Резидент ГРУ Дмитрий Поляков нисколько не сомневался в положительной оценке направленной им из Рангуна информации по Бирме, Израилю и Китаю, а также о деятельности англичан и американцев в соседнем Таиланде. Однако по заключению аналитической службы это были не ахти уж какие сведения. Заслуживали лишь некоторого внимания материалы, полученные от американцев Хоупта и Флинта, французского подполковника Ротье и индийского полковника Рэма. Но, несмотря на это, Поляков считал, что перспектива дальнейшей работы в Центре должна складываться у него многообещающе, потому что в высшем звене руководства ГРУ сложилось мнение о нем, как о хорошем разведчике, трезво оценивающем свои способности и возможности. И поэтому Поляков стал ломать голову над вариантами прорыва в руководящее звено своего ведомства.

Решение пришло неожиданно. Собираясь однажды на охоту, он обнаружил, что у него три классных дорогостоящих ружья — «Браунинг Супер Поузд», одно бельгийское и два немецких. Кроме того, в большой картонной коробке залежалось немало американских сувениров и вещей, предназначавшихся для подарков. «Чего же беречь все это, надо раздать нужным людям, а они, надеюсь, тоже не останутся в долгу передо мной, когда я попрошу их при случае замолвить за меня словечко», — подумал Поляков. Решив не откладывать это дело в долгий ящик, он на другой день начал вручать подарки тем руководителям ГРУ, от которых зависело продвижение его по служебной лестнице. При общении с ними он стремился представить себя и свою работу в Бирме в выгодном свете: бахвалился, что чуть не завербовал в Рангуне двух американских дипломатов, что «вербовки» сорвались только из-за окончания срока их командировки в Бирму. И он действительно стал все больше завоевывать сердца своих начальников, чему в не малой степени способствовали его подношения в виде заокеанских подарков и сувениров, привезенных из Рангуна.

Через два месяца начальник управления кадров генерал-лейтенант Изотов Сергей Иванович дал указание подготовить на Полякова представление на повышение в должности. Начальник отдела, видя, что сам Изотов благоволит его подчиненному, не стал артачиться и, чтобы не попасть к нему в немилость, оперативно подготовил нужный документ. А в декабре 1969 года появился приказ о назначении полковника Полякова исполняющим обязанности начальника направления, которое занималось организацией разведывательной работы в Китае и вело подготовку нелегалов для заброски в Поднебесную. С души предателя словно тяжелый камень свалился: теперь он убедился, что переигрывает не только ГРУ, но и КГБ, что ни одним своим поступком не навлек с их стороны подозрений, не показал своего второго лица. И вместе с тем он осуждал больших и малых начальников, которые легко покупались на его подарки и всякие безделушки: все они с тех пор стали для него людьми аморальными и беспринципными.

Те же, кто работал с ним на одном «разведывательном поле» в США и Бирме, были шокированы назначением его на руководящую должность, они считали, что в провалах нескольких нелегалов повинен только он, но никаких доказательств этого у них, к сожалению, тогда не было. Поляков же, рядясь в тогу успешного руководителя большого китайского направления, начал опять смело действовать в интересах заокеанских хозяев, собирать и накапливать шпионскую информацию.

В обусловленный графиком день он в восемь утра появился на троллейбусной остановке напротив посольства США в Москве. Для сотрудников резидентуры ЦРУ это означало, что Бурбон благополучно возвратился в СССР. Что он ознакомился уже с местом проведения тайниковой операции и готов передать секретную информацию, в которой содержались ценные сведения политического характера: о глубоких разногласиях Советского Союза с Китаем и что Китай находится на грани прекращения экономического сотрудничества с СССР.

Тогда же Поляков подготовил для ЦРУ имевшие стратегическое значение секретные данные о численности северо-вьетнамских войск в период ведения войны США в Индокитае, а также о помощи СССР Вьетнаму военными специалистами и техникой.

