На пользу и славу Отечества [с иллюстрациями]

Черненко Геннадий Трофимович

«Он изобретёт нам ковёр-самолёт»

 

 

Иван Петрович Кулибин

1735-1818

 

За прилавком

Ползунов и Кулибин были современниками. Жили они в разных местах, однако, наверное, друг о друге слыхали. В старое время город Горький назывался Нижним Новгородом. Это был торговый центр. В 1735 году в Нижнем родился мальчик Ваня Кулибин. Отец его имел небольшую мучную лавку.

– Нам, Ваня, грамота ни к чему, – поучал сына Кулибин-старший. – Главное, покупателя не проглядеть да продать товар повыгоднее. Поучишься у дьячка, и хватит с тебя.

Отмеривал Ваня муку, черпал ее из мешка большим совком, и брала его невыразимая тоска. Не лежала у него душа к торговле. Не мог он забыть часы, которые видел в доме купца Микулина.

Удивительные часы. Вверху открывалось маленькое окошечко, и оттуда выскакивала кукушка, звонко куковала – столько раз, сколько часов показывали стрелки, – и скрывалась.

– Неужели живая? – спросил Иван.

Купец рассмеялся:

– Нет, не живая. Механизм, и только. Известное дело – часы.

Как же они устроены? Иван подходил к часам, заглядывал через стеклянную дверцу. Но разве так разглядишь сложный механизм? Разобрать бы их. Да кто же это позволит? Часы были вещью дорогой.

В свободные минуты Ваня мастерил. Сделал ветряную мельничку. Почти как настоящую. Показал отцу. Тот разгневался:

– Чай, не маленький. Семнадцатый год пошел, а на уме – игрушки? Купцом хочу сделать тебя, к делу настоящему приставить!

Схватил мельничку, бросил на пол и сапогом растоптал.

 

Мастер

Были в Нижнем Новгороде часы, известные всем горожанам. Видел их каждый, кто проходил мимо Строгановской церкви. Они показывали не только время, но и ход небесных светил, и каждый час разносился по округе замечательный перезвон их курантов.

Не раз стоял Иван Кулибин у Строгановской церкви и с замиранием сердца ждал, когда раздастся переливчатый бой. Однажды ему посчастливилось забраться на колокольню и посмотреть механизм часов. Видел он, как вращаются метровые колеса, как бьют молотки по колоколам курантов. Видел, но не все понимал.

Только год или два спустя открылись ему секреты часовой механики. Он даже решил сделать часы с кукушкой. Но какими инструментами, из каких материалов? Делал их из дерева, обычным ножом. Деревянными были и колеса, и оси, и маятник, и сама кукушка.

Повесил Иван творение своих рук на стену. Качнулся маятник – раз, другой и замер. Часы не пошли. Слишком грубо были сделаны зубчатки. Да ведь чем были сделаны – ножом!

Кто знает, как сложилась бы жизнь Кулибина дальше, не подвернись счастливый случай: послали его по делам в Москву.

На Никольской улице он заметил вывеску часовой мастерской. Толкнул дверь и вошел в царство часов.

Это была мастерская часовщика Лобкова. Человеком он оказался добрым и отзывчивым. Показал Ивану самые интересные часы, какие были в мастерской. Но особенно поразили Кулибина тонкие и точные инструменты. Поборов робость, спросил: «Нет ли каких ненужных, поломанных?» Такие инструменты у Лобкова нашлись.

Иван Кулибин возвращался домой, чувствуя себя богачом. Еще бы! Он вез машинку для изготовления зубчатых колес, маленький токарный станочек, сверла, зубильца.

Дело быстро пошло на лад. Теперь Кулибин делал часы с кукушкой, или, как говорили тогда, «с секретом», и они шли ничуть не хуже купленных за границей.

 

«Часы «яичной фигуры»

О мастерстве Кулибина заговорили по всему городу. Особенно – после одного любопытного случая.

У губернатора Аршеневского испортились заграничные часы «с секретом». Такой сложный механизм, по мнению губернатора, мог починить лишь опытный столичный мастер. Когда же это удалось сделать Кулибину, губернатор от удивления потерял дар речи, а затем принялся расхваливать нижегородского часовщика:

– Ну и молодец! Да он любого столичного мастера за пояс заткнет!

И долго еще ахал и охал и все повторял:

– Молодец, ай да молодец!

С тех пор потянулись к Кулибину заказчики. Несли в починку часы. Но Иван Петрович брался лишь за самые хитроумные: с курантами, «с секретом», «с репетицией». Любил сложную работу. Но больше всего ему хотелось сделать часы собственной конструкции, такие, каких еще не было. Однако для этого требовались и особые инструменты, и дорогие материалы, в том числе золото.

