Операции советской разведки. Вымыслы и реальность

Чернявский Виталий Геннадьевич

Глава 3. Заговор, которого не было

 

 

 

Интермеццо

День 27 октября 1961 года выдался в Москве на редкость дождливым. Низкие тучи плотным покрывалом нависли над столицей. Холодный северо-восточный ветер раскачивал обнаженные кроны деревьев в Александровском саду. Поредели людские потоки на улице Горького, тихо стало на площадях Манежной и Красной.

Лишь в Кремле царило оживление. Там заседал XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза. Первый секретарь Центрального комитета КПСС, коренастый, нескладно сколоченный Никита Сергеевич Хрущев выступал с заключительным словом своего основополагающего доклада. В нем, этом слове — дальнейшее разоблачение культа личности недавнего кремлевского властителя. Нынешний советский лидер подкрепляет обвинения потрясающими фактами и эпизодами. Среди них, пожалуй, самый яркий и интригующий — история с «делом Тухачевского».

Возвысив голос и чеканя слова, Никита Хрущев бросал в притихший зал:

— Жертвами репрессий стали такие видные военачальники, как Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Егоров, Эйдеман и другие. Это — заслуженные люди нашей армии, особенно Тухачевский, Якир и Уборевич, они были видными полководцами. А позже были репрессированы и другие видные военачальники…

Несколько секунд помолчав, Первый секретарь глубоко вдохнул воздух, словно собираясь нырнуть в холодную осеннюю Москву-реку, и еще громче продолжил:

— Как-то в зарубежной печати промелькнуло довольно любопытное сообщение, будто бы Гитлер, готовя нападение на нашу страну, через свою разведку подбросил сфабрикованный документ о том, что товарищи Якир, Тухачевский и другие являются агентами немецкого Генерального штаба. Этот «документ», якобы секретный, попал к президенту Чехословакии Бенешу, а тот, в свою очередь, руководствуясь, видимо, добрыми намерениями, переслал его Сталину. Якир, Тухачевский и другие товарищи были арестованы, а вслед за этим и уничтожены.

Так сказал новый хозяин Кремля. И советские люди, зомбированные многолетней коммунистической пропагандой, послушно поверили ему. Они поверили в то, что Хрущев открыл им страшную тайну. На самом деле весь мир еще десять лет назад узнал о фальшивом досье на «красных генералов», сработанном гитлеровской Службой безопасности. Об этом международную общественность широко известили бывшие сотрудники сверхтайного учреждения Третьего рейха в западных средствах массовой информации. По ту сторону «железного занавеса» сенсация с интересом обсуждалась в начале пятидесятых годов. Вышло несколько книг, затрагивавших эту тему, появился американский фильм «Канарис». Короче говоря, об операции Службы безопасности нацистов знали все, кто хотел об этом знать. Лишь советский народ, который описываемые события затрагивали прежде всего, оказался в полном неведении.

Но наступили иные времена, пришла «хрущевская оттепель». «Наш Никита Сергеевич» открыл глаза жителям Советского Союза. Они были благодарны своему новому лидеру за то, что он дал им возможность узнать о трагических тайнах периода культа личности Сталина.

Не знали советские люди одного: в феврале 1961 года Хрущев невольно попался на удочку британской разведывательной службы. Ее специалисты по дезинформации — а джеймсы бонды с берегов Темзы были и остаются большими доками в этой области — инициировали появление легенды об успешной операции гитлеровской службы безопасности, в результате которой фальшивое досье на Тухачевского и его сподвижников попало в руки Сталина и стало главным доказательством вины военачальников.

Немедленно последовавшие жесточайшие репрессии против наиболее талантливых полководцев и командирского корпуса Красной армии нанесли непоправимый ущерб обороноспособности Советского Союза, что поставило его на грань поражения после возникновения Великой Отечественной войны.

Необходимо сразу уточнить одно важное обстоятельство. Дезинформаторы из британской Секретной разведывательной службы (СРС; ее именуют также по традиции СИС или МИ-6 — военная разведка-6, хотя она сейчас к военному ведомству никакого отношения не имеет) — отнюдь не единственные авторы этой складной шпионской сказки. Ныне ясно, что первым придумал ее бывший начальник VI управления (внешняя разведка) Главного управления имперской безопасности бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг. А британская секретная служба отшлифовала замысел нацистского супершпиона, придала легенде большую достоверность и убедительность и способствовала ее распространению через свои возможности по всему миру.

Имя Шелленберга наверняка известно многим читателям благодаря знаменитому телесериалу «Семнадцать мгновений весны». К сожалению, образ шефа гитлеровской внешней разведки, как и других исторических персонажей этого произведения, оказался весьма далеким от реального прототипа.

Заметки на полях

Шелленберг Вальтер (1910–1952).

Его карьера была поистине поразительной. Появившийся на свет в 1910 году, сын многодетного фабриканта роялей из Саарбрюккена (Рейнская область) Гвидо Шелленберга (у Вальтера было шестеро братьев и сестер) за восемь лет — с 1933 по 1942 год — от рядового эсэсовца дослужился до оберштурмбаннфюрера (полковника) СС, начальника внешней разведки Главного управления имперской безопасности.

В 1944 году он стал бригадефюрером и генерал-майором полиции.

После поражения Германии любимец и доверенное лицо рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера попал в английский плен. Но ему повезло: им заинтересовалась британская секретная служба. Хотя вполне возможно, что контакт с лондонским разведцентром Шелленберг установил еще раньше.

Это могло случиться, когда в августе 1942 года Гиммлер, в руках которого сосредоточилось командование отборными эсэсовскими дивизиями и руководство внутренней и внешней разведкой, решил прощупать возможность заключения сепаратного мира без Гитлера с западными союзниками и поручил это архисекретное и сверхтонкое дело новоиспеченному шефу VI управления главка имперской безопасности.

О том, что британские власти, несомненно, были заинтересованы в Шелленберге, свидетельствует следующий факт. Англичане вывели его, военного преступника, причастного к расстрелам военнопленных, из-под удара союзнической юстиции. Как известно, международный трибунал в Нюрнберге приговорил в 1946 году начальника Главного управления имперской безопасности обергруппенфюрера СС Эрнста Кальтенбруннера к смертной казни. А Вальтер Шелленберг, один из его ближайших сотрудников, получил лишь шесть лет тюремного заключения. Однако по ходатайству английской военной администрации гитлеровского супершпиона освободили через три года. Он поселился в 1951 году сначала в Швейцарии, затем в Северной Италии, близ Турина.

Здесь, в городке Палланцу, расположенном на берегу озера Лаго-Маджоре, бывший гитлеровский супершпион жил тихо, замкнуто. Много писал. Очевидно, это были не только воспоминания, но и материалы специально для британской СРС, которую особенно интересовал опыт нацистских разведучреждений против Советского Союза и возможности использования немецкой агентуры в СССР.

Вальтер Шелленберг не закончил свои воспоминания. Они увидели свет в 1954 году, после смерти автора. Хотя официальная версия гласит: бывший шеф гитлеровской внешней разведки скончался в марте 1952 года в возрасте 42 лет от рака печени, есть основания полагать, что вряд ли он закончил свой жизненный путь естественным образом, скорее всего ему помогли перебраться в мир иной его конкуренты. Кто именно? Подозрение падает прежде всего на Райнхарда Гелена, руководителя шпионской организации, созданной в 1946 году в Западной Германии американцами целиком из бывших сотрудников гитлеровских спецслужб.

Гелен Райнхард (1902–1979). Генерал-майор.

С 1942 года возглавлял важную структуру гитлеровской военной разведки — отдел «Иностранные армии Востока» генерального штаба сухопутных войск. После капитуляции Германии сдался в плен американцам, вручил им шпионские архивы и стал с ними сотрудничать. На обильные средства, выделяемые Вашингтоном, вел активную разведывательную деятельность против советских войск, которые находились в советской зоне оккупации Германии, а потом в Германской Демократической Республике, против СССР и стран народной демократии.

В 1956 году власти США передали свою огромную резидентуру правительству ФРГ. После реорганизации она превратилась в Федеральную разведывательную службу (ФРС), которая действует сейчас в объединенной Германии. Гелен руководил ею до 1968 года, когда ушел в отставку.

Но есть и другая версия, которая имеет право на жизнь, тем более что она, пусть косвенно, подтверждена архивными материалами. Помогли Вальтеру Шелленбергу обрести вечный покой его кураторы из лондонского разведцентра. Они узнали, что их подопечный, разочаровавшийся в сынах туманного Альбиона, установил конспиративную связь с пронырливыми янки, у которых карманы полны долларов.

Остается понять лишь одно: зачем Вальтер Шелленберг сочинил захватывающую шпионскую сказку о «заговоре красных генералов»? Кому это было выгодно? В первую очередь сотрудникам бывших гитлеровских спецслужб, которые хотели набить себе цену в глазах руководителей разведывательных и контрразведывательных структур западных союзников, использовавших немецкие кадры для разведывательно-диверсионных операций в разгоревшейся «холодной войне». «Вот как эффективно действовала наша секретная служба, — как бы говорили они. — Даже сам Сталин не сумел распутать хитроумную интригу, затеянную шефом Службы безопасности СС Райнхардом Гейдрихом и его помощниками. Сверхмнительный и коварнейший диктатор своими руками нанес непоправимый ущерб Красной армии».

Прямую выгоду имели и британские власти. Им нужно было снять ореол победителей с хозяина Кремля, его сподвижников, маршалов, генералов и скомпрометировать их в глазах мирового общественного мнения. Какие же это умные и дальнозоркие политики, что за мудрые руководители советского народа, если они приняли немецкую фальшивку за чистую монету?

К слову сказать, вопрос о заговоре «красных генералов» против Сталина и массовых репрессиях, которые обрушились на высшее командование Красной армии, возник еще в 1939 году, так сказать, по горячим следам. Но тогда эти события трактовались несколько по-иному. Речь идет о версии Вальтера Кривицкого, изложенной в его книге «Я был агентом Сталина», которая была издана в Соединенных Штатах.

Заметки на полях

Кривицкий Вальтер Германович (1899–1941). Настоящие фамилия и имя — Гинсберг Самуил Гершенович. Советский разведчик, капитан госбезопасности (соответствует воинскому званию подполковника).

Родился в семье торгового служащего в городе Подволочиске в Западной Украине (Австро-Венгрия). Владел польским, русским, немецким, французским и голландским языками.

Двадцатилетним юношей начал службу в разведке Красной армии. С 1931 года — в Иностранном отделе ОГПУ. В 1935 году стал резидентом в Голландии. Через два года, получив приказ выехать в Москву, решил не возвращаться в Советский Союз, бежал на Запад и попросил политическое убежище во Франции, а затем в США, где стал сотрудничать с американскими спецслужбами, которым сообщил сведения о деятельности советских разведывательных структур за границей и назвал около ста имен агентов и кадровых сотрудников Разведуправления Красной армии и НКВД. Кроме того, В. Кривицкий активно включился в антисоветскую кампанию за океаном, резко усилившуюся после заключения в августе 1939 года Договора о ненападении между СССР и Германией. Он дал несколько показаний на открытых заседаниях комиссий конгресса, а в конце этого же года вышла наделавшая немало шума его книга «Я был агентом Сталина». Она мгновенно разошлась, а через несколько месяцев появилось ее второе издание. Автор заклеймил кровавый режим, который установил Сталин в Советской России, описал ужасы репрессий, рассказал о террористических актах секретных служб Кремля за границей.

10 февраля 1941 года Кривицкий был найден с простреленной головой в одной из вашингтонских гостиниц.

Некоторые исследователи считают, что Кривицкий в своей сенсационной книге первым поведал мировой общественности о заговоре маршала Тухачевского и его единомышленников из числа крупных советских военачальников против Сталина. Это не так. Слухи о готовящемся путче распространялись значительно раньше. В деле, заведенном на Тухачевского чекистским ведомством, первые донесения от «стукачей» из окружения маршала, где говорится об этом, датированы тридцать первым годом. Так что Кривицкого никак нельзя считать первооткрывателем. Он повторил лишь то, что на Лубянке было хорошо известно и тщательно задокументировано.

Но в записках беглого резидента НКВД не было ни слова о фальшивом досье, сыгравшем будто бы решающую роль в «деле Тухачевского», которое положило начало массовым репрессиям против командных кадров Красной армии. А ведь Кривицкий писал свои воспоминания сразу по следам событий и пользовался материалами, полученными от сети своих агентов в Западной Европе. Кстати, в Германии он располагал наиболее квалифицированными источниками, добывавшими сведения из самых важных министерств и ведомств Третьего рейха, в том числе из канцелярии правящей национал-социалистической рабочей партии Германии и Службы безопасности.

Действуя по заданию американской и английской секретных служб, Кривицкий старался скомпрометировать кремлевского диктатора в глазах мирового общественного мнения. С этой целью он в первую очередь доказывал, что Сталин еще в 1935 году пришел к выводу, что он должен заключить союз с Гитлером против империалистических держав — Англии, Соединенных Штатов, Франции. Ликвидируя Тухачевского и его сподвижников, советский лидер старался, мол, показать немецкому фюреру, что такая участь ждет всех противников Германии в Советском Союзе. По существу, казнь маршала и его единомышленников явилась жертвой, которую московский диктатор принес тирану берлинскому. Вот главная мысль, которую автор настойчиво старается внушить читателям. А об активной операции «Заговор красных генералов» с изготовлением фальшивого досье и другими дезинформационными штучками в записках Кривицкого — ни слова. Просто потому, что он ничего не знал о ней, да и не мог знать: ее в природе не существовало. Эту операцию придумали значительно позже, когда перебежчика уже не было в живых.

Кстати, по официальному расследованию американских властей, Кривицкий совершил самоубийство. Однако ряд обстоятельств вызвал сомнения в том, что сбежавший советский супершпион ушел из жизни добровольно. Так, окно гостиничного номера, где его нашли с простреленной головой, было приоткрыто, постояльцы в соседних помещениях не слышали ни выстрела, ни какого-либо шума. А на пистолете, который валялся здесь же, не осталось отпечатков пальцев. Что же, самоубийца после смерти аккуратно стер их или стрелял в себя, надев перчатки, а потом воскрес на минутку, чтобы снять и спрятать их подальше?

Тайна гибели видного советского разведчика, изменившего Родине, осталась нераскрытой. Но секрет создания мифа о заговоре группы «красных генералов», с маршалом Михаилом Тухачевским во главе, против кремлевского диктатора удалось раскрыть полностью.

