Едва в замке стемнело, мисс Ильзебилль накинула черную шаль, прихватила одной рукой две вязанки хвороста, в другую руку взяла свечу: напоследок она решила поджечь комнату со скалой, а потом скрыться в ночи и в тумане. На море ее уже ждала яхта, подготовленная к побегу. Тяжело дыша, с пылающими щеками, шла она по темному коридору.

И тут из темноты послышались приближающиеся шаги – это был Паоло. Вязанки хвороста скользнули вниз и шурша рассыпались на полу. Ни о чем не спрашивая, он бережно взял у нее свечу, поставил на пол и, не проронив ни слова, ласково погладил волосы и руки Ильзебилль. Ее черные глаза больше не ускользали в сторону от его глаз, смотревших на нее с участием и пугающей кротостью, взгляд ее не блуждал, она смотрела ему прямо в лицо, такое светлое, радостное. Теплые глаза Паоло светились одной лишь благодарностью. В первый раз его губы приблизились к ее губам и сомкнулись в поцелуе.

С этими словами Недис вновь поцеловал Сафият. Девушка ответила, но гость не почувствовал в этом ни страсти, ни даже желания.

«Ты так быстро все забыла? Брат же хвалился, что ты без ума от него. Что достаточно лишь прикоснуться к твоей руке, чтобы ты застонала от желания…»

Недис повел в воздухе двумя руками так, словно пытался выстроить вокруг девушки купол. Несколько слов – купол осветился мертвенно-синим светом и… пропал.

– Прекраснейшая, барон Паоло сказал, что нынче покидает замок. Ильзебилль сидела скорчившись в коридоре, свеча погасла, безудержный страх сотрясал ее плечи. Высоко подняв нательный крестик, она встала, хворост остался на полу. Ей надо идти, по коридору, к двери, туда, в комнату. Суровым было ее лицо, затем оно исказилось гримасой беспомощности. Держа над головой крест, плача и каясь, медленно шла мисс Ильзебилль по коридору. Отодвинула засов на двери. Ломая в отчаянии руки, она металась по комнате, била себя в грудь, наконец, упав на мягкий ковер, забылась сном.

Во сне она слышала шум, и треск, и мужские голоса, кричавшие ей: «Спасайся, Ильзебилль! Спасайся! Спасайся!» Она поднялась. Разверзлась скала, из огнедышащей пасти, раздуваясь, вырывалось пламя. Из расщелины хлынула вода, извиваясь тысячами щупалец, в комнату ввалилось чудовище. Словно вздыхая, оно исторгало из себя дрожащие сине-розовые языки пламени. Мисс Ильзебилль кинулась к двери, но не нашла ее, тогда она закричала, пронзительно, безумно: «Паоло! Паоло!» Чудовище, шипя, ползло следом. Сладостный ужас пронизал ее тело, в смертельном страхе она стала биться о стену. На стене блеснуло копье. Она сорвала его и не целясь метнула в огонь. Уже теряя сознание, Ильзебилль отыскала дверь, с воплями помчалась по пустынным коридорам, размахивая обожженными руками, добежала до своей комнаты и упала возле двери.

До самого рассвета пролежала там гордая мисс Ильзебилль. А когда поднялась, с тупым спокойствием сняла с себя туфли, распустила косы и, простоволосая, в одной тоненькой сорочке, вышла за ворота замка и направилась через пустошь в сторону города, к тому месту, где росли березы. Она шла не оглядываясь. А за ее спиной неистовствовала стихия. С моря нарастал гул. Гигантская морская волна, вытянувшись на целую милю, прорвала дамбы и, крутясь и пенясь, обрушилась серой стеной на заколдованную равнину, накрыв собой и то, что когда-то уже однажды принадлежало морю, и серый замок, и спящих в нем несчастных людей.

Ужасная волна докатила свои воды до самого холма, где росли березы. Ильзебилль поднималась по склону холма, и когда она проходила между деревьев, на лес опустился туман. Ее губы шептали странную молитву, но уже блекли, дева становилась все тоньше и тоньше и наконец со вздохом растаяла, растворившись в легком тумане, плывущем над березами.

Солнце стояло над морем, когда из города через пролом в стене медленной рысью выехал всадник на вороном жеребце. Он поднялся на холм и остановился на вершине: внизу, растянувшись на многие мили, бушевала и пенилась серая масса воды. Не было больше ни дороги, ни замка.