Мечта эта так и осталась бы мечтой, да неожиданно Кулибин получил поддержку. Уж от кого узнал о планах молодого мастера богатый купец Костромин, неизвестно, но однажды пришел он в мастерскую Кулибина с предложением.

Иван Петрович не поверил своим ушам, когда Костромин объявил, что все расходы по изготовлению необычных часов берет на себя.

Отчего же это вдруг купец так расщедрился? Расчет у него, конечно, был. Шел слух, что царица Екатерина II собирается в путешествие по волжским городам. Костромин решил преподнести императрице кулибинские часы и тем прославиться. Надеялся он и награду получить.

Предложение купца обрадовало Кулибина. Вскоре он уже переселился в просторный дом Костромина и приступил к работе.

Трудился он с необычайным вдохновением. Часы были «видом и величиною между гусиным и утиным яйцом» и очень сложно устроены. В них насчитывалось около полутысячи деталей, большей частью мелких и мельчайших.

В конце каждого часа отворялись дверцы, и на сцене механического театрика разыгрывалось представление. При этом раздавался мелодичный перезвон. Спустя час все повторялось. Ровно в полдень часы играли гимн, сочиненный самим изобретателем.

А в какую чудесную оправу часы были заключены – золотую с затейливой резьбой. Нижняя половина оправы откидывалась, и тогда можно было видеть циферблат и маленькие изящные стрелки.

Царица прибыла в Нижний Новгород весной 1767 года. Ее сопровождала свита в две тысячи человек. Огромные лодки-галеры под грохот пушечного салюта и звона колоколов остановились у стен кремля.

На следующий день Костромин и Кулибин были представлены Екатерине II. Часы ей понравились. Она обещала вызвать талантливого мастера в Петербург и определить на службу в Академию наук. Купец же, как и рассчитывал, получил награду в тысячу рублей, и это с лихвой окупило все его расходы.

 

Чудо-мост

Только через полтора года Кулибин приехал в Петербург. Ходил он по столице и дивился ее прямым улицам, красивым каменным домам и дворцам, просторным площадям.

Академия наук находилась на Васильевском острове. Была зима. На Васильевский петербуржцы перебирались прямо по льду замерзшей Невы.

В Академии наук Иван Петрович должен был заведовать мастерскими, теми самыми, которые основал и которыми не так давно руководил Андрей Нартов.

Весь день Иван Петрович был занят в мастерских и только вечерами да в праздничные дни мог заниматься своими изобретениями.

Еще по приезде в Петербург показалось ему странным, что через Неву не построено ни одного постоянного моста. Правда, весной, после ледохода, сооружался временный, наплавной. Осенью этот мост разбирался, и связь между частями города прерывалась.

Неужели нельзя построить постоянный мост?

– Никак невозможно, – объяснил Кулибину один из сторожилов Петербурга. – Слишком широка и быстра Нева. Не выдержат мостовые устои.

А если сделать мост в виде арки, дуги, концы которой будут упираться в берега реки? Арочные мосты строились и до Кулибина. Но какие? Самый длинный был в полсотни метров. А мост, задуманный русским механиком, имел пролет в триста метров!

Но как доказать, что такой мост выдержит свой вес и вес экипажей, проезжающих по нему? Иван Петрович строит модель, в десять раз меньшую настоящего моста.

Посмотреть испытания необыкновенной модели пришли самые видные академики: Л. Эйлер, С. К. Котельников, С. Я. Румовский.

На мост уложили три тысячи пудов железа. Кулибин увидел гору кирпичей:

– Тащите и кирпичи! – крикнул он рабочим.

Он взбежал на мост. За ним поднялись академики. Модель стояла не шелохнувшись.

Но модель – моделью. Настоящий же кулибинский чудо-мост так и не был построен.

 

Рукотворное солнце

Зимой 1779 года в газете «Санкт-Петербургские ведомости» появилось объявление. В нем сообщалось, что механик Кулибин изобрел удивительный фонарь с особым зеркалом, «которое, когда перед ним, – писала газета, – поставится одна только свеча, производит удивительное действие, умножая свет в пятьсот раз противу обыкновенного свечного света и более». И петербуржцы в этом скоро сами убедились.

Однажды поздним вечером на Васильевском острове вспыхнул большой огненный шар. Он ярко осветил набережную.

– Что это? – спрашивали друг друга перепуганные горожане. – Уж не знамение ли, предвещающее какую-либо беду?

Люди, крестясь, большой толпой двинулись к Неве. И только подойдя поближе к огненному шару, убедились, что ничего таинственного в нем нет. Просто Кулибин вывесил из окна своей квартиры фонарь-прожектор. Секрет устройства фонаря состоял в том, что свет свечи отражался во множестве зеркалец, склеенных в одно большое вогнутое зеркало.

