Солнце висело совсем низко над горизонтом, когда Шимас смог наконец остаться вдвоем с Халидой. Он вдруг почувствовал, что ему вовсе нет необходимости рассказывать своей жене о всех самых мелких подробностях: той вполне достаточно самого факта – ее муж здесь, рядом с ней, он доволен и спокоен.

Халида же прекрасно видела, что Шимаса наконец отпустило беспокойство, которое не уходило все эти дни.

– Так, значит, ты одержал победу, о муж мой, свет моих очей?

– О нет, великолепная… Я лишь мечтаю подарить несколько минут наслаждения лучшей из женщин под этим небом.

Халида рассмеялась. Ну что ж, если Шимас не хочет говорить сейчас ни о чем, то захочет позже. Уж она-то своего дождется.

И девушка отдалась сильным и таким любимым объятиям, моля Аллаха лишь об одном – чтобы он даровал им радость любви еще на долгие и долгие годы.

– Я хочу подарить тебе сказку, любимый, – прошептала Халида.

– Мне не надо ничего, моя греза. Лишь оставайся со мной всегда, – промолвил он, отвечая объятиями на объятия, а поцелуями на поцелуи.

Халида подняла на мужа глаза, и у Шимаса перехватило дух. О, эти преданные глаза, эта прекрасная душа! Да, Халида сделала для него куда больше, чем думала. В полумраке стерлись воспоминания о всем прошлом, и лишь она, отчаянная и преданная, и он, безумный мститель и влюбленный глупец, остались во всем мире. Удивительная горячая волна благодарности затопила его разум и внезапно переросла в вожделение, какого Шимас и не ожидал от себя. Он схватил девушку в объятия и поцеловал. Она тут же обвила его руками, и их сердца неистово забились от возбуждения. Она приникла к нему, и ею овладела сильнейшая жажда любви. Его губы прижались к ее губам. Они искали, просили, умоляли, вытягивали из нее отклик на его призыв. Халиду поглотила его страсть. О, она и не предполагала, что робкий язычок пламени светильника в старой лампе на пороге опочивальни сотворит такое чудо.

Она была вся в огне. Его язык вошел в ее рот, и она играла с ним, сосала и пощипывала нежно и возбуждающе.

Она была неистова и требовательна. Она прошептала ему на ухо:

– Вот это и есть моя сказка!

– Любимая, я не могу благодарить тебя вслух. Все слова мертвы. Но я не задержусь с ответом.

– Мой Шимас, как же мне плохо без тебя!

Шимас ничего не ответил, лишь в глубине его глаз зажглось нежное, предназначенное только ей сияние. Он обнял ее и этого простого прикосновения было довольно, чтобы силы почти оставили ее.

Она не протестовала, когда он распустил шнуровку жилета, а потом и снял его совсем. Вслед за жилетом пала к ее ногам длинная рубаха из тончайшего батиста. Халида стояла, слегка дрожа, но отнюдь не от холода, ибо в опочивальне было тепло и уютно. Шимас отступил назад, любуясь женой и ее совершенным телом. Не произнося ни слова, он снял платье и отбросил его в дальний угол. Легкая улыбка коснулась ее губ, когда такое прекрасное, хорошо знакомое ей тело вновь предстало перед ней. Она протянула руку и с каким-то новым, удивившим ее саму чувством, принялась гладить его грудь. Их взгляды встретились, и он тоже улыбнулся.

– Кто будет первым, любимая? – мягко спросил он.

В ответ она лишь молча распустила тяжкий узел волос на затылке. Черная волна хлынула вниз.

У него перехватило дыхание, когда он увидел ее такой, какой дано видеть возлюбленному свою прекрасную любимую. Протянув к ней руки, он медленно привлек ее к себе и заключил в объятия. Он стоял, прижимая ее к себе, ощущая тепло ее тела, просто наслаждаясь ощущением ее близости. Она не двигалась в кольце его объятий. Он нежно гладил волосы, наслаждаясь их шелковистыми прикосновениями и купаясь в волнах прекрасного аромата, и от волшебной тяжести его ладони по ее телу пробегала восхитительная мелкая дрожь.

Халида сделала движение, чтобы освободить руки, и они медленно заскользили вверх по его широкой груди. Потом ее пальцы остановились, и она стала гладить мягкие волоски, которые покрывали его грудь. Он терпеливо переносил это восхитительное раздражающее движение, пока игра наконец не утомила ее. Ее руки скользнули вверх и обвили его шею.

Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Они слились воедино. Неистовая страсть вспыхнула между ними. С тихим возгласом он наклонил голову и вновь завладел ее ртом. С нежным вздохом она покорилась ему, ее губы смягчились под его губами.

Вместе они упали на колени, все еще держа друг друга в объятиях. Они целовались и целовались, пока она наконец не отняла губы и не рассмеялась, задыхаясь.

Он признался:

– Я не могу насытиться тобой, любимая!

Она тихо ответила:

– О, мой прекрасный! И я не могу насытиться тобой. Мне все время кажется, что ты лишь телесно здесь, со мной. Что душа твоя столь далеко… И я боюсь, что вскоре у меня недостанет сил, чтобы удержать здесь, подле себя, твое тело.

Шимас покачал головой.

– О нет, прекраснейшая! Твои объятия для меня слаще целого мира. И только здесь, рядом с тобой, я могу быть настоящим, живым человеком. Только подле твоих ног я превращаюсь из коварного царедворца в обычного человека, к тому же без памяти влюбленного в собственную жену. Здесь я живу. А там… – Его лицо омрачилось. – Там я пытаюсь кому-то что-то доказать, чего-то несбыточного добиться. Там – мое поле боя, а тут… О, тут моя тихая пристань.