В тот же блок шпионской информации для передачи ЦРУ Поляков включил подробные сведения об агенте-нелегале Листе, который выводился в Китай при его непосредственном участии. А спустя некоторое время, когда начался государственный визит президента США Никсона в Поднебесную, американцы раскрыли китайцам успешно легализовавшегося к тому времени агента Листа. Его донесения в Москву высоко ценились не только в ГРУ, но и в ЦК КПСС, поскольку они имели уникальный характер.

Подготовленный текст сообщения Поляков зашифровал, затем изготовил из жести контейнер, заложил в него обернутое в целлофан донесение, а на другой день за полтора часа до начала работы отправился пешком к улице Малая Бронная. Не доходя одного квартала до магазина «Продукты», он свернул в скверик, чтобы легче было установить, возможно, ведущуюся за ним слежку. Не обнаружив ничего подозрительного, он подошел к магазину, осмотрелся и, убедившись в отсутствии посторонних лиц, прикрепил контейнер под металлическим карнизом окна-витрины.

На другой день он должен был согласно инструкции получить графический сигнал об изъятии шпионской закладки. Но никакого сигнала — ни графического, ни по радио, ни на второй, ни на третий день — Поляков от резидентуры ЦРУ не получил. В голове его стали возникать страшные мысли, порожденные предположением о возможном перехвате тайника органами госбезопасности. На пятый день он перепрятал полученное от них шпионское снаряжение и твердо решил для себя больше не рисковать — не выходить на связь. И только через неделю он получил сигнал по радио об изъятии тайника на Малой Бронной.

Негодуя на американцев за то, что вынудили его нервничать, Поляков усилил меры к обеспечению собственной безопасности: часть шпионского снаряжения от греха подальше уничтожил. А в начале июля 1972 года его неожиданно пригласил начальник управления генерал-лейтенант Константин Сеськин.

— Что нового у вас, Дмитрий Федорович, на китайском направлении? — поинтересовался генерал для затравки серьезного разговора.

— Работаем, анализируем. Ситуация в Китае, Константин Егорович, пока не радует. Антисоветизм в Пекине по-прежнему не снижается, а, наоборот, усиливается.

— Что ж, пока жив Мао Цзэдун, это будет продолжаться. А там посмотрим, как будут складываться обстоятельства. Но я пригласил вас не для того, чтобы поинтересоваться событиями в Китае. Меня несколько удивило и насторожило вот это послание… — Генерал подал ему красиво оформленное приглашение на официальный прием из американского посольства. — С чего бы это после десятилетнего перерыва янки вдруг вспомнили о вас? — ехидно заметил Сеськин.

Пропустив мимо ушей замечание начальника управления, Поляков продолжал молча читать приглашение. В нем сообщалось о приезде в Москву полковника в отставке Джона Меррита Харрисона и о том, что прием состоится 7 июля 1972 года на квартире военного атташе США, полковника Притчарда в здании посольства по адресу: улица Чайковского, 19/23.

Прочитав приглашение, Поляков от бессильной, дикой злости аж затрясся весь и даже выругался вслух:

— Они совсем там охренели! Ну посудите сами, Константин Егорович, какое отношение имею я к американскому направлению работы? Никакого! — Потом, взяв себя в руки, с дрожанием в голосе добавил: — В посольстве, очевидно, не знают, что теперь я работаю на китайском направлении. Надо сообщить им об этом, а иначе они постоянно будут приглашать меня на свои приемы.

— Вот вы и предупредите их там, на приеме седьмого июля. Не мне же, генералу Сеськину, идти в посольство без приглашения.

Поляков решил уклониться от посещения американского посольства.

— Нет, я не могу пойти на прием.

— Почему? — удивился генерал.

— Да мне же дыхнуть сейчас некогда! — с досадой выпалил Поляков. — Вы же знаете, что на мне висит подготовка отчета за первое полугодие. Вы же сами определили мне срок — сдать отчет к десятому июля.

Генерал заерзал в кресле.

