— Вы на меня сердитесь? — едва войдя в их общую гостиную, резко обернулась Октябрина, меряя подруг испытующим взглядом.

— Нет. — Бетрисса, снявшая обувь еще в проходном зале, куда выходили двери всех покоев женской половины, твердо и серьезно глядела герцогине в глаза. — Меня ты спасла. Я уже примеривалась, чем бы запустить в разбойника, чашкой или вот этой туфелькой. Боюсь, ни того ни другого королева бы мне не простила.

— Да, я заметила, — подхватила Кателла, — как она ему обрадовалась. Мне даже стало неудобно на нее смотреть. А объявить бойкот этому злобному выскочке было самой правильной идеей.

— Боюсь, она дорого нам обойдется, — вздохнула Августа. — Хотя смотреть на разбойника в тот момент было очень приятно. Вы замечали, как меняются у него глаза, когда он по-настоящему рассержен? Становятся желтыми и похожими на волчьи. У нас такой изображен на старинной картине, отец так и не смог ее продать, никто не берется снять и не повредить.

— Если бы граф был из Дройвии, я сказала бы, что у него в родне есть оборотни, — пожала плечами Дора. — Но этого быть не может. Никто из влиятельных герцогов и князей не допустил бы чужака в советники к королеве.

— Ее величество не из тех, кто особенно прислушивается к мнению этих самых влиятельных господ, — заметила Бет, направляясь к двери в свои комнаты, — но в этом случае я с тобой согласна. Хотя контрабандисты и привозят иногда торемских женщин или беженцев из Ардага, но никто не сможет сделать им храмовые документы, подтверждающие знатное происхождение. Завтра я намереваюсь посмотреть в библиотеке списки всех знатных тальзийских домов, а сейчас просто падаю с ног. Спокойной ночи.

Тэрлина, слушавшая их, не проронив ни слова, поплелась в спальню, даже не пытаясь объяснить самой себе, откуда могло взяться вспыхнувшее вдруг в душе сочувствие к зло сжавшему губы разбойнику, когда мимо него одна за другой проходили ее подруги. Ведь они были правы, и ее тоже обидно ударила его грубость. Так почему же лишь ей одной пришла в голову мысль, что и ему сполна досталось там, под жаркими всполохами магического огня, о котором Тэри раньше слышала только от сказочниц?

Утром маркиза Дарве Ульгер проснулась от знакомого противного дребезжащего звона, доносившегося из-под купола муслинового балдахина, и на краткое мгновение девушке даже почудилось, что она снова в горном замке. И вокруг нет ни роскошных садов, ни королевы, ни нападающих на обозы злодеев, только просторное небо да обрамляющие его с севера белоснежные горные пики. Но пронесся пахнущий розами сквознячок, всколыхнул легкую занавесь, и сразу навалились воспоминания, а с ними и ломота в спине и мышцах ног.

— Боюсь, сегодня мне придется ползти по лестницам, как гусенице, — заявила Бетрисса, оглядывая столпившихся в заветной комнате кадеток. — Дора, сними ты эту накидку. Старайтесь одеваться с утра попроще, жаль, нельзя ходить сюда в серых штанах. А насчет разбойника… я тут подумала и поняла — выбора у нас нет. Придется держаться до конца — раз решили молчать, то молчим, пока не попросит прощения. Приказы выполнять будем, за это нам платят, а отвечать не станем. Надеюсь, до него дойдет.

— Или до королевы, — вздохнула осунувшаяся за ночь Октябрина, — и она нам всыплет. Ох, дура я, втянула вас в такую передрягу. И ведь что самое обидное — раньше я его слова стерпела бы, даже внимания не обратила бы. На нас и похлеще прикрикивали — все, кто считал себя выше знатностью или богатством. А теперь вдруг почувствовала себя… даже объяснить не могу. Свободной, что ли, или равной другим.

— Окти, прекращай терзаться, — укоризненно прикрикнула на сестру Августа, — ты правильно сделала. И мы просто не могли тебя не поддержать. Вот за это и ценю нашу дружбу, хотя, как ни странно, благодарить за нее мы должны злобного разбойника. Но прощать ему грубость не обязаны. А королевского наказания нам все равно не избежать — все заметили, как счастливо она ему улыбалась? На советников так не глядят.

