Майк высадил меня возле дома и умчался на мягко ворчащем Вжике в ночной полусумрак. Прохладный ветер немного привел меня в чувство — я, по крайней мере, обрела способность соображать. Хотя есть хотелось просто невыносимо… Я подошла к калитке, толкнула ее — и только тогда вспомнила о собаке. Роки. Родной братец Хонга из лабиринта. У него еще будка размером с дачный домик. Ну, Майк! Мужчина называется! Бросил меня здесь одну… Я, правда, не думала, что он сделал это нарочно. Скорее всего, после нашего с ним путешествия он просто-напросто забыл о сторожевом псе. В голове у Майка, как я уже успела убедиться, иногда дул ветер прямо-таки ураганной силы. Но это моего братца ничуть не извиняло… А если меня заживо съедят на крыльце его собственного дома?

Я глянула в мобильник — время уже перевалило за полночь. Ночи здесь, на севере, были светлые, и в городе даже не зажигали фонарей. Однако все равно над землей сгустились синие плотные сумерки, одинаково хорошо крадущие и тени, и свет. Интересно, они сегодня все-таки выпустили собаку? Калитка отворилась легко. В саду сумрак казался плотнее, чем на открытом месте. Я осторожно вошла, стараясь не отходить от калитки далеко, — но никто не бросился на меня из кустов. Однако долго ждать тоже не хотелось. Я не была знакома с Роки близко, но почему-то совсем не жаждала этого знакомства.

Убедившись, что никто пока не собирается меня загрызть, я запрыгала на цыпочках по выложенной плиткой дорожке. Почти сразу в кустах кто-то яростно заворочался. Я взвизгнула и в два прыжка очутилась на крыльце. Входная бронированная дверь, на мое счастье, не была заперта. Я рванула ее на себя, едва не вывихнув руку, и ввалилась в холл. Дверь по инерции захлопнулась, поддав мне по мягкому месту, а в следующую секунду снаружи в нее что-то мягко ударило. Я отскочила. Удар не повторился. Бочком я приблизилась к окну и выглянула: на крыльце громоздилась черная туша величиной с теленка. Туша почуяла, что на нее смотрят, и повернулась в мою сторону. В густых сумерках мне удалось разглядеть маленькие злобные глазки, светящиеся алым.

В доме стояла тишина. Если кто и слышал, как я ввалилась, то не подал вида. На ослабевших ногах я двинулась по коридору, едва освещенному настенными лампами, но перепутала направление и зашла не в то крыло. Я поняла это, обнаружив в конце коридора вместо кухни комнату с дверями из узорчатого стекла. Внутри было полутемно, мерцал только экран телевизора. Или монитор — в сумрак коридора падал колеблющийся голубоватый отсвет.

Я уже собралась повернуть обратно, когда услышала голоса. В комнате кто-то негромко разговаривал. Один голос принадлежал Светлане Аркадьевне, второй — какому-то мужчине. И беседовали они, судя по тону, отнюдь не на романтические темы. В других обстоятельствах я, может, и не стала бы подслушивать чужой разговор, однако первая же случайно услышанная фраза буквально пригвоздила меня к месту.

— Мне нужно убедиться, что она у вас. Что она жива.

Кто это — она?!

— А мне нужно убедиться, что вы привезли то, что мы просили.

Тетя Света отвечала с ленцой, как будто заранее зная, что собеседник в ее власти. А голос мужчины почему-то показался мне знакомым. Говорил он с легким акцентом, похожим на прибалтийский.

— Я привез. Но этого… этого нет сейчас со мной.

— Ну и вашей супруги у нас сейчас нет. Мы же не такие глупцы, чтобы вести переговоры с мастером Ордена, держа все яйца в одной корзине. Я могу показать вам видео. Мы сняли вашу супругу на камеру.

— Видео можно подделать.

— Да бросьте… — Светлана Аркадьевна встала и прошлась по комнате.

Я невольно затаила дыхание. Через приоткрытую дверь мне был виден край стеллажа, плотно забитого книгами, и коричневый бок роскошного кожаного кресла. Здравый смысл тем временем надрывался, призывая меня немедленно бежать. Еще ненароком узнаешь тайны, которых лучше не знать! Но любопытство пересиливало. Речь шла о шантаже, причем с участием какой-то женщины, не то похищенной, не то скрывающейся. Я подумала и решила, что, раз уж я тут живу, нелишне будет узнать, чем на самом деле промышляют мои дорогие родственники. А то мало ли что… Я сама не ангел, но моя тетушка, как я уже убедилась, ангел еще в меньшей степени, чем я. Здравый смысл согласился и умолк.

— У нас даже в судах учитывают сведения, снятые на камеру, а вы сомневаетесь… Подделывать видео дорого и долго, да и зачем? Ваша жена у нас. Смотрите.

Включилась запись, но звук был такой, что я ничего не разобрала. Только женский голос, взволнованно говоривший на каком-то иностранном языке. Язык я тоже опознать не сумела. И не английский, и не немецкий… Может, нидерландский какой-нибудь? Ну и жена у этого товарища!

— Это она, — хрипло сказал мужчина, и в его голосе прозвучала неподдельная боль.

— Значит, вы готовы произвести обмен?

Повисла тишина. Потом в тишине резко прозвучали шаги — кто-то шел к двери. Я заметалась. В нише стояла огромная расписная ваза с торчащими из нее сухоцветами. Я скорчилась в ее тени. Будь коридор освещен, меня точно бы заметили, но сейчас Светлана Аркадьевна только мельком выглянула наружу и плотно закрыла дверь. Окончания разговора я не услышала.

Вот тебе и милые родственники… Вот тебе и бизнес… Однако меня-то они охотно пустили в свой дом. С чего бы это? Такие люди обычно не склонны к альтруизму…

Покачиваясь под грузом впечатлений, я вернулась обратно в холл, свернула в другой коридор и наконец отыскала кухню, а рядом — отведенную мне комнату. В ней все оставалось так, как было. Я рухнула на кровать и некоторое время лежала, стараясь привести мысли в порядок. Мысли упрямо разбегались. Нет, не так я представляла себе первый день в Северо-Каменске. Совсем не так…

Наконец голод заставил меня подняться. Уснуть в таком состоянии все равно бы не вышло. Я прокралась в кухню и зажгла свет. Электронные часы на огромном, как небоскреб, холодильнике показывали первый час ночи. Кухарка Алена, наверное, уже видит десятый сон, так что придется, как днем, таскать куски. Я отыскала на забитых снедью полках холодильника вареную колбасу, сыр и помидоры, в хлебнице — нарезанный батон, а в электрочайнике — не совсем остывшую воду. Отлично.