В тот день, когда прорвало дамбу, горожане еще раз увидели черного рыцаря: он промчался по улицам города… И там, где ступил его черный конь, более не выстроили ни дома, ни харчевни, ни лавки. Лишь черные цветы качались на синих стеблях, отмечая путь призрака…

Недис завершил рассказ. Сафият с трудом сбросила с себя колдовское очарование печального сказания. И лишь тогда заметила, что возлежит она на собственном ложе, что и рассказчик, и она сама наги, что серебряный свет луны заливает опочивальню. А пергамент, на котором должна была быть записана печальная история о черном рыцаре и самоотверженной красавице Ильзебилль, остался внизу, вместе с лакомствами, к которым ни она, ни Недис так и не притронулись.

«Он колдун! Он вновь околдовал меня! – Девушка вздрогнула в испуге. – Я видела пламя костра, я слышала удары подков о камни горной тропы, я слышала смех и пение красавицы Ильзебилль…»

Недис-пришелец прильнул к шее девушки в долгом поцелуе. Она не шевелилась.

– Чего ты боишься, красавица? Избегаешь моих объятий? Тебе неприятны мои поцелуи?

Сафият почувствовала, что язык не повинуется ей – она не может произнести ни слова. Не может потому, что хочет многого – объятий, требовательных и нежных, поцелуев, заставляющих забыть не только о приличиях, но и о себе самой, близости, кружащей голову… Сафият ощутила, что все это уже было – было в точности – даже желания, горячие, пламенные, были точно такими же. Все ощущения, все прикосновения… Будто повторился день вчерашний…

– Прекраснейшая, иди же ко мне…

Сафият покорно отдалась опытным рукам гостя. Рукам, которые повторяли вчерашние движения педантично, до последней мелочи. Но сейчас это было неважно – ибо во властности этих прикосновений жило особое колдовство, колдовство, усмиряющее разум и опаляющее чувства. Губы, холодные и решительные, лишь подтверждали его власть над ее телом и духом.

«Да, о да! Мне не нужен другой – мне нужен только такой: мудрый, сильный и решительный… Любовник и наставник…»

О, тут Сафият, даже околдованная, ничуть не ошибалась. Ибо ее гость давно уже в совершенстве постиг науку колдовской страсти. Быть может, единственную из наук, которых было так много…

Разум же Сафият, похоже, спал – ибо вновь не слышала она спасительного шепота внутреннего голоса, не видела ничего, кроме горящих желанием глаз прекрасного гостя.

Пальцы девушки скользили по его шее, по плечам, остановились на груди.

– Клянусь, – прошептала Сафият, – столь совершенно тело бывает только у борцов… Как ты прекрасен!

И удивилась сама себе: ей показалось, что вчера она эти слова уже говорила. «Я повторяюсь, как мой гость… Но отчего же он не укорил этим меня?»

Однако трезвые мысли покинули ее так же внезапно, как и появились, – прикосновения Недиса становились все горячее, все настойчивее.

Он же помнил, что сегодня нет нужды учить страсти Деву Пророчества, что побывала она на самом дне бездны… И теперь он может смело бросить ее в ярость страсти, какой не видела еще ни одна женщина в мире.

«Дурочка… Конечно, не видела. Такого тела не может сотворить природа – это лишь наваждение. Но для тебя страсть будет не просто колдовской – она будет поистине смертельной. Ибо после меня, нас, ты не захочешь никого! Любой из простецов, пожелавших тебя, будет тебе отвратителен. А его прикосновения заставят тебя лишь содрогаться от ужаса!..»

И гость прильнул к шее девушки. То был второй шаг морока – теперь Сафият не избавится от наваждения до утра.

«Мой Недис в одежде был совсем невидным… Сколь многого лишены мы, не видя истинной красы тех, с кем делим страсть!»

Девушка гладила могучие плечи, восхищаясь прекрасным телом, что пряталось за строгими одеяниями. Она любовалась телом гостя, наслаждалась его решительными прикосновениями. Она чувствовала, что голова от желаний идет кругом. Могучие плечи, широкая грудь, плоский живот. Взгляд Сафият спустился к чреслам.

«Мужское тело прекрасно! Особенно в тот миг, когда охвачено огнем желаний!»

– Если будешь так смотреть на меня, моя греза, то я не смогу угодить тебе так, как мне бы того хотелось, – шепотом проговорил он.

Сафият потупилась, лишь из-под ресниц продолжала любоваться гостем. Не смотреть на него было невозможно. Недис провел рукой по обнаженному плечу девушки, опаляя ее своим прикосновением, утверждая свою власть над ней.

«Вчера я так же испугалась своей наготы… Так же спрашивала у себя, куда делось мое платье!..» – мелькнуло в затуманенном мозгу девушки.