— Ишь ты, работяга какой нашелся! Он, видите ли, человек занятой, а мы все, в том числе и приглашенные на прием весте с вами офицеры из управления внешних сношений Министерства обороны, получается, бездельники. Нет уж, Дмитрий Федорович, отговорки ваши не принимаются во внимание. Не настолько они серьезные, чтобы их принимать. Да и большое руководство наше не возражало против направления вас на этот прием.

— А на каком уровне санкционировано мое посещение американского посольства? — Тайная злоба на своих коллег из резидентуры ЦРУ все еще была заметна в глазах Полякова.

— Вопрос решался на уровне первого заместителя начальника ГРУ Мещерякова и согласовывался с контрразведкой КГБ. А теперь вы скажите мне, кто такой Меррит Харрисон, ради которого устраивается этот прием?

— Полковник Меррит хорошо знаком мне по работе в Бирме. Мы даже дружили тогда семьями.

— Меня сейчас больше интересует, почему его принимают с такой помпой в Москве? Он — представитель Пентагона, установленный разведчик ЦРУ или военный дипломат?

— Я не считаю его ни разведчиком, ни дипломатом. В Рангуне он ведал хозяйственными вопросами по линии Пентагона и являлся начальником снабженческой организации МИДТ. Как расшифровывается это сокращение, мне не известно.

— А зачем вам нужно было знакомиться и поддерживать контакт с ним?

— Через него я имел возможность выходить на других сотрудников МИДТ. Снабженцы же для всех и всегда являлись нужными людьми. Благодаря ему я бесплатно посещал корт и международный яхт-клуб «Рангун сэйлинг клаб» на берегу озера Инья-Лейк. Посещение этих спортивных объектов вызывалось необходимостью приобретения полезных связей как среди местных высокопоставленных граждан, так и среди иностранцев. Вы же не хуже меня знаете, что разведчик должен искать связи везде, даже на местных рынках.

— Согласен. Но в том числе их надо искать и на приемах в посольствах. Надеюсь, вы не будете это отрицать?

— Нет, конечно.

— Вот и хорошо. Тогда придется вам сходить по долгу службы и на прием к военному атташе Америки…

— Но мне совершенно непонятно, зачем было приглашать меня-то на этот прием?

— А чего же тут непонятного? Старый друг лучше новых двух. Вот поэтому Меррит, наверно, и убедил атташе Притчарда пригласить вас.

— Ну если это так, тогда придется сходить, — согласился Поляков, мысленно на чем свет стоит ругая легкомысленных американских разведчиков. «Ну в самом деле, разве можно так бездарно и грязно работать со своими информаторами?!» — продолжал он возмущаться, покидая кабинет генерал-лейтенанта Сеськина…

* * *

Прием, устроенный по случаю приезда должностного лица Министерства обороны США, был достаточно высокого уровня. Меррита представили гостям как полковника и успешно действующего бизнесмена. В течение всего приема Поляков находился рядом с ним и при этом вел себя несколько настороженно. Когда официальная часть приема завершилась, к Мерриту и Полякову неожиданно подошел широкоплечий американец и поинтересовался у советского гостя, где в Москве он мог приобрести такой модный костюм. В процессе завязавшейся беседы навязчивый американец как бы случайно и незаметно для других назвал словесный пароль «607 Мэдисон-авеню». Уловив обостренным слухом цифру «607» и последующие за ней два слова, но не поняв, что к чему, Поляков отвернул борт пиджака, показал фирменную этикетку и сказал, что костюм был приобретен не в московской «Березке», а в Нью-Йорке.

Когда прием завершился и Поляков на мгновение оказался за группой гостей, американец при прощальном рукопожатии вложил ему в ладонь какой-то небольшой предмет. Быстрее, чем следовало, Поляков сунул его в карман и, опасаясь, что кто-то из приглашенных сотрудников Генштаба или советских официанток, обслуживавших прием и являвшихся, как правило, агентами КГБ, мог заметить этот трюк, поспешно распрощался со своим американским «другом» Мерритом и покинул зал приема.

