День сменялся днем, месяц месяцем, а год – годом. Приятели уже не дразнили Хасиба девчонкой и занудой, привыкнув к тому, что он готовится стать великим кузнецом, мастером литья и знатоком всего, что связано с этим нелегким, воистину магическим ремеслом. Хотя, говоря по чести, в последние месяцы юному ученику уже было маловато знаний об одних лишь металлах – он стремился познать все, что хранят книги из немалого собрания учителя Саддама.

Саддам же никогда не запрещал брать книги с полки. Он следил за успехами своего ученика и радовался им точно так же, как радовался тому, что не только кузнечное ремесло привлекает юного Хасиба.

Быть может, все началось с появления в доме Саддама удивительного клинка – чуть искривленного, необыкновенно острого и столь же необыкновенно хорошо уравновешенного. Черная деревянная рукоять выглядела совсем простой, а желобки казались даже грубыми. Но как только юноша взял это чудо в руку, он почувствовал, что эта рукоять и этот клинок неотделимы друг от друга. Что они составляют одно смертельно прекрасное целое.

– Но как? – Хасиб недоуменно поднял глаза на учителя. – Как это могло быть сделано? Быть может, в этом клинке живет какая-то магия?

Саддам лишь усмехнулся.

– Мальчик мой, запомни, нет магии сильнее, чем великие умения человеческих рук и великие знания, добытые человеком за сотни и тысячи лет! Рассмотри получше этот меч, а завтра на заре мы с тобой, получив разрешение у твоего отца, попытаемся выковать точно такой же клинок.

– Ты знаешь, как его сделать? – Теперь уже в глазах Хасиба жила жадность, которая полностью вытеснила простое любопытство. – Ты знаешь это, учитель? Ты научишь меня?

– О да, мой мальчик. Думаю, что я знаю, как это делается. Полагаю, завтра нам покорится металл и мы сможем создать такой же или, быть может, весьма похожий меч…

– О какое счастье! Но что это за клинок, учитель?

– Ну что ж, мой мальчик… Далеко-далеко, там, где восходит солнце, греется под первыми лучами светила прекрасная как сон страна Канагава. Ее история столь долгая и столь непростая, что о ней следует вести отдельный рассказ. С историей этой удивительной страны неразрывно связана и история ее ремесел, в том числе и история оружейников. Тысячелетия мастера своего дела ковали и отливали, закаляли и вытягивали металл, дабы добиться необыкновенных результатов, подобных тому, что ты сейчас держишь перед собой. Разглашение же тайны сплава и закалки клинка карается смертью и поныне. Поэтому для мастеров всего мира любой из мечей страны Канагава становится настоящим вызовом – они пытаются воспроизвести приемы, которыми кузнецы добиваются воистину удивительных, необыкновенных результатов. Те же из оружейников, кто мудро следует советам ученых, куда ближе других подошли к разгадке удивительной силы и вечной молодости такого клинка, который называют катаной. Ибо это меч, который не подведет в самой жаркой схватке, но, кроме этого, может стать высшей наградой или желанным призом тому, кто будет достоин оружия с тысячелетней историей.

– Понимаю, учитель…

Хасиб разглядывал меч, подносил его к свету, любуясь волнистым узором вдоль широкого лезвия. И потом спросил, не отрывая взгляда от удивительного изделия мастеров далекой страны:

– Скажи мне, мудрый мой наставник, а почему ты не учишь меня магии?

Почтенный Саддам слегка оторопел. Ибо переход темы разговора был более чем неожиданным. Но уважение к ученику взяло верх, и он ответил:

– В первую очередь потому, что твой отец желал бы сделать из тебя кузнеца, а вовсе не мага.

– Но разве ты не мечтаешь об ученике, который продолжит твое дело?

– Это, мальчик мой, весьма трудный вопрос. – Наставник ответил ученику честным и открытым взглядом.

– Но все же, ответь мне, прошу!

– Ну что ж, тогда выйдем во двор и присядем в беседке – долгий и трудный разговор следует вести в покое.

Хасиб помог учителю поудобнее устроиться на груде подушек и опустился рядом с ним.

– Да, мой юный друг. Было бы неразумно утверждать, что я не мечтаю о преемнике. Более того – это было бы откровенной ложью. Конечно, я хочу дождаться того дня и того юноши, кому смогу передать все, что знаю и помню. Того, кому смогу поведать, где найти ответы на вопросы, которые беспокоят любого мага. Того, кто точно так же, как и я, изберет для себя более чем высокую цель – избавить мир от порождений Иблиса Проклятого.

– О Аллах всесильный и всемилостивый, – прошептал потрясенный Хасиб, только сейчас поняв, что не утолением простого любопытства живет почтенный Саддам, что его устремления сколь высоки, столь и благородны.

– Да, мальчик мой. Всегда помни, что магу, да и не только ему, любому человеку мудро ставить перед собой цели высокие, порой кажущиеся воистину невыполнимыми. Да, ясно, что твое заветнейшее желание исполнится не завтра – но это и прекрасно. Ибо ты в попытках добиться желаемого познаешь еще множество необходимых, просто нужных или сейчас кажущихся ненужными истин, которые придутся к месту именно тогда, когда будет необходимо.

