официантка убрала посуду, а я все сидела в глубокой задумчивости. Меня раздирали двойственные чувства. С одной стороны, я была уверена, что поступила правильно, отдав Виктору амулет. С другой — весь мой жизненный опыт криком кричал, что верить нельзя никому, что я упустила свою выгоду, глупо, непростительно, из-за каких-то дурацких чувств. Но я поверила Виктору. То ли потому, что он мне нравился как мужчина, то ли потому, что я никогда не встречала людей, похожих на него. Чувствовался в нем внутренний стержень, какая-то глубинная порядочность, надежность. Ну точно — рыцарь. Паладин. Для обычных людей, вроде меня, жизненные принципы были всего лишь правилами, которые можно было нарушить в любой момент, когда это выгодно. Настоящим другом и возлюбленным для каждого из нас была выгода, и никто не видел в этом ничего дурного — ведь все так живут.

Теперь я встретила человека, который жил по-другому, и жил не в кино, не в книге, а в реальности. Пожалуй, это поразило меня не меньше магии. Правда, если подумать, то получалось, будто Виктор вроде бы предал свой Орден ради женщины… но я была уверена, что это неправда. Он не смог бы так поступить. Просто он о чем-то умолчал, ведь я для него «дочь Хаоса»…

Я усмехнулась, подхватила рюкзачок и направилась к выходу. Если бы мне еще вчера сказали, что я так поверю мужчине, я бы только рассмеялась. Нет, точно добром это все не кончится…

Возле выхода из кафе торчала рекламная стойка-вертушка с воткнутыми в «кармашки» флаерами и визитками местных фирм. Я остановилась и покрутила ее. Мой взгляд остановился на пестром флаере, рекламирующем «Художественный салон Пектораль». Вот интересно, а владельцы салона знают, что такое пектораль? Или просто слово красивое? Я взяла флаер и посмотрела адрес. Недалеко. Это хорошо, загляну, пока не закрылись. Наверняка в этом заведении знают всех более-менее талантливых живописцев города — а среди них точно будет тот, кого я ищу.

Звонить Майку мне не хотелось. Он сразу же заинтересуется: «А зачем тебе художники?» Майку, в отличие от Виктора, я не верила ни на грош, хотя обаяния у него было больше. Но не буди лихо, пока оно тихо… Я вскинула рюкзачок на плечо и вышла в вечернее, слегка пахнущее дымом пекло.

Салон «Пектораль» располагался на углу улиц Мира и Металлургов. Почти в каждом уральском городе есть улица Металлургов. Металлургические заводы здесь — примета региона, как угольные терриконы в Кузбассе или нефтяные вышки в Тюмени… Салон занимал небольшое помещение в цокольном этаже старого дома. Я спустилась к дверям по разбитой бетонной лестнице. Внутри царила пыльная полутьма, полная теней и вещей. Художественный салон был так забит товарами, что прохода между ними почти не осталось. Картины, статуэтки, гобелены, каменные поделки (куда же на Урале без этого), вышивки, вязаные половички, глиняные свистульки… Единственное, чего здесь не продавали, так это пекторалей.

Легче было найти иголку в стогу сена, чем вещь работы нужного мастера в этом магазинчике. Ауры наслаивались и перекрывались, смешивались и слабели. Похоже, одну половину товаров привезли из Китая, а другую произвели те местные жители, кому было не лень. Придется разговаривать с продавцом, иначе никак…

— Вы что-то хотели? — Из-за вышитых занавесок выглянула дама средних лет, похожая на тщательно накрашенную кобру. Торговым работником от нее веяло за версту.