И вот как это было…

 

Первый след

В апреле 1949 года автора этих строк, занимавшего должность заместителя начальника европейского отдела нелегального управления внешней разведки, направили в долгосрочную командировку в Вену. Там нужно было организовать автономную группу этого недавно созданного, строго засекреченного подразделения, которая действовала бы параллельно с легальной резидентурой.

Такая специальная структура сформировалась в течение двух месяцев из пяти оперативных сотрудников. Через год ее численность удвоилась. Помимо создания нескольких нелегальных точек на территории Австрии, группа занималась подготовкой и выводом разведчиков — кадровых сотрудников и спецагентов из числа советских граждан и иностранцев — в страны Западной Европы, Соединенные Штаты, государства Латинской Америки и Ближнего Востока. Словом, дел было невпроворот, а из Центра сыпались одно за другим новые задания.

В такой бурной текучке я, признаюсь честно, не обратил внимания на сообщение агента, назовем его Вернер, мелкого коммерсанта, владельца небольшой импортно-экспортной фирмы, который находился у меня на связи.

— Знаете, господин инженер Вайс (под такой фамилией я выступал тогда перед своими местными помощниками), мне повстречался на днях давний приятель, — сообщил он новость. — Раньше он жил в Вене и был хауптштурмфюрером СС, сотрудником Службы безопасности. Зовут его Зепп. Я не видел его лет шесть. После войны он поселился в Зальцбурге, в американской зоне. Чем-то приторговывает, посредничает… Так вот, Зепп рассказал странную историю, которая, полагаю, заинтересует вас…

И Вернер передал то, что Зепп услышал от своего бывшего начальника, проживавшего в местечке Альтаус-Зее, которое находится возле Мертвых гор в австрийской провинции Штирия, штурмбаннфюрера СС Вильгельма Хёттля. Он был одним из ближайших сотрудников уже известного нам руководителя внешней разведки Главного управления имперской безопасности бригадефюрера СС Вальтера Шелленберга. После капитуляции Германии Хёттлъ сумел ловко избежать ответственности за военные преступления, установив контакт с американской и английской спецслужбами. С их помощью бывший шеф шпионской сети на Балканах и Апеннинском полуострове получил индульгенцию — удостоверение о денацификации, обосновался в альпийской глухомани и стал директором сельской школы.

Хёттль недавно сообщил Зеппу, что начальник Службы безопасности группенфюрер СС Райнхард Гейдрих в 1936–1937 годах спровоцировал Сталина начать истребление высшего командного состава Красной армии. Он, Гейдрих, приказал изготовить фальшивое досье, из которого убедительно явствовало, что тогдашний заместитель наркома обороны Советского Союза маршал Тухачевский и его ближайшие соратники, занимавшие ключевые посты в войсках, длительное время состояли агентами немецкой разведки. По заданию руководства вермахта они организовали заговор, чтобы свергнуть Сталина и коммунистов и установить в Советской России военную диктатуру. Мастерски изготовленное фальшивое дело Гейдрих сумел ловко передать в руки хозяина Кремля, и тот, не мешкая, отдал приказ арестовать заговорщиков. Через несколько дней специально созданный военный трибунал приговорил маршала Тухачевского и его сподвижников к расстрелу…

Сообщение Вернера, конечно, заинтересовало меня. Ничего подобного не приходилось слышать на Лубянке. Я знал одно: Тухачевский и с ним несколько высших военачальников были справедливо осуждены задолго до войны как заговорщики, посягнувшие на советскую власть, собиравшиеся убить Сталина и установить у нас военно-фашистскую диктатуру. Действовали они по заданию немецкого генералитета, руководства нацистской партии и гитлеровских спецслужб, агентами которых длительное время являлись. Метастазы заговора опутали все советские вооруженные силы, но наш вождь вовремя разоблачил предателей и шпионов и провел в 1937–1939 годах генеральную чистку командирского корпуса Красной армии. И это знали все у нас.

Поэтому я решил, прежде всего, лично проверить странную, на мой взгляд, историю и поручил Вернеру под благовидным предлогом устроить мне встречу с Зеппом.

Прошел, наверное, месяц, если не больше, но мой австрийский помощник молчал о Зеппе. Пришлось напомнить об этом Вернеру. С виноватым видом тот ответил, что никак не смог связаться с приятелем.

— Звонил ему несколько раз, — развел руками Вернер, — но мой эсэсовец куда-то уехал. И как я понял хозяина его квартиры, убрался куда-то далеко. Не иначе, поступил во французский Иностранный легион. Как-то он обмолвился, что собирается еще повоевать…

На этом все дело и закончилось.

Заметки на полях

Гейдрих Райнхард Тристан Ойген (1904–1942). Один из руководителей Службы безопасности (СБ) СС гитлеровской Германии. Обергруппенфюрер СС и генерал полиции.

Родился в городе Галле, сын директора консерватории. В детстве увлекался музыкой, прекрасно играл на скрипке. С 1922 года начал служить на военно-морском флоте. В 1926 году — лейтенант на крейсере «Берлин». Затем старший лейтенант на флагманском корабле «Шлезвиг-Гольштейн».

В 1931 году по решению суда чести ему было предложено подать в отставку за отказ от помолвки со своей первой возлюбленной, дочкой влиятельного предпринимателя. В этом же году вступил в гамбургский отряд СС. По заданию рейхсфюрера СС Гиммлера в июле 1932 года разработал проект создания Службы безопасности и вскоре возглавил отдел СБ в составе управления СС.

После прихода нацистов к власти назначен уполномоченным по политической полиции Баварии, на основе которой была создана тайная государственная полиция — гестапо. С 1934 года — начальник Главного управления СБ, а в 1935 году создает Главное управление полиции безопасности. Таким образом, Гейдрих фактически объединил в своих руках руководство всеми спецслужбами рейха.

В 1939 году — начальник Главного управления имперской безопасности. Через два года назначен заместителем имперского протектора Богемии и Моравии. Фактически руководил всеми жестокими мерами по подавлению чешского антифашистского движения.

25 мая 1942 года был смертельно ранен в Праге осколками бомбы, которую метнули в его автомобиль чешские боевики, сброшенные с самолета английской разведкой.

 

Штурмбаннфюрер СС раскрывает тайну

Повседневные хлопоты заставили меня забыть об этом случае. И лишь спустя полгода, весной пятидесятого, я вспомнил об эсэсовце Зеппе и его шефе из Главного управления имперской безопасности штурмбаннфюрере СС Вильгельме Хёттле, когда обнаружил на прилавке в книжном магазине новый бестселлер «Тайный фронт. Организация, личный состав и операции немецкой разведки» некоего Вальтера Хагена, только что выпущенный венским издательством «Нибелунген ферлаг». Вполне понятно, что меня сразу заинтересовала глава «Дело Тухачевского», где подробно излагалось, как Райнхард Гейдрих с благословения самого фюрера устроил провокационную акцию, на которую клюнул кремлевский диктатор и уничтожил самых способных советских полководцев и более тридцати тысяч человек из командного и начальствующего состава Красной армии. Это позволило вермахту через четыре года успешно развязать молниеносную войну против восточного гиганта, осадить Ленинград, занять ближние окрестности Москвы и поставить Советский Союз на грань поражения.

Вот что писал Вальтер Хаген: «В 1935 году Райнхард Гейдрих решил использовать свою Службу безопасности против Советского союза. Его агент установил связь с главной в те времена белоэмигрантской организацией в Париже — Русским общевоинским союзом — и стал получать информацию от одного из руководителей этой организации, бывшего белого генерала Николая Скоблина. Его жена, знаменитая певица Надежда Плевицкая, была агентом советской внешней разведки. Она привлекла мужа к сотрудничеству с Лубянкой…»

Из архивной справки

Русский общевоинский союз (РОВС), антисоветская организация, объединившая русские эмигрантские военные и военно-морские структуры во всех странах в 1924–1940 годах.

Во главе РОВСа стояли великий князь Николай Николаевич (1859–1929), генерал от кавалерии, верховный главнокомандующий и главнокомандующий Кавказской армией в Первую мировую войну, и главнокомандующий Крымской армией и правитель Крыма в Гражданскую войну генерал-лейтенант барон Петр Николаевич Врангель (1878–1928). Вначале РОВС объединял до 100 тысяч человек. Печатный орган — «Часовой» (1929).

В 1929 году после смерти П. Врангеля и великого князя союз возглавил генерал от инфантерии Александр Павлович Кутепов (1882–1930). Он был похищен в Париже агентами ОГПУ и умер по пути в Новороссийск на советском пароходе. Должность Кутепова занял генерал-лейтенант Евгений Карлович Миллер (1867–1937), в 1918 году после высадки английских оккупационных войск в Архангельске занимавший посты генерал-губернатора, главнокомандующего войсками Северной области и начальника края и возглавлявший так называемое Северное правительство. В 1936 году был вывезен сотрудниками НКВД из Парижа в Москву и в 1937 году расстрелян. После этого западные спецслужбы перестали доверять руководству РОВСа и лишили его материальной поддержки. Деятельность союза была свернута, а в 1940 году он прекратил свое существование.

Заметки на полях

Скоблин Николай Васильевич (1894–1938). Оперативный псевдоним — Фермер. Генерал-майор (1920).

В годы Гражданской войны командовал корниловской дивизией белой армии. После разгрома врангелевской армии в Крыму жил в эмиграции — в Турции, Болгарии, Франции. В 1921 году женился на эмигрантке, известной русской певице Н. В. Плевицкой. Стал одним из руководителей РОВСа.

В сентябре 1930 года завербован советской внешней разведкой на патриотической основе. Вербовка была проведена с помощью его жены Н. Плевицкой, которая уже сотрудничала с Иностранным отделом ОГПУ. Активный участник похищения председателя РОВСа Е. Миллера. После этого бежал в Испанию, где погиб при неизвестных обстоятельствах. (Одна из версий — стал жертвой бомбежки, проводившейся немецкой авиацией.)

Плевицкая Надежда Васильевна (1884–1940). Агент советской внешней разведки.

Известная русская певица (меццо-сопрано), исполняла народные, главным образом городские, песни. После 1920 года поселилась за рубежом. Гастролировала в странах Западной Европы и США.

С 1930 года вместе со своим мужем генералом Н. Скоблиным сотрудничала с Иностранным отделом ОГПУ. В 1937 году арестована французскими властями и осуждена за участие в похищении руководителя РОВСа генерал-лейтенанта Е. Миллера агентами НКВД. Скончалась в тюрьме в 1940 году во время гитлеровской оккупации Франции.

Но вернемся к книге Вальтера Хагена. «Через своего агента, — повествует дальше автор, — Гейдрих к концу 1936 года сумел получить от Скоблина сведения о том, что Тухачевский хочет захватить власть и избавиться от Сталина и большевистского режима. Была ли эта информация правдивой, остается вопросом, поскольку шеф НКВД Николай Ежов, который передал Генеральному прокурору Андрею Вышинскому свидетельства против Тухачевского, вскоре сам был арестован и казнен. Вообще невозможно точно определить, когда Гейдриху пришла в голову мысль о чудовищной интриге, которая должна была вызвать падение Тухачевского. Но она, возможно, родилась даже до решающего разговора с Гитлером и Гиммлером в канун рождества 1936 года, когда начальник Службы безопасности впервые сказал своим руководителям о намерении советского маршала захватить власть.

Фюрер и верховный шеф эсэсовцев ухватились за мысль, что раскол в коммунистической империи дал бы возможность нанести мощный удар по СССР. Было два возможных варианта действий. Берлин мог бы поддержать Тухачевского и таким образом помочь ему ликвидировать большевизм либо выдать „красного Наполеона“ Сталину и благодаря этому нанести невосполнимый ущерб мощи Советского Союза…»

После долгой дискуссии, уверяет Хаген, Гейдрих сумел убедить Гиммлера и, самое главное, Гитлера, что Германия должна выступить на стороне Сталина. Тухачевского и его сподвижников надо представить как изменников, и Красная армия, помимо всего прочего, лишится своих наиболее способных генералов и офицеров. Все, что для этого требуется, следует сделать так, чтобы в руки Сталина попали доказательства изменнических связей Тухачевского с германским Верховным командованием.

И все пошло как по маслу. Операция была подготовлена в обстановке строжайшей секретности. Она продолжалась с 1936 по 1937 год. Гейдрих, не входя в детали, сообщил о ней только своим непосредственным подчиненным. Позднее группенфюрер СС Вильгельм Берендс рассказал автору, как он разрабатывал технические детали операции. Кроме Гиммлера, Гитлера и, конечно, самого Гейдриха, лишь Берендс знал все секреты…

Заметки на полях

Берендс Вильгельм (1907–1946). Группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции. Доктор юридических наук.

В 1938 году — руководитель Берлинской службы безопасности. С декабря 1933 года — на руководящих постах в имперском руководстве СС. Один из организаторов нацистского террора на территории бывшей Югославии. С 1943 года начальник штаба имперского комиссара по укреплению германской нации. Апрель — октябрь 1944 года — высший руководитель СС и полиции в Сербии, Санджаке и Черногории.

Руководил карательными операциями против партизан и гражданского населения.

В июле 1945 года сдался в плен английским властям. Передан Югославии как военный преступник. Повешен по приговору народного трибунала.

Кстати, Хаген столкнулся с Берендсом в Белграде, когда тот был начальником войск СС и полиции. Заметив это в скобках, полистаем дальше страницы его «Тайного фронта…». А там говорится, что поначалу Гейдрих попытался привлечь к заговору против Тухачевского руководителя абвера Вильгельма Канариса. Он попросил адмирала разрешить ему взять любые документы, находившиеся в распоряжении этого ведомства и касающиеся переписки германского Верховного командования с русскими относительно военного сотрудничества в двадцатых годах, и в особенности подлинные письма Тухачевского и других советских военачальников. Но Канарис, хорошо знавший Гейдриха, сразу заподозрил, что шеф Службы безопасности затеял какую-то нечестную игру, нашел благовидный предлог и отказал. Тем не менее Гейдрих и Берендс получили то, что хотели, и без помощи адмирала. Как это было сделано, не совсем ясно, но известно, что по меньшей мере один раз Берендс взломал помещение архива немецкого Верховного командования и похитил ряд документов.

