Почти трехмиллионный Рангун встретил военного атташе советского посольства, резидента ГРУ Дмитрия Полякова горячим, летним воздухом, напоенным ароматом бурно цветущей круглый год экзотической тропической растительности. Легкие перистые облачка робкими стайками скользили над расположенными полукругом хребтами Тибетского нагорья, в северной части которого находилась высочайшая вершина страны и всей Юго-Восточной Азии — гора Хкакабо-Рази.
Не успев осмотреться на новом месте, военный дипломат Дмитрий Поляков уже на второй день после долгого полета над высочайшими горами мира был приглашен на ознакомительную беседу с советским послом Андреем Мефодьевичем Ледовским.
— Ну вот! Не успел акклиматизироваться, а уже тащат на «ковер»! — возмутился Поляков. — Нельзя ли перенести эту встречу дня на два-три позже? — попросил он своего предшественника полковника Манохина. — Что там у посла, горит, что ли?
Манохин сделал большие глаза и, покачивая головой, воскликнул:
— Да вы что, Дмитрий Федорович! Шутите, что ли? Или вы в первый раз приехали на работу за границу? Это же посол! Он здесь — главный и самый большой начальник и может каждого из нас запросто откомандировать на родину.
— Тогда передайте ему, что я еще не оклемался после долгого перелета из Москвы.
Сбитый с толку Манохин, не говоря ни слова, поспешил ретироваться из комнаты, в которую поселился новый военный атташе.
После этого случая посол Ледовский ни разу не принял Полякова, более того — не пожелал даже познакомиться с ним. Подобного рода бестактные истории с новым атташе периодически всплывали и в резидентуре, и в посольстве, потом они обрастали разными сплетнями о том, что Поляков ведет себя независимо и высокомерно потому, что у него в Москве есть «лохматая рука» и тому подобное. Ему в самом деле было по душе занимаемое им в Рангуне высокое положение военного атташе с различными персональными привилегиями и правом распоряжаться финансовыми средствами. Он считал себя большим начальником, подконтрольным только разведцентру в Москве, а Москва чрезвычайно далека от Рангуна, а поэтому что хочу, то и ворочу. Как хозяин положения, он не допускал теперь и мысли о возможном провале своего сотрудничества с американцами вдали от России.
Вместо того чтобы проводить политику родного государства в чужой стране, способствовать установлению добрых отношений с Бирмой и при этом решать основную свою задачу — вести разведывательную деятельность против главного противника — США, он, наоборот, обрадовался, что ему облегчили работу против своей страны. Единственным сдерживающим фактором в активной деятельности Полякова оставался страх перед коллегами из резидентуры КГБ, работавшими под прикрытием посольства СССР в Бирме.
Несколько дней Поляков знакомился со столицей Бирмы и ее окрестностями, подбирал места, подходящие для встреч с будущими американскими операторами из ЦРУ. Изучив материалы личных и рабочих дел агентов, переданных ему на связь бывшим резидентом, он, пользуясь высоким положением, сплавил их своим подчиненным. Избавившись от них, Поляков задался целью вербовать только «друзей» — американцев. А поскольку они еще не вышли на него и не взяли на контакт, он работал в офисе только до обеда. После этого его было уже не поймать: то он на официальных приемах, то на встречах с кем-то из полезных для служебной деятельности людей в международном яхт-клубе «Рангун сэйлинг клаб», размещавшемся на живописном берегу большого озера Инья-Лейк. Потом стал все чаще выезжать на охоту в предгорья Ракхайнского хребта и рыбачить на реке Иравади.
Первые месяцы заграничной сибаритской жизни укрепили в Полякове осевшее в его сознании чувство исключительности. Злоупотребляя служебным положением, он начал позволять себе под предлогом оперативной необходимости совершать поездки и в соседнее государство Таиланд на охоту и рыбалку. Там же он посещал лучшие бары и рестораны Бангкока. Вот уж право, пустили козла в огород.
При всем при том следует заметить, что Поляков действовал с присущей разведчику профессиональной осторожностью. Если же кто-то из подчиненных офицеров начинал роптать, что его трудно застать на месте, чтобы доложить какой-то срочный документ для отправки в Центр, то тому могло и не поздоровиться. Военный атташе-резидент обладал властолюбивым деспотическим характером. Он был человеком, для которого не существовало ничего святого, кроме удовлетворения собственных желаний и потребностей. И никаких угрызений совести он не испытывал, когда потребовал у Центра замены ни в чем не повинных, но ему неугодных офицеров — помощника военного атташе Василия Андреевича Федорова и сотрудника резидентуры Анатолия Петровича Сухачева.
* * *
В соответствии с ранее полученной от американцев установкой, Поляков не предпринимал самостоятельных шагов для восстановления связи с ними. Лишь через два месяца, на одном из рождественских приемов в Рангуне, где присутствовали военные атташе всех посольств, аккредитованных в Бирме, к нему подошел военно-воздушный атташе США полковник Фред Хоупт. В процессе беседы американец, как бы вскользь, обмолвился о том, что скоро в Рангун прибудет новый человек, с которым хотел бы познакомить советского коллегу в своей резиденции, и в этот момент он вытащил из кармана спичечную коробку с рекламой какого-то американского отеля. Подавая ее Полякову, Хоупт.
— Я знаю, что ты, Дмитрий, собираешь коробки различных отелей. Так вот я нашел у себя вот эту и дарю ее тебе.
Поляков замешкался, не зная, что сказать в ответ, поскольку такой вариант продолжения беседы не оговаривался в инструкции ЦРУ. Мысленно прикинул: а не мог ли он когда-либо и где-нибудь в разговоре со своими операторами из ФБР Джоном Мори и Дэвидом Мэнли упомянуть о коллекционировании спичечных коробок с рекламой отелей? Оказалось, что было такое. Мгновенно проанализировав сложившуюся ситуацию, он понял, что в подаренной коробке, наверно, есть что-то предназначенное ему.