— Наверное, картину, — задумчиво сказала я. — Я здесь проездом. Хочу купить что-нибудь на память о вашем городе. Что у вас есть такое, типично местное? А то купишь сувенир — а потом смотришь, такие в каждом ларьке лежат…

Дама надменно пожала плечами:

— Ну вот, пейзажи есть, это наш художник Широбоков. Очень красивые! Вот абстракции, это мальчик один из художественного училища рисует… Вот еще натюрморты, под голландцев, тоже здешнего художника…

Я покачала головой. Все это не то… И тут мой взгляд упал на столик, на котором стоял маленький кассовый аппарат и были в беспорядке разложены накладные, счета и канцелярские мелочи — продавщица явно только что разбиралась с магазинной бухгалтерией. На этом же столике стоял стаканчик для карандашей — и я буду не я, если его не сделала та же рука, что и скорпиона, и копию картины «Хаос» в краеведческом музее. Я схватила стаканчик — он был очень аккуратно сплетен из проволоки в разноцветной изоляции. Крошечные петельки лежали ровными рядами, образуя ажурный узор, сочетающийся с узором на изоляции. Впечатление создавалось такое, будто стаканчик сплетен из темной паутины, на которой сидят крошечные пестрые паучки. Только человек, имеющий хорошее художественное воображение, мог сделать такую вещицу.

— Извините, но это не продается! — возмутилась крашеная кобра у меня за спиной. — Поставьте на место!

— Простите, — смущенно пробормотала я, возвращая стаканчик на место. Отпечаток личности мастера на нем был в точности тот же, что и на копии «Хаоса»: характерный, слабый, словно выцветший. — Никогда не видела, чтобы из проволоки делали такую красоту. У вас в магазине ничего подобного нет?

Дама поджала губы и покачала головой.

— Ну, а еще что-нибудь необычное? Не для всех? Надоели, знаете, стандартные сувениры…

Продавщица пожевала губами, потом спросила:

— А вы когда уезжаете? Сегодня?

— Нет, пробуду здесь еще пару дней.

— Тогда я дам вам телефон человека, который сможет под заказ привезти вам то, что вы хотите. Вот этот стаканчик, например, он подарил. У него выход есть на здешних неформальных художников. Сейчас…

Она порылась в столе и извлекла визитку, грязновато отпечатанную на плотной бумаге. На ней значилось имя: Михаил — и номер телефона. Номер показался мне знакомым. Выйдя из «Пекторали», я достала мобильник и сравнила с ним номера, записанные в контактах. Это был номер Майка.

Я вернулась к тому, от чего хотела уйти. А я очень не люблю возвращаться… Даже когда этого требует дело. Возвращаться — значит повторяться, проходить заново то, что уже пройдено. Терять время… Но сейчас мне пришлось вернуться.

Я снова спустилась по крошащимся ступенькам в «Пектораль». Продавщица, увидев меня, вопросительно вздернула брови: мол, еще чего надо?

— П-простите, — я сделала вид, что ужасно смущена. — Вы сказали, что здесь в городе есть художественное училище?

— Ну да, — раздраженно ответила дама. — А при нем — выставочный зал. Если хотите, сходите еще и туда.

— Правда? — я обрадовалась вполне искренне. — А где они находятся?

С тяжелым вздохом («Вам здесь не справочное бюро, девушка!») продавщица поднялась, взяла со стола листок и быстро что-то начертила на нем.

— Вот, смотрите… Пройдете до конца Металлургов, повернете налево, через два квартала — еще раз налево, потом дойдете до магазина «Птица», и там за углом будет училище и выставочный зал. Сразу увидите. Да это не так далеко, я вам объясняю дольше… Минут за десять-пятнадцать дойдете.

Я забрала бумажку и торопливо потрусила по улице Металлургов вниз. Надеюсь, больше мне не придется возвращаться. Но время уже приближалось к пяти часам вечера, и опасность оказаться перед запертыми дверями выставочного зала с каждой минутой становилась все реальнее.

Продавщица оказалась права. Спустя десять минут я стояла перед стеклянной витриной выставочного зала, на пыльной поверхности которой еще сохранились надписи явно тридцатилетней давности: «Выс…о…ны… зал. Кар…ны. Аквар… При…ла…ное искус…во». Я подивилась тому, что слово «искусство» сохранилось лучше других. Видимо, самое прочное. Достала из рюкзачка расческу, пригладила волосы, глядя в витрину, как в зеркало, и толкнула стеклянную дверь. О чудо! Она оказалась открыта.

Внутри выставочный зал тоже сохранил атмосферу прежних лет, когда еще не знали отделочных пластиковых панелей и натяжных потолков. Старый каменный пол, старые витрины, в которых лежала какая-то бижутерия из поделочных камней, и картины на стенах. Картины, кстати, старыми не выглядели.