Кухня в «капитанском доме» была просторная, как бальная зала, и отличалась обилием дверей. Кроме входной были еще две. Одна деревянная, узкая, вероятно, вела в каморку к кухарке. Вторая, внушительная сейф-дверь — на улицу. Очень удобно: прислуга приходит и уходит, не попадаясь на глаза хозяевам. Я почему-то ощутила раздражение. Никогда не жила в домах с прислугой и не хотела бы жить… На стене, ближе к двери, висела доска для записей с привязанным к ней фломастером. На доске значилось: «завтра куплю».

Едва я отвлеклась, предавшись расшифровке надписи и уничтожению бутерброда, как реальность решительно вернула меня обратно. В глубине дома гулко хлопнула входная дверь. Наверное, вышел давешний посетитель тетушки, которого она с таким удовольствием шантажировала…

Вышел? Из дома?!

Я метнулась к окну. В саду явно что-то происходило. Кусты трещали. В плотном сумраке белой ночи я разглядела два скачущих друг за другом пятна: светлое и темное. Темным, скорее всего, был Роки. Похоже, тетя Света забыла предупредить своего гостя о собаке. Ай-яй-яй, до чего невежливо… Я подскочила к сейф-двери, повернула ручку и навалилась на дверь. Бронированная плита медленно отворилась наружу.

— Сюда! Скорее! — крикнула я в темноту.

Через секунду на крыльцо вскочил растрепанный человек, втолкнул меня в кухню и захлопнул за собой дверь. Через секунду что-то тяжелое обрушилось на деревянное крыльцо — даже здесь было слышно, как застонали доски. А потом в дверь негромко, но внушительно поскреблись.

Бедный Роки, опять остался ни с чем…

Я присмотрелась к мужчине, который привалился к стене и тяжело дышал, и ухватилась за стол, чтобы не упасть. Это был тот самый человек с ореховыми глазами, пассажир, которому я так по-дурацки свалилась под ноги в вагоне. С кем я столкнулась в дверях краеведческого музея. Тот самый, с подвеской в виде Звезды Хаоса. Только сейчас у него на шее не было никакой подвески.

Да, тесен ты, город Северо-Каменск… Мужчина тоже взглянул на меня внимательнее и узнал.

— А вы-то что здесь делаете?! — изумился он.

— Живу, — мрачно ответила я. — Это дом моих родственников.

— А, — он кивнул. — Что ж… Мир и впрямь тесен. У вас есть чем отвлечь собаку? Ваша родственница забыла ее привязать.

— Разве что колбаса, — я пожала плечами. — Но не знаю, сможет ли она отвлечь Роки. Правда, я с ним не очень хорошо знакома.

— Вы здесь живете и не знаете, что это за собака?

— Я здесь живу с сегодняшнего утра. Вообще-то я не местная, приехала по делу и вот… остановилась у родни.

Тут он посмотрел на меня внимательнее, словно я сообщила невесть какую важную новость.

— И по какому это делу вы сюда приехали?

— А вот это уже вас не касается!

Я разозлилась. Даже спасибо не сказал за то, что я его впустила! А ведь если бы не я, стал бы он сейчас для Роки поздним ужином. Мужчина хотел что-то ответить — наверное, язвительное, но сдержался. Отпустил дверную ручку и сел на табурет, устало сгорбившись.

— Простите, — сказал он, не глядя на меня. — У меня был сегодня тяжелый день… И потом, не в обиду вам, но в этом городе никому нельзя доверять. Особенно — в этом доме.

У меня тоже был сегодня тяжелый день. Пожалуй, один из самых тяжелых в жизни, но это не помешало мне внезапно испытать острый укол жалости к незнакомцу. Видно было, что он очень устал. Лицо бледное, под глазами круги, коротко стриженные волосы слиплись от пота. На щеке алела царапина — наверное, напоролся на ветку, когда бегал по саду. Белая рубашка выбилась из-под ремня и была испачкана травой и землей. Похоже, Роки успел его уронить…

— Вам надо отдохнуть, — сказала я. — А потом мы попросим Светлану Аркадьевну что-нибудь сделать с Роки.

— Не очень бы мне хотелось снова общаться с вашей родственницей… кстати, кем она вам приходится?

— Тетей. А меня зовут Галя, — я сделала шутливый книксен и протянула ему целый бутерброд. — Хотите?

— Нет, спасибо… Очень приятно познакомиться, Галя. А я Виктор, Виктор Михель. Видите ли, я тоже приезжий, как и вы… Все-таки давайте я попробую отвлечь этого ужасного пса колбасой. Мне очень хочется домой, а к вашей тете лучше не обращаться. Не обижайтесь…

— Если честно, я не общалась с тетушкой пятнадцать лет, с самого детства. Случайно так вышло, что мне понадобилось приехать в Северо-Каменск. Так что я ее практически не знаю.

Я еще раз посмотрела на своего собеседника, и следующий вопрос сорвался с языка сам собой:

— А где ваша подвеска? Та, с красным камнем? Я ее в поезде видела.

— В надежном месте, — сухо ответил Виктор. У меня немедленно сложилось впечатление, что я своим вопросом что-то очень сильно испортила. Впечатление о себе — точно. Но никак не могла понять почему.

В эту минуту в коридоре послышались мягкие шаги.

— Спрячьтесь. — Виктор быстро затолкал меня в каморку к кухарке, я даже возразить не успела. Но, вспомнив, о каких предметах этот Виктор беседовал со Светланой Аркадьевной, я мысленно с ним согласилась. Действительно, лучше бы тетушке не знать о нашем с ним знакомстве. В каморке было темно, пахло чистым бельем, а из глубины доносилось безмятежное похрапывание. Глухим людям никакой шум не мешает…

Скрипнула дверь кухни, и послышался безмятежный голос тети Светы:

— Виктор?.. Ах, вот вы где. Простите, я забыла предупредить вас насчет собаки. Вы не пострадали?

— Можно считать, что нет, — ответил Виктор Михель, владелец подвески в виде Звезды Хаоса и приезжий. — Мне пришлось побегать по саду, но потом я увидел эту дверь — к счастью, она не была заперта.

— К счастью для вас, — согласилась Светлана Аркадьевна. — Но кухарке я завтра сделаю выговор, это ее обязанность — запираться на ночь. В общем, ничего страшного не случилось бы, если бы Роки вас догнал — у него приказ не трогать, только задерживать. Но все равно извините… А теперь пойдемте, я провожу вас на улицу.