Легкая тень беспокойства легла и на ее прекрасное лицо, и он почти застонал:

– Халида, неужели так будет всегда? Неужели лишь в тиши твоих объятий смогу я оставаться самим собой?

Она обвила его руками и прижала к себе.

– О нет, мой прекрасный! Вскоре ты везде будешь самим собой. Совсем скоро…

– О, большего я и не хочу… Но… – Тут его глаза блеснули, и Халида с удивлением увидела, что исчез усталый царедворец, а рядом с ней появился удивительно сильный и удивительно пылкий любовник. О, это было воистину колдовское превращение, достойное и этих стен, и обещанной сказки. – Но как же быть с твоим обещанием?

– О-о-о… Теперь замолчи, Шимас! – приказала она и, притянув к себе его голову, припала устами к его устам в долгом и нежном поцелуе.

Его сильная рука ласкала ее груди, и Халида с наслаждением погрузилась в его объятия. Каждая их встреча была словно первая. Она удивлялась этому своему ощущению, но отделаться от него не могла. Он наклонил голову и прильнул к ее груди. Она прижала его к себе так крепко, как только могла.

– Ох, Шимас, – прошептала она, – ты сочтешь меня слишком нетерпеливой, но меня так переполняет желание насладиться тобой. Это словно первое прикосновение – оно жжет и распаляет! Не играй со мной долго, умоляю!

Он оторвал голову от ее упругих грудей и, чуть-чуть изменив положение, мягко вошел в ее лоно. Она вздохнула и отдалась ритмичным движениям любви.

– О, прекраснейшая, единственная женщина в мире, – прошептал он, – я люблю тебя!

– Я люблю тебя! – прошептала она в ответ. И Халиду закружила буря страсти, которая начала бушевать в ней. Она стонала и металась, когда ее желание снова и снова достигало пика. Но он все еще не давал ей остановиться и отдохнуть, и когда она, не выдерживая более этой сладостной пытки, взмолилась, он засмеялся во весь голос, но не стал торопиться, пока не понял по ее стонам, что она уже более не может этого выносить. Только тогда он бросился вместе с ней в темную пропасть страсти, испытывая неодолимое желание обладать ею всегда.

Свеча слабо мерцала, и дрожь охватила обнаженные тела. Они были вместе, и это было воистину самым правильным, что только могло быть в их жизни.

Халида почувствовала спокойное дыхание мужа. Он, должно быть, мечтал, что ему удастся тихо и незаметно сбежать в теплый сон от ее любопытных расспросов. Но она, Халида, не могла этого стерпеть.

– Не спи же, муж мой! Не спи, проснись!

И девушка весьма чувствительно потрясла Шимаса за плечо. Тот раскрыл глаза и недовольно пробурчал:

– Аллах всесильный, даже дома нет мне покоя! Остановись, женщина, не тряси меня словно яблоню!

– Я не трясу тебя словно яблоню! Я трясу тебя словно хитреца, который хочет сбежать от расспросов.

Шимас нежно улыбнулся жене. Ну как он мог допустить, что она не поинтересуется последним актом драмы, глупец?

– Ну, что ты хочешь узнать, прекраснейшая?

– Как ты разоблачил кади и достойного Хазима?

– Кади разоблачил себя сам – я лишь заставил его сдержать слово. А первый советник… Ему я не сказал ни слова, но более, думаю, он не появится ни в диване, ни в нашей жизни…

– Ты шутишь?

– О нет, красавица. Просто он меня узнал – в своем злейшем враге он узнал своего подручного. Он узнал Жака-бродягу…

– О Аллах всесильный. И?..

– И струсил… Более того – он, полагаю, напридумывал себе столько страхов и бед, что готов был сбежать на самый край мира, только чтобы оказаться как можно дальше от проницательных моих глаз.

– Трус… Презренный трус.

– О да. Просто горстка трусов и глупцов, которым новый халиф мешал спокойно жить. Горстка безумцев, которые ценят свое спокойствие и сытое чрево значительно больше, чем человеческую жизнь… Но успокойся, теперь все в прошлом. И, думаю, пора моему Жаку, недалекому и бесприютному приятелю, наконец исчезнуть.

Халида пристально посмотрела на мужа. О нет, он не шутил. Более того, он был спокоен и безмятежен.

– Аллах великий, Шимас! Ты решил отправить его на покой? И более не вынимать из сундука иноземное платье?

– Да зачем теперь? Никто более не будет искать Жака-бродягу у чинийца Чэня…

– И это самый хитрый и самый изворотливый из всех известных мне мужчин! Да разве этот глупый заговор был единственным? Да разве мало в нашем прекрасном городе несправедливости?

– О чем ты, моя греза?

– О том, друг мой, мой прекрасный и сильный муж, что платье твоего Жака тебе послужит еще не один десяток раз. Ибо не все и не всегда можно доверить городской страже. Должен же быть кто-то, кого можно позвать в случае, когда бессильны законы, ибо они зачастую защищают не справедливость, а богатство, не обиженных, а обидчиков!

– Я перепишу эти законы!

– О да, мой любимый. Но, думаю, случится это еще очень и очень не скоро! И потому мне кажется, что твоя тайна, о визирь Шимас, твой Жак-бродяга скорее станет легендой, чем кучкой старого платья на самом дне забытого сундука.

История о мудром молодом визире и его тайне более чем поучительна. Но не менее поучительна и последняя история Шахразады – история о смелом Хасибе и мстительной Царице змей.