— Вы можете обижаться на мои слова, — предупредила Бетрисса, обводя подруг строгим взглядом, лишь на миг дольше задержав его на хмуром лице воспитанницы, — но жестоко осуждать женщину, семь лет живущую без мужа. У нее и так жизнь не сахар. Хотя тут что-то непросто, не верится мне, что она не сумела бы сохранить свои чувства в секрете от всех. Но кем бы он ей ни был, это не наше дело. И давайте поспешим, нехорошие у меня предчувствия.

— Все, открываю, — предупредила Тэри, подняв руку с кольцом к драконьему глазу, смутно похожему на глаз разбойника. — Будьте осторожны. Сегодня он мог пройти тут раньше нас.

Однако проход оказался чист, и через несколько минут кадетки вереницей выходили в тренировочный зал. Прямо под мрачный взгляд похлопывающего по ноге тросточкой разбойника.

— Слишком долго спите, — едко сообщил он и повелительно махнул в сторону дверцы, ведущей в умывальню и раздевальную: — Бегом. Пять минут на переодевание, кто опоздает — получит дополнительное задание.

Бетрисса презрительно усмехнулась и спокойно направилась в указанном направлении. Все молча двинулись за ней, обходя застывшего на их пути графа, как простой столб.

Но переодевались стремительно, угрозам разбойника привыкли верить. И через пять минут уже стояли перед ним, озирая стены скучающими взглядами.

— Отправляйтесь на беговую дорожку, вход там, идти по часовой стрелке. Через час жду вас тут, — процедил он и демонстративно прилепил шарик крашеного воска на край часов напротив минутной стрелки.

Выполнить это задание было невозможно, и все кадетки прекрасно это понимали. Догадались и о том, что это только начало череды ожидающих их наказаний. И потому шли к беговой дорожке неторопливо-размеренно, щадя свои ноющие ноги. Им еще многое сегодня предстояло вынести.

Поравнявшись с разбойником, шедшая последней Тэрлина не удержалась, искоса глянула ему в лицо и вздрогнула, как пойманный на месте воришка, натолкнувшись на изучающий, холодный взор наставника. Щеки вмиг занялись огнем, словно по ним стегнули крапивой, а в душе вспыхнула острая досада на саму себя. Вот зачем было смотреть в его сторону, если заранее знала: ничего ее там не ждет, кроме обид. Губы маркизы невольно дрогнули, искривились в горькой усмешке, и Тэри поспешила отвести взор. А потом брела мимо графа на ставших деревянными ногах, ожидая пущенного в спину окрика или насмешливого замечания.

Однако разбойник смолчал, и вскоре маркиза Дарве Ульгер забыла про эту мимолетную встречу взглядов. Да и невозможно думать о постороннем, карабкаясь с ноющими ногами и руками по канатам и пробираясь по шатким мосткам, норовящим сбросить на первый этаж, откуда придется возвращаться к тому месту, где есть хоть какая-то лесенка.

Проход по дорожке давался кадеткам нелегко, но ни одна не проронила ни слова жалобы и не помянула недобрым словом разбойника, вышагивающего вдоль сетки и отвлекающего от препятствий пристальным взглядом. Хотя раньше обязательно ворчали бы на тонкие канаты, обжигающие ладони даже через свернутые вчетверо косынки, на неудобные лесенки, тихо ругали бы вредного наставника и непременно подбадривали друг друга напоминанием о близости отдыха, горячей воды, бассейна и бодрящего отвара Доренеи.

Но сегодня их светлости чувствовали себя неимоверно разбитыми и невыспавшимися и не испытывали никакого желания шутить или слушать неуместные остроты. А еще отравляло душу понимание, сколько гадостей может придумать для них разбойник, пока они ползут через проклятые трубы и карабкаются на второй этаж тропы по невероятно редким ступенькам. Ведь час, отпущенный им, давно истек, и, значит, с заданием они все же не справились, и напрасны были робкие надежды на какое-то второе дыхание, о котором краем уха слышала каждая знатная дама.

Девушек начинала донимать жажда, нещадно ныли ноги и спины, саднило содранные ладони. Прихваченные из гардеробной косынки, которые кадетки использовали вместо перчаток, уже прорвались, и ни у кого не хватало терпения аккуратно обматывать ими руки перед спуском. Их светлости давно бы сдались, рухнули на доски верхней тропы и не вставали с места, но отступить не давали взбунтовавшаяся родовая гордость и упрямое желание не показывать проклятому разбойнику своих слез.