Дома Поляков развернул клейкую ленту и увидел небольшого размера приборчик для изготовления микроточек с приложенной к нему инструкцией. Ее он сразу же сжег, а прибор по изготовлению микроточек вынес в гараж, разрубил на мелкие части и выбросил их в разных местах.

Совершенно не понимая, почему цэрэушники навязывают отвергнутый им еще в Нью-Йорке способ передачи информации — путем изготовления микроточек, Поляков, разозлившись, решил приостановить с ними агентурные отношения в Москве. Охладел он и к сбору секретной информации для них. Присутствуя на оперативных совещаниях, он теперь ничего не записывал, старался лишь на всякий случай запоминать только самое важное и интересное. От активных же действий по добыванию секретных сведений воздерживался и не совал свой нос в дела других подразделений для их получения втемную. Но это продолжалось недолго, у него вновь появился настрой, видимо уже выработанный годами, на поиск нужной американцам информации. Через полгода он снова начал использовать метод выведывания для получения у своих коллег из других управлений главка различных сведений, представляющих оперативный интерес. Понимая, что не имеет права оступиться, он делал это очень осторожно, чтобы не дать понять собеседнику, что на самом деле его интересует.

Умение добывать и хранить только в памяти секреты было его большим достоинством, оно помогало ему оставаться не заподозренным еще несколько лет. Но огромное нервное напряжение, резкие переходы от работы в своей стране к другой — за рубежом изматывали его. Но Поляков был сильным, волевым человеком и лишь иногда, чтобы легче переносить двойные нагрузки, позволял себе дома расслабиться за бутылкой водки. Его же непосредственное руководство отдела и управления ничего не знало о его тайной и в высшей степени опасной, шпионской деятельности. Благодаря этому незнанию, он и добился вскоре переназначения с исполняющего обязанности на начальника китайского направления.

Именно тогда он понял, что перед ним открываются блестящие перспективы по служебной деятельности. Что для этого, он считал, у него есть все основания — это участие в Великой Отечественной войне, большой опыт разведывательной работы в стране главного противника и в Юго-Восточной Азии, хорошие аттестации и превосходные характеристики. И Поляков стал лезть из кожи, чтобы зарекомендовать себя и осуществить свою давнишнюю и отчаянную мечту стать генералом. Он делал все для того, чтобы как-то продвинуть себя: работал в отделе дольше других, иногда демонстративно до полуночи, писал неплохие аналитические справки по оперативной и политической обстановке в Китае и по войне во Вьетнаме. Не забывал дарить и дорогие подарки, оставшиеся после загранкомандировок в США и Бирму.

Работу в центральном аппарате ГРУ он продолжал рассматривать главным образом как возможность получить генеральское звание с помощью тех руководителей, которые выказывали свое благоволение к нему. Он же, считая себя успешным разведчиком и достойным иметь по службе гораздо больше, чем имел, не раз открыто заявлял об этом начальнику управления кадров Изотову и начальнику политотдела, генералу Долину при вручении им подарков.

И не мытьем, так катаньем Поляков добился своего: был назначен на генеральскую должность главного резидента в Индии. В период подготовки к загранкомандировке перед ним были распахнуты двери всех подразделений ГРУ, ему дозволялось теперь знакомиться со многими военными и государственными секретами страны, а также с закрытыми материалами ТАСС, не говоря уже о статьях в секретном Информационном бюллетене ЦК КПСС. Многое оказалось для Полякова неожиданным и сложным для понимания многонациональной и густонаселенной страны его предстоящего пребывания. В течение долгого времени он вникал в ее древнюю историю и самобытность, и чем дольше занимался этим, тем больше казалось, что не хватит и всей жизни для того, чтобы освоиться с невероятно пестрой картиной, которую являла собой Индия. Да и в международной ее политике было трудно разобраться, потому что в стране функционировали десятки крупных партий и организаций, которые в свою очередь делились на десятки фракций и групп, и у каждой из них был свой взгляд на взаимоотношения с СССР, США, Китаем и странами Южной Азии.

