– Не знаю, – дерзко отмахнулся пробегавший мимо подросток и тут же, взвизгнув, взлетел над выложенной песчаником дорожкой, болтая босыми ногами в синевато-серых, явно великоватых ему штанах.

– Лжешь, – почти весело сообщил дракон, искоса поглядывая на оборотней, замерших на том месте, где их застал визг парнишки.

– А ты не хватай! – еще храбрился мальчишка, а в глазах уже метался тревожный блеск застарелого страха.

– Если бы ты сказал правду, причем вежливо, как подобает отвечать пришедшему в гости вожаку соседней стаи, а не показал хвост, – спокойно и назидательно объяснил Иридос, – никто тебя и не подумал бы ловить. И трясешься ты зря, лапа у меня сухая, теплая, мягкая и держит тебя очень удобно, раз даже штаны до сих пор не потерял.

Парнишка вмиг уцепился одной рукой за сделанный из куска веревки пояс, а другой попытался оттолкнуть то невидимое, но плотное, что чужак называл лапой.

– Так это же Иридос, – громко оповестил выскочивший из-за угла волк и мгновенно распрямился, сбрасывая с себя кокон. – Галь, мошенник! Ты почему нагрубил нашему спасителю?

– Не грубил я, – забубнил волчонок, с тоской поглядывая на тропу, до которой не доставал ногой не менее пары локтей. – Сказал – не знаю!

– И соврал, – уверенно закончил за него дракон, опуская мальчишку на плиты двора. – Так где у вас Дед?

– В саду, – сразу помрачнел волк. – Сам найдешь или проводить?

– Что, не в духе? – понимающе усмехнулся магистр. – Проводи немного, а пока расскажи, как вы устроились и чего не хватает.

– Устроились… – неопределенно пожал плечами провожатый, – и всего хватает. Маги мешками тащат и одежку и еду. Но многие говорят, что это ненадолго и нужно искать работу. А где ее искать, если жители на нас как на бандитов смотрят?

– Они пока правды не знают и не должны, – строго глянул на провожатого дракон. – Собери всех и объясни – вас в этот замок отправили на год, на отдых и лечение. И думать нужно не о работе, еде и одежде, все это будет. Сначала научите детей жить в этом мире, свободно разговаривать с людьми, правильно оборачиваться, плавать, ходить по лесу, распознавать травы и животных. Они же не видели ни жуков, ни бабочек, не говоря про змей и ежей. Ну все, беги, я его уже чую…

Дед сидел в густо заросшей вьюнами беседке, грыз зеленоватое яблоко и кривился, словно от кислятины, но маг еще издали почувствовал тоску и растерянность, не менее рьяно грызшие самого вожака.

Однако говорить ничего не стал, сел напротив, выхватил из лежащей на скамье кучки самый зеленый плод и один миг подержал в ладонях. А когда распахнул их, по беседке поплыл густой яблочный аромат, напоминающий о близости последнего летнего месяца, наполненного запахами молодого меда, спелых фруктов и огромных, полосато-желтых торемских дынь.

– Легко тебе, – беззлобно огрызнулся Сенарг, принимая неожиданный дар, и тяжело вздохнул. – Ничего нового?

– Почему ты мне не признался, что его отец, когда я вел тебя сюда? – в упор глянул в лицо оборотня глава дома ди Тинерд. – Или скажешь, ничего не знал?

– Не скажу. Фани уже просветила. Я с ней тридцать лет знаком… совсем девчонкой была, но и тогда ни в чем не лгала.

– Твоя жена в то время была не намного старше, – тихо буркнул Иридос, глядя в сад, и вдруг возмущенно зашипел: – Ну что за семейка! Тот как заяц бегает от девушки, без которой жить не может, этот добровольно себя истязает, королеву Олифания с магом успокаивающими отпаивают, а я все должен терпеть!

– Неужели нет способа… щита какого-нибудь? – мрачно посочувствовал Дед.