И все же они дошли бы, хотя Кателла сама уже не могла ни спускаться, ни взбираться, и Тэри постоянно шла рядом с ней, а впереди пробиралась побледневшая Бетрисса, в каждом трудном месте останавливаясь и помогая воспитаннице втащить глотавшую злые слезы обессилевшую брюнетку.

Подвел маркизу качающийся на веревках дощатый мостик. Слишком широки были промежутки между узкими дощечками, девушки преодолевали их, держась одной рукой за свешивающуюся с потолка веревку и слегка провисая вперед. Помочь Кати в этом месте было почти невозможно, но Тэри не сдавалась. Упрямо продвигаясь на шаг впереди, подавала подруге одну руку, принимая и ее, и свой вес на вторую. Остальные замерли там, где в этот миг находились, и, затаив дыхание, следили за опасным переходом. Хотя падать с мостка невысоко, всего локтей семь, а внизу пышно настелена солома, но прохода дальше нет, и придется возвращаться к самому углу.

— Больше не могу, — всхлипнула вдруг Кателла, вцепившись обеими руками в веревку. — Иди сама.

— Никуда я не пойду, — тихо, но твердо отказалась Тэрлина, стараясь не смотреть в сторону разбойника, небрежно прислонившегося к ближайшей колонне. — И тебя не оставлю. Немного отдохни — и двинемся, дальше будет легче, это последний мостик.

— Голова кружится, — виновато глянули черные глаза миниатюрной кадетки, — и руки дрожат… прости…

— Собери все силы, — одними губами шепнула маркиза, — тебя уже в столовой ждут. Ну?! Давай, Кати!

— Я попробую, — шмыгнула носом Кателла, поочередно отерла о подол окровавленные ладони, покрепче взялась одной рукой за свою спасительную веревку и протянула Тэри руку: — Давай.

Девичьи руки столкнулись в вышине, вцепились друг в друга, пытаясь ухватиться понадежнее, потом Кателла изо всех сил оттолкнулась и шагнула вперед. Но не достала ногой до дощечки, на миг повисла над пустотой и, не удержавшись, сорвалась вниз, увлекая за собой Тэри.

Ахнули и на миг замерли остальные кадетки, потом как по команде начали разворачиваться и почти бегом двигаться в ту сторону, снова преодолевая только что пройденные препятствия.

— Всем стоять! — ударил по ушам резкий приказ. — Я сам.

— Пошел ты, — непроизвольно сорвалось с губ Бетриссы, впервые за восемь лет не сумевшей сдержать абсолютно не подобающее знатной даме злое выражение. — Сами обойдемся.

Бросившийся к входу беговой дорожки наставник резко замер и оглянулся на бывшую компаньонку Тэрлины, но так ничего и не сказал. Уже забыв о его существовании, Бет сломя голову мчалась на помощь воспитаннице, жалея лишь об оставленном в раздевалке парике, где было и восстанавливающее силы зелье.

Несколько мгновений граф мрачно наблюдал за упавшими кадетками, пытаясь определить, как сильно они пострадали, потом тенью скользнул за ближайшую колонну и поднес к губам сигнальный свисток. А подав сигнал, торопливо направился к тайному входу в зал и уже больше ни разу не оглянулся.

Фанья налетела на него, когда Дирард уже преодолел лестницу и ступил в собственную гардеробную, крошечную, как чуланчик в небогатом доме. И так же скудно освещенную.

— Кто? — бегло оглядев напарника, сразу все сообразила его напарница.

— Обе маркизы, — сквозь зубы процедил он.

— Сильно? — помрачнела Фанья, торопливо расстегивая пуговки темного полотняного платья.

— Не знаю, — раздраженно рыкнул он уже от выхода. — Со мной их светлости не разговаривают.

— А я предупреждала, — с чувством высказала женщина уже закрывшейся двери, проворно, как егеря по тревоге, натягивая серую тренировочную форму.

Прижала кольцо к неприметному сучку и скользнула в потайную дверцу. И пока стремглав неслась по лестнице, четко осознала, как труден будет разговор с бывшими бесприданницами и как многое от него зависит. Вернее, от нее самой и ее умения находить нужные слова в безвыходной ситуации.