Получив, что ему требовалось, Берендс в апреле 1937 года стал готовить фальшивки в изолированном от внешнего мира подвале здания гестапо на Принц-Альбрехтштрассе в Берлине. Для этой цели он оборудовал лабораторию со всеми необходимыми техническими приспособлениями и лично позаботился о мерах безопасности. Лаборатория была полностью изолирована от остальной части здания. В нее могли входить только те, кто непосредственно там работал, а у входа стоял специально подобранный охранник.

Короче говоря, документы были изготовлены быстро, и через несколько дней, в начале мая, Гиммлер мог передать досье, вполне объемистую папку, Гитлеру. Кроме нескольких подлинных писем в ней были самые разнообразные сфальсифицированные бумаги, включая расписки русских генералов в получении весьма значительных денежных сумм, будто бы врученных им германской секретной службой в обмен за предоставленную информацию. Гитлер высоко оценил качество документов и санкционировал передачу дела русским. Далее Гейдрих действовал по специально разработанному плану продвижения фальшивки. Досье собирались переслать в Москву через генеральный штаб чехословацкой армии, который, как известно, находился в тесном контакте с Генеральным штабом РККА. Связь была установлена через агента, направленного Берендсом в Чехословакию под вымышленным именем для того, чтобы подготовить почву.

Однако чехи отказались раскрыть каналы, по которым документы будут посланы Сталину. Таким образом, не было гарантии, что досье по пути не попадет в руки кого-нибудь из друзей Тухачевского. Гейдрих отверг этот план как слишком рискованный и предпочел прямо обратиться в советское полпредство в Берлине. Он установил контакт с одним из его сотрудников, о котором гестапо было известно, что тот в действительности служит в русской разведке, и открыто предложил передать информацию в его распоряжение. Псевдодипломат немедленно вылетел в Москву, откуда вскоре вернулся в сопровождении специального представителя Ежова, народного комиссара внутренних дел. Гейдриху никогда не приходилось вступать в сделки с советскими властями. Еще труднее ему было вообразить, что придется им продавать фальшивки собственного изготовления. Однако он все быстро прикинул и потребовал сумму в три миллиона рублей. На следующий день Берендс вручил папку гонцу из Москвы и получил в обмен увесистый пакет с банкнотами…

Запущенный Гейдрихом механизм сработал без помех. Тухачевского с единомышленниками сразу же арестовали. Судебный процесс против них начался в десять часов утра 10 июня. К девяти вечера этого же дня все было кончено. Слушание началось с речи Ворошилова о военном заговоре, за которой последовали допросы обвиняемых.

Согласно советским сообщениям, обвиняемые, подавленные массой улик, столкнувшись с письмами, выполненными их собственными почерками и адресованными германскому Верховному командованию, сломались и признали свою вину. Заключительное выступление Ворошилова продолжалось чуть более двадцати минут. Он потребовал изгнать обвиняемых из рядов Красной армии и приговорить их к высшей мере наказания. Через несколько минут огласили приговор — смертная казнь. С обвиняемых сорвали знаки отличия и ордена, и через двенадцать часов вердикт был приведен в исполнение.

Расстрельным взводом, как говорят, командовал по приказу Сталина маршал Блюхер, который через несколько лет сам стал жертвой сталинских репрессий. А вообще за исключением двух маршалов, Ворошилова и Буденного, все члены суда над Тухачевским и его сподвижниками рано или поздно кончили свою жизнь насильственной смертью.

И последнее, о чем пишет Хаген: «Гейдрих с гордостью думал, что его фальшивка сыграла решающую роль в осуждении русского маршала. До последнего дня жизни он (Гейдрих. — В. Ч.) был уверен в важности своей операции. Но группенфюрер СС Берендс не был убежден в этом. Правда, поначалу он разделял оценку своего шефа, но по мере того, как русская армия все ближе подходила к Белграду, он, Берендс, все чаще говорил мне о своих сомнениях. Сработанная им фальшивка преследовала его.

Решающее поражение, которое Германия потерпела от русских, заставило его размышлять: не лучшим ли вариантом было бы поддержать заговор Тухачевского по свержению Сталина. Падение маршала, заявил в 1944 году группенфюрер СС, лишь на очень короткое время задержало строительство русской армии, и большевистский режим остался нетронутым и не сталкивался с каким-либо вызовом внутри страны. Сталинские энергия и организационное чутье быстро устранили небольшую заминку в развитии советской военной техники, вызванной делом Тухачевского. Живой маршал, поучал Берендс, был бы ценнее для Германии, чем десять Власовых. Даже если активная поддержка приписываемых планов путча оказалась бы неосуществленной, поскольку Скоблин уже предал их, Германия должна была бы сделать все возможное, чтобы спасти жизнь маршалу и вывезти его из страны».

Книга Вальтера Хагена вызвала большой интерес. В ней впервые с большим знанием дела повествовалось об операциях Службы безопасности гитлеровской Германии в предвоенный период и во время Второй мировой войны. Ясно, что автор был непосредственным участником многих эпизодов. Значит, его нужно было искать среди сотрудников разведывательных и контрразведывательных структур Третьего рейха. В конце концов удалось установить, что Вальтера Хагена в природе не существует.

Это — литературный псевдоним, за которым скрывался не кто иной, как начальник балканского отделения внешней разведки Главного управления имперской безопасности штурмбаннфюрер СС Вильгельм Хёттль.

 

Загробные мемуары

Вскоре множество других дел охладили мой интерес к бывшему штурмбаннфюреру Вильгельму Хёттлю. Я вспомнил о нем в 1954 году, когда вышли в свет мемуары его начальника, руководителя VI (разведывательного) управления главка имперской безопасности бригадефюрера СС Вальтера Шелленберга. Автор, выдающийся немецкий разведчик, не смог увидеть свое детище: он ушел из жизни двумя годами раньше. Все послевоенное время до своей кончины Шелленберг сотрудничал с английской разведкой. Поэтому не зря его мемуары впервые появились в 1954 году на английском языке, а не на родном немецком, на котором писал бригадефюрер. И, конечно, британские спонсоры автора внесли в его рукопись немало того, что им хотелось.

«…В июне 1937 года, — читаем мы в главе „Дело Тухачевского“ книги мемуаров Шелленберга, — агентство ТАСС сообщило, что заместитель наркома обороны предстал перед военным судом и по требованию генерального прокурора Андрея Вышинского приговорен вместе с восемью другими обвиняемыми к смертной казни. Приговор был приведен в исполнение вечером того же дня. Обвинение гласило: „Измена Родине в результате связи с военными кругами одного государства, враждебного СССР“.

Сообщение об этом приговоре принадлежит к наиболее интересным страницам одной из самых загадочных глав истории последних десятилетий, подлинная подоплека которой до сих пор освещена недостаточно ясно.

И в Советской России, и в национал-социалистической Германии прилагалось немало усилий, чтобы окутать дело Тухачевского тайной. Я попытаюсь, опираясь на прошедшие через мои руки документы и на основе событий, очевидцем и участником которых был я сам, внести свой вклад в выяснение этого дела…»

Посмотрим, как выполняет свое обещание Вальтер Шелленберг. «Когда в Германии пришли к власти национал-социалисты, — пишет автор, — руководство компартии (разумеется, немецкой. — В. Ч.), получило из Москвы указание считать врагом номер один не национал-социалистическую рабочую партию, а социал-демократическую. В политическом руководстве национал-социалистов Сталин видел тогда попутчика в достижении собственных революционно-политических целей в Европе, причем он рассчитывал, что в один прекрасный день Гитлер обратит свое оружие против буржуазии Запада, борьба с которой должна истощить его силы».

После такой идеологической артподготовки бывший бригадефюрер СС переходит к сути дела: «Гейдрих получил от проживавшего в Париже белогвардейского генерала Скоблина сообщение о том, что маршал Тухачевский во взаимодействии с германским генеральным штабом планирует свержение Сталина. Скоблин не смог представить документальных доказательств участия германского генералитета в перевороте, однако он, Гейдрих, усмотрел в его сообщении столь ценную информацию, что счел целесообразным принять фиктивное обвинение командования вермахта, поскольку использование этого материала позволило бы приостановить растущую угрозу со стороны Красной армии, превосходящей по своей мощи германские вооруженные силы… Информация Скоблина была передана Гитлеру. Фюрер стал перед трудной проблемой, которую необходимо было решить. Если бы он высказался в пользу Тухачевского, Советам, возможно, пришел бы конец, однако неудача вовлекла бы Германию в преждевременную войну. А разоблачение маршала тоже было нежелательным: оно влекло за собой укрепление советской власти.

Гитлер решил вопрос не в пользу Тухачевского. Что его побудило принять такое решение, осталось неизвестным ни Гейдриху, ни мне. Вероятно, он считал, что ослабление Красной армии в результате „децимации“ советского военного командования на определенное время обеспечит его тыл в борьбе с Западом.

В соответствии со строгим указанием Гитлера „дело Тухачевского“ надлежало держать в тайне от немецкого командования, чтобы заранее никто не мог предупредить маршала о грозящей ему опасности. Было предписано и впредь поддерживать версию о тайных связях Тухачевского с командованием вермахта, чтобы выдать его Сталину как предателя. Поскольку не существовало письменных доказательств таких тайных сношений в целях заговора, по приказу Гитлера (а не Гейдриха) был произведен налет на архив вермахта и служебное помещение военной разведки и контрразведки — абвера… в результате этой операции обнаружили несколько подлинных документов о сотрудничестве рейхсвера и Красной армии. Чтобы замести следы ночного вторжения в помещение архива, там устроили небольшой пожар… Теперь полученный материал, — продолжает раскручивать „дело Тухачевского“ мемуарист, — следовало надлежащим образом обработать. Для этого не потребовалось грубых фальсификаций, как утверждали позже: достаточно было ликвидировать „пробелы“ в беспорядочно собранных подлинных документах. Уже через четыре дня Гиммлер смог представить Гитлеру объемистую кипу материалов.

Подборку документов предполагалось передать по агентурным каналам чехословацкому генеральному штабу, который поддерживал тесные контакты с советским партийным руководством. Однако Гейдрих избрал более надежный путь. Один из его доверенных людей, штандартенфюрер СС Берендс (позже он стал группенфюрером СС. — В. Ч.), был послан в Прагу, чтобы там установить контакт с одним из близких друзей тогдашнего президента Чехословакии Бенеша. Опираясь на полученную информацию, Бенеш написал личное письмо Сталину.

Вскоре после этого через президента Бенеша пришел ответ из России с предложением связаться с одним из сотрудников русского полпредства в Берлине. Так мы и сделали. Сотрудник полпредства сейчас же вылетел в Москву и возвратился с доверенным лицом Сталина, снабженным специальным документом, который был подписан шефом ГПУ Ежовым. К всеобщему удивлению, Сталин предложил деньги за материалы о „заговоре“. Ни Гитлер, ни Гиммлер, ни Гейдрих не рассчитывали на вознаграждение. Гейдрих потребовал три миллиона золотых рублей, чтобы, как он считал, сохранить лицо перед русскими. По мере получения материалов и беглого их просмотра специальный эмиссар Сталина выплачивал установленную сумму. Это было в середине мая 1937 года».

Далее события быстро идут к концу. «4 июня, — хладнокровно заключает бывший шеф нацистской внешней разведки, — Тухачевский после неудачной попытки самоубийства был арестован и против него по личному приказу Сталина начали закрытый судебный процесс. Как сообщило ТАСС, маршал и остальные подсудимые во всем сознались. Через несколько часов после оглашения приговора состоялась казнь. Расстрелом командовал маршал Блюхер, впоследствии сам ставший жертвой очередной чистки.

Часть „иудиных“ денег я приказал пустить под нож после того, как несколько немецких агентов были арестованы ОГПУ, когда они расплачивались этими купюрами в России. Сталин произвел выплату крупными банкнотами, все номера которых были зарегистрированы советской контрразведкой…»

«Дело Тухачевского по своей сути», — заканчивает Вальтер Шелленберг, — «явилось как бы прологом будущего альянса Сталина с Гитлером, который после подписания договора между Москвой и Берлином 23 августа 1939 года стал событием мирового значения».

 

Две версии, а суть одна

Что можно сказать об этих двух версиях по «делу Тухачевского», с которыми весь мир, за исключением Советского Союза и стран Варшавского Договора, с интересом познакомился в первой половине пятидесятых годов?

Первое, что бросается в глаза даже не особенно дотошному читателю: и та и другая версии очень схожи между собой. Основа у них одна и та же, разнятся они лишь деталями. Создается впечатление, что Хёттль заимствовал историю о «деле Тухачевского» у своего начальника Шелленберга, который, в отличие от подчиненного, был посвящен, пусть не с самого начала, в затеянную Гейдрихом операцию по созданию фальшивого досье, подкрепляющего документально миф о заговоре маршала Тухачевского и других советских военачальников против кремлевского диктатора.

Сам Хёттль, во избежание кривотолков, пишет в своей книге, что о «деле Тухачевского» он узнал от группенфюрера СС Берендса, который по поручению Гейдриха в основном руководил затеянной провокацией. Наверное, это так и было. Но штурмбаннфюрер СС почему-то умалчивает о том, что подробную информацию о фальшивке он получил от начальника внешней разведки в 1949 году, когда навестил его в курортном местечке возле Турина, в Северной Италии. Именно здесь бригадефюрер СС под присмотром британских разведчиков коротал свои последние дни. Нет сомнений, что Хёттль сообщил бывшему шефу о том, что заканчивает работу над рукописью своей книги «Тайный фронт…». Тот сразу сообразил, что представляется удобный случай запустить пробный шар — быстро опубликовать дезинформационную версию о «деле Тухачевского»: как гениальному Райнхарду Гейдриху удалось состряпать фальшивку, на которую клюнул сам суперподозрительный кремлевский властитель и начал истреблять цвет высшего командного и начальствующего состава Красной армии. Шелленберг показал сообразительному подчиненному свои материалы. И через полгода читающий мир впервые познакомился с «делом Тухачевского» в пересказе отставного штурмбаннфюрера СС. Конечно, Хёттль кое-что напутал, но главное было сделано: широкий круг читателей, прежде всего в Германии, во-первых, убедился, как хитро, умно и эффективно работала немецкая Служба безопасности в канун Второй мировой войны, и, во-вторых, понял, что, обладая таким мощным разведывательным аппаратом, Третий рейх обязательно одолел бы антигитлеровскую коалицию, если бы не засевшие в важных немецких государственных структурах предатели разных чинов и рангов, которые продались большевикам и западным империалистам.