Кулибин хотел использовать свой прожектор для освещения улиц, на морских кораблях и маяках. А фонарь был превращен в забаву на балах у царицы и ее придворных. Замечательный мастер страдал. Ему хотелось быть полезным своей стране, а его принуждали заниматься пустяками да еще и хвалили за это.

 

Как Кулибин починил Корнелия

Забавы ради вельможи привозили из-за границы диковинные автоматы, тешились сами и тешили других. Один из них, Лев Нарышкин – шутник и острослов, то ли в Германии, то ли во Франции купил «железного человека». Корнелий, так назывался автомат, сидел в кресле перед столиком. Он мог перебирать игральные карты, передвигать шашки, считать деньги. Устройство его было весьма сложным.

Нарышкин собирался показать Корнелия на пышном балу. Автомат же, как на зло, испортился.

Для починки его вельможа пригласил итальянского механика Бригонция. Тот принялся было за дело, но как ни старался, «оживить» автомат так и не смог.

– Даю голову на отсечение, – заявил он Нарышкину, – если кто-то сумеет починить Корнелия.

Тогда позвали Кулибина. Иван Петрович быстро разобрался в устройстве автомата. Что-то подвернул, что-то переставил. Корнелий зашевелился, а затем и карты стал перебирать, и шашки переставлять.

– Позвать сюда Бригонция! – приказал Нарышкин.

Через пять минут итальянец был уже во дворце.

– Прошу тебя, попробуй еще раз, пусти в ход Корнелия, – шутя стал умолять Нарышкин.

– Нет, нет, это невозможно, – отвечал Бригонций. – Пусть отрубят мне голову.

И вдруг механический «человек» поднял руку и громко крикнул:

– Рубите ему голову!

Это крикнул Кулибин, спрятавшийся позади автомата. Но Бригонций так перепугался, что, не помня себя, бросился к выходу.

– Бригонций, вернитесь! Вы забыли свою шляпу! – кричал Нарышкин, покатываясь со смеху.

 

Самоходное судно

С детских лет видел Кулибин тяжкий труд волжских бурлаков. Еще не были изобретены пароходы. По Волге ходили расшивы – большие, вместительные суда. На них и перевозились различные товары.

Вниз, по течению, они плыли сами. А вот вверх, против течения, расшиву надо было тащить силой. Тогда и впрягались в лямки бурлаки. Они шли по берегу и, упираясь ногами в песок, камни, тянули тяжело нагруженное судно.

Это был каторжный труд. Чем заменить бурлаков? Как заставить судно самому двигаться против течения реки? Иван Петрович и в Петербурге продолжал над этим думать.

– Глядите, глядите, само идет! – восклицали петербуржцы в один из летних дней 1782 года.

И верно, по Неве быстро двигалось небольшое судно. Шло само против течения. Испытывался «водоход» Кулибина. Устройство его было несложно. Кулибин установил на «водоходе» колеса с лопастями. К валу этих колес привязывался прочный канат. К другому концу каната был прикреплен якорь. На лодке якорь завозился вперед. Течение вращало лопастные колеса. Канат наматывался на вал, и судно подтягивалось к якорю.

Понятно, хлопотно было с этим якорем и канатом. Но все же куда легче, чем тянуть бурлацкую лямку.

В жизни Кулибина между тем намечались серьезные перемены. В письмах родным Иван Петрович все чаще и чаще жалуется на трудную жизнь. Изобретения его не используются. «Обстоятельства мои все без известности и поныне, коих кажется и надежды к лучшему не предвидится», – писал он весной 1800 года. Кулибин уезжает на родину, в Нижний Новгород. Навсегда.

Здесь он и построил свое большое самоходное судно. Оно было похоже на обычную волжскую расшиву, но имело колеса с лопастями. На судно погрузили более восьми тысяч пудов песку. С этим грузом самоходная расшива легко двигалась против течения.

Иван Петрович надеялся: придут купцы, увидят его самоходное судно, заинтересуются, начнут строить такие суда. Нет, никто не заинтересовался. «Зачем? – рассуждали купцы. – Бурлаков достаточно. Только позови. Труд их дешев. А самоходное судно – дело новое. Лучше уж по-старому, с бурлаками».

Горько было Кулибину. Да разве только самоходное судно осталось непризнанным? А его чудесный арочный мост? А прожектор? А новый телеграф?

Умер Иван Петрович в 1818 году, прожив долгую жизнь. Умер в бедности и забвении.

Однажды, еще в Петербурге, на каком-то празднике Кулибин встретился с Александром Васильевичем Суворовым. Великий полководец подошел к нему, взял под руку, спросил о здоровье и, повернувшись к гостям, громко сказал:

– Он изобретет нам ковер-самолет.

Ковра-самолета Кулибин не изобрел, но прославил себя другими замечательными изобретениями.