Кадетки стайкой нахохлившихся серых птиц сидели на кучке соломы, не дойдя до окончания тренировочной дорожки всего пару десятков шагов. Фанья сразу поняла, откуда могли упасть туда Кателла и Тэри. С качающихся мостков, для прохода через которые требуется немного смекалки и помощь подруг. Ведь не зря же в раздевалке лежат стопки серых косынок, которые в случае, если придется преодолевать настоящее препятствие, можно легко заменить лоскутами, оторванными от широкой юбки. Ведь королевским фрейлинам не положено носить на поясе мотки веревок.

Камеристка решительно подошла к сетке, оглядела прячущих глаза девушек и, рассмотрев, в каком они виде, подавила сочувственный вздох.

— Доброе утро.

— А с вами мы знакомы? — на миг подняв мрачный взгляд, едко осведомилась Бетрисса.

— Вот на этот вопрос я предложила бы ответить тебе самой, — мягко усмехнулась Фанья. — Но, думаю, сейчас никому не до разговоров. Сначала вам нужно умыться, смазать ссадины и поесть.

— Сначала нам бы по глотку воды и по ложке зелья, силы восстановить, — горько выдохнула Октябрина. — Но ты же не дашь?

— Я сделаю лучше, — дружелюбно кивнула ей камеристка, нашедшая наконец хитроумно спрятанную гномью задвижку. — Я помогу вам дойти до умывальни.

Щелкнул маленький засов, и кусок сетки вместе с частью стойки открылся, как простая дверь.

— Кому помощь нужнее всех?

— Тэри, — неприязненно поджала губы герцогиня Лаверно. — У нее нога подвернута.

— Сейчас посмотрим. — Фанья мгновенно оказалась перед мужественно примолкшей маркизой Дарве Ульгер, присела на корточки и бережно взяла в руки начинающую опухать босую ступню. — Можешь ругать меня самыми злыми словами, но мне придется сделать тебе больно.

— Я не буду ругаться, — отказалась от предложения Тэрлина. — Привыкла… у меня эта нога часто подворачивается.

— Почему не сказала Годренсу? Он ведь вылечил вам все болезни, какие заметил, — упрекнула девушку Фанья и одним движением вправила вывих. Затем вытащила из кармана косынку, туго забинтовала лодыжку и встала: — Давай руку, помогу дойти. А вы чего сидите?

— Думаем, — испытующе глянула на нее Бет, — откуда ты так быстро тут взялась?

— Ваши светлости! Соблаговолите потерпеть с выяснениями до более удобного момента, вашей пострадавшей подруге гораздо полезнее лежать на диванчике, чем на полу. Да и воды кто-то хотел… — С этими словами камеристка подставила Тэрлине плечо и, приобняв за талию, повела девушку прочь от этого злополучного места.

Точно зная — теперь их светлости ни за что не забудут ее обещания и ни за что не упустят случая выяснить все интересующие их вопросы. Даже не догадываясь, как хотелось бы самой Фанье пояснить им если не все, то очень многое. Но говорить вслух о некоторых тайнах пока еще рановато, а для других такое время может и вовсе никогда не наступить.

Первым делом, оказавшись в комнатах для отдыха, кадетки бросились пить, потом отправились умываться и переодеваться. Пользуясь их отсутствием, Фанья отправила сигнал магу и начала доставать из шкафчика посуду, легкие закуски и отвары, приготовленные именно на такой случай. В столовую на завтрак их светлостям сейчас лучше не ходить. Впрочем, сегодня многие из гостий не поднимутся раньше обеда, вчера она щедро поила их успокаивающим зельем, в которое добавила изрядную дозу снотворного.

— Фанья, — судя по взлохмаченному, помятому виду возникшего прямо перед камеристкой Годренса, он только проснулся, — я ведь просил не будить!

— Прости, но у нас несчастье. Тэри вывихнула ногу.

— И ты не могла вправить? — изумился он.

— Могла. И вправила. Но у нее этот вывих привычный, а кроме того, у всех кадеток содраны ладони. Если ее величество увидит…

— Понял. — Схватив со стола наполненный бокал, маг сделал несколько глотков, огляделся и подозрительно уставился на камеристку: — А где же их наставник?

— Они объявили ему бойкот.

Годренс еле слышно присвистнул, Фанья невесело усмехнулась в ответ и безнадежно пожала плечами.

— Ты не пробовала поговорить?