Правда, Хёттль упустил один важный момент, ради которого, можно сказать, Шелленберг с английскими кукловодами городил все дело. Вернитесь, пожалуйста, к последнему абзацу главы мемуаров бригадефюрера СС. Это оглушительный аккорд, на фоне которого Сталин предстает как угодливый мелкопоместный дворянчик, принесший в жертву владетельному барону самого лучшего из своих оруженосцев, дабы завоевать расположение сеньора. Именно с этого момента началось сближение Москвы и Берлина, которое завершилось подписанием пакта о ненападении с секретными приложениями к нему в августе 1939 года. Отсюда вывод: Вторую мировую войну развязал не только Гитлер, но и Сталин.

Страшное обвинение, чернящее хозяина Кремля в глазах людей на всей нашей планете. Одна фальшивка породила другую. Не забывайте: в пятидесятых годах начала стремительно разгораться новая война — «война холодная», в которой использовали самое грязное пропагандистское оружие — ложь, клевету, низкопробные фальшивки.

Кстати, обвинение Сталина в том, что он проявлял инициативу в установлении сотрудничества с Гитлером и ради этого угодничал перед фюрером, весьма сомнительно. Все это досужие домыслы некоторых историков и журналистов, занимающих крайние антисоветские позиции. Объективными свидетельствами очевидцев и документами, подтверждающими эту версию, историческая наука не располагает. Об этом убедительно пишет один из руководителей советской внешней разведки в тридцатых — пятидесятых годах прошлого века генерал-лейтенант в отставке Павел Судоплатов в своей книге «Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год»: «Очень часто Сталину приписывают инициативу договориться. На самом деле Гитлер первым начал прощупывать позицию Советского Союза…»

Громкая сенсационность лживой информации отвлекла внимание читателей от критического подхода к версии Шелленберга — Хёттля. А ведь в изложении «дела Тухачевского» они допустили массу неточностей, несуразностей, ошибок и выдумок. В книге Шелленберга, например, сообщается, что Тухачевский был арестован 4 июня 1937 года. На самом деле это произошло 22 мая. Автор не удосужился заглянуть в подшивку любой газеты, чтобы убедиться в этом, ведь сообщение ТАСС напечатала вся мировая пресса. К слову сказать, суд состоялся 10 июня, приговор объявлен — 11-го. В ночь на 12-е он был приведен в исполнение, а Сталин выступал на Военном совете с сообщением о предательстве Тухачевского и его единомышленников 3 июня. Таковы факты.

Шелленберг и Хёттль уверяют: расстрелом осужденных командовал маршал Блюхер. Это выдумка, как говорится, для красного словца, маршал был одним из членов Особого судебного присутствия Верховного суда, на котором председательствовал военный судья Ульрих. Приговоры приводили в исполнение коменданты НКВД Блохин и Игнатьев. Осужденным поодиночке, так сказать, в порядке живой очереди вгоняли пулю в затылок. Расстрельного взвода или команды, как пишут Хёттль и Шелленберг, никогда не было. Это в Германии и вообще на Западе традиционно действовали расстрельные команды. В Советской России поступали проще и экономнее — одна пуля в голову, и дело с концом.

К слову сказать, автору этих строк, пришедшему в центральный аппарат внешней разведки в марте 1944 года, Блохин хорошо запомнился. Это был худощавый, выше среднего роста мужчина с роскошными фельдфебельскими усами. Он руководил тогда комендатурой и дослужился до звания генерал-майора. Игнатьева я не помню. Что касается Блохина, то в самом начале «хрущевской оттепели» расстрельных дел мастера по постановлению Совета Министров СССР лишили высокого воинского звания и уволили из органов госбезопасности, как «дискредитировавшего себя за время работы»…

Возвращаясь к «делу Тухачевского», скажу, что таких нелепиц в версии Шелленберга — Хёттля не одна, не две, а гораздо больше. Не буду всех их пересчитывать. Остановлюсь лишь на эпизоде с похищением эсэсовской командой документов из архивов абвера и генерального штаба, которые потребовались для изготовления фальшивого досье.

Помните, как Гейдрих пытался получить у начальника военной разведки и контрразведки Канариса разрешение отобрать в архиве документы для служебной надобности, естественно. Но сверхосторожный шеф абвера, почуявший что-то неладное, отказался это сделать. Амбициозный Гейдрих был взбешен. Конечно, можно было уломать адмирала, но для этого требовалось время, а его у начальника Службы безопасности не было. Тогда, как поясняют Шелленберг и Хёттль, он, Гейдрих, решил ночью совершить налет на помещение архивов и похитить необходимые документы, а чтобы скрыть следы, поджечь хранилище. Отборная команда эсэсовских головорезов с шумом и гамом совершила такую топорную операцию.

Ни один мало-мальски грамотный разведчик или контрразведчик никогда не решился бы на подобную акцию, словно списанную со страниц низкопробного шпионского детектива. Она загодя была бы обречена на скандальный провал. Сочинители послевоенной версии «дела Тухачевского» ухватились за одно убийственное доказательство: пожар в архиве. Огонь действительно погулял здесь в начале мая 1937 года, и это событие отмечено во всех городских хрониках. Но случился пожар из-за тривиального короткого замыкания в старой электропроводке. Газетные репортеры тогда отметили: часть архива была повреждена, что дало возможность авторам послевоенной версии вволю пофантазировать, опираясь, так сказать, на документальную базу.

 

Фальшивые рубли за поддельные документы

Чувство реального очень часто изменяет авторам версии. И у Хёттля, и у Шелленберга это особенно видно, когда они излагают эпизод о передаче фальшивого досье Сталину. Причем каждый из них делает это по-разному.

Хёттль в своем «Тайном Фронте…» сообщает: «Существовал оригинальный план передать фальшивые документы через чехословацкий генеральный штаб, который, как было известно, находился в тесном контакте с русским. Связь была установлена через агента, направленного Берендсом в Чехословакию под вымышленным именем для того, чтобы сделать необходимые приготовления.

Чехи отказались, однако, раскрыть каналы, по которым документы будут посланы Сталину, и поэтому, казалось, нет никакой гарантии, что по пути они не попадут в руки кого-нибудь из друзей Тухачевского. Но Гейдрих отверг идею использовать чехов как слишком рискованную и предпочел прямо обратиться в советское полпредство в Берлине. Шеф Службы безопасности установил контакт с одним из сотрудников полпредства, о котором в гестапо было известно, что он в действительности является офицером русской разведки, и совершенно открыто предложил передать информацию в его распоряжение.

Русский немедленно улетел в Москву, откуда вскоре вернулся в сопровождении специального представителя Ежова, главы русского ГПУ. Этот представитель заявил, что уполномочен лично Сталиным вести переговоры о покупке документов».

Любому здравомыслящему человеку этот план Гейдриха наверняка покажется не оригинальным, а совершенно нереальным, если не невероятно глупым. Для чего осторожному шефу безопасности раскрывать свои карты и действовать прямой наводкой, в лоб? Где его прославленная тевтонская хитрость? Похоже, планированием этой сложной операции занимались не многоопытные мастера тайных интриг и провокаций Гейдрих и Берендс, а стажеры, делающие свои первые шаги по кривым тропинкам тайных служб.

Не будем придираться к таким неточностям и ошибкам, когда автор, в данном случае Шелленберг, упорно именует Ежова «главой русского ГПУ», хотя события происходят в 1937 году, а ГПУ, точнее ОГПУ, уже три года как не существовало. Оно тогда влилось во вновь образованный в 1934 году Народный комиссариат внутренних дел, который с августа 1936 по ноябрь 1938 года возглавлял Николай Ежов. Эти факты не представляли государственных секретов, они были широко известны во всем мире. Просто удивительно, как о них не знали руководящие сотрудники Службы безопасности гитлеровской Германии и ее внешней разведки. Лишь одно это сразу заставляет читателей задуматься: не грубую ли фальшивку пытаются всучить ему?

Но Хёттля сомнения не терзали, и он ничтоже сумняшеся разыгрывает эту, как ему кажется, козырную карту.

Экс-штурмбаннфюрер СС с гордостью за своего «большого шефа» сообщает, что Гейдрих заломил за свою фальшивку три миллиона золотых рублей. Русские не торговались, и на следующий день Берендс передал представителю Ежова папку с фальсифицированными документами и взамен получил от него увесистый пакет с условленной суммой в крупных рублевых купюрах.

А далее следует совсем невероятный зигзаг в духе дешевого боевика. Хёттль, со слов Берендса, свидетельствует: «Гейдрих передал эти купюры в распоряжение русского отделения германской секретной службы. Случайно, однако, три заброшенных позже в Россию немецких агента, расплатившись этими деньгами, были тотчас же арестованы ГПУ». И далее экс-штурмбаннфюрер СС глубокомысленно добавляет: «Очевидно, либо русские расплатились фальшивыми купюрами, либо настоящими, помеченными особым образом, чтобы их при платеже было легко опознать. То, что русские расплатились фальшивой монетой за его хорошо сработанную фальшивку, приводило Гейдриха в ярость все последующие годы».

Ничего не скажешь: с точки зрения литературного ремесла этот эпизод — неплохой сюжетный ход. Но в жизни, в разведывательных делах такого никогда не бывает. Снабдить своих агентов денежными знаками, полученными от противника, и не проверить их подлинность?! Даже новичок в любой секретной службе так действовать не будет.

Почти так же эпизод с передачей фальшивого досье в Москву описывает Шелленберг. Он только отказывается от анекдотического пассажа с тремя миллионами поддельных рублей, которые использовали агенты немецкой Службы безопасности на территории России, что привело их к провалу. Бывший шеф Хёттля, очевидно, понял, что все это смахивает на грубейшую ошибку, а он, бригадефюрер СС и начальник гитлеровской внешней разведки, привык работать тоньше.

А вообще глава мемуаров Шелленберга, посвященная «делу Тухачевского», как и аналогичный раздел в книге Хагена-Хёттля, тоже удивляет обилием неточностей и лживых выдумок. Но не буду, повторюсь, больше отнимать время у читателей ради знакомства с подобного рода перлами. Скажу лишь одно: диву даешься, насколько неточно и искаженно велась элементарная хронология событий общественно-политической жизни, деятельности административных и военных структур Советского Союза гитлеровскими спецслужбами, если их бывшие руководители искажают факты даже в изготовленных ими фальшивых документах, где, казалось бы, все подлинные события должны были бы излагаться точно, чтобы не вызвать сразу подозрений.

Надо отметить, что нелепицы версии Шелленберга — Хёттля быстро бросились в глаза не только профессионалам тайных служб и непредвзятым историкам, но и мало-мальски разумным читателям и вызвали у них неприятные ощущения: что-то здесь не так, уж слишком грубо сколочена эта версия, нужно ко всей этой неаппетитной исторической стряпне отнестись с осторожностью.

Разговоры вокруг «фальшивого досье» обергруппенфюрера СС Гейдриха прекратились. Но это на Западе. А в Советском Союзе, как говорится, широкие массы читателей вообще не имели никакого представления об опусах бывшего начальника внешней разведки главка имперской безопасности и одного из его ближайших помощников.

Что касается автора этих строк, то за каждодневной оперативной суетой он вскоре забыл о странной истории с «делом Тухачевского». И лишь эмоциональная речь Н. С. Хрущева, которую советский лидер произнес спустя добрый десяток лет с трибуны XXII съезда КПСС и которая потрясла меня до глубины души, напомнила о «деле Тухачевского». Я решил, что нельзя откладывать его в долгий ящик и пора как следует заняться им.

 

Отвергнутое предложение

Внимательно перечитав материалы из советских и зарубежных средств массовой информации, а также данные, полученные мной в бытность в Вене, я наметил следующий план действий:

утверждают, что слухи о заговоре военных против хозяина Кремля стали распространяться не в 1937 году, а значительно раньше — в 1930-м. Выяснить, так ли это;

версию о существовании фальшивого досье немецкой Службы безопасности нужно проверить по материалам заседания Главного Военного совета 1–4 июня 1937 года, на котором с сообщением о предстоящем судебном процессе над Тухачевским и его сподвижниками выступил тогдашний народный комиссар обороны маршал Клим Ворошилов. В его сообщении фигурировало такое утверждение: «Вина преступников полностью доказана, они пойманы с поличным». Подобные категоричные дефиниции, которые перешли в последовавший после окончания судебного процесса приказ наркома, позволяют сделать предположение, что участникам заседания должны были обязательно представить убедительные доказательства шпионской и заговорщической деятельности Тухачевского и его единомышленников (иначе откуда «пойманы с поличным»?), ибо только неоспоримые улики могли убедить руководителей советских вооруженных сил, скажем, маршалов Блюхера или Шапошникова, чтобы они посчитали Тухачевского, Якира, Уборевича и других подсудимых предателями и шпионами и поставили свои подписи под приговором;

проверить в Архиве внешней политики СССР наличие документов, подтверждающих попытки немецкой разведки внедрить фальшивое досье в канал связи, существовавший с 1935 года между секретными службами Чехословакии и Советского Союза, чтобы таким образом довести до сведения Сталина подложные материалы о заговоре Тухачевского. Выяснить, есть ли там, в этом архиве, документы, подтверждающие тот факт, что в этой операции личное участие принимал президент Чехословацкой Республики Эдуард Бенеш, который передавал информацию кремлевскому властителю через тогдашнего Полномочного представителя Советского Союза в Праге Сергея Александровского;

проверить в архиве КГБ СССР утверждение Шелленберга и Хёттля о том, что есть и вторая версия передачи в Кремль фальшивого досье — напрямую специальному посланцу Ежова в Берлин за три миллиона золотых рублей, которые оказались искусно подделанными или специально помеченными;

выяснить в Главной военной прокуратуре СССР, которая занималась реабилитацией Тухачевского и его единомышленников, не встречались ли в ее делах документы немецкого происхождения или не упоминалось ли каким-либо образом о фальшивом досье немецкой разведки.

Но прежде чем приступить к реализации этого плана, я решил обратиться к Председателю КГБ при Совете Министров СССР В. Е. Семичастному. В своем письме, сославшись на то, что в послевоенное время на Западе издан ряд книг о немецкой разведке в тридцатые-сороковые годы, авторы которых утверждают: арест и уничтожение по приказанию Сталина руководящих кадров Красной армии — следствие провокации, затеянной гитлеровской Службой безопасности, я подчеркнул, что это односторонняя и вредная для нас постановка вопроса.