Не выдавая удивления, Поляков поблагодарил коллегу за подарок и, придя домой, занялся его осмотром. Спички крепились на картонной основе в нижней части коробки. Разобрав ее, он обнаружил в основании полость, в которой находилась микропленка. После ее проявления Поляков узнал, что предстоит встреча в отеле «Инья Лейк» с известным ему Джоном Мори, который будет выступать в роли бизнесмена под своим именем, что по замыслу ЦРУ сделает их контакты вполне объяснимыми для окружающих, в том числе и для сослуживцев из внешней разведки КГБ.
Такой прием в отеле «Инья Лейк» состоялся через две недели. Американец Мори предстал перед ним настоящим красавцем. Это был высокий, стройный мужчина с правильными чертами лица и с аккуратно подстриженной густой шевелюрой с проседью. Одет он был в костюм серого цвета и довольно модного покроя. Бросалась в глаза не только аккуратность, следящего за собой человека, но и некая изысканность. Всем своим видом Джон в самом деле производил впечатление богатого американского бизнесмена. В присутствии нескольких военных атташе из нейтральных стран Фред Хоупт «познакомил» Полякова с «бизнесменом» Мори. Побеседовав какое-то время на отвлеченные темы, они без Хоупта поднялись на второй этаж в номер к Джону. Вспомнив давно оправдавшую себя поговорку «пути Господни неисповедимы», они по-дружески обмыли приезд Джона, а затем повели разговор о предстоящем сотрудничестве Полякова с сотрудниками ЦРУ. После этого Мори приступил к разведывательному опросу советского военного атташе.
— Как я понял из вашего рассказа, — интригующе начал Джон Мори, — последние три года вы, мистер Поляков, вели вашингтонское и нью-йоркское направление в своем разведцентре. Через ваши руки прошло множество оперативных документов с грифом «секретно» и «совершенно секретно». В этой связи вы не могли бы сейчас припомнить из всего того, что было тогда на вашем столе, интересующих нас источников информации, не названных вами ранее в Нью-Йорке?
— Почему же не могу? Могу! — охотно согласился Топхэт-Поляков. — Да, через мои руки прошло много неизвестных мне ранее агентов, ныне действующих не только в США, но и в других странах. Всех, конечно, не помню, но некоторых из них назову. И, пожалуйста, не обессудьте, если кто-то будет назван через прошедшие три года повторно…
— Меня будут больше интересовать те, кто работал и работает сейчас в моей стране, — предупредил Мори, блеснув довольной улыбкой.
— Тогда в первую очередь назову вашего коллегу из ФБР Корнелиуса Драммонда. Контакт с ним был установлен после моего отъезда из Нью-Йорка помощником военного атташе подполковником Мантровым. Чем скорее вы арестуете их обоих, тем лучше для меня. Я очень опасаюсь, что он может каким-либо образом узнать о моем сотрудничестве с вами и сообщить Мантрову…
— Не беспокойтесь, мистер Поляков, к материалам вашего личного дела в ФБР имеют доступ только четыре человека.
— А вы можете назвать их мне?
— Пожалуйста. Это известный вам Дэвид Мэнли, директор ФБР мистер Гувер, мой шеф полковник Нолан и я. Вот и все…
Поляков задумался. Пока он думал о чем-то, Джон Мори достал из кармана пачку сигарет, закурил, сделал несколько затяжек, потом спросил:
— Итак, кого еще вы можете назвать?
— Сержант первого класса Дарк. Настоящее его имя и фамилия — Джек Данлоп. Он сам пришел в наше посольство в Вашингтоне и предложил свои услуги по перехвату скрытых радиосетей. Служил он шифровальщиком в управлении анализа разведданных Агентства национальной безопасности США. Кажется, шифровальщиком или дешифровальщиком.
— И о чем он успел вам сообщить?
— Почему вы говорите «успел»? — с удивлением спросил Топхэт.
— Два года назад, когда вы работали в Москве, Дарк покончил жизнь самоубийством. Он почувствовал, что попал в поле зрения ФБР, и мы действительно были близки тогда к раскрытию его роли, как платного шпиона русской спецслужбы. А теперь повторяю свой вопрос: что он успел вам передать? Нам очень важно знать это. И кто из ваших коллег работал с ним в те годы?
— От Дарка получено более двухсот ценных документов, освещавших полную дислокацию вооруженных сил вашей страны и различные средства радиотехнической разведки. Причем не только в США, но и в Великобритании и Канаде. А работали с ним генерал-майор Костюк и капитан второго ранга Осипов.
— А как вам стали известны эти данные?
— Но я же был руководителем американского направления в ГРУ.
— О'кей! Недавно нами был арестован ваш разведчик — нелегал Вольф. Кто из ваших коллег являлся его оператором? И что он передавал вам?
— С Вольфом работали полковник Едемский, подполковник Шумаев и капитан третьего ранга Петров. А передавал он нам планы строительства вооруженных сил США, различные доклады американской военной разведки, секретные уставы и наставления.
— Кого еще вы можете назвать нам?
— Агент Росман. Он выходец из России. Гражданин США. Классный инженер-электронщик. Добыл для нас около ста пятидесяти ценных образцов военной техники и документальных материалов по ВВС, ПВО, ракетной технике, радиолокационным системам и другим, не менее важным, техническим вопросам. За все это ему было выплачено более полумиллиона долларов. А работали с ним офицеры нью-йоркской резидентуры Галаган и Ефимов.
— Кто еще из агентов стал вам известен по работе в Москве?
— Агент Мики. Американец. Главный сержант. Служил начальником канцелярии в управлении кадров Командования войск готовности. Завербован на материальной основе капитаном первого ранга Борисом Поликарповым в Вашингтоне. Для связи с ним был задействован в Нью-Йорке конспиративный адрес агента Дитрина, с которым работали наши офицеры Аленочкин, Калачев и Меженин. К личному делу агента Дитрина доступа я не имел, поэтому сказать о нем ничего не могу. Выходите на него через Мики.
— Какими материалами снабжал он вашу разведку?
— Особо важными по химическому и биологическому оружию. Какие конкретно — я сейчас уже не помню, потому что знакомился с его делом три года назад и больше доступа к нему не имел.
— Что-то с памятью у вас, мистер Поляков, стало вдруг плохо. А ведь раньше, в Нью-Йорке, — Джон Мори лукаво улыбнулся, — она была у вас отменная…
— Она у меня по-прежнему отменная и нестареющая. А если и подзабыл что-то, то это от переизбытка запоминания большого объема оперативно значимой я не записывал, а держал в голове на протяжении трех лет работы в Москве. Так что из-ви-ни-те, — растянув это слово, пояснил Топхэт.