– Все у меня есть – шапочка особая, но ведь сам снимаю, добровольно! Иначе не поймешь, чего вы хотите на самом деле! – сердито рычал дракон. – Ну почему ты сидишь здесь, а не возле нее? Ради чего мучаешь любящую тебя женщину?

– Заткнись хоть ты, не режь по живому! – так же яростно огрызнулся Сенарг. – Не могу я сейчас ничего решать, пока он в вашем стазисе! Он ведь взрослый мужчина и вожак, и по закону его мать входит в его стаю, не важно, знает она об этом или нет. И я тоже, ведь мне кинжал гномы сделали, и никакой силы он не имеет. Значит, все мы его стая и живем в его замке. Я ведь дом сразу узнал, хотя его перестроили и отделали так, что не стыдно королей принимать. Оборотни на второй этаж даже босиком не ходят, боятся что-нибудь задеть. Но я не об этом… просто все перепуталось, и я не хочу ставить его перед случившимся. Решать должен он, если ты помнишь наши законы.

– А я их и не учил, – беспечно фыркнул дракон, достал из воздуха огромную грушу и откусил. А прожевав, объяснил: – Я своим сразу сказал: в нашей стае будут люди, дроу, ведьмы, оборотни и маглоры. И никто из них не должен исполнять чужих законов, поэтому законы будут новые, общие и удобные для всех, потому что нам по ним жить. Но кое-что все же постепенно выучил, советники объясняют, когда случается какая-нибудь путаница. И потому точно знаю: никто не вправе отменить свадебный ритуал и разлучить мужа с женой. Так что сейчас ты лукавишь, и я понимаю почему. Боишься, что тебя примут из жалости или чувства долга. Поэтому сейчас мы пойдем к нему… магистры обещали мне разбудить его к завтраку. Обрадую друга неожиданной находкой.

– Погоди! – вскинулся Дед, но тут же возмущенно нахмурился, обнаружив, что по-прежнему сидит, но уже в совершенно другом саду. – Иридос!

– Идем. Это не плато, там для вас слишком много энергии, а мой дом. Но для Рада мы поставили особый шатер на берегу реки, там отличный вид.

– А зачем ему вид? – еще ерошился вожак, но тревога, жарким шквалом обрушившаяся на хозяина дома, выдала гостя с головой.

– Он же не может все время лежать поленом, а двигаться ему пока запрещено. Ты ведь уже все разузнал про то мерзкое зелье? Хотя так называть его и неправильно, мы точно выяснили, это нечто среднее между растением и простейшим существом вроде водяного гриба. Только размножается делением. Любой, даже мельчайший кусок способен жрать и расти.

– Сильно они его? – скрипнул Дед новенькими зубами.

Магистры всего пару часов назад вырастили ему все потерянное и вырванное надзирателями за непокорность.

– Мы все уже восстановили, – тихо буркнул дракон, – но новая кожа пока слишком чувствительна, и лекари запретили ему тревожить шрамы еще хотя бы пять-шесть часов.

Раздвинул невесомый полог шелкового шатра и кивком позвал Сенарга за собой.

Оборотень входил под просторный купол затаив дыхание, даже не пытаясь представить парня, упорно ходившего по шахте в коконе белого барса.

– Вроде ты собирался завтракать в Элайне? – язвительно смотрели на них с худощавого, дерзкого лица золотистые глаза белого ведьмака.

Теперь это сразу можно было определить по снежно-белой пряди, от левого виска прорезавшей русую, ухоженную гриву, спадавшую с подголовника кресла. Дирард сидел в нем бездвижной статуей и, судя по сердито раздувающимся крыльям тонкого носа, вовсе не наслаждался тишиной и покоем.

– Твои девочки рассказали много интересного, пришлось идти выяснять, – спокойно сообщил Иридос. – Хотя я с удовольствием послушал бы их еще. Тэрлина после общения с цветком стала мудрой, как Мильда. С ходу сделала вывод, к которому магистры пришли после двухчасовых споров.