Она базируется на лживых и совершенно бездоказательных вымыслах. «Мне кажется, — писал я, — что было бы целесообразным как можно быстрее ознакомить широкие круги советских и зарубежных читателей с подлинной историей „дела Тухачевского“, поместив объективную и хорошо фундированную статью в одном из научно-исторических журналов, например в „Военно-историческом журнале“ или „Международной жизни“».

В заключение я попросил В. Семичастного разрешить мне ознакомиться с материалами КГБ, имеющими отношение к «делу Тухачевского», и использовать их при написании статьи о провокации немецкой разведки.

Надо отдать должное В. Семичастному, недавно занявшему столь ответственный пост руководителя ведомства государственной безопасности, он довольно быстро среагировал на мое письмо. В начале января 1962 года мне позвонил И. И. Агаянц, руководивший тогда Службой «Д» (дезинформация), и попросил меня приехать к нему. Он сообщил, что должен устно передать ответ председателя.

Признаться, я был рад, что Ивану Ивановичу поручено заняться моим делом. Мы знали друг друга с 1944 года и уважительно относились друг к другу. Некоторое время я работал с ним, как говорится, рука об руку. В марте 1953 года, с приходом в министерство Л. Берии, И. Агаянц возглавил укрупненный европейский отдел (вся Европа, кроме ФРГ, ГДР и Австрии) Второго (разведывательного) главного управления МВД СССР, а я был его заместителем. Через месяц меня перевели на место И. Агаянца, так как его назначили на вновь созданную должность помощника начальника главка. Вскоре наши пути разошлись: меня направили старшим советником МВД СССР при Министерствах госбезопасности и внутренних дел Румынской Народной Республики. Короче говоря, я вновь встретился с Иваном Ивановичем только в январе 1962 года, а через месяц он предложил мне место в структуре Службы «Д», находившейся в составе недавно созданного агентства печати «Новости» под названием Главная редакция политических публикаций. Там я прослужил до мая 1965 года в качестве политического обозревателя и заместителя главного редактора этой главной редакции…

Но вернемся к нашей встрече с И. Агаянцем.

— Виталий Геннадиевич, — после теплых дружеских приветствий сказал он, — председатель заинтересовался вашим предложением. Мы обязательно займемся этим вопросом. Но, к сожалению, — тут лицо моего собеседника помрачнело, — сейчас нецелесообразно предпринимать что-либо. Да просто невозможно, ибо все наши архивные материалы по «делу Тухачевского» переданы для тщательного изучения специальной комиссии, созданной по решению Центрального комитета партии после XXII съезда. Давайте, — бодро предложил мой бывший начальник, — подождем, что решит эта очень компетентная комиссия, и тогда, имея ясную цель, будем предпринимать практические шаги.

Сильной стороной Ивана Ивановича было умение убеждать собеседника в том, что все будет хорошо, если тот его послушается. Но главное, что для меня было бесспорным, И. Агаянц всегда старался говорить людям правду, не вилять, не обманывать их. Я, не колеблясь, поверил ему и согласился с его доводами.

Комиссия, о которой сказал мне тогдашний шеф Службы «Д», действительно интенсивно поработала и через год пришла к выводу, что немецкая разведка в 1936–1937 годах не занималась фабрикацией фальшивого досье по «делу Тухачевского» и не пыталась внедрить какие-либо документы, подтверждающие существование заговора некоторых высших советских военачальников против Сталина, потому что такового, то есть заговора, в природе не существовало. Комиссия установила лишь то, что нацистские секретные службы педантично, как это могут только немцы, собирали слухи, муссировавшиеся особенно в белоэмигрантских кругах Парижа и Берлина, о недовольстве части командного состава Красной армии коллективизацией сельского хозяйства. Кроме того, они были возмущены нежеланием наркома обороны К. Ворошилова и его окружения принять меры против отставания в тактико-стратегическом и техническом отношении РККА от вооруженных сил передовых западных государств. Затем эти домыслы, сильно преувеличенные, через агентурные каналы возвращались в европейские центры белой эмиграции, в военные круги Москвы, Ленинграда, Киева, Минска и других гарнизонных городов Советского Союза.

К сожалению, никто мне не сообщил о результатах расследования комиссии. И. Агаянц промолчал, но я не виню его за это: обстоятельства оказались сильнее. Если бы итог работы комиссии стал широко известен, то это нанесло бы удар по авторитету лидера КПСС и СССР Н. Хрущева. Ведь на XXII съезде компартии он вольно или невольно благословил версию Шелленберга — Хёттля. А раз Никита Сергеевич сказал «да» — значит, так оно и было.

С тех пор фальшивка, сработанная битыми гитлеровскими супершпионами, стала довольно часто появляться на страницах советских органов массовой информации. Поток этих материалов особенно усилился во второй половине восьмидесятых — первой половине девяностых годов, когда перестройка и развал Советского Союза принесли отмену цензуры и полную свободу слова. Газеты, еженедельники и ежемесячные журналы запестрели броско-зазывными заголовками статей и очерков, в которых с небольшими изменениями и добавлениями муссировалась все та же история о том, как немецкой разведке удалось спровоцировать самого Сталина на истребление своих наиболее талантливых полководцев, что в значительной степени облегчило вермахту разгром Красной армии в начальном периоде германо-советской войны.

Не устояли перед соблазном детально познакомить своих читателей с версией Шелленберга — Хёттля даже такие компетентные издания, как «Совершенно секретно», «Сборник КГБ СССР», «Неделя», «Новости разведки и контрразведки», «За рубежом», «Военно-исторический журнал». В сенсационном запале они изложили фальшивую версию без мало-мальски критических примечаний (за исключением «Новостей разведки и контрразведки»). И получилось: вроде бы вся эта детективно-фантастическая история действительно имела место быть.

А некоторых мэтров «изящной литературы» сказки экс-асов гитлеровского шпионажа вдохновили на создание захватывающих произведений, где эта история была расцвечена новыми фантастическими эпизодами. В качестве характерного примера можно привести роман Анатолия Рыбакова «Страх», где автор придумал подробности передачи немцами сработанного Службой безопасности Гейдриха фальшивого досье представителям советской разведки, будто бы приехавшим во Францию специально для этой цели.

Еще больше выдумок внесено в версию Шелленберга — Хёттля, которую широко и вольно использовал известный прозаик Еремей Парнов в своем романе «Заговор маршалов». Он избрал другой путь передачи Сталину фальшивого досье: здесь главным курьером выступает тогдашний президент Чехословакии Эдуард Бенеш.

Но вернусь ко времени после моей беседы с И. Агаянцем. Выждав примерно год, я напомнил Ивану Ивановичу о своем письме Председателю КГБ. Мой бывший шеф меня не обнадежил:

— Все пока остается по-прежнему, писать о «деле Тухачевского» еще рано. Потерпите, придет время, — утешил он меня.

Но время не приходило…

Между тем Иван Иванович продвигался по службе, получил звание генерал-майора, что, честно говоря, давным-давно нужно было сделать. В 1967 году его назначили заместителем начальника всей внешней разведки, но, к сожалению, через год он скончался.

 

Главный Военный совет: пустые хлопоты

Подождал я, подождал, да и потихоньку возобновил свой поиск. Начал с Главного Военного совета. Почему? Да потому, что сразу представилась возможность ознакомиться с материалами, имеющими отношение к «делу Тухачевского».

Из архивной справки

Главный Военный совет при наркоме, а затем при министре обороны — это совещательный орган, действовавший в мирное время. В 1930 году в него входили К. Е. Ворошилов (председатель), В. К. Блюхер, С. М. Буденный, Г. Н. Кулик, Л. З. Мехлис, И. В. Сталин, И. В. Федько, Б. М. Шапошников, Е. А. Щаденко, К. А. Мерецков (секретарь). Совет рассматривал важнейшие вопросы строительства армии. Большое внимание уделялось обсуждению и обобщению опыта боевых действий Красной армии против японских захватчиков в районе озера Хасан и на реке Халхин-Гол.

В апреле 1940 года на совещании членов ЦК ВКП(б) совместно с членами совета были обсуждены уроки войны с Финляндией.

Главный Военный совет давал рекомендации по разработке новых видов оружия и военной техники, по усовершенствованию и модернизации имеющихся образцов. На заседаниях систематически заслушивались доклады командующих войсками военных округов по вопросам обеспечения боевой готовности войск, политического и воинского воспитания личного состава, выполнения мероприятий театров военных действий, планов развития и устройства войск, общевойскового и специального строительства и по другим важным вопросам.

Контроль за выполнением решений совета осуществляла специальная группа контроля при Генштабе.

С началом Великой Отечественной войны и созданием Ставки Верховного Главнокомандования 23 июня 1941 года Главный Военный совет был упразднен. В 1950 году его вновь восстановили.

Что удалось почерпнуть из документов Главного Военного совета? Его заседание, посвященное «делу Тухачевского», действительно длилось с 1 по 4 июня 1937 года, после того, как маршал и его единомышленники уже подверглись «активным следственным действиям» (читай: жестким допросам с избиениями и пытками) и дали признательные показания. В заседании участвовали фактически все главные военачальники РККА (их было 116 человек) и члены Политбюро ЦК ВКП(б).

В первый день работы совета нарком обороны К. Е. Ворошилов сделал доклад «О раскрытии органами НКВД контрреволюционного заговора в РККА». Перед этим всем участникам раздали для ознакомления полученные показания Тухачевского, Якира и других заговорщиков с признанием их вины. 3 июня на заседании совета выступил Сталин, который заявил, что Политбюро располагает достоверными сведениями о заговорщической деятельности Тухачевского и его сторонников и об их связях с немецкой и некоторыми другими империалистическими разведками. При этом он подчеркнул, что обвиняемые уже признались в своих преступных деяниях.

Из архивной справки

М. Н. Тухачевского арестовали 22 мая 1937 года в Куйбышеве, куда он прибыл 19 мая для продолжения службы в качестве командующего Приволжским военным округом. Арест и обыск был произведен на основании ордера № 1449 от 22 мая, выданного Управлением НКВД по Средневолжскому краю, который был действителен двое суток, заместителем начальника Особого отдела ПриВО майором госбезопасности Л. П. Ждановым. Маршал не успел еще переехать в квартиру или гостиницу. Поэтому обыск производился в служебном вагоне, где находилась жена Нина Евгеньевна. При обыске были изъяты ордена, маузер, ружье, семь шашек, стереотруба, два бинокля.

Далее в следственном деле подшито собственноручное заявление Тухачевского следователю, капитану госбезопасности Ушакову: «Мне были даны очные ставки с Примаковым, Путной и Фельдманом, которые обвиняют меня как руководителя антисоветского военно-троцкистского заговора. Прошу представить мне еще пару других участников этого заговора, которые также обвиняют меня. Обязуюсь дать чистосердечные показания без малейшего утаивания чего-либо из своей вины в этом деле, а равно и вины других лиц заговора».

Заявление датировано 26 мая. Это четвертый день после ареста. Известно, что в эти дни Тухачевский не один раз допрашивался и участвовал в очных ставках, о которых упоминает в заявлении Ушакову. Однако протоколы этих следственных действий не сохранились. Почему? Да, очевидно, потому, что поначалу маршал твердо отказывался признать вменяемую ему вину и только на четвертый день и ночь непрерывных допросов с пристрастием, не выдержав моральных и физических пыток, начал давать «признательные показания», оговаривая себя самого и своих подельников.

26 мая Тухачевский написал также два документа, имеющихся в следственном деле: заявление наркому Ежову на одной странице и показания следователю на шести с половиной страницах.

В первом документе маршал пишет: «Будучи арестован 22 мая, прибыв в Москву 24-го, впервые был допрошен 25-го и сегодня, 26 мая, заявляю, что признаю наличие антисоветского заговора и то, что был во главе его.

Обязуюсь самостоятельно изложить следствию все касающееся заговора, не утаивая никого из его участников, ни одного факта и документа.

Основание заговора относится к 1932 году. Участие в нем принимали: Фельдман, Алафузо, Примаков, Путна и другие, о чем я подробно покажу дополнительно».

В письменных показаниях следователю десять пунктов Тухачевский сообщает, что в 1932 году у него были «большие неудовольствия своим положением в наркомате обороны». Тогда и возникла мысль: с помощью сослуживца Фельдмана, возглавлявшего в наркомате кадровую работу, отобрать группу лиц из высшего комсостава, которая могла бы обеспечить большое его, Тухачевского, влияние в армии. Поначалу в организации троцкистского влияния не было, но в дальнейшем оно было привнесено Путной и Примаковым, которые бывали за границей, где поддерживали связь с Троцким. Цель заговора — захват власти. Вдохновителем его был Енукидзе, который доверял Тухачевскому и гордился им как своим выдвиженцем. Старались вредить в области вооружений. Наибольшее отставание тогда в области противогаза. (Так написано в собственноручном показании. — В. Ч.)

27 мая Тухачевский вновь обращается с заявлением к Ушакову. В нем он пишет, что во вчерашних показаниях упомянул не все: «Но так как мои преступления безмерно велики и подлы, поскольку я лично и организация, которую я возглавлял, занимались вредительством, диверсиями, шпионажем и изменяли родине, я не мог встать на путь чистосердечного признания всех фактов…

Прошу предоставить мне возможность продиктовать стенографистке, причем заверяю вас честным словом, что ни одного факта не утаю…»

Заметки на полях

Енукидзе Авель Софронович (1877–1937). Советский государственный и партийный деятель.

Член КПСС с 1899 года. Участник создания организации РСДРП в Баку (1900). С 1918 года секретарь Президиума Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета. В 1922–1935 годах секретарь Президиума Всесоюзного Центрального исполнительного комитета. Член ЦК компартии с 1934 года. Необоснованно репрессирован, реабилитирован посмертно.

Маршал М. Тухачевский начал службу в Красной армии в начале 1918 года в военном отделе ВЦИК, которым заведовал в то время А. Енукидзе.

О существовании антисоветского заговора во главе с Тухачевским дали признательные показания задолго до ареста маршала арестованные командиры корпусов В. К. Путна и В. М. Примаков.

Заметки на полях

Путна Витовт Казимирович (1893–1937). Советский военачальник, комкор (1935).

В Гражданскую войну комиссар дивизии, командир полка, начальник дивизии. В двадцатых-тридцатых годах на командной и военно-дипломатической работе. Был арестован 26 августа 1936 года. Ему предъявлено обвинение в принадлежности к троцкистско-зиновьевской контрреволюционной организации.

На допросе 31 августа Путна признает, что состоит в такой организации еще с 1926 года, что, будучи военным атташе в Германии и Англии, встречался с сыном Троцкого — Седовым, от которого получил задание Троцкого организовать террористические акты против Сталина и Ворошилова.