– Это понятно, учитель. Ты повторяешь это мне по триста раз на дню. И, поверь, я понимаю, что так оно и есть. Но ведь можно поступить и иначе. Не ты ли только вчера цитировал мне удивительную фразу: если долго сидеть на берегу реки, то мимо обязательно проплывет труп твоего врага?

– Увы, мой друг. Я не принадлежу к последователям этого учения. Тебе я рассказал о нем для того, чтобы ты понимал, что под рукой повелителя правоверных множество взглядов на мир и школ, которые эти взгляды считают краеугольным камнем своего учения.

– Но какого взгляда придерживаешься ты, учитель?

– Я считаю, мой друг, что надо избрать себе более чем высокую цель и изучить ее столь полно, сколь это в принципе возможно. И когда твои знания станут достаточно обширными, когда о своем враге ты будешь знать почти все, он сам обратит на тебя свое внимание, вызывая на бой. И, поверь мне, этот бой будет единственным, но смертельным – ибо выжить в нем сможет только один.

– Так и произошло с тобой?

– О нет, друг мой. Так произошло бы со мной, если бы моя прекрасная жена, добрая Мадина, не отправилась в пески на прогулку. Ибо я в том бою был побежден. И без сомнения, погиб бы, если бы не доброе сердце и умелые руки этой удивительной женщины. Но ты, должно быть, прекрасно знаешь эту историю.

– О да, учитель. Хотя ты сам ее мне никогда не рассказывал.

– Ну что ж, тогда я слегка дополню твои знания. Я избрал себе врага много лет назад – врага сильного, бессмертного и бесконечно опасного. Ею стала Царица змей. Долгие годы посвятил я изучению змеиного языка – ибо таковой существует, и с его помощью подданные этой ужасной владычицы могут общаться между собой. Кроме того, я изучал свойства ядов, строение тел этих подданных. Я собрал все мифы о ней, дабы найти в них зерно истины. И найдя – о, конечно, разве могло быть иначе – я стал готовиться к битве с Царицей, изобретая оружие, которое могло бы уничтожить ее сразу и навсегда. Я был весьма близок к успеху (вернее, я думал, что готов к любой битве) в тот день, когда получил от Царицы вызов на смертельный поединок.

Хасиб кивал. О да, он уже знал эту историю – должно быть, в их уютном городке лишь сам Саддам не ведал, что его почитают не только за ум и знания, но и за удивительное мужество – ибо избрать такого врага может лишь человек воистину бесстрашный и решительный. Меж тем учитель завершал свой рассказ.

– Сколько длилось наше сражение, сказать я затрудняюсь. Ибо подданных Царицы оказалось необыкновенно много, а коварство ее – более чем необозримо. Сотням и сотням смертельных укусов мог я противостоять, ибо создал и ежедневно принимал универсальное противоядие. Сотням и сотням бросков я противостоял с клинком, подобным тому, что ты держишь на коленях. Сколько подданных Царицы полегло в день той схватки, я не знаю. Думаю, что это исчислялось тысячами. Но, увы, я мог противостоять всему, кроме коварства. Ибо именно коварным смертельным укусом в затылок сразила меня сама Царица. И лишь женское упрямство оказалось сильнее ее яда, до того мига считавшегося непобедимым. Вот такая история, мой мальчик. И теперь, вновь возвращаясь к твоему вопросу, я могу честно ответить – увы, я не уверен, что желаю подобной участи любому из своих учеников.

– И потому ты не учишь своих учеников тому, что знаешь лучше всего?

– Скорее, мой мальчик, я знаю достаточно много для того, чтобы выучить своих учеников, сделав их достойными и сильными людьми, и при этом не погрузить их в мир бесконечных сражений с заведомо более сильными врагами.

– А если твои ученики… твой ученик изберет такую же высокую цель?

– Что ж, если это случится, я постараюсь дать ему столь много, сколько будет в моих силах.

– Но, наверное, проще было бы отговорить?

– Мальчик мой, быть может, я не самый умный в мире человек. Но я уже давно понял, что отговаривать кого-либо от чего-либо так же бессмысленно, как избавляться от пустыни, складывая песчинки в мешок. Если человек что-то для себя решил, – учитель сделал ударение на последнем слове, – то решение это куда тверже скал. И потому, конечно, я не стал бы отговаривать, как не отговаривал в свое время отец и меня, когда узнал о моей решении.

– Но если я тоже принял такое решение? Если я тоже мечтаю стать великим колдуном? Ты научишь меня?

Почтенный Саддам рассмеялся.

– Ох, Хасиб, это не то решение, о котором мы с тобой только что говорили. Но если ты твердо решил, что твой удел – магия, а не помощь отцу, я буду учить тебя вещам, о которых мы не говорили прежде. И не потому, что ты хочешь быть великим колдуном. А потому, что ты хочешь быть кем-то. Подобный выбор я тоже уважаю.

– Тогда, учитель, я прошу тебя, сделай меня магом – ибо я хочу этого.

– Да будет так, – склонил почтенный Саддам черную чалму. И пески вокруг повторили: «Да будет так».