Они вышли, погасив свет. Я готова была поспорить, что тетя Света нарочно не сказала своему гостю о собаке. Хотела, наверное, насладиться зрелищем Виктора, придавленного к земле могучей лапой Роки. Унижения хотела. Не вышло.

И все-таки случайно ли Майк не проводил меня до дверей и уехал?..

От этой мысли стало совсем нехорошо. Я тихонько выбралась из каморки, ощупью прокралась к себе и села на кровать. Сжевала в темноте оставшиеся бутерброды, думая о том, что можно сделать для кухарки Алены — это по моей вине ей завтра влетит. Еще я вспоминала весь сегодняшний день, день поистине безумный. Думала о своей работе, об Антоне, о пропавшем «Хаосе», о другом мире, который я предпочла бы никогда в жизни не видеть, о странных и страшных людях и недолюдях.

И мне было плохо.

Тетя Света вскоре вернулась и осмотрела кухню еще раз. Потом все стихло. Я умылась, залезла под одеяло и мгновенно заснула.

В десять меня разбудил телефонный звонок. Я с трудом оторвала голову от подушки. Солнце стояло уже высоко и сквозь прозрачные занавески лизало горячим языком деревянный пол комнаты, кровать и мои пятки. Было жарко. Телефон звонил и звонил, словно в истерике. Я взяла трубку. Антон.

— Антон, ты что?..

— Галка! Ты почему не отвечаешь? — голос у него был взволнованный.

— Сплю…

— Да?! Ты что, уже нашла картину? Ты должна с утра по городу бегать, а не валяться в постели! Я звонил Ольге, она ждет тебя в музее. Посмотрите с ней вместе все еще раз.

— Послушай, Антош. — Я села на кровати. Не скажу, что я проснулась совсем, но достаточно, чтобы разозлиться. — Ты меня сюда отправил зачем? Только для экспертизы. Ни о каких поисках изначально речи не шло. Я свою задачу выполнила, так?

— Галк, ты что, не поняла, о чем я тебе вчера говорил? — тихо сказал Антон. Голос у него был такой усталый и больной, что я испугалась. — Никто же не думал, что в музее висит копия. Ты поехала засвидетельствовать подлинность просто для очистки совести, для уверенности. Но заказчик, он… не собирается отказываться от заказа. Я сегодня звонил ему, предложил вернуть деньги — меня даже слушать не стали. Он из тех людей, для которых нет ничего невозможного, понимаешь? Полотно нужно достать, иначе у нас с тобой будут серьезные неприятности. Очень серьезные, понимаешь? Ко мне с утра уже приходили ребята от заказчика… Крайний срок — послезавтра.

— Антош, почему все так серьезно-то?..

— Все, позвоню через два часа.

И он нажал отбой. Я в полном недоумении отложила телефон. Ну и дела… Значит, мне все-таки придется играть в сыщика. И кому, интересно, и зачем так сильно понадобился Порфирий Бесчастный, который сто лет никому не был нужен? При этой мысли на меня словно холодным ветром дунуло. После того, что случилось со мной вчера, я готова была поверить в любые чудеса. Даже в то, что картины Бесчастного вдруг обрели волшебную силу. Где гарантия, что они не понадобились ребятам вроде тех, которые накануне едва меня не прирезали? Я работаю с Антоном уже не первый год, всякое случалось, но еще ни разу я не припомню, чтобы мой легкомысленный партнер был так напуган!

Хорошо, сказала я себе, от того, что я еще раз съезжу в музей и поговорю с Ольгой Николаевной, хуже не будет. Отдохнувшей я себя не чувствовала, вчерашние приключения тяжким грузом давили мне на память. Голова была тяжелая. Казалось, что вчера я не то весь день смотрела кровавые триллеры, не то кого-то сама убила.

Зато на кухне я наконец-то лично познакомилась с кухаркой Аленой. Это была женщина лет сорока, низенькая, худенькая и глухая, как тетерев. Алена не говорила — только невнятно мычала, но хорошо понимала жесты и считывала артикуляцию. Общалась она при помощи той самой доски с фломастером, которую я заметила вчера. Алена накормила меня сырниками с малиновым вареньем, виновато улыбаясь (хотя виноватой чувствовала себя я). Светлана Аркадьевна заглянула в кухню, поздоровалась со мной, но Алене ничего не сказала. Впрочем, даже если бы сказала — вряд ли была бы услышана… Я немного напряглась: не догадалась ли тетушка о моем знакомстве с Виктором? Но она не показала вида. Спросила только, понравился ли мне дом.

— Очень, — сказала я, пожалуй, лишь слегка покривив душой. Если бы не Роки и не странные занятия хозяев, здесь можно было бы открывать курорт.

— У нас еще и вай-фай есть, если ты не знаешь, — сообщила она. — Можешь пользоваться.

Вай-фай! Вот это кстати! Тетушка направилась к двери, но внезапно обернулась.

— Галя, я попрошу тебя зайти сейчас ко мне, — сказала она спокойно, и я внутренне похолодела. — Пока ты никуда не ушла, я хочу с тобой поговорить. Это важно.

На негнущихся ногах я поднялась вслед за ней на второй этаж. Интересно, о чем она хочет со мной поговорить? О моей работе? О Викторе? О путешествии через лабиринт? Последнее казалось мне не совсем реальным, но я не знала, чем еще объяснить произошедшее — так же, как и поверхностную, затянувшуюся царапину на шее, которую я обнаружила, когда умывалась.

Светлана Аркадьевна привела меня в кабинет — тот самый рабочий кабинет, заваленный папками, где я уже была вчера утром. Все те же стеллажи, копии картин на стенах, обстановка скромного офиса. Только сейчас она почему-то не располагала к работе. Она располагала к тому, чтобы как можно скорее отсюда уйти.

— Садись, — она указала на офисный стул напротив своего стола. Я покорно села. — Я знаю, Галя, что ты в своем роде талант, — начала тетушка, облокотившись о стол. — Ты такая молодая, а уже эксперт-искусствовед. Это ведь так?

— Так, — осторожно подтвердила я. И сколько ей обо мне известно?..

— Тогда что ты скажешь вот об этом… как эксперт?

Светлана Аркадьевна открыла ящик стола и выложила оттуда странный предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся металлическим членистоногим, не то пауком, не то скорпионом размером с ладонь. На блестящей спинке было выбито знакомое клеймо. Стилизованное изображение глаза и Звезда Хаоса в нем. Ну конечно.

Я почувствовала себя как во сне, когда хочешь убежать от чего-то страшного и не можешь. Взглянула на тетушку — она была невозмутима, как ледяная глыба.