На последних допросах в мае-июне 1937 года он полностью признал свою вину.

Необоснованно репрессирован, реабилитирован посмертно.

Примаков Виталий Маркович (1897–1937). Советский военачальник, комкор (1936).

Участник Октябрьской революции в Петрограде. В Гражданскую войну командовал кавалерийской бригадой, дивизией, конным корпусом Червонного казачества. В 1925–1935 годах военный советник в Китае, военный атташе в Афганистане и Японии. С 1935 года — заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа.

В. Примаков был арестован в августе 1936 года, категорически отрицал свою причастность к заговору. Лишь 8 мая 1937 года пишет признательное письмо Ежову, в котором говорится: «…я запирался перед следствием по делу о троцкистской контрреволюционной организации и в этом запирательстве дошел до такой наглости, что даже на Политбюро, перед товарищем Сталиным, продолжал запираться и всячески уменьшать свою вину… Настоящим заявляю, что, вернувшись из Японии в 1936 году, я начал троцкистскую работу, о которой дам следствию полное показание…»

На допросе 31 мая В. М. Примаков сказал, что заговор возглавляли Якир и Тухачевский, что он, Примаков, с осени 1934 года знал о преступной связи Тухачевского с участниками заговора Фельдманом, Ефимовым, Корком, Геккером, Гарькавым, Аппогой, Казанским, Ольшанским, Туровским и что эта группа и есть основной актив заговора.

Другие подельники Тухачевского, арестованные с небольшими перерывами в течение мая 1937 года, как зафиксировано в материалах следствия, тоже дали признательные показания. Корк, Фельдман и Эйдеман сделали это на первых допросах. Якир и Уборевич некоторое время сопротивлялись пыточной команде, но не выдержали допросов, когда в дело вмешивались «тяжеловесы» — Ежов и его заместители, и наговорили на себя и других участников все, что требовали следователи. Например, Якира 30 мая допросил сам Ежов, и подследственный, не выдержав «ежовых рукавиц», на следующий день направляет главному изуверу письмо, в котором пишет: «Я не могу больше скрывать свою антисоветскую деятельность и признаю себя виновным… Вина моя огромна, и я не имею никакого права на снисхождение».

А 1 июня командарм 1 ранга передает Ежову большое, на двадцати двух страницах, послание, в котором вновь признается в своих преступлениях, раскаивается в них и перечисляет многих участников заговора.

Из приведенного анализа следственных дел с полной очевидностью можно сделать один главный вывод: перед началом заседания Главного Военного совета и судебного процесса в руках у Сталина оказалось столько обвинительного материала против Тухачевского и его подельников, что ему, хозяину Кремля, не было никакой необходимости пускаться в авантюрную операцию для приобретения немецкого досье.

К тому же стоит добавить, что кроме этих материалов у обвинения находилось множество документов, собранных ОГПУ и НКВД начиная со второй половины двадцатых годов, которые сильно компрометировали Тухачевского и его единомышленников. Сейчас достоверно установлено: чекисты начали активно разрабатывать героя Гражданской войны Тухачевского с 1926 года, подведя к нему агентуру из числа советских граждан. Например, дочь царского генерала Зайончковского, одна из самых пронырливых агентов ОГПУ в те времена, сообщала, что получила сведения о работе Тухачевского на германскую разведку от немецкого журналиста Гербинга, который был давним агентом спецслужб Берлина. Но, как выяснилось при проверке, сведения эти оказались ложными. Немцы дезинформировали советское правительство насчет тогдашнего начальника Генштаба РККА: они считали, что он враждебно относится к Германии, поскольку видел в ней главного потенциального противника.

В оперативном деле на Тухачевского можно найти и такой эпизод. В 1930 году ОГПУ реализовало литерное дело «Весна», заведенное на военных специалистов, якобы занимавшихся вредительством, чтобы подорвать боевую мощь Красной армии. Тогда арестовали более трех тысяч бывших офицеров и генералов царской армии.

Среди них находились преподаватели Военной академии Какурин и Троицкий, которые дали компрометирующие показания на «красного Бонапарта», как на Западе прозвали Тухачевского.

Но самое интересное, к чему приводит изучение архивных материалов того времени, так это вывод: реноме «заговорщика и предателя» Тухачевский получил не от западных политологов и сотрудников спецслужб. Этот ярлык нацепила на него советская контрразведка и по агентурным каналам распространила такой слух среди белой эмиграции. Тухачевского втемную, он совершенно этого не знал, использовали чекисты в своей, ставшей теперь знаменитой после выхода в свет романа Льва Никулина «Мертвая зыбь» и телесериала «Операция „Трест“», агентурной игре с руководством главной белоэмигрантской организации РОВС. Она велась в 1921–1927 годах и принесла Лубянке большие результаты: этот антисоветский центр прекратил свое существование. По сценарию ОГПУ Тухачевскому отводилась одна из главных ролей в придуманной чекистами подпольной монархической организации, будто бы активно действовавшей в Советской России.

Слухи о заговорщике Тухачевском, одном из видных «красных полководцев», на Западе обрастали новыми деталями и возвращались в Советский Союз. Так родилась лживая легенда о «красном Бонапарте», стремящемся стать военным диктатором в «послесовдеповской» России. Все это так запуталось, что даже такой выдающийся разведчик и контрразведчик, как Артур Артузов, длительное время занимавшийся контршпионажем в ОГПУ, поверил сообщению закордонного агента Сюрприза, который в 1932 году доложил: советский генерал Турдеев (или Тургуев), под этой вымышленной фамилией в Германию ездил Тухачевский, возглавляет заговор против Сталина. Артузов выступил с предложением арестовать Тухачевского, но хозяин Кремля не позволил: маршал был ему еще нужен.

В 1933 году связь с Сюрпризом оборвалась, как оказалось, навсегда. Но дело на Тухачевского продолжало пополняться материалами, большей частью лживыми, от других источников. В январе 1937 года, вернувшись в НКВД из Наркомата обороны, где он с мая 1934 года занимал должность заместителя начальника Разведывательного управления, Артузов, находясь уже в опале, направил Ежову докладную записку. В ней он изложил наркому внутренних дел два давних донесения Сюрприза о Тухачевском. К своей записке Артузов приложил список бывших сотрудников Разведупра, принявших активное участие в троцкистском движении. Но все напрасно.

В ночь на 13 мая 1937 года его арестовали, и через две недели, не выдержав допросов «с пристрастием», он признался, что является агентом немецкой и польской разведок. Расстреляли его через два месяца после казни маршала Тухачевского.

Заметки на полях

Артузов Артур Христианович (1891–1937). Настоящие имя и фамилия — Артур Евгений Леонард Фраучи. Один из руководителей советских органов госбезопасности. Корпусной комиссар (1935).

Родился в семье швейцарца-сыровара (итальянского происхождения), переселившегося в 1861 году в Россию. Окончил в 1917 году Петроградский политехнический институт, по специальности — инженер-металлург.

В 1918 году — сотрудник комиссии по установлению советской власти в северных районах России, принимал участие в боях с английскими интервентами под Архангельском, был подрывником в диверсионном отряде, действовавшем в тылу противника.

С декабря 1918 года — особоуполномоченный Особого отдела ВЧК. В 1919 году — начальник отделения и заместитель начальника Особого отдела. 1922–1927 годы — начальник контрразведывательного отдела ВЧК-ГПУ-ОГПУ. 1927–1931 годы — помощник начальника Секретно-оперативного управления ОГПУ. С августа 1931 по 1935 год — начальник Иностранного отдела ОГПУ-НКВД. С 1935 года — заместитель начальника Четвертого (разведывательного) управления Генштаба РККА. В 1937 году — начальник Особого бюро ГУГБ НКВД.

Награжден двумя орденами Красного Знамени.

Арестован по ложному обвинению в мае 1937 года, расстрелян в августе того же года. Реабилитирован посмертно в 1956 году.

Кстати сказать, начальник ОГПУ В. Р. Менжинский в 1930 году на основании компрометирующих материалов, полученных от арестованных военных специалистов в ходе операции «Весна», тоже хотел отправить Тухачевского за решетку. Но не получил санкции от Сталина.

Ныне историки на основании изучения новых архивных материалов по «делу Тухачевского» пришли к выводу: хозяин Кремля и всей Страны Советов лишь во второй половине 1936 года посчитал необходимым приняться за маршала, на которого он имел зуб еще с советско-польской войны 1920 года. Тогда командующий Западным фронтом Тухачевский неосмотрительно объяснил поражение своих войск под Варшавой и стремительное, похожее на бегство отступление до Минска тем, что соседний Юго-Западный фронт, в состав которого входила мобильная Первая Конная армия, не пришел вовремя ему на помощь. А членом военного совета Конармии, который воспротивился выполнению просьбы Тухачевского, был не кто иной, как влиятельный член Политбюро ЦК ВКП(б) Иосиф Сталин.

Хозяин Кремля не забывал таких обид. Со временем список «грехов» строптивого военачальника значительно вырос, но умного, в совершенстве знающего современные оружие и военную технику специалиста заменить было некем. И Сталин его терпел.

Но терпение у «вождя народов» в конце концов лопнуло. Некоторые историки считают, что своеобразным катализатором явились разногласия и споры в правящих кругах Советского Союза по поводу Гражданской войны в Испании. Сталин считал междоусобицу на Пиренейском полуострове прологом ко Второй мировой войне, в которой Москве придется принять участие. А раз так, то нужно было очистить Красную армию от неблагонадежных в политическом отношении кадров. Тухачевский же и его единомышленники возглавляли список военачальников, от которых хозяин Кремля давно решил избавиться. Для этого ему не нужны были никакие документы, ни подлинные, ни сработанные гитлеровской тайной службой. В его распоряжении давным-давно находилось годами создававшееся советскими органами госбезопасности фальшивое дело. В нем были собраны лживые донесения, сплетни, наветы и выбитые у арестованных фантастические показания на маршала, которые Сталин в любой момент мог пустить в ход.

И «вождь народов» сделал это, когда счел нужным.

 

Пражский вариант терпит фиаско

Мои попытки проверить версию о передаче немцами фальшивого досье на Тухачевского в Москву через Прагу удались лишь в 1989 году. Тогда Архив внешней политики СССР рассекретил ряд документов, связанных с этим делом. И вот что выяснилось.

Немцы действительно по своим дипломатическим и агентурным каналам доводили до сведения президента Чехословакии Эдуарда Бенеша слухи о том, что в Москве группа высших военачальников во главе с Тухачевским готовит заговор против Сталина. Хозяин Пражского Кремля через советского полпреда Сергея Александровского якобы сообщал об этом в Москву. Но был ли на самом деле советский дипломат ключевой фигурой во всей этой истории?

Заметки на полях

Александровский Сергей Сергеевич (1889–1945). Один из выдающихся представителей «чичеринской школы» советской дипломатии.

Окончил Высшую коммерческую академию в Мангейме (Германия). Профессиональный революционер, член большевистской партии с 1906 года.

На дипломатической работе — с 1923 года. В 1924–1925 годах — заведующий отделом Центральной Европы Наркомата иностранных дел. 1925–1927 годы — полпред СССР в Литве. 1927–1929 годы — полпред СССР в Финляндии. 1929–1931 годы — уполномоченный НКИД при правительстве Украинской ССР. В 1931–1933 годах — советник полпредства СССР в Германии. 1933–1939 годы — полпред СССР в Чехословакии.

На берегах Влтавы С. Александровский пользовался огромным авторитетом и личным доверием президента Бенеша. В конце 1939 года вернулся в Москву, был отстранен от дел и стал членом коллегии адвокатов. В 1941 году, с началом Великой Отечественной войны, добровольно вступил в народное ополчение, был ранен. Впоследствии С. Александровского арестовали, и он погиб в заключении. Посмертно реабилитирован.

В конце 1936 — начале 1937 года в Праге проходили секретные германо-чехословацкие переговоры. Скорее это были не переговоры, а полуофициальные зондажи, которые вел президент Бенеш с гитлеровскими представителями Альбрехтом Хаусхофером и графом Траутсмандорфом. Они должны были найти приемлемую форму удовлетворения претензий Берлина к Праге в ходе решения вопроса о судетских немцах и добиться улучшения германо-чехословацких отношений. Однако в конце февраля 1937 года немецкая сторона прервала беседы.

Бенеш сильно встревожился и поручил посланнику Чехословакии в Берлине Мастны выяснить у графа Траугсмандорфа, в чем дело. 9 февраля пришел ответ: «…причиной решения канцлера (речь идет о Гитлере. — В. Ч.) о переносе переговоров является его предположение, основывающееся на определенных сведениях, которые он получил из России, что там в скором времени возможен переворот, который должен привести к устранению Сталина и Литвинова и установлению военной диктатуры».

20 марта Маетны вновь возвращается к этому вопросу и посылает чехословацкому министру иностранных дел Камилу Крофте телеграмму, в которой повторяет информацию, согласно которой Гитлер якобы располагает сведениями о возможности неожиданного и скорого переворота в России и установления военной диктатуры в Москве.

Но президент Бенеш решил выждать и не передавать в Москву информацию. Поэтому советский полпред в Праге Сергей Александровский никаких сведений о заговоре не получил. Правда, Кремль не остался в неведении: данные о готовящемся перевороте приходят неожиданно с другой стороны — из Франции.

16 марта 1937 года советский полпред во Франции Владимир Потемкин посылает шифротелеграмму Сталину, Молотову и Литвинову, в которой сообщает о своей беседе с французским министром обороны Эдуардом Даладье: «Из якобы серьезного французского источника он (речь идет о Даладье. — В. Ч.) недавно узнал о расчетах германских кругов подготовить в СССР государственный переворот при содействии враждебных нынешнему советскому строю элементов из командного состава Красной армии… Даладье добавил, что те же сведения о замыслах Германии получены военным министерством и из русских эмигрантских кругов… Даладье пояснил, что более конкретными сведениями он пока не располагает, но что он считал „долгом дружбы“ передать нам свою информацию, которая может быть для нас небесполезной.

Под „серьезным французским источником“ подразумевалась французская разведка, а под „русскими эмигрантскими кругами“ — белогвардейский генерал Скоблин. Оба источника имели выход на немецкую разведку».

В. Шелленберг и В. Хёттль утверждают, что Скоблин поддерживал контакт с немецкой разведкой и снабжал ее информацией о деятельности РОВСа и положении в Советском Союзе. Однако служба внешней разведки Российской Федерации не раз опровергала эти утверждения.