— Я охотно верю вам, мистер Поляков.
— О'кей. Назову вам еще одного ценного агента. Это сержант ВВС Карел. Он был завербован нами в Марокко, откуда его перевели потом в Вашингтон.
— Подлинную его фамилию помните?
— Да. Герберт Беккенхопт.
— А агента Мики?
— Джозеф Кассиди.
— Прекрасно. А что вы можете сказать о названной мне три года назад Мэйси?
Мори вел беседу в спокойной манере, чувствовалось, что он обдумывал каждое предложение и каждый свой вопрос.
Поляков сразу насторожился и, не отрывая встревоженного взгляда от американца, задал встречный вопрос:
— Вы установили ее?
— Да. Она была мисс Глен Морреро Подцесски.
— Она была советской разведчицей Марией Антоновной Добровой, — поправил его Топхэт.
— Но арестовать ее мы не сумели, вернее, не успели…
— Как понимать «не успели»? — еще больше насторожился Топхэт.
— Чтобы выявить ее связи, мы постоянно вели за ней круглосуточное наблюдение. Она обнаружила это и через некоторое время попыталась незаметно исчезнуть из Нью-Йорка. Мы сопровождали ее до Чикаго. В отеле, где она остановилась, предложили сотрудничество с нами, обещая ей хорошую жизнь и полную свободу. Мэйси попросила оставить ее одну, чтобы обдумать заманчивое предложение. Когда наши люди вернулись в ее номер, она мгновенно выбежала на балкон, вскочила на перила с заранее подставленного стула и выбросилась с девятого этажа…
Сказав это, Джон стал внимательно наблюдать за реакцией глубоко задумавшегося и сильно помрачневшего Топхэта.
После почти минутного молчания с комом в горле Поляков произнес:
— Мне очень жаль эту талантливую и красивую женщину. Я хорошо знал ее. Жаль, что она так распорядилась собой. Зачем вот она, вместо предоставляемой ей жизни и свободы, предпочла такую страшную смерть? Я этого не могу понять!
— Нам тоже это было не понятно. Но, видимо, не зря говорят, что русская душа потемки, — пробормотал в ответ американец.
Чтобы как-то разрядить возникшее напряжение и вернуться к разговору, «бизнесмен» Мори с воодушевлением произнес:
— Зато такая смерть была эффектной! Мэйси стала самоубийцей по собственной воле, и Бог ей судья. Если у вас больше нет информации об агентах, работавших в США, то на сегодня мы закончим на этой траурной волне…
Все еще в печальной задумчивости Топхэт, скользя взглядом по стенам гостиничного номера, вдруг с негодованием возразил:
— Нет уж! Лучше на оптимистической! Воевать так воевать, коль все еще продолжается «холодная война». Я назову вам сейчас подлинные имена нескольких агентов, и тогда мы на этом закончим.
— О'кей! — не скрывая радости, воскликнул Мори.
Вскинув голову, Поляков стал не спеша, чтобы американец успевал записывать, перечислять настоящие фамилии агентов и разведчиков-нелегалов Агнессы, Сана, Бартона, Челса, Дины, Вилды, Джина, Сина и Гарри.
Закончив делать пометки, Мори произнес:
— Поскольку вы назвали сейчас агента Сана, он же Каарло Туоми и Рудольф Робертович Састомойнен, то я должен сообщить вам, что он был арестован нами. Тогда же журнал «Ридерз дайджест» проинформировал своих читателей о готовящейся к выходу в свет книги Джона Баррона под названием «КГБ» и напечатал одну из глав этой книги. Она посвящена разоблачению Туоми, и в ней же, как бы это ни было прискорбно, несколько раз упоминается имя советского полковника Полякова. Причем рассказывается, как вы готовили в Москве нелегала Туоми к работе за границей и как вы внимательно обследовали все его вещи, дабы он, упаси бог, не прихватил с собой в чужую страну что-нибудь советское, что могло бы потом скомпрометировать его…
Поляков схватился руками за голову и, испытывая невероятное потрясение, возопил:
— Да вы что там… в своей Америке, совсем охренели! Почему вы позволили эту публикацию?! Меня же после нее поставят к стенке! Эх, мать вашу за ногу! Что же вы, сволочи, натворили!
Свирепея, Поляков кричал площадным матом, потом, сбросив с лица руки, сник. Возникла пауза, после которой Поляков посмотрел на американца испепеляющим взглядом и промычал:
— Не представляю, что теперь будет со мной.
— Ничего не будет теперь, в этом я уверен, — постучав себя в грудь, начал оправдываться Мори. — Статья в журнале написана так, чтобы не провалить вас. В ней ничего не говорится о вашей разведдеятельности и о поддержании вами связи с нелегалом Туоми. Кроме того, мы добились проведения суда над Туоми в закрытом заседании, чтобы все известное ему и все сказанное им не стало бы достоянием гласности и тем самым не навредило бы лично вам. Недавно книга Баррона вышла в полном объеме. И мои коллеги так отредактировали ее, что читатель не найдет в ней упоминания о полковнике Полякове. Так что не надо сердиться, мистер Поляков.
Топхэту после всего этого не хотелось вести с американцем пустые разговоры. И Джон Мори, словно угадав его желание, предоставил ему такую возможность: он проводил его до выхода из отеля…
* * *
В последующие три встречи, которые проходили в том же отеле «Инья Лейк» с интервалом в один месяц, Мори интересовали в основном вопросы, соответствовавшие профилю его работы в ФБР.
Мори: Скажите, как отразился провал Мэйси и ее оператора Масленникова на других сотрудниках ГРУ?
Поляков: Масленников два года назад был уволен. На других сотрудниках Центра этот провал никак не отразился, за исключением генерала Внуковского. На него возложили всю вину за тот случай в Нью-Йорке и перевели на второстепенную работу в Институт иностранных языков.
М.: Аналогичный вопрос в отношении Толоконникова, когда он был резидентом ГРУ в Англии, и его заместителя в то время Павлова после расстрела Пеньковского?