— Это, — я потрогала миниатюрного монстра, — не произведение искусства. Однозначно. Не знаю, что это: игрушка, оружие, прибор… но, судя по всему, сделан он с практической целью. Но сделан красиво, мастер наверняка человек с художественным образованием. Смотрите, какие плавные линии у панциря. А лапки какие изящные!

— А кто его сделал? И где?

— Этого я сказать не могу, — я пожала плечами. — Мастер оставил довольно слабый след на нем… А вот это клеймо в вашем городе мне уже не в первый раз попадается на глаза.

Тетушка кивнула, довольно улыбнулась и подтолкнула скорпиона пальцем, одновременно что-то шепнув. Железяка ожила. Расправила тонкие лапки, качнула угрожающе задранным хвостом и поползла к краю стола. Я невольно отодвинулась. Скорпион внимательно обследовал столешницу и, не обнаружив ничего интересного ни в стопке бумаг, ни в закрытом ноутбуке, вернулся на прежнее место и снова замер, подобрав лапки. Видела я, конечно, электронные игрушки в виде крабиков, которые бегают по полу, опрокидываются и сами поднимаются. Но эта штука вела себя как живая… или как очень, очень сложный робот. Он на самом деле обследовал стол. Не просто ползал.

— Возьми его, — велела Светлана Аркадьевна.

Я двумя пальцами приподняла скорпиона. Тяжелый… Внезапно он ожил в моей руке, извернулся и сильно ударил по внутренней стороне запястья своим изогнутым хвостом. Я швырнула его обратно на стол. По запястью растекалась тупая боль.

— Вы с ума сошли, что ли?..

— Ничего страшного, — невозмутимо отозвалась тетушка. — Во-первых, тебе наука — не хватай то, что подозрительно выглядит. Во-вторых, никакого вреда скорп тебе не причинил. Так, слегка пометил…

— Ничего себе пометка, — буркнула я, разглядывая руку. Место укуса покраснело и заметно припухло.

— Это скоро пройдет, — утешила Светлана Аркадьевна.

Она снова тихонько коснулась гладкой металлической спинки и прошептала одно-единственное слово. После чего спокойно убрала скорпиона в ящик. Я как зачарованная наблюдала за этим спектаклем.

— Что теперь скажешь? — обратилась тетушка ко мне. Я подумала, что сейчас она похожа на королеву — очень красивую и жестокую. По крайней мере, только человек, обладающий властью, взялся бы так откровенно играть с собеседником.

Не люблю, когда со мной играют.

— Очень похоже на робота, но не робот, — заметила я. — Но вы ведь не зря подсунули мне этого… эту штуку. Вы, наверное, уже знаете от Майка, где мы с ним вчера побывали.

На миг мне показалось, что вчерашние чудеса в лабиринте мне только привиделись и я намекаю на собственную галлюцинацию… и что Светлана Аркадьевна сейчас скажет: «О чем ты, Галя, где это вы побывали? Ничего об этом не знаю». Но тетушка выжидающе молчала. Когда молчание стало невыносимым, я закончила свою мысль:

— Так вот, Майк вчера так и не объяснил мне, что происходит и при чем здесь вы с ним. И я тоже.

— Не успел, — спокойно сказала Светлана Аркадьевна. — Что ж, зато я могу тебе все объяснить… Но при одном условии. К сожалению, только в кино бывает так, что информация достается герою даром. Тебе же придется вначале сделать выбор.

Она перегнулась через стол:

— Я не зря сказала, что ты, Галя, в своем роде талант. И вчера ты подтвердила это, пройдя путем, которым никто, кроме Майка, ходить не умеет. Видимо, это наследственная особенность, вы же с ним довольно близкие родственники… Я подозревала, что это так. И это я попросила его сводить тебя в лабиринт. К сожалению, он очень неосмотрительно позволил тебе пройти до конца и увидеть то, чего ты не должна была видеть без подготовки. Поэтому я предлагаю тебе выбор задним числом, Галя. Я объясняю тебе, что происходит, и отвечаю на все твои вопросы, но ты остаешься с нами и работаешь на нас. У тебя есть талант, который здесь пригодится и будет очень, очень хорошо оплачиваться…

— То есть ходить, как вчера сказал Майк?

— Именно. Выполнять поручения. Возможно, ездить в разные страны, разные города — ведь лабиринт не единственное на свете место, где возможен переход…

— А если я не хочу?

Светлана Аркадьевна замолчала, поглаживая кончиками пальцев крышку ноутбука, словно в глубокой задумчивости.

— Это второй вариант, Галя. И он существует исключительно для тебя, потому что ты моя родственница. Для всех остальных альтернативой была бы только смерть. Но поскольку мы родственники… и, я надеюсь, ты человек достаточно взрослый и знаешь, о чем можно говорить, а о чем нет… в общем, если ты отказываешься работать с нами, ты сейчас же — повторяю, сейчас же — собираешь вещи и уезжаешь из города на первом же автобусе. Естественно, никаких ответов на вопросы. Но любая информация об Аррете, всплывшая за пределами Северо-Каменска, будет автоматически указывать на тебя… а мы знаем, где ты живешь. И тогда выбора не будет уже у нас. Ты понимаешь, о чем я?

Я с трудом кивнула. Еще бы. Когда тебе прямым текстом говорят, что убьют — если не сейчас, то в ближайшем будущем, — трудно этого не понять и не проникнуться моментом.

Вот ведь дожила, мрачно подумала я. Каждый день теперь мне угрожают смертью. Впору начать себя уважать.

Потом я вспомнила Антона и его отчаянный голос. Так или иначе, а уехать, не найдя полотна, я не могу. Я подставлю Антона. И маму подставлю, потому что здешние головорезы приедут и убьют и ее, и меня — просто на всякий случай. Вот так и принимаются важные решения — просто осознаешь, что у тебя нет выбора. Формально есть, а фактически нет. Все равно что у жука на булавке. Да, улететь ты еще можешь, но булавка уже слишком глубоко впилась. Все, на что ты способен, — только чуть подольше трепыхаться.

А ведь все из-за того, что я не слишком любила брать на себя ответственность… Подумаешь, подпольная экспертиза, она же ни к чему не обязывает, даже документы можно не оформлять. Удобно, да? А потом понимаешь, насколько ты глубоко засел в этом болоте и насколько от него зависишь. И тогда умные люди тебя однажды просто берут и подсекают, как какого-нибудь доверчивого окуня. Бр-р.

— Я согласна, — выдавила я. Никаких последствий своего решения я сейчас предвидеть не могла, кроме одного: при первой же возможности я постараюсь соскочить с этого крючка. Светлана Аркадьевна, наверное, тоже это понимает.