Во всяком случае, в оперативном деле «Фермер» (кодовый псевдоним Н. Скоблина) нет никаких данных о том, что бывший командир корниловского полка белой армии передавал гитлеровской Службе безопасности какие-либо сведения в письменном или устном виде.

Но вернемся к депеше советского полпреда в Париже. «Я, конечно, поблагодарил Даладье, — докладывал дальше В. Потемкин, — но выразил решительное сомнение в серьезности его источника, сообщавшего сведения об участии представителей командования Красной армии в германском заговоре против СССР и в дальнейшем против Франции. При этом я отметил, что недостаточная конкретность получения сообщений лишь подтверждает мои сомнения. Даладье ответил, что если получит более точные данные, он немедленно их сообщит. Он-де все же не исключает возможности, что в Красной армии имеются остатки троцкистов. Эта часть разговора произвела на меня двойственное впечатление. Во-первых, Даладье явно заинтересован в том, чтобы своими „дружественными“ сообщениями внушить нам большее доверие к нему самому. Во-вторых, он невольно выдает привычный страх французов, как бы мы не сговорились против них с немцами».

Заметки на полях

Потемкин Владимир Петрович (1874–1946). Советский дипломат и ученый.

Член компартии с 1919 года. На дипломатической работе — с 1922 года. В 1922–1923 годах — член советской Репатриационной комиссии во Франции, председатель такой же комиссии в Турции. 1924–1926 годы — генеральный консул в Стамбуле. 1927–1929 годы — советник полпредства СССР в Турции. 1929–1932 годы — полпред СССР в Греции. 1932–1934 годы — полпред СССР в Италии. 1934–1937 годы — полпред СССР во Франции. 1937–1940 годы — первый заместитель народного комиссара иностранных дел СССР. С 1940 года и до своей смерти — народный комиссар просвещения РСФСР.

Действительный член Академии наук СССР, избирался депутатом Верховного Совета СССР в 1937 году, а также в 1946 году. Был членом ЦК ВКП(б).

Автор ряда научных работ по вопросам истории международных отношений и по педагогике.

Даладье Эдуард (1884–1970). Лидер французской Республиканской партии радикалов и радикал-социалистов.

Был премьер-министром в 1933–1934 годах и 1938–1940 годах; сначала принял программу Народного фронта, затем способствовал его развалу и ликвидации ряда его завоеваний. Подписал в сентябре 1938 года вместе с премьер-министром Великобритании Невиллом Чемберленом мюнхенское Соглашение с германским канцлером Адольфом Гитлером и итальянским премьер-министром Бенито Муссолини. Этот документ предусматривал отторжение от Чехословакии и передачу Германии Судетской области, а также удовлетворение территориальных притязаний к Чехословакии со стороны Венгрии и Польши и предопределил захват Германией всей Чехословакии (это случилось в 1939 году), что способствовало развязыванию Второй мировой войны.

Из телеграммы В. Потемкина следовало, что Э. Даладье обещал позже уточнить некоторые детали, но так и не сделал этого. Возможно, потому, что вскоре Потемкина отозвали в Москву и 1 апреля 1937 года назначили заместителем наркома иностранных дел.

Между тем в марте-апреле 1937 года в дипломатических кругах Парижа, Праги, Варшавы, Брюсселя и других европейских столиц стали упорно распространяться слухи о предстоящем советско-германском сближении. Оснований для подобных странных слухов в общем-то не было. Резкая антисоветская направленность публикаций в немецкой печати позволяла сделать скорее обратный вывод. Но европейские и американские средства массовой информации продолжали упорно муссировать эту выдумку. Советское правительство решило вмешаться.

17 апреля нарком иностранных дел М. Литвинов направил в парижское и пражское дипломатические представительства телеграмму, в которой говорилось: «Заверьте МИД, что циркулирующие за границей слухи о сближении с Германией лишены каких бы то ни было оснований. Мы не вели и не ведем на эту тему никаких переговоров с немцами, что должно быть ясно хотя бы из одновременного отозвания нами полпреда и торгпреда (имеется в виду из Германии. — В. Ч.). Очевидно, слухи лансированы немцами или поляками для целей, нам не совсем понятных. Это же опровержение давайте всем, обратившимся к вам на эту тему».

Похоже, президент Бенеш не совсем верит советскому опровержению: ведь он располагает другой секретной информацией от своего посланника в Берлине Мастны. И наконец, приглашает к себе С. Александровского. В Архиве внешней политики СССР сохранилась запись его беседы с хозяином Пражского Града от 22 апреля. Приведем выдержку из нее: «Хотя Бенеш знал об этом от Крофты, я счел правильным повторить ему опровержение слухов о сближении СССР и Германии. Бенеш реагировал на это довольно живо вопросом о том, почему бы СССР не сблизиться с Германией? Чехословакия только могла бы приветствовать такое сближение… Признаться, я был удивлен и сказал, что не понимаю постановки вопроса. Затем Бенеш весьма пространно заверил в том, что какое бы изменение ни произошло во внешней политике СССР, Чехословакия останется безоговорочно верной Советскому Союзу и своим обязательствам перед ним. В ответ на мое недоумение, о каких изменениях может быть речь, Бенеш сказал, что СССР не только великая, но прямо грандиозная страна, имеющая самые обширные и многообразные интересы не только в Европе, но и в Азии. Бенеш себе представляет такую теоретическую возможность, когда многообразие этих интересов может понудить СССР к переменам во внешней политике, скажем, по отношению к той же Германии или Англии. Он не имеет в виду ничего конкретного и хочет только сказать, что при всех условиях Чехословакия останется в дружбе с СССР».

Далее С. Александровский излагает свой ответ на это: «Политика СССР абсолютно неизменна, ибо она всегда является политикой сохранения мира… Перемена нашей внешней политики мыслима только лишь в том смысле, что кто-нибудь из наших многочисленных партнеров искренне повернет в сторону мира или, наоборот, перейдет в лагерь поджигателей войны. От этого может быть улучшение или ухудшение наших взаимоотношений. Было очевидно, что Бенеша продолжает занимать все тот же вопрос, и поэтому я еще раз сказал, что при данных условиях нет речи о нашем сближении с Германией».

Очевидно, Э. Бенеша беспокоил вопрос о возможной перемене советской внешней политики в результате «заговора Тухачевского». Но о самом заговоре президент и в тот раз ничего не сказал Александровскому. И только в беседе, состоявшейся 3 июля 1937 года, уже после казни маршала и его единомышленников, хозяин Пражского Града прямо затронул этот вопрос. Вот что сообщал в Москву полпред: «Бенеш напомнил мне, что в разговоре со мной (кажется, 22.IV сего года) он говорил, что почему бы СССР не договориться с Германией? Я ответил, что помню, и признался, что меня тогда очень удивила эта часть разговора, как совершенно выпадающая из рамок обычного хода мыслей Бенеша. Лукаво смеясь, Бенеш ответил, что теперь может объяснить мне скрытый смысл своего тогдашнего разговора. Свои объяснения Бенеш просил считать строго секретными и затем рассказал следующее.

Начиная с января текущего года Бенеш получил косвенные сигналы о большой близости между рейхсвером и Красной армией. (Вызывает удивление, почему в переписке НКИДа с советскими полпредствами, относящейся к 1936–1937 годам, вооруженные силы фашистской Германии называются не вермахтом — это обозначение было введено в 1935 году — а, по старинке, рейхсвером, как в уже давно переставшей существовать Веймарской республике. — В. Ч.) С января Бенеш ждал, чем это закончится. Чехословацкий посланник Мастны в Берлине является исключительно точным информатором. Он прямо фотографирует свои разговоры в докладах Бенешу. У Мастны в Берлине были два разговора с выдающимися представителями рейхсвера. Мастны сфотографировал, видимо, не понимая сам, что они обозначают. Бенеш даже сомневается, сознавали ли эти представители рейхсвера, что они выдают свои секреты. Но для Бенеша из этих разговоров стало ясно, что между рейхсвером и Красной армией существует тесный контакт. Бенеш не мог знать о том, что этот контакт с изменниками».

Все эти документы убедительно опровергают версию Шелленберга — Хёттля о вкладе Э. Бенеша в раскрытие заговора советских генералов и помощи ему в этом С. Александровского. Но как быть с написанными в 1947 году мемуарами президента Чехословакии? В них говорится о том, что он во второй половине января 1937 года узнал о переговорах антисталинской клики в СССР — маршала Тухачевского, Рыкова и других с немцами и «сразу же информировал советского посланника в Праге Александровского о том, что узнал из Берлина о беседах Мастны — Траутсмандорфа».

Воспоминания Э. Бенеша стали одним из главных козырей, которыми до сих пор оперируют сторонники версии экс-разведчиков гитлеровского рейха. Но этот довод еще четырнадцать лет назад убедительно опроверг ответственный сотрудник Архива внешней политики СССР Николай Абрамов.

«Неточностей много, — писал он в московском политическом еженедельнике „Новое время“ о мемуарах хозяина Пражского Града, — но на всех останавливаться не будем: ведь воспоминания писались уже после событий, и автор мог что-то забыть. Президент действительно информировал нашего полпреда, но только в июле, то есть уже после раскрытия „заговора“. Да и фамилия главного „заговорщика“ не фигурировала. Кстати, не упоминались имя и фамилия Тухачевского и в телеграмме из Парижа.

Остается таинственное фальшивое досье. В ряде работ зарубежных авторов, посвященных „делу Тухачевского“, есть ссылки на другие беседы, будто бы имевшие место 7 и 8 мая между президентом и полпредом. На них якобы было передано досье для пересылки Сталину. Это утверждение вызывает большое сомнение хотя бы потому, что Э. Бенеш, как видно из приведенных выше документов, ничего не говорил о майских встречах. Если бы полпреду было передано досье, то он не чувствовал себя так неловко во время бесед о заговоре».

Подведем итоги. Следов передачи гитлеровской Службой безопасности фальшивого досье и вообще каких-либо документов по «делу Тухачевского» через президента Э. Бенеша и советского полпреда в Чехословакии в Архиве внешней политики СССР нет. А раз так, то эта версия не подтверждается. Шелленберг и Хёттль ловко домыслили ее, использовав несколько подлинных фактов из тогдашней истории чехословацко-германских и советско-германских отношений.

 

Сезам не открылся

К сожалению, архив родного ведомства, Комитета государственной безопасности СССР, так и не порадовал меня. Несколько раз напоминал я о своей просьбе — разрешить ознакомиться с материалами, относящимися к «делу Тухачевского». Все напрасно. Так длилось до середины восьмидесятых годов, пока я не решил сузить поиски до минимальных размеров — дать ответ на один ключевой вопрос: посылал ли Ежов в первой половине мая 1937 года за получением фальшивого досье в Берлин своего представителя? Если такая командировка была зафиксирована, значит, надо искать ее результаты — фальшивое досье, сработанное немцами. Если поездка не зафиксирована, следовательно, она не состоялась и «красной папки», о которой, захлебываясь от гордости за свою секретную службу, писали Шелленберг и Хёттль, не было и в помине.

На этот раз я довольно быстро получил ясный ответ: о такой командировке в Берлин архив сведениями не располагает.

Мне могут, правда, возразить: это еще ничего не значит, если нет в архиве. Ведь органы безопасности проводили такие секретные операции, о которых совершенно не упоминалось в письменном виде и не фиксировалось на магнитофонной пленке. Понятно, в архивных хранилищах ничего не найдешь о них. Но эти операции на самом деле имели место, что осталось в памяти немногочисленных участников. Такое случалось редко, но в истории разведывательных служб они оставили свой след.

Возьмем, например, сверхсекретную операцию «Утка», цель которой — ликвидация Троцкого. Сталин запретил делать записи о ней, необходимые краткие заметки производились от руки и не сдавались в архив, а хранились отдельно и подлежали уничтожению, если в этом возникала малейшая необходимость.

Можно привести, как мне кажется, еще более яркий пример. Речь идет об операции «Снег», которую внешняя разведка НКГБ СССР провела в первой половине 1941 года. Ее цель — инициировать через агентов влияния в правительстве Рузвельта резкое обострение американо-японских отношений, чтобы привлечь главное внимание Токио к району Тихого океана и не дать японцам открыть второй фронт против СССР в случае нападения Германии на Советский Союз.

История этой операции подробно описана в книге воспоминаний бывшего заместителя начальника внешней разведки КГБ генерал-лейтенанта в отставке В. Павлова, которая так и называется — «Операция „Снег“». Виталий Григорьевич — единственный оставшийся в живых из нескольких оперативных сотрудников, привлекавшихся к проведению этой блестящей операции.

Не получив никаких документов из архива КГБ о «деле Тухачевского», я решил обратиться к памяти ответственных сотрудников внешней разведки, хорошо знавших немецкое направление, с вопросом: «Видели вы когда-либо это пресловутое досье или слышали ли о нем?».

Вот что ответил генерал-лейтенант в отставке Е. П. Питовранов, начавший службу в органах госбезопасности в 1938 году (был заместителем министра госбезопасности в 1951 году, начальником Второго главного управления (контрразведка) МГБ СССР — в 1946–1951 годах; начальником Первого управления (внешняя разведка) в системе Главного разведывательного управления (разведка плюс контрразведка) МГБ СССР в 1952 году; уполномоченным МВД СССР в Германии и старшим советником КГБ при МГБ ГДР — в 1953–1957 годах: «Никогда не приходилось видеть „фальшивое досье“. Узнал о нем лишь после выхода в свет книг Шелленберга и Хёттля».

Примерно то же самое я услышал от генерал-лейтенанта И. А. Фадейкина — в органах госбезопасности с 1949 года; был начальником Третьего (военная контрразведка) управления КГБ — в 1963–1966 годах; начальником немецкого отдела внешней разведки в 1954–1956 годах; руководителем представительства КГБ при МГБ ГДР — в 1966–1974 годах;

от полковника Е. П. Кравцова — с 1938 года в органах госбезопасности; в 1942–1945 годах резидент внешней разведки в Турции; в 1949–1952 годах возглавлял резидентуру в Австрии; был начальником немецкого отдела ПГУ МГБ — в 1952–1953 годах; кандидат военных наук, профессор;

от генерал-майора в отставке Е. Т. Синицына — с 1937 года в органах госбезопасности; в 1939–1941 годах, а затем в 1944–1945 годах резидент в Хельсинки; в 1948–1950 годах — начальник немецкого отдела внешней разведки; с 1950 по 1952 год возглавлял резидентуру в Берлине; в 1969–1970 годах — заместитель начальника ПГУ КГБ;

от генерал-лейтенанта в отставке В. Г. Павлова — с 1938 года в органах госбезопасности; прослужил во внешней разведке пятьдесят лет; в 1961–1964 годах — заместитель начальника ПГУ КГБ; в 1959–1961 годах — начальник нелегального управления ПГУ КГБ; в 1942–1945 и в 1966–1970 годах — резидент соответственно в Оттаве и Вене.