П.: На Толоконникове арест и расстрел Пеньковского никак не отразился. Что же касается Анатолия Георгиевича Павлова, то его на некоторое время отстранили от оперативной работы. Потом опять назначили на генеральскую должность одного из институтов Генштаба. Это объяснялось наличием у него солидной поддержки в высших эшелонах Министерства обороны.
М.: Как широко применяется в работе военной разведки шантаж при вербовках источников информации?
П.: Шантаж, как способ вербовки, военной разведкой не используется.
М.: В связи с произведенной реорганизацией в ГРУ продолжается ли внедрение нелегалов в разведываемые страны?
П.: Все нелегалы, находившиеся на подготовке в Центре, распущены и уволены из Вооруженных сил. Лишь несколько человек, которые были готовы к выводу за рубеж, направлены туда в качестве связников к наиболее ценным агентам.
М.: Вы можете их назвать? И в какие страны они уже выведены?
П.: Мне об этом ничего не известно.
М.: Тогда назовите мне, пожалуйста, шифровальщиков ГРУ и КГБ в Рангуне.
П.: В нашей резидентуре — это Донсков и Козлов, а в КГБ — Мазотов и Панкратов. Есть еще два, но их фамилии мне не известны.
М.: О'кей. Теперь сообщите пофамильно сотрудников вашей и резидентуры КГБ в Рангуне.
П.: Записывайте, их здесь много.
М.: Не беспокойтесь. В папке, лежащей перед вами на столе, работает звукозаписывающее устройство. П.: Посмотреть его можно?
М.: Нет. Пожалуйста, называйте всех, кроме шифровальщиков.
П.: Записывайте. Жамков. Семенов. Русаков. Калединов. Николаев. Живица. Старчак. Федоров. Сухачев. Хантемиров. Долгов. Сенькин. Лебедев. Шумилин. Гвоздев. Это мои подчиненные. В разведаппарате КГБ мне не все знакомы. Назову лишь тех, кого хорошо знаю.
М.: Да, пожалуйста.
П.: Итак. Будник. Тимошин. Хлопьянов. Котов. Сопряков. Скотников и Кондратьев.
М.: И последнее. ФБР всегда внимательно следит за перемещениями офицеров ГРУ и за использованием кадров вашего ведомства. Если вам что-то станет известно о таких перемещениях в будущем, например во время нахождения в Москве в отпуске, то сообщите о них вашему оператору из ЦРУ. Если же у вас есть сейчас какие-то сведения об этом, то назовите их, пожалуйста.
Поляков сообщил американцу о всех перемещениях в руководящем звене ГРУ и выдал ему, кроме тех, что названы были во время его работы в Нью-Йорке, еще 118 сотрудников своего ведомства.
— Мистер Поляков, мы очень благодарны вам за предоставленные сведения для американской контрразведки. Они будут обязательно использованы в нашей практической работе. Между прочим, когда мы узнали, что вы стали резидентом в Бирме, то поняли, что это не только ваш личный триумф, но и триумф ФБР. И мы весьма заинтересованы в том, чтобы ваш карьерный рост продолжался и дальше. ФБР будет всячески способствовать продвижению вас по служебной лестнице…
Топхэт криво ухмыльнулся и недоверчиво спросил:
— И как же вы намерены это делать с помощью нашего «главного противника»? Да еще из столь далекого Вашингтона?
Фэбээровец начал кривиться — это была его реакция на «главного противника», потом сказал:
— Мы уже совместно с ЦРУ позаботились в Вашингтоне о прочности вашей репутации в Москве. У вас с нашей помощью есть шанс вырасти до руководящего офицера в вашем ведомстве. Для этого вам не потребуется больших усилий. После моего отъезда из Рангуна сюда прибудет сотрудник ЦРУ Джеймс Флинт. Он будет работать под «крышей» второго секретаря американского посольства. До этого он был прикомандирован к политическому отделу штаба НАТО в Париже. Джеймс моложе вас лет на семь, хорошо владеет русским языком. Вы будете встречаться с ним конспиративно в его отдельном посольском домике. Время проведения встреч приурочено к началу вечерних киносеансов не более двух раз в месяц, и продолжительность их не должна превышать одного часа. В случае срыва основной явки выход на запасную должен осуществляться через два или четыре дня. Это уже как вы договоритесь потом с самим Флинтом. Уведомление о переносе даты или необходимости экстренной встречи вы должны делать не по телефону, а через военного атташе Фреда Хоупта, с которым вы часто видитесь на официальных приемах. Да и вообще, чтобы вы впредь знали, телефон для связи американские разведчики, как правило, не используют. Он же, Хоупт, и представит вас Джеймсу Флинту на одном из приемов…
— Я это все понял, — прервал Джона помрачневший Топхэт, — но не услышал ответа на свой вопрос: как вы намереваетесь продвигать меня по службе в Москве с позиций Вашингтона и продолжать заботиться о моей репутации?
Джон Мори покачал головой, хмыкнул и с упреком проговорил:
— Какой вы все-таки нетерпеливый. Вы же не дали мне договорить. Так вот, слушайте дальше. В Лэнгли мы совместно с руководством одного из отделов ЦРУ разработали план подставы вам второго секретаря посольства США в Бирме Джеймса Флинта. Разумеется, с его согласия. После того как сложатся у вас нормальные деловые отношения с ним, вы должны сообщить в свой разведцентр об установлении с Флинтом оперативного контакта. При этом вам надо придать встречам с Флинтом характер якобы проводимой его разработки. Таким образом, вы легализуете перед своими сослуживцами связь с ним. А информацию вы будете получать полуправдивую, она будет подготовлена в самом Лэнгли…
— А будет ли она отвечать нашим запросам? — прервал его Поляков. — Вы же не знаете, что нам надо?
— Флинт будет снабжать вас информацией о работе комитетов штаба СЕАТО и о политике США в Бирме. То есть мы будем вам подыгрывать.
— Что ж, поживем — увидим, как у нас это будет получаться, — отозвался Топхэт. Профессиональным чутьем он угадывал, что все, о чем говорил фэбээровец, это пока лишь прелюдия к главному, к чему подбирается американец.