Некоторую ясность в понимание Индии помог ему внести руководитель Главного разведывательного управления — заместитель начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, генерал армии Ивашутин. По установившейся уже традиции, он за два дня до отправки резидентов за рубеж пригласил к себе Полякова. До этого Поляков ни разу не встречался один на один с генералом армии, он даже старался не показываться ему на глаза только из-за того, что тот пришел в военную разведку из КГБ. Эта неприязнь к сотрудникам органов госбезопасности появилась у него после того, как сам завербовался в агенты ФБР. С того времени он больше всего боялся «Конторы глубокого бурения» — КГБ, считая, что все ее сотрудники приглядываются к нему и следят за ним. И хотя на людях Поляков демонстрировал свое полное расположение к чекистам, на самом деле он в условиях заграницы не упускал возможности настроить своих подчиненных против сотрудников резидентуры КГБ. Мало того, исподтишка даже преследовал тех, кто пытался установить или установил с сотрудниками внешней разведки и контрразведки хорошие отношения. Вот почему Поляков с большой опаской вошел в кабинет Ивашутина. Доложив о своем прибытии, он замер около двери.

— Проходите, пожалуйста, к столу и присаживайтесь, — предложил генерал армии Ивашутин. — При подготовке к командировке все ли успели выполнить? — поинтересовался он.

Пока новоиспеченный резидент докладывал, как шла его подготовка к отъезду в Индию, начальник ГРУ, внимательно всматриваясь в него, невольно подумал, что в нем есть некая отталкивающая сила: крупная, с большими мясистыми ушами и заостренным, птичьим носом голова — и какая-то заискивающая, едва заметная улыбка. «Да с таким типом не каждый человек захочет иметь дело», — словно подытожив свои наблюдения, подумал генерал.

Ивашутин был одним из самых опытных и удачливых руководителей разведывательного управления Генштаба, не случайно некоторые генералы и адмиралы этого ведомства считали, что Петр Иванович Ивашутин — это Суворов в разведке. Дед, так называли его подчиненные, обладал способностью быстро проникать во внутреннюю суть людей и порой с первого взгляда определять мотивы человеческих поступков.

Полякова генерал знал в основном по докладываемым документам на подпись — характеристикам, аттестациям, приказам при назначениях на должность и присвоениях очередных званий. Знал он и то, что говорилось в представлении на должность военного атташе и главного резидента в Индии: «…Поляков является грамотным офицером. Политическая подготовка хорошая, может самостоятельно ориентироваться в любой оперативной обстановке. По своим личным качествам, общей и специальной подготовке способен самостоятельно выполнять поставленные задачи».

Закончив доклад о своей готовности к отъезду в Индию, Поляков поставил перед руководителем разведки вопрос об увеличении финансовых средств для непредвиденных расходов за рубежом. А в качестве примера привел ситуацию, связанную с нехваткой денег в рангунской резидентуре, когда потребовалось для служебных целей приобрести двести патронов нестандартного калибра.

Слушая его несерьезное обоснование, Ивашутин заметил, что голос у Полякова в разных случаях звучал по-разному: он то неестественно растягивал слова, чтобы казаться значительнее, то говорил с неожиданным раздражением, когда нервничал, особенно при объяснении причин несостоявшейся однажды охоты в Бирме из-за финансовых затруднений своевременного приобретения патронов. Генерал армии продолжал внимательно слушать Полякова, ловил мельчайшие нюансы интонаций в его голосе и поведении — и чувствовал, что этого человека не покидает какое-то внутреннее напряжение. Симпатии к нему Ивашутин не испытывал и, чтобы не затягивать время, которым он очень дорожил, прервал его и спросил:

— С планом-заданием на командировку вы уже ознакомились?

— Так точно, товарищ генерал.

— Вас все в нем устраивает?

— Да. Вот только страна, где предстоит работать, показалась мне очень сложной и загадочной.