– Мечтаю услышать, – едко скривил красивые губы ведьмак. – Только сначала объясни, чего хочет от меня вожак спасенных оборотней? Надеюсь, он пришел не проситься в стаю? Пусть лучше идет к тебе, вы богаче.

– Нас и так много. – Подтолкнув гостя к высокому стулу, дракон сел напротив друга и пояснил: – Гораздо выгоднее, когда в каждом королевстве своя стая, тогда можно наладить торговлю и основать гильдию проводников. Как только в Тальзии станет спокойно и откроются границы, к вам потекут путешественники, купцы и всякие лицедеи.

– Только клоунов и не хватало, – пренебрежительно скривился Рад, чуть заметно дернулся и спрятал разочарованный вздох – воздушная лиана держала крепче цепей. – Но ты мне зубы не заговаривай. Чего потребовалось от меня Деду?

– Вообще-то у него имя есть… – пробормотал Иридос, покосившись на напряженно вглядывающегося в сына оборотня, и выжидающе примолк, не оставляя гостю возможности отступления.

– Меня зовут Сенарг, – глухо сказал тот, посмотрел в застывшее каменной маской лицо ведьмака и не сумел больше выдавить ни слова.

– Рад… – ощутив вспышку самых противоречивых эмоций, не выдержал дракон, с сочувствием глядя в лицо изумившего его выдержкой ведьмака, – извини за чрезмерную поспешность. Я понимаю, что ты еще не совсем здоров, и нужно бы дать тебе отдохнуть несколько дней, прежде чем вываливать на голову такие известия. Но, во-первых, это радостная новость, а во-вторых – он ведь истинный оборотень. И в любых ситуациях первым делом вспоминает свои законы, а они существенно отличаются от тех, по каким живет твоя мать и ты сам.

– То есть, – мгновенно перевел для себя ведьмак, – к ней он еще не ходил?

– Ты ему теперь по закону вожак, – развел руками Иридос, – и без твоего разрешения подходить к твоей матери он не имеет права. А Зантарии, между прочим, о нем уже рассказали, и теперь Фанья с Годом сидят возле нее. Ну и все девочки тоже.

– Понятно… – Дирард закрыл глаза и с минуту сидел молча, потом устало глянул на дракона: – Но ты ведь уже что-то придумал? И не забудь, что его неплохо бы отправить в Архану или, наоборот, их привести в Элайн. А мне скажи, до чего додумались магистры.

– Я ведь могу просто уйти куда подальше, – вдруг тихо и с тоской пробормотал Сенарг, – в Сандинию или в Торем. Только стаю пристройте, они много перенесли вместе и сжились, не все смогут вернуться к прежним семьям.

– А ты? – остро глянул на него ведьмак и тут же, стиснув зубы, попытался резко отвернуться. И сердито зашипел от досады, когда это снова не удалось.

– Он восемь раз пытался сбежать, – огорченно вздохнул дракон, усилием воли пряча лезущие на волю когти, – и за это ему выбили все клыки и переломали ноги. Тогда он встал во главе рабов, готовя тайное восстание. Возможно, оно и удалось бы, но тут чернокнижников сильно прижали в Ардаге и у нас, в Дройвии, и они перебрались на Идрийс. Порядки в шахтах сразу стали строже, а наказания жестче.

– Я не об этом, – сухо буркнул Дирард, отлично зная, что напарник опять не надел свою невидимую шапочку и сполна чувствует его горечь и разочарование.

Да еще глупую, детскую обиду за мать, которая была абсолютно уверена: если бы ее любимый вдруг оказался жив, то ветром примчался бы к ней, невзирая ни на какие трудности. А он сидит тут растерянный, как мокрая курица, и думает, куда бы сбежать от жены, которая неожиданно оказалась неизмеримо выше его по статусу.

– Я знаю, о чем ты, – все-таки не сдержал рык дракон, – чувствую. Но пойми и его – он ведь тридцать лет даже не подозревал о твоем существовании и не догадывался, что она продолжает его ждать наперекор всему – здравому смыслу, рассказам его родичей и сообщению о страшном шторме, разыгравшемся в проливе как раз в тот день, когда через него шло суденышко, перевозившее кучку оборотней.