— А теперь о главном, — словно угадав его мысль, отозвался Мори. — Мы исключительно большое значение отводим работе советской нелегальной разведки. Это самая неуловимая и самая опасная структура, которая способна добывать самую ценную информацию. С вашей помощью, мистер Поляков, нам удалось к концу прошлого года полностью ликвидировать сеть военных нелегалов. Несмотря на это, мы понимаем, что объективно нелегальная военная разведка должна возродиться и со временем превратиться в эффективный инструмент ГРУ для ведения разведки, особенно в кризисных ситуациях и в военное время. Этот вопрос нас очень беспокоит. И мы хотели бы, чтобы вы, возвратившись из Бирмы в Москву, вошли в число тех, кто в вашем ведомстве, возможно, уже занимается или будет заниматься подготовкой военных нелегалов.
Поляков услужливо кивнул и ответил:
— О'кей. Я попытаюсь выполнить вашу просьбу. После работы в Нью-Йорке у меня сложились хорошие отношения с некоторыми высокопоставленными офицерами Центра, от которых во многом будет зависеть моя дальнейшая карьера.
— Я очень горжусь, что американцы приобрели в вашем лице верного своему долгу источника информации. Ценность вас, как информатора, начали понимать и в Лэнгли, когда мы вместе обсуждали план подставы вам Джеймса Флинта. «Вербовка» его, без сомнения, поднимет вас в глазах руководства ГРУ. И я уверен, что резидентура ЦРУ в Рангуне будет относиться к вам бережно, как и ФБР.
— Не беспокойтесь, мистер Джон, все будет о'кей. До тех пор пока мне будут доверять в московском разведцентре, никто и никогда не узнает о моем сотрудничестве с вами. Никаких оснований для опасений о моем провале пока нет. И их не может быть. Возникают, конечно, иногда мелкие тревоги, но это все ерунда!
— Согласен с вами, — поддержал его американец. — И чтобы довести до конца наш план по подставе Флинта, ставлю вас в известность, что срок его командировки в Рангун закончится где-то через два с половиной года. Когда это произойдет, вы должны доложить в Москву о том, что Флинт в последнее время избегал встреч с вами и выехал на родину, даже не предупредив об этом. На смену ему, в конце осени шестьдесят восьмого года, приедет другой сотрудник ЦРУ, Алвин Капуста. Познакомит вас с ним Джеймс Флинт, потому что к тому времени ваш американский коллега Фред Хоупт тоже заменится. Итак, ваш «бирманский треугольник» будет состоять из трех цэрэушных операторов: Хоупт — Флинт — Капуста. А моя миссия на этом заканчивается…
* * *
Поляков, надо отдать ему должное, после отъезда из Рангуна Джона Мори не проявлял инициативы для восстановления связи с американцами до тех пор, пока военный атташе при посольстве США полковник Хоупт не пригласил его на организованный в отеле «Инья Лейк» официальный прием. На прием Поляков пошел с красавицей женой. Как только они появились там, к ним сразу подошли английские, индийские и французские коллеги со своими супругами. Не увидев в зале никого из американцев, он начал волноваться: неужели его оператор из ЦРУ не прилетел еще в Рангун? Неохотно поддерживая завязавшийся разговор между военными дипломатами, он стал то и дело бросать взгляды на входную дверь.
Американцы вошли в зал с опозданием почти на десять минут. Впереди был Хоупт, за ним шел не знакомый никому из дипломатов высокорослый, под метр девяносто, сутуловатый блондин с зачесанными набок волосами. Внешним видом он был похож скорее на одесского еврея, чем на американца.
— Знакомьтесь, это второй секретарь нашего посольства Джеймс Флинт, — представил его всем полковник Фред Хоупт. — А это, — указал он на подошедшего к ним индийского атташе, — полковник Митра из Дели.
Флинт доброжелательно поклонился и молча пожал ему руку. Затем американцы подошли к группе беседовавших с Поляковым дипломатов. Хоупт представил им вначале советника французского посольства Роже Фабре, потом перевел взгляд на советского военного атташе и, обращаясь к Флинту, сказал:
— Знакомьтесь, мистер Джеймс, это наши друзья из России — миссис Нина и мистер Дмитрий Поляков.
Первым протянул веснушчатую руку нескладный американец и на чистом русском языке произнес:
— Джеймс Флинт — политический советник посольства, ранее работавший в Париже в штабе НАТО.
— Полковник Поляков, ранее работавший начальником секретариата советского представительства при Военно-штабном комитете ООН в Нью-Йорке, — умышленно подчеркнул свою еще большую значимость Поляков и также по-русски, чтобы не поняли рядом стоявшие иностранные атташе и их жены, спросил: — А вы, мистер Флинт, случайно не учились или не стажировались в Московском институте русского языка имени Пушкина?
Флинт оглядел всех подозрительным взглядом и, не поняв иронии, недружелюбно ответил опять по-русски:
— Нет, не учился и не стажировался. А почему вы спрашиваете об этом? Вас что… не устраивает, что я представился вам по-русски?
— Нет, почему же. Наоборот, я удивился, что вы хорошо владеете русским языком, поэтому и спросил…
Разговор продолжался дальше. Во время фуршета военный атташе США Хоупт, улучив момент, назначил встречу Полякову с Флинтом в тот же вечер у входа в плавательный клуб «Кокаин». На этой первой явке американец сообщил, что он прибыл без семьи потому, что дети его учатся в США во французской школе, а такой школы в Рангуне нет. Что для проживания и конспиративных встреч с русским полковником ему специально выделили отдельный особнячок. Что в Бирме он будет находиться два с лишним года, потом на смену ему прибудет Алвин Капуста. Что он, Флинт, готов в этот период помогать советскому военному разведчику в добывании кое-какой информации.
— При этом вы должны, — продолжал Флинт, — заставить себя поверить в серьезность моих намерений. Мы должны делать вид, что оба согласились работать на потенциальных противников: вы — на ЦРУ, я — на ГРУ. Так что будем передавать друг другу интересующие нас сведения. Вы — мне, а я — вам… Неплохо придумано, правда?