— Бесполезно.

— А про ее дар знаешь?

— Нет. — Фанья прислушалась и одними губами спросила: — Какой?

— Сирены.

— Святая Элторна! Так он думает…

— Сказал, что нет, — мотнул головой маг, делая знак молчать, и вовремя.

Дверь распахнулась, и в комнату вошли кадетки. Точнее, фрейлины — после того как девушки сменили серые костюмы на утренние платья и прикололи парики, они больше не походили на недавних замарашек. Только подкрашенные лица были бледнее обычного да прятались под оборками ободранные руки.

— Садитесь на диванчик, — деловито предложил Годренс. — Сначала я вас подлечу.

— А с вами мы разве знакомы? — отчаянно вздернув носик, сверкнула синими очами Дора.

— Не думаю, — хитро усмехнулся дроу, — зато я вас хорошо знаю. Могу даже перечислить все родинки.

Княжна смутилась, и ее белая кожа зацвела нежным румянцем, остальные фрейлины оскорбленно зафыркали и тоже порозовели. Лишь Бетрисса смотрела на мага с укоризной, но он словно не замечал этого взгляда.

Первым делом направился к Тэрлине, секунду рассматривал ее изучающим взглядом так задумчиво, словно слышал либо видел нечто, недоступное другим. Затем мягко высвободил из оборок спрятанные руки маркизы и, не глядя на припухшие, ободранные ладошки, стремительно, словно погладив, коснулся тонкими пальцами. После этого присел рядом с Тэри, бесцеремонно приподнял подол ее платья и поднял себе на колени завернутую косынками ступню.

Серьезно, словно делал операцию, развязал узелки, размотал ткань и несколько секунд, прикрыв глаза, водил пальцем по щиколотке.

— Ну вот и все, — наконец улыбнулся маг внимательно следящим за ним кадеткам. — Где ее обувь?

— У меня, — подала сверток Бетрисса. — А вы все болезни лечите?

— Здесь можно говорить мне «ты». — Годренс бережно, как лучшая камеристка, надел Тэрлине туфельку, вернул на место юбки и кивнул старшине: — Давай руки. Все остальные твои недуги я залечил еще месяц назад.

— Я пообещала перед Святой Элторной, — напряженным голосом выговорила Бет, — сделать все тому… кто сумеет помочь.

— Нет! Не нужно! — Маг шутливо отшатнулся, заслонился ладонями и тихо, очень серьезно добавил: — Я очень рад, что не ошибся. Сама понимаешь, некоторые меня, наоборот, за это убили бы.

— Их самих нужно убивать, — процедила Бетрисса, подавая магу ладони.

А чуть позже, когда от ссадин и волдырей не осталось и следа, вдруг резко наклонилась и истово поцеловала пальцы Годренса, не успевшего отдернуть руки.

— Бет! — возмутился он не на шутку. — Я вовсе не против, когда меня целуют красивые женщины, но не как старые крестьянки!

— А как молодые крестьянки я теперь могу целовать только своего мужа, — гордо вскинув голову, строго заявила герцогиня Лаверно. — Ты же для меня теперь не мужчина, зато гораздо больше. Почти святой.

— Я могу поцеловать, как молодая крестьянка, — протягивая ему руки, пообещала Октябрина и виновато оглянулась на подруг: — Пузырь лопнул и очень печет.

— Вот, всегда так, — притворно пригорюнился Год, прикасаясь к ее ладоням. — Девушки готовы меня целовать только за избавление от царапин.

— Не все, — задумчиво, словно впервые увидев, рассматривала его княжна Марьено. — Я готова поцеловать тебя без всякой корысти. Ссадины и сами заживут.

— Похоже, рановато я выпустила вас из той ловушки, — пошутила Фанья, — если вы еще можете думать не о еде, а о поцелуях. Кстати, позавтракайте здесь, потом вам в покои еще принесут. Сегодня можете отдохнуть, ее величество рассказала, как вы весь вечер развлекали ее и принцев.

Договаривала свою короткую речь королевская камеристка в настороженной тишине, все девушки вмиг посерьезнели и словно отгородились невидимой стеной.

— Это разбойник выдал тебе такое приказание? — подозрительно глянула на Фанью Августа. — Так вот… мы решили пойти к королеве и попросить, пусть назначит нам другого наставника. Хоть самого строгого, хоть злого, только не этого.