– Не было нас на той посудине, – хмуро пробормотал Сенарг, впервые в жизни переступая через собственное правило никогда не оправдываться. – На берегу ловцы взяли, зельями полили. А на том судне они гномье золото в Ардаг переправляли, собирались кого-то подкупить. А в то, что она будет ждать, я верил… точнее, надеялся. Целых десять лет, потому каждый раз и бежал, как только снова собирался с силой. Ну а когда узнал… бежать стало некуда.

С минуту все молчали, не находя подходящих слов. В утешении никто не нуждался, а обсуждать события, исковеркавшие жизнь самого Сенарга, его семьи и стаи, казалось почти кощунственным. Беседовать же о чем-то постороннем, сделав вид, будто не существует вставшей перед ними нелегкой задачки, не умел никто из троих.

А потом стало поздно. Рядом с входом послышались тихие шаги, и не успели оборотни опомниться, как под своды шатра вступили сразу три деловито переговаривающиеся женщины. Две постарше и одна совсем юная, в мальчишечьих штанах и рубахе навыпуск.

– Ир! – обрадовалась она, завидев дракона. – А я думала, ты в Тальзии.

Нежно обняла и поцеловала расцветшего улыбкой мужа, сунула ему извлеченный из корзинки пирожок и обернулась к Раду, на шею которого Орисья уже ловко повязала хрустящий поварской фартук.

– Слюнявчиков для мужчин у нас нет, уж извини, а супом тебя накормить нужно. Отец, а в умывальню вы его отнести не догадались, раз пришли проведать?

– Он не маленький, и сам бы сказал, – тихо буркнул Иридос, досадуя на ведьм за прямоту.

– Ты не обижайся, отец, – с легкой укоризной глянула самая старая ведьма, – но ты все понимаешь неверно. И вообще обращаешься с ним очень неправильно.

– Докажи, – прищурился вожак, возмущенный таким обвинением.

– Все очень просто, – глянула она почти с жалостью и принялась осторожно обтирать застывшее маской лицо Рада влажной салфеткой. – Ты забываешь, что он белый ведьмак. И разговариваешь с ним как с оборотнем. И поступков ждешь таких же, как от оборотней, забывая, как трудно тебе было поначалу, когда ты обращался с ними как с обычными магами или людьми.

– Но ведь ведьмаком он стал недавно? – упрямо хмурился дракон, не желая признавать, что бабушка в чем-то права.

– Он был им всю жизнь, с самого детства, – с мягкой улыбкой сообщила мужу Анэри. – Просто не мог быть кем-то другим, ведь магии на Идрийсе почти нет. А потом начал просыпаться дар оборотня, и мы даже знаем когда.

– А больше вам не о чем поговорить? – не выдержал Рад.

– Прости, миленький, – нежно проворковала ему Мильда, – но им нужно все объяснить, иначе снова повесят на тебя стаю. А ты прежде всего лекарь, и душа у тебя болит за каждого, вот и в ловушке кинулся не сражаться, а лечить. И лечил до тех пор, пока не потерял от боли сознание, и все это время знал, что эта гадость тебя жрет и ты уже умираешь.

– Ведьма! – рыкнул взбешенный ее бесцеремонной откровенностью дракон. – Разве такое вслух говорят?

– Так ведь смолчать в таком деле стократ хуже, – вздохнула она, покосившись на побелевшего Сенарга. – Вы же как котята слепые, видите лишь ту картинку, какую вам показывают. И никому невдомек, что Рад привык постоянно носить личину пересмешника ради спокойствия матери, которая дрожит над ним, как над огоньком на ветру. А у него под этой маской чуткая и ранимая душа, иной у белых ведьмаков просто не бывает. И любовь у него потому такая трудная, он ведь даже готов отказаться от любимой девушки, лишь бы ненароком не искалечить ей жизнь, как случайный оборотень поломал жизнь его матери.