— Да это все так, но мне не надо для этого делать вид, что я условно работаю с вами…
— Хорошо, я один буду делать вид, что вы якобы завербовали меня, а я буду снабжать вас частично правдивой информацией, но не имеющей значимости для США. Для вашей же военной разведки она будет представлять определенный интерес. Это во-первых. Во-вторых, если вы доложите в Центр, что взяли в агентурную разработку не мелкую сошку из американского посольства в Рангуне, а установленного сотрудника ЦРУ, то вашим русским начальникам это обязательно понравится и они будут вас больше ценить, уважать и продвигать по служебной лестнице. Таким образом, у нас будет происходить своего рода «перекрестное опыление»: я даю вам информацию, вы — мне. И, конечно же, мы по-прежнему должны встречаться тайно и соблюдать все правила игры…
Затем Флинт стал выведывать у Полякова информацию о внутриполитической обстановке в СССР и об отношениях с Китаем, о сведениях, получаемых в Рангуне от агентуры ГРУ и о заданиях, поступающих из Москвы. Особый интерес американец проявил к системе зашифровки и расшифровки исходящих и входящих документов.
На другой день Поляков отправил в Центр шифровку с сообщением о том, что он взял в оперативную разработку американского дипломата Джеймса Флинта и что от него можно будет получать секретные материалы из штаба СЕАТО. Вскоре из Москвы пришла ответная шифротелеграмма:
Рангун.Грандов
Совершенно секретно. Лично Парину [45] .17.04.1966 г.
Проанализировав все аспекты вашего оперативного контакта с Донтом [46] , мы пришли к выводу, что работу с ним можно продолжать в целях выявления сотрудников спецслужб в американском посольстве и получения нужной нам информации. Однако следует учитывать, что Донт является охотником [47] Гималаев. Поэтому считаем целесообразным проводить встречи на официальной основе, а инициатива в их проведении должна исходить от Ларина. Надеемся, что вы с учетом уже приобретенного опыта работы в Гималаях, будете так же успешно обеспечивать собственную безопасность.
Поляков остался доволен содержанием ответной телеграммы и особенно ее концовкой — проявлением заботы об обеспечении собственной безопасности. «Это смотря от кого! — усмехнулся он после прочтения шифровки. — Если от вас, мистер Грандов, то да! Разоблачение может исходить только от вас, но никак не от американцев. Для них я — свой человек…»
В общей сложности Поляков провел с Флинтом и Хоуптом около двадцати конспиративных встреч и передал им переснятую на пленку документальную информацию следующего содержания:
— о всех сотрудниках ГРУ и о разведчиках КГБ СССР, работавших в Рангуне;
— о системе зашифрованной переписки резидентуры ГРУ с Центром;
— техническое описание агентурных радиостанций среднего радиуса действия «Ласточка» и дальнего действия «Иркут»;
— перечни вопросов Центра, подлежащих изучению в Бирме за 1966–1969 годы;
— задания Центра по добыванию образцов документов и справочной литературы;
— циркулярные письма Центра военным атташе и резидентам всех стран Юго-Восточной Азии;
— перспективный план Центра по проведению агентурно-разведывательной работы в Бирме на 1967–1969 годы;
— планы поездок по стране оперативных офицеров резидентуры на 1966–1969 годы с указанием маршрутов и решаемых разведывательных задач;
— отчеты о выполнении указаний Центра по разведывательным вопросам;
— конкретные планы-задания оперативным офицерам резидентуры;
— квартальные отчеты офицеров резидентуры о проделанной ими работе и достигнутых результатах;
— об оперативно-техническом оснащении резидентур фотоаппаратами «Ф-65М», «Ф-66», «ПЭН-Ф», «Минокс» и аппаратом «Бук», предназначавшимся для контроля проявления пленок; контактной фотобумагой для снятия копий с документов; звукозаписывающими аппаратами «Мезон-М» и «Ухер»;
— о программах подготовки агентов-радистов и правилах радиосвязи с ними.
А чем же ответил на эту информацию второй секретарь посольства США в Рангуне Джеймс Флинт, который считался резидентурой ГРУ чуть ли не самым ценным источником, фигурировавшим в оперативной переписке с Центром под псевдонимом Донт? Ничего существенного советская военная разведка от него не получила. Мало того, в начале 1968 года Поляков «вынужден» был пойти на обман: он сообщил о том, что Донт стал отказываться от встреч с ним. А спустя некоторое время проинформировал Москву о том, что Донт в связи с истечением срока командировки выехал на родину, даже не поставив его в известность. Вслед за ним убыл из Бирмы и военный атташе, установленный разведчик РУМО Фред Хоупт.
Перед тем как вылететь из Рангуна, Хоупт познакомил Полякова с третьим углом «бирманского треугольника» операторов ЦРУ — прибывшим из США Алвином Капустой.
Тогда же американцы вручили своему агенту в качестве вознаграждения за информацию большое количество дорогостоящих американских подарков. Одни названия чего стоят: винтовка марки «Браунинг», ружье «Браунинг Супер Поузд», киноаппарат «Болекс», магнитофон «Вейс оф мюзик», мужское кожаное пальто фирмы «Буржак», для жены — швейную машинку «Зингер», каракулевую шубу и много различных сувениров из бирманского дерева и перламутра для детей и его друзей в ГРУ.
Чтобы как-то загладить свою «неудачную» разработку американского разведчика Флинта, Поляков отрапортовал в Москву о том, что для решения разведывательных задач в Бирме он установил оперативный контакт с полковниками Рэмом и Гором. Но получал он от них малозначимые сведения о внутриполитическом положении в Бирме и о состоянии ее вооруженных сил, а также о деятельности англичан и американцев в Юго-Восточной Азии. Спустя некоторое время он сообщил в Центр, что работу с ними перевести на агентурную основу не представилось возможным, так как оба преждевременно выехали на свою родину. Повторилось то же самое, что и с американцем Флинтом.
И опять хитроумный Поляков, чтобы в Центре не сложилось о нем мнение как о неудачнике или «липаче», вышел из трудного положения: он заверил московское руководство в том, что взял в вербовочную разработку «большую акулу» — военного атташе Франции в Бирме и по совместительству в Таиланде подполковника Андре Ротье, через которого будет получать весьма полезную информацию по Юго-Восточному региону Азии.