— Да, это не Бирма, — нехотя отозвался начальник ГРУ. — И обстановка там, в политическом и оперативном плане, далеко не простая. У Индии есть свои внешнеполитические интересы, у нее, как и у нас, не решены проблемы с Китаем. Нарастает конфронтация с Пакистаном. Сложно складываются отношения и с США. Лидер правящей партии Шарма недавно публично обвинил ЦРУ в организации беспорядков в Дели и в подрыве отношений с Бангладеш, Непалом и другими соседними странами. Таким образом, возникавшие и у нас опасения по поводу возможного изменения политического курса Индии в выгодном для США направлении не подтвердились. Поэтому нам надо как можно больше заботиться о защите дружественных отношений с Дели…

— Я, конечно, понимаю это, — перебил генерала Поляков, — но в чем может проявляться забота со стороны резидентуры военной разведки?

Ивашутин тяжело вздохнул: он никак не ожидал услышать от Полякова подобного вопроса.

— Ну как же так, Дмитрий Федорович?! Получается, что вы не совсем готовы к командировке в Индию? И должность военного атташе в такой огромной стране свалилась на вас не по заслугам вашим, а по протекции ваших прямых начальников. Да, высоко вы поднялись у нас в последние полтора года по служебной лестнице. Стать за такое короткое время и начальником направления, и парторгом, и вот сейчас назначенным военным атташе при посольстве СССР в великой стране — далеко не каждому офицеру удается!..

Зная о жесткости и требовательности командира ГРУ, о его неуклонном стремлении поддерживать строгую дисциплину, Поляков счел должным соблюсти благопристойность, проявить терпение и держаться как можно спокойнее. В этой ситуации ему ничего не оставалось, как молча проглотить обиду и сказать самому себе: «Бог не выдаст, свинья не съест».

— Делийская резидентура, — продолжал тем временем Ивашутин, — должна совместно с сотрудниками посольства, представителями АПН и ССОД принимать меры к тому, чтобы содействовать созданию благоприятной общественной атмосферы в Индии по отношению к нашей стране. Вторая ваша задача — получать упреждающую информацию о возможных недружественных выпадах в отношении СССР как со стороны посольства США, так и тайных помощников ЦРУ. Влияние разведки США в Индии ощущается не только на индийцев, но и на советских людей, работающих по контрактам в Бомбее, Мадрасе, Калькутте и Бхилаи. Американцы пытаются там обрабатывать советских людей без нажима, с оттенком доброжелательности склоняют их к невозвращению на родину, а иногда даже делают вербовочные предложения.

Ваша третья задача, — продолжал генерал армии, — отслеживать и оценивать замыслы США в Индокитайском регионе. Особенно их планы по установлению господства над экономикой Индии. Советский Союз и все наши организации и службы, аккредитованные в Индии, должны вести хитроумную политическую, дипломатическую и пропагандистскую игру. И занимать при этом взвешенную, собственную позицию, ни в чем не уступать нашему противнику!

Заметив, как сильно дернулся после этих слов Поляков, начальник ГРУ, сделав небольшую паузу, спросил:

— Теперь-то вам понятно, в чем должна выражаться забота и обеспечение дружественных отношений с Индией с позиций делийской резидентуры?

— Так точно, товарищ генерал армии!

— Вы когда должны отбывать в командировку?

От такого неожиданного вопроса Поляков слегка опешил, потом быстро отыграл назад и на вопрос ответил вопросом:

— Если я не ошибаюсь, вы советуете мне более детально изучить план-задание в оставшееся до отъезда время?

Ивашутин был удивлен: именно об этом он и хотел сказать.

— Как это вы угадали? Вы что… магией обладаете?

— Никак нет, — поспешил заверить его Поляков. — Просто интуиция сработала. А она редко когда обманывала меня.