– Мильда… – тихо произнес устало прикрывший глаза ведьмак, но кожа на его скулах натянулась еще туже, – до сих пор я тебя уважал.

– Прости, миленький, – виновато развела руками старая ведьма, – но кто-то должен был это сказать. Но не всем, а только этим двоим, чтобы уяснили раз и навсегда, – ты не оборотень. Способность вызывать защитный кокон у тебя идет довеском, и она вовсе не лишняя, но по сути своей ты только ведьмак. Вот и знак проявился, немногие такого удостоились.

– Мы жребий кидали, – нежно расчесывая пальчиками непослушную гриву задумчиво притихшего дракона, мягко пояснила его зеленоглазая жена, – и я рада, что выпало не мне. Но бабушка говорит чистую правду, мы спросили ведьм старшего круга, и они посмотрели старые книги. Да и сам посуди, разве мог бы ведьмак с черствой душой стать белым? Стало быть, его ехидство – просто щит, как для тебя драконья шкура, а иначе ему не выжить. А кроме того, его с рождения воспитывала сестра Тишины, а они свято чтят честность, чистоту помыслов и преданность.

– Все, хватит, – заскрипел зубами Рад. – Иридос! Где тут у тебя умывальня?

– Идем, – тотчас отозвался дракон, и они мгновенно исчезли.

– Ну, теперь мы их не скоро увидим. – Орисья опустилась на диванчик, вытирая платочком взмокший от напряжения лоб. – А сейчас поговорим с тобой, оборотень.

– Может, мне лучше сразу туда прыгнуть? – дернул плечом в сторону обрыва к Горянке Сенарг.

– Не поможет, – насмешливо фыркнула Мильда. – Там у Иридоса воздушные путы растянуты, будешь болтаться над водой, пока он не вернется. Лучше послушай умных женщин, нечасто мы даем советы оборотням чужих стай.

– И сейчас бы не стали, ты и сам не глуп. Но про дар своего сына ничего не знаешь, а он для нашего мира большая редкость, его беречь нужно, – поддержала мать Орисья. – И не поверю я, будто ты ждал от него нежных объятий и поцелуев. Дирард давно взрослый мужчина, жил без тебя тридцать лет, прожил бы и дальше. А ты свалился как снег на голову, вот он и растерялся. Тут любой не сразу сообразит, как поступить, попробуй поставь себя на его место. Но мы-то точно знаем, что в его характере главное – отзывчивость и доброта, а напускная холодность вовсе не означает, будто ты ему не нужен. Просто Раду необходимо немного прийти в себя и свыкнуться с этой новостью. И еще… мы ведь и грана не лукавили, он действительно умирал. Иридос в последний миг друга в стазис сунул, маги только чудом из-за грани вытащили. Мы сами видели глаза Рада, когда он проснулся… у меня вмиг белых волос добавилось.

– Ведьмы, – взмолился ошарашенный оборотень, – но мне-то теперь что делать?

– Да ничего особого. Всего лишь хорошенько запомни мои слова, повторять не буду, – очень серьезно произнесла Мильда. – Отставь свою гордость, забудь на время про стаю и не вспоминай старые законы. И иди к жене, разберись со своей семьей. Тогда решать все остальные задачки будет намного проще.

– Если согласен, – участливо вздохнула Орисья, – то кивни. Мы, так и быть, по-родственному поможем.

– Откуда у нас родство? – неверяще глянул в ожидающие глаза ведьм Дед и нерешительно кивнул.

Жизнь менялась слишком резко и стремительно, и он никак не успевал спокойно обдумать эти перемены, просчитать варианты и принять решение самостоятельно, так, как привык.

– С трех сторон, – деловито отправив куда-то магического вестника, сообщила самая молодая ведьма. – У всех нас мужья – оборотни. Зато твой сын – ведьмак. Ну и последнее: по вашему закону он теперь дважды побратим моему мужу, сначала Рад спас Ира, потом наоборот.