Но не прошло и двух месяцев, как Полякову пришлось опять разочаровывать Центр очередным безрадостным донесением:
Москва. Центр. Лично т. Грандову. Совершено секретно.Парин
ВАТ Франции в Таиланде посетил меня с официальным визитом и сообщил, что он уезжает в Париж в сентябре этого года, оставив мне свой адрес и телефон. За переданную им ранее информацию по КНР вручен подарок стоимостью 120 къян, который он принял с большой благодарностью. У меня сложилось мнение, что он готов сотрудничать с нами на материальной основе.18.06.1968 г.
Полагал бы целесообразным сблизиться с ним моим коллегам в Бангкоке до его отъезда, а затем попытаться встретиться с ним и в Париже.
Но увы! Предположениям Полякова не суждено было сбыться: военный атташе Франции Андре Ротье являлся всего лишь знакомым резидента Парина, с которым он лишь иногда встречался на официальных приемах, но никак не на конспиративной основе. Другое дело — американский разведчик Алвин Капуста. Как только он взял на контакт Топхэта-Бурбона-Полякова, то сразу же предупредил:
— Связь будем поддерживать исключительно на конспиративной основе. Мне велено оберегать вас от малейших подозрений кого бы то ни было. Поверьте, вы нам очень нужны! Я буду работать с вами все оставшееся время до вашего отъезда в Москву, то есть все девять месяцев. Места встреч буду назначать вам в центре Рангуна, где всегда бывает многолюдно.
Встречаться будем только в вечерние часы или даже в полночь у работающего ночного рынка. Приезжать к назначаемым мною местам встреч планирую на своей автомашине; подхватив вас, отвезу в один из посольских домов. Места подсадки вас в машину будут меняться, и потому никаких мер предосторожности при организации «подхватов» мы применять не будем. Вам это ясно?
Поляков недовольно мотнул головой и сказал:
— Вообще-то я привык сам подбирать места для встреч.
— Это в Москве вы можете диктовать свои условия. А здесь диктую я!
И все опять плотно закрутилось в «бирманском треугольнике», но теперь уже без выехавшего в США Хоупта. Однако в отличие от настоящего Бермудского треугольника, где постоянно что-то то пропадало, то исчезало, «бирманский треугольник» рождал для ЦРУ одну за другой ценную информацию. За полгода до возвращения из командировки в Москву он сообщил американцам:
— о разработке советскими специалистами способов выявления и проявления всех видов тайнописи;
— о материальном и финансовом обеспечении аппарата военного атташе и резидентуры;
— о предстоящих заменах оперативных офицеров в загранточках Юго-Восточного региона;
— о 16 агентах и 23 изучаемых кандидатах на вербовку из числа граждан Бирмы, Израиля, Китая и Таиланда, проживающих в Рангуне;
— о секретном совещании военных атташе и резидентов ГРУ в Москве и о принятых на нем решениях;
— о своих предположениях причин ввода советских войск в Чехословакию летом 1968 года и об оценке этой политической акции.
За время работы в Бирме Поляков сдал американцам все, что мог. Незадолго до окончания командировки он направил в Центр шифротелеграмму следующего содержания:
Москва. Центр. Лично Грандову. Секретно.Парин
Я уже не раз ставил вопрос о необходимости поездок оперативных офицеров в соседние страны для обмена опытом работы и решения некоторых оперативных задач. Ранее в таких поездках нам отказывалось, мотивируя это неоправданно высокими дорожными расходами. Если это действительно так, то расходы по запланированной мной поездке в Бангкок я беру на себя, тем более что эти расходы не так уж и велики. Наш посол поездку одобряет.06.02.1969 г.
Прошу вашего согласия.
При прочтении шифровки в Москве обратили внимание на то, что Данин с присущей ему настойчивостью в который уже раз ставит вопрос о необходимости поездок в Таиланд. И при этом всегда делает всегда оговорку: «Если финансовый отдел не найдет возможным выделить деньги на поездки за пределы Бирмы, то я готов решать эту задачу за свой счет». Это несколько настораживало его кураторов в Центре: как же понимать — работая в США, он часто жаловался, что испытывает финансовые затруднения, а тут вдруг готов раскошелиться на оплату загранкомандировок не только своих, но и сотрудников резидентуры.
Между тем в Центре хорошо знали, что Поляков, пробивая поездки в соседние страны, заботился больше о себе, а не о своих подчиненных. Но поскольку Таиланд не входил в сферу разведывательной деятельности рангунской резидентуры, то и ожидаемую им санкцию он, конечно, не мог получить.
Тем временем в Лэнгли уже разрабатывали для Полякова условия связи на Москву. Ее предполагалось первоначально осуществлять посредством запланированных тайников на улице Малая Бронная под карнизом витрины магазина «Продукты» и на ранее не использованном месте на улице Арбат. В работе с тайниками рекомендовалось использовать три вида сигнала. Первый: если Бурбон-Поляков в определенный графиком день проведения тайниковой операции появлялся в восемь часов утра на троллейбусной остановке «Площадь Восстания» и без газеты в руках, то это означало, что у него «все в порядке». Второй: появление на том же месте и в то же время, но с газетой в правой руке — «Иду закладывать тайник». Третий: при тех же условиях, но с газетой в левой руке — «Иду закладывать контейнер не в тот тайник, который определен графиком, а в следующий по очереди». Ответными сигналами об изъятии тайников должны были ставиться графические знаки в заранее обусловленных местах.
Связь от американского разведцентра к Бурбону планировалось проводить по радио в определенные дни и время на фиксированных частотах в коротковолновом диапазоне. Программа прослушивания передач была рассчитана на несколько лет с периодичностью два раза в месяц в вечернее время. Сообщения должны были передаваться на русском языке путем перечисления цифровых пятизначных групп. Принимать передачи Поляков должен был на транзисторный, редкий по тем временам радиоприемник «Панасоник». Если же агент по каким-либо причинам не смог использовать тайник и радио, а ему необходимо было срочно передать сообщение американцам, в этих случаях предусматривался почтовый канал. Для его использования давались два конспиративных адреса в США, на которые следовало направить тайнописное сообщение с включением в него условных фраз: «за мной ведется слежка» или «плохо слышу цифровые радиопередачи в коротковолновом диапазоне». Отправку писем из Москвы рекомендовалось производить из центра города, а не через ближайшее к месту проживания почтовое отделение. Марку на конверт предлагалось наклеивать самых последних выпусков и с красочным оттиском, чтобы она бросалась в глаза и представляла определенный филателистический интерес. Напоминалось также о предосторожностях в обращении с агентурными письмами-прикрытиями: избегать оставления на них пальцевых отпечатков. Конверт должен быть отечественного производства, и адрес на нем — только машинописью, чтобы не могли потом произвести почерковедческую экспертизу.