— Для разведчика интуиция очень важна. Особенно при подготовке и проведении вербовочной работы. И вот поэтому я просил бы вас, Дмитрий Федорович, сосредоточить свои усилия на поиске и последующей вербовке надежных и перспективных источников информации. А не таких, как в Бирме. Прямо скажу вам, в Бирме интуиция подвела вас на все сто…

Поляков содрогнулся: «Командир, очевидно, знает или догадывается о моих контактах с цэрэушниками». И с дрожью в голосе спросил:

— В каком смысле она подвела меня?

— В самом прямом. Я имел в виду ваши скороспелые вербовки американцев в Рангуне. Еще не известно, кто больше от них пострадал, кто больше получил тогда полезной информации — вы или американцы…

Ивашутин, не отрываясь, исподлобья смотрел на Полякова, выражение лица которого представляло смесь озабоченности, страха и удивления.

— Скорее всего, — тяжело вздохнул генерал, — янки водили вас за нос, а потом, даже не поставив вас в известность, исчезли из вашего поля зрения. Из этого следует, что надо вам менять подходы к подбору кандидатов на вербовку. Тем более из числа ваших партнеров из спецслужб. Не следовало сразу брать их на оперативный контакт. Так, конечно, проще всего. Надо было сделать по-другому: сначала накопить достаточный объем данных на них, проанализировать эти данные и определить, есть ли основания предлагать тому или иному американцу сотрудничество с вами. Вот тут-то и нужно особое чутье, особое умение своевременно распознать, кто нам — друг, а кто — враг. Есть, конечно, и другие способы вербовки — на компрматериалах и на материальной основе. Да что мне говорить вам об этом! Вы — опытный разведчик, но вот, к сожалению, иногда делаете досадные промахи. И от этого только снижается результативность вашей работы за кордоном.

Поляков зябко повел плечами и, сделав усилие над собой, деланным, потеплевшим голосом произнес:

— Я согласен с вашими замечаниями и рекомендациями, товарищ генерал армии, и обязательно учту их, работая в Индии.

Начальник ГРУ словно только и ждал этих слов, он посмотрел на часы, мотнул недовольно головой — потратил много времени на беседу, потом поднялся и спросил:

— Так когда вы отбываете в Дели?

— Через два дня.

— Ну хорошо. План-задание вы получите не здесь, а в Индии дипломатической почтой.

Генерал Ивашутин, не выходя из-за стола, протянул Полякову руку, крепко пожал его широкую, холодную ладонь и напоследок сказал всего три слова: «Желаю вам удачи».

Покинув кабинет начальника ГРУ, Поляков почувствовал вдруг легкую боль в висках и сразу же понял, от чего все это: от состоявшейся тяжелой беседы. Перебирая в памяти весь разговор с командиром, он встревожился, вспоминая его двусмысленные фразы: «интуиция подвела вас на все сто»; «и еще не известно, кто больше получил полезной информации от ваших контактов — вы или американцы»; «янки водили вас за нос»; «к сожалению, вы делали досадные промахи»… «Что бы это все значило? Намек на то, что нахожусь под подозрением?.. Но тогда зачем было в последние полгода назначать меня и начальником китайского направления, и военным атташе — резидентом в Индию?» — размышлял он по дороге домой. От этих размышлений боль в висках еще больше усилилась. Особенно тревожила неотвязная, глубинная мысль: «А вдруг решили проверить меня там, в Индии, где я буду чувствовать себя более раскованно, чем в Москве?..»

Подъехав к дому, Поляков немного успокоился, потер ноющие виски, и уже другая мысль начала вытеснять его опасения: «А чего я, собственно говоря, мандражирую-то, у меня же нет никаких оснований подозревать руководство ГРУ в том, что оно в чем-то не доверяет мне». Поразмыслив еще какое-то время о разговоре с начальником разведки, он пришел к выводу, что никто его не подозревает. И уже поднимаясь в лифте, полностью ощутил, что он по-прежнему чист и свободен, а вместе с этим ощущением появился и стимул, который нужен был ему, чтобы хорошо сыграть на «разведывательном поле» в Индии свои прежние две роли — разведчика ГРУ и шпиона ЦРУ США.