Увы, продолжить она не смогла – волны желания уже затопили ее разум.

Гость еще раз провел ладонью по прекрасному плечу и едва не застонал сам: кожа была так нежна, что вожделение поглотило все иные желания, овладело им, заставило бешено биться сердце. От этой неопытной красавицы он завелся так, будто сам был неопытным мальчишкой и впервые увидел обнаженное женское тело. Черные, как вороново крыло, ресницы. Волосы разметались темным шелком. Он даже испугался того вожделения, каким горел к ней, неизвестной. К той, которая вскоре исчезнет, оставив в памяти лишь эту мимолетную ночь.

Наклонившись, он страстно поцеловал ее, а пальцы легкими движениями коснулись гладкой кожи груди. Застонав, Сафият прижалась к его руке.

– О мой Недис…

– О да, прекраснейшая. Наконец мы вместе… Я хочу сделать тебя счастливой. Пусть всего на миг…

– Мой желанный… – Сафият нежно рассмеялась, а Недис поймал себя на том, что любуется длинной ее шеей и предвкушает, как вопьется обжигающим поцелуем в соблазнительную впадинку у ключицы. – Я вижу, что страсть поглотила тебя целиком. Не бойся и не медли – я желаю тебя столь же сильно, сколь ты желаешь меня. Я говорила это тебе вчера и повторю сегодня. Я твоя!

Недис привстал, взглянул девушке в глаза. Но там плескалась только страсть. Однако эта страсть заставила гостя насторожиться. Страсть и ревность.

– Удивительнейшая… – Недис зарылся лицом в шею девушки. – Мечта моя, греза…

Сегодня Алим куда яснее видел, что гость колдует, околдовывает, обволакивает Сафият путами колдовского желания. Сказка не подошла еще и к половине, но он уже надел магическое покрывало на голову девушки. Вновь, как вчера, он заставлял ее не столько слушать, сколько вожделеть, не столько следить за судьбой несчастной девы Ильзебилль, сколько за губами рассказчика, напоминая, каким был вкус поцелуев.

«Ох, достойный рассказчик… Теперь я знаю, я вижу, кто ты на самом деле».

Вновь Алим глазами кота наблюдал, как девушка с удовольствием позволила себя обнять, как с улыбкой повела гостя наверх. Алим видел, что полуночный колдун повторяется, видел, но не совсем понимал, почему он ничего не меняет в своих деяниях.

«Он повторяет себя вчерашнего! Повторяет до мелочей! Отчего так? Почему не идет далее? Да, любому ученику чародея известно, что околдованная, завороженная, влюбленная женщина сделает для своего любимого все – не раздумывая о собственной судьбе и о том, насколько сие деяние разумно. Но нельзя же каждый раз колдовать, ничего не меняя. Обычные люди, радуясь обретению первого клочка власти, стараются завоевать следующий, потом еще… Ты же повторяешься до мелочей, до слов… Отчего?»

Алим впервые подумал о девушке – почему она не замечает очевидного?

«Должно быть, без колдовства, полуночный гость, ты уже не решаешься подойти ни к одной женщине?.. И потому сначала обращаешься к черным силам, а уже потом решаешься околдовывать страстью…»

Неспящий маг прикинул, что может лишить гостя уверенности в себе, попытаться изгнать его из опочивальни. И этим, пусть немного, но все же приведет Сафият в чувство.

Однако ничего подобного не произошло: девушка по-прежнему вела себя, как влюбленная кошка, а Недис-гость вновь почувствовал себя мальчишкой, который впервые обнимает женский стан. И вновь он не ощутил чужого колдовского присутствия.

Более того, Алим призвал иное заклинание, а полуночный колдун был таким же, как вчерашний…

– Свет звезд моих, Сафият… – Недис остановился и опустил глаза. Он попытался найти слова, но не мог – не должно взрослому мужчине признаваться в том, что он, мечтающий о пылкой страсти, давно не касался женского тела. – Мне больно говорить это, но…

– Ты хочешь уйти? Ты напуган?

– Нет, прекрасная, – покачал головой Недис. – Я… О нет, да! Я боюсь того, что я… что я неумел, что моих знаний не хватит, чтобы сделать счастливой тебя, чтобы ты насладилась в полной мере…

Сафият нежно улыбнулась.

– Любимый, я тоже знаю и умею совсем мало. Уже много лет мужчины обходят меня стороной, пугаясь того, что я могу оказаться выше их… Хоть в чем-то. Думаю, что тебе, как вчера, придется учить меня страсти… И быть может, вспомнив вчерашний полет, сегодня мы взлетим еще выше…

Слова девушки бальзамом пролились на Недиса. Он почувствовал, что сердце его готово выскочить из груди. Гулкие его удары почти заглушили слова Сафият, оставив лишь ликование победы.