За неделю до отъезда Полякова из Бирмы американский разведчик Алвин Капуста передал ему образцы писем-прикрытий, копирку для нанесения тайнописи, шифрблокнот для зашифровки сообщений и таблетки для проявления тайнописи. Тогда же он довел до Полякова разведывательное задание на Москву, которое было направлено на:
— добывание информации о планах СССР по использованию ядерного оружия;
— выяснение командного состава видов и родов Вооруженных Сил СССР и состояния боевой подготовки войск;
— получение сведений о новейших образцах вооружений и военной техники.
По работе в ГРУ Полякову поручалось выяснить:
— агентурную сеть в США;
— что нового появилось в формах и методах работы в ГРУ, а также возможное использование ранее неизвестных технических средств;
— идет ли подготовка нелегалов, и если она идет, то в какие страны планируется их внедрение.
Определив задание агенту, американский разведчик с легкой заминкой заключил:
— Я предрекаю вам, мистер Поляков, что в России вы будете с нашей помощью приобретать авторитет и ваша звезда начнет скоро стремительно восходить вверх.
Поляков почесал переносицу, улыбнулся и негромким голосом парировал:
— Все, что вы сейчас наплели, Алвин, вполне подошло бы какому-нибудь мальчишке или девице. Они, возможно, и поверили бы, что им напророчил маг из Нью-Йорка. А мне бы продолжать оставаться живым и невредимым. Хотя бы на ближайшие годы. Так что извините, не дело вы говорите.
Американец молчал. Профессиональным чутьем он угадывал, что этот русский полковник подбирается к чему-то главному.
— А теперь о главном, — подхватил его мысль Поляков. — Чтобы остаться мне живым, я во время пребывания в Москве поддерживать связь с вашими коллегами не буду. Встречи с ними готов возобновить только за пределами Советского Союза. Объясняю, почему я ставлю этот вопрос перед вами. Я и раньше ставил его перед Джоном Мори и Джеймсом Флинтом. Поверьте, это не из-за трусости моей, а потому что московская контрразведка ведет жесткий контроль за сотрудниками вашей посольской резидентуры. По их вине произошли уже два известных мне провала в Москве. Поэтому, чтобы не попасть мне в поле зрения КГБ, передайте руководству ЦРУ об этом и о том, что я требую, чтобы о нашей связи с вами знали не более трех-четырех человек. Примите это всерьез. На сегодня об этом знают уже шесть человек. И еще передайте: если между нами даже не будет длительное время связи, то все равно я буду заниматься сбором и накоплением для вас полезной, секретной информации…
С лица американца сползла язвительно-насмешливая ухмылка. Поляков заметил это и, понимая, что надо рассердиться, сделал небольшую паузу, потом сказал:
— И последнее: забудьте, пожалуйста, что я буду работать с вашими коллегами в Москве только на тех каналах связи, которые вы рекомендовали мне. Я буду использовать те из них, какие посчитаю наиболее безопасными. Полагаю, они будут такими же надежными и для моих коллег из московской резидентуры.
Алвин Капуста на такой выпад агента не нашелся, что ответить сразу, подумав немного, сказал:
— Вы, мистер Поляков, не совсем правильно ставите нам свои условия. Мы делаем все возможное не только для того, чтобы не причинить ущерба нашим общим интересам, но и создать условия для вашей более успешной оперативной работы, которая могла бы открыть перед вами ворота к служебному росту. Мы прекрасно понимали, что Бирма не представляет для Советского Союза такого интереса, как США или Китай, с которым у вашей страны ухудшились отношения. Поэтому наше руководство сочло необходимым начать операцию по продвижению вас на более высокие ступени иерархической лестницы ГРУ. Для этого нами были подобраны две кандидатуры — Фред Хоупт и Джеймс Флинт, они-то и должны были сыграть роль ваших агентов. А вы в свою очередь должны были проинформировать об этом Москву, что, несомненно, могло поднять ваш престиж в ГРУ. Вот поэтому о нашей связи с вами знают на два человека больше, чем вы требуете. Так что пусть все идет тем же плавным путем, как это предусмотрено операцией Лэнгли по продвижению вас на руководящие должности в вашем ведомстве. Мы очень заинтересованы в вашем карьерном росте, потому что чем выше будет у вас должность, тем объемнее и ценнее станет ваша оперативная информация.
Кивнув в ответ, Поляков пошевелился в кресле, тяжело вздохнул и сказал:
— К сожалению, мне не удалось довести до «вербовки» тщательно подобранных вами кандидатур… — Поляков сделал небольшую паузу и добавил: — Ведь Хоупт и Флинт смылись из Рангуна, на мой взгляд, раньше предусмотренного времени их отъезда.
— Но это уже ваши проблемы. Вы и ваше руководство в Москве упустили время. Очевидно, не зря говорят, что русские медленно запрягают… — парировал Алвин.
— Да, это так, — согласился Поляков. — Как говорится, рад бы в рай, да грехи не пускают…
— Но ничего страшного, мистер Поляков, не произошло. За время нашего сотрудничества я убедился, что имел дело с человеком многообещающим, надежным и умным. Лэнгли высоко ценит вас за то, что вы делали для Америки. Вы были всегда честны перед ней, и это нас особенно радует. Спасибо вам за все. — И, подавая ему конверт с деньгами, добавил: — Это вам на приобретение подарков и сувениров для ваших московских друзей, родных и близких…
После этой встречи с Алвином Капустой в августе 1969 года военный атташе посольства СССР, американский шпион Дмитрий Поляков, он же Топхэт и Бурбон, вылетел из Рангуна в Москву.