В заключение обращусь к воспоминаниям одного из корифеев советской тайной службы, генерал-лейтенанта П. А. Судоплатова, начавшего службу в органах безопасности с 1921 года. С небольшими перерывами он был заместителем начальника внешней разведки с 1939 по 1953 год. Вот что пишет этот человек, входивший долгое время в первую десятку высших должностных лиц НКВД-НКГБ-МГБ-МВД СССР:

«…Генерал Шелленберг, начальник гитлеровской внешней разведки, в своих мемуарах упомянул, что немцы сфабриковали документы, в которых Тухачевский фигурировал как агент. Перед войной, по его (разумеется, Шелленберга. — В. Ч.) словам, документы были подкинуты чехам, и Бенеш передал полученную информацию Сталину. Для меня это миф. Подобные документы так и не были обнаружены в архивах КГБ или архивах самого Сталина…»

Далее Судоплатов утверждает, что дело против Тухачевского целиком основывалось на его, маршала, собственных признаниях, и какие бы то ни было ссылки на конкретные инкриминирующие факты, полученные за рубежом, начисто отсутствовали. «Если бы такие документы существовали, — заключает П. Судоплатов, — то я, как заместитель начальника разведки, курировавший накануне войны и немецкое направление, наверняка видел бы их или знал бы об их существовании».

Итак, сезам не открылся. Да и не мог открыться, поскольку «фальшивого досье» не существовало. Чем дальше я шел по архивному лабиринту, тем сильнее крепла уверенность: к «делу Тухачевского» выдумки Шелленберга и Хёттля никакого отношения не имеют. Они высосаны из пальца.

 

Главная военная прокуратура: последняя веха

Все же я не поставил точку. Имелось еще одно учреждение, где можно было найти следы «фальшивого досье». Ведь «делом Тухачевского» и его единомышленников длительное время занималась Главная военная прокуратура. И когда готовился судебный процесс над выдающимися советскими военачальниками, и во время разбирательства прошений о реабилитации, которое стали проводить вскоре после смерти Сталина.

Мне посоветовали встретиться с бывшим заместителем главного военного прокурора генерал-лейтенантом юстиции в отставке Викторовым Борисом Алексеевичем, длительное время возглавлявшим специальную группу военных прокуроров и следователей, которая занималась рассмотрением жалоб и писем по поводу реабилитации необоснованно осужденных. Созданная в январе 1955 года, эта группа прежде всего рассмотрела дело о «военно-фашистском заговоре». Так официально сталинская Фемида окрестила дело на маршала Тухачевского и его единомышленников.

Заметки на полях

Викторов Борис Алексеевич (1916–1996). Один из руководителей Главной военной прокуратуры. Генерал-лейтенант юстиции.

Окончил Всесоюзный заочный юридический институт. В Советской армии с 1941 года. Участник Великой Отечественной войны. Прошел все ступени военно-юридической службы. В 1954 году был военным прокурором Западно-Сибирского военного округа. С этой должности его в январе 1955 года перевели в Москву. В качестве заместителя Главного военного прокурора он возглавил специальную группу, которая занялась расследованием жалоб и писем по поводу реабилитации необоснованно осужденных лиц. Этой группой Б. Викторов руководил до 1982 года, когда вышел в отставку по выслуге лет.

…В начале апреля 1988 года я стоял у подъезда громадного генеральского дома в переулке на Красной Пресне, носящем странное название «Зоологический» (видимо, повлияла близость к знаменитому московскому зоопарку). Поднимаюсь в квартиру и вхожу в просторную гостиную, превращенную в рабочий кабинет генерала от юстиции. Два письменных стола и журнальный столик завалены журналами, книгами, папками и архивными делами: Викторов заканчивает работу над своими мемуарами «Записки военного прокурора».

Живой взгляд умных, с хитринкой, глаз, крепкое пожатие руки. Борис Алексеевич выглядит значительно моложе своих семидесяти двух лет.

— Вы ищете подтверждения, — завязывая разговор, обратился ко мне Викторов, — существовало ли «фальшивое досье» гитлеровской Службы безопасности, которое якобы спровоцировало арест маршала Тухачевского и его единомышленников? Верно?

Я подтвердил, что это так.

— Тогда скажу вам сразу, — энергично произнес генерал, — не видел я такого досье. Даже какого-либо документа на сей счет, хотя самым внимательным образом, скрупулезно изучил все материалы, имевшиеся в распоряжении наших судебных и следственных органов.

Заметив мое удивление, Викторов взял со стола самую объемистую папку и продолжил:

— Мне это тоже показалось странным. Но судите сами. Вот уголовное дело по обвинению Тухачевского, Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана, Фельдмана, Примакова и Путны в преступлениях, предусмотренных статьями 56–1б, 58–6 и 58–11 Уголовного кодекса РСФСР. Все это особо опасные государственные преступления: измена Родине, шпионаж, террор, создание контрреволюционной организации. Уже по одному перечислению статей Уголовного кодекса можно судить о тяжести преступлений поименованных на обложке лиц. А что в деле? — Генерал взял папку в руки и, будто взвешивая, покачал ее, а потом вернул дело на место. — Смотрите, вот первые страницы… Справки: «…органы НКВД располагают данными о враждебной деятельности…» О самой же деятельности ничего конкретного… Нет ничего и о жизненном пути фигурантов, об их боевых заслугах. А ведь это выдающиеся военачальники, полководцы. Как они стали изменниками, предателями, заговорщиками, шпионами?

— А есть ли в уголовном деле какие-то неточности, недостатки, ошибки? — спросил я.

— Сколько угодно, — ответил Борис Алексеевич. — За справками следуют протоколы допросов. В один голос, без каких-либо противоречий все арестованные признались: они, мол, занимались вредительством, шпионажем, составили заговор с целью свержения советской власти. Никакого сопротивления следствию, понимаете? Далее обращает на себя внимание несоответствие дат арестов с датами первых допросов, которые были учинены спустя несколько дней. Не могло же быть, чтобы арестованных долго не допрашивали. Так не бывает. Похоже, допросы велись, но показания не устраивали тех, кто возбудил это дело. Показания, безусловно, были нужны, но какие? Только признательные. Значит, их надо было получить любой ценой…

— Что вы имеете в виду? — попросил я уточнить собеседника.

— Здесь не может быть кривотолков, — сказал он. — Мы заметили на нескольких страницах протоколов серо-бурые пятна. Проконсультировались со специалистами, назначили судебно-химическую экспертизу. Оказалось, это кровь. Вот так добывались «признательные показания».

Борис Алексеевич разволновался и помолчал немного, чтобы успокоиться. А затем продолжил:

— Вот стенограмма протокола заседания Специального судебного присутствия Верховного суда СССР от 11 июня 1937 года. Она уместилась на нескольких страницах. Это свидетельствует о примитивности разбирательства со столь тяжкими и многочисленными обвинениями. Да и тот факт, что весь процесс длился всего один день, говорит сам за себя. Ясно, что это было не квалифицированное судебное разбирательство, а проформа. Приговор всем был вынесен заранее — смерть! — и не в зале суда, а в главном кремлевском кабинете…

— Ну, а как же все-таки с пресловутым «фальшивым досье» Гейдриха? — еще раз поинтересовался я в конце беседы.

— Мы внимательно изучили все, что появилось на Западе по этому вопросу, и ничего похожего в материалах о «заговоре в Красной армии» так и не нашли. А что касается реабилитации, то мы окончательно убедились, что обвинения маршала Тухачевского и других военачальников в тяжких государственных преступлениях были необоснованными, а осуждение — неправосудным. Главная военная прокуратура доложила свое заключение Генеральному прокурору СССР, тогда им был Р. А. Руденко. Вскоре от него последовало указание подготовить протест на постановление Специального судебного присутствия. 31 января 1957 года Военная коллегия Верховного суда СССР по заключению Генерального прокурора отменила приговор от 11 июня 1937 года, делопроизводством прекратила за отсутствием состава преступления. Все проходившие по делу участники «антисоветской троцкистской военной организации» были полностью реабилитированы.

Беседа подошла к концу. Уже прощаясь, генерал-лейтенант юстиции подытожил:

— Надеюсь, что я убедил вас, что никакого «фальшивого досье» Гейдриха не было. Всю эту детективную историю сочинили битые гитлеровские шпионы, чтобы поднять сильно подмоченный авторитет своей службы в глазах мировой общественности. Западные же союзники, прочно ставшие к тому времени на путь «холодной войны», способствовали распространению этой выдумки, поскольку она компрометировала Сталина и его режим…

И, немного помолчав, закончил:

— Впрочем, без «фальшивого досье» не обошлось.

Ведь уголовное дело по обвинению маршала Тухачевского и его единомышленников вполне можно назвать фальшивым: оно битком набито ложными показаниями фигурантов, которые под пытками оговаривали и себя, и других…

 

Финал

Так существовал ли заговор группы видных военачальников Красной армии против Сталина в тридцатые годы прошлого столетия? Сейчас мы можем уверенно ответить: «Нет, не существовал».

А что же тогда было?

Имелось недовольство некоторых военных руководителей, занимавших ключевые посты в Красной армии. Они сплотились вокруг первого заместителя наркома обороны маршала Михаила Тухачевского и собирались обратиться к Сталину и Политбюро с предложением заменить на посту наркома обороны маршала Клима Ворошилова.

Вот они, эти военные деятели:

Михаил Николаевич Тухачевский, родился в 1893 году, член большевистской партии с апреля 1918 года, командовал армиями и фронтами в годы Гражданской войны, награжден орденами Ленина и Красного Знамени, кандидат в члены ЦК ВКП(б), член ЦИК СССР, до середины мая 1937 года — первый заместитель наркома обороны, затем до момента ареста — командующий Приволжским военным округом, Маршал Советского Союза.

Иона Эммануилович Якир, родился в 1896 году, член большевистской партии с 1919 года, награжден тремя орденами Красного Знамени, член ЦК ВКП(б) и ЦИК СССР, командующий войсками Киевского военного округа, командарм 1 ранга.

Иероним Петрович Уборевич, родился в 1896 году, член большевистской партии с 1917 года, награжден тремя орденами Красного Знамени, кандидат в члены ЦК ВКП(б) и член ЦИК СССР, командующий войсками Белорусского военного округа, командарм 1 ранга.

Август Иванович Корк, родился в 1897 году, член большевистской партии с 1927 года, награжден двумя орденами Красного Знамени, член ЦИК СССР, начальник Военной академии имени М. В. Фрунзе, командарм 2 ранга.

Роберт Петрович Эйдеман, родился в 1895 году, член большевистской партии с 1917 года, награжден двумя орденами Красного Знамени и орденом Красной Звезды, член ЦИК СССР, председатель Центрального совета Осоавиахима СССР, комкор.

Борис Маркович Фельдман, родился в 1890 году, член большевистской партии с 1919 года, награжден двумя орденами Красного Знамени, начальник главного управления Красной армии, комкор.

Виталий Маркович Примаков, родился в 1897 году, член большевистской партии с 1914 года, награжден тремя орденами Красного Знамени, член ЦИК СССР, заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа, комкор.

Витовт Казимирович Путна, родился в 1899 году, член большевистской партии с 1917 года, награжден тремя орденами Красного Знамени, военный атташе в Великобритании, комкор.

Чем же они, высокопоставленные военачальники, были недовольны? Нет, не Сталиным, которому верно служили, и не советской властью, присягу которой не нарушили. Они были недовольны «первым красным офицером», наркомом обороны Маршалом СССР Климом Ворошиловым и его присными, в первую очередь Маршалами Советского Союза Семеном Буденным и Борисом Шапошниковым, которые в спорах о характере новой мировой войны отдавали пальму первенства не танковым армиям и моторизованным корпусам, а по старинке делали ставку на кавалерию. Группа Тухачевского следовала в военном строительстве новым, прогрессивным веяниям и не скрывала этого. Она пыталась убедить Сталина в том, что позиция Ворошилова и его сторонников нанесет непоправимый ущерб: советские вооруженные силы непоправимо отстанут от передовых армий мира и тем самым обрекут себя на неизбежное поражение в предстоящем новом вселенском вооруженном конфликте.

Первый заместитель наркома обороны и его сподвижники считали, что Ворошилов не соответствует занимаемому посту, не имеет личных качеств для этого. Хозяин Кремля знал об острой междоусобице среди руководящей верхушки военного ведомства и до поры до времени использовал с выгодой для себя противоречия между своими военачальниками. Пока, по его мнению, не настал еще подходящий момент для уничтожения наиболее строптивой группировки.

Так что если и был «заговор красных генералов», то таковым можно считать сговор Сталина с Ворошиловым и их угодниками в целях уничтожения Тухачевского и прогрессивно мыслящих советских полководцев.

Точно так же и история с «фальшивым досье» Гейдриха оказалась мистификацией. Его, этого досье, не обнаружили ни в советских, ни в немецких, ни в американских или еще каких-либо архивах. Не сохранилось о нем ничего и в памяти руководящих сотрудников органов государственной безопасности, курировавших в тридцатых — шестидесятых годах прошлого столетия немецкое направление.

Мы убедились в том, что Сталину для того, чтобы ликвидировать Тухачевского и его единомышленников, вовсе не требовалось ни немецких фальшивых, ни подлинных документов, подтверждающих их заговорщицкую, антисоветскую и шпионскую деятельность. Компрометирующих материалов, накопленных органами безопасности в течение по крайней мере десяти лет, в его распоряжении оказалось предостаточно. Пусть это были лживые агентурные донесения, выбитые под пытками на допросах «признательные» и «свидетельские» показания, анонимные доносы, наветы и слухи. Но их, как полагается, оформляли и слепили из них десятки следственных и судебных дел для того чтобы уничтожить группу высших военачальников, возглавлявшуюся маршалом Тухачевским. «Фальшивое досье», которое будто бы изготовила гитлеровская Служба безопасности, нашему «вождю всех времен и народов», повторяю, было без надобности.