— Вот и хорошо, — кивнула тетушка. — У нас здесь не продажа души, так что договор кровью никто не подписывает… устная и чистосердечная договоренность, верно?

— Верно, — пробормотала я.

— В таком случае задавай вопросы. Или нет. Давай я тебе расскажу, в чем дело, а потом ты уже будешь спрашивать…

Всегда был Хаос, великий, изменчивый и вечный. Но однажды что-то пошло не так, и в Хаосе родился косный мир, который подчинялся определенным законам, был полон ограничений и развивался. У него, в отличие от вечного Хаоса, было начало. Подразумевался и конец. Хаос отторг это инородное образование, которое позже назвали Упорядоченным. А в нем возникли миры — не планеты и звезды, которые мы видим на ночном небе, а целые миры, полные этих самых планет и звезд. Упорядоченное стало огромным. В нем свободно текла магия, которая поддерживала и оживляла все сущее. И два мира из этого сонмища миров оказались почему-то связаны между собой: наша Земля и еще один, похожий на нее, который местные жители называют Аррет. Между ними есть опасные и непрочные связки, мостки, по которым избранные люди могут передвигаться туда и обратно, переносить вещи и переводить других людей. Но Хаос и Упорядоченное ведут между собой непримиримую борьбу повсюду, во всех мирах — до тех пор, пока Упорядоченное не падет. А по-другому, сказала тетушка, и быть не может. Хаос вечен, Упорядоченное — нет. Так что и наша Земля, и мир Аррет — не исключение. Битва идет и здесь.

— И что из этого следует? — спросила я, зачарованная философскими построениями, услышанными из уст моей жесткой родственницы. Уж она-то к философии была склонна не больше, чем ее пес Роки.

— А следует из этого, что сражаются, как всегда, наемники, — заключила Светлана Аркадьевна. — Те, кому платят. И получается так, что Хаос пока что щедрее.

— То есть… в общем, вам все равно, на чьей стороне быть, лишь бы платили? — удивилась я. Собственно, в самой мысли ничего удивительного я не находила, но после философских рассуждений о причинах метафизической войны Хаоса и Порядка это как-то… не звучало.

— Ну да, — кивнула тетушка. — Видишь ли, Галя, те сущности, о которых я тебе только что говорила, — Хаос и Упорядоченное — меряют друг друга такими мерками, по сравнению с которыми человеческая жизнь все равно что фотон в солнечной короне. Мы в этой войне никто, даже меньше, чем никто. Поэтому нет смысла сражаться за идею. Идеи эти чересчур велики для нас. Смысл имеет только плата.

— Ну хорошо, пусть так, — согласилась я и покосилась в окно. Снаружи сияло позднее утро. Нет, все-таки подобные разговоры надо вести в темноте, при свете свечей, у потухающего камина. Когда тени гуще, все необычное и сверхъестественное становится ближе и реальнее. А при ярком солнечном свете нет-нет, да и мелькнет мысль, что мы обе с тетушкой тронулись умом, коль скоро всерьез обсуждаем Хаос и Порядок, а не валяемся на ближайшем пляже в бикини.

— Поэтому вникать особенно в философскую подоплеку тоже не имеет смысла, — продолжала тетушка. — Главное, запомнить, кто свои, а кто чужие, вот и все. Свои для нас — те, кто сражается за Хаос. Ну, ты, наверное, это уже поняла по клейму со Звездой Хаоса.

Я кивнула, а потом внезапно вспомнила Виктора. У него же тоже была Звезда Хаоса, только не вписанная в глаз. И кто он, получается? Тоже служитель Хаоса? Но тогда зачем его шантажировать? Или не все солдаты Хаоса дружественны между собой?

Я спросила об этом, не упомянув Виктора.

— Нет, мы служим одному господину, а потому мы все на одной стороне, — возразила Светлана Аркадьевна. — Ну да, случаются иногда… непонимания, но они связаны с тем, что мы все люди и ведем себя по-человечески.

Ну вот, яснее не стало. Кто же он, этот Виктор?

— Не бери в голову, сейчас нас такие мелочи не волнуют, — продолжала тетушка. — Знай, что главные наши враги служат Упорядоченному и его владыкам — Новым Богам. Да, это странно звучит, но, думаю, после вчерашнего путешествия на Аррет тебе гораздо легче поверить в странное. Ты понимаешь, что большой разницы между нами и ними нет… разница только в том, кто платит. Но тем не менее борьба очень жестокая. Не на жизнь, а на смерть.

Она заметила выражение моего лица и рассмеялась.

— Конечно, я сгущаю краски, но делаю это намеренно, Галя. Так же, как намеренно я заставила тебя прикоснуться к скорпу. Я хочу, чтобы ты поняла, что здесь все серьезно. Тебе лично вряд ли кто-то будет угрожать. Ты — всего лишь связной. Но опасность все равно существует.

Ага. Точно так же, как с неофициальной экспертизой: никакой ответственности, никакого риска. А потом тебе приходится отвечать сразу и за все.

— Ты будешь проходить лабиринт и доставлять то, что я попрошу, до адресата. А то, что тебя попросят доставить с той стороны, будешь приносить мне. Все. Я буду платить тебе… в общем, буду хорошо платить. Жить можешь пока у нас.

— И как долго я буду жить у вас? — хмыкнула я. — У меня, между прочим, личная жизнь, работа, квартира…

— Поживешь какое-то время, — спокойно ответила тетушка. — Свои дела уладишь по телефону. Ведь выбор у тебя есть, правда? Скорее всего, через пару недель я тебя отпущу. Просто у нас скоро будет очень важное мероприятие, и многое зависит от того, насколько гладко оно пройдет. Если все будет хорошо — уедешь домой и будешь выполнять для нас только разовые, редкие поручения. Ясно?

Мне сразу вспомнился Вилор: «Срок вот-вот подойдет, а ты тащишь сюда неизвестно кого!» Видно, и вправду у них что-то намечено. Ну, тогда надо молить небеса о том, чтобы ничего непредвиденного не случилось и меня с миром отпустили домой. Правда, какая-то часть меня — наиболее циничная и хладнокровная — заметила, что такие хваткие люди, как тетушка, своего не упускают.

Ладно, об этом я подумаю позже.

— А люди на той стороне… кто они?

— Они — люди с той стороны, — улыбнулась Светлана Аркадьевна. — Они служат Хаосу, так же как и мы. Тот, кто направляет их, носит имя Схарм. Говорят, что он очень могущественный маг, но для них он что-то вроде герба и знамени. Говорят, что он физически где-то заточен и общаться со своими слугами может только мысленно. Так что его бояться не надо… У тех, кто на той стороне, за главного Вилор — ты его уже знаешь. А приказы они получают из мегаполиса, от своего центра. Но это уже тебя не касается.