Девушка продолжила:

– И вновь я прошу тебя – не торопись. Дай мне почувствовать каждый миг наслаждения, как ты сделал это вчера… Дай вместе с тобой взойти на вершину и удержи там, пока не присоединишься ко мне…

– Прекраснейшая, желаннейшая из женщин мира. Клянусь тебе, я не потороплюсь, я буду медлителем, как самый сладкий сон… Поверь, ни одного мгновения больше терять я не намерен – ибо ты, желанная, рядом со мной. Клянусь, у меня хватит сил, чтобы показать тебе все… Чтобы стать с тобой одним целым…

– Я так хочу этого, – мечтательно протянула Сафият.

Неужели она вновь почувствует то, что было вчера? Ощутит его наслаждение как свое, увидит те же звезды, что открылись и ему?

Кровь гудела в жилах Недиса, его тело горело от близости самой желанной женщины мира. Он впервые почувствовал прикосновение нежных рук к своему горящему челу, почувствовал, какой силой обладает каждое такое касание. Она его женщина! Он готов, о нет, он просто обязан воплотить в реальность самые безумные из своих мечтаний, которые до сего мига жили лишь в его воспоминаниях и воображении.

– Ты будешь счастлива со мной, удивительная женщина, – согрел губы Сафият его горячий шепот. – Не бойся, я не сделаю тебе больно. Просто доверься мне…

«Аллах великий… Неужели и этот тоже влюбился в нее… Что же теперь будет?»

Второй раз подряд Алим не мог совершить одну и ту же ошибку. Объяснение всему происходящему должно, просто обязано было найтись! Но сейчас, в первую очередь, следовало все продумать и придумать, как исправить содеянное.

Сегодня попытки Алима разглядеть, что же происходит в опочивальне, увенчались успехом. Хотя и относительным – ни кокона страсти, ни щита любви он не почувствовал. Но не увидел ровным счетом ничего. Темнота, непроницаемая чернота заполнила опочивальню до самого потолка. Да, этот гость, как бы ни казался быть таким же, как вчерашний… был иным, другим человеком. Другим магом… Этот не умел ставить щиты, не умел творить кокон страсти. Но умел прятать себя и все вокруг в непроглядной тьме незримости.

И вновь Алиму оставалось только ждать… И пытаться представить, как пойдут дела и чем будет отличаться утро грядущее от утра сегодняшнего. И еще… Отгонять приступы черной зависти и огненной ревности, которых не мог, не должен был испытывать настоящий маг.

Тьма незримости окутала опочивальню – Недис сделал это почти инстинктивно. Он словно прятался от всего мира – и прятал с таким трудом и только на несколько коротких мгновений завоеванную добычу. Завтра она ускользнет, перейдет в другие, свои, руки. Но сегодня ночь принадлежала ему. И медлить было бы просто глупо.

Всепоглощающий шквал страсти, обрушившийся на Недиса, был неожиданным для него самого: ему давно не доводилось переживать ничего подобного. И вызвала эту бурю не умелая обольстительница, каких он познал немало за долгие годы, а эта девушка, робкая и неумелая, о нежных губах которой он и не слыхивал до сегодняшнего дня.

Он весь превратился в комок пульсирующих желаний. Однако воспоминание об обещании взяло верх:

«Ты же обещал ей, Недис… Она должна почувствовать, насладиться. Не торопись, иначе она запомнит только боль и то, что эту боль причинил ей ты! И тогда пути назад не будет».

Нет, этого нельзя было допустить. Об этом нельзя было даже думать – ибо мысль материальна. «Ты должен возбудить ее, подвести к пику наслаждения и лишь затем взять!» Да, именно об этом можно и должно думать.

Недис повернулся на ложе, обнял Сафият и жадно припал к ее губам. Вновь прикосновение жаркой жадной плоти стало для девушки неожиданным. Но лишь на миг – ибо вновь тело гостя говорило куда яснее его слов.

– Теперь ты веришь мне? – прошептал Недис.

Она и вчера поверила ему… Да и трудно было бы не поверить. Сегодня она удивилась тому, сколь пылко ответила на его желание – тому, что ответила столь же пылко. Точно так же, как вчера. «Но почему, почему я так запылала? Ведь я только вчера познала тебя… Ты тот же, но как будто другой – твоя объятия пылки, но сжимаешь ты меня так, будто боишься отпустить…»

Недис, должно быть, почувствовал ее удивление. Сафият ощутила, как горячие губы начали свое странствие по ее телу, как язык, вслед за губами, начал ласкать ее грудь, как рука скользнула вниз и пальцы нащупали и стали мягко ласкать бутон ее страсти.