– Добрый день! – Выпрыгнувшая из воздуха женщина смутила оборотня своим ярким и легким полумужским одеянием, смелым взглядом внимательных глаз и непривычно свободным обращением, словно была сродни ведьмам. – Зачем звала, дочка?

– Это отец Дирарда, – коротко пояснила Анэри, – и его нужно отправить в Элайн, к тальзийской королеве. Но они не виделись тридцать лет…

– Поняла, необходимо первое впечатление, – что-то решая, задумчиво прикусила губу гостья и приветливо кивнула оборотню: – Идем. Да не бойся, я Лэйта, мать Иридоса.

Сенарга словно ветром подхватило, и через миг он обнаружил, что стоит в просторной комнате перед большим, до пола, зеркалом.

– Сначала уйди в кокон, – велела магиня. – Я добавлю тебе силы и брошу заклинание молодости. Зантария женщина видная, и за ее здоровьем маг следит. Ты должен ей соответствовать.

– Зачем? – еще спорил Сенарг, но уже чувствовал, как свернутый кокон начинает греть сердце давно забытым ощущением полноты запаса, манящим окунуться в его бодрящее тепло.

– Красавец, – довольно щурилась Мильда, рассматривая крупного темно-серого волка со спускающимся на грудь пышным светлым воротником и черной гривой, переходящей в широкую спину заматеревшего зверя. – Сразу видно, настоящий вожак.

– Достаточно, – скомандовала Лэйта и подтолкнула сбросившего кокон вожака к зеркалу. – Анэри, что модно у оборотней в Тальзии?

– Нет там оборотней, у которых есть мода, – горестно вздохнула Мильда, и в ее голосе прозвучало столько сочувствия и душевной боли, что Сенарг мгновенно проглотил едва не сорвавшееся с языка язвительное словцо.

И злиться на ведьм за бесцеремонное вмешательство в собственную жизнь тоже как-то разом перестал, приняв сердцем искренность их желания помочь. Ему самому, его ершистому, но необыкновенному сыну и Занте, которая сейчас пьет какие-то зелья и с каждой минутой все меньше верит в его желание с ней увидеться. И одновременно с этой верой в ее сердце гаснут последние искры чудесного огня, вспыхнувшего когда-то между ними в обшарпанном захолустном трактире.

И едва Сенарг осознал, насколько хрупок и недолговечен ведущий к его счастью мосток, как вожака рабов охватило сжигающее душу нетерпение. Какая еще мода, какая одежда! Ему бы поскорее увидеть ее глаза, высказать откровенным взглядом всю тоску и нерастраченную нежность, которые он столько лет свято хранил для нее одной.

Берёг, несмотря ни на что.

– Значит, будет, – постановила Лэйта. – Одевается же как-то особенно его сын? Анэри, дай картинку. Отличный костюм, но раз он носит зеленый, отцу сделаем темно-синий… или все же шоколадный?

– Синий, – выдавил оборотень, глядя, как стремительно меняются куртки на видном мужчине, глядящем из чудесного зеркала.

Они были похожи как братья, но тот, за стеклом, был лет на двадцать моложе, и седина еще лишь слегка присолила его виски. А лицо не такое призрачно-белое, да и морщинок не видно, только по взгляду да твердой складке у губ можно понять, сколько ему пришлось пережить.

– Но очень темный, – посоветовала Анэри, наблюдая из стоящего неподалеку кресла. – Цвет ночного неба. Теперь немного строгой серебряной вышивки в цвет к поясу.

– Но у меня нет… – Договорить Сенаргу ведьмы не дали:

– Вожаку положен серебряный пояс. А кинжал в ножны пока сунем твой, Ир потом что-нибудь придумает. Все, отправляем. Кто-нибудь с ним пойдет?

– Лучше я, – подумав мгновение, решила Анэри, шагнула к зеркалу, прищурилась, и ее мальчишеский наряд стал строгим золотистым платьем с высоким воротничком и длинными, летящими рукавами.

– Удачи, – подмигнула ей магиня, и рядом вспыхнул светлый овал магического портала.