— А нелюди? Мы с Майком видели охранников, они похожи на мутантов из кино…

— Эти тебя тоже волновать не должны, — хмыкнула тетушка. — Это всего лишь охрана, функция. Ясно?

Я кивнула. В голове, как вчера, теснились тысячи вопросов, но я никак не могла понять, какой же из них главный. Или хотя бы какой стоит задать первым. Потом я подумала, что проще расспросить Майка — уж он наверняка будет более откровенным.

— Вот и славно, — Светлана Аркадьевна легко хлопнула ладонями по столешнице. — А теперь пойди, погуляй, развейся, ты же молодая… Майку позвони… Дела свои приведи в порядок, ты же в музее наверняка не все закончила… До вечера ты свободна. Да, а это — тебе.

Из того же ящика, где лежал скорпион, тетушка достала чистый конверт и протянула мне. Я заглянула внутрь — там лежала тонкая, но все же заметная пачка тысячных купюр. Интересно, и много у нее таких конвертов в столе припрятано?..

— Это на первое время, — пояснила Светлана Аркадьевна. — Ну… иди. Когда понадобишься, я тебя позову.

Ну все, Галя, поздравляю, сказала я себе. Ты куплена и оплачена.

Но все-таки меня не отпускало ощущение, что я что-то упустила. Что-то очень важное и при этом лежащее на поверхности. Как на картинке с двойным смыслом: смотришь — и видишь только профиль девушки, тогда как на самом деле там есть еще и профиль старухи… На какой-то миг мне показалось, что я сейчас поймаю это противоречие, увижу суть…

— До свидания, Галя, — ласково сказала Светлана Аркадьевна.

Я ушла, чувствуя себя так, будто только что сорвалась с края пропасти и лечу вниз, только ветер свистит в ушах. И теперь меня неизбежно — завтра, или через неделю, или через месяц — размажет по острым скалам на дне ущелья.

Я уже опаздывала. Я должна сейчас ехать в музей, искать картину, разговаривать с людьми — но я настолько была выбита из колеи, что не чувствовала в себе никаких сил что-либо делать. То, что произошло со мной вчера и сегодня, разорвало мои представления о мире в мелкие клочки. Этого не могло быть. Тем более в маленьком северном городке, с его тополями, облезлыми фасадами и металлургическим заводом. Не могло здесь быть ни безумного Старшего Брата с мерцающим амулетом во лбу, ни обратной стороны лабиринта, ни мутантов-охранников, ни скорпиона со знаком Хаоса на спинке. Но это было. Я все видела сама.

К тому же запястье, укушенное нереально живым железным скорпионом, все еще саднило.

Я всегда считала себя здравомыслящим человеком. Настолько здравомыслящим, что свою способность воспринимать чужие ауры не считала чем-то сверхъестественным. Мне казалось, что ее просто пока нельзя объяснить, исходя из современных знаний о мире. Когда-нибудь потом, конечно, наука шагнет вперед и объяснение найдется… Но впутывать потусторонние силы? Мне и в голову такое не приходило.

Значит, вариантов только два. Либо я внезапно сошла с ума — а я слышала, что такое бывает, — и удивительные события только иллюзия, плод работы моего больного мозга. Либо все это реально, каким бы невероятным ни казалось. В таком случае сомнения следует отбросить и принимать происходящее как данность. Подумаешь, мутанты…

Честно говоря, мне легче было поверить, что я спятила.

Я села на кровать и открыла нетбук. Вай-фай действительно работал, и скорость была приличная. Я набрала в поисковике «Маги Хаоса» и присвистнула при виде огромного количества выпавших ссылок. Никогда в жизни меня не интересовали оккультные знания — но в мире оказалось полно людей, которые относились к оккультизму весьма серьезно.

Я побродила по выпавшим ссылкам, потом проверила запросы «магия Хаоса», «Звезда Хаоса» и собственно «Хаос». По последнему выпали миллионы результатов, причем самые разные, от геймерских форумов до философских работ. Я закрыла поисковик, чувствуя, что знаю по интересующему вопросу ненамного больше, чем вчера. Хотя нет, не так: знаю-то больше, а понимаю столько же.

Судя по ссылкам, магия Хаоса и впрямь существует — в той же степени, в какой существуют вуду или гадание на картах Таро. То есть, если рассмотреть найденную информацию с моей скептической точки зрения, магия Хаоса вполне реальна как смесь самовнушения и психологической манипуляции. Все практики, описанные в Интернете, сводились к пресловутой «работе с энергиями» или с сигилами, то есть символами загаданного желания… Но нигде, ни в одном месте я не нашла описания ритуала пролития крови на магический рисунок. И, конечно, нигде не было сказано ни слова о тех эффектах, которые я вчера наблюдала. Ни о крови, впитывающейся в мерцающие линии октаграммы, ни о переливчатом камне-амулете, ни о светящейся дымке. И уж, конечно, никто всерьез не описывал переход из одного мира в другой посредством каменного лабиринта.

А еще поисковик не нашел совсем ничего на запросы «Схарм» и «Аррет». Спрашивать многознающую Сеть дальше не имело смысла. И так ясно, что никто мне готового решения не подскажет.

Нужно было самой выбирать как действовать. Списать ли все на галлюцинацию и сесть сложа руки или — поверить в невероятное.

Что, вполне возможно, было чревато фатальными последствиями для здоровья…

Тут кто-то бросил камушек в окно. Я выглянула: на дорожке, вымощенной декоративной плиткой, стоял Майк, а рядом с ним — сверкающий, словно только что из автосервиса, Вжик. Казалось, байк улыбается наступившему дню. Майк тоже улыбался. Ни малейшего раскаяния в том, что он вчера впутал меня в большие неприятности, он, похоже, не испытывал. Но какой же он все-таки симпатичный парень… Нахальный, самоуверенный, безголовый красавчик.

— Ну как ты после вчерашнего? — ухмыльнулся братец.

— Пока жива… Только все болит.

— Это нормально, — кивнул он. — Возможно, вечером у нас с тобой будет работа. А пока тебе по делам никуда не надо? А то я покататься поехал. Могу подвезти.

Нетбук с сохраненными наиболее любопытными ссылками отправился в рюкзачок, и я выскочила на улицу, навстречу братцу, байку и летнему зною.

Мне показалось, что Вжик мне обрадовался. Я не удержалась и дружески похлопала его по бензобаку. Байк принял этот жест благосклонно — мягко повысил обороты. Сам собой.

— Хочешь порулить? Он к тебе явно неравнодушен.