По телу Сафият знакомо разливалась теплая волна возбуждения, кровь побежала по жилам, сердце стучало все чаще и чаще.

Пальцы и язык Недиса продолжали свою мучительную, сладкую муку.

– О нет, остановись! – вскричала она, чувствуя, что почти не может владеть собой. – Не надо! Остановись!

– Не могу, удивительнейшая, не могу… Да и не хочу – раздался его прерывистый шепот. – Ты требуешь невозможного. Лучше забудь обо всем, постарайся почувствовать меня, дай себе волю!

Его слова, Сафият с удивлением ощутила это, зажгли в ней поистине невероятный огонь. Знала ли она такую страсть до сего мига, знала ли такую любовь? Быть может, те немногие, что осмеливались беседовать с Сафият, осмеливались целовать ее, осмеливались просить о близости, не пылали таким горячим чувством, как этот не так давно знакомый, но единственный и любимый мужчина…

Сейчас на ложе, отвечая на смелые ласки этого удивительного человека, распростерлась женщина, вожделеющая самой невероятной страсти!.. Что ж, он победил. Будь что будет!

– О да, ты желаешь меня… – словно сквозь сон донесся до нее голос Недиса.

Его пальцы стали более настойчивыми, они проникали все глубже, то убегая назад, то устремляясь вперед. Желание, до сих пор жившее в самом низу живота крошечным светлячком, стало разгораться все ярче и переливами нестерпимого света побежало по всему телу, окутывая сладостной негой каждую его часть, задевая каждый нерв, заволакивая разум пеленой черного дурмана, даря изысканное, ни с чем не сравнимое блаженство.

Сафият застонала, ее глаза закрылись, голова запрокинулась, а бедра задвигались, повторяя дразнящий танец его пальцев. Одиночество, печаль пустых вечеров, тоска о семье, вчера покинувшая затаенные уголки ее души – все осталось где-то там, в прежней жизни, сейчас она вновь желала лишь одного – безраздельно отдаться новой волне наслаждения, которая, вздымаясь все выше и выше, неотвратимо несла ее на своем гребне к неведомым далям.

Недис холодно наблюдал, как сдержанная, неумелая женщина превращается на его глазах в страстную, охваченную буйным вихрем желания. Теперь Сафият с жадностью принимала от него то, что еще несколько мгновений назад решительно отвергала, и он понял, что она вскоре взойдет, взовьется на самую вершину страсти. Давно забытое ощущение подсказало ему, что настала та самая минута, пропустить которую не должен ни один уважающий себя возлюбленный.

И Недис вошел в восхитительно влажное, ждущее, жаждущее ее тело. Выждав лишь долю секунды, чтобы Сафият привыкла к новому ощущению, он начал смелую атаку.

– О боги! – простонал он. – Никогда в моей жизни не было ничего подобного! Ты… ты просто чудо, моя мечта…

Сафият не верила себе, не верила своим ушам: вновь такая сила, такая страсть… Она опять стала девчонкой, которая познает любовь самого желанного и прекрасного на свете мужчины.

Недис между тем продолжал размеренно двигаться, успокаивая и одновременно возбуждая. Волна желания подхватила Сафият и стремительно понесла, сметая на своем пути все мысли об осторожности. Затем она швырнула ее вверх, и девушка словно зависла в воздухе, охваченная наслаждением пронзительной силы.

Ее исполненный страсти стон прозвучал для торжествующего Недиса наградой. Сам он давно уже ждал этого момента. О, теперь и ему можно было отдаться ощущениям, возводящим его к самым вершинам! Несколько широких, размашистых движений, и его хриплый стон присоединился к затихающему крику Сафият.

Они долго лежали рядом друг с другом, не шевелясь и почти не дыша.

Наконец хоровод звезд перед глазами Сафият стал меркнуть, а мир – обретать свои прежние очертания. Недис торжествующе улыбался…

«О Аллах великий! – пронеслось в голове у Сафият. – И вновь я потеряла голову от страсти! Довольно было одного его взгляда, чтобы отдаться ему, забыв об осторожности. Отдалась так, словно вижу его впервые. Конечно, он не колдун. Просто по-настоящему опытный мужчина, который может зажечь подлинный пыл даже в самой печальной женщине… Мой Недис…»