— Девушка, мы закрываемся, — мне навстречу вышла пожилая женщина в рабочем халате с бейджем на груди. На бейдже значилось «Смотритель».

Пришлось применить ту же тактику, что и в «Пекторали».

— Я в вашем городе проездом, завтра уже меня здесь не будет, а так хотелось посмотреть ваших художников. Понимаете, я искусствовед, работаю на сеть художественных салонов. Мы заинтересованы в новых именах…

Суровая смотрительница заколебалась.

— Но касса уже закрыта…

— Хотите, я оставлю деньги, внесете их завтра? Да я ненадолго — пройдусь по залам, посмотрю уровень работ, вдруг что-то понравится…

Наконец смотрительница сдалась.

— Заходите. У вас есть десять минут…

Я едва ее не расцеловала. Ну, если повезет, завтра мне будет что предъявить Антону… Я стремительно прошла через выставочный зал — точнее, залы, потому что их оказалось несколько. Полотен было выставлено не так уж много, и все они продавались.

— У нас часто бывают тематические экспозиции, — словно извиняясь за скудость обстановки, пояснила смотрительница. — Но сейчас пока постоянные экспонаты…

— А художники местные?

— Да, все здешние, в основном преподаватели из училища и из художественной школы. Летом выезжают на пленэр, в Приполярье, там очень красиво… у нас и фотовыставки бывают, кстати, и ювелирные…

Я добралась до последнего зала, но «моего» художника так и не встретила, хотя имена авторов под картинами повторялись редко. К чести местного училища, почти все полотна оказались вполне достойными по замыслу и техническому исполнению. Одного художника я даже запомнила — взгляд на мир у него был настолько оригинален, что я с удовольствием забрала бы несколько его работ с собой в Екатеринбург. Антон пристроил бы.

— А есть у вас художники, кто здесь не выставляется? Не продает свои картины, не общается с коллегами?

Смотрительница задумалась. Кажется, мой образ «столичного агента» вполне сработал, несмотря на вытянутую футболку, короткие шорты и раздраженную крапивой кожу.

— Разве что пенсионеры, у кого здоровье уже не то… Те, кто уехал, не в счет… Тимофей Кочуров разве что… У нас одна работа его есть, хотите взглянуть?

— Хочу, — сказала я, чувствуя, как внутри меня словно струна натянулась.

— В подсобке она, — пробормотала смотрительница, извлекая из кармана связку ключей. — Он нам ее сдал три года назад… никак не пристроим, убрали пока…

Она отперла узкую дверь какого-то служебного помещения и вскоре вынесла мне небольшое полотно, оформленное в самый простой багет. Я взяла картину в руки, стараясь сдержать дрожь. Да, это, без сомнения, был мой мастер. Тот самый, чьи следы я второй день то и дело встречаю в Северо-Каменске. Только его отпечаток на этом полотне разительно отличался от того, что я час назад сняла со стаканчика для карандашей, — свежая, сильная, хотя и не слишком приятная для восприятия аура. Да уж, личностью художник Кочуров был весьма противоречивой…

Манера письма у него примечательная: гладкая, тонкая, точная. Кочуров крайне внимательно относился к деталям. Сейчас такой стиль не в моде, но этот художник, похоже, плевать хотел на моду. Он писал так, как считал правильным. Но, кажется, я поняла, почему выставочному залу так и не удалось продать полотно: вряд ли кто-то захотел бы иметь в своей гостиной детальное изображение алкогольного делирия.

— Пил он, — с жалостью пояснила смотрительница, словно угадав мои мысли. — Запойно пил. А ведь какой был парень талантливый… Какие копии делал — от оригинала не отличить… И по металлу умел работать, и по дереву. Скольких людей уже пьянка сгубила, не сосчитаешь…

— А как с ним можно связаться? — перебила я ее.

— Как связаться-то? — удивленно переспросила старушка. — А я разве не сказала? Он ведь пропал без вести. Два года назад пропал — так и не нашли. Квартира у него сгорела… Да ее уж давно продали…