— Ты спятил? Да я и не умею управлять мотоциклом. Всего раз на скутере посидела за рулем и то в кусты уехала…

Майк захохотал.

— Да ладно, тут все просто. Пошли.

Несмотря на все возражения, что я тороплюсь и вообще боюсь ужасно, братец выволок нас с Вжиком за калитку.

— Да не бойся ты! Слушай. Кто тебя еще научит?.. Шлем надень и садись.

Пришлось подчиниться. И сразу мне стало ясно, для чего Майк так упорно сажал меня на мотоцикл — это был замечательный повод невзначай обнять меня за талию. Майк повернул ключ в замке — и Вжик затрясся знакомой дрожью.

— Смотри. Вот ножной тормоз. Правая нога переключает передачи. Вот здесь — нейтралка, сюда — первая, вторая… На руле газ и сцепление. Видишь?.. Жми его.

Я нажала рычаг сцепления. Он был очень тугой.

— Так… Наклонись вперед, — он с явным удовольствием меня подтолкнул. — Теперь запоминай. Первая передача… чуть-чуть газ… А теперь отпускай сцепление, только плавно! Ну!..

Чувствуя, как от волнения застучали зубы, я слегка отпустила рычаг. Еще чуть-чуть, еще… Внезапно железная махина подо мной тронулась с места и покатилась вперед сама собой.

— Я еду!..

— Только рукоятки не отпускай!.. Держи! Молодец! А теперь газ отпусти! Отпусти! Сцепление выжми и тормози… Давай! И равновесие держи!

По-моему, я просто обязана была грохнуться вместе с мотоциклом или, в крайнем случае, въехать в березку, растущую на обочине. Вместо этого Вжик плавно затормозил и остановился, словно смирный конь. Мне пришлось только ноги выставить вперед, чтобы не дать ему упасть. К счастью, ноги оказались достаточно длинными. Или байк — низким?..

Майк догнал меня, откинул визор моего шлема и поцеловал. Я была так растеряна, что даже не сопротивлялась. А впрочем… был ли смысл сопротивляться?

— Да ты талант, — искренне сказал Майк. — Ну, Вжик, конечно, немного помог, но все-таки… Думаю, мы с тобой еще продолжим. А теперь садись назад, я поведу.

Вид у него был такой, словно он только что выиграл мировой чемпионат по съему девушек. Слишком, на мой взгляд, у него легко это получилось, но мне после вчерашних и сегодняшних событий не хватало только бурных страстей.

Я пустила Майка за руль. Байк, по-моему, остался не слишком доволен. Если он характером в хозяина, то должен предпочитать девушек за рулем, поближе к своему сердцу (или что там ему заменяет бензобак?).

Возле музея Вжик картинно затормозил, пустив по улице шлейф пыли. Я спрыгнула на землю:

— Ну, до вечера?

Майк только махнул рукой и с ревом рванул куда-то в сторону пустыря с Вагранским лабиринтом. Честно говоря, даже думать не хотелось, что ему там нужно. Неужели его и в самом деле тянет туда, к этим страшным людям, в мир, где возможны люди-мутанты, гигантские псы и железные голуби?

Я поймала себя на мысли, что уже не думаю о вчерашнем путешествии через лабиринт как о чем-то невозможном. Что ж, похоже, выбор я уже сделала — и выбрала не самый безопасный вариант… Теперь придется вести себя куда осмотрительнее, чем обычно.

Я остановилась в тени чахлой березки и достала телефон.

— Ольга Николаевна? Я приехала. Хочу еще раз осмотреть картину… в смысле, копию. И хранилище. Это возможно?

На этот раз мне пришлось входить в музей на общих основаниях, то есть покупать билет в окошечке кассы, очень похожем на старое дупло. Ольга Николаевна дожидалась меня в главном зале, куда выходил крошечный вестибюль с кассой. Старушка вахтерша все так же дремала на своем стуле у входа. Однако сегодня так просто попасть в хранилище не получилось — то ли магия Братства Хаоса, приносящая удачу, перестала действовать, то ли просто момент выпал неудачный. По залу рассыпалась группа ребят лет девяти-десяти, явно отряд из школьного летнего лагеря. Перед ними ходила маленькая рыжеволосая женщина-экскурсовод, со старой деревянной указкой в руках. Надо же, я такие указки только в кино видела… Над входом в следующий зал висел большой портрет Порфирия Бесчастного, написанный явно позже и с фотографии. Насколько я помнила информацию с сайта музея, прижизненные изображения Бесчастного можно пересчитать по пальцам, и все они — парадные фотографии персонала горного предприятия, на котором он работал. Если бы не управляющий завода, до самой революции регулярно нанимавший фотографа для «корпоративных» снимков, мы бы так и не узнали, как выглядел Бесчастный. А выглядел он примечательно: седоватый, встрепанный, с бородкой клинышком и в кривовато сидящей форменной фуражке. Казалось, его снедает постоянная жажда движения, он, похоже, с трудом дожидался, когда фотограф скажет «Снято!» — и можно будет убежать. Наверное, современники и впрямь держали его за сумасшедшего.

Я пристроилась за спинами детей, украдкой оглядываясь. Ольга Николаевна стояла у стены с натянутой улыбкой и делала вид, что внимательно слушает экскурсию. Нужно было дождаться удобного момента, чтобы незаметно проскочить мимо детей.

— Сколько же лет прошло со дня рождения Порфирия Степановича? — спросила экскурсовод. — Кто помнит?

— Сто! — крикнул кто-то из ребят.

— Восемьдесят!

— Нет, сто пятьдесят!

— Кто сказал «сто пятьдесят»? — вскинулась экскурсовод. — Умница! Конечно! Сто пятьдесят лет назад родился самый известный художник нашего города. А кем он был по профессии? Он только картины рисовал? Или был кем-то еще?

— Учителем!

— Только картины рисовал!

— Шахтером!

— Нет, не шахтером…

— Инженером!

— Умница! — возликовала экскурсовод. — Наверное, ты про Порфирия Степановича читала, да? Биографию? Молодец! Конечно, Порфирий Бесчастный был по профессии горным инженером, то есть помогал проектировать шахты, рудники, дороги…

Зал представлял собой экспозицию быта северо-каменских рабочих начала двадцатого века. У стен стояли комоды и помутневшие трюмо, обитые плюшем диваны и грубые табуретки. А на стенах уже расположилась экспозиция оригинальных полотен Бесчастного — некоторые из них я видела вчера в хранилище. Ну да, ведь в музее послезавтра должна открыться его выставка… Но «Хаоса» — точнее, его копии — среди них не было. Как уж Ольге Николаевне удалось оставить картину в запаснике, чтобы я ее посмотрела, — одному богу известно. Впрочем, я не увидела ни «Стазиса», ни «Мультиверсума», ни поддельной «Бездны». А все остальные полотна, иллюстрирующие глубины философии Бесчастного, довольно неуместно смотрелись среди керосиновых ламп и пожелтевших вязаных салфеточек на комодах.

Ольга Николаевна поймала мой взгляд и едва заметно кивнула: мол, пора. Я проскользнула мимо сдвинувшейся экскурсии в соседний зал, в котором не было ни души. Через минуту явилась моя музейщица. Она ни словом не обмолвилась о том, что вчера я позорно сбежала из Братства Хаоса, куда она же сама меня и привела. Только сухо кивнула:

— Идем.

Мы прошли теми же узкими и темными коридорами к хранилищу. Ольга Николаевна молчала, и мне показалось, что она боится, как бы мы с ней не наткнулись на кого-нибудь из ее коллег. Она словно утеряла большую часть вчерашней самоуверенности. Неужто и впрямь так надеется на помощь магии? Впрочем, откуда мне знать — я-то никогда не полагалась в своей работе на потусторонние силы…

В хранилище со вчерашнего вечера стало намного просторнее, но оставшиеся полотна все так же стояли на полу вдоль стен. Ольга Николаевна вошла вслед за мной в комнату, плотно прикрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Я медленно двинулась вдоль ряда картин и остановилась возле несчастного «Хаоса». Чувствовала я себя по-дурацки. Никогда в жизни мне не приходилось выступать в роли частного сыщика.

Я присела перед картиной. Она ничуть не изменилась. Очень, очень достойная копия — в том смысле, что сохранены были все, даже самые мелкие детали. Скорее всего, ее рисовали по качественной фотографии. Но вот в отпечатке личности того, кто изготовил подделку, мне сегодня почудилось что-то необычное. Вчера я была так потрясена тем, что не нашла оригинала, что не обратила внимания на мелкие странности, но сейчас… И опять это ощущение, которое охватило меня во время разговора с дорогой тетушкой — как будто я смотрю на нечто значительное, но не могу увидеть, как будто в голове вертится важная мысль, которую я никак не сформулирую…

— Ольга Николаевна, — пробормотала я, откашлявшись. И как они работают, эти детективы? — А никого постороннего вы в музее в последние дни не видели? Или ваши коллеги? Копия ведь совсем свежая, картину подменили недавно.

Она медленно покачала головой.

— Вы зря вчера ушли, — укоризненно произнесла она своим детским голоском. — Вы отказались от помощи, которая нам так была нужна. А я ведь не ясновидящая, я не знаю, кто здесь ходит в мое отсутствие…

Так, главное — терпение. Ради себя и ради Антона я должна убедить эту женщину немного пошевелиться.

— Ольга Николаевна, я… не могу принять такую помощь. Пусть даже вам кажется, что она ничего не стоит. Считайте, что я не могу сделать это по личным причинам. Нам с вами придется провести небольшое расследование самостоятельно, без помощи ваших друзей. Ведь вы хотите получить деньги? Вам они нужны?

— А кому они не нужны, — буркнула музейщица.

— Ну вот. Возможно, полотно где-то рядом, может, даже еще в музее, просто мы не знаем где. Есть вероятность, что нам не придется долго его искать. Но само собой оно к нам не вернется. Надо предпринять хоть какие-то шаги.

Музейщица упрямо молчала. А, ладно, раз Антон так хочет именно эту картину…

— Если вам удастся добыть достоверные сведения о том, где сейчас полотно, мы увеличим ваше вознаграждение… скажем, на двадцать процентов. Как вы на это смотрите?

Все-таки алчность — универсальный ключ к сердцам. Ольга Николаевна мысленно прикинула общую сумму и решила прекратить дуться.

— Хорошо, я поспрашиваю у других работников, не видел ли кто посторонних в последние дни, не заметил ли что-то странное. Хотя у нас тут, — прибавила она, криво улыбнувшись, — то и дело происходят странные вещи. Особенно в залах с картинами. У нас даже приметы есть, свои, музейные, связанные с Бесчастным. Например, если «Мультиверсум» покосился на стене — точно где-то землетрясение случилось. Когда в Японии было последнее сильное землетрясение — ну, еще когда Фукусиму разрушило, — «Мультиверсум» вообще со стены упал…

Меня поразил ее тон. Он был… почти благоговейный.

— И вы хотите продать одну из этих картин? К которым относитесь с таким восхищением? — удивилась я. — Но зачем?

Ольга Николаевна отвела взгляд.

— Очень нужны деньги, — тихо сказала она. Помолчала и добавила нехотя: — Мой сын наркоман. Я потому и в Братство вступила, и «Хаос» решила продать — чтобы только его спасти. Без денег и без магии мне этого не сделать. А наркотики… вы себе не представляете, что это такое. Это хуже смерти.

Я как раз представляла. Случалось мне встречать наркоманов — и среди своих знакомых, и просто на улице, обколотых, страшных, и этого хватило, чтобы самой навсегда отвратиться от зла. Потому мне стало неловко. Я вспомнила, с какой неприязнью я думала об Ольге Николаевне в первую нашу встречу, как мне не нравилась ее внешность, голос, как я осуждала ее… А теперь я не то чтобы нашла ей оправдание — но начала в какой-то мере понимать. Мне стало ее жалко.

— Тогда тем более надо искать, — решительно сказала я. — Вы расспросите и позвоните…

И тут меня озарило.

Я поняла, в чем странность мастера, изготовившего копию. Его аура выглядела гораздо бледнее обычной — как будто картина была написана несколько столетий назад. Или… как будто человек был очень болен. Почти мертв — но ведь мертвецы не рисуют!

И я точно уже встречала эту ауру. Совсем недавно причем. Где же… где…

У тетушки. Скорпион на столе. Копии картин на стенах. Тот же отпечаток, тот же мастер. Наверняка Светлана Аркадьевна в курсе, кто он — но скажет ли мне?..

Пока я обдумывала все выводы, которые вытекали из этого внезапного открытия, Ольга Николаевна прошла в комнату и нагнулась над одним из полотен.

— Ой. А это что такое? — удивленно спросила она.

Я обернулась. На раме «Стазиса» висела уже знакомая мне вещица. Серебряная Звезда Хаоса с рубином-кабошоном в середине. Шнурок был аккуратно накинут на торчащий из рамы гвоздик, а сама Звезда расположена прямо по центру рисунка.

— Что это? — пробормотала музейщица, протягивая к ней руку.

Я подпрыгнула:

— Не трогайте!